Грегор и проклятие теплокровных

ГЛАВА 10

Мама взглянула на свою руку и окаменела. Стоявшие поблизости тоже его увидели, и очень скоро все замерли, а звуки стихли — не было слышно ни шепота, ни трепета крыльев.

Босоножка вытянула шейку и стала расталкивать всех, чтобы посмотреть, что там такое.

— Тут надо рррозовое, — сказала сестренка, увидев на маминой руке след от укуса.

Грегор знал, что та имеет в виду, — розовый успокоительный лосьон от укусов насекомых и солнечных ожогов, которым они пользовались летом.

— Мне нужно домой, — прошептала мама.

— Мы не можем отпустить вас, — покачал головой Викус. — Не сейчас.

— Если вирус чумы вырвется наверх, в Наземье, — это будет означать уничтожение всех теплокровных на земле. Абсолютно всех, — сказала Соловет.

— Мы должны сейчас же поместить вас в изолятор, — произнесла Нивива.

Соловет дотронулась до маминого плеча.

— Нам очень, очень жаль, что так получилось! — Она вздохнула. — Найк, отнеси ее и скажи, чтобы проверили как следует еще на укусы.

Грегор все еще держал маму за руку — он просто не мог ее отпустить.

— Мам…

Она тихонько высвободила пальцы из его руки и отступила:

— Ты немедленно вернешь свою сестру домой.

Неужели он кивнул в ответ? Грегор сам не был уверен, что сделал это. А мама села на спину Найк и исчезла.

— Нужно проверить всех присутствующих на укусы, — велела Нивива.

Через мгновение все уже были на летучих мышах, но летели они не через город, а через какие-то туннели, которые привели их к белым барашкам реки, бегущей мимо Регалии.

На пристани не было ни души, никто им не помогал — желтая пудра оказалась прекрасным средством не подпускать к себе никого.

Всем пришлось хорошенько помыться, а потом они разделись догола и команда из семи докторов внимательно исследовала каждый сантиметр их тела при ярком свете. Босоножка, которая боялась щекотки, все время хихикала. Ни у Грегора, ни у Босоножки следов от укусов не обнаружили.

«Можешь бежать куда угодно, можешь прятаться — пророчество все равно тебя найдет», — вспомнил он слова своей бабушки.

Вот оно и нашло его. А теперь скалится, насмехается над ним. И над Босоножкой. И теперь у них нет возможности выйти из игры, пока она не закончится. Ведь мама заражена вирусом чумы.

Так что давай, Воин… и ты, Принцесса… вам нужно срочно найти противоядие. Грегор готов был молиться, чтобы больше никто не заболел — никто, кроме Ареса, Говарда и Андромеды. Он уже собирался отправиться за противоядием. Но мама никогда, ни за что не позволила бы Босоножке лететь вместе с ним… на эти, как их? Виноградники.

И вот, чтобы пророчество сбылось, маме пришлось выбыть из игры. И она может стать жертвой. Да, если рассуждать с точки зрения пророчества — все получилось именно так, как и должно было быть.

Грегор вдруг почувствовал, что смертельно устал от шатаний по Подземью. Здесь от него постоянно ожидают подвигов, решения всех проблем. А его близкие постоянно попадают в какие-то неприятности, хотя они-то тут при чем?

После того как обнаружилось, что у них с Босоножкой нет укусов, им выдали новую шелковую одежду, сотканную пауками. Грегор попытался было вступить в переговоры, чтобы ему вернули любимые ботинки, но их тоже необходимо было проверить и продезинфицировать.

Они сели на скамейку в ожидании вестей об остальных, и Босоножка положила головку ему на плечо. Да и понятно — она ведь совсем не выспалась.

Викус вызвал Далей — няню, что присматривала за малышкой раньше. Далей взяла Босоножку на руки и тронула Грегора за плечо:

— Мне очень жаль… Я слышала про твою маму. Но ты не падай духом. Вы обязательно найдете лекарство, я в том не сомневаюсь.

Ее голос звучал так искренне и тепло, что Грегор чуть было не расплакался. Если бы Далей знала, как ему нужно найти это лекарство, как нужно, чтобы мама была жива! Он не мог себе представить, что будет с ним и его семьей, если вдруг не станет мамы. Ей нельзя умирать, ведь он не в состоянии вообразить себе, что мир будет существовать без нее. Он боялся и винил себя… Эта жуткая болезнь… эти фиолетовые бубоны… невозможность дышать… — а все потому, что он решил отправиться сюда, в Подземье, а она этого не хотела…

Но он сказал только:

— Спасибо, Далей.

Когда осмотрели всех, кто присутствовал на саммите, в изолятор поместили троих: маму Грегора и двух летучих мышей, Кассиопею и Поллукс.

Грегор встретил Нививу в холле. Она писала что-то на доске. Подойдя к ней, тронул ее за руку.

— Ох! — подскочила она. Рука ее дернулась, и жирная черта перечеркнула то, что она писала, слева направо.

— Простите! — извинился Грегор.

Вот это да, какая она прыгучая! Ну еще бы — ведь она провела столько времени без сна и отдыха, изучая вирус и помогая тем, кто заразился.

— Вы можете мне сказать, где моя мама? — спросил Грегор.

— Мы ее изолировали, — ответила Нивива. — Пойдем, она сейчас спит, но ты можешь ее увидеть.

И повела Грегора по коридору.

— Она знает, что нас с Босоножкой проверили и мы в порядке?

— Да. Но она все еще очень взволнована, — сказала Нивива, потирая пальцем веко, будто у нее тик. — Я дала ей лекарство, чтобы немного успокоить.

Грегор подумал, что Нививе и самой не мешало бы принять лекарство, но промолчал.

Мама лежала в том же крыле, что Арес, Говард и Андромеда. Грегор через стекло увидел, что остатки желтой пудры с нее смыли и она переоделась в чистую белую пижаму. Она выглядела такой маленькой и беспомощной в этой больничной обстановке.

Хорошо, что мама спала — если бы им пришлось разговаривать, она непременно велела бы Грегору отправляться вместе с Босоножкой домой, и ему бы пришлось объяснять ей, почему они не могут выполнить ее приказ, и это привело бы ее в отчаяние.

Грегор всматривался в родное лицо, чтобы всегда-всегда его помнить. Как бы ни сложились обстоятельства. Ведь он не знал, вернется ли из похода. И какой найдет маму, когда вернется. Он попытался отогнать от себя эту мысль и повернулся к Нививе.

— Мне необходима ваша помощь. Прошу вас, расскажите мне все, что вам известно об этой болезни, — сказал он.

— Я иду в лабораторию, где как раз изучаю ее возбудителей. Не хочешь составить мне компанию? — спросила Нивива. — Это за пределами Регалии, но встреча в верхах состоится не так уж скоро — нужно время, чтобы все заново организовать.

Найк унесла их из дворца и пронесла над городом, над стадионом, с которого уже убрали тело погибшей летучей мыши. Весь мох арены был теперь засыпан ровным слоем желтой пудры.

Нырнув в один из туннелей, они взяли факелы из подставок на стене. Когда впереди показалась развилка, Грегор вдруг понял, что он здесь уже бывал.

— Разве пещера Ареса не где-то рядом? — спросил Грегор.

— Наверняка. Я там никогда не бывала, — ответила Нивива. — Но, говорят, она ловко спрятана от посторонних глаз. Вот почему Андромеде и Говарду пришлось потратить несколько дней, пока они нашли Ареса и принесли его ко мне в госпиталь.

— Он не пришел, когда стал плохо себя чувствовать?

— Нет. Викус долго не имел о нем никаких известий. И тогда Говард с Андромедой полетели искать его убежище. Он уже был так слаб, что им пришлось нести его на себе, — сказала она.

Грегор представил себе Ареса, как больной, слабый и одинокий тот сидит в своей пещере… Большинство друзей умерли или пропали без вести. А Грегор, с которым он породнился, далеко, так далеко, что и не дозовешься…

— Бедный Арес!

— Да, — кивнула Нивива. — С Аресом несправедливо обошлись, наказав его за то, в чем он не виноват. И вот результат.

Ее слова удивили Грегора — в Подземье Ареса недолюбливали. Ему не доверяли, а многие люди и летучие мыши открыто желали его смерти. Поэтому Грегор тут же почувствовал расположение к Нививе — за ее дружелюбие.

— Вы его хорошо знаете? — спросил он.

— He очень. Когда ты покинул Регалию, Арес не вернулся в город, опасаясь, что его снова посадят в тюрьму. Викус велел мне обследовать его раны от укусов клещей в своей лаборатории. Но даже тогда Арес прилетал ко мне лишь поздно ночью, когда никого уже не было, кроме меня.

— Спасибо. Я очень ценю то, что вы для него делали, — сказал Грегор.

— Не за что. Ведь я уже говорила: я считаю, что он не заслужил такого к себе отношения, — возразила она.

Ее лаборатория располагалась в анфиладе соединенных между собой пещер.

На каменных полочках располагалось различное оборудование. Вокруг занимались своей работой люди в белых халатах, масках и перчатках. И даже несколько летучих мышей были тут же. Они что-то изучали с помощью микроскопов и обсуждали увиденное с людьми.

Нивива провела Грегора в комнату, которая была отделена от остальной лаборатории тяжелой каменной дверью.

— Здесь я и провожу свои исследования, — сказала она, закрывая за собой дверь.

Это был мир, населенный стеклышками для образцов, колбочками, пробирками и микроскопами.

У одной из стен он увидел контейнер, встроенный в каменный куб, — это было похоже на кулер с водой. Грегор подошел ближе, чтобы посмотреть, что там. В контейнере метались маленькие черные точки. Блохи.

Указательным пальцем Грегор дотронулся до маленького красного озерца на верхушке контейнера. Кровь!

Он отскочил подальше и тут же неловким движением свалил другой контейнер, стоявший на полке, но тут же ловко поймал его — к счастью, этот контейнер был пустым.

— Прошу прощения! Ох, извините! — бормотал он, ставя на место контейнер.

— Отличная реакция, — улыбаясь, сказала Нивива. — К счастью, у меня здесь все предусмотрено. И все, что касается чумы и представляет хоть малейшую опасность, надежно закреплено и защищено. На то, чтобы этого добиться, понадобилось немало времени — но это нужно было сделать, ведь его предшественник разбился. А этот, новый, я приготовила, чтобы испытывать в нем будущее противоядие.

Грегор закрепил факел в подставке и сунул руки в карманы — не хватало еще что-нибудь здесь расколотить. Меньше всего ему хотелось испортить эксперимент, который может спасти жизнь его мамы.

Нивива рассказала ему все, что знала о чуме. Она передается только через кровь. А это означает, что ею нельзя заразиться, если кто-то на тебя чихнет. Ты можешь заболеть, только если чья-то кровь попадет в твою. Вот почему опасны блохи — они переносят заразу от одного теплокровного к другому.

— Со многими вирусами дело обстоит так, что насекомое само от него погибает — вирус накапливается в теле и в конечном итоге убивает его. Но в данном случае это не так. Мы считаем, что для насекомых эта чума не опасна. Не погибают от него рыбы и моллюски. Вот почему мы и прозвали его «проклятием теплокровных», а не «проклятием Подземья», — объяснила Нивива.

— Живоглот говорил, вы в Регалии умеете облегчать симптомы, — с надеждой в голосе сказал Грегор.

— Да, мы можем уменьшить боль, снизить жар, дать лекарство, которое поможет спать… но все это не спасает от чумы, не лечит, — ответила она. — Мы пытались найти хоть какое-то действенное средство, но пока безуспешно. Да и мало кто верит, что это возможно. — Слабая улыбка коснулась ее губ. — А я верю, что у нас получится. Нужно только время.

Время. Времени-то у них как раз и не было.

— Как протекает болезнь?

— О, очень по-разному. Арес, например, был первым из подземных, кто ею заразился, но он продемонстрировал удивительную сопротивляемость. Кажется, у летучих мышей инкубационный период вообще дольше, чем у людей. У Говарда и Андромеды симптомы появились лишь в последние несколько дней. Но мы не знаем, когда именно они заразились: когда клещи напали на Ареса или потом, когда несли Ареса в госпиталь. А твоя мама… она человек, и ей хватило укуса блохи с Икаруса, у которого была последняя стадия болезни…

Нивива замолчала.

— Мне нужна правда. Сколько у нее времени? — настойчиво спросил Грегор.

Нивива отвела взгляд и провела рукой по лбу.

— Если дела пойдут не лучшим образом… прости, Грегор… думаю, недели две — не больше…

ГЛАВА 11

Каменный пол был довольно холодным. Грегор лежал на животе, держа маленькое зеркальце у лампадки. Он пытался прочесть «Пророчество крови», но сейчас у него ничего не получалось.

— Вообще-то я уже выучил его наизусть, — сказал он наконец.

— Да, мы знаем, но мы с Нериссой решили, что тебе важно хорошенько изучить оригинал пророчества, — ответил Викус. — Возможно, там есть подсказки — именно в том, как оно написано.

И Грегор вновь уткнулся носом в зеркало. Первые два пророчества, в которых говорилось о нем, были написаны большими буквами посреди каменной комнаты, где Сандвич сначала грезил, а потом запечатлевал свои видения. А вот третье пророчество невозможно было хорошенько разглядеть. Оно было начертано на полу в самом дальнем и темном углу комнаты. К тому же оно было написано очень мелкими буквами и со множеством дурацких завитушек, наползающих одна на другую. Ну и, кроме всего прочего, оно было написано наоборот — зеркально.

Сколько бы Грегор ни ползал и ни извивался, как ни старался прочитать витиеватое нагромождение букв — все было напрасно, он лишь натыкался на собственное отражение в зеркале, а пророчество ему не давалось. Когда руку, которой он держал зеркало, начала сводить судорога, он сдался.

— Да что не так с этим пророчеством?! — воскликнул он. — Такое впечатление, что Сандвич не хотел, чтобы его вообще кто-нибудь прочитал!

— Нет, Грегор, он хотел, — мягко возразил Викус. — Иначе он просто не стал бы его записывать.

Старик встал на колени и принялся ощупывать пальцами буквы, вырезанные в камне.

— Но Нерисса полагает, что он намеренно сделал это пророчество таким трудным для чтения, — добавил он.

— Вот как? И зачем же он так поступил, Нерисса? — спросил Грегор, не сводя с нее взгляда.

Когда Люкса пропала в одном из крысиных туннелей, Нериссу как последнюю оставшуюся в живых представительницу рода короновали. Против этой коронации выступали многие, ведь у Нериссы бывали видения, и вообще она была слишком странной, чтобы занимать королевский трон. Многие сомневались, что она, слабая физически, сможет выполнять свои нелегкие обязанности.

Теперь она сидела на полу, откинувшись спиной на стену. С тех пор как Нериссу короновали, она стала лучше одеваться, и волосы ее теперь всегда были убраны в высокую прическу. Но она оставалась все такой же болезненно худой и странной.

— Пророчество трудно прочитать, а это значит — его непросто разгадать, — сказала Нерисса.

— На самом деле меня смущает только одна его часть, — произнес Грегор. — В первой строфе говорится про чуму — ладно, мы с ней столкнулись. Третья строфа велит доставить сверху Грегора и Босоножку — тоже ладно, сделали. Дальше говорится о том, что теплокровные должны найти противоядие — ладно, они постараются. В седьмой строфе говорится о том, что мы либо сделаем это, либо все погибнем. Хорошо, мы это поняли. Но строчки, что повторяются рефреном во второй, четвертой, шестой и восьмой строфах как припев… Это очень странные строчки.

— Поворот, еще поворот… Это что значит? — недоуменно спросил Грегор.

— Прежде чем я нагружу тебя теорией, которая вырабатывалась лучшими умами Подземья на протяжении нескольких веков… скажи, Грегор, сам-то ты что об этом думаешь? — осведомился Викус.

Грегор прокрутил в голове эти странные строчки.

— Ну, для меня это звучит так, будто Сандвич пытается сказать… предупредить, что мы ошибаемся. И, типа, все, чего мы ждем… все будет не так.

— Да, но не только это. Еще — что пока мы будем крутиться, делать все эти «поворот, еще поворот» — мы не узнаем правды, — согласилась Нерисса.

— Тогда… ну если мы все равно ошибемся… зачем мы все это делаем?! — спросил Грегор. — Зачем собираемся к этим Виноградникам или как их там?

— Но у нас нет выбора, — сказал Викус. — И потом — путешествие предопределено. Мы должны дойти до колыбели, чтобы обнаружить там лекарство. Оно, видимо, представляет собой что-то вроде виноградной лозы, что растет на Виноградниках. Так что нам следует поторопиться, и не исключено, что в пути мы сможем понять смысл этой строфы и исправить свои ошибки.

— Когда вы говорите «нам следует поторопиться» — вы имеете в виду себя и меня? На этот раз вы пойдете в поход вместе со мной? — с надеждой спросил Грегор.

Викус улыбнулся:

— Нет, Грегор, я сказал «нам» в более широком смысле. Я идти не могу. Но с тобой хотела отправиться Соловет.

— Ну, это уже кое-что, — кивнул Грегор.

Викус, конечно, непревзойденный толкователь пророчеств, но в бою Соловет гораздо надежнее. И если это место — Виноградники — на самом деле так опасно, как про него говорят, это здорово, что с ними будет Соловет.

— А Живоглот? Он с нами?

— Он сказал, что ни за что на свете не упустит такую возможность, — ответил Викус.

Грегор почувствовал, как его сердце подпрыгнуло. С Живоглотом и Соловет у них появляются реальные шансы.

В дверь постучал один из подземных и сообщил, что их ищут.

— Должно быть, крысы и тараканы вернулись, — сказал Викус. — Нам надо продолжить встречу в стенах дворца. Пойдем.

Уже на выходе из комнаты Грегор протянул карманное зеркальце Нериссе, но та сказала:

— Сохрани его. Может, оно тебе еще понадобится.

И он сунул зеркальце в задний карман штанов.

