Граф Суворов. Том 12

Глава 10

Хорошо хоть «крылья» за спиной не сделали, а просто разместили на кирасе золотой герб Российской Империи. Но смотрелось и вправду внушительно, и внимание притягивало как новогодняя ёлка. А что еще надо, чтобы спровоцировать врага и выманить его из плотной застройки.

— По подвалам сидят, твари. — зло выругался старвод первого, которого я легко вспомнил по голосу, вроде Дмитро, но это вообще не важно. Сейчас у меня под командованием пять взводов одаренных и почти две с половиной тысячи… хотел бы я сказать простых людей, но это же будет враньем, все они были искаженными в той или иной степени.

У кого-то едва заметные, никак не проявляющиеся изменения, а у кого-то, в основном у капитанов рот — вполне сформировавшиеся естественные щиты, способные удержать пистолетную, а иногда даже и автоматную пулю. Скрывать подобное будет крайне тяжело, так что может и хорошо, что наш орден госпитальеров становится таким особенным и показательно непохожим на остальные.

— Снайперы на позиции. — раздался в наушнике негромкий голос одного из командиров отделений и я, подтвердив, вышел на небольшой перекресток. Чувство опасности едва заметно кольнуло, но это было и не удивительно, мы только приземлились и выдвинулись на передовую, пока Гнев вел обстрел с воздуха окраин.

Львов, прекрасный город, с узкими европейскими улочками и каменными мостовыми под Римский стиль. Не хотелось превращать его в руины, но от нашего желания мало что зависело. Как Роман и сказал, они сжигали целые кварталы, когда становилось понятно, что выживших нормальных людей там нет. А что до искаженных…

— Спасите! Спаси-ите! — на одну из боковых улиц выскочила девчушка, лет двенадцати, с ярко розовым рюкзаком за спиной и куклой, прижатой к груди, она бежала прямо на меня, с зареванными глазами и подбежав уткнулась в пластину брони. — Спаси дядя! Дяденька.

— Спасу, конечно, спасу. — произнес я, сдержав вздох сожаления.

— Правда? — вскинула на меня личико девочка. — Дяденька вы такой красивый. Спасете…

— Конечно. — ответил я, и девочка, обнявшая меня за ногу, улыбнулась… лицо ребенка разошлось в стороны, обнажая кости черепа превратившиеся в жуткие, заполненные игольчатые зубами челюсти. Тварь молниеносным движением бросилась вперед, целясь мне в сочленение брони, но дернувшись распалась под клинком, который я поставил прямо у доспеха.

Выпученные, вылезшие из орбит, словно у рака, глаза несколько мгновений смотрели на меня с удивлением и укором, пока голова катилась с пригорка, а затем со всех сторон раздался жуткий вой. Твари поняли, что засада не удалась и бросились на меня с разных сторон.

Максимально разряженная маскировочная сфера, не способная ничего удержать в себе, окутала белесым туманом перекресток и всё что на нем происходило, и твари, подбадриваемые криками товарищей, с ревом бросались в атаку, одна за другой выскакивая из подвалов и окон первых этажей, чтобы утонуть в тумане.

Я выжидал больше минуты, надеясь, что все желающие соберутся в зоне досягаемости, а затем ударил во все стороны одновременно. До предела сжатая волна, превратившаяся в смертоносное лезвие, ударила по столпившимся у непробиваемого щита тварей и мясные ошметки разлетелись в стороны, оставляя после себя лишь потоки крови.

— Начать зачистку. — приказал я, убедившись, что больше никто на перекресток не вылезет. — Кто сунется впереди штурмовых команд — отправится под трибунал. Работаем, братья.

— За империю! За Александра! — раздались воодушевленные крики в рации и пять десятков рыцарей в резонансных доспехах как один шагнули к оккупированным домам. И я старался от них не отставать, держась на острие атаки.

Что такое пятьдесят человек в полуторамиллионном городе? Даже не капля в море, скорее капля в океане. Что такое половина первой штурмовой роты одаренных рыцарей госпитальеров не стесняющихся применять свои силы и подпитывающие свои тела техниками боевой медитации? Это неостановимая мощь!

Конструкты пролетали офисные здания насквозь, снося и гипсокартонные перегородки и прячущихся за ними слабых искаженных. Твари, сильнее ощущая свою беспомощность в ярости пытались набросится на штурмовиков, но тут же оседали под выстрелами снайперов и легкой бронетехники, поддерживающей нас с улиц.

— Здесь еще могут быть беженцы. — в очередной раз предупредил я. — Истинное зрение на первый второй. Первый номер, десять секунд.

