Случилась эта поучительная история в те далекие времена, когда люди не знали еще металлов, помидоров и сигарет «Прима». Не знали они и болезней, ибо микробы и вирусы были открыты учеными значительно позднее.
Посчастливилось однажды племени ляк-ляк убить крупного мамонта. И великое торжество было на берегу полноводной реки Лиелу-Лиелу. После обильной трапезы радовались и пели лякляковцы. И отплясывали вокруг костра танцы, которые из-за скудности тогдашнего словарного фонда названий не имели.
И радовался, взирая на празднество, вождь племени мудрый Чу-Чу, ибо счастье племени было его счастьем, а горе племени — его горем.
Но, увидав охотника Гыр-Гыра, который в сторонке угрюмо догладывал кость, нахмурился Чу-Чу и спросил:
— Чем ты на сей раз недоволен, Гыр-Гыр?
Трижды поклонился ему в пояс Гыр-Гыр и сказал:
— Приношу тебе жалобу на рубщика мяса Ли-Ли. Для себя этот мошенник отрубил от левой ляжки мамонта, а для меня — от правой.
— Ответствуй, Ли-Ли, правду говорит Гыр-Гыр?
— Не помню, — легкомысленно ответил Ли-Ли, — а разве не одинаковы обе ляжки?
— Он еще спрашивает! — вскипел Гыр-Гыр. — И в прошлый раз мне досталась правая ляжка и в этот раз. Разве это не ужасно?
— Ужасно, ужасно! — воскликнул мудрый Чу-Чу. — Скажи, Гыр-Гыр, чего ты просишь?
— Прошу я немногого, о мудрый Чу-Чу. Не читаю я злобы к Ли-Ли. Прикажи только окунуть его в воду сроком на две луны, затем подвесить на дереве для просушки на такое же время. А уж после этого предать его пламени очистительному и пепел развеять по ветру.
— И это все?
— Все, — сказал Гыр-Гыр, — но знай, мудрый Чу-Чу, если ты и этой моей жалобе ходу не дашь, то обращусь я к старшему вождю, затем к сверхстаршему и далее к сверхсверхстаршему. Одним словом, не будет тебе покоя до окончания дней твоих.
— Нет, — смежил усталые глаза мудрый Чу-Чу, — страшное злодеяние Ли-Ли не может остаться безнаказанным. По твоему справедливому и милосердному требованию он будет утоплен, повешен и сожжен. Ты доволен?
— Доволен, — ответил Гыр-Гыр, плотоядно взглянув на побледневшего Ли-Ли, — позволь только узнать, когда будет совершено правосудие?
— Немедленно. Сразу же… как только ты изложишь жалобу свою письменно.
— Письменно? — смутился Гыр-Гыр. — Ты, кажется, забыл, о мудрый Чу-Чу, что у нас нет еще ни бумаги, ни авторучек, ни пишущих машинок.
— Все это так, — сказал Чу-Чу. — По воле богов мы живем, к сожалению, в каменном веке, но разве нет выхода из положения? Топорик каменный у тебя имеется, валунов крутом достаточно. Вот и высеки на них свою претензию. Только обстоятельно. И, клянусь, как только ты высечешь жалобу свою в трех экземплярах, обидчик будет казнен…
Утром следующего дня Гыр-Гыр вместе со всеми на охоту не пошел. С самого рассвета он усердно принялся обтесывать поверхность самого большого валуна в округе. Снедаемый неутолимой жаждой возмездия, он трудился денно и нощно, но работа, увы, подвигалась медленно.
Племя ляк-ляк ушло в верховья реки Дау-Дау, и Гыр-Гыр остался один, ибо не мог он тащить за собой тяжеленный камень с неоконченной жалобой.
Шло время. Земля совершала один оборот вокруг солнца за другим. И Гыр-Гыр также испещрял письменами один камень за другим. Питался он только рыбой. Благо еще, что в те времена рыбы в Лиелу-Лиелу было побольше, нежели сейчас.
И надо же было так случиться, что именно в тот самый день и час, когда на последнем валуне был выбит последний знак, племя лякляковцев вернулось на берег Лиелу-Лиелу.
В изумлении глядели лякляковцы на дряхлого старца.
— Не узнаете? — прошамкал старец. — Ведь я Гыр-Гыр. Я закончил свою жалобу. Где Чу-Чу?
— Умер Чу-Чу, — ответили ему, — сейчас вождем племени сын его Чу-Чу-Чу.
— О мудрый Чу-Чу-Чу, — пал на колени Гыр-Гыр, — исполни волю отца своего и повели казнить Ли-Ли.
— Двадцать лун тому пещерный медведь растерзал на охоте Ли-Ли, — сказал Чу-Чу-Чу.
— В таком случае казни сына его Ли-Ли-Ли.
И рассмеялся, как гласит предание, Чу-Чу-Чу и сказал:
— Только неразумный человек способен поджечь лес за то, что его в лесу том укусила змея. И только глупец из глупцов способен казнить жеребенка за то, что его лягнула кобылица.
Злобно сверкнул глазами Гыр-Гыр и побежал жаловаться в совет старейшин.
Выслушал внимательно старший вождь Гыр-Гыра и молвил:
— Понятна мне злоба твоя и негодование твое, Гыр-Гыр. Но закон словам не верит. Закон верит только камням, надлежащим образом обтесанным и подписанным. А посему изложи жалобы свои обстоятельно на Ли-Ли-Ли в трех экземплярах и на Чу-Чу-Чу в шести экземплярах. И, как только ты выполнишь формальности эти, мы накажем обидчиков твоих.
И ушел одинокий Гыр-Гыр во мрак ночи в поисках скалы повыше и пошире.
И никто больше не слышал о нем ни слова до того часа, когда юный Ли-Ли-Ли набрел в лесу на изглоданные волками кости. По велению мудрого Чу-Чу-Чу над останками Гыр-Гыра сложили пирамид) из валунов, им написанных.
