Грехи отцов наших

Глава пятая

На стене в просторном кабинете Гордона Кэлиша красовались огромные старинные часы с маятником. Из тех, что когда-то висели на железнодорожных станциях. Хозяин кабинета постоянно вскидывал на них глаза, сверяясь затем с циферблатом своих наручных часов. Сначала я подумал, что подобным образом он делает недвусмысленные намеки, но потом понял, что это просто привычка. Видимо, когда-то ему вдалбливали в голову, что его время бесценно, и он этого не забыл, но так и не смог до конца этому поверить.

Гордон Кэлиш и являлся тем самым домовладельцем, адрес которого дала мне скульпторша, а точнее — совладельцем фирмы недвижимости, располагавшейся в шикарном Флатирон-билдинг. Приехав сюда ровно в десять утра, я прождал более двадцати минут, прежде чем удостоился аудиенции самого мистера Кэлиша. Наконец эта важная птица уделила моей скромной особе малую толику своего внимания.

Через четверть часа он, переворошив извлеченные из стола толстенные гроссбухи, извинился, что не смог быть мне полезен.

— Мы действительно сдали квартиру мисс Хэннифорд, — потупив глазки, сообщил Кэлиш. — Что с того, что она впустила к себе компаньонку? Это ее право. Нам она об этом, естественно, ничего не сообщила. Ответственной съемщицей являлась сама мисс Хэннифорд, а кто там проживал вместе с ней — мужчина или женщина, — нас совершенно не волновало, нам вообще до этого нет дела.

— Мне стало известно, что когда вы приняли на работу мисс Антонелли, в квартире вместе с Венди Хэннифорд жила некая женщина. В интересах дела мне бы хотелось встретиться с этой дамой.

— Ничем не могу помочь. Я понятия не имею ни о какой даме, не знаю, когда она появилась в доме и когда уехала. Что до мисс Хэннифорд, она исправно вносила плату первого числа каждого месяца и никогда не доставляла никаких неприятностей, поэтому мы не проявляли интерес к ее персоне. — Кэлиш провел пятерней по волосам. — Послушайте, если с ней жила какая-то женщина и вам надо знать, куда она делась, почему не обратиться в почтовую службу?

— Для этого нужно знать ее имя.

— Ах да, конечно! — Его глаза снова взмыли к циферблату настенных часов, потом опустились к наручным и через секунду опять вперились в мое лицо. — Знаете, раньше, когда мой отец только начинал дело, все было совсем по-другому. Он ведь был простым водопроводчиком, но со временем ему удалось накопить небольшой капитал, на который он стал покупать дома. Сначала один, потом другой, потом еще и еще. И, представляете, все делал сам, все ремонтные работы. Сам ходил по квартирам и собирал арендную плату — когда раз в месяц, а когда и еженедельно. И жалел своих жильцов, если у них наступали трудные дни и они просили подождать. А кого-то выставлял на улицу, если не получал деньги в течение пяти дней. Очень гордился, что обладает особым чутьем на людей.

— Надо думать, хороший был человек.

— Почему был? Он еще не умер. От дел, конечно, давно отошел; уже шесть лет живет во Флориде, собирает урожай апельсинов с собственной плантации. И по-прежнему платит ежегодные взносы в профсоюз водопроводчиков.

Он сцепил ладони и уставился на них. Я терпеливо ждал. Немного помолчав, он продолжил:

— Сейчас мы ведем дела иначе. Давно распродали большинство наших домов. Владение собственностью доставляет слишком много хлопот, гораздо проще управлять недвижимостью других. То здание, где располагается квартира, которую занимала мисс Хэннифорд, номер 194 по Бетьюн-стрит, принадлежит некоей даме, проживающей в окрестностях Чикаго, а она, в свою очередь, унаследовала его от усопшего дядюшки. Дом, надо сказать, она и в глаза не видела, просто четырежды в год аккуратно получает кругленькую сумму по чеку.

— Следовательно, — подытожил я, — мисс Хэннифорд являлась образцовым съемщиком, не так ли?

