ГРАС. Компиляция. Книги 1-8

Глава первая ДЕБЮТ

Июнь обещал быть жарким — и обещание своё держал. Впрочем, солнечные лучи тщетно пытались пронести тепло сквозь тонированные стекла кабинета на третьем этаже широко известного московского здания. Даже те жалкие остатки, которые не были отброшены вспять с присущей всему зданию строгостью, не могли разогреть воздух в помещении. Импортный кондиционер уничтожал следы их энергии без особого труда.

А будь в комнате и жарко, два находившиеся в ней человека вряд ли бы обращали на это внимание — до того они были увлечены беседой. Им нравилось работать вместе — это чувство поймет каждый, кому доводилось сообща выполнять какой-нибудь сложный творческий проект. При условии, конечно, что ему повезло с партнерами. Тем, кому не повезло, бесполезно это пересказывать. Но тот, кто хотя бы один раз в жизни испытал наслаждение от совместного творчества в работе, начинает понимать, почему, играя, улыбаются друг другу джазовые музыканты.

Формально один из сидевших в кабинете был начальником другого, но отношения между ними были дружескими. Административные условности не лишали их тех драгоценных минут сотрудничества, когда удачной идее партнера радуешься не меньше, чем своей собственной. Правда, результатом этих изысканных комбинаций нередко бывали большие неприятности, возникавшие у людей, которые работали под вывеской того же учреждения, что и упомянутый творческий дуэт. А неприятности порой бывали очень масштабными. Настолько большими; что состояние здоровья человека могло резко ухудшиться —так, что его приходилось хоронить.

Потому что беседовавшие были сотрудниками отдела внутренних расследований Федеральной Службы Безопасности — контрразведки внутри контрразведки. Предметом их заботы была чистота рядов этого российского силового ведомства. Сейчас они занимались тем, что отшлифовывали план очередного мероприятия по «проверке на вшивость» некоторых из своих сослуживцев.

— Результат должен быть четким, как в формальной логике, —рассуждал высокий светловолосый полковник Пятницкий. —Плюс или минус. Единица или ноль. Была утечка информации или ее не было.

Серо-голубые глаза его всегда смотрели на собеседника холодно и критически, даже когда он улыбался.

— Однако проверяемых двое, — напомнил подполковник Плющ. — А ситуация одна.

— Нет, не одна. Мы это продумали. Операция одна, а в ней два этапа, две ситуации. Насколько возможно, нужно развести эти две ситуации во времени.

— Может быть, тогда проверку Власова отложить до другого раза, Николай Николаевич?

В отличие от своего начальника, Плющ был невысокого роста крепышом, темно-русым, круглолицым. Карие глаза его, казалось, всегда чуть смеялись, даже когда он оставался серьезным. Каждый из них сидел за своим столом. Пятницкий курил, а подполковник катал по столу увесистый стальной шарик, один из своей богатой коллекции. Собирать шарики он начал ещё мальчишкой. Тогда он ещё учился метать их точно в цель. То ли за это увлечение шариками, то ли за мастерское умение пользоваться детектором лжи коллеги по работе прозвали его Полиграф Полиграфычем. Сейчас со стороны могло показаться, что он в чем-то не согласен с Пятницким. Спор, однако, был больше игровым. Друзья-сослуживцы проверяли совместно составленный план на прочность.

— Уж очень удобный случай, —возразил товарищу Пятницкий.

— Жадность фраера погубит.

— Ничего страшного. Таежные экспедиции бывают очень продолжительными. Можно успеть провести оба мероприятия. Обстоятельства за нас, а время, думаю, сейчас работает против нас, — Пятницкий помолчал, глядя как обрушивается в пепельницу нагоревший на сигарете серый столбик. — Борисов, насколько мне известно, сейчас ничем особенно не занят —тем больше шансов, что Яковлев согласится его отпустить. Жаль, что генерал наш отсутствует — разговаривать с руководством придется мне. А может, это и к лучшему.

— Да, без приказа Главного Пожарника генерал Яковлев своего Кабана на роль слепого агента не отдаст. А почему вообще Дудукину приспичило использовать в этом деле именно Борисова?

— У них старые счеты ещё с Афганистана. Ты же знаешь, какие характеры у того и у другого. Дудукин на фамилию "Борисов" реагирует как бык на красную тряпку.

— Только для того, чтобы погонять старого врага по тайге или подставить его под пулю? — стальной шарик пересек стол, словно выпущенный из пушки.

— Похоже, что так. Ну, нам это как раз на руку. А что касается пули... Кабан опытный вояка, ему не мешает время от времени поразмяться, а то форму потеряет. Есть мнение, что засиделся он в Москве.

Отвечая Плющу, полковник Пятницкий ещё раз оценил проницательность своего сотрудника. Молодец, чувствует сложную мотивацию Дудукина, хотя фактами и не владеет. Впрочем, фактами Николай Николаевич и сам владел не вполне. Мысль "припахать" Борисова в намечаемой против чеченской мафии операции подбросил генералу Дудукину Вятич, а придумал это, видимо, он сам или его сотрудник по кличке Лесник. Полковник догадывался об этом, потому что Вятич, Лесник и сам Пятницкий были членами конспиративной патриотической организации, называвшей себя Братством. Ядро организации составляли офицеры госбезопасности, а задачи, которые они перед собой ставили, в целом совпадали с задачами ФСБ, с той разницей, что силовое ведомство формально подчинялось российскому правительству и президенту, а Братство никакого руководства над собой не признавало и признавать не собиралось. Подполковник Плющ не был членом Братства и, несмотря на приятельские отношения, выказывать перед ним свою осведомленность Пятницкому не было никакого резона.

— Так, мне завтра на доклад. Давай проговорим все ещё раз. Смысл операции в том, чтобы получить неадекватную реакцию на раздражающий фактор. Если чеченцы будут знать, что парочка подозрительных геологов, от которых за версту несет госбезопасностью, вертится возле их подопечных и объясняет свое присутствие всякими небылицами, они должны будут этими геологами заинтересоваться. И как-то активно свой интерес проявить. Все правильно?

— На месте Мамитова я бы заинтересовался, — кивнул Плющ. Он слегка толкнул свою игрушку пальцем, и шарик медленно, словно нехотя, докатился до края стола, но не упал, задержавшись на последнем миллиметре.

Сидевший напротив полковник, машинально следя за шариком, уверенно сказал:

— Не проявить интерес они могут только по одной причине: если будут знать ответ. Удовлетворительный ответ, кроме нас с тобой и Вятича, будет знать только полковник Буров. Что мы ему сообщим?

— Только не мы; а Вятич. Формально мы делаем полковника руководителем всей операции. Не Дудукину же этим заниматься. Как только Буров прибудет на место, Вятич передаст ему пакет с боевым заданием, который он якобы получил от Дудукина на правах заместителя командира группы. Суть задания заключается в том, что майор Борисов должен спровоцировать чеченцев, контролирующих золотые прииски в районе Подкаменной Тунгуски, на активные действия, и как только ему это удастся — отряд спецназа на "вертушках" вылетит в тайгу на помощь Борисову. Где сейчас работает Борисов, полковник не знает и удивляться не будет. Число спецназовцев, снаряжение, формулировки в приказе такие, что даже Мамитов не осмелится выступать.

— Если узнает о них.

— А если он узнает...

— Тогда мы уже конкретнее будем разрабатывать Бурова. Отец Николай и Вятич проводят его до Москвы, а тут мы уже возьмемся за него всерьез. Как говорит отец Николай: "Церемонии оставьте мне".

— Но если все-таки Мамитов попытается "разъяснить" наших геологов?

— Нормальная здоровая реакция. Для нас это будет означать, что полковник Буров не работает на чеченцев. А для людей Мамитова это кончится однозначно плохо. Генерал Яковлев не будет разглашать служебную тайну, но... он же в душе интеллигент. Ученый. Наверняка как-нибудь предупредит Борисова, чтобы тот был настороже.

— Это верно, — согласился подполковник. — Очевидно, Кабан будет начеку. Тогда финал первого этапа ясен. После этого мы уводим экспедицию подальше от приисков в тайгу, сбиваем чеченцев со следа и начинаем второй этап. У бандитов уже нет причин интересоваться Борисовым, и долго искать его по тайге они не станут...

Пятницкий загасил окурок в пепельнице.

— Если только Штабист не передаст им нашу информацию,

— Не знаю, поверят ли они в эту легенду.

— Поверят. В истории они не очень сильны, их познаний хватит ровно настолько, чтобы поверить. К тому же, чеченцы занимаются именно золотом, а утех, кто имел с ним дело, есть одно профзаболевание...

— Золотая лихорадка.

— Самого глупого и обкуренного заколотит — и цепная реакция охватит всех. Одно дело — собирать дань с мелких артелей по тайге. Это нудно, скучища, никакой анаши не хватит для окрашивания досуга. А тут вдруг сами в руки плывут десятки пудов колчаковского золота, бриллианты, старинные драгоценности, да все это сразу, одним махом! Пусть даже двое чекистов с заветной картой умеют драться и стрелять — не боги же они... Все люди смертны.

— Если чеченцы стянут силы к Пристани или Хрустальному и полезут в тайгу искать Борисова, у нас будут серьезные основания заняться Штабистом. А Вятич получит возможность поохотиться в тайге на горных волков.

Пятницкий подумал, что азартный охотник и ярый русофил подполковник Тимашов (служебный псевдоним — Вятич), наверное, для того и затеял всю эту операцию, которая в документах отдела по борьбе с организованной преступностью проходит как "мероприятия по выявлению преступных связей чеченской группировки в Средней Сибири".

— Ну, а если не полезут — тогда Власов чист, — полувопросительным тоном сказал Плющ.

— Да. В науке отрицательный результат тоже результат. А у нас... — полковник вспомнил старый каламбур одного из своих сослуживцев, — ...отрицательный результат можно считать положительным.

— А Главный Пожарник будет знать подробности? — осторожно спросил подполковник.

— Зачем ему подробности? — пожал плечами Пятницкий. — Предположим, он чем-то конкретным завтра заинтересуется... Пусть. Мы же знаем, что он работает не на чеченцев.

Они помолчали. Полковник повернул к себе другой стороной легкую пепельницу, стоявшую на столе. Плющ, размышляя, гонял по столу свой шарик. Глядя на изящную, современного дизайна, пепельницу с нарочито простыми изгибами и очертаниями, Пятницкий зачем-то сказал:

— Игра игрой, но даже полиграф можно обмануть: Ты это знаешь лучше меня. А вот в таких заварушках, когда у противника и у нас на карту поставлены живые бойцы, выясняется, кто чего стоит —и выясняется истина. Есть много способов, но этот —самый надежный.

— Не у всякого хватит духа положить десятки своих лучших бойцов ради того, чтобы сохранить одного стукача, — кивнул подполковник.

На следующий день полковник Пятницкий докладывал свою часть проекта "Тунгусский след" человеку, которого у себя в отделе они называли Главным Пожарником — руководителю Федеральной Службы Безопасности РФ. Двумя часами позже длинный, как жердь, с вечно вытаращенными глазами генерал Дудукин должен был изложить свою часть проекта. Пятницкий был в курсе его, в общем, незамысловатых планов: через своих агентов отследить систему оповещения и связи у бандитов с помощью раздражающего фактора —экспедиции майора Борисова. Желчный и чересчур самостоятельный Борисов, к которому —это Пятницкий должен был признать —словосочетание "раздражающий фактор" подходило как нельзя лучше, работал теперь в отделе науки. Не так давно Дудукин и другие начальники приложили немало усилий, чтобы отстранить его от оперативной работы. Теперь вот требовался приказ Главного Пожарника, чтобы достать Борисова обратно.

— Вы запускаете дезинформацию через проверяемого и отслеживаете, прошла ли она к...

— Противнику, —закончил фразу полковник.

— Способ старый.

— Но простой и надежный, — внимательно глядя на начальника, сказал Пятницкий. Тот чуть поморщился, словно тема разговора была ему неприятна. Генеральская форма совершенно не шла к его сугубо штатской физиономии. Возможно, по этой причине дубовые листочки, на которые соскользнул взгляд полковника, навели его на мысли о бане.

— Кого Вы подозреваете? —спросил руководитель Федеральной Службы Безопасности.

— Мы не подозреваем. Просто проверяем, —спокойно ответил Пятницкий и подал ему два листа бумаги с короткими справками о проверяемых сотрудниках.

— Буров Семен Васильевич. Помню прекрасно. Тот самый, который один-единственный жив остался? — вполголоса спросил новоиспеченный генерал.

— Да, он. Штабная рота и взвод боевого охранения — все были перебиты, а полковник остался жив. Повезло, очевидно. Но проверить нужно, — Пятницкий говорил с небольшими паузами, поощряемый начальственным вниманием.

— Все ясно. А этот... майор Власов?

— Вероятная утечка оперативной информации. Провал одной из операций при штурме Грозного. Помните? Секретность тогда была недостаточной, это усложняет нашу работу, но мы постепенно проверяем всех, кто так или иначе имел отношение к подготовке той операции. К сожалению, их было слишком много. Вот, добрались до Власова. Вернее, подошла его очередь.

— Война затихла, а Вы все работаете. Это хорошо, — сказал генерал, но слова прозвучали не очень уверенно. По лицу опять пробежала гримаса, как будто то, чем занимался Отдел внутренних расследований, было ему неприятно. Пятницкий, однако, был прекрасно осведомлен, что чистоплюем их теперешний босс не был, в интригах и грязных кремлевских делишках последнего времени изрядно преуспел. Но как-то без азарта, входившей в моду хищности и крутости, а по долгу службы... И не потому, что вкуса к этому не было или хитрости недоставало. Полковник через своих соратников по тайному Братству прекрасно знал, что Главный Пожарник изворотлив и хитер необычайно и ради спасения себя и своего хозяина способен изобретать многоходовые комбинации.

Вот только хозяина он выбрал неудачно. Против собственной природы идти очень трудно, а по натуре Главный Пожарник был прежде всего Человеком Системы, идеальным функционером. В хозяева же этот вечный ведомый выбрал себе разрушителя системы, человека, который провозгласил Эпоху Большого Хапка: "Хватайте, кто сколько сможет проглотить! Все можно!"

В таких условиях шеф ФСБ прослыл человеком нерешительным, чуть ли не слабохарактерным. Даже оставаясь любимчиком президента, он не мог избавиться от имиджа — в какой-то степени — неудачника. Полковник и другие "братья" догадывались, что при другом правителе, таком, который сумел бы сказать: "Ша! Добычу буду делить я и только я!", Главный Пожарник запомнился бы современникам абсолютно другим. Он вошел бы в историю как человек несгибаемый и беспощадный. Говорят, что таким же бесхарактерным был Железный Феликс. Совершенно несамостоятельный, Человек Системы, он был эталоном воли и настоящего личного героизма — потому что всегда спиной чувствовал могучую, непреклонную волю вождя.

— А зачем Вам понадобился Борисов? —недоуменно спросил Главный Пожарник. — Сотрудник Отдела научных исследований, начальник маленькой специальной группы...

— Инициатива идет из Отдела по борьбе с терроризмом, у них какие-то свои соображения. Видимо, генерал Дудукин Вам о них скажет. А мы не возражаем.

Даже больше того: у нас есть причины поддерживать эту инициативу. Одна из них, например, такая: ГРАС может служить очень удобным прикрытием сверху, если сибирская операция получится шумной и будет нездоровый резонанс. Для публики мы подготовим другую легенду, а для закрытой правительственной комиссии, если понадобится, можно будет рассекретить Борисова.

— Грубо говоря, сдать, —все так же тихо произнес начальник, на этот раз без оттенка брезгливости.

— Так точно, сдать, потому что от работы его придется в таком случае отстранить. Но при любом расследовании Борисов сможет сказать только то, что его отправляли на Подкаменную Тунгуску в научную экспедицию. А на виду там будет только он, не считая напарника, конечно.

— Ясно, —кивнул шеф и, подумав, спросил, как будто "на засыпку":

—А кстати, как залегендирован маршрут экспедиции?

— Маршрут разработан, но Борисов его знать не будет, — с готовностью ответил полковник. — Он будет находиться как бы в свободном поиске. Его проведут по маршруту вслепую.

— Ну что ж, —удовлетворенно сказал Главный Пожарник. — Одобряю. Действуйте.

Пожимая на прощание руку полковнику Пятницкому, он сумел совладать со своим лицом, но, глядя, как тот направляется к двери, всемогущий генерал в очередной раз поморщился. Только это была не брезгливость. Он просто прогонял из сознания сцену, которую навязчиво подсовывало ему воображение: полковник Пятницкий приносит ему на утверждение проект операции по проверке его самого, руководителя госбезопасности. Пятницкий устремляет на него свои глаза цвета голубоватой стали и спокойно сообщает: "Мы ни в чем тебя не подозреваем. Просто подошла и твоя очередь, Главный Пожарник".

Прошел ещё один день. Генерал Яковлев после разговора с начальством возвращался в свой кабинет в отвратительном настроении. В ведении Владимира Константиновича находились собственные научные исследования ФСБ, некоторые вопросы технической поддержки оперативных Отделов и частично промышленный шпионаж. Большинство его подчиненных совершенно не соответствовало тому образу контрразведчика-супермена, который сложился в общественном сознании. Выдающимися физическими данными и мгновенной реакцией они не отличались. Их рабочие места были за компьютерами и в лабораториях. Контора предъявляла к ним иные требования, чем к сотрудникам остальных подразделений. На таком фоне переброшенный к Яковлеву несколько лет назад ветеран четырех войн, мастер рукопашного боя Юрий Николаевич Борисов смотрелся особенно выгодно. Генерал в молодости сам увлекался борьбой и хотел видеть своих сотрудников более спортивными. В общем, Яковлев увидел в опальном майоре подарок судьбы.

Опалы, собственно говоря, особой не было. Была естественная реакция административного механизма на человека, который пытается прыгнуть выше головы. Борисов уже в Афганистане зарекомендовал себя как человек неуправляемый в боевой ситуации и трудно воспитуемый после нее. Речь даже шла о понижении в звании. Однако операции с участием Борисова заканчивались сравнительно успешно. Сложно было судить, благодаря или вопреки его своеволию.

Он выполнял спецзадания в Закавказье и других "горячих точках", а после Таджикистана его и вовсе понесло против течения. Позже он говорил Яковлеву, что вообще хотел тогда уйти из Конторы, от стыда. Вместо этого он стал проталкивать наверх проект создания спецчастей, которые могли бы незаметно и быстро пересекать границы трех-пяти государств, выполнять боевые задачи, спасать раненых. Наверху предложения Борисова сочли сумбурными и технически невыполнимыми. Однако судьба расстрелянной погранзаставы не давала майору покоя, и он упорствовал. Надо сказать, свою оперативную кличку —Кабан —он получил недаром. Были определенные общие черты характера. Да и комплекции.

Руководство службы прикомандировало, а затем и переподчинило Борисова генералу Яковлеву —с тем, чтобы упрямец сам убедился, что технически его прожект невыполним. Историк по образованию, Борисов в научно-техническом отделе был белой вороной. Для начала Владимир Константинович нашел выход майорской энергии в том, что сделал его инструктором рукопашного боя для офицеров своего отдела, попутно воплотив свою давнюю мечту. Спокойно, на равных беседуя с ветераном четырех войн, генерал разобрался в проекте и выяснил, что технически он вполне решаем. Дело в отсутствии политической воли у руководства. Узнав об этом, майор не то чтобы отчаялся, но как-то угомонился. "В конце концов, руководство приходит и уходит, Юрий Николаевич, — сказал Яковлев. —Пережди".

У себя в кабинете Яковлев взял телефонную трубку и посмотрел на часы: дело шло к полудню. Майор мог быть здесь через двадцать минут. Не так уж далеко находится борисовский "хуторок". Но разговор обещал быть для генерала неприятным, и хотелось его отложить.

Полгода назад в его отделе была образована Группа по Расследованию Аномальных Ситуаций (ГРАС). Основной задачей этого подразделения была работа с совершенно не исследованными явлениями, представляющими потенциальную угрозу для человека. Группу поначалу предполагалось сделать маленькой, но оснащенной. Ей целиком отвели один из особняков яковлевского ведомства в Хлебниковом переулке. Против кандидатуры Борисова на должность руководителя группы никто не возражал. Сказано было: "Он собирался сбрасывать спецназ в горячие точки с летающих тарелочек? Вот и пусть занимается неопознанными объектами". Генерал отдал в ГРАС одного из лучших технарей и одного из лучших компьютерщиков, а из другого отдела прислали капитана Ларькина —химика, биолога и медика. То, что Ларькин был мастером спорта по боксу, понятно, только радовало генеральское сердце. Итого, ГРАС насчитывал в своем составе четыре человека, каждый из которых был отличным специалистом.

Группа была засекречена сверх обычного — кроме генерала и самих грасовцев, едва ли во всей Конторе набирался десяток человек, знающих, чем занимаются Борисов и его люди. Но профиль их работы служил темой для своеобразного фольклора, бытовавшего в микросреде этих немногих знающих. Их называли "охотниками за привидениями" и "маулдерами без скалли". Говорили, что пора уже писать о них "Сказку о четверке".

Уверяли, что задания своей группе Борисов придумывает сам и что он отслеживает даже, не зазвучали ли где-нибудь вдалеке трубы Страшного Суда. Хотя генерал Яковлев никому не говорил, что в утвержденном им плане работы группы, который, действительно, писал сам майор, в перечне аномальных ситуаций первой категории значится среди прочих и "конец света".

Яковлев набрал номер — точнее, номер номера в запоминающем устройстве телефона — и через несколько секунд услышал в трубке низкий, с хрипотцой голос: "Слушаю".

— Здравствуй, Юрий Николаевич.

— Здравия желаю, Владимир Константинович, — майор говорил очень ровно, не радуя слушателя не то чтобы богатством, но хотя бы наличием каких-то интонаций.

— Ничего особо серьезного?

— Текущие дела.

— Выберись сегодня ко мне. — Генерал предпочитал сразу брать быка за рога, — часам к пятнадцати.

— Есть.

— До встречи, —генерал нажал кнопочку на телефонной трубке и вздохнул. Седеющий боец с грубой кличкой Кабан вызывал у него симпатию. Поэтому будет особенно неприятно сегодня в три часа ему врать. Вешать ему лапшу на уши. Но приказы не обсуждаются. Понятно, что Борисова хотят подставить. Непонятно, почему именно его. Старые счеты? Зачем он им опять понадобился? Надо было как-то подстраховать майора. Во-первых, пусть возьмет е собой именно Ларькина — у того есть опыт работы в Отделе по борьбе с оргпреступностью, участвовал в спецоперациях, прошел школу выживания, в том числе и в тайге. Это можно приказать, не объясняя. Да, не надо мудрствовать лукаво, надо именно приказать, ничего не объясняя. Пожалуй, приказ — это самый прозрачный намек. Особенно когда имеешь дело с Борисовым.

Генерал почему-то вспомнил, что Борисова за глаза звали вечным майором. Обычно ударение при этом делают на слове "майор". А говоря о Борисове, почему- то подчеркивали слово "вечный". Прошел через огонь и воду и остался цел и невредим. Один из генералов даже додумался назвать Кабана "неразменной пешкой". Может быть, они решили в конце концов его разменять?

Предстояло оторвать от порученного дела опытного сотрудника и послать его на опасное задание, может быть, на смерть. То, что его нужно было при этом водить за нос, вызывало особое неудовольствие, и генерал Яковлев чувствовал себя в тот момент гадко.

Городской шум проникал в маленький садик перед зданием ГРАС словно из-за легкой занавески — кусты и невысокие деревья создавали чувство защищенности, принимая на себя звуковую волну. "Грубые вибрации", — вспомнил Борисов выражение одного из экстрасенсов, с которым по долгу службы пришлось встретиться. Чародей на поверку оказался шарлатаном, но говорить умел хорошо. Юрий Николаевич миновал чугунные воротца, зачем-то задержался около маленькой яблоньки, словно хотел проверить, не завелись ли среди ее листьев вредители, потом направился к двери особняка. Справа от застекленного тамбура-на кирпичной стене тускло желтела небольшая табличка: "Памятник архитектуры XIX века. Охраняется государством". "По-моему, неплохо охраняется", —привычно подумал Борисов, представив, как он сейчас выглядит на экране монитора в помещении охраны. Ренат, наверняка, уже увидел его и дал знать Большакову, чтобы тот прекратил маяться дурью и занялся делом. Илья, конечно, не поверил и включил дублирующий экран на своем пульте, посмотрел на начальника, задумчиво стоящего перед яблоней, печально вздохнул, записал игру и вышел из нее —безусловно, на самом интересном месте.

Юрий Николаевич, наконец, понял: топчется он здесь потому, что в кабинет ему совершенно не хочется идти. А хочется ему посидеть в садике в беседке. Подышать, как говорится, свежим дымком. Он свернул с дорожки в глубь дворика, устроился на деревянном коробе, игравшем в беседке роль скамьи, и закурил.

Поводов для размышлений и для некоторого недоумения, в котором он находился после разговора с генералом Яковлевым, было сколько угодно. Например, странный источник электромагнитного излучения, который появился в тайге в районе падения Тунгусского метеорита. По словам генерала, военные источником занимались и ничего не обнаружили. Пусть так, это ещё не самое странное. Это же военные. Но все же странно рассчитывать, что если они с их самолетами, вертолетами и прочей техникой, оснащенной современными радарами, ничего не нашли, то Борисов и Ларькин с десятком приборчиков локального применения смогут что-то обнаружить. Да, у нас тоже неплохая техника. Но он говорит, что источник излучения непостоянный, да и к| тому же перемещается. Почему же нас посылают пехом за ним гоняться? Может, оленей купить у местного населения?

Язви не язви, делу этим не поможешь. А чем можно помочь делу? А тем, что надо понять, в чем оно. Понять надо, а не ехидничать. Твоя задача сейчас, майор, — разобраться, в чем состоит это самое дело. Вот генерал сказал, что местное население наблюдало неопознанные летающие объекты, а радиолокационное оборудование никаких объектов не засекло. Опять-таки, знаем мы такие объекты. Если это то, о чем я сразу подумал, значит, нет никакого смысла в этой "искпедиции". Но если нас все же отправляют, значит, это не то.

На пороге здания появился высокий мужчина атлетического сложения в яркой модной рубашке и светлых брюках. Он, не торопясь, но уверенно, направился в сторону беседки. Увидев майора, не удивился, присел на-, против, выжидающе на него глядя. Наверное, прапорщик Ахмеров, дежуривший по охране сегодня, успел предупредить и Виталия о возвращении начальства. Капитан был рад отдохнуть от возни в своей лаборатории — а может, ему сегодня и заняться было нечем — и вышел узнать о грядущих перспективах., Юрий Николаевич молча курил. Ему вспомнился ещё один эпизод из беседы с генералом Яковлевым.

В конце разговора генерал спросил, сколько весит стандартный набор грасовского оборудования. Ответ он выслушал с недовольным лицом, посмотрел куда-то в сторону и, переведя взгляд на Борисова, строго отчеканил: "Приборами не перегружайся. Оружием не пренебрегай. Места глухие, небезопасные, мало ли что... Понял?" Борисов понял. Вот только что, "сварку" что ли с собой брать? Не к лицу как-то мирным геологам, пусть даже занимающимся поисками стратегического сырья, шастать по тайге с пулеметом. Ладно, что-нибудь придумаем.

— Задание? — наконец не выдержал Ларькин.

— Угу, — кивнул майор, обратив на него внимательный взгляд. Но ясно было, что мысли Борисова заняты не поддержанием беседы, а чем-то другим.

— Командировка?

— Угу, — уже с иронией подтвердил начальник.

— Далеко?

— Угу, — не удержался от явного издевательства Борисов.

— Юрий Николаевич, не томите.

— Подкаменная Тунгуска.

Ларькин присвистнул и задал следующий вопрос:

— Кто?

В командировки грасовцы выезжали обычно вдвоем, причем компьютерщик Большаков при любом раскладе оставался в Москве, так что варианта было всего три.

— Мы с тобой, —Борисов докурил одну сигарету и щелчком вышиб из пачки вторую.

Что-то в этом деле было не так. Разгадка, очевидно, была связана с местом появления загадочного источника длинных волн. Значит, надо было поднять материалы по Тунгусскому метеориту. Майор помнил, что материалы у них были, читал кое-что. Хотя, строго говоря, ничего загадочного и аномального в истории с метеоритом не было. Просто очень большой метеорит. Огромный такой углистый хондрит. И не метеорит даже, а кометоид. Черт, подумал Борисов, почему у меня в команде нет ни одного геолога? Хотя, впрочем, есть химик. Тут генерал прав, Ларькина надо брать. Непонятно только, чем там Виталию сможет помочь простой советский историк. А вообще-то, как знать...

— Будь добр, скажи Илье, пусть распечатает мне материалы по этому кометоиду, — капитану не нужно было уточнять, о чем речь. —Там, наверное, много, но пусть хотя бы начнет. Я сейчас докурю и приду.

Виталий кивнул и, неслышно шагая, удалился. Борисов ещё некоторое время сидел в беседке, переваривая странное задание. Свое недоумение и свое мнение об этой, с позволения сказать, аномалии он, конечно, высказал генералу сразу же. Крупномасштабное природное явление, только и всего. До конца не изучено только потому, что такого размера кометоиды падают на Землю очень редко. И слава тебе, господи, что редко! И не надо больше совсем.

Да только ни майорское мнение, ни его недоумение не произвели на Владимира Константиновича никакого впечатления. Начальник всегда прав, особенно если он получив приказ от вышесидящего начальника. Похоже, это как раз тот самый случай.

"А все-таки хорошо у нас тут в садике. Хоть Илья с Ренатом и стараются компьютерный центр превратить в кондиционерный — даже старый камин в какой-то пылепоглотитель переделали —а все равно... На природе лучше. Однако пора идти".

Борисов поднялся с деревянного короба и направился в старый особняк, который грасовцы в разговорах между собой называли "штабом". В застекленном тамбуре его встретил Ларькин.

— Юрий Николаевич, Большаков говорит, что ему на распечатку наших материалов по Тунгуске нужно десять пачек бумаги. Даже больше. Придется Вам с экрана почитать.

Борисов остановился, огорченно выругался и спросил:

— Что, больше пяти тысяч страниц?

— Отчеты Академии Наук... только их экспедиций было около семидесяти. Илья приготовил Вам рабочее место у себя в "бункере".

Майор расстроился только потому, что он очень не любил читать с монитора. Однако именно таким способом он когда-то научился скорочтению. Опять-таки ничего не поделаешь.

На двери компьютерного центра, который обитавший здесь старший лейтенант Большаков любовно называл "бункером", был установлен цифровой замок. Код его знали все грасовцы, потому что дел у каждого из них к Илье всегда было много. Вообще, каждый сотрудник группы, как водится, знал только то, что ему полагалось знать по работе. Например, ни Илья Большаков, ни Ренат Ахмеров не могли просто так зайти в лабораторию Ларькина, даже не знали цифрового кода его замка.

