Город заклинателей дождя

1

Берлин, три месяца спустя

Когда Оскар впервые увидел этого человека, то сразу заподозрил подвох. Слишком уж он бросался в глаза. Ростом под метр девяносто, широк в плечах и груди, как шкаф, а на голове красуется высокий шелковый цилиндр. Одет он был в черное как смоль кожаное пальто и подбитые стальными подковками сапоги. Но даже если все это не принимать во внимание, взгляд первым делом притягивала его роскошная трость. Она, как и все прочее в облике мужчины, была того насыщенного черного цвета, который полностью поглощает свет. И лишь набалдашник в форме львиной головы сверкал золотом.

Лицо мужчины оставалось в тени, но Оскар сумел разглядеть далеко выдающийся нос, похожий на ястребиный клюв, очки в тонкой оправе, а также досиня выбритые щеки. Волосы на висках слегка серебрились сединой, а на затылке были заплетены в косу. Глаза его не отрывались от витрины лавки, торговавшей шпагами, саблями и рапирами.

Какая-то скрытая угроза исходила от этого человека. При других обстоятельствах Оскар постарался бы держаться подальше от такого субъекта, но сейчас его охватило жгучее любопытство. Что мог делать столь состоятельный человек в этом захолустном квартале? Чем он занимается и – а это самое важное! – что ценного у него может быть при себе? С другой стороны, этот мужчина явно был не из тех, кто позволит себя с легкостью обокрасть. С такими нужно держаться начеку.

Оскар уже решил было заняться поисками другой, более подходящей жертвы, как вдруг его взгляд зафиксировал важную деталь. Из кармана пальто мужчины торчал уголок светло-коричневого кожаного футляра. Да это же так называемое портмоне, их совсем недавно стали привозить из Парижа, и в них обычно хранят деньги!

Искушение было слишком велико.

Оскар укрылся в подворотне, достал из кармана флакончик одеколона и опрыскал себя, чтобы перебить неприятный трущобный запах. Он проделал это автоматически. Залог воровского успеха заключается в том, чтобы ни в коем случае не выглядеть, как нищий бродяга, и не пахнуть, как бродяга. Ничто не отталкивает благородных господ сильнее, чем запах грязи и нищеты.

Кто хочет преуспеть в своем деле, должен позаботиться о соответствующем образе. Несмотря на то что ему не исполнилось и пятнадцати, на нем брюки и куртка из английского твида, ботинки из добротной телячьей кожи, на голове почти новая фетровая шляпа – из тех, что носят студенты и подмастерья. На первый взгляд Оскара невозможно отличить от мелкого конторского служащего. Одетый подобным образом, с папкой для бумаг под мышкой, как бы указывающей на должность посыльного или курьера, Оскар мог приблизиться к своим «клиентам», не вызывая у них подозрений и не заставляя морщиться и переходить на другую сторону улицы.

Он торопливо пересек улицу прямо под носом мчащейся двуконной упряжки и направился к мужчине. Слегка сдвинув шляпу назад, он принял вид зеваки, глазеющего на витрины, а оказавшись рядом с мужчиной, остановился, присвистнул и с видом знатока произнес:

– Вот это, скажу я вам, и называется настоящими клинками, верно? Они так отполированы, что на них можно любоваться собственным отражением!

Незнакомец слегка повернул голову и словно прицелился в Оскара своим ястребиным клювом.

– Каждый раз, когда прохожу здесь, любуюсь ими, – продолжал юноша. – Когда-нибудь накоплю деньжат и куплю один из них. Вон та рапира мне больше всего по душе. Вон та, в углу, видите? – С этими словами он ткнул пальцем в рапиру с гравировкой на гарде. – Не оружие, а мечта. Уверен, с ним никакой противник не…

– Тебе нечем заняться? – недовольно буркнул мужчина, крепко сжимая набалдашник своей трости.

– У меня, знаете ли, как раз обеденный перерыв, – улыбнулся Оскар. – Мне бы только быстренько доставить эту папку в канцелярию министерства, и тогда я смогу передохнуть и проглотить парочку бутербродов.

При этом он слегка пристукнул ладонью по папке, и в то же мгновение нажал указательным пальцем на невидимую застежку. Целая кипа документов хлынула на тротуар.

– О, проклятье!

Оскар наклонился и принялся торопливо собирать бумаги, которые, как назло, рассыпались у самых ног незнакомца.

– Можно бы и поаккуратнее! – Мужчина собрался было отступить в сторону, но этот мальчишка придержал его за полу.

– Нет-нет, пожалуйста, ради Бога, вы можете наступить на них!

Он принялся ползать вокруг сапог мужчины.

– Вы не могли бы это немного подержать? – наконец обратился он к незнакомцу, протягивая ему пачку бумаг. – Простите мою неловкость, я уже почти справился…

Мужчина, несколько ошарашенный, схватил пачку и тут же начал ее просматривать. Оскар только этого и ждал. Мало кто может справиться с искушением хоть одним глазком заглянуть в чужие документы, в особенности если на них стоит гриф «Секретно». В то же мгновение пальцы Оскара оказались в кармане пальто незнакомца, а через секунду его портмоне исчезло в папке для бумаг.

Он мгновенно огляделся – не заметил ли кто его манипуляций, и выпрямился.

– Слава Богу! – воскликнул он. – Все до единого здесь, и ни один не испачкан. Боюсь даже представить, что бы со мной было, если б я доставил их господину советнику грязными!

– Кажется, это очень важные документы, – проговорил мужчина, протягивая Оскару пачку бумаг, которые все еще держал в руках. – Тебе стоит поторопиться, пока ты не угодил еще в какую-нибудь передрягу.

– Разумеется, вы правы, господин, – ответил Оскар с поклоном. – Огромное вам спасибо!

Отойдя на несколько шагов назад и продолжая кланяться, он добавил:

– И простите, пожалуйста, мою неловкость!

С этими словами он развернулся и направился в сторону Ораниенбургерштрассе.

Пройдя сотню шагов, он не справился с искушением и оглянулся, чтобы удостовериться, что его действия остались незамеченными. Однако незнакомца уже не было у витрины с клинками – он шел следом за ним. Не бежал, не кричал, не размахивал тростью – всего лишь размеренно шагал примерно в том же темпе, что и сам Оскар. Из-за подбитых сталью каблуков его шаги гулко отдавались в узком переулке, а полы черного кожаного пальто развевались и походили при этом на крылья ворона.

Ужас охватил Оскара. Неужели незнакомец обнаружил пропажу? Но если это так, почему он не зовет полицию? Его поведение выглядело очень странно. Спокойно, только спокойно, – уговаривал себя Оскар. Возможно, по чистой случайности, их маршруты совпали. Но осторожность никогда не помешает.

Он юркнул за угол и торопливо затрусил по Ораниенбургерштрассе. Улица была запружена прохожими, экипажами, почтовыми каретами, крестьянскими повозками и вагонами конки, что вполне типично для берлинского вторника. Шум здесь стоял оглушительный. Отрезок между больницей Шарите и биржей считался самым оживленным местом в Берлине. Лучшего места, чтобы ускользнуть от преследователя, не найти.

Лавируя между пешеходами и повозками, Оскар пересек проезжую часть, пробежал около ста метров и свернул налево – на улицу Артиллериенштрассе. Здесь было немного тише. На углу он остановился и только теперь отважился взглянуть назад. Ни один преследователь не смог бы угнаться за ним в этой толчее, однако убедиться в этом следовало. Он приподнялся на цыпочки и стал вглядываться сквозь мельтешение толпы.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы заметить черный цилиндр, плывший над головами, как труба океанского парохода. Устремив взгляд прямо на юношу, незнакомец продолжал шагать с той же скоростью, что и прежде. Ни быстрее, ни медленнее. Спокойно, энергично и неотвратимо, как судьба.

И тут Оскару стало ясно, что ни о каких совпадениях не может быть и речи. Не стоило обманывать себя: его преследовали. Смутная тревога мигом превратилась в настоящую панику. Зажав папку под мышкой, он поспешил дальше, судорожно размышляя на ходу, что теперь предпринять. Незнакомец опасен, в этом нет никаких сомнений. Но выиграет в этом состязании тот, кто окажется хитрее. Оскар знал все закоулки, ходы и проходные дворы в этой части города, как свои пять пальцев, и для того, чтобы принять решение, ему понадобилась доля секунды.

На следующем перекрестке он снова свернул налево. Улица Цигельштрассе заканчивалась тупиком, а здание, перегораживавшее ее, примыкало к парку дворца Монбижу. Собственно, это была ловушка, если не знать, где находится вход в подвал, который никогда не запирается. Этот подвал соединен с подвалами других зданий в этом квартале, и оттуда можно пробраться в северную часть города. Оскар не раз пользовался этим путем, если требовалось быстро и бесследно исчезнуть. Так сказать, раствориться в воздухе.

Он бросился со всех ног в конец улицы, и когда добрался до лестницы, ведущей в подвал, был весь мокрый как мышь. Спустившись на несколько ступеней, он обернулся и бросил через плечо быстрый взгляд назад.

Таинственного незнакомца не было видно. Оскар с силой толкнул дверь и нырнул во мрак.

Пару секунд пришлось привыкать к темноте. Подвалом уже несколько лет никто не пользовался, он служил только в качестве запасного выхода в тех случаях, когда главный подъезд по каким-то причинам оказывался запертым. Кроме каких-то пыльных полок, на которых громоздились пустые бутылки, здесь не было ничего заслуживающего внимания. Через узкое оконце, наполовину погруженное в землю, едва просачивался дневной свет, но его было вполне достаточно, чтобы сориентироваться. Оскар торопливо пересек помещение, толкнул еще одну дверь и побежал вдоль тоннеля, от которого ответвлялись тоннели, ведущие в другие подвалы.

Наконец он остановился перед массивной дубовой дверью, которая выходила на лестничную клетку, и прислушался. Как будто все спокойно. Единственное, что сейчас доносилось до его слуха, были звуки скрипки, на которой играл нищий музыкант, снимавший клетушку в этом доме.

Теперь можно без опаски выйти на площадку в подъезде. Однако потребовались немалые усилия, чтобы хоть немного приоткрыть дубовую дверь. При этом раздался отвратительный скрип. Оскар мигом протиснулся в образовавшуюся щель и кинулся вверх по лестнице, но ненадолго задержался у оконца в свинцовом переплете, чтобы оценить обстановку на Цигельштрассе.

Несколько пешеходов виднелись на тротуаре, но среди них не было мужчины в черном. Возможно, ему все-таки удалось ускользнуть. Однако Оскар не хотел рисковать, потому и не спустился к парадной двери, выходившей на улицу, а продолжил бесшумно подниматься вверх по деревянной лестнице.

Старые ступени скрипели при каждом шаге. Эта часть пути была самой рискованной. В любую минуту кто-нибудь из жильцов или прислуги мог выйти и обнаружить здесь незнакомого подростка. Но пока все шло гладко.

Наконец он миновал дверь жилища скрипача. Скрипка за нею ныла жалобно и безутешно – музыкант без конца бился над одним и тем же пассажем. Оскар поднялся на пятый этаж, где находился выход на чердак, открыл дверь, выкрашенную белой краской, и с осторожностью прикрыл ее за собой. Еще пара шагов – и он на чердаке, где можно немного перевести дух.

Устроившись у слухового окна, он раскрыл свою папку и извлек оттуда светло-коричневое кожаное портмоне. Явно недешевое и почти новенькое. Его вес свидетельствовал, что, помимо бумажек, внутри находится немало монет. Влажными от пота, слегка подрагивающими пальцами Оскар открыл бумажник, заглянул внутрь и присвистнул от изумления. Пригоршня золотых монет по десять марок ласкала глаз солнечным блеском, кроме того, внутри была еще куча серебра.

Он высыпал содержимое на ладонь и попытался прикинуть общую сумму. Сто пятьдесят марок золотом и сорок пять серебром. Оскар еще раз посвистел сквозь зубы. Такую кучу денег ему вообще никогда не приходилось держать в руках. Незнакомец все-таки оказался богачом, нюх не подвел его.

Вопрос только в том, как этот денди оказался на улице Краусникштрассе? Тут что-то не вязалось. Правда, теперь это неважно. Нечего ломать голову из-за таких мелочей. Деньги теперь принадлежат ему, Оскару, и это главное.

Оскар уже собирался вернуть монеты обратно в бумажник, но внезапно заметил между ними какое-то сероватое мерцание. Кусочек металла, выглядит, как слегка потускневшее железо, немного стерт по краям. Он осмотрел его со всех сторон. С виду – никакой ценности. Но почему тогда он лежит в портмоне вместе с золотом и серебром? Объяснения этому Оскар так и не сумел придумать и решил заняться непонятной железкой попозже.

Он вернул содержимое портмоне на место, застегнул его и засунул поглубже во внутренний карман пиджака. Затем он поднялся. Часть этих денег ему придется отдать ростовщику Берингеру, но зато он раз и навсегда рассчитается с долгами. С таким уловом можно полгода жить припеваючи. Может, удастся снять маленькую квартирку. Настоящую квартирку, а не паршивую дыру, в которой ему приходится ютиться сейчас.

Распахнув слуховое окно, Оскар выбрался на крышу. Небо над Берлином успело затянуться тучами. Несколько симпатичных кудрявых облачков превратились в свинцово-сизую стену, медленно надвигавшуюся с запада. Свежий ветер пах дождем. Оскар прикинул: примерно через час польет как из ведра. Пора возвращаться домой.

Дорогу к своему жилью Оскар нашел бы и с завязанными глазами. Он легко перепрыгивал с крыши на крышу через просветы между домами, пробирался между водостоками и печными трубами, балансировал, словно трубочист, на крытых черепицей коньках. Ему нравилось наверху. Внизу оставались грязь, суета и уличный шум, а отсюда он мог без помех наблюдать, как внизу снуют люди, маленькие, словно муравьи. Он любил эту необъятную панораму крыш и отдаленный звон, доносившийся с колоколен церквей, стаи голубей, круживших и кувыркавшихся над городом. А иногда ему хотелось стать одним из них.

Через несколько минут он достиг конца своего путешествия: грязного дома на улице Ораниенбургерштрассе, расположенного наискосок от старой синагоги. Его фасад украшали маленькие балкончики с коваными решетками, которые соединялись между собой пожарной лестницей. По ним можно было легко спуститься вниз. Только между вторым этажом и тротуаром лестница отсутствовала, поэтому приходилось последние три метра преодолевать по водосточной трубе.

С обезьяньим проворством он спустился по лестнице, перебрался на трубу и через секунду уже стоял на тротуаре. Не обращая внимания на подозрительные взгляды пешеходов, Оскар задрал нос и отправился прямо в свою конуру.

Но не успел он пройти и десяток метров, как рука в черной перчатке схватила его за ворот и втащила в ближайшую подворотню.

– Наконец-то я тебя поймал! – насмешливо произнес глубокий и низкий голос.

Только теперь Оскар осмелился поднять глаза. Над ним возвышался незнакомец в цилиндре. Его лицо оставалось в тени, только глаза за стеклами очков мерцали, словно два водянистых кристалла. Оскар рванулся, но рука в перчатке держала его крепче слесарных тисков.

– Не спеши, – остановил его голос. – Ты куда-нибудь торопишься?

Мужчина поднес к его лицу другую руку, сжатую в кулак. Оскар попытался зажмуриться, ожидая удара, но внезапно заметил, что ладонь раскрывается. На черной коже перчатки белела горка какого-то тонкого порошка. Прежде чем он успел что-либо понять или подумать, незнакомец поднял ладонь, дунул, и порошок облачком окутал лицо воришки.

Оскар ощутил ужасное жжение во рту, глазах и носу. Он начал задыхаться и кашлять. Слезы выступили из глаз. Пальцы его царапали горло, а сам он судорожно хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Он предпринял последнюю отчаянную попытку вырваться, беспорядочно размахивая руками, как утопающий, но ничего из этого не вышло.

Тем временем мужчина в черном с улыбкой на лице наблюдал за его мучениями. Затем он загадочно проговорил:

– Желаю тебе приятных сновидений, мой мальчик.

Искры рассыпались перед глазами воришки, и он провалился в темноту.

