Город у священной реки

Глава 11. Первый день расследования. Казармы.

Выспаться Конану толком не удалось. Мало того, что вернулся в казармы глубоко за полночь, так еще и кошмары донимали. Что именно ему снилось, киммериец вспомнить не мог, но ощущения наутро были самые гадкие.

Но и это было еще не все.

Казалось, что дурной сон продолжался и наяву. Голова болела, тело ломило, но самое неприятное – то, что не хватало воздуха. Каждый новый вздох давался киммерийцу все с большим и большим трудом.

На здоровье Конан никогда не жаловался и кроме как колдовством объяснить происходящее не мог.

— Кром! — процедил сквозь зубы киммериец.

Преодолевая слабость, он поднялся на ноги и сделал первый неуверенный шаг по направлению к двери. Надо было отправить одного из солдат в посольство к Шеймасаи за магами. Но киммериец не смог даже сделать второго шага. Ноги подкосились, и он свалился на пол. Хватая воздух ртом, северянин смотрел, как его комната медленно погружается во мрак. Страха он не испытывал, лишь горечь оттого, что ему не суждено принять смерть на поле боя, как он мечтал.

За дверью послышались человеческие голоса.

Киммериец попытался позвать на помощь, но язык его не слушался. К счастью, люди за дверью уходить от комнаты сотника не спешили.

Раздалось злобное шипение. От распростертого на полу Конана в угол комнаты метнулась тень и через мгновение исчезла. Тут же исчезла слабость, воздух перестал казаться густым, словно желе. Осталась лишь легкая головная боль.

И тогда киммериец испугался.

У него появился враг настолько опасный, что впору было начинать думать о бегстве. Конан вспомнил свои ощущения, когда он вчера возвращался в казармы после разговора с Сатти, – присутствие зла, неведомого и неосязаемого. Сотник понял, что видел именно ту тень, что сбежала из комнаты, заслышав человеческие голоса. Она прошла вместе с ним весь путь от садов до казарм, дождалась, пока он заснет, и попыталась убить его. Еще немного, и ей бы это удалось.

Как бороться с этим существом, киммериец не представлял. Но он догадывался, что тень так и будет следовать за ним денно и нощно в ожидании того момента, когда он потеряет бдительность, ослабнет или просто уснет.

Нужен был хороший маг, который смог бы обуздать тварь. Вот только Конан не верил никому из местных колдунов, а тех, что привел с собой Шеймасаи, считал дилетантами.

Киммериец вытер пот со лба, поднялся на ноги, добрел до кувшина с холодной водой и сделал пару глубоких глотков.

В этот миг двери в комнату отворились, и внутри оказался одни из солдат. Амьен – человек Газила. После смерти последнего именно он возглавил десяток. Конану показалось, что туранца в комнату втолкнули. Об этом же говорил и его растерянный вид.

— Сотник, — неуверенно произнес седобородый туранец. — Там посол, требует, чтобы его к вам пустили.

Следовало догадаться.

Только Шеймасаи было под силу вот так вот, словно котенка, впихнуть в комнату одного из самых опытных бойцов в сотне, чтобы тот объявил о его приходе. По совершенно непонятным причинам все солдаты буквально трепетали перед послом. За глаза они его костерили направо и налево, но стоило им оказаться в непосредственной близости от Шеймасаи, как они теряли всякую волю к сопротивлению.

Никакой магии здесь не было, просто посол очень умело давал понять, насколько выше он стоит, чем все эти люди. Конану даже пришло на ум сравнение с вендийскими кастами. Всё-таки неспроста Илдиз назначил послом именно этого человека. Дипломатом он был посредственным, способности его были иного толка. Весь вопрос в том, к чему их можно было применить.

Киммерийца с каждым днем все больше и больше интриговала фигура нового туранского посланника.

— Иди, — Конан махнул рукой на дверь.

Выучка и приверженность дисциплине не позволяли Амьену покинуть комнату без разрешения сотника.

