Горячие сердца

Глава девятая

Прозрачная, словно кристалл, гладь океана. Видно, как среди водорослей плавают разноцветные блестящие рыбки. Ласковое тепло солнечных лучей. Убаюкивающий шелест пальмовых листьев. Бежевый песок отливает золотом.

Обнаженная блондинка уютно свернулась калачиком в гамаке рядом с ним. Ее кожа блестит от масла, округлости тела подчеркивают тонкую талию. Такую тонкую, лениво думает Гибсон, обвивая ее рукой и притягивая все ближе, ближе, пока круглые, упругие ягодицы не прижимаются к нему и он не вдыхает аромат талька и ванили.

Вот она пошевелилась и повернулась к нему. Сонно придвигаясь, чтобы завладеть ее розовыми, словно лепестки цветка, губами, Гибсон отмечает про себя, что гамак остается странно неподвижным. Видимо, это какая-то новая, улучшенная модель. Специально для того, чтобы заниматься любовью.

И, решив не тратить больше времени на размышления о том, почему он до сих пор еще не на земле, он целует ее, потом еще, и еще, и еще…

Звонкая пощечина остановила его.

Гибсон проснулся от боли. Утреннее солнце уже взошло, и вместе с ним поднялись на работу все фермеры штата, отправляясь доить своих коров, косить луга и обрабатывать поля.

Солнце было беспощадно к Гибсону Сент-Джеймсу, лежавшему с закрытыми глазами. Столь же безжалостна была и Мими Пикфорд.

— Мими, зачем вы это сделали? — Он потер горевшую щеку, осторожно садясь в постели. Гибсон злился и в то же время невольно позавидовал той легкости, с которой она выскочила из «гамака». Чудесная целительная сила сна явно подействовала на нее сильнее, чем на него самого.

— Так вам и надо! — воскликнула Мими, грозно возвышаясь над ним. — Тискать меня, приставать ко мне, пока я сплю! Возмутительная низость!

— Это я спал! — Он бережно дотронулся до сломанных ребер. Сегодня ему было лучше, однако в создавшейся ситуации следовало быть похитрее и не признаваться в этом. И уж совсем некстати прозвучало бы признание, что сон, в котором он держал ее в объятиях, был самым сладким в его жизни. — Как я могу нести ответственность за то, что делаю во сне, тем более я — инвалид!

— Это не оправдание!

Гибсон решил попробовать по-другому.

— Я не мог не дотрагиваться до вас. Иначе просто свалился бы с кровати и опять ударился.

— Как бы я хотела на это взглянуть, — безжалостно парировала она.

— Нет, правда, это же всего-навсего кровать, а не королевское ложе, где между нами можно протянуть колючую проволоку.

— Вы пытались, пытались… — она захлебывалась словами, пытаясь поскорее натянуть униформу.

Интуиция подсказала Гибсону, что сейчас не время любоваться ее прелестями. Осторожно взглянув ей в лицо, он заметил злость и в то же время превосходство в синих глазах Мими.

Правда была на ее стороне. И они оба это знали.

Гибсон перевел взгляд на ночной столик, где стоял будильник.

— Плевать, что я там натворил, вы хоть сознаете, что сейчас полседьмого утра? — он был рад зацепиться хоть за что-нибудь, способное смягчить ее гнев.

— Я и так уже опоздала, — Мими ползала по полу в поисках носка. — Бабушка проснется ровно… — она высунулась из-под кровати, чтобы взглянуть на часы, — ровно через двадцать пять минут. Мне нужно сварить ей два яйца, поджарить тосты, три ломтика бекона и приготовить кофе.

Мими наконец вытянула носок из-под кровати.

— И лучше мне быть на месте, когда она проснется. Если она поймет, что я не ночевала дома…

— Яйца с жареным беконом. Тосты. Звучит заманчиво! А я что буду на завтрак?

Поскольку Мими рыскала под кроватью, собирая свою одежду, ответ прозвучал неразборчиво. Однако нетрудно было догадаться, что подобная просьба ее не обрадовала.