Едва переступив порог зала, Грегор сразу узнал место, куда привел его Викус. Да и мог ли он его забыть? Он смотрел на каменные скамьи, уходившие вверх по кругу, и на возвышение в центре этого круглого помещения. На этом возвышении они с Аресом дали друг другу клятву верности. Сейчас постамент пустовал, зато скамьи были заняты самыми разными существами. Люди занимали здесь одну из секций. Летучие мыши сидели справа от людей, тараканы слева, а крысы расселись на скамьях напротив их всех.

Викус и Нерисса направились к людям.

А Грегора охватило то же чувство, как в тот день, когда Анжелина и Ларри не пришли в школу и он обедал совсем один. Он не знал, куда сесть. Не с крысами — это точно. Но и члены Совета не особенно его привлекали — ведь они, возможно, все еще считали его заслуживающим наказания изменником.

Летучие мыши не лучшим образом обошлись с Аресом, сделав его жизнь невыносимой.

Наконец Грегор развернулся и пошел к тараканам. Они были единственными, с кем он чувствовал себя комфортно.

Викус открыл собрание, поприветствовав присутствующих. И сразу перешел к делу:

— Так сложились обстоятельства, что поход к Виноградникам с каждой минутой становится все более насущной потребностью. И начать его следует немедленно. В нем будут участвовать Грегор и Босоножка — Воин и Принцесса. Кроме того, в него отправляется Найк — в качестве летящей и — на всякий случай — в качестве еще одной принцессы, если окажется вдруг, что мы неправильно интерпретировали роль Босоножки. Живоглот, Пролаза и Коготок представляют крыс. И так как Сандвич упомянул о тараканах, Темп любезно предложил свои услуги.

— Нам что, придется всю дорогу терпеть этого ползучего? — спросил Пролаза.

— Полагаю, мы можем просто съесть его, если он будет тормозить, — ответила Коготок.

Эта реплика вызвала смех среди летучих мышей и даже людей. Да, над тараканами всякий норовил поиздеваться. Темп ничего не ответил — только слегка задрожал.

Грегор посмотрел на крыс в упор:

— А может, давайте съедим тебя, Коготок? Я никогда в жизни не пробовал крысятины. Возможно, если приготовить правильный соус — оно и ничего, а?

В ответ на эту шутку засмеялся только один голос — и это был Живоглот.

— Что ж, по крайней мере этот поход обещает быть нескучным!

— А никакого похода не будет, — прошипела Коготок, — пока мы не убедимся, что наши интересы гарантированы!

— Совет согласен открыть вам западный проход к рыболовным угодьям, — ответил Викус. — Это должно обеспечить грызунов продовольствием.

— А желтая пудра? — спросил Пролаза. — Чтобы бороться с блохами?

Со стороны людей не последовало ни слова в ответ, Грегор только услышал, как тихонько вздохнул Викус.

— Нет пудры — нет разговора! — заявила Коготок.

Ну и дела! Поход может не состояться лишь из-за того, что люди не захотят дать крысам блошиную пудру! Что тут обсуждать?!

Грегор подумал о фиолетовых бубонах, которые лопаются, кровоточат, сочатся гноем…

Он вскочил на ноги и заорал Совету:

— Да что с вами такое?! Дайте им пудру! Вы видели Ареса? Вы вообще видели, что делает с больными чума? Какая разница, насколько вы ненавидите крыс, — неужели вы и вправду желаете им такого?

Наступила долгая тишина. И наконец последовал ответ.

— У тебя большое сердце, Грегор Наземный, — сказала Соловет. — Ты великодушен.

Это была неправда. Да, Грегор не хотел, чтобы крысы умирали такой ужасной, мучительной смертью. Он подумал с чувством: «Да я бы заклятому врагу такого не пожелал!» Но он вовсе не простил крысам того, что они сделали с его отцом. Не простил им Тик, Вертихвостку, Аврору и Люксу. У него был целый список того, что он никогда не сможет простить им.

— Нет, — сказал Грегор с горечью. — Вовсе я не великодушен. Но мама и Арес больны чумой. И ваша больница постепенно заполняется все новыми больными. Крысы нужны нам для того, чтобы найти лекарство. Итак, что будем делать, Соловет?

ГЛАВА 12

Выбора у них не было. Подземным пришлось дать крысам достаточно желтой пудры, чтобы бороться с блохами. Грегор не ожидал, что этот вопрос будет так горячо обсуждаться и вызовет такую неоднозначную реакцию. Ему искренне казалось, что все собравшиеся в зале — союзники, все на одной стороне. Но людям это решение далось нелегко: они яростно спорили несколько минут, потом Соловет объявила о том, что Совет принимает условия крыс, после чего несколько человек заплакали, а один в знак протеста покинул зал.

Такая ненависть к крысам была за гранью понимания Грегора: ведь всем этим людям грозила реальная опасность и даже смерть! И неужели тот, что покинул высокое собрание, предпочтет смотреть, как умирают его близкие, лишь бы не помогать крысам? Но что удивительно — похоже, так оно и было.

Следующим поводом для спора стало обсуждение самого похода. Впервые Грегор увидел карту Подземья. Четверо подземных развернули огромный свиток на постаменте, закрепив все четыре уголка мраморными пирамидками. Карту было отлично видно со всех сторон, с любого места в зале. На карте территория Подземья была поделена на сектора, и каждый был обведен черным контуром и раскрашен в свой цвет.

На севере Грегор обнаружил Регалию. Крысы владели регионом на юге, хотя часть их сектора была сверху закрашена и поверх нее шла надпись «Оккупирована». Водный путь занимал большой участок в центре. На юго-западе от Регалии Грегор увидел земли, принадлежавшие летучим мышам и тараканам, но еще на карте было много названий, которых он прежде не встречал.

Грегор все время возвращался взглядом к надписи на карте — «Оккупирована». Через надпись просвечивала линия реки. И теперь он четко мог представить себе, что раньше эти места принадлежали крысам, а теперь контроль над ними перешел к людям. Река такого размера скорее всего богата рыбой. Это, вероятно, и есть те самые рыболовные угодья, о которых говорил Живоглот, когда обвинял людей в том, что они вынуждают крыс умирать с голоду. Нет реки — нет рыбы. Но теперь люди согласились открыть проходы к реке крысам, поскольку крысы тоже принимали участие в походе.

Соловет подошла к постаменту с указкой в руке и привлекла всеобщее внимание к большому зеленому треугольнику, который находился за крысиными землями на полдороге к Водному пути.

— Предположительно Виноградники находятся именно здесь. — Она ткнула кончиком указки в пятнышко, которое находилось так глубоко в джунглях, словно оно было уже за пределами карты. — Это очень близко к Огненной земле, но другой путь к этому месту — с запада — блокирован кусачками.

— Кто эти кусачки? — тихонько спросил у Темпа Грегор.

Тот посовещался с другими тараканами, пощелкал жвалами, потом ответил:

— Муравьи, некоторые называть их муравьи.

— А с какой стати муравьи станут мешать нам и блокировать путь? — удивился Грегор.

— Ненавидеть теплокровных, муравьи ненавидеть, — объяснил Темп.

Грегору захотелось узнать побольше о муравьях, но в то же время он боялся пропустить что-нибудь важное из того, что происходило на встрече.

— Да в этих джунглях можно блуждать всю жизнь! — буркнул Пролаза. — Как вы собираетесь найти эти Виноградники в море виноградных лоз?

Нерисса прочистила горло и впервые подала голос:

— Я нашла для вас проводника.

— Ты… нашла? — спросил Живоглот и посмотрел на Викуса с нескрываемым удивлением.

Но старик и сам выглядел не менее удивленным.

— Когда же ты успела, Нерисса?! — воскликнул он.

— Довольно давно. И я ему абсолютно доверяю, — ответила Нерисса. — Я видела его в своем видении — вместе с Наземным.

Приехали! Опять эти видения. Вряд ли ее слова кого-нибудь обрадовали.

Если к пророчествам Сандвича все относились с большим почтением и трепетом, то видения Нериссы особого доверия не вызывали. И если люди не осмелились подвергать их сомнению в открытую, в присутствии Нериссы, то крысы не постеснялись так поступить.

— Видения? — переспросила Коготок таким тоном, будто она разговаривала с неразумным ребенком. — У меня тоже было однажды видение — но только один раз, и то после того, как я объелась нехорошими грибами. Может, вам не стоит кушать грибы, ваше величество?

— Нерисса не ест грибов. И хотя ее видения не всегда понятны, мы все же придаем им большое значение, — сказал Викус резко.

— Кто этот проводник? — спросила Соловет.

— Я не могу пока сказать. Я дала слово. Скажу только, что вы встретите его через восемь часов пути отсюда у Арки Тантала, — сказала Нерисса.

— Вот как? Ты уж не обмани мои ожидания, детка, — вмешался Живоглот. — Я прекрасно знаю это место и люблю его. Там всегда найдешь косточку-другую, чтобы погрызть. Но ты уверена, что тебе этот загадочный проводник не приснился?

— Даже если мне это приснилось, для вас это будет не самым худшим вариантом развития событий, — возразила Нерисса. — Арка Тантала — такое же подходящее место для входа в джунгли, как и остальные.

— Ну да, если не обращать внимания на кучи костей, которые попадаются там на каждом шагу, — местечко высший класс! — воскликнул Живоглот.

По залу прокатился гул одобрения.

— Именно там вас будет ждать проводник, Живоглот, — повторила Нерисса. — Хотите вы или нет — вам придется с ним встретиться.

Грегор не мог не поддержать Нериссу. Должно быть, нелегко противостоять в одиночку насмешкам, особенно если на твоей стороне нет никого из людей, кроме Викуса. И потом — она ведь как-никак королева. А кроме всего прочего — она спасла ему жизнь на суде, когда дело касалось «Пророчества Погибели».

— Так, ладно. Туда я и пойду, — сказал Грегор громко. — К Арке Тантала. Слова Нериссы для меня вполне достаточно.

— Так тому и быть! — согласился с ним Живоглот, буравя его взглядом.

«Ты идиот!» — вот что говорил его взгляд.

Крысам, которым предстояло преодолеть этот путь к Арке на собственных лапах, пришлось отправиться в путь немедленно. Летучим мышам требовалось меньше времени, чтобы прибыть туда, поэтому у Грегора появилось несколько часов на подготовку к походу.

Он отправился в ту самую комнату, где они были с мамой и Босоножкой, и попросил у подземных что-нибудь, чем можно написать письмо.

Ему тут же принесли три свитка, бутылочку чернил и птичье перо. Справиться со всем этим богатством оказалось не так-то просто. Два первых свитка он испортил, а когда ему наконец удалось вывести на третьем какие-то буквы, похожие на иероглифы, на бумаге было столько клякс и разводов, что ему оставалось лишь надеяться на то, что написанное все-таки можно прочитать.

Что касается содержания письма… Он долго вымучивал его из себя, и получилось следующее:

Он думал было написать еще и отцу, но эта короткая записка к маме заняла у него столько времени! И потом — понадобилось бы несколько страниц, чтобы объяснить оставшимся наверху членам семьи катастрофичность положения, в котором они оказались.

Лучше уж он попросит Викуса написать и оставить письмо на том же месте — возле вентиляционной решетки.

В дверях появился Марет. Он опирался на костыль, и ему явно мешал рюкзак, который он держал в руке. Лицо покраснело от натуги, а дыхание было неровным и тяжелым — длинная прогулка по дворцу далась ему нелегко.

— Привет, Марет. Заходи, садись, — Грегор поспешно освободил ему место в кресле.

— Разве что на минутку, — отдуваясь, сказал Марет.

Он сел и отставил костыль.

— Я каждый день тренируюсь, гуляя по дворцу. Но эти ступеньки… пока они даются мне с трудом.

Грегор почувствовал острый укол жалости — он вспомнил тренировку с Маретом. Как быстро тот двигался, каким был сильным! Интересно, чем Марет будет заниматься теперь?

Если Андромеда выздоровеет — они смогут снова вместе летать.

Но… солдатом ему больше не быть.

— Что в рюкзаке? — спросил Грегор.

— О, у меня была возможность взять кое-что для тебя в музее. Конечно, ты можешь пойти туда и сам. Но я ведь был с тобой в обоих предыдущих походах — и у меня есть кое-какое представление о том, что тебе может понадобиться, — сказал Марет.

Грегор открыл рюкзак и увидел в нем несколько фонариков и целую обойму батареек.

— Спасибо, Марет, это правильный выбор — я бы взял в точности то же самое.

— А вот тут моток липкой ленты, — продолжал Марет, показывая Грегору упаковку скотча. — Говард рассказывал, что вы использовали ее для закрепления повязок и фиксации переломов, когда я был в отключке.

— Отлично. Да уж, клейкая лента… она оказалась как нельзя более кстати, — кивнул Грегор.

Он заглянул в другой карман рюкзака — там была бутылка воды с шикарной этикеткой.

— Тут написано, что это вода с ледника, — произнес Марет, тыча в этикетку пальцем. — Что такое ледник?

— Это, знаешь… такая здоровенная груда льда, — ответил Грегор.

— Я слышал про лед. Вода становится твердой как камень, да? И что, эта вот вода с ледника — она какая-то особенная? Лучше обычной? — полюбопытствовал Марет.

Что мог ответить Грегор? В его семье пили воду из-под крана. Мама включала воду на пару минут, чтобы слить ту, что застоялась. И уж конечно, они никогда не стали бы тратить по четыре бакса за бутылочку воды с ледника!

Грегор неуверенно провел большим пальцем по этикетке.

— Хм… ну не знаю. То есть, знаешь, я думаю — это просто вода.

Но видя, что Марет как будто немного разочарован, поспешно добавил:

— Но я уверен, она очень чистая, потому что когда воду замораживают, а потом размораживают — она становится очень чистой, без всяких примесей. Да, точно, видишь, и на этикетке написано: «экстра чистая».

— Ага, — удовлетворенно кивнул Марет. — Чистую воду не всегда легко найти, особенно там, куда вы направляетесь. И… я принес еще кое-что, хотя и не совсем уверен, что тебе это понадобится. Я даже не очень понимаю, что это. Но мне кажется, она должна доставлять удовольствие. И еще я подумал… она может напомнить тебе о доме.

Марет вынул из кармана пачку жвачки. Обертка у нее была ядовито-розовой, и на ней пучеглазые дети радостно выдували огромные пузыри.

Грегор рассмеялся.

— Ух ты, жвачка! Моя сестра Лиззи любит такую. Ты прав — мне это напомнило о доме. Спасибо, Марет!

В комнату вошел подземный с подносом еды и принялся накрывать на стол.

Марет поднялся, чтобы уходить.

— Не уходи, — попросил Грегор. — Здесь столько еды — поешь со мной!

Марет колебался. Грегор был уверен, что тот боится нарушить какие-то правила — видимо, солдатам Регалии не положено находиться в таких роскошных покоях.

— Да ладно, Марет. Ты же наверняка голодный. Все знают, как плохо кормят в больницах, — уговаривал Грегор.

Правда, если уж начистоту, когда он навещал своего друга Ларри в больнице, куда тот угодил с приступом астмы, еда, которую ему приносили, выглядела довольно аппетитно. Но ведь все пациенты непременно жалуются на больничную кормежку! Видно, когда лежишь в больнице, особенно если по-настоящему плохо себя чувствуешь, начинаешь испытывать отвращение к еде.

— Да, еда там полная дрянь, — улыбнулся Марет, соглашаясь. — Хотя после того как некоторое время питаешься только сырой рыбой, привередничать не приходится.

— Останься. Я так не хочу есть один, — настаивал Грегор.

Марет снова опустился в кресло и отставил свой костыль:

— Еда как на праздник.

В самом деле, угощение было изысканным и не уступало тому, что подавали на торжественном обеде по случаю коронации Нериссы. Здесь был савойский пирог с сыром и яйцами, фаршированные грибы, стейк, маленькие свежие овощи и блюдо, которое Грегору уже приходилось пробовать, — креветки в сливочном соусе.

Грегор ткнул пальцем в сторону креветок:

— Это любимое блюда Живоглота! В прошлый раз он сунул морду в миску и вылизал ее изнутри.

— О, я его понимаю, — сказал Марет, беря маленькую креветку.

— Эй, ты вполне можешь позволить себе съесть больше, — запротестовал Грегор и вывалил чуть не все содержимое миски Марету в тарелку.

Себе он взял кусок сырного пирога. Желудок его все еще был неспокоен после приступов рвоты, но Грегор понимал, что надо поесть, — ведь ему нужны силы для того, чтобы отправиться в дорогу. К тому же вкус у пирога оказался потрясающий.

— Слушай, Марет, а с чего это вы морите голодом крыс? — спросил он.

Марет ответил не сразу:

— Это решение Соловет. Она хочет показать им, что, напав на нас, они будут жестоко наказаны.

— Но ведь это означает, что детеныши крыс недоедают и умирают от голода, — сказал Грегор. — Не только взрослые крысы. Тебя это не смущает?

— Меня? Меня это очень смущает! — воскликнул Марет, а потом покачал головой и вздохнул: — Трудно разобраться в том, что у нас тут происходит, Грегор. Мы рождаемся и взрослеем в мире, где действует один закон: убей — или тебя убьют. Иногда я пытаюсь представить себе, каким был бы наш мир без этих бесконечных войн и борьбы за выживание. Кем бы мы были тогда? Что бы делали?

— А что бы ты хотел делать? — спросил Грегор.

— Не знаю… просто жить… Но это, знаешь… это сказка, — вздохнул Марет. — У вас в Наземье сказки есть?

— Сказки — есть, — кивнул Грегор.

— Ну вот, значит, ты понимаешь.

Когда они поели и пришел слуга, чтобы убрать со стола, Грегор спросил его, показывая на недоеденные остатки креветок в сливочном соусе:

— Можно я возьму это с собой?

— С собой? Куда с собой? — растерялся подземный.

— В поход. Вы можете положить это в пакет или в контейнер? — настаивал Грегор.

Подземный стоял, держа в руках тарелки, и с сомнением смотрел на сливочный соус:

— Положить в пакет?

Видимо, пакеты здесь были не в ходу.

— Ты можешь положить еду в бурдюк — тогда соус не прольется, Люцент, — подсказал Марет. — И он легкий.

— О, точно, — с облегчением произнес Люцент. — Бурдюк для вина.

Грегор проводил Марета обратно в больничное крыло и попросил его проследить, чтобы мама получила письмо. Там Грегору как раз сказали, что его уже ожидают на пристани.

