ЧАСТЬ 3 КРЫСА


ГЛАВА 19

— Стоять! — крикнул Викус, поскольку Люкса, Генри и Марет вскочили, обнажив мечи. — Стоять на месте!

Крыса с ухмылкой оглядела всех троих, с мечами наготове:

— Да-да, — сказала она, — нечего тут. Не то испугаюсь и убегу. А это поставит меня в глупое положение, — и она засмеялась.

Люкса и Марет застыли в нерешительности, но Генри, игнорируя приказ Викуса, бросился на крысу. Не двигаясь с места и не шевельнув ни единым мускулом, крыса ударила хвостом. Хвост, словно кнут, просвистел в воздухе и выбил меч из руки Генри. Капли крови брызнули на пол и стены пещеры, а Генри схватился за запястье, скрючившись от боли.

— Самое главное правило солдата гласит: нужно научиться слушать и исполнять приказы командира, даже если ты с ними не согласен! — философски заметила крыса. — Осади, пацан, не то плохо кончишь, так же, как я: будешь вынужден скитаться и греть свои старые кости у костра врагов. — Крыса кивнула старику: — Приветствую тебя, Викус!

— Здравствуй, Живоглот! — с улыбкой сказал Викус. — Мы как раз садимся ужинать. Составишь нам компанию?

— А я уж думал, ты никогда не предложишь, — ответствовал Живоглот, отрываясь от стены и подходя к костру. Он сделал реверанс в сторону Соловет: — Моя дорогая Соловет, как это мило с твоей стороны, что ты прилетела повидать меня! Ну и с войной тебя, конечно.

— Я бы ни за что не упустила шанс разделить с тобой кусок хлеба, Живоглот, — ответила Соловет.

— Ой, прекрати! Ты же знаешь — лестью от меня можно добиться чего угодно, — сказал Живоглот. — Что ж, поздравляю с победой!

— Я разбила тебя наголову, — довольно улыбнулась Соловет. — Твои бойцы поджали хвосты и попрыгали в реку, спасая свои шкурки.

— Бойцы, — протянул Живоглот. — Они такие же бойцы, как я бабочка! У меня было бы больше шансов на победу, даже если бы в моей армии были тараканы. — Он покосился на вжавшихся в стену Темпа и Тика и вздохнул: — Присутствующие, разумеется, не должны принимать это на свой счет.

Босоножка нахмурилась, подошла к Живоглоту ближе и вытянула в его сторону пухленький пальчик:

— Ты мишка?

— Да, я мышка. Пи-пи-пи!. А теперь брысь отсюда к твоим дружкам-тараканам! — ворчливо ответил Живоглот, беря в лапы ломоть вяленого мяса. Он оторвал кусочек зубами и заметил, что Босоножка по-прежнему стоит рядом. Тогда он приподнял губу, обнажил ряд ровных острых зубов и зашипел.

— Ой-ой! — вскрикнула Босоножка и бросилась к тараканам. — Ой-ой!

— Не делайте так, — вмешался Грегор. Крыса обратила на него свои блестящие глазки, и Грегор застыл от того, что в них увидел. Острый ум, убойную силу и, как ни странно, тоску.

Эта крыса не была похожа на Лязга и Клыкастера. Она была гораздо сложнее — и гораздо опаснее. Впервые Грегор усомнился в своих возможностях: если ему предстоит сражаться с таким существом — у него нет шансов. Он непременно потерпит поражение. И погибнет.

— А, это, должно быть, наш воин, — вкрадчиво произнес Живоглот. — Ты очень похож на своего отца. Поразительное сходство!

— Не надо пугать мою сестру, — сказал Грегор, стараясь не выдать своего волнения. — Она еще маленькая.

— Ну, судя по тому, что я о ней слышал, она легко даст фору вам всем вместе взятым, — усмехнулся Живоглот. — Впрочем, смелым, ясное дело, может считаться лишь тот, кто умеет считать, да. Осмелюсь предположить, что все остальные здесь считать умеют и как раз в этот момент пытаются собрать всю свою смелость, чтобы поучаствовать в трапезе.

Крыса окинула взглядом Люксу, Марета и Генри, которые старались держаться в отдалении. Летучие мыши рассыпались цепью, сложив крылья, и явно не знали, что предпринять.

— Ладно, идите скорее сюда. Неужели никто не проголодался? Я ужасно не люблю есть один. Это заставляет меня чувствовать себя таким одиноким, — произнес Живоглот.

— Я не предупредил их, Живоглот, — сказал Викус.

— Да я уже понял, — ответил тот. — Я понял, что мое появление стало для всех приятным сюрпризом.

И он с чувством захрустел хрящиком, издавая своими огромными зубами жуткие скрежещущие звуки.

— Позвольте представить вам Живоглота, грызуна, — обратился к своим спутникам Викус. — Он-то и поведет вас дальше — он ваш проводник.

Последовала довольно долгая пауза — все словно лишились дара речи.

Грегор пытался осмыслить то, что сказал Викус. Крыса. Старик оставляет их в лапах у крысы. Ему хотелось рвать и метать, но он не мог пошевелиться, не мог произнести ни слова.

Наконец молчание прервала Люкса хриплым от ненависти голосом:

— Нет. Он с нами не пойдет. Мы не выступим в поход с крысой.

— Так сказано в «Смутном пророчестве», Люкса, — спокойно возразила Соловет. — Один грызун среди вас…

— Это может означать все что угодно, — возразила Люкса. — Может, имеется в виду, что «среди нас» будет дохлая крыса.

— Возможно, что и так. Но вряд ли. Я наблюдал ваш последний бой — и очень сомневаюсь, — заявил Живоглот, приступая к сыру.

— Сегодня днем мы уничтожили пять крыс! — запальчиво сказала Люкса.

— Ты имеешь в виду тех идиотов, которых я специально выбрал из-за их трусости и тупости? О да, браво, ваше высочество! Или величество? Та еще была битва, — продолжал Живоглот, и голос его сочился сарказмом. — Не стоит обольщаться. Вы не умеете драться с крысами.

— Но они уничтожили Клыкастера и Лязга, — возразил Марет.

— О, ну, тогда мне придется извиниться. Клыкастер и Лязг были прекрасными бойцами — в тех редких случаях, когда случайно оказывались трезвы, — съязвил Живоглот. — И потом, думаю, более всего их смутило внезапное появление нашего доблестного воина. Что скажешь, воин? Ты тоже отказываешься идти со мной?

Грегор взглянул во влажные, пытливые глаза Живоглота. Нет, Грегор не горел желанием выступить с Живоглотом. Но если откажется — как он найдет отца?

Словно угадав его мысли, Викус сказал:

— Живоглот тебе пригодится — ведь он сможет проводить тебя к отцу. Люди не в состоянии разобраться в лабиринте туннелей. Дорогу без него тебе не найти.

И все же…

Ведь это КРЫСА!

Грегор провел в Подземье всего несколько дней, но уже всей душой возненавидел крыс. Они убили родителей Люксы и Генри, они держали в плену папу, они чуть не сожрали его самого вместе с Босоножкой! Он ненавидел их до судорог, он даже думать о них не мог без содрогания.

И еще он не мог понять, почему, если все крысы враги, эта крыса стоит сейчас перед ним и предлагает быть его проводником.

— А вам-то какой от этого прок? — спросил он Живоглота.

— Закономерный вопрос, — ответил Живоглот. — Понимаешь ли, я намерен свергнуть короля Грызера И мне нужна твоя помощь.

— В каком смысле?

— А я пока не знаю, — пожал плечами Живоглот. — И никто не знает.

Грегор поднялся и взял Викуса за руку:

— Мне нужно поговорить с вами наедине, — сказал он.

Злость, которая прозвучала в его голосе, удивила даже его самого. Но он и правда был зол.

Крыса — это уже чересчур! Они так не договаривались.

Викус уловил его настрой. А может, был готов к такому повороту. Они отошли шагов на тридцать в сторонку.

— Итак, — начал Грегор, — как долго вы разрабатывали этот план с крысой?

— Не могу в точности сказать, — произнес Викус после недолгого раздумья. — Но разумеется, все зависело от того, когда появишься ты.

— Почему же вы не сказали мне об этом раньше?! — бушевал Грегор.

— Я стараюсь не давать людям больше информации, чем они в состоянии переварить в данный момент, — ответил Викус.

— А кто сказал, что я не в состоянии чего-то переварить? Я вполне могу переварить! — запальчиво произнес Грегор, вовсе не уверенный в том, что он и сейчас в состоянии это переварить.

— Возможно, это так и есть. Но для Генри и Люксы, сам понимаешь… Я собирался все рассказать тебе, когда мы дошли бы до этого места, разбирая «Смутное пророчество», — сказал Викус. — Ты бы спросил, что эта строчка означает, — и я бы тебе ответил.

Грегор вытащил пророчество из кармана:

— Так давайте продолжим, — и уставился на ту часть пророчества, где было написано:

ОДИН ГРЫЗУН СРЕДИ ВАС И НЕКТО, КОТОРЫЙ ЖДЕТ ВПЕРЕДИ.

— Значит, грызун — это Живоглот. А мой отец — некто, — сказал Грегор. И продолжил читать:

И ТОЛЬКО ВОСЕМЬ ОСТАНУТСЯ ЖИВЫ, ДОЙДЯ ДО КОНЦА ПУТИ.

— А это что значит? — спросил Грегор, тыча пальцем в строчку.

— Если посчитаешь всех упомянутых в пророчестве, у тебя получится двенадцать: два наземных, два подземных, два летучих, два ползучих, два прядущих, один грызун и некто… Но в конце путешествия в живых останется только восемь. Четверо должны погибнуть, — мрачно сказал Викус. — И никто не знает, кого именно ожидает эта участь.

— Ах вот как! — произнес Грегор растерянно. Он ведь читал пророчество раньше, но почему-то не вникал в эти слова, не придавал им значения. — Значит, четверо из нас погибнут…

— Зато восемь останутся в живых, Грегор, — мягко сказал Викус. — И еще — возможно, мир удастся спасти.

Грегору не хотелось больше обсуждать эту часть пророчества, и он перешел к следующей, заключительной строфе:

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КТО ПОГИБНЕТ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.

ХОТЬ ВЫБОР НЕЛЕГКИМ БУДЕТ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.

ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТАТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ.

ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.

— Вообще не понимаю, о чем речь, — сказал он.

— И я не понимаю. И никто не понимает. Можно голову сломать. Думаю, никто не поймет, пока не придет время, — ответил Викус. — Грегор, мальчик мой, все это тяжело и неприятно — но необходимо. Это необходимо тебе — если ты хочешь спасти отца. И необходимо моему народу — если мы хотим остаться в живых.

Грегор почувствовал, как гнев уступает в душе место страху.

Он предпринял еще одну попытку:

— Я не хочу иметь дело с этим… с этой крысой, — сказал он почти умоляюще. — Он же легко нас всех перебьет.

— Нет. Ты не должен судить о Живоглоте по тому, что знаешь о крысах вообще. Он — уникальное создание, никто не может сравниться с ним в мудрости. Между крысами и людьми не всегда была война. Когда мы с Соловет и Живоглотом были молоды, люди и крысы жили в мире. Живоглот хочет восстановить те отношения. А вот король Грызер людей ненавидит и хочет уничтожить нас всех, — объяснил Викус.

— Значит, вы утверждаете, что Живоглот — хорошая крыса, — медленно подбирая слова, произнес Грегор.

— Если бы я не был в том уверен, разве я оставил бы свою внучку на его попечение? — спросил Викус.

— Вашу внучку?! — удивился Грегор.

— Моя дочь Юдит была матерью Люксы, — сказал Викус с горечью.

— Вы дедушка Люксы? Почему же она называет вас по имени? — Эти подземные ужасно странные — он и подумать не мог, что они родственники.

— У нас так принято, — уклончиво ответил Викус. — Прошу тебя, присматривай за ней. Если все это нелегко для тебя — представь, каково ей.

— Вообще-то я еще ни на что не согласился! — воскликнул Грегор. Но взглянув в глаза старика, сдался: — Ладно, я постараюсь. Есть что-нибудь еще, что мне следует знать?

— Только одно: что бы я ни говорил, с самого первого мгновения, как только увидел тебя, я совершенно точно знал, что ты и есть воин.

— Спасибо. Чудесно. Это очень обнадеживает, — пробурчал Грегор.

И они вернулись к остальным.

— Итак, — обратился к ним Грегор. — Мы с Босоножкой идем дальше — с крысой. Кто с нами?

Повисла тяжелая пауза. Наконец Темп сказал:

— Если идет принцесса, идем и мы.

— Что скажешь, Люкса? — спросил Викус.

— А что я могу сказать? Разве я могу вернуться к своему народу и заявить, что отказалась участвовать в походе, который является нашей единственной надеждой на спасение? — с горечью ответила Люкса.

— Конечно ты не можешь этого сделать, Люкса, — сказал Генри. — И он прекрасно это знает!

— У тебя ведь есть выбор… — начал Викус, но Люкса перебила его:

— У меня есть выбор! У меня есть выбор! Зачем ты говоришь о выборе, зная, что у меня его нет?!

И они с Генри повернулись к Викусу спиной.

— Летучие мыши, как вы? — спросила Соловет, так как Викус, похоже, не в силах был говорить.

— Мы с Авророй летим, — промурлыкал Арес.

— Что ж, решено. Давай, Марет, нам пора домой! — скомандовала Соловет.

Расстроенный Марет передал путешественникам запасы еды.

— Высокого полета. Высокого полета вам всем, — сказал он дрожащим голосом, садясь на свою летучую мышь.

Соловет села на свою мышь и развернула карту. Живоглот помогал ей найти на карте кратчайший путь в Регалию, а Викус направился в сторону Люксы и Генри.

Они даже не обернулись.

— Мне горько оттого, что я не могу завершить вместе с вами начатое, но я хочу сказать, что прекрасно понимаю, что творится у вас на душе. Возможно, наступит такой день, когда вы сможете понять и простить меня. Высокого тебе полета, Генри. Высокого тебе полета, Люкса, — произнес Викус. Он подождал ответа, но его не последовало.

Тогда Викус повернулся и с трудом забрался на свою летучую мышь.

Как ни возмущала Грегора мысль, что ему придется продолжить поход с этой ужасной крысой, в эту минуту он всем своим существом сочувствовал Викусу. Ему хотелось заорать Люксе: «Скажи же что-нибудь! Не позволяй своему деду вот так улететь! Ведь четверо из нас не вернутся обратно!»

Но слова застряли у него в горле. А в глубине души он и сам не мог простить Викусу того, что он их вот так оставляет.

— Высокого тебе полета, Наземный, — сказал Викус.

Грегор не знал, что ответить. Промолчать? Дать Викусу почувствовать, что он, Грегор, тоже осуждает его поступок? Ему казалось, что имеет право так поступить.

Но помимо воли в памяти вдруг всплыли эти последние два года, семь месяцев и теперь уже, наверно, пятнадцать дней. Было так много всего, что он хотел бы сказать папе, если бы у него появилась такая возможность. Так много всего! Например о том, как здорово сидеть с ним всю ночь на крыше и смотреть на звезды. Или как он, Грегор, любит ездить с ним в метро на стадион, смотреть бейсбольный матч. Или хотя бы вот это: как он счастлив, что среди миллиардов людей, живущих на свете, именно он оказался его папой.

Его душа была полна таких вот невысказанных слов. Летучие мыши взмыли в воздух. Через мгновение их и след простынет.

— Высокого полета, Викус! — закричал Грегор. — Высокого вам полета!

Викус оглянулся, и Грегору показалось, что он видит на его лице слезы. Викус, прощаясь, поднял руку. И они улетели.

ГЛАВА 20

Теперь их осталось только девять.

У Грегора было такое чувство, будто взрослые вдруг куда-то ушли, оставив детей на попечение няньки-крысы. В глубине души он ощущал себя слабым, маленьким и одиноким. Он оглянулся на своих спутников, понимая, что рассчитывать отныне придется только на себя.

— Нужно чуток отдохнуть, набраться сил перед походом, — сказал Живоглот, позевывая. — Через несколько часов выступаем.

Аккуратно смахнув с шерсти несколько сырных крошек, он свернулся калачиком и через минуту уже спал ровным глубоким сном.

Остальные молчали, не зная, что сказать. Грегор расстелил на полу одеяло и позвал Босоножку.

— Ететь? — спросила Босоножка, указывая в том направлении, где скрылся Викус.

— Да, они улетели, Босоножка. А нам нужно поспать. Пора баиньки.

Он лег на одеяло, и она тут же залезла к нему под мышку — без всяких капризов и уговоров. Темп и Тик расположились у них по бокам. Наверно, решили выполнять роль охраны. Смешные… Будто они могут реально помешать Живоглоту, если он решит на них напасть. Но знать, что они рядом, было почему-то приятно: хоть и не особо надежная, но защита.

Люкса не стала ложиться. Тогда Аврора подошла к ней и обняла ее своими золотистыми крыльями. Арес улегся рядом с Авророй, а Генри удобно устроился у него в ногах.

