Говори мне о любви

Глава 18

Когда подтвердились опасения и вспыхнула война в Южной Африке между бурами и Британией, Беатрис сказала с присущим ей чутьем общественных событий:

– Мы не можем помочь нашим солдатам только патриотическими возгласами и размахивая флагами. Мы должны поддерживать их дух каждый день, пока война в разгаре.

Несколько недоброжелательных критиков отмечали, что «Боннингтон» претендует на то, чтобы стать аванпостом Британской империи, рукоплескал высшему патриотизму. Однако, когда умерла королева Виктория, с витрин были сняты все триумфальные атрибуты. В течение недели после смерти королевы «Боннингтон» погрузился в траур. На витринах был выставлен черный и пурпурный креп, каждый служащий носил на рукаве траурную повязку, и время от времени включалась фонограмма траурной музыки, раздававшейся из-за прилавков с белыми цветами перед главным холлом. Молодой мистер Джонс из отдела одежды для джентльменов стоял у фонографа, чтобы управлять им и включать через определенное время, одержимый идеей создать меланхолическое настроение. Было похоже, что заупокойная служба по ее величеству происходила в «Боннингтоне», сказал кому-то мистер Джонс, вы всегда можете найти ее гроб среди этих унылых белых цветов.

– Может, это хорошо для бизнеса? – спросил он более смело.

– Для престижа, – ответила Беатрис. – В результате это одно и то же.

Ей нравились молодые служащие, выражающие немедленно свое мнение. Она вспоминала одного из них, кто задавал умные вопросы. Молодежь должна обескураживать, считала Беатрис.

Мисс Браун часто уединялась. Бедная старая женщина дышала на ладан. И у Адама появилась седина на висках. Да и она сама не будет же вечной. Она надеялась, что Эдвин может изменить свое мнение и заинтересоваться магазином, но он не проявлял никаких признаков любопытства к этому делу и не скрывал своего презрения к владельцам магазинов. Он боялся того, что о нем подумают друзья. Хотя, кажется, у него не так много друзей.

Для Беатрис Эдвин был причиной некоторого беспокойства.

Впрочем, он достаточно усердно учился в Оксфорде и все еще предназначался для работы в Министерстве иностранных дел, если этот строгий истэблишмент примет его. Эдвин сказал, что его привлекает перспектива жить за границей.

Но было ясно, что он никогда не будет жить там на свое жалованье. Его дорогостоящие запросы выходили за рамки уже сейчас, и счета от портного, сапожника, оружейника и из его клубов (он всегда посещал два клуба, что было больше, чем нужно, по мнению Беатрис) продолжали приходить.

Долго ли Беатрис придется оплачивать их без возражений?

Она чувствовала себя виноватой перед Эдвином. Плохие новости о его зрении пришли, когда она всецело была поглощена волнениями, причиненными ей этой негодницей мисс Медуэй. Она не могла думать ни о чем другом, только как спасти Уильяма от его безумия и сохранить семью. Она симпатизировала Эдвину, но он был мал и приспосабливался к обманутым надеждам на военную карьеру. В жизни у него было много альтернатив. Он не сумел бы их осуществить, если бы Беатрис рассталась со своим мужем.

Сейчас, глядя назад, Беатрис пыталась понять, как произошло, что он отдалился от нее. Досадный факт, но он узнает, когда станет старше и сам испытает огромную любовь, которой ни до чего нет дела, что она поглощает все и остальное не существует. Впрочем, глупо было думать, что это повредило мальчику. Просто он рос необщительным и скрытным. Но разве мальчики не переживали подобное, когда пошли в школу и почувствовали, что они переросли своих родителей и перестали быть детьми?

Но не только Эдвин был предметом ее волнений. Флоренс находилась еще во власти своей постоянной мечты об этом призрачном юноше в Индии, несмотря на то что согласилась пойти в швейный отдел мисс Браун и пыталась приложить руку к переделке фасона своего платья, в котором она не могла второй раз появиться на балу в следующем сезоне. У нее было чутье к фасону, сказала мисс Браун. Конечно, у Флоренс пропорциональная фигура, хороший рост и стройность, чтобы показаться в новой модели, и люди из общества, в котором она бывает, станут первыми покупателями в «Боннингтоне». К сожалению, Флоренс была неинтересной, за исключением тех случаев, когда она испытывала воодушевление или когда какой-нибудь цвет и качество материала привлекали ее. Она собирается иметь восемь детей, как мисс Браун сообщила Беатрис.

