Глава 6


Следующий день начался с завтрака, предусмотренный Мирнином снова. Он поставил его на стол в то время как она все еще лежала на кровати, щурясь на свет. Клер сказала:

— Ты дал мне наркотики.

— Ну, только чуть-чуть, — сказал он. Он был одет в ужасно смотревшиеся Гавайскую рубашку, все розовые и жёлтые цвета и неоновую зелень, пара штанов, которые когда то были в моде и шлёпанцы. — Ты выспалась?

— Не давай мне снова наркотик.

— Это не было бы уместно в любом случае. Ты не можешь спать, ты это знаешь. Пока мы не закончим.

— Не напоминай мне. — Она встала, потянулась и ей захотелось, чтобы на ней была свежая одежда. Эта была сморщеной и начинала плохо пахнуть. Не то чтобы Мирнин мог заметить, наверное.

— Что на завтрак?

— Пончики, — сказал он весело. — Я люблю пончики. И кофе.

Клер сомневалась насчет кофе, но он добавил немного сливок и сахара, а покрытый шоколадом пончик помог перебить вкус, в любом случае. Она выпила его весь при помощи большого количества сладких укусов; она была уверена, что ей понадобиться все кофеин, который она может получить.

Завтрак не длился достаточно долго. Она не могла сказать, каким образом ей становилось известно, что что-то изменилось; у нее выработалось своего рода шестое чувство на такие вещи, побыв с Мирнином некоторое время. Может быть, это было просто из-за того, что он впадал в молчаливое состояние, что казалось, длилось слишком долго. Она подняла глаза и увидела его, стоящего в дверях комнаты, наблюдая за ней большими, блестящими темными глазами, которые казались… тоскливыми? Она была не совсем уверена. Он мог быть расстроен из-за самых странных вещей. Он улыбнулся, совсем немного, и это казалось очень печальным.

— Ты сейчас напомнили мне о ком-то.

— О ком? — Это не заставит вас чувствовать себя лучше, зная это.

Так или иначе, она могла догадаться.

— Ада, — сказала она. — Вы думали… об… образе Ады.

— Я не знаю, что вы имеете в виду.

— Вы выглядите так, будто вам ее не хватает, — сказала Клер. — Скучаете, не так ли?

Его улыбка исчезла, как если бы у него больше не было сил удерживать ее.

— Ада была моим другом и коллегой в течение очень долгого времени, — сказал он. — И было… большое уважение между нами. Да, я скучаю по ней. Я скучаю по ней каждую минуту, с тех пор как она ушла, каким бы странным это для вас не казалось.

Он оттолкнулся от косяка, как если бы он собирался уйти. Она не могла смотреть, как он уходит с таким потерянным выражением, так что Клер спросила.

— Как вы познакомились с ней?

Это вернуло его и улыбку назад. Сейчас это казалось менее тоскливым.

— Я услышал он ней первый. Она была блестящей, ты знаешь. Блестящей и очаровательной задолго до ее времени. Она поняла концепцию вычислительных машин с самого начала, но не только это… она была студенткой многих великих, в том числе и людей. Так мы встретились.

Однажды ночью в Лондоне она заметила меня в толпе, и следующее, что я знал, что она требовала объяснить, кем я был. Она могла сказать, вы видите. Это очаровывало ее. Не удивительно, потому что ее отец и его друзья были настоящим Готическим народом, ты знаешь.

— Клер, должно быть, выглядела озадаченной, потому что он вздохнул. — Серьезно, дитя. Лорд Байрон? Перси Шелли? Мэри Шелли? Джон Полидори?

— Хм… Франкенштейн?

— Должно быть, это работа Мэри, да. Доктор Полидори прославился так же сомнительной работой домыслов… о вампирах. Так что Ада была гораздо более проницательна, чем можно было бы подумать. И ужасно настойчива. Прежде всего, мы были… — Он остановился, взглянул на нее, и сказал, — Близкими друзьями.

— Мне не пять лет.

— Очень хорошо, тогда, называй это, как хочешь. Мы сблизились, и, я думаю, сейчас мы оставим это обсуждение. — Он откашлялся и отвел взгляд, и сказал, — Спасибо.

Она убирала свой пакет от пончиков в жирных пятнах, и остановилась, уставившись на него.

— За что?

— За то, что заставила меня думать об этом, — сказал он тихо. — Я так скучаю по ней.