Они не предприняли никаких мер предосторожности, несмотря на то, что Живоглот в два счета мог разделаться с ними со всеми. «Сначала он нападет на Люксу и Генри — они единственные из нас вооружены, а затем легко покончит с остальными», — вертелось в голове у Грегора. Аврора и Арес еще могут улететь, остальным же никуда не деться.

С этим оставалось только смириться. И Грегор смирился. И почему-то страх его прошел.

У него не оставалось другого выбора — он должен был доверять Живоглоту, иначе ведь и глаз не сомкнуть. И Грегор стал, задремывать, отгоняя от себя видения дергающихся полосатых паучьих лап и оскаленных крысиных зубов.

Да, нелегкий выдался денек.


Он очнулся от громких, неприятных, вызывающих мурашки звуков. Еще не до конца проснувшись, схватил в охапку Босоножку, но тут же понял, что звуки издает Живоглот, щелкая по земле хвостом.

— Подъем, подъем! — ревел тот. — Пора в дорогу! Быстренько перекусите — и выдвигаемся!

Грегор нехотя поднялся с одеяла, ожидая, что Марет, как всегда, сейчас приготовит поесть. И тут же вспомнил, что Марета с ними нет.

— Как насчет того, чтобы помочь мне приготовить еду? — обратился он к Генри.

— Мы с Люксой такими пошлыми вещами не занимаемся — мы королевские особы! — заносчиво ответил Генри.

— А, ну конечно. Но ты, наверно, забыл: я — воин, а Босоножка — тараканья принцесса. И в таком случае вы просто останетесь голодными, потому что я не собираюсь вас обслуживать, — небрежно бросил Грегор. Эти королевские штучки ему уже порядком надоели.

Живоглот рассмеялся:

— Так им, пацан! И еще скажи им, не забудь, что твоя страна воевала, чтобы обходиться без всяких там королев и королей, воевала и победила.

Грегор с удивлением уставился на Живоглота:

— А откуда вы знаете?

— О, я знаю о твоем Наземье много такого, о чем твои спутники и представления не имеют. Я много времени провел среди ваших книг и газет.

— Вы и читать умеете?! — изумился Грегор.

— Ну да, многие крысы умеют читать. А вот писать, мы, к несчастью, не можем — ручку в лапе не удержать. Давай, Наземный, шевелись. Будете вы есть или не будете — плевать я хотел, но нам пора выдвигаться! — велел Живоглот.

Грегор отправился к мешкам с припасами. Там были копченое мясо, хлеб и эта штука вроде сладкого картофеля. Грегор, прикинул, что запасов еды осталось дня на три, если, конечно, особо не пировать. Хотя… Живоглот ведь жрет, как свинья, и он, разумеется, рассчитывает, что они будут делиться с ним своей едой. Так что нет — два дня, не больше.

Подошла Люкса и присела неподалеку.

— А как это… ну, готовить еду? — неожиданно спросила она.

Грегор бросил на нее недоверчивый взгляд:

— В каком смысле?

— Мы с Генри… мы просто ни разу в жизни сами ничего не готовили, честно! — смущенно ответила Люкса.

Грегор вдруг заметил, что Генри смотрит на Люксу с недовольным видом, но решил не обращать на это внимания.

— Ты хочешь сказать — вообще ничего? Даже сандвич?

Нельзя сказать, чтобы самому Грегору часто приходилось готовить, и нельзя также сказать, что он с этим отлично справлялся, но все же, если мама задерживалась, он мог пожарить яичницу или сварить макароны и посыпать их тертым сыром. Ничего особенного, но все-таки.

— Сандвич? Это блюдо такое? Его, верно, назвали в честь Бартоломью из рода Сандвичей? — удивилась она.

Грегор пожал плечами:

— Вот уж не знаю! Вообще-то сандвич — это два кусочка хлеба, между которыми кладется мясо, или сыр, или арахисовое масло, или еще что-нибудь.

— Я никогда не делала сандвичи, — призналась Люкса.

— Это совсем не трудно. Смотри: отрезаешь несколько кусочков мяса… лучше тоненьких, так вкуснее. — Грегор дал ей в руки нож, а сам занялся хлебом, отрезав от буханки восемь тонких ломтей.

Люкса очень старалась, но все же было видно, что с кухонным ножом она обращаться совсем не умеет. Грегор показал ей, как из хлеба и мяса делать сандвичи, и Люксе, кажется, даже понравилось. Она приготовила четыре сандвича: для себя, своего кузена и мышей. А Грегор остальные: было бы странно предлагать ей готовить угощение для тараканов, а уж тем более для Живоглота.

Грегор разбудил Босоножку, и малышка уплела свой сандвич со зверским аппетитом. Темп и Тик вежливыми кивками поблагодарили Грегора за еду.

Наконец Грегор протянул сандвич Живоглоту, который с мрачным видом подпирал стенку туннеля.

— Это что, мне? — жеманясь, промолвил тот. — Вот уж не ожидал! Сдается мне, остальные-то были бы безумно рады, если бы я сдох от голода!

— Если ты сдохнешь от голода, я никогда не найду своего отца, — ответил Грегор.

— Совершенно верно, — согласился Живоглот, жадно запихивая в рот сандвич. — Я рад, что мы понимаем друг друга. Обоюдный интерес очень сплачивает. Крепче, чем дружба, сильнее, чем любовь.

— А разве крысам… разве вам известно, что такое любовь? — сухо осведомился Грегор.

— О да, — ухмыльнулся Живоглот. — Мы без ума… от самих себя!

«Как мило!» — с неприязнью подумал Грегор. Он сел рядом с Босоножкой, которая уже доела сандвич.

— Исё, — сказала малышка и показала пальчиком на сандвич Грегора.

Грегору очень хотелось есть — но он не мог оставить ее голодной. Он уже собирался разломить пополам свой сандвич, но Темп деликатно положил перед Босоножкой свою порцию.

— Принцесса может есть мой, может мой, — сказал таракан.

— Темп, тебе ведь тоже нужно подкрепиться, — возразил Грегор.

— Не очень, нет, — ответил Темп. — Тик сказала делиться со мной, делиться.

Сказала? Значит, Тик — таракан-девочка.

— Я дать ему еды, дать еды, — прошелестела Тик.

Ему. Значит, Темп — таракан-мальчик.

Хорошо, хоть он теперь об этом узнал. Ведь тараканы по-прежнему казались Грегору абсолютно одинаковыми, и он даже боялся как-нибудь ненароком этим их обидеть.

Тем временем Босоножка уже почти прикончила бутерброд Темпа, и Грегору ничего не оставалось, как просто принять этот факт. В следующий раз он непременно сделает так, чтобы им досталось больше.

Буквально через пару минут с завтраком было покончено, и все стали готовиться в дорогу. Но когда путники собирались было забраться на летучих мышей, Живоглот вдруг остановил их:

— Не стоит себя утруждать. Там, куда мы направляемся, лететь они не смогут. — И он указал на туннель: тот был меньше двух метров в высоту, а шириной не больше метра.

— Как, нам туда?! А другого пути нет? — расстроился Грегор. Ему совсем не улыбалось оказаться в этой узкой темной дыре вместе с Живоглотом, несмотря на их обоюдный интерес.

— Путей несколько. Но этот самый лучший. Или ты сам поищешь дорогу? — отрезал Живоглот.

Грегор вдруг заметил, что Арес и Аврора дрожат, прижавшись друг к другу.

— Но как же летучие мыши?

— Я уверен, вы найдете приемлемое решение, — ответил Живоглот.

— Как вы относитесь к пешим прогулкам? — обратился Грегор к Аресу.

— Никак. Можем пройти несколько шагов, и все, — сказал Арес.

— Тогда мы вас понесем, — заявил Грегор.

— Повезти вас, летучие, повезти вас? — оживился Темп.

— Летучие мыши не ездят верхом на тараканах! — высокомерно вздернула голову Аврора.

— А почему, интересно? Они же на вас ездили, — вмешался Грегор.

Его порядком достало это всеобщее пренебрежение к тараканам. А ведь те никогда не жаловались. Тащили вещи, приглядывали за Босоножкой. Да что говорить — путешествовать с тараканами, оказывается, на редкость легко и приятно!

Летучие мыши по-прежнему дрожали, прижавшись друг к другу.

— Ладно, — продолжил Грегор. — Послушайте меня: я вас не понесу — мне хватает Босоножки и припасов. Люксе и Генри тоже вас не осилить. Так что лучше всего вам перестать кочевряжиться и поехать на тараканах. Думаю, это лучший вариант, чем просить Живоглота, чтобы он тащил вас на себе.

— Не надо говорить с ними в таком тоне, — недовольно заметила Люкса. — Дело не в том, что они презирают тараканов. Просто туннель очень узкий, а летучие мыши не любят такие места, где нельзя расправить крылья.

— А, ну конечно! Только знаешь, кое-кто из присутствующих — а таких здесь половина! — не особо любят летать на высоте птичьего полета, — разозлился Грегор.

Он и сам удивился тому, как резко прозвучал его голос. Но ведь Аврора и Арес не проявляли никакого сочувствия к Грегору и тараканам, видя, как те боялись летать.

— Послушайте, я все понимаю! Да, будет трудно, но я уверен, что не весь наш путь пойдет по узкому туннелю. Правда, Живоглот?

— О, разумеется, не весь, — ответил Живоглот, не снисходя до спора или объяснений. — Ну что, мы можем выступать? А не то война кончится раньше, чем мы решим наши насущные проблемы.

— Мы поедем на тараканах, — коротко бросила Аврора.

Грегор помог Люксе и Генри устроить мышей поудобнее. Им пришлось лечь лицом вниз и держаться когтями за тараканьи панцири. Грегор не мог не признать, что путешествовать так не особенно комфортно.

Он посадил Босоножку в рюкзачок и взялся за сумку с оставшимися припасами.

— Давай, веди нас… — обратился он к Живоглоту.

— Ну наконец-то, — сказал Живоглот и скользнул в черное отверстие туннеля.

Генри шел вслед за ним, с факелом в одной руке и мечом в другой. Грегор подумал, что таким образом Генри словно гарантирует безопасность мышей. За Генри следовали тараканы со своей нелегкой поклажей.

Грегор хотел пропустить Люксу вперед, но она покачала головой:

— Нет, Наземный. Я думаю, будет лучше, если последней пойду я.

— Возможно, ты права, — согласился Грегор, вспомнив, что меча ему так и не дали.

Он протянул Босоножке фонарик и вступил в темноту. Люкса шла за ними.

В туннеле было ужасно. Тесно, душно, под ногами чавкало и хлюпало, а сверху капало. Воняло же так, будто где-то поблизости валялась целая куча тухлых яиц.

Летучие мыши тихо постанывали от отвращения, зато тараканы чувствовали себя как дома.

— Фу, — сказала Босоножка, когда капля какой-то вонючей гадости упала на голову Грегора. — Бяка.

— Да, бяка, и еще какая, — согласился Грегор. Он очень надеялся, что туннель не будет слишком длинным — в такой вони и грязи можно было сойти с ума.

Обернувшись, он взглянул на Люксу. Та выглядела угрюмой, но шаг у нее был твердым.

— Что такое «бяка»? — спросила она.

— Ну… что-то грязное, отвратительное, мерзкое, гадкое, — ответил Грегор.

— А, понятно. Ты просто описал крысиные владения, — усмехнулась Люкса.

— Слушай, Люкса, — сказал он. — Объясни, почему ты так удивилась, когда появился Живоглот? Ну, то есть я имею в виду… я-то не особенно хорошо знаю пророчество, но ты-то его давно изучила. Но, похоже, ты не ожидала увидеть крысу.

— Да. Я думала, «грызун среди вас» обозначает совсем другое: что крысы будут мешать, возможно — атаковать или преследовать. Но мне и в голову не приходило, что крыса может принять участие в нашем походе, — ответила она.

— Викус убежден, что мы можем ему доверять, — произнес Грегор.

— Викус вообще много в чем убежден, — сердито сказала Люкса. В ее голосе было столько злости, что Грегор предпочел закончить эту беседу.

Дальше они шли в молчании. На голову Грегора то и дело падали капли какой-то вонючей субстанции, и он вдруг подумал, что Босоножке, наверное, тоже перепадает. Ему даже пришло на ум надеть на сестренку каску, но каска не держалась на ее маленькой голове. Тогда он кое-как извлек из мешка чистые трусики и натянул на голову Босоножки. Не хватало еще, чтобы она промокла и простудилась.

Так прошло несколько мучительных часов, и все они ужасно устали и еле держались на ногах. Наконец Живоглот привел их в небольшую пещеру. Вонючая жидкость стекала там по стенам, словно капли дождя по стеклу.

Летучие мыши лежали неподвижно, словно каменные, и Люксе с Генри пришлось стащить их с тараканов и помочь хоть как-то расправить крылья.

Между тем Живоглот поднял голову и стал принюхиваться, подергивая носом.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес он. — Здесь вы хорошенько пропитаетесь этой вонью, и она забьет ваш собственный запах.

— Ты хочешь сказать, что завел нас сюда только затем, чтобы мы стали смердеть, как тухлые яйца?! — с негодованием воскликнул Грегор.

— Без этого никак нельзя, — важно кивнул Живоглот. — А то от вас так несло человечиной — и не захочешь, а учуешь.

У Грегора не было сил возмущаться. Они с Люксой приготовили на всех еду. Ели все в полном молчании. Живоглот наспех проглотил свою порцию и встал у выхода из пещеры.

Трапеза уже почти заканчивалась, когда летучие мыши вдруг насторожились.

— Пауки! — предупредила Аврора.

— Ну да, они идут за нами чуть ли не с самого начала. Не могу определить, сколько их, — вода мешает. Хотел бы я знать, что им нужно? — Живоглот кончиком хвоста указал Люксе и Генри их места и коротко приказал: — Вы двое, сюда. Нападаем с трех сторон.

Люкса и Генри переглянулись и не сдвинулись с места.

— С трех сторон, я сказал! И не время сейчас проверять, у кого больше прав! — взревел Живоглот, оскаливая свои ужасные зубы.

Генри и Люкса поспешно заняли отведенные им места — по бокам от Живоглота и чуть позади. Втроем они образовали нечто вроде дуги у входа в пещеру. Летучие мыши встали за Генри и Люксой, страхуя их.

Грегор прикрыл глаза, но все так же ничего не слышал, кроме шума падающей воды. А вдруг там целая армия пауков? Он снова почувствовал себя маленьким, беззащитным и беспомощным. Теперь у него не было даже жестяной банки с рутбиром.

Все замерли и затаили дыхание. Грегор увидел, что Темп и Тик тоже почуяли чужаков.

Босоножка беззаботно мусолила свое печенье, но ее тоже совсем не было слышно.

Грегор смотрел, как на холке Живоглота топорщится мех, как перекатываются бугристые мышцы на его широкой спине.

И тут появились пауки. Грегор напрягся, решив, что так просто не сдастся, и приготовился к бою.

Но произошло нечто совершенно неожиданное.

В пещеру ввалился огромный оранжевый паук и, шатаясь, скрючился на полу, а на спине у него истекал какой-то странной голубой жидкостью другой паук, коричневый и поменьше. Его дела были совсем плохи. С огромным трудом коричневый паук поднес к груди передние лапки, и Грегор услышал:

— Нас послал Викус. Грызуны напали на пауков. Многие из нас погибли. А мы… мы двое… Мы пойдем с вами.

И с этим словами он издох.

ГЛАВА 21

Грегор не мог отвести взгляда от мертвого паука. В последний миг тот скатился с оранжевого и, упав на спину, поджал лапки. Голубая жидкость все еще вытекала из раны на животе и лужицей разливалась на каменном полу.

— Теперь все в сборе, — тихо сказал Грегор.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Генри.

Грегор вытащил из кармана пророчество.

— Сандвич… Ну, он тут перечислил… всех, кто должен быть с нами. Все в сборе. По крайней мере так было несколько секунд назад.

И он прочел:

ДВОЕ ВЕРХНИХ И ДВОЕ НИЖНИХ, ТЕХ, ЧТО ИЗ КОРОЛЕВСКИХ ОСОБ, ПО ДВОЕ КРЫЛАТЫХ, ПОЛЗУЧИХ, ПРЯДУЩИХ — ТОЛЬКО В СОГЛАСИИ ЧТОБ.

ОДИН ГРЫЗУН СРЕДИ ВАС И НЕКТО, КОТОРЫЙ ЖДЕТ ВПЕРЕДИ…

Он не смог прочитать последнюю строчку этой строфы, но за него это сделал Живоглот:

И ТОЛЬКО ВОСЕМЬ ОСТАНУТСЯ ЖИВЫ, ДОЙДЯ ДО КОНЦА ПУТИ.

— Что ж, один готов. Осталось еще трое, — произнесла крыса, кончиком хвоста коснувшись мертвого паука.

— Оставь его! — возмутился Грегор.