Майор набрал шифр и вошел. Худощавый, среднего роста молодой человек в очках поднялся со своего удобного кресла за большим пультом и сделал приглашающий жест к одному из столов. Только вначале он виновато пожал, плечами: не я, мол, исписал такую гору бумаги, Юрий Николаевич, не велите казнить.

Шагнув к такому же удобному, как у Ильи, креслу на колесиках, майор невесело усмехнулся про себя: Большаков приготовил для него рабочее место за той самой машиной, в которой хранились самые неперспективные дела. Архив, склад мусора. Юрий Николаевич опустился в неприлично зашипевшее под ним кресло и сказал:

— Илюш, найди мне отчет, скажем, десятилетней давности. Потом я буду по библиографии и ссылкам смотреть, что к чему.

— Слушаюсь, командир, — Большаков поработал "мышкой", и на экране перед майором появился текст. Борисов, в свою очередь, нажал клавишу своей "мыши". Текст быстро заскользил вверх.

— Кое-что я буду выделять, распечатаешь все ж таки потом. Для осмысливания, — проговорил майор, не сводя глаз с монитора, —и, если понадобится, поможешь мне с поиском.

— Окей, чиф, —ответил старший лейтенант на языке супостатов, чем вызвал у "чифа" возмущенное фырканье.

Фамильярничать, едва ли не хамить интеллигентный внешне Илья Большаков начал уже на второй день знакомства, чем немало удивил нового начальника. Удивил, потому что в первый день этот хлыщ притворился образцово дисциплинированным офицером, мысли которого заняты службой и только службой. Он подстроился под сурового Борисова и сумел ему понравиться. Моментально это почувствовал и преобразился, да так, что майор только рот раскрыл, но ничего не смог поделать. Наглец был смышлен, полезен и очень обаятелен даже в своей наглости.

Большаков был единственным из них старожилом Хлебникова переулка. ГРАС унаследовал Илью от прежних хозяев особняка вместе с компьютерным комплексом "Вампир", применявшимся раньше для разведки, но слегка устаревшим. Теперь комплекс был перенастроен на глобальный сбор данных всех сколько-нибудь значимых аномальных происшествий по всему миру. Рабочие программы отфильтровывали и оценивали эти данные с точки зрения достоверности и важности. С помощью "Вампира" один-единственный человек — старший лейтенант Большаков — мог докладывать Борисову сводку чрезвычайных событий на планете. Сколько компьютеров, стоявших в разных государственных и частных фирмах, а то и просто на квартирах, входило в сеть комплекса и работало на Илью, знал только он, это не полагалось знать даже Борисову.

Тот и не стремился разузнать. А стремился он из всего извлекать пользу. Уже на второй месяц работы, едва войдя в курс дела и освоившись на новом месте, майор нашел применение артистическому таланту Большакова. Нужно было, не рассекречивая группы, аккуратно провести беседу с одним из контактеров, якобы умевшим путешествовать по четвертому, пятому и следующим измерениям. Илья получил приказ прикинуться иностранным журналистом — зачем-то непременно иностранным. Задание было выполнено безукоризненно, и с тех пор Большаков перевоплощался регулярно, действуя в пределах Москвы и ближайших окрестностей. Правда, он уверял, что каждое перевоплощение требует уйму душевных сил и просил на их восстановление неделю отдыха. Восстанавливался он здесь же, в своем "бункере", за компьютером и с бутылкой пива. И если бы с одной, это ещё можно было терпеть. Но увы... Приходилось регулярно делать нагоняи, чтобы нахал знал меру. В общем, за полгода между ними сложились отношения строгого, но любящего родителя и шаловливого, но талантливого отпрыска.

30 июня 1908 года над Средней Сибирью пролетело, снижаясь, небесное тело. Полет его продолжался несколько минут, сопровождался грохотом, треском и ослепительным сиянием. Свидетелями и очевидцами необычного происшествия были около семисот человек — охотники, купцы, жители окрестных деревень и поселков. Свидетельства их были собраны и изданы Российской Академией Наук. По странному стечению обстоятельств, полет огненного хвостатого шара закончился точно над развалившимся от времени кратером древнего вулкана в районе реки Подкаменная Тунгуска.

Закончился взрывом необычайной силы, зарегистрированным существовавшими уже тогда сейсмографами в разных уголках планеты в 0 часов 17 минут по Гринвичу. Взрыв произошел на высоте пяти — шести километров и сопровождался возмущениями магнитного поля Земли, всплесками северных сияний. Его мощность составила от десяти до сорока мегатонн в тротиловом эквиваленте. Площадь лесоповала в районе катастрофы составила 2150 квадратных километров. Для наглядности: это примерно площадь круга радиусом в двадцать шесть километров.

Однако тайга была повалена не в форме круга или — с учетом местности —хоть сколько-нибудь напоминающей круг фигуры. Контур лесоповала имел характерную форму, названную учеными "бабочкой". Математические расчеты, сделанные на основе этой "бабочки", позволили выдвинуть гипотезу о том, что небесное тело, шедшее по касательной к поверхности Земли, испарив со взрывом часть своего вещества, оттолкнулось от плотных слоев атмосферы и ушло дальше в космическое пространство. В общем-то, эта гипотеза понадобилась и была разработана лишь потому, что ни одна из десятков экспедиций не нашла остатков огромного метеорита.

Найдены были в больших количествах стеклянные (силикатные) и металлические микросферулы диаметром до ста микрометров — этакая космическая пыль, ровным слоем покрывающая всю поверхность матушки Земли. Но в районе водораздела речушек Кимчу и Хушмо —там, где "упал метеорит" (как выясняется, не упал и не метеорит) — микросферулы были обнаружены в количествах, иногда в десятки раз превышающих сред- непланетный показатель. Скопления космической пыли регистрировались неравномерные, пятнами, островками и полумесяцами. Была выдвинута гипотеза о том; что небесное тело в момент взрыва развалилось на несколько обломков, что было, по сути дела, несколько взрывов, с испарением и оплавлением измельченного вещества.

Показатели содержания тяжелых металлов в микросферулах — ниже средних для метеоритов. Необычно много легких металлов. Некоторые микросферулы кремниевой основы родственны текитам — стекляшкам, в которые превращаются камни и песок в эпицентре ядерного взрыва.

Гипотеза ядерного взрыва также выдвигалась. В ее пользу говорят обнаруженные на деревьях, сохранившихся стой поры, следы лучевого удара, который, судя по годичным кольцам, приходится именно на 1908 год.

Однако полученный в лабораторных условиях эффект жесткого излучения при мгновенном разрушении кристаллической решетки некоторых веществ позволил и этот факт истолковать в пользу гипотезы падения небесного тела. Примерно тогда же были получены уточненные данные о веществе, из которого состоят кометы и родственные им тела — кометоиды. Оказалось, кометы состоят из льда и замерзших газов. Лишь небольшую часть их массы составляют каменные вкрапления.

Это позволило (с некоторой натяжкой) объяснить странное расхождение расчетной массы упавшего тела — оно должно было весить от ста тысяч до миллиона тонн — и массы рассеянной по тайге космической пыли. Ее набиралось всего лишь на одну тысячу тонн, максимум на четыре.

Напрашивался вывод, что жидкости и газы испарились и смешались с атмосферой, а камни превратились в облака аэрозоля, который осел и сохранился в сфагновом торфе верховых болот. Разрушение кристаллической решетки тысячи тонн минералов вызвало мощный поток излучения.

Очень вовремя упал крупный углистый хондрит над территорией Канады. "Над территорией" —потому что с ним произошло примерно то же самое, что было у Тунгуски, с поправкой на размеры. Даже лес был повален в знакомой форме "бабочки". Хотя канадский метеорит не оттолкнулся и никуда не улетел, а по-честному упал, большей частью испарившись при взрыве в плотных слоях атмосферы.

...Борисов отвел взгляд от экрана, откинулся на спинку кресла и помассировал виски. Он читал в бешеном темпе около пятидесяти минут, глаза и мозг требовали отдыха.

— У меня есть хорошая программка для снятия напряжения глаз, — сказал, приметливый Большаков, — поставить?

— Ну, поставь.

На экране перед Борисовым медленно зашевелились узоры, полосы и квадратики. Он недоверчиво уставился в монитор.

Короче, кометоид. Типа углистый хондрит. Прилетел, в натуре, врезался в плотные слои и взорвался. Больше чем на 99 процентов рассеялся в атмосфере, жалкие остатки просыпались в мох оплавленным мелким песочком. Убедительно. Картина ясна. Вопрос исчерпан. Нет никакой загадки. Именно так я генералу и сказал. Тогда какого черта? Есть какие-то сомнения?

— Слушай, —начал майор, по-прежнему тупо глядя на меняющиеся узоры, — а что там за алмазы космического происхождения?

— Алмазы?

— Взгляни, я там записал. Отрывок номер пять, кажется.

Большаков щелкнул "мышкой".

— Здесь говорится не об алмазах, а об углеродно- алмазных вкраплениях. Действительно, неземного происхождения. В космосе образовались, очевидно. Это же... как его... углистый хондрит. Углерода там хватает.

Сказал и вперил наглые умные зеленые очи в начальство. Такому жуку придумать для чего хошь правдоподобное объяснение —как два пальца обмочить.

— Я, конечно, профан, —скорбно вздохнул майор, — но насколько я знаю, алмазы получают из графита под большим давлением и при высокой температуре. А как может образоваться алмаз в вакууме, в космическом холоде? Нет, нам нужен геолог.

— Тогда уж астрофизик. Но зачем? Я и без геолога Вам скажу: алмазные вкрапления образовались в момент взрыва.

Так и есть, с ходу все объяснил.

— Вот это уже лучше. Это ещё куда ни шло. Соображаешь. Вот такие, как ты, и настрочили эти шесть тысяч страниц.

Большаков только руками развел — отвечать за содеянное Академией Наук ему все-таки пришлось. А не будешь выскакивать. Ишь, умник нашелся.

— Всё равно, — продолжал Борисов, — придется ещё в библиотеке посидеть. Алмазы могут образоваться при взрыве, это верно. Есть такой способ. Мне интересно, при ТОМ взрыве алмазы образовывались или разрушались? Не забудь мои выписки отпечатать.

Он поднялся из-за стола и, на ходу доставая из кармана сигареты и зажигалку, вновь направился в беседку.

На следующее утро Борисов пригласил к себе в кабинет Ларькина (будущего напарника по командировке) и Большакова (Илье предстояло остаться за старшего на время их отсутствия). А еще, кроме прочих своих талантов, Большаков обладал способностью не то чтобы предвидеть, но в какой-то мере предчувствовать будущие события, и его обостренная интуиция ещё ни разу не подводила. Замечено было, что если старлей, положа руку на текст "дела", произносит с важным видом умное слово "нонсенс", то значит, действительно, дело окажется не имеющим никакого смысла, очередной ложный вызов, фальшивка. В этом он не ошибся ни разу.

Потому-то Борисов сегодня не без интереса смотрел на Илью, который вертел в руках листочки с распечаткой вчерашнего майорского конспекта по Тунгуске. Большаков стоял у стола, за которым сидели старшие по званию товарищи. Майор не предлагал старлею сесть, помня, что когда этому наглецу хотелось, он разваливался на стуле без приглашения.

— Так что скажешь? — поинтересовался он.

Большаков бросил листки на стол и рассеянно постучал по ним растопыренной пятерней.

— Ничего не скажу.

— И на том спасибо, — добродушно усмехнулся Борисов. Он был удовлетворен даже таким ответом, потому что в глубине души опасался, что Илюша благословит их в нелегкую командировку своим "нонсенсом". Ехать-то все равно пришлось бы. Юрию Николаевичу очень хотелось сказать, не бездельничай, мол, тут во время нашего отсутствия. Но ведь все равно, поганец, будет в игрушки играть. — Ладно. Можешь идти.

Сегодня Борисов уже не сомневался: непосредственно к цели их экспедиции Тунгусский кометоид не относится никак. Когда дверь за старшим лейтенантом закрылась, он обратился к Ларькину:

— Ну, что ж, берем у Рената пару локаторов, магнитометр, ПНВ обязательно —что еще?

— Счетчики радиоактивности? Да. Можно, они легкие.

— АРС-20?

— Нет, этот гроб мы таскать на себе не будем. Главное, что нам там пригодится — локатор ЭМИ в диапазоне длинных волн. Кстати, мы ведь в тайгу собираемся. Есть у нас пара хороших дробовиков?

— Один есть классный, а "тулка" старенькая уже.

— Пошли Ахмерова на центральный склад, пусть возьмет хорошие охотничьи ружья. На сборы нам дают два дня. Ответственный за медицинское оснащение, понятное дело, ты.

Майор помолчал, потом спросил, исподлобья глядя на Ларькина:

— А гранаты хотя бы у нас есть?

— Вот Этого добра полный погреб, — оживился капитан. — Рыбу собираетесь глушить?

— Ага, —Борисов был спокоен. По наблюдениям Ларькина, у майора было всего два настроения: добродушное спокойствие и тяжелая раздраженная мрачность. Сегодня Юрий Николаевич был спокоен. Он что- то про себя решил, в чем-то определился, от вчерашнего хмурого недоумения не было и следа. —Табельную игрушку свою ты, конечно, возьмешь? —задал следующий вопрос майор.

— А как же? Положено.

— Молодец. Бери. И "стечкина" не забудь, и патронов не поленись захватить.

— Тогда уж и "Орех" для комплекта?

— А что, не помешает. Возьмем.

Ларькин тихонько присвистнул.

— Интересная намечается командировочка.

Борисов слыл хмурым человеком, увидеть улыбку на его лице можно было только случайно. Ларькин, общавшийся с майором больше других, впервые, может быть, за неделю увидел, что тот улыбается.

— Остальное снаряжение на твой вкус, но не увлекайся. Парень ты бывалый, что тебе объяснять. Справочник по геологии не забудь. Мы же все-таки геологи.

Глава вторая ЗАЩИТА ПО-СИЦИЛИЙСКИ

Почва, покрытая лишайником, слегка пружинила под ногами. Тишину нарушал надоедливый зуд насекомых. Обходя муравейник, Ларькин с профессиональным интересом биолога осмотрел и его, и раскидистую ель, возле которой тот находился. Ель в этих местах встречалась не так уж часто. Деревья расступились, открыв широкую проплешину — большую поляну размерами примерно километр на полкилометра. Южная ее часть была заболочена, остальная поросла ягодными кустарниками.

За спиной у Виталия висел рюкзак, капюшон куртки был надвинут на глаза. На лице, шее и руках поблескивал слой репеллента. Впереди маячил квадратный рюкзак майора с притороченной к нему палаткой. Свою МЦ-5-29с с вертикально расположенными стволами Борисов нес на ремне под рукой. От серийных собратьев это штучного изготовления ружье отличалось качеством исполнения и высокой точностью боя. Верхний ствол — нарезной, под патрон 9 миллиметров, а нижний — гладкий двадцатого калибра. Можно охотиться и на крупного зверя, и на птицу.

Куда идти, грасовцы пока не знали. Высадившись с вертолета на лысой макушке пологого холма, они решили сделать пробный часовой переход, чтобы приноровиться и осмотреть местность. Когда шум вертолета затих вдали, Ларькин увидел первого зверя: молодая любопытная лисичка промелькнула в зарослях. Через полчаса высоко в ветвях он заметил белку — вот пока и все встречи с животным миром. Зато насекомых: комаров, слепней и оводов —было в избытке.

Капитан предложил было с ходу поохотиться на уток, но Юрий Николаевич ответил, что шуметь им сейчас совсем ни к чему. Они пересекли поле наискосок, и майор, шедший впереди, стал пробираться через подлесок. Ларькин взглянул на часы: их турпоход длился уже семьдесят минут. Значит, уже больше часа назад капитан вспотел в первый раз, а сейчас он мечтал только об одном — добраться до речки. Но до речки было ещё далеко.

Еще через несколько минут Борисов не стал перешагивать через очередной лежавший на пути ствол лиственницы, а уселся на него, выплюнул погасший окурок и сказал: "Отдохнем немного". Затем он вытащил пачку "Явы" и немедленно закурил следующую сигарету. Виталий тоже присел на бревно и опустил приклад двустволки на усыпанную хвоей землю. Майор выдохнул струю дыма в комариную стаю и сказал, оглядываясь:

— Да. Вот оно как здесь. Давненько я не был в тайге.

— Пойдемте к реке, товарищ майор. На концентратах долго не протянешь. Нельзя охотиться —так хотя бы порыбачим.

— Почему нельзя? Можно. Только осторожно. К реке мы, конечно, пойдем. Поужинать действительно надо, да и на ночлег уже готовиться. Вот только на карту посмотрю.

Борисов поизучал какое-то время карту и махнул в сторону сигаретой:

— Вон там река. Пошли.

Ларькин встал и вскинул на плечо двустволку.

...Обещания насчет хариуса Виталий не выполнил, зато поймал увесистую щуку, и на ужин у них все-таки была уха. Поваром вызвался быть сам Борисов. Он вообще любил готовить, единственный из всей группы во время своего дежурства по кухне он кормил ГРАС по-людски. Молодежь предпочитала наскоро сварганить что-нибудь из полуфабрикатов, а то и вовсе обойтись бутербродами. Хотя кухонный блок в особняке был оборудован вполне прилично.

Пока майор колдовал над котелком с ухой, Виталий достал из своего рюкзака и стал настраивать портативный локатор. Установив, он включил его и принялся поочередно поворачивать два верньера, расположенные на подставке.

— Ищи на частоте сто килогерц, — напомнил следивший за его действиями Борисов.

Ларькин навел стрелку на нужное деление, покрутил туда-сюда рукоятку переменного конденсатора, напоследок пошарил по всему диапазону частот. Немногочисленные сигналы-были вполне земными и знакомыми.

— Ничего нет, — сказал, отчаявшись, капитан и выключил локатор.

Принюхиваясь к доносившимся из котелка запахам, он устроился у костра. Свежий ветер отгонял от реки насекомых, а после купания в ледяной воде Виталий чувствовал себя заново родившимся.

— Кстати, о герцах. Илья говорит, что герц — это самая чувственная физическая единица измерения.

— Потому что "герц" — по-немецки "сердце"? — подумав, спросил майор.

— Нет, просто потому что это единица измерения колебаний. Большаков вообще предпочитает говорить "раз в секунду".

Борисов покрутил головой — трудно было понять, восхищается он большаковским юмором или осуждает его. Он склонился над котелком, попробовал варево и объявил, что уха готова. Ларькин снова полез в свой рюкзак, достал булькающую фляжку и, открыв ее, передал майору. Тот принюхался и буркнул:

— Ты в своем репертуаре.

— Так ведь за успех. Дело-то, как обычно, безнадежное.

Утром Виталия разбудил голос майора:

— Подъем, группа! Через сорок пять секунд всем стоять на месте построения!

— А что случилось? — капитан не сразу пришел в себя.

— Зарядка, водные процедуры, — невозмутимо сказал Борисов. —Да и вообще, жизнь продолжается.

— Мы же в командировке, —- застонал Виталий.

— Я всю жизнь в командировках. Что бы со мной было, если б я из-за этого перестал тренироваться? Привыкай, заместитель.

Вчера им стоило немалых трудов найти подходящее место для лагеря. Пришлось долго брести вдоль берега, обходя пойменные болотца и высыхающие озера, пока они не добрались до переправы. Бурная речка прорезала в этом месте скалу, вода с ревом протискивалась между огромными камнями, по которым можно было перепрыгнуть на тот берег.

На другом берегу им пришлось некоторое время пробираться вдоль обрыва. По весне вода поднималась здесь метров, наверное, на десять. Подмытый берег был срезан как ножом. "Геологи" шли, разглядывая обнажившиеся пласты известняка, глины, торчащие из земли корни деревьев. Наконец они добрались до удобной площадки. Здесь река делала поворот, а неподалеку в нее впадал, обрушиваясь по склону небольшим каскадом, чистый лесной ручеек. Лучшее место для стоянки трудно было представить.

Виталий сделал пробежку до ручья, умылся прозрачной, словно, хрустальной водой и окончательно проснулся. Служба есть служба, зарядка так зарядка. Они занимались каждый по своей системе, привлекая запахом пота недремлющих комаров. К счастью, этих шальных голодных тварей было немного, и нескольких мазков репеллента хватило, чтобы их отпугнуть.

Залюбовавшись, как Виталий наносит в воздух резкие, почти Незаметные от быстроты удары, майор сказал:

— Техника удара у тебя хорошая... А хочешь, покажу интересный захват?

Улыбаясь, Виталий приблизился к Борисову. Мелкий гравий, больше похожий на крупный песок, пружинил под ногами, как татами. Майор сложил руки за спиной.

— Предположим, руки у меня связаны. А ты берешь меня за воротник — поиздеваться хочешь, наслаждаешься моей беспомощностью.

— Вашей? —усмехнулся Ларькин.

— Ну, предположим, ты меня не знаешь. Или распаляешь себя, знаешь, есть такие. Помотать меня хочешь, как собака тряпку. Бери. Встряхни меня за шиворот.

Виталий взялся за воротник майорской гимнастерки: в полевых условиях Борисов использовал армейское "хэбэ" вместо кимоно. В ту же секунду майор юрко провернулся под его рукой, запутав ларькинскую кисть обмотавшимся вокруг нее воротником. Вернувшись в исходное положение, Борисов головой и ключицей, как клещами, зажал руку капитана и провел болевой прием, нажав на нее сверху вниз подбородком. Уходя от приема, Виталий упал на одно колено, свободная рука его заученным движением хлопнула по гравию, как по спортивному ковру. Тогда Борисов отпустил его предплечье, поправил рубашку и спросил:

— Ну как?

— Ничего, —отряхивая гравий, сказал Ларькин. — Кстати, насчет захватов. Помните, когда нам во второй раз удалось вытащить Большакова на тренировку? Как он умудряется выворачиваться из очень жестких захватов? Я ведь его обездвижил так, что трех таких можно было удержать. А он вырвался. И от Вас тоже, хоть Вы его и поймали потом.

— Да, есть такая восточная техника. Я сам не владею, но слыхал. А у него, наверное, природный дар. Он через свои мышцы — или как-то по-другому — посылает твоим рукам расслабляющий импульс. Поэтому тебе каждый раз кажется, что ты был не готов к его рывку. А рывок он делает неожиданно даже для себя самого.

— Очередной талант.

— А что с этого таланта? Реакция у него обычная, техника не ахти, силенка тоже... Дал ему разок — и все. Так что в бою этот его дар — просто своеобразная особенность. С таким талантом ему только баб насиловать.

Виталий фыркнул.

— Надо будет посоветовать.

— Ладно, продолжим.

Тренировку Борисов обычно заканчивал кувырками: стоя на одном колене на земле, делал взмах рукой, нырял под себя, отталкиваясь второй ногой, и приземлялся в том же положении, без прыжка и без потери высоты. Проделав по десятку кувырков с каждого колена, майор поднялся на ноги и завершил тренировку несколькими дыхательными упражнениями.

— Переходим к водным процедурам, —удовлетворенно проворчал он.

Перед завтраком Ларькин снова настроил локатор. Первые месяцы Ренат потратил много часов, обучая их всех вместе и каждого в отдельности умению пользоваться разнообразной спецтехникой. Прапорщику Ахмерову эти занятия не были в тягость: ему даже нравилось выступать в роли наставника по отношению к старшим по званию. Теперь уже каждый из грасовцев мог работать с локаторами и магнитометрами, делать спектральный анализ излучения светящегося объекта, фотографировать местность в видимых и невидимых лучах, измерять уровень радиоактивности и многое другое. Объяснял Ренат грамотно и понятно. С русским языком у него вообще проблем не было, если только дело не доходило до каких-то отвлеченных понятий, не связанных ни с техникой, ни с повседневным обиходом. Тут с прапорщиком случались казусы.

На этот раз в районе нужной частоты стрелки прибора дрогнули и заплясали, указывая интенсивность излучения. Ожил экран осциллографа. В динамике послышалось монотонное гудение, похожее на печальный вой. Вой продолжался несколько секунд, затем стих, возобновился, стих, возобновился... Один период состоял из трех сравнительно коротких пятисекундных гудков и одного десятисекундного, с перерывами на полторы-две секунды между сигналами. Изменялось излучение и по частоте — Звуки стихали, словно уплывая, и Виталию пришлось пару раз передвинуть верньер в сторону более коротких волн, потом ему это надоело, и он переключил локатор на автоматическую подстройку частоты. Подошедший майор некоторое время следил за цифрами, мелькавшими на электронном табло. Частота колебаний возросла до ста тридцати килогерц, а затем стала уменьшаться.

— Переменный по частоте, характерный сигнал, — произнес Борисов. — Да, это оно. Давай определим направление.

Он повозился с локатором и компасом, сказал вначале "юго-восток", а потом уточнил "юго-юго-восток", и по интенсивности излучения определил расстояние до его источника.

— Не так уж и далеко. Километров двадцать всего, — бодро объявил он. Ларькин представил себе эти Двадцать километров и промычал что-то неопределенное.

Борисов развернул карту, поколдовал над ней и ткнул циркулем:

— Вот здесь. Ручей тут какой-то протекает. Обидно, что безымянный. Уж больно у здешних ручьев названия экзотические. Впадает он в реку Хушмо. Ну, что, капитан, позавтракаем — и вперед?

К полудню грасовцы прошли больше половины пути. Прошли бы и ещё больше, но по дороге их занесло в разветвленное не обозначенное на карте болото.

Пришлось долго выбираться и обходить. Когда они вышли на возвышенность, Ларькин порадовался:

— Все равно хорошо, что это излучение не объявилось зимой.

— Да. Вряд ли при минус пятидесяти здесь уютней, — отозвался Борисов. Должно быть, неопознанные объекты тоже не выдерживают сибирских морозов.

Здесь участки леса чередовались с обширными пустынными равнинами и пологими каменистыми холмами. Борисов и Ларькин шли, огибая с юга кратер древнего вулкана, окруженный старыми разрушенными горами. Через час они вступили в лес — большие таежные деревья росли здесь редко, давая волю подлеску: березе, иве и кустарнику. Остановились, сверились с показаниями локатора. Заунывные сигналы продолжались.

— Ещё километров пять-шесть, — не слишком уверенно сказал майор.

Пройдя ещё немного, они спугнули лося. Вернее, сохатый сам нехотя уступил им дорогу: треща ветками, скрылся в зарослях. Офицеры молча продолжали путь и вскоре вышли на небольшую тропу, изначально проложенную, может быть, и животными, но впоследствии утоптанную, без сомнения, человеком.

— Люди, — с некоторым удивлением констатировал факт Борисов.

Деревья тут стояли старые, в основном сосны, но много было высоких берез. Пройдя с полкилометра по тропе — она отклонялась от нужного им направления всего градусов на пятнадцать влево и должна была вывести их к ручью, — грасовцы остановились передохнуть. Стояло полное безветрие. Тишину не нарушали даже насекомые.

— Хорошо-то как. Спокойные места, —сказал капитан, любуясь солнечными лучами, пронизывающими кроны деревьев.

Словно в ответ на его слова, раздался треск, и в десяти шагах от них рухнула старая, подгнившая от времени мертвая береза. Она переломилась чуть ниже середины, и уже в полете ее толстый ствол развалился на три больших куска, которые, громко бухая, один за другим попадали на землю. По тайге прошел гул, отозвался многократным эхом, и все вновь затихло. Фонтаном взметнулись с земли маленькие сухие ветки. Одна из них, вращаясь наподобие пропеллера, легонько стукнула Виталия по рукаву. Он оглянулся на майора.

— Веселенькие шутки у местных духов.

— Должно быть, предупреждение, —усмехнулся Борисов.

Тропинка, в самом деле, вывела их к ручью. Спустившись немного вдоль него вниз по течению, грасовцы обнаружили ещё более явные следы пребывания человека: на сильно размытом берегу несколько бревен, ржавую канистру, чуть дальше — воткнутую в землю лопату и водоструйную пушку, развернутую стволом в тайгу. Все говорило о близком присутствии человека, и вскоре офицеры нашли его. Человек сидел на деревянной скамейке у неказистой избушки, больше похожей на большой сарай, и грыз семечки. Лицо его было много дней не брито. Судя по одежде, он был сезонным рабочим. Впрочем, грасовцы уже и так догадались, что наткнулись на золотоискателей.

Если на крупных судоходных сибирских реках золото добывалось с помощью драг, просеивающих ил со всем его содержимым, то здесь, за порогами и перекатами мелких рек и ручьев, работали артели старателей. Работали часто по старинке, просеивая песок, как и сто лет назад. Одним из немногих нововведений стали водометы, которыми размывали почву близ ручьев в надежде найти побольше золотого песка и самородков.

Грасовцы были рады обнаружить этого старателя недалеко от места, где находился загадочный источник излучения. Все-таки лишняя пара глаз в безмолвной тайге. Старатель же, кажется, был им вовсе не рад, держался настороженно, на вопросы отвечал односложно, и разговор поначалу не клеился. Даже когда Ларькин пустил в ход заветную фляжку, результат оказался более чем скромным.

Нового знакомого звали Серегой, золото он добывал второй год. Вчера работа стала — как он объяснил, "насос накрылся". Товарищи его поехали в поселок Хрустальный за запчастями, а заодно и провиантом. Золота здесь мало, почти нет совсем. Неопознанных летающих объектов он не видел. Вообще, ничего необычного не видел и не слышал. Почему появившиеся из тайги геологи интересуются НЛО, Серега спрашивать не стал.

До места назначения оставался километр — полтора, и грасовцы решили не задерживаться. Они переправились через ручей и углубились в лес.

— Неразговорчивый юноша, —сказал Борисов, когда избушка старателей скрылась из виду.

— Какой-то он зашуганный. Даже спирт на него не действует, —отозвался Виталий, доставая локатор. — Может, здесь вообще весь народ такой? От природы.

Борисов ответил в том смысле, что насчет зашуганности черт его знает, а к спирту сибиряки, действительно, устойчивые. Про золотоискателя они почти сразу же забыли, потому что их ждал не очень приятный сюрприз: локатор больше не регистрировал никаких сигналов. Безуспешно они крутили рукоятки настройки и так же напрасно прочесывали равнодушную тайгу. Ничего интересного офицеры в тот день так и не нашли.

— Ну, пролетала какая-то хреновина. Вон там, южнее, покружилась и за деревьями скрылась. Больше ничего не видел.

— А чего ж не сказал-то в первый раз?

— Я вообще ничего не хотел говорить. Мало ли что... Но вы все равно не отцепитесь.

— Как она выглядела, эта хреновина?