Действительно скучаю. — Он, казалось, был немного удивлен из-за этого, потом с трудом стряхнул с себя. — Достаточно. Позвольте мне показать вам, чего я уже достиг, пока вы не навлекли на себя так много проблем.

— Я не…

— Клер. — Он посмотрел на нее долгим, укоризненным взглядом, и приложил палец к губам.

— Молчание в то время как Я говорю. У нас нет времени для споров.

У него действительно было дело, вроде. Она кивнула, и он повел ее к ближайшему лабораторному столу, на котором содержалась неопределенная груда вещей под серым покрывалом. Мирнин сдернул покрывало, словно фокусник, представляющий трюк, практически с «Та-да!».

Модель выглядела хуже, чем была, когда она последний раз была здесь. Она выглядела, как совершенно безумный, случайный набор деталей, соединенных без какой-либо разумной идеи. Везде проходили провода, перекручиваясь в клубки, и он использовал провода самых разных цветов, что все это приобрело странный радужный вид, который имел еще меньше смысла. Было действительно не так много что сказать, кроме как:

— Что это?

— О, Клер, это моя последняя попытка восстановить барьеры вокруг города; что ты об этом думаешь? Послушай, я добавил вакуумные насосы здесь, и здесь, и новый набор механизмов, и…

— Мирнин, остановитесь. Просто… остановитесь. — Она закрыла глаза на секунду, думая, что я умру и, наконец, заставила себя взглянуть на него снова. — Давайте начнем с самого начала.

Где вход?

— Вы имеете в виду точку, в которой энергия проникает в систему?

— Да.

— Здесь. — Он коснулся чего-то в середине устройства, что имело еще меньше смысла. Это выглядело как воронка из яркой, блестящей латуни. В самом деле, это выглядело почти как рог.

— А тогда как же… ах, энергия поступает? — Разве это не очевидно? Нет? Я сейчас расплачусь из-за состояния государственных школ. — Он провел два провода, один, расходящийся в переплетение труб, и другой, присоединяющийся к тому, что выглядело как часы, только на циферблате не было цифр. — Он наполняется энергией в дневные часы, но становится самым мощным ночью, под влиянием луны, вот почему я сделал некоторые его части из элементов, которые резонируют с лунным циклом. Я попытался уравновесить влияние различных элементов, день и ночь, для достижения идеальных колебаний. Это очевидно.

Если вы были не в своем уме. Клер вздохнула.

— Мы должны начать сначала, — сказала она. — Просто начать с нуля и построить его заново.

Одна вещь за раз, и вы объясните мне, что она делает, хорошо?

— Нет необходимости начинать все заново. Я был совершенно…

— Мирнин, — Клер прервала его. — Нет времени на споры, помните? Нам потребуется целый день, чтобы разобрать эту вещь на части, но мне необходимо понять, что вы делаете. Серьезно.

Он обдумывал это, долго глядя на нее, и затем неохотно кивнул.

— Очень хорошо, — сказал он. — Давайте начнем.

Вскрытие сумасшедшей научной машины Мирнина было самой странной вещью, которую Клер приходилось делать в Морганвилле, и это, определенно, было новым рекордом. Некоторые части были скользкими, и ощущались почти… живыми. Некоторые были ледяными. Некоторые были горячими — такими горячими, что она обожгла пальцы о них. Выяснять, почему, казалось, не принесет пользы; у Мирнина не было объяснений, которым она могла следовать, поскольку они отходили от науки, и отправлялись в алхимию. Но она методично ломала машину, маркируя каждую часть, и рисуя диаграмму, на которой она отмечала каждую нужную вещь.

Устройство, которое предполагало создание своего рода обнаруживающего поля вокруг границ города, а затем, на втором этапе, физически отключало транспортные средства, которым не был разрешен выезд, а затем, на третьем этапе, выборочно стирать воспоминания, было…

Непонятным, на самом деле. Она могла видеть части, которые сделал Мирнин — обнаруживающее поле было самой простой частью. Она даже могла исследовать чисто механическую часть, такую как устройство вызывающее неполадки в электрической системе транспортных средств… приводя к другой, более сложной проблеме, как перезагрузка человеческого мозга. Но все это было просто… странно.

