Гремящий перевал

Станислав Шиммер ОРАГУЛА

День подходил к концу. Я забрался на пригорок и устало выдохнул. Заплечный мешок натер и без того доставляющий неудобства шрам от ожога на правом плече, а болтающаяся шпага-эспадрон[1] цепляла кусты и высокое разнотравье. Все, отбой, хватит стаптывать сапоги. Я сбросил мешок и бухнулся на траву.

— Сам виноват. Нечего было бросать лошадь, — прогнусавил Мишру прямо в ухо.

— Не донимай, — огрызнулся я. — Если бы я не бросил ее, оборотень сожрал бы меня с потрохами, и ты сам это знаешь.

Мишру обиделся и затих. Может, так его осаживать и не слишком вежливо с моей стороны, он же ничего не может сделать в ответ. Но я всего лишь усталый охотник на ведьм, и самое последнее, о чем я думал, — это манеры. Я расслабился и надвинул шляпу на глаза. Мишру протестующе заворчал. Конечно, не самое лучшее время для сна. Я поправил шляпу, встал и огляделся.

На севере, прямо передо мной раскинулась долина, разделенная пополам старой дорогой. До Второй Великой Войны это был оживленный тракт, по которому в Герху, тогда молодой, стремительно развивающийся город, доставляли всевозможные товары. Тогда он жил поставками ониксового дерева — редкой породы, росшей в Тердоросском лесу. Лесорубы из окрестных деревень добывали дерево, в Герхе его частично обрабатывали на месте, а частично — сплавляли вниз по Аспиду, небольшой реке, восточнее города. Но когда пришла война, знати стало не до новой шикарной мебели и безделушек, а эльфы быстро расправлялись с рабочими, сунувшимися в лес. И город стал потихоньку умирать. Ну что ж, ничто не вечно. Мне бы лошадь раздобыть — вот что главное. До города было навскидку лиги две, и до темноты я точно покрою это расстояние.

— Давай, давай, разомни ноги. Лошадь ему подавай, — зло сказал Мишру.

— Эх, если бы был толк тебя бить!

— Так что тебя останавливает?

— Перестань меня провоцировать! — Я поднял мешок и побрел к тракту.

Да уж, моя последняя работа обошлась мне втридорога. Бродяжничество вдоль границ Империи — само по себе занятие небезопасное, а когда ты еще и охотник на ведьм, то вдвойне. На ведьм — это, конечно, образно выражаясь. На самом деле в мою компетенцию входили не только ведьмы, но и оборотни, зомби, доппельгангеры, бесы и прочая пакость, с которой не с руки было возиться инквизитору. Но если для рядового инквизитора решение проблем с подобной нечистью и было простым делом, то мне хватало зарыться по шею и сверху еще притрусить. В итоге оборотень, терроризировавший несколько деревень в трех днях пути отсюда, чуть не прикончил меня, да еще и лошадь, подлец, задрал! Местные жители хоть и заплатили мне за избавление от чудовища, но с полезной в хозяйстве скотиной расставаться никто не захотел. Оставалось надеяться, что в Герхе еще действует храм Небесного Отца. Там мне точно помогут.

— Ты все веришь в его милость? — съязвил Мишру.

— Тебе еще не надоело копаться в моих мыслях?

— Если бы там было в чем копаться! — вздохнул он.

Я не ответил. За три дня перепалки с Мишру мне порядком надоели, но я его понимал. Он устал от продолжительного пути не меньше, чем я.

Я вышел на тракт. На северо-востоке дорога изгибалась и упиралась в стены Герхи. Еще лигу я шел спокойно, начали спускаться сумерки, и на башнях города зажгли огни.

— Слышишь? — вдруг сказал Мишру.

— Нет. — Я и в самом деле ничего не слышал.

— А ты прислушайся.

Я закрыл глаза и напряг слух. Ветер перебирает травинки в поле, шумит лес на востоке. Ничего необычного. Редкое спокойствие для земель Невендаара. Я поморщился и прислушался сильнее — на самой грани слышимости я различил перестук копыт. Он становился все отчетливее — кто-то ведет лошадь трусцой. По тракту, направляется в город. Ничего необычного.

— Ничего необычного, — так и сказал я.

— Пока ты всадника не встретил, — в голосе Мишру звучала тревога, — спрячь меня.

— Это еще почему? — удивился я. Вряд ли кому-то, кроме меня, придет в голову причинить ему вред. Ну в самом деле, кто в здравом уме будет пытаться убить шляпу? Пока он молчит и не болтает попусту, он в безопасности.

— Просто спрячь, прошу тебя! — Он уже явно нервничал.

— Ну ладно, ладно, — согласился я. Если Мишру и правда так нервничает, значит, есть на то причина. — Эй, слушай, а мне угрожает опасность?

— Тебе нет, прячь быстрее!

Я сбросил наплечный мешок, развязал горловину и затолкал Мишру на самое дно. И очень вовремя. Фигура всадника уже вырисовывалась на фоне облаков, обагренных последними лучами заката. Тусклые, вечерние отблески света бегали по тесьме его белой мантии, и я понял, чего так испугался Мишру. В Герху ехал не кто-нибудь, а имперский инквизитор. Я поторопился достать из-за пазухи медный диск на цепочке — своеобразную регалию охотника, символизирующую нимб. Диск размером с бутылочное донышко, гравированный причудливыми узорами, разделенными семью концентрическими кругами, в обиходе называли просто «монетой». На эту тему даже было выражение в кругах воинствующего духовенства — «монету разменять». Или попросту умереть на задании. «Диестро монету разменял», — так сказали бы о моей смерти. Не слишком смешно, но выражение устоялось.

Инквизитор был уже в паре десятков шагов, когда пустил коня шагом. Поравнявшись со мной, он посмотрел сверху вниз и нахмурился. Ну и вид, должно быть, у меня! Одежда запылилась, шарф размотан, сапоги истоптаны, полы плаща разорваны и камзол — латка на латке. Я улыбнулся и пожал плечами:

— Время трудное, ваше святейшество.

Конь фыркнул, словно выражая мне свое презрение.

— Ты здесь по заданию? — вместо приветствия грозно спросил инквизитор.

Ну что поделать, я сам задал тон разговора, не поприветствовав старшего по сану. Это, конечно, не очень приятно, но голова у меня после долгого пути работала только на одну цель — скорее попасть в город и выспаться на мягкой кровати (и хорошо бы без клопов).

