Горький лимонад

ГЛАВА 12

— Саша, — зовет Кэли. — Где сейчас твои мысли?

Я понимаю, что смотрю сквозь нее и Танго, пока Тайлер скачет вверх-вниз на моих коленях.

— О, я здесь. Простите. Видимо, просто устала.

— Да, ночная физическая активность здорово изнуряет, — говорит она, ухмыляясь. — Давай, рассказывай.

Учитывая тот факт, что Танго здесь и слушает, да еще и является лучшим другом Джегза, думаю, обнародовать мои ошибки, совершенные за последние двадцать четыре часа, не самая лучшая идея.

— Я слышал, прошлой ночью контроль был утрачен, — добавляет Танго, ухмыляясь.

— Это точно, — соглашаюсь я.

— То, что вы вытворяли в ванной, должно быть, жаркое зрелище, — продолжает он.

— Ладно, мне нужно идти. Вы оставите Тайлер у себя, или хотите, чтобы я взяла ее с собой? — спрашиваю я, поднимаясь со своего места.

— Нет! — кричит Тайлер. — Папа обещал, что я смогу поиграть кнопками на его кровати и, возможно, схожу погулять.

— Я оставлю ее здесь, — Кэли устало смотрит на меня. — Куда ты сейчас?

— Я должна идти унижаться к папе, чтобы попросить работу, помнишь?

Кэли встает с края кровати Танго и перехватывает меня в дверях. Обняв за шею, шепчет мне на ухо:

— Спасибо, что побыла здесь со мной. Все может стать намного хуже. Но у меня есть ты — это очень много значит.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я тихо, отстраняясь и заглядывая ей в глаза. — Что плохого может случиться? Ты о его ноге?

— Я… — Кэли поворачивает голову, глядя на Танго и Тайлер, играющих в ладушки. — Есть некоторые опасения по поводу кровообращения. Требуется провести дополнительные обследования, прежде чем я узнаю что-то еще, но, возможно, это опухоль в легких.

Ее глаза блестят.

— Но, может быть, и нет, — говорю я, пытаясь сохранить оптимизм.

— Конечно, — говорит Кэли, натягивая на лицо фальшивую улыбку.

Мое сердце болит за нее. Просто хочется обнять ее и сказать, что все будет в порядке, но она отталкивает меня и продолжает свои поддразнивания по поводу прошлой ночи. Поэтому все, что я могу — это дать ей понять, что буду рядом, когда потребуется.

— Дай мне знать, если захочешь поговорить. Я рядом.

Она прикусывает нижнюю губу, видимо, чтобы та не дрожала.

— Спасибо. Передавай от меня привет папе.

Я коротко киваю, стараясь ничего не говорить и чувствуя скопившиеся в уголках глаз слезы. Кэли, может быть, способна сохранять бесстрастное выражение лица в тяжелые минуты, но я всегда, даже сидя одна в кинотеатре, начинаю рыдать, когда собака умирает.

— Пока, ребята, — говорю я Тайлер и Танго, помахав им на прощание.

Пока я иду по длинному коридору, телефон в сумочке начинает вибрировать, и мой желудок тут же сжимается спазмом при одной мысли, что это может быть снова Лэндон. Я хочу, чтобы он оставил меня в покое. Почему он вообще хочет разговаривать со мной после того, как Джегз избил его до полусмерти. Я абсолютно уверена — теперь ему должно быть совершенно ясно, что со мной не стоит связываться. Может, ему кто-то платит, чтобы он названивал мне? На его месте я бы не нарывалась снова.

Нервно достаю трубку и вижу высветившийся номер Джегза, который сохранила после того, как Танго звонил ему с моего телефона. Нажимаю «читать».

Джегз: Мне жаль, что так получилось. Не знаю, что еще сказать.

Перестань быть таким милым, Джегз. Не морочь мне голову. Как может кто-то с таким грязным ртом и мыслями одновременно быть самым милым человеком, которого я когда-либо встречала. Моя голова лопается в попытках понять и прояснить все это.

Я: Спасибо, я в порядке.

Бросаю телефон обратно в сумку, убеждая себя, что разговор окончен. Я должна навести порядок в своей голове, прежде чем ответить ему что-то. Просто это не самая лучшая ситуация.

Выйдя из больницы, иду по тротуару к парковке, где и обнаруживаю Джегза, прислонившегося к моему автомобилю. Он не сдается, да?