Гибсон начал всерьез подозревать, что Сэму из пиццерии скоро вновь придется доставлять ему обед. Подобная перспектива подействовала на него отрезвляюще.

— Послушайте, Мими, я сожалею.

Она наконец выбралась из-под кровати, угрожающе сжимая в руке белую туфлю.

— Это лучшее, что вы можете сделать.

— Такого больше не повторится.

— Это уж точно. В подобной ситуации мы больше не окажемся никогда.

Неужели она решила уйти? Насовсем?

Мрачное выражение лица Мими подсказало Гибсону, что расспросы сейчас излишни. Отыскав вторую туфлю, она наконец оделась и стянула волосы в благоразумный хвостик валявшейся на столе резинкой.

— Все это время вы водили меня за нос, — бросила она. — Вы только делали вид, что помогаете мне и верите в меня!

— Я никогда в вас не верил.

— Вот видите!

— Но я этого и не скрывал. И еще кое-что вам следует знать, — каждое слово отзывалось болью в ребрах. — Я не вернусь в часть. Никогда.

— Что я говорила! Вы все это затеяли, только чтобы завлечь меня в свою постель!

— Неправда!

— Правда!

— Мими, когда я хочу заполучить женщину, мне не нужно прибегать ни к каким уловкам, достаточно просто предложить.

Она стояла, уперев руки в бока.

— Гибсон Сент-Джеймс, скажите честно: по-вашему, я пройду испытания?

— Нет.

— И вы не собираетесь возвращаться на работу?

— Я уволился. Шеф здорово заблуждается, если надеется, что я передумаю.

— Значит, я была права, — заключила она, резко поворачиваясь на каблуках. — Все это было не более чем попыткой соблазнить меня.

— Даже будь это так, она все равно не удалась, — с горечью ответил Гибсон.

— Значит, это была неудавшаяся попытка соблазнить меня.

— Гибсон Сент-Джеймс никогда не терпит неудач с женщинами! — выкрикнул он, несмотря на адскую боль в ребрах.

Самое ужасное — впервые в жизни он лгал.

Гибсон снова лег. Странное чувство охватило его.

Вначале он подумал, что это дают о себе знать переломы. Не стоило делать столь резких движений и так ожесточенно спорить.

Потом ему пришло в голову, что, возможно, всему виной голод: упоминание яичницы с беконом явно неблагоприятно на него подействовало.

Но в тот момент, когда она, уже в дверях, в последний раз испепелила его возмущенным взглядом, пришлось признаться себе, что дело совершенно в другом.

На Гибсона это было совсем непохоже. Он скучал по ней. А ведь она еще даже не ушла. Она была здесь, и его щека все еще горела от той пощечины. Но он уже тосковал.

Нельзя поддаваться этому чувству. Нет, нет, он должен вести себя как… мужчина.

К тому же она ему не по нраву. Пышнотелая блондинка — это, конечно, хорошо, но только не такая заносчивая.

И она уж слишком хороша, слишком невинна и так еще не по годам юна. Было бы несправедливо увлекать ее за собой в безысходность, в которой он пребывает со дня того злополучного пожара.

Он ей не нужен. Она — крепкий орешек. Если уж ей удалось уговорить шефа дать ей второй шанс, она без труда найдет дорогу в пожарную часть и без его помощи. Она без него обойдется.

А у нее неплохой удар.

Он тоже без нее обойдется.

Тем не менее ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы не попросить Мими остаться. Гибсон до боли закусил губу.

Уставившись в потолок, он попытался отвлечься, перечислив по порядку всех американских президентов. Но где-то на Эндрю Дикинсоне, добавив несколько лишних Рузвельтов, не выдержал и начал мучительно прислушиваться к металлическому звону ключей, которые она положила на стол в столовой, шагам в коридоре и стуку яростно захлопнувшейся двери.

Гибсон считал себя сильным человеком, поэтому он не заплакал.

Пару секунд спустя ключ вновь повернулся в замке. Слава Богу! Еще один шанс! Она простила!

