Грэхард (СИ)

643 год

***

Солнечная с этой очередной её безумной идеей безмерно раздражала.

Как ей вообще такое в голову могло прийти! Разрешить женщинам обучаться в университете!

Он что, по её мнению, полный болван?! Какие ещё женщины в универсантах!

Ладно, он разрешил эту её школу, эти её просветительские кружки и даже некоторые публикации их трудов! Но университет!

— Даже рассматривать этот вопрос не буду! — рыкнул раздражённо Грэхард, отбрасывая документ, который держал в руках.

Она выпрямилась, открыла было рот, но ничего не сказала, посмотрела на него свысока упрямым сильным взглядом, резким жестом подобрала юбки и гордо удалилась.

Всё предвещало второй раунд.

…предчувствия Грэхарда не обманули: несколько дней Эсна, притупляя его бдительность, была скромна, мила, тиха и нежна. Он знал это её обыкновение подольститься к нему, поэтому был настороже.

Наконец, подгадав у него особо благодушное настроение, она пошла в новую атаку: в этот раз без эмоций, используя рациональные доводы и опираясь на конкретные цифры.

— Из двадцати женщин все двадцать дошли до выпуска! — с энтузиазмом заявила она, шурша бумагами. — В то время как среди мужчин до выпуска доходит только 60–70 % поступивших! Это говорит о том, что женщины более замотивированы…

— Дай сюда, — Грэхард раздражённо отобрал бумаги, в которые она подглядывала. Замотивированность женщин его заинтересовала: он не любил разбрасываться ценными ресурсами. Если реально они поступают в университет не из пустой блажи…

Отчёт Кармидерского университета впечатлял. Пять лет назад они впервые позволили женщинам обучаться в их стенах, и в этом году выпустились первые поступившие по этой программе. На каждую из выпускниц было собрано подробное досье, включающее научные интересы, вклад в работу кафедры, личные проекты… Грэхарда особо впечатлило, что список учёных дам возглавляла дочка правителя Аньтье — он не ожидал, что человек такого положения поддержит этот проект.

— Ниия и Райанци планируют начать с этого года, — взволновано продолжила объяснять Эсна и пылко пошла в атаку: — Ты же не хочешь, чтобы они опять говорили, что Ньон — отсталая и варварская страна?!

Грэхард посмотрел на неё весьма хмуро: аргумент был критически нечестным. Он, действительно, близко к сердцу воспринимал репутацию своей страны в международном сообществе, но ему приходилось соотносить свои реформы с настроением внутри ньонского общества. А здесь, конечно, речи не могло идти о таком прогрессивном шаге: да его свергнут и растерзают, если он на это пойдёт!

— Ты только представь, Грэхард! — вскочив от избытка чувств, она даже взмахнула руками. — Мы же им всем нос утрём, ну правда!

Сердце Грэхарда сбилось с ритма и ёкнуло; в её интонациях он услышал голос Дерека.

— Если кто и сможет сдвинуть эти закостенелые обычаи с мёртвой точки, то это ты, мой повелитель! — не унималась Эсна. — У тебя хватит и энергии, и мужества… — тут она запнулась на полуфразе, потому что заметила, что он смотрит на неё совершенно мёртвым неподвижным взглядом.

Догадавшись, о чём он думает, она замолкла и уныло села на своё место.

С минуту они молчали. Долетавший из приоткрытого от окна ветер приносил с собой свежий запах йода и шелестел бумагами, норовя разбросать их, но не имея для того достаточно сил.

— Я изучу эти документы внимательнее, солнечная, — наконец, резюмировал Грэхард. — Но на многое не рассчитывай.

Она кивнула и тихо ушла.

Тряхнув головой и отогнав от себя призраков прошлого — право, давно было бы пора всё это отпустить! — он погрузился в чтение, рассеяно выстукивая по гладкой деревянной столешнице навязчивый народный мотив.

Отчёт оказался весьма занимательным. Как Грэхард любил: без воды и лишних рассуждений, только факты и цифры, и некоторые осторожные прогнозы.

Впечатлившись успехами первых студенток Кармидера, Грэхард всё же не мог не подумать: «Но ведь не все женщины будут поступать из любви к науке!»

Вторя его мыслям, отчёт предоставил информацию о других дамах — во втором и последующим наборах были женщины, которые, в самом деле, использовали университет как способ сбежать из дому или найти выгодного жениха. Как оказалось, у Кармидера был на этот случай разработан проект вступительного экзамена, который помог бы отсеять лишних. С этого года планировалось его ввести — но отчёт был написан летом, так что пока были неясны результаты этого эксперимента.