Понадобилось несколько часов, как вдруг, когда она вырисовывала дополнительный модуль для вакуумного насоса, который, казалось, излучал холод, хотя она не знала каким образом, Клер увидела… что-то. Это была словно вспышка озарения, один из тех моментов, которые иногда приходят к ней, когда она думала о высших проблемах физики. Не совсем расчет или логика. Инстинкт.

Она увидела, что он делал, и на одну секунду, это было прекрасно. Безумно, но в какой-то степени красиво. Как и все, что делал Мирнин — переплетая основные законы физики, сгибая и переделывая их, пока они не становились… чем-то еще. «Он гений», — подумала она. Она всегда знала это, но это… это было чем-то другим. Чем-то выходящим за пределы его навыков и странностей.

— Это сработает, — сказала она. Ее голос звучал странно. Она осторожно поставил вакуумный насос на свое место, на тщательно размеченный холст.

Мирнин, который сидел в своем кресле, устроив свои ноги поудобнее на подушку, посмотрел вверх. Он читал книгу, через маленькие квадратные очки, которые могли бы когда-то принадлежать Бенджамину Франклину.

— Ну, конечно, это сработает, — сказал он. — А чего ты ожидала? Я знаю, что я делаю.

И это говорит человек, одетый в одежду из магазина О-Боже-Мой-Нет, и его потертые тапочки с зайчиками-вампирами. Он скрестил ноги в щиколотках на вершине подставки для ног, и оба красных рта зайчиков были распахнуты, показывая их резкие, заостренные зубы.

Клер улыбнулась, внезапно наполнившись энтузиазмом от того, что она делает.

— Я не ожидала ничего другого, — сказала она. — Когда обед?

— Вы, люди, всегда едите. Я сварю тебе суп. Ты можешь есть его, продолжая работать.

Мирнин отложил свою книгу и пошел вглубь лаборатории.

— Не используйте тот же контейнер, что вы использовали для яда! — Заорала Клер ему вслед. Он махнул бледной рукой. — Я серьезно!

Она посмотрела вниз на машину. Вспышка интуиции исчезла, но волнение оставалось, и она начала отвинчивать следующую часть. Она была измучена, и она понятия не имела, сколько было время. Время не существовало в лаборатории Мирнина; лампы всегда горели. Там не было ни окон, ни часов, ни ощущения, как долго она она здесь простояла, возясь за этим столом.

Казалось, прошли дни. Она смогла присесть лишь тогда, когда отправилась в ванную — даже Мирнин признал, что он не думает, будто Амелия назначила для нее запрет на привилегии пользоваться туалетом.

Он продолжал приносить ей чашки с разными вещами. Суп, когда она была голодна. Кофе.

Содовая. Однажды, незабываемо, стакан апельсинового сока, на вкус, как солнце — по крайней мере, насколько она могла вспомнить солнце.

Она так устала. Она уже едва могла удерживать свои инструменты, а ее руки стали неуклюжими и болели. Ее спина горела. Ее ноги дрожали от усилия стоять ровно. Она не могла работать сидя, поскольку стол располагался высоко, и, когда она пыталась остановиться и присесть на мгновение, Мирнин всегда была там. На этот раз, когда она двинулась к стулу, он вдруг издал яростный крик, и отбросил его назад, через половину лаборатории, где она ударился и покатился с шокирующим шумом.

— Нет! — Рявкнул он.

— Не спать. Вы думаете, мне нравится это?

— Я не могу это сделать! — Воскликнула она, и почувствовала, что слезы жгут ей глаза. — Мирнин, я так устала! Мне нужно сесть, пожалуйста, дайте мне сесть! Амелия не узнает!

— Узнает, — раздался голос из тени, из двери одного из помещений для хранения. Клер моргнула и сосредоточилась — там стоял Оливер, прислонившись к стене. — У тебя всегда будет наблюдатель, Клер. Ты выбрала это наказание, и теперь тебе придется его пережить. Лично я думаю, что это маловероятно — я думаю, что ты провалишься задолго до того, как ты закончишь работу, и мы оба знаем, что Амелия не может позволить себе проявить к вам милосердие. Если ты провалишь, даже к лучшему. Я никогда не соглашался с этой сострадательной чушью. — Его голос звучал нервно, и по-прежнему сердито, что она не в клетке посреди Площади Основателя в ожидании костра.