Мы разошлись широким клином, с расстоянием в пятьдесят метров между штурмовиками. Этого было более чем достаточно, чтобы не пропустить ни одну тварь и одновременно прийти на помощь если кто-то окажется в опасности. Но пока таких случаев не было. Каждый спросятся со своим участком, добросовестно дожидаясь подмоги если видел большое скопление искаженных.

А еще меня приятно удивили послушники из капелланов. Филарет умудрился протащить большую их часть через военную службу, а те кто её еще не окончил — учились в семинариях, на непризнаннх военных кафедрах. Нам пришлось лишь добыть для них технику и личное стрелковое оружие, часто устаревшее и дешевое, что было не сложно.

Но работали они на все деньги, а то и лучше. Обширная поддержка флангов автоматическими пушками и постоянная работа снайперов по подсвеченным целям позволяли подойти к врагу на минимальную дистанцию. Десяток пехотинцев с автоматами и двумя пулеметами на взвод часто оказывались эффективней штурмовика, против легкобронированных искаженных.

Вот только те никогда не ходили в одиночку и нам приходилось сталкиваться с тварями, от которых обычные искаженные до нашего появления старались держаться подальше. Особенные искаженные, вроде девочки-ловушки и монстров, с которыми я уже не раз встречался. Безликих мы пока не обнаружили, но нам и других хватало.

— Пятнадцатый! Толстяк на семь часов. — раздался обеспокоенный голос одного из бойцов третьего взвода.

— Отступай. Прикройте его. Иду. — приказал я, дублируя старые команды, сам смещаясь к обозначенной позиции. Да, мы были не оригинальны и обозначили врагов по их главным особенностям. Толстяки, бегуны, ежи… хотя внешне твари могли отличаться друг от друга разительно, стоило произнести общее определение и всем сразу становилось понятно, с чем придется иметь дело.

Рывок! Ещё рывок! Золоченый доспех превращается в размазанную желтую линию врывающуюся в толпу искаженных перед которой бежит шастилапый комок плоти. Монстр, состоящий из слившихся в жуткую кашу тел, рвется к нашим БТРам, пытаясь догнать убегающего штурмовика.

— Двадцатки нет! — раздался крик стрелка, разом обозначив опасность твари. Значит двадцатый калибр не берет её диссонансное поле. А раз так, то и бить из всего что меньше по мощности бесполезно. Но, как и всегда, есть свои нюансы. Где-то в стороне взвизгнул шестиствольный пулемет, и тварь, мгновение назад легко обрушившая стену, замирает под непрекращающимся потоком свинца.

— Я здесь! — кричу, чтобы предупредить передовые отряды. Шестистволка смолкает и в тот же миг я врезаюсь в противника огненным мечом срезая две задних лапы.

Тварь инстинктивно сжимается, подбирая и укрепляя защитное поле. Пламя скатывается по нему, словно горящее масло по сковороде, но в то же время проедает небольшие участи, оголяя монстра. Бомба влетела в брешь, как только та стала достаточного размера. Пять сантиметров, теперь мне больше не надо.

Ядро, служившее оболочкой, на огромной скорости врезалось в искаженные мышечные волокна, ввинтилось на несколько сантиметров, и взорвалось, выпуская наружу сжатый до предела пресс, слизывающий искаженную плоть и разрывая мягкие ткани. Вот только следом за кровавым дождем на меня прыгает тварь, выпуская десяток щупалец заканчивающихся острыми обломками проводящих костей.

Рывок. Желтой молнией я отошел в сторону и обрушил град из конструктов, но костяной шар, скрывавшийся под мышцами, удерживал и рассеивал конструкты, лишь немного прогибаясь под бомбами. А восстановившийся щит диссонанса с трудом, но держал грады пуль и снарядов, посылаемых в тварь с разных сторон.

— Надоедает. — проговорил я, вновь зажигая клинок.

Две недели, именно столько понадобилось диссонансной зоне, чтобы исторгнуть из себя не испуганных и растерянных беженцев, а обозленных и голодных до человеческой плоти чудовищ. Проводящие кости, поля плоти, искаженные меняющие облик… И ведь это одна из первых волн.

— В сторону! — приказал я, и огонь тут же перенесли на человекоподобных тварей, пытавшихся атаковать под защитой толстяка. Стихия м которой я резонирую. Синее пламя. Чуждое, доставшееся по праву победителя, но в то же время уже такое родное, с которым я прошел не один десяток битв.

Взяв двумя руками проводящий клинок я влил в лезвие меча в несколько раз больше сил, и он расширился и удлинился, вырастая в объеме и поднимаясь над моей головой. Тварь, будто не замечая опасности, ринулась на меня, выбросив вперед щупальца. Еще мгновение, и они сомкнуться на моей броне, развеют защитную сферу и вонзятся в золоченые пластины… Но меня уже нет на этом месте.

