Господин Гориллиус

Глава первая. ЭКСПЕДИЦИЯ ДОКТОРА ПИККЕРИНГА

Мои дорогие читатели, я взял на себя тяжелую и неблагодарную задачу рассказать вам эту совершенно невероятную и фантастическую повесть, которая является, однако, сущей правдой от первой и до последней строки.

Не такое сейчас время, чтобы шутить и выдумывать. Как бы мы ни умели выдумывать, а великая выдумщица жизнь столько нагородит невероятного, что, право, не угнаться за нею ни Жюль Верну, ни Герберту Уэллсу, а мне и подавно.

События, описанные в моей повести, начались еще в то благословенное время, когда цивилизованный мир, устав от первой империалистической войны, наконец вспомнил, что помимо убийств существуют и иные увлекательные занятия. И, вспомнив это немаловажное обстоятельство, культурные страны наперебой стали создавать различные ценности, восстанавливая свое довольно потрепанное благополучие.

Чего только не было изобретено за эти благословенные годы! И автоматические подтяжки, расстегивающиеся в самое нужное время, и застежки «молния», и портативные карманные вешалки, позволяющие в любое время и в любой обстановке, вынув из кармана вешалку, повесить на нее все, что только заблагорассудится: начиная от собственной шляпы и кончая собственным бренным телом. Какое удобство! Какой комфорт!

На одной шестой части света была Советская страна. А что такое Советская страна — в наше время знает каждый младенец, и нет мне нужды рассказывать вам о Советской стране.

И еще — в самом центре Европы, в большом столичном городе жили три человека, три друга: наивный и восторженный музыкант Авраам Равинский, тридцатипятилетний юноша, который умел видеть музыку, как другие видят картины. Он создавал в то время изумительную симфонию, симфонию человеческой гордости и величия человеческого духа.

Из широкого окна его комнаты была видна старинная площадь. На ней возвышался музей. Старый хранитель этого старого музея, сморщенный сухонький старичок, с шнурочком вместо галстука, Роберт Ван Барро, был прославленным художником, который умел слушать картины, как другие слушают музыку. Всю жизнь провел он среди безжизненных вещей, боготворя живого человека, создавшего этих замечательных мертвецов.

Часто по вечерам он приходил к Аврааму Равинскому слушать его музыку и говорить с ним о судьбах человечества. И нередко к ним присоединялся мудрый историк Давид Дерви. Свою трудную жизнь отдал он изучению прошлого, чтобы предсказать будущее. Давид Дерви верил в блестящее будущее человечества. Он знал все пути и тропы и извилины троп, по которым шло человечество к своему могуществу, и он знал еще, что через горы трупов, океаны крови, через язвы и мор, но придет человечество к счастью, какого еще не знал мир.

И все бы шло своим чередом, если бы не этот доктор Пиккеринг, который испортил все дело своим путешествием в дебри джунглей Нижней Гвинеи.

О, с каким гневом и с какой страстью нарисовал бы я перед вами его портрет, если бы представилась в этом нужда! Но зачем это делать, когда имя Пиккеринга хорошо известно всему просвещенному человечеству. Кто не помнит его портретов, печатавшихся в журналах и газетах? Кто не помнит его обезьянообразного лица, с маленьким покатым лбом, глубоко сидящими глазами и сильно выдающимися скулами?

Это о его научных работах газеты помещали большие статьи и маленькие заметки под кричащими заголовками:

«Пиккеринг против Дарвина!»

«Талантливое опровержение низменной клеветы на человечество! Доктор Пиккеринг доказал, что человек и обезьяна не состоят в родстве!»

Как вам, наверное, известно, этот популярный ученый посвятил свою жизнь изучению человекообразных обезьян.

Еще будучи студентом Брюнхенского университета, доктор Пиккеринг нередко говорил: «Я буду считать не напрасно прожитой свою жизнь, если смогу доказать неопровержимыми фактами, что я не произошел от обезьяны».