Она почувствовала такой горячий прилив ненависти, что ее затрясло. Если бы у нее был кол, она бы использовала его на нем, не думая о последствиях. Она вернулась к работе. Она не знала как, но знала, фокусировалась так яростно, что каждая часть отпечатывалась в ее сознании, каждая блестящая металлическая поверхность. Должно быть, прошло несколько минут, или часов, когда она почувствовала, что Оливер исчез, Мирнин все еще был здесь. Он отодвинул все стулья, и расстояние в несколько футов, казалось, слишком далеким, чтобы пытаться его преодолеть. Она не была уверена, что смогла бы сделать это, даже если бы осмелилась.

Мирнин расхаживал по другую сторону лаборатории, опустив голову и скрестив руки на груди. Он выглядел взволнованным. Ее усталость вырисовывала странные линии вокруг него, зазубренный цветной образ, который, казалось, растекался, как маслянистые радуги. Он что-то бормотал. Ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его.

— Я никогда не говорил этого, — говорил он. — Никогда не хотел, чтобы это произошло. Не могу терпеть это, видеть ее страдания. Надо что-то делать, что-то делать… Что мне сделать?

Что я могу сделать…?

Клер подумала, что он говорит о ней, но затем, он остановился и вытащил маленький золотой медальон из кармана. Он открыл его и уставился на картину. Его лицо осунулось и отразилась мука, и она видела его в таком состоянии, настаивал ее усталый мозг. Еще в старые добрые времена, до того как ему стало лучше, у него был эпизод, как этот.

Это было совсем не о ней.

Это было об Аде.

— Так жаль, — Мирнин шепнул фотографии в медальоне. — Я никогда не хотел, чтобы это произошло. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Но ты была так больна. И это было так просто.

Клер попыталась сдвинуться с места, и ее ногам грозил крах. Она оперлась о край баланса, и опрокинула стеклянную мензурку, которая откатилась в сторону и разбился о каменный пол.

Мирнин обернулся, и его клыки вышли наружу. Именно это случилось с Адой, подумала она, и почувствовала ужасное чувство неизбежности. Она почувствовала себя больной и слабой, и он не мог помочь сам себе. Как он не мог помочь себе сейчас.

Когда Мирнин шагнул к ней, она увидела, что осознание вернулось в его глаза, чужеродную энергию, которую она там увидела. Он выглядел шокированным. И испуганным.

— Клер?

— Я работаю, — прошептала она. — Я просто так… Я не думаю, что я могу это сделать. Я действительно не могу.

Он поколебался, потом подошел, чтобы встать рядом с ней. Холодная рука Мирнина сомкнулась вокруг ее запястья, привлекая ее внимание к себе.

— Сосредоточься, — сказал он ей тихо. — Ты можешь это сделать. Мы уже близко. Очень близко.

Они не были. Они не могли быть. Она думала, что она все поняла, но она так устала, и всё перемешалось и спуталось, и у нее болели глаза, и у нее болела спина, и она совсем не чувствовала свои ноги…

— Вот, — сказал Мирнин, его голос был мягкий и низкий. — Амелия сказала, что вы должны работать. Никто не говорил, что вы должны работать в одиночку. — Он взял очередной кусок и вставил его, взял отвертку из ее онемевших пальцев, и прикрепил его двумя ловкими, быстрыми движениями. — Я буду вашими руками.

Ей хотелось плакать, потому что это было мило, но от этого не было бы никакой пользы.

Она не могла больше думать. Даже вся ее дотошная маркировка и рисование сейчас выглядели как множество частей головоломки, смешанных в коробке. Она поняла, как все соединить, как удивительно и прекрасно все будет, когда всё закончиться, но… но сейчас это был просто шум в ее голове.

Она почувствовала, что перед глазами появилась серая пелена, а сердце колотится громко и быстро. Мирнин поймал ее за талию. Клер даже не поняла, что она сейчас упадет.

— Внимание, — сказал он ей. — Ты можешь закончить это. Ты близко. — Он звучал немного отчаянно. — Не делай этого, Клер. Не позволяй мне видеть тебя такой. Это слишком легко для меня… забыть, кем я должен быть.

Она сглотнула и попробовала — действительно усердно стараясь — стоять самостоятельно.

— Сколько прошло времени?

— Сорок девять часов с начала, — сказал Оливер из тени. — Мирнин, мне не кажется, что Амелия назначила тебя, на самом деле, держать ее в вертикальном положении.