Конан окинул взглядом комнату, нашел, куда бросил вчера штаны, и быстренько натянул их. Не дело появляться перед Шеймасаи в чем мать родила, крику поднимется – пожалеешь, что он на пару с Амьеном тень прогнал. Лучше смерть, чем вопли посла.

Едва киммериец закончил завязывать веревочку на поясе, как в комнату вошел Шеймасаи. Без стука, разумеется.

— Здравствуй, сотник, — в начале разговора посол неизменно придерживался правил этикета. Лишь через несколько реплик он сбивался на ругань и оскорбления.

— Доброе утро, посол. Очень рад вас видеть, — киммериец сказал чистую правду. Если бы не столь ранний визит Шеймасаи, лежать бы ему на полу бездыханным телом. — Чем могу служить?

Туранец нахмурился.

— Обойдемся без иронии, сотник, — предложил он.

— Что вам надо? — уже не так вежливо поинтересовался Конан. Умел его посол из себя вывести, даже благодарность за спасение как-то отошла на второй план.

— Я хочу, чтобы вы поскорее убрались из Вендии, — сказал Шеймасаи. — Ответь мне, наконец, на очень простой вопрос: когда ты, Телида и твои солдаты лишите меня счастья лицезреть ваши физиономии в Айодхье? Когда?!

— Обращайтесь к Телиде, — посоветовал послу Конан, отлично зная, что его совет останется без внимания. Шеймасаи и близко к дворцу вдовы не подойдет. Ненависть у них была взаимной. — У меня приказ царя Илдиза: без нее не возвращаться.

— Сотник! — закричал посол. — Ты мне говорил, что она ко вчерашнему дню должна была закончить сборы. Почему ты еще здесь?

— У Телиды заболел сын, — объяснил киммериец. — Без него она никуда не поедет. Если желаете ускорить процесс, можете прислать к нему своего личного лекаря. Только, думаю, Телида откажется воспользоваться его услугами.

— Не изображай идиота, — посоветовал Конану Шеймасаи. — Этой старой карге нужен повод, чтобы остаться в Вендии, вот она и выдумывает всякие небылицы. Почему ты идешь у нее на поводу?

— А что я могу сделать?! — северянин громогласно выразил свое недоумение. — Приказать ей?!

Шеймасаи уже открыл рот, готовясь рассказать киммерийцу, как тому надлежит себя вести с вдовой… и смолчал.

Конану тоже сказать было нечего. Повисла пауза.

— У тебя есть вода? — неожиданно спросил Шеймасаи.

Киммериец взял со стола кувшин и отнес его посланнику. Туранец взял сосуд и начал жадно пить. Потом вернул кувшин хозяину, а сам уселся на единственный в комнате стул.

— Хорошо, — сказал Шеймасаи. — Я напишу царю о наших затруднениях с Телидой и даже умолчу о твоем поведении. И других проблем достаточно… Проклятье! Более чем достаточно!

— Что случилось? — спросил Конан.

Утро вышло богатым на сюрпризы: сначала его пытается убить неизвестная тварь, потом приходит Шеймасаи, ведет себя практически нормально, а в конце выражает желание поделиться своими проблемами. Своими!

— Еще один твой человек, — сказал посол, — вляпался в серьезные неприятности.

Вот тебе и «свои» проблемы. Странно было только, что посол говорил о его человеке в столь куртуазной форме. После того, как открылась правда о деяниях Хамара, Шеймасаи устроил сотне и ее командиру такой разнос, что лучше не вспоминать.

— Я слушаю, — произнес киммериец.

— Мне донесли проверенные люди, — начал Шеймасаи, — что вчера они видели одного из туранских солдат в компании пяти фансигаров. Ты понимаешь, что это означает?

— Вполне, — коротко и сухо ответил северянин.

Случай с Хамаром нанес репутации Турана в Вендии серьезнейший урон. Лишь тот факт, что лекари правителя признали убийцу сумасшедшим и за свои деяния не отвечающим, спас Туран от крупного скандала. Хотя, будь дело в другой стране, где в сознании жителей не укоренилась бы крайняя из всех возможных форм фатализма, неприятностей никак было бы не избежать.