— Ой, а что такое? Я и не знал, что кое-кто питает трогательную привязанность к паукам. А ведь ты даже имени его не знаешь! Разве что этот нам подскажет, — обратился он к оранжевому пауку.

— Трефлекс, — ответил оранжевый. — Его звали Трефлекс. А меня зовут Гокс, я паучиха.

— Что ж, Гокс, полагаю, ты не прочь подкрепиться после долгого пути, но запасы еды у нас весьма ограничены. Однако никто не станет возражать, если ты употребишь на обед беднягу Трефлекса, — сказал Живоглот.

Гокс, не дожидаясь еще одного приглашения, в ту же секунду приступила к трапезе.

— Неужели она… — Грегор в ужасе зажал ладонью рот. — Да как же так?!

— Пауки не брезгливы и не сентиментальны, — философски заметил Живоглот. — Что, несомненно, идет им только на пользу.

Грегор отвернулся — он не хотел наблюдать, как паучиха поедает своего сородича и еще меньше ему хотелось, чтобы это видела Босоножка. С некоторым удовлетворением он отметил, что Люкса и Генри даже слегка позеленели при виде этого зрелища.

— Слушайте, если что-нибудь случится со мной или Босоножкой, прошу вас — не давайте паукам нас высосать. Лучше сбросьте наши тела со скалы в реку, ну или сожгите, да неважно — только не паукам, ладно? — попросил он.

Оба молча кивнули.

— Пообещай нам то же самое, — мрачно сказала Люкса. — И нашим летучим мышам тоже.

— И нашим тараканам. Конечно, — ответил Грегор, — я обещаю.

Сзади раздавались отвратительные сосущие и чавкающие звуки — Гокс знала толк в еде.

К счастью, она довольно скоро расправилась со своим ужином.

Живоглот принялся расспрашивать ее о том, что случилось, и Гокс поведала, что в паучье царство вторглась целая армия крыс — несколько сотен крысиных бойцов. Пауки отразили атаку, но обе стороны понесли серьезные потери. А после сражения появился Викус и на своей летучей мыши перенес к туннелю Трефлекса и Гокс.

— Почему? — спросила Гокс. — Я не понимаю, почему крысы решили на нас напасть?

— Не знаю, — ответил Живоглот. — Возможно, король Грызер решил объявить всему Подземью тотальную войну. А может быть, крысы искали у вас парочку наземных. Они случайно не упоминали о «Смутном пророчестве» или о некоем Воине? — поинтересовался Живоглот.

— Они вообще не говорили — они только убивали, — ответила Гокс.

— Это большая удача, что вам удалось нас найти. Было бы страшно утомительно освобождать двух пауков из застенков короля Грызера, к тому же нам пришлось бы их еще и уговаривать и все объяснять. А времени у нас осталось немного. — Живоглот повернулся к Грегору: — Это нападение не сулит ничего хорошего твоему отцу.

— Как это? Почему? — похолодел Грегор.

— Викусу удалось удержать твое появление в тайне. Из крыс, что тебя видели, ни одна не осталась в живых, кроме меня. Возможно, крысы вообще не в курсе, что воин уже здесь. Однако то, что люди зачем-то притащили к паукам двух наземных, наверняка вызвало у крыс подозрения, — заметил Живоглот. Видно было, как напряженно он размышлял, оставив свою обычную насмешливость. — Впрочем, они сейчас бросили все силы на войну, а значит, им не до тебя. Мы не можем терять время. Немедленно выдвигаемся!

Никто и не возражал. Быстро собравшись, они двинулись в путь и в конце концов очутились в гораздо более просторном и к тому же сухом туннеле. Здесь Аврора и Арес могли даже лететь, хотя для всадников потолок по-прежнему был низковат. Мыши были этим огорчены, но Люкса сказала:

— Ничего, мы пойдем сами. Даже если бы вы смогли взять остальных, крыса была бы вам не по плечу.

Было решено погрузить на мышей скудные съестные припасы.

Грегор смотрел на мышей с завистью.

— Да, хорошо, что я не летучая мышь, — задумчиво сказал он. — Иначе я улетел бы отсюда без оглядки.

— Аврора и Арес никогда так не поступят, — заметила Люкса. — Ведь они теперь кровно связаны со мной и Генри.

— А как это случается? — поинтересовался Грегор.

— Летучая мышь и человек клянутся до самой смерти защищать друг друга, — объяснила Люкса. — Аврора никогда не оставит меня в беде, а я не брошу ее.

— И у каждого в Регалии есть своя мышь? — спросил Грегор, думая о том, как это здорово — иметь кого-то, кто по-настоящему тебе близок и никогда не предаст. Особенно в Подземье.

— Нет, что ты! Большинство не могут подобрать себе подходящую летучую мышь, даже если ищут всю жизнь. Я связана с Авророй давно, еще с детства, но вообще-то такое случается редко.

— А как это у тебя получилось?

— Когда погибли родители, я долго не могла прийти в себя и не чувствовала себя в безопасности на земле. И почти все время проводила в воздухе, с Авророй. Мы практически не разлучались — вот почему мы так прекрасно понимаем друг друга, — просто ответила Люкса. — Викус просил Совет разрешить нам дать друг другу клятву. И тогда я наконец перестала бояться.

— А теперь? Теперь ты тоже не боишься? — спросил Грегор.

— Честно говоря, боюсь, — смущенно ответила Люкса. — Но здесь мне даже не так страшно, как бывает в Регалии. Знаешь, я настолько устала бояться, что решила: каждый день, просыпаясь, я говорю себе, что этот день — последний. Если не цепляться за время — не страшно его потерять.

Грегор подумал, что никогда не слышал ничего печальнее. И он не знал, что на это сказать.

— И тогда, ложась спать, ты можешь радоваться оттого, что отвоевала у смерти еще один день, — продолжила Люкса. — Понимаешь?

— Кажется да, — промямлил Грегор.

Его вдруг кольнула догадка: а ведь эта стратегия Люксы — не что иное, как его собственная, только возведенная в квадрат. Да, Грегор не думает о смерти каждый день, но он ведь запретил себе думать о будущем — с папой или без него. И если бы он, Грегор, случайно не провалился под землю и не узнал, что папа жив, если бы папа так никогда и не вернулся — неужели он так и не позволил бы себе быть счастливым? И неужели так могло продолжаться всю жизнь?! «Очень может быть, — подумал он. — Очень может быть, что всю жизнь».

И он поспешил продолжить беседу:

— И как же вы устанавливаете такие… родственные отношения с мышами? — спросил он.

— Это очень простой ритуал. Собираются вместе много людей и много летучих мышей. Ты встаешь лицом к лицу со своей мышью и произносишь клятву. Вот так, — Люкса вытянула руку и произнесла:

АВРОРА ЛЕТЯЩАЯ, ОТНЫНЕ МЫ НЕРАЗЛУЧНЫ С ТОБОЙ, В ЖИЗНИ И СМЕРТИ СВЯЗАНЫ ОБЩЕЙ СУДЬБОЙ.

В ТЕМНОТЕ, НА ВОЙНЕ, В ОПАСНОСТИ И ОГНЕ — Я НА ПОМОЩЬ ПРИДУ К ТЕБЕ, А ТЫ — КО МНЕ.

— Потом летучая мышь произносит ту же клятву, только уже с твоим именем. Ну а потом — праздничный пир, — улыбнулась Люкса.

— А что случится, если кто-то нарушит клятву? Ну, например, если Аврора возьмет и улетит, оставив тебя в опасности? — допытывался Грегор.

— Аврора так никогда не поступит. Но вообще-то иногда такое случалось. Наказание полагается очень суровое. Не сдержавший клятву изгоняется и обрекается на одиночество в Подземье. А в Подземье одному выжить почти невозможно. Долго не протянешь, — ответила Люкса.

— Ваши местные обряды впечатляют, — вмешался в разговор Живоглот, — а ваша беседа безумно увлекательна, однако я попросил бы продолжить путь молча. Если из-за вашей милой болтовни дозорные крысы обнаружат нас раньше времени, поверьте, это будет очень некстати.

Люкса и Грегор замолчали. Грегору хотелось еще многое обсудить с Люксой. Без Генри она показалась ему совсем другой — более доброжелательной и не такой задавакой. Но, как ни досадно, Живоглот был прав.

К счастью, Босоножка задремала, поэтому дальше они двигались в полной тишине, слыша только собственные шаги да скрежет зубов Живоглота, который гонял в пасти оставшийся у него от обеда хрящик.

Грегора одолевала тревога за отца. Из слов Живоглота следовало, что крысы могут убить его только из опасения, что Грегор сможет до него добраться. Но как же так? Ведь у них есть пророчество, и там об этом ни слова! Вряд ли кто-либо мог разрешить сейчас сомнения Грегора. А тут еще эта последняя строфа:

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КТО ПОГИБНЕТ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.

ХОТЬ ВЫБОР НЕЛЕГКИМ БУДЕТ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.

ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТАТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ. ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.

Тут вообще не понятно, что к чему, и нет никакой подсказки. Единственное, что сказано совершенно определенно, — от последнего из тех четырех, которым предсказана гибель, зависит судьба оставшихся в живых. Но как это произойдет? Где? Когда? Обо всем этом ни слова. Если и есть там подсказка, ему, Грегору, до нее не добраться.

Живоглот вел их вперед до тех пор, пока они не начали валиться с ног от усталости. Тогда он приказал остановиться в пещере, по крайней мере довольно сухой и где была вода, пригодная для питья.

Грегор и Люкса раздали еду. К огорчению Грегора, съестные припасы таяли на глазах, гораздо быстрее, чем он предполагал.

Когда тараканы вновь отдали свои порции Босоножке, Грегор хотел было возразить и предложить ей свою еду, но Живоглот его опередил:

— Пусть их, — сказал он. — Ползучие могут месяц обходиться без пропитания, если, конечно, есть где напиться. И не вздумай кормить Гокс — она неплохо попировала, ей до конца похода хватит.

В пещере было холодно. Грегор переодел Босоножку в сухую одежду. Но с ней что-то было не так: она притихла, и кожа ее была какой-то влажной и холодной. Грегор укутал сестренку в одеяло. Будет ужасно, если она заболеет: он не знал, что в таких случаях следует делать. Дома болеть не страшно — там мама, она напоит соком, даст лекарства, постелит чистую постель и взобьет подушки — тогда станет легко и болеть, и выздоравливать. А он, Грегор, ничего не понимает в этих детских болезнях. Ну ничего, скоро они найдут папу, и тот непременно поможет, ведь папа, конечно, знает, что делать.

Долгий путь так всех измотал, что уснули они мгновенно.

Но что-то нарушило неспокойный и тяжелый сон Грегора. Что это было? Звук? Движение? Грегор так и не понял. Но он вдруг открыл глаза и увидел, что Генри склонился над спящим Живоглотом, и в руке у него — обнаженный меч…

ГЛАВА 22

Грегор только успел открыть рот, как в то же мгновение Живоглот проснулся. Генри стоял у него в изголовье, и поэтому первое, что увидел Живоглот, открыв глаза, — это готового заорать Грегора. Но ему хватило и этого.

С быстротой молнии он вскочил, резко обернулся и оскалил зубы. И в этот момент Генри бросился на него. Лезвие полоснуло крысу по массивной груди, и Живоглот тут же нанес ответный удар. Он хлестнул Генри своим упругим хвостом и рассек кожу у него на руках.

Тут наконец Грегор сумел крикнуть, разбудив остальных.

Живоглот покачивался на задних лапах, весь в крови, разъяренный и очень страшный. Рядом с ним Генри казался маленьким и слабым — он еле удерживал меч в своих израненных руках.

Люкса и Аврора тут же взлетели в воздух, а Арес приготовился атаковать Живоглота.

Но Грегор успел первым.

Одним прыжком очутившись между Живоглотом и Генри, он раскинул руки:

— Стойте! — кричал Грегор. — Прекратите! Прекратите немедленно!

В это трудно поверить — но они остановились. Грегор подумал, что они просто ужасно удивились — ведь, должно быть, впервые кто-то попытался остановить сражение человека и крысы. Тех нескольких мгновений, на которые они замерли, Грегору хватило, чтобы выпалить:

— Если кто-то намерен кого-то убить, ему придется начать с меня!

Получилось не очень складно, но нужного эффекта он добился. Никто из них не хотел, чтобы погиб Наземный. Они все прекрасно знали, что Наземный необходим и обойтись без него невозможно.

— Отойди, Наземный, иначе эта мерзкая крыса разделается со всеми по очереди! — воскликнула Люкса, готовясь спланировать на Живоглота.

— Эта мерзкая крыса всего лишь дрыхла без задних лап. Уж поверьте, малявки, если бы я хотел убить вас — мы не вели бы сейчас эту приятную беседу! — ответил Живоглот, слизывая с лапы свою кровь.

— Не надо нам твоего вранья, грызун! — продолжала кричать Люкса. — Или ты думаешь, мы поверим тебе — тебе, а не одному из нас!

— Но он говорит правду! — вмешался Грегор. — Без вранья. Он не нападал. Это Генри. Это он пытался убить Живоглота во сне!

Все обернулись к Генри, и тот запальчиво ответил:

— Да! И он был бы уже мертв, если бы этот придурок Наземный не влез не в свое дело!

Все остолбенели от неожиданности. По выражению лица Люксы Грегор догадался, что она не знала о планах Генри. Она не сомневалась, что Живоглот напал первым. И теперь по-настоящему растерялась.

— Люкса, прошу тебя, остановись! — взмолился Грегор. — Мы не можем себе позволить потерять кого-то из своих товарищей! Мы все заодно, и мы должны быть вместе!

Слово «товарищ» вырвалось у него само собой, но он почувствовал, что это правильное слово. Люкса медленно опустилась на землю, но не спешилась, а продолжала сидеть на спине Авроры. Арес продолжал парить над головой Живоглота. Грегор подумал, что Арес-то наверняка знал о намерениях Генри. Или все-таки не знал? Иначе чем объяснить, что они не атаковали вместе, с воздуха? А вообще — эти летучие мыши такие странные… никогда не поймешь, что у них в голове.

Только сейчас Грегор обратил внимание, что Темп и Тик неподвижно замерли возле не проснувшейся от гвалта Босоножки, охраняя и оберегая ее. Гокс же по-прежнему висела в паутине, которую выткала себе перед сном.

— Хватит! — сказал Грегор суверенностью, которой в глубине души совсем не чувствовал. — Все кончено. Генри, убери меч. Живоглот, ты… просто сядь! Все кончено, я сказал!

Но послушают ли его? Грегор совсем не был в этом уверен. Наступила долгая, напряженная пауза. И Живоглот вдруг громко расхохотался:

— Да, Наземный, должен признаться, дерзости тебе не занимать!

Генри в сердцах бросил меч на землю — скорее не потому, что так приказал Грегор, но потому, что просто не мог больше его держать израненными руками.

— Или подлости, — пробормотал он сквозь зубы.

Грегор, прищурившись, обратился к нему:

— Знаешь, у нас, наверху, вообще-то презирают тех, кто тайком подкрадывается к спящему человеку, желая его убить.

— Это крыса, не человек! — ответил Генри. — Не стоит забывать об этом — иначе можешь считать себя покойником.

Грегор смерил Генри холодным взглядом. Он знал, что потом, задним числом, ему в голову придет много удачных ответов на эту реплику, но сейчас ничего такого не придумывалось. Повернувшись к Люксе, он по-взрослому сказал:

— Нужно бы подлатать обоих.

В оказании первой помощи они были не более искусны, чем в приготовлении пищи, но Люкса по крайней мере знала, какую мазь следует применить. Очень помогла Гокс — она напряла специальной тонкой и мягкой паутины и показала, как сделать из нее повязки. Через считанные минуты кровь у того и другого удалось остановить.

Грегор обрабатывал рану Живоглота, и тот вначале молчал, а потом вдруг произнес:

— Полагаю, я должен тебя поблагодарить.

— Забудь! — отмахнулся Грегор. — Я сделал это потому, что у нас обоюдный интерес.

Ему не хотелось, чтобы Живоглот подумал, что они теперь друзья.

— Вот как? Ну что ж, это тоже приятно, — ответил Живоглот. — А мне показалось, ты проявил благородство… Подземье — не то место, где можно его проявлять, воин. Совсем не то.

Больше всего Грегору хотелось, чтобы Живоглот сейчас заткнулся. Грегор не желал слушать про опасности, которые поджидают в Подземье на каждом шагу. Все Подземье со всеми его обитателями представлялось ему сейчас чрезвычайно опасным, и это его удручало. Он не ответил на реплику Живоглота и просто продолжил бинтовать его грудь.

Тут за спиной раздался шепот Люксы:

— Генри, почему ты ничего нам не сказал?

— Не хотел подвергать вас опасности, — ответил Генри.

«Опасность… безопасность… — подумал Грегор. — Ну да, все верно».

Даже если ему удастся вернуться домой, в Наземье — вряд ли он когда-нибудь сможет почувствовать себя в безопасности.

— Но ты не должен был так поступать, Генри, — снова услышал он шепот Люксы. — Тебе придется оставить его в покое. Да и не получится у тебя…

— Получилось бы, если бы Наземный не вмешался! — зло ответил Генри.