— Нет, ваше святейшество, просто ищу отдых после тяжелой работы. — Я попытался выдавить из себя усталую улыбку.

Усталости было хоть отбавляй, а вот улыбаться этому напыщенному бурдюку святости меня не тянуло. Но — субординация.

Инквизитор скривил недовольную гримасу, хмыкнул и пришпорил коня, оставив меня глотать пыль из-под копыт.

— Ясно, почему ты их так ненавидишь, — приглушенно пробубнил Мишру из мешка.

— Это ты их ненавидишь. Я их просто не люблю, — ответил я и снова зашагал к воротам города.

— Эй, достань меня, — возмутился Мишру.

— Разве я умолял затолкать меня в мешок? Вот и посиди теперь там и дай мне подумать, — улыбнулся я.

— Подлец!

Не обращая внимания на протестующие вопли Мишру, я чеканил шаг за шагом по тракту, а голову мою не покидала одна озадачившая меня мысль. Какого беса инквизитору понадобилось в этом захолустном городишке? И почему он так отреагировал на мое присутствие? Конечно, большинство инквизиторов страдают некоторым комплексом превосходства, и, буду честен, у них есть на это причины. Но в обычной ситуации я нарвался бы на недовольство иного характера — меня бы обругали, прочли литургию об уважении и смирении. Редкий инквизитор упустит возможность просветить сановников ниже его по рангу. Но здесь все было совсем по-другому.

Меня не поучали, не стучали скипетром по голове и не наставляли на путь истинный. Это странно. Если у него дело в Герхе — почему он был так не рад мне? А если нет — тот же вопрос. На досуге надо с этим разобраться. Ощущение, что тут все не так просто, прочно угнездилось в моем сознании.

До ворот города оставалось не больше стадия,[2] и я уже мог различить стражника, ковыряющего дорожную пыль кончиком алебарды. Я достал Мишру из заплечного мешка. Тот обиженно засопел.

— Извини, дружище, мне нужно было подумать. Не хотелось, чтоб кто-то лез в мои мысли в этот момент, — сказал я, поправляя полы шляпы и надевая ее. — А поскольку мы подходим к городу, будь добр, не болтай.

— Ты хоть понял, кого ты попросил быть добрым? — хихикнул Мишру.

— Шляпу? У меня и впрямь проблемы с головой, — усмехнулся я.

Когда я подошел к воротам, сумерки уже накрыли долину серым покрывалом, и зыбкие огоньки на стенах стали казаться ярче. Стражник, увидев меня, сразу оживился.

— После заката ворота закрыты! — отчеканил он.

— Даже для меня? — Я ухмыльнулся и приподнял бровь.

— А что особенного в тебе, бродяга? — с вызовом в голосе ответил стражник.

— Не всякий усталый путник это бродяга, дружище. — Я приподнял медальон, висящий у меня на шее, и постучал по нему пальцем. Стражник снял факел со стены своей каменной сторожки и поднес его ко мне.

Узор на «монете» засверкал в трепещущемся пламени факела.

— О, как! — удивился стражник.

— Именно так. А теперь просто впусти меня. Я устал, а нормальной постели не видел уже три дня без малого.

— Конечно, конечно. — Стражник поставил факел на место и нырнул в сторожку.

Послышался звон, и обратно он вышел уже с внушительной связкой ключей.

— Слушай, а до меня в город въезжал инквизитор? — поинтересовался я.

Стражник подошел к двери на воротах и начал отпирать большой, красивый замок — явно гномья работа, память о славном прошлом города.

— Да, мастер, приехал! Про Церковь спрашивал, открыта или нет.

— И она открыта?

— Все еще да, мастер. Правда приход мал, жители все больше делом заняты — у нас же тут почитай ни полей нет, ни угодий там охотничьих — раньше только ониксовым деревом и жили. Сам-то я хожу…

— Стой, стой. Это очень печально, правда. Но припомни, не говорил ли он еще чего-нибудь?

Стражник закончил открывать сложный механизм замка и постучал четыре раза металлическим кольцом на двери. Открылась задвижка на уровне глаз, и из-за ворот послышался недовольный голос:

— Демьен, что еще? Никакого вина на смене, я уже сказал! А то будет как в прошлый раз!

— Не, не, Патрик! Я не про вино, — Демьен смутился. — Тут гость к нам.

— Какие гости после заката? — возмутился голос из-за ворот.

— Это, Патрик, не просто гость. Это мастер охотник. Отворяй.

Патрик удивленно фыркнул, послышался звук сдвигающегося засова. Демьен повернулся ко мне и поднял палец вверх:

— Во! Я вспомнил. Его святейшество справлялся о бароне Ривенхате! В городе он или нет.

— О бароне Ривенхате?

— О нем самом, мастер. Приехал к нам барон с небольшой свитой, недели с две назад. Почему приехал — не знает никто, но поговаривают, что он хочет с эльфами про добычу дерева договориться. Вот о нем-то его святейшество и узнавал.

Дверь в воротах открылась, и из проема выглянул мужчина в кольчуге, с факелом в левой руке и небольшим палашом в правой. Он присмотрелся ко мне и с облегчением выдохнул:

— Заходите, мастер охотник, заходите скорее.

— Спасибо, Демьен, — поблагодарил я стражника, — и не налегай на вино.

— Не стану, мастер, — усмехнулся тот в ответ.

Я вошел в дверной проем следом за Патриком. И тут меня ударило.

Это был не простой удар. Конечно, никто меня не тронул. Но моя голова вдруг наполнилась неясным гудением, в глазах потемнело, а ноги затряслись. Я оперся на стражника.

— Что это с вами, мастер? — удивился он.

Я не ответил. Я пытался сосредоточиться на своих ощущениях. Такого никогда раньше не бывало, это самое сильное озарение, которое мне довелось пережить. На лбу выступил пот, и слабость навалилась еще сильнее.

Тут стоит заметить, что рядовой охотник на ведьм обладает не таким уж большим арсеналом борьбы с нечистью — это только его боевые навыки, познания в демонологии и некромантии, необходимые для эффективного противостояния порождениям огня и смерти, и «монета» на самый крайний случай. Вот и все — никакой магии. Разве только вера, но не более как подспорье. Со мной все было немного по-другому.