2

Оскар очнулся с чудовищной головной болью и ощущением, что вместо мозгов череп заполнен холодной тыквенной кашей. Свет мучительно резал глаза и, казалось, проникал в самые отдаленные закоулки сознания. Пришлось снова сомкнуть веки. Нечто подобное с ним случилось только однажды, когда он выпил слишком много пива, но сейчас он чувствовал себя гораздо хуже.

Он снова попробовал приоткрыть глаза. На этот раз боль была не такой сильной, и он решил, что сможет ее вынести.

Оказывается, он сидел в кресле с резными подлокотниками и очень высокой спинкой. Помимо кресла, в комнате находились кровать, стол и множество полок, набитых книгами. Плотные шторы на окнах были задернуты, на полу лежал дорогой ковер. Оскар попытался было приподняться, но тут же убедился, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Только осмотрев себя, он понял, что крепко привязан к креслу. Широкие кожаные ремни туго держали его запястья и не оставляли ни малейшей надежды на освобождение.

В одно мгновение он вспомнил все. Кражу портмоне, попытку скрыться, плен… и незнакомца в черном. Эти водянистые глаза, ястребиный клюв и ухмыляющиеся тонкие губы…

От этого Оскару стало еще хуже. Он связан и заперт в чужом доме. И тут не требуется особенно богатой фантазии, чтобы понять, что он в руках у преступника или маньяка. Какого-нибудь спятившего убийцы.

Паника охватила подростка. Нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало. Он попробовал ослабить свои путы, но они не поддавались. Шея, руки, ноги – все привязано, а кресло слишком массивное, чтобы передвигаться вместе с ним.

Внезапно послышался звук шагов, приближающихся к двери. Оскар немедленно прекратил попытки освободиться и притворился спящим. Однако, опустив веки, он оставил крохотную щелочку, сквозь которую мог различить, как дверь в комнату отворилась, и кто-то вошел. Это был человек небольшого роста, который нес перед собой что-то похожее на тарелку или поднос. Поставив свою ношу на стол, он шагнул к окну и одним движением раздвинул шторы.

Как только комнату залил яркий дневной свет, Оскар убедился, что перед ним вовсе не его похититель. В комнате находилась женщина в длинной рубахе с пестрым шитьем и такой же юбке. На ногах у нее были сандалии, а запястья украшали позвякивающие браслеты и цепочки. Кожа женщины была цвета кофе, а темные волосы она повязала косынкой. Оскар никогда еще не видел ни таких женщин, ни таких нарядов.

Незнакомка вернулась к подносу, что-то налила из чайника в чашку и подошла к нему. Оскар все еще притворялся спящим, но женщина сразу разгадала его хитрость.

– Привет, малыш! – проговорила она мягким грудным голосом. – Я принесла тебе кое-что. Это вернет тебе силы.

Она раскатисто произносила звук «р», и у нее был очень необычный акцент. Сейчас женщина стояла так близко от него, что он чувствовал запах ее экзотических духов. Никакого смысла притворяться больше не было, и Оскар открыл глаза.

Лицо, обращенное к нему, показалось Оскару прекрасным, и все-таки в нем было что-то странное. На вид женщине было около тридцати, точнее он затруднялся определить. У нее были большие бархатистые темные глаза и слегка припухшие губы. Мочки ушей украшали золотые серьги в виде колец. Судя по всему, эта женщина не собиралась причинять ему зла.

– Попробуй! – предложила она. – Это очень вкусно и поможет от головной боли.

Она сделала над чашкой несколько движений ладонью, словно ворожила, и Оскар почему-то решил довериться ей. Паники как не бывало. Он кивнул и позволил женщине напоить себя незнакомым напитком. Тот оказался крепким, горьковатым и одновременно сладким, и совсем другим на вкус, чем чай или какао, которым его потчевала Ханна, симпатичная кухарка из ресторана «Старая таможня». Это питье в самом деле возвращало силы, и головная боль вскоре прошла сама собой.

Он с жадностью осушил чашку.

– Молодец! – похвалила его женщина. – Ведь тебе уже лучше, правда?

Он кивнул.

– Меня зовут Элиза, – представилась женщина. – Можно я тебе помогу?

При этом она кивнула на ремни, опутывавшие Оскара. И прежде чем он успел ответить, освободила его руки, затем шею и ноги. Причем сделала это так быстро и проворно, что Оскар едва успел сообразить, что свободен. Он почувствовал, как кровь приливает к конечностям – словно тысячи игл вонзаются в мышцы. Пришлось некоторое время массировать их и разминать.

– Как твое имя?

Оскар молчал, а глаза его шарили по комнате в поисках какой-нибудь лазейки, которую можно было бы использовать для бегства.

– Я понимаю, о чем ты думаешь, – женщина снова указала на ремни и улыбнулась. – Мне придется извиниться за такие жестокие меры, но у меня есть оправдание. Это было необходимо для твоей же безопасности. Мой господин, как и любой другой человек, иногда ошибается. Я сообщила ему, какой должна быть безвредная доза порошка, но он все перепутал и использовал вдвое больше. Но теперь уже все позади.

– Где я? – Оскар попробовал приподняться с кресла. Мышцы еще дрожали от напряжения, но он уже вполне мог держаться на ногах.

– В доме моего господина, – прозвучал ответ. – Хочешь с ним увидеться?

– С кем?

– С хозяином этого дома.

Оскар сделал несколько неуверенных шагов.

– Даже… н-не знаю… – с сомнением проговорил он.

– Он будет рад тебе. – Женщина бросила на подростка ободряющий взгляд. – Я понимаю, что все здесь очень необычно, но тебе нечего опасаться. Просто следуй за мной.

Дом показался Оскару просто огромным. Даже столовая вызывала почтение и походила размерами на бальную залу. На потолке висела хрустальная люстра, и дневной свет, проникающий через окна, отражался в ее гранях тысячами искр. Посреди стоял стол окруженный удобными мягкими стульями, за которым легко могли разместиться человек тридцать. Резные горки для фарфора и серебра и сервировочные столики свидетельствовали об изысканном вкусе хозяина.

Элиза шла довольно быстро, и Оскар едва успевал таращиться по сторонам и удивляться великолепию обстановки. И вот они уже в следующей комнате – это, должно быть, библиотека. Вдоль стен от пола до потолка здесь тянутся полки, заполненные фолиантами в великолепных кожаных переплетах – скорее всего, энциклопедиями и словарями. А вот и другие книги – из тех, в которых описывают всяческие путешествия, а также атласы и сборники морских навигационных карт. На их корешках блестят золотом розы ветров, неведомые гербы и очертания континентов. Карты побольше – географические, геологические, еще какие-то, – были свернуты в рулоны и стояли в специальных подставках.

Оскар уже начал склоняться к мысли, что незнакомец, который доставил его сюда, возможно, и не сумасшедший. Это явно человек образованный и обладающий солидным состоянием. Такого количества книг, как здесь, Оскару не приходилось видеть даже в публичной библиотеке.

Оскар питал слабость к книгам. Ему нравились рыцарские романы, истории о пиратах и приключениях в далеких странах. Вместе с героями Карла Мая он скитался по дикому Курдистану и погружался с капитаном Немо и профессором Аронаксом в неведомые глубины океана. Книги позволяли ему хотя бы ненадолго забывать о суете и грязи берлинских улиц, жестокости городского дна и убогом существовании мелкого карманного воришки. Некоторые приключенческие романы печатались из номера в номер в «Берлинской иллюстрированной газете», и Оскар мог читать их в «Старой таможне», навещая Ханну.

В его собственной конуре тоже имелись книги – иногда он покупал их, когда промысел оказывался успешным. Две-три он, конечно, стащил, но большинство приобрел честным путем. Книги вызывали у него уважение – ведь в любой из них происходило столько событий, по сравнению с которыми его собственная жизнь казалась серой и скучной. Это касалось и тех книг, в которых он ничего не понимал, но за непонятными словами и формулами в них крылось что-то очень важное и значительное.

Так кто же он, человек, у которого столько книг, и которому вдруг понадобилось похитить уличного подростка-карманника?

В центре библиотеки располагался огромный глобус на деревянной подставке – такой огромный, что Оскар даже не рискнул прикинуть, сколько может весить такая махина. Он с превеликим удовольствием остановился бы и попробовал повернуть глобус вокруг его оси, но Элиза уже поджидала его у двери, ведущей в следующую комнату.

Это помещение произвело на него самое сильное впечатление. Оскар окончательно убедился, что находится в жилище какой-то знаменитости. Стены здесь были обшиты панелями из мореного дуба, к которым на равном расстоянии один от другого были прикреплены бронзовые канделябры. Две массивные резные колонны из того же дерева подпирали потолочный свод на высоте никак не меньше пяти метров. Свод был расписан удивительными пейзажами: снежные горы, водопады, непроходимые джунгли, бескрайние каменистые пустыни. Волшебные картины, каких ему не доводилось видеть даже во сне! На стенах висели охотничьи трофеи со всех концов света: слоновьи бивни, головы носорогов и тигров, антилоп, леопардов, медведей и рысей. Некоторых из этих животных Оскар видел в зоопарке, но большинство были ему совершенно не известны.

Разинув рот, он глазел на все эти диковины. Хозяин дома, должно быть, объездил весь свет! Перед мысленным взором Оскара возникла персона, смахивающая на Аллана Квотермэйна, покорителя Африки, героя романов Райдера Хаггарда. Может быть, и ему, простому пареньку из трущоб, судьба сулит необыкновенные приключения?

Он с трудом оторвался от созерцания этой комнаты. Сейчас нужно быть предельно осторожным и внимательным. Он что, забыл, как его одурманили, похитили и связали? И еще неизвестно, чем все это кончится. Пока он не получит хоть каких-то объяснений тому, что случилось, цель у него одна – бегство при первой же возможности.

Наверх вела широкая дубовая лестница. Элиза махнула ему рукой:

– Поторапливайся, мой мальчик. Наш хозяин не любит долго ждать.

Взяв его за руку, женщина повела Оскара на второй этаж. В конце длинного коридора они остановились, женщина постучала в дверь и сразу же вошла.

Эта комната оказалась большой и очень теплой. В пылающем камине потрескивали дрова. Из окна открывался вид на парк. Вечерело, за деревьями садилось багровое солнце. За массивным письменным столом красного дерева сидел мужчина. Он казался полностью погруженным в чтение толстой книги в кожаном переплете.

У Оскара перехватило дыхание. Очень светлые глаза, кустистые брови и очки несомненно принадлежали его похитителю. Но сейчас незнакомец производил совершенно другое впечатление. Если при первой встрече он походил на ворона, то сейчас на нем был просторный домашний сюртук из красного бархата с золотым шитьем, удобные широкие брюки и светло-коричневые замшевые туфли. Волосы, заплетенные в косу, падали на левое плечо, придавая мужчине сходство с китайцем.

Едва они вошли, незнакомец оторвался от чтения, шумно захлопнул книгу и отложил ее в сторону.

– Входи, – произнес он. На сей раз голос его звучал гораздо дружелюбнее, чем при их первой встрече у витрины оружейной лавчонки. – Я вижу, ты в полном порядке. Это хорошо.

Он прочистил горло и прошел к шкафу, в котором в несколько рядов стояли бутылки всех цветов радуги.

– Хочешь чего-нибудь? Воды? Чаю? Может, коньяк? – Он быстро взглянул на Элизу. Та решительно покачала головой и сказала:

– Нет-нет, только не коньяк. Молоко гораздо лучше. Выпьешь стакан молока?

Оскар стоял с тем выражением лица, которое нередко можно видеть у игроков в покер. Ситуация была чрезвычайно странной. Его охватило удивительное чувство – какая-то смесь страха и восхищения. Обычно он соображал мгновенно, но сейчас ему лишь с большим трудом удавалось собраться с мыслями.

– Значит, ничего не хочешь? Тогда, если ты не против, я сам опрокину рюмочку.

Мужчина взял большой бокал, плеснул на донце немного коричневатой жидкости, похоже, довольно крепкой, и сделал крохотный глоток.

– Присаживайся, – предложил он, указав на удобный диван напротив письменного стола. Оскар вопросительно взглянул на Элизу. И лишь после того, как она знаком дала ему понять, что все в порядке, опустился на мягкие кожаные подушки.

– Вот так-то лучше, – заметил мужчина. – Тебя, должно быть, интересует, где ты находишься и чего я от тебя хочу, верно? Всему свое время. А пока позволь мне представиться. Меня зовут Карл фон Гумбольдт. А тебя?

– Оскар Вегенер, – пробормотал юноша.

Хозяин дома одобрительно кивнул.

– Рад познакомиться с тобой, мой мальчик. Мне доставляет удовольствие видеть тебя в своем доме.

Оскар ответил скептическим взглядом. С чего бы такое радушие?

– Вас вправду зовут Гумбольдт? Так же, как знаменитого путешественника-первооткрывателя?

– Ты говоришь о моем отце, Александре фон Гумбольдте. – Хозяин дома бросил короткий взгляд на Оскара поверх очков. – Как и мой отец, я интересуюсь природой и могу без ложной скромности назвать себя натуралистом. Ты понимаешь, что это значит?

Выпятив нижнюю челюсть, Оскар заявил:

– Еще бы! Это те, кто протыкают бабочек булавками, а потом выставляют их на всеобщее обозрение.

Герр Гумбольдт на мгновение смешался, но все-таки продолжал:

– Да, и бабочек также – если того требует наука. Но в моей деятельности это вещь второстепенная. Я скорее путешественник и исследователь. Посещаю ранее не исследованные области, описываю и картографирую их, собираю и наблюдаю флору и фауну, а затем довожу все это до сведения коллег и всех, кому это интересно.

Он указал на толстую книгу в кожаном переплете, которая все еще лежала на столе.

– Перед тобой первый том энциклопедии, над которой я сейчас работаю. Рукопись, которую я со временем собираюсь опубликовать. Это будет фундаментальный, всеобъемлющий труд, доступный не только специалистам, но и всем людям, умеющим читать. Обильная пища для живых умов.

Он одним глотком прикончил содержимое бокала и со стуком отставил его.

– Но прежде чем я опубликую эту книгу, пройдут годы. Мир пока еще к этому не готов. К тому же есть немало влиятельных персон, которые охотно запретили бы ее печатать, а возможно, и уничтожили бы. Жалкие тупицы, не желающие сделать хотя бы шаг за порог собственного дома или заглянуть за изгородь своего сада. И они нам рассказывают, как устроен наш мир! Я намерен окончательно обезоружить их и лишить всякого влияния.

– Но что же вам нужно от меня? – набравшись духу, спросил Оскар.

Герр Гумбольдт удивленно поднял брови.

– Ты же меня обокрал! Или ты уже все забыл?

Ага, вот он и добрался до самого неприятного. Оскар сглотнул.

– Теперь понятно. Вы хотите сбагрить меня полиции?

– Нет.

– Нет?

Оскар был озадачен. Прошло немало времени, прежде чем он решился снова спросить:

– А что же тогда?

Ученый усмехнулся.

– А не хочешь ли ты хоть немного рассказать о себе? Откуда ты родом, кто твои родители и чем ты вообще занимаешься?

– Чем я занимаюсь, вы уже знаете, – возразил Оскар. – Обычный мальчишка на побегушках. Гоняю по всему городу с различными поручениями. Не самая спокойная работа, но жить можно.

– Ага, – кивнул Гумбольдт. – И тут тебе пришла в голову мысль стибрить мой кошелек.

«Похоже, пора удирать отсюда», – мелькнуло в голове у Оскара.

– Ваш бумажник нахально торчал из кармана пальто. Вас и без меня непременно обокрали бы, часом раньше или часом позже, – проговорил Оскар и тут же добавил: – Это вы виноваты! Вы сами толкнули меня на преступление. Нельзя так искушать человека, тем более бедного.

Ученый захохотал.

– Так, значит, это ты должен заявить на меня в полицию? Интересно, кому в суде поверили бы больше – тебе или мне?.. Ну, а теперь поговорим серьезно. Кто твои родители? Чем они занимаются и где живут?

Оскар без всякой охоты ответил:

– Мои родители умерли. Матери не стало, когда я был еще совсем маленький, а своего отца я никогда не знал. Должно быть, он был каким-нибудь бродягой. Может, моряком или кем-то еще в том же роде…

– Это очень печально, – с глубокой серьезностью произнес ученый. – Значит, тебе очень рано пришлось познакомиться со всеми тяготами жизни и полагаться только на самого себя.