— Но ты рисковал. И потом — он нам нужен, — увещевала Люкса. — Крыса должна остаться с нами.

— Это приказ, ваше высочество? — В голосе Генри звучала злость.

— Если это единственный способ остановить тебя — тогда да, это приказ, — с горечью сказала Люкса. — Убери меч в ножны и не доставай его без необходимости.

— Такие речи больше подошли бы этому старому глупцу Викусу. Ты говоришь в точности как он, — процедил Генри.

— Нет, я говорю как я, — резко ответила Люкса. — А еще — как человек, который хочет, чтобы мы оба остались в живых.

Наконец, спохватившись, что говорят слишком громко и их слышат другие, они прервали разговор. И в наступившей тишине стало слышно, как Живоглот гоняет в пасти мясной хрящик. Этот звук действовал Грегору на нервы.

— Не мог бы ты перестать? — попросил он Живоглота, но тот лишь качнул головой:

— Нет, уж поверь мне — не могу. У нас, у крыс, зубы растут на протяжении всей жизни. И потому приходится что-то постоянно грызть, чтобы они не так быстро росли. Если этого не делать, нижние передние зубы в конце концов прорастут в мозг — и привет. Печальный конец, согласись.

— Ладно, я понял, — сказал Грегор, закончив бинтовать рану и прислоняясь к стене пещеры. — Дальше-то что будем делать?

— Ну, судя по всему, поспать нам уже не удастся, так что я предлагаю немедленно отправиться в путь! — решительно произнес Живоглот, поднимаясь на ноги.

Грегор подошел к Босоножке. Взяв ее на руки, он всерьез встревожился — девочка была горячая, как печка.

— О нет, только не это! — простонал Грегор. — Босоножка, ау! Ау, Босоножка!

Он чуть потряс ее за плечо. Она что-то неразборчиво пробормотала, но глаз не открыла.

— Люкса, у нас беда! Босоножка заболела, — сказал Грегор.

Люкса положила руку на лоб девочки:

— Ого, да у нее жар! Видно, подхватила крысиную лихорадку.

Крысиная лихорадка? Грегор надеялся, что эта болезнь не такая страшная, как ее название. И еще он надеялся, что крысиная лихорадка не может навредить человеку.

Люкса порылась в оставленных Соловет медикаментах и достала какую-то коробочку. С сомнением встряхнув ее, неуверенно сказала:

— Кажется, вот эти таблетки помогают от жара.

Живоглот потянул носом и поморщился:

— Нет, это средство от боли! — Он сунул лапу в мешок с лекарствами и выудил оттуда голубой стеклянный пузырек: — Вам нужна вот эта микстура. Дай ей несколько капель — она еще маленькая, если дать слишком много, можно навредить.

Грегору было боязно давать сестре неизвестное лекарство, но она была страшно горячая, и ей было плохо. Он капнул несколько капель прямо ей в рот, и она послушно проглотила. Но когда он приподнял ее, чтобы посадить в рюкзачок, Босоножка жалобно застонала. Грегор сам чуть не заплакал.

— Босоножка не может ехать у меня за спиной, — сказал он как можно спокойнее.

Тогда они завернули Босоножку в одеяло и уложили на спину Темпа, а Гокс быстренько обмотала ее паутиной, чтобы в дороге она не соскользнула с гладкой спины таракана.

Грегор был не на шутку встревожен. У него из головы не шла строка пророчества:

И ТОЛЬКО ВОСЕМЬ ОСТАНУТСЯ ЖИВЫ, ДОЙДЯ ДО КОНЦА ПУТИ.

Только не это. Он не может потерять Босоножку. Только не она. Он должен вернуть ее домой. Это была ошибка, надо было оставить сестренку в Регалии. И зачем только он взял ее с собой, о чем он думал?!

Если с ней что-нибудь случится — виноват будет только он, Грегор.

Казалось, сырость туннеля проникала сквозь кожу прямо ему в кровь. Хотелось кричать от страха за Босоножку, но темнота запечатывала рот, словно сургуч.

Он отдал бы очень многое — почти все — за один только луч солнца.

Отряд медленно продвигался вперед. Все были измучены, обескуражены случившимся. Они шли молча, и никто не произносил ни звука. И даже Живоглот, шедший далеко впереди, казалось, сгорбился под гнетом навалившихся проблем.

Возможно, именно из-за этого всеобщего уныния они и не заметили засады.

А ведь крысы оказались у них прямо перед носом.

Но даже Живоглот их не почуял — ведь все это место буквально провоняло крысами. Летучие мыши ничего не услышали из-за шума бегущей поблизости подводной реки. Ну а люди — люди в темноте почти ничего не видели, а слух у них много хуже, чем у летучих мышей.

Живоглот привел их в огромную пещеру, причем они оказались на самом верху ущелья, по которому протекала довольно широкая и полноводная река. Через реку был перекинут шаткий подвесной мостик. Видно было, что в свое время в его сооружении поучаствовали многие обитатели Подземья: прочные шелковые канаты явно были изготовлены пауками, а каменные быки, на которых крепился мост, обработаны людьми. Судя по всему, здесь не обошлось и без помощи летучих мышей — иначе вряд ли бы удалось подвесить мост на этих неприступных опорах.

Грегор посветил фонариком, чтобы определить протяженность моста и предположить, какими могут быть их дальнейшие действия. И тут он увидел их. На скале, над выходом из туннеля, неподвижно сидели двадцать крыс. Прямо у них над головой. И ждали.

— Беги! — взревел Живоглот, со всей силы вытолкнув Грегора вперед.

Тот вылетел на мост и побежал, споткнувшись и чуть не упав. Бежать по мосту, который ходил ходуном, было очень трудно: Грегор с трудом удерживал равновесие, к тому же он ведь всегда панически боялся высоты, а ущелье было очень глубоким. За собой Грегор чувствовал горячее дыхание Живоглота, а Генри и Люкса летели над их головами.

Но уже почти на середине моста он вдруг вспомнил: с ним нет Босоножки! Она не сидит у него за спиной в своем рюкзачке!

За все это время он так привык, что она постоянно с ним, что почти не замечал ее присутствия. А сейчас ее с ним не было. Ведь теперь она путешествовала на спине у Темпа!

Грегор резко развернулся и хотел побежать назад, но тут же столкнулся с оскаленной мордой Живоглота, преградившего ему путь. Тот схватил Грегора и поволок, не обращая внимания на его сопротивление и отчаянные крики.

— Босоножка! — вопил Грегор. — Босоно-о-ожка!

Живоглот летел быстрее молнии. Достигнув противоположного берега, он швырнул Грегора на землю и присоединился к Люксе и Генри, отчаянно рубившим мечами канаты, на которых держался мост.

Грегор в свете фонарика видел, что Гокс очень близко, она промчалась уже примерно три четверти пути. Позади несся Темп с Босоножкой на спине.

А между Босоножкой и двадцатью крысами-убийцами, которые уже ворвались на мост, осталась одна Тик.

— Босоножка! — в отчаянии закричал Грегор, вскочив на ноги. Но не успел он добежать до моста, как хвост Живоглота хлестнул по нему, обвившись вокруг туловища, и вновь повалил наземь. Грегор почувствовал жгучую боль. С трудом восстановив дыхание, он попытался ползти, встав на колени. Он должен спасти Босоножку. И он ее спасет!

Гокс уже перебежала на эту сторону и тоже принялась перекусывать канаты своими жуткими жвалами.

— Нет! — задыхаясь, кричал Грегор. — Нет! Там моя сестра!

Он снова вскочил на ноги — и снова получил удар хвоста.

Тараканы были уже метрах в трех от берега. И в этот момент крысы их настигли. Тараканы словно этого и ожидали — видно было, что они не растерялись: возможно, они уже заранее обговорили свои действия на случай опасности. Темп прибавил скорости и продолжал бежать к противоположному берегу, а Тик резко остановилась и развернулась навстречу крысиной армии.

Когда они атаковали Тик, она внезапно взлетела и врезалась прямо в морду первой крысы, что вызвало среди крыс замешательство и заставило их приостановиться. Надо же — до этого момента Грегор и не думал о том, что у тараканов есть крылья! Крысы, похоже, тоже — потому и растерялись. Но растерянность была недолгой. Передняя крыса прыгнула вперед и ее челюсти сомкнулись на шее Тик.

Темп уже успел добраться до берега, когда обрушился мост. Двадцать крыс и с ними Тик, в зубах крысы-вожака, попадали в воду. И словно для полноты картины из воды тут же вынырнула невероятных размеров рыба, похожая на пиранью, и стала глотать вопивших и визжавших крыс.

Через минуту все было кончено. Только вода еще немного колыхалась в том месте, где разыгралась трагедия. Крысы не стало. И Тик тоже не стало. Она исчезла навсегда.

ГЛАВ 23

— Давайте, давайте, шевелитесь! — подгонял Живоглот.

Вскоре они всей гурьбой оказались в относительно сухом и, к счастью, лишенном всяких запахов туннеле.

Едва они в него зашли, как Живоглот скомандовал:

— Всем остановиться. Садитесь. Нам необходимо успокоиться.

Остальные в полном молчании растянулись на каменном полу. Грегор сел рядом с Темпом, спиной костальным. Он ощупью нашел горячую ручку Босоножки и взял ее в свою. Он едва не потерял ее. Еще чуть-чуть — и ее бы не стало. Она никогда бы не увидела папу, никогда больше не смогла бы обнять маму, и они все вместе — Босоножка, Лиззи и он — больше никогда не брызгали бы друг на друга водой, не шалили и не смеялись.

Ничего бы не было. Совсем ничего.

Ему не хотелось смотреть на остальных путешественников. Они видели, что Босоножка и тараканы в опасности, все это видели! Нет, он даже не смог бы с ними сейчас разговаривать.

А Тик… Маленькая храбрая Тик — она встала одна против целого полчища крыс, чтобы защитить его любимую сестренку. Тик — которая почти всегда молчала. Тик — которая делилась своей едой. Тик — которая была всего-навсего тараканом.

Да, просто тараканом, который пожертвовал своим временем-жизнью, чтобы его стало больше у Босоножки.

Грегор поднес пальчики Босоножки к губам и поцеловал их. Он чувствовал, как слезы текут по щекам. С тех пор как оказался здесь, он еще ни разу не заплакал, а ведь поводов было хоть отбавляй. Но поступок Тик, ее самопожертвование разбили тонкую скорлупу, в которую он все это время прятался.

С сегодняшнего дня он должник у тараканов. С сегодняшнего дня он испытывает к ним самую преданную любовь — и это навсегда! Он уже никогда не сможет лишить таракана жизни, даже если случится великое чудо и он окажется дома, в Наземье.

И Грегор затрясся в рыданиях. Возможно, с точки зрения остальных он выглядел нелепо, оплакивая таракана. Ну и пусть, ему было все равно. В эту минуту он их ненавидел. Всех до единого.

Темп, у которого от горя усики прижались к самой голове, протянул лапку и слегка дотронулся до его плеча:

— Тебе спасибо. Ты плачешь, что время, что Тик потеряла время. Ты плачешь.

— Босоножка тоже бы плакала, если бы…

Грегор не договорил — его душили рыдания. Вообще-то это хорошо, что Босоножка не видела, как погибла Тик, — сестренка бы ужасно переживала, ей трудно было бы уразуметь, что произошло. А он вряд ли сумел бы ей все объяснить, ведь она еще так мала.

Кто-то положил руку ему на плечо. Грегор дернулся. Он знал, что это Люкса, — но ему не хотелось с ней сейчас говорить.

— Грегор, — ее шепот звучал печально, — Грегор, я хочу, чтобы ты знал: если бы твоя сестра и Темп упали с моста — мы бы их подхватили. Мы бы и Тик подхватили — но когда на нее напали, это стало уже невозможно…

Он прижал к глазам кулаки, пытаясь остановить слезы, и кивнул. Ладно, это уже кое-что.

В самом деле, Люкса могла бы нырнуть под мост за Босоножкой, если бы та упала. Ведь подземные не боятся падать — у них есть летучие мыши.

— Ладно, — сказал он. — Должно быть, ты права. — Люкса села рядом, но он даже не пошевелился. — Вы, конечно, думаете, что очень глупо с моей стороны плакать о таракане.

— Ты плохо знаешь подземных, Грегор, если думаешь, что мы не умеем плакать, — мягко возразила Люкса. — Мы тоже плачем. И не только о себе.

— Но о Тик вы не плачете, — с горечью заметил Грегор.

— Я вообще разучилась плакать. Я не плачу с тех пор, как умерли мои родители, — тихо произнесла Люкса. — Но то, что сейчас плачешь ты, я ничуть не считаю глупым.

Слезы заструились по щекам Грегора с удвоенной силой, когда он представил себе, как это, должно быть, ужасно — утратить способность плакать! И он тут же простил ей все. Он даже не помнил, в чем, собственно, была ее вина.

— Грегор, — мягко сказала она, когда он начал успокаиваться. — Если ты вернешься в Регалию, а мне… мне не доведется это сделать, прошу тебя, скажи Викусу, что я поняла.

— Поняла что? — спросил Грегор.

— Поняла, почему он оставил нас с Живоглотом, — ответила Люкса. — Этот грызун в самом деле нам нужен. Я видела, как он старался защитить нас.

— Ладно, передам, — пробормотал Грегор, вытирая слезы. Помолчав минуту, он спросил: — Слушай, а как часто надо давать Босоножке лекарство? Она все еще очень горячая…

— Надо дать еще несколько капель прямо сейчас, прежде чем продолжим путь, — сказала Люкса, гладя Босоножку по голове.

Малышка что-то пролепетала, но не проснулась, зато послушно приоткрыла ротик, когда они ее об этом попросили, и проглотила лекарство.

Грегор встал, стараясь не думать о только что пережитом.

— Ну что ж, командуй, куда дальше, — сказал он, не глядя на Живоглота.

Тот наверняка участвовал во множестве сражений. И, возможно, ему не раз приходилось убивать. Он так просто велел тогда Гокс сожрать Трефлекса. Грегор не сомневался, что гибель Тик для Живоглота была из разряда таких событий… ну, как если бы кто-то из людей прихлопнул у себя дома таракана.

Но когда Живоглот заговорил, в его голосе не было обычной язвительности:

— Возьми себя в руки, Наземный. Твой отец уже совсем близко.

При этих словах Грегор резко вскинул голову:

— Насколько близко?

— Час ходу, не более, — ответил Живоглот. — Но его держат взаперти. Мы должны быть предельно осторожны и внимательны. Обмотайте ноги паутиной, идите молча, точно за мной. Там, на мосту, нам невероятно повезло. Я отнюдь не уверен, что удача нам и сейчас улыбнется.

Чем дальше, тем больше Грегор ценил паучиху Гокс. Вот и теперь, не теряя ни минуты, она быстро сплела им что-то вроде шелковых бахил. Когда Грегор посветил Люксе, чтобы ей было сподручнее надеть бахилы, свет у него внезапно погас. Грегор вытащил из кармана последнюю пару батареек.

— На сколько еще хватит вашего факела? — озабоченно спросил он Люксу. Они с Генри давно уже пользовались всего одним факелом, который едва давал тусклый свет.

— Ненадолго, — ответила Люкса. — А что, твой свет тоже кончается?

— Не знаю, — произнес Грегор. — Это последние батарейки, а на сколько их хватит — трудно сказать.

— Когда мы найдем твоего отца, свет нам уже не понадобится — Арес и Аврора доставят нас домой и в темноте, — ободрила его Люкса.

— Ну, если обратный путь будет пролегать не по узким туннелям, — вздохнул Грегор.

Отряд изменил порядок движения: теперь впереди шел Живоглот, а вслед за ним — Темп с Босоножкой на спине. Этот туннель был достаточно просторным, так что Гокс и Грегор могли идти в полный рост, а летучие мыши — плавно лететь, не цепляясь крыльями за стены. Замыкали процессию Люкса и Генри с обнаженными мечами.

Живоглот кивнул, и они двинулись вперед, все дальше углубляясь на крысиную территорию.

Они старались идти как можно тише, на цыпочках, опасаясь лишний раз вздохнуть. Всякий раз, когда под ногой у Грегора громко хрустел камушек, он вздрагивал и замирал от страха, ожидая новой атаки крыс.

Да, ему было очень страшно. Но к страху теперь примешивалось еще одно чувство, которое все росло, давая силы шагать вперед: надежда.

Надежда росла и расцветала в нем, заставляя думать о том, что ждет впереди, — в нарушение его нерушимого правила. Отец совсем близко, и Грегор скоро его увидит. Если только удастся проскользнуть незамеченными — случится то, о чем Грегор боялся мечтать.

Спустя примерно полчаса Живоглот внезапно остановился у того места, где туннель круто поворачивал, повел носом и припал к земле. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Все замерли, боясь вдохнуть.