— Круглая такая. Как диск. Ни шасси, ни окошечек — белая гладкая тарелка, и все.

— А диаметр? Хотя бы примерно?

— Ну, черт его знает, на каком расстоянии она летела. Ну, метров двадцать, ну, может, сорок.

— Но не со стадион размером?

— Ну-у, ты что... Как самолет примерно.

— Так значит, вон в той стороне?

— Ну.

Второй день они стояли лагерем возле Серегиной избушки. В домике старателей были свободные нары, но офицеры не напрашивались на ночлег, а золотоискатель не приглашал их. Поставили палатку на берегу ручья, стали ждать. Сигнал не возобновлялся, золотоискатели не возвращались, и Ларькин на досуге пытался разговорить бородатого старателя. Потребовались все его обаяние и вторая фляжка спирта из медицинских запасов, чтобы добиться результата. Размякший, наконец, Серега брякнул даже, что вначале опасался их, а теперь, мол, видит, что мужики они "нормальные".

— Мы-то нормальные, а вот ты какой-то зашуганный, —вопросительная интонация капитана приглашала бородача как-то отнестись к этому заявлению. Тот помрачнел, отвел взгляд и неопределенно начал было, оборвав себя на полуслове:

— Да будешь тут...

Роль битюга-вышибалы Виталию всегда хорошо удавалась, и он с агрессивным дружелюбием предложил: - — Может, обижает кто? Вломить кому-нибудь надо? Так ты скажи.

Золотоискатель только печально усмехнулся и ответил, что все в порядке, мол, если что, он сам справится. Больше на эту тему Ларькин от него ничего не добился. Когда он рассказал об этом Борисову, тот поинтересовался:

— А не спрашивал, в той стороне, южнее, нет каких-нибудь артелей — кто бы мог видеть этот объект?

— Про артели он ничего не сказал. Говорит, есть населенный пункт вроде хуторка. Маленькая деревня. Своего названия у нее нет, но расположена она в урочище Лосином, и ее называют по имени урочища.

-— Урочище... —тихо проворчал Борисов, разворачивая карту. — По одним названиям можно понять, эк же нас занесло. Фактория Муторай, избы Кулика, урочище Лосиное...

— Живут там три семьи эвенков. То ли, говорит, одна семья —они там все родственники. Короче, маленькое племя. У них там даже шаман есть. А на карте деревня не обозначена.

— Не обозначена, —подтвердил майор. —Все равно, чем тут прокисать, мы лучше туда сходим, поспрашиваем. Отправляемся завтра с утра. Если, конечно, сигнал не возобновится.

Деревня состояла из трех бревенчатых таежных избушек и одного настоящего чума. Возле этого национального жилища на земле играла маленькая скуластая девочка лет пяти-шести. Она и увидела путешественников первой: На ее зов из ближайшей избы вышел невысокий сморщенный старичок, одетый в теплую куртку с узорами, отороченную мехом. Седые длинные волосы его были собраны на затылке в модный пучок, перехваченный кожаным ремешком. Старик приветливо покивал грасовцам и, ничего не спрашивая, пригласил в дом:

-— Здравствуйте. Проходите. Гости —это хорошо.

Изба оказалась жилой только наполовину. Одна из двух комнат больше напоминала склад. Старик хранил здесь свои охотничьи и рыболовные снасти. Она же и служила гостиной. Во второй комнате, очевидно, он жил: в дверном проеме был виден покрытый ковром и шкурами деревянный топчан. Дружелюбный старик усадил их за стол, предварительно убрав с него пучки каких-то трав, и что-то крикнул по-эвенкийски девочке. Борисов представился сам, представил Виталия. Старик назвался Михайлой. Майор начал было рассказывать свою легенду про геологов, но Михайла вдруг перебил его, быстро проговорив:

— Хорошо, хорошо. Сейцас.

После чего он юркнул в соседнюю комнату, вернулся и вновь уселся за стол, надевая очки. Теперь он всем своим видом показывал, что готов слушать, и Борисов продолжил рассказ. Когда он закончил, старик, ласково улыбаясь, ответил:

— Хорошо, хорошо. Сейцас кушать будем.

У Борисова осталось ощущение, что Михайла так ничего и не понял из его рассказа. В избе появилась женщина, такая же скуластая, как девочка, и чем-то на нее похожая. Она принесла вяленое мясо, свежие лесные ягоды и ароматные лепешки. Все это стояло на старом поцарапанном алюминиевом подносе, но разложено было по шикарным тарелкам из китайского фарфора. Шустрый старик снова исчез в другой комнате и вернулся с водочной бутылкой, в которой колыхалась какая-то бурая настойка на травах. Виталий полез в свои закрома и достал заветную фляжку спирта — майор готов был поклясться, что это уже как минимум третья. Старик радостно заверил их, что и это тоже "оцень хорошо": Позже они убедились, что этот изуродованный звук "ч" никак не относится к национальному акценту, а просто его личный дефект речи.

С опаской пробуя вяленое мясо, Борисов спросил:

— А... Михайла... как Вас по отчеству?

— Отцество —как — отец?

— Да, как звали вашего отца?

— Потап, однако!

— Значит, Вы Михайла Потапович? — недоверчиво уточнил майор. —Хорошее имя.

— Хорошее, да, —закивал тот.

— Главное, легко запоминается, —сказал Ларькин.

От первой же стопки бурой жидкости Борисов мгновенно вспотел, а через полминуты вдруг почувствовал,; что от усталости после дневного перехода не осталось и следа. Он был готов идти ещё сколько угодно по камням и болотам. Да вот только куда?

— Михаила Потапович, —начал он, — кроме того, что мы геологи, мы ещё ищем такую летающую штуку...

Для наглядности он снял лепешки с круглого фарфорового блюда, накрыл им такое же по размерам блюдо с вяленым мясом и осмотрел свою модель критическим взглядом.

— Вот примерно так она выглядит. Только большая. Может, Вы её видели?

— Да, видели. Все видели, дочки видели, племянники видели, — Михайло Потапович обрадовал грасовцев и обрадовался сам, что может угодить гостям. Из его объяснений выходило, что НЛО, очень напоминающий борисовскую модель, позавчера пролетел на небольшой высоте между стоянкой золотоискателей и Лосиным урочищем. И не просто пролетел, а покружился, возможно, выбирая место посадки. Все сходилось с рассказом старателя Сереги. В конце ужина Борисов попросил разрешения остановиться здесь на ночлег. Старик сказал, что будет очень рад. В том, чтобы ставить палатку, по его словам, не было никакой необходимости. Места хватит, он живет в этой избе один и уступит им свою комнату. А сам поживет в чуме с детьми. Михайла Потапович был так настойчив в своем гостеприимстве, что приглашение пришлось принять.

Кроме топчана, в соседней комнате был ещё большой сундук. Застеленный ковром, он вполне мог служить кроватью, а роль одеял выполняли медвежьи шкуры. На стене рядом с гонконгской афишей Ванессы Мэй висела страшная косматая шаманская маска.

— Михайла, —то ли подействовал спирт, то ли старик все-таки победил воспитанного в строгости Борисова своим дружелюбием, но Юрий Николаевич сам не заметил, как они перешли на "ты". —Значит, ты шаман?

— Шаман, — подтвердил старик.

— И маской этой пользуешься?

— Мало. Когда целовеку совсем плохо, одолевают его харги, надо маску надевать. Костер разводить, в бубен бить, ехондирить —тогда можно харги испугать.

— Ехондирить?

— Плясать. Специальная пляска. Ритуал называется. В маске, однако, большая сила.

Что такое "харги", майор уже знал — так эвенки называли злых духов тайги. Он с иронией посмотрел на Ларькина.

— Так вы коллеги, оказывается. Может, поучишься ехондирить, пока есть возможность?

Грасовцы прожили в Лосином урочище три дня. В первый день они для очистки совести ходили на предполагаемое место посадки НЛО, час-другой побродили по тайге, ничего не нашли и вернулись. После этого Борисов большей частью беседовал со стариком, сидя с ним на шкурах в чуме, угощая Михайлу "Явой" и покуривая таежный самосад. Ларькин ходил на охоту с одним из племянников старого эвенка, Леней. Тот был года на три моложе капитана, но охотником оказался очень опытным. Эвенк обладал поразительно чутким слухом и умением различать следы животных даже летом: по примятому мху, надломленным травинкам и другим одному ему известным приметам. Леней, судя по дате рождения, его назвали в честь Брежнева.

Локатор офицеры включали по три — четыре раза в день, но сигналы не возобновлялись. Грасовцев это не особенно расстраивало. Народ в Лосином урочище жил приветливый. Виталию охота представлялась более осмысленным занятием, чем бестолковая погоня за летающими тарелочками. А майор неожиданно для себя погрузился в свою родную стихию. Таежных сказаний и легенд Михайла знал множество и пересказывал их с удовольствием, так что Борисов уже стал чувствовать себя студентом истфака в этнографической экспедиции.

— Почему вы живете и в избах, и в чуме? — спросил Борисов у старого шамана на второй день.

Оказалось, избы эти построили очень давно ученые, которые жили здесь в длительной экспедиции, а потом уехали и больше не возвращались. Михайла с семьей здесь поселился, потому что он привык жить в избе. У него даже был когда-то свой дом в поселке Ванавара, ещё в те времена, когда правительство пыталось заставить все народы СССР жить оседлой жизнью. Но в поселке Михайле не понравилось, и он вернулся в тайгу, живет здесь почти так, как жили предки. Да и чум- поставил для того, чтобы и дети, и внуки не забывали эвенкийских традиций и образа жизни. Он думает, что вовсе не обязательно так жить, как жили их прадеды, однако, пусть помнят. Юрий Николаевич, как бывший историк, не мог не согласиться со стариком.

Поговорив о богатстве таежного края, Борисов наудачу закинул удочку насчет золотоискателей, посетовав на угрюмость и неразговорчивость бородатого Сереги. Михайла Потапович повозился с трубкой, поразмышлял, словно решал про себя, стоит ли говорить —и, видимо, решил, что стоит.

— Я понимаю, поцему он боится. Они там все боятся, Юрий, и никогда тебе не скажут. Я скажу. Во-первых, бумага. Они говорят, цто у них есть разрешение мыть песок. Не знаю, может быть, и есть, но только как они ее полуцили? Уценые говорили: нельзя здесь природу портить.

— Заповедник?

— Не знаю, уценые говорили, цто нельзя. Но они боятся не только поэтому. Они золотой песок не столько себе берут, сколько отдают злым людям. Как это русские говорят: пришельцы?

— Ну-ка, ну-ка, я как раз очень интересуюсь пришельцами.

— Пришельцы с далеких гор, Вы нацываете их цецены.

Старик так переврал знакомое слово, прозвучавшее для майора в этой обстановке неожиданно, что Борисов даже не сразу догадался.

— Чеченцы?

— Да, цеценцы.

— Они делятся золотом с чеченцами?

— Да, — подтвердил старик. — Те запретили им говорить, и рабоцие тебе никогда не скажут.

— Ещё бы... Теперь я понимаю. А ты откуда знаешь?

— Мы много знаем. Много видим, много слышим. Вы, когда в тайгу попадаете, как в темном погребе после яркого света, ницего не видите. И думаете, цто все; так. Нет. Мы здесь давно живем, любой шум далеко слышим.

— А что же власти, милиция?

— Не знаю, Юрий. Я не власти. По-моему, власти знают, даже больше меня знают. Власти тоже золотой песок любят, как ты думаешь?

— Может быть, —согласился Борисов, решив про себя посоветоваться с Ларькиным. Тот все-таки раньше работал в Отделе по борьбе с организованной преступностью.

Поздно вечером вернулся Ларькин. Выслушав майора, он подтвердил:

— Действительно, большинство артелей, работающих на мелких реках, находятся под контролем чеченской мафии. Я об этом слышал. Драги на судоходных реках —те работают на... скажем так, на более крупных бандитов. Так что власти в курсе. И мы тоже.

— Надо же что-то делать.

— Наверное, руководство держит это на контроле. Может, собирает информацию. Рано или поздно предпримет что-нибудь.

Борисов привычно произнес несколько ритуальных слов по адресу руководства.

Разговор происходил в комнате старика. Ларькин сидел на сундуке возле книжной полки и листал книгу о траволечении. Юрий Николаевич никак не ожидал встретить здесь такую библиотеку, хотя по городским меркам книг у Михайлы Потаповича было не очень много. Томов пятьсот. Вместе с книгами на русском языке на полках стояли китайские и английские издания. Если судить по библиотеке, шаман был образованным человеком с широким кругом интересов. Выбирая себе что-нибудь почитать на сон грядущий, Борисов наткнулся на знакомую монографию о Тунгусском метеорите издательства Томского университета и решил на следующий день поговорить со стариком на эту тему.

В комнату, скупо обставленную непритязательной мебелью, входят двое. Один помоложе, с усами и короткой бородкой на восточный манер, другой постарше. Оба одеты в штатское, но в манерах у пожилого чувствуется многолетняя военная выправка. Он приглашает молодого присесть за стол, достает из выдвижного ящика небольшой японский магнитофон.

— Информация нужна срочно, так что сейчас мы прослушаем эту запись, и Вы мне ее переведете устно, а потом уже напишете стенограмму; Хорошо?

— Понятно.

— Это запись междугородного разговора. Беседующих двое, называйте их для простоты: первый и второй. Давайте, я сразу Вам скажу, что тот, кто начинает разговор, первый, находится в подчиненном положении. Так нам с вами будет проще понимать, о ком речь. Ну, а остальное —ненужные подробности. Готовы?

— Да.

— Тогда включаем. Вот здесь кнопка "пауза", пользуйтесь ею, если Вам нужно будет остановить запись.

Военный нажимает клавишу магнитофона, слышится чеченская речь. Молодой человек начинает говорить:

— Здоровается, желает счастья и благополучия во всех делах.

Второй отвечает, что на все воля аллаха. Спрашивает, всё ли благополучно у первого.

Первый говорит, что аллах милостив, больших проблем нет. Но были небольшие, совсем маленькие неприятности.

Второй спрашивает, в чем проблема.

Первый говорит, что их две, но с одной он справится сам. Шерсти настригли в этом месяце мало, техника часто ломалась. Но то, что полагается, он непременно сдаст. Придется себя немного постричь, доложить своей.

Переводчик нажимает кнопку, останавливая запись, и добавляет:

— Это, видимо, юмор. Он говорит с грустной такой иронией в голосе. Но то ли подобный юмор в их среде достаточно бородат, то ли это условный язык, и речь идет вовсе не о шерсти. Во всяком случае, они не смеются. Да, впрочем, Вы бы это слышали.

— Так, хорошо, —военный от комментариев воздерживается, и молодой человек отпускает кнопку паузы.

— Второй спрашивает, отремонтирована ли техника.

Первый отвечает, что все уже починили, работают.

Второй напоминает, что была ещё одна проблема.

Первый говорит, что так и есть, и ему нужен совет.

(Поощрительное понукание второго собеседника молодой человек оставляет без перевода: и так все ясно из интонаций.)

В округе завелись чужие псы.

Что за псы, недоумевает второй.

Первый, слышите, как отчетливо сказал: вокруг наших баранов вертятся два чужих пса. Они объясняют свое присутствие какой-то чепухой — ну, тут явно не о собаках речь — ищут то ли камни, то ли тарелки. А псы подозрительные, судя по всему, из Москвы. Очень подозрительные псы, настойчиво повторяет он. Первый просит совета у второго или разрешения. Спрашивает, может ли он сам что-то предпринять.

Второй интересуется, может ли некий Сыркун — я этого слова не знаю, кличка, наверное, — аккуратно выяснить, кто они такие на самом деле.

Первый жалуется, что потому как раз и сомневается. Говорит, Вы же знаете, как работает Сыркун. Он осторожно работать не умеет. Если надо, первый, конечно, скажет ему, просто хотел посоветоваться.

Второй говорит: пожалуй, ты прав. Я наведу здесь справки, попробую сам все выяснить, а ты пока ничего не предпринимай. Я тебе сам позже позвоню.

Первый благодарит и просит прощения за беспокойство.

Второй отвечает, что все в порядке, молодец, что сообщил.

Первый желает второму благословения аллаха во всех его делах.

Второй говорит: "Пусть аллах благословит нас всех".

Переводчик замолкает, продолжая по инерции прислушиваться. Военный протягивает руку и выключает; магнитофон:

— Это все, спасибо. Очень хорошо. Я Вас оставлю тут, напишите стенограмму перевода, ладно? Сколько Вам нужно времени? За полчаса управитесь?

— Конечно. Они ведь уложились в три минуты, — улыбается молодой человек.

— Потапыч, что ты думаешь об этом метеорите?

Старик пожал плечами.

- — Я не думаю о нем. Зацем? Это давно было. Дело прошлое, с тех пор уже новая тайга выросла. Земля раны залецила, и мне об этом думать не надо.

Они сидели в чуме на шкурах за чашкой чая, настоянного на таёжных травах. Неподалеку от них копошилась любимица старика: пятилетняя Танчеук.

— А ты что-нибудь знаешь о нем? Что это было, по-твоему?

— Камень с неба упал. Так в книгах написано.

— И это все, что ты знаешь? —упорствовал Борисов. — Никаких легенд не сохранилось об этом происшествии? Ничего старики не рассказывали? Событие- то какое, народ должен был запомнить, а ты вроде бы как хранитель памяти народной. А?

Михайла Потапович смущенно поправил очки, усмехнулся, словно в ответ на какие-то свои собственные мысли. Похоже было, что майор затронул какую-то тему, которая вызывает у самого шамана сомнения. Но ему, кажется, было что сказать.

— Да какая там легенда... Так, скорее сказка. Несерьёзно это все. Ты уценый целовек, смеяться будешь.

— Да какой я учёный, —в тон старику ответил майор. —Давай, выкладывай.

— Амака, расскажи сказку, —поддержала Борисова малышка, подвигаясь поближе к дедушке.

Михайла Потапович с улыбкой посмотрел в её сторону, помолчал, вспоминая, а затем, обращаясь преимущественно к Танчеук, рассказал историю, которую можно было бы назвать

СКАЗ О ЧЕЛОВЕКЕ–КАМНЕ, ПРИШЕДШЕМ С НЕБА

Велика тайга, а Земля больше тайги. Очень велика Земля, но небо больше Земли. Много места на небе, и там живут существа размером гораздо больше человека, больше медведя, больше самого большого земного зверя. Раньше об этом не знали. Узнали только тогда, когда спустился с неба в тайгу Человек-Камень.

Он спустился на ту Землю, где жили люди Иллель, в тех местах, куда никогда не заходили даже самые смелые из народа Люча, появившиеся в тайге с той стороны, где заходит солнце. Только люди Иллель вначале знали о появлении Человека-Камня.

Они жили в тайге столько, сколько живет сама тайга. Так было всегда. Была тайга. В ней жили белка Карамон, лисица Хуллаки и птица Кукша. Жил и народ Иллель, охотился, пас оленей и шил одежды из шкур. Много зверя в тайге: лисица и горностай, соболь и росомаха, белка и колонок, всем хватит. И когда с запада пришли люди Люча и стали охотиться и торговать, хватало и им.

Но вот однажды появился в этих местах Человек–Камень, огромный и тяжелый, как гора. Никто не видел, откуда он пришел, никто не видел его дом. Только один мудрый человек по имени Сын Тайги знал все, и так было всегда. Потому что Сын Тайги жил здесь столько, сколько живет сама тайга и сколько живут здесь белка Карамон, лисица Хуллаки и люди Иллель. И Сын Тайги знал все. Он видел, что Человек-Камень приплыл в невидимой лодке прямо с неба. Он видел, что Человек-Камень построил себе невидимый дом в жерле старой погасшей огненной горы. Тайно поселился в тайге огромный и могучий Человек-Камень. Никто не видел его жилище, только мудрый Сын Тайги смог его разглядеть.

Велик был Человек-Камень, ростом с самую высокую сосну, тяжелый, как гора, неуязвимый и сильный, как богатырь Селентур. Ноги у него были, как дома, глаза и ноздри, как пещеры. Но кроме того, был он хитрый и лживый, как змей Кулин. Не хотел он раньше времени говорить людям Иллель, для чего он спустился с неба.

Гостеприимно встретили Человека-Камня люди Иллель. Не знали они, что он таит недобрые замыслы. Много пушного зверя в тайге, много лосей и медведей, мехов и мяса хватит на всех.

Но не нужны были Человеку-Камню шкуры зверей, чтобы согреться, потому что он был холоден, как снег, и телом, и сердцем. Не нужны были ему ни ягоды, ни мясо, потому что он никогда не ел человеческую пищу. А нужны ему были камни, блестящие и прозрачные, как вода в таежном ручье, но сверкающие на солнце всеми цветами радуги. Они были нужны ему, как оленю нужна соль, в них он находил силу и становился все могущественней.

Человек-Камень позвал к себе людей Иллель и попросил найти ему такие камни в земле. А когда люди Иллель нашли такие камни, он стал сильнее и задумал захватить всю Землю, уничтожить тайгу, вырыть из нее все прозрачные камешки и стать непобедимым. Самым могущественным на Земле и на небе хотел стать Человек-Камень. Без этого он не мог радоваться сиянию звезд, и давила на его холодное сердце лютая тоска. Он был так могуч, что даже тоска была его оружием. Когда он печалился, люди на несколько верст вокруг падали замертво, и никто не мог понять, отчего они умерли. Вот до чего могуч был Человек-Камень.

Хитростью и силой захватил бы он землю и небо, потому что никто не мог с ним соперничать. Но знал о его замыслах Сын Тайги, великий шаман, который живет в пещере вдали от человеческих глаз. Сын Тайги разгадал самую большую тайну Человека-Камня: его можно убить только, если одновременно разрушить невидимый дом и невидимую небесную лодку. Но ни дом, ни лодку не под силу было разбить никому из людей Иллель.

Тогда Сын Тайги позвал великих и страшных огненных Харги и напустил их на дом Человека-Камня. А перед этим он позвал человека Люча, у которого было: большое ружье, чтобы тот выстрелил в небесную лодку и разбил ее. В одно мгновение выстрелил в лодку Люча и напали на невидимый дом Огненные Харги. Великий Гром раздался над тайгой, и вспыхнул лесной пожар, и страшная буря повалила деревья. Неуязвимый и жестокий Человек-Камень исчез, превратившись в пыль. Великая мудрость Сына Тайги победила великую силу Человека-Камня.

С тех пор прошло много лет, на месте пожара поднялась новая тайга, а в тайге живут белка Карамон, лисица Хуллаки и птица Кукша. Живет здесь и народ Иллель, и народ Люча. И так будет всегда.

Временами старик переходил на эвенкский, словно рассказывал только для девочки, но потом каждый раза спохватывался и переводил сказанное Борисову. Закончив сказ, выколотил погасшую трубку и достал расшитый узорами кисет. Майор некоторое время молчал!

— Занятная история. Так значит, Сыну Тайги помог - русский?

— Так говорят.

Одно дело, думал Юрий Николаевич, если эта история — мифологизированный пересказ реальных событий. На нее можно было бы опереться, искать в ней подтверждения своим догадкам, строить новые предположения. Другое дело, если описываемое есть вымысел, плод воображения автора. Тогда указания на реальные факты являются лишь каменными вкраплениями правды в ледяном теле кометоида. Тогда все это — пшик. А откуда в легенде эти факты? Из монографии. Не сам ли Михайла Потапович их оттуда почерпнул, чтобы сдобрить ими свою сказку? Красиво смотрится лапша на ушах заезжего майора? Вот сраму-то будет.

— Не так уж часто соседи говорят о русских хорошее.

— Однако от самого народа зависит, что он хоцет о себе услышать.

— Неплохо сказано. Михайла Потапович, давно ты придумал эту историю или только что?

Шаман удивленно посмотрел на Борисова.

— Не я придумал эту сказку. Мне ее мой отец рассказал, когда я совсем маленький был.

— А кто был твой отец? Чем занимался?

— Шаманил!

— Ах, да, конечно. Ехондирил. А ему кто рассказал?

— Ему его отец рассказал, мой дед.

— А деду кто?

— Вот это не знаю. Может, дед сам и придумал эту сказку. Когда камень упал, отец совсем маленький был, не помнит ницего Он о камне только эту сказку знал. Отец книг мало цитал, он грамоте в тридцать лет выуцился.

Майор подумал, что если ещё раз усомнится в том, что история не придумана Михайлой, а услышана им от отца, то старик, чего доброго, обидится.

— Так значит, русский сбил небесную лодку. А харги сожгли дом Человека-Камня?

— Так.

— А Сын Тайги придумал, как его победить?

— Сын Тайги узнал его секрет и показал русскому лодку. А харгам показал невидимый дом.

— Про русского я могу понять. Геополитические интересы и все такое. Договорились, в общем. А почему харги послушались Сына Тайги?

— Он великий шаман. Кроме того, Огненные Харги не хотели, чтобы Целовек-Камень стал слишком сильным. Они не хотели слушаться Целовека-Камня.

— Вот это я понимаю. Тут логика есть. Здоровый; коллектив, эдакий кулинник, говоря по-вашему. Люча тоже, наверняка, не бесплатно из ружья выстрелил.

— Юрий, да ты смеешься надо мной?

— Нет, пожалуй, над собой смеюсь. Хорошая сказка. Спасибо, Потапыч, потешил.

Борисов почему-то постеснялся пересказывать Виталию сказ о Человеке-Камне. Хотя это помогло бы скоротать вечер. К ночи разыгралась непогода, ветер шумел в верхушках сосен, шел дождь. Майор с угрюмой уверенностью подумал, что именно завтра по великому Закону Мерзости (он же Закон Стервозности или Закон Подлости) паскудный сигнал возобновится. Нужно будет месить грязь, которой и в хорошую-то погоду здесь хватает. Но не на каждом же шагу.

Именно так и случилось: утром локатор при обычной проверочной процедуре ожил и знакомо заныл. Сделав расчеты, майор вновь произнес ритуальную фразу, да с таким чувством, что Виталий обеспокоенно спросил, в чем дело. Перед тем, как ответить, Борисов ещё раз выругался.

— Шестьдесят километров на северо-северо-запад. Это издевательство какое-то.

Узнав, что они собираются уходить, Михайла Потапович посоветовал им подождать буквально несколько часов: просохнет быстро, больше дождя долго не будет, зачем напрасно мучить себя.

— В самом деле, зачем? — спросил майор, и они задержались до обеда.

Борисов все ещё вспоминал сказку шамана. Его удивила собственная вчерашняя реакция: обычно он не был таким впечатлительным. Втереть очки ему было трудно, а тут вдруг захотелось поверить. Эврика, мол. Нашел старинный тунгусский эпос. Даже постеснялся Ларькину пересказывать. Именно потому, что сам в глубине души захотел поверить, но чувствовал, как глупо и смешно прозвучит эта сказка в его исполнении. Не захотел убивать романтику. Да что с ним такое, в самом деле? Что его зацепило в этой истории?

Поразмышляв, он пришел к выводу, что всему виной, должно быть, его собственная догадка — или загадка — о тунгусских космических алмазах. Задав себе вопрос в Москве, он неожиданно получил на него вполне фантастический ответ. То есть такой ответ, который оправдывал существование Группы по Расследованию Аномальных Ситуаций. Не потому ли он так уцепился за эту версию о пришельцах? Да, он изучил достаточно много материалов, убедительно доказывающих необходимость таких исследований. Но в глубине майорской души до сих пор жил какой-то стыд, словно он занимался несерьезным делом, какой-то детской чепухой.

Сидеть на крыльце, слушать пение птиц и предаваться такому самокопанию было не более, но и не менее увлекательно, чем гоняться за дурацким источником длинных волн, которому вздумалось шастать по тайге. Его размышления прервал старик, который вышел из| чума, приблизился и сел рядом. Некоторое время шаман и майор по заведенной уже между ними традиции молча курили.

— Ты что-то спросить желаешь, Юрий. Ты спроси, — наконец сказал Михайла Потапович.

-— Мне очень хотелось бы знать, есть ли в твоей истории какая-то часть правды. Что из нее было на самом деле, что осталось сейчас. Есть ли что-нибудь такое, чтобы я мог увидеть и убедиться, что у твоей сказки есть какие-то корни? Я понятно говорю?

— Понятно, — кивнул старик.

— То есть, конечно, я понимаю, что взрыв был, космическая каменная пыль в торфе сохранилась — но это мог быть и кометоид. Алмазные вкрапления даже есть. Что-нибудь ещё осталось?

— Вообще-то следов много. Ты об этом знаешь. Но следы, как ты говоришь, ведут мысли в разные стороны.

— Вот именно. Что-то ещё есть в тайге, что бы я мог увидеть и доказать, что ты не сам придумал эту сказку?

— Есть, —спокойно сказал старый шаман.

— Что?

— Есть Сын Тайги.

Майор удивленно посмотрел на Михайлу Потаповича. Он ожидал чего угодно, но не этого.

— Погоди, ты хочешь сказать, что этот мифический персонаж... — Борисов оборвал себя. Он испытывал такое же чувство, как если бы ему сказали, что тут рядом, по соседству, живет Баба Яга. С другой стороны, ведь сам напросился. Кой черт тебя дернул за язык? Повернись, избушка, к лесу задом, ко мне передом... А избушка возьми, да и повернись...

— Потапыч, мы ведь говорим о событиях самого начала века, — майор произнес это так, словно сам в это не верил. —Ты ведь родился в тысяча девятьсот тридцатом?

— Приблизительно, — кивнул шаман. —Тогда паспортов не выдавали, рождение не сразу записывали.

— А Сын Тайги был уже в тысяча девятьсот восьмом мудрым шаманом? Сколько же ему лет было тогда? И сколько должно быть сейчас?

— Я же говорю, —засмеялся вдруг старик, — оцень мудрый шаман.

— Так. Допустим. И его можно увидеть?

— Пока не знаю, —Михайла Потапович размышлял, словно высчитывая что-то про себя. — Послезавтра буду знать. Надо спросить его самого, захоцет ли он, чтобы вы его видели. Без разрешения его видеть нельзя.

— Понятно. Но мы же сегодня уходим.

— Когда буду знать, я за вами Лёню пришлю. Если только можно будет вам к Сыну Тайги пойти. Вы идете летающую тарелку искать? Идите... Я всё узнаю и племяннику скажу. Придет Лёня — знацит, можно идти. Он доведет вас до иргиса... До тропы Кулика, а там я Вас встрецю и дальше поведу. Потому цто где живет Сын Тайги, даже Лене нельзя знать.

"Уровень секретности прямо как у нас.", — мысленно усмехнулся майор.

— А если Лёня не придет, знацит нельзя вам туда идти, —развел руками Михайла Потапович.

—- Я сам не знаю, где я буду послезавтра. Как же Лёня нас найдет? — недоверчиво спросил Борисов.

— Он найдет, —уверенно сказал старик.