И сказал Чу-Чу-Чу:
— Да сохранят века поучительную историю, начертанную на этих камнях. Да сохранят они ее в назидание далеким потомкам нашим, дабы ведали те, как им своих гыргыровцев от злобных кляуз отучать надлежит!..
— Ay, охрана труда, где ты? — возопил письмоносец Почтальоне, когда его при исполнении служебных обязанностей в десятый раз укусила собака.
Однако он тут же опомнился, что живет в средневековые времена и ни о какой охране труда и спецодежде не может быть и речи. Пришлось бедняге самому позаботиться о сохранности своих лодыжек.
Заведующий кузнечным ателье синьор Кувалдини охотно согласился принять необычный заказ, но сказал:
— Стальные штаны — это вам, сударь, не гвоздь, не подкова. Металлец требуется.
— Металлом обеспечу, — самоуверенно заявил Почтальоне и сразу же принялся за дело.
После каждого обхода своего участка он волок в ателье то ржавый котел, то сломанный меч, то еще что-нибудь.
— Может, достаточно? — каждый раз умоляюще смотрел он на заведующего.
— Что вы, голубчик, — снисходительно улыбался синьор Кувалдини, — разумеется, собрано больше, нежели ничего, но на штаны не хватит, не хватит…
Почтальоне удвоил старание. В сбор металла постепенно включились его супруга, сыновья, близкие и дальние родственники, а также ученики неполной средневековой школы, которые любили Почтальоне за то, что он им аккуратно приносил журнал «Будь рыцарем!». Совместными усилиями они буквально подмели всю округу. Наконец железа было собрано столько, что, по общему мнению, его должно было с избытком хватить на сооружение трех каравелл.
— Что вы смыслите в нашем деле? — иронически хмыкнул синьор Кувалдини, когда Почтальоне высказал ему свои соображения. — А угар? А пригар? А недогар вы учитываете?.. Ну, да ладно, постараюсь выкроить… Зайдите через месячишко.
Нетерпеливо отсчитывал письмоносец часы, дни и недели. Точно в установленный срок, тщательно перебинтовав свежеукушенную ногу, он пришел в ателье.
— Ах, да, да… припоминаю… припоминаю, — сказал синьор Кувалдини. — Вы просили отковать стальные трусы…
— Штаны, синьор, штаны. Трусы никак не могут защитить мои икры от злых собак.
— Сочувствую, сударь, но на штаны, к сожалению, материала не хватило.
— Как это не хватило?.. — Почтальоне всегда считался спокойным человеком, но во гневе и овца иной раз страшнее тигра. — Я вас выведу на чистую воду! — заорал он. — Материала, видите ли, не хватило?.. Теперь я понял, почему дон Чезаре, дон Базаре и дон Самоваре вдруг стали щеголять в новых латах… Я… я…
Синьор Кувалдини закатил глаза и воздел руки к небу.
— Уж не хотите ли вы сказать, что..
— Да, да, именно это я и хотел сказать…
— Ты слышал? — обратился Кувалдини к подмастерью. — Будешь свидетелем! Всемогущий призывал нас к всепрощению, и я бы простил этому доставщику новостей и поставщику сплетен, что он обвинил меня в краже. Но он оскорбил не только меня. Он оскорбил достопочтенных рыцарей, которые являются, если верить его гнусному навету, скупщиками краденого. Так призови же их немедленно сюда, и да учинят они над клеветником суд скорый, справедливый и милостивый!..
Почтальоне похолодел.
— Пощадите! — пал он на колени. — Я совсем не то хотел сказать. Дайте мне, пожалуйста, жалобную книгу, и я запишу благодарность.
— Вот это другой разговор, — смилостивился Кувалдини. — А для защиты от собак я вам, так и быть, смастерю отличную стальную тросточку. Разумеется, из вашего материала…
Главбух внимательно изучал обширную коллекцию автографов, собранную Аболинем. Некоторые подписи он даже разглядывал в лупу, напоминая искусствоведа, желающего окончательно убедиться, что на партитуре расписался именно Моцарт, а не Сальери.
— Нет, расчет произвести не могу, — сказал главбух, искоса глядя на Аболиня, — не хватает подписи физкультииструктора.
— Я уже дважды обегал весь завод и не мог отыскать этого быстроногого кандидата в олимпийцы.
— Ничем не могу помочь. Бегите и обрящете! Недаром же этот документ именуют «бегунком».
— Юрий Андреевич! — взмолился Аболинь. — Мы с вами не первый год работаем вместе. Неужели вам недостаточно моего заявления, что никакого спортинвентаря за мной не числится?
— Как человек я вам охотно верю, но как должностное лицо обязан верить только документам, — торжественно провозгласил главбух, — Порядок есть порядок.
— Хорошо, я вам оставлю расписку, что за мной не числится ни перпендикулярных брусьев, ни параллельного турника, ни велосипедного насоса.
— Можно, — после некоторого раздумья сказал главбух, — но только свою подпись заверьте у нотариуса.
— Хрен редьки не слаще! — вскипел Аболинь. — У меня нет времени. Через два часа прибудут контейнеры, а завтра на рассвете я должен уехать.
— Ничем не могу помочь.
— Мне доверяли на заводе миллионные ценности. Теперь я тоже уезжаю не в Сомали, а на ответственную работу в соседний город. Допускаете ли вы всерьез мысль о том, что я собираюсь похитить двухпудовую гирю или вышку для прыжков в воду?
— Все это напрасные разговоры. Нужна подпись — и дело с концом.
— Но спортивного бога на заводе нет!
— Ладно, — смилостивился главбух. — Пусть кто-нибудь из сотрудников подпишет вместо него.
— Кто?
— Кто угодно. Он сам будет нести ответственность.
Через несколько минут Аболинь снова предстал перед главбухом.
— Все в порядке! Вот подпись.
Главбух глянул на «бегунок» и вернул его Аболиню.
— По-моему, эго не подпись спорторга…
— Конечно, вместо него расписалась копировщица Майга.
