И вот, ребята, из глубины Брянских лесов рано-рано утром в Москву выехала печь с прицепом. Прицеп — это избушка на курьих ножках.
На печи сидел Емеля и очень важно, не торопясь пил чай из самовара. Печь двигалась мягко и легко. Как будто она ехала на воздушной подушке. На коленях Емеля держал любимую гармошку, но не играл на ней, а сигналил, если видел на дороге человека, теленка или бестолковую курочку рябу.
Избушка на курьих ножках торопливо бежала за печкой, старательно обегая рытвины и канавы. Ее пластмассовые ножки пружинили, как хорошие рессоры.
Небо начинало наливаться дневной синевой. Вовсю пели птицы. Настроение у наших путников было как на первое мая. Тучи мух и слепней крутились над избушкой. Они думали, что это лошадь, и пытались ее кусать, но у них ничего не получалось.
В избушке Кощейчик и Бабешка-Ягешка играли в азбучное лото. Иногда они высовывались в окно и кричали Емеле:
— Эй, Емеля, а ты за дорогой следишь?
— А чево ж я, по-вашему, делаю! — отвечал Емеля, лежа на спине и внимательно рассматривая небо. При этом он думал всякие умные мысли:
«Вот если это облако с неба шлепнется, так ведь расшибет меня вдребезги… Потому что оно похоже на утюг. А это облако похоже на соседа нашего Змея Горыныча. Три головы у него и один живот — не прокормишь».
И вдруг он понял, что это не трехголовое облако, похожее на Змея Горыныча, парит над ним, а сам Змей Горыныч, похожий на трехголовое облако, приближается к нему. И Змей Горыныч все ниже и ниже. Он вот-вот схватит Емелю и съест.
Тогда Емеля бросил в печку кусок шифера. И как только Змей Горыныч подлетел ближе, печка как выстрелит! Как плюнет Змею огнем в брюхо! Змей так испугался, что всю печку пометом испачкал и в небо взвился не хуже того бомбардировщика. Бедный Емеля полчаса приводил себя в порядок.
На пути из лесов в Москву то и дело возникали перекрестки. Что такое перекресток? Это такое место, откуда одна дорога идет прямо, другая направо, третья налево. Я уверен, что ты, юный читатель, знаешь, где право, где лево… То есть я надеюсь… да…
И вот как раз на пути у наших путешественников появился такой перекресток. На перекрестке стоял плакат, а на нем было написано:
«←-МОСКВА—МИНСК→».
И стал Емеля думать: куда теперь ехать? Ведь читать-то он не умел.
— Давайте поедем туда, — сказал Емеля и показал рукой направо. — Раз стрелка короче, значит, и дорога короче.
— Ты что, балбес, не понимаешь, что надо ехать в другую сторону! — закричала Бабешка-Ягешка и показала рукой в сторону длинной стрелки. — Потому что эта длинная стрелка главнее.
— Надо ехать вон туда! — вмешался Кощейчик и показал рукой прямо. — Потому что эта дорога лучше. Никаких тебе ухабов, один асфальт. Я ни за что не поверю, чтобы дырки к Москве вели.
А эти-то дырки и ухабы как раз к Москве и вели. В небе над печкой и избушкой кружилась большая ворона. Она закричала сверху:
— Эй, вы, темнота лесозаготовительная, вы не видите что ли, что Москва вон там, где длинная стрелка? Поезжайте туда, в сторону солнца.
И наши герои двинулись в сторону солнца, то есть как раз в сторону Москвы. Теперь они уже знали и понимали, если есть такая стрелка ←- и слово «МОСКВА», значит, надо ехать туда, куда эта стрелка показывает.
Вовсю грело солнце, на небе не было ни тучки. Жара уже начинала надоедать. Наши герои проголодались и захотели пить. Только не Емеля. Он на своей печи все время кипятил самовар и блины себе жарил.
— Емеля! — закричал Кощейчик. — Дай блинков-то!
— Сейчас, — ответил Емеля со своей печки. — Только сначала разбегусь.
— Чего он сказал? — спросила Бабешка-Ягешка.