Из-за поворота выскочили две крысы. В ту же секунду в молниеносном прыжке Живоглот перегрыз горло одной и задними лапами распорол брюхо второй. В следующее мгновение обе крысы были мертвы — никто и пошевелиться не успел, не то что отреагировать.

Да, Грегор не ошибся, когда, глядя в глаза Живоглота, увидел в них то, что увидел: Живоглот смертельно опасен даже для крыс.

Живоглот вытер морду о дохлую крысу и прошептал:

— Это охранники — они сторожили проход. Мы сейчас окажемся на открытом пространстве. Держитесь ближе к стене, идите цепочкой, почва там ненадежная, а пропасть без дна. Имейте в виду — любое неосторожное движение может привести к гибели всего отряда.

Все молча кивнули, пораженные стремительной и свирепой расправой, которую Живоглот только что учинил над своими сородичами. Живоглот, видимо, понял их состояние, потому что он неожиданно добавил:

— Да ладно вам! Ничего не бойтесь: я на вашей стороне.

За поворотом туннель закончился. Один за другим они вышли наружу вслед за Живоглотом. Узкая, едва заметная тропинка бежала вдоль края ущелья. Грегор краем глаза глянул вниз и не увидел ничего, кроме черноты. «И любое неосторожное движение…» — всплыли у него в голове слова Живоглота.

Внезапно почва под левой ногой подалась, и вниз, в темноту, полетели мелкие камушки. Грегор слегка напрягся, ожидая услышать, как они упали на дно ущелья, но никаких звуков снизу не долетало. Если бы не Аврора с Аресом, ковылявшие за ним и готовые на лету подхватить падающего, Грегор, наверняка впал бы в панику.

Примерно через пятьдесят метров почва под ногами стала более твердой и упругой, и они вышли к каменной арке, обрамлявшей широкую дорогу, до блеска отполированную тысячами крысиных лап. По этой дороге, лишившись всякого укрытия, они и устремились вниз — Живоглот, Грегор, Гокс и Темп. Люкса с Генри летели на мышах по воздуху. Грегору мерещилось, будто изо всех щелей на них смотрят злобные крысиные глазки, и сердце его тревожно ухало и падало вниз — еще стремительнее, чем он спускался.

Но дорога внезапно оборвалась — перед глубоким круглым колодцем с гладкими и скользкими стенами, холодными как лед. Тусклый свет внутри колодца освещал сидевшее на каменной ступеньке кошмарное существо, беспрестанно что-то перебиравшее в руках.

Грегор вскинул руку, предупреждая остальных об опасности: ведь вначале он подумал, что это крыса.

Но тут существо подняло голову. И Грегор увидел, что сталось с его отцом.

ГЛАВА 24

Отец, которого помнил Грегор и который исчез из его жизни два года семь месяцев и уже непонятно сколько дней назад, был на редкость здоровым и сильным человеком. Он был высоким, живым и полным энергии, которая словно била из него ключом.

Человек же, который теперь подслеповато щурился на них из глубины колодца, был таким худым и слабым, что не мог стоять на ногах. Он упал на четвереньки и рукой поддерживал голову, чтобы смотреть наверх.

«Папа?!» — попытался произнести Грегор, но у него пересохло во рту, и он не смог выдавить из себя ни звука. Он рухнул перед колодцем на колени и протянул руки к отцу. Это был бессмысленный жест — между ними было метров пятнадцать, не меньше, и Грегор все равно не смог бы до него дотянуться. И руки Грегора повисли в пустоте.

Люкса и Генри опустились на дно, помогли жалкому существу взобраться на спину Авроры и подняли его наверх.

Все еще стоя на коленях, Грегор схватил отца за руку, когда-то такую сильную и ловкую. Трогая эти высохшие безжизненные пальцы, Грегор вспоминал, с какой легкостью отец колол в руке грецкие орехи.

— Папа, — выдавил он наконец, на этот раз вполне внятно. — Пап, это я, Грегор.

Отец нахмурился, словно что-то припоминая:

— У меня лихорадка. И я брежу…

— Нет, пап, это правда я, и я здесь! И Босоножка здесь! — сказал Грегор.

— Какая босоножка? — снова нахмурился отец, и Грегор вдруг вспомнил, что отец никогда не видел свою младшую дочь, — она родилась уже после того, как он пропал.

— Маргарет, — поправился Грегор. Когда мама была беременна, родители уже заранее придумали девочке имя — в честь бабушки отца.

— Маргарет? — Отец окончательно запутался и, смутившись, потер глаза: — Бабушка?

В пророчестве упоминался «некто, который ждет впереди». Но Грегор не ожидал найти своего отца таким потерянным и жалким.

Отец был худ как скелет и очень слаб. А что сталось с его волосами и бородой! Они сделались белы как снег.

Грегор дотронулся до плеча отца и вдруг заметил, что тот одет в плащ из крысиной шкуры. Неудивительно, что сверху он принял папу за крысу.

— Спать… только спать… — невнятно пробормотал отец.

Это было чудовищно. Грегор ожидал, что, одолев все преграды, он снова вернет себе своего папу. И снова почувствует себя мальчиком, который не должен постоянно брать на себя ответственность за себя и за окружающих, — ведь он всего-навсего ребенок. Но стоявший перед ним человек был даже более беспомощным и слабым, чем Босоножка.

Люкса приложила ладонь ко лбу отца Грегора и нахмурилась:

— Да он горит! У него жар не меньше, чем у твоей сестры. И у него совсем нет сил сопротивляться болезни. Вот почему он не может понять, что происходит.

— Может, если я с ним немного поговорю, он вспомнит? Он должен вспомнить, Люкса! — в отчаянии сказал Грегор.

— Нам нужно лететь, Грегор. Прямо сейчас, — настаивала Люкса, вливая большой глоток лекарства из голубой бутылочки в рот отца. — Мы сможем как следует заняться его лечением, когда вернемся в Регалию. Генри, помоги мне закрепить его. — И она принялась приматывать ноги отца Грегора к спине Авроры лентами паутины, которую быстро напряла Гокс. — Генри, ну же! — нетерпеливо повторила Люкса.

Но Генри стоял в стороне и даже не пошевелился. Он не помогал. Не торопился. Он даже не пытался хотя бы сделать вид, что взволнован.

— Нет, Люкса. Нам уже некуда спешить.

Это был очень странный ответ. Никто не понял, что это значит. Никто, кроме Живоглота.

На морде крысы появилось странное выражение:

— Ах вот оно что! Насколько я понимаю, наш Генри уже обо всем позаботился.

— Именно. Генри обо всем позаботился, — сказал Генри.

Он засунул пальцы в рот и громко свистнул.

— Ты что, спятил? Что ты делаешь?! — зашептал Грегор.

Он взглянул на Люксу, которая, казалось, готова была рухнуть без сознания. Шелковая паутина выпала у нее из рук и плавно опустилась на землю.

На дороге послышался топот множества крысиных лап. Но что происходит?! Зачем Генри это сделал?!

— Живоглот! — позвал Грегор.

— Кажется, я тут не единственный шпион, Наземный, — криво усмехнулся Живоглот. — Кое-кто из членов королевской семьи составил мне конкуренцию.

— Ты хочешь сказать, что Генри…

Нет, ни за что на свете Грегор не поверил бы, что Генри шпионит для крыс. Ведь крысы убили его родителей, они истребляют его народ!

— Но он не мог! — бормотал Грегор. — Он не мог! То есть… а как же Люкса?!

Ведь они были так близки, эти двое.

— Извини, кузина, — быстро сказал Генри, — у меня не было выбора. Викус вел нас к катастрофе. Он заключал союзы со слабаками, а ведь наш единственный шанс на выживание — союз с теми, у кого реальная сила. Мы должны объединиться с крысами — и править вместе. Ты и я.

Голос Люксы прозвучал удивительно спокойно — такой спокойной Грегор ее еще не видел:

— Нет, Генри. Этого не будет.

— Ты должна, Люкса! Все равно у тебя нет выбора. Ты обязана либо присоединиться к нам, либо умереть, — сказал Генри холодно, но голос его дрогнул.

— Сегодня или завтра — какая разница? — ответила Люкса. — Может, сегодня даже предпочтительнее.

Она говорила так, будто прожила уже тысячу лет и страшно от этого устала. Но испуга в ее голосе не было.

— Значит, они обещали тебе трон? Генри-Генри, неужто ты такой дурак, что веришь их обещаниям! — громко захохотал Живоглот.

— Они их выполнят. Мы сообща очистим Подземье от тараканов и пауков и разделим его между собой, — сказал Генри.

— Но зачем? Зачем ты это делаешь? — спросил Грегор.

— Я не желаю иметь в союзниках слабаков и трусов, — заявил Генри. — Крысы-то уж точно не слабаки. Мы сними будем защищать друг друга. Вместе мы будем править в Подземье. И тогда люди Подземья обретут спокойствие и безопасность. Это уже решенный вопрос.

— Ах вот как! Вместе значит, — передразнил его Живоглот. — Разбежался. Какое же тебя ждет разочарование! А, вот и твои дружки.

Крыс было не меньше пяти десятков. Они быстро рассредоточились и окружили путников. Многие радостно скалились, жадно пожирая глазами богатую добычу.

Грегор оглянулся на своих спутников. Кто будет сражаться на его стороне? Отец бормочет что-то невнятное о какой-то рыбе. Босоножка лежит в лихорадке на спине у Темпа. Генри предатель, а следовательно, на Ареса можно не рассчитывать. Значит, остаются лишь он, Грегор, Люкса, Аврора, Гокс и…

Грегор вдруг понял, что уже не так уверен в отношении Живоглота. С кем он? На чьей стороне?

Грегор глянул на Живоглота, и тот в ответ подмигнул:

— Помнишь, Грегор, в пророчестве говорится, что лишь четверо из двенадцати погибнут. Как думаешь, покажем им, где раки зимуют, ты и я?

Отлично, по крайней мере одна крыса за него, зато какая!

Кольцо между тем сужалось. В середину круга широкими шагами выступила огромная серебристая крыса. На ухе у нее болталась криво надетая золотая корона, явно предназначенная для человека. Грегор услышал, как судорожно вздохнула Люкса, и понял, что корона, по всей видимости, принадлежала ее отцу или матери.

— Король Грызер! — склонился Живоглот в низком поклоне. — Не смел надеяться, что вы почтите нас своим присутствием.

— Эти бестолковые тараканы говорили нам, что ты утонул, Живоглот, — низким голосом промолвил король.

— Ну, да, таков был план, — кивнул Живоглот в ответ. — Но планы часто меняются.

— Мы должны поблагодарить тебя за то, что ты завел воина столь далеко в наши владения. На самом деле благодарить тебя должен был Генри, но это уже не имеет значения, главное — воин здесь. Я должен удостовериться. Хочу хорошенько рассмотреть его, прежде чем с ним будет кончено. Итак, это он?

Король Грызер в упор уставился на Грегора:

— Ну… я ожидал большего.

— О, не делайте скоропалительных выводов, ваше величество, — сказал Живоглот. — За время пути ему удалось не раз меня удивить.

Он пошел по кругу, время от времени почесывая себе нос. И всякий раз, как он вскидывал лапу, очередная крыса приседала и отшатывалась от него.

— А, это ты, Коготь… И ты, Кровохлеб… и — о, какая радость! — Ты ли это, Колючка? Ты себе не представляешь, как больно мне видеть тебя здесь, в обществе его величества.

Крыса по имени Колючка опустила глаза, не выдержав взгляда Живоглота. Ей что — стыдно? Но разве крысы способны испытывать стыд?

Живоглот приблизился к Генри и подтолкнул его:

— Давай, давай, давай! Встань-ка к своим дружкам.

Генри отбежал и встал за королем Грызером, случайно наступив тому на хвост.

Крысы принялись хохотать, складываясь пополам от смеха. Только король не смеялся — он вытянул хвост из-под ног Генри и со свистом рассек им воздух, разрубив на две половинки бедную Гокс.

Смех мгновенно оборвался. Грегор смотрел, как растекается по земле голубая кровь паука. Все произошло так быстро. Доля секунды — и третий член их маленького отряда мертв.

— Отчего же вы не смеетесь? — спросил король Грызер. — Приказываю всем смеяться!

И крысы стали издавать какие-то нелепые звуки, похожие на блеяние овцы.

Король тем временем растянулся на земле в самой расслабленной позе, но Грегор видел, что его мышцы все еще напряжены от гнева.

— Итак, кто следующий? — спросил Грызер. — Давайте, не стесняйтесь. Может, начать с малявки? Все равно она выглядит так, словно одной ногой уже в могиле, — и он жадно вперился в Босоножку.

«Ну нет, только не Босоножка, — подумал Грегор. — Не Босоножка — пока я жив!»

Какая-то смутная мысль зародилась на краю сознания Грегора. Что это было? О чем-то ему вдруг вспомнилось… И вдруг его осенило. Он понял, о чем говорится в последней части пророчества.

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КОМУ УМИРАТЬ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.

ХОТЬ ВЫБОР БУДЕТ НЕЛЕГКИМ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.

«Это я, — наконец осознал Грегор. — Я тот последний, кому суждено погибнуть».

Теперь это было очевидно. Крысам нужен он, Грегор. Ведь он — воин. От него для них исходит угроза. И это ему придется решить судьбу остальных. Решить, а не стоять истуканом и смотреть, как убивают тех, кого он любит. Он воин, а в пророчестве говорится, что именно воину выпало спасать людей.

Теперь, когда он это понял, ему стало легко. Он примерился, разбежался и перепрыгнул через серебристую спину короля Грызера. Позади него раздался оглушительный рев, но Грегор уже несся по дороге. По воплям, что доносились сзади, он догадался, что Люкса, Аврора и Живоглот вступили в бой, чтобы дать ему уйти. Но он был уверен, что большая часть самых воинственных крыс бросилась сейчас в погоню.

Отлично. Значит, у остальных есть шанс спастись. Кроме Генри и Ареса — ему наплевать, что будет с ними.

Фонарик в его руке потускнел, пятно света стало еле различимым, и он отбросил фонарик в сторону. В темноте бежать намного труднее, а ему ведь следовало увести крыс как можно дальше от остальных. Он вдруг вспомнил о фонарике на своей каске — он не включал его, берег на крайний случай. Что ж — видимо, этот случай самый крайний.

Он на ходу включил фонарик, и на дорогу упал яркий луч света.

Но что же делать?! Он совсем забыл, сколь коротка дорога! Уже около ста метров отделяло его от «пропасти без дна». Бежать по тропинке вдоль ущелья было бесполезно, там крысы бы нагнали его в два счета, а больше бежать было некуда.

Он не хотел вот так погибнуть. Не хотел доставить крысам такое удовольствие.

Он слышал, как они шумно дышат и щелкают зубами. А король Грызер хрипит от ярости.

И в этот ужасный миг ему вдруг стало понятно, о чем говорится в последних двух строчках пророчества:

ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТЕТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ. ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.

Вот оно! Он должен прыгнуть в пропасть! И его смерть спасет жизнь остальным.

Вот что пытался сказать Сандвич. И теперь Грегор ему верил.

Он прибавил скорости — как на соревнованиях по бегу, когда выходил на финишную прямую. Выложился на всю катушку.

В последнюю секунду на самом краю пропасти он почувствовал острую боль в ноге, но все же Грегор Наземный сумел хорошенько сгруппироваться и оттолкнуться от земли.

ГЛАВА 25

Грегор взмыл над пропастью, стараясь подпрыгнуть как можно выше.

Он чувствовал, как из раны на ноге течет горячая кровь, — одна из крыс все-таки успела полоснуть его своими острыми когтями.

«Я падаю, — думал Грегор. — Как тогда, когда провалился в Подземье».

Правда, сейчас он падал гораздо быстрее. Он падал в пустоту, падал, не ощущая никакого сопротивления воздуха, а впереди него чернела бездна.

В первый раз он так и не понял, как ему удалось столь удачно приземлиться. И у него не было ни одной спокойной минуты, чтобы спросить об этом Викуса. Теперь-то, наверное, он уже никогда и не поймет.

А вдруг это всего лишь страшный сон, и он наконец проснется в своей постели? И тогда он пойдет к маме и расскажет ей, какая ему приснилась ерунда.

Но в глубине души Грегор знал, что это не сон. Он в самом деле падает в пропасть. И достигнув дна, не проснется в своей постели.

Еще кое-что отличало это падение от того, первого. Тогда он падал в полной в тишине.

А сейчас вокруг раздавалось множество звуков — судя по всему, он падал в большой компании.

Грегору удалось развернуться в воздухе, и свет фонаря на его каске осветил удивительную картину. Крысы, что гнались за ним, — а гнались за ним почти все, — кувыркались в воздухе вокруг него и орали благим матом: тропинка, по которой они бежали, с сыпучей землей, не выдержала их тяжести и обвалилась.

Грегор с ужасом увидел, что вместе с крысами падает человек. Генри. Значит, он тоже преследовал Грегора. Но этого просто не может быть! Так не должно случиться! Получается, что сейчас они оба погибнут, в то время как в пророчестве речь идет еще об одном из них.