Итак, остается Дези, третья из них, которая уже выросла.

Беатрис думала о ней с большим пристрастием, об этом кукушонке, у которой были все качества, чтобы держать магазин. Она хорошо выглядит, у нее жизнерадостный темперамент, живость, быстрый ум, талант к музыке и, конечно, к танцам, она прекрасно двигается. Все при ней. Она до неприличия избалована своим отцом и большинством прислуги.

Ее гувернантка испытывала затруднения с ней, думала Беатрис. (С тех пор как произошла история с мисс Медуэй, Беатрис тщательно следила за гувернанткой. Мисс Слоун была такой женщиной, которая никогда не позволяла себе проявлять какие-либо чувства.) Мисс Слоун не одобряла вечную тягу Дези к нарядам и надеялась, что сможет преодолеть силу воли маленькой девочки и поставить ее на место, когда острый язычок Дези задевал ее.

Уильям опубликовал свою вторую книгу. Влиятельная критика бурно приветствовала ее. Его здоровье все еще беспокоило Беатрис, но, к ее удовольствию, он проводил меньше времени за границей. Теперь он был совершенно доволен своей женой, вернее ее опекой. И если это не означало большого удовлетворения в их супружеских отношениях, то она была уверена, что Уильям уже никогда не сможет обходиться без нее. Иногда ей приходила шальная мысль освободиться от него.

«Освободиться?» Нет! Это жестокое слово. «Приручить» было лучше. Нежный, желанный – почти то же, что прирученный. Именно это рекомендовалось всем мужьям как наиболее удобный способ жизни.

Он был красивым мужчиной и все еще умеренно флиртовал с красивыми женщинами. Беатрис снисходительно относилась к этому. Ее Уильям был превыше всего. Она никогда не стремилась подавлять его душу.

Но она хотела, чтобы исчезла смутная тень, которая жила в его глазах, чтобы однажды в них загорелся солнечный свет. Она была рада, что у него возобновился интерес к бабочкам. Теперь он усиленно изучал книгу, где сообщались сведения о бабочках и мотыльках Европы. Кроме того, чтобы писать о бабочках и работать с художником, используя его собственную коллекцию, он предпринимал новые экспедиции и любил брать с собой Дези в долгие поездки для ловли бабочек.

Они ездят довольно далеко, за пределы Хиса – в Сассекс, Шуррей и Кент – и приезжают домой загоревшие и счастливые, довольные своей добычей. Рассказывают о бабочках: Камбервелл красивый (нимфалис антиопа), и прелестная пятнистая леди (ванесса кардуи), и грозный ястребиный мотылек…

Он сказал, что Дези – лучший компаньон из тех, каких он когда-либо имел. Она сама была, как бабочка, прыгая с цветка на цветок, ее щеки розовые, как крылья Монарха (даналис плексиппус). Более того, она знала наизусть латинские названия так же хорошо, как отец.

Дези приводила их в ежемесячных письмах капитану Филдингу, как она и обещала, просто заполняя сведениями о бабочках целую страницу. Сначала она долго извинялась перед Флоренс за то, что на балу обещала писать Десмонду, ведь она была еще ребенком, но Флоренс утверждала, что леди должна держать слово, раз обещала.

Тогда Дези не хотела быть «леди», для нее это не имело значения, она считала это одной из глупых выдумок людей, одержимых чувством долга. Но в письмах, которые она получала от Филдинга, содержалось много сведений, предназначенных для школьницы, о местных жителях, городах, климате. Может, он не представлял себе, что через несколько лет, когда он вернется, Дези едва ли будет школьницей? Ей было четырнадцать лет, и она собиралась в любой момент уложить волосы в пучок, как взрослая.

В конце концов папа перестал считать ее ребенком. Когда они отправлялись в экспедицию, он брал для пикника корзину с крышкой, наполненную такими деликатесами, как гусиная печенка и кларет. Если Дези в какой-нибудь жаркий день после беготни по лугам, чувствовала сонливость, она отыскивала прелестную лужайку, ложилась и щекотала себе нос травинкой, а папа наклонялся над ней с таким выражением лица, которое можно было назвать только влюбленностью. Дорогой папа! Она была рада, когда он сказал ей, что она не пойдет в школу-интернат, поскольку достаточно выросла, чтобы быть индивидуальностью, как и ее мать.