Повторный скандал с участием туранского солдата разрушил бы последнюю надежду на скорейшее возобновление добрых отношений между двумя странами. Знакомство же с фансигарами и само по себе много бы стоило, а уж в такой неподходящий момент…

— Теперь понимаешь, почему нам так нужно, чтобы сотня поскорее отправилась в Туран?

— Я в самом деле не могу ничего поделать с Телидой. Пишите Илдизу и молитесь, чтобы он встал на вашу сторону. Насколько я понял, он очень не хотел оставлять вдову в Айодхье.

— Знаю. Я хотел посоветоваться, упоминать ли в послании случай с фансигарами.

— Расскажите, что именно вам известно.

— Я уже все сказал. Вчера вечером вашего солдата видели в квартале Тринадцати Стен. Он находился там вместе с людьми, которых опознали как фансигаров.

— Как долго длилась их встреча? Что они делали?

— В подробности меня, к сожалению, не посвятили. Зато дали точное описание солдата.

— Подождите с ним! Что значит не посвятили? Кто вам рассказал о фансигарах?

— Этого я не могу тебе сказать.

— Вы предлагаете мне поверить на слово людям из квартала Тринадцати Стен?!

Возмущение Конана было вполне искренним.

Обвинения в связях с фансигарами в Вендии считались достаточно серьезными, чтобы в случае их подтверждения лишиться головы. Так что бросались ими исключительно редко. И если уж говоришь о том, что человек входит в секту душителей Кали, то будь добр, подтверди свои слова весомыми доказательствами. Иначе можно и в темницу угодить – за ложный донос.

Обитатели же квартала Тринадцати Стен в Айодхье были, по мнению Конана, людьми, меньше всех заслуживающими доверия. Там в обветшалых полуразвалившихся домах жили люди, не принадлежащие ни к одной из каст – неприкасаемые. Впрочем, назвать их бытие жизнью язык не поворачивался – так, растительное существование. У них не было ничего, они были никем. Они желали лишь одного – поскорее умереть и переродиться в иной форме.

Честные люди в квартал Тринадцати Стен не заглядывали, не желая находиться в опасной близости от неприкасаемых. Лишь самые темные личности творили здесь свои дела. Фансигары были из их числа.

— Ничего я тебе не предлагаю, сотник! — Шеймасаи вернулся к прежнему надменно-оскорбительному тону.

Конан понял, что зашел слишком далеко. Посол не пришел бы к нему, если бы не был уверен в точности своих сведений. Помимо всего прочего, киммерийца снедало любопытство: что же это за источники могут быть у человека, который в стране без малого полтора месяца?! Непрост посол. Ох, непрост.

— Вы говорили про описание, — напомнил киммериец.

— Проклятье, почему ты не можешь просто взять и исчезнуть?! — взмолился Шеймасаи. — Да, мне дали подробное описание этого солдата и сказали, что я встречу его здесь, если приду к тебе этим утром. Ты сам видел этого человека. Я специально выбрал его, чтобы показать тебе.

— Амьен? — удивился Конан.

— Понятия не имею, как его зовут, — отозвался посол. — Крепкий, сухопарый, с седой бородой. Тот, что был в комнате до меня.

— Вы уверены? — спросил Конан, хоть и понимал, какая реакция последует.

Дело в том, что он не помнил в облике Амьена характерных черт, по которым можно опознать человека.

— Да, — ответил Шеймасаи. Спокойно и немногословно. Этого хватило, чтобы Конан ему поверил.

— Я поговорю с Амьеном, — пообещал киммериец. — Постараюсь узнать, что он делал в квартале Тринадцати Стен.

— Только без глупостей, сотник, — напомнил Шеймасаи. — Не сболтни ему лишнего, вполне возможно, этот человек – враг Турана, а значит, и наш с тобой.

— Я понимаю, — кивнул Конан.