— Безусловно, ведь из-за нее у нас никогда не возникало неприятностей. В газетах, правда, пишут, что она промышляла проституцией. Если и так, у нас не было оснований усомниться в ее порядочности.

— Вы никогда с ней не встречались?

— Ни разу.

— Она не задерживала плату за квартиру?

— Ну, запаздывала раз-другой на неделю, как и другие.

— Расплачивалась чеками?

— Да.

— Когда она подписала договор на аренду помещения?

— Так, сейчас поищу. Куда подевался этот договор? А, вот он! Ну-ка посмотрим. Вот: 23 октября 1970 года. Стандартная аренда на два года, возобновляется автоматически.

— Плата за месяц составляла четыреста долларов?

— Если быть точным, триста восемьдесят пять. Раньше она была чуть меньше, но появились дополнительные расходы: уборка, обслуживание… ну, вы сами понимаете. Короче, когда она подписывала договор, плата была триста сорок два доллара и пятьдесят центов в месяц.

— Я полагаю, ваша фирма не стала бы заключать договор с физическим лицом, не проверив сперва его платежеспособность?

— Естественно.

— Значит, Хэннифорд уведомила вас о том, что имеет постоянное место работы. И, как минимум, должна была представить весомые рекомендации.

— Ну конечно, ведь у нас очень солидная фирма, — надув щеки, заявил Кэлиш.

Порывшись в бумагах, он вытащил на свет Божий заполненный Венди бланк и царственным жестом протянул его мне. Я бросил взгляд на листок. По утверждению девушки, она работала аналитиком по индустриальным системам в компании Котрелла и имела стабильную зарплату в семнадцать тысяч долларов в год. Имелся и номер телефона, который я немедленно записал в свой блокнот.

После этого я вернул бланк и поинтересовался, были ли проверены представленные в нем сведения.

— Как вам сказать, — протянул Кэлиш, — их, естественно, должны были проверить, так всегда делается. Но… проку от этого мало. Сплутовать тут совсем нетрудно, надо только иметь подружку на другом конце провода, которая подтвердила бы, что да, такая-то действительно работает у них, вот и все. Понимаете, мы обязательно делаем проверочные звонки, но в основном только для проформы.

— Но все-таки кто-то от вас звонил по этому номеру, и там ему ответили. И подтвердили, что она работает в этой фирме.

— Похоже на то.

Мне осталось поблагодарить его за то, что он уделил мне время. Спустившись в вестибюль, я сунул монетку в щель телефонного автомата и набрал номер, который указала в бланке Венди. В ответ я услышал сообщение оператора, что данный номер больше не обслуживается. Чего и следовало ожидать.

Я пошарил в кармане, нашел еще одну монетку и позвонил в отель «Карлайл». Ответил коммутатор, и я попросил соединить меня с номером Кэйла Хэннифорда. Почти сразу же в трубке раздался женский голос, и я, назвав себя, сказал, что хотел бы поговорить с мистером Хэннифордом. Он спросил, достиг ли я какого-либо прогресса в расследовании.

— Пока что не знаю, — признался я. — Собственно, я звоню, чтобы узнать, где открытки, которые вы получили от Венди. Надеюсь, вы их не выбросили?

— Наверное, они все еще у нас. А что, это важно?

— Мне нужно составить точную хронологию событий. Договор об аренде ваша дочь подписала три года назад, в октябре. Помнится, вы говорили, что учебу в колледже она забросила весной.

— Да, по-моему, в марте.

— Когда вы получили первую открытку?

— Месяца через два или три, насколько я помню. Сейчас справлюсь у жены.

Телефон умолк, а я терпеливо ждал. Наконец он снова взял трубку:

— Жена говорит, что первая открытка пришла в июне, а мне почему-то кажется, что в мае. Вторую, из Флориды, мы получили через несколько месяцев. Простите, но сейчас не могу сказать точнее. Жена утверждает, что помнит, куда положила обе открытки. Завтра утром мы возвращаемся к себе в Ютику. Вам ведь, очевидно, надо знать, уехала Венди во Флориду до или после того, как сняла эту квартиру, да?..

