Горожане

ПОСЛЕСЛОВИЕ ЖИВАЯ ДУША

Прежде чем говорить о прозе Валерия Гейдеко, собранной в этом томе, наверное, правильно будет вспомнить, как много сил, таланта, времени отдал он работе критика, литературоведа, редактора, и хотя бы коротко сказать о его человеческих качествах.

Валерий Гейдеко горячо любил литературу и знал ее — от классики до наших дней — как мало кто другой. Я думаю, что именно это знание помешало ему начать свой путь прозаика гораздо раньше того времени, когда он начал. Знание Литературы в том смысле, что он знал ее не только как читатель, как прихожанин этого храма, но и как работник.

Валерий Гейдеко много работал, очень много. Только в последние три года его жизни вышли в свет монография «А. Чехов и Ив. Бунин», книга литературной критики «Постоянство перемен», посвященная социально-нравственным проблемам современной русской прозы, повесть «Рисунки на стене», рассказы, роман «Личная жизнь директора».

С печальным недоумением смотрел он на любителей литературных хождений в народ — для дальнейшего «изучения жизни», ясно понимая, что можно изучить технологию целлюлозно-бумажного производства (что он и сделал при работе над романом «Личная жизнь директора»), а Жизнь изучить нельзя. И все эти «хождения» и «изучения» — от лукавого, с жиру, в них одна игривость и школярство, а больше ничего. Настоящие писатели не «изучают жизнь», а просто живут, и у них еле-еле хватает сил на то, чтобы жить и писать: и то и другое, если относиться к этому честно, слишком тяжелое дело даже в отдельности, каждое само по себе.

В нем не было и тени снобизма, он никогда не кичился своими знаниями, не считал свои литературные вкусы и пристрастия единственно правильными и лучшими.

Он никогда не козырял своим рабочим прошлым. А между тем был не белоручка, не книжный мальчик — в его родном Ставрополе люди и по сей день живут в домах, которые он строил, будучи плотником. Эти дома я видел только издали, а на родительской даче, от фундамента и до кровли сделанной его руками, мне пришлось побывать — домик маленький, какие ставят на садовых участках, он сработан крепко, изящно, надежно — словом, так, как делал Валерий Гейдеко всё, к чему прикасался.

Он мог с ходу продиктовать статью в пятнадцать — двадцать страниц, с абсолютной точностью приводя на память выдержки из сочинений своих товарищей по перу, цитаты из классиков, и не придавал этим своим феноменальным возможностям ровно никакого значения.

Его пунктуальность и обязательность не знали осечек и были проникнуты чувством глубокого уважения к людям, с которыми ему приходилось вместе работать.

Хрупкий на вид, он был в молодости чемпионом Ставропольского края по штанге — и мало кто из друзей его взрослой, московской жизни знал об этом. Валерий Гейдеко привык взваливать на свои плечи гораздо больше того, чем от него требовали и ожидали.

И еще было в нем одно редкое качество, не сказать о котором просто нельзя. Это качество очень точно описал Чехов в широко известном рассказе «Припадок». А сам Валерий Гейдеко в монографии «А. Чехов и Ив. Бунин» посвятил этому рассказу несколько страниц глубокого, взволнованного анализа, одну из них я сейчас приведу.

«Среди героев, которые неприятны Чехову, есть такие, которые наделены множеством самых похвальных качеств и не имеют видимых слабостей и недостатков. Внешне идеальные люди. Прочитайте хотя бы эту характеристику — она о людях, в которых счастливо соединились самые счастливые качества:

«Они и поют, и страстно любят театр, и рисуют, и много говорят, и пьют, и голова у них не болит на другой день после этого; они и поэтичны, и распутны, и нежны, и дерзки; они умеют и работать, и возмущаться, и хохотать без причины, и говорить глупости; они горячи, честны, самоотверженны…»

Как не позавидовать таким людям? Студент Васильев, герой рассказа «Припадок», завидует двум своим приятелям, которые чувствуют себя в жизни надежно и уверенно, которые твердо знают, что «водка дана, чтобы пить ее, осетрина — чтобы есть, женщины — чтобы бывать у них, снег — чтобы ходить по нем».

Но вот это прекрасное сочетание прекрасных качеств разлетается вдребезги, теряет всякий смысл. И потому лишь, что в нем отсутствует всего одно качество. Эти счастливцы, приятели студента Васильева, были лишены таланта, которым сполна наделен он сам. Таланта человеческого. (Слово «человеческий» подчеркнуто Чеховым.)