— Он сказал «сейчас». Только разбежится сначала.
Однако Емеля лежал на печи, жевал блинчики и вовсе никуда не разбегался.
— Эй, Емеля! — закричал Кощейчик. — А почему ты не разбегаешься?
— Сейчас, — отвечал Емеля. — Сейчас разбегусь. Только валенки надену.
— А зачем тебе валенки надевать? — удивился Кощейчик. — Ведь вокруг лето. Жара на дворе. И разбегаться не надо, наоборот, надо тормозить.
— Вот-вот, — согласился Емеля. — Сейчас я валенки надену и буду тормозить.
— Да он просто издевается, — решила Бабешка-Ягешка. И приказала избушке — Избушка, избушка, на месте стой, раз, два!
Избушка как упрется ногами в асфальт, как остановится, трос как натянется! Печка тоже остановилась — раз! — и Емеля со своими блинчиками так и вылетел вперед на дорогу!
— Пойдем искать «Столовую»! — сказала Ягешка Кощейчику.
— А как мы узнаем, что это «Столовая»? — спросил Кощейчик. — Ведь мы же читать не умеем.
— «Как узнаем, как узнаем!» — передразнила Бабешка-Ягешка. — По запаху, вот как.
Они пошли по поселку и стали нюхать. Около одного каменного дома Кощейчик сказал:
— Ой, как хорошо пахнет! Наверное, это «Столовая».
А это была кузница, там машинное масло пролили.
Кощейчик и Бабешка вошли. Сели за маленький столик в углу и говорят каким-то людям у огня:
— Дайте нам что-нибудь горяченького.
Им раскаленную рессору принесли.
Кощейчик разозлился, эту рессору голой рукой схватил — он же бессмертный, ему ничего не будет — и как закричит:
— А ну тащите сюда котлеты—квас, не то я весь ваш сарай сожгу к чертовой матери!
Кузнецы в кузнице испугались и отдали ему всю курицу, которая в этом же горне у них жарилась. Потом они Кощейчика и Бабешку-Ягешку чаем напоили и все звали Кощейчика в ученики:
— Нам позарез такой толковый и шустрый парнишка нужен. Да с такими руками крепкими. Да который огня не боится.
Но Кощейчик отказался:
— Я сначала школу закончить должен, грамоте научиться. Вот когда обратно поеду, тогда и поговорим.
И они дальше в Москву поехали.
И вот на второй день путешествия рано-рано, когда утро только начало красить нежным светом стены древней гостиницы «Метрополь», перед нашими героями открылась Москва. И сразу же закрылась, потому что сотрудник ГАИ с палочкой Емелю на печи остановил и стал допрашивать:
— Что это за транспортное средство у вас? Где документы на право вождения? И что это за сарай за вами бежит?
— Какое такое средство? — не понимал Емеля. — Печь обыкновенная.
Но сотрудник ГАИ в синей милицейской форме не унимался. Он дальше про Емелину машину спрашивал:
— А какой она марки? Это что — МАЗ, КАМАЗ? Или это МЕРСЕДЕС в печном варианте? А может, это шведский вездеход с дровяным подогревом для северных условий?
— Сам ты, синенький дяденька, шведский вездеход с дровяным подогревом для северных условий, — отвечал Емеля. — Я же тебе говорю, это печь обыкновенная, деревенская, русская.
Милиционер дальше спрашивает:
— Сколько в ней лошадиных сил?
Емеля сильнее удивился, глаза вытаращил:
— Ты что, дяденька, совсем умом тронулся? При чем тут лошадиные силы? Лошадиные силы у нас в деревне остались. В ней никаких сил, одни кирпичи.
Милиционер уже совсем запутался:
— А сколько в ней лошадиных кирпичей?
— Не знаю, — говорит Емеля, — сколько в ней лошадиных кирпичей. И вообще, отвяжитесь вы от меня! Мне в школу ехать надо.
Но милиционер не согласен:
— Вы же ничего про ваше транспортное средство не знаете. С такими знаниями не по городу ездить надо, а весь день на печи лежать.
— А я и лежу весь день на печи, — сказал Емеля. — Разве не видно?