Я не знаю, почему доктор Пиккеринг поставил перед собой именно эту жизненную задачу и следует ли это связывать с его собственной обезьяньей наружностью. Только надо признаться, что, даже прожив большую часть своей жизни, он убедил далеко не всех в том, что произошел не от обезьяны, ибо стоило взглянуть на него, чтобы подумать обратное.

Слава пришла к доктору Пиккерингу довольно рано. Вы прекрасно понимаете, что такая актуальная и волнующая проблема, как «Психоморфология обезьяньих глистов, в отличие от психоморфологии человеческих глистов», не смогла не привлечь внимания всего передового человечества и не стяжать ее автору бессмертной славы.

Несколько толстых научных трудов доктора Пиккеринга были посвящены этой волнующей проблеме. Во всех этих трудах автор так убедительно и так тщательно доказывал превосходство человеческих глистов перед обезьяньими, имея в виду превосходство самого человека перед обезьяной, будто сам не был в этом совершенно уверен.

Теперь доктор Пиккеринг решил приступить к следующему труду, специально посвященному испражнениям обезьяньих глистов.

Пиккеринг рассчитывал, что, доказав принципиальное отличие кала обезьяньих глистов от кала человеческих глистов, он вобьет последний гвоздь в гроб Чарльза Дарвина. И каждый человек сможет сделать неопровержимый вывод, что не человек произошел от обезьяны, а — если иметь в виду самого Пиккеринга и его человекообразных родителей — уж скорее обезьяна произошла от человека.

Но для того чтобы разрешить такую дерзкую научную проблему, необходимо собрать как можно больше фактического материала. И вот доктор Пиккеринг задумал предпринять грандиозную экспедицию в Нижнюю Гвинею за калом обезьяньих глистов. Благородная цель! Высокая задача!

Страна, сыном которой был Пиккеринг, горячо поддержала идею экспедиции. Газеты посвятили предстоящей экспедиции большие статьи и подняли вокруг нее такой шум и трескотню, как будто кал глистов стал предметом первейшей необходимости.

Тридцать ученых обратились к народу с воззванием. Это воззвание начиналось так:

«Люди! Неужели вас не оскорбляет, неужели ваше человеческое достоинство может терпеть, что Дарвин назвал вас отпрысками обезьян? Люди! Мы этого терпеть больше не хотим. Мы не хотим ничем быть обязаны этим мерзким, грубым, нечистоплотным и безнравственным животным».

«Мы обращаемся ко всему человечеству. Жертвуйте на эту экспедицию. Пусть она будет крестовым походом против большевистских учений. Пусть она увенчает бессмертной славой нашу страну!»

И люди жертвовали. И вскоре на текущем счету доктора Пиккеринга собралась довольно кругленькая сумма. Тогда доктор Пиккеринг проникновенно сказал:

— Ну, дорогая Элизабет, час пробил, история призывает меня к свершению бессмертного подвига, ради которого я живу.

Надо сказать для непосвященных, что Элизабет Пиккеринг — это супруга доктора Пиккеринга.

Она принадлежала к типу тех терзающихся натур, которые всю жизнь ищут и не могут найти себя.

Элизабет Пиккеринг была законодательницей мод, вкусов и мнений в своей стране. Она была исключительно разносторонне образована. Изучила политэкономию, философию, рукоделие, домоводство, социологию, генеалогию всех аристократических семейств и десятки других наук.

Помимо того, что она была женой своего знаменитого мужа, она занимала еще почетный пост директрисы Института для благородных фокстерьеров и вице-президента Общества для обеспечения безработных горничных розовыми ленточками на бюстгальтеры.

Несколько лет назад она выпустила небольшую книжку, называвшуюся «В поисках правды». В этой книжке она подробно описывала свои терзания, тщетные поиски душевного равновесия и места для своего «я». Она нашла его в Институте для благородных фокстерьеров.

Однако даже не это составило ее славу. Ее славу составила ее добродетель. О, как была она добродетельна, дорогой читатель! О ее добродетели поэты слагали стихи, а композиторы — элегии и сонаты.