«Он обладает тонким великолепным чутьем к боли вообще… Увидев слезы, он плачет; около больного он сам становится больным и стонет; если видит насилие, то ему кажется, что насилие совершается над ним, он трусит, как мальчик, и, струсив, бежит на помощь».

Вот это качество — неудобное, ничего, кроме беспокойства, человеку не приносящее, — Чехов кладет на весы. На другой чаше — сочетание самых блестящих, надежных, счастливых человеческих свойств. И оно перевешивает! Вы прекрасно понимаете, сколько неудобств готовит жизнь студенту Васильеву, понимаете, как больно будет он ушибаться обо все углы и выступы, в то время как его благополучные приятели благополучно будут их обходить; вы понимаете, наконец, что человечество состоит не из одних Васильевых и что им не переделать, не перевоспитать человечество… И все-таки. каким хрупким оружием ни вооружен студент Васильев, нравственное преимущество на его стороне.

Талантом человеческого сполна обладал Валерий Гейдеко. Он был очень сильный человек… и хрупкий. Его живой, ранимой душе была чужда и непонятна беззаботно-бетонная уверенность тех людей, которые считают раз и навсегда, что «водка дана, чтобы пить ее, осетрина — чтобы есть, женщины — чтобы бывать у них, снег — чтобы ходить по нем». В душе Валерия Гейдеко было крепко заложено то, что называл его любимый писатель Антон Павлович Чехов — непрописной нравственностью. А это очень много по всем временам.

Я пишу здесь о некоторых личных качествах Валерия Гейдеко, так как уверен, что они имели прямое отношение к его прозе — он был искренен не только с друзьями, но и с читателями.

Старая, но нестареющая истина гласит, что настоящая литература начинается там, где есть живая боль и размышления зрелого ума, вызванные неподдельной любовью к людям.

Повесть «Лена и Машенька» (в журнальной публикации «Рисунки на стене»), открывающая этот том прозы Валерия Гейдеко, увидела свет в 1977 году на страницах журнала «Октябрь» и была сразу же широко замечена литературной критикой («Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Литературная Россия», журналы «Новый мир», «Знамя», «Наш современник» и др.). Тепло встретили повесть и сами читатели; свидетельство тому — десятки писем и откликов, читательские конференции. Уже после этой первой публикации стало ясно, что пришел прозаик со своим миром, своим голосом, своей болью и своим пониманием предназначения жизни и литературы.

«Лена и Машенька» — повесть о становлении личности, о том, что все старые истины, которые мы знаем с детства, однажды вдруг теряют налет риторичности и обретают для нас неожиданную новизну и пронзительность открытия — когда мы убеждаемся в них на личном опыте.

Героиня повести — молодая москвичка Елена Василенко прекрасно знала, например, что жульничество развращает человека, что показуха способна дискредитировать самые замечательные идеи, что мягкотелость, желание всем угодить не делает счастливым ни того, кому угождают, ни того, кто угождает.

Но пока Елена была школьницей, а затем студенткой, все эти теоретические «прописи» как бы не касались ее, шли мимо сердца. Но вот она вступила на самостоятельный путь, и одна за другой стали возникать в ее судьбе ситуации, где требовалась полная определенность гражданской позиции.

Уже на первых порах семейной жизни она убедилась, что работающий на стройке прорабом ее муж Сергей берет взятки, жульничает. Не сумев перевоспитать Сергея, вытравить шкурническую психологию, она оставляет мужа.

Сумела она дать отповедь карьеристу и приспособленцу — секретарю комсомольской организации проектного института. В конфликтной ситуации она не смолчала, потому что честность и принципиальность для нее не просто абстрактные нравственные категории, а необходимые черты характера, разрушить которые не так-то просто.

Особенно ярко проявилась цельность натуры Елены Василенко, когда она нашла в себе силы отказаться от полулюбви Валентина — человека, не задумывающегося о своем предназначении, живущего, как трава на ветру: куда дует, туда он и клонится. Не гордыня, а гордость, стремление к нравственной чистоте движут поступками Елены Василенко — ив этом залог доброго воспитания ее дочери Машеньки.