Еще во время моего обучения в семинарии, при монастыре Теурга, отец-настоятель Сиребий заметил у меня странную особенность — мое тело очень резко реагировало на присутствие всего «богопротивного». Когда началась Вторая Великая Война, и монастырь был осажден нежитью, я провалялся с жуткой лихорадкой два дня, пока имперские войска не сняли осаду. Священник, приставленный к госпиталю, разводил руками — не помогали ни лекарства, ни святая сила. После этого отец-настоятель обратил на меня свое внимание и провел несколько болезненных сеансов изучения моих способностей. Именно тогда меня, по просьбе все того же настоятеля, перевели из духовной семинарии в монастырь Сияющей Руки, где готовили паладинов. Правда, паладина из меня не вышло.

Пусть природа моего «дара» так и осталась невыясненной, но после нескольких лет тренировок я научился контролировать свое состояние и даже использовать его себе в угоду. Но сейчас — это было страшно. Словно в тот первый раз, когда я увидел со стен монастыря в зыбкой дымке на горизонте истлевшие стяги армии Мортис.

Я отпрянул от Патрика и, пытаясь устоять на ногах, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Лоб покрылся испариной, но слабость прошла. Мишру шевельнулся. Спокойно, дружище, я уже в порядке.

— Мастер? — еще раз с беспокойством спросил Патрик и положил руку мне на плечо.

— Все в порядке. Я просто сильно устал с дороги.

Стражник с недоверием посмотрел на меня, но переспрашивать не стал.

— Где у вас тут можно остановиться на ночь?

— Ну, — Патрик задумался, — последний постоялый двор — это «Черное Дерево» в квартале отсюда. Там же и трактир.

— А где остановился барон?

— Ривенхат? Тот, что приехал с полмесяца назад? Я слыхал, что он гостит у мэра.

Я кивнул. Патрик коротко объяснил мне, как пройти к трактиру и где примерно находится дом мэра. Я поблагодарил его и направился к «Черному Дереву».

— Эй, эй! — Окликнул меня стражник. — Мне надо записать ваше имя, мастер!

— Диестро. Приятно познакомиться и всего хорошего.

Я, не оборачиваясь, махнул рукой на прощание. Пока я шел к постоялому двору, у меня было время осмотреть город. Задумываться о гнетущем меня чувстве я пока не хотел.

Герха, правда, когда-то был славным городом. Широкие улицы, несмотря на небольшой размер города, добротные каменные дома, иногда двух- или даже трехэтажные. На главной площади, куда я вышел через несколько минут пути, когда-то даже был фонтан. Но повсюду были видны следы упадка — свет горел лишь в некоторых домах, окна большинства лавок были заколочены, а вместо вывесок устало позвякивали на ветру обрывки цепей. Фонари горели через один. По пути к главной площади я встретил всего двух патрульных. Даже каменная кромка фонтана была расколота, и сквозь трещину пробивался кленовый куст.

Я остановился у фонтана и отломал веточку клена. Справа как раз находился трактир, трехэтажное здание, глубоко вдававшееся задним фасадом в окружающие его постройки. Темная черепичная крыша, пилястры,[3] шедшие через балконы второго и третьего этажа, — определенно это здание не всегда было дешевой забегаловкой. Я призадумался. Судя по гомону, доносившемуся изнутри, в трактире сейчас было весьма оживленно. Я же не хотел ничьей компании — а, зная нравы провинциального люда, падкого на все новое, на пару стаканов вина меня все-таки вытянут. С другой стороны, искать в темноте церковь, чтобы провести ночь на деревянных или, того хуже, каменных скамьях — нет уж. Я отлежал себе все бока на жестких полатях, пока жил в деревне, которая стоила мне лошади. Хочу нормальную постель.

— А я хочу нормальное тело, — усмехнулся Мишру.

— Оно у тебя было. Просто ты попытался вылезти там, где не следовало.

— Я-то тут при чем! Меня призывали!

— Хочешь сказать, что ты не мог отгородиться от призыва? Не смеши меня.

— Да уж, тебя рассмешишь. Скажи тогда, что это тебя так зацепило у ворот?

— А ты не прочел мои мысли?

— Их не так легко читать, когда ты думаешь не словами, а образами. Я — шляпа, а не прорицатель.

Я огляделся по сторонам. Было крайне неразумно разговаривать со шляпой на виду у какого-нибудь горожанина, идущего за своей вечерней кружкой эля.

— Давай я объясню тебе в гостинице.

— Хорошо, — согласился Мишру, — но только мне тоже есть что тебе сказать.

Я пожал плечами. Кроме колкостей, за последние дни от него я ничего не слышал. Я спрятал «монету» под камзол — лишнее внимание мне тут совсем ни к чему.

Подойдя к входу в трактир, я толкнул тяжелую двухстворчатую дверь, и в лицо мне сразу ударил спертый воздух, пропитанный ароматами табака, пота и эля. Большой питейный зал гудел множеством голосов. Повсюду на стенах были развешаны масляные фонари, еще несколько висело под потолком. Между большими столами сновали туда-сюда девушки в простых, крестьянских одеждах, разносившие выпивку. В дальнем конце зала стояла большая стойка, углы которой были украшены стелами из ониксового дерева. За стойкой суетился невысокий худощавый человек в грязном фартуке. С левой стороны зала, ближе к стойке, была лестница, ведущая, видимо, в гостевые комнаты.

На мое появление не было обращено ровным счетом никакого внимания. Большая часть посетителей, не считая уснувших носами в кружки, собралась в дальнем конце зала. Самый громкий галдеж шел именно оттуда, все что-то живо обсуждали, столпившись за одним из больших столов. Голоса иногда перекрывал зычный, глубокий бас, после чего следовал взрыв хохота.

Я подошел к одному из самых маленьких столиков у входа, сел на скамью и жестом подозвал служанку. Фонарь надо мной горел слабо и скрывал стол в полумраке. Окно у стола было открыто, и свежий ночной воздух приятно овевал мое лицо.

— Что у вас сегодня? — спросил я у подошедшей служанки.

— Баранье рагу и… — начала говорить она.

— Рагу достаточно. И бутылочку вина. Только не надо крепкого.

Она кивнула и упорхала. Я снял шляпу, положил ее на стол рядом с окном, отстегнул эспадрон, а сам, опершись о стену, с наслаждением вытянул ноги. Долгожданный отдых был уже совсем близок — сейчас набью пустой желудок горячим, сочным рагу, вина для полного расслабления, и наконец прекрасный сон в чистой постели. Гнетущее чувство почти исчезло, но что-то на самой кромке сознания все еще беспокоило меня. К бесу, подождет до завтра.