«Но как женщины смогут сдать этот экзамен, если они нигде не учились раньше?» — удивился Грэхард, и… тут же получил ответ на этот вопрос: Кармидер организовал летние подготовительные курсы для поступающих, а также же уже выпустил несколько общих пособий, рассчитанных на широкую аудиторию.

«Посмотреть бы те пособия!» — нахмурился Грэхард, и в следующей же строчке прочёл, что полный комплект таковых передаётся ньонскому легату Милдару для ознакомления.

У Грэхарда яркими молниями в глазах взыграла паранойя: отчёт словно бы читал его мысли и заранее приготавливал ответы на вопросы, которые будут у него возникать. Это было подозрительно. Зачем бы неизвестному сотруднику Кармидерского университета проявлять столько участия в этом деле? Возможно, готовится какая-то провокация против Ньона?

Быть может, его хотят спровоцировать на этот безумный шаг, чтобы под этим предлогом поднять восстание консервативной ньонской верхушки?

Усилием воли отогнав серый мглистый туман своих подозрений, Грэхард вернулся к отчёту.

Далее в нём весьма толково перечислялись выгоды от принятия женщин. Как писал сотрудник университета, женщины были более замотивированы — зачастую их семьи были против такого шага, поэтому им приходилось добиваться разрешения, и к учёбе приступали лишь те, кто действительно сильно этого хотел. Поэтому из женщин получались более старательные студенты, прилагающие силы и упорство к овладеванию профессией.

В пример приводилась та самая дочка правителя Аньтье, госпожа Тогнар, которая, не имея никакой подготовительной базы, за первый курс полностью освоила материалы, которым обычно будущие студенты посвящали несколько лет перед поступлением. Кроме того, госпожа Тогнар ещё и решила остаться в университете и продолжать научную карьеру.

Грэхарду история показалась сказочной, но в отчёте тут же были приведены и резюмирующая справка от научного руководителя бойкой девицы, и характеристика от ректора. По их словам выходило, что именно госпожа Тогнар — выбравшая своим призванием фармацевтику — открыла новое лекарство, позволяющее проводить дезинфекцию тонких и деликатных тканей.

Грэхард заинтересовался необыкновенно — в его армии многие воины теряли порой глаз именно из-за воспаления после ранения. Составитель отчёта не подвёл, и сделал отдельный акцент именно на потенциальной возможности использовать изобретение в полевых условиях, сохраняя, тем самым, раненым зрение.

Незамедлительно сделав выписки, Грэхард начал составлять приказ о проверке этой идеи — она выглядела крайне перспективно. К его удивлению, в отчёте вполне доходчиво объяснялось, что это за раствор сульфата меди, как его получать и в какой концентрации использовать.

Дальнейшее чтение отчёта оказалось не менее занимательным, и Грэхард подготовил ещё несколько приказов. Представленные аргументы выглядели чрезвычайно убедительно и охватывали, казалось, все сферы, интересующие Грэхарда как правителя, а также предвосхищали все его вопросы и возражения.

«Повезло Кармидеру с сотрудниками…» — тоскливо подумал Грэхард, перечитывая отчёт. Добиться столь толковых бумаг от своей канцелярии он не мог уже… Небесный, когда он вообще в последний раз читал что-то настолько толковое?

…иголочка догадки кольнула сердце вспышкой холода: Дерек всегда готовил для него именно такие сводные отчёты. Что там писали министры, канцелярия, князья, администраторы — владыка не читал сам. Все отчётные материалы тщательно изучал Дерек, а потом сводил их вот в такие ёмкие и конкретные доклады.

Несмотря на все усилия, Грэхарду больше не удалось найти человека ему на замену. Приходилось теперь мучиться с разнородными документами самому, с тоской вспоминая, как когда-то всё было удобно и мудро — а он не замечал и не ценил…

Захваченный глухой тоской по прошлому, Грэхард пошелестел в одном из своих шкафов и достал старый-престарый отчёт, написанный когда-то Дереком. Сентиментально вздохнув над знакомым аккуратным почерком, Грэхард вчитался в выцветшие строки…

И сердце его, оборвавшись болезненным спазмом, замерло и сбилось с ритма.

Он узнавал обороты.

Он видел в этом старом отчёте точно такие же обороты, которые только что читал в этом документе из Кармидера.