«Звонить ей нужно было пять раз, но никто не звонил, никто не приходил к ней с того самого дня, как она сюда переехала. Целую неделю она начищала-намывала комнату, первую в жизни свою комнату, и ей почему-то казалось, что здесь она ненадолго, что скоро переедет. Решившись на развод, она верила, что кто-то непременно полюбит ее, а вместе с нею и Машеньку, что она снова станет по утрам будить и провожать на работу мужа, вечером ожидать звонка в квартиру. Одна она, конечно, не останется. Нет, только не это! Всё восставало в ней против такой мысли». Но точно так же это всё восставало в ней и против того, чтобы сойтись с человеком, ненадежность которого очевидна. Да, Елена Василенко склонна к максимализму. С точки зрения житейских удобств — это не самое лучшее качество. Но ее максимализм идет от духовной чистоты, подчеркивает ясность и глубину характера, неразменность идеалов.

В последние годы в нашей литературе наметился плодотворный поворот к отражению жизни современного города, где основные социально-нравственные закономерности проявляются особенно отчетливо, в многомиллионных городах они как бы аккумулируются. Работа Валерия Гейдеко в прозе шла именно в этом направлении. Выбор его героев был вполне сознателен, и не случайно его первая и единственная прижизненная книга прозы называлась «Горожане». Точно так же, как и этот, нынешний однотомник.

С особым вниманием относился писатель к изображению женских характеров. Он хорошо понимал, что сегодня роль женщины-горожанки велика и сложна, как никогда раньше. Настоящих женщин, таких, как Елена Василенко, которые движут жизнь, а не хищниц и тунеядок, как героиня романа «Личная жизнь директора» Люся Новикова.

Смысл жизни… Жизнь Елены Василенко и жизнь ее мужа… Жизнь Игоря Новикова, главного героя романа «Личная жизнь директора», и жизнь его жены… Любая жизнь любого человека наполнена каким-то содержанием. Но в чем оно состоит и стоит ли ради него жить? — этот вопрос постоянно звучит в произведениях Валерия Гейдеко. Но задают его себе далеко не все, а только те, кто нужен самой Жизни, ее делатели. Ни Люся Новикова, ни Сергей Василенко, ни главный инженер комбината Черепанов, ни прочие, подобные им, такими вопросами не задаются. Они твердо усвоили раз и навсегда: «водка дана, чтобы пить ее, осетрина — чтобы есть…» А вся Жизнь в целом дана, по их глубокому убеждению, для того, чтобы они «удовлетворяли свои растущие потребности», и ось Земли проходит непосредственно через их пуп. Они никогда не колеблются в этом мнении, и душа их не может болеть за другого человека или за общее дело.

Столкновению двух типов человеческих характеров, собственно, и посвящен роман «Личная жизнь директора» — столкновению людей совестливых, нравственных по своей сути, и тех, кто лишен этого неудобного качества.

Роман «Личная жизнь директора» тоже увидел свет на страницах журнала «Октябрь», в первых двух номерах 1979 года. Так же, как и повесть «Рисунки на стене» («Лена и Машенька»), он встретил сочувственное внимание критики и читателей, был отмечен как интересное, значительное явление современной советской литературы. О романе много писали, сейчас по нему снимается фильм. Хотя эта книга и лежит в русле так называемой «производственной» тематики, она значительно шире её, потому что на основе сугубо производственного конфликта автор сумел поднять вопросы нравственнофилософского характера.

Да, если в повести «Лена и Машенька» нравственные искания героини связаны, как правило, только с ее личной жизнью, то в романе поступки и движения души его главного героя Игоря Новикова даны на широком фоне общественной и производственной жизни, а вернее — неразрывно вплетены в этот фон, словно вышиты по его канве, по его основе. И это вполне понятно и оправданно: Игорь Сергеевич Новиков — руководитель большого коллектива, от него зависят судьбы многих людей, в некоторой степени именно в его руках вера этих людей в справедливость, добро, общее дело.