На том и порешили. К обеду иргис, как называли эвенки тропу, просох, и "геологи", попрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправились обратно.

"Всё это хорошо", — думал Борисов, с удовольствием вдыхая настоянный на запахе хвои воздух. "Всё это хорошо: "Горец", Кащей Бессмертный, завещание Макропулоса и тэпэ. Пока нечто подобное не обнаруживается рядом с тобой. Словно шёл-шёл вот так, лесной тропой, и кусты закрывали от тебя все, что творится вокруг. А шагнул вот так, в сторону, а там в зарослях... ну пусть не Баба Яга, а, скажем, для разнообразия, Соловей-разбойник. Становится не по себе, но есть ли смысл шарахаться обратно и делать вид, что ничего не произошло? А потом всю жизнь уверять себя, как тот бедолага белогвардеец из "Неуловимых мстителей": "Бряхня!" Наверное, есть смысл разобраться все-таки, что за Соловей. Может, просто чучело. Шутка чья-нибудь.

До поселения золотоискателей они добрались только на следующий день. Теперь старателей было уже пятеро. Действительно, не один Серёга, все эти мужики были к общению не расположены. Зная причину, офицеры смотрели на них теперь несколько иными глазами и разговаривали по-другому. Долго задерживаться они здесь не стали, выбрались на знакомую тропу и пошли дальше на север. К вечеру они уже дошли до того места, где несколько дней назад высадились с вертолета. Заночевали на прежнем месте у реки.

В целом, Борисов достаточно хорошо владел собой! как и полагается офицеру госбезопасности. Невозможно было, например, по лицу определить его настроение, когда он этого не хотел. Голос также оставался ровным и спокойным. Но люди, знавшие его длительное время, отмечали один верный признак, указывавший на то, что майор пребывает в дурном расположении духа. Раздражаясь, Борисов начинал незаметно для себя тихонько посапывать, добавляя себе сходства с тем животным, по названию которого ему была дана служебная кличка.

Поэтому Ларькин даже мысли не допускал, что майор способен запыхаться от долгой ходьбы с рюкзаком по звериным тропкам, а порой и через заросли. Дыхалка у Борисова была отменной. Поэтому, услышав впереди знакомое "пхх-пхх-пхх", Виталий сразу догадался о его причине. Сегодня Юрий Николаевич был в настроении номер два. Да он этого особенно и не скрывал. Судя по тому, как обложил по матушке докучливого слепня.

Ларькина часто веселило это чисто армейское сочетание в Борисове внутренней дисциплины и невоздержанности в крепких выражениях. Самым забавным было, пожалуй, то, как сквозь эту смесь пробивались остатки знаменитой и неистребимой питерской культуры обращения — Борисов вырос и воспитывался в Ленинграде. Но войны наложили свой жесткий отпечаток на его характер.

Здесь, среди дикой природы, Борисов был больше на месте, чем в своем прокуренном кабинете. Хотя в тайге он бывал не часто, последний раз, по его словам, лет пятнадцать назад. Командировки его в основном проходили в горах да джунглях. Что-то звериное, близкое к природе, просыпалось в нем и ощущалось в каждом движении. Да и Виталий чувствовал себя здесь гораздо свободнее: человеческое общество с его рамками и условностями осталось где-то далеко. Они были уместны здесь, два сильных и ловких двуногих хищника, вполне гармонировали с агрессивно настроенной окружающей средой.

Не будите во мне зверя, особенно зайца, как любит говорить Илюша Большаков. А кстати...

—- Юрий Николаевич; знаете, Ренатика недавно угораздило спросить Большакова, что такое демографический взрыв.

— И что ответил Илья? — отозвался майор. — Сказал, что это, когда использованный презерватив доливают водой, перевязывают ниткой и бросают с балкона.

— По-моему, он сексуальный маньяк, ваш Большаков, — сказал Борисов. —Как твое мнение, доктор?

— Да нет, уж не настолько... — засмеялся капитан.

— Ах да, я и забыл. Вы с Ренатом не лучше, мрачно подвел итог майор.

Однако от Ларькина не укрылось, что, сопеть он всё-таки перестал. Сразу после упоминания о своем "любимом чаде". Они прошли ещё немного. Раздраженное пыхтение не возобновлялось. Развлек, усмехнулся про себя Виталий.

...Борисова бесило их глупое задание. Впрочем, его и раньше часто выводили из себя приказы руководства. Настолько часто, что он в таких случаях вспоминал анекдот про девушку, которая, познакомившись й расставшись с тремя подряд уж слишком лопоухими по ее мнению, женихами, начала думать: "А может, со мной самой что-нибудь не так?"

Терпение, говорил себе майор, в каждом задании есть свой скрытый смысл. Вот кто бы тебе в Москва рассказал сказку о Человеке-Камне? Но какой же все-таки маразм: пешком бегать по тайге за летающей тарелочкой...

Человек-Камень... Поэтический образ, не больше. Если не принимать всерьез обещание Потапыча вскорости прислать за ними Лёню. Лёня, конечно, не придет. Сын Тайги просто "не захочет" с ними встретиться. Вот и сказочке конец, а кто слушал – весь в лапше. Единственная деталь, которая во всей этой фактуре меня цепляет, это алмазы. Это единственный "факт"... Шалун Илья так любит энергично произносить это слово с английским акцентом — и сегодня я его вполне понимаю. Сам ли шаман эту историю выдумал, начитавшись научной литературы, или действительно слышал от отца? Углеродно-алмазные вкрапления без микроскопа никакой эвенк не мог разглядеть. Если Михайла свой сказ услышал — тогда... Тогда, пожалуй, придется поверить и в Сына Тайги, и в Человека-Камня. Но остается совершенно непонятным, при чем тут летающая тарелка.

На пологих, изъеденных временем склонах древнего вулканического кратера росли сосны и лиственницы. В некоторых местах от действия подземных вод образовались глубокие провалы, наполовину засыпанные обрушившейся породой. Но деревья и оттуда тянули свои верхушки вверх, к солнцу.

Шли осторожно: засмотревшись, можно было оступиться и кубарем отправиться на дно ямины. Миновав небезопасное, но очень живописное место, Борисов и Ларькин остановились на ночлег на склоне пологого холма, не очень далеко от знакомой реки. Палатку они поставили на полянке, с двух сторон от которой стояли высокие кедры и сосны. Чуть подальше за деревьями почти весь склон был покрыт малиной и красной смородиной. С другой стороны начинались прибрежные заросли ивы.

Наутро они обнаружили, что сигналы больше не поступают. Бестолковая беготня начала действовать им на нервы. Продолжать ли движение ещё двадцать километров в прежнем направлении или учесть опыт, остаться здесь и подождать, пока забибикает где-нибудь в другой стороне? Разумнее показалось ждать, и грасовцы остались на месте. Даже палатку не стали переносить ближе к реке. За водой ходить было далековато да уж больно полянка попалась симпатичная. В два стороны, не загороженные деревьями, открывался неплохой обзор: на вершину холма и на тайгу.

На обед Виталий подстрелил дикого гуся, и полдень прошел в приятных хлопотах. Погода оставалась неплохой, в июле тут все-таки можно прожить и в палатке. Если бы ещё удалось забыть о делах и обязанностях, представить, что ты в отпуске. Ларькин так и предлагал сделать. Агитировал даже плюнуть на всё, отклониться от прежнего маршрута и махнуть на одно озерцо. Он где-то вычитал, что там водятся лебеди, и предлагая проверить. Но майор никуда не хотел идти.

Следующий день был неудачным. Дичи, достойной внимания с гастрономической точки зрения, не попалось. Рыбы на уху они наловили, но мелкой, только для запаха. Вообще, они угробили уйму времени в попытках раздобыть себе пищу. Обед получился поздним, есть в этот раз пришлось в основном концентраты. Майор немного поспал после обеда. Ближе к вечеру – было ещё не темно — они сидели у костра, жгли его просто так, для тепла и дыма.

— Интересно, когда и чем эта командировка закончится? —вполголоса, словно обращаясь к самому себя спросил Ларькин.

— Голодной смертью, — сострил Юрий Николаевич.

— Нет, только не этим. Это я Вам обещаю.

— Тогда мы будем бродить здесь, пока начальство не решит отправить нас в другую командировку, — сказал Борисов, подбросив в костер сухие сосновые веточки. Остатки высохшей хвои вспыхивали, как порох.

— Думаете, мы так никогда и не наткнемся на этот источник? Хотя бы случайно?

— Случайно — может быть, — серьезно ответил майор.

Некоторое время они сидели молча. Слышно было только потрескивание костра и доносившийся снизу шум реки. В малиннике за склоном холма затрещала какая-то птица. Ларькин, направившийся было к палатке, остановился и переглянулся с Борисовым. Пронзительное верещание повторилось.

— Сюда идут. Несколько человек. Или медвежье семейство, —уверенно сказал капитан.

— Спокойно. Если люди —я на виду, а ты прикрывай. Держись в сторонке и вообще... посматривай.

Виталий направился в сторону малинника. Зайдя за ближайшее дерево, он остановился и осмотрел местность. Шумная птица из малинника вспорхнула на вершину сосны, у которой стоял Ларькин, а потом, плавно снижаясь, подалась куда-то в тайгу. В ту же минуту на вершине холма показались четыре человека. Затем пятый. Виталий отошел ещё немного в сторону, а для того чтобы этот маневр, открывший ему ещё небольшую часть склона, выглядел мотивированным, не придумал ничего лучшего, как начать собирать сушняк. В любом случае, надо было производить впечатление беспечных, ничего не подозревающих геологов. Набрав веточек, он постоял, глядя на приближающихся людей, и вскоре увидел за холмом шестого. Тот медленно брел за своими товарищами. То ли отстал, то ли хотел остаться незамеченным, но понял, что ему это не удалось. Дольше оставаться тут; было глупо, и Ларькин вернулся к костру.

Приближавшиеся к ним люди были одеты не слишком разнообразно — четверо в суровых штормовках: походили на охотников, двое были в спортивных непромокаемых куртках. Видно было даже издалека, что пятеро из них, в том числе два "спортсмена" —кавказцы! Скорее всего, чеченцы. Один, очевидно, был местным- жителем. Заплечные мешки у них были небольшие! Судя по всему, эта компания собиралась в тайгу ненадолго и большую часть пути проделала не пешком, а на. каком-то транспорте.

Один из кавказцев был крупным, большеголовым, равномерно заросшим щетиной от головы до шеи — только небольшой участок лица вокруг глаз был свободен от растительности. У остальных лица были скорее худые, хотя их тоже нельзя было назвать доходягами! Местный — крупный парень с тупым выражением лица —единственный из всех нес свой "моссберг" в руке. У остальных охотничьи ружья были за плечами. Вооружены были все. Пятеро приближались неторопливыми, крадущимися шагами, шестой, невысокий чеченец, семенил позади, время от времени быстрым взглядом осматривая окрестности.

Незнакомцы подошли к костру и головастый — очевидно, вожак— сказал:

— Греемся?

Он произнес это с напором, даже с наездом. Слово прозвучало так, будто Борисов и Ларькин были виноваты в том, что сидят у костра.

— Ну, — по-сибирски, коротко ответил Борисов.; Вглядываясь в людей, которые, подходя, по одному замедляли шаг и останавливались, он чуть подвинулся, словно давал им побольше места у костра. На самом деле он проверял, не затекли ли ноги от сидения на корточках. Вдобавок он при этом чуть повернулся влево, чтобы держать их всех в поле зрения. С другой стороны такими же маневрами пришлось заниматься Ларькину, которому двое чеченцев попытались как бы невзначай зайти за спину. Виталий подбросил в костер веточку, чуть шагнул назад и встал лицом прямо к одному из них, боковым зрением отслеживая второго.

Тот, к которому он находился лицом, как и вожак, носил бородку, но она была не такой аккуратной, росла редко и совсем не производила впечатления. Длинная физиономия его напоминала козлиную морду. Крайний правый, который якобы задумчиво смотрел в сторону и вообще вел себя как на экскурсии в Третьяковке, отличался от прочих выдающимися размерами носа.

— На какого зверя охотимся? —спросил майор.

— На медведя, —со значением ответил вожак.

— Медведи в этих местах серьезные, — проговорил Борисов. "А вон тот, в центре, уж не талиб ли часом? — промелькнуло у него в голове. — До чего же он мне "духа'' напоминает. Насмотрелся я на них в Афгане."

— Ничего, справимся, —с прежним напором проговорил заросший шерстью чеченец.

Мельком взглянув на подошедшего шестого из их компании, вожак продолжил, кивнув на свое ружье:

— Видал, какой калибр?

Он быстро скинул с плеча "моссберг", направил его на майора и крикнул:

— Всё! Ложись на землю и не двигаться! Руки за голову!

По этому сигналу все бандиты взяли ружья наизготовку. От костра метнулась тень, и одной мишенью у них стало меньше: Ларькин, выполняя приказ майора, исчез за деревьями. Только вожак успел выстрелить ему в догонку, но промахнулся. Головастый крикнул что-то по-чеченски, и трое бандитов бросились за капитаном.

Борисов продолжал неподвижно сидеть у костра.: Он на секунду предугадал решение косматого чеченца: прикончить Виталия, а его взять живым и допросить. Майор остался на месте, ожидая, когда его начнут брать в плен.

Справа раздались выстрелы: Виталий, не высовываясь из-за дерева, стрелял из обоих пистолетов на звуки шагов. Словно обняв руками толстую сосну, он вел огонь довольно точно, но, хотя остановил и ошеломил бандитов, стрелял пока неэффективно. "Талиб" после прямого попадания в правую сторону груди, отлетев, упал на одно колено, но остался жив. Майор увидел это и догадался о причине.

— На них жилеты! —коротко крикнул он капитану.?

— Заткните его! — приказал вожак. Громила и замыкающий бросились к Борисову. Здоровяк, не церемонясь, взмахнул ружьем и ударил прикладом по тому месту, где секундой раньше находилась голова майора. К этому времени Борисов уже успел перекатиться назад и стоял у здоровяка за правым плечом. Классическим ударом ноги он увеличил громиле поступательный импульс движения вперед, и тот, выронив ружье, кубарем покатился на землю. При этом он по-медвежьи заревел, подтверждая ожидания майора, который ближайшие три-четыре секунды надеялся уделить другим партнерам. Тем более что маленький чеченец, оценив ситуацию, явно собирался уже не брать его, а убивать. К такому же решению пришел и главарь. Борисову пришлось упасть на землю, уходя от пуль, затем рывком кувыркнуться вбок, вскочить и ещё раз кувыркнуться — теперь уже вперед, за ближний кедр.

Также, рывками от дерева к дереву, перемещался и Ларькин, не давая ни попасть в себя, ни обойти. "Талиб" в бронежилете вторым попаданием в грудь был опрокинут и сидел на земле, пытаясь встать. Козломордый отбросил ружье и, держа стволом вверх блестящий "магнум", подбирался к капитану поближе. Носатый прикрывал его редкими выстрелами.

Громила с тупой физиономией поднялся на ноги и яростно метнулся в сторону кедра, за которым укрылся майор. Но на силу свою он понадеялся напрасно. Борисов увернулся и успел ухватить амбала за руку. А уж если майору удавалось дотянуться до кисти противника, того можно было списывать со счета. Юрий Николаевич как бы ничего и не сделал, разве что чуть-чуть присел на одну ногу, шагнув другой назад. Здоровяк словно бы сам нагнулся и со всего маху, обегая Борисова, стукнулся головой о ствол кедра. Там он и остался лежать. Борисов отпустил его руку и быстро шагнул в сторону, уходя от новых выстрелов. Маленький и большой чеченцы подбежали с двух сторон дерева и палили в майора почти в упор. От одной пули Юрий Николаевич не успел увернуться, опрокинулся и упал. Подбегавший маленький бандит хотел добить его выстрелом в голову. Но майор быстрой тенью метнулся с земли, ухватил за ствол ружье и, рванув противника к себе навстречу левой рукой, правой коротко и мощно ударил его в горло. Послышался хруст и хрип, грохнул выстрел, и бандит стал опускаться на землю. Вместе с ним присел и Борисов. Краем глаза он заметил характерное движение косматого бандита, и тяжелый метательный нож, вместо того, чтобы закончить полет под ухом у майора, воткнулся в дерево. Борисов сделал, ещё один кувырок и выхватил свой пистолет, который все это время висел на ремне у него под рукой. Он выстрелил, не целясь, от корпуса, раз, затем второй. Обе пули пробили бронежилет и остались у бородача в животе. Тот молча осел на землю, гримаса боли на его лице смешалась с выражением удивления и обиды. Майор побежал на помощь Виталию.

Козломордому удалось приблизиться к капитану — к этому времени он уже был ранен в бедро пулей из "Макарова". Виталий вначале палил с двух рук, не давая противникам пошевелиться. Затем, когда патроны у "Макарова" кончились, он зашвырнул его в куст, отвлекая внимание, и выскочил навстречу козломордому с другой стороны. Пуля носатого прошла поверху, а "магмум" так и не успел выстрелить. Капитан выбил у козломордого пистолет, размозжив ему пальцы рукояткой; "стечкина". Капитан хотел взять козломордого живым, но, ощущая опасность со стороны носатого и поднявшегося к тому времени "талиба", вынужден был пристрелить чеченца в упор. От выстрелов Виталий прикрылся его телом, решив, что один бронежилет хорошо, а два лучше. Затем он отпустил тело и вновь скрылся за деревом.

"Талиб" поздно заметил подбегавшего майора и не-успел повернуться в его сторону. Борисов хрипло выдохнул. Удар ноги пришелся "талибу" в висок, и тот мгновенно умер, опрокинувшись на землю, как мешок с опилками. Оставшись в одиночестве, носатый выхватил; гранату. В кого он хотел ее бросить — осталось не известным. Восемнадцатая пуля из обоймы "стечкина" разбила ему голову, едва он успел выдернуть кольцо., Капитан шагнул обратно за дерево, пережидая взрыв.

Осколки гранаты с визгом и шуршанием прорезали воздух, сшибая на пути кусты и ветки.

Борисов окинул взглядом полянку и, спохватившись, бросился обратно к недобитому вожаку. Так и есть: сидя на земле с перекошенным лицом, тот тоже держал гранату наготове, ожидая, когда кто-нибудь из грасовцев приблизится. Судя по страшной гримасе, которую было видно сквозь заросли на его лице даже отсюда, вступать в переговоры было бесполезно. Майор вскинул "Гюрзу" на уровень глаз и выстрелил. Пуля пробила вожаку зубы и вышла пониже затылка. Бандит уткнулся в мох остатками головы. Незримый метроном в подсознании Борисова отщелкнул четвертую секунду, а за ней пятую... Взрыва все не было, и афганский опыт подсказал майору, почему. Ладно, разминированием тела усопшего можно будет заняться потом, на досуге.

Он подождал ещё немного и, услышав из-за дерева низкий стон и болезненное кряхтение, приблизился к кедру. Верзила открыл глаза и, держась за голову, пытался приподняться. Майор хладнокровно отправил его обратно в нокаут ударом ноги. Разговаривать с этим дебилом сейчас ему не хотелось. Он уже примерно представлял себе, что тот скажет, варианты решений хотелось заранее продумать. Может, обыск жмуриков что-то даст.

Из-за деревьев показался Виталий, стряхивая с плеч налипшие ветки и кусочки коры.

— Цел? —спросил майор.

— Всё в порядке.

— А я облажался сегодня. Пулю жилетом поймал, синяк будет. Старею, — с досадой произнес Борисов и пнул лежавший на земле дробовик. —Такой дурой и мою скорлупу можно было расколоть. А ты чего палил, как из пулемета?

— Хотел на себя внимание отвлечь.

— А... Спасибо. Хотя и не совсем, но будем считать, что помогло.

— А как ваша "Гюрза"? Опробовали? — поинтересовался Виталий.

— Угу. Вон лежит жертва эксперимента. Только ты| не подходи, он с гранатой в руке лежит, я потом займусь. Сам он теперь вряд ли руку разожмет.

— Жилеты у них шведские.

— Ну так и что, помогло это им?

— А казалось бы, модификация "стечкина", и всё, Виталий смотрел на пистолет, который майор все ещё держал в руке.

— Тут всё дело в патронах. Ну, я тебе это уже объясняла

— Только не сказали, где же Вы достали экспериментальный образец.

— Где взял, где взял... Купил, — недовольно проворчал Борисов. Он спрятал пистолет и вытащил из ствола дерева метательный нож. Подбросил в руке, поймал и, примерившись, метнул в другое дерево. — Сегодня вот ножик приобрел неплохой. Можно сказать, подарок. Так что, кроме этого дебила живых больше нет?

Они обошли место побоища и убедились, что так оно и есть. Попутно офицеры собирали оружие. Встретились они над телом "талиба".

— А почему Вы его издалека не пристрелили? — спросил Ларькин, сваливая на землю "моссберги".

— Привычка дурацкая... Нас вообще все приучали тихо делать. Нашуметь — провалить операцию. До сих пор не могу отвыкнуть.

Майор похлопал себя по карману, вздохнул и сказал:

— Ладно, потом покурим. Пойдем сделаем малышу куп-куп и будем учить его говорить. Надо все-таки узнать, что они от нас хотели.

...Когда верзила пришёл в себя, он увидел перед собой каменное и не предвещающее ничего хорошего лицо майора. Борисов держал в руке тот самый нож, которым его хотели убить. Он направил его острием на парня, словно указку.

— Фамилия? Имя? Год рождения? — спросил он буднично и спокойно, но было что-то страшное в его тоне. Верзила сразу почувствовал за этой обманчивой умиротворенностью готовность мгновенно и жестоко наказать его за малейший каприз. Да и вообще расклад выходил такой, что не до капризов ему было.

— Василий... Ерофеев Василий... Год рождения не помню... —пробормотал он растерянно.

— Как это? — удивленно поднял брови майор. — Ты, вроде, уже после коллективизации родился?

— Я просто забыл... Сейчас скажу... —верзила помолчал, вспоминая. —Шестьдесят восьмой, кажется. Да, точно, шестьдесят восьмой.

— Сильно ты ушибся, —сочувственно сказал майор. — Не надо было так бросаться на пожилого человека. Так зачем вы сюда пришли? Говори подробно. Прежде всего, кто такие. Вижу, что чеченцы. Точнее.

— Группировка Иниева, — ответил верзила. —Вон там лежит —это Сыркун, командир группы.

— Где сам руководитель? Иниев где?

— В Иркутске, кажется. Я с ним не встречался ни разу.

— А ты-то как среди них очутился, сволочь?

— Они бабки хорошие платят.

— А почему, кстати, того жмурика звали Сыркун? Это вроде как "шайтан", если я не ошибаюсь?

— Поэтому и звали... Псих он... был. Чтобы лишний раз шайтана не поминать.

— Понятно. А насчет нас какое было задание?

— Выяснить, кто вы такие, и замочить.

— Чем это мы вас привлекли?

— Авторам не понравилось, что вы возле их подшефной бригады вертитесь. Решили, что вы из ментовки. Думали по-тихому прикопать вас где-нибудь в тайге.

— А что, это мысль, — мстительно сказал майор и посмотрел верзиле в глаза. Тот отвел взгляд.

— Ну, а теперь, — продолжал Борисов, —как ты думаешь, кто мы такие?

— С Лубянки вы, это ежу понятно, —хмыкнул верзила. — Говорили Сыркуну, чтобы побольше людей взял.

— Мы бы и больше положили, — с вызовом сказал голос сбоку от него. Парень повернулся, посмотрел на Ларькина, болезненно поморщился и ничего не ответил.

— Как вы нас нашли? —продолжал допрос майор.

— Да мы и не искали. Сыркун знал, что вы обязательно появитесь возле второй бригады. Мы сразу сюда и пошли, в первый же день на вас и напоролись.

— Не понял. У вас что, в этих местах ещё одна бригада работает?

— Да.

— Стоп. Давай ещё раз: здесь недалеко работает ваша вторая "подшефная" бригада? Сколько всего бригад?

Здоровяк помолчал, соображая, потом неуверенно сказал:

— Я слышал, что три... Может, их больше.

— Покажи, в какой стороне работает вторая бригада.

Верзила, кряхтя, приподнялся на локтях, посидел, вертя головой, и, сориентировавшись, махнул рукой на северо-северо-запад.

— Вон там.

Ларькин взглянул на майора. Это было то направление, в котором в последний раз работал источник излучения.

— Ну, и что нам с тобой теперь делать? — играя у Василия на нервах, спросил Борисов. — Знаешь, есть у нас такие задания, после которых свидетелей оставлять не положено...

Глаза верзилы словно остекленели.

— Но тебе повезло, — продолжил майор. — Нам нужен свидетель. Такой, чтобы дошел до своих и рассказал все, что видел. И передал кое-что на словах: что, если все, сколько их там есть, полезут сюда, мы их всех переведем вот в такое положение.

Парень украдкой перевел дух.

— И будет очень хорошо, если этот свидетель для убедительности подохнет у них на глазах, — продолжал майор. — Наших ребят, попавших в плен в Афгане, эти сволочи иногда подрезали и отпускали так, что у них хватало сил только доползти до своих. Они умирали по дороге в санчасть. Я тоже теперь так умею. Знаю, куда надо ткнуть вот таким ножиком. Парень ты здоровый, часов двенадцать протянешь. Первое время даже идти сможешь. Рану придется зажимать рукой, жить-то все равно хочется...

Цвет лица у верзилы и без того был нездоровый, теперь он совсем побелел.

— А вообще, Пользуясь моментом, советую тебе серьезно подумать о том, какую дорожку ты выбрал в жизни. Сейчас как раз тот редкий случай, когда ты на это способен. Когда тебе опять предложат неплохие бабки, ты размышлять не станешь, верно? Подумай сейчас. И не ссы, мы с тобой поступим по закону. Учитывая положение в стране, через годик-другой, глядишь, на воле встретимся.

— Нет, лучше не надо, — прошептал Василий.

— Ладно, ложись. Руки за голову, как положено, и не шевелись. Пошли, — обратился он к Виталию.

— Помнишь тот приборчик, который нам вручили на случай ЧП? — спросил Борисов, когда они с Ларькиным вернулись на свою полянку.

— Только о нем и думаю.

— Значит, то, что с нами произошло, ты считаешь чрезвычайным происшествием?

— Конечно. А Вы как-то иначе это расцениваете?

— А я уже перестал понимать, что в этой командировке было запланировано с самого начала, а что надо считать неожиданностью. Ну, раз ты думаешь, что это ЧП, то тебе и маячок включать. Помнишь, как пользоваться?

— Вынести на открытое место и нажать зеленую кнопочку. Вполне доступно даже для капитана госбезопасности.

— Тогда действуй.

Но не успел Ларькин дойти до палатки, как за деревьями раздался взрыв, и сразу вслед за ним ужасный крик. Было невозможно узнать в этом вопле голос верзилы. Офицеры рванулись обратно.

— Дебил, вот дебил... —приговаривал на бегу Борисов.

Изувеченное тело здоровяка билось в конвульсиях возле того места, где они оставили нетронутым труп главаря. От Сыркуна же осталось только то, что было защищено бронежилетом. Должно быть, Василий покусился на тот единственный неубранный ими "моссберг", который был придавлен плечом заминированного покойника.

Борисов присмотрелся к дергавшемуся в агонии верзиле, достал пистолет и выстрелил ему в голову.

— Вот все, чем я могу помочь такому идиоту, — зло пробормотал он, запрятывая "Гюрзу" обратно под мышку, и спросил огорченно: — Что он искал? Неужели надеялся нас убить? Мне казалось, что я его хорошо напугал. У другого ноги бы отказались идти.

— Наверное, как раз слишком испугался, — предположил капитан, — с отчаяния полез за ружьем. А может, искал что-нибудь, чтобы сбежать. Ключи от моторки, например. Не повезло пацану.

— Дурак он был, вот и всё, —сказал майор. —Думал, мы специально для него ружье оставили.

Они медленно побрели обратно к палатке.

— У меня в восемьдесят седьмом был похожий случай, — вспоминал Борисов. — Нас сбросили выручить дозор мотопехов, их "духи" окружили и добивали уже. Пятерых мы отбили, из них трое раненых. Вертушки пришли, стали грузиться. Убитых тоже брать стили. А у лейтенанта их граната без кольца вот так же была зажата в руке. То ли в "духов" хотел бросить, то ли себя подорвать... А его убили. Получилось, что он моих ребят подорвал. Трех бойцов я не досчитался. Правда, все живы остались, но отправились домой инвалидами. Черт знает, что теперь думать — повезло им или нет? Глупо получилось. И вообще сволочная это была война. Без неё и Чечни бы не было. Не с Горбачева всё началось, а с Андропова, который втравил нас в войну и вообще разворошил всё это дерьмо...

Вертолет прилетел через три часа, когда они уже успели поужинать. Зудя винтами, он завис над холмом в светлом сумеречном небе, включил прожектор и, облюбовав себе площадку, начал медленно снижаться. Борисов и Ларькин устало побрели навстречу человеку, который выпрыгнул из кабины и спускался к ним по тому же самому склону, по которому несколько часов назад приближались бандиты. Человек представился майором ФСБ Александром Афанасьевичем Усковым, подтвердив свои слова удостоверением. Он пожал им руки и выслушал короткий рассказ Борисова о том, что произошло. Потом Александр Афанасьевич вернулся на некоторое время в кабину. Оттуда выскочили четверо парней в камуфляже и с носилками. Ларькин пошел; показывать груз, который им предстояло забрать, а Борисова майор Усков попросил остаться. Через некоторое время он позвал Юрия Николаевича к бортовой рации. Борисов надел шлемофон и сказал:

— Геолог на связи.

— Геолог? — послышался в наушниках знакомый голос генерала Яковлева, — Здесь Седьмой.

— Седьмой, слушаю вас, добрый вечер.

— Добрый вечер, Геолог. Правда, у нас он ещё только начинается. Вы целы?

— Целы, —ответил Борисов, поглаживая бронежилет в том месте, где в него была вклепана пуля.

— Оба?

— Оба.

— Вполне?

— Вполне, —действительно, притирания Ларькина помогли, и бок уже почти не болел.

— Хорошо. Очень хорошо, Геолог. Продолжайте работать. Задачи у Вас прежние. Главное, не суетитесь, работайте спокойно. Как поняли?

— Понял Вас плохо, — искренне сказал майор. — Седьмой, я вообще тут ни хрена не понимаю.

— Объясняю. Для самых одаренных. Лично я был бы рад Вас видеть на рабочем месте завтра же. Но Министерство геологии оставляет Вам прежние задачи, прежние... То, что я Вам сказал перед выездом, остается в силе, даже увеличивается, возводится во вторую степень. Все задачи те же, только в квадрате. В квадрате, понятно? Если Вам что-то нужно, без чего Вы не можете работать, скажите нашему сотруднику. Тому, который прилетел к вам. Есть вопросы, Геолог?