Нажимаю на брелок и открываю машину, пытаясь игнорировать его присутствие. Он прислонился к задней двери, и я надеюсь, что он просто уйдет, увидев, что я сажусь за руль. Самое время понять намек. Я берусь за ручку двери, но его рука, обхватившая меня за локоть, мешает моим дальнейшим действиям.

— Пожалуйста, постой.

— О, ты снова милый? Тяжело понять, когда ты превратишься в самую грязную в мире свинью, а когда в милейшего человека, которым, и мы оба это знаем, не являешься. Ты смущаешь меня, и мне это не нравится.

— Может быть, я сам не знаю, кто я. Это нормальное объяснение? — спрашивает он, оттаскивая меня от двери автомобиля.

— Нет, это не нормальное объяснение. Думаю, что все люди к тридцати годам знают, кто они.

— Не те ли это люди, которые прячут за улыбкой свои страдания? Или те, которые говорят не то, что думают, потому что это лучше, чем говорить правду? Знаю, я наглый и моя грубость не имеет границ, как ты выразилась, но у меня все еще есть сердце.

— Я не говорила, что твоя грубость не имеет границ, — утверждаю я.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Мне смешно, потому что он понятия не имеет, о чем я думаю.

— Нет, не знаешь.

— Ты нравишься мне, Саша.

В его глазах искренность, он смотрит прямо на меня — пронзительно и эмоционально.

— Знаю, что не нравлюсь тебе. Впрочем, я с этим справлюсь. Просто хочу, чтобы ты знала о моих чувствах.

Он отпускает мой локоть, и я беспрепятственно могу сесть в машину.

— О, — это все, что я могу придумать в ответ.

Джегз смотрит на часы, пока я открываю дверь.

— Сообщили, что в течение несколько часов к нам приблизится невероятно сильный ураган. Убедись, что там, где ты будешь находиться, безопасно, хорошо?

Я ничего не слышала о надвигающемся урагане, но и не смотрела погоду на сегодня.

— Я буду в порядке, — говорю я ему.

— Кроме того, задняя шина твоего автомобиля выглядит приспущенной. Тебе необходимо сегодня же ее накачать. Приезжай в автомастерскую, где я работаю, если хочешь, чтобы я быстро проверил ее.

— Ах да, забыла, что у тебя теперь есть работа.

— Мастерская прямо у дороги недалеко от Стэнли-Парк.

— Спасибо, — говорю я ему, — все будет нормально.

Все будет прекрасно. Все.

— До скорого, куколка, — говорит он без улыбки. Не может же он серьезно расстроиться из-за меня. Он был полным засранцем. Засранцем, которому я сдалась прошлой ночью. Засранцем, который перевязывал мне колено сегодня утром.

Чувствуя бешенство оттого, что, отчасти, я сама виновата в этой ситуации, возникшей в результате моих действий в темноте прошлой ночью, я направляюсь вниз по улице в сторону папиного офиса. Ненавижу, что должна сделать это. Так хорошо было почувствовать самостоятельность, уехав после окончания колледжа, а теперь складывается ощущение, будто я гигантскими шагами возвращаюсь назад. За эти годы отец неоднократно предлагал мне работу, но мне нравилось работать в ресторане. Понимаю, это никак не относится к моему диплому в области делового администрирования, на получение которого было потрачено пятьдесят тысяч долларов, но эта работа делала меня счастливой. Плюс, зачем начинать строить карьеру, если я просто… если я просто планировала в ближайшем будущем стать сидящей дома женой и матерью. Возможно, теперь я должна сожалеть об этих мыслях, так как они далеки от реальности, в которой я планировала оказаться.

Я доезжаю до бизнес-центра, обновляю давно стершуюся помаду на губах, приглаживаю на груди белый пиджак, немного взбиваю волосы и проверяю свое отражение в зеркале. После чего выхожу из машины, и мой желудок еще больше падает вниз. Ненавижу это.

А теперь мне нужно сделать это: добраться до девятого этажа и постучать в дверь кабинета моего папы, пройдя через многочисленные любезные приветствия, фальшивые улыбки и объяснения моего исчезновения на последние два года всем людям, работающим в кабинках за пределами его кабинета. Раньше я постоянно приходила навещать папу, но все изменилось, когда я побольше узнала о том, каким он был на самом деле и как поступал с мамой. Мама заботится только о том, надет на ней фартук или нет, живя жизнью метелки для смахивания пыли, но я переживаю за нее. Она заслуживает большего. Несмотря на то, что живу всего в нескольких милях отсюда, я старательно избегала этого места.