Оказалось, ждут только его.

Викус, Соловет и два высоких гвардейца оседлали летучих мышей.

— Я думал, вы не с нами, — сказал Грегор Викусу.

— В целях безопасности мы с гвардейцами будем сопровождать вас до Арки Тантала. А дальше направятся уже только участники экспедиции, — ответил Викус.

Найк, у которой пока не было седока, прихорашивалась, приглаживая свою полосатую черно-белую шерстку. Рядом с ней стояла Далей, держа на руках спящую Босоножку, а у ног своей Принцессы смиренно сидел Темп.

Грегор чуть не спросил: «Где Арес?» — но вовремя спохватился.

Он подошел к Найк.

— Итак, я полагаю, мы полетим в этот поход с тобой? — спросил он.

— Если не возражаешь, — кивнула она. — Я, конечно, не такая сильная и большая, как Арес, зато ловкая и проворная.

— Ты само совершенство, — сказал Грегор.

И она не стала возражать. Заменить Ареса было невозможно, но Найк была в самом деле очень хороша и грациозна.

Грегор внезапно ощутил, насколько он устал: он не спал с субботней ночи, а сейчас, должно быть, был уже вечер воскресенья.

— Найк, ты не будешь против, если я немножко посплю? — спросил он.

— Спи, конечно, — ответила мышь.

Грегор перекинул рюкзак назад и вытянулся на спине Найк животом вниз. Бурдюк для вина, где были креветки, оказался довольно удобной подушкой. Далей положила Босоножку рядом с ним, а Темп свернулся калачиком у них в ногах.

— Если Босоножка проснется, а мы еще будем лететь, — разбуди меня, ладно, Темп? — попросил Грегор.

— Разбудить тебя, я буду, если проснуться она, разбудить тебя, — сказал Темп, и Грегор решил, что это означает «да».

— Высокого тебе полета, Грегор Наземный, — сказала Далей.

— Высокого тебе полета, Далей, — ответил он.

И как только Найк взмыла в воздух, обнял Босоножку и провалился в сон.

А когда проснулся — обнаружил, что лежит на камне. Бурдюк все так же был у него под головой. Кто-то укрыл его одеялом, хотя в этом не было нужды — воздух был теплым. Руки его были пусты, но он слышал, как где-то неподалеку Босоножка болтает с Темпом.

И почувствовал запах готовящейся пищи.

Оглянувшись, Грегор увидел костер, на котором жарились несколько больших рыбин.

Летучие мыши спали, сбившись в кучку.

Люди и крысы разделились на группки и разговаривали.

Босоножка каталась верхом на Темпе, играя в простую игру: она кидала мячик — а он бежал за ним со всех ног.

Они находились на большой поляне, со всех сторон окруженной джунглями.

Грегор достал из рюкзака фонарик и посветил. Это были не деревья — это была виноградная лоза. Тонкие, гибкие, как лианы, побеги сплетались друг с другом и образовывали причудливые силуэты над головой. Из глубины этих сплетений доносилось какое-то жужжание или гул — словно бы механическое. Там что-то щелкало, визжало и стучало. Там была своя, интенсивная жизнь.

Грегор сел и сразу наткнулся взглядом на кучу белых костей, сваленных неподалеку от места, где он лежал. Сначала он подумал, что это неудачная шутка Живоглота, но, посветив фонариком по сторонам, убедился, что такие же кучки костей белеют всюду. Значит, они добрались до Арки Тантала.

Теперь Грегор увидел и саму арку, которую образовывали огромные валуны. Сооружение выглядело крайне неустойчивым — казалось, оно рухнет от легчайшего прикосновения или неосторожного движения.

Похоже, сюда никто никогда просто так не ходил.

Грегор надеялся, что Нерисса знала, о чем говорила.

— Это все какая-то чушь, — ворчливо говорила Коготок. — Мы просто сидим здесь и ждем, пока нас сожрут. И ради чего? Все это — шутка чокнутой девицы…

— Она не чокнутая, — прервал ее Викус.

— Вы можете носиться с ней и принимать всерьез все, что она говорит. Но все же… не пора ли посмотреть правде в глаза? Помнишь, как она говорила, что я переплыву Источник на плоту с армией лобстеров? — спросил Живоглот.

— Так ведь ты и пытался, и переплыл Источник с армией лобстеров, — возразил Викус.

— Да, но ведь это случилось за несколько лет до рождения Нериссы. Правда в том, что она говорит наобум, а со временем она обходится крайне легкомысленно. Кто поручится, что этот проводник, кто бы он ни был на самом деле, не был здесь три дня назад? Или три года назад — разница-то небольшая! — сказал Живоглот.

— Они правы, Викус, — вмешалась Соловет. — Мы только теряем время и можем накликать неприятности, оставаясь здесь. И теперь — давай честно: ты правда думаешь, что Нерисса нашла проводника? Она же… не в себе.

Грегор не мог понять, что происходит между Соловет и Викусом — они не смотрели друг другу в глаза.

— Еще несколько минут, — ответил Викус. — И потом мы двинемся дальше.

— Я кидаю в небо! — крикнула Босоножка.

Грегор повернулся и увидел, как она кидает мячик высоко вверх.

«Ну вот, больше мы его не увидим», — подумал Грегор. Он проследил фонариком путь мячика, который полетел в сторону джунглей.

И он не ошибся. Мячик исчез. Но не в зарослях виноградной лозы, как он ожидал. Мяч Босоножки угодил прямо в пасть невероятных размеров рептилии.

ГЛАВА 13

Грегор видел только голову этого динозавра, покрытую сине-зеленой чешуей. Голова эта возвышалась над ним на высоте примерно пяти метров. Существо глотнуло — и Грегор увидел, как по его горлу прокатилась волна.

— Мячик! Мой мячик! — закричала Босоножка.

Темп рванулся было за мячиком, но вид чудовищной ящерицы остановил его.

Босоножку не так легко было сбить с толку. Она соскользнула со спины таракана и побежала вперед, тыча пальчиком в сторону ящера:

— Ты! Ты съел мой мячик!

— Нет, Босоножка! — закричал Грегор, вскакивая на ноги и спотыкаясь о кучу костей — ногой он угодил в чью-то грудную клетку. — Нет!

— Ты съел мой мячик! — повторила свое обвинение Босоножка.

Она схватила ручкой одну из лиан на границе опушки и затрясла ее в негодовании. Ящер повернул голову в ее сторону.

Темп выпустил крылья и полетел прямо в морду чудовищу, защищая свою принцессу. Но тараканы летают редко, и Темп почти сразу запутался в лианах, зацепившись за них лапками.

Грегор отчаянно пытался освободиться от приставших к его ногам чьих-то костей.

— Босоножка, вернись!

Он видел, что другие члены экспедиции тоже бросились на помощь малышке, но разве они успеют?

— Ты! Отдай Темпу мой мячик! — приказала Босоножка ящеру. — Ты-ы-ы-ы! Отда-а-ай!

Ящер посмотрел на Босоножку и пошире раскрыл пасть. Из его рта вырвалось ужасающее шипение, а вокруг шеи раздулся гребень всех цветов радуги, отчего он стал казаться как минимум раз в пять больше.

— Ой! — только и смогла произнести пораженная Босоножка.

Она ручками взялась за голову и растопырила пальчики — будто у нее тоже был гребень.

— Ой!

Несколько мгновений огромный ящер и маленькая девочка стояли друг против друга, словно карикатурное отражение в кривом зеркале: рты у обоих были открыты, «гребни» подняты, глаза широко распахнуты. А потом неожиданно раздался чей-то смех.

Звук шел со стороны ящера, даже как будто из его рта. Но смех был явно человеческий, поэтому Грегор решил, что все-таки у смеха должен быть другой источник.

Сине-зеленый хвост ящера высунулся из джунглей, кончик его опустился рядом с Босоножкой. Зашелестели лианы, и кто-то спустился по хвосту.

Бледный подземный с фиолетовыми глазами легко приземлился возле Босоножки.

Он все еще смеялся, вставая перед ней на одно колено.

— Ты что, тоже из ящеров? — спросил он.

— Нет, я Босоножка, — ответила она, опуская ручки. — А ты кто?

— Я — Хэмнет. А это моя подруга Гребешок, — представился подземный, указывая на ящера, гребень которого уже почти опустился.

Босоножка несколько мгновений изучала Гребешок.

— Это ик-ик-икуана, — сказала она наконец.

Она явно хотела сказать «игуана». Это было еще одно странное животное из азбуки — у создателей ее были трудности с поисками животного на букву «И». Зато все знают, кто это.

— Да, думаю, так оно и есть, — согласился Хэмнет. — Кто бы эта ик-ик-икуана ни была.

— Она съела мой мячик! — произнесла Босоножка обвиняющим тоном.

— Ну, она не хотела. Давай-ка подумаем — может, можно его вернуть? Гребешок, ты не могла бы отдать нам мячик? — обратился Хэмнет к ящерице.

Шея Гребешок дернулась — и мячик оказался у нее во рту, после чего она бережно положила его на ладонь Хэмнета. Тот стал вытирать его о свою рубашку, и Грегор заметил, что рубашка сшита из другой ткани, не такой, какую носили в Регалии. Одежда Хэмнета выглядела так, будто была сшита из кожи рептилий.

— Ну вот, он в полном порядке, если не считать, что его немножко обслюнявили, — сказал Хэмнет и протянул мячик Босоножке.

У вас такое бывает? Когда вы вдруг понимаете, что все это уже когда-то происходило и вы это видели? Кажется, это называется дежа-вю. У Грегора случилось такое дежа-вю.

Он как будто вернулся в тот момент, когда Люкса, стоя на одном колене, протягивала мячик Босоножке с полуулыбкой на лице… Тогда они встретились в самый первый раз.

Сходство Хэмнета и Люксы было столь поразительным, что Грегор чуть было не выкрикнул ее имя. Кто же этот человек? Они наверняка родственники.

И что он делает здесь, в джунглях? Неужели этот незнакомец с огромной ящерицей и есть их проводник?

Грегор обернулся к остальным в надежде получить объяснения — и увидел довольно странную картину. Люди стояли неподвижно, как каменные — будто увидели призрака. Викус бережно обнимал за плечи Соловет — в этот момент они впервые за все это время были похожи на семейную пару. И только Босоножка радостно потянулась за мячиком.

Грегор вспомнил, как Люкса отодвигала ладонь с мячом от его сестренки, приговаривая: «Ты должна быть либо сильнее, либо хитрее меня…»

Пальцы Хэмнета с готовностью разжались, когда Босоножка дотронулась до мяча.

— М — мячик, — сообщила она с улыбкой.

— Да. А еще М — милая. Как ты, — сказал Хэмнет и дружески погладил ее по голове.

Она хихикнула и глянула на Темпа, который все еще болтался в лианах, безуспешно пытаясь высвободиться.

— Темп! Спускайся! Мячик вернулся! — крикнула Босоножка.

— Оххххх… — застонал Темп.

Хэмнет легко распутал лианы и помог таракану спуститься на землю.

— Кто же этот отчаянный смельчак-ползучий, который осмеливается летать прямо перед мордой ящера? — спросил он с уважением.

— Я есть Темп, я есть, — ответил Темп, складывая крылья и убирая их под панцирь.

Босоножка тут же оседлала его и подбросила мячик, и они снова начали носиться по поляне, словно ничего и не произошло — не обращая никакого внимания на громадную голубоватую ящерицу, которая тоже замерла, как и остальные.

Наконец Хэмнет обернулся к остальным. На губах его все еще играла легкая улыбка.

Последовало долгое молчание.

— Вы только посмотрите! Это же Хэмнет! Он не умер! — наконец нарушил молчание Живоглот.

Он поднял с земли что-то, до неприличия напоминающее человеческий череп, и стал грызть его.

— Кости очень приятны на ощупь, ты не находишь, Живоглот? — спросил Хэмнет.

— О да, согласен. Как поживаешь?

— Замечательно, просто замечательно — особенно учитывая обстоятельства, — сказал Хэмнет. Глянув через плечо на ящера, он добавил: — Все в порядке, здесь безопасно. Можешь выходить.

Зашуршала листва — и по хвосту Гребешок спустился маленький мальчик. Не так ловко, как Хэмнет, но все-таки он приземлился удачно, хотя и пробежал несколько лишних шагов вперед. Что-то с этим мальчиком было не так, неправильно. Точнее, не то чтобы не так…

Он просто был другим, непохожим на остальных. И Грегор вдруг понял, чем тот отличался.

Кожа у него была такая же бледная и почти прозрачная, как у остальных подземных, а вот густые кудрявые волосы были… черными. А глаза у него были зеленые — как лимонный леденец.

Кто же это такой? Он не был похож на подземных, но и на выходца из Наземья тоже.

Мальчик взял Хэмнета за руку и обвел присутствующим своими удивительными зелеными глазами.

— Это мой сын Газард, — сказал Хэмнет.

— Не только живой-здоровый, но еще и с сынком-полуземным! — хмыкнул Живоглот. — Умеешь ты произвести впечатление.

Полуземный. Что же это означает? Что половина крови у него от подземного, а вторая половина — от наземного?

Тогда понятно, почему он выглядит так необычно.

Викус выпустил из объятий Соловет и сделал несколько шагов в сторону Газарда. Он вдруг упал перед ним на колени и взял в свои руки его маленькую ладошку:

— Приветствую тебя, Газард! Я твой дедушка, меня зовут Викус.

— Мой дедушка живет в Нью-Йорке, — возразил мальчик. — Моя мама хотела меня туда свозить и познакомить с ним. Но она умерла.

Он говорил с акцентом: что-то среднее между тем, как говорил Грегор, и тем, как говорили подземные.

— У тебя два дедушки, мальчик. Я — отец твоего отца, — произнес Викус.

Газард вопросительно посмотрел на Хэмнета. Тот едва заметно кивнул.

— А я и не знал, что их у меня два! — сказал Газард. — И где же ты живешь?

— Я живу в Регалии, — ответил Викус.

— Я не знаю, где это. А мы поедем к тебе в гости?

— Мы всегда… будем… тебе рады.

Викусу пришлось выпустить руку мальчика, потому что на глаза ему навернулись слезы. Он отошел к Соловет и стоял, отвернувшись от Хэмнета и Газарда, закрыв лицо руками.

Грегору уже доводилось видеть его плачущим. Но сейчас он никак не мог понять, что происходит. Если Хэмнет сын Викуса — то почему Грегор никогда о нем не слышал? Как получилось, что тот встретил женщину из Наземья и у них родился сын? Что он делает здесь, в самом центре гибельного места, где людям нельзя долго находиться? И откуда его знает Нерисса? Но главное — как она могла знать, что он появится здесь, когда все думали, что он…

А что он? Мертв? Неужели его считали умершим?

Грегор предположил, что, возможно, Хэмнета когда-то изгнали из Регалии — тогда понятно, почему никто никогда о нем не говорил. Но людей выгоняют лишь за тяжкие преступления. Хотя… с тех пор как Совет чуть было не принял решение об изгнании Ареса, а самого Грегора хотели казнить, — он уже не был так уверен в беспристрастности и справедливости местного суда.

— Зачем ты пришел, Хэмнет? — раздался хриплый от волнения голос Соловет. — По-моему, ты достаточно причинил нам боли десять лет назад. Убежать, не подумав о нас, близких… заставить нас поверить в свою смерть… Зачем ты пришел?

Убежать?! Такая мысль Грегор не пришла в голову. И разве из Регалии можно убежать? Ведь это означает верную смерть — без поддержки и защиты города…

Однако вот он — тот, который убежал. И выжил. И выглядел вполне довольным. Тогда почему он убежал?

Грегору было очень любопытно это узнать, но он рассудил, что сейчас неподходящий момент для вопросов. Ему и так было неловко быть свидетелем этой семейной сцены.

— Я здесь потому, что обещал быть здесь, — сказал Хэмнет. — Десять лет назад, когда покидал Регалию, маленькая девочка вцепилась в меня и заставила пообещать, что я буду здесь сейчас. Она сказала мне тогда, что со мной будут ящер и ребенок-полуземный. Я решил, что она чокнутая, — и согласился, чтобы она оставила меня в покое. А десять лет спустя, все еще живой, я вдруг обнаружил себя в обществе ящера и ребенка-полуземного и подумал, что, пожалуй, ей и правда было видение. Где Нерисса? Она жива? — спросил Хэмнет.

— Не только жива, она на троне, Хэмнет, — ответил Живоглот.

— На троне?! — удивился Хэмнет. — А как же…

— Твоя сестра Юдит и ее муж погибли — их убили крысы. Твоя племянница Люкса несколько месяцев назад пропала в Лабиринте. Скорее всего ее нет в живых, — сказала Соловет. — Но у тебя больше нет права скорбеть о них, Хэмнет. Твоя сестра-близнец Юдит… ее муж… твоя племянница — ты отрекся от всех них, когда нас оставил.

Вот это да! Теперь Грегору вообще захотелось провалиться сквозь землю (если такое возможно под землей) — все-таки у таких сцен не должно быть свидетелей.

— Не надо указывать мне, мама, — ответил Хэмнет. — Не надо указывать мне, что я должен делать, как я должен думать и даже — как мне скорбеть.

— Значит, ты наш проводник? — вмешалась Коготок, нервно дергая хвостом.

— Понятия не имею. А я проводник? — спросил Хэмнет.

— Это слова вашей чокнутой королевы, — хмыкнул Пролаза. — Она сказала, что ты появишься и поведешь нас в Виноградники.

— Она так сказала? А вас-то зачем туда несет?! — удивился Хэмнет.

— «Пророчество крови», никуда не денешься, — ответил Живоглот. — Предположительно Виноградники — это колыбель.

Его зубы тем временем безостановочно разгрызали очередную кость.

— «Пророчество крови»… Да, я отсутствовал слишком долго. Но… но где же Воин?

— А вот перед тобой. Увяз в костях, — сообщил Живоглот.

Грегор, который все еще пытался вытащить ноги из чьей-то грудной клетки, застыл под взглядом Хэмнета. Живоглот не мог выбрать более удачный момент для представления — Грегор чувствовал себя полным дураком.