— Нет больше вопросов. Всё ясно.

— Конец связи. Ни пуха, ни пера...

— К чер-рту!!! —прорычал Борисов. Он был так зол, что ещё немного— и начал бы метать молнии.

Выбравшись из кабины, майор быстрым шагом спустился по склону на знакомую поляну. Усков едва поспевал за ним. Парни погрузили в вертолет последние останки и вернулись.

— Вам что-нибудь нужно из этого? — спросил Ус-ков, показывая на груду "моссбергов".

— У нас хорошие ружья, — покачал головой Борисов. — Забирайте.

— Постойте, —Ларькин оглянулся на майора и достал из кучи оружия "магнум".

— На хрен тебе третий пистолет? — проворчал Борисов. — Лишняя тяжесть. Чем ты с него стрелять будешь? Ногой?

— На память, — упрямо сказал Виталий. — Свою коллекцию начну собирать.

— Дурной пример заразителен, —вздохнул майор, провожая взглядом обвешанных ружьями парней. — Ты лучше скажи мне, доктор, ты ещё помнишь таблицу умножения?

— Да, а что? —недоуменно спросил Виталий.

— Сколько будет шестью шесть, напомни мне, пожалуйста?

— Тридцать шесть всегда было...

— Так и есть, — кивнул Борисов и обвел тоскливым взглядом сливавшиеся с темнотой верхушки деревьев. В ночном небе медленно загорались все новые звезды. На холме взвыли винты, но майор Усков не уходил, стоял рядом, словно чего-то ждал.

— Снайперскую винтовку бы неплохо, —обращаясь к нему, сказал Борисов. — И гранатомет... хотя стоп, отбой. Не надо гранатомет. Дюжину противопехотных мин. Или две. А ещё лучше —три дюжины мин. Всё.

— Хорошо, — кивнул Усков и быстрым шагом стал подниматься к вертолету. Тогда Юрий Николаевич повернулся и встретил изумленный взгляд Ларькина.

— Гранатомет — это жлобство, — извиняющимся тоном объяснил Борисов. —Опять-таки он требует лишнюю пару рук. Да и вообще, где ты видел геолога с гранатометом?

На месте побоища оставаться не хотелось и, несмотря на то, что локатор в указанном диапазоне помалкивал, они пошли дальше на север, отклонившись к востоку от направления, указанного Василием. Встречаться со второй бригадой золотоискателей им совершенно не хотелось. Через день офицеры добрались до озера и остановились, любуясь местными красотами.

Озеро лежало в низинке между покрытыми тайгой невысокими сопками. Побродив по берегу минут двадцать, они, в самом деле, обнаружили лебедей. Пара благородных птиц медленно и красиво двигалась по поверхности воды метрах в пятнадцати от берега. У Ларькина загорелись глаза, он был похож на застывшего в стойке охотничьего пса. Но майор, встретив его азартный взгляд, сурово спросил, неужели у его сотоварища поднимется рука на такую красоту. В этих условиях рука почла за благо не подниматься.

Следующие несколько дней они кормились рыбой, выловленной на озере и в протекавшей поблизости реке Кимчу. Ларькин выполнил, наконец, обещание насчет хариуса, а однажды поймал здоровенного налима, чем заслужил уважение и благосклонность начальства. Борисов хорошо запомнил слова генерала "не суетись, работай, не торопясь" и решил возвести их в принцип. Поэтому, когда однажды утром локатор ожил и стал издавать протяжные ноющие звуки, указуя на восток, они с Ларькиным не стали торопиться. Спокойно собрались в дорогу и вышли в указанном направлении только через сутки.

На следующий день источник излучения заработал южнее, затем ещё южнее и, судя по показаниям локатора, дальше. На третий день, взглянув на прибор, майор плюнул и сказал, что чем гоняться за этой хреновиной по дуге, лучше сразу взять направление на ту точку, где она будет через два дня. Грасовцы ломанулись прямо через тайгу, благо, в этом месте она была сухой и вполне проходимой.

Минуя одну из уютных полянок, они неожиданно увидели несколько ульев и склонившегося над ними человека.

— Подожди здесь, — сказал Борисов, присматриваясь, — я один схожу поговорю.

Осторожно, чтобы не разозлить пчел, он приблизился к незнакомцу и заговорил с ним. Общались они тихо, и Ларькину не слышно было их голосов. Но зрение у него было отличное, и содержание беседы он легко мог прочесть по движениям губ. Этому умению гэбисты были обучены для того, чтобы без помощи аппаратуры издалека узнавать содержание интересующего их разговора. Это умение помогало при необходимости общаться между собой, не опасаясь "подслушки". Однако после того, как, присмотревшись к губам незнакомца, Виталий прочел произносимые им слова; "ничего похожего я в этих местах не видел", он не очень внимательно следил за разговором. Стал больше разглядывать ульи, интересуясь их устройством и породой пчел. Вскоре майор вернулся.

— Я так и подумал. Это старовер. Насколько я знаю, их ещё называли кержаками.

— Он, конечно, ничего интересного не сказал?

— Сказал, как выбраться на ближайшую человеческую тропу. Пошли.

Они отправились дальше. На ночлег остановились возле маленького родника, который выбился из-под земли в самой чаще леса, в сотне шагов от тропы. Комаров здесь было неисчислимое множество, и грасовцы вскоре пожалели, что залезли сюда: насекомые не давали даже дышать, от них не спасал никакой репеллент. Наутро выяснилось, что сигналы опять пропали. Плюясь от досады, они выбрались на тропу и пошли прочь: теперь уже совершенно без всякой цели. Лишь бы подальше отсюда. Чесалось искусанное тело — комары, казалось, протыкали своими хоботами сапоги. На самом деле, конечно, они просто залезали за голенища.

Офицеры даже обрадовались, увидев замелькавшего впереди на тропе среди листьев человека. Он быстро двигался им навстречу бесшумным охотничьим шагом. Они обрадовались во много раз больше, узнав в этом охотнике своего знакомого, племянника старого шамана Лёню.

В прохладном кабинете с тонированными двуслойными стеклами подполковник Плющ вопросительно смотрел на своего товарища и начальника.

— Похоже, всё прошло, как по писаному?

— Похоже на то, —ответил Пятницкий.

— Ну, что же, первый этап операций "Тунгусский след" Можно считать законченным.

— Вычеркиваем Бурова из списка?

— Пока, —значительно добавил Пятницкий.

Плющ кивнул, соглашаясь, что человек слаб, и совесть его со временем подвержена коррозии, и спросил:

— Есть ли информация о реакции чеченцев?

— Мамитов так ничего и не разведал, приказал разобраться на месте. Он подозревает конкурирующие группировки. Иниев после исчезновения группы Сыркуна посылал на место даже людей с поисковыми собаками. Но ничего не нашел, кроме пятен крови. Ему на каждом шагу мерещатся "ментовские ловушки". Он и раньше был осторожным, а теперь опасается всего.

— По-моему, идеальные условия для начала второго этапа, — сказал Плющ.

— Не совсем. Придется подождать ещё немного. Начнем чуть позже.

— Разве они не потеряли Борисова?

— Потеряли, наши сибирские коллеги помогли им немножко. Опрыскали тайгу химикатами, там, где он прошел. Для борьбы с вредителем. Отбили все запахи, да и желание шляться по лесу у чеченцев. А сам Борисов несколько раз переходил реку, так что дело не в этом.

— В чём же?

— Дело в том, что в конце концов мы и сами его потеряли.

— У него же маяк в рюкзаке?

— Тем не менее. В районе Метеоритной котловины сигнал несколько раз исчезал. Последний раз он был зафиксирован в пяти километрах севернее горы Фаррингтон. После этого сигнал исчез окончательно, и где сейчас Борисов — мы можем только догадываться.

— Вот так пописанному... — покачал головой подполковник. — Что же могло произойти?

— Он мог и сам обнаружить, что на другой частоте его аварийный маяк работает постоянно. Обнаружил — и вывел эту цепь из строя. Из вредности. На Борисова это похоже. От него всегда можно ожидать какого-нибудь подвоха.

— А может быть, он забрался в какую-нибудь пещеру, которая экранирует радиоволны?

— Может быть. Лично я бы предпочел именно этот вариант. Тогда, если их не засыпало, рано или поздно он из пещеры выберется. В любом случае, надо готовиться ко второму этапу.

— Нет ли смысла для чистоты эксперимента известить каким-то образом Иниева об отряде спецназа, который ждет наготове в Иркутске? Или перебросить отряд поближе к месту действия? Тогда у чеченцев пропадет желание в ближайшее время искать Борисова.

— Как раз для чистоты-то и не нужно слишком давить ему на психику. Сообщать об отряде в какой бы то ни было связи с Борисовской экспедицией, конечно, не стоит. А перебросить его... да так, чтобы люди Иниева сами ненароком его заметили — можно. Не обязательно поближе, можно и подальше. Пусть это будет братская помощь соседнему краю в наведении порядка. Очередная шумная плановая операция тамошних ментов; "Шмон 98" или, скажем, "Чистота на дорогах".

— Тогда уж "Блатота на дорогах".

— Дождемся, когда вынырнет Борисов, получим информацию из окружения Иниева, и подсунем Штабисту нашу дезу, —сказал Пятницкий.

— По-моему, Иниев не поверит в эту легенду. Слишком осторожен.

— Я тоже так думаю. Но каким бы ни был его авторитет, решающее слово будет не за ним.

Они улыбнулись друг другу, как музыканты, удачно играющие джазовую импровизацию.

Глава третья ВЕЧНАЯ ПЕШКА

— Сразу, как Вы ушли, в тот же день, приходили рабочие те, что золото ищут. Про Вас спрашивали, — рассказывал Лёня во время первого привала.

— Не лень им было переться к вам в Лосиное урочище? Сколько их было?

— Шесть человек. Только двое рабочих, остальные нет. С Кавказа, которые с ними. Смотрели очень нехорошо.

— В смысле — нехорошо?

— Всегда чувствуется, когда у человека недоброе на уме. Угроза. Нехорошо смотрели, —лицо эвенка во время рассказа оставалось спокойным, трудно было понять, напугал его этот визит, разгневал или оставил равнодушным.

— А с кем они говорили? С Михайлой Потапычем?

Михайла уходил в тот день. Сказал, травы идёт собирать, корни лекарственные, грибы. Надолго ушел. Однако давно так долго не ходил. На третий день только вернулся. Сразу мне, сказал Вас найти и на этот иргис вывести.

— Значит, мы его скоро встретим и дальше с ним пойдем?

— Да, немного осталось, совсем близко уже.

"Совсем близко" составило километров восемь-девять. По сибирским меркам, действительно, рядом. Шалашик Михайлы Потапыча они заметили, только когда подошли к нему вплотную. Старик сидел внутри и дымом своей трубки оборонялся от комаров. На костерке перед шалашом варилась какая-то шаманская похлёбка, вполне съедобная, судя по вкусному запаху мяса.

— Здорово, Потапыч! — весело сказал Борисов.

Старик протянул ему руку, и грасовцы поздоровались с шаманом как старые друзья.

— Что, согласился всё-таки... сводить нас на экскурсию? — спросил майор, усаживаясь близ костра.

Вообще-то он хотел спросить: "Согласился все- таки встретиться с нами Сын Тайги?" — но вовремя вспомнил, что ни Ларькин, ни Лёня не знают об их уговоре. Так что кричать о нем вслух не следовало, по крайней мере, пока.

— Экскурсия, да, — кивнул старик, — Сейцас покушаем и пойдем. Лёня домой пойдет, а мы на экскурсию.

Волшебное сытное варево, а также заветная бутылочка с до сих пор не отклеенной этикеткой "Столичная" прибавили им сил и бодрости. Посидели, поговорили о пустяках, собрались в путь, старательно затушили костерчик и пошли дальше все вместе. Примерно через полчаса старик замедлил шаг — офицеры успели убедиться, что для своих лет он ходит довольно резво — и сказал что-то племяннику по-эвенкски. Тот коротко ответил —кажется, попрощался или пожелал счастливого пути — и пошел дальше в прежнем темпе. Через несколько минут его не стало видно за деревьями. А ещё через некоторое время старик свернул с тропинки, огибавшей старую поросшую тайгой гору с торчавшими там и сям обломками разрушенных скал, и полез прямо вверх по склону.

...Они шли по зарослям довольно долго. Тот бугор оказался частью горного кольца, огибавшего Метеоритную впадину. Вдоль него, по внутренней стороне они лезли по скалам и бурелому уже несколько часов. До какого-то момента майор ещё ориентировался и маршрут не казался ему таинственным. Но вот скалы перед ними словно сомкнулись: впереди и справа нависали каменные стены. Стена слева состояла из хаотично попадавших деревьев, густо заросших колючим кустарником.

Это был явный тупик, путь был открыт только назад, и Борисов с интересом ждал, что же предпримет старик. Шаман показал Виталию на почерневшее от времени, но ещё прочное бревнышко метра два с половиной длиной и сказал, где его нужно упереть торцом в землю. Второй конец бревна он аккуратно прислонил к скале, отошел шагов на пять, разогнался и легко взбежал по бревну. Борисов и Ларькин, внимательно следившие за ним, чуть не ахнули. Михайла Потапович, каким-то чудом сохранив до конца своего трамплина часть инерции разбега, продолжал бежать вверх по почти отвесной скале, помогая себе руками. Когда он остановился, майор понял, в чем затея. Там, метрах в пяти от земли, скала была достаточно неровной, чтобы можно было, цепляясь за выступы, идти вдоль нее траверсом над буреломом.

Он взглянул на Виталия и пошевелил, бровью — давай, мол.

— Рюкзак можно здесь оставить, — сказал сверху шаман. — Никто не возьмет.

— Зачем? — обиделся капитан. — Он совсем не тяжелый.

То, что старик проделал налегке, Ларькину предстояло совершить с двадцатипятикилограммовым рюкзаком на спине. Не говоря уже о пяти килограммах бронежилета под курткой. Он отдал майору ружье и почти без разбега взлетел наверх заученным движением — такой элемент был в полосе препятствий.

— Ты за нас не беспокойся, Потапыч, мы привыкши, —сказал Борисов.

— Как знаете, —отозвался Михайла.

Майор двумя резкими движениями перебросил обе двустволки Виталию и разбежался. Он ещё с земли приметил те ямки и выступы, которыми пользовался старик. Руки и ноги проделали все нужные движения автоматически. Оказавшись наверху, Борисов пришел к выводу, что шаман выбрал оптимальный маршрут, хотя и рискованный с точки зрения скалолазания. Но иначе как на риске его пройти было невозможно. Он взял у Ларькина свое ружье и закинул его за плечо. Они полезли вдоль скалы, отмечая про себя, что с каждым шагом земля внизу, покрытая бревнами и колючками, уходит все ниже, а скала наверху нависает все больше, постепенно закрывая небо. Очередным и довольно неприятным сюрпризом, который их ожидал, был куст терновника, разросшийся на небольшой естественной площадке впереди. Ухватившись за колючие ветки, старик обогнул куст, юркнул за него и исчез. На его месте светло-голубым цветом засиял пустой сектор неба.

— Перцатки нужны, — гулко прозвучали слова старика из-за терновника.

— Да ничего, мы и так... Уй, блин! —произнес Ларькин и тоже скрылся из виду.

"Это мы умеем. Проходили", —подумал майор, отрешенно глядя на светлый участок неба впереди. Сосредоточившись, он приказал коже рук стать неуязвимой. Почувствовав уверенность, что организм выполнил приказ, Борисов шагнул вперед и взялся за ветки. В целом, было совсем не трудно, удерживаясь за куст, перенести тяжесть тела через пропасть внизу и шагнуть в открывшийся вход в карстовую пещеру. Несколько шипов уперлось ему в кисти и запястья, но это было; не больнее, чем уколы юной сосновой хвои.

Здесь, у входа в пещеру, было ещё светло, а дальше ее своды утопали в сплошной темноте.

— Интересная экскурсия, — высасывая рану на ладони и плюясь, проворчал Виталий. —Если не секрет, куда мы идём?

Борисов вопросительно посмотрел на Михайлу, и тот кивнул:

— Можно сказать.

— Идем повидаться с Сыном Тайги.

— А-а, понятно, протянул Ларькин с такой интонацией, что старик засмеялся и пояснил:

— Это великий шаман. Юрий хоцет увидеть и убедиться, цто он есть.

— Фонарик можно включить? —спросил Борисов.

— Можно, — кивнул Михайла.

Они двинулись дальше в том же порядке: впереди - старый шаман, за ним Ларькин, а замыкающим шел майор, освещая стены тоннеля фонариком. Гладкие неровные своды пещеры оставляли места ровно столько, что Борисов ещё мог пробираться в полный рост. А вот рослому капитану приходилось то и дело нагибаться. Путь, по которому когда-то прошла вода, вел их вниз, в толщу скалы.

— Юрий Николаевич, —вполголоса спросил, обернувшись, Ларькин, — а чем Вас так интересует этот Сын Тайги?

— Его слушаются Огненные Харги, — ответил Борисов.

— Понял. Это наш профиль, — Виталий был невозмутим. — Я одного не пойму: как Вы умудряетесь в любом месте находить работу по нашей специализации?

— У меня такое впечатление, что это как в дзюдо, — серьезно сказал майор. — Нужно суметь вовремя сделать шаг в сторону. Остальное получается само собой.

"Экскурсанты" уходили все глубже в гору. Тем интереснее было увидеть впереди солнечный свет. Приблизившись к выходу из пещеры, Борисов обнаружил, что свет этот не такой уж яркий, как показалось вначале. Вскоре он понял, почему. Выход из пещеры располагался в стене одного из тех глубоких провалов, которыми они когда-то любовались сверху. Только этот был без осыпей, совершенно вертикальный и глубокий. Отвесные гладкие стены уходили метров на тридцать вверх и на-десять вниз. Участок неба вверху показался им маленьким и бесконечно далеким. У выхода из пещеры старик предложил им обуть по паре огромных резиновых калош с веревочками, как у него.

— Это обязательно? —спросил Ларькин.

— Не обязательно, но Вам так удобнее будет, — сказал старик и шагнул к выходу. Влево от пещеры вдоль стены шла уже самая настоящая гладкая дорожка, выбитая или вырезанная в камне. Насколько она гладкая, Ларькин убедился сразу же: он поскользнулся и чуть не упал, едва ступив на нее.

— В калошах удобнее, — повторил старик, и Виталий вернулся в пещеру.

— Традиции хозяев надо уважать, — напомнил Борисов, затягивая веревочки.

Борисов опередил капитана и на этот раз пошел вторым, сразу за стариком.

— Разве не интересно? —пробормотал он.

— Ага, прямо кино, —ответил Ларькин, глядя вниз. Борисов тоже посмотрел вниз и согласился:

— Фильм ужасов.

Дно провала было усеяно костями. Очевидно, это были скелеты животных, которые нечаянно упали сюда и разбились или не смогли выбраться. Майор все больше чувствовал, как привычная реальность уползает, словно декорация на вращающейся сцене, куда-то в сторону. Открываются какие-то кишащие привидениями руины, и он оказывается в самом центре разворачивающегося в этих руинах бредового сюжета. Ничего, и не в таких сюжетах бывали. Подумаешь, Сын Тайги.

Дорожка закончилась у входа в такую же пещеру. Майор ожидал уже, что тут-то, по соседству с кладбищем животных, и обитает великий шаман. Оказалось, ничего подобного. То, что он принял за финал романтического путешествия, оказалось прихожей, преддверием подземного царства. Разрешив им снять калоши, старик повел грасовцев по естественным катакомбам — то и дело тоннель расходился надвое, а то и натрое. Из темных пещер слышалось журчание воды и звон капель.

— С детства мечтал стать спелеологом, — бормотал Ларькин. — Вы номер дома запомнили, товарищ майор? Случись другой раз, завернем как-нибудь ещё раз к Сыну Тайги покалякать, чайку попить...

— Ты уверен, что мы в этот раз отсюда выйдем? — сказал майор, только для того, чтобы Ларькин заткнулся.

Было ещё много гротов со свисающими сталактитами и растущими снизу сталагмитами, было несколько узких дорожек и мостов над бурными потоками воды. Был даже горячий источник минеральной воды, впадавший в теплое озерцо. Сунув руку в воду, Ларькин пришел в восторг: "Тут можно жить!"

"Не исключено, что здесь можно жить долго, —мысленно ответил ему майор, — но неужели больше ста лет? Сколько ему могло быть девяносто лет назад? По меньшей мере, тридцать. Хотя вряд ли к этому возрасту можно стать великим шаманом. Разве что великим поэтом... Но предположим, что мы имеем дело с юным дарованием. Из молодых, как говорится, да ранних. Итого, на сегодняшний день сто двадцать... А что, современная наука это допускает. Восточная медицина и всякое такое. Что-то ты подозрительно быстро принял сказку о Человеке-Камне в качестве рабочей гипотезы, дорогой Юрий Николаевич... А что, спрашивается, мне ещё делать, если меня ведут по какой-то фантастической дороге к самому Сыну Тайги? По моим прикидкам, мы сейчас на глубине метров пятидесяти".

Миновав озерцо, они подошли к нише в стене пещеры. Внутрь и вверх в нишу уходили гранитные ступени. После полированных каменных тропинок грасовцы уже ничему не удивлялись. Поднявшись по ступенькам, старик приблизился к внушительной дубовой двери, открыл ее, повернув рукоять в виде кольца, и пригласил их.

— Заходите.

Офицеры преодолели последние ступеньки и очутились в большой комнате. Именно комнате, а не гроте. В ней было светло: свет, напоминающий солнечный, шел из вырубленных в стене небольших ниш в форме арок. Внутренняя поверхность ниш служила отражателем. В комнате никого не было. Михайла произнес: "Одну минутоцку. Вот кресла, отдохните", —и исчез за второй дверью в глубине комнаты.

Кресла, действительно, были. Удобные и мягкие. Четыре штуки. Они стояли на некотором удалении вокруг тяжелого квадратного столика, выточенного из красного гранита. От каждого из кресел до столика было метра два. В потолке виднелось малахитового цвета то ли украшение, то ли светильник, формой отдаленно напоминающий цветок ромашки. Украшение майору не понравилось: в целом все было простенько и со вкусом, а это какой-то явный кич.

Ларькин снял с плеч рюкзак и поставил его у стены, на пол недалеко от двери, в которую они вошли. Капитан размял уставшие плечи и подошел к одной из ниш. Заглянув в нее, он некоторое время молчал, потом сказал:

— Да, это великий шаман. Юрий Николаевич, Вы когда-нибудь видели световоды?

— Да, один раз. Ренатик показывал. Я же не спец. А что?

— Можете посмотреть второй раз.

Борисов подошел к нише, сунул в нее голову и зажмурился: в глаза ему снизу ударил яркий солнечный свет. Он отшатнулся, но некоторое время перед глазами у него ещё стоял огненный шар, который затем стал сиреневым, потом зеленым. Майор не нашелся, что сказать, и тогда Ларькин негромко прокомментировал:

— Другой конец этой трубочки направлен прямо на солнышко. Несмотря на то, что оно клонится к закату. Да какая трубочка —труба. Толстая труба в несколько десятков метров длиной проложена в скале. И таких труб, — он посчитал ниши, — семь. А знаете, сколько стоит одна из них? Богато живет Сын Тайги, не стесняет себя в средствах.

Громко говорить в этой комнате не хотелось, и поэтому Борисов ответил тоже почти шепотом:

— Зато на электричестве экономит.

Он тоже снял рюкзак и плюхнулся в одно из кресел.

— Однако с комфортом беседовать будем. Что-то его долго нет...

— Я думаю, он нас тоже долго ждал. Их преосвященство одеваются к выходу, —съязвил капитан.

Вскоре со стороны второй двери послышался шорох, и в комнату в сопровождении Михайлы Потапыча вошел человек, который, очевидно, и был таинственным Сыном Тайги. Майор ожидал увидеть древнего старца, пусть хорошо сохранившегося, как Потапыч, но хотя бы как-то обликом соответствующего своим годам. То, что он увидел, порвало ещё одну струнку, связывающую в его сознании то, что творилось вокруг, с его представлением о том, какой положено быть реальности... Или хотя бы какой она могла быть в самом крайнем случае. Происходящее стало ещё больше напоминать мистификацию или сон.

Скорее, мистификацию. Возраст Сына Тайги определить было трудно, дополнительные сложности создавал его азиатский тип лица. Но на вид ему никак нельзя было дать больше пятидесяти. Однако это самый верхний предел, который только допускало воображение. Гораздо охотнее Борисов сказал бы: лет тридцать пять- сорок. Великий шаман выглядел куда моложе Михайлы.

— Здравствуйте! — в один голос произнесли, поднимаясь с кресел, грасовцы.

— Авгара быин? — с улыбкой сказал незнакомец.

— Вот это и есть Сын Тайги. А это Юрий, Виталий... — буднично, с какой-то неловкостью в голосе произнес Потапыч. — Не помню, говорил ли я, Юрий... Да Вы садитесь, садитесь. Не помню, говорил ли я: он ведь совсем не понимает по-русски. Мне придется переводить, если Вы захотите разговаривать.

— Конечно, захотим, —сказал майор, недоверчиво глядя на Сына Тайги.

"Где тут ближе всего работают люди, которые могли бы установить в этой пещере световоды? В Новосибирске? И ни слова по-русски? Так я и поверил..."

— Ты хотел увидеть? Ты увидел. Это главное, — пошутил старик.

— Как же возможно? Иметь шанс поговорить с великим шаманом и упустить его, — ответил Борисов. — Было бы обидно.

Пока они переговаривались, Ларькин внимательно и, насколько позволяли условия, незаметно наблюдал за Сыном Тайги. Тот поглядывал на старика и майора, по-видимому, ничего не понимая из их разговора. Но выражение, затаившееся в складках его прищуренных азиатских глаз, поразило капитана. С таким снисходительным умилением, какое промелькнуло на лице "великого шамана", человек обычно слушает... что? Пение птиц?.. Нет, не то... Вот что: лепет общающихся между собой на "птичьем языке" годовалых младенцев. Притом, что майору за сорок, а Потапычу за шестьдесят. Ларькин ещё раз присмотрелся к Сыну Тайги — и ему вдруг стало неловко и тоскливо. Причину он так и не смог определить. Возникла мысль, что вот им всем скоро уходить куда-то очень далеко, а Сын Тайги останется здесь совсем один. Почему-то стало жутковато: даже холод пробежал по коже... Виталий умел владеть собой, но ещё не раз при взгляде на Сына Тайги у него возникало невнятное тревожное чувство. Чтобы отвлечься, он стал рассматривать его одежду.

Великий шаман был одет в светлую куртку из плотной материи и такие же теплые штаны. Вся одежда была расшита узорами из бисера. Национальный колорит в стиле его одежды должен был, очевидно, свидетельствовать в пользу его странного имени.

"Как бы это повежливее узнать его анкетные данные", — размышлял тем временем майор. "Звать меня Фома Тунгусский, но по паспорту я русский..." Сам этот персонаж вместе со своим экзотическим жилищем как-то заслоняет собой все прочие аномалии. Почему он не захотел говорить со мной по-русски? Вообще-то, это его право... Но позвольте, как же он тогда общался со своим Лючей?

— Спроси, пожалуйста, есть ли у него другие имена, кроме "Сына Тайги", — попросил майор старого шамана. Тот перевел вопрос и выслушал короткий ответ.

— Есть и другие, 'но это — настоящее, —сказал он Борисову.

Наверное, нет смысла пытаться узнать ненастоящие имена. Ладно.

— Он родился в этих местах?

— Да, он местный.

— А нельзя ли узнать, сколько ему лет?

Выслушав ответ, старик перевел с серьезным выражением лица:

— Он говорит, что моложе тайги.

— Вполне логично, раз он ее сын, — пробормотал Ларькин.

— Спроси, давно ли он здесь живет.

На сей раз Сын Тайги говорил дольше, и Борисов несколько раз слышал уже знакомое слово "Люча".

— Он поселился в этом доме, когда в здешней тайге ещё не было русских... Ваш народ тогда только освободился от князей с Востока.

Расшифровать такой ответ Борисову не представляло труда. Конец пятнадцатого века. Иван III, оснастив свою армию огнестрельным оружием, разрывает ханскую грамоту. Пять веков просидел в пещере — а как хорошо сохранился. Ладно. Спросим еще: А когда был построен этот дом?

— Трудно сказать. Мне он достался от прежнего хозяина, — был ответ. — Тот поселился здесь, когда кочевники из южных степей только отправлялись завоевывать Азию.

— А что стало с прежним хозяином?

— Он ушёл, —почтительно перевел Михайла.

— Куда? — не удержался Борисов.

Лицо Сына Тайги оставалось по-азиатски непроницаемо приветливым.

— Он совершил ошибку и должен был уйти.

Так. Деликатный момент. Прежнего хозяина, тоже долгожителя, отправили к праотцам. Ох, любопытство, ты наш главный враг...

— Скажи, что я очень прошу прощения, если мой вопрос покажется нескромным, но мне очень хотелось бы знать, в чем была ошибка прежнего хозяина?

— Сын Тайги не обижается, — сказал шаман, выслушав ответ, — Но просит тебя понять, что говорить про ошибки прежнего хозяина было бы неуважением к нему.

За что в их среде прижмуривают, нам знать не полагается. Интеллигентно сменим тему разговора.

— Интересно, а кто и когда поставил в этом доме такие чудесные светильники?

Михайла перевел вопрос, запнувшись на последнем слове. Однако Сына Тайги вопрос неожиданно порадовал. Он улыбнулся, и Борисову на этот раз его улыбка показалась неподдельной.

— Целовек должен сам устраивать свой дом, — перевел его слова Потапыч. — Сын Тайги своими руками установил эти светильники лет сорок назад.

То есть, когда Борисов под стол пешком ходил, а Виталия на свете в помине не было.

— Были тогда световоды? — спросил майор у Ларькина. Тот отрицательно покачал головой.

Наверное, это было трудно сделать одному, — обратился Борисов к шаману.

Сын Тайги стал оживленно и подробно рассказывать, как он установил светильники. Однако Михайла Потапович, пытаясь перевести его речь, то и дело запинался и переспрашивал.

— Много незнакомых слов, оправдывался он перед офицерами. — Я не знаю такие слова в нашем языке, простите.

Из рассказа получалось, что провести в скале узкую извилистую пятидесятиметровую штольню для хорошего хозяина — плевое дело. Запоминайте. Надо всего-то разжечь наверху маленький управляемый мыслью огонь, прожигающий камень. Направить его вниз, поворачивая в нужных местах, и когда огонь выйдет через стену в комнату, погасить его. Ну, а пропустить охлажденную жидким воздухом гибкую скользкую трубку по гладкому желобу —для любого мужика дело знакомое. Главное, трубку не переохладить, а то сломается. Но если охладить мало, она может застрять в штольне. Некоторую заминку у Михайлы вызвал "жидкий воздух" —переводчика пришлось уверять, что он не ошибся в словах.