— Войдите, — говорит отец.

Он не знает, что это я. Я не предупреждала, что приеду. Он захочет знать, почему. Он захочет знать, что пошло не так, где я была последние пару недель и чем планирую заниматься оставшуюся часть моей жизни. По иронии судьбы, он не хочет, чтобы моя жизнь стала отражением маминой, а мама хочет для меня именно этого. Не могу понять. По этой причине мне потребовалось несколько дней, чтобы подготовить ответы на все эти вопросы, и лучше всего сделать это в общественном месте, чтобы я могла уйти, зная, что он не устроит сцену.

Открываю дверь и обнаруживаю, что в кабинете он не один. Его секретарша — не думаю, что встречалась с ней раньше — сидит на краю стола. На ней короткая юбка-карандаш и блузка, на которой с виду не хватает нескольких пуговиц. Выражение моего лица отражает все, что в мыслях у отца, потому что это отвратительно. Но, приехав сюда, теперь понимаю, что поступала верно — не стоило здесь появляться на протяжении последних нескольких дней. Поэтому я прочистила горло и подошла к его столу.

— Детка, что ты здесь делаешь? Все в порядке? — спрашивает папа.

Секретарша — или кто она там — слезает со стола и поправляет юбку на бедрах. Она выглядит более смущенной, чем я сейчас себя чувствую. Что ж, ничем не могу помочь, но на секунду прищуриваю на отца глаза, ожидая увидеть его реакцию. Он не сделал бы ничего подобного с мамой. Она слишком нужна ему. Ведь они проделали потрясающую работу, создавая иллюзию идеального — до тошноты идеального — брака, сохранявшуюся все то время, что я себя помню. Ничего в нем никогда не выглядело идеальным для меня, но, по крайней мере, им удавалось меня обманывать, что им хорошо друг с другом.

Моя семья — копия «Предоставьте это Биверу» (Прим. классический американский телевизионный ситком 50-х годов) — классического шоу 50-х годов, демонстрирующего типичную домохозяйку и мать, рвущую свою задницу, чтобы содержать дом в чистоте, накормить семью и, самое важное, сделать мужа счастливым, в то время как в обязанности мужа входит только работать и приходить домой к ужину. Именно так и было у нас дома.

— Все хорошо, — заверяю я его. — Мы можем поговорить? — спрашиваю я, глядя на нелепую слониху в кабинете. Подходящее определение для этой нахалки.

— Мы закончим наш разговор чуть позже, — говорит ей отец, кивая и подмигивая.

Ладно, это не самое странное.

Женщина выскальзывает из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

— Новенькая? — спрашиваю я.

— Татьяна? О, нет, она здесь уже целых шесть месяцев, — отвечает он, пресекая мои вопросы.

— Меня убивает то, о чем я хочу попросить, — говорю я, останавливаясь (потому что мне необходима эта пауза), желая, чтобы был и другой вариант. — Мне бы работу.

Папа откидывается на спинку кресла, и пружины под ним скрипят в ответ. Приняв расслабленную позу, он задирает свои в дорогущих сияющих лоферах ноги на письменный стол красного дерева. Складывает руки за головой и приподнимает одну бровь.

— Что случилось в ресторане?

— Это долгая история, и я предпочла бы не углубляться в это прямо сейчас. Мне просто… мне нужна работа, вот и все.

— И какую же работу ты хочешь? — продолжает он.

Папа управляет крупнейшей организацией «охотников за головами» в Южном Техасе. (Прим.— «охота за головами» — Head-Hunter company — организация, занимающаяся поиском и переманиванием в компанию заказчика высококвалифицированных сотрудников). Компания очень крупная, на него работают практически шестьдесят процентов жителей города. Отец всегда был успешен в бизнесе, но переезд из густонаселенного района в округ поменьше дал ему возможность предпринимать бо́льшие шаги — вернее, подмять под себя всю территорию, как мне кажется. Я знаю, что у его компании есть несколько представительств, филиалов и десятки вакансий, но не думаю, что он даст мне эту возможность.

— Предполагаю, ты лучше знаешь, как мне поступить?