Оскар кивнул:

– Я довольно долго прожил в сиротском приюте. Но там было так паршиво, что я сбежал оттуда и стал пытаться выкарабкаться самостоятельно. Я был метельщиком улиц, посыльным, подмастерьем. Брался за любую работу, лишь бы не думать о том, как раздобыть еды на завтра. Но вам, я думаю, не слишком хорошо известно, что такое не иметь ни крошки во рту три дня подряд.

– Ошибаешься, – коротко возразил ученый, но больше на эту тему распространяться не стал. Он снова взялся за бокал и принялся вертеть его в руках.

Оскар наблюдал за герром Гумбольдтом из-под полуопущенных ресниц. В конце концов ему надоела затянувшаяся пауза.

– Послушайте, весь этот разговор ни к чему, – заявил он. – Сдайте-ка меня властям и забудьте обо всем, что случилось. Я получу то, чего заслуживаю.

А про себя добавил: «И заодно вырвусь из лап этого сумасшедшего ученого». В полицию он попадал уже не впервые, тут у него был немалый опыт.

На губах герра Гумбольдта появилась улыбка.

– Сунуть тебя за решетку было бы слишком просто. Да и нечестно – ведь ты с блеском провернул свое дельце. Большинство нынешних мошенников – полные профаны. За версту видно, что они что-то замышляют. Твой номер с папкой был просто неподражаем.

Оскар хотел запротестовать, но Гумбольдт вскинул руки.

– Да-да, конечно, ты скромный и трудолюбивый посыльный. Но пока давай предположим, что ты таковым не являешься. Допустим, что ты самый обычный карманник, каких в Берлине хоть пруд пруди…

Боже праведный, да что же этому человеку нужно от него? Почему он не тащит его в полицию?

– Переодевание, документы в самораскрывающейся папке, заранее подготовленное отступление по крышам – просто превосходно!

В голосе ученого звучала явная похвала.

– Видимо, недостаточно превосходно, – буркнул Оскар себе под нос.

Глаза герра Гумбольдта загадочно блеснули.

– Ну, что касается побега, то тут у тебя просто не было ни единого шанса.

– Что вы имеете в виду?

Вопрос остался без ответа. Ученый выдвинул ящик письменного стола и вынул оттуда портмоне – то самое, украденное Оскаром.

– Помнишь эту вещицу?

– Еще бы!

Гумбольдт повертел бумажник, разглядывая его, словно видел впервые.

– А ты не задавался вопросом, каким образом я тебя нашел?

– Конечно, я думал об этом. Я ведь успел спрятаться в подвале, потом поднялся на крышу, и вы не могли за мной последовать. Вас там просто не было. Как же вы узнали, в каком направлении я удираю?

– Смотри!

Гумбольдт открыл портмоне и вытащил из него металлическую пластинку, которую Оскар приметил еще на чердаке. Он бросил ее на стол и щелчком отправил к мальчику.

– Возьми это.

– Что?

– Возьми пластинку в руку и встань.

Оскар несколько секунд раздумывал, стоит ли подчиниться. Все-таки его удерживали в этом доме насильно, об этом не следовало забывать. С другой стороны, его жгло любопытство.

Тем не менее он сделал то, о чем просил Гумбольдт: взял пластинку и поднялся с дивана. Одновременно ученый вынул из кармана брюк странный предмет. Небольшой металлический футляр, в котором была укреплена миниатюрная копия земного шара. Шар был заключен в подобие двух крохотных обручей и свободно вращался в любом направлении. На выступающей его стороне было нанесено множество отметок. Одна из них сейчас светилась красным и словно указывала на Оскара.

– А теперь подвигайся.

Оскар сделал шаг в сторону. Красная метка повернулась за ним. Она продолжала указывать на него и тогда, когда он обежал вокруг стола и снова вернулся к дивану. Даже когда взобрался на стул, спрыгнул и присел на корточки позади стола, красная метка следовала за ним, предвосхищая любое его движение. Словно пристальный чужой глаз.

– Колдовство, – пробормотал Оскар, недоверчиво косясь на прибор.

– Ничего подобного! – ответил Гумбольдт с довольным смешком. – Все дело в магнетизме. И там, и тут имеются магниты особого рода. Если совсем точно, сделаны они из метеоритного железа.

– То есть, это вроде как компас?

– Именно, мой юный друг. Но только Северный магнитный полюс находится не в Арктике, а в твоей руке. Куда бы ты ни шел и как бы далеко ни находился, прибор всегда укажет мне нужное направление.

– Даже сквозь дома?

– Хоть через горный хребет. Хочешь подержать?

Оскар кивнул и взял из рук Гумбольдта странную коробочку. Она оказалась тяжелее, чем казалась на вид. Маленький шар уставился прямо на него, напоминая глаза деревянных марионеток, которых он видел на ярмарочных представлениях. Оскар терпеть не мог марионеток.

От металлической коробочки исходило едва различимое гудение, которое щекотало ему ладонь. Когда Оскар захотел оторвать руку от таинственного прибора, то почувствовал, что она словно прилипла к металлу. Он с отвращением вернул вещицу на стол и положил рядом с ней металлическую пластинку. И та мгновенно взлетела в воздух и повисла над коробочкой.

– Колдовство, – еще раз буркнул Оскар и взглянул на Гумбольдта. – Ладно, но если вы не собираетесь упрятать меня за решетку, что тогда? Вы, как я понимаю, не намерены меня отпустить просто так?

Гумбольдт наклонил голову.

– Нет. По крайней мере, не сейчас. Мне бы хотелось, чтобы ты сначала выслушал мое предложение.

– Предложение? – Оскар насмешливо приподнял бровь. – Что может такой человек, как вы, предложить такому оборванцу, как я?

– Я бы хотел, чтобы ты сопровождал меня в моем следующем путешествии.

– Как вы сказали?

– Наказанием за твой поступок станет работа, – продолжал ученый. – Стирать, убирать, чистить оружие, делать покупки. Мне нужен слуга, который последует за мной повсюду, чтоб выполнять мои поручения изо дня в день. Парень с твердым характером, который привык к самостоятельности и не боится трудностей. Моя последняя экспедиция, к сожалению, прошла под знаком многочисленных неудач. – Ученый обменялся взглядами с Элизой, которая все так же молча стояла у входа в кабинет. – Меня ограбили, а слуги бросили меня на произвол судьбы. Каждый из них имел превосходные рекомендации, но все как один меня разочаровали. Когда они поняли, что у меня больше нет ни гроша, они удрали, как крысы с корабля, получившего пробоину. И мы в одночасье оказались беспомощными. Ни слуг, ни проводников, ни носильщиков, ни погонщиков. Нам пришлось вернуться не солоно хлебавши, если можно так выразиться. И тогда я дал себе слово, что отныне вместо больших и многолюдных экспедиций буду снаряжать небольшие и подвижные группы из людей, которые способны сориентироваться в любой ситуации и выполнить все, что от них требуется. Я мог бы еще долго рассказывать тебе о всяких экспедициях и приводить разные доводы в пользу такой идеи. Но я поступлю иначе: просто сделаю тебе предложение.

Он испытующе взглянул на Оскара.

– Я хочу показать тебе свою лабораторию, чтобы ты понял, о чем идет речь. Ты переночуешь здесь, а утром сообщишь свое решение. Захочешь уйти – я не стану тебе препятствовать. Будешь снова свободен. Согласен?

Во взгляде Оскара сквозило сомнение.

– Это какой-то трюк, верно?

– Ничего подобного. Абсолютно прямое и честное предложение.

«Прямое и честное!» – ухмыльнулся про себя Оскар. Должно быть, такое же, как трюк с колдовским компасом. Но с другой стороны: а что если все это правда? Тут масса преимуществ и плюсов.

Он снова недоверчиво покосился на ученого, но поскольку особого выбора у него не было, кивнул. В конце концов, если что не так – завтра утром можно убраться отсюда.

– Согласен, – наконец проговорил он.

– Прекрасно, – Гумбольдт потер руки и поднялся. – Тогда следуй за мной. Уверен, тебе многое понравится. Ох, чертовщина, я забыл спросить, может, ты голоден? Элиза мигом приготовит что-нибудь перекусить, и ты сможешь подкрепиться прямо во время нашей экскурсии по лаборатории.

3

Лестница, ведущая в подвал, казалась невероятно старой и пахла затхлостью. Ступени были скользкими от сырости, а на стенах проступали пятна плесени. Керосиновая лампа в руке Гумбольдта давала совсем немного света. На грубой кладке стен прыгали странные изломанные тени. Примерно так Оскар представлял себе средневековый пыточный застенок. Продолжая ждать чего-то ужасного – скажем, звона цепей или глухих стонов узников, – он вонзил зубы в бутерброд, который приготовила Элиза. Внутри оказалась острая салями с какими-то незнакомыми овощами и экзотическими приправами. Запах приправ и свежей зелени перебил тяжкий дух подземелья.

– У вас необычная служанка, – заметил Оскар. – С виду слегка странная, но очень вкусно готовит. Откуда она?

Гумбольдт остановился и обернулся к подростку.

– Элиза – больше чем служанка, – проговорил он. – В своей стране она считалась могущественной колдуньей. Она обладает способностями, о которых ты не имеешь ни малейшего представления. Например, она телепат. Тебе приходилось когда-нибудь слышать о таких вещах?

Оскар отрицательно покачал головой.

– Это особый дар, который позволяет вступать в общение с людьми, находящими на большом расстоянии, с помощью мысленной силы. – Пожав плечами, ученый продолжал: – Я, признаться, и сам не понимаю, как это у нее получается, но то, что она обладает телепатическими способностями, бесспорный факт. Настоящая магия, если угодно. Родина Элизы – Гаити, это западная часть острова Эспаньола, расположенного в Карибском море. Дикая и первобытная земля. Ее жители прекрасно разбираются в магии, одни – в белой, другие – в черной. Помнишь порошок, которым я тебя усыпил? Элиза привезла его со своей родины. Эта субстанция изготовлена из полусотни разных трав и минералов. Она играет важную роль в ритуалах культа Вуду. Искусство гаитянских колдунов способно лишить человека воли, превратить его в пустую оболочку без души, которая способна выполнять только приказы самого колдуна. Когда-нибудь Элиза расскажет тебе об этом подробнее.

Вместо ответа Оскар втихомолку ухмыльнулся. Когда-нибудь? Неужели этот спятивший натуралист действительно думает, что он захочет остаться? Почему он так уверен в этом? Что тут такого заманчивого, в этом заплесневелом подземелье?

С этими мыслями он снова принялся за бутерброд.

Вскоре Гумбольдт остановился перед массивной дубовой дверью. С самого дна своего кармана он извлек огромную связку ключей, выбрал один и отпер замок. Несмазанные петли заскрипели, когда он открывал дверь, и этот скрип походил на болезненный стон.

Изнутри пробился отблеск красноватого света. Гумбольдт погасил лампу и подозвал Оскара.

– Входи, друг мой, не робей!

Однако, едва переступив порог, Оскар остановился как вкопанный.

Прежде всего, его поразили размеры помещения, в котором он оказался. Перед ним простирался зал квадратной формы метров двадцати в длину, освещенный множеством керосиновых ламп. Повсюду виднелись столы и стеллажи, на которых находились диковинные приборы и механизмы. Здесь было так тепло, как никогда не бывает в подземельях и подвалах. Сводчатый потолок опирался на каменные колонны, делившие зал на равные части. Полукруглые ниши в стенах только усиливали сходство этого зала с храмом.

Оскар вопросительно взглянул на хозяина дома.

– Ты прав, – произнес Гумбольдт, словно читая его мысли. – Это бывшая крипта. В таких подземных часовнях, располагавшихся под алтарем, в прошлом хоронили епископов и королей. Но самой церкви больше не существует. Она была разрушена еще в семнадцатом веке, в эпоху Тридцатилетней войны. На ее месте возвели жилой дом, с владельцем которого у меня были приятельские отношения, и незадолго до своей кончины он продал мне его за умеренную цену. То, что ты видишь здесь, – это исследовательская лаборатория, какой не найти ни в Берлине, ни во всей остальной Европе.

Только теперь Оскар сосредоточился на приборах, заполнявших все свободное место в этой необычной лаборатории. Повсюду что-то бурлило и клокотало. Откуда-то летели искры и клубились цветные дымы. На некоторых столах высились стеклянные колбы в человеческий рост, заполненные зеленоватой жидкостью, из которой выделялись мелкие пузырьки. На других были установлены металлические колеса, вращавшиеся, как казалось, сами собой, без всякого воздействия извне. Между сверкающими металлическими шарами время от времени с треском и грохотом проскакивали голубоватые молнии. Казалось, он попал в мастерскую древних богов или могущественных волшебников.

– Все, что ты видишь тут, – проговорил Гумбольдт, обводя широким жестом свою лабораторию, – результаты многолетних исследований и кропотливого труда. Тепло, свет, электрическая энергия – то, чем занимается современная наука. Ничего общего с магией, здесь все имеет свое объяснение с точки зрения известных нам законов природы. Разумеется, при условии, что ты достаточно глубоко их понимаешь и умеешь пользоваться. Здесь нет места ни для шарлатанов, ни для невежд. Среди моих интересов главное место занимают четыре стихии: огонь, земля, вода и воздух. Но я не забываю и об астрономии, науке о звездах. При случае я покажу тебе мою обсерваторию на верхнем этаже – если, конечно, тебе это интересно. Но сейчас я хотел бы рассказать тебе, куда направится наша экспедиция, и каких результатов я от нее ожидаю.

Направляясь к широкому столу в отдаленной части крипты, они миновали стеклянную витрину, до отказа заполненную всевозможным оружием: пистолетами, ножами, кинжалами, арбалетами. Но странное дело – все это оружие выглядело немного не так, как то, которое приходилось видеть Оскару. Оно явно было усовершенствовано и выглядело устрашающе.

– Зачем вам столько оружия? – спросил он. – Вы собираетесь воевать?

Гумбольдт взглянул ему прямо в глаза.

– Знание далеко не всегда дается легко, – ответил он. – Вокруг нас еще немало людей, чьи головы забиты суевериями, а сами они считают современную науку чертовщиной. Кроме того, у меня есть завистники и конкуренты, и большинство из них не гнушаются преступными методами. Жизнь такого исследователя, как я, полна опасностей, и приходится всегда быть готовым постоять за себя.

С этими словами Гумбольдт снял с витрины арбалет.

– Взять хоть вот эту штуковину. У нее имеется барабан, в который одновременно заряжается два десятка стрел. Стреляет она с помощью сжатого газа, а раны, которые причиняет такая стрела, смертельны в ста случаях из ста.

Привычными движениями он проверил, свободно ли движется механизм арбалета, заглянул в прицел и вернул его на место.

– Я никогда не применяю оружие первым, – продолжал ученый, – но иногда без этого невозможно обойтись.

– А что здесь? – Оскар указал на серый ящик, в верхней части которого виднелся раструб, как у граммофона.

– О, это одно из моих последних изобретений, – с гордостью отозвался Гумбольдт. – Я назвал его лингафоном. Этот прибор поможет решить проблемы с языком, постоянно возникающие в отдаленных уголках Земли. Он еще не доведен до совершенства, но я намерен его основательно испытать перед началом нашей экспедиции. А теперь следуй за мной.

Гумбольдт провел подростка в дальний угол и коснулся какой-то кнопки. Вспыхнула лампа, осветившая необъятный стол белым холодным светом. Затем он придвинул Оскару стул и сам уселся рядом.

– Для начала я хочу познакомить тебя с нашим маршрутом.

Ученый выдвинул ящик стола, вынул оттуда карту и развернул ее.

– Эта экспедиция будет долгой и нелегкой, – он провел пальцем на карте длинную ломаную линию. – Мы пересечем Атлантику и направимся к Огненной Земле. Приходилось тебе слышать это название?

– Да, я прочитал немало историй о приключениях мореплавателей прошлого. Это, кажется, на крайнем юге Южной Америки?

– Я вижу, ты разбираешься в географии. Испанцы называют ее «Тьерра дель Фуэго». Дикая и почти не исследованная область.

– А откуда начнется наше путешествие?

