Греховный поцелуй

Глава 23

Он пришел к ней через дверь, замаскированную книжным шкафом.

Эванджелина положила кочергу, которой ворошила дрова в камине, и повернулась к нему лицом. Гэвин был полуодетым, в одной рубашке.

Он прошествовал к ней через комнату от панели, теперь уже вставшей на место, и остановился. Напряженность его взгляда горячила ее плоть больше, чем огонь камина за спиной.

Она нерешительно шагнула к нему.

— Чего ты ждешь?

— Тебя.

Его губы улыбались, но в глазах было такое выражение, будто он намеревался проглотить ее.

Она оглядела свою спальню. Книжные полки — одна, другая, камин, зеркало, постель.

Он оперся ладонью о каминную полку и склонил голову, выжидая.

— Я в твоем распоряжении.

Его темные глаза ни на секунду не отрывались от ее лица. Он смотрел на нее сверху вниз, серьезный, сосредоточенный, и жар в его взгляде свидетельствовал о едва сдерживаемом нетерпении. Он был из тех мужчин, кто знает, чего хочет, добивается, чего хочет, берет то, чего хочет. И все же он не делал этого. Он предоставил ей право решать.

Вдруг она почувствовала, что тонкая хлопчатобумажная сорочка душит ее, что она тяжелая и толстая, будто шерстяная. Она почувствовала, что тело ее уже отвечает на мужской запах, исходящий от его кожи, на темную страсть в его глазах, на силу, таящуюся в его мускулах.

Она протянула к нему руку и провела кончиками пальцев по его плечу, потом по всей руке от плеча до запястья. Он не двинулся с места. Он держал себя в узде. Ради нее.

Ее тело затрепетало от сознания этого.

— Сними рубашку, — попросила она. Мгновенно он скинул с себя это досадное препятствие, и оно упало к его ногам.

Он продолжал стоять и ждать, напряженный, собранный, позволяя ей делать то, что она хочет.

— Ты… не должна делать то, что тебе неприятно, — проговорил он тихо, и слова его звучали хрипло и напряженно.

— Я хочу, — ответила Эванджелина почти шепотом, — хочу всего.

Он опустил ресницы. Ноздри его раздувались.

Не в силах больше медлить, Эванджелина обвила его шею руками и прикоснулась губами к его губам.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

Когда его зубы разжались, ее язык проник в его рот. У него был именно такой вкус, какой ей запомнился. Пряный. Мужской. Мощный. Ее завтрашний отъезд разобьет ей сердце. Но у нее оставался сегодняшний вечер.

Он прижимал ее к своему рту, к обнаженной груди и к своему восставшему естеству.

Когда Эванджелина ощутила уже знакомый жар, зазмеившийся между бедер, она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо. Теплый свет, исходивший от камина, отбрасывал блики на его шею, плечи, руки. Ее руки скользнули по теплой коже его груди, по кудрявым упругим волосам, по напряженным мускулам. Под кончиками пальцев его сосок отвердел.

— Когда я могу делать то же с тобой? — спросил он охрипшим голосом.

— Когда я попрошу тебя.

Он нахмурился:

— Попроси поскорее.

— Так и будет.

Она улыбнулась ему, испытывая восторг от того, что имела власть решать, что, как и когда произойдет. Она подтолкнула его к кровати.

— Сядь. Я хочу снять твои сапоги.

Она встала на колени, стянула с него сапоги и положила на пол возле постели. Опершись о резной столбик кровати, поднялась и бросила на него подозрительный взгляд.

— Надеюсь, не ты вырезал этих уродливых троллей?

— Они тебе не нравятся? — спросил он с невинным видом.

— Несносный человек!

Он усмехнулся.

Стянув с него чулки, Эванджелина толкнула его в грудь, и он упал на постель.

Разметав ноги, он приподнялся, опираясь на локти, чтобы посмотреть на нее. Его руки были согнуты в локтях, улыбка стала шире. Она провела пальцем по краю пояса его бриджей. Его глаза обрели напряженное и серьезное выражение. Рука Эванджелины медлила на расстоянии волоса от края его бриджей, готовых упасть на пол. Его мужское естество пульсировало, упираясь в ткань бриджей, как только ее пальцы дотронулись до обтягивающей их материи. Она расстегнула бриджи, бережно и нежно прикоснулась к нему, и оно прыгнуло в ее ладонь. Она обхватила его рукой и принялась поглаживать, водя по нему пальцами вверх и вниз.