Но тут папа сказал, что смотрит на маму с сожалением. Правда, она искусно командует в своем сером с белой отделкой платье, и она, безусловно, индивидуальность. Это противоречило вкусам Дези. Она хотела одеваться в красивые платья, как для выхода к чаю, и плавно скользить подобно лебедю.

Наконец, она хотела быть похожей на свою бабушку Овертон, сказала как-то раздраженно мама, и знает ли Дези, как дедушка Овертон называл ее? Восхитительный букетик цветов. Но он не имел в виду, что это комплимент. Он так обозначал тщеславных женщин, неглубоких и быстро увядающих.

– Кому недостает глубины? – спрашивала Дези. Она видела неодобрение в глазах мамы. Они всегда были до странности неприветливы, когда мама смотрела на нее. Мама давно смотрела на нее так, сколько Дези себя помнит. По большей части она недоумевала, но иногда тайком роняла слезы по этому поводу и просто сделала заключение, что по какой-то причине мама ее не любит. Теперь, став достаточно взрослой, она поняла проблемы взрослых и решила, что, возможно, мама так к ней относится потому, что папа очень любит ее, Дези, а мама просто ревнует. И это было странно – ревновать к собственной дочери. Дези никогда не приходило в голову, что такие вещи могут случиться и с ней. Ее муж будет обожать ее до безумия и редко уделять внимание детям. На самом деле она не хотела иметь детей, если они не будут обожать ее тоже. Ей всегда недостаточно любви. Она хочет, чтобы ее жизнь была переполнена любовью, подобно солнечному свету, подобно музыке, подобно аромату солнечного сада.

– Жизнь не похожа на это, – поучала ее мисс Слоун невыразительным голосом, – но вы никогда не верите мне. Вы еще узнаете, сколько горя будет в вашей жизни, а вы не готовы к волнениям.

Вскоре произошли события, взволновавшие ночной Мафекинг, когда наконец этот маленький городок в Южной Африке, центр Бурской войны, сдался после долгой осады. И война окончилась.

Папа торжествовал по поводу уничтожения старого бура Крюгера и сказал, если бы так могло произойти с императором Германии, то мир освободился бы от войны и Британская империя сохранилась бы для следующих поколений.

В царствование короля Эдуарда, любившего повеселиться, процветал бизнес. Отдел одежды на заказ в «Боннингтоне» тоже получил предложения на шитье платьев для утреннего чая, на бальные платья, заказы из городов Эскота и Гудвуда, Бадминтона и Итона, Дерби и Хенлея. За этими заказами последовали целые комплекты одежды, предназначенные для уик-эндов, проводившихся в деревенских поместьях. Наплыв заказов превышал возможности мисс Браун. Она погибала от них, ее старые тонкие руки, казалось, вот-вот сломаются пополам. В противоположность ей Флоренс нашла себя в этом ажиотаже. Она с удовольствием бежала в «Боннингтон», восхищаясь таким обилием заказов, и даже была загипнотизирована им. Хаотический наплыв, обрушившийся на мастерские, резко контрастировал с затишьем устланных мягкими коврами демонстрационных залов. Там большинство покупателей сидели на кушетках и тянули из бокалов шерри или шампанское, пока продавщицы очень вежливо подыскивали и показывали им последние модели.

Если Флоренс, так же как и ее мать, найдет свое призвание и с холодным рассудком будет шить в мастерской одежду для девушек из сверхбогатых нуворишей, кроить, подшивать, сметывать, гладить, работать с дорогими материалами и не портить их кровью от уколотого пальца или неожиданно упавшей каплей из носа во время насморка, то она также получит удовлетворение от того, что исполняет важные заказы для продажи. Даже более того, Флоренс нравилось показывать хороший вкус потоку покупателей (большинство из них были нувориши, как правило, в сопровождении представительных супругов). Должно быть, она унаследовала кое-какой талант к профессии. У нее было чувство современности, которого никто прежде не предполагал.

Капитан Филдинг вернулся в Англию несколько дней назад. Действительно несколько дней?