Служанка прибежала с деревянным бокалом и бутылкой красного вина. Я с наслаждением пригубил — легкое и не слишком крепкое, то что нужно. Я с трудом поборол желание снять сапоги для полного удовлетворения.

— Песню! — выкрикнул вдруг кто-то из толпы за большим столом.

«Песню, песню!» — подхватили все.

Я с интересом посмотрел туда. Толпа немного расступилась, но обладателя баса все равно не было видно. «Что ж! Песню так песню!» — рявкнул он и затянул старую, бойкую балладу о сражении на склонах Киннадона. Гномью балладу. А я знал только одного гнома, способного так легко общаться с людьми. Я вышел в середину зала и крикнул:

— Агилмунд! Какими судьбами!

Толпа вокруг стола расступалась — это гном расталкивал людей своими могучими руками. Ростом ненамного выше стола, он обладал крепчайшим телосложением, шире обычного человека в плечах и с куда более массивными конечностями. На нем была кольчужная майка, на руках — грубые кожаные перчатки. Короткие ноги в кожаных штанах цвета дорожной пыли были обуты в стальные сапоги. Роскошная шевелюра Агилмунда доходила ему до поясницы, а огромная черная борода спускалась ниже пояса. Из всей этой массы волос видны были только большой нос и постоянно прищуренные глаза с множеством морщин в уголках.

— Диестро! — воскликнул он. — Неужели это ты, горелая головешка!

— Агилмунд! Единственный гном, у которого борода растет даже из носа! — крикнул я и пошел ему навстречу.

Он обхватил меня своими ручищами и сжал так, что спина хрустнула. Весь зал с удивлением наблюдал за этой сценой приветствия.

— Как ты тут оказался, старый друг? — спросил он, отпуская меня из своих объятий.

Я перевел дыхание. Все-таки он никогда не рассчитывал силу.

— Случайно, дружище. А ты?

— Я — нет! — От его громогласного голоса я успел поотвыкнуть за два с лишним года, которые мы не виделись. — Но об этом мы поговорим позже! Маргарита! — окликнул он одну из служанок. — Эля моему товарищу, да покрепче!

— Нет-нет, Аги! — я замахал руками. — Я дико устал, и у меня скоро остынет мое рагу…

— Спокойно! — Гном хлопнул меня по спине, и я закашлялся. — Нет лучшего средства от усталости в теле и душе, чем огонь из эля, который мы сейчас зажжем в твоем брюхе!

— Аги… — пытался протестовать я, но гном зажал мое плечо стальной хваткой и потащил к стойке.

Я перестал сопротивляться.

— Аги, я, правда, очень устал. И не слишком хорошо себя чувствую. — Я внимательно посмотрел на него.

Он заглянул мне в глаза. Я кивнул.

— Ах вот оно что… — прошептал Агилмунд в бороду.

Он не понаслышке знал о моей способности чувствовать всякую дрянь — однажды это даже спасло нам жизнь. И к моей фразе он отнесся с большой серьезностью.

— Ну ладно, — он отпустил мое плечо, — отдыхай. Я зайду тебе в комнату ночью, нам есть о чем поговорить.

Да что такое! Они мне решили спать не давать своими разговорами! Я кивнул гному и вернулся за свой стол. Немного сбившаяся с общего ритма атмосфера веселья в трактире быстро восстановилась с возвращением Агилмунда в шумную компанию.

Я ковырял деревянной ложкой еще теплое рагу и думал об Агилмунде. Что он тут делает? Старый, бывалый ветеран Кланов в таком захолустном местечке? Тем более в наше время, когда гномов днем с огнем не сыщешь. Странно, что стражники не упоминали о нем. Еще один вопрос, на который мне стоит найти ответ. Но тут хоть все проще — сунуть нос в дела незнакомого мне инквизитора я не имел права, как младший по сану, а сунуть очень хотелось. Агилмунда же я знал уже довольно давно и мог позволить себе расспросить его. К тому же он относился ко мне немного по-отцовски — с тех самых пор как мы познакомились, когда он спас меня от ужасного пандемониуса. Я, как и немалое количество воинов Империи, был слишком неопытен, но Вторая Великая Война требовала всех человеческих ресурсов. Я до сих пор помню, как он выпрыгнул из-за обугленного уступа, с невероятной для его комплекции ловкостью, и одним взмахом сияющей секиры отсек ублюдку рог. Как эта тварь закричала! Но пугать гномьего ветерана, закаленного в сотнях битв, — напрасное дело. Агилмунд только усмехнулся тогда. Закованный в неподвластные огню латы, он ступал по выжженной земле, и с каждым его шагом в воздух поднимались тлеющие искорки и улетали куда-то ввысь, в затянутое черными тучами небо.

Огонь горел повсюду, земля разверзалась и выплевывала лужицы кипящего металла. Словно наступил Рагнарёк, а Агилмунд-Вотан сражается в последней битве с пандемониусом-Бетрезеном. Демон выпустил в него струю пламени, но Агилмунд просто прошел сквозь нее и вонзил топор чудовищу в грудь, а я проткнул его сзади эспадроном. Тогда я получил свой первый ожог на правой руке, еще до встречи с Мишру. Как гном вынес меня из этого ада, и зачем он это сделал, я до сих пор не знаю. Я потерял сознание от боли почти сразу, как демон рухнул на усыпанную пеплом землю. С тех пор мы много битв прошли вместе, пока Империя и Горные Кланы были союзниками. Даже сражаться по-настоящему меня научил именно он — в монастыре я был последним по фехтованию, да и сейчас управляюсь со шпагой неважно. Но, как оказалось, это не самый критический фактор для выигрышного боя.

Я доел и, рассчитавшись со служанкой, забрал недопитую бутылку вина и подошел к стойке. Человечек в фартуке, наверняка хозяин трактира, быстро подбежал ко мне:

— Изволите комнату на ночь, господин?

— Да, — ответил я, — и желательно поспокойнее. — Я кивнул в сторону гогочущей братии за большим столом.

— Конечно, господин! — Трактирщик улыбнулся мне самой располагающей улыбкой, в которой, впрочем, недоставало несколько зубов. — Комнаты на третьем этаже, свободные и удобные, да и вид прекрасный! Всего четыре монеты за ночь!

Четыре так четыре, цена небольшая, но для этого городишки, пожалуй, немного преувеличенная.

— Скажите-ка, милейший, — заговорил я, пока доставал кошелек, — а не случалось ли у вас в городе чего странного в последнее время?