— Не годится.
— Почему? — возопил Аболинь. — Вы же сами сказали!..
— Существует положение, — бесстрастным тоном пояснил главбух, — что если одно лицо расписывается взамен другого, то оно обязано проставить черточку.
«Ах, черт тебя возьми!» — в душе выругался Аболинь, спеша вниз по лестнице.
— Вот, — сказал он, снова протягивая «бегунок», — черточка проставлена Теперь все?
— Все, — ответил главбух. — Получайте расчет. В конце концов я же не формалист какой-нибудь!..
— Диспут, товарищи, это костер, — сказал во вступительном слове наш комсорг Юра. — Да, да, это костер, который разгорается, горит, рдеет и полыхает, если каждый подбрасывает в него свою вязанку хвороста. Итак, мы начинаем диспут на тему «Нужна ли нам дружба?» Кто желает разжечь костер дискуссии?
Воцарилось тягостное молчание. Каждый подталкивал в бок другого.
— Живей, живей, ребята, — восклицал Юра, — вы же сами говорили, что неплохо бы организовать диспут, а теперь в кусты…
— Собирать валежник, — хихикнула Лида.
— Слово предоставляется Лиде, — обрадовался Юра. — Смелей, не тушуйся!
Лида встала и отчеканила:
— Дружба нам нужна. Она возвышает человека.
И села.
После длительных уговоров выступила Аня и сказала, что дружба нам не просто нужна, а очень нужна, ибо она украшает человека.
Игорь также подбросил в еле тлеющий костер свою соломинку, с пафосом заявив, что он не совсем согласен с Аней. Дружба нам не очень нужна, а весьма-весьма нужна, так как она украшает, возвышает и возвеличивает.
После этого выступления огонек погас окончательно.
Юра умоляюще воззрился на меня, и я вздрогнул. Наступил тот самый решающий момент, когда я должен был сыграть роль подсадной утки и с лета броситься в костер, дабы возжечь жертвенное пламя.
Шатаясь, словно подстреленный, я подошел к трибуне и, опустив глаза, произнес речь о том, что дружба, а особенно дружба между парнем и девушкой — это вредная штука, ибо отнимает много драгоценного времени и отвлекает молодого человека от учебы, чтения научно-популярных книг и участия в работе стенгазеты. Поглядели бы вы, что тут началось! Все наперебой рвались к трибуне. Меня убеждали, переубеждали, бомбили гневными тирадами, уговаривали признать свою ошибку, а я, сам себя презирая, уныло качал головой и отрешенно повторял, словно заведенный:
— Нет, дружба нам не нужна.
Когда, пронзив меня взглядом своих чудесных голубых глаз, слово взяла Люся, я понял, что отныне она потеряна для меня окончательно и бесповоротно. Увы, пути назад уже были отрезаны. Правда. в конце диспута я промямлил о том, что дружеская критика пошатнула мои убеждения, но все только иронически усмехались. Одобрительно хлопнув меня по плечу, Юра прочувствованно сказал:
— Молодчага, выручил, ты настоящий друг!..
Эх. слишком дорогой ценой мне удалось помочь ему разжечь костер. Ребята косятся, Люся в мою сторону даже не глядит, а на днях я сам слышал, как совершенно незнакомая девушка шепнула подружке:
— Взгляни на белобрысого!.. Это тот… дефективный… тот самый… ну, который выступал против дружбы.
Каждый, кто испытал на споем веку зубную боль, легко догадается. почему я помчался в поликлинику, не обращая внимания ни на огни светофоров, ни па свистки дружинников. Регистраторша сочувственно разъяснила, что если я желаю попасть на прием немедленно, то она меня может направить только к врачу Эглите.
— А почему нет очереди к Эглите? — спросил я.
— Видите ли, она недавно окончила институт, и пациенты предпочитают обращаться к ее более опытным коллегам.
Нестерпимая боль одержала верх над вполне естественным благоразумием.
— Будь что будет, — промычал я, — запишите меня к ней.
Каюсь, едва я увидел юное личико врача, мне стало не по себе. Но все мои страхи были напрасными. Когда я вышел из кабинета, мир мне казался преображенным, светлым, ликующим.
«Подумать только, — размышлял я, — такой замечательный врач никому не известен! Несправедливо, несправедливо…»
Три вечера я сочинял восторженный очерк. В редакции мое сочинение порядком обкорнали, но все же поместили. Не знаю, как восприняла мой опус сама Эглите, но я был на седьмом небе. Через каких-нибудь полгода у меня снова вздулась щека. Правда, на этот раз не левая, а правая Конечно, я направился в ту же поликлинику и попросил записать меня к врачу Эглите.
— К Эглите? Немедленно? — удивленно взметнула брови регистраторша. — К ней на прием вы можете попасть только через неделю.
— Через неделю? — удивился я.
— И то в лучшем случае. Видите ли, с тех пор как появилась статья в газете, к Эглите началось сплошное паломничество. Все больные стремятся попасть на прием только к ней…
Недавно молодой хирург классически удалил мне аппендикс. Этот подлинный виртуоз скальпеля, этот начинающий Пирогов, хотя фамилия его вовсе не Пирогов, а… э, нет… фамилии его сообщать не буду. Я сравнительно не стар. Кто знает, какие там печенки или селезенки мне еще доведется на своем веку оперировать?!.
Не знаю кто как, а я привык на службу являться вовремя. Тем более начальник у нас строгий.
И вот однажды выхожу, как обычно, из дому в половине девятого и спускаюсь вниз по лестнице.
Гляжу: на площадке четвертого этажа стоит дама. И не просто дама, а с коляской. Раньше никогда у нас таковой (я имею в виду даму) не видел. Или, думаю, недавно переехала, или скорей всего только-только из родильного дома. Возможно, собралась своего первенца на прогулку вывезти. Младенцам, известное дело, без воздуха не житье.