Рассказывают, — не знаю, можно ли верить, — что никто никогда не видел ее обнаженной шеи или обнаженных рук. А между тем она вовсе не была особенной красавицей. Нет, напротив. Мимо нее мужчины проходили довольно равнодушно, а иногда даже и сплевывали в сторону.

В общем — это была счастливейшая супружеская пара.

Доктор Пиккеринг безгранично уважал свою супругу и настолько считался с ее мнениями, что даже не решался высказать какую-нибудь мысль, предварительно не согласовав ее с супругой.

— Итак, во славу рода человеческого и рода пиккерингова! — восклицал доктор, суетясь и готовясь к отъезду.

Конечно, все идейное, оперативное и практическое руководство процессом упаковывания чемоданов лежало на очаровательной Элизабет.

Она сидела в высоком кресле, худая, строгая, не улыбающаяся, и, глядя на окружающих в свой черепаховый лорнет, повелевала:

— Вставные челюсти господина доктора положите в чемодан 32-бис… Картонку номер 08 поставьте на корзинку из серии В за номером 33. Не забудьте уложить яйцерезку, запонки и взбиватель для белков…

— Ты будешь, мой дорогой, — кокетливо улыбнулась она доктору, — обеспечен в экспедиции всем необходимым. Я-то уж ничего не забуду…

Когда упаковка чемоданов была закончена, состоялось трогательное прощание между супругами.

— Мой дорогой, — строго сказала Элизабет, — береги себя и запомни свой девиз, который следует упоминать во всех речах, статьях и интервью: «Человек и созданная им культура — шедевр божественного создания». Запомнил? Повтори.

После того как доктор много раз повторил и выучил наизусть свой девиз, Элизабет Пиккеринг нежно и целомудренно поцеловала его в лоб и проникновенно прошептала:

— А за меня, мой дорогой, ты можешь быть спокоен… Я буду писать стихи, а всю материнскую нежность свою отдам благородным фокстерьерчикам… Я останусь тебе верна, как только может быть верна твоя добродетельная Элизабет.

— О, моя дорогая!

После этого доктор последний раз проверил, хорошо ли упакованы все его щипчики, лопаточки, скребочки, колбочки и пробирочки, и вышел на улицу, где его уже ожидали сотни провожающих.

Проводы экспедиции были трогательными и торжественными.

На пристани состоялся короткий митинг, на котором министр внутренних дел, господин фон Мамен, выступил с длинной одышкой и короткой речью.

— Господа, — сказал фон Мамен, задыхаясь, — совершаются исторические мгновения. Перед лицом всего благородного мира мы отправляем благородного доктора Пиккеринга в благородную экспедицию за благородным калом, который принесет благородную пользу всему благородному человечеству.

«Благородные господа! Этот кал будет не просто калом. Он станет нашим политическим знаменем, которое мы понесем с собой в доказательство того, что мы благородные люди, а не потомки голоживотых, извините меня, обезьян. Мы призываем его в беспристрастные свидетели, и пусть он нам честно и правдиво ответит, от кого произошли мы: от обезьян, как утверждал большевик Дарвин, или же от своих чистокровных дедушек и бабушек, как утверждает мудрый доктор Пиккеринг…

Итак, за дедушек! За бабушек!»

Мощное «ура» было ему ответом. Оркестр играл туш. Пароход неистово гудел.

А потом было море. Доктор Пиккеринг ходил по палубе, то и дело поднося к глазам подзорную трубу и всматриваясь в горизонт. Путешествие было как путешествие, с качкой, с рвотой, с заходами в экзотические порты, с таможнями, с торговцами… И вот, наконец, после жаркого экватора, после летающих рыбок, на горизонте показались берега Нижней Гвинеи.

В небольшом городке высадилась наша грандиозная экспедиция. Надо сказать, что это событие всколыхнуло весь городок. Добрая половина жителей собралась на пристани. Мальчишки прыгали вокруг выгруженного на берег экспедиционного снаряжения, как вспугнутая стая обезьянок. Полицейские, чьи голые тела были украшены длинными саблями, безуспешно пытались оттеснить толпу мальчишек и любопытных.