Папа снимает ноги со стола и наклоняется вперед, опираясь локтями о стол. Он выглядит несколько удивленным этим разговором, и меня это бесит. Ему нравится, когда в нем нуждаются. Я уверена, он хочет, чтобы я, как раньше, была ребенком, которого он мог бы контролировать, и сейчас я даю ему маленький кусочек этого прошлого.

— Как насчет того, чем занимается твоя подруга Кэли? Она управляет строительством офиса размещения вакансий в центре города. У нас есть еще административный офис, и его менеджер собирается уходить в декретный отпуск. Ей осталось работать еще несколько недель, так что есть время, чтобы обучить тебя.

Часть меня надеялась, что он просто спихнет меня в офис к Кэли, и мы будем работать с ней. Но я знаю, что в каждом офисе он ставит только одного руководителя. Она руководит офисом и имеет пару младших помощников.

— У тебя будет несколько подчиненных, зарплата от пятидесяти пяти тысяч в год. Желаешь эту работу?

Черт возьми! Я никогда не зарабатывала столько денег. В ресторане мне платили восемнадцать долларов в час, а здесь вдвое больше.

— Я согласна. Когда можно приступить?

— Хорошо бы завтра или в ближайшие несколько дней. Просто дай мне знать, когда решишь. Офис открывается в 8:30.

— Спасибо, — говорю я, переводя дыхание, которое сдерживала с того момента, как вошла сюда.

— Кстати, Каролина вернется к работе в ближайшее время? Я слышал, с ее мужем случился несчастный случай.

— Уверена, что она скоро выйдет. Не знаю, какие у нее сейчас планы. Нужен кто-то, чтобы ухаживать за Танго в течение дня, но у нее никого нет, кто бы мог делать это.

Я поднимаю свою сумку со стула, на котором она лежала, и перекидываю ремень через плечо.

— Знаешь, мы с твоей матерью прошлой ночью проезжали мимо твоего дома. Нам показалось, что тебя не было. Все в порядке?

Ненавижу, что они все еще проверяют меня, как ребенка. Им известно, что мы с Лэндоном расстались, но они не знают, по какой причине. И я совершенно уверена, что им лучше было бы разобраться между собой, а не совать нос не в свое дело, пытаясь разнюхать больше. Не говоря уже о том, как они могли понять: дома я или нет? Может, я рано легла спать и выключила свет?

— Я помогала Кэли, потому что ее муж все еще в больнице, — говорю я ему в надежде избежать дополнительных вопросов. — Еще раз спасибо за то, что дал мне шанс. Я ценю это.

— С удовольствием, детка. Я рад, что ты, наконец, приходишь в себя и задумываешься о карьере. Для тебя важно самой твердо стоять на ногах. В этом ты не должна зависеть от мужчины.

Вот оно. Разговор, которого я и ожидала.

— Ты же знаешь, я хочу, чтобы у тебя была успешная карьера. Поэтому и отправил тебя в колледж. Я хочу большего для тебя, Саша.

Большего для меня?

— Я поняла, папа.

Поворачиваюсь к двери, но он прочищает горло, как обычно делает, чтобы привлечь мое внимание без слов.

— Не хочешь обнять своего отца?

Я не должна испытывать таких чувств к человеку, который участвовал в моем зачатии, но это именно то, что нас связывает. Так что, да, это просто бизнес. Я обхожу стол и обнимаю его за шею. Пока он удерживает меня в крепких объятиях, мой взгляд фокусируется на мусорной корзине и торчащей из нее неоновой бумажке. Поверх кучи мусора лежит использованный презерватив. Я отстраняюсь от отца, чувствуя боль, злость и грусть от его вранья.

— У вас с мамой все нормально? — спрашиваю я.

Я общаюсь с мамой почти ежедневно. Наши с ней отношения не такие, как у меня с отцом. Ни один из них никогда не показывал, что между ними есть проблемы, чтобы я не подумала, будто их взаимоотношения не так идеальны, как кажутся со стороны. Тем не менее, я часто удивлялась, насколько фальшивой была мамина улыбка, когда отец поздно ночью возвращался домой, и она разогревала ему ужин и наливала выпить, а в ответ получала не больше, чем просто «спасибо».

— Конечно, милая, — отвечает он. — Почему должно быть иначе?

