Город в песках

Глава третья

Какие же события далекого прошлого и сегодняшнего дня привели нас в этот безлюдный край? Почему избрали мы именно эту незначительную точку на карте между Багдадом и окраинными горами Иранского нагорья, вокруг которой на расстоянии многих миль тянется безымянная пустыня? Что это за город, раскопками которого нам предстояло заняться? Каким образом в этих условиях появился дом, принадлежащий экспедиции? Как мог многочисленный персонал — приезжие ученые и местные рабочие — жить месяцами в пустыне, где очень, очень редко идет дождь, а пыльные русла и берега оросительных каналов высохли еще в средние века?

Если читатель хочет получить общий ответ на все эти вопросы, ему придется ненадолго покинуть нас перед началом сезона и совершить далекое путешествие во времени и пространстве: во времени — на шесть тысяч лет назад, в пространстве — миль на двести к юго-востоку.

Итак, время — конец четвертого тысячелетия до н. э., место — Месопотамская низменность. Если взглянуть на карту, то видно, как русла Тигра и Евфрата сближаются и на севере, в района современного Багдада, расстояние между ними сокращается до двадцати миль, а на юге при впадении в Персидский залив становится еще меньше. На востоке Месопотамскую низменность окаймляет Иранское нагорье, а на западе до самой Саудовской Аравии простирается пустыня. В далеком прошлом Персидский залив значительно глубже вдавался в сушу. Постепенно две великие реки образовали в районе современной Басры значительную наносную отмель, таким образом возникла обширная, на редкость плодородная, болотистая дельта. С течением времени из пустынь, расположенных к западу и северу от дельты, пришли кочевые племена, а с востока — горцы. Они начали осушать болота и строить сначала тростниковые хижины, а потом дома из сырцового кирпича. Эти места, где всегда журчала благословенная вода и где росла высокая урожайная пшеница, стали колыбелью шумерской цивилизации.

В «доисторическую» эпоху, то есть примерно с третьего тысячелетия до н. э., на престол вступают правители, чьи имена известны нам из составленных позднее списков царских династий, В этот период в Шумере последовательно сменили друг друга три культуры трех древних народов, отличавшиеся одна от другой различными способами изготовления предметов. Культуры эти были названы по имени тех мест в Месопотамии, где впервые обнаружены следы их существования. Древнейшие народы, населявшие Месопотамскую низменность, жили в древнекаменном веке; их характерные и очень красивые гончарные изделия, кремневые орудия и глиняные серпы впервые обнаружены под холмом Эль-Обейд, расположенным близ Ура, недалеко от прежней береговой линии; поэтому, где бы их потом ни находили — будь то в Северном Ираке или даже в Сирии, — их относят к культуре Эль-Обейда. Народы эти, вероятно, пришли сюда из горных районов на юго-западе Персии и поселились в болотистой дельте Месопотамии более чем за три тысячи лет до н. э.

Следующий период — так называемая культура Урука (библейского Эреха). Народ, создавший эту культуру, умел обрабатывать металлы, воздвигать здания из кирпича; ему был известен гончарный круг. Следы культуры последнего из трех «доисторических» народов обнаружены близ Вавилона под холмом Джемдет-Наср. В этот период появились зачатки письменности на глиняных табличках.

Вначале первые пришельцы селились вблизи заболоченных проток и вдоль берегов рек. Там была вода — источник жизни. С течением времени люди научились сооружать каналы и дамбы, осваивать пустынные земли и превращать их в плодородные. Теперь им уже не обязательно было селиться в непосредственной близости рек; вместе с тем для рытья каналов и их эксплуатации требовалось большое количество рабочих рук. Поэтому появились крупные поселения в центре плодородных земель и пастбищ.

Однако вскоре возникли новые проблемы: селения росли, ширились и их владения; территории соседних племен все более сближались и в конце концов слились; начались постоянные пограничные инциденты. Ссоры перерастали в настоящие войны из-за жизненно важных прав на землю и воду; селения стали окружать изгородью, и они постепенно превращались в обнесенные стенами города. В такое тревожное время каждому пастуху или земледельцу приятно было сознавать, что он и его семья могут спокойно спать за крепкими стенами.