Мирнин отпустил и отступил назад, виноватое облегчение пролегло на его лице. Он кивнул и двинулся подальше прочь.

Оливер наблюдал за ним с бесстрастным видом спокойствия.

— Я признаю, ты сделала больше, чем я ожидал. Ты все еще можешь выбрать одного из твоих друзей принять твое наказание вместо тебя. Я не буду против перемен.

Это поддерживало ее; мысли о Еве, или Шейне, или Майкле, которым придется страдать из-за нее — или хуже того, ее маме или папе — заставили ее найти последние капельки сил, которые она еще имела. Сорок девять часов? Самый длинный срок, который она когда-либо выдерживала — раньше было тридцать, и было чувство, будто она умирает. Она все еще была на ногах, все еще работала, все еще размышляла. Это была своего рода победа, верно?

Мирнин топтался возле нее, не доверяя ее равновесию, но она едва замечала. Клер сосредоточилась на машине внизу, на нескольких оставшихся частях. Она должна выяснить это.

Она должна.

Когда она вставила одну из последних частей на место, она увидела, чего не достает.

— Проводка, — сказала она медленно. Ее голос звучал хрипло и странно. — Отсюда досюда. — Она указала на точки контакта. — Должны провести ток к выходу.

Мирнин наклонился и, нахмурившись, покосился на то место, куда она указала. Он схватил огромную лупу и посмотрел ближе.

— Я думаю, что ты права, — сказал он. — Держись, Клер. Мы почти там.

Она кивнула и ухватилась за стол. Ее тело, почувствовалось, будто она весила пять сотен фунтов. Ее ноги онемели. Она не посмеет даже двинуться с места, иначе она знала, что упадет.

Мирнин вернулся через секунду с шаром из черных изолированных проводов и пистолетом для пайки. Он едва не сжег им свои волосы, поскольку он наклонился очень близко, но он сделал всё правильно. Клер схватила последние две части — это часовой механизм, который крепится на верхней части, и электрический блок, подключаемый к вакуумным трубкам — и сунул их на место. Мирнин закончил прикреплять их.

И это было все. Машина затянула бесконечную, головокружительную серию циклов и завихрений, и странные механизмы распустили провода, как корни дерева. Это не выглядело реальным для нее. Как и не для Мирнина, когда он повернулся к ней с едва скрываемым красный отблеском в его глазах.

— Я думаю, что мы закончили, — сказала она. — Можно мне, пожалуйста, сесть?

— Да, — сказал Оливер. — Я думаю, что тебе лучше сесть Она упала в обморок.

Она проснулась от звука сотовый телефон. Она знала эту песню. Это был сигнал, который она поставила на Шейна.

Она попыталась достать свой телефон, но ее рука чувствовалась, как воздушный шар, и на миллион фунтов тяжелее, чем нужно. Она снова лежала в кроватке Мирнина, укрытая одеялом практически до подбородка, и когда она нащупала телефон, дверь открылась, и Мирнин метнулся и схватил телефон. Он положил прохладную руку ей на лоб и сказал:

— Спи. У тебя лихорадка.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо что заботитесь обо мне.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и улыбнулся.

— Приятно побыть не самим собой, по крайней мере, сейчас, — сказал он. — Я сожалею о том, что было ранее. Я был… не в себе. Ты понимаешь.

Она понимала; она видела это достаточно часто. Она даже поняла, что подталкивало его ближе к краю — он был вынужден стоять и смотреть, как она становится слабой, истощенной и испуганной, и в нем проснулся хищник. Как это было с Адой, однажды. Она живется немного лучше, чем Аде, но она не знала, было ли это потому, что Мирнин останавливал себя сам… или присутствие Оливера предостерегло его. Так или иначе, это было совсем близко.

— Вы больны? — Спросила она. Она вовсе не хотела, чтобы это было так прямолинейно, но она слишком чтобы быть дипломатичной. — Я имею в виду, как вы были раньше?

— Я могу себя контролировать. У меня просто иногда бывает скверное настроение. Ты знаете это.

— Скажите мне, если вы будете в беде.

Он улыбнулся, и, каким-то образом, это не выглядело правильным.

— Конечно, скажу, — сказал он. — Теперь отдохни.