— Покажите мне ваши права, — требует милиционер.
Емеля подал ему свои права. Милиционер посмотрел и говорит:
— По-моему, владелец этих прав давно умер.
— Почему? — спрашивает Емеля.
— Потому что там, где должна быть подпись, там крестик стоит.
Емеля глаза вытаращил и как закричит:
— Да ты что, синенький дяденька, совсем того? Как же это он помер, когда он здесь перед тобой стоит! Это я так расписываюсь крестиком. Я же неграмотный. Ты, синенький дяденька, глаза-то протри!
Милиционер рассердился:
— Какой я тебе синенький дяденька! Ко мне надо обращаться — товарищ милиционер.
— Товарищ синенький дяденька милиционер, — говорит Емеля. — Ты глаза-то протри. Вот тебе тряпочка.
— Опять синенький дяденька! — закричал милиционер. — Не хочу я быть синеньким дяденькой.
Тогда Емеля прошептал в кулак:
— По Щучьему Велению, по моему хотению, хочу, чтобы синенький дяденька стал красным дяденькой. — Потом он подумал и добавил — И того хочу, чтобы его будка красной сделалась да и чтобы вся эта улица красной стала.
Щучье Веление в основном Емелиного папу обслуживало. Но иногда и Емеле помогало, когда Емелин папа Емелю баловал. Вот и в этот раз Емеле три Щучьих Веления с собой в дорогу дали. Мало ли что какие трудности!
Смотрит Емеля — Щучье Веление его приказание наполовину выполнило. Оно синенького дяденьку красным сделало и будку красной. (Милиционер стоит, сам на себя удивляется, глаза протирает).
А улица как была вся разноцветная, в основном зеленая, так разноцветная и осталась.
Емеля на Щучье Веление заругался:
— Ты почему халтуришь, плохо работаешь? Я вот все тятеньке расскажу. Почему эта улица не красная?
— Да ты, Емелюшка, глаза-то разуй. Как же она не красная, когда она абсолютно красная. Раньше как она называлась?
Милиционер слышит, что кто-то про название улицы спрашивает. Он, как в полусне, отвечает:
— Она называлась «Улица Маршала Дурасова».
— А сейчас как она называется?
Милиционер отвечает:
— И сейчас она точно так же называется: «Улица Маршала Дурасова».
— Во, — говорит Щучье Веление, — врет и не краснеет. Да ты на табличку с названием посмотри.
Милиционер говорит:
— Во-первых, я не вру. Милиционерам врать не разрешается. А во-вторых, я краснею. Посмотрите, я совсем красным стал с ног до головы.
Но все-таки на табличку с названием посмотрел и сам себя по лбу хлопнул:
— Очень странно. Сейчас она называется улица «Красная». И получается так, что я и вру и краснею. Потому что я красным стал с ног до головы. Значит, теперь я не милиционер, потому что красных милиционеров не бывает. А раз я не милиционер, мне можно неправду говорить.
Тут Щучье Веление совсем распоясалось и как закричит:
— Неправду никому нельзя говорить!!!
Милиционер спрашивает:
— Даже президенту нашей страны? Даже нашему начальнику городской милиции?
— Даже всем начальникам, вместе взятым и в пучок связанным.
Милиционер подумал и вдруг заявил:
— Отвяжитесь от меня, граждане. У меня все дяденьки кровавые в глазах.
Он с места немедленно в химчистку побежал:
— Отсините меня в обратную сторону, дорогие товарищи, не бывает красных милиционеров!
— Видишь, Емеля, — говорит Шучье Веление, — я одно твое веление выполнило, как твой тятенька мне приказал. У тебя еще два осталось.
И тут к пункту ГАИ подъехала молодая учительница Ирина Вениаминовна Мотоциклова. Подъехала она, разумеется, на мотоцикле. Она сказала Емеле, Бабешке-Ягешке и Kощейчику:
— Здравствуйте, мои дорогие! Следуйте за мной!
После этого Емеля на своей печи и избушка на курьих ножках торжественно в город въехали. И больше их милиция не задерживала. И погода была как на праздник — до осени еще далеко, а весна еще недавно была.