Гэвин лежал не двигаясь.

Эванджелина замерла. Ее рука все еще сжимала его копье, источающее жар.

— Что то не так? — спросила она нервно. — Тебе не нравится?

— Нет, — пробормотал он со стоном. — Очень нравится.

Она улыбнулась, крепче обхватила его и снова принялась поглаживать. Его пальцы вцепились в простыню.

Она приостановилась, заметив воспаленную красную линию, пересекавшую бедро. Он получил рану, когда пытался защитить ее.

— Там будет шрам?

Он приподнялся на локте и пожал плечами:

— Не впервой.

Он смотрел на нее. Лицо его было серьезным. Его обнаженное тело было совершенным. Прежде ей приходилось видеть мужчин на разных этапах раздевания, но только в видениях. Она не обнимала ни одного мужчину, не прикасалась к нему, не любила. Все, что Эванджелина знала о любовной игре, она подсмотрела в жизни других. Наконец-то у нее будут собственные воспоминания об этом. Она стянула сорочку через голову и отбросила в сторону. Теперь и она была полностью раздета.

В прохладном воздухе ее соски приподнялись и отвердели. Его орудие продолжало пульсировать.

— Ты прекрасна, — пробормотал он.

Она поднесла руку к голове:

— Мой шиньон совсем распустился.

— Мне нравится, когда твои волосы свободно струятся в беспорядке. Свет от камина придает твоему телу теплый оттенок. Мне бы хотелось написать тебя такой. Совершенно обнаженной.

Эванджелину охватил озноб. Неужели она могла бы позировать в таком виде, позволяя ему перенести на полотно каждый изгиб ее тела? Сама вседозволенность этого делала такую возможность волнующей и эротичной.

— В следующий раз, — пообещала она.

Его полуулыбка не коснулась глаз. Оба они знали, что следующего раза не будет.

— Подвинься на подушках повыше, — потребовала она. — Ляг на середине кровати.

Все еще не сводя с нее глаз, он подчинился:

— Но теперь я дальше от тебя.

— Ненадолго.

Вместо того чтобы снова лечь на подушки, он приподнялся, опираясь на локти, чтобы видеть ее.

В эту минуту она стояла тихо и неподвижно, глядя в упор на темноволосого и темноглазого человека, лежавшего на ее простынях.

Огонь камина бросал оранжевые и золотистые блики на его обнаженную грудь и длинные ноги. Его жезл выдавался вверх и вперед, к животу. Мускулы на его согнутых руках были сильными и жесткими. Его губы казались твердыми и взывали к поцелуям. Подбородок был слегка затенен выступившей щетиной.

Но самым лучшим во всем этом, невероятным, неподдающимся объяснению и удивительным было то, что она могла прикасаться к нему, не опасаясь своих проклятых видений. Она могла дотронуться до него где угодно, целовать его где хотела и сливаться с ним как желала. Он был чудом, даром, ответом на ее тайные молитвы.

И сегодня вечером он принадлежал ей. Что ей следовало сделать прежде всего? Возможности казались бесконечными. Но не ночь.

Эванджелина обошла вокруг кровати, взобралась на матрас и легла рядом с ним.

— Как долго ты останешься?

На его лице промелькнула новая задумчивая полуулыбка, и он пробормотал:

— Мне бы хотелось спросить тебя о том же.

Она отвела мягкие темные волосы от его лба.

— Я имею в виду сегодня вечером.

С минуту он молча смотрел на нее. Потом сказал:

— Тебе это решать. Я останусь с тобой, пока ты не уснешь.

— Тогда я буду стараться не уснуть.

— В этом я могу тебе помочь.

На этот раз улыбка коснулась его глаз. Если бы можно было навсегда запечатлеть его образ в памяти, то Эванджелина хотела бы его запомнить именно таким. Чуть прищуренные глаза, губы, изогнутые в лукавой плутоватой улыбке, и тело так близко от нее, что она могла чувствовать его жар каждым дюймом своей плоти.

— Могу я дотронуться до тебя? — спросила она.