Флоренс было двадцать три года, а Десмонд отсутствовал чуть больше пяти лет. Теперь ему двадцать пять и он хотел жениться. Восхищается ли он все еще ею? У нее были скромные надежды, что он восхитится ею так же, как и в первый раз. Выросла ли любовь со временем? Она с трудом могла дождаться, чтобы выразить свою любовь к нему. После писем, которые она получала, Флоренс знала о нем все, его прямоту, его чувство долга, его храбрость (он так откровенно восхищался моментами опасности), его идеалы, в которых было отведено место и энергии женщин. Чего же больше? Он не подозревал, что она занята работой в магазине. Она об этом не упоминала (ха-ха), пока он был в Индии. Но такое дело нельзя было серьезно удержать в секрете. Конечно, она предназначена для замужества с таким счастливым другом. Конечно, он надеется быть счастливым другом. Разве нет? Флоренс, со своей скромностью и неуверенностью в себе, старалась побороть тревогу. В этом отношении она никогда не была спокойна, никогда не позволяла себе размышлять о будущем. Она плыла, как ожившая палка от метлы, по течению – так сказал папа. Но напряженность не оставляла ее. Ее глаза сияли, и впервые в жизни у нее появился привлекательный румянец на щеках.

После полудня, безо всякого предупреждения, капитан Филдинг отправился в Овертон Хауз. Его приняла взволнованная Хильда, которая потом рассказывала в людской, что он стал рослым и красивым. Когда он услышал, что мисс Флоренс в магазине и дома только мисс Дези, упражняющаяся на рояле, то сказал, что будет рад провести часок с мисс Дези, пока мисс Флоренс придет домой. Так что Хильда могла только сообщить ему, что мисс Дези в музыкальной комнате.

Мисс Дези пела одну из музыкальных песенок. У нее было чистое французское произношение. Но когда молодой джентльмен заговорил, она остановилась посреди пения, спрыгнула со стула со свойственной ей импульсивностью и бросилась в его объятия.

Немного позже она позвонила, чтобы принесли чай.

– Принесите чай сюда, Хильда, – сказала она. Дези сидела на плетеном стуле возле французского окна, а капитан Филдинг сидел напротив нее. Солнце светило сквозь покрытое вьющимися растениями окно, создавая странное зеленое освещение, так что эти двое, рослый солдат в парадной форме и мисс Дези в облегающей юбке с красноватой дорогой лентой в волосах, которая спадала на плечи, выглядели как на картине. «Ну прямо пастух и пастушка, как на наших фарфоровых тарелках», – сказала на кухне Хильда.

Чай, плум-кекс, горячие лепешки и клубничный джем.

– Капитан только что из Индии, и мы должны угостить его английским чаем, – сказала мисс Дези.

У нее каждый раз замирало сердце, когда ей хотелось сказать: «вы единственный человек, которого я хотела видеть». Но сомневалась, что говорить капитану Филдингу об этом сейчас, может, и не стоит. Его приезд был большим подарком. Она думала, как себя вести в дальнейшем, в пределах двух-трех лет, но это другое дело. Дези собиралась закрутить с ним отчаянный флирт, но раздумывала, потому что кое-кто знал, как она умеет осуществлять свое дружелюбие, просто исходящее от горячего сердца. В это время зазвонил звонок, и мисс Флоренс пришла домой. Это уже лучше, подумала Хильда.

Когда Флоренс пришла домой на час позже и услышала невероятную новость, она ринулась в музыкальную комнату, ворвавшись туда с несвойственным ей порывом.

Но в это время там кончили пить чай, и капитан Филдинг удобно откинулся на спинку стула, рассказывая о каком-то случае Дези, которая в этой располагающей атмосфере слушала его с восторженным вниманием. Однако, увидев Флоренс, она спрыгнула и радостно воскликнула:

– Фло, дорогая, мы ждали тебя! Капитан Филдинг думал, что ты уже никогда не придешь.

Флоренс обхватила Дези за плечи и крепко пожала руку капитана Филдинга. Но внезапно испуг парализовал ее и ей показалось невозможным посмотреть ему в глаза. Она только заметила, что он стал выше ростом, чем перед отъездом, и его великолепные усы показались ей белыми на фоне загорелой докрасна коже. Его курносый нос был высоко задран, а глаза остались нежно-голубыми.

– Вы в черном? – спросил он у нее, глядя с удивлением. – Вы носите по кому-нибудь траур?

Она нашла в себе силы рассмеяться.

– О нет! Это моя рабочая одежда. Я была в магазине.

– В магазине?

– Я рассказывала вам в письме. Я не выдержала безделья.

– О, конечно. Вы продаете пуговицы, булавки и нитки целый день. И как? Вас это увлекает?

Возможно, он был хорошим солдатом, раз так бесстрастен. Или это Дези испортила его своим остроумием?

– Вы не известили нас, что уже приехали.