– Отсюда, – сказал ученый и постучал пальцем по кружку, рядом с которым было написано «Берлин». – Наш корабль называется «Сахара», он принадлежит пароходной компании «Космос» и стоит в гавани Гамбурга. Выйдя оттуда, мы направимся во французский Гавр, затем в Монтевидео и Буэнос-Айрес – и далее вдоль побережья континента до Огненной Земли. После этого мы пройдем Магеллановым проливом и поднимемся на север до той широты, по которой проходит граница между Чили и Перу. По пути к перуанскому порту Кальяо мы сойдем на берег в городке Камане, расположенном в департаменте Арекипа. Там мы наймем мулов и двинемся по суше вот к этой точке…

Палец ученого застыл на карте у отметки, рядом с которой было написано нескольких слов и длинное число.

– Каньон Колка, – прочитал Оскар. – Три тысячи метров.

– Верно! Это самое глубокое ущелье на нашей планете, – подтвердил Гумбольдт. – Если, конечно, верить прежним измерениям. Каньон Колка – это и есть цель нашей экспедиции.

– Перу… – повторил Оскар. – И что вы рассчитываете там найти?

– Существует древняя легенда, связанная с этим местом, – произнес Гумбольдт, снова погружаясь в один из ящиков своего стола. – Есть и письменные источники, в которых говорится о так называемых «заклинателях дождя». Будто бы эти могущественные волшебники сумели преодолеть силу земного притяжения и чувствуют себя в небе, как птицы.

– Вы хотите сказать, что они умеют летать? Но ведь это же какие-то байки, правда?

– Легенда говорит, что, кроме того, они умеют призывать дождевые облака и таким образом спасают весь этот край от длительных засух. «Заклинателей дождя» трудно отыскать, потому что обычно они живут над облаками. И только посвященные могут найти путь в их город, которые охраняют свирепые стражи. Ну, и как тебе такое приключение?

– И вы во все это верите?

Гумбольдт ответил широкой улыбкой.

– Ты скептик, и мне это по душе. Ты из тех, кто не принимает все за чистую монету, а хочет составить собственное мнение. Это прекрасно. Теперь о «заклинателях дождя». Да будет тебе известно, что многие легенды, если не большинство из них, содержат в себе рациональное зерно. И мы не можем убедиться в их правдивости или неправдивости, пока не увидим все собственными глазами.

Оскара эти доводы нисколько не убедили.

– Это всего лишь сказка, каких великое множество. Что же теперь, проверять каждую чушь, которая когда-то взбрела кому-то в голову?

– Конечно, нет. – На лице Гумбольдта появилось лукавое выражение. – Но существует одна вещь, на которую ты непременно должен взглянуть. Сейчас я тебе ее покажу…

Он выдвинул один из потайных ящичков, но не успел ничего оттуда достать, потому что Оскар стремительно вскочил со стула, заметив движение у стены в дальней части лаборатории. Там промелькнула какая-то тень, размером не больше собаки, но он мог бы поклясться, что это существо передвигается на двух ногах.

– Что это… там?

Он напряженно всматривался, но больше ничего не мог разглядеть. В конце концов Оскар стал думать, что ему почудилось, но внезапно снова заметил едва приметное движение – на этот раз слева. Затем послышался звук: негромкое цоканье когтей по каменным плитам пола. Странное существо держалось в тени лабораторных стеллажей, чтобы подобраться поближе. Определенно, это была не собака. Но и не кошка, и не крыса. Что-то совершенно другое.

– Не пугайся, – успокоил его Гумбольдт. – Это Вилма. Она пришла нас проведать.

Существо было уже совсем близко, и наконец оказалось там, куда падал холодный свет лампы. Длинный клюв, живые умные глаза, небольшое тело и крупные крепкие лапы. Оскар так таращился на него, что у него чуть глаза не выскочили из орбит.

Животное повертело головой, приблизилось, осмотрело его и вопросительно пискнуло.

Гумбольдт взял с полки небольшую банку, открыл ее и что-то бросил существу в клюв. Потом присел перед ним на корточки и погладил по голове.

Только тогда Оскар сумел захлопнуть распахнутый от изумления рот.

– Это же киви! – произнес он, все еще запинаясь.

Ученый удивленно взглянул на него.

– Ты совершенно прав. Карликовый страус родом из Новой Зеландии. А ты, оказывается, кое-что знаешь. Молодец!

– Это все «Жизнь животных» Альфреда Брэма, – пояснил Оскар. – Я прочитал выдержки из этой книги, которые публиковал один журнал. Я и представить не мог, что такая птица существует на самом деле!

– Как видишь, – сказал Гумбольдт, и снова отправил в длинный клюв птицы какое-то угощение. В банке копошились насекомые – жуки или что-то вроде того. – Это самая маленькая нелетающая птица на Земле. Самка, великолепный экземпляр. Зовут ее Вилма. Вообще-то она живет в саду, но когда замечает, что я внизу, всегда приходит меня проведать. Пришлось сделать для нее отдельный вход. Она необыкновенно умная. Хочешь погладить?

Оскар кивнул и потянулся к птице. Вилма слегка клюнула его в руку, но он ее не отдернул, и тогда она позволила погладить себя и больше не сопротивлялась.

– Ты ей понравился, а это не так-то просто, – сказал Гумбольдт, подталкивая птицу к выходу. – Довольно, Вилма, теперь отправляйся в сад! Живее, живее!

Птица издала хрюкающий звук и затрусила в неосвещенную часть лаборатории – туда, откуда и появилась.

– Она жутко симпатичная!

Этот дом был полон сюрпризов, и Оскар уже начал забывать о своих страхах и опасениях.

– Киви – отличный сторож, – заметил Гумбольдт. – Лучше любой собаки. И хоть зрение у нее не очень острое, зато слух и обоняние – просто превосходные. В природе эта птица ведет ночной образ жизни, и если в темноте кто-нибудь попытается проникнуть в усадьбу, поднимет оглушительный крик… Но мы отвлеклись. Я ведь собирался тебе кое-что показать.

Ученый извлек из ящика стола предмет, обернутый несколькими слоями ткани. Развернув ткань, он поднял его и показал Оскару. Ничего особенного: плоская, слегка поблескивающая медная пластина пятнадцати сантиметров в длину и около двадцати в ширину. Кусок металла, к тому же поврежденный, – верхний угол пластины отсутствовал, а ее поверхность была покрыта царапинами и вмятинами. С одной стороны она казалась темнее, словно была покрыта неровным слоем полустершегося лака.

– И это все?

Оскар был разочарован. После всего услышанного, он ожидал увидеть нечто невероятное. Из того, что он повидал в подвале-лаборатории, эта пластина казалась самой непримечательной.

– Это, мой юный друг, целый набор загадок. – Глаза Гумбольдта блестели от волнения. – Мое самое большое сокровище, которое я берегу, как зеницу ока.

– Вы называете сокровищем какой-то кусок меди?

– Это не кусок меди, а фотографическая пластина, – возразил ученый. – Не знаю, приходилось ли тебе видеть нечто подобное, но еще несколько десятилетий назад такой способ длительного хранения изображений на металлическом листе был самым распространенным. Он позволял запечатлеть все необходимое с величайшей точностью, поэтому никакой обман тут невозможен. Однако фотоаппараты, в которых использовались подобные пластины, были слишком тяжелыми и неуклюжими, поэтому с недавних пор фотографы начали использовать целлулоидную пленку со светочувствительным слоем.

– Изображение? Но я ничего тут не вижу!

– Ее нужно повернуть под определенным углом к свету. Вот, попробуй сам. Но будь осторожен – сама по себе она стоит в сотни раз дороже такого же куска золота. – Гумбольдт протянул пластину подростку и добавил: – Тот, кто сумел сделать этот снимок, был специалистом своего дела и, похоже, пользовался более портативной моделью фотоаппарата, чем тогдашние неуклюжие сундуки на треногах.

Держа обеими руками металлическую пластину, Оскар слегка поворачивал ее, изменяя угол падения световых лучей. Внезапно он начал что-то различать – словно из темной глубины медленно всплывало пока еще неясное изображение. Оно было черно-белым, но обладало глубиной и передавало мельчайшие детали. Наконец картинка стала такой четкой, что можно было различить каждый камень, каждую травинку.

На переднем плане располагалась ветка растения с веерообразными листьями. За ней Оскар разглядел дома. Странные постройки, похожие на осиные гнезда, лепились к отвесной скале на большой высоте. Между собой эти жилища соединялись сплетенными из лиан лестницами, а через пропасть, видневшуюся правее, были перекинуты легкие висячие мосты.

Но самым удивительным оказались темные пятнышки на фоне неба. То, что Оскар поначалу принял за облака, при детальном рассмотрении оказалось летательными аппаратами, походившими на корабли, лодки и аэростаты, большие и поменьше. Их было столько, что просто глаза разбегались! Некоторые имели отдаленное сходство со стрекозами, другие смахивали на гигантские снежинки, а некоторые были совершенно невообразимой формы. У всех на борту имелись экипажи, и вся эта армада парила в воздухе, словно семена одуванчика.

У Оскара побежали мурашки по спине. Он с трудом заставил себя оторвать взгляд от волшебного изображения.

– Завораживающее зрелище, правда? – Ученый взял из его рук пластину, завернул ее в ткань и спрятал обратно в ящик, не забыв тщательно его запереть.

– Откуда это у вас? – спросил Оскар.

Гумбольдт указал на реку, змеившуюся по карте среди долин и плоскогорий Перуанских Анд.

– Местные индейцы обнаружили ее в кожаной сумке, которую выловили из реки Камана. В сумке находилось еще много пластин, но остальные были проданы коллекционеру, чьего имени я не знаю. Мне просто невероятно повезло, что удалось заполучить хотя бы одну. Река эта берет начало в высокогорных ледниках и пересекает ущелье Колка. Следовательно, снимок был сделан где-то здесь. – Коротким движением он очертил на карте область размером с ноготь. – Именно отсюда я намерен начать поиски и очень надеюсь, что ты не откажешься меня сопровождать. Можешь рассматривать эту экспедицию как некое испытание. Если ты оправдаешь мои ожидания, то станешь моим постоянным помощником. Если же нет… ну что же, тогда наши пути разойдутся. Итак, что ты думаешь о моем предложении?

Оскар слушал вполуха. Он все еще находился под впечатлением, которое произвела на него пластина, которую он только что держал в руках. Изображение намертво врезалось в его память, словно клеймо, выжженное пастухом на спине коровы. Теперь он уже не мог избавиться он него.

– Когда мы отправляемся? – пробормотал он, погруженный в свои мысли.

– Наш корабль отплывает через десять дней, – произнес Гумбольдт.

4

Нью-Йорк, в это же время

Кэб мчался с сумасшедшей скоростью по Манхэттену вдоль Пятой авеню по направлению к Центральному парку. Лошади выбивались из сил, их крупы лоснились от пота, морды были покрыты пеной. Мужчина, сидящий на козлах, не обращал ни малейшего внимания на возмущенные выкрики пешеходов и проклятия других возниц, которым лишь с величайшими усилиями удавалось избежать столкновения. Он продолжал нахлестывать несчастных животных, вынуждая их бежать еще быстрее.

Наконец на перекрестке с 58-й улицей показалось здание «Глобал Эксплорер». Логотип издательства в виде гигантской буквы «X», возвышающейся над крышами окрестных зданий, сверкал в лучах солнца. Десять флагов с изображением земного шара, обрамленного надписью «Открой для себя мир за один день!», развевались на свежем ветру, дующем с Гудзона.

Макс Пеппер опаздывал. Его босс, основатель компании, газетный магнат Альфонс Т. Вандербилт, не терпел опозданий. За пять минут до начала экстренного заседания редакции, назначенного ровно на семнадцать часов, он распорядился прекратить доступ в зал. Следовательно, в ближайшие пять минут двери, ведущие в зал заседаний, захлопнутся, и тогда уже ничего не изменить, – распахнутся они только тогда, когда последует разрешение босса. Сотрудники, не явившиеся вовремя, могут пенять на себя.

Максу довелось быть свидетелем того, как Вандербилт увольнял людей, опоздавших всего на три минуты – и по весьма уважительным причинам. А у Пеппера не было иных оправданий, кроме того, что его жена свалилась с гриппом и ему пришлось отвозить дочь на урок музыки. Разумеется, можно было бы придумать что-нибудь поубедительнее, но у босса фантастический нюх на всякое вранье. Так что у Макса оставался единственный выход – оказаться в зале до того, как двери закроются.

Как безумный он ворвался на стоянку перед зданием издательства, осадил взмыленных лошадей, сунул под мышку папку, швырнул поводья сторожу и понесся вверх по лестнице. Тем временем прозвучал первый удар колокола на колокольне, расположенной неподалеку церкви Святого Фомы. Словно на коньках, Макс прокатился по мраморному полу холла и пулей взлетел на второй этаж. Уже в галерее, ведущей в западное крыло, он с ужасом услышал шаги Винкельмана, направлявшегося закрывать дверь.

Алоизий Винкельман был камердинером мистера Вандербилта и пережитком глубокой древности. Выглядел он так, словно провел всю жизнь в пыльных архивах и пустынных коридорах. Серый и сморщенный, больше всего он походил на законсервированный в формалине труп.

– Подождите! Минуту! – задыхаясь, прокричал Макс, но слуга невозмутимо продолжал свое дело. По гулкой галерее разнесся грохот – это захлопнулась первая створка высокой и массивной двустворчатой двери зала. Проклятье, этот Винкельман либо глух как пень, либо мстит ему за что-то. А скорее всего, и то, и другое. Так и есть – повернув голову к мчавшемуся из всех сил Максу, старикашка ядовито усмехнулся и принялся за другую створку.

В последнее мгновенье Максу удалось протиснуться в узкую щель. И едва он ввалился в зал, дверь позади захлопнулась, и загремел запор.

Макс попытался затормозить, но, продолжая скользить по мраморным плитам, врезался в стойки с картами. Некоторые из них, свернутые в тугие рулоны, рухнули и раскатились по полу. Макс принялся поспешно собирать их и рассовывать по местам, но, пораженный мертвой тишиной, царившей в зале, оглянулся. Глубокое осуждающее молчание.

Все взгляды были направлены на него. Шестнадцать редакторов, большинство из которых занимали ведущие должности в «Глобал Эксплорер», разглядывали его сквозь свои очки в никелированных оправах, словно неприятное насекомое. Почти все они были значительно старше Макса и с достоинством носили отличительные знаки своего положения – темные костюмы, подкрученные усы и волосы с проседью. На фоне стен, обшитых панелями вишневого дерева, и мраморных бюстов эти господа, казалось, позировали для картины.

С церковной колокольни слетел последний удар.

Альфонс Т. Вандербилт, восседавший во главе стола, поднял молоток и трижды ударил по каучуковой подставке. Макс поспешил занять свое место. Только теперь он почувствовал, как нелегко далась ему эта гонка. Ноги были ватными, дыхание со свистом вырывалось из груди. Торопливыми движениями он привел в порядок волосы и проверил, на месте ли узел галстука.

– Глубокоуважаемые члены правления и господа руководители отделов! – Голос мистера Вандербилта был глубоким и приятным. – Я рад приветствовать вас на первом в этом году экстренном заседании. – Он бросил на каждого из присутствующих краткий, но пристальный взгляд. – Прошу внести в протокол сегодняшнюю дату -18 апреля 1883 года, и зафиксировать присутствие полного состава приглашенных. Все присутствующие имеют право голоса.

Все сосредоточенно внимали боссу, так что был слышен скрип пера секретаря собрания. И пока Макс задавался вопросом, чему будет посвящено голосование, Альфонс Т. Вандербилт грузно поднялся из глубин своего кресла и направился к картам.

Всякий раз, когда Максу доводилось видеть этого владельца газетно-журнальной империи и своего прямого начальника, ему казалось, что тот прибавил еще пару килограммов. Тело мистера Вандербилта походило на туго набитую пуховую подушку, увенчанную крохотной тыковкой. Сквозь седые, коротко подстриженные волосы розовела кожа головы. С тылу глава компании выглядел, как огромный младенец, которого зачем-то запихнули в деловой костюм.

Тем временем Вандербилт схватил указку из бамбука, приблизился к детальной карте Южной Америки и постучал кончиком указки в окрестностях Анд. Все шестнадцать редакторов, включая Макса, вздрогнули.