До случая с Хамаром он бы непременно возмутился, но сейчас допускал, что посол может оказаться прав. Если в сотне сыскалась одна паршивая овца, то там могут найтись и другие.

— Письмо к Илдизу я отправлю этим вечером, — сказал Шеймасаи. — Если к этому времени ты разберешься с тем, что произошло в квартале Тринадцати Стен, узнаешь, что понадобилось этому твоему Амьену от фансигаров или им от него, зайдешь в посольство и доложишь мне обо всем в подробностях.

— Сомневаюсь, что успею, — признался Конан. — Амьен вполне может соврать и сказать, что ни в жизни не был в том квартале. В любом случае, мне потребуется время на проверку. Я считаю, что не стоит царю Илдизу знать об этом встрече, которой, возможно, и не было.

— Хорошо, — согласился посол. — Всегда можно отправить и второе, и третье письмо. Но всё равно изволь держать меня в курсе дела.

— Непременно, — пообещал киммериец.

Шеймасаи поднялся со стула, замер так, словно хотел поклониться на прощание северянину, но привычка взяла верх. Посол неодобрительно фыркнул, развернулся и покинул комнату, не забыв хлопнуть дверью.

Киммериец изумленно покачал головой. Второй раз за все время общения с послом их встреча не завершилась взаимными пожеланиями отправиться на Серые Равнины. Первый раз был во время их представления друг другу во дворце царя Илдиза.

Но ничего, скоро все вернется в прежнее русло, когда Шеймасаи узнает, что северянину не удалось ничего прояснить относительно встречи с фансигарами в квартале Тринадцати Стен. Конан дальше разговора с Амьеном в своих поисках заходить не собирался. Куда больше киммерийца занимала та тень, что за ним охотилась. Если не решить эту проблему, то остальное просто потеряет всякий смысл. Он либо умрет, либо обессилит от борьбы с этим колдовским созданием.

Сотник знал в Айодхье лишь одного человека, который мог бы поспособствовать ему в деле избавления от охотника. Сатти рассчитывал, что Конан поможет ему разобраться с убийцами браминов, так пусть сначала решит проблему киммерийца.

— Если только не сам кшатрий послал эту тень…, — озвучил северянин самую неприятную свою мысль.

Он не представлял, зачем Сатти могло понадобиться отправлять за ним охотника, но мотивы вендийцев — темный лес. Возможности-то у тысяцкого наверняка имелись.

Хотя если это его рук дело, то тем более стоило поговорить с ним.

Киммериец взял со спинки стула, на котором сидел Шеймасаи, свою рубашку. Посмотрел, не помялась ли. Оказалось, что совсем немного. Конан надел ее, затем пригладил рукой волосы и вышел из комнаты.

Прямо перед ним оказался спешащий куда-то по своим делам Масул.

— Постой, — окликнул десятника Конан.

— Да, сотник, — отозвался солдат.

Масул замер в пяти шагах от киммерийца. По всему было видно, что ему не терпится продолжить свой путь. Двор и, соответственно, нужник располагались в другой стороне. Значит, проблемы, занимавшие десятника, были иного рода.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал Конан. Вспомнив, что Сатти более всего заинтересовало, как в отряд попал Хамар, киммериец решил, что разговор с десятником должен состояться немедленно. Лучше было идти к кшатрию, имея на руках хоть какие-нибудь сведения. В конце концов, за то время, что он потратит на беседу с Масулом, тень просто не успеет ничего предпринять. – Сейчас.

— Я слушаю, — отозвался усатый туранец.

— Не здесь, — ответил Конан. – Идем.

Комната, куда направился киммериец, изначально предназначалась ему, чтобы он там мог в одиночестве неспешно вкушать пищу, специально приготовленную для него поварами-вендийцами. Конан этой своей привилегией практически никогда не пользовался, предпочитая трапезничать вместе с солдатами. Исключение составляли лишь те случаи, когда киммериец страдал от похмелья и жаждал тишины и покоя.