– Да. Наш корабль причалил на день раньше. Я думал устроить вам сюрприз, мисс Овертон.

– Флоренс, – поправила она его.

Во всех письмах он писал «Моя дорогая Флоренс…», а теперь обращается к ней, словно они посторонние. Может, он такой же застенчивый, как и она? Флоренс всегда забывала, что другие люди тоже могут быть застенчивыми.

– Конечно, Флоренс. Но я, вероятно, был шокирован, раз так вас назвал, оттого что увидел в черном. Любой человек сказал бы вам, что это выглядит как траур.

– Я немедленно иду переодеваться. Вы останетесь у нас обедать? Вы можете?

– Я не имел это в виду. Я заскочил только на…

– О, пожалуйста, вы должны. Мама и папа никогда не простят вам, если вы…

– А вы?

Флоренс не ответила на вопрос, она не сразу поняла, что он относился не к ней, а к Дези.

Дези ухитрилась взять верх над Флоренс, бросив на нее короткий и быстрый взгляд, не моргнув глазом, даже и признака не было, чтобы она хоть подморгнула Флоренс. Флоренс знала, что будет достаточно прикрикнуть на нее. Глупая девчонка, которая осмеливается бросать страстный взгляд на всех вместе и на каждого в отдельности, а потом удивляется, что особенного она сделала!

– Капитан Филдинг рассказывал мне очаровательные истории об Индии, Фло. Он собирался рассказать их и тебе.

– Должен сказать вам, что мисс Дези – моя главная публика, – в голосе Филдинга прозвучало воодушевление. – Если я остаюсь на обед, мисс Дези, вы обещаете мне спеть еще раз?

– Вы так добры, – пробормотала Дези с торжествующим видом. – Флоренс, могу я сказать папе и маме, что у нас гость к обеду?

Она выскочила из комнаты, прежде чем Флоренс успела ей ответить, и Десмонд сказал восхищенно:

– Смотрю, и невозможно поверить, как она выросла.

– Она еще не кончила школу, – ответила Флоренс с бесследно исчезнувшей холодностью.

– Вы могли ввести меня в заблуждение.

– Ей еще нет шестнадцати.

– Она, видимо, будет красивой. Да она уже красива.

– Да, у нее внешность лучше всех в нашей семье. Капитан Филдинг дернул себя за ус, выражая свою неловкость.

– Простите меня, что я не очень галантен. Я слишком долго был без общества. Вы очаровательно выглядите, если бы не это платье, вызывающее депрессию. Идите и снимите его. Я очень доволен, что побыл здесь, и очарован садом, английским воздухом. Господи, как хорошо быть дома!

– Вы дома? – стремительно спросила Флоренс. Он сказал, что она очаровательно выглядит…

– Конечно. Но я не исключаю того, что меня снова пошлют за границу. Дома, пока нет войны. А так у меня есть шанс обосноваться здесь.

Несмотря на свое нетерпение спуститься вниз, Флоренс провела целый час, переодеваясь к обеду. Она заняла у мамы Хокенс, чтобы та причесала ее и застегнула около двадцати пуговиц на спине ее нового, устричного цвета платья, сшитого специально к приезду Филдинга. Конечно, в черном она выглядела, словно у нее депрессия. Она никогда больше не покажется в черном в его присутствии.

– Вам больше идет простой стиль прически, мисс Флоренс, – сказала Хокенс.

– Но я не хочу простой стиль. Мне надо изысканный. Я думаю, капитан Филдинг устал от простого стиля. У леди в Дели нет Хокенс, которая причесывала бы их.

Хокенс поджала губы.

– Но воздушные волосы не идут вам, мисс Флоренс.

– Разве я такая бесцветная, что вынуждена носить простые прически, или у меня нет привлекательной женственности, чтобы волосы были воздушными?

– Я только сказала, что лучше всего быть самим собой.

– О нет! Это не так. Вы заблуждаетесь.

Хокенс стояла сзади, глядя на тонкую фигуру Флоренс, непривычно элегантную в ее новом платье. В ней будет что-то, когда ей исполнится тридцать. Но сейчас…

– Вы выглядите так, словно собираетесь в Букингемский дворец, мисс Флоренс. И годится ли это для обычного обеда дома…

– У меня нет Дезиного высокомерия, чтобы быть сейчас в худшем платье, Хокенс. Вот почему…

Но Дези оделась не в нарядное платье, на ней было белое муслиновое, подчеркивающее ее юность. Она выбрала другую прическу, без разрешения, естественно, – подобрала волосы в пучок и внезапно сразу повзрослела. Флоренс подумала, что Дези выглядит шокирующе, но восхитительно в своей естественности. Такой ее капитан Филдинг увидел бы через два года. Блестящие пряди спускались на уши и распушились на ее тонкой шее.