– Перу, – произнес мистер Вандербилт, устремив холодный взгляд прямо на Макса. – Это ваша сфера ответственности.

Макс мигом почувствовал недоброе. Даже в зале как будто стало жарче.

Чтобы собраться с мыслями, он уставился на карту. Вся часть Американского континента, лежавшая к югу от экватора, входила в круг его обязанностей. «Глобал Эксплорер» был еженедельным журналом, посвященным различным отраслям естественных наук. В нем печатались статьи об экспедициях в отдаленные уголки Земли, о последних достижениях медицины и технического прогресса, об открытиях в области зоологии и ботаники. Не существовало тем, которые не освещал бы журнал, стремившийся к занимательности и одновременно к научной достоверности. Правда, порой встречались в нем статейки, которые спустя недолгое время оказывались чистой воды мифами, но читатели просто обожали истории о неведомых морских чудовищах, динозаврах, благополучно доживших до наших дней, и таинственных снежных людях с гималайских вершин. Всей этой чепухе «Эксплорер» неизменно уделял внимание, но вместе с тем здесь печатались серьезные доклады о результатах исследования остатков древних высокоразвитых культур и загадочных империй далекого прошлого.

Однако в последнее время в издательском мире появились новые веяния. В Вашингтоне было основано новое географическое общество, которое хвастливо именовало себя крупнейшим в мире, а его ежемесячный журнал «Нэшнл Джиогрэфик» стремительно набирал популярность и претендовал на то, чтобы отнять читателей у «Глобал Эксплорер».

У Макса пересохло в горле. Он сглотнул, а затем осторожно поинтересовался:

– А что, собственно, с Перу?

– Когда вы в последний раз слышали о Босуэлле?

Макс удивился. Гарри Босуэлл был фотографом, который по поручению «Глобал Эксплорер» обследовал Андский регион. Его экспедиция продолжалась уже больше года. Через определенные промежутки времени он составлял отчеты о своем путешествии и отсылал их вместе с фотографиями в Нью-Йорк. До сих пор все его отчеты приходили с завидной регулярностью, однако вот уже три месяца от него не было известий. Ни писем, ни посылок с негативами, ни телеграмм.

Только теперь Макс заподозрил, о чем, собственно, пойдет речь на сегодняшнем совещании, и попытался восстановить в памяти дату прибытия последнего отчета Босуэлла.

– В декабре прошлого года, – наконец произнес Макс, и его голос дрогнул. – Он выслал несколько снимков высокогорных плато и ущелий неподалеку от чилийской границы. Действительно, сенсационный материал. В феврале мы опубликовали статью на его основе.

– А с тех пор?

– Полное молчание, – пришлось признать Максу. – Я несколько раз пытался связаться с ним по телеграфу через своих представителей в Лиме, но безрезультатно. Складывается впечатление, что Босуэлл бесследно исчез. Я хотел выждать еще хотя бы месяц, и только после этого подать официальное заявление властям. – Он поморщился. – Может быть, у вас, сэр, есть какие-то новости?

Не удостоив его ответом, Вандербилт вернулся на место, извлек откуда-то кожаную сумку и небрежно швырнул ее на стол. Сумка была потертая, вся в пятнах, и выглядела так, будто последние полгода пролежала на дне Гудзона.

Макс затаил дыхание. Вне всякого сомнения, это была сумка-кофр Босуэлла, изготовленная на заказ в Нью-Йорке в мастерских одной очень известной фирмы. Он помнил, с какой гордостью фотограф показывал ему свое приобретение накануне отплытия на юг Америки. Грязь, засохший ил, какие-то растительные волокна посыпались на стол. Газетный магнат достал носовой платок, тщательно вытер пальцы и только после этого расстегнул замки.

– Три дня назад мне прислали это из Лимы, – пояснил он, брезгливо прикасаясь к задубевшей от сырости коже. – Некоторое время сумка фигурировала на тамошнем черном рынке, пока бдительный посредник не заметил на этой вещи наш фирменный знак. – Он назидательно постучал пухлым пальцем по букве «X» и окружающей ее надписи. – Он связался с нашим агентом, и тот повел от моего имени переговоры о цене. Сумма, которую за нее запросили, оказалась астрономической. Вы и представить себе не можете, сколько нам пришлось за нее выложить.

– А Босуэлл?

– Ни малейших следов. Известно лишь то, что он останавливался в ущелье Колка. Я намерен в самое ближайшее время направить туда группу толковых людей, которая и займется поисками.

Удивленно приподняв бровь, Макс спросил:

– Что же такого особенного в этой сумке, если вы отвалили за нее целую кучу денег? С моей точки зрения – бесполезный кусок старой кожи. Что-нибудь в этом роде я купил бы только для того, чтобы до смерти напугать жену.

Шутка не вызвала никакой реакции. В зале по-прежнему царила тишина, прерываемая только сдержанным покашливанием.

– Все дело в том, что вы потеряли нюх, – язвительно проговорил Вандербилт. – Меня интересовала не оболочка, а содержимое. Вам разве не любопытно узнать, чем занимался Босуэлл накануне своего исчезновения?

Босс одарил его двусмысленной улыбочкой, в которой одновременно сквозили превосходство и осуждение.

– Да, но…

Вандербилт запустил лапу во внутреннее отделение сумки и извлек оттуда четыре заметно поврежденные медные пластины. Фотографические пластины с изображениями!

Макс подался вперед, но со своего места не сумел ничего разглядеть. Тогда босс, сохраняя непроницаемое выражение на лице, передал две пластины тем из сотрудников, которые сидели слева от прохода, и еще две – сидящим справа. После чего принялся следить за их реакцией.

И она не заставила себя ждать.

В зале послышались возгласы изумления, тяжелое дыхание, скрип кожаных сидений и стук отодвигаемых стульев. Ни один из присутствующих не остался на месте, включая и Макса Пеппера. Эти солидные люди в темно-синих костюмах, крахмальных рубашках с запонками на манжетах, в сверкающих очках и с аккуратно подстриженными бородами толпились, словно школьники, отталкивая друг друга, чтобы успеть первыми взглянуть на то, что попало в объектив аппарата Босуэлла. Макс попытался прорваться в первые ряды, но вынужден был отступить.

Но в конце концов ему удалось заполучить одну из пластин. Он поднес ее к лицу, повернул под нужным углом к свету, и сейчас же перед ним проступило отчетливое изображение.

Вглядевшись в него, Макс опустился на первый попавшийся стул и немало времени провел в молчании, глядя прямо перед собой.

5

Из оцепенения его вывел голос мистера Вандербилта:

– Потрясающе, Макс, не правда ли?

Рассудок Макса судорожно пытался найти хоть какое-нибудь объяснение увиденному, но безрезультатно.

– Вы уверены, что это не подделка? – хрипло выдавил он. – Может, какой-то оптический трюк, чтобы поводить нас за нос?

Вандербилт пожал плечами.

– Если это так, то мы имеем дело с чертовски хорошей подделкой, – ответил он. – В любом случае, это отличный материал для журнала. Но еще важнее – найти Босуэлла. Только он сможет пояснить, что изображено на фотопластинах. И я хочу, чтобы вы, Макс, занялись этим лично.

Макс поднял голову. Вот оно что!

– Я… мне придется отправиться в Южную Америку?

– Именно. И чем скорее, тем лучше. Даю вам двадцать четыре часа на подготовку и сборы. Билет на ваше имя уже заказан. Из Нью-Йорка в Сан-Франциско – поездом, далее на пассажирском судне в Лиму. Надеюсь, что вы не оставите нас без регулярных отчетов.

– Но это же невозможно! – запротестовал Макс. – Я издательский редактор, а не какой-нибудь там авантюрист. Я не имею не малейшего представления о том, как организовать подобное предприятие, не знаю языка, нравов и обычаев индейских племен, населяющих высокогорье Перу. И зачем эта спешка? Думаю, мы должны еще раз все спокойно обсудить, а уж потом…

По мере того, как он приближался к концу этой тирады, в его голосе оставалось все меньше уверенности. Тем временем шум в зале утих, и взгляды собравшихся устремились на него.

– Причина спешки, мой дорогой Пеппер, заключается в следующем, – босс напыжился, сделавшись похожим на рассерженного индюка. – У меня есть основания предполагать, что в этом деле мы столкнемся с самым злейшим из наших врагов.

– Вы имеете в виду «Нэшнл Джиогрэфик»?

Вандербилт отрицательно покачал головой.

– Хуже. Нам удалось выяснить, что всего фотографических пластин было пять. По досадной случайности одна из них ускользнула из наших рук. Она была продана некоему лицу, которое всем вам хорошо известно тем, что постоянно доставляет нам всяческие неприятности. Этого человека зовут… – он сделал многозначительную паузу, – Карл Фридрих фон Гумбольдт!

Послышались возгласы удивления, сопровождаемые ругательствами и проклятьями. Каждый здесь хорошо знал человека, который, по слухам, был незаконнорожденным отпрыском великого Александра фон Гумбольдта и в то же время невероятно удачливым путешественником и исследователем. В последние годы он показал себя стойким и опытным противником тех, кто работал на «Глобал Эксплорер». Если где-то открывали новый клочок суши, обнаруживали неизвестное племя или следы исчезнувшей цивилизации – Гумбольдт оказывался там намного раньше всех остальных, будь то на Мадагаскаре, на Тасмании или на острове Пасхи. Он исколесил и обошел пешком Гренландию, Индию, Афганистан и горы Гиндукуша. Этот человек обладал безошибочным чутьем и ненасытной жаждой приключений.

В этом, разумеется, не было бы ничего предосудительного, если бы он ограничивался только исследовательской деятельностью. Но Гумбольдт, помимо всего прочего, широко публиковал обзоры, статьи, отчеты и свои путевые записки, и «Нэшнл Джиогрэфик» проявлял живейший интерес к этим публикациям.

– Теперь вы понимаете, мой дорогой Пеппер, что фактор времени в этом случае играет исключительную роль. Если Гумбольдт уже пронюхал об этом деле, то на счету каждый час.

– Если он действительно в курсе дела, то причин посылать в эту сложнейшую экспедицию такого человека, как я, еще меньше. Гумбольдт – настоящий исследователь, упорный, целеустремленный и абсолютно непредсказуемый. В состязании с таким противником у меня просто не останется шансов на успех.

– Я и не говорил, что вы отправляетесь в одиночку, – возразил Вандербилт. При этом по его лоснящемуся лицу скользнула ухмылка. – Вас будет опекать человек, способный во всех отношениях противостоять Гумбольдту. Он прекрасно ориентируется в любой местности и знает толк в средствах обороны и нападения. Я обращаюсь к нему, когда речь идет об особо деликатных вещах, так как эта особа предпочитает работать тайно. Ее имя – мисс Уолкрис Стоун.

– Женщина? – Макс решил, что ослышался.

– Совершенно верно, – Вандербилт сцепил руки за спиной и уставился в окно, за которым расстилалась панорама Центрального парка. – Мисс Стоун уже много лет поддерживает со мной деловые отношения. И если вам до сих пор не приходилось слышать о ней, то по одной простой причине: в этом не было необходимости. Но можете поверить мне на слово: в своем деле она – лучшая из лучших.

Макс молчал, не находя слов. Несмотря на то что ему приходилось делать вид, что предложение босса его занимает, в глубине души он лихорадочно искал хоть какую-то зацепку, которая позволила бы ему выпутаться из этой идиотской ситуации, не теряя лица. Он был городским человеком, домоседом. Ему нравилось писать и рассуждать о далеких странах, но отправиться туда самому – это просто немыслимо. С детства он ненавидел всякие переезды и перемены мест. И сейчас он ломал голову над тем, какую причину отказа босс мог бы счесть убедительной.

Однако время шло, а в голову ему ничего не приходило. В конце концов, Макс не выдержал и растерянно пробормотал: «Ну, если вы считаете, что это так уж необходимо…»

Газетный магнат засмеялся и увесисто хлопнул его между лопаток:

– Ничего другого я и не ожидал от вас, Пеппер! Желаю удачи! После вашего благополучного возвращения мы обсудим вопрос о существенном повышении вашего жалованья.

6

Перуанские Анды, спустя несколько дней

Гарри Босуэлл очнулся от тяжелого сна, полного тревожных сновидений.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и убедиться, что он все еще находится в заточении. Он лежал на полу – вероятно потому, что во сне снова упал с кровати. Ничего удивительного: с момента своего похищения он не мог уснуть спокойно. Его мучили кошмары, особенно в утренние часы, и лишь на рассвете ему удавалось ненадолго забыться.

Кровать! Громко сказано. Его ложе представляло собой узкие дощатые нары, покрытые циновкой. Тонкое одеяло не защищало от промозглого холода, выползающего по ночам из ущелья. И подстилка, и одеяло были изготовлены из грубых и прочных волокон какого-то растения, но совершенно не согревали.

Он с трудом поднялся на ноги. На теле уже почти не осталось следов. Раны на спине и плечах быстро заживали. С ядом его организм также благополучно справился. Хуже всего было сознание того, что он лишился свободы. Босуэлл находился в напоминающей кокон клетушке площадью около четырех квадратных метров. Сводчатый потолок, вогнутый, словно лохань, – в целом его камера напоминала кокон гигантского насекомого. Окна в ней отсутствовали, а дверь была постоянно заперта.

Сколько недель прошло с тех пор, как он пробрался в таинственную высокогорную империю и сделал свои фотоснимки? Три или четыре? Он не знал. После побега он совершенно утратил чувство времени. Возможно, в этом сыграло свою роль и действие яда. Но что дальше?

Да – его спасли, вылечили и дали возможность восстановить силы. Но ради чего? С момента своего пленения он не имел возможности ни с кем поговорить. Еду и питье приносили, когда он спал. Нужду он справлял через отверстие в полу, под которым находилась скальная стена, уходившая в туманную бездну. Оно было недостаточно большим, чтобы попытаться через него бежать, но давало ему одно несомненное преимущество: Босуэлл мог кое-что узнать о мире, в котором оказался.

Сквозь отверстие можно было увидеть, что его камера, наподобие ячейки осиного гнезда, лепится к отвесной стене. Вокруг располагалось множество подобных «коконов» – и совсем небольших, и довольно крупных. Все они соединялись между собой лестницами, подъемными и висячими мостами, по которым время от времени перемещались какие-то фигурки. Но они находились так далеко, что он не мог различить деталей. Время от времени под его ногами проплывал один из этих удивительных воздушных кораблей. Среди них были изящные и стройные, как океанские яхты, но некоторые казались грузными и неуклюжими, словно шхуны-угольщики у берегов Англии.

В такие мгновения он затаивал дыхание. Настоящее чудо: этот удивительный народ перемещался в воздушном пространстве с такой же легкостью, с какой состоятельные ньюйоркцы на своих парусниках рассекают по воскресеньям воды Гудзона.

Но больше всего угнетало Босуэлла не заточение, а то, что за все это время ему ни разу не удалось взглянуть на лица своих «хозяев». Он не знал, как они выглядят, во что одеваются, какие украшения носят. Он не раз пытался застать момент, когда ему приносили еду, но из этого ничего не выходило. Словно его тюремщики совершенно точно знали, когда он спит, а когда бодрствует.

Таким образом, единственное, что ему оставалось – вид через отверстие в полу «кокона».

Внезапно Гарри заметил, что его очки куда-то исчезли. Он поискал их под нарами, но там их не было. Прищурившись, он близоруко осмотрелся. Через щели плетеной из тростниковых стеблей кровли в хижину проникали солнечные лучи, рассеивая сумрак. Вдруг в дальнем углу что-то блеснуло – луч упал на металл оправы. Он уже собрался направиться туда, как вдруг почувствовал необычный запах.

Дым! Его было столько, словно где-то поблизости развели костер.

Он снова прищурился, вглядываясь в угол. Из-под линзы очков тонкой струйкой поднимался сизый дымок. Гарри опустился на четвереньки и подполз поближе, пытаясь понять, что происходит. Ну конечно же: одно из стекол, на которое упал солнечный луч, собрало его в точку и подожгло тростник. В следующее мгновение взвился крохотный язычок пламени. Он уже готов был погасить его, плеснув водой из глиняного ковша, но внезапно ему пришла в голову одна мысль.