Прохожу мимо и радуюсь. Спасибо тебе, господи, не мой ребенок, не мне коляску вниз волочить. Отволочился на своем веку. Теперь даже младшенький сам смело может меня вниз снести. Чемпион по борьбе. Среди юношей, понятно.
Прошел вниз несколько ступенек и чувствую: дальше не могу. Взгляд дамы так мне спину и буравит.
Что за натура у меня такая!.. Несу вниз коляску и сам себя успокаиваю. Дескать, не волнуйся, что с чужим дитем носишься. Врач все равно предписал физкультурные движения проводить. Вот тебе и зарядка!..
А на следующее утро все повторилось… Что там долго рассказывать! Прошло каких-нибудь пяток дней, и у меня уже привычка выработалась. И даже некоторые профессиональные навыки по переноске тяжестей. Вот так в любом деле путем тренировок человек восстанавливает потерянную квалификацию.
И здоровье вроде даже улучшилось.
Так бы я и продолжал совершенствоваться, но помешала скрипуха-стрекотуха со второго этажа. Из самых добрых побуждений наговорила она там чего-то моей супружнице. Не то «седина в голову — бес в ребро», не то напомнила некстати историю про чеховскую даму с собачкой…
Одно спасение — жена у меня не ревнивая. Разговаривать, правда, перестала, но деньги на обед в столовой ежедневно под салфеткой находил. Конечно, в диетической столовой, без пива.
Заскучал я. Законный отец ребенка, думаю, на сейнере в Атлантике разгуливает, а моей непорочной семейной жизни из-за него крушение угрожает.
Стал уходить на работу пораньше. Ничего из этого не получилось. Дежурит на площадке моя дама с коляской, и все. Что будешь делать?..
Докумекал. Начал выходить позже. Полный порядок. Дамы уже нет, но опять неувязочка получается: на службу опаздываю.
А начальник у нас зверь. Целый день, говорит, хоть на голове кувыркайся, а опаздывать не смей!.. Честно говоря, он тоже прав. Нельзя нарушать железную трудовую дисциплину!..
Положение у меня сейчас прямо-таки безвыходное. Может, кто-нибудь из вас, дорогие читатели, желают обменяться жилплощадью? Квартирка у нас неплохая, но предупреждаю откровенно: на четвертом этаже проживает дама с коляской…
Когда принесенная с собой бутылка «Кристалла» была осушена, а закуска доедена, Бадейкин решил, что наступило время брать быка за рога.
— Так, говоришь, на склад перевели? — спросил он, хотя за весь вечер хозяин и не заикнулся о своем назначении кладовщиком.
— Эге, — ответил Лазуркин, — трудимся.
— И много у тебя этого самого добра на попечении?
— Хватает.
— Оно-то, конечно, держава у нас богатая… Небось, и в твоей кладовушке товара на многие тыщи наберется?
— Бери выше, металлы высокоценные…
— Уж не железо ли кровельное? Крыша-то на сараюшке больно прохудилась.
— Рассуди сам: зачем заводу кровельное железо? У нас стали нержавеющие, пруток латунный, победит…
— А на какой черт мне эти победиты? Ты мне их хоть даром давай, не возьму.
— И правильно, тебе оно все без надобности, а цехам ого-го-го как требуется. Или, скажем, имеются у меня на складе выключатели…
— Выключатели — другое дело, всегда в добром хозяйстве пригодятся, — встрепенулся Бадейкин. — Свет, скажем, испортится… Ты уж не поскупись, отвали от щедрот своих, от усушки и утруски десяточек или на худой конец пяток.
— Очумел, ей-богу, очумел! Выключатели-то не простые, высоковольтные. В каждом, почитай, полтонны с гаком.
— Полтонны?.. Да я его с доплатой не возьму. Ты скажи лучше, чего у тебя такого полезного имеется?
— Все полезно: резцы, шестерни, масло…
— Подсолнечное?
— Трансформаторное.
— Издеваешься, черт рыжий! Я тебя о деле спрашиваю, а ты ерунду мелешь. Скажи толком, что у тебя есть такого… пригодного для домашней надобности?
— Ничем ты. друг ситный, у меня не разживешься. Не имею полного права выдавать не по закону. Добро-то не мое.
— Ишь, праведник выискался, — не на шутку рассердился Бадей-кин, — какого же дьявола ты мою очищенную хлестал? Зря весь вечер голову мне морочил!..
Он долго еще ораторствовал на эту тему. Лазуркин слушал, не перебивая.
— Вот что, мил-человек, — сказал он, когда Бадейкин остановился, чтобы перевести дух, — вот тебе трешка за угощение, и катись отсюда…
— Но-но, не очень-то, — спрятав в кисет деньги, сказал гость, — смог бы, жадина, если б захотел, уважить земляка. Излишки, небось, есть! А то заладил «не могу», «не могу»…
— Вот что, — сказал Лазуркин, — валяется у нас за изгородью рельс бесхозный. Тащи его к себе.
— Подавись ты своим рельсом, — даже плюнул с досады Бадейкин. — Ноги моей у тебя больше не будет!..
И ушел, изо всех сил хлопнув дверью…
Прошло несколько минут, и Бадейкин снова появился на пороге.
— Ладно, скупердяй, — сказал он, — где этот самый рельс чертов? Скажу Ваське своему, чтобы он его в утиль сдал. Авось, ему за это от учительши скидка какая будет…
Не известно, по чьей вине, но факт остается фактом: отношения между работниками прилавка и фельетонистами явно натянутые. Поэтому стоит ли удивляться, что заведующий магазином «Плодофрукт» не распростер своих объятий, когда к нему в контору неожиданно явился фельетонист местной газеты Краверс.
Не успев обменяться со своим гостем даже ледяным приветствием, он сразу же привычным движением руки вытащил из ящика стола жалобную книгу и выжидающе воззрился на журналиста.
— Скажите, пожалуйста, — неожиданно любезно спросил Краверс, — продавщица фруктов на стадионе выделяется от вашего магазина?