Экспедиция была оборудована по последнему слову техники. Она была снабжена танкеткой, вездеходом, автомобилями, автоматическими ружьями, огнеметами, пишущими машинками, легким самолетом-амфибией, молитвенниками, походным алтарем, противозачаточными средствами и многими другими необходимыми в экспедициях вещами.

На следующий день местные власти и интеллигенция дали банкет в честь доктора Пиккеринга. На этот банкет собрался весь цвет общества. Тут были шериф, представитель какой-то торговой компании, полицейский, политический оратор, два чернокожих вождя и известная шансонеточная певица, высланная сюда в изгнание за чрезмерную вольность своих песенок и туалетов.

Доктор с бокалом в руке произнес речь о величии человеческой культуры, не преминув упомянуть свой отлично вызубренный девиз.

— Господа! — говорил он. — Мы, люди, создали культуру, искусство, науку и политику. Разве же мы не есть шедевр божественного создания? Разве вот вы, господин шериф, или вы, очаровательная артистка, не являетесь шедевром господа-бога?..

Когда он кончил свою речь, все кричали «ура» и продолжали пить шампанское, а певица предложила тут же продемонстрировать совершенство человеческой культуры и пропела свои куплеты на мотив модного кэк-уока. И все были в таком неистовом восторге от совершенства человеческой культуры, что откинули стулья и стали качать прекрасную певицу.

На рассвете следующего дня экспедиция покинула этот чудесный тропический городок, с его пальмовыми аллеями, страстными воплями джазика и чудесным вином.

В сопровождении отряда полуголых туземцев, охранявших танкетку, вездеход и автомобили, экспедиция направилась к долине Горячих Вод, где в густых тропических зарослях жило множество человекообразных обезьян — горилл. Гориллы этих мест отличались своими громадными размерами, своей исключительной силой и своим невероятным уродством. Туземцы ужасно боялись этих свирепых, безжалостных, коварных и могучих зверей, которые являются подлинными властителями тропических, лесов.

Иногда эти страшные звери объединялись в стада и нападали на деревушки людей. Их кулачища, зубы и когти были бы достойным вооружением самой агрессивной европейской армии. Через десять-двадцать минут хижины людей бывали разрушены, а все люди лежали на земле с раздробленными костями, с телами, разодранными в клочья.

Итак, на рассвете экспедиция тронулась в путь. Доктор Пиккеринг сидел в танкетке, ощеренной пулеметами. Он был одет в шлем с сеткой от москитов. В одной руке держал заряженный револьвер. В другой — набор щипчиков, скребочков и лопаточек для кала горилльих глистов. А в кармане — Бедекер, Новейший путеводитель по Нижней Гвинее, в кожаном тисненом переплете, ценой в пять марок.

Часа через два после выхода экспедиции из городка кончилось шоссе, и машины стали, как говорится, продираться сквозь густые заросли лиан, по неширокой асфальтированной звериной тропе, ведущей к водопою.

Все время, пока двигалась экспедиция по этой тропе, на высоких пальмах красовались яркие рекламы:

«Нижнегвинейское пиво — лучшее в мире!»

«Легко и безопасно вы можете убить настоящего тигра. По первому требованию высылаем прейскурант расценок на нашу безопасную охоту».

«Здесь живет семья настоящих дикарей. Спешите посмотреть. Дешево и доброкачественно».

На берегу реки находилась прекрасно оборудованная ферма для искусственного разведения крокодилов. Невдалеке дымил завод, изготовляющий изделия из крокодиловой кожи.

Но на другом берегу реки кончился асфальт, и пришлось двигаться уже по настоящей звериной тропе. Все чаще из зарослей доносилось грозное рычание настоящих зверей. На земле видны были настоящие следы животных. Маленькие обезьянки сопровождали экспедицию, прыгая с дерева на дерево и визжа противными пронзительными голосами. Пышные, разноцветные растения стройными стеблями тянулись к тропическому солнцу. Как гибкие змеи оплетали лианы стволы пальм.