Это происходит непроизвольно, но мой взгляд перемещается обратно к мусорке. Проследив за моим взглядом, отец снова прочищает горло и отвечает на мой немой вопрос:

— Это не то, что ты подумала.

— Ладно, — тихо говорю я, направляясь к двери.

— Саша, — говорит он, — пожалуйста, не упоминай об этом при матери.

Полагаю, это последний гвоздь в крышку гроба. Ровно то, что мне было нужно, чтобы усугубить стресс.

Покидаю офис в противоречивых чувствах. Я ожидала, что эта встреча пройдет совсем по-другому. Неужели в моей жизни нет никого, кому можно верить? Все просто отвернулись от меня, доказывая тем самым, что они не те, кем притворялись. Именно поэтому я не хочу полагаться на кого-то. Именно поэтому я должна прожить жизнь в одиночестве, хотя думать об этом так же тяжело, как и узнать, что любимый человек врет тебе. Иду по коридору, словно в тумане, игнорируя приглушенные голоса прощающихся со мной людей, даже не интересуясь, кто они. Дойдя до машины, я замечаю, что тучи на небе темнее, чем мне хотелось бы. Если этот момент не является определяющим для моей жизни, то я не знаю, что и думать. Словно темная туча растянулась по всей моей жизни. Я просто хочу вернуться в кровать — кровать, на которой я спала в доме Кэли — и заставить этот день исчезнуть.

Поворачиваю ключ в замке зажигания, и меня тут же приветствует своим миганием чертов датчик спущенной шины, повторяющий то, что два часа назад сказал Джегз. Конечно, именно этого мне сейчас и не хватало. Нажимаю несколько кнопок, глядя на цифры давления в шинах. Не то чтобы я понимала в них, но когда нахожу окошко с изображением колес, то вижу, что все цифры одинаковые, кроме одной — там, по крайней мере, на пятнадцать единиц меньше, чем в остальных. Выруливаю с парковки и выезжаю на дорогу, не чувствуя особой разницы от езды со спущенной шиной, так что решаю вернуться к этому вопросу завтра в обед. Плюс, погода действительно становится такой, будто небеса вот-вот упадут на землю. Оказавшись на пустом шоссе, я чувствую разницу — моя машина ощущается шаткой и неустойчивой.

Дрянь, дрянь, дрянь.

До дома Кэли всего несколько километров. Я должна доехать. Даже если бы я захотела починить колесо сейчас, автомастерская находится через два километра в противоположном направлении. У меня нет выбора. Сбавляю скорость ниже той, с которой должна двигаться, и остаюсь в правом ряду. Пожалуйста, просто позвольте мне вернуться.

Даже на моей низкой скорости тряска автомобиля усиливается, и я уверена, что слышу скрежет металла по асфальту.

Нет, нет, нет.

Звуковой сигнал на панели велит мне остановиться, и теперь я понимаю, что у меня, действительно, нет выбора. Припарковавшись, высовываю голову из окна, бросая взгляд на спущенную шину, и с чувством поражения засовываюсь обратно. Не знаю, как заменить это проклятое колесо. Снова смотрю на небо, чтобы спросить Господа, почему он наказывает меня сегодня, а еще чтобы увидеть, как тучи реально темнеют.

Щелкаю радио, чтобы послушать прогноз, просто в надежде услышать, что тучи пройдут мимо. Но радиостанция оказалась рекламной. Мне нужно вызвать техпомощь. Сейчас середина вторника, поэтому, думаю, у них не займет много времени, чтобы добраться сюда. Схватив телефон, я начинаю искать номер, но мгновенно отвлекаюсь, когда по радио начинает реветь сирена аварийного вещания.

«Всем жителям Кэндлвуда и его окрестностей! Будьте внимательны! Объявлено штормовое предупреждение в связи с приближением торнадо. Предупреждение действует с настоящего момента и в течение ближайших двух часов. Ожидается сильный ливень и усиление ветра до тридцати трех метров в секунду. Торнадо опустился в тридцати пяти километрах к востоку от Кэндлвуда и движется на запад со скоростью примерно сорок пять километров в час. Если вы находитесь на пути движения торнадо, найдите безопасное место и дождитесь окончания урагана».