Рывок! Половина щупалец валится на землю, отсеченная огненным лезвием. Парировать удар когтями, отбить в сторону, прыгнувшую на меня, тушу. Рывок — монстр еще летит от моего пинка, а я уже рядом. Огненное лезвие погружается в мягкое подбрюшье разрывая мышечную ткань и проникая глубже.

Тварь падает на землю, катается, пытаясь сбить жгущее изнутри пламя, но огненная стихия пожирает монстра изнутри. Не давая врагу опомнится я колю и рассекаю подвернувшиеся части, чтобы к концу агонии обкромсанный колобок представлял из себя скорее буханку бородинского, или одну сплошную грудную клетку с обгоревшим мясом на оголившихся костях.

Щит еще держался, но у твари уже не хватало массы для того, чтобы отрастить щупальца или вычленить хоть одну конечность. Теперь дело было лишь за моей настойчивостью. Подойдя в плотную и снова взяв меч двумя руками, я начал с остервенением бить в одну и ту же точку, словно обезумевший лесоруб, что хочет свалить тысячелетнюю секвойю.

Через три минуты даже проводящие кости твари, обуглившиеся от огненных ударов, не выдержали и проломились внутрь. А затем все завершило несколько бомб, взорванных внутри кровяного мешка, оставляя на мостовой здоровенную расползающуюся лужу и почти тонну превращенного в фарш мяса.

— Восстановить строй, двигаемся дальше. — выдохнув приказал я, подойдя к бойцу первым наткнувшегося на толстяка. — Ты как?

— Спасибо, ваше высочество, нормально. — ответил штурмовик, у которого через всю пластину на груди шла глубокая, сантиметра в полтора, пробоина. Но куда опаснее были несколько точечных, словно сверла, дыр от проводящих костей. Пара сантиметров и тварь добралась бы до пилота, а это уже заплатами не решишь.

— Ну и хорошо. Береги себя. — сказал я, поднимаясь. — Не ломать строй! Видите угрозу — отступайте в общие порядки.

— Так точно! — раздался многоголосый хор, и мы продолжили зачистку.

Мы прекращали наступление дважды. В первый раз, через восемь часов, когда стало понятно что даже поддерживая боевую и восстановительную медитацию первая рота не справляется с постоянным наплывом врагом, и им требуется перерыв. К тому же обычным людям, даже подвергшимся искажению, требовался куда более длительный отдых, а еще подвоз боеприпасов и питания.

А второй раз, когда отхватили кусок, который не смогли переварить даже теоретически. Двести метров между рыцарями, которые еле доставали до соседа огнем в плотной городской застройке. Поддержка из послушников спасала не сильно, слишком долго оперативные группы добирались до опасных участков. Мне даже пришлось пересесть на десантный бот, чтобы мотаться по всему периметру и уничтожать особенно опасных монстров.

— Четыре квартала, это предел. — наконец пришлось признать мне. Три дня, тысячи уничтоженных зараженных. Десяток получивших ранения рыцарей и несколько погибших послушников из ордена Александра Невского. И всё ради чего? Ради того, чтобы держать четыре вымерших квартала, чуть выдвинутых за позиции корпуса Суворова и объединенной армии?

— Подрыв. — в последний раз полюбовавшись старинными зданиями и вплетенными в них новостройками приказал я. Взрывы прокатились по всему периметру, обрушивая конструкции и заставляя дома оседать внутрь, создавая сплошную стену из непроходимых бетонных и каменных развалин.

Саперы постарались на славу, хоть я и просил об этом, но не всегда было возможно сохранить внешние фасады, обращенные к врагу и теперь, лишившись окон и дверей, заваленных мусором, представляющих из себя почти непреодолимую вертикальную преграду. А на уцелевших участках вскоре были размещены ДОТы.

Я сам прошелся по улицам пред укреплениями, с помощью дара вырезая целые пласты асфальта, коммуникаций и земли. Получались двух-трехметровые рвы, что в дополнение к стенам давало пятиметровый перепад высот, плюс хорошие снайперские позиции и оборонительные рубежи.

А дальше в дело вступили разбрасываемые кассетными бомбами противопехотные мины и мины противотанковые. Теперь считалось что западнее нашей позиции выживших нет, только искаженные, и церемонится с тварями никто не собирался. Крепость на обломках, как шутили в штабе, но нам это даже нравилось.

