Государь

ГЛАВА 11

Снова ночь. Амемун с долгим вздохом выбрался из-под плаща. Поблизости готовили еду, и его притягивало к ней примерно так же, как, казалось, тянуло к нему в последнее время блох. Один из саранахов протянул ему кусок говядины, который Амемун с благодарностью принял. В ходе похода в Океаны Травы он не голодал, но находил потребляемые обычно саранахами вяленую баранину, сушеный йогурт и лепешки с тмином столь же привлекательными на вкус, как пергамент. Когда он жевал свежее мясо, появился Декелон, дающий указания раненым воинам. Их отправляли обратно на родину вместе с уцелевшим скотом и другой добычей, взятой у клана четтов, вырезанного два дня назад. Они могли бы увезти больше, если б отправились домой верхом или использовали трофейных четтских лошадей в качестве вьючных животных – но, как объяснил ему Декелон, ни один саранах свыше ста лет ни разу не ездил верхом, да и пустынная местность не позволяла содержать большое количествоо лошадей. Но даже раненые тащили на себе кучу добычи, казавшуюся со стороны небольшой горой. Амемун прекрасно представлял, с какой радостью будет принят этот пеший караван в их бедной стране.

Декелон прихватил еды и присоединился к Амемуну.

– Куда дальше? – спросил его Амемун.

– На запад. Степь делается все суше, и кланы все больше разбредаются.

– Меньше добычи для твоих бойцов.

– Меньше вероятности оказаться обнаруженными, – привел контрдовод Декелон. – А это сейчас важнее.

– Но поскольку большинство четтских воинов – на востоке с Линаном Розетемом, тебе не следует беспокоиться о том, как бы вас не обнаружили. Вы можете справиться с любым одиночным кланом…

– Покуда армия Линана Розетема остается на востоке, – спокойно перебил Декелон.

Амемун настороженно посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Прошлой ночью гонец принес послание от твоего короля.

– От Марина? Что за послание?

– Армия Гренды-Лир разбила этого Линана в битве около города Даависа, и это произошло вскоре после того, как та же армия вынудила короля Хаксуса отступить, сняв с города осаду.

– Будь благословен Владыка Горы! – воскликнул Амемун. Новости были даже лучше, чем он ожидал. И так быстро! Он боялся, как бы война не затянулась на долгие месяцы или даже на годы. При таких темпах Линана и его четтских союзников вытеснят обратно в степь еще до окончания лета.

– Я понимаю, о чем ты думаешь, – сказал Декелон. – Это означает, что поддержка, обещанная нам твоим королем, иссякнет, как одна из наших речушек летом?

– Нет никаких причин полагать, будто одна битва положит конец войне, – не замедлил с ответом быстро соображающий Амемун.

– Но ты как раз думал о скором окончании. И ты не ответил на мой вопрос.

– Деньги поступят, как обещано. Порукой тому моя собственная жизнь.

– Именно так я и думал, – медленно проговорил Декелон.

Амемун решил, что пора сменить тему.

– Марин передал еще какие-нибудь новости?

Декелон кивнул.

– Но это были плохие новости. Королева потеряла своего ребенка.

– Арива?..

– Дочь. Внучка Марина, как я понимаю.

– А королева? – тихо спросил Амемун.

– Об этом Марин ничего не сообщает.

– Значит, она осталась в живых, – с уверенностью заключил Амемун. В плане Марина – их плане! – столь многое зависело от ребенка, который родится у Аривы и Сендаруса. Если Арива осталась жива, они могут сделать еще одну попытку.

– В послании содержалась еще одна весть, – осторожно сказал Декелон. – Твой король говорит, что она принесет тебе большое горе.

Ночь выдалась безлунной. Океаны Травы тянулись по обе стороны от Амемуна, словно темное море без волн. Саранахи постоянно передвигались в изнуряющее быстром темпе, несясь странным полулегким шагом, проглатывающим лигу за лигой. Вплоть до сегодняшней ночи они часто делали привалы, позволявшие Аме-муну не отставать от них, но в эту ночь обходились без всяких привалов. Амемун, находившийся в конце колонны, пустил в ход всю свою энергию, стараясь не отстать от смутной тени бегущего впереди воина. Он знал, что Декелон делает это с целью не дать ему, Амемуну, предаться горю; на свой лад Декелон оказывал ему услугу. Но в глубине души Амемун знал, что горе будет ждать своего часа. Он боялся, оно окажется столь велико, что убьет его.