Бережно подняв очки, он начал медленно перемещаться по хижине, направляя солнечные лучи через стекла на переплетения сухих стеблей. В конце концов ему удалось вызвать в нескольких местах маленькие пожары. К счастью, тростник воспламенялся неохотно, зато хорошо тлел, давая при этом совсем немного дыма, который наверняка выдал бы его. В результате, потратив целый час, ему удалось превратить часть пола «кокона» в угли и золу.

Взмокший от пота, но довольный собой, Гарри откинулся назад. На полу перед ним чернела окружность диаметром около восьмидесяти сантиметров. Он нацепил очки и попробовал ногой ослабленный огнем участок пола. Раздался негромкий хруст.

В нем вспыхнула надежда.

Он нажал еще раз, уже смелее. Хруст послышался громче, «кокон» задрожал. Оставалось только молиться, чтобы его попытку побега никто не заметил. О, если бы ему удалось посильнее нажать на этот участок пола!

Он опустился на правое колено, перенеся на него все восемьдесят три килограмма своего веса, и слегка подпрыгнул. Пол затрещал, волокна, из которых он был сплетен, лопнули во многих местах, однако все еще сопротивлялись его усилиям. В следующий раз должно обязательно получиться!

Чувствуя, как ладони взмокли от волнения, он повторил ту же операцию – и его нога провалилась в образовавшееся отверстие, а сам он едва не последовал за ней, но сумел удержаться.

Гарри осторожно вытащил ногу и отполз в сторону. Сердце колотилось как бешеное. Перед ним зияло широкое отверстие в полу.

Он едва сумел сдержать крик радости. Только бы никто не явился сюда!

Он прислушался. Вокруг все было спокойно – ни криков тюремщиков, ни суматохи. Однако он все-таки выждал несколько минут, чтобы окончательно убедиться в этом.

А потом наклонился вперед и просунул голову в отверстие в полу.

7

– Нет!

Лицо Элизы было покрыто мелкими капельками пота. Ее руки, вцепившиеся в медную пластину, держали ее так крепко, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

Оскар, удобно устроившийся в глубоком кресле с подголовником и всецело погруженный в «Жизнь животных», испуганно оторвался от книги.

– Нет!!!

Гумбольдт поднялся со своего стула и с озабоченным видом поспешил к Элизе. Стол, который ему пришлось обойти, был завален картами и документами, необходимыми в пути. Шли последние приготовления к предстоящей экспедиции.

Минувшие дни были особенно напряженными. Оскару приходилось выполнять массу поручений ученого и сопровождать его во время поездок за специальным снаряжением и оборудованием. За это время он успел забыть, кем он был раньше и откуда он родом.

Но теперь сборы шли к концу. Скоро они отправятся в путь, а Оскар все еще не принял окончательного решения.

Гумбольдт гладил Элизу по руке, пытаясь ее успокоить. Он хотел взять пластину из ее рук, однако она так вцепилась в нее, что острый край металла врезался в кожу, показались капли крови. Оскар поспешно отложил книгу и бросился к ним.

– Прошу тебя, отпусти! – голос Гумбольдта звучал мягко, но настойчиво. – Верни ее, пожалуйста, на место.

Однако его слова не возымели никакого действия. Женщина дрожала всем телом.

– Элиза! – произнес ученый почти сурово. – Немедленно отдай ее мне!

Наконец-то она услышала. Элиза подняла голову; невидящий взгляд женщины был устремлен вдаль.

– Что с тобой? У тебя было видение?

Она едва заметно кивнула в ответ.

– Пластина?

Еще один кивок. Тем временем на столе уже образовалась маленькая лужица крови.

– Ты должна отпустить пластину! Прерви контакт, я приказываю тебе!

Медленно, словно для этого потребовались все ее силы, Элиза разжала пальцы. Фотографическая пластина со стуком упала на стол.

– Оскар, платок, быстрее!

Оскар кинулся в соседнюю комнату и вернулся с салфеткой с обеденного стола.

– Что ты видела? – Гумбольдт быстрыми движениями туго запеленал раненую руку женщины. – Это связано с пластиной?

Элиза отрицательно покачала головой. Она все еще выглядела отстраненной от мира: глаза широко открыты, мускулы напряжены, уцелевшая рука мелко подрагивала.

– Похоже, она хочет что-то написать, – проговорил Оскар. – Может, она просит карандаш и бумагу?

– Возможно, ты и прав. В наблюдательности тебе не откажешь. – Гумбольдт шагнул к письменному столу, достал карандаш и бумагу и положил перед Элизой.

Рука женщины тут же схватила карандаш и принялась заполнять листок какими-то знаками. На бумаге сначала появились неясные символы: завитушки, крючки, волнистые линии. Но постепенно из этого хаоса начали проступать буквы – «Б», затем «О» и «С».

Оскар в недоумении взглянул на Гумбольдта, но тот только развел руками. На лбу у него появилась жесткая складка: он напряженно размышлял, не сводя глаз с бумаги, по которой словно ползли полчища муравьев.

Наконец Элиза замерла. Ее рука повисла, а в глазах снова появилось осмысленное выражение.

Оскар тем временем пытался разобрать то, что было написано на листке. Среди множества бессмысленных знаков четко выделялось слово. Он произнес его вслух: «Босуэлл».

– Гарри Босуэлл? – выдохнул ученый.

– Кто это?! – Оскар удивленно уставился на него. – Вы его знаете?

Гумбольдт задумчиво кивнул.

– Если речь идет действительно о нем. Он фотограф, репортер нью-йоркского журнала «Глобал Эксплорер». Довольно нахальный тип, но в мужестве ему не откажешь. Я встречался с ним несколько лет назад. Он вполне мог участвовать в экспедиции в Анды, это вполне в его духе. Ты его видела?

Элиза все еще находилась под впечатлением от своего видения. Ее глаза лихорадочно блестели.

– Гарри Босуэлл. Это имя мне назвали духи. – Голос женщины звучал утомленно. – Он в большой беде.

– Расскажи нам об этом.

– Его держат где-то в плену. Он… он пытался освободиться. Ему удалось сделать отверстие в полу, и он смог выбраться оттуда… Боги, какая бездна! Глубже, чем все, что я когда-нибудь видела!.. – Элиза вдруг судорожно схватила руку Гумбольдта. – Он карабкался по нижней части какой-то деревянной конструкции, потом сумел добраться до моста… И тут его заметили. Да-да, они снова его поймали… уродливые лица, как у птиц. Сутулые, приземистые, больше похожи на животных, чем на людей…

Ее глаза расширились, словно от воспоминания о пережитом ужасе.

– А потом? – настаивал Гумбольдт. – Что случилось потом?

Элиза тряхнула головой.

– Контакт прервался. Я его потеряла. Мне очень жаль…

Ученый осторожно погладил ее по волосам.

– Все хорошо, Элиза. Не о чем тут жалеть, – проговорил он мягко. – Довольно и того, что ты способна устанавливать контакт. Это даже больше, чем можно было ожидать.

Оскар просто умирал от любопытства и возбуждения.

– Контакт? Что это означает? Что случилось с Элизой, и кто он такой, этот Босуэлл?

– Не стоит так тревожиться, – проговорил Гумбольдт. – То, что ты видел – всего лишь проявление особых способностей Элизы, о которых я тебе говорил.

– Та самая телепатия?

– Да.

Ученый шагнул к книжной полке и вынул толстую книгу в кожаном переплете. Какое-то время он перелистывал страницы, затем положил раскрытый фолиант перед Оскаром и указал на заголовок: «Полтергейст, шаровые молнии и телепатия – знакомство с миром невероятного».

– Телепатию обычно считают либо сказками, либо происками потусторонних сил, – пояснил он. – Но во время своих экспедиций я встречал немало людей, обладающих уникальными способностями. Элиза – одна из них, может быть, самая одаренная. Она обладает даром вступать в контакт с другими людьми, даже если те находятся на другом конце света.

– Это значит, что она и этот Босуэлл встретились мысленно?

Такая встреча должна была бы выглядеть забавно, хотя по Элизе этого не скажешь. Оскар тут же представил, каково это – прогуляться среди мыслей другого человека. А сколько возможностей открывает такой дар!

– Примерно так. Точнее я пока не смогу объяснить, потому что здесь все еще слишком много неясного и неизученного, – ответил ученый.

– Выходит, Босуэлл – это тот человек, который сделал снимок на пластине?

Гумбольдт кивнул.

– Я думаю, пластина – ключ ко всему. Недаром Элиза, едва прикоснувшись к ней сегодня, сразу же установила связь с Босуэллом.

– А почему вы раньше не пытались это сделать? Ведь пластина у вас довольно давно?

– Мы пытались, – ответила Элиза, опередив Гумбольдта. Ее голос все еще звучал надтреснуто. – Но для некоторых контактов нужно немало времени. Иногда это удается только в определенные дни или часы. – Усталая улыбка появилась на ее лице. – Боюсь, что все это очень далеко от точных наук.

– Нет, моя дорогая, – Гумбольдт улыбнулся женщине. – Никакая это не наука, а самая обычная магия.

– А где сейчас находится Босуэлл? – спросил Оскар.

– Точно сказать трудно, – ответила Элиза. – Где-то в Перу. Контакт был непродолжительным, а видение – очень нечетким. Я видела только горы и бездонное ущелье. Но я уверена, что как только мы окажемся ближе к нему, то я сумею узнать гораздо больше.

Гумбольдт убрал книгу на полку и вернулся к собеседникам.

– Во всяком случае – это уже прогресс. Ведь мы исходим из того, что часть пластин попала в другие руки, и наверняка найдутся предприимчивые люди, которые не преминут отправиться в Перу на поиски чудес, запечатленных Босуэллом. Но то, что Элиза сможет установить контакт с этим человеком, дает нам существенное преимущество.

– Что вы имеете в виду?

– В ходе контактов мы сумеем определить, где именно он находится и что с ним происходит. Возможно, при помощи той же телепатии мы даже сумеем послать ему весточку.

– Только при условии, что он останется в живых. – Элиза озабоченно нахмурилась. – То, что я видела, выглядит не слишком ободряюще.

– Это еще одна причина поторопиться, – обронил Гумбольдт. – Для успеха нашей экспедиции такой человек, как Босуэлл, – бесценная находка. Представляете, что ему довелось повидать!

Настроение ученого изменилось – теперь он весь сиял, предвкушая грядущий успех. В конце концов Гумбольдт направился к стеклянной витрине и откупорил бутылку вина.

– Хочу поднять бокал за успешное начало нашей экспедиции, – провозгласил он, но не успел даже пригубить, как по мостовой перед парадным входом загремели конские копыта. Гумбольдт поднял кустистые брови и взглянул поверх очков в окно.

К дому подкатил старомодный экипаж. Кучер, спрыгнув с козел, принялся снимать с запяток багаж, а за стеклом экипажа, как почудилось Оскару, мелькнул женский силуэт.

В это мгновение Гумбольдт воскликнул:

– Ну, наконец-то! Долго же она добиралась!

8

Голова молодой девушки была повязана светлой дорожной косынкой, из-под которой выбивались белокурые пряди. У нее было продолговатое лицо с высокими скулами и удивительно белая кожа. И выглядела она так, будто редко бывала на свежем воздухе. Изящный изгиб бровей и твердо очерченная линия губ свидетельствовали о благородном происхождении юной дамы.

Не мой тип, усмехнулся Оскар, но лицо достаточно интересное, чтобы привлекать взгляды мужчин. На девушке были светло-голубое платье и белые прюнелевые башмачки, словно подчеркивающие ее неприступный вид. Она из тех берлинских штучек, на которых Оскар порой заглядывался на улицах, всегда получая в ответ пренебрежительные взгляды.

Сопровождая герра Гумбольдта, он вышел на крыльцо и приблизился к молодой особе. Оскар хотел было поздороваться, но тут их взгляды встретились. Глаза у девушки были такими же светлыми и твердыми, как у Гумбольдта, а смотрела она как бы сквозь него.

Оскар проглотил язык.

– Здравствуй, дядюшка, – приветствовала она Гумбольдта, не обращая никакого внимания на Оскара. – Надеюсь, что не слишком задержалась. К сожалению, у меня не было времени, чтобы отправить телеграмму.

– Мы с нетерпением ждали тебя, Шарлотта, – ответил Гумбольдт. – Как прошла поездка?

– Как обычно, – ответила девушка. – Мне и в этот раз показалось, что кучер специально прокатил меня по всем ямам и ухабам, какие только нашлись между Хейлигендаммом и Берлином. Жду не дождусь, когда можно будет переодеться. – Она снова скользнула взглядом по неподвижной фигуре Оскара и все-таки спросила: – А это, собственно, кто?

– Мой гость. Весьма одаренный молодой человек, которого я подумываю взять к себе в помощники. Я надеюсь, он окажется не лишним в нашей маленькой экспедиции. Оскар, знакомься, – это моя племянница Шарлотта!

– Очень приятно!

Стараясь блеснуть манерами (ведь ей совсем не обязательно знать, что он вырос на улице), Оскар шагнул вперед и с глубоко серьезным видом протянул девушке руку. Однако юная особа проигнорировала его жест.

– Значит, это твой новый слуга? Где ты его откопал? У него надежные рекомендации?

Град вопросов заставил Гумбольдта улыбнуться.

– Возможно, его рекомендации не из самых блестящих, но я почти уверен, что он тот, кто нам на самом деле нужен. К тому же, в экспедиции не обойтись без еще одного мужчины… Послушай, почему бы нам не войти и не продолжить беседу в гостиной?

– С удовольствием, дядюшка! – проговорила девушка и, уже поднимаясь по ступеням, холодно бросила Оскару: – Мои чемоданы – в мансарду, это вверх по лестнице и направо. И поаккуратнее, они хоть и выглядят старыми, но очень дорогие. Не хотелось бы, чтобы на них появились царапины!

Оскар остался на месте, как громом пораженный. Какая надутая воображала! Гумбольдт ничего не рассказывал о племяннице, и ни словом не упомянул о том, что она тоже примет участие в экспедиции. Да за кого она себя считает, эта расфуфыренная барышня? Ведет себя как полноправная хозяйка в доме. Он готов получать распоряжения от Гумбольдта, но от этой девчонки?! Ни за что!

Некоторое время он сердито ковырял мостовую носком ботинка, пока не заметил, что кучер и конюх перемигиваются. Наконец конюх, краснощекий, бойкий и симпатичный парень, насмешливо поинтересовался:

– Что, никак проблемы с барышней Шарлоттой? – и расплылся в широкой ухмылке.

Оскар пропустил шпильку мимо ушей, взялся за один из трех чемоданов и поволок его в дом. Ему не терпелось узнать, о чем пойдет разговор в дальнейшем.

– Я жалею, что не смогла сообщить о своем приезде заранее, – донесся до него голос девушки из столовой. – Но я хотела вернуться, как можно скорее. Этот курорт кого угодно сведет с ума. Ты не предсталяешь, какие глупости там обсуждают день деньской. И вдобавок этот идиотский этикет. Терпеть не могу носить белое и беспрерывно приседать в книксенах.

Оскар подобрался поближе к двери, чтобы лучше слышать.

– Как здоровье моей сестры? – поинтересовался Гумбольдт. – Ей лучше?

– Матушка действительно окрепла, – живо откликнулась Шарлотта. – Во всяком случае настолько, чтобы командовать всеми, кто попадется под руку, включая и меня. Несмотря на это, ей необходимо продолжать лечение еще в течение как минимум полугода. Она все еще не в порядке.

– Проклятие всех женщин в моем роду, – проговорил Гумбольдт. – За исключением тебя, конечно. Природа наделила тебя крепким здоровьем. Надеюсь, ты ничего не говорила матери об экспедиции?

– Ни словечка, – заверила Шарлотта. – Иначе с ней случилась бы истерика. Ты же знаешь, она не выносит, когда я живу у тебя. Даме не подобает заниматься наукой. Если бы она пронюхала, что я собираюсь с тобой в экспедицию, разразилась бы настоящая буря. Я сказала, что мы отправляемся в Вену, и в течение некоторого времени с нами будет трудно связаться.

– Когда-нибудь она все равно узнает, – возразил Гумбольдт. – И тогда не миновать скандала.

– Не обязательно, если подойти к вопросу с умом, – насмешливо проговорила Шарлотта. – Но пока еще рано ломать себе голову над этим. Для начала я хотела бы переодеться. Как ты полагаешь, твой новый слуга уже справился с чемоданами? Не похоже, чтобы он отличался особым усердием.