Шум крыльев стал ответом на этот немой вопрос. Ну конечно! Это был Арес. Арес, который породнился с предателем. Сейчас Арес спасет Генри, и пророчество исполнится. А остальные участники похода останутся целы.

Грегору никогда не доводилось так близко видеть, как пикирует летучая мышь.

Арес летел с поразительной скоростью, разметая крыльями крыс, попадавшихся на пути. Грегор даже засомневался, что Арес сумеет выйти из пике.

«Не может быть! Он промахнулся!» — поразился Грегор, когда Арес пролетел мимо Генри.

И тут же услышал отчаянный вопль:

— Аре-е-е-е-ес!

А сам в ту же секунду шлепнулся на что-то жесткое.

«Это конец! Я погиб», — подумал Грегор.

Но для мертвого он чувствовал себя довольно странно: во рту у него было полно шерсти. А нос, кажется, был сломан. Но спустя еще несколько мгновений, когда к нему вернулась способность двигаться, Грегор приподнялся и с удивлением обнаружил, что лежит на спине Ареса. Он перегнулся через крыло летучей мыши и посмотрел вниз: крысы как раз начали падать на дно ущелья. Грегор был уже почти у самого дна пропасти, когда Арес подхватил его. Смотреть на гибель крыс было невыносимо — хоть они и пытались только что его убить. А когда пришла очередь Генри, Грегор зарылся лицом в мех Ареса и зажмурил глаза.

Опомнился он уже на земле. Люкса привязывала его беспомощного отца к Авроре. Темп с Босоножкой занял место на Аресе, чуть позади Грегора.

Окровавленный Живоглот стоял в окружении трех крыс, которые, должно быть, в последний момент переметнулись на его сторону. Он горько улыбнулся Грегору:

— Многовато на сегодня сюрпризов, да, парень? Просто прелесть.

— Что нам теперь делать, Живоглот? — спросил Грегор.

— Бежать, парень. Быстрее ветра. Высокого тебе полета, Грегор Наземный! — ответил Живоглот и помчался вниз по дороге.

— И тебе высокого полета, Живоглот! Высокого полета! — крикнул Грегор, а Арес и Аврора сделали круг над головой убегавшей крысы.

Они летели над пропастью. Где-то внизу лежали тела короля Грызера и его бойцов. А еще — тело Генри. Генри, который оказался предателем.

Наконец каньон закончился, и летучие мыши влетели в извилистый большой туннель.

Теперь, когда спасение было так близко, Грегор почувствовал, как ему страшно. Его била дрожь. Он уткнулся лицом в шею Ареса, хоть это было очень больно из-за разбитого носа.

— Я не знал, Наземный. Клянусь, я ничего не знал, — услышал он шепот Ареса.

— Я верю тебе, Арес, — прошептал Грегор в ответ.

Если бы Арес был с Генри заодно, он, Грегор, был бы сейчас…

И ему вновь вспомнилась последняя строфа пророчества:

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КОМУ УМИРАТЬ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.

ХОТЬ ВЫБОР БУДЕТ НЕЛЕГКИМ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.

ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТЕТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ. ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.

Что ж, оно в равной мере относилось к ним обоим — и к Грегору, и к Генри.

Генри сделал свой выбор — встал на сторону крыс. И это изменило судьбу оставшихся. Генри не думал о последствиях и рассчитывал на помощь своих новых союзников. Генри погиб из-за своей уверенности, что с ним ничего плохого не случится. Даже в последние секунды он не сомневался, что Арес придет ему на помощь. Но Арес не стал его спасать, он спас Грегора.

— Наземный, у нас проблема, — нарушил ход его мыслей шепот Ареса.

— Что такое? Что случилось?

— Ни я, ни Аврора… Мы не можем определить, в какой стороне Регалия, — ответил Арес.

— Ты хочешь сказать, что мы заблудились?! — воскликнул Грегор. — Я думал… Люкса говорила, вы можете доставить нас домой и в темноте.

— Ну конечно, мы прекрасно ориентируемся в темноте. Но нам нужно знать, куда лететь. А здесь мы никогда прежде не бывали, — сказал Арес.

— Ничего себе! А что говорит Люкса? — осведомился Грегор.

Повисла пауза. Грегор догадался, что Арес говорит с Авророй с помощью не слышных человеческого уху звуков.

Затем Арес произнес:

— Люкса не может говорить.

«Может, у нее шок, — предположил Грегор. — После того что сделал Генри».

— А у Авроры повреждено крыло. И необходимо обработать и зашить рану, иначе она не сможет лететь дальше, — добавил Арес.

Грегор внезапно осознал, что теперь он несет ответственность за всех.

— Ладно, давайте поищем, где приземлиться, — сказал он.

Извилистый туннель вскоре вывел их к широкой глубоководной реке.

Грегор увидел, что у истока реки расположен довольно большой каменный уступ, а над ним нависает каменный козырек, с которого вода падает отвесно вниз, образуя невероятно красивый водопад. Этот уступ имел несколько метров в ширину. Арес и Аврора снизились и благополучно приземлились. А те, кого они несли на спинах, буквально сползли на каменную площадку.

Грегор поспешил к Люксе, надеясь, что вместе они смогут выработать план дальнейших действий, но, увидев ее, он сразу понял: на Люксу рассчитывать не приходится. Взгляд ее был отсутствующим, она дрожала как осиновый лист.

— Люкса! Люкса! — позвал Грегор.

Но Люкса была в таком состоянии, что на самом деле не могла говорить.

Не зная, что еще может для нее сделать, Грегор хорошенько укутал ее одеялом. И направился к Авроре. На крыле мыши зияла обширная рана, из которой сочилась кровь.

— Я могу попробовать зашить тебя, — без особой уверенности предложил Грегор.

Он, конечно, умел пришивать пуговицы и даже зашивать небольшие дырки на брюках или футболке, но мысль о том, чтобы воткнуть иголку в нежное крыло летучей мыши, пугала его до дрожи.

— Сначала займись остальными, — ответила Аврора. Она подлетела к Люксе и обняла ее здоровым крылом.

Босоножка все еще спала на спине у Темпа, но лоб ее уже не обдавал жаром. Лекарство, по всей видимости, подействовало и на отца: тот спал спокойным сном, — но Грегор не мог отделаться от тревожных мыслей, таким изможденным отец выглядел. Видимо, крысы морили его голодом. Грегору хотелось бы знать, что еще они с ним делали.

Арес сидел в сторонке, и его поза выражала такую глубокую печаль и отчаяние, что Грегор предпочел оставить его пока наедине со своими мыслями. Предательство Генри стало для Ареса тяжелейшим ударом, и ему потребуется время, чтобы с этим справиться.

От встречи с королем Грызером и его армией никто не пострадал, кроме Авроры и самого Грегора.

Грегор порылся в оставленной Соловет аптечке. Раз уж ему придется зашить крыло Авроры, лучше сделать это как можно быстрее, и слишком долго раздумывать ни к чему. Он нашел упаковку стальных иголок и взял первую попавшуюся. Тут же лежали упаковки с паучьими шелковыми нитями, особо тонкими — для таких случаев. Грегор хотел было спросить у Гокс, какую нить лучше выбрать, но тут же спохватился, вспомнив, как голубая кровь толчками выливалась из ее оранжевого тельца…

Он выбрал нить, которая показалась ему наиболее прочной и тонкой. Со всей осторожностью, на какую был способен, промыл рану на крыле Авроры и наложил мазь, которая, как она объяснила, вызывает онемение и обезболивает. Затем, преодолевая внутреннюю дрожь, начал шить. Ему хотелось покончить с этим как можно скорее, но штопать порванное крыло оказалось нелегким и небыстрым делом. Аврора старалась сидеть неподвижно, но все же время от времени невольно вздрагивала от боли.

— Прости, прости меня! — говорил он всякий раз.

— Нет-нет, не беспокойся, все в порядке, — отвечала Аврора.

Но он не мог не видеть, что ей очень больно.

К тому времени, как Грегор закончил шить, пот градом струился у него по лицу. От напряжения и усталости спина и шея затекли, а руки начали неметь. Но зато крыло было зашито, и шов получился аккуратным.

— Ну, попробуй, как? — попросил он Аврору, и она осторожно взмахнула крылом.

— Отличная работа! — похвалила она Грегора. — Теперь уж мы точно дотянем до Регалии.

Грегор почувствовал огромное облегчение. А еще — совсем немножко — гордость оттого, что справился с такой трудной задачей — и без посторонней помощи.

— А теперь займись собственными ранами, — велела Аврора. — Я все равно не смогу лететь прямо сейчас, пока не пройдет заморозка.

Грегор послушался. Он тщательно промыл рану на ноге и наложил мазь, которую использовала Соловет, на кроваво-красный след крысиного когтя. С носом было куда сложнее. Кровь он вытер, однако нос распух вдвое против обычного и почти наверняка был сломан. Нельзя сказать, что это Грегора испугало. Мальчишки часто себе что-нибудь ломают, то руку, то ногу. Ну, накладывают в таких случаях гипс. Но вот что обычно делают со сломанным носом, Грегор понятия не имел. А потому решил оставить все как есть, рассудив, что неумелыми действиями, да к тому же наощупь, может сейчас только навредить.

Закончив обработку ран, Грегор не представлял, что делать дальше. Тогда он постарался, взяв себя в руки, оценить положение, в котором они оказались. Итак, они сбились с пути. Поесть они смогут еще только один раз. Факел Люксы погас, и единственным источником света для них остался фонарик на каске. Босоножка больна, папа не в себе, Люкса в шоке, Аврора ранена, а Арес в отчаянии. Остаются двое — он и Темп.

— Темп! — позвал Грегор. — Как ты думаешь, что нам делать?

— Я не знать, Наземный, — ответил Темп. — А слышать ты крыс, слышать ты?

— Когда они падали в пропасть? Ты это имеешь в виду? О да, это было ужасно!

— Нет, сейчас. Ты слышать сейчас, слышать ты? — настойчиво повторил Темп.

— Сейчас?! — Грегор почувствовал, как внутри у него все похолодело. — Где?

Он подполз к краю уступа и посмотрел вниз. Там, на берегу, были крысы. Полчища крыс. Некоторые стояли на задних лапах, отчаянно царапая отвесную стену когтями. Другие пытались взобраться по гладкой стене, но срывались и падали. И снова начинали карабкаться, в поисках точки опоры. Это был вопрос времени. Они найдут способ взобраться наверх. Грегор ничуть в этом не сомневался.

Он отполз от края и сел, обхватив руками колени. Что же теперь делать?! Да, конечно, они могут улететь. Аврора наверняка согласится лететь прямо сейчас, узнав, что крысы штурмуют скалу.

Но куда лететь? Света фонарика хватит ненадолго, а дальше они останутся в кромешной тьме, и это при том, что только Грегор с Темпом могут считаться вполне здоровыми и готовыми к новым испытаниям. Неужели они прошли через весь этот ужас только для того, чтобы сгинуть в Мертвых землях?

А может, Викус вышлет им подмогу? Но как он узнает, где они находятся? Да и потом — неизвестно, как обстоят дела в самой Регалии. Грегор и Генри исполнили последнюю строфу «Смутного пророчества». Но означало ли это, что люди победили в войне с крысами? Этого Грегор не знал.

Он зажмурился и прижал ладони к глазам. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким и беспомощным. Он попытался утешить себя тем, что в «Смутном пророчестве» говорится о смерти лишь четверых и утверждается, что восемь путников останутся живы. «Не знаю, как насчет Живоглота, — он-то, скорее всего, справится, но для того чтобы выжили мы, семеро, — те, кто оказался на этом уступе, — нужно настоящее чудо», — мрачно подумал он.

И чудо произошло.

— Грегор? — услышал он растерянный голос. Такой неуверенный и тихий, что поначалу Грегор решил, что ему показалось. — Грегор, это ты?!

Очень медленно, не веря своим ушам, Грегор повернулся на голос. Отец пытался приподняться на локте. Он дрожал от слабости и тяжело, прерывисто дышал, но взгляд его был осмысленным.

— Папа! — воскликнул Грегор. — Папа!

— Что ты здесь делаешь, сынок? — спросил отец, и Грегор понял, что сознание окончательно к нему вернулось.

Грегор вдруг понял, что не может пошевелиться. Ему бы кинуться в папины объятия — а он почему-то медлил, испытывая необъяснимый страх перед человеком в крысиной шкуре. Вернулся ли к нему рассудок? А вдруг, когда Грегор подползет к нему, преодолев разделяющее их расстояние, папа, его папа, вновь станет бормотать про какую-то рыбу и вновь оставит Грегора один на один с таящей в себе гибель темнотой?

— Ге-го! — пискнул знакомый голосок. — Ге-го, вставать!

Грегор стремительно обернулся и увидел, что Босоножка пытается выпутаться из паучьих нитей, которыми ее привязали к спине Темпа. Он быстро подполз и помог ей выбраться. Здесь все гораздо проще, чем с папой.

— Попить? Ватьяк? — потребовала Босоножка, оказавшись на свободе.

Грегор рассмеялся.

Раз она хочет есть — значит, пошла на поправку!

— Петенье? — с надеждой спросила Босоножка.

— Сейчас-сейчас, — обнадежил ее Грегор. — Только сначала посмотри-ка, кто тут у нас? Это па-па, — сказа Грегор, показывая на отца.

Вдвоем с Босоножкой ему не так тяжело смотреть в папино родное и неузнаваемое лицо.

— Па-па? — в голосе Босоножки звучало любопытство. Она внимательно посмотрела на человека в крысиной шкуре, и лицо ее озарилось широкой улыбкой: — Па-па! — воскликнула сестренка, вырвалась из рук Грегора и бросилась прямо в объятия отца, который, не удержавшись, упал на спину.

— Маргарет? — отец с трудом поднялся и сел. — Ты Маргарет?

— Неть, я Босоножка! — сказала она и дернула папу за бороду.

Да, Босоножка еще не умела считать, поэтому ее храбрость была не в счет. Но ее способность любить была поразительной — и тут уж никак нельзя было сказать: не считается. Грегор смотрел на нее и чувствовал, как его недоверие тает, словно мороженое на жаре. До этого он сражался с пауками и крысами. А теперь вел битву с собственным страхом. Ведь он делал все это, чтобы быть вместе с папой! Так что же он сидит как истукан, как сторонний зритель?!

— Ах вот как! Босоножка! — воскликнул папа и раскатисто засмеялся.

Его смех был для Грегора, словно луч солнца, пронизывающий тучи.

Это он! Это их папа!

— Папа! — Грегор кинулся к отцу и обхватил его руками.

— Грегор, сынок! — По щекам отца покатились слезы. — Как ты, мой мальчик? Как ты, мой дорогой малыш?

Грегору пришлось рассмеяться — а иначе бы он расплакался.

— Что ты здесь делаешь? Как вы попали в Подземье? — спрашивал папа, и в голосе его звучала тревога.

— Да так же, как и ты, скорее всего, — ответил Грегор, когда смог наконец говорить. — Свалились в дыру в прачечной вместе с Босоножкой. Потом отправились искать тебя, и вот ты с нами! — Он похлопал отца по руке, словно желая удостовериться, что все это правда. — Да, с нами!

— А где мы? — спросил отец, напряженно вглядываясь в темноту.

И Грегор резко вернулся с небес на землю.

— Мы в Мертвых землях, возле водопада. Под нами полчища крыс, которые сейчас пытаются взобраться на скалу. Многие пострадали. И вообще — мы заблудились, — ответил он. И тут же пожалел об этом. Все же не стоило говорить папе, насколько плохи их дела. Вдруг его разум этого не выдержит?

Но тут он увидел, какими внимательными стали папины глаза.

— Так, — сказал отец. — Как далеко от нас крысы?

Грегор подполз к краю уступа и посмотрел вниз. С ужасом он увидел, что крысы уже чуть ли не на половине пути.

— Похоже, им осталось метров пятнадцать, — сказал он.

— Как у нас со светом? — спросил отец.

— Только вот это, — ответил Грегор, касаясь своей каски. — И вряд ли батареек надолго хватит.

И словно в подтверждение его слов фонарик замигал и начал тускнеть.

— Надо прорываться в Регалию! — заключил папа.

— Да, но только никто из нас не знает, где она! — в отчаянии воскликнул Грегор.

— На севере Подземья, — сказал папа.

Грегор кивнул, не очень понимая, что это может им дать. У них ведь не было солнечного света, или Полярной звезды, или компаса, или деревьев со мхом — ничего, что помогло бы сориентироваться по сторонам света. Вокруг была только бесконечная черная пустота.

Глаза отца остановились на крыле Авроры.

— Эта летучая мышь… как вы зашили ей крыло?

— Иголкой и ниткой, — ответил Грегор, с ужасом понимая, что папа, кажется, вновь погружается в безумие.

— Игла была стальная? — продолжал папа неуместный допрос. — Она у тебя?

— Да их тут полно! — сказал Грегор, протягивая папе упаковку.

Тот схватил иглу, достал из кармана какой-то маленький камушек и начал тереть иглу о камень короткими, резкими движениями.