— Это и есть Воин? Ты уверен? — усомнился Хэмнет.

— Ну да, к гадалке не ходи! Доказано уже двумя пророчествами. И не волнуйся — на самом деле он гораздо толковее, чем кажется на первый взгляд. Хотя и нагловат… Он даже возомнил о себе, будто он яростник.

— Воин, да еще и яростник. Мечта моей матери сбылась, — глядя на Грегора с явной неприязнью, произнес Хэмнет.

Грегор злобно дернул ногой и наконец получил свободу. Он ненавидел сейчас Живоглота за то, что тот во всеуслышание назвал его яростником. Как сказала тогда Вертихвостка? «Яростник — прирожденный убийца»… Кому же хочется быть убийцей? Грегору точно не хотелось. Да он вообще не желал об этом говорить!

— Ну, в джунглях яростник найдет только лишние приключения на свою пятую точку, — сказал Хэмнет. — Надеюсь, ты сможешь держать свою ярость под контролем. — Его слова звучали недружелюбно и даже саркастически.

— А я надеюсь, что ты знаешь, куда нас вести, потому что у меня очень мало времени, — отозвался Грегор.

Этого делать не стоило.

— Не помню, чтобы я давал согласие куда-то тебя провожать, — заметил Хэмнет.

— А я не помню, чтобы о чем-то просил тебя! — запальчиво ответил Грегор.

Он понимал, что обмен колкостями никому сейчас не нужен, но почему-то не мог остановиться.

— Вот и замечательно. Значит, мы друг другу ничего не должны, — кивнул Хэмнет. — Пойдем, Газард.

И он потянул мальчика обратно к ящеру.

Пролаза издал разъяренный рык и повернулся к Соловет:

— Вы, дешевки! Ничтожные твари! Все вы! Вы затащили нас сюда, в этот гадюшник, и для чего?! Твой собственный сын отказывается помогать тебе искать это чертово противоядие!

— Мы не нуждаемся в его помощи, — сказала Соловет.

— Да тебе ничья помощь не нужна! Для тебя будет правильно и хорошо, если мы все останемся здесь и сгнием в джунглях, — произнесла Коготок.

— Так идите отсюда! Идите, возвращайтесь в свои пещеры! Мы найдем противоядие и без вас, — резко сказала Соловет. — Только потом не скулите под нашими дверьми, что ваши щенки умирают!

— Вот как вы выполняете свои обещания! Тогда вот вам наше — вам тоже несдобровать! — прошипел Пролаза и приготовился к атаке.

Гвардеец, стоявший возле Соловет, схватился за меч, второй гвардеец вскочил на летучую мышь и взмыл в воздух. Коготок заняла позицию рядом с Пролазой.

Грегор понимал, что столкновение неминуемо, а значит, кто-нибудь непременно погибнет.

Но неожиданно один из гвардейцев опрокинулся на спину, а его меч оказался в руке у Хэмнета. Пролаза было дернулся, но Хэмнет метнул меч, который воткнулся в трещину в камне, в сантиметре от крысы. Усы с одной стороны его морды оказались словно сбриты. А когда отклонялся от меча, он навалился на Коготок, та потеряла равновесие и упала. Крысы сцепились в клубок. Когда же гвардеец верхом на летучей мыши спикировал вниз, Хэмнет подпрыгнул, схватил его за руку, в которой был меч, и сдернул на землю. Секунда — и гвардеец лежал животом вниз в беспомощной позе, а его разломанный надвое меч валялся возле каменного валуна. Никто даже пикнуть не успел.

Крысы и гвардейцы очумело крутили головами, пытаясь понять, что произошло. Грегор вообще стоял, открыв рот. Он даже не уловил, каким образом Хэмнету удалось остановить начинающуюся схватку и сделать так, чтобы в ней никто не пострадал, не считая разве что усов Пролазы.

Грегор глянул на Живоглота, который продолжал как ни в чем не бывало грызть косточку, не обращая внимания на разыгравшуюся сцену.

— Я знал, что он обо всем позаботится, — сказал Живоглот, пожимая плечами.

Хэмнет извлек меч из трещины в камне и осмотрел его:

— Ничто не меняется, а?

— Но ты… — сказала Соловет. — Ты изменился. Иначе почему эти крысы до сих пор живы?

Хэмнет перевернул меч лезвием к себе, а рукоятку направил в сторону Соловет.

— А почему ты до сих пор жива? — спросил он.

— Потому что я никогда не избегаю боя, — ответила она резко, забирая у него меч.

— Хватит, — прервал их Викус. — Перестань! — Он вытер лицо платком и повернулся к сыну: — Хэмнет, у нас лютует чума. Наш госпиталь уже принял первых заболевших, а среди крыс началась страшная эпидемия. Мы должны добраться до Виноградников. Ты не мог бы все-таки помочь нам сделать это?

Хэмнет отрицательно покачал головой. Но в это время Газард потянул его за руку:

— Ты же знаешь, где это. Виноградники — ты же знаешь.

— Газард, ты не понимаешь… — начал Хэмнет, но Газард продолжил:

— Мы должны помочь им. Я могу поговорить с летучими мышами. И с тараканами. — Он посмотрел Хэмнету в глаза. — Он и правда твой отец? Как ты — мой?

Этот вопрос заставил Хэмнета вздрогнуть. Он стоял, держа Газарда за руку, лицо его пылало.

— Да? Это твой папа? — настаивал мальчик.

— Да-да, это мой папа, — ответил наконец Хэмнет. — Хорошо! Кого я должен отвести туда? Не всю же эту толпу?

— Нет-нет, лишь некоторых. Трех крыс, двух наземных, ползучего, пару летучих мышей и… твою мать, — ответил Живоглот.

— Нет. И речи быть не может ни о моей матери, ни о ее летучей мыши! — резко сказал Хэмнет.

— Послушай, она будет нам полезной, если мы попадем в неприятности, — возразил Живоглот.

— Нет! Если вы хотите, чтобы я помогал вам, — отрезал Хэмнет. И обратился непосредственно к Соловет: — Ты слышала? Если вы хотите, чтобы я помогал вам, ты туда не пойдешь.

— Так эта леди твоя мама? — широко распахнув глаза, спросил Газард.

— Убирайся! Или ты уберешься отсюда — или идите в джунгли сами! — крикнул Хэмнет, дергая мальчика за руку так сильно, словно собирался ему ее оторвать, а потом бросил ему в сердцах: — Замолчи! И больше не задавай мне вопросов!

Гвардейцы вопросительно глянули на Соловет, и та кивнула. Они вскочили на своих летучих мышей, все трое. Викус хотел сделать то же самое, но в последний момент передумал и вдруг подошел к Хэмнету и заключил его в объятия. Хэмнет стоял, опустив руки, — он не обнял Викуса в ответ, но и не попытался оттолкнуть его.

— Ты можешь прийти в любой момент. Помни об этом. Есть масса дел, которыми ты можешь заниматься — тебе не обязательно сражаться! — сказал Викус.

— Викус, я не могу… — пробормотал Хэмнет.

— Нет, можешь! Просто подумай об этом. Подумай о ребенке. О том, что будет с ним, если с тобой что-то случится. — Викус слегка отступил назад и потряс Хэмнета за плечи. — Что ты такое делаешь здесь, чего не можешь делать там, Хэмнет?

— Я не причиняю боли, — ответил Хэмнет. — Я больше никому не причиняю боли.

Викус медленно опустил руки и кивнул. Повернувшись, он оседлал свою летучую мышь.

— Высокого полета! — сказал он, обращаясь непонятно к кому.

Соловет подала сигнал взлетать, и вся группа быстро поднялась в воздух.

— Пока! Пока-пока! — закричала Босоножка и замахала ручками.

— Как я рад, что это закончилось! — произнес Живоглот. — Все эти сцены… они так портят аппетит!

— Понимаю, — согласился Хэмнет. — Итак, а Сюзанна… она тоже мертва?

— Нет, она в порядке. Полный дворец детей. Наземный с одним из них знаком, — ответил Живоглот. — Как его зовут?

— Его зовут Говард, — сказал Грегор.

Он был слегка обескуражен и чувствовал себя не в своей тарелке от того, что здесь только что произошло.

— Я помню Говарда. Он был примерно в том же возрасте, что Газард сейчас, когда я бежал, — произнес Хэмнет. — Ну и как он тебе, яростник?

Последнее слово прозвучало презрительно. Восхищение тут же покинуло Грегора.

— Говард в изоляторе, — сказал он сухо. — Но я надеюсь, что смогу сказать ему «привет!», когда вернусь. Если он, конечно, доживет.

Живоглот провел хвостом по голове и спине Грегора. Это движение было слишком слабым для того, чтобы опрокинуть его, но вполне достаточным для того, чтобы Грегор почувствовал боль.

— Аккуратнее, парень, полегче на поворотах! — сказал Живоглот.

Грегор дернул головой и метнул на него сердитый взгляд, но возражать не стал. По правде говоря, еще не разобрался, что за фрукт этот Хэмнет. К тому же Хэмнет явно здорово сердит на Соловет. А она наверняка сходила с ума, когда он бежал из Регалии. Но может, у него были на то веские причины? Может, Грегору стоит разузнать, что тогда произошло?

Хотя ему, конечно, лучше заняться своим делом — отправиться на поиски противоядия.

Хэмнет собрал всех вместе, и они образовали три группки: Грегор, Босоножка, Темп и Найк — в одной группе, Хэмнет, Газард и Гребешок — в другой, а крысы — в третьей.

— Так, и кто у нас теперь главный? — спросил Грегор.

Хэмнет был их проводником, но трудно было себе представить, что кто-нибудь возьмется командовать Живоглотом.

— Только не ты. И это все, что тебе положено знать! — отрезал Живоглот, а крысы и Хэмнет засмеялись. — Ты что-то хочешь сказать, Хэмнет?

— Спасибо, Живоглот. Теперь, прежде чем мы войдем в джунгли, вам следует зарубить себе на носу: джунгли — не место для махания мечами и когтями. Ешьте только то, что несете с собой. Следите за огнем — чтобы ни искорки, ни легкого дуновения пламени, иначе случится пожар. Не собирайте ягоды, не рвите листья, держитесь подальше от корней, — сказал Хэмнет.

— Что?! Как это мне не есть ягоды?! — воскликнула в негодовании Коготок.

— Никто тебе не запрещает, — возразил Хэмнет. — Просто тебе следует знать, что в таком случае ты рискуешь своей жизнью.

— Но это всего-навсего растение! — не унималась Коготок.

— Да, некоторые — растения. А другие — только притворяются безобидными растениями, а на самом деле они ядовиты. Это могут быть ловушки. Или голодные хищники, — ответил Хэмнет. — А выглядят они так же, как обычные растения. Пахнут так же. Шевелятся так же. Ты уверена, что отличишь то, что можешь съесть, от того, что может съесть тебя?

— Да ладно, с чего бы это им есть нас… — неуверенно сказал Грегор.

Хэмнет глянул на него с усмешкой:

— А ты спроси. Вот хотя бы у этих скелетов.

ГЛАВА 14

Пока Грегор предавался сомнениям, хватит ли у него храбрости гулять по опасным джунглям, Хэмнет занимался организацией похода.

Первым на повестке дня был свет. С факелами ходить по джунглям нельзя, поэтому жители Регалии взяли с собой переносные лампадки, заполненные светлым, сладко пахнущим маслом. У лампадок были заслонки и фитили, а значит — даже если какая-то из них опрокинулась бы на землю, масло бы не вытекло и пламя не распространилось по джунглям.

Батарейки в фонарике Грегора уже умерли — хотя он почти не пользовался им.

Но его поразило другое: он мог видеть! Не очень хорошо, не так, как при дневном свете, конечно. Ho вполне различал силуэты лиан у себя над головой. Хотя костер был погашен, в фонаре не было батареек и светильники тоже не горели — он прекрасно видел джунгли.

Поставив светильник на землю, он пошел посмотреть, откуда идет свет.

Казалось, он исходил от земли. Поднимался вверх на три-четыре метра и постепенно растворялся в кромешной темноте.

Грегор двинулся к тому месту, где свет казался ярче, и увидел узкую, но глубокую расщелину, из которой как раз и пробивались его лучи. Он уже видел что-то подобное в тараканьей земле — такие щели, на дне которых словно извергались маленькие вулканчики, но они не были такими большими и не светили так ярко, как эта.

Грегор сунул пальцы в расщелину и почувствовал, как по ним течет теплая вода.

— В джунглях сотни таких расщелин, — сказал Живоглот у него за спиной. — Не лазь в них, не пей из них. И постарайся не совать в них пальцы — целее будут.

Грегор отдернул руку как раз в тот момент, когда в них готовы были впиться чьи-то зубы.

— Это что было? — спросил он, отходя подальше от расщелины.

— Что-то, что считает тебя очень вкусным, — ответил Живоглот.

— А почему пить-то оттуда нельзя? Вода что, тоже опасная? — поинтересовался Грегор.

— Вода ядовитая. Выпьешь — умрешь, — коротко сказал Живоглот.

Грегор тут же подошел к Темпу и объяснил ему, что расщелины очень опасны и ему надлежит следить за Босоножкой и ни в коем случае не подпускать ее к ним.

— Щели плохо, — согласился Темп.

Но когда Грегор велел Босоножке держаться подальше от воды, она с восторгом оглянулась по сторонам и тут же кинулась к расщелине:

— Водичка! Мы будем купася?

Ему ничего не оставалось, как схватить ее за руку.

— Нет! Не купаться! Это плохая вода, Босоножка! Нельзя трогать воду!

Видимо, он сказал это слишком резко и напугал ее — уголки губ малышки поползли вниз, а глаза наполнились слезами.

— Эй, все в порядке, не реви! — Грегор обнял сестренку. — Просто не подходи к воде, ладно? Она… она слишком горячая, — сказал он. — Можно обжечься. Бо-бо пальчики.

Это ей было понятнее: иногда дома из крана текла очень горячая вода, почти кипяток. И однажды Босоножка ошпарила себе ручку.

— Ой? — уточнила она.

— Да, именно «ой». — Он поднял ее на руки. — Поедешь на Темпе?

— Дя-а-а!

Босоножка вывернулась из его рук и запрыгнула на спину таракана.

— Незя трогать водичку, Темп! — строго сказала она.

У Грегора немного отлегло от сердца.

— И растения! — добавил он.

— И рррастения! — повторила Босоножка.

Люди тем временем подготовили несколько рюкзаков с вещами и припасами. Один рюкзак, в котором находились аптечка и горючее, предназначался Грегору. Три других рюкзака, побольше размером, были для крыс: у них были лямки, в которые продевались передние лапы, а потом эти лямки закреплялись на животах.

Найк была нагружена сразу несколькими тяжелыми кожаными мехами с водой.

Грегор с сомнением посмотрел на сплетенные лианы, образовавшие почти непроходимую стену.

— Ты что, собираешься нести все это одна, Найк?

Она не сможет летать там, среди лиан, а путешествовать пешком для летучих мышей — страшное мучение.

— Чуть повыше есть места, где посвободнее, — сказала Найк. — Я смогу лететь над лианами, а потом присоединюсь к остальным. Вы с сестрой полетите на мне?

Грегор думал, что это будет уже слишком — просить ее нести еще и его с Босоножкой в придачу к бурдюкам с водой. А ведь есть еще Темп, и он не захочет остаться на земле без них.

— Спасибо, мы пешком, — поблагодарил он.

Он зажег лампу и тоже стал готовиться к походу. На замену лампе он закрепил на запястье при помощи петли фонарик. Большой рюкзак с аптечкой и маслом перекинул на спину, а тот, что поменьше, который дал ему Марет, с фонариками и припасами, повесил на грудь. В нем также лежало то, что дала для Босоножки Далей: запасная одежда, одеяльце, какие-то игрушки, немного печенья и расческа. Из заднего кармана штанов Грегор вытащил зеркальце Нериссы и тоже положил в рюкзак. Босоножке нравилось играть дома с зеркальцем, и это зеркальце могло пригодиться, чтобы ее отвлечь. На шею Грегор повесил бурдюк с креветками в сливочном соусе. Он попросил упаковать тогда еду для Живоглота и собирался сразу отдать тому это угощение, но теперь решил приберечь — в качестве аргумента в возможных спорах: любимое блюдо все-таки.

Грегор решил, что вполне готов, и в этот момент почувствовал, что Темп легонько тянет его за рубашку.

— Не забудь, это не забудь, — сказал таракан, протягивая ему вложенный в ножны меч.

Откуда он тут взялся? До этого момента Грегор его даже не видел. Или меч оставила Соловет? Он крепко приладил кожаные ножны к штанам и постарался придать мечу такое положение, чтобы он не мешал при ходьбе. Сначала повернул его к правому бедру — и кончик меча стал торчать вперед. Это выглядело как-то… неправильно. Тогда он повернул его к левому бедру — острый конец меча стал смотреть назад, за спину Грегора, а правой рукой он мог теперь взяться за рукоять и легко вытащить меч из ножен. Вроде все.

— Ну как, Воин, работает? — услышал он голос Хэмнета и увидел, что тот смотрит на него в упор. Сам Хэмнет был без меча — у него на поясе был только короткий нож в чехле.

— Полагаю, я смогу понять, когда будет необходимо пустить его в ход, — ответил Грегор, поправляя ножны и цепляя их к ремню с таким видом, будто проделывал это не раз. Но теперь меч уперся ему ровнехонько между ног.

— Сколько тебе лет, парень? — спросил Хэмнет.

Грегор хотел было сказать, что тринадцать или даже четырнадцать — он ведь довольно высок для своего возраста. Может, если он скажет, что старше, чем на самом деле, Хэмнет станет относиться к нему с большим уважением. Хотя нет, это вряд ли.

— Одиннадцать, — ответил Грегор.

— Одиннадцать, — повторил Хэмнет, и выражение его лица изменилось.

Теперь он выглядел почти грустным.

— Вообще-то мне уже скоро двенадцать, — уточнил Грегор.

Он сказал это так, будто это имело какое-то значение, хотя, если честно, это означало лишь одно: когда ему исполнится двенадцать, он должен будет платить за проезд полную цену. И все. Довольно глупая мысль для Воина.

— А что?

