Гость

На другой день

Ой, как интересно! Чёрные ботинки, блестящие, вычищенные — я сразу узнал ботинки Сапара, — они побежали к тем двум дыням, которые мы бросили на берегу канала… Одна дыня разрезана, другая — целая.

Чёрные ботинки остановились возле них. Тут к дыням прибежали старые парусиновые башмаки. «Ой, да это же мои!» — услышал я свой собственный голос. А где же я сам?..

К дыням прибежало много других туфель. Я узнал ботинки Кенеша: у них на носке дырка, из которой торчит подкладка. А это разодранные туфли Момуна, а белёсые, потрескавшиеся сандалии — Эркина.

Тем временем дыня вдруг стала раздуваться и сделалась большая-пребольшая.

В большой дыне появилась дверь, из неё вышел сгорбленный, ростом с кулачок, с белой бородой на морщинистом лице, дедушка Калык.

Он глянул на наши ботинки и сердито закричал:

«Убирайтесь отсюда, воры! Вот я вас!..»

Туфли в испуге разбежались. Почему-то и я очутился среди этих башмаков. Хотел бежать, но споткнулся и упал.

— Вставай! Солнце уже высоко! — крикнул кто-то прямо надо мной.

В страхе я открыл глаза. У изголовья стоял брат. Я сладко потянулся. Вдруг кто-то стремглав, будто корова, которая убегает от оводов, протопал мимо окна. Я отодвинул занавеску.

Сапар в майке, как ловкая обезьяна, висел вниз головой на толстой ветке урюка.

Ах да, совсем забыл, у нас ведь живёт гость!..

Тем временем Сапар ловко соскочил на землю и стал смешно ходить по двору, высоко вскидывая колени.

— Эгей, Кимсан! Здравствуй! Как тебе спалось? — спросил он меня.

Вот чудной! Зачем он со мной здоровается? Ведь мы с ним спали в одной комнате и не виделись всего одну ночь, и то только потому, что спали. И зачем он спрашивает, как я спал? Человек спит, как надо спать. Какой-то непонятный этот Сапар.

— Иди сюда! Вместе сделаем зарядку! — позвал он меня.

Что я, дурак, что ли?

— Нет, не хочу.

Я спрыгнул с кровати, взял полотенце и отправился умываться. Но у двери оглянулся и посмотрел на постель гостя. Кровать была заправлена аккуратно. А моя?..

Я ни разу за собой не убирал постель. Раньше, когда жил с родителями, я спал на суре́ — широкой деревянной кровати — вместе с другими домашними, и наши постели всегда убирала мама.

Когда Икрам окончил институт, его послали работать в колхоз «Урючный». В колхоз он приехал вместе с джене Сайрой. Он женился на ней в городе без согласия папы и мамы.

Я тогда ещё жил с родителями, а потом переехал к Икраму. Вот как это случилось.

Как-то я играл на улице, вдруг меня позвала мама. Она была чем-то опечалена.

— Кимсан-джан, ягнёночек мой, аллах разлучает нас с тобой…

Мама заплакала. Она отвернулась и вытерла концом своего белого платка слёзы. Маленькие монетки в её косах тихонько зазвенели.

Я стоял перед ней и ничего не понимал.

— Ягнёночек мой, — продолжала мама, — твой русский брат (так она называла Икрама за то, что он отпустил чуб и носил кепку) хочет, чтобы ты жил у них. Там и школа получше, чем у нас, а Икрам — человек учёный, он тебя выведет в люди. Мы с отцом уже старые. Заодно попасёшь там их корову…

Мама всхлипнула и замолчала.

— А ты, — сказала она, передохнув, — скажи брату, чтобы его жена хорошенько ухаживала за тобой. Эта городская неженка с обрезанным подолом небось ленивая. Пусть убирает постель, стирает твоё белье. Если они будут смотреть за тобой плохо, ты убеги от них и вернись домой. Слышишь?

— Слышу! — обрадовался я.

Мне стало интересно: как я там буду жить, в какой школе учиться, что там за ребята.

На другой день, прикорнув на задке арбы знакомого возчика, который ехал в колхоз «Урючный», я отправился к брату.

Джене Сайра встретила меня приветливо. Она мне понравилась с первого взгляда. И вовсе не был обрезан подол у её платья, просто оно было короткое.

Маме, наверно, показалось, будто у джене был обрезан подол. Ведь сама мама по старинке носит платья до пят, а голову повязывает платком.

Джене Сайра отвела меня в комнату и сказала:

— Это твоя. Теперь ты будешь жить здесь.

В первый же день она застелила мою кровать белой простынёй. Вначале казалось непривычно, я боялся упасть, но лежать было удобно, приятно, и я быстро заснул.

Наутро джене разбудила меня.

— Вставай, неженка! И убери за собой постель! — сказала она.

Её слова мне не понравились. Вот ещё что придумали! Я тут же выложил всё, что наказывала мама.

Джене от удивления ахнула и уставилась на Икрама, который как раз в это время вошёл в комнату.

— Да, мама — человек пожилой. Она придерживается старых взглядов, ничего не поделаешь, — ответил брат, вытирая полотенцем лицо и шею. — Придётся тебе за ним убирать постель.

— Но… ведь так было бы лучше для Кимсана. Воспитание…

— Знаю, Сайраш. — Икрам прервал её. — Но мы должны уважать старого человека. Мама просит. А Кимсана я знаю: он изрядный упрямец, по глупости, чего доброго, и в самом деле удерёт от нас.

— Ну что же, пусть будет по-твоему, — ответила джене упавшим голосом.

Видно было, что она недовольна. А я был рад.

С тех пор меня никто не заставлял убирать за собой постель, не делал никаких замечаний. Это, конечно, хорошо.

Ох этот Сапар, как он красиво убрал свою кровать! Наверно, его научили этому.

Я вернулся к своей кровати, чтобы заправить её. Но тут в комнату вошёл Сапар. Я отдёрнул руку от простыни и направился к двери. Не стану же застилать её при Сапаре!

— Разве ты не убираешь за собой постель? — спросил Сапар.

— Нет.

— Почему?

— Не знаю… Ну чего привязался? Чего задаёшься? — разозлился я и хлопнул дверью.