— Где захочешь.

— Благодарю тебя. Его улыбка стала шире.

— Я совершенно уверен, что это доставит мне удовольствие.

Нет, на самом деле это доставило бы удовольствие ей. Она протянула к нему руку, провела подушечкой большого пальца по щеке. Потом склонилась над ним, прижалась губами к его губам. Кратким поцелуем. Получив разрешение дотронуться до него, изучать его, она предпочла не спешить.

Эванджелина провела рукой по его напряженной шее с выступившими венами, потом по всей ширине плеч. Его плечи были такими широкими, кожа такой теплой, запах таким опьяняюще мужским. Она положила голову ему на грудь. Потерлась щекой об упругие короткие волоски. Услышала его гулкое сердцебиение. Ее рука скользнула по его плечу к ладони, и ее пальцы переплелись с его пальцами.

— Гэвин?

Он поцеловал ее в макушку:

− Да?

Нет. Она не могла этого сказать. Передать свои чувства голосом означало, что это сделает расставание только тяжелее. А что, если он не чувствует того же самого? Она не могла бы этого вынести и не хотела этого знать. Не теперь. Пока еще нет.

Эванджелина убрала руку и приподнялась, опираясь на локоть. Погладила его лицо, плечи, руки, грудь, живот, купаясь в ощущениях, наслаждаясь прикосновениями к разным частям его тела, радуясь тому, что ее ладонь чувствовала их. Какие-то части его тела были гладкими, такие-то царапали руку крошечными короткими волосками. На ощупь он весь был твердым, сильным, обжигающим. Она скользнула вниз по постели и провела рукой по его бедру, ноге, пальцам ног, потом провела ладонью вверх к основанию его жезла. Он дрогнул.

— Больно?

Он улыбнулся:

— Только в хорошем смысле.

Она ответила на его улыбку и обвила пальцами его разгоряченную плоть, лаская, гладя, сжимая ее, и под ее пальцами она становилась больше, жарче, горячее.

Неприкрытое желание в его взгляде наполнило Эванджелину восхитительным чувством власти над ним.

— Я могу делать с тобой все, что хочу?

Его брови взметнулись вверх.

— Я весь твой.

Эванджелина помедлила, кивнула, потом перекатилась на кровати и оказалась лежащей на нем. Ее груди прижались к нему. Когда она согнула колени и ноги ее оказались по обе стороны его бедер, она приняла сидячее положение и ощутила между ног его отвердевший жезл.

Тело ее тотчас же откликнулось на это. Она потерлась об него и подавилась воздухом, ощутив почти непереносимое наслаждение.

— Ты чувствуешь меня?

— О Господи! Конечно! Вид тебя, сидящей на мне верхом и трущейся о мой жезл своим горячим влажным гнездышком, способен довести меня до края бездны. Я не могу дождаться момента, когда мне удастся погрузиться в тебя и почувствовать, как твоя плоть сжимается вокруг меня, и снова и снова приводить тебя в экстаз, пока ты не захватишь меня с собой в это путешествие.

Она затрепетала, потому что в глазах его пылала такая страсть, но еще несколько минут продолжала эти опьяняющие движения, прежде чем потянулась к его лицу и поцеловала его.

От этого ее груди прошлись по его груди, а соски отвердели, почувствовав упругие волоски у него на теле. Она прерывисто вздохнула, испытав столь неожиданное наслаждение, что повторила это действие. Все ее тело откликнулось на прикосновение к нему, разгоряченное, влажное и все ускоряющее движения.

— Как бы я ни прикасалась к тебе, это вызывает у меня одно и то же ощущение, — пробормотала она. — У меня возникает бурное лихорадочное желание, почти боль оттого, что я хочу тебя.

— Слава Богу, — пробормотал Гэвин. — У меня тоже.

Он сжал ее бедра, приподнял голову и принялся посасывать возбужденный отвердевший сосок. Ноги Эванджелины дрожали. Не отнимая ее груди от своего рта, он провел рукой по ее бедру, а подушечкой пальца по ее влажной плоти. Она вскрикнула. Он продолжал это нежное вторжение, пользуясь рукой и языком, дразня, потирая, покусывая.