— Всего и делов-то, а ты говоришь, — повернулся майор к Виталию.

Услышав про управляемый мыслью огонь, он уже не стал интересоваться, где Сын Тайги достал световоды.

— Спроси, не скучно ли ему здесь одному, часто ли у него бывают гости.

Шаманы обменялись несколькими словами, покивали друг другу, и Михайла сказал:

— Говорит, не скучно, и гости бывают. Прошлый раз, например, я приходил три года назад.

Сколько же времени он будет вспоминать о нашем визите? Полтыщи лет, не меньше. Шутки шутками, однако, хватит уже утомлять хозяина разговорами о пустяках. Надо переходить к тому, ради чего мы пришли. |

— Михайла, давай, спросим Сына Тайги об этом метеорите.

— Давай. Что спросим?

— Спроси, отчего был взрыв.

— Юрий, в нашем языке нет слова "взрыв".

— А по-русски он ни слова не понимает?

— Нет, ни одного слова, —покачал головой старик.

— Черт побери, как же он разговаривал со своим Лючей? — запыхтел от досады майор. — Ну, спроси его об этом.

Сын Тайги ответил без запинки, но Михайла несколько раз переспросил его и перевел не без некоторого колебания:

— На языке картинок.

— Это как?

— Картинок. Я не знаю, как по другому сказать. Да и сам не понимаю.

— Нам нужен лингвист, — застонал Борисов, повернувшись к Виталию. — Почему у нас в группе нет переводчика? Как вернемся — сразу же напишу рапорт.

Краем глаза капитан заметил, что при этих словах Сын Тайги легонько кивнул, словно соглашаясь. "Не так уж он плохо понимает Юрия Николаевича, как старается показать, —подумал Ларькин. — Хотя, это могло быть чисто эмоциональной реакцией, сочувствием при виде майорских мучений: тяжело, мол, в деревне без пистолета, ещё бы..."

Юрий Николаевич перебирал в голове вопросы, которые в этих обстоятельствах имело смысл задавать. Они должны были содержать какие-то примитивные понятия, и растерявшийся майор брякнул:

— Спроси, правда ли, что был Человек-Камень.

Шаман укоризненно покачал головой:

— Как можно сомневаться, был ли Целовек-Камень, если видишь Сына Тайги? Я тебе рассказал, цто знал, и привел доказать.

— Но мне интересно, что он скажет, — оправдывался Борисов.

— Вы знаете анекдот про конкистадоров? — вмешался Ларькин. — Какая Вам разница, что сказал индеец, если Вы не доверяете переводчику?

— Сдаюсь, — махнул рукой Борисов, поняв, что перекрестный допрос не получится. —Тогда спроси, как Целовек... тьфу, как Человек-Камень сделал свой дом невидимым.

Когда Михайла перевел вопрос, Сын Тайги взглянул на майора, словно показывая, что собирается отвечать ему лично. Но ничего не сказал, а посидел несколько секунд молча и исчез. Юрий Николаевич отчетливо видел кресло, нисколько не продавленное тяжестью человека, видел его кожаную обшивку и медвежью шкуру, заменявшую чехол, но Сына Тайги он не видел.

— Понятно, — произнес он.

— Что понятно? —удивился Ларькин.

— Ты что, не видишь? Он же исчез.

— Не вижу. Точнее, вижу. Он все так же сидит в кресле. Вот теперь не вижу. Теперь исчез.

— Нет, не исчез, —отозвался старый шаман. —Сын Тайги все там же сидит. Я его вижу. О, теперь я тоже не вижу.

В то же мгновение Борисов увидел Сына Тайги. Он все так же прямо сидел в своем кресле, как несколько секунд назад, и смотрел на Борисова. Михайла Потапович, очевидно, ещё находившийся под действием внушения великого шамана, встал со своего места, осторожно приблизился к креслу Сына Тайги и, боязливо вытянув руку, стал ощупывать подлокотник. Майор оглянулся на Ларькина: взгляд капитана скользил по медвежьей шкуре, по старику, но ни разу не остановился на Сыне Тайги. А тот с каким-то озорством, словно приглашая майора позабавиться, кивнул на свой локоть, который он отодвинул чуть й сторону от ищущей руки Михайлы. Это было действительно странное и забавное зрелище, потому что старик не производил впечатления слепого. Однако, когда Сын Тайги шутливо хлопнул его по руке, старик вздрогнул и вернулся на свое место.

— Великий шаман! — сказал он грасовцам, явно гордясь своим земляком.

Великий шаман, очевидно, закончил демонстрацию и снял чары со всех, потому что капитан перестал водить глазами по комнате и спокойно откинулся в кресле, глядя на Сына Тайги.

— Понятно, —повторил Борисов. —Очевидно, Человек-Камень обладал большой силой внушения, но Сын Тайги мог с ним в этом посоперничать. Давайте все-таки разберемся с этим пришельцем с неба. Не мог бы великий шаман нам что-нибудь о нем рассказать?

Михайла перевел вопрос. Сын Тайги некоторое время пристально разглядывал грасовцев. Встречаясь с ним взглядом, Борисов на этот раз чувствовал легкое головокружение. Затем великий шаман то ли укоризненно, то ли отрицательно покачал головой.

— Нет? — разочарованно спросил Борисов.

Старик пожал плечами, а Сын Тайги встал и скрылся за той дверью, через которую входил в комнату.

— Похоже, аудиенция окончена, —протянул капитан.

— Чем-то я его обидел? — допытывался Борисов у Михайлы.

Но они ошиблись. Сын Тайги довольно быстро вернулся с двумя стеклянными стаканчиками. Один из них он поставил перед Ларькиным, другой — перед майором. Стаканчики были наполнены густой до неподвижности белой пахучей жидкостью, по виду напоминавшей сметану. А судя по запаху, дрянь была несусветная, однако отказываться от угощения было неудобно. Они выпили. Жидкость была обжигающе холодной. Борисов разобрал привкус спирта и ментола. Холодный комок медленно опускался в желудок.

Сын Тайги наблюдал за ними с прежним выражением непроницаемого радушия на скуластом лице. Через некоторое время глаза майора заслезились, и обстановка комнаты стала расплываться. Затем словно кто-то выдернул картинку из диапроектора — изображение комнаты исчезло совсем и сменилось картиной тайги. Борисов осмотрелся и не увидел ни себя, ни Ларькина —никого. Он словно парил; над зелёным морем на высоте птичьего полета. Казалось даже, ощущал лицом дуновение ветерка. В то же время руками, которые находились где-то за сто тысяч километров от него, в другом измерении, он чувствовал подлокотники кресла и даже мог потеребить медвежью шерсть на них.

Его внимание привлекла темно-красная, словно гранитная, скала, находившаяся от него километрах в трех. Скала возвышалась над тайгой — и не просто возвышалась, а росла на глазах. Непонятным самому себе способом —однако он мог поклясться, что сделал это по своей воле, — майор перенес точку наблюдения поближе к объекту. Словно за одну секунду перемахнул по воздуху пару километров. Он увидел, что скала не растет, а поднимается в воздух, оставляя после себя продолговатую воронку с вывороченными по краям деревьями. Красноватая скала была покрыта буграми и выступами и в целом имела форму то ли неправильного параллелепипеда, то ли гроба с высокой крышкой. В боковых нижних стенках этого гроба виднелись большие отверстия, через которые временами вырывался то ли дым, то ли пар. Но это не были двигатели — давления этих дымков было явно не достаточно, чтобы удержать в воздухе скалу, обладавшую, по-видимому, колоссальной массой. Она висела в воздухе за счет какой-то другой силы. Возможно, эта сила содержалась в опорах скалы, похожих на очень толстые слоновьи ноги. Они располагались в несколько рядов и их было около двадцати.

Что происходило внутри этой скалы, невозможно было сказать. Казалось, ее внутренние процессы проявляются вовне только этими слабыми дымками. Но картина вдруг стала смещаться, теперь уже не по воле Борисова —словно его точку наблюдения кто-то потащил в сторону от неподвижно висевшего Человека- Камня. Она переместилась километра на два вправо и стала снижаться. Юрий Николаевич увидел охотника- эвенка с древней берданкой, одетого в старинную одежду. Эвенк стоял на камне среди речных зарослей, собираясь, видимо, поохотиться на уток. Внезапно он выронил ружье, зашатался и, схватившись за сердце, упал в воду.

— А это почему? —пробормотал слева (и одновременно откуда-то издалека, словно с другой планеты) голос Виталия.

— Ты видел? — не сразу спросил майор.

— Да, охотника хватил инфаркт, хотя он это чудовище и не видел. Спиной стоял, — они отвечали друг другу с запозданием, словно общались по рации, причем один был на Земле, а другой, как минимум, на Луне.

— А, ты же не слышал легенду. Это камень его убил каким-то излучением.

— Ясно.

— Давай попробуем вернуться к этому камню и ещё раз посмотрим.

Но вернуться они не смогли: кино кончилось. Борисов по-прежнему был в подземной комнате, перед ним сидел Сын Тайги, а желудок медленно согревался. В ушах стоял легкий звон, но майор быстро приходил в нормальное состояние. Слева, как и раньше, сидел Ларькин и, кажется, тоже прислушивался к своим ощущениям. Некоторое время никто не нарушал молчания. Эвенки, наверное, могли годами сидеть вот так неподвижно, не мешая гостям думать. Временами майору казалось, что они с Виталием одни в комнате.

"Живой камень, — думал Борисов. —Вернее, живой кусок скалы. Человек-гора. Передвигается по воздуху, убивает наповал, не глядя, даже не замечая, на расстоянии двух километров. Просто гасит всех силой своей тоски. Очевидно, при желании может быстро зарыться в грунт. Ай да боец. Неужели вся эта махина — одно живое существо? Хотя бы в какой-то степени живое... И в какой-то степени разумное. Может, это все-таки что-то вроде танка, а внутри сидят более уязвимые маленькие существа? Тогда можно было бы надеяться их из танка выманить или в танк забраться... Есть же способы. Как мы привыкли думать, что другой разум —это непременно люди. Отучают нас писатели, отучают, а простому человеку, если примерещится контакт с инопланетянином, то непременно половой... Не хватает чего-то в жизни, наверное.

Может, это все-таки летающая лодка была? Нет, с чего бы... Просил Камня—показали Камня. Сказано же: больше самого большого земного зверя. Тоской гробит... Глупо не верить Сыну Тайги, раз уж мы играем в эту сказку".

— Виталий, ты что-нибудь знаешь про жизнь на основе кремния?

— Так далеко только фантасты ушли. Хотя давно известно, что кристаллы на своем, более низком уровне, повторяют свойства живой материи, накапливают и хранят информацию, по-своему даже размножаются. Но так, чтобы разум, нет...

"Может, он только наполовину разумный. На своем, более низком уровне. Полоумный летающий силикатный кирпич. Интересно, есть ли у него уязвимые места?"

— Интересно, большой у него ресурс жизнеспособности? — послышалось слева: Виталий, оказывается, думал о том же. Борисов попытался представить себе поединок полевой артиллерии или какого-нибудь "фармана" с Человеком-Камнем. Даже в наше время- только допустить это чудовище близко к населенному пункту...

"Да, если подобные твари действительно прилетали в Россию в 1908 году и собирались тут хозяйничать..."

— Михайла, а он был один или их было несколько?

Оказалось, что их уже было больше дюжины на Земле, а в летающей лодке прибывало очень много.

"Так вот оно что... По нашей классификации—ситуация "альфа", массовое вторжение агрессивно настроенных инопланетян. Тогда Сыну Тайги нужно в ножки поклониться, мужик за нас работу сделал. Правда, ГРАСа в те времена и в проектах не было. Однако нужно пользоваться моментом. Человека-Камня я видел, Сына Тайги вижу, что там ещё было? Огненные Харги?"

— Потапыч, попроси, пожалуйста, Сына Тайги показать нам Огненных Харг.

Шаманы обменялись несколькими фразами, и Михайла предупредил:

— Он говорит, цто покажет, но смотри оцень внимательно. Если не будешь смотреть внимательно, не успеешь заметить. Харги оцень недолго на Земле были, один миг.

— Ясно, — и они с Виталием приготовились. Вновь словно могучая рука смахнула в сторону окружающую реальность.

...Тайга, скалы. Никаких харг. Ничего, кроме тайги и древних скал. Вдруг, словно проявившись на фотопленке, над тайгой возникли три Человека-Камня. Они медленно приближались; разлетаясь веером. Остановились. Первый приземлился на большую скалу, второй рухнул прямо в тайгу, сломав вековые сосны, как хвоинки, и погрузился в грунт по самую верхушку. Третий застыл в воздухе —и стал медленно снижаться, одновременно исчезая на глазах. Вначале исчезли толстые нижние опоры, затем дырчатые боковые стены и, наконец, стала исчезать "крышка гроба", словно подтаивая снизу. Борисов понял, что пришелец опускается сверху в какую- то конструкцию, которая, будучи невидимой сама, делает невидимой все, что в ней находится. Вскоре на месте третьего Камня — стала покачиваться тайга — или видимость, проекция тайги, которая была за несколько сотен метров отсюда.

Неожиданно здание стало видимым: могучий помощник, присутствие которого Борисов подспудно ощущал, снял чужие чары, словно сделал глаза майора более зрячими. Конструкция имела форму объемной фигуры со многими гранями, некоторые из которых были зеркальными, а некоторые — абсолютно черными и непроницаемыми. Через некоторое время здание стало полупрозрачным, дымчатым —теперь Борисов получил возможность видеть то, что находилось внутри. Обстановку базы нельзя было назвать вычурной: несколько огромных черных кубов, соединенных между собой зеркальными трубами. Вокруг кубов лежали, двигались или неподвижно висели несколько Людей-Камней. Всего вместе с теми двумя, которые остались снаружи, Борисов насчитал пятнадцать пришельцев.

Тени деревьев внезапно раздвоились, вторая тень была поначалу зыбкой и колеблющейся, почти незаметной — и вдруг в округе резко стемнело, и вторая тень стала единственной и четкой... Солнце словно померкло. Откуда-то из-за горизонта появился новый источник света, он приближался с грохотом и воем.

Борисов захотел его увидеть, и панорама тайги послушно поползла в сторону, но прежде чем он успел разглядеть то ревущее, огненное, сияющее, которое летело прямо на него, его внимание привлекла спускающаяся сверху чудовищных размеров сфера, заслонившая большую часть неба. Кажется, она была тоже отчасти зеркальной, потому что бока ее, насколько Юрий Николаевич мог видеть, сливались с небом, а низ был хвойно-зеленым.

Рассмотреть колоссальную сферу и то, грохочущее, показавшееся знакомым майору, что промелькнуло и скрылось за ней, Борисову не дал режиссер этого грандиозного шоу. Панорама вдруг резко переместилась обратно на базу Людей-Камней, словно кто-то переключил внимание Борисова, властно повернул направление его взгляда на здание и укрупнил план. Юрий Николаевич видел, как пришельцы засуетились, буквально заметались внутри конструкции. Один из них даже с ходу пробил крышу базы и вылетел на свободу. В этот миг могучий оператор прикрыл верхнюю часть экрана черной занавеской, заслоняя Борисова от адского яркого света, полившегося с высоты. Юрий Николаевич всей душой ощутил благодарность за эту заботу. Потому что и тех лучей, которые отразились от окружающих деревьев, скал, пришельцев, хватило ему, чтобы наполовину ослепнуть — несмотря на то, что все виденное было лишь зрительной информацией, которую он получил при помощи внушения.

К тому же без всех этих предосторожностей он так бы и не увидел того, что попросил показать. В тот момент, когда деревья на несколько километров вокруг обуглились и превратились в темно-серый пепел, среди Людей-Камней промелькнули и скрылись какие-то существа, похожие на угловатых сияющих амеб. От каждого из них к одному из каменных пришельцев брызнул сноп радужных искр, и все Люди-Камни превратились в ослепительные вспышки. Изображение сразу же отключилось, но и увиденного хватило майору, чтобы на время совершенно лишиться зрения.

Некоторое время перед глазами стояла абсолютная тьма, слышались какие-то шорохи, звякнуло стекло о камень. Потом перед глазами поплыли коричневые кружочки, затем медленно, участками проявилось изображение комнаты, столика, кресел и людей. Все было совершенно бесцветным, словно нарисованным простым карандашом. Он повернулся к Ларькину. У нарисованного карандашом Ларькина было страдальческое лицо, залитое нарисованными слезами. "Вероятно, у меня тоже не самый лучший вид, — подумал майор. На столе перед ними стояли стаканчики с темной жидкостью. Борисов взял свой, сейчас он выпил бы что угодно. Виталий последовал его примеру. Это была настойка Потапыча, после гадкой "сметаны" она показалась майору очень земным, родным напитком. Он продышался. Окружающий мир постепенно возвращал; себе свои краски.

Два невозмутимых эвенка сидели перед ними, как два Будды, два живых истукана. Борисов даже удивился, когда один из них заговорил. Второй перевел сказанное:

— Сын Тайги просит простить его, цто он позволил себе уменьшить вашу свободу наблюдения. Он спрашивает, успели ли Вы заметить Огненных Харг?

— Да, благодарю. Я успел, —хрипло сказал Борисов и обратился к Ларькину. — А ты?

— Я тоже.

— Похоже на амеб, да?

— Не совсем. Сходство очень отдаленное. Скорее уж на некоторых вирусов. Угловатость некая, есть отдаленное сходство даже с кристаллами. Потом: они светились изнутри. Заметили?

— Кажется, да. Вообще-то, отвратные твари. Омерзительные.

— Я бы сказал не так. Сейчас попробую сформулировать... — Виталий подбирал слова. —У меня они вызвали такое ощущение: насколько Люди-Камни чужды нам и нашему миру, настолько Харги чужды нам вместе с Камнями. Или так: если до Камней нам как до Луны, то до Харг нам как до Марса или до Солнца.

— Зато какие бойцы... —с восхищением произнес Борисов. — Появиться на полсекунды из ниоткуда, распределить цели, убить каким-то супероружием каждому свое чудовище и исчезнуть... Это надо уметь. Пары таких Харг хватило бы, чтобы выиграть любую земную войну.

— Во взаимодействии с таким разведчиком, как Сын Тайги, — добавил капитан.

— Потапыч, там шар вверху был очень большой. Уточни, пожалуйста, —это небесная лодка?

Потапыч уточнил и подтвердил.

— А чем её сбили? Там подлетало что-то, я не разглядел.

Оказалось, это была пуля из большого ружья Лючи.

— Пуля из ружья Лючи... А нельзя ли посмотреть на нее отдельно, пока она ещё в полете была? — майору абсолютно не хотелось увидеть повтор момента, когда пуля сбивает небесную лодку.

Можно. Борисов уже начал привыкать к тому, как исчезает обстановка комнаты и взору открывается каждый раз новая, незнакомая местность. Но всякий раз внизу была тайга. На этот раз она заканчивалась на пологом берегу широкой реки. Северный ветер вспенивал волны, борясь с мощным течением. Вначале слышно было только как он плещет водой и шумит кронами сотен деревьев. Затем за горизонтом послышался нарастающий гул, слева высоко в небе показалась черная точка в огненном обрамлении. Гул перешел в рев и грохот, от которого, казалось, уже раскалывался небосвод. На высоте пяти-шести километров перед взором Борисова быстро пролетел образец вполне земной техники. Майор сразу понял, что это такое: при помощи таких "пуль" Хрущев грозился похоронить; американских империалистов. Правда, в то время, когда Никита Сергеевич стучал башмаком по трибуне Организации Объединенных Наций, Россия такими ракетами ещё не располагала. Но они были довольно быстро построены и встали на боевое дежурство, долгое время служа "последним доводом королей" и гарантом мира. Несколько устаревших, но грозных образцов и сейчас стояло в шахтах на Кольском полуострове, в Подмосковье и на Дальнем Востоке. Та, что только что прошла в небе, оставляя за собой шлейф из огня и дыма, стартовала где-нибудь в европейской части России и имела расчетную мощность боеголовки в семнадцать мегатонн.

Сверхъестественный проектор выключили, и Борисов недоуменно спросил у своего визави:

— Почему же никто из семисот свидетелей не увидел?

Он запнулся, потому что, не успев договорить, сам понял, почему. Глупый вопрос. Сын Тайги понимающе улыбнулся, но все-таки для верности включил свой телепатический синематограф.

...Снова та же река, та же тайга. Северный ветер взбивает пену на воде. Раздается знакомый гул, но черной точки уже не видно: на горизонте лишь ослепительно яркое сияние. Гул переходит в рёв, рёв — в оглушительный грохот. Распарывая небо, проплывает жуткий пылающий шар, оставляя за собой шлейф из огня и дыма, скрывается вдали...

Сидя в знакомом кресле, Борисов недоумевающе смотрел на великого шамана. Пока ещё он не решился бы сказать, что в этой истории сходятся концы с концами.

— Безусловно, это русская пуля, —медленно заговорил он. — Люча выстрелил в небесную лодку из самого большого ружья, которое только существовало на Земле. Понятно, для чего понадобились Огненные Харги: жизнестойкость и мощь Людей-Камней, видимо, была так велика, что убить их можно было только прямым попаданием этой пули. Те, кто оказались хотя бы на небольшом расстоянии от лодки, могли уцелеть и оказать сопротивление. Надо полагать, серьезное. А одновременное уничтожение десантной базы и транспортного корабля — не мучься, Потапыч, это я уже больше себе самому говорю да вот Виталию... Понятно, почему о них вот уже девяносто лет ничего не слышно. Непонятно другое. Та большая пуля, которую показал нам Сын Тайги, была изготовлена в середине шестидесятых годов. Их уже почти все демонтировали, но дело не в этом. Как могла эта пуля из второй половины нашего века попасть в самое начало? Когда же Люча ею выстрелил?

— Машина времени, — подсказал Ларькин.

Ответ Сына Тайги был несколько длиннее. Великий шаман даже как-то посерьезнел, подался вперед в своём кресле. Было такое ощущение, что они подошли или подходят в разговоре к чему-то главному, из-за чего, возможно, и состоялся весь разговор. Сын Тайги даже на время перестал улыбаться.

Дело в том, что на данный момент Люча ещё не выстрелил, и когда он это сделает, не знает даже великий шаман. Может быть, в следующем году. Может быть, через два года. Но он обязательно должен выстрелить. Ведь он уже попал в небесную лодку, и очень неплохо попал. Великий шаман как раз собирается убедить Лючу выстрелить. Переговоры с Лючей —это как раз то, чем он в настоящее время занимается.

Понятия "машина времени" в. эвенкском языке не оказалось. Несколько минут майор мучил Потапыча, пытаясь сформулировать разные трудные вопросы вместе с ним. Почему, располагая машиной времени, великий шаман не знает, в каком году Люча выстрелит и выстрелит ли вообще? Как может ракета не стартовать в будущем, если она уже попала в цель в прошлом? Достигается ли способность передвигаться по времени за счет технических приспособлений или это неоткрытое свойство человеческого организма? Старый Михайла вспотел от напряжения, но не мог подобрать нужных слов.

— А почему бы Вам не задать главный вопрос? — спросил вдруг примолкший было Ларькин. Виталий смотрел на майора как-то странно. — Почему бы не спросить, кто тот самый Люча, с которым он ведёт переговоры?

— Ты думаешь, мы его знаем? —буркнул майор, но вопрос имел смысл, и он обратился к Михайле:

— Попроси его, пусть скажет имя Лючи, если не секрет, конечно.

Сын Тайги кивнул, выслушав просьбу, повернулся к майору и, улыбаясь, отчетливо выговорил:

— Ю-рий Бо-ри-сов.

Сознание Борисова работало одновременно в трех направлениях. Один участок отказывался верить в серьёзность происходящего и лихорадочно искал неувязки в объяснениях эвенков и погрешности в их игре, которые свидетельствовали бы о наличии обычной мистификации. Вторая часть пыталась вычислить, какая иностранная держава больше всего заинтересована в том, чтобы Россия нанесла термоядерный удар по собственной азиатской территории. На кого его пытаются заставить работать? Третий участок вникал в технические детали предлагаемого действия. Что творилось в подсознании, разбираться было некогда, но общее состояние майора можно было определить как растерянность. По просьбе Сына Тайги Михайла ещё раз повторил для Борисова то, что ему предлагалось впоследствии сделать:

— Письмо надо написать твоему нацальству: Можно выдумку написать, можно правду. Это неважно. Напиши правду. Обещай, цто пуля... то есть ракета на середине пути исцезнет, уйдет в прошлое. Пусть после этого прикажут ей, цтобы не сработала, если боятся. Ракета все равно в этот момент уже в прошлом будет и взорвется там, где нужно.

— Да кто же меня послушает? Вы хотя бы представляете, на каком уровне принимаются такие решения?

— А кто, если не ты, Юрий? Ты пришельцами занимаешься, это твоя работа.

Против этого трудно было возражать. В любом случае, глупо рассчитывать, что кто-то сделает за тебя твою работу. Вот уже и некому в ножки кланяться, да и нет смысла. Надо решиться что-то сделать самому.

Меня же за сумасшедшего посчитают. Я и так уже у всех как бельмо на глазу...

— Может быть, посцитают сумасшедшим. Может быть, нет. Напиши письмо.

— Как же Вы не понимаете? Я просто пешка в этой системе.

Михайла перевел, и наступило молчание. Однако Сын Тайги нисколько не был обескуражен. С той же доброй улыбкой он достал из глубокой ниши, которая была вырезана в гранитном столике с его стороны, шахматную коробку. Кажется, он даже посмеивался про себя, расставляя фигуры. Сын Тайги выстроил какой-то шахматный этюд и, закончив, жестом пригласил их оценить ситуацию на доске.

Борисов был далеко не гроссмейстером в этой игре, хотя шахматы помогали на войне скоротать время в периоды длительного затишья между боями. Он внимательно изучил расстановку сил.

Количественно силы черных и белых были примерно равны. Но черные фигуры стояли бестолково, закрывали друг другу возможность маневра, и ситуация для них была проигрышной. Всё бы ничего, но белая пешка на правом фланге грозила убить черную ладью. Хоть та и была хорошо защищена... Обмен был настолько неравноценен, что большого значения это не имело. К тому же и пешку до и после удара подпирали стоявшие на одной диагонали слон и ферзь. Бить пешку означало для черных множить напрасные потери.

— Что окажешь? — не слишком доверяя своим шахматным способностям, опросил майор у Ларькина.

— Как обычно, ход белых, да? Тогда вариантов нет. Надо бить ладью, — рассудил тот, и эти слова опять прозвучали подсказкой, заранее заготовленным для Борисова решением. — В ферзи пешку вести нет смысла. Тогда, скорей всего, её убьют. А так... Исход партии решают тяжелые фигуры.

"То есть, — думал Борисов, — мне дают понять, что согласны с оценкой занимаемого мной положения, но смущать меня это не должно. Польза от меня, с его точки зрения, может быть большая". Он ещё раз обратился к капитану за советом.

— Слушай, но ты-то хоть понимаешь, что будет, если я напишу такой рапорт? В самом лучшем случае меня же просто на х... пошлют. А в остальных — мне светит психушка.

— Исход партии решают тяжелые фигуры, — задумчиво повторил капитан. — Наверное, это второй ключ к пониманию. Я вот что думаю: где предел его гипнотическим способностям? И есть ли он? Внушить нескольким сотням свидетелей, что они не видят стратегическую ракету, хотя видят огонь из ее сопла... С такой силищей он мог бы внушить решение тем, от кого оно зависит, не прибегая к Вашей помощи.

— Так в чем же дело? Зачем тогда?..

— А в том-то и сила этого могучего человеческого изобретения —административной машины. На следующий же день в психушке оказались бы все, кто принимал это решение. На каком основании, спрашивается? Сыну Тайги нужна бумага, основание. А уж потом он, видимо, задействует свои способности или те рычаги, о которых мы пока не знаем.

— Значит, я ему нужен в качестве козла отпущения? Он меня подставляет?

— Использует. В качестве прикрытия. Но ведь верно было сказано: это наша работа.

— Интересно... —буркнул майор, взялся за белую пешку и с раздражительной бесцеремонностью спросил: —- Михайла, а пусть скажет, кто провел эту пешку вот отсюда, где она вначале стояла, вот сюда?

Выслушав перевод, Сын Тайги с виноватой, но слегка озорной улыбкой понурил голову и ткнул себя пальцем в грудь.

— Так вот по чьей милости мы здесь очутились. Ты прав, капитан, он не один, и нашей административной машиной они управляют, как хотят.

Борисов отвернулся от стола и прошелся по комнате.

— Курить можно в его присутствии? Спасибо.

С минуту он бродил по гранитному полу, дымя сигаретой.

— Черт побери, да кто он такой? —недовольно проговорил он. — Я могу сказать, кто я такой, что я делаю и почему я это делаю. А он? Почему ему понадобилось лезть в эту заваруху, мочить пришельцев? Я хочу знать его мотивы.

Объяснение Сына Тайги звучало примерно так: он отвечает за благополучие живущих здесь народов Иллель и Люча. ("И так будет всегда", — машинально пробормотал Борисов.) Он не просто играет людьми, как фигурками. Он отвечает за них так же, как лесничий отвечает за деревья в лесу. Бесцеремонных пришельцев он обязан выдворять.

— А почему нельзя было обойтись помощью Огненных Харг? — спросил майор.

— Юрий должен понять, цто Огненные Харги —такие же жестокие и сильные пришельцы, как Люди-Камни. Оказалось большой удачей то, цто они враждуют между собой. Но обращаться к Огненным Харгам за помощью можно было только, одновременно показав им, цто люди и сами цто-то могут.

— Вот это я понимаю, — одобрительно кивнул Борисов. —Шарахнуть по одним, чтобы другие зауважали.

Побродив ещё немного, он вернулся в своё кресло и спросил:

— Не думает ли Сын Тайги, что я уже сейчас готов дать ему утвердительный ответ?

— Нет, не думает. Сын Тайги знает, цто если Борисов и примет его предложение, то не сейцас, а гораздо позже. Делать цто-то немедленно он ему и не предлагает. С тоцки зрения времени, не так уж и важно, из какого года перебрасывать в прошлое пулю. Важно, цтобы пуля в этом году была. Только этими границами они скованы. Поэтому решение принимать надо будет непременно. Когда-нибудь потом, через год-полтора. А пока цто он просто хотел бы, чтобы Юрий обдумал положение самостоятельно.

— А что значит: "примет —не примет"? Разве могут быть другие варианты, раз пуля уже долетела? —допытывался майор. — Мы же все это знаем. Вот этого я, наверно, не пойму никогда.

Сын Тайги показал на шахматную доску со своим этюдом.