— Я подумал, что моей матери было совсем не трудно поймать тебя на крючок, — сказал Хэмнет.

Грегор почувствовал, что свирепеет:

— Послушайте, я не знаю, что у вас с ней произошло. Но я здесь не из-за вашей матери. А скорее из-за своей. Она подцепила чуму…

Мысль о маме расстроила его. Даже слезы навернулись на глаза, хотя он и не собирался плакать. Повернувшись спиной, он посмотрел вниз и снова занялся ремнем — еще не хватало, чтобы этот Хэмнет увидел его слезы.

— Может, вы наконец заткнетесь и займетесь своими делами, а? — сказал он довольно грубо.

— Я заткнусь и займусь своими делами, если ты оставишь этот меч в покое и пообещаешь не прикасаться к нему без особой надобности. Согласен? — ответил Хэмнет.

Грегор молча кивнул. Ему понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться. Когда поднял голову, он увидел, что Хэмнет помогает Живоглоту фиксировать ремни рюкзака на плечах.

И Грегор почувствовал облегчение. Ему не хотелось ругаться с Хэмнетом. Хватит того, что с ними вместе идут три крысы, которых хлебом не корми — дай над ним поиздеваться. К тому же он и не собирался вытаскивать меч из ножен.

Грегор как-то упустил из виду, что Гребешок, до сих пор сидевшая в своем убежище из лиан, тоже идет с ними. Она вышла, и стало понятно, что она вовсе не такая высокая, как ему поначалу показалось, просто там, в зарослях, она поднялась на задние лапы. Но даже встав на все четыре лапы, она оставалась существом весьма внушительных размеров. К тому же она была примерно шести метров в длину, от носа до кончика хвоста. А эта сине-зеленая чешуя, покрывавшая каждый дюйм ее тела! Гребень вообще был всех цветов радуги — но его можно было видеть, только когда она его раздувала. И лапы, великолепные, сильные лапы, и на каждой — пять длинных пальцев, способных хватать все вокруг.

— Какая у тебя дивная ящерица! — сказал Грегор Газарду.

Мальчик посмотрел на него с удивлением.

— Спас-с-с-с-си-и-и-ибо, — протяжно прошипела Гребешок.

A ведь Грегор воспринял ее как домашнего питомца — щенка или котенка! Он снова совершил ту же ошибку, как в первый свой визит, с летучими мышами. Гребешок так же мало походила на домашнего питомца, как Арес. Она понимала, что говорят люди, — и разве она не выплюнула мячик Босоножки обратно в ладонь Хэмнету?

— Прости, — сконфуженно сказал Грегор. — Я просто не знал, что ты умеешь…

— Ду-у-у-ума-а-а-ать? — просипела Гребешок.

Газард повернулся к ней и издал несколько длинных шипящих звуков, Гребешок ему ответила — и они оба рассмеялись. Грегор никогда прежде не слышал, что люди в Подземье могут говорить на языке других его обитателей.

Гребешок склонила голову, и Газард стал надевать ей на шею рюкзак из змеиной кожи. Они продолжали обмениваться шипением, которое усилилось, когда Газард протаскивал рюкзак через гребень Гребешок.

— Что он делает? — осведомился Живоглот, нахмурясь. — Он разговаривает с этой шипучкой на ее языке?

— Газард разговаривает со всеми. Пытается по крайней мере — со всеми, кто дает ему такую возможность, — не без гордости ответил Хэмнет. — Попробуй поговори с ним на крысином.

— Что? — не понял Живоглот.

— Обратись к нему на крысином, — повторил Хэмнет.

Живоглот, подумав, что-то тонко пропищал. Газард в точности повторил его писк — человеческое ухо не могло бы обнаружить отличие.

— Что это означает? «Здравствуй»? Я немного говорю по-мышиному, но они говорят «здравствуй» вот так. — И Газард снова пискнул, на этот раз повыше, и все три крысы тут же поморщились.

— Что ж, в кои-то веки кто-то из людей пытается разговаривать не на своем языке, — сказал Живоглот. — Это было бы неплохой тенденцией для всех остальных, вынужденных учить человеческий язык, чтобы иметь возможность общаться с вами. А ты — ты тоже так можешь?

— Я немножко владею змеиным, — ответил Хэмнет. — Знаю несколько слов на остальных языках. Но у меня нет такого слуха, как у Газарда.

— Ты просто начал учиться слишком поздно. Смотри — вот она, если начать прямо сейчас, к концу нашего путешествия будет свободно говорить по-тараканьи, — ткнул кончиком хвоста в сторону Босоножки Живоглот. — Да даже наш доблестный Воин… впрочем, нет, про Воина забудь — он несколько месяцев безрезультатно практиковался в эхолокации. А ты, мальчуган, береги голову. Не хотелось бы, чтобы такие отличные мозги пропали зря.

Грегор ничего ему не ответил. Но про себя решил, что лучше выкинет креветки в сливочном соусе в расщелину с кипятком, чем даст хоть кусочек Живоглоту. Глупая, противная крыса!

— Итак, мы можем наконец выступать? — спросил Живоглот.

— Да уж, что-то мы засиделись, — ответил Хэмнет. — Гребешок пойдет впереди, я буду замыкающим. Помните: идти следует аккуратно. Старайтесь ничего не трогать. И не сводите глаз со своих продуктов. Летящие не стали бы называть это место Аркой Тантала просто так.

— А что такое этот Тантал? — спросил Грегор, проверяя, прочно ли закреплены у Найк на спине мешки с водой.

— Не что, а кто. Эта история из далекого прошлого. Тантал совершил ужасное преступление и в наказание обречен был вечно стоять по горло в воде посреди сада с чудесными сочными плодами. Его мучили страшные жажда и голод. Но когда он пытался попить — вода исчезала, а когда тянулся к фруктам — тяжелые ветки отодвигались от него.

— Поэтому он и умер? — уточнил Грегор.

— Он был уже мертв, — ответила Найк. — Это — вечная мука, которой нет конца.

Грегор недолго думал об услышанном. Очень скоро он переключился на мысли о том, что ждет их в джунглях. Тем временем их маленький отряд начал наконец движение через арку. Гребешок шла впереди, у нее на шее восседал Газард. Следующими были Пролаза и Коготок, потом Грегор с Темпом и Босоножкой. Живоглот шел сзади вместе с Хэмнетом, а Найк было совсем не видно, ведь она летела над лианами.

Как только они прошли через арку, все моментально переменилось, будто они открыли дверь в другую реальность. Под ногами вместо камня оказался мох. Воздух стал густым и насыщенным ароматами диковинных трав и цветов. И хотя точно измерить температуру воздуха они не могли, Грегор готов был поклясться, что она повысилась как минимум градусов на десять. А звуки джунглей, которые прежде были едва различимы, теперь стали громче и отчетливее.

Не прошло и нескольких минут, как его кожа покрылась липким потом, и он всерьез стал подумывать о том, чтобы сделать из штанов шорты. Лямки рюкзака впивались в плечи. В носу щекотало от теплого, влажного воздуха.

Прежде ему не бывало жарко в Подземье, а мерз он только тогда, когда оказывался вымокшим в воде. Обычно температура здесь была вполне комфортной, как бывает не особенно жарким летом.

Вскоре мягкий ковер мха сменился торчавшими из земли корнями. Они сплетались в причудливые узоры, и в неверном и смутном свете трудно было определить, как высоко поднимать и куда ставить ногу, чтобы не подвернуть ее и не споткнуться.

К тому же Грегор был в ботинках, замечательных ботинках. Но они были слишком ему велики. Так велики, что ему приходилось набивать их туалетной бумагой, чтобы они не болтались на ноге. Он так их любил, что носил не снимая, и родители подсмеивались, говорили, что в этих ботинках Грегор, видимо, будет ходить всю свою жизнь. Ботинки отдала ему миссис Кормаци. Их носил ее теперь уже взрослый сын, когда ему было лет тринадцать-четырнадцать. И теперь Грегору было трудно в них идти, трудно и неудобно.

Остальные, казалось, шли легко: Гребешок, крысы, Темп на своих тоненьких тараканьих лапках…

Грегор обернулся, чтобы взглянуть, как идет Хэмнет. И конечно, тут же споткнулся о корень, впечатавшись в спину шедшего впереди Пролазы.

— Почему бы тебе просто не снять эти кошмарные штуки?! — рявкнул Пролаза.

Но Грегор побоялся это сделать: кто знает, что за существа могут быть там, под ногами? Он подумал о ядовитых клыках и жалах, о шипах и колючках — и решил ботинки не снимать.

Босоножка, удобно устроившись на спине Темпа, славно проводила время, обучая своего шестиногого друга «Алфавитной песенке». Таракан уже справился с буквами до «эл», но все, что было дальше — это «элэмэнопэ», — вызвало у него затруднения: эта часть песенки пелась быстро, и Босоножка произносила названия этих букв как одно слово. Но в конце концов учительница была довольна своим учеником. Она громко пела «Элэмэнопэ!», а Темп безропотно вторил: «Элеменеопео!» — и у обоих мордочки светились радостью.

Некоторое время Газард просто наблюдал за ними, сидя на шее у Гребешок и слушая их пение с большим вниманием. Потом сполз с шеи Гребешок и подошел к певцам поближе.

— Что вы поете?

— Мы поем алфавит, — сообщила Босоножка. — Ты кто?

— Я Газард, — представился мальчик, легко перескакивая через мощный корень. — Научишь меня?

Научит ли она? Да конечно! Больше всего на свете Босоножка любила кого-нибудь чему-нибудь учить. И вскоре уже три голоса вовсю распевали немудреную песенку.

Грегор ожидал, что их пение приведет в бешенство крыс, но, как ни странно, Коготок и Пролаза спокойно шли впереди, о чем-то перешептываясь, а шествовавший сзади Живоглот посвящал Хэмнета в события, произошедшие за десять лет его отсутствия.

Единственным, кого это сводило с ума, был сам Грегор. Ему хотелось поразмышлять, собраться с мыслями, заново вдуматься в каждую строчку «Пророчества крови», но он никак не мог сосредоточиться под жизнерадостное трехголосое пение «Алфавитной песенки».

Наконец Хэмнет объявил привал. К этому моменту Грегор буквально взмок — от макушки до носков. Лямки тяжелого рюкзака больно впивались в плечи. Пить хотелось ужасно, он бы, кажется выпил целое озеро — но, подумав, решил сохранить бутылку с ледниковой водой, что дал ему Марет: вдруг Босоножка попросит пить или сам он потеряется в джунглях, отбившись от остальных?

Для привала Хэмнет выбрал полянку у подножия огромного, с одной стороны покрытого мхом валуна. Грегор слышал, как где-то журчит вода, — но вокруг были одни лианы, воды не было видно.

Крысы стянули с себя рюкзаки с припасами и распластались на земле. Грегор, оглядевшись по сторонам, тоже разгрузился и уселся на землю рядом.

С высоты спустилась Найк и поставила бурдюки с водой по соседству с ними. Хэмнет открыл один и каждому дал напиться. Газард помог Хэмнету раздать хлеб, мясо и какой-то овощ вроде морковки. Грегор не чувствовал голода — возможно, от жары, но тем не менее съел все, что ему дали. Босоножка смолотила всю свою порцию и в придачу часть хлеба Темпа — как обычно. Таракан готов был отдать все для своей принцессы.

После трапезы Босоножка, Темп и Газард затеяли возле камня игру.

— Ка — Камень, — сказала Босоножка.

И они снова затянули «Алфавитную песенку».

Коготок и Пролаза, грызшие прихваченные от Арки Тантала косточки, вздрогнули и поморщились.

— Снова они за свое! — возмутилась Коготок.

— Я знаю один способ заставить их прекратить, но он довольно болезненный, — сообщил Пролаза.

— Знаете, это пение ничуть не хуже тех звуков, которые вы издаете, когда грызете свои кости, — возразил Грегор.

— Но должно же быть средство заткнуть их! — взмолилась Коготок.

— Мне оно не известно! — отрезал Грегор.

— Ну что ж, тогда мне придется придумать его самому! — сказал Пролаза.

— Вы, крысы… у вас, похоже, проблемы с маленькими детьми, — произнес Грегор. Живоглот никогда не проявлял симпатии к Босоножке и к Мортосу оставался равнодушен. — Иногда мне кажется, вы даже своих детенышей не любите.

Кажется, он что-то не то сказал. Глаза Коготок и Пролазы недобро блеснули. Неужели они сейчас набросятся на него? Учитывая последние события — этого нельзя было исключить.

— Кстати, о необходимости заткнуться, — вмешался Живоглот, обращаясь к Грегору. — У тебя, вероятно, не так много друзей — с таким-то языком, а?

Грегор не сводил глаз с остальных крыс. Он видел, как напряглись их спины. И его пальцы невольно коснулись рукояти меча.

— Наземный! — Это был Хэмнет. Грегор вспомнил их соглашение и убрал руку. — Вот и хорошо. Помни, где мы. Мы все. И почему мы вместе. Мы нуждаемся друг в друге, мои теплокровные друзья!

И тут раздался тоненький радостный голосок:

— Лэ — лягушка! Ой, Грррре-го! Лэ — лягушка!

Грегор нехотя отвел взгляд от крыс. Лягушка? Какая еще лягушка? О чем она?

Грегор поднял голову, и его моментально прошиб холодный пот. Босоножка сидела на камне, весело хлопая в ладоши, а у нее за спиной застыли Темп и Газард.

Камень теперь переливался всеми цветами радуги, словно чистейший бриллиант под ярким солнцем. И все от того, что его облепило множество маленьких разноцветных лягушек. Зеленые, черные, солнечно-оранжевые, фиолетовые, ярко-красные… смертельно опасные, полные яда.

Грегор узнал их — он видел таких в Центральном зоопарке. Только там они находились за толстым стеклом. И для этого была вполне веская причина: если дотронуться до такой лягушки — можно погибнуть.

ГЛАВА 15

Словно в подтверждение страхов Грегора, на камень юркнула незадачливая ящерка. Не таких серьезных размеров, как Гребешок, — а обычная длиннохвостая ящерица, каких полно и в Наземье. Она высунула язычок и коснулась им одной из лягушек.

Контакт языка с ярко-оранжевой кожей лягушки был мимолетным, буквально доли секунды, но этого вполне хватило: ящерка упала наземь, парализованная ядом. Мертвая.

— Не трогай их, Босоножка! Не трогай! — отчаянно закричал Грегор.

О нет! Только бы не это! Только бы не это…

Грегор помнил, как она любила разглядывать этих лягушек в зоопарке — часами могла стоять у стеклянного вольера. А однажды он купил ей пластиковую прозрачную тубу, битком набитую пластиковыми же разноцветными лягушками — точь-в-точь такими, как сейчас ее окружали. Она расставляла их на подлокотнике кресла и могла играть с ними целый день. Эти лягушки были в числе ее любимых игрушек.

Босоножка хихикнула и свела ладошки вместе. Но она была так взволнованна, что ножки ее так и прыгали по скользкому мху.

— Лэ — лягушка! Я вижу крррасную, я вижу желтую, я вижу голубую!

Лягушки прыгали вокруг. Невысоко и пока не слишком близко, но это был вопрос времени: в конце концов одна из них обязательно окажется рядом с Босоножкой, Темпом или Газардом.

— Газард, ты можешь оттуда спрыгнуть? — с тревогой позвал Хэмнет.

Газард напряг ноги и спрыгнул на рюкзаки с припасами. Он приземлился не очень уверенно и врезался в Живоглота, но тот, казалось, этого не заметил.

— От тебя там не будет никакого толка, ползучий, ты все равно не сможешь ей помочь, — произнес Живоглот, обращаясь к Темпу. — Давай-ка слезай, чтобы другие получили возможность сделать то же самое.

Темп колебался, словно пытаясь понять, что сказал Живоглот. Грегор знал, что Темп без малейшего сомнения отдаст за Босоножку жизнь, — но как он мог защитить ее сейчас от этой маленькой лягушачьей армии?

— Он прав, Темп. Слезай оттуда, — сказал Грегор.

Слова Грегора помогли таракану принять решение. Темп расправил крылья и спланировал с камня на землю.

Теперь оставалась только Босоножка. Босоножка, которая чувствовала себя совершенно счастливой в окружении разноцветных лягушек.

— Ква-ква! Ква-ква! Лягушка говорррит: ква-ква! — сказала она. — И высовывает язык — вот так! — И Босоножка показала, как лягушка ловит насекомых. Это Грегор ее научил. — Ква-ква. Ква-ква.

Красно-черная пятнистая лягушка подпрыгнула и уселась возле Босоножки.

— Ой! — обрадовалась Босоножка. — Лягушка говорит: пррривет!

— Только не трогай ее, Босоножка! Не трогай! — снова крикнул Грегор, медленно двигаясь к ней.

Еще одна лягушка, на этот раз розовая, перепрыгнула через ее туфельку.

— Прррыг! Прррыг!

Босоножка, не в силах сопротивляться соблазну, уселась на корточки в классической позе, изображающей лягушку: согнутые коленки, руки вниз…

— Прррыг! Прррыг! Я лягушка! Прррыг!

Она подскакивала вверх-вниз, словно мячик. Ее движения, похоже, возбуждали лягушек — те начали прыгать вокруг нее более энергично.

— Прррыг! Прррыг!

— Не надо, Босоножка! Не прыгай! — взмолился Грегор.

Он уже был рядом с рюкзаками с едой. Лягушки начали спрыгивать с камня на рюкзаки. Две оранжевые и одна изумрудная пролетели буквально в дюйме от его живота. Босоножка была уже в полутора метрах от него и чуть выше. Он протянул к ней руки:

— Давай, малышка. Теперь прыгай ты. Как в бассейне, помнишь? Давай ты прыгнешь — а я тебя поймаю, ладно?

— Дя-а-а! — с радостью согласилась Босоножка.

Она уже приготовилась к прыжку, напрягла ножки и согнула коленки, но в этот момент ослепительно яркая, сапфирно-синяя лягушка прыгнула ей прямо в руки.

Все произошло гораздо быстрее, чем можно об этом рассказать. Сапфировая лягушка уже была у самых ладошек Босоножки, но вдруг Коготок, словно пружина, закрутилась в воздухе, хвост ее обвил Босоножку и катапультировал малышку через голову Грегора.