Главное — укрепления спасали жизни. И не только нашим войскам. Не только послушникам и рыцарям. Главное — оттягивая на себя внимание не слишком сообразительных, но сильных и голодных искаженных мы выигрывали время для эвакуации гражданского населения за Днепр.

И тут на выручку снова пришла Ангелина и передача Правда. Съемки с камер на доспехах и бронемашинах оперативно доставляли в студию, расположившуюся на борту Гнева империи, и оттуда же шло вещание, показывающее героическую оборону того, что осталось от Львова.

Вот только сколь бы мы не отвлекали силы искаженных, их было просто слишком много. Если в первые сутки действия фрегата и группировки Суворова мне казались смешными и бесполезными, на фоне наших наземных успехов, то на четвертый день обороны крепости на обломках я понял, что единственное, что нас еще спасает — флот.

Держась на минимальной допустимой высоте фрегат стирал в порошок особенно мощных одиночных искаженных, выманивая на минные поля тех, чьи щиты оказывался не в состоянии пробить. Время от времени мне приходилось вылетать на Фениксе, создавая под брюхом перехватчика огненный плавник, разрезающий особенно крупных тварей, с которыми не могли справится ни снаряды, ни мины.

Если с обычными, человекообразными тварями помогали даже противопехотные рассеиваемые на большой площади нажимные мины, то против особенных искаженных даже тяжелые, которые я бы назвал противотанковыми, оказывались не особенно эффективны. Огненные струи, которые должны были пробить дно техники и выжечь экипаж, просто гейзерами кипящей крови и ошметков плоти вздымались вверх, а монстры продолжали ползти, быстро заращивая дыры.

А на пятый день, когда положение стало особенно тяжелым, на горизонте появилось ползущее мясное поле. Перед ним спешили крупные твари, толстяки и лужи, тысячами они словно пытались убежать от нагонявшего их моря перемешенных костей, обломков зданий, опоясывающих их мышц и сваленных в кучу деревьев.

— Не приближаться! — донесся до меня напряженный голос Романа. — Есть сведенья что эта дрянь бьёт щупальцами на триста метров!

Эта информация стала для меня шоком. Почти полкилометра, хотя при такой массе и неестественной поддержке всей конструкции полями диссонанса могло быть и хуже. Вот только мой клинок, даже при максимальном усилении с Гнева империи, на полкилометра не выдвигался. И единственное что нас пока спасало — приближающееся бедствие никуда не спешило.

— Что прикажете? — спросил у меня ошалевший от увиденного Василий.

— А есть другие варианты? — усмехнулся я, глядя на заполонившую все от горизонта до горизонта ползущую к нам живую массу. — Огонь из всех орудий. Мин и снарядов не жалеть. Расходуйте всё, отступать будем налегке.

— Понял вас, ваше высочество. — кивнул Строганов. — Пленных не брать, патронов не жалеть! Огонь из всего что достает до врага!

Это был практически бесполезный, отчаянный шаг, но иначе было нельзя. Я же тоже не жалел времени даром и рыл, рыл без конца, выкидывая пласты земли в несколько тонн весом, лишь бы расширить и углубить ров перед нашими позициями. Остановить монстра я даже не надеялся, но хоть слегка замедлить, выиграв время нашим тыловым частям и до последнего не желавшим убираться с войны идиотам гражданским.

Артиллерийская канонада не прекращалась ни на секунду на протяжении почти суток. Плотность огня была такой что срезало даже случайных толстяков и лужи, попавшие под огонь. Но основного противника это конечно остановить не могло, лишь замедлить, заставив отдергиваться и терять щупальца под взрывами мин и снарядов.

И несмотря на то, что скорость твари составляла считанные сотни метров в час, приближалась она всё равно слишком быстро. А еще — неотвратимо, как настоящее природное бедствие, правда от природы в этом противоестественном монстре не было совершенно ничего живого.

За каждую минуту, за каждую выигранную секунду я был благодарен каждому из бойцов на передовой. Они не хотели уходить, не хотели покидать позиции, и начали отступление только когда заканчивались боеприпасы, под гневными и одновременно опекающими взглядами отцов командиров. Я же с пользой использовал всё подаренное мне время и к моменту, когда щупальца твари приблизились к городу, сумел вырыть наполнившийся из подземных источников ров. Может даже небольшое, но очень протяженное озерцо.

Почти семь километров длинной и тридцать метров шириной. Глубина получилась не очень существенная, метров пять, но даже такой подвиг дался мне невероятными усилиями и использованием не по назначению реакторов на Гневе империи. Но когда тварь таки добралась до рва, я вдруг понял — всё это было не зря!