— Может быть такая игра, —переводил, как умел, его слова старик. — Она есть.

Великий шаман убрал белую пешку, вокруг которой строилась атакующая комбинация.

— Может быть такая игра. Она тоже есть. Для вас есть либо одна игра, либо другая. Для Сына Тайги они есть обе сразу. Он мог бы доиграть и так, но он может выбирать. Он выбирает вот так, — и Сын Тайги вернул пешку на место.

— А я могу выбирать? — спросил майор.

— Конецно. Сын Тайги советует тебе очень хорошо подумать и самому решить.

— Спасибо. Спроси, Потапыч, а не опасается он доверять мне так много знаний?

Шаманы некоторое время переговаривались.

— Настоящее доверие нацинается только сейцас, Юрий. Оказывается, когда мы выйдем из пещеры, мы все забудем этот разговор. Вы забудете все знания, которые он Вам доверил, и я забуду. Останутся только несколько картинок и твои собственные решения.

— Ничего себе, доверие, —сказал Виталий.

— Доверие в том, цто великий шаман приглашает Вас погостить у него столько, сколько Вам захоцется, и обдумать этот разговор. Ваши решения стирать сложнее и опаснее, цем память, поэтому Сын Тайги просит Вас хорошенько подумать, но ничего не записывать. Доверие в том, цто он Вас предупредил.

— Весело, нечего сказать. Придется принять приглашение погостить.

Комната, которую им отвел великий шаман, напоминала монашескую келью. Она освещалась двумя круглыми настольными лампами, работавшими, видимо, на автономных источниках тока.

Когда они остались одни, Борисов поинтересовался:

— Ну, Виталик, что ты думаешь обо всем этом?

— Сложновато так сразу сказать, товарищ майор. Одно мне очень не нравится: то, что он снимал пешку с доски, когда говорил о втором варианте. Настораживают его слова о том, что для нас может существовать только одна реальность. Хотелось бы во всем этом разобраться, но на это нужно время.

Времени Ларькину потребовалось минут сорок. Борисов тоже был занят нелегкими размышлениями, и комната постепенно наполнялась табачным дымом. Наконец Виталий сел на кровати:

— Хотите послушать, что у меня получается?

Он достал записную книжку и карандаш.

— Начнем с того, что все существующее, по крайней мере для нас, обязательно имеет свою причину и следствие. Согласны?

Майор кивнул слегка ошалело.

— Стало быть, назовем свойства иметь причину и следствие неотъемлемыми свойствами сущего. Следствие: если у чего-то нет причины, значит оно не существует. Теперь смотрите сюда, — увлеченно говорил капитан. — Начнем с самого начала. Вот эта черта — реальность, существовавшая до появления Людей-Камней. Так? В том году на Земле не нашлось сил, способных противостоять нашествию. Но уже было этакое сверх-ГБ в лице нашего нового друга. И это ГБ имело возможность использовать те мощности, которыми Земля будет обладать в ближайшем будущем. Что для них девяносто лет? Предположим, Сын Тайги не нашел в будущем никого, кто бы помог ему шарахнуть по пришельцам термоядерной ракетой. Тогда вот так все и развивалось, по прямой. Вероятно, Землю захватили и испоганили, и эта реальность для великого шамана вполне реально существует. Но к нам с вами она не относится никак, потому что в ней нет главного — того события, которое мы называем Тунгусским метеоритом. Мы живем вот в этом колечке, с замкнутыми на себя причинно-следственными связями. Для нас существует только тот мир, в котором майор Борисов принял решение помочь Сыну Тайги.

— Так значит, я все-таки не имею возможности отказаться?

— Боюсь, что имеете. Но я бы на вашем месте хорошенько подумал, прежде чем отказываться.

— Всё равно в голове не укладывается, — устало сказал майор. —Термоядерный взрыв типовой мощности на высоте пяти километров —понимаю. Измельченных в аэрозоль каменных пришельцев могу себе представить. Расплавленную до такой же степени металлическую базу — тоже. Сам видел, как она пошла на металлолом, собственными несчастными глазами. Алмазные вкрапления... У кого-то из пришельцев, наверное, были о собой алмазы. А может, они у Людей-Камней вместо селезенки. Но все вот эти чудеса со временем, замкнутые на себя причинно-следственные связи —не могу себе представить. История, конечно, повторяется, но не до такой же степени...

Несколько минут оба молчали.

— Очень не нравится мне, что он снимал пешку с доски, —вновь заговорил Ларькин. —Боюсь, что человек, через которого замыкается причинно-следственная связь, становится сам причиной собственного существования. А значит, прервав эту связь, он уничтожает ту реальность, в которой сам существует. Понимаете, мир останется, но только потому, что Сын Тайги сыграет партию без вас. Скорее всего, он закольцует причину и следствие через кого-нибудь другого. Он сделает это обязательно, потому что та реальность, в которой его планету покоряют пришельцы, его не устраивает. Мир, берущий начало с Тунгусского метеорита, будет существовать. Не знаю только, будет ли в нем белая пешка.

Но я бы советовал Вам думать не об этом, а вспомнить ситуацию на доске. Вы — начальник ГРАСа, срубить черную ладью —ваша прямая обязанность. Почему то, что Вы могли бы сделать, где-то подставившись, получив взыскание, выставив себя на посмешище, может быть, кто-то другой должен будет делать гораздо более дорогой ценой? Я уверен, что Сын Тайги не случайно выбрал именно вас. Но зная Вашу любовь к самостоятельности, великий шаман для того и затеял всю эту комедию. Момент принятия решения, видимо, наступит позже, а пока что он хочет подстраховаться от неожиданностей с Вашей-стороны. Через пару дней мы забудем все, что он нам сказал, но где-то в Вашем подсознании, или наоборот, в сверхсознании останется решение. Принятое как бы заранее. Ну, как Вам такой расклад?

— Сурово, — отозвался Борисов.

— Посоветовать Вам можно, действительно, только одно —хорошо подумать, а если примете какое-то решение, постарайтесь его покрепче запомнить. Может быть, в следующий раз информации для размышления Вам будет предоставлено меньше.

Майор ещё долго курил, лежа в постели, а Виталий повернулся на бок и спокойно уснул. Он был уверен в том, какое решение примет в конце концов майор, и ни о чем не беспокоился. Про себя он решил, что для них существует только один вариант развития этюда.

Они прожили у Сына Тайги ещё три дня.

Жилище великого шамана было не слишком большим. Борисов насчитал всего семь помещений. Правда, в два из них: комнату самого Сына Тайги и какую-то подсобку, их не пустили — а там могли быть и другие комнаты. Убранство было простым. Единственной роскошью было огромное зеркало в раме из чистого золота, стоявшее в гостиной. Оно смотрелось немножко лучше, чем малахитовое украшение, хотя тоже не гармонировало с окружающей обстановкой. Великого шамана, видимо, такие мелочи не беспокоили.

Та комната, в которой Сын Тайги принимал их вначале, оказалось, имела специальное назначение: это было что-то вроде зала для показа телепатических картинок, "гипнотарий", по выражению Ларькина. Какую-то роль в этом играла ромашка в потолке. Оказалось, что это все- таки не украшение, а прибор, усиливающий внушение. Сын Тайги водил их по своему жилищу и объяснял все охотно, но из перевода они не всё понимали.

Кормили их в гостиной, служившей одновременно и столовой. Кормили без особых изысков, но сытно: мясо, зелень, ягодные соки, вкусная родниковая вода. Великий шаман питался отдельно. За три дня Юрий Николаевич ни разу не увидел, чтобы Сын Тайги съел хоть что-нибудь.

Настоящим вместилищем сокровищ, с точки зрения Борисова, была библиотека великого шамана. Древнеиндийские и древнеиранские тексты, манускрипты, написанные рукой Конфуция — всё это было с гордостью показано и с восторгом увидено. Было несколько книг, написанных самим Сыном Тайги, — нечто вроде летописи событий на санскрите. Датировка была двойной: от рождества Христова и от Дня духовного рождения Будды. Заметки уходили в такую глубину веков, что это просто не укладывалось у майора в сознании.

На второй день Борисову вздумалось узнать у великого шамана, долго ли им предстоит мотаться по здешним местам, и скоро ли кончится эта командировка. Сын Тайги согласился, что экспедиция выдалась утомительная. После чего долго размышлял и наконец спросил, действительно ли Борисов хочет увидеть таинственный источник излучения.

— Ничего таинственного в нем нет, — зло сказал майор. — Но увидеть бы не мешало, раз уж нас якобы за этим посылали.

Хорошо, было сказано ему. Нужно будет через пять дней выйти вот в эту точку возле реки Кимчу. А отправляться лучше вот отсюда.

По совету Сына Тайги майор взял карандаш и линейку, нарисовал маршрут и написал дату и час прибытия прямо на карте.

— Однако штуку с зеленой кнопкой он велит на это время кому-нибудь отдать, —переводил Михайла. — Давай, я сохраню. Лёня потом тебе вернет.

Борисов недоуменно пожал плечами, но согласился.

— Вам предстоит опасная нульга... ну, в общем, экспедиция... — сказал Михаила майору на третий день. — Но с тобой ницего не слуцится. Может, ты и пешка, не обижайся, Юрий — но ты хорошо защищенная пешка. Ты нужен Сыну Тайги.

— А с Виталием?

Сын Тайги пожал плечами.

— Про Виталия он ницего не знает, —перевел старый шаман.

"Ларькина надо беречь", —решил про себя майор, и это решение он постарался хорошенько запомнить.

Услышав о решении Борисова уходить на следующий день, великий шаман предложил устроить в честь гостей прощальный ужин. Еды было много: рыба, грибы, ягоды, мясные закуски, экзотические блюда из кедровых орешков. Однако великий шаман ничего не ел, а только пил золотисто-янтарную жидкость из маленького стеклянного стаканчика. Кроме этой жидкости, напитков было два: ларькинский спирт и шаманская бурая настойка. Сын Тайги не возражал, когда грасовцы захотели попробовать его напиток: жидкость имела запах хвои и слабый привкус подсолнечного масла. Судя по возникшим чуть позже ощущениям, янтарный напиток был достаточно хмельным. Может быть, самым сильнодействующим из имевшегося "горючего".

"Подумаешь, полтыщи лет в пещере, —думал майор, оглядывая блестящие стены зала. — Фигня. Простой историк. Сидит себе и пишет историю. Дело знакомое. Я бы тоже смог. Хороший мужик, свой. Гипнотизировать, на психику давить не стал, дал возможность все самостоятельно обдумать. Только что-то он там грозился, что мы все забудем? Плохо он меня знает... У меня память хорошая, хрен чего он сотрёт...

Они уже успели так хорошо посидеть, что Юрий Николаевич, кажется, прокричал это вслух через стол великому шаману. Переводить было некому. Михайла, не обращая на них никакого внимания, сидел на полу, постукивал в бубен и пел какую-то эвенкийскую песню. Однако Сын Тайги, кажется, понял и, азартно махая руками, прокричал что-то в ответ Борисову. Судя по жестам, он обещал, что Борисов позабудет мать родную.

— Да угомонитесь вы, — сказал Ларькин. Он сидел, скрестив ноги, в своем кресле и пытался, подпевать старику, похлопывая в такт ладонью по когтям медвежьей шкуры.

"С чего это нас так разобрало?" — недоуменно подумал майор, прислушиваясь к сложному, прерывистому музыкальному строю шаманской песни. Он уловил ритм и тоже стал подпевать Михаиле, одним только голосом, и у него получилось гораздо лучше, чем у Ларькина. Тогда капитан перестал петь и, спрыгнув с кресла, начал танцевать. Он ритмично взмахивал руками и вздрагивал всем телом, двигаясь очень медленно, короткими шажками, по дуге вокруг стола...

Борисов выглянул из палатки. Солнце стояло уже довольно высоко, но воздух был свежим и прохладным. Самочувствие, да и настроение, были отличными. Только немножко саднила кожа лба: наверное, во сне уперся лбом в пистолет и отлежал. Майор взглянул на часы и бодро крикнул в глубину палатки:

— Группа, подъем! Построение на завтрак... Зарядку мы все равно уже проспали.

Легкую разминку он все-таки проделал и спустился к речке за водой. Когда майор вернулся к палатке, Ларькин уже встал и пытался развести костер. Двигался он рассеянно, лицо было озабоченным. В кронах деревьев щебетали птицы, гремела внизу неугомонная вода. Временами тихо, словно шепотом, шумела от легкого ветерка тайга.

— Утро-то какое! Ты чего такой хмурый?

— Юрий Николаевич, Вы не знаете, какое сегодня число?

Майор задумался было, а потом спохватился и сказал:

— Так по часам же можно посмотреть. Что это я рассеянный какой сегодня...

Посмотрел на часы и присвистнул. Сел на покрытый лишайником булыжник, потер лоб и сказал:

— Чем же мы занимались последние пять дней?

Готовить еду все равно нужно было. За этим занятием грасовцам, не без некоторого напряжения, удалось вспомнить, что пять дней назад Михайла отвел их к какому-то другому шаману, который жил в пещере. Их напоили каким-то мухоморовым отваром, и дальнейшее проявлялось в памяти фрагментарно: всплывали глюки в виде летающих скал, огненных шаров и тому подобной дребедени. Под конец, пару дней назад, помнится, они напились с эвенками в стельку. Как они очутились здесь в палатке, грасовцы так и не смогли понять.

— Господи, надо же так нажраться, —сокрушался майор.

— Самое позорное то, что нас, русских офицеров госбезопасности, смогли споить каким-то эвенкским самогоном, —говорил Ларькин.

Но самый большой стыд ждал их впереди, когда в памяти начали восстанавливаться эпизоды заключительной попойки.

— Похоже, мы все-таки поехондирили немножко, — глядя в сторону, сказал Виталий.

— Точно, я вспоминаю. Мы инсценировали охоту на медведя. Ритуальная пляска. Ты был медведем, а Люча с эвенками на тебя охотился. Импровизация в интернациональном стиле.

— Теперь я знаю, отчего у Вас эти царапины на лбу.

— Да, кажется, я тоже понимаю. Не успел увернуться. У тебя и без когтей-то лапы длинные. Кстати, медвежья шкура тебе идет.

— Какой срам, а? Юрий Николаевич, давайте никому не будем рассказывать.

— Ты первый не выдержишь и расколешься Илюхе.

Грасовцы чувствовали, что обычно они что-то ещё привыкли делать в это время. Что-то связанное с работой, с оборудованием... Какой-то утренний ритуал. Но в голову ничего не приходило.

— Товарищ майор., а зачем мы вообще сюда приехали?

— Черт... Надо же, упиться так, чтобы забыть боевую задачу. Такого со мной ещё не было. Слушай, капитан, давай достанем все наши приборы, разложим и попробуем вспомнить, что мы должны были делать.

Так они и поступили, и вскоре ситуация стала проясняться. Локатор длинных волн привлек их внимание больше всего остального снаряжения, и им удалось вспомнить, для чего их отправили в эту командировку. Они тут же пожалели, что вспомнили это, заново осознав бессмысленность стоявшей перед ними задачи. Локатор исправно работал, обнаруживая источник излучения где-то на юге. Но, развернув карту, майор увидел на ней прочерченную карандашом ломаную линию с пометками, сделанными его собственной рукой. Сориентировавшись на местности, офицеры поняли, что начало маршрута соответствует тому месту, где они сейчас находятся. Возле этой пометки значилась написанная карандашом дата. Они с облегчением обнаружили, что она совпадает с сегодняшним числом. Во всяком случае, они никуда не опоздали. Ломаная линия тянулась вдоль реки Кимчу и заканчивалась возле прибрежных сопок, не очень далеко от Южного болота. Там тоже стояла дата и даже час — видимо, время прибытия. Почерк, вне всякого сомнения, был борисовский.

Когда и зачем он нарисовал этот маршрут, Юрий Николаевич так и не смог вспомнить. Не помогло умывание в холодной реке, допрос Ларькина тоже ничего не дал. Но майор не привык оставлять намеченные дела незавершенными. Итак, вместо того, чтобы идти по сигналу локатора, они решили пройти по этому маршруту и выйти в указанную точку не позже указанного часа.

Время ещё было, и они собирались, не торопясь. Укладывая оборудование, Виталий вдруг сказал:

— Товарищ майор, а ведь у нас был ещё один прибор. Радиомаяк. Маленький такой, с зеленой кнопочкой.

— Верно, — согласился Борисов. — Помнится, он нам ещё пригодился. Давай поищем.

Они обыскали все, но маячка нигде не было. Прищурившись, капитан неожиданно сказал:

— А ведь Вы его зачем-то отдали Михайле. По- моему, подарили на память.

— Да? —расстроился Борисов. —Надо будет потом забрать. А впрочем, хрен с ним, скажем, что потеряли... Черт! Да чтобы я ещё когда-нибудь пил с эвенками...

Вначале они увидели антенну. Длинная тонкая проволока была натянута между стволами двух сосен, стоявших по разные стороны реки. Если внимательно смотреть, то она была достаточно хорошо различима. Особенно вблизи на фоне светлого неба. Подойдя вплотную к одной из сосен, грасовцы обнаружили между ее корней прибор. Формой он был похож на куб, только высота у него была немного больше сторон основания. Нехитрая рукоятка, защитный цвет прибора, шкала за прорезиненным окошечком — все говорило о том, что генератор изготовлен в этой стране. На одном из военных заводов. Вверх, к нижним ветвям сосны, паутиной уходила проволока.

— Вот и вся тайна, — сказал Борисов, мрачно наблюдая, как ползет стрелка по шкале. Управлять генератором можно было, только отперев герметичную крышку.

— Нам морочили голову? — спросил Ларькин. — Кто?

— Скорее всего, свои, —засопел майор. —Сейчас узнаем. Скорее всего, 13.00 у меня в карте записано не случайно. Наверное, шаманы что-то пронюхали и сообщили нам. Подождём.

Не переставая сопеть, он вытащил из кармана гранату и осмотрел её. Тяжело вздохнув, вернул обратно в карман.

— Если уж кому и подкладывать сюрприз, то тем, кто всё это придумал, а не исполнителям, —произнес Борисов.

Но уйти просто так, не оставив людям, гонявшим его по тайге, никакой памяти о себе, оказалось выше его сил. Стараясь не глядеть в сторону Ларькина, майор достал складной нож с многочисленными лезвиями. Подцепил ногтем шило и, зажав его пальцами в нужном положении, нацарапал на лакированной поверхности прибора трехбуквенное ругательство. Виталий фыркнул и посмотрел на начальника с некоторым удивлением, но тот так иже встретился с ним глазами. Сложив нож, майор убрал его и пошел в заросли. Но и этого показалось мало. Вернулся, достал нож, проворчал: "хорошая проволочка" —и, отколупнув другое лезвие, приготовился её отрезать.

— Подождите, товарищ майор, —сказал Ларькин. Прыгая с камня на камень, он переправился через Кимчу и подошел к дереву на той стороне реки, где был закреплен другой конец антенны.

Река и здесь пробивалась через скалистый участок. Она была наполовину перегорожена огромными камнями, по которым можно было, обладая определенной ловкостью, переправляться. Порогов и перекатов на Кимчу было много.

Ларькин протянул руку к стволу дерева. Что-то щелкнуло в той стороне, где находился генератор, проволока отделилась от него, издав красивый музыкальный звук. Она соскользнула с ветвей, упав в воду, и стала быстро укорачиваться, очевидно, наматываясь на катушку. Смотав антенну, Ларькин вернулся к майору и протянул ему катушку с проволокой.

— Там лебёдочка очень удобная стоит, всё продумано. И катушечка очень удобно снимается.

Спрятавшись, они просидели в кустах минут сорок. Ласково пригревало солнце, и Виталий уже начал подрёмывать, когда майор, привалившийся плечом к дереву, сказал негромко:

— Летит.

Над деревьями на небольшой высоте показался серебристый диск. Снижаясь, он сделал круг над излучателем и пошёл на посадку на противоположной стороне реки. Шум двигателей летательного аппарата больше всего напоминал свист. "Летающая тарелочка" садилась почти вертикально на плоскую каменистую площадку.

Свист затих, и вскоре в нижней части диска открылся люк. Из него вылез человек в костюме, напоминавшем плотно облегающий скафандр. На голове его был лётный шлем, и лица человека не было видно. Он осмотрелся, подошел к сосне — и ещё раз настороженно оглядел безмолвную тайгу. Решившись на что-то, человек стал переправляться через реку, перепрыгивая с камня на камень. Движения его были точными, но по степени тренированности до Борисова и Ларькина ему было явно далеко.

"Скрутить бедолагу... — думал майор. — Но ведь он —такая же пешка, как мы. Ладно, нет большой необходимости в личном знакомстве, если уже оставил визитную карточку".

Человек добрался до их берега и, приблизившись, склонился над генератором. Присмотрелся и резко выпрямился, поворачиваясь и осматривая заросли. Борисов оглянулся на Ларькина. Тот лежал лицом вниз за мшистой деревянной колодой и хихикал.

"Чего его разобрало? — подумал майор. — Выходка довольно глупая. Просто мы устали, не столько от сложности задания, сколько от непонимания обстановки. Нервное напряжение накопилось". Плечи Виталия вздрагивали от смеха, он радовался так заразительно, что Юрий Николаевич не выдержал и усмехнулся.

Человек перестал озираться и, забрав генератор, отправился по камням обратно. Меньше чем через минуту он скрылся в своем летательном аппарате и захлопнул люк. Грасовцы ждали, что "НЛО" вот-вот взлетит. Однако проходили минуты, а серебряный диск все не покидал скалистой площадки.

— Что он, так и будет здесь стоять? — подумал вслух капитан.

— Нет, он обстановку докладывает, —предположил Борисов. — Скоро взлетит.

Затем нижний люк открылся ещё раз. Пилот "летающей тарелочки" вновь показался на виду. Он нес в руках длинный громоздкий сверток из блестящего черного материала. Человек положил сверток на камень на своем берегу реки и вернулся в летательный аппарат. На сей раз он стартовал без промедления: раздалось негромкое гудение, сопровождаемое свистом, диск, покачиваясь из стороны в сторону, поднялся в воздух метров на тридцать и, набирая высоту и скорость, полетел прочь. Не прошло и минуты, как он скрылся из виду. Офицеры осторожно вышли из укрытия.

— А ведь посылочка, похоже, нам, —высказался майор. Прыгая по камням, они переправились через бурную речку. Внимательно осмотрели пакет из чёрного пластика, аккуратно вскрыли его. В пакете оказалась снайперская винтовка с оптическим прицелом, несколько коробок патронов к ней и четыре десятка противопехотных мин.

— Здравствуйте, батюшка.

— Здравствуй, сын мой. Молодец, что не забываешь: Меня-то ладно, Бога не забывай.

— Вас тоже век буду помнить и благодарить.

— Все мы люди. Все под Богом ходим. Надо помогать друг другу. Присаживайся.

— Хорошо у Вас здесь, спокойно.

— Уединенно. Ничто не мешает подумать о душе.

— Да... Мне сейчас не часто удается вот так посидеть.

— У каждого свой крест. Один погибает за други своя и попадает в рай, другой остается жить и должен ежедневно молиться за себя и близких... Каждому свой путь.

— Батюшка, меня в первую очередь какая заповедь касается?

— Думаю, "не лжесвидетельствуй". Удивляешься? Да, людям, избравшим такой путь, приходится лгать постоянно. Но кому? Тем, кто по другую сторону разделяющего нас меча? Главное, не засвидетельствовать ложно перед теми, кому ты обязался давать нужные сведения. Не ошибись ни разу — и тебе многое простится. И будешь спасен, ибо спасешь многих.

— Спасибо, отец. Так вот, о деле. Вот список людей, которых обзвонил или вызвал к себе мой хозяин после того, как получил информацию из Иркутска.

— Очень хорошо. Они собирались?

— Собирались и много говорили. Спорили. Хозяин был против того, чтобы идти. Говорил, что не верит ни одному слову из этой информации, что все это — ментовская ловушка, чтобы захватить их с оружием в руках. Но они все как с цепи сорвались. Говорили, что менты так не работают. В Иркутске думают, что надо все-таки проверить, послать людей. А после того, как Сыркун со своими людьми пропал, всем ясно, что идти надо большим отрядом. Информация пришла такая, что ФСБ ищет этот клад неофициально. Якобы он зарыт где-то возле Южной Чуни ещё с Гражданской войны. Очень много старинных драгоценностей, слитки, сокровища царской семьи: вроде бы, несколько генералов между собой потихоньку договорились, чтобы ни с кем не делиться, и прислали двух исполнителей с картой. Если их взять, можно и генералов скомпрометировать, и золото прибрать к рукам. Исполнителей госбезопасность, вроде, прикрывает, но в Иркутске решили, что игра стоит свеч. Здесь тоже все "за". Мой хозяин в меньшинстве остался.

— Он не подозревает тебя?

— По-моему, он сейчас всех подозревает, даже самого себя. Поэтому его очень легко сбивать со следа.

— Нет, земля подо мной не горит. Вот второй список — это люди, которые отправились в урочище Пристань для переброски в тайгу. Остальные шестеро будут ждать их уже на месте.

— Итого, тридцать шесть грешных душ.

— Всё, мне пора идти, отец Николай.

— Спасибо, сынок. Это большое дело. С Богом! Будь осторожен.

Глава четвертая ЭНДШПИЛЬ

— Я плохо представляю себе, что дальше делать и куда идти, —пожаловался Ларькин.

— Я тоже. Рацией нас не снабдили. Маяк мы... утратили. Нечем дать понять, что мы в эту игру уже больше не играем. Ближайший поселок отсюда, если я не ошибаюсь, Ванавара. А что, если нам пойти туда и позвонить? Там, наверняка, есть, если не телефон, то рация.

— Пойдемте. Надо же куда-то двигаться, —майор решил взять себе винтовку и доверил Ларькину нести обе двустволки. Кроме того, сегодня была очередь Виталия нести палатку. Мины они поделили поровну.

Местность была знакомая: между скалистыми холмами, каменистыми равнинами и заболоченными низинками были разбросаны редкие леса. На открытые участки по приказанию Борисова они старались не выходить. Двигались скрытно среди скал и деревьев. Время от времени Борисов останавливался и подолгу смотрел в бинокль вперед или назад. Он словно все время ждал нападения, восприняв "посылочку" как внятное предупреждение.

— Ага, вот они, —удовлетворенно сказал он наконец, осматривая уже пройденный участок местности.

— Кто?

— Чеченцы. Не высовывайся, — майор отдал Ларькину бинокль, а сам стал смотреть в оптический прицел винтовки. На краю леса виднелись маленькие человеческие фигурки. Но в прицел винтовки люди были видны хорошо, словно находились метрах в сорока. Некоторые в камуфляжной форме, остальные в куртках защитного цвета. В руках были видны "Калашниковы", американские винтовки с подствольными гранатометами, а два амбала повесили на грудь даже крупнокалиберные пулеметы. Некоторые бандиты перевязали головы зелеными платками.

— Ты смотри, как у себя дома, — возмутился Борисов.

Чеченцы также, как и они, обходили открытый участок, разделившись на две группы. Двенадцать человек шли дальней стороной поля. Двенадцать направлялись прямо к опушке того леса, на краю которого офицеры прятались за небольшой скалой. До них оставалось ещё километра полтора, долго засиживаться было нельзя. Но Борисов вое прилаживался со своей винтовкой, пытаясь что-то рассмотреть в ближнем из подходивших отрядов.

— Так вот что они придумали, — произнес он и- сполз с камня. — Пошли. Это надо обмозговать.

Офицеры, пригибаясь удалились от камня шагов на сто, а потом быстро зашагали по редколесью, отрываясь от преследователей.

— Я думал, как они нас нашли? А у них там Лёня, — говорил Борисов. — Наверное, они его взяли как проводника.

— Не похоже, чтобы он был заодно с ними.

— Запугали чем-нибудь. Он ведь дома, наверное, был. У него семья. Мало ли там заложников. Он идет, без оружия и, кажется, его сторожат. Но это ещё не значит, что мы можем доверить ему оружие.

— Вы собираетесь его отбить?

— Да.

— Как?

— Пока не знаю. Но Лёню я отобью непременно. Водить бандитов за нос у него вряд ли много возможностей. Дома заложники, а здесь, может быть, есть и другие проводники.

— Тогда зачем они его взяли?

— Видимо, квалификация у их проводников похуже... Стоп, а на этом можно сыграть. Надо найти подходящее место и устроить ложную ловушку. Посмотрим, как себя поведет Лёня, и решим, как нам вести себя с ним. В любом случае, оставлять его чеченцам — слишком большая фора.

Тщательно осматриваясь, потому что в любом месте впереди могла оказаться засада, они прошли километра два, прежде чем Борисов обнаружил подходящее место для своей затеи. Тропа пролегала между двумя холмами. Каменистый склон левого холма был заметно круче, почти обрывистый, в сторону тропинки смотрела одна из многочисленных в этих местах пещер.

"Пещерку они проверят в любом случае, — рассуждал майор. —Только сумасшедший решится пройти по этой долинке, не заглянув предварительно в этот дзот. Уж очень удобная позиция. С другой стороны, только полный идиот может оборудовать там позицию. Мы с этими ребятами прекрасно знаем, что бывает с теми, кто сидит в пещере в момент залетания туда гранаты. Даже не очень большого фугаса хватит, чтобы душа идиота, улетая, с отвращением взглянула на размазанные по стенам остатки тела. Но это не принципиально сейчас, потому что мне важно, как поведет себя Лёня. Он-то может вообще ничего не знать о таком свойстве пещерок".

Вдобавок ко всему, что нёс капитан, Борисов вручил ему ещё свой рюкзак и велел идти прямо по тропе.

— Я тебя догоню, — сказал майор и, сойдя с тропы, направился к пещерке, внимательно глядя себе под ноги.

Он прошел часть пути по каменистой осыпи, где его следы выглядели бесформенными углублениями. Но отпечатки сапог остались и на грунте. Дойдя до входа в пещеру, он двинулся обратно, не поворачивая, аккуратно наступая точно в свои следы. Как майор ни старался оставить след, ведущий только в одну сторону, опытный глаз охотника мог разгадать трюк по глубине отпечатка, потому, какая именно часть его была глубже других, и другим признакам, знакомым хорошему следопыту. Но именно на этом и строился трюк Борисова.

Вернувшись по своим следам на тропу, он зашагал чуть быстрее, наступая, тем не менее, точно в отчетливые отпечатки ног Ларькина. Капитан ждал его у опушки леса.