Она хотела поговорить с Шейном, но она не могла держать глаза открытыми достаточно долго. Мирнин не стал дожидаться ее ответа. Снова падая в глубокий сон, она услышала, как дверь закрыли и заперли.

Когда она проснулась в следующий раз, она почувствовала себя лучше. Хрупкая и пустой, но ясной, и, О, Боже, ей нужно было в туалет. К счастью, в комнате Мирнина был один совсем небольшой туалет, она встала с постели, чтобы направиться к нему, и застонала, потому что ее ноги будто окунули в огонь. Мышцы все еще дрожали. Она шла очень осторожно, придерживая себя, когда могла, и хотя она воспользовалась туалетом, она оценила, что чувствовала себя иначе. Слабой, конечно. Но было так приятно чувствовать себя полностью проснувшейся. Да, и еще она чувствовала себя грязной. Ей нужно принять душ, переодеться, и около недели провести в постели, решила она. Но поскольку ничего из этого не могло сейчас произойти, она плеснула водой в лицо, пригладила волосы и вышла, чтобы проверить дверь.

Она была не заперта.

Лаборатория выглядела… ну, точно такой же, за исключением того, что народу было больше, чем обычно. Естественно, Мирнин. Оливер бродил кругами, или вернулся — он стоял чуть в стороне, скрестив руки и нахмурившись, с тем его «убеди меня» взглядом на его вытянутом, остром лице. Она опознала еще одного вампира, тоже, хотя она не знала его имени, он иногда останавливался, чтобы посетить Мирнина, и Мирнин никогда не представлял его. По другую сторону стола стояла Амелия, безукоризненно одетая в небесно-голубой костюм и туфли на высоких каблуках. Волосы снова были собраны в плетеную корону.

Клер почувствовала себя еще более потрепанной. Все остановились свои действия, когда она вышла из двери, и на несколько секунд, замолчали. Затем Мирнин широко улыбнулся и отступил в сторону, и она увидела, что построенная ими машина, светится мягким синим светом. Ее глаза расширились.

— Оно работает?

— Оно действительно работает, — сказал Мирнин. — Очень хорошая работа, Клер. Я подключил его к интерфейсу. Смотри! — Он повернул экран компьютера к ней, и ее вычурный, в стиле парового двигателя, интерфейс показался в ржаво-коричневых и золотых цветах. Клер вышла вперед, чтобы посмотреть поближе. Все приборы, что она встроила, показывали нормальные значения.

Она протянула руку и коснулась кнопки СОСТОЯНИЕ. Четкий компьютерный голос сказал:

— Барьеры Морганвилля активизируются в нормальном режиме.

— Но… подождите. Я еще не программировала это, — сказала Клер. — Оборудование — это одно, но вам необходимо запрограммировать это.

— О, я это сделал, — сказал Мирнин, все еще улыбаясь. — Технически, ты достигли цели, которую Амелия поставила перед тобой. Я не вижу причин мучить тебя дальше с некоторыми простыми инструкциями.

— Но… его необходимо настроить на определенный мозг вампира, и вы сказали мне, что…

— Уже сделано, — сказал он. — Он был настроен на меня. Просто как шаблон, имейте в виду.

Я улучшу программирование, когда мы продолжим.

Мозг Мирнина. Блестящий, фееричный, полубезумный мозг Мирнина. Клер удивленно моргнула и посмотрела на Амелию, которая производила ее лучшее впечатление холодной ледяной принцессы.

— Мирнин — логичный выбор, — сказала Амелия. — Он имеет величайший природный талант среди всех вампиров в Морганвилле по воздействию на людей, хотя он редко решает использовать его. Он не будет управлять действиями машины, лишь обеспечивать базовое считывание, на которых он будет основывать свои расчеты и решения.

Клер не была уверена, что чувствовать по поводу всего этого. Мирнин не программист, и основывать что-либо на мозге Мирнина, казалось ей сомнительным. По-прежнему, компьютер казался довольно определенным.

Все работало. Барьеры были подняты. Все показания были в норме.

Она… закончила?

Это, должно было, восприниматься, как победа, но вместо этого, казалось, будто она чтото упустила. Как будто что-то было не так, но она не знала, что это могло быть. Это был голос, компьютерный голос. Это напомнило ей… Аду. И это было вдвойне жутко. Ей пришло в голову, что, возможно, Мирнин сделал это намеренно, чтобы немного вернуть ее к нему. Возможно, это выглядело романтично, если бы Ада не сделала все от нее зависящее, чтобы уничтожить их.