В начале третьего тысячелетия до н. э. страна превратилась в плодородную ниву и стала называться Синарской равниной. Повсюду возникали укрепленные города, осваивались плодородные земли и возводились ирригационные сооружения. В каждом городе был свой правитель, местное божество, свой религиозный культ. Иногда какой-нибудь властолюбивый воинственно настроенный правитель и его ближайшие родственники нападали на соседей, и на какое-то время их родной город-государство устанавливал господство над многими другими городами, чьи правители становились подданными великого царя.

Этот период продолжался примерно шестьсот лет и знаменует собой начало истории Шумера; он получил название раннединастического. По мере того как могущество различных царствующих родов то возрастало, то падало, власть переходила от одного города-государства к другому.

Возросшая сложность управления государством, потребность в документах хозяйственной отчетности, а также все увеличивающийся объем внешней торговли стимулировали дальнейшее развитие шумерской письменности на глиняных табличках.

Торговали шерстью, изделиями из металлов, зерном. Купцы добирались на западе до Египта, а на востоке — до долины Инда.

Шумерская система исчисления была шестеричной. Она сохранилась в нашей системе измерения времени: час делится на 60 минут, минута — на 60 секунд.

Это была эпоха расцвета и могущества, хотя она и омрачена постоянными междоусобными войнами, В то время как малочисленные армии различных городов Шумера с их колесницами, запряженными ослами, и пешими воинами в кожаных шлемах и длинных одеяниях из овчин, вооруженными кто боевыми топорами и булавами, кто копьями, воевали друг с другом, с севера надвигалась гроза, которая на двести лет положила конец этим внутренним распрям. То было сокрушительное нашествие аккадцев, семитического, в прошлом кочевого племени, которое начало селиться вдоль берегов Евфрата[1]. Примерно в 2340 году до н. э. у них появился выдающийся полководец по имени Саргон; он сумел создать из необученных аккадцев мощную армию и обрушился на города Шумера.

Шумеру пришлось подчиниться и стать частью обширного государства, расположенного на территории от Персидского залива до Средиземного моря, а на севере доходившего до Малой Азии, государства, которым правили Саргон и его потомки. Но со временем, обосновавшись в городах Шумера, аккадцы, эти бывшие кочевники, ассимилировались со своими недавними врагами; их боевой пыл сменился страстным желанием научиться у покоренного ими высокоразвитого народа ремеслам. До вторжения аккадцы не умели писать — шумеры обучили их письму, и они стали писать клинописью на своем родном языке. Два народа жили бок о бок. Власть семитических правителей постепенно слабела, и к шумерам возвращалась их былая мощь.

В конце концов древний Ур вновь выдвинулся на первый план; он возглавил крупное объединенное государство, получившее название Шумер и Аккад. В течение последнего века третьего тысячелетия, приблизительно с 2100 по 2000 год до н. э., цари Третьей династии Ура пользовались неограниченной властью во всей стране. Правители других городов теперь подчинились южному владыке — царю Ура.

В наши дни, когда в результате археологических раскопок ученые получили множество документов в виде глиняных табличек и научились их читать, им открылось многое из истории Шумера; среди наземных руин в Месопотамии удалось опознать немало мест древних поселений, упомянутых в документах; так были отрыты Ур и Эрех, Вавилон и Киш, Ашшур и Нимрод и многие другие города. Но в этих же документах неоднократно говорится о городах-государствах, порой несомненно значительных, в отношении которых ученые могут поведать много интересного, за исключением главного: где они находились. Местоположение городов, которые некогда горделиво возвышались над цветущими полями, оставалось неизвестным. Напасть на их след можно было только случайно.

К таким крупным городам принадлежала Эшнунна. В документах упоминается его название, имя местного бога — Тишпак, а также имена многих из его правителей; некоторые из них являлись подданными правителей Ура периода Третьей династии; другие царствовали в более поздний период и имели странные имена, как, например, Ибалбель и Ибик-Адад, о которых известно, что это отец и сын. Примерно в 2000 году до н. э. эламиты окончательно сокрушили могущество Ура, а Эшнунна продолжала бороться за независимость вплоть до 1800 года до н. э.; затем на арене появился второй выдающийся вождь семитов — могущественный Хаммурапи, воин и законодатель. Сидя на троне в Вавилоне, этот царь аморитов сначала прогнал грабительские племена горцев на их территории, разрушил те города равнины, которые оказывали ему сопротивление, и захватил власть во всей стране. Эшнунна как независимый город-государство прекратила свое существование; и никому не было известно место, где она когда-то процветала.