Хэмнет крикнул, что поймал ее, а лягушка приземлилась и снова прыгнула, на этот раз прямо в лицо отважной крысе, и рука Грегора неуловимым движением молниеносно вытащила меч из ножен и разрубила сапфировую лягушку буквально в сантиметре от ее уха.

Все это заняло доли секунды, никто и опомниться не успел.

— Назад! — вернул Грегора к реальности окрик Живоглота. — Уходим отсюда!

Все в панике заметались на дороге, а вокруг них прыгали лягушки. Хэмнет попытался было призвать своих товарищей держаться вместе, но это было невозможно. Они спасались кто куда, не разбирая дороги.

Грегор уже метров на сорок углубился в джунгли, когда наконец понял, что несется непонятно куда, словно напуганное животное. Он оглянулся по сторонам — и никого не увидел. И тогда что есть мочи завопил:

— Эй! Э-э-э-э-эй!

— Стой где стоишь! — услышал он голос Живоглота. — Всем оставаться на местах!

Минут пятнадцать Живоглот и Хэмнет собирали членов экспедиции. Грегор слышал, как Босоножка и Хэмнет говорили о лягушках, — значит, с ней все в порядке, с облегчением понял он. Сам он стоял неподвижно, глядя на испачканный меч. Кровь все еще кипела у него в жилах, а зрение оставалось фрагментарным. Итак, это случилось снова. Эта история с яростничеством.

Он успел вытащить меч и пустить его в ход до того, как мысль об этом пришла ему в голову.

Он не мог остановиться и не делать этого — ведь он даже не понимал, что именно делает.

Эта «сила», как назвал Хэмнет его способности, была ему неподконтрольна. И честно говоря, он не имел ни малейшего понятия, как ею управлять.

Когда нос Живоглота высунулся из зарослей, Грегор все еще стоял не шелохнувшись.

— Мне нужна помощь, Живоглот, — сказал он слабым голосом.

— Ты вроде бы говорил, что с тобой все в порядке, — удивился тот.

— Я… я не могу это контролировать! — ответил Грегор. — Это… яростничество.

Его рука дернулась, и Живоглот отскочил подальше от меча, испачканного в разрубленной лягушке.

— Эй! Ты посмотри, что у тебя! — возмутился Живоглот. — Вытри меч о камень, да поскорее!

Грегор провел мечом по камню, очищая лезвие.

— Теперь опусти его в воду, — командовал Живоглот, и Грегор опустил меч в ближайшую расщелину.

— Так, а теперь убери в ножны. Но не забудь, на нем еще может остаться яд, так что не тычь им куда попало без особой надобности.

Грегор сунул меч в ножны.

— Но как мне узнать, когда я достану его в следующий раз?! Я ведь не собирался этого делать! — с отчаянием сказал он.

— Да знаю я, знаю! Постарайся успокоиться. Поначалу все яростники так себя чувствуют. Со мной тоже так было. Но чем дальше — тем легче это контролировать, верно говорю! — произнес Живоглот.

— Но я даже не успеваю заметить, как это на меня находит! — почти кричал Грегор. Живоглот вообще слышит его или нет?

— Да нет, успеваешь. Ты можешь почувствовать это по тому, как меняется угол зрения — ведь ты перестаешь замечать все, кроме того, что и вправду важно. Тебе знакомо это ощущение? — спросил Живоглот.

Грегор кивнул:

— Иногда. Когда мы с Аресом сражались там, в Лабиринте, со мной случилось нечто подобное.

— Ну вот, хорошо. Это хорошо. А в следующий раз в момент опасности, то есть когда ты почувствуешь, что на тебя могут напасть, — постарайся сосредоточиться. И тогда скорее всего ты сможешь уловить этот момент и воспользоваться им. Но не сразу — нужно время, чтобы научиться.

— И сколько времени это займет? — начал успокаиваться Грегор.

— Трудно сказать. Я много дрался — значит, у меня было больше возможностей учиться, — уклончиво ответил Живоглот.

— И все же? — упорствовал Грегор.

— Несколько лет, — услышал он в ответ.

Несколько лет? Но ведь Живоглот дрался чуть ли не каждый день! Грегор покачал головой, чувствуя себя совершенно разбитым.

— Да все не так плохо, Грегор. Поверь мне. Когда-нибудь ты поймешь, что это бесценный дар! — сказал Живоглот.

— Я не хочу обладать таким даром, Живоглот, — произнес Грегор.

— Ну, хочешь ты или нет — он у тебя есть, — пожал плечами Живоглот. — А теперь идем, пока твоя сестра не завела себе новых друзей.

Вслед за Живоглотом Грегор двинулся вперед и вдруг поразился, как хорошо говорил с ним крыс. Обычно он подтрунивал над Грегором и даже высмеивал его. Но похоже, Живоглот точно знал, когда Грегору нужна встряска, а когда — поддержка. Как и тогда, когда Грегор оплакивал Тик. Или когда пропала Босоножка. Вот и сейчас…

Наконец они присоединились к остальным. Грегору было неловко, хотя никто на него не пялился, как он ожидал. А с Хэмнетом он боялся встретиться взглядом.

— Не надо вцепляться ему в глотку, Хэмнет! — предупредил Живоглот. — Он не мог себя контролировать.

— Я понял. Но это мало успокаивает, — возразил Хэмнет.

— Ну, зато Коготок осталась жива и может пригодиться в драке, — заметил Живоглот.

Грегор подумал, что стоит поблагодарить Коготок за то, что она спасла жизнь Босоножке, но крыса была так угрюма, что он решил оставить это на потом.

Босоножка же как будто не поняла, что произошло, и по-прежнему пребывала в отличном настроении. Она все подпрыгивала и радостно кричала: «Ква-ква!»

— Она говорит, у нее дома есть такие лягушки, — сказал Газард, обращаясь к Грегору. — И они спят у нее на кровати.

— Они не настоящие, Газард. Это игрушки, — ответил Грегор.

— Странные вы делаете себе игрушки в своем Наземье, — проворчал Хэмнет.

Он был прав, это и в самом деле могло показаться странным: делать для детей игрушки, которые представляют собой копии смертельно опасных существ. Ведь велика вероятность, что ребенок, увидев такую живую лягушку, захочет с ней поиграть. Но с другой стороны — эти ядовитые лягушки не прыгают по Бродвею!

— Что мы потеряли? — спросил Живоглот.

— Боюсь, всю нашу еду, — ответил Хэмнет. — Лягушки забрались в рюкзаки, теперь их опасно трогать, не говоря уж о том, чтобы есть то, что внутри. Найк спасла воду — и на том спасибо. А Гребешок сберегла твои вещи. — Хэмнет протянул Грегору два его рюкзака и кожаный бурдюк. — Там есть какая-нибудь еда?

— Только немного печенья для Босоножки. А еще это. — Грегор указал на бурдюк. — Там… креветки в сливочном соусе. Я взял их для Живоглота.

— И кто теперь мой самый любимый маленький яростник?! — воскликнул Живоглот, возбужденно обнюхивая бурдюк. — Ты в самом деле прихватил это для меня?!

— Прости, Живоглот! Ты же понимаешь — теперь это уже не твоя добыча. Вся еда пойдет щенкам, — сказал Хэмнет, забрасывая за спину бурдюк.

Живоглот вздохнул:

— Ну вот, сначала этот ненасытный Мортос, теперь эта братия… Они меня в могилу сведут, эти щенки.

— Ну, не прибедняйся, Живоглот, — улыбнулся Хэмнет. — Ты всех нас переживешь.

Они выстроились цепочкой и снова двинулись в путь. Грегор попытался объяснить Босоножке, как важно ничего не трогать в дремучем лесу, а тем более симпатичных лягушек, но мало в том преуспел. Она очень скоро задремала на спине у Темпа в самом волнующем месте его рассказа, и Грегору пришлось закончить на этом свою маленькую лекцию о выживании в опасных условиях.

Остальные ни словом не обмолвились о происшедшем. Жара становилась все более невыносимой, а то, что они остались без еды, тоже не поднимало настроения.

Они шли и шли вперед, пока ноги Грегора не налились свинцовой тяжестью, так что каждый шаг давался ему с великим трудом.

Хэмнет наконец дал команду остановиться и разбить лагерь. Они расселись вокруг горящего светильника. У каждого было достаточно воды, но еда досталась только «щенкам». Грегор отдал Хэмнету печенье, и тот разделил его между Босоножкой и Газардом. А затем, к изумлению Грегора, протянул два печенья ему.

— Нет, спасибо, — ответил Грегор.

— Но ведь тебе всего одиннадцать, ты тоже относишься к щенкам, — сказал Хэмнет.

— Нет-нет, отдайте это им, — кивнул Грегор на малышей.

Он давно уже не чувствовал себя щенком. А сейчас ему нужно было спасти маму, Ареса и всех теплокровных в Подземье. Разве такие задачи по плечу «щенку»?

Когда Хэмнет открыл бурдюк с креветками, головокружительный запах вкуснейшего блюда заставил Грегора сглотнуть слюну.

— Ты уверен, что эта еда годится для щенков? — заботливо спросил Живоглот. — Сливки могли испортиться в такой-то жаре.

— Если тут что и испортилось, Живоглот, — так это ты. У тебя ведь отменный нюх, и ты прекрасно чуешь, что с едой все в порядке, — заметила Коготок.

— Ты никогда не была любезной. Ты даже вежливой никогда не была, — мрачно сказал Живоглот, наблюдая, как Босоножка и Газард макают печенье в соус.

Когда дети наелись, все стали устраиваться на ночлег. Гребешок вызвалась первой нести вахту.

Грегор расстелил на земле одеяло и лег рядом с Босоножкой. Та положила головку ему на руку и тут же уснула. Он подождал, пока сон ее станет крепким, и осторожно высвободил руку.

Ну до чего же жарко! Он был измотан, но звуки джунглей не давали ему уснуть. Да еще эта жара. И мысль о том, что с ним снова это случилось: он себя не контролировал. А еще перед глазами постоянно всплывали картины, увиденные в больнице. Мама в белой больничной постели, тяжело дышащий, изуродованный бубонами Арес, надежда в глазах Говарда, когда он завидел Грегора.

Грегор так и лежал без сна, уставясь в причудливо переплетающиеся ветви над головой, когда они начали разговаривать. Коготок и Пролаза.

— Как ты думаешь, у них есть шансы выжить? — прошептала Коготок. — У двоих маленьких нет, я понимаю. Я думаю, они уже умерли. А также Мушка и Шурушка…

— Нет-нет, я думаю, что нет, — мягко возразил Пролаза. — Желтая пудра уже на пути к ним, а у них не было никаких признаков чумы. И ты же знаешь, Зануда позаботится о том, чтобы они были сыты.

— Двое крошек… как ты думаешь, они очень мучились? — снова зашептала Коготок. — Я не могу… не могу не думать о том, что они звали меня, плакали, что им было больно, — а я не отзывалась… Мои щенки! Мои крошки!

— Нет, я уверен, все произошло очень быстро, — сказал Пролаза. — Не надо об этом думать. Нам надо думать о Мушке и Шурушке. У них еще есть шансы выжить.

— Да. Да. Я понимаю. Я смогу… — шепнула Коготок.

— Давай-ка спать, Коготок, — ответил Пролаза. — Прошу тебя.

И стало тихо.

Теперь Грегор знал, что не он один не может уснуть. Кое-кто еще лежал без сна, уставясь в пустоту и боясь потерять того, кого любит. Очень любит.

ГЛАВА 16

Грегор то проваливался в неглубокий сон, то выныривал из него — до того самого момента, когда Хэмнет разбудил его. Складывая одеяло, Грегор мысленно возвращался к ночному разговору Коготок и Пролазы. Теперь он знал: двое их детенышей умерли, а еще двое могут умереть в самое ближайшее время.

Он вспомнил о своих словах о том, что крысы не любят собственных детей, — и лицо его вспыхнуло от стыда. К тому же Коготок спасла Босоножку, рискуя жизнью. И не важно, почему она это сделала: потому ли, что знала, что без Босоножки не исполнится пророчество, или все же потому, что не могла дать погибнуть ребенку… Но ведь это ничуть не отменяло самого поступка.

Наверное, ему стоит поговорить с Коготок наедине. Хотя нет.

Отец всегда говорил, что если ты сделал что-то плохое на глазах у всех, — то и прощения надо просить на глазах у всех.

— Эй, Коготок! — позвал Грегор.

Извиняться всегда трудно. А перед крысами — особенно. Он начал, с того, что попроще:

— Я хотел… хотел поблагодарить тебя за то, что ты вытащила Босоножку оттуда, от лягушек…

— Забудь! — отмахнулась Коготок.

Она не стала благодарить его в ответ — наверняка считала, что его поступок — нечто само собой разумеющееся.

Грегор не без труда продолжил:

— И еще… то, я что сказал тогда… ну, что вы, крысы, не любите собственных детей… — Все замерли на местах, внимательно слушая его слова. — Я прошу прощения. Я был… полным дураком! — И он запихнул одеяло в рюкзак, опустив глаза.

Коготок не ответила. И Пролаза тоже промолчал. Ну и ладно. Зато Грегор извинился.

Пока Хэмнет кормил Босоножку и Газарда, крысы и Найк чистились и приводили себя в порядок после сна. Даже Темп делал какие-то чудные движения, словно разминал все свои шесть лапок. Грегор переодел Босоножку и расчесал ей волосики. Мама была бы довольна, видя, как он ухаживает за ней. Относительно самого себя он не особенно волновался, но вообще-то он был бы рад, если бы поблизости можно было не только умыться, но и смыть с себя пот и грязь. Хорошо, что у него нет шерсти.

Когда пришел его черед пить, Грегор поднял бурдюк и пил до тех пор, пока желудок не наполнился, — это помогло хотя бы отчасти уменьшить ощущение сосущей пустоты в животе.

Они построились в цепочку и снова двинулись в глубь джунглей.

Тропа стала заметно уже, и Гребешок предложила понести Босоножку и Темпа, и Грегор не раздумывая согласился. Он немножко опасался повторения истории с «Алфавитной песенкой», но Газард придумал новое развлечение: изучение тараканьего языка. Он повторил уже несколько щелчков вслед за Темпом, когда Босоножка сильно дернула его за руку.

— И я хочу! Я тозе хочу говорррить, как зуки! — настаивала она.

Сидя на шее Гребешок, они несколько часов были заняты этой игрой. Как и предсказывал Живоглот, Босоножка моментально все схватывала и усваивала, Газард тоже был удивительно способным учеником. А Темп, с его безграничным терпением, оказался прекрасным учителем. Он никогда не нервничал и не критиковал. И к тому времени, как все расположились на отдых и обед, эта троица разговаривала на странной смеси человеческого и тараканьего языков, даже не задумываясь об этом.

И снова вода немного утолила острое чувство голода. Копаясь в рюкзаке в поисках игрушек, которые дала для Босоножки Далей, Грегор вдруг наткнулся на нечто интересное.

— Э, да это же жвачка! — воскликнул он и показал яркую розовую упаковку остальным.

— Я хочу звачку! — тут же заявила Босоножка, протягивая ручку.

— Нет, Босоножка, ты еще слишком маленькая, — сказал Грегор. Мама не разрешала давать ей жвачку, опасаясь, что малышка может проглотить ее или подавиться. — Но я дам тебе красивый фантик.

Он аккуратно развернул упаковку и дал ей розовую обертку, которую она тут же понеслась показывать своим друзьям.

— Это еда? — с интересом спросил Пролаза.

— Вообще-то нет. Не совсем. Ты просто жуешь, но не глотаешь, — ответил Грегор.

— Тогда какой в этом смысл? — озадачилась Коготок.

Какой смысл у жвачки?

— Хм… не знаю… ну, просто приятный вкус. Вы будете пробовать или нет? — спросил Грегор.

В упаковке было пять пластинок. Дети уже поели, Темп мог месяц обходиться без еды. Найк и Гребешок могли по дороге ловить наверху каких-нибудь жучков, так что оставались Грегор, Хэмнет и крысы.

Как раз пятеро.

— Отлично, каждому по пластинке, — обрадовался Грегор. Он раздал жвачку и предупредил: — Не забывайте — это надо жевать. Но не глотать.

Стянув вощеную бумажку со своей пластинки, он сунул жвачку в рот. Взрыв сладкого вкуса во рту был просто ошеломительным, он даже глаза прикрыл от удовольствия. А открыв, увидел, что остальные смотрят на него с любопытством.

— Ну что же вы — пробуйте!

Хэмнет осторожно развернул свою пластинку и понюхал, потом нерешительно положил ее в рот и начал жевать. На лице его появилось выражение восторженного недоумения:

— Оно сладкое… и не уменьшается во рту, когда я жую.

— Ну да, это же резинка. Ты можешь жевать эту пластинку хоть целый день. А если захочешь — и целый год, — улыбнулся Грегор.

Одна за другой, даже не снимая обертки, крысы сунули свои пластинки в рот. Грегор изо всех сил старался не засмеяться, глядя, как они вдумчиво двигают челюстями, пытаясь понять смысл этой странной не-еды.

Наконец Живоглот издал похожий на отрыжку звук:

— Уф! Я его проглотил.

— Ничего страшного — жвачка не причинит особого вреда, — сказал Грегор.

— А я не пойму, где моя жвачка, — сказал Пролаза, водя языком по морде. — Она куда-то подевалась.

Он открыл рот пошире, и Грегор увидел, что жвачка прилепилась к одному из его передних зубов.

Коготок оказалась единственной из крыс, способной оценить жвачку:

— Неплохо. Не так хорошо, как косточки, но по крайней мере дает работу зубам.

— А почему на упаковке написано «бабл гам»? — спросил Хэмнет, вынув свою жвачку изо рта и изучая ее.

— А вот почему! — Грегор надул из жвачки пузырь и с треском лопнул его.

Все подпрыгнули от неожиданности.

— Не делай так! — завопил Живоглот. — Нам и без того достаточно шума!

— Ну, просто это был ответ на ваш вопрос, — пожал плечами Грегор.