Амелия расслабилась достаточно, чтобы улыбнуться ей, что было практически впервые.

Она выглядела гораздо моложе, когда она улыбалась, и даже красивее.

— Ты хорошо поработала, — сказала она. — Я знаю, что я многое спрашивала с тебя, и я знаю, что ты не сможете простить меня за предложенный вам столь трудный выбор, но я рассуждала в интересах города, и было давление, которые ты даже не можете себе представить, что заставило нас принять эти радикальные меры. Я была полностью уверена, что у тебя получится.

Клер чувствовала себя неловко и немного покраснела. Она все еще обижалась, что принудили к этому — она действительно ненавидела случайный способ, которым Амелия угрожала ее друзьям и семье. И она не ненавидела, на данный момент сильно заботясь о ее приятном впечатлении, поэтому она сказала:

— Не делайте этого снова. Никогда не угрожайте людям, которых я люблю.

Другие вампиры — даже Мирнин — выглядели смущенными, шокированными, или откровенно разозленными (Оливер). Но только не Амелия. Ее брови поднялись.

— Люди, которых ты любишь, постоянно находятся в опасности, как и все люди повсюду.

Даже я. Ты должна смириться с этим, Клер. Я — единственная вещь, которая угрожает их безопасности. Как они время от времени угрожают моей. Это путь всей жизни.

Клер сжала кулаки, но она не была такой, как Шейн. Она не могла наброситься. Она просто должна была дышать сквозь волны гнева, отчего в ее глазах появились красные вспышки, пока она не успокоилась.

Амелия, должно быть, знала, что ее не собираются благодарить; она кивнула остальным, повернулась и вышла. Она не была одна, поняла Клер. Два ее обычных телохранителя были с нею, стоя чуть подальше в тени, и они последовали за ней вверх по ступенькам и вышли из лаборатории. Так остались Мирнин, Оливер, и другой вампир, который сейчас сдержанно поклонился в ее сторону.

— Фридрих фон Гессе, — сказал вампир, с тем, что должно было быть немецким акцентом. — Так приятно лично с вами познакомиться. Это впечатляющая работа. Скажите, как вы пришли к пониманию большей части алхимического искусства?

— Я и не поняла, — сказала Клер решительно. — Многое из этого вообще не имеет никакого смысла.

Оливер рассмеялся — действительно рассмеялся.

— Мне нравится эта новая Клер, — сказал он. — Ты должен заставлять ее работать так усердно все время, Мирнин. Она интересна, когда она решительна.

Клер, одержимая духом Евы, выстрелила в него пальцем. Что заставило его снова рассмеяться покачать головой, и уйти вверх по лестнице.

Ушел.

Оставив ее с фон Гессе и Мирнином. Фон Гессе имел немного общего с Оливером в том, что он тоже выглядел, как стареющий хиппи, но это было, в основном, из-за того, что его волосы были до плеч, светлыми и кудрявыми. Он выглядел старше, чем большинство вампиров, с морщинистым лицом и усталыми, голубыми глазами, но у него была приятная, на первый взгляд, улыбка.

— Я прошу прощения, — сказал он. — Я не хотел вас обидеть.

Клер вздохнула.

— Вы не обидели. — По какой-то причине, ей было тяжело сердиться на фон Гессе.

Оливер, без проблем, но этот вампир, казалось, немного… нервничает? Возможно, слабый.

— Меня зовут Клер.

— Да, да, конечно, это вы. Вы сделали удивительную вещь, Клер. Поистине удивительную.

— Он встал из-за стола, с восхищением глядя на пылающую машину. — Я никогда не думал, что это будет возможным без интерфейса на органи…

— Пожалуйста, не начинайте снова с мозгов, — сказала Клер. — Я устала. Я иду домой, хорошо?

Мирнин, который говорил не много, вдруг протянул и обхватил ее руками. Она застыла, потрясенная, и на одну паническую секунду задумалась, решит ли он внезапно укусить ее за шею… но это было просто объятие. Его тело было холодным по сравнению с ее, и слишком близко, но затем он отпустил и отступил назад.

— Ты сделала всё очень хорошо. Я очень горжусь тобой, — сказал он.

Был легкий оттенок на его бледных щеках.