Однажды жарким утром в конце 1928 года директор Службы древностей в Багдаде работал в своем кабинете при музее. Он был озабочен: за последнее время несколько торговцев перепродали через свои подозрительные лавчонки подлинные древности; они могли попасть им в руки только от грабителей. Его огорчало не только то, что кто-то незаконно раскапывал и продавал предметы, представлявшие, возможно, большую ценность, хотя это само по себе уже достаточно скверно; но настоящую моральную пытку причиняют каждому археологу мысли о том, что неумелое ковыряние лопатой с целью наживы в каком-нибудь месте древних поселений неизбежно приведет к полному уничтожению ценнейших находок. Будет невозможно получить данные, которые могут добыть только квалифицированные специалисты путем расчистки и систематического описания древних строений. Однако прекратить подпольную торговлю возможно лишь в том случае, если это место удастся обнаружить и передать в ведение археологической экспедиции.

Вошел клерк и доложил начальнику, что его хочет видеть какой-то бедуин.

— Хорошо, где он?

— Внизу, во дворе, сэр. Позвать его?

Клерк ввел жителя пустыни в кабинет и остановился в ожидании. Тот учтиво поздоровался и принялся неспеша развязывать узел. Потом араб осторожно протянул начальнику большой серый кирпич, указывая длинным пальцем на что-то, вырезанное на поверхности.

Кирпич оказался с надписью. Такая находка — не редкость. В древние времена каждый правитель приказывал делать надписи на каждом кирпиче.

— Где ты его нашел?

— В пустыне, очень далеко отсюда, мудир; до этого места целый день пути.

— Как оно называется?

— Тель-Асмар.

— «Бурый холм», — пробормотал начальник. — Да, там действительно нет ничего, кроме бурых холмов. Сможешь ли ты опять найти это место?

— Да, мудир, конечно смогу.

— Мне нужна машина, скажи Абдулле, — обратился начальник к клерку, — чтобы бензобаки были полны и пусть он прихватит одну канистру про запас. Через несколько минут мы уезжаем.

Молодой клерк стремглав выбежал из комнаты.

Вскоре машина, минуя сводчатую арку, выехала на пыльное шоссе и повернула к юго-востоку. Через некоторое время они очутились в пустыне, и, только когда проехали пятьдесят миль, впереди на фоне горизонта возник наконец невысокий бурый холм.

— Здесь я нашел кирпич, мудир, это и есть Тель-Асмар.

Вокруг не было ничего, кроме усеянных галькой серовато-бурых холмов, — пустота и беспредельное небо. Начальник медленно взобрался по пологому склону на вершину холма и принялся разгуливать взад и вперед, ковыряя то тут, то там своей палкой.

Подняв небольшие осколки глиняной посуды, он тщательно рассмотрел их, затем сунул часть в карман, а остальные выбросил. Далее его внимание привлек валявшийся на поверхности кирпич. Встав на корточки, он принялся разгребать руками песок вокруг того места, где он лежал. Под ним оказался второй кирпич, затем еще и еще, все в том порядке, как их первоначально положил каменщик. Сомнений больше не было: перед ним нетронутая стена из кирпича-сырца. Начальник вынул нож, осторожно извлек верхний кирпич и сдул с него пыль. И опять появилась та же надпись:

Так была найдена Эшнунна.

Любые раскопки в Тель-Асмере, а тем более в масштабе, который позволил бы полностью выявить историю Эшнунны, были сопряжены с колоссальными трудностями: на месте не было ни воды, ни жилых строений. И еще одно осложнение: следы важнейших находок, попадавших в руки торговцев, приводили к двум холмам близ реки Диялы, что очень далеко от Тель-Асмара; вполне возможно, что там находятся руины какого-то города-государства. Для раскопок требовался значительный штат сотрудников и, следовательно, большой дом, а также уйма денег, что явно не по средствам любому английскому археологическому обществу, которые в то время существовали в основном на мелкие субсидии музеев и пожертвования. Единственным выходом из положения было включение этого объекта в огромный план археологических работ Института востоковедения Чикагского университета, который уже производил в это время раскопки в Египте, Палестине, Сирии, Северном Ираке и Иране.

