Горячее селение Амбинанитело

РАССКАЗ О БАБАКУТАХ

На следующий день, вскоре после восхода солнца, я собрался позавтракать. Рядом играл лемур-бабакут, с которым мы уже давно подружились. Веломоди приносит нам из кухни еду. Со двора доносится крик голодных птиц, свивших гнезда на верхушках кокосовых пальм, кудахтанье кур из огородов и звуки толчения риса.

Но вот осторожно приоткрывается дверь, и к нам заглядывает учитель Рамасо. Увидев, что я завтракаю, он быстро вошел в хижину, поздоровался за руку и сел у стены.

— Так быстро? — обрадовался я его возвращению.

— Я пришел к вам по одному вопросу… — начал он тихим голосом.

— Догадываюсь! — прерываю его.

Несмотря на хмурое лицо, он улыбнулся:

— Именно потому и пришел, чтобы вы ни о чем не догадывались. Прошу вас, вычеркните из памяти некоторые события и сведения. Просто их не было.

— Я понимаю. Ожидаются преследователи?

— Скорее нет. Но все возможно.

Он закурил папиросу. Я предложил кофе.

— Следует быть очень осторожным с вашим ближайшим соседом, — предупреждает учитель, показывая движением головы в сторону хижины старосты Раяоны.

— Правильно.

Рамасо смотрит на меня долгим, испытующим взглядом.

— Боюсь, — говорит, — что вас может ожидать тяжелое испытание.

— Какое?

— Испытание совести. Если погоня явится сюда, непременно будут расспрашивать вас. Я знаю, вы не так уж сильно любите плантаторов, но вы пришелец в этой колонии и, наверно, у вас есть обязательства перед французскими властями. Что вы им скажете в данном случае?

— Обязательства по отношению к властям это одно, а главное то, что я не люблю врать. Но не беспокойтесь, как-нибудь справлюсь.

— Помните, что правда на стороне рабочих. Их нужно защищать.

— Разумеется.

Беглецов стало больше. Богдан обнаружил во время утренней охоты группу молодых мальгашей, явно нездешних, которые скрывались в укромном уголке. Деревня живет прежней жизнью, только на дорогах теперь много жителей спешат куда-то. Встречные останавливаются, сообщают друг другу какие-то новости и быстро исчезают. В воздухе висит тревога.

В таком состоянии люди льнут друг к другу, и даже я испытал это на себе. Сегодня на послеполуденную беседу пришло гораздо больше соседей, чем обычно, и среди них был редкий гость, сотский Безаза. Общая забота сгладила размолвку между родами заникавуку и цияндру. Люди чувствуют потребность пожать друг другу руки и обменяться мнениями. Свое беспокойство они стараются чем-нибудь заглушить, хотя бы разговорами о духах. С кажущимся рвением они хватаются за эту тему.

Большинство мальгашей верит, что души непогребенных мертвецов вселяются в диких кошек, сов и летучих мышей. Та же участь ожидает души преступников, особенно колдунов. Следует избегать этих зловещих животных. В крокодилах тоже часто сидят души предков, хороших предков. Но такие крокодилы хорошо относятся только к людям из своего племени, других они пожирают.

— У вас, — укоряю шутливо, — большинство лесных животных враждебно настроено. Даже добряка хамелеона вы сделали грозным демоном рантутру!

— О нет, вазаха! — возражает старик Джинаривело. — Не все животные. А птицы дронго?

— А лемуры? — подсказывает Манахицара, исследователь и знаток легенд. — Лемуры всегда дружественны к нам.

В жарких лесах восточного побережья Мадагаскара, особенно вокруг залива Антонжиль, живет редкая порода ночных лемуров, называемых «аые-аые». Раньше они возбуждали большое любопытство европейских исследователей и путешественников не только тем, что у них большой палец на верхней конечности очень тонкий и удлиненный (приспособлен для вытаскивания насекомых, забравшихся в глубокие дупла), но и тем, что мальгаши очень почитают их и оберегают как важных фади. Европейцы не могли их раздобыть — местные жители всячески противились этому.

— А здесь поблизости есть лемуры аые-аые? — спрашиваю гостей.

— Есть, — отвечает Джинаривело, — но их трудно встретить: корм они добывают себе только по ночам, и, кроме того, их немного.

— А ты видел их когда-нибудь?

— Только раз видел одного, спящего в лесу на дереве.

Никто из присутствующих, кроме Джинаривело, не видел аые-аые. Этот лемур настолько значительное фади, что моя гости неохотно говорят о нем и переводят разговор на других животных.