Не уверен, хотел ли я выяснить именно это, но на всякий случай согласился. Потом сообщил, что непременно свяжусь с ним через день или два. Телефон своего офиса он дал мне еще при нашей встрече, сейчас же продиктовал домашний, но после некоторой паузы попросил:

— Было бы лучше, если бы вы связывались со мной по служебному телефону.

Магазин «Бергаш антикс импортс» располагался на Юниверсити-плейс, между Одиннадцатой и Двенадцатой улицами. Довольно фешенебельное заведение, что и говорить, нечто вроде европейского супермаркета, пополнившего запасы экспонатов в результате всеобщего послевоенного разграбления.

Прямо передо мной на стене висели часы, точь-в-точь такие, какие я видел в кабинете Гордона Кэлиша, а ценник извещал, что стоят они двести двадцать пять долларов.

— Хотите купить эти часы? У вас хороший вкус, сэр.

— Не отстают?

— О, что вы! Эти часы с маятником совершенно невозможно вывести из строя, они являются образцом точности. Нужно только подтянуть или опустить гирьку, чтобы запустить механизм почаще или немного замедлить ход. Привлекший ваше внимание экземпляр находится в превосходном состоянии. Не самая редкая модель, конечно, но в прекрасном состоянии. Лучше вам не найти, поверьте эксперту. Если все-таки захотите купить, о цене можно поговорить отдельно.

Я развернулся, чтобы получше разглядеть продавца. Лет двадцать шесть, может, тридцать. Эдакий ладный молодец, подчеркнуто аккуратно одетый, в спортивных фланелевых штанах и голубом свитере тонкой вязки. Стрижка по последней моде, с небольшими бачками — не ниже мочки ушей; над губой аккуратные усики. В общем, приятный такой.

— Видите ли, часы меня не интересуют, — разочаровал я его. — Но мне хотелось бы поболтать с кем-нибудь, кто знал одного парня, который тут раньше работал.

— А, так вы о Ричи! Значит, вы из полиции? Невозможно поверить в то, что с ним случилось.

— Вы хорошо его знали?

— Да почти не знал вовсе, честно говоря. Я ведь здесь со Дня благодарения; раньше подвизался на аукционах, тут недалеко, в галерее за углом, но там было слишком беспокойно, не по моему характеру.

— А сам Ричи долго здесь работал?

— Толком не знаю; об этом лучше спросить мистера Бергаша, он сейчас у себя в офисе. Нас совсем замучили с тех пор, как это произошло. Я, например, все еще не могу поверить, что Ричи мог пойти на убийство.

— В день, когда произошло преступление, вы были здесь, в салоне?

Он кивнул.

— Да, видел Ричи в четверг утром, а днем босс велел мне сопровождать комплект совершенно омерзительной дачной мебели, заказанной для не менее омерзительного загородного дома в Суоссете. Это на Лонг-Айленде.

— Я знаю.

— Но зато я не знал. Все эти годы мне удалось прожить в приятном неведении о том, что на свете существует милое местечко под названием Суоссет. — Вспомнив, вероятно, что тема разговора у нас весьма печальна, он посерьезнел. — Я вернулся из этой дыры в пять вечера и помог закрыть магазин. Ричи уже не было, он в тот день ушел рано. И к этому времени все уже случилось, да?

— Убийство произошло около четырех.

— Как раз когда я выбирался из пробки на автостраде! — Парень театрально возвел глаза к потолку. — Я и понятия не имел о трагедии, пока вечером случайно не услышал по радио одиннадцатичасовые новости. Но даже тогда не мог поверить, что речь идет о нашем Ричарде Вэндерполе. А потом они упомянули название фирмы, и… — Он вздохнул и развел руками. — В жизни иногда случаются такие вещи…

— Каким он был?