Под ясным небом с его мириадами звезд, несясь по просторам великой степи, Амемун обнаружил, что его разум дрейфует между прошлым и настоящим. Бывали времена, когда он верил – фактически точно знал, – что Сендарус все еще жив, а затем вселенная делала полный оборот, и тяжесть правды наполняла его болью, какой он никогда раньше не испытывал. Самое тяжелое для Амемуна – мудрого советника, терпеливого наставника, опекуна принца – заключалось в том, что хотя он знал, какой огромной трагедией была смерть Сендаруса, но все же никак не мог постигнуть этого. Он никогда не верил, что в мире может существовать нечто, настолько выходящее за рамки его опыта, за рамки его знаний и представлений, – и понимание, что нечто подобное все-таки существует, превращало в насмешку все, чему он научился и во что верил.

«Внутри у меня теперь пусто, – подумал он. А затем поправился: – Нет, не совсем пусто».

В самой глубине своего существа он ощущал яркую, страшную язву. Он проживет достаточно долго, чтобы добиться падения и уничтожения тех, кто убил его любимого Сендаруса.

Марин сидел один за большим столом в огромном каменном зале своего дворца в Пилле. Слуги толпились поблизости, но всегда за пределами круга света от свечи. Они походили на серых призраков среди гобеленов и дверей.

Ночь выдалась холодная. Лето иногда забывало навестить Пиллу, угнездившуюся высоко на своем горном насесте. Марину думалось, что холод придавал миру грандиозную четкость: иней очерчивал каменную кладку, снег открывал ландшафт, выдыхаемый пар отмечал жизнь. И холод подходил к печали, думал король; он соответствовал твердому уму, погруженному в горе.

Он презрительно улыбнулся невидимым слугам. Они думали, будто он много пьет. После того, как он всю жизнь старался сделать лучше жребий своего народа и королевства, они не могли вынести мысли о том, что король делает что-то для себя, даже если он всего лишь жалеет себя.

Он бухнул по столу кубком. В поле зрения тут же появился слуга с кувшином и налил ему еще вина, а затем снова шмыгнул прочь. Марин поднял кубок и молча выпил за покойного сына. Сделав большой глоток, он снова поднял кубок и выпил за своего брата, Оркида, находившегося столь далеко. Еще один большой глоток – и еще один безмолвный тост. За Амемуна, где бы тот ни был.

Ночи исполнилось четыре часа, когда колонна остановилась. Амемун облегченно опустился на землю, но какой-то воин нашел его и передал, что Декелон хотел сейчас же его видеть. Он последовал за воином назад к авангарду, где ждал его Декелон с тяжело дышащим от усиленного бега разведчиком.

– Тебе следует услышать об этом, – сказал Декелон и кивнул разведчику.

– Дозорные, – шумно выдохнул тот. – Примерно в трех лигах отсюда.

– Как ты можешь видеть ночью в такой дали? – скептически спросил Амемун.

– Я чувствую их запах, – отозвался разведчик тоном, намекающим, что ответ должен быть очевидным.

– В какую сторону они направляются? – спросил Декелон.

– На северо-запад.

– Есть какие-нибудь признаки стада?

– Помет. Его не так много, как у стада последнего клана.

Декелон взглянул на Амемуна.

– Догнать их сегодняшней ночью будет трудно. Понадобится бежать изо всех сил. Последуем за ними до наступления дня, отдохнем, а потом, завтрашней ночью, закончим преследование.

Амемун покачал головой.

– Побежим изо всех сил, – настойчиво проговорил он. – Уничтожим сегодня ночью этот клан, а завтра ночью, быть может, найдем другой.

Декелон вперил в Амемуна взгляд, но не мог прочесть в темноте выражения лица. Миг спустя он вздохнул, соглашаясь с аманитом, а затем сделал разведчику знак вести их к намеченной дичи.