— Да, — хмуро буркнул завмаг, подавая ему жалобную книгу, — пишите.
— Нет, я буду писать в газету.
— Так я и знал, что с этой неугомонной. Мартой добром дело не кончится. Но расскажите все-таки, в чем дело?
— Она проявила…
— Вот еще не было несчастья на мою седую голову! Поверьте, я тут ни при чем… приму все меры… молода еще… строго внушу…
— Что вы, что вы, — заулыбался Краверс, — она проявила ценную инициативу. Продавала во время матча яблоки, предварительно промытые ею в кипяченой воде. Ее так благодарили! Собираюсь писать об этом новом методе культурного обслуживания…
— Ради всех святых, не надо! — прервал его завмаг. — Очень прошу вас. Жалоб у вас нет?
— Нет.
— Ну и прекрасно. Не надо нас хвалить и не надо нас ругать.
— Но ведь хорошая инициатива!..
— Инициатива? — иронически усмехнулся заведующий. — Расхвалите нас за эти дополнительные хлопоты: дескать, превосходно, дескать, отлично. А потом что будем делать? Попробуй только во время следующего матча продавать немытые яблоки, б-о-о!.. Народ к хорошему быстро привыкает. Жалобы посыплются, требовать будут… Нет, нет, я с этой «инициаторшей» сам разделаюсь! Больше не повторится.
Ошарашенный Краверс пошел домой и вместо хвалебной статьи написал гневный фельетон о людях, жаждущих тихой жизни и поэтому боящихся проявить инициативу.
— Это не просто фельетон' — воскликнул приятель, прочитав творение Краверса. — Это чудесный сплав гражданского гнева, сарказма и блестящего остроумия. Это твой лучший фельетон!
— То-то будут удивлены в редакции, — сиял Краверс. — А то все время критикуют. Но уж на этот раз…
Он заранее предвкушал радость безоговорочного признания.
Уже в трамвае, по дороге в редакцию, Краверсу пришла в голову неожиданная мысль.
«Получив такой самородок, — подумал он, — редактор, пожалуй, и в дальнейшем потребует, чтобы я писал на таком же уровне. К хорошему народ быстро привыкает. Стоит ли ради одной похвалы создавать себе дополнительные хлопоты? Надо подумать, надо подумать…»
Болезни и соседи, как известно, не выбираются. Несмотря на это мне повезло: я доволен своим соседом. И более того, Петр Петрович доволен нами. Вот уже который год почти каждый вечер, за исключением понедельников, он вместе с женой, двумя детьми и свояченицей проводит у нас. Вернее сказать, не у нас, а у нашего телевизора.
Года четыре тему назад я купил «КВН».
— Что вы делаете! — воскликнул Петр Петрович. — Вы же сами должны понимать, что «КВН» — это не вершина техники. Я лично подожду, пока в магазине появятся телевизоры «Авангард» с большим экраном. А пока что будем коротать вечера у вашего лилипута.
Приблизительно через месяц, возвращаясь с работы, я увидел в витрине телевизоры «Авангард». Когда я вбежал к соседу, мое сердце стучало, словно машина, потерявшая управление.
Петр Петрович, к удивлению, весьма хладнокровно выслушал мое сообщение и, вместо того чтобы сейчас же помчаться в магазин, спокойно произнес:
— Нет, «Авангард» я покупать не буду. Я читал в газете, что в скором времени будут выпущены телевизоры с гораздо большим экраном. Не то «Знамя», не то «Рубин».
«Что ж, — подумал я, — пожалуй, он прав».
Прошло несколько месяцев, и в универмаге появились аппараты «Знамя».
— Стану я покупать это вчерашнее слово техники, — кипятился сосед, — когда только лишь сегодня я сам слышал по радио, что завод запустил в серию телевизор «Янтарь»!
Будучи в командировке в Ленинграде, я узнал, что в продаже имеются эти самые «янтарные» аппараты, и тут же телеграфировал Петру Петровичу, чтобы он выслал деньги и я ему привезу не телевизор, а чудо. В ответ я получил телеграмму: «Буду покупать «Беларусь».
— Вы понимаете, — говорил мне уже дома сосед, — в этом аппарате не только экран, но также приемник и проигрыватель. Одним махом трех покупахом.
Через месяц сосед раздумал покупать «Беларусь». Знакомый продавец сказал ему по секрету, что ожидается партия телевизоров с выносным экраном, чуть ли не метр на метр.
— Уж если падать с коня, — гордо заявил Петр Петрович, — то только с хорошего.
В ожидании этого телевизионного «рысака» Петр Петрович, небрежно помешивая чай с клубничным вареньем, которое, к слову сказать, моя супруга готовит мастерски, и снисходительно поглядывая на экран моего жалкого «КВН», однажды произнес:
— Вы знаете, я вообще решил не покупать черно-белого телевизора. Сегодня только слушал лекцию. Ученые разработали прекрасную систему цветного телевидения. Представляете это буйное волшебство красок на экране, розы натуральной расцветки… Нет, лучше я потерплю еще немного, говорят, подобные телевизоры скоро поступят в продажу.
Через некоторое время неугомонный Петр Петрович разузнал, что в научно-исследовательском институте испытывается, и весьма успешно, система объемного телевидения.
— Наконец-то дождался, — торжественно заявил сосед, — комбинация цветного и объемного телевизора — это как раз то, что мне нужно!
Но у меня уже есть опыт. Я уверен, что, когда в магазины завезут и такие аппараты, Петр Петрович вычитает где-нибудь о разработке еще более совершенных телевизоров, скажем, таких, которые позволяют обонять натуральные запахи.
Я, признаться, даже рад, что сосед никак не может приобрести самое последнее слово техники. Это значит, что мы не стоим на месте.
Милый Петр Петрович, приходите, когда вам угодно! Мой старый, испытанный «КВН», безотказный, как самовар, всегда к вашим услугам. А клубничного варенья у нас хватит.