Он замер, в упор глядя на бумаги и не видя их, поражённый догадкой, отчаянно боящийся в неё поверить, истово мечтающий, чтобы она оказалась правдивой, ещё более боящийся того, что мучительная эта надежда не оправдается и рухнет в пропасть привычного чёрного отчаяния… В себя он пришёл от того, что глазам было сухо и больно: он совсем забыл о необходимости смаргивать, и пялился в отчёт как заколдованный. Сморгнув и поморщившись, Грэхард вернулся к столу и положил перед собой обе папки.

Кармидерская была тоже написана по-ньонски, летящим и немного невнятным почерком Милдара — очевидно, он переводил с анжельского…

«Если оригинал был написан анжельцем — то где все их роскошные метафоры?» — нахмурился Грэхард и ещё раз пробежал глазами университетскую писанину, плохо понимая смысл написанного из-за несущегося вскачь сердца, которое отчаянно хотело верить — и, вопреки любым доводам разума, уже верило.

Всё же он, наконец, осознал, что университетский документ сформулирован сухим лаконичным языком и не содержит ни одного пышного, сложного и яркого оборота, на который были так горазды анжельцы.

Грэхард предположил бы, что в отчётах анжельцы скромнее, чем в обычной речи, но он знал наверняка, что это не так: во время своей жизни в Анджелии он видал достаточно и официальных, и научных документов, и все они пестрели обычными для анжельцев красотами выразительности и метафоричности.

Открыв наугад папку со старым отчётом Дерека — пальцы едва ощутимо дрожали, не желая держать бумагу так крепко, как им было велено, — Грэхард прочитал несколько абзацев. Да, он только что видел нечто похожее, в том повествовании о госпоже Тогнар…

Найдя нужную страницу, Грэхард, вздрагивая от нервного напряжения, сличил отрывки.

Возникло чувство, что их писали по одному образцу. Однако ж, результаты судостроительной ревизии в ньонской столице — а именно она значилась в заголовке дерековского отчёта — точно не могли иметь никакого отношения к Кармидерскому университету.

«Это точно писал Дерек», — сформировалось в душе Грэхарда твёрдое убеждение, успокоившее и сердце, и дрожь, и разлившееся по всему телу тёплой уверенностью в том, что эпоха безнадёжной тревоги окончена. Сотрудник Кармидерского университета уж точно не бедствует!

Неосознанно поглаживая свою роскошную густую бороду, Грэхард погрузился глубоко в размышления.

Он не мог вообразить себе ни одной причины, по которой Дерек — если это и впрямь был он — зачем-то решил бы сохранять анонимность. Положим, он до сих пор даже слышать ничего не желает о Грэхарде — но кто мешает ему работать с Милдаром? Они точно были друзьями раньше, и Дерек совсем не обязан был разрывать с Милдаром связь из-за того только, что он порвал связь с Грэхардом.

Или он боялся, что Грэхард… что? Потребует объяснений? Станет настаивать на встрече? Завалит его идиотскими письмами?

Давно справившись со своей старой потребностью немедленно нестись за Дереком и возвращать его любой ценой, Грэхард теперь не помнил её и не мог понять, чего может бояться Дерек и зачем ему вздумалось скрываться.

«Нужно поговорить с Милдаром!» — принял решение Грэхард, вставая. Глядишь, личный разговор что-то и прояснит.

***

— Да, я лично беседовал и с госпожой Тогнар, и с её руководителем, — мелко кивая, охотно принялся делиться своими живыми впечатлениями Милдар. — Достижения этой дамы и впрямь вызывают уважение!

— Она ведь дочь правителя Аньтье? — небрежно поинтересовался Грэхард, праздно перебирая бумаги на столе и изображая безразличие. Нагретая лучами солнца столешница под пальцами была приятно тёплой, и ему нравилось длить это ощущение.

Милдар, рассеяно глядя в заоблачные дали воспоминаний и слегка щурясь на цветные солнечные лучи, проходящие сквозь витражи окон, охотно подтвердил эту информацию и выразил свой восторг по поводу того, что столь известное в Анджелии семейство подаёт столь славный пример.

Выслушав длинный яркий монолог о том, как хорошо устроено это дело в Кармидере, Грэхард перешёл к сути:

— Ты, кажется, весьма впечатлил местного ректора, дружище?

Не разобрав, в чём суть перехода, Милдар нахмурил седые брови:

— Мой повелитель?