Она была невероятно хороша.

И едва ли стоило удивляться, что капитан Филдинг не мог оторвать от нее глаз или заметить, что Флоренс провела большую часть времени в заботах, чтобы изменить его представление о себе, сменив черное рабочее платье.

Мама сердилась на Дези, что было очевидно. Однако папа, вероятно, ожидал этого и сказал весьма задумчиво, что его младшая дочь, кажется, торопится стать взрослой.

Эдвин, вернувшийся в этот день с работы из Уайтхолла (он был теперь молодым секретарем, жаждущим отправиться за границу), проигнорировал обеих сестер. Он хотел поговорить с капитаном Филдингом о своем любимом предмете – об армии и войне.

Часто ли он бывал в перестрелках? Подавлял ли он локальные восстания? Какое оружие, по его мнению, более эффективно – маузер или Лес Инфилд? Что думают военные эксперты по поводу кавалерии? И будет ли ему интересно после обеда посмотреть на дедушкину коллекцию солдатиков, которую он сам теперь дополнил?

– Я сегодня нашел дюжину моделей из мейсенского фарфора на аукционе по баснословно дешевой цене, – сказал Эдвин.

– Какого рода войск? – спросил капитан Филдинг.

– Что ты называешь дешевым? – вмешалась мама с подозрением.

– Каких-то непонятных пруссаков. Я заплатил за них сто фунтов против 1740 коллекционной цены! Дешевле пареной репы.

Флоренс знала, что Эдвин скрывает часть сведений за обеденным столом, потому что мама не сможет поднять шум в присутствии общества. Он был или жестоким, или трусливым, возможно, понемножку и то и другое. Он перерос свои взгляды прыщавого школьника и всегда так же хорошо выглядел, как и Дези, с его тонкими белокурыми волосами, румяными щеками и ярко-голубыми глазами. Впрочем, он еще иногда устраивал унизительные и безобразные сцены.

Слушая вполуха их беседу, Флоренс отрешенно думала о своей семье. Как выглядит папа, изысканный и мягкий, в бархатном пиджаке, предназначенном для обедов, с белым шелковым галстуком; как будет выглядеть Дези, когда закончит школу и устроит свой бал; как мама молча осуждает манеры не по годам развитой Дези и жизнь на широкую ногу Эдвина. Она никогда не выходила из равновесия, когда папа покупал новые картины или китайский фарфор, чтобы пополнить свою коллекцию. Но когда она снабжала папу деньгами, он тратил их на Дези.

«А я, – думала Флоренс, стирая внезапно навернувшиеся слезы, – только одна я получала деньги очень короткое время с помощью гувернантки, которую звали мисс Медуэй и которая, возможно, вернулась в Овертон Хауз, чтобы украсть Дези. А Дези? Знает ли она об этом или нет? – пришла Флоренс ужасная мысль в голову. – Теперь Дези крадет Десмонда. И успешно. Пусть так, но может ли он трезво посмотреть на нее? Он не слушает Эдвина, или меня, или даже маму и папу. И дуреет из-за моей пятнадцатилетней сестры. А я сижу здесь уныло в этом дурацком платье, которое надела и которое никогда больше не буду носить».

По специальной просьбе капитана Филдинга Дези после обеда снова пела. Когда она остановилась, воцарилось некоторое молчание, затем капитан Филдинг с усилием вспомнил, как надо вести себя в обществе, и вежливо спросил Флоренс, не поет ли и она.

– У меня нет голоса, – ответила Флоренс, – и музыкального слуха.

– У Флоренс другие способности, – сказала мама.

– Конечно. Я знаю. Безусловно.

– Уже время, Дези, когда тебе пора подниматься наверх, – сказала мама.

– О мама…

– Ни слова, мисс. Делай то, что я говорю. Да вытащи все шпильки из волос и расчеши их как следует.

– Беа… – начал было папа, сознавая, какую боль причиняет Беатрис Дези.

Он часто думал, что мама неприязненно относится к Дези, но сейчас не мог не видеть, что, подчеркивая ее положение школьницы, мама только пыталась возместить ущерб, причиненный Флоренс. Если она уже не опоздала…