Было слышно, как она возится на кухне. Гибсон старался убедить себя, что это не имеет для него никакого значения. Мужчина всегда должен сохранять достоинство. Не забывать о гордости! Никогда еще женщина не уходила от него первая, и он не намерен позволить этому случиться сейчас.

Прошло несколько минут, и за это время Гибсону удалось взять себя в руки, и прежние самоуверенность и нахальство вернулись к нему. Наконец на пороге появилась Мими.

— Вот, — она проворно бросила ему свежий номер «Грейс-Бей кроникл» и поставила на ночной столик чашку горячего кофе и бутерброды. — Постарайтесь ничего не натворить, пока меня не будет.

— Значит, вы… — неуверенно начал он, когда она уже выходила, вновь покидая его.

— Что — я? — Мими заглянула в комнату.

— Вы вернетесь? — Гибсон старался не показать, что нуждается в ней. — Может, сегодня вечером? После работы?

— Разумеется, вернусь. Как раз сегодня вечером. Вы нужны мне, раз я собираюсь стать пожарным. Неважно, верите вы в меня или нет. Но в эту кровать я больше не лягу — вчерашняя ночь была, несомненно, ошибкой. — Ее глаза сузились. — А почему вы спросили?

— Когда вы ушли, я уже начал… — Он вовремя осекся: ему вовсе не хотелось признаваться, что он уже начал тосковать по ней. — Я начал беспокоиться, позавтракаю ли сегодня.

Гибсон откинулся на подушки, словно султан.

— Позвоните вашему приятелю Сэму, если захотите перекусить до полудня, — предложила она.

При виде подноса с завтраком бабушка Нона довольно улыбнулась. Два яйца, три ломтика жареного бекона, тосты и ароматный черный кофе. В маленьком стаканчике стояли три алые розы, только что срезанные в саду.

— Мими, ты так обо мне заботишься, — с чувством произнесла она. — Спасибо.

— И делаю это с удовольствием, — отозвалась Мими, усаживаясь у изголовья и открывая большой черный ежедневник. — Так, что у нас сегодня? Сможешь пойти вечером в клуб, поиграть в бридж?

— Несомненно. — Бабушка отхлебнула кофе из чашки. — Только достань мое серое платье и туфли к нему.

— А в бакалею сегодня пойдешь?

— Нет.

— В цветочный магазин?

— Нет. — Она продолжала прихлебывать кофе.

— Вижу, ты вырезала объявление о распродаже в салоне одежды. Хочешь пойти посмотреть, не продали ли то красное вязаное платье?

— Спасибо, не стоит. — Бабушка откусила кусочек бекона.

— Поработаем в саду? Я думаю, что цветы лучше рассадить. Я бы управилась за пару часов — конечно, под твоим руководством.

— Да нет, им и так хорошо. — Она пристально посмотрела на Мими, словно ждала, что та начнет возражать.

— Ты сегодня в плохом настроении? — осведомилась Мими.

— Я чувствую себя превосходно.

— Положить повязку?

— Спасибо, колено совсем не болит.

— Будешь все утро смотреть телевизор? Какое-нибудь ток-шоу?

— Нет. В последнее время они стали такими скучными. К тому же они все слишком шумят. Все время вопли, крики, обвинения… Просто невозможно слушать!

Мими насторожилась. Бабушка как будто чувствовала себя нормально. Никаких следов недомогания, оставшегося после перенесенного зимой гриппа, никакой слабости. Взгляд ясный, улыбка бодрая и открытая.

— У тебя и вправду все в порядке?

— Давно не чувствовала себя лучше. Принеси мою книгу. Кажется, она на кухне. Хочу почитать. Все утро я буду читать тихо, как мышка. А ты лучше поспи. Отдохни немного.

— Поспать? — Мими обернулась. — Но зачем?

— Потому что Гибсон Сент-Джеймс не тот человек, который проводит ночь с женщиной и дает ей выспаться.

— Господи, бабушка, как ты могла подумать такое?

— Сегодня утром мне позвонили уже трое. — Она зачерпнула ложкой земляничного варенья. — Твоей репутации конец.