Они пошли дальше, и голод стал мучить Грегора еще сильнее. Когда сахар из жвачки попал к нему в кровь, организм отреагировал на это выбросом желудочного сока, и от этого есть стало хотеться просто невыносимо. Грегору хотелось чего-то сочного — и холодного… мороженого, арбуза, фруктового льда… А еще соли. Просто соли. Видимо, он потерял много соли с потом, а организму необходима соль, так говорил ему папа.

Грегор все это время вообще не снимал ботинки, и носки его совершенно отсырели. Он не догадался взять для себя сменную одежду, хотя бы носки, и теперь не мог поменять их. А взять было не у кого — Хэмнет и Газард носили обувь, изготовленную из кожи рептилий, и никаких носков у них, конечно, не было и в помине.

Голод и изнуряющая жара лишили Грегора сил. Ему больше не надо было нести бурдюк с креветками, но оставались еще рюкзак с аптечкой и рюкзак с его личными вещами. Колени у него подгибались, и он едва не падал каждые несколько ярдов.

Вдруг чья-то рука легла ему на плечо.

— Я понесу аптечку, Грегор, — сказал Хэмнет.

Грегор отдал ему свою ношу без возражений. Хотелось бы ему найти в себе силы, чтобы гордо отказаться, но в тот момент он мог испытывать только благодарность.

— Спасибо, — смущенно пробормотал он.

Хэмнет пошел позади него, а Живоглота переставил на свое место, замыкающим.

— Живоглот рассказал мне, что ты стал возмутителем всеобщего спокойствия, отказавшись убить Мортоса.

— Ну да, было такое. Но ведь он был совсем крошкой, — ответил Грегор с вызовом. Он привык, что люди не понимают его в этом вопросе.

— Это очень правильное решение. Если бы не оно — крысы ни за что не согласились бы принять участие в этом походе, независимо ни от какой чумы, — сказал Хэмнет.

Грегор никогда не думал об этом в таком ключе, но, пожалуй, трудно было бы представить себе, чтобы крысы пошли в опасный поход бок о бок с убийцей Мортоса.

Если честно, ему было ужасно приятно, что Хэмнет одобрил его поступок, — особенно потому, что так мало одобрения этот поступок до сих пор встречал у других.

— В Регалии с этим мало кто согласится. Там меня теперь ненавидят. Меня теперь все ненавидят — и люди, и крысы.

— Да не все, — улыбнулся Хэмнет. — Вот Живоглот, например, тебя просто обожает.

— О да! Я у него в большо-о-о-ом почете, — ответил Грегор. — Думаю, он все время прикидывает, каков я на вкус.

— Прикидывал бы, не будь ты таким худосочным, — отозвался Живоглот.

Грегор выдул большой пузырь и с громким треском лопнул его.

— Прекрати! — огрызнулся Живоглот.

— О, прости! — сказал Грегор, но на лице его играла хитрая улыбка.

Через несколько часов, когда они нашли небольшую полянку и остановились, Грегор уже не чувствовал ног от усталости. Он давно потерял счет времени и перестал прикидывать в уме расстояние, которое они прошли. Обессиленный, он рухнул на землю, не доставая из рюкзака одеяло и даже не снимая пояса с мечом. Воздух был таким горячим и влажным, что трудно дышать. Он никак не мог определить, что с этим воздухом не так — слишком мало в нем кислорода или слишком много, но что-то определенно было не так, потому что сознание Грегора мутилось и все плыло перед глазами.

Когда Хэмнет раздал детям остатки креветок и печенья, Живоглот подошел к нему и сказал:

— Мы должны раздобыть хоть какой-нибудь еды. Не только для щенков, хотя эта маленькая кудрявая пискля не даст никому покоя, если мы ее не накормим. Остальным тоже нужно поесть. Взгляни на Воина.

Грегор попытался было поднять голову и сказать им, что с ним все в порядке, но не мог даже пошевелиться. Он и глаза открывал с трудом. Да что там — он и дышал с трудом, каждый вдох и выдох стоили ему большого усилия.

— Хорошо, мы с тобой идем добывать еду. Другого выхода я не вижу, — ответил Хэмнет.

Он приподнял голову Грегора и поднес к его губам бурдюк, заставляя пить. Вода выливалась у Грегора изо рта и стекала по подбородку, но кое-что он все-таки смог проглотить.

— Постарайся набраться сил, Грегор. Мы скоро вернемся. Пей. Пей столько, сколько сможешь выпить.

И Хэмнет на секунду положил свою ладонь ему на лоб. Это было так приятно. Это напомнило ему жест, с каким мама или папа проверяли, все ли с ним в порядке. Будто родители были сейчас рядом с ним.

Вода немного привела его в чувство — он даже смог сесть.

Хэмнет и Живоглот ушли, Босоножка и Газард спали у хвоста Гребешок. Темп стоял возле них и чистил свой панцирь. Найк дремала в нескольких футах от Грегора — он даже не слышал, как она спустилась. Большинство бурдюков с водой все еще были приторочены к ее спине — как и у Грегора, у нее не было сил снять их с себя.

Возле светильника было видно какое-то движение — это были крысы. Они выглядели совершенно изможденными — неудивительно, они ведь голодали и перед путешествием. Грегор-то питался регулярно.

— Эй, не хотите хлебнуть воды? — спросил Грегор.

Он заметил, что крысы полностью полагаются на Хэмнета, даже Живоглот, никогда не просят пить и ждут, когда Хэмнет откроет бурдюки и выдаст им их порцию.

Грегор поднял бурдюк, что оставил ему Хэмнет, и вытащил затычку, а затем на коленях подполз к Пролазе:

— Давай-ка, Хэмнет говорил, мы должны побольше пить.

Пролаза позволил ему влить себе в рот воды. Грегор сделал то же самое для Коготок, заметив попутно, что жвачка все еще прилеплена к ее передним зубам.

— Вода — это, конечно, хорошо, — сказала Коготок, — но если мы не съедим хоть что-нибудь в ближайшее время, ни один из нас не доберется до Виноградников.

— Не могу поверить, что в этих джунглях нет ничего съедобного, — подхватил Пролаза.

— Ну, наверное, так и есть, — возразил Грегор. — Что-нибудь да сгодится. Но Хэмнет говорил, мы не сможем отличить то, что можно есть, от того, что нельзя.

— Хэмнет говорил! — фыркнул Пролаза. — Да что он вообще знает, твой Хэмнет? Он же человек! Конечно, его нос не может почувствовать разницу между ядовитым и неядовитым! А мой нос — может. И даже сейчас я чую запах того, что можно есть. Не знаю, что это, но поверь мне — это так!

Грегор потянул носом влажный воздух.

— Я ничего не чувствую.

— А я тоже чувствую, — сказала Коготок. — Что-то сладкое.

— Да, именно, — отозвался Пролаза. — Я пойду и найду это. Кто со мной?

— Я! — оживилась Коготок. — В любом случае это лучше, чем лежать тут и умирать с голоду.

— Не знаю. Не думаю, что Хэмнет одобрил бы эту идею — пойти без него в джунгли на поиски еды, — с сомнением произнес Грегор.

— А почему нет? Разве это не то же самое, что сейчас делают они с Живоглотом? Чем больше народу будет искать еду — тем больше шансов, что мы что-нибудь найдем! — настаивал на своем Пролаза. — Не ходи, если не хочешь. Но тогда не жди, что мы поделимся с тобой тем, что найдем. И с твоей сестрой тоже.

Грегор представил себе, как Босоножка проснется, захочет есть, а есть будет нечего, и как она, не понимая, что происходит и почему ее не кормят, станет плакать навзрыд… а рядом будут что-то грызть крысы…

— Хэмнет что-то говорил про растения, которые могут на нас напасть, — предпринял он еще одну неуверенную попытку остановить их.

— Слушай, мы по этим джунглям уже который день топаем, — сказал Пролаза. — Твоя сестра хваталась за лозу руками, когда требовала вернуть ей мяч, ты, кажется, каждый корень на своем пути ботинками пнул, мы убегали в заросли, когда спасались от этих дурацких лягушек… Ты видел, чтобы хоть одно растение за все это время попыталось на нас напасть или хотя бы остановить нас?

— Нет, не видел. — И Грегор решился: — Ладно, я с вами.

Он выпил еще воды и встал. Рюкзак с вещами он решил оставить, чтобы рубашка на спине высохла.

— Эй, Темп, мы пойдем поищем что-нибудь поесть — Пролаза и Коготок что-то учуяли, — обратился он к таракану.

— Не ходить, не надо, не ходить, — заволновался Темп.

— Не беспокойся, мы скоро вернемся, — сказал Грегор. — Если что понадобится — кричи.

Он не собирался уходить далеко от лагеря. Хотя Гребешок и Темп на посту, все же он должен быть рядом с Босоножкой, ведь на каждом шагу, если верить Хэмнету, их подстерегает опасность.

Хотя самой большой опасностью ему теперь представлялась смерть от голода.

Вынюхивая тот сладкий запах, Пролаза повел их в джунгли. Коготок шла следом, а замыкал их маленький отряд Грегор.

Конечно, неплохо бы по дороге крошить хлеб — или что там делают в таких случаях, чтобы найти обратную дорогу. Хотя если бы у него был хлеб, он бы не отправился на поиски еды, а просто съел бы его, ну и крошки тоже.

Они удалились от лагеря гораздо дальше, чем ему хотелось, но Пролаза шел так уверенно, и они как будто никуда не сворачивали, так что Грегор надеялся, что они легко отыщут путь назад.

Наконец он тоже почувствовал сладкий запах.

— О, я тоже его чувствую! — воскликнул он.

— Да неужели? — насмешливо отозвался Пролаза. — Конечно — ведь мы почти у цели.

Они оказались на небольшой болотистой полянке. Воздух был наполнен сильным сладким запахом, напомнившим Грегору запах персика.

Он посветил фонариком, пытаясь почетче рассмотреть окружавшие их растения, совершенно непохожие на те, что росли вдоль тропы.

Над головами путешественников зеленела буйная кудрявая листва, а еще они увидели огромные желтые стручки, болтавшиеся среди зелени. Они были длиной около двух метров, и куст, на котором они горизонтально росли, словно улыбался бесчисленным множеством широких желтых улыбок. Сквозь приоткрытые створки-губы стручков виднелись круглые розовые фрукты. Их вид не оставлял сомнения в том, что они невероятно сочны и ароматны.

Рот Грегора непроизвольно наполнился слюной, которая чуть ли не текла у него по подбородку. Забыв обо всем, он потянулся обеими руками к стручку, чтобы схватить манящий плод.

В этот момент Пролаза ухватился передней лапой за ближайший к нему стручок, желая сорвать восхитительно пахнущий фрукт прямо пастью. Он почти коснулся языком розовой кожицы, но стручок вдруг дернулся, прыгнул вперед, заглотнул Пролазу и захлопнулся.

От Пролазы остался лишь кончик хвоста, застрявший между двумя желтыми губами стручка.

ГЛАВА 17

Коготок отчаянно вскрикнула и кинулась к стручку, заглотившему Пролазу. Она была на полпути к нему, когда от другого растения вдруг отделилась длинная лиана и обвилась вокруг ее запястья. Коготок клацнула челюстями, перегрызая лиану, но тут же пришли в движение и остальные растения.

Грегор с ужасом наблюдал, как джунгли вдруг ожили и придвинулись к ним вплотную.

Пальцы его легли было на рукоять меча — но было уже поздно. Лианы обхватили его тело, обвили руки. А корни вылезли из земли и опутали ноги в ботинках. Он попытался высвободиться — но растения оказались гораздо сильнее его.

Но где же его прославленная реакция яростника?! Он сканировал собственное тело, проанализировал свои ощущения в надежде найти следы трансформации — но ничего не произошло. Зрение не изменилось, кровь не вскипела. Единственное, что он чувствовал сейчас, — дикий страх.

Пролаза оказался в кошмарном стручке, а Коготок беспомощно болталась на высоте не менее трех метров, вся опутанная зелеными ветвями. Тонкая лиана, что обвила его тело, начала сжиматься — словно анаконда, которая намеревалась выдавить из него жизнь.

— Помогите! На помощь! — крикнул он. Вернее — попытался крикнуть, потому что звук вышел на редкость жалким. — На помощь!

Но кто может прийти ему на помощь? Живоглот и Хэмнет далеко, а Пролаза и Коготок сами нуждаются в помощи. Грегор чувствовал, как его тянут к одному из желтых стручков. Он отчаянно сопротивлялся, но силы, и так невеликие, стремительно иссякали. Ему стало сначала трудно, а потом невозможно дышать. Эта лиана душила его, душила… Вот уже стручок оказался в полуметре от него — уже видна была прозрачная жидкость, сочившаяся между желтыми створками. Слюна?

Сознание Грегора мутилось, он был на грани обморока. Перед глазами замелькали черные точки. Лиана сжала его так сильно, что он поперхнулся и закашлялся. Изо рта у него вылетела заложенная за щеку жвачка и попала прямо в стручок.

Теперь у него перед глазами стремительно крутились розовые круги. Но сквозь них он увидел, что жвачка произвела в стручке какой-то неожиданный эффект. Смешавшись с прозрачной слюной, она стала пузыриться и образовывать какую-то новую, сладкую и липкую субстанцию.

Лиана вдруг ослабила свои смертоносные объятия, и Грегор смог сделать несколько судорожных вдохов. Коготок была уже почти в стручке, но продолжала щелкать зубами, пытаясь перегрызть лианы.

— Плюй! — завопил Грегор что есть мочи. — Выплюни в него жвачку!

Коготок слегка качнула головой. Неужели она не поняла, что он сказал?!

— Плюй! Выплюнь жвачку в стручок, скорее! — орал Грегор.

Возможно, крысы плюются не так, как люди, но она честно постаралась сделать это как можно лучше. Когда ее морда чуть ли не коснулась стручка, она плюнула жвачку прямо в сердцевину.

Реакция последовала незамедлительно. Но растение не отпустило ее. Стручок пришел в неистовство. Слюна потекла из него ручьем, она брызгала в разные стороны, пуская розовые пузыри. На первый взгляд — абсолютно беспорядочно. Внутри него были видны нетерпеливо ерзающие плоды, открывшие свои жадные голодные рты.

— На помощь! — отчаянно взревел Грегор, и на этот раз голос у него прорезался.

И Коготок тоже издала серию каких-то высоких звуков — словно кто-то и впрямь мог их услышать и прийти помочь!

Но что это? Черно-белые, как у зебры, полоски мелькнули у него над головой, и кровожадные плоды вдруг опрокинулись назад.

Найк, по-прежнему нагруженная бурдюками, металась среди лиан, когтями обрывая их. Она была неудержима, но вот уже многие растения вступили с ней в поединок и протянули к ней свои усики.

Грегор увидел, как вокруг ее шеи обвилось лассо лианы. Все было кончено. Лианы принялись за свою смертоносную работу: они стягивались и закручивались, тянули и давили…

Грегор боялся поверить своим ушам, когда услышал вдруг знакомый голос:

— Да что же такое делается?!

Краем глаза Грегор увидел, как с полдюжины лиан безжизненно упали на землю.

— Живоглот! — прошептал Грегор, и улыбка коснулась его губ.

Воздух наполнился шумом и треском — Живоглот вступил в бой с коварными растениями.

Грегор иногда смотрел по телевизору кулинарные передачи, но никогда не знал, как называются приспособления, при помощи которых из овощей за минуту приготавливают сок или пюре.

Но он готов был поклясться, что одно из таких приспособлений имелось у Живоглота. Лиана, которая держала Грегора, совсем ослабела, а корень отвалился. Грегор упал на землю и лежал, глубоко дыша, и все никак не мог надышаться, а сверху на него сыпалась зеленая труха — все, что оставалось от хищников после встречи с Живоглотом.

Один из гигантских желтых стручков свалился прямо к его ногам, и его слюна попала ему на ботинки. Грегор безучастно смотрел, как ядовитая слюна проела кожу ботинка на мыске и добирается до его собственных пальцев.

Кто-то рывком поставил его на ноги и, схватив под мышки, поволок прочь, как мешок картошки.

Хэмнет. Грегор понял это, потому что его лицо уткнулось в рубашку из змеиной кожи. Через минуту они были уже на поляне, где разбили лагерь.

Грегор почувствовал, как с его ног торопливо стягивают ботинки, как срывают с него носки, как льется ему на ступни вода.

— Газард! Скорее тащи следующий бурдюк! — скомандовал Хэмнет.

Через некоторое время и второй бурдюк был вылит на ноги Грегору.

Неподалеку от них Найк убеждала Хэмнета, который обследовал ее лапу:

— Я в порядке. Я в полном порядке.

— У тебя коготь сломан, Найк, — возразил Хэмнет. — Ты это называешь «в полном порядке»?

В зарослях раздался треск — кто-то шел по ним, уже не волнуясь о том, что создает шум.

Живоглот выволок на поляну за загривок крысу. Это была Коготок. Как только он отпустил ее, она тут же рванулась обратно, туда, откуда они пришли.

— Пролаза… — простонала она.

— Он умер, Коготок! — рявкнул Живоглот.

Коготок отчаянно пыталась вырваться, но он повалил ее на землю.

— Он мертв! Я убил растение, которое сделало это! Стручок раскрылся, и я видел, что от него осталось! Там только скелет. Поверь мне — ему уже не помочь! И вы тоже могли погибнуть! — ревел Живоглот. — Кто это придумал? Чья это была идея — оставить лагерь?!

Живоглот остановил свой взгляд на Найк — возможно, ожидая от нее ответа. Но она молчала.

— Это не Найк, — сказал Грегор. — Она прилетела на помощь.

— Так, значит, это был ты?! — Морда Живоглота вплотную приблизилась к лицу Грегора.

— Пролаза… Он унюхал еду. А Коготок и я… Мы помогали ему ее искать. Мы не знали…

Грегор замолчал.

— Чего вы не знали?! Что растения могут вас убить? Вас ведь предупреждали! Как, как я могу помочь тебе остаться в живых, если ты не слушаешь! Все, что ты должен был делать, — просто лежать здесь и пить воду! Но ты даже на это не способен! — бушевал Живоглот.

— Ладно, Живоглот, хватит. Дай мне их подлатать, — вмешался Хэмнет.