— Дай какую-нибудь чашку, — велел папа. — Если ничего такого нет — вытряхни из упаковки лекарства и наполни ее водой.

Грегор торопливо сделал так, как он просил, все еще не понимая, зачем это нужно.

— А что мы делаем? — спросил он.

— Этот камешек — магнетит, природный магнит. Там, в моем колодце, их было полно. Я захватил один на всякий случай.

— На какой случай? — спросил Грегор с замиранием сердца.

— На тот случай, если удастся бежать. У меня там были и кусочки металла, но неподходящего размера. А эта иголка — то, что надо, — объяснил отец.

— Надо для чего? — не понял Грегор.

— Потерев иголку о камень, я ее намагнитил. Грубо говоря, я превратил ее в стрелку компаса. И если мы поместим ее сейчас в жидкость и дадим свободно поплавать… — Папа аккуратно опустил иголку в воду. Вначале та поплыла, а потом, к изумлению Грегора, повернулась примерно на сорок пять градусов вправо и остановилась. — Ну вот, — заключил папа, — север там.

— Она указывает на север?! Как компас?! — Грегор был потрясен.

— Ну, возможно, на несколько градусов отклоняется. Но нам этого достаточно, — сказал папа.

Глядя на иголку, Грегор улыбнулся. Да, все встало на свои места. Папа снова стал самим собой.

Скрежет когтей о камень стер с его лица улыбку.

— Аврора, — окликнул он, — ты уже можешь лететь?

— Думаю, что да, — ответила мышь, которая, конечно, тоже слышала эти жуткие звуки.

— Арес, если я укажу тебе направление, ты сможешь держать этот курс? — тронул он Ареса за плечо.

— Я прекрасно с этим справляюсь, если знаю, куда лететь, — ответил Арес, подымаясь.

— Тогда взлетаем! — скомандовал Грегор, как когда-то Викус, в самом начале этого похода. — Летим же скорее — мы возвращаемся домой!

Они торопливо стали занимать места на летучих мышах. Грегор усадил Темпа на Аврору рядом с Люксой — ему хотелось, чтобы кто-то приглядывал за ней. Босоножку он сунул в рюкзачок и помог отцу усесться на Ареса. Потом еще раз проверил иголку в чашке с водой и указал Аресу направление, которого следовало держаться:

— Там север. В той стороне Регалия, — сказал он.

И в эту секунду он увидел крысиный коготь, вцепившийся в край уступа.

Вскочив на спину Ареса, Грегор скомандовал взлетать, оставив на земле нетронутый завтрак.

Они летели около часа по просторному туннелю, и наконец Арес сказал Грегору:

— Теперь я знаю, где мы, и этот путь мне знаком.

Очень скоро они оказались в Регалии. Грегор со страхом смотрел на разорение, принесенное в ее земли войной. Всюду здесь были следы пожаров и даже тела погибших: людей, крыс, тараканов, пауков, летучих мышей и даже тех, о существовании которых в Подземье он не догадывался, например мышей и бабочек. Живоглот как-то упоминал о бабочках, но Грегор тогда решил, что тот видел их наверху, в Наземье.

Все тела выглядели одинаково. Одинаково безжизненно.

Сейчас он был даже рад, что фонарик на каске погас. Он и так увидел достаточно. Это была бойня. Во тьме он совершенно потерял счет времени и совсем не понимал, долго ли они летели.

Зато звуки трубящих рогов, что возвещали об их прибытии, Грегор услышал гораздо раньше, чем они подлетели к городу. Он перегнулся и посмотрел вниз: подземные радостно махали руками, приветствуя их. Ни он, ни Люкса не нашли в себе сил помахать в ответ.

Люкса все еще не пришла в себя. Когда они поднялись в воздух, Люкса обвила руками шею Авроры и закрыла глаза. Грегор не представлял себе, что творится в ее душе. Он, Грегор, смог вернуть папу. С Босоножкой тоже все в порядке. А скоро они все вместе отправятся домой, в Наземье, и их семья наконец воссоединится.

А Люкса… Из родных у нее оставались лишь Викус, Соловет и Генри, который предал ее и готов был скормить крысам. Что она может чувствовать сейчас?..

Внизу показался город. На улицах было полно людей, которые кричали, аплодировали, махали флажками. Но вот и дворец, и Арес влетел в Высокий зал.

Летучие мыши в изнеможении опустились на пол, их лапы подогнулись, и они рухнули на брюхо. Вокруг забегали подземные. Во всеобщей неразберихе Грегор видел, как Далси подхватила Босоножку и куда-то потащила, а за ними понесся неутомимый и верный Темп. Несколько подземных уложили папу на носилки и тоже куда-то понесли. Наконец очередь дошла и до летучих мышей, которых просто подняли на руки и понесли, и ни у Ареса, ни у Авроры не было ни сил, ни желания протестовать.

Грегора тоже собирались уложить на носилки, но он категорически этому воспротивился. Но холодный компресс на нос положить позволил.

Кто-то должен был все рассказать, и он не был уверен, что Люкса с этим справится. По крайней мере сейчас. Она стояла, бледная и растерянная, не замечая суеты вокруг себя. Ее прекрасные фиолетовые глаза были пусты, руки безвольно повисли.

Грегор подошел ближе, но не стал к ней прикасаться. Он просто хотел, чтобы она почувствовала, что он здесь, рядом.

— Люкса, все будет хорошо, — сказал он, прекрасно понимая, что слова сейчас ничего не значат.

Наконец зал опустел, и тут Грегор увидел поспешавшего к ним Викуса.

Не доходя двух шагов, Викус в нерешительности остановился. Лицо его было искажено болью и тревогой.

Грегор понимал, что должен поскорее рассказать, что с ними произошло. Но в первую минуту он смог лишь выдавить из себя:

— Генри был заодно с крысами. Он хотел взойти на трон.

Викус повернулся к Люксе и раскрыл объятия. Она стояла все так же неподвижно, окаменев, глядя пустыми глазами, словно видела его впервые.

— Люкса, это твой дедушка, — произнес Грегор.

Сейчас это было самым важным — единственно важным.

— Это твой дедушка, Люкса.

Люкса моргнула. В уголках ее глаз заблестели слезы. А на лице отразилась борьба — будто она старалась не дать волю чувствам, бушевавшим внутри, не позволить им выплеснуться наружу.

Но чувства победили, и Грегор с великим облегчением увидел, как она бросилась в объятия Викуса.

ГЛАВА 26

Грегор рассказал все подробности их похода Соловет, которая появилась почти сразу вслед за Викусом и, расцеловав мокрые от слез щеки Люксы, приняла в объятия и Грегора.

Он совсем было позабыл о своих ранах, но Соловет забеспокоилась и настояла на том, чтобы немедленно отвести его в дворцовую больницу и там заняться лечением.

Пока доктора обрабатывали рану на ноге и осторожно манипулировали с его сломанным носом, он, преодолевая боль, безостановочно говорил — обо всем, что случилось с тех пор как они расстались с Соловет и Викусом: о долгой дороге через смердящий туннель, о появлении пауков, о том, как Генри пытался убить спящего Живоглота, о лихорадке Босоножки, о самопожертвовании Тик, о том, как они нашли его отца, и обо всех прочих событиях, что предсказал, в своем пророчестве Сандвич.

Когда наконец замолчал, Грегор почувствовал себя совершенно пустым — и легким: словно он был воздушным шариком, который отвязался от веревочки. Теперь он хотел лишь одного: увидеть папу с Босоножкой и хорошенько поспать.

Соловет отвела его сначала к Босоножке, которая была в детском отделении, вместе с другими больными детьми. Ее уже помыли и переодели. И хотя у нее все еще держалась небольшая температура, Далси заверила Грегора, что это не страшно, и Босоножка идет на поправку.

— Мы еще не все научились лечить, — сказала она мягко, — и не от всех болезней у нас есть лекарства. Но у Босоножки, похоже, обычная лихорадка — а с этим мы давно и успешно справляемся, так что не беспокойся.

Грегор ласково взъерошил сестричкины кудряшки и пошел проведать папу. Тот тоже выглядел значительно лучше. Он спал, и лицо его было спокойным. Подземные не только помыли его, но даже успели привести в порядок волосы и бороду. Отвратительная крысиная шкура была уничтожена, и на папе была обычная шелковая пижама. И конечно, прежде чем уложить, его досыта накормили и дали необходимые лекарства.

— Когда он проснется… он ведь станет таким, как прежде, да? — спросил Грегор.

Он ждал ответа с замиранием сердца.

— Никому, кто провел несколько лет среди крыс, не удается остаться таким, как прежде, — уклончиво ответила Соловет. — Но если ты имеешь в виду его тело и разум — я уверена, с ними все будет в порядке.

Грегора это вполне устраивало. Он ведь и сам никогда уже не будет прежним, каким был до того, как попал в Подземье. Понятно, что и папа тоже.

Выйдя из больничного крыла, Грегор услышал радостный возглас:

— Наземный!

Это был Марет, который тут же заключил Грегора в свои могучие объятия. Грегор жутко обрадовался. Ведь Марет был ранен, ему довелось немало сражаться, — но, к счастью, он остался жив.

— Привет, Марет! Ну, как тут у вас?

— Как-как… довольно паршиво. Как всегда на войне. Но ты вернул нам свет! — сказал Марет значительно.

— Правда, что ли? — Грегор уже позабыл о той части пророчества, в которой говорилось о свете:

ПРИДЕТ НАЗЕМНЫЙ ВОИН, СЫН СОЛНЦА, ОН МОЖЕТ ВЕРНУТЬ ВАМ СВЕТ…

Значит, в конце концов ему это удалось — вернуть им свет? Грегор отнюдь не был в том уверен, но раз Марет так сказал, значит, подземные в это искренне верят.

— А какой свет? — спросил Грегор. Картины, встававшие у него перед глазами, были неизменно мрачными, и света в них не было никакого.

— Когда крысы узнали о гибели короля Грызера, они растерялись, и у них тут же начались внутренние раздоры. Нам удалось загнать их обратно на Мертвые земли. Без вождя они неспособны ни наступать, ни даже обороняться, — объяснил Марет.

— А, вон оно что! Надеюсь, это у них надолго, — вздохнул Грегор.

Марет привел его в ту же комнату, где его поселили с Босоножкой, когда он только здесь появился. Грегор наскоро принял ванну — просто чтобы избавиться от въевшегося в кожу запаха тухлых яиц, и рухнул в постель.

Проснулся Грегор отдохнувшим, а потому догадался, что спал довольно долго. Первые пару минут, еще в полусне, он даже не сразу все вспомнил. А потом воспоминания хлынули на него потоком — и он уже не мог больше валяться в постели.

Он торопливо помылся и проглотил еду, которая появилась на столике, пока он мылся.

Грегор совсем уже было собрался бежать в больничное крыло, как в комнату ворвалась Люкса. Глаза ее были опухшими и красными от слез, но сейчас она уже вполне владела собой.

— Грегор, скорее! Мы должны успеть! — воскликнула она, схватив его за руку, и потащила за собой.

Первой его мыслью было, что на дворец напали. Но оказалось, проблема в другом.

— Арес! — задыхаясь, рассказывала Люкса, пока они бежали по коридору. — Они собираются его изгнать! Но он же ничего не знал, Грегор! Он ничего не знал, как и я!

— Конечно не знал! — уверенно ответил Грегор.

Они вбежали в зал, в котором Грегор никогда еще не был. Он был похож на небольшую арену, где на трибунах сидело множество людей и летучих мышей. Все смотрели на небольшое возвышение в центре. Здесь были члены совета, включая Викуса и Соловет.

На возвышении, к которому были прикованы все взгляды, стоял Арес — одинокий и сгорбившийся.

Когда Грегор и Люкса выбежали на арену, с одной из трибун слетела Аврора и присоединилась к ним.

— Стойте! — закричал Грегор, стараясь восстановить дыхание. — Вы не должны этого делать!

Он не знал подробностей, однако ему было достаточно того, что он когда-то слышал от Люксы: изгнанный и обреченный на одиночество протянет совсем недолго. Конечно, кто-нибудь вроде Живоглота, может, и смог бы — но Живоглот — исключение, лишь подтверждающее правило.

При появлении Грегора все вскочили, склонившись в поклоне.

— Приветствуем тебя, воин, и позволь поблагодарить тебя за все, что ты для нас сделал, — торжественно произнес Викус. И сразу вслед за этим тепло и грустно улыбнулся — уже без пафоса, чисто дружески.

— Спасибо, я очень рад, — ответил Грегор. — Но что вы собираетесь сделать с Аресом?

— Мы как раз готовимся голосовать, — сказал Викус. — Тут много спорили и пришли к выводу, что он наверняка знал о планах Генри. Должен был знать.

— Но он как раз не знал! — вскричал Грегор. — Совершенно точно не знал! В противном случае я бы сейчас перед вами не стоял! Он спас меня и позволил Генри упасть — когда стало ясно, что тот задумал!

— Он породнился с Генри, — возразила большая рыжая летучая мышь. — Трудно в таком случае поверить в его невиновность.

— А как насчет моей невиновности? — В голосе Люксы звенели слезы. — Мы с Генри были очень близкими друзьями. Выходит, меня тоже следует изгнать?!

Присутствующие взволнованно зашумели. Все отлично знали, что Генри и Люкса были неразлучны. Но именно за спиной у Люксы Генри сплел заговор…

— Даже если мы признаем Ареса невиновным в участии в заговоре, на нем останется другое клеймо: он предал родство, — промолвила рыжая летучая мышь. — И потому все равно должен быть изгнан.

— Даже несмотря на то, что он не захотел быть в родстве с негодяем и предателем?! — воскликнул Генри. — Ну знаете, на такой случай вам следует разработать особые правила!

Несколько членов совета принялись лихорадочно рыться в куче старинных свитков, лежавших на столе, пытаясь найти ответ на его вопрос. Остальные явно жаждали крови.

— Мне не важно, был он замешан в предательстве или просто изменил родству, — резко сказала какая-то женщина. — Я просто хочу, чтобы его не было. Кто здесь отныне сможет ему доверять?!

По арене прокатился ропот. Арес еще сильнее сжался, словно пытаясь стать как можно меньше ростом и незаметнее, буквально врасти в землю — будто чужая злоба и ненависть придавливали его к земле.

Грегор не знал, что делать. Но неужели он будет просто стоять и смотреть, как Ареса приговаривают к вечному изгнанию в Мертвые земли, то есть на верную смерть?! И как уговорить их, чтобы они изменили решение?

Рыжая летучая мышь эхом повторила слова женщины с трибуны:

— В самом деле, кто из нас сможет отныне ему доверять?

— Я! — вдруг крикнул Грегор, и трибуны мгновенно стихли. — Я доверю ему свою жизнь!

Теперь он знал, что нужно делать. Он подбежал к Аресу и протянул ему руку. Арес вначале непонимающе поднял голову, но потом до него дошло:

— О, нет, Наземный, — прошептал он. — Я этого не достоин.

Грегор сам схватил Ареса за коготь на левой лапе. На трибунах стало так тихо, что можно было услышать, как падает монетка.

Грегор начал говорить:

АРЕС ЛЕТЯЩИЙ, ОТНЫНЕ МЫ НЕРАЗЛУЧНЫ С ТОБОЙ…

Дальше Грегор не помнил, но Люкса за его спиной шепотом подсказала ему слова клятвы:

В ЖИЗНИ И СМЕРТИ СВЯЗАНЫ ОБЩЕЙ СУДЬБОЙ.

В ТЕМНОТЕ, НА ВОЙНЕ, В ОПАСНОСТИ И ОГНЕ — Я НА ПОМОЩЬ ПРИДУ К ТЕБЕ, А ТЫ — КО МНЕ.

Последнюю строчку Грегор вспомнил уже сам и произнес без подсказки.

К Аресу стала возвращаться надежда. Раз воин захотел с ним породниться, это еще не означало, что его не подвергнут изгнанию, но это могло ему помочь. И все же Арес колебался.

— Ну, Арес, — мягко попросил Грегор, — теперь твоя очередь.

И Арес решился:

ГРЕГОР НАЗЕМНЫЙ, ОТНЫНЕ МЫ НЕРАЗЛУЧНЫ С ТОБОЙ.

В ЖИЗНИ И СМЕРТИ СВЯЗАНЫ ОБЩЕЙ СУДЬБОЙ.

В ТЕМНОТЕ, НА ВОЙНЕ, В ОПАСНОСТИ И ОГНЕ — Я НА ПОМОЩЬ ПРИДУ К ТЕБЕ, А ТЫ — КО МНЕ.

Грегор повернулся лицом к толпе. Он стоял рядом с Аресом, не отпуская его коготь. И вдруг заговорил властно и уверенно, так, как не говорил никогда в жизни:

— Я — Воин. Я тот, кого Он назвал. Кто из вас осмелится изгнать Ареса — с которым я только что породнился?..

ГЛАВА 27

Они долго спорили, и обсуждали, и просто говорили о законах, но в конце концов было решено оставить Ареса. И конечно то, что Арес породнился с Грегором, оказалось весомым аргументом.