Укротитель внешне ничем не выдавал своего волнения. Но это была только видимость. Недаром же его верный помощник тревожился больше обычного.
— Чем черт не шутит? — сказал он. — Может, мне все-таки приготовить брандспойтик?
— Брандспойтик? — нерешительно переспросил укротитель. Он задумался, затем тряхнул головой и, видимо, окончательно решившись, твердо произнес:
— Нет, обойдется.
— Может, хотя бы обвяжетесь тросиком и оставите дверь приоткрытой, чтобы я мог… в случае чего…
— Не надо, — отрешенным голосом сказал укротитель, — но будь начеку!
Он подтянулся, сосредоточился, открыл дверь и вошел… в кабинет директора жилищно-ремонтной конторы.
Прихожу это я в поликлинику. Батюшки! Двери передо мной сами распахиваются, а навстречу выскакивают две симпатичных электронных секретарши.
— Прошу ко мне! — щебечет одна.
— Извини, дорогая, но этот пациент мой, — чирикает другая, кокетливо ероша мелкие завитки антенн.
Усаживает она меня в мягкое кресло на эскалаторе и привозит прямо к двери с табличкой:
ЭДИАГ-121
(электронный диагност)
Прием круглосуточно
Эдиаг в сверкающем халате из нержавеющей стали внимательно обшарил меня своими рентгеноглазами.
— Больной такой-то, — доложила приятным голоском красотка. — Температура 36 целых, 5 десятых и 35 тысячных, давление верхнее столько-то, нижнее такое-то, лейкоцитов па процент выше, а эритроцитов на полпроцента ниже нормы и т. д. и т. п.
До сих пор удивляюсь, как она смогла разузнать все это за время минутной поездки на эскалаторе.
— Снова вы?.. Раздевайтесь! — хмуро пробурчал Эдиаг.
Почувствовав прикосновение множества присосков, я невольно вздрогнул.
— Так, так, — сказал Эдиаг, — выписываю вас на службу.
— А бюллетень? — зашумел я. — У меня колики.
— Я вам запретил пить, я вам запретил пить… — словно попугай, твердил Эдиаг.
— И не нюхал даже.
— Лжете! Сегодня выпито 321 грамм («Э… обжулили меня-таки на 79 граммов», — подумал я). Вчера 572 грамма коньяку плюс три бутылки пива жигулевского, позавчера…
Он весьма точно перечислил все выпитое и съеденное мною за неделю, а в заключение бесстрастно заявил, что о нарушении предписанного режима лечебного питания будет сообщено общественности.
— Не имеете права, вы обязаны строго хранить медицинскую тайну! — яростно заорал я.
В это время кто-то меня растолкал:
— Гражданин, ваша очередь к врачу.
Пошатываясь, я побрел в кабинет. За столиком сидел наш славный старичок Кулис.
— Что? — тяжело дыша, спросил он.
— Колики.
— Продолжаете выпивать?
— Ни-ни, ни грамма.
— А нос почему сизый?
— Он у меня отродясь такой…
Выходя из кабинета с бюллетенем в руках, я подумал:
«Кибернетика, понятно, штука неплохая, но дай бог крепкого здоровья и долгих лет милому, доброму Кулису».
Наша старая квартира была хотя и с неудобствами, но зато со всеми. Когда мы переехали в новый дом, супруга воскликнула:
— Нет, мужчина не способен оценить, какое это блаженство — горячая вода круглосуточно!
Но, смею заверить, я все же оценил это удобство и каждую свободную минуту проводил в ванне. Дело дошло до того, что, сидя по горло в воде, я читал, писал и разработал два своих лучших рацпредложения.
Давно известно: радость никогда не бывает полной, если она не разделена с друзьями. Вечером в субботу мне повстречался Лусинь, шагавший в баню.
— К чертям баню! Кру-у-гом! — скомандовал я. — У нас, брат, горячая вода круглосуточно.
— Душевный ты человек! — хлопал меня по плечу разомлевший после купания Лусинь. — Но все же. сам посуди, какой уважающий себя человек после баньки пьет кагор?.. Ладно, в следующую субботу приготовь закуску, а уж остальное обеспечу я. Понял?..
— Понял? — сказала жена, когда я, проводив Луси. чя к троллейбусной остановке, возвратился домой. — Учти, у меня тоже имеются приятельницы…
В понедельник придя с работы, я обомлел. Квартира напоминала детский сад. Разнокалиберные ребятишки оккупировали все стулья, диван и даже подоконники.
— Уж извините за вторжение, — бросилась мне навстречу Ольга, школьная подруга жены. — Мы с сестрой купаем свои выводки. У нас, как на конвейере. Сестра там колдует, а я тут раздеваю, одеваю… Те, что на диване, обсыхают. Остались только пододонничные…
Едва детсад удалился, пришел Лусинь со своей Ингой.
— Она, — шепнул мне в коридоре Лусинь, — пришла проверить мое субботнее алиби, но на всякий случай прихватила чемоданчик с принадлежностями для купания.
На прощание Лусинь толкнул меня пальцем в живот:
— Слухами земля полнится. Андрюша и Петюша тоже прослышали о твоей ваннке-самобранке. Если не возражаешь, они будут навещать тебя по средам.
— Слушай, — взмолился я, — но у них-то самих дома имеются ванны.
— Да, но у них ванны с колонками. Топить надо. А у вас горячая вода круглосуточно! А в остальном не прогадаешь. Их горючее, твоя закуска…
— Равноправие так равноправие, — решительно заявила на днях супруга. — Порядок — враг анархии. Составим справедливый график. Три раза в неделю для твоих друзей-приятелей, три — для моих.
— А сам я когда буду?
— По воскресеньям.
На том и решили. Единственная заминка: по воскресеньям нет горячей воды. То ли насос выходной, то ли что-то другое. Но я приспособился. Хожу раз в неделю принимать ванну к соседям по лестничной площадке. К счастью, в их графике по четвергам «окошко».