Трактирщик задумался и подпер рукой подбородок.

— Нет, господин, ничего странного, — заговорил он, когда на стол упало пять монет, — разве что бесноватый к нам набегал, да приехал мессир Ривенхат и его утихомирил, со своими солдатами.

Бесноватый? Неужто берсерк? Странно. Конечно, после победы над демоническим аватаром Бетрезена много прислужников Легионов проклятых разбежались кто куда. И еще непонятнее то, что барону не наплевать на проблемы умирающего города настолько, что он даже принял участие в устранении одной из них. Мой опыт показывает, что максимум, на что они способны в таком случае, — это отправить разбираться с бедой кого-то вроде меня. В любом случае берсерк не объясняет моего состояния, на такую мелочь я не мог реагировать настолько бурно.

Трактирщик объяснил мне, как попасть в свою комнату, и дал мне ключи и светильник. Я еще раз посмотрел на шумящую толпу и поймал внимательный взгляд Агилмунда.

Комната оказалась не так уж плоха и стоила своих денег. Большая кровать, шкаф, несколько картин на стенах, большой стол с тремя стульями. Два больших окна с плотными занавесками разделял балкон. Я поставил светильник на стол, снял шляпу и начал раздеваться. Плащ лег на стул, вконец замучившие меня сапоги я затолкал под кровать. Одна из служанок очень кстати принесла мне ушат холодной воды для умывания.

Я вышел на балкон. Сумерки уже давно сменились ночью, где-то вдалеке шумел лес, а воздух был прохладен и чист. Сам город был тих, как мышонок.

— Не такое уж плохое местечко, а? — обратился я к Мишру.

— Отсюда мне не слишком хорошо видно, — донеслось со стола, куда я его положил.

— Да ладно, у тебя же живое воображение.

— Герху в огне я представляю себе гораздо лучше.

— Еще бы, — усмехнулся я, — так что ты хотел мне рассказать?

Повисла тишина. Мишру вообще не любил мне помогать, и делал это, только если в опасности было и его существование. С ним вообще было тяжело — он то отмалчивался днями, то разражался таким словесным потоком, что его и на людях не заткнешь. Но его в общем можно понять. Демону, заключенному в шляпе, которую таскает с собой охотник на ведьм, приходится несладко. Конечно, я не испытывал к нему ни капли сочувствия — демон есть демон. Но иногда он бывал полезным и спасал нам жизнь, а я настолько привык к нему, что даже стал немного сочувствовать. Хотя наше знакомство к тому мало располагает.

Когда я был еще не слишком опытным, но уже кое-чего повидавшим охотником, мне досталось дело — разобраться, кто бы мог подумать, с ведьмой. Очень сильной ведьмой, которая решила бросить к ногам Легионов целую провинцию Империи. И почти сделала это. Не думаю, что кто-то в инквизиции предполагал, что она будет так сильна, — иначе на нее натравили бы манипулу паладинов.

Но все было так, как было. Я не мог противостоять ведьме в открытую и дождался момента, когда она будет наиболее уязвима — в момент призыва демона. Каким-то чудом избежав ловушек, заботливо оставленных для меня, и вступив в бой с несколькими мерзкими извергами, я все-таки достал ее. Но поздно. Ритуал был уже необратим, и я сделал первое, что пришло в голову, — попытался запечатать еще не вышедшего демона. Я помню, как все плыло у меня перед глазами от запредельной концентрации зла, как ведьминой кровью рисовал печать на шляпе и как из последних сил прикладывал ее в центр пентакля.

Я не рассчитал силу демона и едва не упустил его — мне пришлось держать шляпу, даже когда огонь охватил мою правую руку, ногу и бедро. После того как линии рисунка погасли, я, наконец, потушил себя и впал в забытье. Когда я очнулся живым, но изувеченным, я обнаружил себя владельцем говорящей шляпы. Именно тогда Мишру начал сотрудничать со мной — я пригрозил ему стереть печать, если он не поможет мне выйти из леса живым. Хотя я до сих пор не знаю, убьет это его или наоборот освободит. Видимо, он был уверен в первом, раз согласился. С его помощью я кратчайшим путем вышел к обитаемым местам. Каким чудом я выжил, не знаю до сих пор. Прошел почти год, прежде чем я смог снова взяться за дело.

— В этом городе сейчас находится очень сильный некромант, — буркнул Мишру.

— Некромант? Что ему тут делать?

— Этого я не знаю. Некромант есть. Или еще какая дрянь похуже.

Если мое состояние связано именно с этим, то дела действительно плохи. С некромантом мне не тягаться.

— Значит, сон откладывается. Нужно сообщить инквизитору. — Я в задумчивости почесал подбородок.

— Думаешь, он не знает? — Мишру хихикнул. — Иначе с чего ему тащиться в эту малолюдную дыру?

— Тут с тобой сложно не согласиться, — я кивнул. — Но это ничего не меняет. Нужно сказать Агилмунду и идти искать инквизитора. Эх, прощай столь желанный сон! — Я развернулся и зашел в комнату.

Пока я умывался и думал, что делать дальше, Мишру напоминал мне методы борьбы с некромантией. Я все это прекрасно знал, но попасть в стычку с некромантом мне хотелось меньше всего. Шансов не было никаких, даже для инквизитора я буду обузой. С другой стороны — с чего мне вообще соваться в это дело? Помощи моей никто не просил, попал я сюда случайно. Слуги Мортис, свободно разгуливающие по Империи, — это, конечно, очень плохо, но жить еще все-таки хочется.

— Может, мне вообще не лезть в это дело? — спросил я у Мишру, окуная горящие ноги в ушат.

— Конечно, не лезь. Иди по стопам своего дядюшки, поцелуй некроманту ручку.

— Заткнись, или я запихну тебя в чулан. Я не такой.

— Да ну? Это говорит не тот ли Диестро, который уже несколько лет таскает с собой демона, пользуется его услугами и все время забывает сообщить об этом церкви? — съязвил Мишру.

— Надо было сдать тебя сегодня?

Мишру замолчал. Я откинулся на кровать. Как же хорошо вот так отдыхать — ноги в холодной воде, тело расслабленно. Только вот ожоги, проглядывающие через расстегнутую рубаху, зудели и мешали лечь поудобней.

В дверь постучали. Я поднялся с кровати — неожиданно резко затуманилось в глазах, и я, оступившись, чуть не опрокинул ушат и треснулся головой о шкаф.

— Аггх, проклятие! — выругался я, открывая дверь.