— Манахицара, — воскликнул кто-то, — расскажи вазахе о наших бабакутах!

Бабакуты хорошие, сердечные лемуры. Они ласковые, чуткие, и жители Амбинанитело относятся к ним с большой теплотой. Бабакут моей Веломоди уселся между нами; зверек потешно гримасничает и любезничает со всеми. Некоторые бабакуты прежде тоже были людьми, но потом преобразились в лемуров, но не потому, что были нехорошими и их заколдовали.

— Расскажи, Манахицара! — настаивают гости.

— А ты знаешь, вазаха, почему бабакуты фади? — обращается ко мне Манахицара. — Не знаешь? Ну вот, послушай. Большинство бабакутов происходит от людей. Прежде люди были очень злые, часто дрались и убивали друг друга. Те, кто хотел жить спокойно, покидали селения, уходили в глубокие леса и там оставались. Из поколения в поколение люди жили в зарослях, покрылись шерстью, неохотно спускались с деревьев на землю, отучились говорить, объяснялись между собой жестами и возгласами. Люди все больше становились похожими на теперешних бабакутов…

— Рассказ чуть-чуть расходится с теорией Дарвина, — шепчет мне на ухо учитель Рамасо.

— …Люди-бабакуты в то время были очень счастливы, да и теперь не жалуются. В лесу вдоволь хватает плодов, и им не приходится, как нам, заботиться о еде. Некоторые мальгашские племена называют лемуров дедушками, а название бабакото (мы произносим бабакут) состоит из двух слов: баба — отец и кото — ребенок. Слова эти показывают, с какой нежностью относятся люди к этим животным.

В конце рассказа Манахицары вошел староста Раяона, молча подал мне руку и сел рядом. Гости украдкой бросают на него испытующие взгляды, но лицо старосты, как всегда, замкнуто и непроницаемо. Трудно догадаться, знает он о сбежавших узниках или нет. Все присутствующие в заговоре против него, но никто не выдал своих мыслей и чувств; у мальгашей поразительная способность скрывать свои настроения. Даже у рассказчика Манахицары не дрогнул ни один мускул. Поражаюсь, как может он так великолепно импровизировать легенду о бабакутах и одновременно лихорадочно думать о происходящих событиях, внимательно наблюдая за лицом Раяоны.

Когда Манахицара окончил рассказ, Джинаривело попросил выслушать его и поведал историю несчастной женщины, которая должна была родить. Ребенок вот-вот появится, но ленивые родственники, вопреки установившемуся обычаю, пренебрегают своими обязанностями и не дают положенных по обряду лекарств. Отчаявшаяся женщина ушла в лес, и там добрые духи смилостивились над нею и превратили ее в бабакута. Предчувствуя недоброе, родные женщины кинулись на розыски и обнаружили ее в образе лемура, лицо которого было поразительно похоже на лицо пропавшей родственницы. И тут они поняли, какое большое зло причинили женщине, но, увы, было уже поздно, изменить ничего они не могли. С тех пор люди стали лучше.

Рассказ Джинаривело вызвал у Рамасо сомнения.

— И ты веришь, Джинаривело, что так было в действительности?

Старик пожал плечами:

— Многие верят этому.

— Я верю! — восклицает Манахицара.

— Ведь никто не видел, как женщина превращалась в бабакута, — говорит Рамасо, — а то, что бабакут похож был на нее, — неубедительное доказательство. У людей очень богатая фантазия.

Разговор иссяк, наступило неловкое молчание. Трудно непринужденно беседовать, когда тревожат мысли, которые в присутствии Раяоны нельзя высказать вслух. Я хочу разрядить гнетущую обстановку и предлагаю чаю с сухарями.

Вдруг Джинаривело осмелел и непринужденно спрашивает:

— Что нового у тебя?

Староста с минуту смотрит на старика и медленно отвечает:

— Если у вас нет ничего нового, то у меня и подавно.

Он сделал ударение на словах «у вас». Это звучит двусмысленно, и создается впечатление, что Раяона знает, где собака зарыта. Гости заметно встревожены.