— По сути, я не успел хорошо его узнать. Ну, Ричи был приятным парнем, обходительным, старался всем угодить, никого не обидеть. По-моему, он ни бельмеса не смыслил в антиквариате, но у него было отменное чутье. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.

— Скажите, вам было известно, что он живет в одной квартире с девушкой?

— Помилуйте, откуда же мне знать такие подробности!

— Он мог упомянуть об этом в разговоре.

— Нет, ни о чем таком он не говорил. Почему вы об этом спрашиваете?

— А вас бы не удивило, если бы вы узнали, что он живет вдвоем с девушкой?

— Не имею представления, я как-то об этом не задумывался.

— Хорошо, будем называть вещи своими именами. Он был гомосексуалистом?

— Господи, мне-то откуда знать?

Я подошел к нему вплотную, заставив его попятиться к стене, и сквозь зубы процедил:

— Кончай треп, парень!

— Простите, я не понял…

— Был Ричи голубым?

— Я с этой точки зрения на него не смотрел, с мужчинами никогда не видел и не замечал, чтобы он с кем-нибудь заигрывал.

— Считал ты его голубым?

— Ну… я это предполагал… Да, черт меня побери, он определенно смахивал на голубого!

Бергаша я нашел в кабинете. Это был маленький человечек с испещренным морщинами высоким лбом и густыми усами; на щеках отливала синевой щетина по меньшей мере двухдневной давности. Он не замедлил сообщить, что сыт по горло визитами газетчиков и легавых, отрывающих занятого человека от дел, однако я проявил настойчивость и уверил, что отниму у него не больше десяти минут.

— У меня всего несколько вопросов, мистер Бергаш. Давайте вернемся к событиям четверга, когда произошло убийство. Вам не показалось, что в тот день Ричи вел себя как-то странно?

— Нет, не показалось, он был таким, как всегда.

— То есть не был возбужден, обеспокоен чем-нибудь?

— Нет.

— Но он ушел домой раньше времени.

— Это верно. После ланча почувствовал себя неважно. Тут за углом есть кафе с итальянской кухней, он съел там что-то чересчур острое, и это не пошло ему на пользу. Я всегда ему твердил, что есть надо привычную пищу, тем более что у Ричи был чрезвычайно восприимчивый желудок. Да разве он послушается? Постоянно пробовал что-нибудь экзотическое, эксперименты на себе ставил, а потом за это расплачивался.

— В котором часу он ушел?

— Точно сказать не могу. Вернулся с ланча, пожаловался на паршивое самочувствие, я и отпустил его домой. Какая уж тут работа, когда в животе черт-те что творится! Ричи уперся, ни за что не хотел уходить. Знаете, он был честолюбивым парнишкой, к делу относился серьезно. У него и раньше случались такого рода недомогания, но через час все проходило само собой. А в тот раз я видел, что ему лучше не становится, я велел ему не валять дурака и чуть ли не силком выставил за дверь. Когда же это было?.. Сейчас, дайте подумать… Да, где-то в три или в половине четвертого.

— Как долго он у вас проработал?

— Примерно полтора года. Появился тут в июле прошлого года.

— А в декабре переехал в квартиру Венди Хэннифорд. Вы случайно не знаете, где он обитал до этого?

— Когда я принял его в нашу фирму, он жил в общежитии Христианского союза молодежи на Тридцать третьей улице. Потом несколько раз менял квартиры, но я не интересовался новыми адресами. Однако на Бетьюн-стрит он и в самом деле перебрался в декабре, это я знаю наверняка.

— Вам что-нибудь известно о Венди Хэннифорд?

Он покачал головой.

— Нет, никогда раньше ее не видел и даже имени такого не слыхал.

— Но вы знали, что на Бетьюн-стрит он жил с девушкой?

— Да, он не раз говорил об этом.

— Вот как?

Бергаш передернул плечами.

— Ричи не делал секрета из того, что снимает с кем-то квартиру, и все время повторял, что это именно женщина. Ну, раз ему так хотелось, я не вникал в детали.