Сейчас же открылось еще одно свойство той комнаты – там можно было спокойно поговорить, не опасаясь чужих ушей.

Северянин приказал слугам, встреченным им по дороге, доставить к нему в трапезную фруктов, хлеба и две чаши с чаем.

Перед тем, как начинать разговор, Конан предложил Масулу разделить с ним пищу. Сделал он это больше по привычке. Десятник вежливо отказался, сказав, что только что позавтракал.

— Ладно, еда подождет, — сказал киммериец, отодвигая в сторону чашу с горячим чаем. — Я постепенно превращаюсь в вендийца. Все эти ритуалы, церемонии уже практически впитались в кровь.

— Ты много общаешься с ними, Конан, — поспешил успокоить северянина Масул. — Вернешься в родные края и станешь таким, как прежде.

— Поскорей бы, — улыбнулся сотник.

— Ты хотел со мной поговорить, — сказал туранец. — О чем?

— О Хамаре, — невесело ответил Конан.

— Он мертв. Что здесь еще добавить? Вина его была доказана. Мне жаль парня, но я не Сабир и не верю, что Хамар умер не за что.

— Меня интересует чуть более отдаленное прошлое. Масул, почему ты взял его в свой десяток?

— Сотник, ты что? Откуда я мог знать, что все так обернется?

— Я ни в чем тебя и не обвиняю. Просто я хочу прояснить некоторые детали этой неприятной истории. И мне надо знать, как Хамар попал в десяток.

— Он, как и я, родился в Султанапуре. Мне проще служить с теми людьми, что выросли на тех же улочках, что и я, что получили то же воспитание. Характер человека во многом зависит от того места, где он сформировался. Я точно знаю, как бойцы из моего десятка поведут себя в той или иной ситуации.

— Это-то понятно.

— Ну, я и пытался подобрать за тот срок, что вы мне ответили, надежных ребят из моего города. «Рыбаков» я, кстати, специально приглашать не стал, хоть и было у меня на примете трое замечательных бойцов. Что же касается Хамара, лично я с ним знаком не был. За две седмицы до похода я на тренировке обратил внимание на то, как он с мечом обращается, узнал у его тогдашнего командира, что за парень такой и откуда, и решил со временем устроить его перевод в свой десяток. А как меня в Вендию отрядили, так я сразу о нем и вспомнил.

— Он на той тренировке не хуже, чем со мной, дрался?

— Да точно так же. Словно сам в клинок превращался. Редкий мастер был. Вон скольких вендийцев сумел порезать, приюти Нергал их души.

— Удивительно это, Масул. Получается, только мы с тобой такие умные и глазастые, что по достоинству смогли парня оценить, а другие десятники да сотники таланта в упор не замечали. Не верится что-то. Ему в гвардии давным-давно ходить положено было, а не в простых солдатах.

— Я думал уже. Мне тогда в голову пришло, что у Хамара с дисциплиной проблемы могут быть или болезнь какая неприятная. Может, у него еще в Туране приступы безумия были?

— Не может. Мы бы по дороге заметили, если бы у него крыша потихоньку съезжать начала. Нет, Хамар безо всякого перехода начал вендийцев десятками резать. Маги и лекари на суде, кстати, то же самое говорили. И с дисциплиной у него все в порядке было, и соображал он неплохо.

— Что же тогда получается?..

— Что он специально перед тобой свое искусство решил продемонстрировать.

— Хотел к десятнику-сулнапарцу попасть или…

— Вот именно, что «или», Масул! И мне это очень не нравится.

— Но тогда ведь даже разговоров о походе в Вендию не велось. Если я со сроками не путаюсь, за две седмицы до нашего отбытия старый посол еще был жив.

— Все так.

— Значит, сотник, у него какие-то другие причины имелись, чтоб в тот день мастерство показать. Не один я на тренировочную площадку приходил. Жаль, что все так сложилось, но это было просто совпадение.

— Наверное, так оно и есть. Но все-таки не говори никому о содержании этого разговора.