— Судя по всему, — лениво отметил Грэхард, — он выделил тебе в помощь своего лучшего аналитика. Написанная им справка безупречна, — холодно оценил он.

На миг глаза Милдара сконцентрировались на лице владыки — обычно рассеянный взгляд блеснул остротой — но тут же расфокусировались обратно, и он беспечно подтвердил:

— О да, Кармидер всегда славился своими аналитиками!

Грэхард, от которого не укрылась эта игра мимики, небрежно продолжил:

— Неплохо было бы переманить такого специалиста к нам.

Милдар мягко рассмеялся — стариковским дребезжащим смехом — потом ответил:

— Это вряд ли, анжельские ростки плохо приживаются на ньонской почве.

Поморщившись, Грэхард парировал:

— Расскажи это нашей коалиции анжельцев.

Воспользовавшись случаем, Милдар охотно увёл разговор в сторону, и владыка не стал ему в этом препятствовать. Он уже узнал всё, что хотел: отчёт и в самом деле составлял Дерек.

И Грэхард мог назвать только одну причину, по которой Милдар теперь в этом не признался: Дерек сам попросил его не говорить.

Закончив встречу, Грэхард написал приказ главе сыска: проверить Кармидерский университет, — и принялся размышлять.

Мысль о том, что Дерек, судя по всему, жив, была приятной, но он старался не концентрироваться на ней, потому что сперва требовалось всё проверить. Всё же в настоящий момент у него были лишь догадки, нашёптанные его паранойей: кто знает, насколько они соответствуют реальности?

Однако, если предположить, что Дерек жив и в Кармидере, неизбежно следует вывод, что он не желает, чтобы Грэхард об этом узнал. Случай с поездкой Милдара выдался более чем удобный — если бы Дерек рассматривал возможность восстановить контакты, это был идеальный момент.

Дерек, однако, восстановить контакт не желал — и, более того, явно опасался, что восстановить этот контакт пожелает Грэхард, и поэтому пытался как-то защитить своё инкогнито.

«Глупости какие, — фыркнул про себя Грэхард, неосознанно пиная ножку стола, за которым сидел, — он что же думал, я не узнаю его стиль?»

Тут, однако, ему пришло в голову то соображение, что он никогда не занимался образовательными проектами лично — их курировал Милдар, теперь с поддержкой Эсны, — и он в жизни бы не увидел этот отчёт, если бы Эсна не притащила его с собой, чтобы убедить его в своей правоте.

Дерек, который прекрасно знал загрузку владыки, должен был предполагать, что Грэхард его отчёт не увидит, а Эсна не сумеет его узнать, а Милдар не выдаст.

«Чего же ты боишься?» — задался вопросом Грэхард, мрачно рассматривая пепельно-серую папку и постукивая по ней ногтями.

Возможно, Дерек предполагал, что, узнай владыка о его местоположении, — тут же бы прислал по его душу своих людей, чтобы они утащили его обратно в Ньон? Это было логично сперва, когда Грэхард опасался, что Дерек окажется предателем и выдаст государственные тайны врагам. Но годы показали, что ничего подобного Дерек делать не собирался — так что о его обязательном отлове и водворении в Ньон речи не шло.

Чем мог быть страшен Грэхард для Дерека? Как владыка ни бился — ничего на ум не приходило. Чем он мог помешать Дереку теперь, когда он никак от него не зависел и вёл свободную жизнь в Анджелии?

Не преуспев в своих размышлениях, Грэхард подключил воображение и паранойю, и попытался составить список того, чего он сам боялся бы, если бы оказался на месте Дерека.

Список этот его весьма неприятно удивил, потому что первым же пунктом там шла физическая ликвидация, да и следующие три тоже не радовали перспективами.

Ладно, вопрос с «почему прячется» отпал.

Грэхарду было горько и обидно, что бывший друг считает его человеком, способным убить его из пустых мстительных соображений или от гнева.

Он, действительно, все эти годы искал Дерека — потому что хотел знать, что тот жив, что у него всё в порядке. А если не в порядке — помочь. А может, по случаю — увидеться, поговорить, попросить прощения, или даже — в самых заветных мечтах — уговорить вернуться.

Но Грэхарду и в голову бы не пришло причинить Дереку вред. Он слишком о многом размышлял в эти годы, и вынужден был признать, что Дерек имел все права его оставить. Он сам виноват в том, что не ценил Дерека, что пренебрегал его чувствами и потребностями, что принимал его служение как должное, и вместо благодарности сыпал придирками, руганью и гневными словами.