К концу вторых суток экспедиция достигла долины Горячих Вод.

Машины остановились, и доктор вылез из танкетки. Он приставил к глазам бинокль и обвел им горизонт. Экспедиция стояла на вершине холма. Впереди расстилалась широкая долина, покрытая густым, непроходимым, тропическим лесом. Все молчало кругом, только иногда откуда-то издалека доносилось грозное рычание зверя.

С чувством своего величия и собственного достоинства доктор опустил бинокль и сказал:

— Друзья, здесь мы разобьем наш лагерь. Сегодня вечером я приглашаю в свою палатку весь командный состав экспедиции. Я раскрою вам свой план облавы на горилл. Завтра на рассвете мы спустимся в долину и начнем свою операцию.

Лагерь был разбит. Он был похож на небольшой, хорошо укрепленный военный форт. В кругу, составленном из танкетки, автомобилей, вездехода и самолета, находилось несколько палаток новейшего образца, больше похожих на маленькие уютные коттеджи, чем на палатки. Заработала походная электростанция, и в палатках зажглись электрические лампочки. Вокруг палаток были установлены пулеметы и расставлены люди с автоматическими ружьями, ручными гранатами и огнеметами.

Поэтому доктор был совершенно спокоен и чувствовал себя в абсолютной безопасности. Он прошел в свою палатку и сел на мягкий диван, только что собранный из отдельных портативных деталей.

Включив радио, он слушал сообщения о ходе своей экспедиции. Затем присоединил к репродуктору патефон и обедал под звуки веселых фокстротов, которые так содействуют аппетиту и пищеварению. После обеда в его палатке собрались люди.

Доктор разложил перед собой большую карту долины Горячих Вод.

— Господа коллеги и помощники, — сказал он, — завтра на рассвете мы с вами, с помощью господа-бога нашего, выступим в долину Горячих Вод.

Для моих научных целей мне нет нужды убивать горилл, хотя убивать этих нечестивых и непристойных животных дело богоугодное. Мне, напротив, надо захватить живыми как можно большее количество экземпляров горилл. Для этой цели я еще в Европе разработал план оригинальной облавы на обезьян. Эта облава явится новым словом в методологии зоологических экспедиций.

Мы пришли сюда не охотиться, а, как и подобает человеку, этому шедевру божественного создания, этому царю и властелину природы, мы пришли сюда, чтобы без боя взять, как берут свою собственность, нужное нам количество обезьян.

Как вам известно, горилла является вместилищем всех человеческих пороков. Вы также неплохо знаете, хотя бы по личному опыту, что одним из наиболее распространенных человеческих пороков является склонность к спиртным напиткам.

А раз так, нет ничего проще, как напоить обезьян, забрать их живьем в пьяном состоянии и затем спокойно разводить в их кишечниках глистов для дальнейших научных опытов.

Для осуществления этого плана я привез с собой достаточное количество ликерно-коньячно-водочного экстракта и специальные распрыскиватели для этого экстракта.

На рассвете наш самолет-амфибия поднимется над долиной и начнет опрыскивать ликерно-коньячно-водочным экстрактом все деревья, кусты, плоды и травы. По моим расчетам, к концу вторых суток все обезьяны, находящиеся в зоне нашей операции, будут смертельно пьяны, и мы сможем без одного выстрела получить десятки отличных экземпляров самцов, самок и детенышей горилл для своих благородных задач. Вы видите, как это легко, просто и доступно… Ясно?.. Ни у кого нет вопросов?

Вопросов почти не оказалось, всем все было ясно, и, после того как доктор Пиккеринг отдал четкие распоряжения о том, чем должен заняться каждый участник экспедиции, все разошлись по своим местам.