Роман ведется от лица самого Игоря Сергеевича Новикова, еще сравнительно молодого человека, вся взрослая, трудовая жизнь которого прошла в городе Таежном, на целлюлозно-бумажном комбинате, директором которого он не родился и не стал вдруг — ни с того и ни с сего, а шел к этому исподволь, день ото дня. И комбинат, и сам город для Игоря Сергеевича Новикова — дело жизни, его личное дело. Хотя роман и называется «Личная жизнь директора», но оказывается на поверку, что никакой личной жизни у Новикова нет — есть злая, глупая потребительница жена, есть маленький сын, которого он горячо любит и не особенно часто видит, есть любимая женщина, которую он не решается назвать своей, потому что… Он даже сам не знает толком почему? Боится осиротить сына, боится обездолить свою тунеядку жену, боится неприятностей по работе — словом, боится жертв, а вернее сказать, он пока еще не готов к ним. Пока… Потом он, может быть, и наладит свою чисто личную жизнь, а пока вся она опутана производственными заботами и хлопотами, и не разберешь, где кончается личное и где начинается общественное. А может быть, так будет всегда, может быть, Игорь Новиков такой человек, что не делает различия между двумя этими ипостасями? Да, отвечает Валерий Гейдеко всем ходом повествования, Игорь Новиков именно такой человек. И в этом нет ничего удивительного, таких людей у нас много, они движут жизнь, на них-то и держится наш дом, они не досужая выдумка беллетриста, а продукт нашего социалистического общества.

Валерий Гейдеко далек от идеализации своего героя, можно сказать, что он даже излишне суров с ним — в своей исповеди читателям Игорь Новиков говорит много такого, о чем мог бы и помолчать, что характеризует его как человека не всегда правого в своих поступках и не всегда благородного в мотивах своего поведения. Но сила его в том, что он способен смотреть на себя критически, способен судить себя сам более строго, чем судят его окружающие.

Пружина внешнего действия романа, его конфликт, на первый взгляд, носят чисто производственный характер. Смысл его в том, что случилось чрезвычайное происшествие — в реку Алгунь вдруг хлынули ядовитые стоки с комбината, нанесли серьезный ущерб природе. Почему это произошло? Потому что не сработали очистные сооружения. Вот и все дела, вся ситуация. Но это только на первый взгляд, а на самом деле за этим чисто производственным конфликтом стоит реальная жизнь реальных людей, противоборство характеров, поединок равнодушных лентяев и позеров, таких, как главный инженер Черепанов, начальник очистных сооружений Плешаков, и им подобных, с людьми, искренне преданными своему делу, такими, как тот же Новиков, главный технолог комбината Чантурия, Авдеев, Печенкина.

Помимо характера главного героя Игоря Новикова, особого внимания, пожалуй, заслуживает характер его основного противника Вадима Черепанова. Главный инженер комбината Вадим Черепанов во многом сродни тем самым приятелям чеховского студента Васильева, о которых шла речь выше, которые не знают рефлексий и мук совести, потому что душа их устроена слишком просто, а силы их нацелены только на одно — потребление благ жизни.

В единоборстве с Черепановым Новиков одержал полную и безоговорочную победу. Хотя, если вдуматься, это не было единоборство: на стороне Новикова выступили многие люди, в том числе и те, на кого он не надеялся, — Чантурия, Стеблянко, председатель горисполкома Авдошина. И, может быть, именно тот факт, что в сложной жизненной ситуации Новиков не остался один, что у него нашлись союзники, помог ему взглянуть на дело и на того же Черепанова с новой стороны, помог критически осмыслить происшедшее: «Мне снова вспоминается вчерашнее заседание. Когда расходились, переговариваясь, с шумом сдвигая стулья, подошел Черепанов.

— Ну как, старик, доволен, что утопил меня?

— Ты сам себя утопил. Притом не сегодня, а давным-давно это началось.

— Больше ничего не хочешь мне сказать?

Я посмотрел ему в глаза — в них перемешались привычная нагловатость и что-то новое, заискивание, что ли. Я подумал и ответил твердым голосом:

— Почему же, хочу. Мне очень обидно, что ты разучился улыбаться. Как-нибудь посмотри на себя в зеркало: вместо улыбки у тебя ухмылка. Кривая, циничная усмешка, ухмылочка. А ведь когда-то очень красиво умел ты улыбаться.

Я почувствовал огромное облегчение, произнеся эти слова. Как не любим мы говорить правду в лицо — боимся обидеть… потом сами удивляемся: откуда он такой, куда люди смотрели? Но ведь люди — это мы сами, и никто другой… И, быть может, в том, что Вадим вырос иждивенцем, есть доля и моей вины — кому приятно воспитывать взрослого мужика, требовать с него, настаивать… Куда проще откупиться подписью под характеристикой, торопливым поддакиванием».