Боже мой, я должна выбираться отсюда. Начинает капать дождь, и я на грани паники. Мысленно пробегаюсь по списку людей, кому можно позвонить и попросить о помощи. Из вариантов: папа, Кэли, мама. Сегодня вторник — в этот день мама в разъездах, поэтому, скорее всего, ее нет в городе. У Кэли Тайлер и, скорее всего, она еще в больнице решает проблемы гораздо более важные, нежели беспокойство обо мне, застрявшей на обочине темной дороги из-за проклятого спущенного колеса, которое мне советовали проверить. Дальше папа… да пусть меня лучше засосет в торнадо, чем я позвоню ему прямо сейчас. Конечно, я избегаю еще одного, последнего, варианта, потому что отказываюсь быть той классической дамочкой в беде, примеряя на себя и так уже повешенный ярлык. Но полагаю, что должна проглотить свою гордость и позвонить ему — это лучше, чем реально оказаться втянутой в чертов торнадо.

Застрелиться можно.

Стучу пальцами по клавиатуре на телефоне, споря сама с собой, стоит ли отправлять сообщение Джегзу.

Тьфу. Проклятье. Проклятье. Проклятье!

Я: Я вроде как застряла на обочине шоссе, и мне больше НЕКОМУ позвонить и попросить помощи. Я в отчаянии.

Понимаю, что отправила грубое сообщение, но хочу, чтобы он знал — я делаю это не для того, чтобы еще больше привлечь к себе его нежелательное внимание. Я действительно в отчаянии.

Джегз: Вау, у тебя действительно нет друзей, да?

Именно поэтому я не хотела просить его о помощи. У меня есть друзья, но они все женаты и с детьми и счастливо остепенились. Эти друзья не хотят иметь одинокую подругу в своей счастливой жизни. По крайней мере, за последние годы сложилось именно такое впечатление, когда приглашения на ночные вечеринки превратились сначала в одно за год — на день рождения — а потом в отметку «просмотрено» на сообщении, если вообще мой номер еще не был удален. И всего по одной-единственной причине — до сих пор не замужем — и все. Потом все просто прекратилось. Жалость к одинокой подруге с годами ушла, как и наша дружба. Одна только Кэли приклеилась ко мне, хотя временами она больше похожа на репейник.

Джегз: Эй, ты в курсе, что приближается торнадо, и начался град размером с мячик для гольфа, да? Ты не должна сидеть на обочине в своей маленькой машинке.

Алло? Я абсолютно уверена, что это и есть причина моего отчаяния.

Я: Да, я в курсе. Отсюда и моя к тебе просьба о помощи.

Джегз: Итак, теперь ты хочешь отправить меня в ураган спасать твою задницу, хотя всего два часа назад я предупреждал тебя о возможных проблемах с колесом?

Дождь уже барабанит в лобовое стекло, к нему присоединяется град. Я вроде как чувствую себя не очень хорошо, оттого что прошу его подвергнуть себя опасности просто из-за собственной глупости.

Я: Знаешь что, ты прав, со мной все будет в порядке. Я просто поеду в ураган и вызову дорожную помощь. Извини за беспокойство.

Проходит десять минут, и я уже ничего не могу разглядеть сквозь лобовое стекло. Дождь шумит так, что я едва слышу по радио сирену штормового предупреждения. Это, вероятно, к лучшему. Мне остается только молиться, чтобы предупреждение о торнадо так и осталось просто предупреждением. Нас часто предупреждают. Как правило, торнадо не появляется. Но этот ураган страшный, и я просто не знаю, чего ожидать прямо сейчас. Отстегиваю ремень безопасности, боясь двигаться, хотя понятия не имею, куда можно двигаться. Закрыв глаза, делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь загнать страх подальше. Эти мгновения раскрывают передо мной чистый лист, чтобы подвергнуть сомнению все недавно принятые решения в моей жизни. В том числе и то, где я была совершенно груба с человеком, который прямо сейчас действительно мог бы мне помочь.

Вся моя машина сильно дребезжит от раскатов грома, звучащего так, будто кто-то колотит в одну из дверей. Что за чертовщина? Я ничего не могу разглядеть через стекло, но предполагаю, что это тот самый град размером с мячик для гольфа, про который говорил Джегз. Только вот град не может открывать двери, а моя пассажирская широко распахнута. Я тянусь к ручке, чтобы закрыть ее, но мокрый человек в капюшоне запрыгивает ко мне в машину и захлопывает за собой дверь. Когда он снимает капюшон, я вижу Джегза и его издевательскую ухмылку.

— Куколка, — стонет он, — я тебя предупреждал.