В сердце Грэхарда, конечно, росла и крепла обида, что Дерек не сказал ему вовремя, не поговорил честно, просто копил в себе горечь, пока она не перелилась через край, — но Грэхард давно уже отказался от привычки всю ответственность сваливать на Дерека. После его побега ему пришлось самому учиться взаимодействовать с людьми, проявлять терпение там, где оно нужно, обращать внимание на чувства других, — и теперь, с высоты своего нового опыта, он понимал, что было нечестно требовать от Дерека, чтобы он всё это делал за него.

Впрочем, тем горше было окидывать взглядом собственное прошлое: теперь Грэхард знал, что и как делал не так… но изменить ничего уже не мог.

Дерек не оставил ему на это шансов.

И не собирался ему эти шансы давать.

Справедливо? Да.

Больно? Бесконечно.

***

— Мой повелитель! Интересующее вас лицо обнаружено в Кармидере, под именем Деркэна Анодара, — склонился в поклоне глава сыска. — Пока получено лишь подтверждение голубиной почтой, более полный доклад ждём через месяц.

Грэхард, замерев у окна грозной и монументальной скульптурой, никак не выразил той бури эмоций, что ослепительно ярко вспышкой сверкнула теперь в его душе.

— Хорошо, — сурово и холодно принял известие он и добавил: — Я вами доволен.

Ещё раз поклонившись, глава сыска удалился.

Некоторое время Грэхард просто стоял и пялился в пустоту, в попытках совладать с бушующим пламенем самых разнородных эмоций, сметающих из его головы все рациональные соображения.

Потребность немедленно выехать в Кармидер была запредельной — сейчас же, как можно скорее, на самой быстроходной каравелле, а после, загоняя коней…

«Жив, жив, жив!» — стучало в его голове ликующим и оглушающим звоном. Он слышал звон такого рода только однажды в Ниии, в честь Пасхального дня — тогда, казалось, вся ниийская столица превратилась в один огромный резонанс оголтело звенящих колоколов.

«Жив, жив, жив!» — грохотало кровью в висках, кололо сосуды иголочками, сжималось нервическим тиком пальцев.

«Жив, жив, жив!» — не мог понять, осознать и принять Грэхард.

Он принялся лихорадочно расхаживать по кабинету, всё ещё с трудом сдерживая себя, чтобы не мчаться немедленно в порт.

Нечего ему было делать в порту.

Нечего ему было делать в Кармидере.

Дерек его там не ждал.

Горечь и обида пришли на смену ликованию. Переход эмоций был моментальным; руки поледенели вмиг.

Дерек его там не ждёт.

Более того — Дерек его боится.

Боится, что Грэхард захочет его вернуть и сделает это, не считаясь с его желаниями. Боится, что Грэхард захочет отомстить — возможно, убьёт. Боится, что единственная причина, по которой Грэхард мог бы к нему прийти — это желание разрушить его жизнь.

«Свой собственный, значит», — фыркал Грэхард, нервно теребя в руках птичье перо — впрочем, не зная, какой приказ собирается писать, — и вдумываясь в значение новой анжельской фамилии друга.

С именем он не преуспел: в слове «Деркэн» его непривычные к анжельскому мозги видели всё тот же «честный куст», а никак не «идущий к солнцу». Грэхард решил, что Дерек выбрал имя из-за созвучия, а вот в фамилии отразил манифест своей новой жизни.

Этим выбором Дерек подчёркивал, что он больше ни на йоту не принадлежит ньонскому владыке — что, впрочем, на взгляд Грэхарда, и без того было очевидно.

«Он меня боится», — повторял внутри себя Грэхард, и эти горькие слова вонзались в его сердце осколками уже несуществующей реальности. Той реальности, в которой Дерек бесстрашно говорил ему в лицо всё на свете — потому что знал, что Грэхард никогда ничего ему не сделает.

«А потом я его ударил», — напомнил сам себе владыка.

Сам всё разрушил.

Не на кого теперь жаловаться.

Какое у него есть право на эту обиду, если он своими собственными руками — точнее, своим собственным кулаком, — обозначил, что Дереку есть, чего бояться?

«Получил то, что заслужил», — холодно и строго напомнил себе Грэхард, не желая замечать, что внутри его души неистовым морским шквалом, снося любые доводы разума, как песочные преграды, исступлённо растёт надежда на снисхождение и прощение — надежда на то, что Дерек однажды вернёт ему свою дружбу.