— Что, устал нести рюкзачок? А я хотел тебе и винтовку отдать... Шучу, шучу. Но рюкзачок ещё немножко тебе придется понести. Выходи вот в эту точку и жди меня. Будь внимателен. Я думаю, у них ещё где-то здесь бродит одна группа человек в двенадцать. Они могут сидеть в засаде у нас на пути. Но не обязательно здесь, может быть у поселка. Все равно: если увидишь их — не стесняйся, шумни в ту сторону и уходи в другую. Тогда я сориентируюсь, где тебя искать. Бинокль отдай. Я тут устрою себе наблюдательный пункт — вон там, пожалуй, — показал Борисов на стоящий в чаще леса высокий кедр.

Встретившись утром на конспиративной квартире с Вятичем, отец Николай передал ему списки бандитов.

Подполковник Тимашов, посмеиваясь, рассказал священнику о надписи, появившейся в глухой тайге на генераторе радиоволн. Они состояли в разных ложах называвшихся в русском Братстве "ветками", но уже давно работали вместе. Отец Николай был, возможно, единственным человеком, с которым Вятич мог говорить относительно откровенно.

— Я сразу узнал почерк Борисова... — говорил Тимашов.

— Даже не видя самой надписи? — подыграл священник.

— Мне не нужно видеть надпись, чтобы узнать его почерк.

Несмотря на то что подполковник прикрывался своей обычной маской добродушного веселья, отец Николай с проницательностью служителя церкви уловил в его взгляде оттенок беспокойства.

— Тебе не нравится полковник, этот ваш Буров? — спросил священник.

— Почему? Я рад, что он прошел одну проверку. Неплохой мужик. Честный, как оказалось.

— Одну? Ему предстоит ещё проверка?

— Пожалуй, проверка чисто человеческих качеств. Да и служебных... Он ведь теперь формально отвечает за всю ту кашу, которую мы заварили. Как он из нее выпутается — посмотрим. Боюсь, не сломался ли он после Чечни.

Отец Николай внимательно его слушал и думал:

"Формально я просто его агент. Фактически мне подчиняются многие структуры целого края. Он, формально, сотрудник Отдела по борьбе с терроризмом, часто выполняет поручения Отдела внутренних расследований — а на деле ещё неизвестно, кто из них кому дает поручения. Кто он фактически? Уж не сам ли наш таинственный Великий Магистр?"

...Прижимаясь к кедру, Борисов следил за Тем, как сжимается кольцо вокруг пещерки. Бандиты появились на виду одновременно в нескольких местах: на тропе, на вершине одного из холмов и на дальнем склоне другого. Майор стал изучать их тактику. На его глазах ядро труппы, состоявшей из двух отрядов, подчиняясь приказу одного из чеченцев, развернулось в цепь для прочесывания леса. Фланги постоянно прикрывались чуть отстававшими от цепи дозорами из двух человек каждый. Пересчитав бандитов, майор понял, что есть и тыловой дозор.

Лёню вели по тропе, держась недалеко от него, четверо чеченцев. Двое из них, очевидно, тоже были на должности следопытов. По крайней мере, когда Лёня указал отпечатки, оставленные Борисовым, коренастый тип в зеленом платке обратился к этим двоим за консультацией. Майор видел, как Лёня склонился над следом и стал внимательно его рассматривать. Распрямившись, он указал на пещеру, расположенную впереди от них, и что-то сказал коренастому. Тот посмотрел на разведчиков, и около минуты они что-то обсуждали. К этому времени цепь плавной дугой огибала долину с пещерой. Самые ближние из головорезов находились от Борисова километрах в двух с небольшим, и ему приходилось быть очень осторожным, чтобы его не заметили. Показаться перед пещеркой никто из чеченцев не рискнул.

Майору было видно, как с двух сторон к ней подкрались разведчики, подождали, ещё раз осмотрели следы. Потом один, самый храбрый или проштрафившийся, очертя голову ринулся внутрь. Выждав некоторое время, за ним последовали ещё трое.

Вряд ли следы ввели эвенка в заблуждение. Тем не менее Лёня направил бандитов по ложному следу. Это означало, что он, работая за страх, а не за совесть, ведет свою игру. Может быть, он надеялся, что бандиты бросят туда гранату, поднимут шум, и хотел таким образом предупредить Борисова и Ларькина об опасности. Может быть, он сам хотел проверить уровень чеченских следопытов и убедился, что легко может дать им фору. Во всяком-случае, результатами своей проверки майор был доволен. Очень понравился ему взгляд, которым охотник окинул окрестности украдкой от своих конвоиров. Борисов готов был побиться об заклад, что Лёня подумывает о побеге. Он пришел к выводу, что племянника Михаилы нужно не просто вызволить из лап незваных хозяев, а дать ему оружие.

Бандиты, отряхиваясь, вылезли из пещеры. Коренастый командир орал на охотника, тот виновато разводил руками. Через некоторое время инцидент был исчерпан. Банда, перестроившись, двинулась дальше. По- змеиному соскальзывая с дерева, Борисов пытался придумать план освобождения Лёни.

На краю леса он встретился с Виталием и в двух словах пересказал виденное. Они должны были заманить в ловушку большую группу преследователей и при этом самим не налететь на меньшую. Офицеры решили вести бандитов за собой на юг, ближе к Южному болоту. На самом деле оно представляло собой сложную разветвленную систему болот с островками, бродами и непроходимыми топями. До него было километров двенадцать, но от прежнего направления нужно было отклониться вправо больше чем на сто двадцать градусов, пройти скалистое плоскогорье и пересечь реку.

Обыгрывая в голове различные сценарии операции, Борисов успел забраковать несколько, пока не понял, что он подсознательно пытается все сделать сам — и остановить банду, и отвлечь ее, и зайти в тыл, и освободить охотника. Очевидно, это было выше человеческих сил. Но сегодня почему-то майор очень не хотел поручать Виталию опасных заданий. В нем жила уверенность, что в какую переделку ни попал бы он сам, он выйдет из неё живым и невредимым. В отношении Ларькина у него такой уверенности не было. Пришлось упрекнуть себя в том, что к старости стремление беречь бойцов стало перерастать в манию. Если бы он видел какой-нибудь другой выход, он, конечно, выбрал бы его. Но деваться было некуда.

— Остановишь их на переправе. Долго не держи: один-два выстрела, не больше. Если будет возможность, постарайся снять пулеметчика. Сразу же уходи, у них огневая мощь такая, что могут зацепить, даже если очень хорошо спрячешься. Возьми винтовку, она тебе нужнее.

Они поменялись, Борисов забрал себе оба охотничьих ружья.

— Мне кажется, мы идем неожиданным для них маршрутом. Всё-таки посматривай. Встретимся вот здесь, возле болота. Постарайся от них уйти, проход между болотами заминируй, маленькое болотце обойди и спрячься вот тут, в лесочке. Опять, один труп, лучше пулеметчик, — и сматывайся. Зайдут с этого боку — исчезни по-тихому, но спрячься так, чтобы прикрывать восточный брод. Если все будет в порядке, встретимся вот здесь.

— Понял.

— Не забудь обогнуть болотце, они ведь по твоему следу пойдут. След оставь хороший.

— Уяснил, немаленький.

Не доходя до реки, они расстались. Борисов облюбовал смешанный лесок на краю плоскогорья. По пути к нему он спрятал рюкзак и ружья. Место выбрал на краю большой заболоченной равнины: чтобы увидеть его тайник, нужно было обшарить заросли крапивы и мать-и-мачехи. Оставил себе четыре гранаты, "подарочный" нож и пистолет. Замаскировав рюкзак, майор спрятался на краю рощицы. Каменистое плоскогорье позволило ему сделать все переходы, не оставляя следов.

Ждать ему пришлось недолго. Через тринадцать минут по его "командирским" среди скал замелькали вооруженные люди. Бандиты рассредоточивались, широким веером прочесывая плоскогорье. К борисовскому укрытию направлялись пятеро чеченцев. Он рассчитывал только на фланговый дозор, но тактика у их командира, видимо, была гибкой. Майору тоже пришлось менять свой план на ходу.

Прятаться в ветвях деревьев ненадежно, решил он. Он же не белка какая-нибудь. Подходящей рытвины или заслуживающих доверия кустов тоже не нашлось. Борисов отступал до самой опушки леса, где роща граничила с далеко простиравшейся заболоченной равниной, но так и не нашел достойного себя укрытия.

Через пятнадцать минут ситуация была такой: он стоял за одним из крайних деревьев, следя за приближавшимися к нему двумя бандитами. Один шел почти вплотную справа, глядя при этом почти безотрывно в сторону равнины. Другой подходил слева и чуть дальше.

Смотрел он больше вперёд, время от времени поглядывая на напарника. Он имел гораздо больше шансов заметить майора. Если брать, то его надо было брать первым, но мешали кусты и большое расстояние. В кустах, кажется, была ещё и яма. Броска не получалось: опасно было даже высунуться для того, чтобы метнуть нож. Конечно, Борисов боялся только одного: что один из кандидатов в покойники успеет нажать спусковой крючок и выстрелит хотя бы в небо.

Бандиты подошли совсем близко, и нужно было что- то предпринимать. Как обычно в таких случаях, майор принял решение инстинктивно. Он повернулся к дереву спиной и, шагая по его корням и стараясь не касаться курткой коры, скользнул вокруг ствола в сторону ближайшего чеченца. Маневр был довольно нахальный и рассчитанный, казалось бы, только на удачу. То, что он удался уже по крайней мере наполовину, можно объяснить не только везучестью. В многочисленных подобных поединках у Борисова выработалось обостренное чутье, позволявшее предугадывать действия противника. Доверив решение подсознанию, майор сделал правильную ставку. Бандит стоял к нему спиной, вглядываясь в заболоченную пустошь. Очевидно, он потратил слишком много внимания на это вглядывание. А может, у него были проблемы с боковым зрением. Но это его проблемы. Сейчас это было уже не важно. На затылке глаз нет ни у кого, а от второго чеченца Борисова закрывало дерево. Полдела было сделано. Теперь надо было, чтобы дозорный, не оборачиваясь, прошел дальше.

Бандит шагнул вперед, повернувшись в сторону реки. В этот момент Борисов бесшумно проскользнул дальше вдоль ствола, быстро осмотрелся. Второй чеченец тоже продвинулся вперед и не видел его. Мешавшие сделать бросок кусты оказались очень кстати теперь: Первый дозорный, осматриваясь, стоял теперь почти на том же самом месте с другой стороны дерева, где только что прятался майор. По совести говоря, признался себе Борисов, мне всё-таки повезло, что эти двое не владеют лёниным искусством. Кое-где я наследил.

Бандиты медленно удалялись. В это время со стороны реки началась пальба. Чеченцы без суеты завершили прочесывание рощи и собрались на опушке. У одного из них была маленькая рация. "Это осложняет, дело, — подумал Борисов, —особенно если командир регулярно устраивает дозорным проверку связи. Это надо учесть. Однако, как шумно там у реки. Я надеюсь, что Виталий далеко оттуда". Майор отошел поглубже в лес, забрался на дерево и осмотрелся.

Справа, мелькая в промежутках между скалами, через плоскогорье тяжело бежали два вооруженных бандита: подтягивался тыловой дозор чеченцев. Основные силы растянулись цепью и продолжали расстреливать прибрежную тайгу. Они залегли за камнями, и их можно было засечь только по звукам выстрелов. В тылу у основных сил находилась группа из пяти человек. Борисов и без бинокля смог разглядеть в этой группе Лёню.

"Молодец, что не гонит Лёню вперед, бережет проводника, — мысленно похвалил чеченского командира майор. — И уже совсем хорошо, что он снял тыловой дозор". Он быстро спустился с дерева и, стараясь не оставлять следов, стал пробираться через лес прочь от реки, заходя чеченцам в тыл. Он спешил реализовать свой план, чувствуя, что наступает самый благоприятный для этого момент. Когда он подкрался к тому месту среди скал, где бандиты держали Лёню, стрельба уже прекратилась. Чеченский командир со своим охранником отделился от тыловой группы и ушёл вперед, к реке, откуда бандиты несли на руках неживого уже, судя по всему, товарища.

"Виталий открыл счет", — отметил про себя Юрий Николаевич. Вслед за погибшим один из чеченцев волок его оружие — тяжелый крупнокалиберный пулемёт. Бандиты, сторожившие Лёню, с любопытством недоумков смотрели в сторону реки. Событие их так заинтриговало, что они почти забыли про эвенка: один стоял к нему боком, другой вообще спиной. Пользуясь моментом, Лёня обернулся назад, как будто высматривал, куда бы ему спрятаться — и увидел в пяти шагах от себя майора с ножом в руке. Тот предостерегающе нахмурился и сделал такое движение ножом, словно хотел прижать его к губам: тихо, мол.

С точки зрения Борисова, эвенк повел себя безукоризненно: ничего не сказал, не остолбенел и не бросился на ближайшего чеченца. Спокойно повернулся и побрел к реке, не обращая внимания на ленивые вначале, а потом раздраженные окрики своих сторожей. Впрочем, те не успели особенно раскричаться: майор не оставил им на это времени. Второй бандит ещё говорил: "Куда пошёл? Стоять, чукча!" — когда Борисов перерезал горло первому, предварительно остановив ему дыхание его собственным воротником. Нож, добытый майором у Сыркуна, был специальный, с утяжелённым лезвием, и бросать его можно было как угодно — он сам разворачивался в полете острием вперед. Нужно было только суметь попасть им в нужную точку. Такой точкой стал участок сонной артерии под ухом у второго охранника. Охотник быстро оглянулся на оседающего бандита и ещё раз, внимательно туда, где вокруг тела убитого пулеметчика собрались чеченцы.

— Никто не смотрит, — сообщил он, потихоньку отступая назад.

— Тогда ходу. Нож возьми, — ответил Борисов. Эвенк хладнокровно выдернул нож из горла своего сторожа, они бросились к ближайшей скале.

— Автоматы надо забрать, —сказал Лёня, когда они укрылись за большим камнем. Он обтер нож о траву и вернул его майору.

— Есть ружья.

— Тогда не надо.

— Уходим. Через это болото можно пройти?

— Там можно, а ещё вон там, ближе к реке.

— Нет, там опасно. Обойдём их подальше.

Они постарались как можно быстрее добраться до борисовского рюкзака. От него до брода, указанного Лёней, было с полкилометра. На болоте там и сям росли невысокие кусты. Проваливаясь иногда по пояс в жижу, они успели отойти от плоскогорья и затеряться среди зарослей раньше, чем к берегу вышла посланная вдогонку группа. Через полчаса Борисов и Лёня выбрались на сухой островок. Только тогда майор поверил, что им удалось оторваться от погони.

Задача Виталия облегчалась тем, что его берег был выше: можно было выбрать удобное место для засады. Он облюбовал поросший кустарником холм, на вершине которого росло несколько искривленных дубков. Ларькин устроился на ветке одного из них. Переправа была как на ладони, в то же время она находилась достаточно далеко выше по течению реки. Капитан оторвал несколько мешавших ему листиков, пристроил винтовку поудобнее и стал ждать.

Появившиеся примерно через полчаса бандиты не сразу стали переправляться. Вначале они внимательно осматривали берег, совещались, спрашивали о чём-то Лёню. Потом четверо стали переходить через бурную реку. Виталий прицелился, поймав в перекрестье третьего по счету, могучего бородача с пулеметом, и выстрелил. Тот взмахнул руками и опрокинулся в воду. Чеченцы бросились обратно и открыли бешеный огонь по всему противоположному берегу.

Ларькинский дубок находился в стороне от переправы, тем не менее и сюда, срезая ветки кустарника, время от времени залетала шальная очередь. Ещё неприятнее было бы получить подарочек в виде осколочной гранаты из подствольника. Виталий сполз с дерева и, крадучись, добрался до противоположного склона. Здесь уже можно было встать в полный рост и побежать прочь с максимальной скоростью, которую только позволяло здоровье.

Миновав очередную лужайку и оглянувшись, он с удовлетворением увидел, что след за ним остался четкий, заметный даже не такому уж хорошему следопыту, как он. Правда, видно было, что прошел только один человек. Но после борисовского трюка преследователи не будут в этом уверены. Выстрел на реке должен был задержать бандитов, и у Виталия было время расставить вдоль следа свою долю мин. Он поставил, аккуратно маскируя их дерном и мхом, шестнадцать штук в виде ромба. Прошёл немного и выставил оставшиеся четыре в ряд, одну за другой. Обогнул маленькое болотце, вернулся в лесок, откуда просматривался заминированный участок, и стал ждать.

На этот раз чеченцы не показывались очень долго. Что-то ещё у них случилось, кроме неудачи на переправе. Видимо, Борисову удался его план, и теперь им нужно было прийти в себя и сориентироваться.

Уже наступили белёсые сумерки, когда бандиты показались из-за леса. Они шли двумя группами: в одной было девять, в другой, прочёсывавшей лес, шесть человек. Ларькин вспомнил приказ майора, отполз к берегу реки и пошёл вдоль него дальше на юг, к восточному броду через Южное болото. Пройдя полсотни шагов по мелководью, он услышал сзади взрыв, почти одновременно с ним второй. Выйдя в указанный майором район, капитан перебрался через реку и притаился теперь уже на пологом, пойменном берегу. Он прождал до поздней ночи, вначале осматривая заросли невооруженным глазом, затем, с наступлением ночи — с прибором ночного видения, входившим в комплект грасовского оборудования. Но никто в ту ночь поблизости не появился.

— Михайла отдал мне вашу штуку с зеленой кнопкой, чтобы я Вам вернул. Но их главный её забрал.

— Кнопку он при тебе не нажимал?

— Нет.

— Жаль.

— Когда Вы на юг повернули, их командир по рации связался ещё с какой-то группой, карту смотрел. По- моему, вторая группа впереди была, у Вас на пути. Теперь она сзади. Но, наверное, к утру здесь будет.

— Ясно. Здесь мы выйдем к реке?

— Немного левее нужно взять. А здесь марь сплошная.

— Трясина, что ли?

— Марь — она и есть марь.

"Что бы я сделал на их месте, потеряв след? — думал майор. — Что сделают они? Теперь их стало больше. Видимо, они развернутся в цепь и будут прочесывать лес, ориентируясь приблизительно на то направление, в котором мы скрылись.

Я, кажется, сильно не наследил. Лёня мог сам прикончить тех двоих и скрыться. Свидетелей не осталось. Откуда они знают, может, он ниндзя. Зато Виталий должен был старательно оставлять следы. Надо найти Ларькина, а там посмотрим".

***

— Что Вам удалось выяснить? — спросил полковник Буров у своего заместителя.

— Оказывается, радиомаяк Борисов отдал одному старому эвенку из Лосиного урочища. А может, тот стащил прибор. Наверное, думал, что это транзистор. Хотел продать или на водку выменять. Отдал своему племяннику, а того забрали с собой чеченцы, уходя из урочища. На данный момент, получается, мы не знаем, где искать Борисова, но зато по сигналу маяка можем точно определить местонахождение банды.

— Вячеслав Никитич, по-моему, Вы лучше меня ориентируетесь в ситуации. Как Вы думаете, почему нам до сих пор не дали "добро" на проведение захвата?

Буров прямо высказал заму то, что думал, но зам ответил поначалу уклончиво.

— Не знаю, товарищ полковник.

— Всё это похоже на большую и довольно гадкую провокацию. Вам не кажется, что руководство нарочно откладывает вылет отряда, чтобы дать чеченцам возможность убить наших людей и получить таким образом оправдание любым своим действиям?

— Что касается "убить", то я немножко лучше Вас знаю Борисова, —произнес подполковник. —Обычно его и тех, кто с ним, убить очень трудно. А что касается "провокации", Семен Васильевич, то мы все знаем, что будет, если мы в сотый раз просто возьмем их с оружием в руках. Их подержат и отпустят. Или даже держать не станут. Придумают очередную амнистию. А по-моему, лучшая профилактика от бешенства —это отстрел бешеных собак.

— То есть просто так взять и перебить их всех?

— Почему просто так? Они же вышли в тайгу вооруженные до зубов, они охотятся на наших товарищей. Разве Вам не хочется рассчитаться за тех ребят, которые погибли в Чечне?

— Так вот оно что... — протянул Буров и замолк. Весёлый и общительный подполковник нередко участвовал в совместных операциях разных отделов, его знали многие, и он знал многих. Буров не в первой раз с ним работал, но такого Тимашова он видел впервые.

— Вы думаете, война закончилась? Она продолжается на нашей территории. Принято считать, что начали её мы, но война в любом случае началась бы. Да Вы прекрасно об этом знаете, вместе лекции слушали. Нас давно предупреждали об этой войне, и всё это — только начало.

— Что Вам известно о банде на данный момент? Последняя информация?

— Судя по всему, две их группы соединились в районе реки Кимчу.

— То есть их всех можно взять — и мы точно знаем, где именно?

— Да.

— Тогда какого черта... Чего мы ждем? Сигнала от Борисова? Неужели не ясно, что его не будет?"

— Вы хотите начать операцию?

— Думаю, что имею на это право. Сложившаяся ситуация предусмотрена моим боевым заданием.

— Может быть, Вы и правы.

— Вот и договорились. Приказываю привести отряд в состояние боевой готовности. Вылет через двадцать минут.

Ларькина они увидели только утром, когда добрались до реки. Капитан сам вышел им навстречу из своей засады.

— Что дальше будем делать? —спросил он, поприветствовав Лёню и Борисова.

— Очередную ловушку. Не понимаю, какого черта им от нас надо, но мы в этой игре — что-то вроде сыра в мышеловке. Надо постараться не дать себя съесть.

— Их главный спрашивал про какую-то карту, — сказал эвенк.

— Что за карта?

— Не знаю.

— Ну, ладно. Предстоит очередная засада и очередной отход, — озабоченно рассуждал майор. — Сколько ты вывел из строя?

— Один на переправе, — сказал Виталий, — и, по крайней мере, двое на минах.

— И у нас двое. Итого минус пять. Плюс, очевидно, двенадцать. Мины все израсходовал?

— Все.

— Будем тратить мои. Плюс гранаты. Очень ценную проволочку нам подарили коллеги — незаменимая вещь для установки растяжек. Отходим пока вон туда, в тайгу. Через час —привал, завтрак и окапывание. Отставить, окапываться будем, когда найдем приличное место. По обстановке, в общем.

Впереди у них было шесть-семь километров с перелесками, затем двенадцатикилометровая полоса тайги, граничившая с невзрачными лугами на склонах горного хребта.

Засаду удобнее всего было устраивать в тайге. Шло время, а вокруг было тихо. Майор начал, было, думать, что их-таки потеряли из виду. Они по очереди сидели в дозоре на высоком дереве, высматривая бандитов. Приближающуюся опасность заметил Ларькин.

— Три группы, примерно по десять человек. Одна, крайняя, идет прямо на нас. Центральная километрах в четырех отсюда, третья ещё дальше. Один пулемет, один гранатомет, две винтовки с подствольниками и шесть автоматов, —доложил капитан, спустившись с дерева.

— Приготовились.

Они действовали по заранее разработанному майором плану. К тому времени, когда бандиты подошли на расстояние прицельного выстрела из ружья, на краю леса их уже ждал десяток мин и четыре растяжки. Чуть левее от того места, в котором бандиты должны были войти в лес, тайга расступалась, образуя как бы естественную просеку. Именно здесь по совету Лени и сделали засаду. Приготовились, каждый взял на прицел свою мишень: Борисов —крепыша с гранатометом, Ларькин —дюжего пулеметчика, а Лёня —чеченца с американской винтовкой. Целились, по приказу майора, в голову.

Первым стрелять велено было эвенку. Тот прицелился и нажал курок. Почти одновременно грохнул выстрел борисовской винтовки, сухо щелкнула винтовка капитана. Никто не промахнулся. Три чеченца свалились на землю, остальные залегли и открыли ответный огонь.

Лёня и Борисов стояли среди деревьев почти открыто, и пули полетели в их сторону. Ударилась о ствол лиственницы и взорвалась осколочная, граната. Ближе всех к этому месту стоял Борисов. Несмотря на то что во время перехода он успел уступить свой бронежилет Лене, майор остался невредим, словно был и впрямь заговоренным. Испытывать судьбу они не стали — бегом бросились в тайгу. Хитрость эвенка состояла в том, что стоило им сделать несколько шагов в сторону — и они оказались в чаще, между ними и стрелявшими стояли сотни деревьев, прикрывая их стволами и ветвями.

Тратить патроны и гранаты, обивая шишки и хвою, было бессмысленно, и бандиты это быстро поняли. К тому же, пока они вели огонь вдогонку скрывшимся врагам, Ларькин из своего укрытия, находившегося чуть дальше и выше по склону, успел снять ещё двоих бандитов. Пятеро оставшихся, прикрывая друг друга огнем, поспешили укрыться в лесу и напоролись на минные растяжки. Раздалось два взрыва подряд —одна граната и одна мина. Виталий видел, что два бандита были, наверняка, серьезно ранены и двое залегли, паля уже совершенно беспорядочно. Один в панике бросился бежать и был убит пулей из снайперской винтовки.

«Больше делать мне тут нечего, решил Виталий. Сейчас кто-нибудь из этих двоих опомнится, доползет до гранатомета — и мне хана. Будь у меня такая штука, разговор был бы другой. Поскромничал Юрий Николаевич.» Ларькин осторожно выполз из укрытия и, пригибаясь, побежал через лес в условленное место встречи. Майора и охотника он нашел примерно через час на противоположной стороне леса.

— Вся банда, наверное, движется сюда, — сказал Виталий. —Надо уходить.

— Когда они доберутся до своих и узнают, что случилось, они будут осторожнее, — ответил Борисов. — Так что есть время поставить оставшиеся мины.

Они установили их прямо здесь, благо, натоптано было изрядно.

— Кстати, как наши успехи? —спросил майор Ларькина, помогая ему надеть рюкзак.

— Шесть и двое раненых.

— Раненых тяжело?

— Да.

— Тогда всего минус тринадцать, —сказал Борисов.

Впереди был хребет, серый, местами поросший травой, почти голый. Он был не очень высоким. До перевала оставалось километров пять.

— Вперёд — бегом марш, — сказал майор, и они побежали.

Когда подъем стал достаточно крутым, перешли на шаг. Чеченцы прочесывали лес часа полтора, и у их противников было время приготовиться. Когда грасовцы выбирали себе огневые точки на перевале, в лесу прозвучал одинокий взрыв мины.

"Минус четырнадцать", — подумал майор.

Они заняли позиции и стали ждать. Маленькие фигурки показались из леса впереди. Двадцать человек. Они шли неровной цепью, быстрым шагом. Стрельба пока была бессмысленной, и чеченцы это понимали. Подойдя поближе, они стали передвигаться осторожнее, а после первого удачного выстрела Виталия быстрыми перебежками преодолевали расстояние до ближайшего камня, куста или канавы и исчезали из виду. Тем не менее, Ларькин успел подстрелить ещё троих, пока его не засекли. Вокруг него стали рваться гранаты, осколком порвало куртку на спине. Почти оглохший от взрывов капитан покинул огневой рубеж и отполз назад.

Стрелять из охотничьих ружей все ещё не имело смысла, и майор с Лёней ждали, не высовываясь из своих укрытий, когда бандиты подойдут поближе. Ждать пришлось минут десять. Потом справа от майора ударил выстрел двустволки, и неосторожно высунувшийся бандит с криком упал на спину, схватившись за лицо. Майор тоже увидел чеченца, пробиравшегося по склону. Он выстрелил, но то ли промазал, то ли попал в бронежилет — враг, упав, снова вскочил и скрылся в ближайшей расщелине.

Борисов прикончил его позже гранатой, когда бандиты подошли метров на пятьдесят. Майору было гораздо удобнее бросать гранаты сверху, и он вывел из строя троих.

Сильно мешал гранатомет, то и дело начинавший стрелять из долины, прикрывая наступавших врагов. Лёню так прижало и оглушило разрывами гранат, что он не имел возможности высунуться из-за своей скалы. Но через некоторое время капитан в очередной раз снял гранатометчика, выйдя на перевал далеко в стороне от своей прежней огневой точки.

Тем не менее, бандитов оставалось ещё по крайней мере тринадцать человек. Они подобрались достаточно близко, чтобы начал сказываться перевес "Калашникова" в огневой мощи. Грасовцам пришлось бы худо. Автоматные пули отбивали кусочки каменной крошки от скал. А время от времени, несмотря на все старания Виталия, кто-нибудь из чеченцев добирался до пулемета— и тогда начинался настоящий ад.

Ни грасовцы, ни охотник, ни бандиты не обратили внимания на гул, раздававшийся уже некоторое время со стороны тайги. Гул перешел в вой и звон винтов. Лес с двух сторон огибали две пары вертолетов. Они пошли на снижение, из каждого выскочило по десятку парней в шлемах, камуфляжных костюмах, и вооружены эти ребята были совсем не двустволками. Спецназовцы рассредоточились, словно взяв банду в скобки. Чеченцы ещё продолжали сопротивление, заняв круговую оборону, и тогда головной вертолет, зайдя со стороны хребта, разрядил по ним четыре контейнера неуправляемых ракет.

В своем отчете о командировке майор Борисов написал, что экспедиция в составе его и капитана Ларькина, направленная в район Подкаменной Тунгуски с научными целями, подверглась нападению одной из вооруженных группировок чеченской мафии. В целях самообороны сотрудники ФСБ были вынуждены применить табельное оружие, однако соотношение сил было таким, что своевременная помощь, оказанная местным управлением ФСБ силами отряда специального назначения, оказалась совсем не лишней.

«Надо же, как бывает, подумал майор, перечитав свой рапорт. Все это, в общем-то, правда. Нет ни одного слова лжи. Но какая-то сволочная правда получается, хуже всякой неправды. Какая же зараза меня так подставила? Впрочем, мало ли желающих.»

...Одно непонятно, даже обидно. Для чего я так старательно изучал материалы по Тунгусскому метеориту? Наверное, я излишне педантичен. Ну, мало ли что там за алмазы неземного происхождения? Просто углистый хондрит. Мало ли отчего могут получить лучевой удар деревья? А почему не может типичный кометоид взорваться с типовой мощностью в семнадцать мегатонн? Дело же оказалось совсем не в космических алмазах, а в сибирском золоте.

Но в душе у него осталось какое-то неясное чувство. Словно о чём-то договорился с человеком — и начисто забыл, о чём. Словно собирался что-то сделать, да закрутился Другими хлопотами, отвлекли, запамятовал. Словно бы уже совсем было принял какое-то решение... Но какое? Эта неприятная командировка в тайгу, помимо всего прочего, оставила в душе Борисова какой-то так и не осознанный им след.

Сообщение РИА "Новости".

Представители командования Северо-Кавказского военного округа официально подтвердили информацию о гибели на территории Дагестана майора ФСБ Власова А.И. По мнению следователей военной прокуратуры, офицер российской спецслужбы, выполнявший секретное задание, был захвачен в плен группой террористов, проникших в Дагестан из Чеченской республики. Следствие не располагает сведениями о том, с какой целью был произведен захват, но считает, что майор Власов был убит боевиками при попытке к бегству.