С трепетом развернув свежий газетный лист, инженер Сорокин издал победный вопль и стал отплясывать нечто среднее между гопаком и лезгинкой.
— Читайте, завидуйте! — восторженно размахивал газетой Сорокин. — Художественное произведение… первое… напечатали… мое… Сосед справа, заведующий счетно-расчетного отдела Свистунов, и соседка слева, скромная домохозяйка Пеламидова, ахнули и впились глазами в строки газеты
«ПЛОДЫ РАЗМЫШЛЕНИЯ
Поэт находится на распитье.
А. К. СОРОКИН старший инженер-конструктор третьего городского промышленного комбината по производству игрушечных изделий из отходов бумажной, химической и деревообделочной промышленности».
И это все? — робко осведомился Свистунов.
— Все, — подтвердил Сорокин, — а разве этого мало? Понимаете, ехал как-то в трамвае и вдруг… озарило.
— Скажите, — вмешалась в разговор Пеламидова, — сколько заплатят за вашу опечатку?
— Почему опечатку? — обиделся Сорокин.
— Неужели вы не заметили, что эти раззявы в типографии недоглядели и набрали вместо «на распутье» — «на распитье».
— Слушайте, но это же в жанре каламбурения самое главное. Напиши я: «Поэт находился на распутье», не было бы игры слов… День, когда почтальон доставил Сорокину денежный перевод на 1 (один) рубль 12 копеек, для дома № 6 в Каретном переулке был знаменательным.
— Золотое дно, настоящее золотое дно, — захлебываясь, рассказывала соседкам во дворе Пеламидова, — за каждое слово ему платят по 28 копеек, по килограмму свежей салаки. Говорю вам, золотое дно… В тот же вечер, когда Сорокин возвращался домой с последнего сеанса, в полуосвещенном подъезде на его плечо легла чья-то тяжелая рукд. Сорокин вздрогнул и безропотно стал расстегивать ремешок часов.
— Весь вечер вас караулил, — раздался свистящий шепот незнакомца. — Я из пятнадцатой квартиры. Решил, знаете ли, сегодня тоже стать этим самым… каламбурильщиком. Прошу для начала проконсультировать. Итак, слушайте: «Он взял быка за бока». Каламбур?.. Каламбур. Или вот: «Готовь баню летом»… Ха-ха, не сани, а баню… «И Веста может быть невестой». Здорово, не правда?.. Прослушайте еще серию: «Рыба не клевала, и рыболов наклевался сам». «Пил ром и считал себя романтиком», «Имел диплом и считал себя дипломатом», «Томность украшает человека». Обратите внимание, не скромность, а томность… Не сочтите за труд рекомендовать мои труды…
В полной безопасности инженер почувствовал себя лишь тогда, когда за ним захлопнулась массивная дверь квартиры.
— Ах, наконец-то, — чуть не бросилась ему на шею Пеламидова. — Поздновато наши холостяки стали возвращаться. Все же, надеюсь, вы и мне уделите несколько минут. Сегодня я весь день думала-думала и, что бы вы думали, таки придумала. Мужу и детям нравится, хотя мои бедняжки остались без обеда. Зато состряпала несколько штук. «Готовь обед из пяти блюд». Ничего, да?.. «Яйцо учило курицу курить». Тут игра слов: «курица» и «курить». Понимаете?
— Понимаю, — промычал Сорокин, тоскливо глядя на исписанную бисерным почерком школьную тетрадь.
— А вот эта особенно нравится мужу. «Топил свое горе в ванне», — продолжала Пеламидова. — «Торгуя грибами, загрибала деньги». Как вы считаете, пойдет?
— Пойдет, — неуверенно подтвердил Сорокин.
Далеко за полночь Сорокина растормошил призрак, закутанный в одеяло из верблюжьей шерсти.
— Извините за вторжение, — сказал призрак, — бессонница замучила. Все время в голове эта проклятая игра слов так и вертится, так и вертится, а придумать ничего не могу. Разве только: «Нет робота без хобота». Как, по-вашему?
— Робота… хобота… А зачем, собственно говоря, роботу нужен хобот? — застонал Сорокин.
— Сам не знаю. Жаль, рифма хорошая пропадает… А если сказать: «Нет хобота без робота»? Чушь получается?.. Понду еще подумаю, спокойной ночи!
Свистунов запахнул одеяло и на цыпочках удалился, а Сорокин еще долго ворочался и заснул только после принятия двойной дозы барбамила.
На рассвете Сорокин попытался незаметно ускользнуть из дому, но Свистунов был начеку и перехватил его у дверей ванной комнаты.
— «Что ты за робот, если у тебя хобот?» — спросил он, умоляюще глядя на инженера.
— Сейчас уже лучше, — сказал Сорокин, явно покривив душой. Свистунов просиял.
Когда автор «Плодов размышления» перебегал улицу, из форточки третьего этажа кто-то гаркнул ему вдогонку: «Зобная боль». Хорошо это или плохо?»
Инженер прибавил шагу. А вслед ему неслось:
— «Главбух бухнул в колокола»…
Еле дождавшись прихода начальника, Сорокин сразу же подсунул ему заявление с просьбой о немедленном предоставлении отпуска. Накладывая резолюцию, начальник лукаво подмигнул:
— Все ясно… Уедете в деревню и займетесь на досуге творческими делами. Отличное дело!.. Отличное дело?.. Гм… идея!.. Как вы думаете, если сказать: «У него было не личное дело, а отличное дело»? Напечатают или нет?..
Уважаемые товарищи радиослушатели!
Начинаем наш музыкальный радиоконкурс. Предлагаем вашему вниманию песню. Сообщите нам фамилию автора текста и композитора, сочинившего музыку. Угадавшие будут премированы.
Уважаемые товарищи радиослушатели!
Объявляем итоги конкурса. К сожалению, мы не получили ни одного правильного ответа.
Сообщаем: автором текста является молодой, начинающий поэт Рожкин. Это его первая проба пера, пока еще нигде не опубликованная.