На пороге стоял Агилмунд с бутылкой каштановой водки и двумя деревянными стаканами.

— Эк ты бурно на меня реагируешь, соскучился? — приподнял бровь гном.

— По тебе всегда, дружище, — я улыбнулся, — проходи. А вот с водкой это ты зря.

— Зря — не зря, это мы увидим. Разговор предстоит долгий.

— С долгими разговорами придется повременить. В городе сейчас находится такой сильный некромант, что я чуть не шлепнулся в обморок, когда ворота прошел.

Агилмунд удивленно хмыкнул. Я пропустил его в комнату. Он поставил водку и стаканы рядом со шляпой и запрыгнул на стул. Я обтер ноги и сел напротив него.

— И откуда такие вести? — спросил гном.

— Я встретил по пути в город инквизитора.

— И он взял и так тебе все рассказал? — с сомнением в голосе спросил Агилмунд. Гном не понаслышке знал угрюмый нрав инквизиторов и их отношение к тем, кто лезет в их дела.

— Именно так, — кивнул я, — но не сказать что он был словоохотлив. Просто предупредил. — Сдавать Мишру, даже Агилмунду, я пока не собирался. Сомнительно, что он поймет природу моих взаимоотношений с демоном, пусть даже заточенным в шляпе. Я и сам их плохо понимаю. — Теперь я думаю, что мне делать, оставить все как есть и не совать нос не в свое дело или прийти на помощь старшему, чтобы получить за это нагоняй?

— Если будет кого потом отчитывать, — усмехнулся гном. — Я не знаю, что тебе делать, друг. На твоем месте я бы не раздумывал. Нежить должна покоиться в земле.

Я кивнул. Агилмунд открыл бутылку и налил в мой стакан немного водки, а свой наполнил до краев.

— С другой стороны, — продолжал он, — твоя новость кое-что меняет в моем деле. Мне думается, что он не случайно в Герхе.

Мишру издевательски хихикнул. Я наигранно закашлялся и будто случайным движением смахнул шляпу на пол.

— Это что было? — спросил гном.

— Ты о чем? — Я поднял шляпу с пола и запихнул ее в шкаф.

— Странный звук. Словно кто-то хихикнул. Ты не слышал?

— Нет, — солгал я.

Агилмунд недоверчиво покосился на меня и залпом осушил свой стакан. Действительно, глупо, и я понимаю Мишру, с его саркастическим смешком. Понятно, что некромант не просто так приехал в город. Я закрыл дверь шкафа и снова сел за стол.

— Продолжай, прошу тебя. — Я придвинул стакан к себе поближе и посмотрел на гнома. Агилмунд налил себе еще водки и продолжил:

— В Империи я нахожусь по делам Кланов, как сам понимаешь. Наша мощь уже не та, как в старые времена, и сейчас, после всех этих войн, мы намного слабее, чем когда-либо. Все больше общин уходят на поиски Кланов, не тронутых войной, надеясь возродить наше былое могущество. В свете всех этих проблем мое задание, может, и не слишком важно, но это неплохой шанс укрепить дружбу наших с тобой народов. У меня письмо к самому Императору Эмри.

— Ого! — удивился я. — И что же такого могло произойти, что об этом необходимо знать Императору?

Гном посмотрел по сторонам и покосился на шкаф, словно подозревал слежку. Потом встал и закрыл балконную дверь.

— Я говорю это тебе, потому что доверяю, Диестро. И хочу официально просить тебя сопровождать меня в столицу как посла Горных Кланов.

Я чуть не подавился водкой, которую все-таки решил пригубить.

— Меня, Агилмунд? В столицу, к Императору? Да он насадит меня на меч, как только узнает из какого я рода!

Гном усмехнулся:

— А кто ему скажет?

— Но предложение все равно неожиданное! И я, конечно, хотел бы знать, в чем суть дела.

Агилмунд снова сел за стол и, осушив стакан, склонился чуть вперед, к моему лицу:

— Вельвы в наших поселениях словно сошли с ума. Многие не могут спать и есть, только и твердят о том, что Невендаар снова ждут великие потрясения. Диестро, я никогда не видел такого, и, поверь, смотреть на это страшно. Некоторые прорицательницы бросались в пропасть, не в состоянии выдержать чего-то. Но все в один голос твердят, что земля разродится новым чадом и боги снова начнут свою мрачную игру.

Я задумчиво постучал ногтем по кромке стакана. Странно как-то. Пророчицы кланов — вельвы на их языке — ошибались и раньше, и один раз даже повергли Кланы в панику, когда, казалось, близился Рагнарёк.

— Бред какой-то, — сказал я.

— Но это есть. Диестро, я пожил на этом свете намного больше тебя. И научился отличать странности от глупостей. И вот еще что — с самого медвежьего перевала меня выслеживала нежить. Я принял бой только на окраине Тердоросса. И тут ты мне говоришь, что в городе некромант, да еще и не простой. Это странно, по-твоему?

— Это логично… — задумался я. — Так ты считаешь, что тебя ведет нежить, и этот мракобес здесь подстерегает тебя?

— Именно. И поэтому я тебе и предлагаю меня сопровождать. Один я могу не выстоять, а помощи здесь мне ждать неоткуда.

— А я, значит, могу выстоять? — возмутился я. — Аги, я обязан тебе жизнью, и не раз. Но я всего лишь охотник на ведьм. Боюсь, ты переоцениваешь мои силы.

— Я помню, как учил тебя сражаться. Для человека получалось у тебя неплохо.

Я улыбнулся гному. Тогда, брошенному в горнило войны, неопытному и испуганному, мне просто сказочно повезло встретить Агилмунда. Я был обязан ему очень многим и испытывал к нему почти сыновние чувства. Мне очень не хотелось помирать от чумы или еще какой пакости, которую мог устроить прислужник Мортис. Но если рядом будет Агилмунд, то, думаю, будет не так и страшно.

— Конечно, дружище. Конечно, я с тобой пойду. — Я улыбнулся гному. — Куда же мне деваться. Только что делать с некромантом, все равно надо решить. И я должен доложить старшему по сану о своем назначении на должность сопровождающего.

Агилмунд нахмурился и потеребил свою роскошную бороду:

— Чем меньше людей знают о моей дороге, тем лучше. Растрепывать инквизитору о пути в столицу я бы не хотел. Однако, если так мы убьем двух зайцев, я не против. Надеюсь, ваши церковники умеют хранить тайну. Им я доверяю куда меньше, чем тебе.