— В Таматаве я слышал историю о лемурах, — возвращается Рамасо к прежней теме, — немного похожую на ту, что нам рассказал Джинаривело. Это было еще до нашествия французов. В Таматаве стоял тогда крупный гарнизон ховского войска. Однажды отряд солдат вел по улице молодого бецимизараку, приговоренного к смерти за какую-то провинность. Воспользовавшись тем, что стражники отвлеклись, узник вырвался из их рук и помчался к лесу. Ховы за ним. Но это был здоровый и быстроногий юноша, и ему удалось намного опередить своих преследователей, а в лесу очень легко исчезнуть. Его искали долго и упорно. Солдаты знали: если они вернутся в Таматаве без пленника, то понесут за это суровое наказание. После многих часов напрасных поисков они стали подозревать, не помогли ли узнику нечистые силы. И вдруг вскрикнули от радости: нашли! Они заметили его на дереве. Он превратился в большого лемура. Тогда они выстрелили в него из ружья и свалили на землю. Потом его притащили в город и поклялись своему начальнику, что лемур — заколдованный преступник. А что им оставалось делать? Ловкие солдаты боялись наказания и воспользовались легендой о лемурах. Наивные люди поверили, а солдаты спасли себя от неприятностей.

Снова молчание. Сказав несколько незначительных слов, Раяона встал и попрощался со мной.

— Что, уходите? — спрашиваю.

— Нужно подготовиться к отъезду, — отвечает староста. — Завтра чуть свет отправляюсь в объезд по своему округу.

— Надолго уезжаете?

— На несколько дней.

После его ухода у моих гостей точно камень свалился с плеч. Все вздохнули свободней, хотя подозревают, что срочный отъезд Раяоны чем-то связан с появлением беглецов. Но чем? Мнения разделились.

— Говорю вам, — уверяет Манахицара, — ждите самого худшего! Раяона поедет в Мароанцетру и донесет на нас местным властям!

— Не верю! — отрицает Безаза.

— Ты такой же, как и он, поэтому защищаешь его! — возмутился Манахицара. — Одним миром мазаны!

— Тихо! Не ссориться! — строго сказал учитель.

— Когда червь точит зуб, единственное спасение удалить больной зуб! — приводит Манахицара мальгашскую пословицу.

— У кого червь в зубе? Что ты плетешь? Разве вы не догадываетесь, почему Раяона хочет уехать?

— Если знаешь, Рамасо, объясни!

— Я не могу сказать наверняка, но все говорит о том, что Раяона не хочет быть в Амбинанитело, когда сюда нагрянет погоня. Он не желает впутываться в это дело.

— Это неплохо характеризует его!

— А почему должно быть иначе? Разве шеф кантона так уж плохо обращается с вами? К чему сразу предполагать самое худшее?

— Он не может быть другом наших родственников рабочих!

Гости покидают хижину. Последним уходит Рамасо. Он отводит меня в сторону и делится своими сомнениями:

— Раяона хитрая штучка. Для меня ясно, почему он не хочет быть замешанным в эту историю. Дрожит за свою шкуру. Для него одинаково невыгодно вооружать против себя жителей Амбинанитело или колониальные власти, поэтому он предпочел исчезнуть…

— А вы не думаете, что он поедет в Мароанцетру и доложит своему начальству, шефу дистрикта?

— Об этом мы узнаем завтра. Пошлю людей проследить за ним.

На следующий день, вскоре после восхода солнца, влетел ко мне встревоженный учитель:

— Поехал в сторону Мароанцетры!

— Все-таки в Мароанцетру!

— Да. Но я все еще не теряю веры в него. Впрочем, все средства предосторожности соблюдены.

— А беглецы все еще в деревне?

— Что вы! Я им велел немедленно укрыться в лесу, в таком месте, где их сам черт не разыщет. Надежные люди носят туда еду.

— У вас есть голова на плечах, Рамасо! — говорю с одобрением.

Прощаясь, учитель вдруг вспоминает что-то:

— А вы ничего подозрительного не заметили в поведении Марово?

— Марово? — спрашиваю удивленно. — Моего повара?

— Да.

— Почему вы задаете такой вопрос?

— Оказывается, повар — доверенное лицо шефа дистрикта в Мароанцетре. К тому же мои ребята заметили, что он подслушивал наши разговоры.

— Вот это мило! Надо вспомнить все, о чем мы говорили.

— Да в общем ничего особенного. Один только раз, помните, когда приезжал врач Ранакомбе, у нас была интересная беседа о будущем Мадагаскара.

— И Марово подслушал?

— Думаю, да. Но не обращайте на это внимания. Найдем способ заставить его молчать.

— Террор?

— Зачем! Поговорим с ним так, что он наверняка образумится.

— Почему же вы раньше не предупредили? — вырвалось у меня.

— Только в последние дни мы убедились в этом. Пока все пусть будет по-прежнему, повар должен у вас работать.

Когда я остался один, мною овладели приходившие уже раньше мысли: события втягивают меня во все более узкий и сложный круг дел деревни, той деревни, жизнь которой казалась мне в начале приезда сонной, идиллической, невинной и лишенной волнений.