— О да, конечно, подлатай. Чтобы они могли снова сорвать наши планы и все испортить. Глупцы! — продолжал Живоглот. — Мы все могли погибнуть, вы хоть это понимаете? Вы отдаете себе отчет, что еще одна такая выходка — и все? Не будет нас — не будет противоядия… И тогда прощай, Подземье!

— Все, хватит! — произнес Хэмнет. — Просто сядь тут и успокойся.

Живоглот отошел в сторонку, но успокоиться не мог. Он что-то бормотал себе под нос, потом неистово ругался на Грегора и Коготок, снова ворчал что-то едва слышно — и вновь кидался на провинившихся… И так продолжалось довольно долго.

Хэмнет велел Газарду принести чистой воды: в глаз Коготок попал яд из стручка. Он достал аптечку, намазал пальцы на ноге Грегора голубой мазью и наложил повязку из чистой белой ткани.

— Болит? — спросил он.

— Нет, совсем нет, — ответил Грегор.

Больно и правда не было — он чувствовал только какое-то странное покалывание в кончиках пальцев, будто от электрического тока. И все.

— Ничего, заболит, — утешил его Хэмнет, покачивая головой.

— Вода почти закончилась, — сообщил Газард.

— Я принесу еще бурдюк, лей! — ответил Хэмнет. Потом встал и оглянулся. — Найк, а где остальные бурдюки?

— Они остались там, у растений. Лианы сдернули их с моей спины, — ответила Найк.

— Стоп! — Хэмнет резко обернулся и поймал Газарда за запястье — но было уже поздно: последняя порция воды уже выливалась из бурдюка.

— Что, пап? — спросил Газард испуганно. — Я сделал что-то не так?

— Нет. Нет, малыш, ты сделал все, как я сказал, — ответил Хэмнет, проводя рукой по его голове. — Просто вода… Это был наш последний бурдюк.

ГЛАВА 18

— Что?! — переспросил Живоглот.

— Найк потеряла бурдюки с водой, когда летела на помощь. А то, что оставалось, мы использовали для промывания ран, — ответил Хэмнет.

— Значит, воды тоже нет, — резюмировал Живоглот. Помолчав, он обратился к Хэмнету: — И как долго мы можем протянуть без воды, скажи на милость?

Хэмнет качнул головой:

— Недолго. Как минимум пара дней уйдет на то, чтобы добраться до источника, где можно набрать чистой воды. И мы должны это сделать в первую очередь.

— У меня есть немного воды. — Грегор с трудом принял сидячее положение и потянулся к рюкзаку. Достав бутылку ледниковой воды, сказал: — Это не много, но все же…

— Что ж, она может спасти наших малышей от жажды. Маленькие дети страдают от обезвоживания сильнее, чем остальные, — произнес Хэмнет, забирая бутылку. — Ну а нам не остается ничего другого, как потерпеть.

Грегор кивнул. Разумеется, вода должна достаться Босоножке и Газарду. А с ним все будет в порядке. Он обходится без пищи — обойдется и без воды. Ничего, как-нибудь.

— Вы нашли что-нибудь съестное? — спросил он с надеждой.

— Нет, ничего, — сказал Хэмнет.

— Пролаза сказал… Он говорил, что эти фрукты съедобные и что он очень хорошо может отличить их по запаху, — произнес Грегор виновато.

— Ах вот как? Тогда, может, стоит вернуться и набрать пару корзин? — саркастически осведомился Живоглот.

— Ну, по крайней мере у нас есть немного воды, — сказал Хэмнет почти дружески. — Это все меняет. Отличная идея взять ее с собой.

— Это Марет придумал. Он сказал, что чистую воду нелегко найти, — ответил Грегор.

— Марет? — удивился Хэмнет. — Так он умудрился остаться в живых?!

— Да, правда, потерял ногу. В нашем походе за Мортосом, — уточнил Грегор и вдруг понял, что Марет и Хэмнет примерно одного возраста. — А вы были друзьями?

— Да, — коротко сказал Хэмнет, вертя в руках бутылку и слишком внимательно разглядывая ее.

Ничего уточнять он явно не собирался. На языке у Грегор вертелся не дающий ему все это время покоя вопрос: почему Хэмнет бежал из Регалии, где была его семья, почему предпочел жизнь в одиночестве, жизнь, полную опасностей? И что значили слова, которыми он ответил на предложение Викуса вернуться в Регалию и на его вопрос, что он здесь может делать такого, чего не может делать в Регалии: «Я не причиняю боли. Я больше не причиняю боли»?

Грегор тогда не придал значения его словам. А ведь их оказалось достаточно, чтобы Викус прервал разговор и отправился к своей летучей мыши. Какую же боль причинял Хэмнет? И кому?

Сейчас, глядя на него, такое и вообразить было невозможно. Хэмнет поднялся и убрал бутылку в сумку с аптечкой.

— Я знаю, вы все очень устали, — сказал он, — но мы должны немедленно двинуться в путь, чтобы как можно скорее достичь источника с чистой водой. Ты сможешь идти? — спросил он Грегора.

— Он сможет, — ответил за Грегора Живоглот. — И Коготок тоже. И я не хочу слышать никаких возражений ни от одного из них двоих.

Хэмнет намазал глаз Коготок какой-то мазью. Для лапы Найк он соорудил некое подобие фиксирующей гипсовой повязки из камней и ткани. Но когда он хотел дать ей лекарство из большой зеленой бутылки, она отказалась:

— Нет-нет, я не хочу себя дурманить. Только не здесь.

Хэмнет пробовал было ее уговорить, но она твердо стояла на своем.

— Хорошо, — сдался наконец Хэмнет. — Пусть твоя голова остается ясной и светлой. Но ты поедешь на Гребешок.

— Я могу лететь, — возразила Найк.

— Ты можешь лететь, но теперь не можешь как следует приземляться. А земля слишком твердая, Найк, чтобы на нее падать. Садись на Гребешок, Найк. И постарайся поспать, — велел Хэмнет.

Грегор помог ему устроить Найк в удобной лежачей позе на спине Гребешок: они закрепили ее полосками перевязочной ткани, чтобы она не могла ни сползти, ни упасть.

— Прости. Прости за все это, — сказал ей Грегор.

— Это за что же? — спросила Найк. — Я сейчас очень мило подремлю со всеми удобствами, пока вы будете тащиться пешком. Да мне впору благодарить тебя!

Эта ее бравада, ее желание в любых обстоятельствах оставаться крутой заставили Грегора еще острее почувствовать свою вину.

Газард вскарабкался на свое место на шее Гребешок и, положив голову на гребень, снова уснул. А Босоножка, которую Грегор как можно осторожнее переложил на спину Темпа, даже не шелохнулась во сне. Грегор надеялся, что она проспит подольше, ведь теперь и малышам предстояло голодать вместе со всеми.

Его ботинки были безнадежно испорчены ядом этих отвратительных стручков. Сквозь проеденную насквозь кожу Грегор видел пальцы своих ног и повязки на них. Идти в ботинках дальше было невозможно, и Хэмнет стянул с себя сандалии из змеиной кожи.

— Вот, Грегор, надень, — сказал он.

— А как же ты? — в нерешительности спросил Грегор.

— Со мной все будет в порядке. Я довольно долго ходил босиком, пока мне в голову не пришла идея изготовить сандалии из кожи змеи. А вот тебе обувь просто необходима, иначе твои повязки не будут держаться, — ответил Хэмнет.

— Спасибо, Хэмнет, — с чувством сказал Грегор, натягивая сандалии.

На самом деле они были больше похожи на носки, эти сандалии, но все-таки они давали хоть какую-то защиту его непривычным к земле ногам.

Коготок все лежала без движения там, где Живоглот бросил ее на землю, будто у нее не было сил пошевелиться. Схватка с плотоядными растениями стоила всем немало нервов и сил, но ей было хуже, чем остальным.

— Эй, Коготок, как ты? — позвал он.

И сам устыдился своего дурацкого вопроса. Как она… Естественно, плохо, что уж там.

Пролаза погиб. И все ее дети могут погибнуть…

— Видишь ли, мы уже отправляемся в путь. Надо найти воду.

Коготок тут же встала и заняла свое место позади Гребешок — но сделала все это, не проронив ни звука. Грегор вспомнил свое состояние, когда пропала Босоножка. И какой была Люкса, когда Генри сначала предал ее, а потом погиб. И решил оставить Коготок в покое.

Тропинка, по которой они шли, становилась все уже и наконец совсем пропала. Теперь им приходилось буквально продираться сквозь заросли. Поначалу Грегору было совсем не сложно двигаться — сандалии Хэмнета оказались такими легкими по сравнению с его ботинками. Но вскоре он ощутил сильную боль в пальцах ног. Сначала это было покалывание, потом жжение, а потом ему стало казаться, будто его ноги охвачены пламенем. Но он молча шел вперед, стиснув зубы, потому что знал, что Живоглот встретит любую жалобу с его стороны потоком ругательств или насмешек.

Должно быть, именно из-за того, что он знал, что у них больше нет воды, пить ему хотелось нестерпимо. Во рту пересохло, а на губах потрескалась кожа.

В Подземье жажда никогда особо не мучила его — чистая вода была здесь в изобилии, даже в Мертвых землях. А уж дома всегда можно было напиться холодной, прозрачной воды — прямо из-под крана.

Так они шли часа четыре, которые для Грегора превратились в четырежды четыре, и наконец остановились на привал, потому что проснулись Газард и Босоножка. Газард понимал, что у них нет воды, а Босоножка дергала Грегора за рубашку и канючила:

— Пить! Я хочу пить, Гррре-го!

Она думала, он просто не слышит, раз не дает попить. Она была такая доверчивая, такая милая и беспомощная…

Когда Хэмнет в конце концов поднес бутылочку с водой к ее губкам, она присосалась к ней и выпила одним глотком чуть ли не треть, прежде чем ее успели остановить.

— Помедленнее, Босоножка, нам нужно оставить водичку на потом, — сказал Хэмнет, мягко забирая у нее бутылку.

— Исё! — потянулась она к бутылке.

— Нет, Босоножка, ты попьешь позже, — объяснил Хэмнет и дал Газарду сделать глоток.

Босоножка обиделась и повернулась к Грегору:

— Яблочный сок? — Голосок ее звучал жалобно и просяще.

— Нет, Босоножка, нет у нас яблочного сока. Ты лучше ложись и постарайся еще поспать, — сказал Грегор.

Она замолчала, но долго еще продолжала хныкать.

После небольшой передышки они снова двинулись в путь. Босоножка ехала на Темпе и как заведенная повторяла одно слово: «пить». Пить, пить, пить…

Когда это прозвучало в трехтысячный раз, Грегор не выдержал и заорал:

— У меня нет воды, Босоножка! И сока тоже нет! Ты поняла?

Это было неправильно. Босоножка залилась слезами, а ведь это ей грозило еще большей потерей столь драгоценной сейчас жидкости. Рев продолжался минут двадцать, пока Хэмнет не отдал ей остатки воды из бутылки. И тогда, утомившись от слез, ко всеобщему облегчению, она уснула.

Пальцы на ногах Грегора горели огнем, а ноги сводили судороги. Сквозь тонкую подошву сандалий корни кололи пятки, а соль от пота попадала в раны и разъедала их.

И тут сзади раздался вкрадчивый голос Живоглота:

— И в этот раз с тобой ничего не случилось, так ведь, маленький яростник?

Грегор понял, о чем тот говорит, но не стал отвечать.

— О, я не хочу этого дара, Живоглот! — передразнил Живоглот тоненьким голоском. — Ты думал, что все можешь? Можешь ходить где вздумается — и все тебе будет нипочем. Ты думал, что неуязвим. Ведь ты яростник! Ну что ж, теперь все смогли убедиться, какой ты на самом деле слабак.

— Живоглот, прекрати, ему и так досталось, — раздался голос Хэмнета.

— Он должен понять, что был на волосок от смерти! — прорычал Живоглот.

— Да он понимает, — миролюбиво произнес Хэмнет. — Он понимает, что следовало хорошенько подумать, прежде чем что-то делать. Он не подумал. Но кто из нас не делал ошибок, Живоглот? Уж точно не ты. И не я.

И Живоглот наконец замолчал. Но Грегор знал, что все, сказанное Живоглотом, — чистая правда. Нет, он не думал, что неуязвим, но то, что он яростник, делало его более бесстрашным в опасных ситуациях. И в то же время приступы ярости по-прежнему вызывали у него тревогу — он не знал, как управлять ими, как их контролировать, они случались помимо его воли, и он был бессилен их предусмотреть. Получалось, что они управляли им — и оттого он чувствовал себя… беспомощным.

Дорога была тяжелой, но Грегор собрался с мыслями и стал анализировать случаи, когда трансформация происходила, и те, когда ее не случалось. До своего первого попадания в Подземье он никогда не дрался — поэтому ничего подобного с ним случиться не могло.

Когда Живоглот напал на него в туннеле, трансформация не произошла. Но тогда все случилось очень быстро, к тому же Грегор почти сразу сообразил, что это именно Живоглот.

Когда летучая мышь упала на стадион, ситуация была более чем опасная — но ничего похожего на приступ яростничества тоже не произошло, да и драться ведь было не с кем, разве что с блохами.

Потом был этот случай с лягушками. Он знал, что Босоножке угрожает опасность. И источник опасности был вполне очевиден.

А эти растения… они напали так внезапно… Может, ответ кроется в этом? Может, он становится яростником лишь тогда, когда отчетливо понимает, откуда исходит угроза?

Но тогда как объяснить, что произошло с ним в самый первый раз, когда он сражался всего-навсего с «кровяными» шариками? Тогда-то никакой опасности не было.

Это означает, что никакой закономерности нет — или он ее не видит. Это была последняя отчетливая мысль, которую он осознал. Следующие несколько часов, а может, дней он только ощущал: боль, страх и растерянность — от непонимания, где он находится.

Он должен был идти. А потом лежать, уткнувшись лицом в траву, не обращая внимания на жгучую боль в ногах. Чувствовать, как Хэмнет мажет маслом его потрескавшиеся губы, меняет ему повязку. Слышать, как Босоножка сначала плачет, потом что-то тихонько шепчет, а потом просто лежит неподвижно на спине у Темпа. Чувствовать чудовищную жажду и мечтать о глотке воды… воды с белоснежных ледников, которых он никогда не видел и никогда не увидит, наверное…

Идти… Идти… Идти…

Язык распух, голова раскалывалась от боли, сердце вырывалось из груди… желудок свело от голода. Он спотыкался о лианы, засмотревшись на ручки сестренки, безвольно свисавшие со спины Темпа. Босоножка… она спит… или без сознания? Или… Или мертва?

Нет, она не мертвая, грудка ее вздымается и опадает, она часто дышит, ее потрескавшиеся губки, смазанные маслом, посинели…

И вдруг — голос Живоглота, слабый и хриплый:

— Я чувствую чистую воду…

Грегор не мог оставаться на месте. Вслед за Живоглотом и Коготок он рванулся в джунгли, превозмогая дикую боль в ногах.

Он услышал, как шумит вода. Не тихое, едва слышное журчание, которое доносилось из расщелин и день за днем сводило их с ума… Нет, это был мощный, жизнеутверждающий звук, исторгаемый водным потоком.

Крысы уже бежали бегом, а Грегор тащился за ними. Он уже видел воду, стекавшую по большому камню и образовавшую небольшое озеро у его подножия… видел песочный пляж…

И вдруг…

— Назад! Назад! — раздался встревоженный крик Живоглота.

Грегор видел, как Живоглот и Коготок отскочили, словно перед ними разверзлась земля.

Механически, словно робот, Грегор продолжал идти вперед, хотя и слышал крик Живоглота, который пытался его остановить. Ноги его отяжелели и отказывались идти, и он с удивлением обнаружил, что увяз в чем-то по самые лодыжки. Потом это «что-то» подобралось к коленям — и волна адреналина вернула к жизни его мозг.

— Зыбучие пески! — закричал он, отчаянно пытаясь выбраться из ловушки.

Но у него ничего не вышло — он уже увяз слишком глубоко.

— Перестань дергаться! — приказал Живоглот. — Так ты только глубже провалишься!

— Плыть! — закричал Грегор. — Надо плыть!

Он вспомнил, что зыбучие пески похожи на воду. Если бы он мог лечь на спину — он бы выплыл и без посторонней помощи, но сейчас было уже слишком поздно: его засосало по бедра, и у него не было шансов выбраться из песков самостоятельно.

— Хэмнет! — позвал Живоглот. — Хэмнет, сюда!

Живоглот вел себя правильно: он встал на все четыре лапы и не двигался, найдя безопасное место. А вот Коготок была в панике. Ее хаотичные резкие движения привели к тому, что она оказалась в песке уже по шею. Грегор протянул руку и ухватился за лиану. Сначала ему удалось приподнять себя дюймов на шесть, но лиана оборвалась, и он еще глубже погрузился в песок.

— Найк! — крикнул он. — Найк!

Справа от него раздался шум — помощь пришла! Но черные блестящие глаза, смотревшие на него из зелени, не были ему знакомы. Сначала Грегор решил, что это крысы. Потом увидел, что морды у этих существ меньше, чем у крыс, а кости черепа явно тоньше.

Мыши! Это, должно быть, мыши!

— Помогите! — крикнул Грегор. — Помогите же!

Но мыши не шелохнулись. Кто-то спланировал сверху, перевернулся в воздухе, сделал сальто и мастерски приземлился на крохотное свободное пространство между двумя мышами.

И Грегор, еще не видя, знал кто. Одежда превратилась в лохмотья, бледная кожа была сплошь покрыта синяками и царапинами. Длинный шрам прорезал лицо от левого виска до подбородка. Но на голове все еще гордо поблескивал золотой ободок. И эти сиреневые глаза…

Да, он узнал бы их из тысячи.

— Люкса!

Даже в своем отчаянном положении он чувствовал, что его переполняет радость. Она жива!

Он улыбнулся, и кровь потекла из его растрескавшихся губ.

— Люкса!

Он протянул ей руку — ведь сейчас она его спасет! Но Люкса не протянула в ответ своей руки. Она не легла на берег и даже не протянула ему лиану. Нет.

Сложив руки на груди, она спокойно смотрела, как Грегор увязал в зыбучих песках.