— Не волнуйся, — я кивнул, — они самовлюбленные, но не глупые. Не все из них.

— На том и решим, — улыбнулся гном, и на его небольших, раскрасневшихся щеках сбежались целые толпы морщинок. — Идем искать твоего инквизитора. Я только оденусь подобающе.

Я встал проводить Агилмунда. Он оставил стакан на столе, предусмотрительно забрав водку, и только подошел к двери, как из-за окна донесся скрежещущий звук.

— Опять закашлялся… — только и успел проговорить гном, как балконная дверь вылетела в комнату.

Стекла разлетелись на бесчисленное количество осколков, с силой вылетевших в помещение. Занавески взметнулись, обломки оконных рам запутались в бахроме, и сине-фиолетовый морок ворвался через раскрошенные дыры в стене. Несколько стеклянных иголок попали в меня, больно вонзившись в изувеченную руку, которой я успел закрыть лицо. Агилмунд не устоял на ногах и упал как раз в тот момент, когда балконная дверь пролетела в нескольких пядях над ним, разбившись в щепки о каменную стену. Я только и успел убрать руку, как мгла нахлынула на меня, а сквозь мертвенную дымку проглянуло нечто. Иссохшая, висящая лоскутами кожа, сухие волосы, клоками свисавшие с неестественно вытянутого черепа, и искаженный в невероятной гримасе рот — было последним, что я увидел, прежде чем провалиться куда-то в глубину.

Я снова был в монастыре. Тускло светило солнце, пробиваясь через поросшую мхом решетку каземата. Я снова сижу тут, и снова за трусость на тренировках. Послушники — будущие паладины, будущая гордость и сила Империи, пример для всех — снова будут высмеивать меня. Пусть. Я дерусь подло. Я ухожу от боя, когда не могу победить. Зато я жив. Я падал сквозь каменную скамью еще ниже.

В яму. В ней лежит полуразложившийся труп и пытается подползти ко мне. С оскаленного черепа свисают ошметки гнилой плоти, на челюстях — гнилостная пена. Мне очень страшно, я пытаюсь выбраться из ямы, но настоятель Сиребий ходит вокруг и сталкивает меня обратно. Мне больно, обидно и страшно болит голова. Я падаю в землю, и она затягивает меня.

В туман. Все в тумане, все нечетко. Картины сменяются слишком быстро, я мал и не понимаю того, что происходит вокруг. Я знаю только, что мать увозит меня куда-то из столицы, а я не хочу никуда идти, я хочу обратно, к нашему фонтану — в нем плещутся золотые рыбки. И когда опускаешь в воду руки, рыбки пускаются наутек, и солнце так весело играет на чешуе! Но мать неумолима. Она бежит к карете и почему-то проклинает дядю.

«Ты им отомстишь, мой мальчик, — говорит она, — за дядю и за всю нашу семью. А пока надо бежать».

У кареты ждут какие-то люди, и мать останавливается. Они хватают ее и хватают меня. Мать кричит и вырывается. Я плачу, и меня бьют по лицу раз, другой, пока я не проваливаюсь.

В темноту. Тут темно. Тут влажно. Мне кажется, я вижу что-то красное вокруг. Большое и пульсирующее, оно окружает меня и бережет. Но я не знаю, что это, и пугаюсь. Я пытаюсь двигаться, я понимаю, что мне нужно вынырнуть. Я делаю взмах руками, но не чувствую движения. Я пугаюсь еще сильнее и начинаю барахтаться, становится еще темнее. Так нельзя, думаю я, и стараюсь успокоиться. Вдох дается очень тяжело, а выдох — еще тяжелее. Багровое марево сжимает меня, ломая мне руки и ноги, и меня выталкивает.

Во тьму?

В этой тьме спокойнее. В ней есть запахи, есть ветерок и ощущение настоящего пространства вокруг.

Наваждение разом спало, словно кто-то сдернул туманное марево с сознания. Но руки и ноги по-прежнему болели. Я попытался открыть глаза.

Вот так дела! Вот я и в церкви.

Я тряхнул головой, сбрасывая остатки морока, и попытался осмотреться и понять, что произошло. Мы с гномом сидели в моей комнате, а потом на нас накинулся алчущий. Конечно. Эти мерзкие, неживые твари славны тем, что забрасывают тебя в самую пучину твоего прошлого, из которой потом мало кому удается выбраться. Я слышал о воинах, повернувшихся головой после встреч с этими созданиями, лепечущих и ползающих, словно младенцы. Самих алчущих я до этого раза не видел и повстречать не стремился. Я даже с трудом представлял, что же это за нежить такая, и как ее вообще земля носит. Сейчас я едва разглядел тварь, но этого мне хватит на всю жизнь.

Я попытался побороть стремительно накатывающее чувство страха. Такое испытываешь, когда попадаешь в большую передрягу — кожу начинает покалывать, голова гудит, а руки и ноги трясет. В самых мерзких случаях выступает холодный пот. И хоть в монастыре послушники-паладины настаивали, что в них нет ни капли страха, я в это слабо верил. Можно сколько угодно кричать, что Небесный Отец нас защитит и в обиду не даст, но я на своей изрядно прожженной (в самом прямом смысле) шкуре убедился, что твои проблемы — это только твои проблемы, и решать их только тебе самому. И тут главное не паниковать. Хотя иногда очень хочется.

Я резко вдохнул-выдохнул и огляделся.

В церкви царил плотный, как старая бахрома, сумрак. Только сквозь большой витраж за алтарем Небесного Отца зыбкий ночной свет попадал в зал. Балконы и зал для прихожан были пусты, и все скамьи были сдвинуты к стенам. Посреди зала, прямо на каменных плитах пола была выдолблена огромная окружность с чудными рисунками внутри, ничего такого я раньше не видел. А прямо в окружности, на коленях, закинув голову и руки назад, сидел Агилмунд. Я рванулся, но тело пронзила боль. Тихо выругавшись, я посмотрел на себя. Вот от чего так болели конечности! Я был накрепко привязан к стоящему у колонны лотарингскому кресту,[4] а ладони и ступни пробили большие черные спицы с фигурными набалдашниками. Прекрасный сюрприз. Я еще раз закрыл глаза и глубоко задышал. Тело забила дрожь, я чуть не начал паниковать. Странно, как только я на все это посмотрел, сразу почувствовал, как теплые струйки крови стекают с рук и ног.