Это был безумный бег. Заряженный свирепым гневом, Амемун не отставал от колонны саранахов, когда та пересекала Океаны Травы. Их ноги выбивали по земле странную приглушенную дробь, такую, которую враг если и услышит, то лишь подивится ей. Выдвинутые далеко вперед разведчики обнаружили первых дозорных и убили их, а затем побежали дальше, пока не отыскали остальных, в то время как Декелон разворачивал основные силы. К тому времени, когда все заняли свои позиции, восточный край неба только-только начинал светлеть. Декелон взмахнул дротиком. Саранахи все как один встали, выкрикнули боевой клич и понеслись на лагерь.

Вместо того, чтобы ждать на краю группы, Амемун на этот раз бросился в атаку вместе с Декелоном. Первый увиденный им враг оказался женщиной, спотыкаясь, выбирающейся из задка фургона. Он чиркнул ее кинжалом по животу и побежал дальше. Ткнул острием во внезапно возникшее перед ним лицо, споткнулся о тело убитого, почувствовал запах окатившей его крови. Кое-как поднявшись на ноги, он бегом обогнул пронзительно ржущую лошадь с обмякшим у нее на спине мертвым всадником и налетел прямо на кучку дерущихся дротиками и саблями воинов. Он вогнал острие кинжала в спину одного из бойцов, одетого в пончо, а когда четт упал, выхватил из его руки саблю и принялся размахивать ею, рубя руки и головы. В темноте он не мог быть уверен, скольких ему удалось ранить, но четты в беспорядке отступили перед чистой яростью его атаки, и их поодиночке перебили преследующие саранахи.

Повсюду вокруг него звенели крики и вопли. Он побежал дальше и оказался посреди корраля, образованного кругом из шатров на фургонах. В центре корраля пылал большой костер, пламя которого рвалось в небо благодаря жиру, пожираемому им с брошенного на угли тела. Амемун вырезал квадрат из шкуры с одного из шатров и обмотал его вокруг сабли, после чего сунул саблю в костер и принялся поджигать этим пламенеющим факелом все остальные шатры. На него, занеся саблю над головой, бросилась какая-то безумная четтка. Он едва отразил удар, сила которого заставила Амемуна отступить. Он споткнулся и упал, но сумел удержать саблю, угодив ею женщине в бок. Та пронзительно вскрикнула и убежала.

Тяжело дыша, Амемун поднялся, опираясь на саблю как на трость. К тому времени, когда он перевел дух, кольцо шатров уже пылало, и в небо подымались клубы густого дыма. Прикрывая лицо от жара, он вырвался из огненного кольца. Крики и вопли сделались теперь более отдаленными. Он повернулся, чтобы ринуться в гущу боя, но у него не осталось сил, ноги не слушались его. Руки бессильно повисли по бокам, сабля выскользнула из пальцев. Жар от горящих шатров опалял лицо. Он поискал внутри себя чувство потери, которое испытал при известии о смерти Сендаруса, и в смятении обнаружил, что оно по-прежнему на месте и все так же сильно.

Когда взошло солнце, Декелон нашел аманита на том же месте.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Амемун уставился на него, словно не понимая, где находится.

– Да, – помедлив, ответил он. – Как думаешь, мы отыщем сегодня ночью еще один клан?

– Думаю, нет. – Декелон пожал плечами. – Они редко кочуют в такой близи друг от друга.

– А следующей ночью?

– Возможно.

– Хорошо.

Он нагнулся подобрать саблю, полюбовался ее длинной и стальной твердостью. В нескольких шагах от него лежало тело четтского воина. Амемун подошел к нему. Лицо старика уставилось на него, вокруг глаз и рта запеклась кровь. На какую-то секунду Амемуну померещилось, будто он смотрит в зеркало. Эта мысль показалась ему забавной, и он рассмеялся, отстегивая пояс мертвеца с висящими на нем ножнами и надевая его на себя.

– Мне нравится эта сабля, – сказал он Декелону и вложил ее в ножны.

– Она тебе очень даже понадобится в грядущие недели.

– Кто-нибудь из врагов спасся?

– Не думаю.

Амемун кивнул. И снова заглянул в себя. Боль немного уменьшилась, но понадобится гораздо больше крови, прежде чем она исчезнет совсем.