Когда его палец скользнул внутрь ее, давление показалось ей нестерпимым. Она вскрикнула, напряглась, ее потряс спазм и окатила волна наслаждения. Когда улеглись отголоски этого наслаждения, он убрал руку. Она упала на подушку, задыхаясь и прижимаясь щекой к его щеке.

— Прошу прощения, — пробормотал он, впрочем, ничуть не раскаиваясь. — Я ждал, когда ты меня попросишь.

— Почему-то я в сердце своем уже попросила тебя.

Он хмыкнул.

— Хорошо бы, — начала она… и подняла голову.

Он тотчас же перестал смеяться.

— Хорошо бы, — повторила она, — если бы ты начал заниматься со мной любовью сейчас же.

В мгновение ока его руки обхватили ее бедра, и они оба перекатились по кровати одним плавным движением. Он прижал ее запястья к подушкам по обе стороны головы и поцеловал ее.

Не отрывая рта от ее губ, он коленом раздвинул ее ноги, оказался между бедер и принялся тереться своим жезлом о чувствительный бугорок точно так же, как делала она, оседлав его. И тотчас же вернулось томительное напряжение и дрожь. Каждым дюймом своего тела она жаждала его.

Он поднял бедра. Она ощутила мучительное, болезненное давление на свою разбухшую возбужденную плоть. Он проник в ее влажность и жар и нырнул глубже. Короткое мгновение боли прошло под напором новых, неизведанных, удивительных ощущений.

Его бедра покачивались над ней, а движения становились все более настойчивыми и сильными. Она согнула ноги в коленях, обхватила его ногами и теперь встречала каждый его толчок собственным движением. Должно быть, это было нечто похожее на слияние душ.

Его ноги напрягались и расслаблялись по мере того, как он проникал в нее все глубже. Когда Эванджелина подавила бессильный стон, он, задыхаясь, прервал поцелуй, и волосы упали на его влажный лоб.

— Ты прекрасна, — прошептал он, баюкая ее в объятиях. — Ты совершенство.

— Ты тоже.

Он отвел волосы от ее лица, поцеловал в макушку и крепко сжал в объятиях.

— Я мог бы заниматься с тобой любовью до конца своих дней, — пробормотал он, прижимаясь лицом к ее волосам.

Она кивнула:

— Я буду тосковать по тебе.

Он помолчал, тело его напряглось, потом он яростно прижался губами к ее лбу:

— Если бы я был уверен, что проживу достаточно долго для того, чтобы выполнить свое обещание, я бы тотчас же сделал тебе предложение. Ты не из тех женщин, которых мужчина способен бросить.

Она покачала головой и подняла подбородок, чтобы их взгляды встретились.

— Все в порядке. Я никогда не думала о браке. Но я не хочу, чтобы ты ушел от меня. Я хочу, чтобы ты остался на всю ночь и снова любил меня. Останешься?

Он склонился к ней и поцеловал ее:

— Конечно.

— Благодарю тебя.

Эванджелина потерла пальцем его щеку, разглаживая жесткую щетину, провела рукой по шраму на подбородке:

— Откуда он у тебя?

— Дуэль.

Ее глаза расширились.

— Дуэль?

− Можешь, мне поверить, это не было делом чести.

Она поцеловала шрам, потом его губы:

— Тогда из-за чего?

— Из-за девушки моего брата. Дэвид застал нас целующимися, и тотчас же вызвал меня. Мы не могли драться на пистолетах, потому что были единственными наследниками отца. Мы выбрали рапиры и решили драться до первой крови. Я думаю, он хотел ранить меня в шею.

— Сколько лет тебе было?

— Шестнадцать, как и той девушке. Дэвиду двадцать.

— А что случилось с девушкой?

Гэвин издал недоверчивое хмыканье:

— Он женился на ней. Скоро после смерти наших родителей. С тех пор я не видел брата.

— И сколько дуэлей у тебя было с тех пор?

Он наконец посмотрел на нее. Нахмурился:

— Ни одной.

— А как насчет краденых поцелуев чьей-либо невесты?

Он покачал головой:

— Нет.

— Тогда ты просто совершил ошибку. Я не стала бы заниматься с тобой любовью, если бы считала тебя негодяем. По-моему, ты самый бескорыстный и порядочный человек из всех, кого я знаю.