— Но подозревали в нем гомосексуальные наклонности.

— Не буду спорить, подозревал; сейчас это не такая уж редкость. Да и какое мне, в сущности, дело, с кем проводят ночи мои служащие, — да хоть с орангутангом! Свободное от работы время целиком принадлежит им, так пускай располагают им по собственному усмотрению.

— Друзья у него были?

— Никогда ни с кем его не видел. Ричи предпочитал одиночество; по крайней мере так мне казалось.

— И был хорошим работником. Так?

— О да! Он был в высшей степени добросовестным парнем, к тому же обладал деловой сметкой. — Бергаш отвел глаза и уставился в потолок, как будто испытывал неудобство от затронутой мной темы. — Правда, я чувствовал, что у него были какие-то личные проблемы. Сам-то он и намеком об этом не обмолвился, но он был — как бы получше сказать? — чрезвычайно чувствительным.

— То есть нервным, легко возбудимым, раздражительным?

— Нет, не совсем так. Определение «чувствительный» подходит к нему лучше всего. Было видно, что его что-то угнетает, давит, а что-то, наоборот, взвинчивает, подстегивает. — Помолчав, он снова посмотрел на меня. — Знаете, мне только что пришло в голову, что все это бросалось в глаза намного сильнее, когда он только пришел работать в мою фирму. Да-да, за прошедший год Ричи стал гораздо спокойнее, словно наконец пришел к согласию с самим собой.

— За прошедший год. Иными словами, с тех пор, как поселился с Венди Хэннифорд.

— Тогда мне это не приходило в голову, но теперь я вынужден признать, что так и было.

— Какова была ваша реакция, когда вы узнали об убийстве?

— Что за вопрос? — Он всплеснул руками. — Я был подавлен, потрясен, ошарашен, просто не мог поверить, что Ричи мог совершить такое. И до сих пор не могу с этим смириться. Какая-то нелепость! Видишь человека пять дней в неделю на протяжении полутора лет и ни секунды не сомневаешься, что знаешь его как облупленного, а потом вдруг выясняется, что ты его совсем не знал… Это ужасно!

У выхода из магазина меня остановил продавец в свитере. На вопрос, удалось ли мне выяснить что-нибудь новое, я ответил, что пока еще не знаю.

— Все-таки мне непонятно: теперь-то зачем ворошить прошлое? Ведь они оба мертвы — и девушка, и Ричи.

— Это точно.

— Ну, и к чему ваше расследование? Зачем заниматься бессмысленными расспросами?

— Понятия не имею, — чистосердечно признался я. Потом, подумав с минуту, я посмотрел ему прямо в глаза. — А вот скажите, зачем, по вашему мнению, Ричи стал жить с этой девушкой?

— Ну и вопросик! Зачем люди живут вместе?

— Предположим, что он на самом деле был голубой. Почему в таком случае поселился в одной квартире с женщиной?

— Мм… Скажем, ему надоело самого себя обстирывать, убираться, готовить пищу…

— Очень сомнительно, что Венди занималась домашним хозяйством. По тому, что о ней известно, она была проституткой.

— Это я уже понял из газет.

— Так зачем же гомосексуалисту понадобилась компаньонка-проститутка?

— Откуда мне знать? В конце концов он мог увлечься ею: ведь не исключено, что он был скрытым гетеросексуалом. Я, например, вообще не стал бы с кем-либо делить жилище, будь то мужчина или женщина. Мне своих проблем хватает.

Спорить я не стал. Подойдя к двери, снова обернулся. Так много деталей не сходилось друг с другом, не вписывалось в общую картину, что это стало действовать мне на нервы.

— Я только вот что хочу понять. — Не знаю, кому я адресовал свои слова — этому парню или же самому себе. — Какого черта он ее убил? Сначала изнасиловал, а потом прикончил. Зачем?

— Он ведь был сыном священника.

Я опешил.

— При чем здесь это?

— Как при чем? Они все немного сдвинутые!