Автор музыки также начинающий композитор Ножкин. Песня исполнялась и передавалась впервые.
Дорогие товарищи! Повышайте свою музыкальную культуру! Участвуйте в наших радиоконкурсах!
Известно, что даже люди с возвышенным образом мыслей не избавлены от столкновений с так называемой прозой жизни.
Однажды поэт Колокольчиков заметил, что у него прохудились туфли. Отложив в сторону стило, он пошел в мастерскую. Глядя, как мастер сноровисто колдует шилом и дратвой, поэт подумал, что недурно бы отметить скромный, но полезный труд сапожника.
Спустя несколько дней почтальон вручил Колокольчикову свежий номер газеты и сказал:
— Замечательно вы написали о сапожнике Климове. Прямо за душу берет. А вот я хожу-брожу и в стужу и в зной, а ни один прохвост, кроме жалобы на недоставленное письмо, обо мне ничего не напишет.
Поэт густо покраснел и пробормотал, что это, конечно, несправедливо. В тот же день он посвятил несколько вдохновенных строк почтальону Шустикову.
Зайдя, как обычно он это делал по субботам, в парикмахерскую, Колокольчиков с удивлением заметил, что его постоянный мастер Плиткин даже не ответил на приветствие. Бритву он правил минут десять и поднес ее к горлу поэта с таким выражением лица, что Колокольчиков заерзал на стуле. Закончив, Плиткин подчеркнуто вежливо расшаркался и сказал:
— Платите в кассу сорок две копейки и низко кланяйтесь Климову и Шустикову.
«Вот оно в чем дело! — догадался поэт. — Он прав, черт возьми, совершенно прав. Сегодня же надо будет заполнить этот пробел».
А дальше пошло и поехало…
Одно за другим появлялись все новые и новые стихотворения: «Водопроводчик Козлов» (на кухне испортился кран), «Фотограф Дубов» (поэту срочно понадобились карточки три на четыре), «Дантист Тарабукин» (у Колокольчикова был флюс), «Регистраторша Мухина» (получил метрическое свидетельство для дочери) и т. д. Однажды в ненастный день поэт сопровождал свою супругу в косметический кабинет.
— Простите, что отрываю вас от чтения, — обратилась маникюршица к поэту, — но у меня деловое предложение. Пока я тут вожусь с ногтями вашей жены, напишите стихотворение «Маникюрщица Кузюкина». И гонорар за него получите, и я еще от себя трешку… Очнулся Колокольчиков на носилках.
— Жив, голубчик! — обрадовался санитар. — Потерпите, потерпите! Сейчас в больницу доставим, там врачи сразу на ноги поставят. Снова писать будете… Скажите, а это трудное дело — рифмы подбирать? Вот, скажем, к моей фамилии?.. Головастиков моя фамилия… Го-ло-вас-ти-ков… Не забудете?..
РЕПОРТАЖ
В клубе ТТТ состоялось общегородское собрание трамвайных «зайцев». Собравшиеся с большим вниманием прослушали доклад и концерт самодеятельности. В антракте некоторые из приглашенных добровольно приобрели по трамвайному билету Для проезда домой. По лицу седовласого гражданина П. катились слезы умиления.
— Я очень взволнован, — заявил он в беседе с нашим корреспондентом, — это первый билет в моей жизни.
ОЧЕРК
Проблема борьбы со сном на служебных совещаниях и заседаниях с детских лет не давала покоя молодому, но пытливому инженеру Мякишеву. Увы, нелегок он, тернистый путь изобретателя. Сотни и сотни попыток оказались бесплодными.
Счастливый случай пришел на помощь Мякишеву.
Однажды на совещании в кабинете начальника ему приснилась подлинно блестящая идея. И в этот же день проект служебного стула на одной ножке был готов.
Первая партия антисонных стульев уже отгружена в различные учреждения. Получено множество благодарственных отзывов.
На Садовой улице открыт магазин с поэтическим названием «Улыбка».
Каждый покупатель, самостоятельно завернувший свою покупку в принесенную из дома бумагу, награждается улыбкой продавщицы.
ГОЛЫ, ОЧКИ, СЕКУНДЫ
В доме отдыха «Янтарное взморье» под руководством затейника Косопяткина проведено юбилейное, сотое в этом сезоне состязание по бегу в мешках. Звание лучшего мешочника завоевал отдыхающий Мельников.
Соревнования по экономному раскрою закончились убедительной победой закройщицы ателье «Сто одежек». Из двух носовых платков ей удалось выкроить современный купальный костюм для заказчицы и подвенечное платье для дочери.
Оригинальные часы без завода предложены изобретателем М. От известных многие столетия солнечных часов они выгодно отличаются тем, что колышек в центре циферблата изготовляется из нейлона.
Как сообщили нам из задвинского родильного дома, на днях у гражданки Меланиной родился сын. Новорожденный издает только рифмованные звуки: «У-a! Ау-а! Э-э! Бэ-бэ!»
У колыбели талантливого младенца установлено круглосуточное дежурство членов местного литобъединения.
ПО СЛЕДАМ НАШИХ ВЫСТУПЛЕНИИ.
Не раз подвергалось заслуженной критике 123-е домоуправление. Однако на этот раз все было по-иному.
Сразу же после получения телефонограммы на место выехала ремонтная бригада.
Мгновенно установлено место протекания. Еще быстрее, невзирая на проливной дождь, сорван поржавелый лист. И уже в совершенно молниеносном темпе написана заявка на получение листа кровельного железа.
В тот же день (курсив наш) заявка отправлена в вышестоящие организации.
Завидная оперативность!
ОБЪЯВЛЕНИЯ
Открыты экскурсионные прогулки на катерах между Сциллой и Харибдой. В районе Сциллы круглосуточно открыт ресторан-поплавок, а у Харибды — шашлычная.
По вторникам санитарный день.
По указанию противопожарной инспекции пассажирам-курортникам отныне воспрещается провоз горящих путевок.