В начале 1929 года между Багдадом и Чикаго завязалась оживленная переписка. Профессор Брэстед сразу оценил значение обнаруженных находок и принялся хлопотать о концессии на проведение раскопок в этом районе: ему захотелось добавить еще одно важное звено в цепи исследований, проводимых по всему Ближнему и Среднему Востоку. Но он отлично сознавал, что ему потребуется кроме значительной суммы денег еще и первоклассный начальник экспедиции. Здесь нужен был не только отличный руководитель, но и человек, способный дать правильное истолкование полученным результатам, пролив свет на гуманную, далекую от нас историю Шумера; человек, в котором скрупулезная точность лабораторного работника сочеталась бы с широким кругозором выдающегося историка. К тому же в этих трудных условиях совершенно необходимо, чтобы он обладал административным талантом, и, наконец, что отнюдь не менее важно, он должен создать такие условия, при которых члены экспедиции могли бы работать как можно лучше, — трудная задача, если учесть, что у людей, которые вынуждены месяцами вести ненормальную жизнь в пустыне, порой основательно пошаливают нервы. Брэстед отлично понимал, что таким требованиям отвечали лишь очень немногие. И вдруг ему вспомнились раскопки в Египте, где он побывал в предыдущем году: там молодой начальник экспедиции держал в руках сотрудников, которые, по-видимому, были между собой в наилучших отношениях и добивались под его руководством отличных результатов. Своим печатным трудом на тему о древней керамике Ближнего Востока он уже снискал известность в мире археологов и получил ученое звание доктора философии; он умел мыслить в широких масштабах, анализируя данные отельных раскопок. Энергичный, отзывчивый человек, Брэстед написал Франкфорту письмо.

Приняв на себя руководство Иракской экспедицией, Франкфорт пригласил в качестве архитектора Сетона Ллойда, а тот начал с постройки дома в Тель-Асмаре.

Теперь предстояло решить еще одну важную проблему — где взять питьевую воду. Пробу воды из ближайшего канала направили в Багдад на анализ врачу; приговор врача оказался недвусмысленно жестоким, но его следовало ожидать, если вспомнить, какое количество селений теснилось у берегов канала. Врач заявил: после тщательной фильтрации водой можно будет пользоваться для стирки, но даже если ее кипятить, пока у бака не отвалится дно, она все равно не станет пригодной для питья. Единственный выход, по его мнению, заключался в доставке хлорированной воды из Багдада. «Кроме того, к вашим услугам имеется еще и пиво», — любезно добавил он.

Дом выстроили на участке, прилегавшем к крайней южной оконечности Тель-Асмара; три двора сообщались между собой в форме буквы «Г»; дом был одноэтажный, только над воротами для въезда машин имелась башня, куда вела деревянная лестница; на самом верху стоял бак, где вода подвергалась предварительной фильтрации. Над углом башни еще футов на пятнадцать высился тонкий столб, к которому был прикреплен электрический фонарь. Во дворе, под башней, разместились электрогенератор, прачечная, помещения для обслуживающего персонала и гараж. В соседнем дворе были чертежная, лаборатория, темная комната и еще одна очень длинная комната: в ней стояли скамейки, на которых обрабатывались поступавшие с раскопок находки; здесь же находились полки для их хранения.

Комнаты членов экспедиции и небольшая библиотека справочной литературы выходили в самый большой двор, в западном крыле дома имелась длинная общая комната с камином и удобными креслами, из которой можно было попасть в столовую.

Прошло более трех тысяч лет, и в этом безмолвном крае вновь появились стены; открываются и закрываются двери, раздаются ленивые и торопливые шаги, а в сухом чистом воздухе вновь звучат человеческие голоса.

Оказывается, полное имя филолога, которого все звали Джейком, — Торкилд Якобсен. Он — датчанин; его жена Ригмор производила всю фотосъемку на раскопках. У Ганса было твердое правило: жене разрешалось сопровождать мужа в экспедицию только при условии, если она там занималась настоящим делом. Поэтому, пройдя основательную подготовку в Дании, Ригмор стала первоклассным фотографом.

Снимки, сделанные Ригмор на раскопках, отличались необыкновенной четкостью. Подчас ей приходилось решать чрезвычайно трудные проблемы: например, два кирпича, лежащие рядом на дне темной ямы, следовало во что бы то ни стало сфотографировать на месте, так как они интересны только своим расположением и, если их сдвинуть, улетучатся с трудом добытые данные. Кажется, Ригмор всегда в конце концов добивалась хороших результатов, сколько бы ей для этого ни приходилось повозиться с треножником и накидкой в пыльном мрачном месте или в холодной темной комнате, где она обрабатывала материалы.