Летчик опробовал мотор амфибии, механики проверили действие опрыскивателей, танкист осмотрел танкетку, пулеметчики — пулеметы. Затем все участники экспедиции стали проверять коньячно-ликерно-водочный экстракт. Хорошо ли он упакован? Не выдохся ли в пути? Не утратил ли своего опьяняющего действия? Проверяли настолько добросовестно, что приблизительно к полночи у всех стали стеклянными глаза и отвисли челюсти. Летчик заснул под своим самолетом. Пулеметчики положили головы на свои пулеметы. Ученые улеглись на своих колбах и ретортах, и только один доктор Пиккеринг, этот страстный фанатик науки, этот подвижник пытливой мысли, лежал на-своем ложе с широко открытыми глазами. Он лежал и размышлял, а за стенами палатки мяукали тигры, ревели львы, кричали обезьяны… Но доктору Пиккерингу не было страшно.

— Мяукайте, вы, тигряшки, — шептал он, — рычите, вы, львяшки, беситесь от ярости, гориллишки. Что вы можете сделать со мной, с человеком? Одна моя танкетка сильнее стада слонов. Один мой револьвер яростнее целого семейства горилл… И собственно вся моя сила даже не в танке и не в револьвере. Она — в моей мысли, в моей человеческой культуре…

В это время за стенами палатки послышался топот. Пиккеринг приподнялся на локте и стал вслушиваться. Кто-то тяжелый топотал по земле, что-то затрещало и повалилось.

Доктор вскочил на ноги и крикнул своего слугу. И дверь сразу открылась. В нее просунулась морда… Доктор побледнел.

— О боже! Я сошел с ума!..

Вслед за мордой просунулась могучая волосатая грудь, затем коричнево-рыжеватые лапы… Затем вся палатка зашевелилась, как будто над ней пронесся ураган.

— О господи, боже мой! Элизабет, родная моя…

Доктор хотел крикнуть, но голоса не было, и за стенками палатки, несмотря на страшный треск, топот, грохот, не слышалось ни одного человеческого крика, возгласа, восклицания, только заведенный кем-то патефон пел слова модного «обезьяньего фокстрота»:

А громадное страшное чудовище стояло у входа на задних лапах, с перекошенной от ярости мордой, с шерстью, вставшей дыбом, с отвисшей нижней губой, по которой стекала желтая пена. И могучими кулаками чудовище неистово колотило себя в широкую грудь…

— О господи, да ведь это горилла!..

Доктор упал лицом вниз, теряя сознание, а патефон пел:

…Так печально окончилась экспедиция доктора Пиккеринга в Нижнюю Гвинею. Несколько дней ни радио, ни газеты ничего не сообщали об экспедиции. Потом разнеслась страшная и сенсационная новость. Радиограмма сообщила следующие сведения об участи, постигшей экспедицию доктора Пиккеринга:

«Как известно, несколько дней назад в Нижнюю Гвинею прибыла экспедиция известного ученого доктора Пиккеринга. Прекрасно вооруженная и оснащенная, экспедиция отправилась к центру области, в долину Горячих Вод. По последним сообщениям, переданным радиостанцией экспедиции, Пиккеринг достиг края долины, где и разбил свой лагерь. В течение двух дней от экспедиции не было никаких известий. Вчера перед рассветом в ближайший населенный пункт прибежал один из туземцев, входивший в состав экспедиции. Туземец рассказал, что, после того как был разбит лагерь, все начали пробовать какую-то зеленоватую жидкость. Он также стал ее пробовать, после чего заснул, и ему приснился очень страшный сон, будто в лагерь пришли Нзики (так местные жители называют горилл) и перебили всех людей. Сон этот был таким страшным, что видевший его туземец, пребывая, по его словам, все еще во сне, стал ползком пробираться по земле и никем не замеченный бежал из лагеря. Он бежал всю ночь. А наутро пришел в себя. Но вернуться в лагерь не решился.

Посланный на место, указанное туземцем, отряд солдат обнаружил разрушенный лагерь, сломанные танки и автомобили. Были также обнаружены трупы всех участников экспедиции, кроме самого доктора Пиккеринга. Трупы сильно изуродованы. Как видно, экспедиция действительно подверглась нападению стада горилл или других животных».

На этом кончается история экспедиции доктора Пиккеринга в Нижнюю Гвинею и начинается другая история, которая, собственно говоря, и является предметом моего описания.