— Теперь иди домой. И в душ. От тебя несет как от мертвой.

Что, исходя от вампира, было весьма красочно.

— Могу я воспользоваться порталом? — Спросила Клер. Мирнин сдвинул скрывающий шкаф и отпер дверь в стене, распахнул ее, и поклонился так низко, что почти царапали пол.

Также он откапал ее сотовый телефон из кармана мешковатых шорт и протянул ей. Клер подошла и сосредоточилась, пока не сфокусировалась на гостиной Стеклянного Дома. Казалось, что еще никто не проснулся. За окнами было еще темно. Прежде чем она шагнул вперед, она посмотрела на Мирнина и сказала:

— Спасибо за заботу обо мне.

Он слабо улыбнулся, но с огорченным видом.

— Это не я, — сказал он. — Я подверг тебя риску, и все потому, что я делаю то, что говорит Амелия. И я сожалею об этом. Но она была права. Это должно было быть сделано. И это должно быть сделано быстро. Я не смог бы сделать это в одиночку, Клер.

— Прощайте, — сказал фон Гессе, махнув рукой. Клер неловко помахала в ответ, и шагнула через портал.

Дом.

Она глубоко вздохнула и оглянулась, чтобы посмотреть на то, что казались сплошной стеной. Может быть, она все это выдумала, за исключением того, что ее все еще трясло, и чувствовала себя странно пустой.

В доме пахло так хорошо. Чили — это было нормально — и кто-то, должно быть, недооценил прачечную внизу в подвале, потому что она могла чувствовать запах смягчителя ткани.

Слишком много, как обычно. Это была торговая марка Шейна. Она хотела подняться к нему, но лестница, казалось, это было слишком. Слишком много. Она не могла встать и тем более подняться.

Она пошла на компромисс, подойдя к дивану, убрав игровые контроллеры, и, рухнув на продавленное сиденье. На одном конце лежало одеяло в неопрятном беспорядке, и она завернулась в него и сразу почувствовал себя лучше. Безопаснее.

Она пошевелила вокруг под одеялом, нашла сотовый телефон, застрявший в кармане, и набрала номер Шейна.

— …ло? — Он откашлялся и попытался снова. Голос его был хриплым и низким. — Алло? — Должно быть, он посмотрел на экран, потому что внезапно он показался бодрым… и встревоженным. — Клер? Где ты?

— Внизу, на диване, — сказала она и зевнула. — Не могу подняться. Слишком устала.

— Оставайся там. — Он повесил трубку, и она услышала стук шагов над головой. Примерно в ту же минуту, Шейн почти бегом спускался по ступенькам. Он был в джинсах, но это было все — без рубашки, и это заставило ее потеплеть внутри, видя его таким. Он остановился рядом с диваном, глядя на нее, потом нагнулся, чтобы их глаза стали на одном уровне.

— Эй, — сказал он. — Ты в порядке?

— Конечно. Просто устала. — Как доказательство, она опять зевнула. — Как долго я отсутствовала?

— Вечность, — сказал Шейн, и было что-то не так с его голосом, он звучал странно и прерывисто. — Не делай так больше, хорошо? До смерти напугала меня. Всех нас. — Он убрал волосы с ее лица, и она потянулась, чтобы сделать тоже и с его волосами. Его волосы действительно становились эмо длины, в основном, из-за лени, и он никогда не хотел пойти состричь их.

— Ты не сделал ничего сумасшедшего, верно? — Трудно было держать глаза открытыми, но прикоснуться к нему было так хорошо. Так удивительно хорошо.

— Майклу пришлось пару раз меня запереть, чтобы убедить меня не воплощать этапы по спасению. — Шейн пожал плечами. — Для вампира он бьет, как девочка.

— Он старался не причинить тебе боль, дурачок.

— Да, я знаю. Стремглав убегаю.

Она знала это, и открыла одеяло. Он сел рядом с ней, повернулся на бок и поцеловал ее прежде, чем она успела возразить о необходимости принять душ и воспользоваться зубной пастой, и всем прочим. Он завернул ее в своих руках, так близко, что она почувствовала, как его дыхание шевелит ее волосы.

— Теперь ты в безопасности, — сказал он. — Ты в безопасности. Она за секунду провалилась в глубокий, теплый, без сновидений сон, чувствуя себя хорошо в первый раз за, казалось, годы.


Загрузка...