Один из подземных старцев все еще рылся в древних свитках, пока Викус не сказал ему:

— Да полно вам зря терять время и силы — вы ничего там не найдете: такое случилось впервые.

Грегор повернулся к своей летучей мыши:

— Знаешь, я ведь, надолго здесь не задержусь.

— Ничего страшного, — ответил Арес. — Пока могу летать — я всегда в твоем распоряжении.

Как только судьба Ареса решилась, Грегор пулей полетел в больничное крыло. Он немного нервничал, открывая дверь палаты, в которой лежал папа, потому что не знал, что ему предстоит увидеть. Но перед ним открылась чудесная картина: папа, смеясь, полулежал в постели, а Босоножка пыталась накормить его печеньем.

— Привет, пап, — сказал Грегор с улыбкой.

— О, Грегор! — воскликнул папа, просияв и распахнув объятия, и Грегор тут же крепко прижался к отцу.

Это могло бы продолжаться целую вечность, если бы не вмешалась Босоножка:

— Нет, Ге-го, — строго сказала она, — папа кусает петенье.

— Няня сказала, что меня нужно хорошо кормить, и она отнеслась к этому очень серьезно, — объяснил отец, смеясь.

— Ты как? — спросил Грегор, не в силах от него оторваться.

— О, при такой кормежке я скоро буду совсем как новенький! — сказал папа.

Оба они понимали, что все не так просто. Жизнь никогда уже не будет, как прежде. Но ведь главное, что они живы.

Несколько часов Грегор провел в разговорах с папой, Босоножкой и Темпом, который явился проведать свою драгоценную принцессу.

Грегор не хотел тревожить отца расспросами, но тому, похоже, не терпелось поделиться своими злоключениями:

— В ту ночь, когда провалился в Подземье, я не мог уснуть. И спустился в прачечную, поиграть на саксофоне — мне не хотелось никому мешать.

— Мы тоже там провалились, — сказал Грегор, — через вентиляционную трубу.

— Точно! Металлическая решетка почему-то здорово скрипела, будто ее кто раскачивал, и я пошел посмотреть, в чем дело, — продолжил свой рассказ папа. — Ну, и меня буквально всосало сюда… Знаешь, существует такое странное явление: воздушные потоки… — И папа добрых двадцать минут объяснял этот феномен с научной точки зрения.

Грегор ничего не понял из того, о чем тот говорил, но ему было так приятно просто слушать папу и понимающе кивать.

— Несколько недель я провел в Регалии, но я безумно скучал и очень за вас волновался. А потому однажды ночью попытался бежать с парочкой фонарей и пневматическим пистолетом, который позаимствовал в музее. Крысы настигли меня раньше, чем я добрался до Водного пути. — И папа покачал головой.

— Но почему они оставили тебя в живых? — не удержался от вопроса Грегор.

— Это не моя заслуга. Это все пистолет. Когда у меня кончились пули, они взяли меня в кольцо. Один из них спросил про пистолет, и я наплел им с три короба. Убедил, что могу сделать для них такие же — и они решили оставить меня в живых. Все это время я изготавливал оружие, и у меня оно стреляло, а у них — разваливалось, стоило крысам к нему прикоснуться. Арбалет, катапульта, таран… В конце концов они убедились, что все, что я делаю, стреляет лишь один раз, — сказал папа.

— Не представляю, как ты все это выдержал, — произнес Грегор.

— Я не переставал верить, что когда-нибудь попаду домой, — ответил папа. На его лицо набежало облачко, и, кажется, ему понадобилось усилие, чтобы задать следующий вопрос: — А как… как там мама?

— Сейчас, наверно, не очень хорошо, — сказал Грегор. — Но когда мы вернемся, все вместе, все будет просто здорово.

Папа кивнул:

— А ты? Как ты, сынок?

Грегор не стал рассказывать ему о плохом, он рассказал о приятном: о соревнованиях по бегу, о школе, о том, как их оркестр выступал в Карнеги-холле. Он даже не упомянул о пауках и крысах, а о том, через что пришлось пройти с тех пор, как папа исчез, он тоже ничего не сказал.

Весь остаток дня они провели в разговорах, играх с Босоножкой, потчуя друг друга всякой едой и часто, без всякого повода, словно невзначай стараясь коснуться друг друга.

Потом появилась Далси и настойчиво дала понять, что Босоножка и папа нуждаются в отдыхе. Грегор отправился к себе таким счастливым, каким ни разу не был за эти два года, семь месяцев и уже неважно сколько дней.

Теперь можно было забыть о правиле. Навсегда. И даже если наступят плохие времена, он никогда больше не отречется от счастливого будущего, даже если настоящее будет приносить одни страдания. Отныне он не станет запрещать себе мечтать.

По дороге к спальне он проходил мимо комнаты, где собирался совет в ночь его побега из Регалии. Дверь была открыта, и Грегор увидел Викуса.

Тот сидел за столом один, а перед ним грудой лежали какие-то свитки и карты. При виде Грегора лицо его просияло, и он махнул ему рукой, приглашая войти:

— Заходи-заходи, нам с тобой не довелось поговорить после твоего возвращения, — сказал Викус взволнованно. — Как отец?

— Ему лучше. Намного лучше! — ответил Грегор, садясь напротив Викуса.

— А как принцесса? — улыбнулся Викус.

— С ней все в порядке, температуры больше нет, — ответил Грегор.

Они помолчали, будто оба не знали, с чего начать.

— Итак, воин… ты все-таки прыгнул, — произнес Викус.

— Ну, похоже, да, — ответил Грегор, улыбаясь. — Повезло, что Арес оказался рядом.

— И Аресу повезло, — сказал Викус. — И всем нам тоже. Ты слышал о том, что крысы отступили?

— Марет мне сказал.

— Надеюсь, война скоро закончится, — продолжал Викус. — Крысы уже начали борьбу за престол.

— А как там Живоглот? — спросил Грегор.

— Я получил от него весточку. Он собирает своих сторонников в Мертвых землях. Ему нелегко будет получить власть над крысиным народом. Вначале ему придется убедить их, что им нужен мир, а это совсем не просто. Но ведь он из тех, с кем приходится считаться, — ответил Викус.

— Да уж, — согласился Грегор. — С ним даже крысы боятся связываться.

— И неспроста. Против него никто не устоит, — заметил Викус. — Да, кстати, у меня кое-что для тебя есть. Ты несколько раз напоминал мне в походе, что у тебя нет меча. Совет поручил мне вручить тебе вот это.

Викус достал из-под стола какую-то вещь, завернутую в очень тонкий шелк, и протянул Грегору. Грегор развернул ткань и увидел прекрасный меч с рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями.

— Он принадлежал самому Бартоломью из рода Сандвичей, — сказал Викус. — А теперь мой народ хочет, чтобы ты принял его от нас в подарок.

— Но я не могу его принять, — возразил Грегор. — Это слишком дорогой подарок… и потом, мама не разрешает мне обзавестись даже перочинным ножиком!

Это была правда: когда ему исполнилось десять, дядя подарил Грегору перочинный нож с пятнадцатью лезвиями, но мама отобрала его и спрятала. Она сказала, Грегор получит этот ножик, когда ему исполнится двадцать один.

— Понимаю, — Викус внимательно смотрел на Грегора. — Но возможно, если твой отец сохранит его для тебя, мама не будет возражать…

— Может быть. Но есть еще одно…

Грегор не знал, как объяснить главную причину, почему он не хочет даже прикасаться к подарку. Это было связано с Тик, и с Трефлексом, и с Гокс, — со всеми существами, которые погибли, пока он был в походе. Это относилось даже к Генри и крысам. Может, он недостаточно умен, может, еще чего-то не понимает… Но Грегору казалось, что должен быть еще какой-то способ разрешать конфликты — способ, исключающий горы трупов.

— Я делал вид, будто я воин, только ради того, чтобы спасти папу, — сказал Грегор. — Но воином я быть не хочу. Я хочу быть таким, как вы.

— Но я участвовал во многих битвах, Грегор, — осторожно поправил его Викус.

— Я знаю, но вы не рвались сражаться. Вначале вы всегда пытались использовать все пути, чтобы договориться. Даже с пауками. Даже с Живоглотом. И даже если люди считали, что это неправильно, вы не оставляли своих попыток.

— Что ж, Грегор, я знаю, какой подарок хотел бы тебе сделать, но ты должен обрести это сам, — сказал Викус.

— Какой же?

— Надежду, — сказал Викус. — Бывают времена, когда обрести ее очень трудно. Времена, когда гораздо проще заменить ее ненавистью. Но если хочешь мира — ты прежде всего должен поверить, что он возможен.

— Вы думаете, я на это неспособен?

— Напротив. Я очень надеюсь на то, что тебе это под силу, — с улыбкой произнес Викус.

Грегор подвинул к нему меч:

— Передайте им, что я очень благодарен — но принять этот дар не могу.

— Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я им это скажу, — ответил Викус. — А теперь иди отдыхай. Завтра тебе предстоит еще одно путешествие.

— Как? Опять? Надеюсь, не в Мертвые земли? — спросил Грегор, у которого похолодело в груди.

— Нет. Думаю, пришло время отправить вас домой.

В ту ночь Грегору с Босоножкой постелили к комнате, в которой спал отец — чтобы все они были рядом. Теперь, собираясь домой, Грегор вновь позволил себе думать о Лиззи, бабушке и маме — но больше всего его мысли занимала мама. Все ли с ними в порядке? Вспоминая разговор с Викусом, Грегор старался надеяться на лучшее.

Как только Босоножка и папа проснулись, они все вместе отправились к пристани, с которой Грегор когда-то пытался уплыть на лодке. Несколько подземных стояли на мостках, чтобы помахать им на прощанье.

— Арес доставит вас к порталу над Водным путем, — сказал Викус. — Оттуда до вашего дома рукой подать.

Марет сунул Грегору в руку какие-то бумажки — оказалось, это были деньги:

— Я взял их в музее, — объяснил Марет. — Викус сказал, они могут понадобиться, чтобы путешествовать по Наземью.

— Спасибо, — сказал Грегор. Хотелось бы ему знать, как далеко этот портал от их дома. Что ж, скоро все выяснится…

— Сейчас путь безопасен, но все же не мешкайте, — предупредила Соловет. — Вам ведь известно, как быстро тут, в Подземье, все меняется.

Грегор вдруг осознал, что больше никогда не увидит этих людей. И сам удивился тому, как жалко ему с ними расставаться. Ведь им столько довелось вместе пережить! На прощание он обнял всех по очереди. Когда подошел к Люксе, вначале решил просто пожать ей руку, но все же отважился обнять и ее. И она обняла его в ответ. Пожалуй, немного неловко — но ведь как-никак она была королевой.

— Что ж, будете у нас в Наземье — милости просим, — сказал Грегор.

— Ну, может, ты еще к нам заглянешь, — ответила Люкса.

— Ох, не думаю! Боюсь, мама до конца жизни посадит меня под домашний арест, чтобы я снова куда-нибудь не запропастился.

— Что значит «домашний арест»? — спросила Люкса.

— Ну, запретит выходить из квартиры.

— В «Пророчестве Погибели» об этом не говорится, — задумчиво произнесла Люкса.

— Что? В каком еще пророчестве? — холодея, спросил Грегор.

— Разве Викус тебе не сказал? Это следующее пророчество, оно идет сразу после «Смутного», — ответила Люкса.

— Но ведь там про меня ни слова, так? Или нет? Ну то есть — ведь оно не про меня, Викус? — обратился Грегор к старику.

— Ну, вам нужно поторопиться, если вы хотите попасть в воздушный поток, — сказал Викус, усаживая Босоножку в рюкзачок и помогая Грегору его надеть. Затем он подсадил его на Ареса, где уже сидел отец.

— Вы мне чего-то не сказали? Что еще за «Пророчество Погибели»? — никак не мог успокоиться Грегор, карабкаясь на спину Ареса.

— А, ты об этом, — махнул рукой Викус. — Оно очень туманно. Никому не удалось разгадать его за все эти столетия. Высокого тебе полета, Грегор Наземный. — И Викус подал Аресу знак взлетать.

Арес расправил крылья.

— Но все-таки — о чем оно? Что в нем говорится? — кричал Грегор, уже поднявшись в воздух.

— Пока-пока, Темп! До сколой стлечи! — махала рукой Босоножка.

— Нет, Босоножка, нет! Мы сюда не вернемся! — сказал Грегор сестре.

Последнее, что он увидел, обернувшись, — как Викус машет им рукой. Грегор не был уверен, но ему показалось, будто он слышал, как старик крикнул: «До скорой встречи!»

Внизу была река, по которой он когда-то плыл с риском для жизни, но теперь она бешено бурлила сама по себе, а он сидел на надежной и крепкой спине Ареса. Очень скоро показался берег, на котором он наткнулся на Клыкастера и Лязга, — и он отчетливо увидел там, на берегу, следы бушевавшего недавно огня.

Минут через десять река превратилась в море или самое большое озеро, которое Грегор мог себе вообразить. Огромные волны перекатывались по его поверхности и разбивались о скалистый берег.

Вскоре их нагнали двое патрульных на летучих мышах, которые помогли им перебраться через озеро. Крыс не было видно, но кто знает, кто еще промышляет здесь, в этом мире, в поисках еды. Грегор видел, как в волнах мелькнул и пропал шипастый хвост какого-то огромного животного — сам хвост был чудовищным, метров семь в длину.

«Даже спрашивать не стану», — решил Грегор.

Наконец патрульные развернулись и улетели, а Арес принялся описывать круги, поднимаясь все выше и выше. Снизу подул сильный ветер, и вокруг них стали образовываться странные облака, вроде тумана.

«Это, должно быть, и есть воздушный поток», — подумал Грегор.

Видно было, что лететь Аресу становилось все труднее. Ему пришлось сложить крылья, чтобы протиснуться в отверстие наверху.

Наконец они очутились в туннеле, который показался Грегору знакомым. Он был уже не каменным, а бетонным, и Грегор вдруг понял, что они уже почти дома.

Арес подлетел к заброшенной лестнице и склонил голову:

— Дальше я лететь не могу, — сказал он. — Это ваш путь домой. Высокого тебе полета, Грегор Наземный.

— Высокого тебе полета, Арес! — откликнулся Грегор. Его рука ненадолго удержала коготь Ареса, и летучая мышь исчезла в темноте.

Грегор стал помогать отцу взобраться по лестнице.

На самом верху, в потолке, было отверстие, закрытое каменной плитой. Грегор слегка подвинул ее — и в лицо ему ударила струя свежего воздуха. Тогда он отодвинул плиту в сторону, подтянулся на руках — и его пальцы коснулись травы.

— Ох ты, — сказал он, помогая папе вылезти из туннеля, — вы только посмотрите!

— Юна, — обрадовалась Босоножка, тыча пальчиком в небо.

— Да, малышка, луна. Пап, смотри!

Папа так запыхался после подъема, что даже не смог ответить. Несколько минут они просто сидели на траве, закинув головы и любуясь ночным небом. Потом Грегор оглянулся по сторонам и понял, что они оказались в Центральном парке. Из-за деревьев доносился шум уличного движения. Грегор подвинул на место каменную плиту и помог папе подняться.

— Пошли, давайте поймаем такси. Мы идем к маме, Босоножка! — весело сказал он.

— Мама! — с восторгом ответила Босоножка. — Падём! Мама!

Было, должно быть, очень поздно — на улицах ни души, но некоторые рестораны еще работали. Это было им на руку — ведь выглядели они довольно странно в одеяниях, которыми снабдили их подземные.

Грегор остановил такси, и все втроем они уселись на заднем сиденье. Водитель то ли не заметил их необычный вид, то ли не обратил на это внимания. А может, и обратил, но не сказал ни слова.

Грегор прижался лицом к стеклу и не сводил глаз с проносившихся мимо зданий, машин, уличных фонарей. Здесь было столько света! Дорога до дома пролетела незаметно, Грегор заплатил водителю и дал ему огромные чаевые.

Когда они подошли к подъезду, папа трясущимися руками достал из кармана ключницу, которую когда-то сплел для него Грегор, и вставил в скважину ключ. Один поворот ключа — и они в подъезде. Лифт, как ни странно, работал, и они поднялись на свой этаж.

Дверь в квартиру они открывали очень тихо, стараясь никого не разбудить. На кушетке спала Лиззи. Из спальни доносилось привычное бормотание бабушки. Значит, с ними все в порядке.

На кухне горел свет. Мама сидела за столом неподвижно, словно статуя. Руки ее безвольно висели вдоль тела, а глаза смотрели в одну точку на скатерти. Грегор вспомнил, как много ночей она просидела вот так, с тех пор как пропал отец. Он не знал, что ей сказать. Он боялся напугать ее или ошеломить, боялся сделать ей больно.

Поэтому он просто прошел на кухню и сказал те единственные слова, которые, он не сомневался, мама хотела услышать больше всего на свете:

— Привет, мам. Мы дома.

Загрузка...