— Хорошо, сотник. Я могу идти?

— Конечно.

Десятник поднялся из-за стола, придвинул кресло на место и сделал шаг по направлению к выходу.

— Постой, — попросил киммериец. — Еще один вопрос. А не было в том десятке, где раньше служил Хамар, других людей, что попали в нашу сотню?

— Не знаю, — пожал плечами туранец. — Может, кто и есть. Я за Хамаром тогда смотрел, а к остальным не приглядывался, средненькие бойцы были. В моем десятке, во всяком случае, больше никого оттуда не было.

— Ясно, — кивнул Конан. — Больше не задерживаю.

Десятник умчался так быстро, как только мог.

Киммерийца всерьез заинтересовало, куда он так спешил. Стоило, наверное, расспросить. В конце концов, Масул был его подчиненным. Но момент был упущен, гоняться за десятником по коридорам казарм киммериец не собирался.

Разговор с Масулом некоторые вещи прояснил, а другие только запутал.

Если теория Сатти о том, что убийцей руководили, была верна, то становилось очевидным, что Хамар в сотню попал не случайно. Его кандидатуру заранее отобрали и утвердили. Конана нисколько не смущал тот факт, что встреча Масула и будущего палача браминов произошла за неделю до гибели туранского посла. Те неизвестные, по следу которых шли Конан и Сатти, скорее всего, были причастны к этому убийству, а предугадать, каких десятников направят в Вендию, для них и вовсе не проблема.

Имелся у этой новости еще один очень неприятный аспект. Известие о том, что браминов убивал один из туранских солдат, для киммерийца стало полной неожиданностью. Ему вспомнились былые сомнения и удивление оттого, что Хамар оказался совсем другим человеком, нежели это представлялось сотнику. Теперь же киммериец понимал, что ошибаться мог не только насчет Хамара. В сотне наверняка были и другие солдаты, причастные к заговору. Конану это слово не нравилось – он не имел никакого представления ни о личностях заговорщиков, ни об их целях. Какой же тогда «заговор»? Но именно это определение упорно лезло в голову.

Киммериец быстренько доел свой завтрак, одним глотком осушил чашку чая, потом подумал и выпил напиток, предназначенный Масулу, — чего добру пропадать.

Перед тем, как отправиться к Телиде, Конан всё-таки решил частично исполнить обещание, данное Шеймасаи.

— Не видели Амьена? — поинтересовался он у двух встреченных им солдат.

— Нет, сотник, — завертели головами оба туранца. — Найти его?

— Да нет, не нужно, — не стал настаивать киммериец. Он спешил, к тому же ему не хотелось демонстрировать перед солдатами свою заинтересованность делами ветерана.

Коротко отвечая на приветствие, но не останавливаясь ни перед кем, Конан прошествовал к выходу из казарм.

Уличной толкотни киммериец сегодня почти не замечал. Он шел уверенной размашистой походкой, заставляя себя держаться и не переходить на бег. Времени в запасе у него оставалось не так и много. Если он за сегодняшний день не отыщет способа справиться с тенью, то поставит себя в очень незавидное положение. Киммериец помнил, что это существо опасалось нападать на него в присутствии других людей, но это его слабо утешало. Если тень поймет, что у нее нет иного выхода, она может не постесняться солдат, которые ей и сделать-то ничего не смогут.

Тем не менее страх перед тенью постепенно исчезал, уступая место жажде мести. Тот, кто послал эту тварь, должен был заплатить сполна. К тому же только так киммериец мог обезопасить себя от появления других смертоносных существ.

Изредка Конан оглядывался по сторонам в надежде увидеть крадущуюся за ним тень. Вчера в садах ему это удалось. Но похоже, что после утренней неудачи тварь стала более осторожной и на глаза попадаться не спешила.

К дому Телиды киммериец подходил уже в самом боевом настроении. Не было такого, чтобы он пасовал перед трудностями: любая проблема поддается решению, а чем сложнее задача, тем она интересней, а триумф от победы сладостней.