Прямо сейчас меня не волнует его нахальство. Я реально счастлива его видеть. Не могу внутренне не улыбнуться от мысли, что он не испугался урагана ради меня, хотя я и сказала ему не приезжать.

— Теперь мы оба застряли тут, — говорю я ему, понимая, что он не сможет выйти и отремонтировать колесо. — Я не думала, что так получится, иначе не просила бы тебя о помощи. В любом случае, у меня не было уверенности, что ты приедешь.

Мне стыдно смотреть на него, поэтому, пока говорю все это, сцепляю руки в замок и не отвожу взгляда от лобового стекла. Мне стыдно за очередной тупой поступок. Кажется, это все, на что я способна в его присутствии.

— Ты — блондинка, — говорит он, усмехаясь.

Не то чтобы я не слышала этого раньше. Просто на этот раз это заслужено.

— Очень смешно, — вздыхаю я.

— Красивая блондинка с красивыми волосами, так что все в порядке, — продолжает он.

Перестань льстить мне, Джегз. Я не заслуживаю этого.

— Почему ты вообще пришел?

— Думаешь, я брошу тебя здесь со сломанным колесом?

— Ты ничего не должен и, сдается мне, не сможешь починить колесо прямо сейчас.

— Ты права, но, по крайней мере, я буду знать, что ты в безопасности, пока снаружи бушует этот дерьмошторм.

Дерьмошторм. Я бросаю на него взгляд, пытаясь скрыть улыбку, поскольку он, в итоге, пришел меня спасать.

— Эта машинка крошечная. Боже мой, как ты вообще водишь эту штуку?

Смотрю на его макушку, упирающуюся в потолок машины. Думаю, я не понимала, насколько она маленькая, но меня это устраивало.

— Надеюсь, из-за меня у тебя не будет неприятностей на работе, — говорю я ему.

— Мой босс — в принципе стерва, так что, если она разозлится, я не почувствую разницы.

— Я думала, что твой босс — этакая «цыпочка», Бэмби, или кто-то в подобном стиле, каких ты обычно цепляешь в баре.

Мой голос звучит немного более саркастично, чем я рассчитывала, но, по слухам, именно этим он и занимался.

— Говорю тебе, что это не так, — поясняет он.

Мне все равно, ведь он не обязан давать мне объяснений.

— Мы с ней друзья, у нас есть общая история, которая не должна была случиться.

Мне хочется выдавить побольше информации, особенно учитывая, что это самый серьезный из всех наших разговоров с Джегзом, но я знаю его достаточно хорошо — он расщедрится на информацию, только если сам этого захочет.

Ураган вокруг нас не унимается, по крайней мере, уже минут двадцать — это дольше, чем обычно здесь длятся бури. Ветер усиливается, и машина начинает раскачиваться от его порывов. От этого я начинаю нервничать. Джегз упирается головой в подголовник своего сиденья и пытается сползти всем телом вниз, чтобы создать хоть какое-то пространство между потолком и головой. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я не уверена, что сейчас выражает мое лицо, но он перемещается всем телом и отцепляет мои пальцы, сжимающие руль мертвой хваткой.

— Я не знаю твою фамилию.

— Колдуэлл, — едва могу выговорить я.

— Какой твой любимый напиток, кроме виски, конечно? — спрашивает он, быстро подмигивая.

Мне проблематично думать над ответом, так как я совершенно уверена, что колеса моей машины начали двигаться.

— Мне кажется, я тебя раскусил. Хочешь, я сам угадаю?

Я киваю, пытаясь посмотреть на него, но на самом деле смотрю ЗА него на потоки воды, каскадом стекающие по стеклу.

— Хорошо.

— Твой любимый напиток — лимонад, не так ли?

— Да, — выдыхаю я. — Думаю, я только что увидела, как что-то пролетело. Вроде куска железа или ствола дерева.

Джегз поворачивается, чтобы посмотреть в окно, но сейчас там ничего нет.

— Мы в порядке.

— Автомобиль движется, не так ли?

Он не выглядит даже немного нервничающим, но молча соглашается.

— Он не двигается, но нас покачивает.

— Вон там глубокий кювет, почти три метра глубиной, — говорю я, указывая в окно.

— Ты уверена?

— Я уверена.

И я уверена, что если ветер продолжит усиливаться, мы будем следующими, кто полетит в этом направлении.