Оскар отпрянул от двери и бросился за вторым чемоданом. Когда он снова вошел в холл, племянница Гумбольдта поджидала его в дверях.

– Я думала, мой багаж уже давным-давно на месте, – заявила она, осуждающе глядя на него. – Чем ты занимался все это время?

– Мне пришлось помочь конюху в конюшне, – выкрутился Оскар, направляясь к лестнице.

– Так я тебе и поверила! – язвительно прошипела она, хватаясь за третий чемодан. – Давай-ка поживее! Я соскучилась по своей комнате и хочу принять ванну.

В этот момент из кухни появилась Элиза.

– Шарлотта! – радостно воскликнула она, обнимая юную барышню. – Добралась без происшествий? Ты, наверное, умираешь от жажды! Что ты хочешь: чаю, какао, воды со льдом и лимоном?

Оставив обеих женщин внизу у лестницы, Оскар поволок чемодан вверх по ступеням, но уже на полпути почувствовал, что весь взмок от усилий. Да что же у нее там такое, в этом проклятом чемодане? Кирпичи, что ли?

Отдуваясь и пыхтя, он наконец добрался до верхней площадки. Свернул направо, толкнул ногой дверь в мансарду и переступил порог.

Помещение оказалось просторным и светлым. Через открытые окна в комнату проникал солнечный свет, доносилось пение птиц из сада. Оскар поставил чемодан и огляделся. Из мебели здесь были кровать, стол и уютный диван с низким столиком для журналов. Главное место занимали книжные полки, тянувшиеся вдоль боковых стен и забитые до отказа книгами в самых разнообразных переплетах.

Оскар не смог совладать с любопытством – книги имели над ним магическую власть. Он подошел к полкам, пробежал глазами по корешкам и почувствовал разочарование. «Большой атлас звездного неба», «Теория эволюции», «От простейших – к китам», «Становление словарного состава испанского языка», «Генеалогически-этимологический словарь в семи томах» и прочее в том же роде. Ни приключений, ни историй об экспедициях в дальние страны, ничего такого, чем можно было бы развлечься. Какая-то университетская библиотека.

– Ну, и как тебе мои книги?

Оскар вздрогнул и отвел взгляд от полок. Шарлотта появилась совершенно бесшумно. В чем дело, почему он в ее присутствии начинает вести себя так, будто он и в самом деле слуга?

– У тебя такой же вкус, как и у твоего дядюшки, – сказал Оскар. – А кроме этой скукотищи здесь нет ничего повеселее?

– А зачем? – возразила она. – У меня нет лишнего времени на низкопробное чтиво. И кстати, я бы попросила обращаться ко мне не на «ты», а на «вы»!

– Как изволите.

У него пересохло в горле. Низкопробное чтиво? Кого она имеет в виду? Жюля Верна, Эдгара По, Карла Мая или, может быть, Артура Конан Дойля?

Шарлотта внимательно взглянула на него.

– А ты вообще-то умеешь читать?

Он возмущенно побагровел.

– Конечно, я…

– Прекрасно. И что же ты читаешь? Дешевые журнальчики или, может быть, любовные книжонки?

Она снова бросила на него взгляд, полный иронии.

– В основном, истории о далеких странах, – пробормотал Оскар. Приключенческие романы.

– Ну да. – Она кивнула. – Я, собственно, так и думала. В этом, конечно, нет ничего предосудительного, но я считаю, что чтение в первую очередь предназначено для самообразования.

Шарлотта принялась распаковывать чемоданы, и Оскар увидел, как оттуда одна за другой появлялись все новые книги: «Основы химии», «Растительный мир Южной Америки», «Толковый словарь английского языка». Теперь вопрос о том, почему чемодан оказался таким тяжелым, отпал сам собой.

– Конечно, большинство мужчин считают, что женщинам образование ни к чему, – сказала наконец Шарлотта. – Но в этом доме все по-другому. Мой дядя поддерживает меня, и я очень благодарна ему за это. А ты как считаешь: стоит ли женщине учиться в университете?

– Честно говоря, никогда над этим не задумывался, – произнес он в полном недоумении.

– Вот видишь? Это совершенно типично, – улыбнулась Шарлотта. – Традиционное распределение ролей. Женщине – кухня, церковь, дети. При этом среди них есть такие, которые заткнут за пояс любого мужчину, дайте им только шанс. Но это, чаще всего, никого не интересует.

Оскар, скрепя сердце, начал:

– Если мне будет позволено сказать…

– Погоди!

Она напряженно смотрела на него своими светло-серыми, почти прозрачными глазами. Потом черты ее разгладились.

– Наше знакомство началось совершенно неправильно, – деловито заявила она. – Думаю, нам нужно попробовать еще раз. Давай представимся друг другу. Как тебя зовут?

– Оскар.

– Просто Оскар?

– Оскар Вегенер.

– Уже лучше. – Она кивнула и протянула ему руку. – Меня зовут Шарлотта Ритмюллер.

Оскар колебался. Может, она ждет, что он поцелует ей руку, как в старину водилось между господами и прислугой? Уж лучше тогда выпрыгнуть в окно. Он мучительно раздумывал, как правильно поступить, потом все-таки решился, взял ее протянутую руку, пожал и слегка поклонился.

Шарлотта ответила улыбкой. Очевидно, такое приветствие ей понравилось.

– Я ношу фамилию своего отца, Фердинанда Ритмюллера. К несчастью, он умер три года назад. Моя мать урожденная Донхаузер – в точности, как и мой дядюшка.

Оскар изумился.

– Я думал, его зовут Гумбольдт!

– Ошибаешься.

Она достала из чемодана последнюю книгу, захлопнула его и задвинула под кровать.

– Мой дядя утверждает, что он незаконнорожденный сын Александра фон Гумбольдта, хотя этому нет никаких доказательств. Я думаю, он и сам в это не особенно верит. Это, скорее, как псевдоним у писателя или художника. Но несмотря ни на что, он действительно выдающийся ученый. В экспедиции, которая нам предстоит, я буду его ассистентом, и это большая честь. – При этих словах она напустила на себя еще большую важность. – А поскольку ты тоже отправляешься с нами, я надеюсь, что мы с тобой поладим. Крайне важно, чтобы эта поездка увенчалась успехом. Я хочу, чтобы и ты внес свою долю в этот успех.

– Я постараюсь, – буркнул Оскар.

Эта заносчивая манера, которую ему с трудом удается выносить! Еще немного, и он просто взорвется.

– Я могу еще что-нибудь сделать для вас? – выдавил он через силу.

– Нет, не сейчас. Я хочу в ванну, а затем немного почитать. И скажи, чтобы меня не беспокоили.

Оскар кивнул и направился к двери. Спускаясь по лестнице, он с величайшим трудом справлялся с желанием что-нибудь немедленно разбить или сломать.

Настроение у него было хуже некуда.

9

Три дня спустя

Наступил вечер накануне отъезда.

Элиза превзошла саму себя, приготовив поистине королевский ужин. Вяленая индюшатина, запеченная свинина с острым соусом и бананами, рис с китайскими черными грибами, рис с горошком и многое другое. Она называла каждое блюдо на креольском диалекте, и эти названия звучали, как колдовские заклинания. Пряности и травы, присутствовавшие на столе, острые, терпкие и свежие на вкус, действовали по-особому: они бодрили и придавали сил.

После ужина все перебрались в кабинет профессора со стаканами пунша, а Оскар убрал со стола, навел порядок в кухне и присоединился к остальным.

– Присаживайся, мой мальчик! – пригласил Гумбольдт, указывая на место рядом с собой. Ученый восседал в кресле, попыхивая сигарой. – Нам стоит немного побеседовать, прежде чем отправляться в постель. Завтра у нас у всех напряженный день, поэтому нужно как следует отдохнуть.

– Честно говоря, я бы лег прямо сейчас, – угрюмо проговорил Оскар.

– В чем дело? Ты неважно себя чувствуешь?

– Ничего особенного… просто я немного устал.

Гумбольдт пристально взглянул на него поверх очков.

– Значит, ты не хочешь посидеть с нами и выпить глоток пунша?

Оскар искоса взглянул на Шарлотту.

– Совершенно уверен. Большое спасибо.

– Тогда не стану тебя задерживать, – произнес Гумбольдт. – Увидимся завтра в семь утра. Спокойной ночи.

Оскар ответил коротким кивком и удалился. Поднявшись по лестнице, он вошел в свою комнату и запер за собой дверь. Конечно же, усталость тут ни при чем. Ему нужно было остаться наедине с собой, чтобы принять решение.

Шагнув к окну, он распахнул обе створки. Вечерний ветерок ворвался в комнату. На горизонте виднелась багровая полоска заката, выше клубились тяжелые тучи, постепенно затягивая небосвод на западе.

Оскар проводил рассеянным взглядом стаю птиц, пролетавших над домом. В то же время ум его взвешивал все «за» и «против». Еще вчера он почти был готов отправиться куда угодно, но приезд Шарлотты остудил его пыл. Только благодаря ей он понял, во что его пытаются впутать. Вся эта романтика – чистейшая иллюзия. В мечтах он представлял себе, как они вместе с Гумбольдтом едут на слонах через джунгли Западной Индии, видел себя в самом сердце Черной Африки, преследуемым враждебным племенем пигмеев. Он был бы совсем не прочь пересечь в седле пустыни Центральной Азии, пережить невероятные приключения и вернуться в Берлин в ореоле славы, окруженным толпой восхищенных поклонниц и репортеров. Бог ты мой, до чего же наивным он был! Только сегодняшний вечер показал, какая роль отведена ему на самом деле.

Он присел на кровать, продолжая следить за тем, как тучи, словно вражеская армия, захватывают небеса. Теперь ему ясно – во всем виновата Шарлотта. Весь вечер она вела себя с ним как графиня с крепостным крестьянином. «Оскар, принеси то, подай се. Убери мою тарелку, принеси чистую, налей мне чего-нибудь попить, займись, наконец, чем-нибудь полезным на кухне»! Нет, спасибо, он сыт по горло этой заносчивой барышней. С другой стороны, он должен быть ей благодарен за то, что она открыла ему глаза. Теперь ему доподлинно известно, какие обязанности придется исполнять в экспедиции. Таскать багаж, чистить картошку, следить за чистотой сапог Гумбольдта, бегать по лавкам и снова корчить из себя мальчишку-лакея на посылках. Какие там битвы с «заклинателями дождя» в поднебесном городе над зияющими пропастями!

Оскар вскочил и принялся расхаживать по комнате. Разве он похож на сумасшедшего? Здесь, в Берлине, у него есть все необходимое. Жилье, пусть и убогое, любимые книги, друзья-приятели. Он не такой уж плохой карманник, на жизнь хватает. И, кроме того, у него есть кое-что такое, чего ему не могут дать ни герр Гумбольдт, ни Шарлотта Ритмюллер, – свобода. Он может заниматься чем угодно и когда угодно, здесь он сам себе хозяин. Только теперь он по-настоящему оценил этот бесценный дар, который едва на обменял на пустую иллюзию.

Спрашивается: почему Гумбольдт выбрал именно его, а не кого-нибудь другого? Наверняка у него найдутся более опытные помощники, а о слугах и говорить не приходится. Что он вообще тут делает?

Оскар застыл на месте.

Все, жребий брошен. Он никуда не едет.

Из-за густой пелены туч сумерки почти мгновенно перешли в ночь. Оскара охватила тоска. Чем сейчас занимаются его приятели? Вспоминают ли его? Сегодня пятница – день, когда они устраивали так называемые «клубные встречи». У него не было времени даже проститься с друзьями, и они наверняка до сих пор уверены, что с ним приключилось какое-то несчастье. Его, наверное, пытались разыскать, но это, конечно же, ни к чему не привело.

Он взглянул на настенные часы – без пяти восемь. А что, если ненадолго отлучиться и смотаться в центр? Сообщить друзьям о том, что жив-здоров, пропустить пару кружек пива, заглянуть в свою старую нору? Как он соскучился по своим книгам! Смешно конечно, но их герои никогда не испытывали сомнений. Для них все было ясно и определенно. Они двигались к своей цели, как стальной шар катится по наклонной плоскости, преодолевая любые неровности и преграды. Ну да, ведь он не герой, а всего лишь необразованный уличный подросток, втихомолку мечтающий стать героем…

Чтобы никто не заметил его отсутствия, он сунул под одеяло несколько подушек – так, что со стороны это выглядело так, будто он спит, укрывшись с головой. Затем он погасил свет и выбрался в окно.

Бесшумно, как кошка, он спустился вниз по водосточной трубе. В гостиной еще горел свет. Оскар увидел Гумбольдта, который, сидя за столом, настраивал капризничавший лингафон. Элиза и Шарлотта сидели рядом, оживленно беседуя.

Он удачно приземлился на грядку с тюльпанами, отряхнул землю с брюк и, пригнувшись, перебежал к той части ограды, которая выходила на улицу. Свет из гостиной длинной полосой лежал на газоне. Теперь можно не беспокоиться – его отсутствия никто не заметит.

Внезапно он почувствовал какое-то движение в густой траве, совсем рядом. Вилма! Эта удивительная птица, покрытая вместо перьев чем-то вроде шерсти, бежала вровень с ним, склонив длинноклювую голову набок и словно любопытствуя – что он сделает в следующую минуту. Наконец она издала вопросительный звук: что-то вроде «Э-эк?»

– Тише, ты! – Оскар поневоле остановился и присел на корточки перед киви. – Не выдавай меня, пожалуйста!

Но птица продолжала верещать и топотать по земле сильными когтистыми лапами.

– Ты спрашиваешь, что я здесь делаю? – проговорил Оскар. – Я удираю, вот что и все!

Он протянул руку и осторожно погладил птицу по голове. Сердитый писк тут же сменился утробным воркованием.

– Даже не уговаривай, – сказал Оскар. – Я уже решил, и все равно не передумаю. Это не мой мир, понимаешь? Я здесь как пятое колесо у телеги. И для всех будет лучше, если я просто исчезну.

Вилма пискнула, как будто поняла каждое слово.

Оскар улыбнулся. За эти дни он успел привыкнуть к птице, словно нашел в ней родственную душу. По сути, она тоже была здесь чужой, гостьей из другого мира.

– Прощай, подружка, – сказал он и погладил ее в последний раз. – Хорошенько присматривай за всеми и не прозевай вора. Ладно?

Вилма неподвижно смотрела на него круглым темным глазом.

Он выпрямился, ухватился за нижний сук молодого дуба и подтянулся. Затем перебрался на следующую ветку и пополз по стволу вверх.

Оказавшись вровень с гребнем каменной стены, Оскар перебрался на нее. Бросил последний взгляд на дом, на маленькую киви в траве у ограды и спрыгнул в темноту за оградой.

10

Гарри Босуэллу понадобилось немало времени, чтобы понять, где он оказался.

Постепенно глаза привыкли к темноте. Слабые отблески света отражались от влажных каменных стен. Какая-то пещера или грот. Звуки от падения капель отдавались гулким многократным эхом. Время от времени из глубины пещеры налетал холодный сквозняк, принося с собой запах дыма или гари.

Оглянувшись, он понял, что свет падает сверху, проникая через отверстие в скале. Бледный луч выхватывал из сумрака некое подобие алтаря, окруженного множеством заостренных сталагмитов. На алтаре дымилось несколько курильниц. Порывы сквозняка подхватывали белесый дым, свивали его в жгуты, которые образовывали причудливые узоры и фигуры.

– Эге-ге-гей!

Его голос гулко прокатился по пещере и затих вдали.

– Есть тут кто-нибудь?

– …Нибудь… нибудь… нибудь, – подхватило эхо.

Он попытался пошевелиться, но из этого ничего не вышло. Он стоял совершенно прямо, спиной к столбу, который каким-то образом был вмурован в каменный пол пещеры. Его руки и ноги стягивали тонкие и невероятно прочные сыромятные ремешки, врезавшиеся в кожу запястий и щиколоток. О том, чтобы освободиться, не могло быть и речи. На протяжении последних дней он не раз задавался вопросом: почему за попыткой бегства не последовало никакого наказания. Его поймали, снова заперли в клетушку и даже порции еды остались теми же.