Первые щупальца монстра окунулись в воду и быстро отошли назад. Тварь осторожно ощупывала дорогу, пытаясь найти сухое место, но не могла остановится. Кажется, задние части тела давили на передние, и хотя при многократном увеличении камер на чудовищном теле можно было разглядеть множество глаз, вряд ли это бедствие имело мозг в привычном нам понимании. А уж согласование действий такой туши внутри своего тела, и вовсе было делом почти не реальным.

Вот передний край, подталкиваемый кусками плоти что находились дальше, невольно опустился к воде, сморщился, но продолжил ползти дальше. Вот щупальца перекинулись через водоем, в попытках поднять над ним многотонные отростки, но не сумели, подломившись под собственным весом. Жуткий монстр плюхнулся в воду, своим краем, но все равно не остановился, постепенно заполняя собой все озеро.

Но чем дальше тварь продвигалась, тем медленней шло её движение. Чудовищное строение монстра заставляло его притормаживать в холодной воде, а нервные импульсы наконец начали доходить до центрова обработки информации находящиеся за километры от этого места, и им тоже не понравилось происходящее.

— Он что, застрял? — удивленно спросила Ангелина, сидевшая за штурвалом второго пилота. Там же ему по колено, условно.

— Скорее превратился в тяни-толкая. — ответил я внимательно наблюдая за противоречивыми импульсами твари. А посмотреть было на что. Теперь, при максимальном увеличении, можно было различить что тело катастрофы не однородно, оно будто состояло из множества отдельных центров, принимавших решение коллегиально. Не слишком умных центров, вроде насекомых.

Так и представлял себе, как одна часть говорит — мне холодно и мокро, уберите меня отсюда, а другая возражала — а мне уже сухо, давайте быстрее перейдем. Третья же наоборот, лезть в холодную весеннюю воду не желала… И это тоже выигрывало нам драгоценные мгновения, позволяя лучше изучить и оценить размеры твари, которые были воистину циклопическими.

— Смотрите, кажется, оно начинает впитывать воду. — проговорила Ангелина, выделяя участок, который стал чуть более блестящим и будто маслянистым. Интересное наблюдение, которое вряд ли нам что-то давало, кроме того, что вместе с деревьями и кусками застрявших в ней зданий тварь поглощает и воду.

— Интересно, вот человек на восемьдесят процентов состоит из жидкости, а это… вот, оно на сколько? — проговорила в задумчивости Ангелина, невольно натолкнув меня на интересную мысль.

— У нас есть кабели? Любые пропускающие электричество, но не меньше полукилометра? — спросил я, нажав кнопку вызова машинного отделения.

— Швартовочные тросы, должны ток пропускать. — ответил через несколько секунд глава тех службы. — Что делать?

— Крепите их к реакторам, так чтобы они не оторвались под собственным весом, а затем начинайте медленно спускать. — приказал я. — Удерживать высоту и позицию, чтобы на с не болтало как в проруби. Постараемся!

— Так точно! — еще не понимая в чем дело, но с воодушевлением отчеканили офицеры и буквально через двадцать минут, когда тварь вновь начала движение, ей попался на пути очередной болтающийся кусок непонятного и ненужного мира. Одно из щупалец попробовало убрать трос, и корабль мотнуло в сторону, но крепления выдержали, а когда еще несколько кабелей коснулось твари я перевел всю энергию кроме маршевых двигателей на провода.

Тварь сжалась, попробовала выплюнуть проглоченное, отгородится от внешней угрозы щитами, да только в местах соприкосновения с телом она уже была мертва и молнии проникали на много сотен метров во все стороны, выжигая плоть, которая не давалась под напорами напалма, мин и снарядов.

— Отказ третьего энергоблока, выходная мощность восемьдесят три процента! — ворвался в мое сознание обеспокоенный голос инженера. — Критическое состояние генераторов со второго по пятый! Трос плавится…

— Остановите меня только когда будет риск крушения. — сказал я, вновь отдавая всего себя резонансным реакторам. Молнии, расходящиеся от разогревшихся до бела тросов, начавших плавится и расслаиваться под собственным весом, расходились на сотни метров, покрывая тварь почти целиком.

Жуткий, чудовищный, искаженный монстр, настоящее ползучее бедствие всё же оставался живым, и это был главный его недостаток. Плоть слаба, а плоть, которую бьет ток в несколько тысяч вольт — еще слабее.

— Всё… Сашенька — всё он горит! — тряся меня за плечо кричала Ангелина, и в последний раз взглянув на мерцающие обзорные экраны я с удовлетворением отметил что да, тварь полыхает по всей поверхности. Бедствие остановлено. По крайней мере одно из них. И с удовлетворением от проделанной работы провалился в глубокий сон.