Да, люди — это мы сами… В этой простой мысли главного героя романа, наверное, и заложена суть произведения. Не делая никаких дидактических обобщений, Валерий Гейдеко как бы говорит своим читателям: живите по-человечески, по совести, будьте достойны своего времени, будьте строги к себе и внимательны к окружающим.

Острое чувство радости и печали человеческого существования пронизывает и лучшие рассказы писателя. В рассказе все на виду, каждое слово, каждая потаенная мысль, каждое движение души автора и героя. Для рассказа нужно не только мастерство, но и прежде всего абсолютная искренность выражения чувств, здесь нет места полусловам, получувствам, полумыслям, здесь все должно быть выражено с предельной точностью и предельной пронзительностью. Все, о чем рассказывает нам художник, так или иначе прошло через его сердце, в той или иной степени достаточно личное, оно, это личное, интересно и нам, читателям, в том случае, если освещено как бы двумя лучами, сфокусированными в одной точке, — лучом философии и лучом поэзии. В лучших рассказах Валерия Гейдеко это ему удается. Как правило, Гейдеко дает нам не только человека в окружающем мире, но и мир — в человеке. А отсюда и масштабность художественного видения. И мысль. Не определенная, узкая, ограниченная рамками темы, а мысль художественная, которую нельзя кратко сформулировать без досадных потерь. Это и понятно— образ всегда шире идеи, глубже, разветвленнее, богаче и тоньше.

Возьмем, к примеру, рассказ «Помидоры».

«Редко его посещало такое состояние — делать что-то и в то же время как бы со стороны наблюдать за собой, удивляясь решительности и напору, которые ему совсем были несвойственны, но не сдерживать себя и целиком отдаваться во власть того возбуждения, только при котором он и способен совершать необдуманные поступки». Так начинается этот рассказ. Сюжет его очень прост: в круговерти городской жизни вдруг встретились молодой мужчина и молодая женщина, люди очень разные, далекие друг от друга и по воспитанию, и по образованию, и по всему прочему своему жизненному багажу. Встретились и неожиданно для самих себя преодолели барьер отчужденности, сделались, пусть и ненадолго, почти родными. Мир остался прежним, но «каждый из них понял, что жизнь, которую им еще предстояло прожить, они должны прожить так же, как сегодняшний день, — не прячась от самих себя и доверившись всем неожиданностям, которые их ожидали». Это рассказ о том, что в каждом человеке есть запас неизрасходованного тепла и нежности, но многие из нас не показывают виду, что им плохо, держат себя в шорах, не дают своим добрым чувствам ходу, в основном потому, что боятся наткнуться на ледяную стену равнодушия, или еще хуже — насмешки, боятся быть самими собой, то есть незащищенными.

В прежние времена в русском языке часто звучало слово милосердие, даже была такая профессия — сестра милосердия. Профессия осталась, только называется теперь по-другому — медсестра. В милосердии вроде бы никто и не нуждается, и проявлять его считается признаком сентиментальности, то есть почти дурного тона. Сейчас мы культивируем сдержанность, при которой совсем даже просто молчаливость принять за глубокомыслие, а равнодушие за мужество. В своих рассказах Валерий Гейдеко не разделял это заблуждение. Он активно призывал к милосердию, и в этом их безусловная сила.

Все мы живем на свете в первый раз, и никто не может надеяться повторить свои минувшие дни. У каждого из нас только одна возможность, только один-единственный вариант — без права переделок. Поэтому все старые мысли становятся новыми, когда мы постигаем их на собственном опыте. Наверное, не только наши мысли, но и наши чувства и наши ощущения уже были пережиты когда-то другими людьми, в другие времена, так что нам остаются только оттенки мыслей, оттенки болей и радостей, уже пережитых много и много раз другими, но и этих оттенков вполне хватает для того, чтобы чувствовать единственность и неповторимость именно нашей жизни, чтобы держаться приятной нам иллюзии вечности нашего бытия… Но вдруг обрывается жизнь идущего рядом, близкого тебе человека — иллюзия сталкивается с реальностью. Цепенеет душа. Не верит. Защищается изо всех сил. А дни идут. И великое, всепобеждающее, охранительное беспамятство жизни берет свое.

Валерия Гейдеко нет среди живых, но остались его книги — и в них свет и отзвук его живой души.