Но теперь кое-что начало проясняться. У них были особые планы насчет него.

В дыму курильниц Босуэллу удалось различить смутные очертания одинокой фигуры. Она медленно раскачивалась, словно в трансе, и издавала низкие, гудящие и переливающиеся звуки. Это существо пело.

Гарри прищурился, чтобы лучше видеть. Оно было на голову ниже, чем он сам, и имело чрезвычайно длинные конечности. На широких плечах сидела крупная голова с длинным клювом. Не носом, а именно клювом. Ритмичные движения фигуры немного рассеяли завесу дыма, после чего существо сделало несколько танцующих движений и приблизилось.

Теперь Босуэлл смог убедиться, что тело этого невероятного создания полностью покрыто иссиня-черными перьями. Оно походило на гигантского ворона, с той разницей, что глаза у него были не вороньи, а круглые и янтарные, как у совы. В желто-оранжевой, размером с блюдце, радужной оболочке отражалась пещера со всем ее содержимым.

При виде этих глаз у Гарри Босуэлла непроизвольно вырвался крик ужаса. Существо резко повернуло клювастую голову к нему. Застыло на мгновение, затем расправило широкие крылья и, двигаясь короткими прыжками по спирали, начало приближаться.

– Нет, нет, – только и смог пролепетать Босуэлл. – Уходи, сгинь, не прикасайся ко мне!

Существо несколько раз пронеслось совсем рядом, издавая хриплые каркающие звуки, и наконец остановилось. Оперение его, пропитанное дымом, слегка курилось, словно оно прибыло прямиком из преисподней.

– Что тебе нужно от меня? – спросил Босуэлл, изо всех сил стараясь не поддаться панике. – У меня ничего нет, мне нечего тебе дать, вы все у меня отобрали.

Чудовищная птица выразительно наклонила голову.

– Нави.

Звучало, как клекот стервятника, но это, вне всякого сомнения, было слово.

– Что?

– Нави.

Голос у существа был старческий, надтреснутый.

– Ты… ты умеешь говорить?

Существо указало концом крыла сначала на Гарри, а затем на его левый глаз.

– Нави хава.

– Глаз?

Босуэлл оцепенел. Невероятно, но он понял то, что говорило существо. Это был кечуа, древний язык империи инков, который в Андах служит чем-то вроде английского у европейцев.

– Канкуна нави хава!

– Глаз в небе? Что ты хочешь этим сказать?

Существо потянулось к своему бедру, а затем вскинуло руку, в которой внезапно оказался кинжал.

– Что? Постой!.. Что ты хочешь сделать?!

Он рванулся, пытаясь разорвать путы. Но тонкие ремешки глубоко врезались в тело, не уступая ни на миллиметр.

– Послушай, ведь я не сделал тебе ничего плохого. Пожалуйста, сохрани мне жизнь, а я обещаю тебе…

Кинжал блеснул, и Босуэлл почувствовал короткую резкую боль. Он взглянул вниз – и увидел, что острие рассекло подушечку его пальца. Из ранки выступила капля крови, соскользнула по пальцу, за ней другая, третья… Существо подставило под его руку глиняный сосуд, что-то вроде плошки, и стало собирать кровь в него. Затем сосуд сменился другим, но длилось это недолго – ровно столько, сколько требовалось, чтобы дно плошек покрылось тонким слоем алой жидкости.

Когда кровь остановилась сама по себе, существо выразило удовлетворение. Оно приблизилось к Гарри на расстояние вытянутой руки, при этом его клюв почти коснулся кончика носа фотографа. Горящие янтарные глаза проникли прямо в мозг Босуэлла.

– Канкуна нави хава, – донеслись до него знакомые слова.

11

Шарлотта проснулась мгновенно, едва до нее донесся непривычный звук. Источник звука находился в саду, и больше всего походил на глухой стон.

Она вскочила, подбежала к окну и открыла его. По пути она бросила быстрый взгляд на часы и заметила, что время перевалило далеко за полночь. Дождь недавно закончился, и сквозь просветы в рваных облаках пробивался серебристый лунный свет.

В этот момент кто-то чихнул. Прямо под ее окном.

Перевесившись через подоконник, Шарлотта заметила в кустах скрюченную фигуру в твидовой куртке и шляпе.

Оскар!

Она нахмурилась. Что этот парень делает ночью в саду?

Шарлотта зажгла керосиновую лампу, натянула домашние туфли и вышла из комнаты. Стараясь ступать как можно тише, она направилась к лестнице. На стенах, как обезумевшие привидения, прыгали тени, отбрасываемые лампой.

Она добралась до кухни, отыскала в потайном ящике ключ и спустилась в подвал-лабораторию, которую знала, как свои пять пальцев. Ей приходилось бывать здесь еще совсем маленькой девчушкой. И всякий раз при виде диковинных приборов ее охватывало благоговение.

Но не сегодня.

Она повернула ключ в замке и толкнула неподатливую дверь. По другую сторону двери ее уже поджидала Вилма. Очень возбужденная, киви металась по лаборатории и огорченно квохтала.

– Ну что, моя хорошая? – прошептала Шарлотта. – Что тебя так огорчило? Ты тоже заметила этого ночного бродягу?

Киви коротко пискнула, затем помчалась вперед, стуча когтями по каменным плитам, и скрылась в темноте. Шарлотта подняла лампу, освещая дорогу в дальнюю часть помещения. И совершенно не испугалась, когда в стене открылся лаз, проделанный ее дядюшкой для Вилмы, и через него, кряхтя и постанывая, протиснулась перемазанная в грязи с ног до головы фигура.

Вид Оскара, прямо скажем, оставлял желать лучшего. Промокший насквозь и стучащий зубами от нестерпимого холода, он немного прополз на животе и, приподнявшись с огромным усилием, прислонился к стене. Лицо его покрывали многочисленные ссадины и кровоподтеки, нижняя губа лопнула, вздулась и кровоточила, а одежду и размокшую обувь можно было только выбросить.

Наконец он приподнял голову, и их глаза встретились. То, что Шарлотта увидела в его взгляде, могло разбить сердце кому угодно. Это чувствовала даже Вилма, хлопотавшая вокруг парнишки и пытавшаяся утешить его воркующими звуками.

Собравшись с духом, Шарлотта спросила:

– У тебя хватит сил встать?

Оскар едва заметно кивнул и попытался подняться на ноги. Шарлотте пришлось протянуть ему руку, чтобы он мог опереться на нее. Понадобилось немало сил, чтобы провести его через лабораторию и затем вверх по лестнице. Сейчас целью Шарлотты была кухня. Там Оскар мог хоть немного согреться, пока она приготовит ему горячее питье.

Там она усадила его на стул и развела огонь в плите. Затем снова обратилась к Оскару:

– Ты насквозь промок. В кладовой должно найтись кое-что сухое. Не двигайся, я сейчас вернусь.

Обшарив полки кладовой, она обнаружила то, что искала. Штаны для работы в саду, свитер, перчатки и чьи-то сапоги. Конечно, все вещи будут велики, но это не беда. Вернувшись, она принялась раздевать парнишку, чье тело было сплошь покрыто кровоподтеками. Он не противился, хотя каждое движение причиняло ему мучительную боль. И только когда дело дошло до нижнего белья, он попытался остановить ее.

– Ну ладно, – сказала Шарлотта. – Я думаю, и так сойдет.

Она натянула на него все, что нашла в кладовой, включая жуткого вида шапку-ушанку. Неважно как это выглядит, сейчас главное – любым способом согреть его. А пока закипал чайник, Шарлотта размышляла, не могло ли ее поведение нынешним вечером иметь отношение к тому, что случилось с Оскаром. Если быть честной, сегодня она обошлась с ним далеко не любезно.

Когда чайник вскипел, она сняла его с плиты и заварила чай с шиповником, добавила туда две полные ложки сахара и протянула кружку Оскару. Он обхватил ее трясущимися руками, согревая ладони. Шарлотта принесла стул, уселась напротив и стала ждать. Однако прошло несколько минут, прежде чем он смог пошевелить губами.

– Спасибо! – произнес парнишка.

– Хочешь еще?

Он кивнул. Она снова наполнила чашку. Лицо Оскара постепенно розовело.

– Что с тобой случилось? Что ты делал в саду? Ты хотел удрать?

Он пожал плечами.

– Ты не хочешь говорить?

Он отрицательно покачал головой. Ясно – он скорее провалится под землю, чем расскажет, где его так жестоко избили и за что.

Она кивнула.

– Это ведь из-за меня, да? Сегодня вечером я вела себя ужасно. Ты должен простить меня, потому что… Ах, я и сама не знаю, в чем тут дело…

Оскар сделал еще глоток-другой и, наконец, заговорил:

– Я – лишний здесь. Я никому не нужен. И вот, я задал себе вопрос, что, собственно, я тут делаю? И решил смыться. Прямо скажем, это была не самая лучшая идея. – Он пожал плечами. – Вы, должно быть, находите все это смешным.

– Вовсе нет. И я считаю, что ты глубоко ошибаешься. Мой дядя очень высокого мнения о тебе.

– В самом деле?

– Конечно. Он и виду не подает, но кому и знать, если не мне. Я думаю, ему очень по душе, что в доме появился еще один мужчина. И, прошу тебя, перестань называть меня на «вы». Я просто Шарлотта. – Она протянула ему руку. – Договорились?

Оскар улыбнулся, кивнул и протянул руку. Его пальцы были шершавыми на ощупь и все равно холодными, как лягушачья лапа.

– Как твоя губа?

Рассеченная нижняя губа парнишки в самом деле смахивала на спелую сливу. Он осторожно потрогал ее и тут же отдернул руку.

– Терпимо. Думаю, лучше всего оставить ее в покое. Выглядит, наверное, ужасно?

– Не слишком. Лучше всего приложить что-нибудь холодное, металл или стекло. Подожди… – Она протянула руку и подала ему стеклянную банку с консервированной тыквой. – Вот, попробуй этим.

– Не знаю, что я завтра скажу герру Гумбольдту, – пробормотал Оскар, прижимая банку к лицу. – Если он узнает о моих похождениях, он просто вышвырнет меня вон, это уж наверняка.

– Тут ты можешь положиться на меня, – сказала Шарлотта. – Я что-нибудь придумаю. У меня это неплохо получается.

Оскар внимательно посмотрел на нее.

– Спасибо, – невнятно пробормотал он. – Спасибо, что ты так заботишься обо мне.

«Еще бы! – подумала Шарлотта и почувствовала, что краснеет. – Я же должна все исправить!»

Она и в самом деле вела себя отвратительно. Прежде всего потому, что впервые в жизни испытала совершенно незнакомое чувство. И только теперь поняла, что это такое. Ревность. Она ревновала дядю, которого обожала, к этому неизвестно откуда появившемуся в их доме пареньку.

Помолчав немного, она произнесла:

– Хорошо. Теперь, когда мы все выяснили, мы можем снова вернуться к экспедиции. Ведь ты же не передумаешь, правда?

Лицо Оскара внезапно расплылось в улыбке.

– Нет, не передумаю. Я отправляюсь с вами. Точно.

– Вот это уже лучше. Но ведь ты еще не знаешь самую последнюю новость!

При этих словах Шарлотта таинственно улыбнулась.

12

– Я говорю о фотографической пластине. Мне удалось кое-что обнаружить на ней.

– Рассказывай!

Оскар чувствовал себя гораздо лучше. Во-первых, чай, а во-вторых, он, сам не зная почему, испытывал огромное облегчение. Разговор с Шарлоттой словно освободил его от всяких сомнений.

– Дядя показал мне ее. Это просто фантастика!.. – она поднялась, принесла карандаш и бумагу и снова уселась рядом. – Когда я увидела город и воздушные корабли, я сразу поняла, что мы стоим на пороге исторического открытия. Пока мы обсуждали детали, я случайно взглянула на обратную сторону пластины. И кое-что обнаружила. Ты не заметил там крошечных значков?

Оскар отрицательно покачал головой.

– Сначала я тоже ничего не разглядела. Они такие маленькие, что их легко принять за царапины. Но это не царапины, смотри… – Шарлота быстро набросала на бумаге несколько точек и черточек. Оскар подался вперед, чтобы рассмотреть их, но все равно не сумел прочесть написанное.

– Что это такое? – спросил он. – Я бы не сказал, что это похоже на буквы.

– Я спросила дядю, что он об этом думает. Но он тоже не знал. Тогда я попросила у него сильную лупу и рассмотрела знаки при большом увеличении. И знаешь что? Кажется, мне удалось кое-что понять.

– И на каком языке, по-твоему, это написано?

Шарлотта отбросила со лба прядь волос.

– Ты, наверно, слышал, что последние два года я провела в закрытой школе-интернате в Швейцарии.

– Конечно.

– Эта школа – воспитательное заведение для девиц из состоятельных семей, готовящихся к замужеству. Если не считать некоторых предметов, таких, как языки, география и биология, главный упор там делается на домоводстве, кулинарии, шитье, вязании крючком. А заодно на светском этикете. Скучнейшая чушь. И молодые девушки, обучающиеся там, такие же скучные и высокомерные гусыни, с которыми просто не о чем поговорить. Честно говоря, я просто счастлива, что в данную минуту нахожусь здесь, а не там. – Она задорно улыбнулась. – Но одна девушка оказалась очень славной. Ее звали Сильвия Амарон. Мы вместе посещали дополнительные занятия по испанскому и французскому. Ее отец – перуанский посол в Швейцарии. Она много рассказывала о своей стране. Особенно мне нравились истории о древних обитателях Южной Америки – индейцах. Большинство из них, хоть и относятся к разным племенам, говорят на языке кечуа, которым когда-то пользовалась цивилизация инков. Слово «Перу» на этом языке означает «вода». Моя приятельница хорошо знала кечуа и научила меня некоторым словам. Мы даже писали друг другу записки на этом языке, которые не мог прочитать никто из посторонних!

Глаза Шарлотты блестели, она увлеклась, и на ее лице появилось совершенно новое выражение. Оскар поймал себя на том, что она начитает ему нравиться.

– Выходит, эти знаки на пластине – на языке кечуа?

Она кивнула, но добавила:

– Все немного сложнее. Это послание на кечуа, но записанное с помощью узелкового письма – кипу.

– И что же оно означает?

Шарлотта на мгновение задумалась.

– Все в целом понять очень сложно. Я сумела разобрать только отдельные слова. Главное, о чем там идет речь – некая «небесная тропа». Имеется в виду тайный путь, ведущий в заоблачные выси. Затем следует не очень понятное предостережение, связанное с «заклинателями дождя».

– «Заклинатели дождя»? Но ведь именно о них упоминал твой дядя!

– Во всяком случае, когда я произнесла слова «небесная тропа», он стал сам не свой. Вытащил откуда-то растрепанную тетрадь путевых заметок и принялся в ней рыться. Так или иначе, но прошло целых полчаса, пока он снова заговорил.

Шарлотта вдруг снова улыбнулась.

– Надеюсь, мне удалось наткнуться на что-то действительно важное. До сих пор мне приходилось только читать о людях, которые что-то открыли или изобрели. И никогда не думала, что мне самой удастся что-то открыть.

Оскар искоса взглянул на нее.

– Но разве ты не говорила, что ты ассистент своего дяди? Я думал, ты уже успела побывать с ним в самых разных экзотических местах.

Девушка закашлялась. Румянец залил ее щеки.

– В общем-то, нет. Это было, как бы сказать… небольшое преувеличение. Кроме Швейцарии, я еще нигде не бывала. Но это поправимо. Экспедиция в Перу – мое первое настоящее испытание, и я бы не хотела ударить в грязь лицом.

– Вот, значит, как? – ухмыльнулся Оскар.

– Не надо смеяться, – проговорила она, снова начиная сердиться. – Я хочу побывать в Перу и самой пережить все трудности, о которых столько читала. С книжной теорией покончено. Я хочу во что бы то ни стало найти этот загадочный город и собственными глазами увидеть летающие корабли. Ты ведь тоже не прочь, я думаю?

– Еще бы! – пробормотал Оскар, удивляясь самому себе.

– Тогда нам нужно мигом отправляться спать. Поезд в Гамбург уходит очень рано, и завтрашний день будет очень длинным. А наше путешествие окажется еще длиннее, – многозначительно добавила Шарлотта…