Основная работа Джейка заключалась, конечно, в дешифровке всех обнаруженных в процессе раскопок надписей. Каждый вечер в крохотной комнатке он трудился над глиняными табличками; терпеливо разбирал протоколы судебных заседаний, которые четыре тысячи лет назад означали победу или поражение тяжущихся сторон, и коммерческую документацию.

На следующий день после нашего приезда прибыли еще трое членов экспедиции — американцы, все новички вроде меня. Это были доктор Мак-Эван с женой и Гаролд Хилл. Через несколько часов все стали их называть просто Мэком, Бетти и Хэлом. Мэк и Бетти приехали только на один сезон: Мэку необходимо было набраться опыта работы в полевых условиях, так как ему предстояло принять руководство новыми раскопками в Сирии. Он должен был работать вблизи реки Диялы, на раскопках городища Хафадж. Бетти взяла на себя все хозяйственные заботы.

Хэл был архитектором и приехал в качестве постоянного сотрудника, чтобы помочь Сетону в его огромном труде — проведении топографической съемки и составлении чертежей и схем по каждому слою раскопок в Тель-Асмаре. Все трое очень устали с дороги: они проделали путь из Дамаска в Багдад на маршрутном автобусе во время сильнейшей песчаной бури. Хэл выглядел больным, от пыли у него начался сухой кашель.

Два дня мы распаковывали и раскладывали вещи, но так и не кончили; поэтому я очень обрадовалась, когда Рэчел предложила мне после чая прогуляться на место раскопок. Мы пошли мимо домов, знакомых мне по аэроснимкам и чертежам, которые еще в лондонской конторе показывал Сетон, и оказались возле двух главных зданий — дворца и примыкавшего к нему дома.

Мы взобрались на вершину пологого холма; нас окружала полнейшая тишина. Мне показалось, что на востоке, почти у самой линии горизонта, я вижу клубы белого дыма. Рэчел тоже посмотрела туда и улыбнулась своей застенчивой, доброй улыбкой.

— Нет, — сказала она, — это снежные вершины окраинных гор Иранского нагорья, примерно в ста милях отсюда; поэтому-то они и кажутся такими невысокими.

Вдруг я услышала голоса — говорили мужчины. Но нигде не было видно ни души. Становилось жутковато: неужели в этих пыльных руинах прячутся люди?

— Вероятно, это те двое, — сказала Рэчел, показывая рукой на север, откуда к нам приближались две черные точки величиной с булавочную головку; их, должно быть, отделяло от нас более мили. Так мы узнали еще об одном редком явлении в этой странной стране — голоса людей слышались так отчетливо, будто путники находились от нас всего в нескольких ярдах.

— Наверно, это первые рабочие, — сказала Рзчел. — Они каким-то образом узнают о начале сезона и стекаются сюда из своих деревень, что расположены где-то там, за линией горизонта. К завтрашнему дню здесь соберется целая толпа.

— Но где они живут, Рэчел?

Она показала на запад, на плоскую равнину, лежавшую за холмом, где виднелись какие-то ямы и траншеи.

— Они роют ямы, затем прикрывают их циновками или шкурами. Мы снабжаем их водой, а еду они приносят с собой. Раз в две недели, после заработной платы, рабочие возвращаются домой в селения, а на следующий вечер приходят обратно с новыми припасами.

Вскоре мы вернулись домой и отправились в свои комнаты, чтобы переодеться к ужину.

Переодевшись, я пошла через двор в столовую и застала там двух американцев — недостававших членов экспедиции; они только что прибыли. Гордон Лауд рассказывал Гансу и Етти о полете на ветхом самолете из Неаполя и о двух вынужденных посадках. Его попутчик сидел на столе, болтая ногами, и весело смеялся. Когда я вошла, он соскочил со стола и подошел ко мне.

— Я знаю, кто вы, — сказал он с приветливой улыбкой, — а вот вы меня не знаете. Мое имя — Гамилтон Дэбри, но вы можете звать меня Хэмом. Давайте-ка выпьем чего-нибудь, и вы мне расскажете, что вы думаете об этих раскопках.

Потягивая мартини и прислушиваясь к общему смеху, я вспоминала все то необыкновенное, что мне довелось услышать и увидеть на раскопках. Неужели и эта страна сумеет приворожить меня?