Успокоившись, я снова открыл глаза. Они уже попривыкли к темноте, и я смог разглядеть на противоположном конце зала тело белокурого эльфа, тоже пригвожденного к кресту. Похоже, он был или мертв, или без сознания. Голова безвольно свесилась набок, а длинные, красивые волосы были запачканы кровью. Я стиснул зубы. Проклятие, что тут происходит?

Я попытался пошевелить кистью. Движение отдалось резким, неприятным ощущением. Я попытался дернуть рукой, надеясь, что спица выскочит. В глазах потемнело от боли, но спица, похоже, была добротно вбита в дерево и не шелохнулась.

— Агилмунд! — тихо позвал я.

Гном оставался неподвижен. Нехорошая мысль закралась в голову, но я не дал ей развиться — скорбеть по мертвому другу еще рано. Нужно пытаться вырваться и выяснить, что случилось.

Мое внимание отвлекли звуки приближавшихся шагов. Со стороны алтаря, из крипты вышел дородный мужчина, возраст которого трудно было определить в такой темени. В руке он нес очень тусклый фонарь, который едва освещал путь перед ним. Он подошел ко мне.

— Очнулся, — как-то глуповато сказал он, поднеся фонарь к моему лицу. Я прищурился и отстранился, насколько это было возможно в моем положении.

— Какого беса тут творится? — хрипло спросил я. — Кто ты такой?

— Ну, дружище, — мужчина убрал фонарь, — что тут творится, я сам не имею понятия. Знаю только, что твоей жертвой я спасаю город.

— Чего? Какой еще жертвой? — Я окончательно перестал понимать происходящее.

— Твоей и его, — мужчина вздохнул и кивнул в сторону гнома. — Ваши жизни потребовали взамен жизни горожан. Так что, будь добр, послужи Империи в последний раз.

— Как это понимать? — удивился я. Такого поворота событий я не ожидал.

— Да вот так. Просто Ривенхат пригрозил вырезать город, если не получит вас. И большего тебе знать не надо. Через пару часов тебе будет все равно.

— Мэр спас город от некроманта, как благородно! — раздалось вдруг из конца зала.

Мужчина передо мной вздрогнул и выронил светильник. Звук падения разрезал тишину железным звоном. Из темноты проема, ведущего во внутренние помещения, шагнул инквизитор. Тот самый, которого я встретил на дороге. Только сейчас его одежда была выпачкана чем-то темным, а шикарный плащ больше напоминал лохмотья. На худом лице застыл оскал ярости. В руке он сжимал шпагу с широким лезвием, которую, похоже, намеревался пустить в ход.

— А на самом деле погубил всех. — Он начал подходить к мэру. Тот попятился и стал нащупывать амулет на шее.

— Не тщись звать на помощь своих мертвых дружков, — прошипел инквизитор сквозь зубы, занося шпагу над отступающим человеком, — я помог им умереть на самом деле.

— Я хотел спасти людей! — только вскрикнул тот, как страшный удар настиг его, почти разрубив от ключицы до середины груди. Мертвец пробулькал что-то и повалился на пол. Инквизитор уперся сапогом в тело и с усилием выдернул шпагу так, что кровь с лезвия брызнула мне в лицо. Обтерев шпагу, он подошел ко мне.

— Терпи, мой мальчик, — говорил инквизитор, выдергивая спицы. Он перерезал веревки, опутывающие меня, и я повалился на холодный пол. Инквизитор подхватил меня за локоть и приподнял.

— Надо тебя освежить, — он поднес два пальца ко лбу и тихо забормотал благословление. Я с благодарностью почувствовал, как раны затягиваются.

— Крови это тебе не вернет, но ты не будешь ею истекать, — сказал он, и я кивнул.

— Огромное спасибо, ваше святейшество. — Я встал ровно, потирая онемевшие конечности. Теперь я мог увидеть, что под эльфом натекла огромная лужа крови, и ему мы помочь не сможем точно. Из-под креста, на котором висел я, была меньшая лужица уже моей крови. Тонкая струйка протянулась к фигуре, вырезанной на полу, посреди которой сидел Агилмунд. Я нетвердо шагнул к нему, но инквизитор остановил меня, взяв за плечо.

— Не делай этого.

— Он мой товарищ… — начал было я, но инквизитор перебил меня.

— Не делай этого, если не хочешь подхватить черный мор или еще чего похуже, — и он указал на гнома, призывая осмотреть его внимательнее, — он уже подготовлен к ритуалу, и ты уже ничем ему не поможешь.

— К ритуалу? — удивился я и склонился над Агилмундом. Только сейчас я заметил, что его руки и лицо разрисованы странным, блеклым узором, а в глаза и словно в крике открытый рот засыпан серый порошок.

— Это как понимать? — обратился я к инквизитору, даже не добавив «ваше святейшество».

— Понимать будешь потом, — инквизитор оглянулся, — когда уйдем отсюда. Времени нет. Ривенхат скоро будет здесь, и я не смогу ему ничего противопоставить.

— Ривенхат? Твою мать!.. — Я схватился за голову. Было очевидно, что загадочный барон и является некромантом, о котором говорил Мишру, кукловодом нежити, преследовавшей Агилмунда. И некромант добрался до него.

Инквизитор схватил меня за плечо и потащил к заднему входу в церковь. Я с трудом шел, спотыкаясь и шатаясь от потери крови. Ужас осознания того, что мой лучший и, пожалуй, единственный друг погиб, нахлынул на меня. Я нащупал на груди «монету» и в бессильной злобе сжал ее. И где же Небесный Отец теперь?

Инквизитор выволок меня на улицу, и свежий ночной ветер сбил мне дыхание. Я шумно вдохнул и распрямился. После затхлого воздуха и полумрака церкви, который, казалось, давил на разум, сковывая мысли, чистый воздух и звездный свет, казалось, вернули мне ту капельку решимости, которая у меня была. Я часто отступал, всегда уходил от опасности, но Агилмунду я был должен чуть больше чем жизнь.

Его святейшество перестал поддерживать меня, и, пока мы быстро удалялись от церкви, я спросил:

— Что за ритуал?

— У нас нет времени на долгие объяснения, охотник. Мне стоило большого труда об этом узнать, и еще большего — остаться живым при этом, — говоря это, он проявил все свое высокомерие, — и я не хочу, чтобы мои усилия пошли прахом. Спешим.

— Что за ритуал? — переспросил я более настойчиво. — Там остался мой друг, и я хочу знать.

— Надеешься спасти бородача? — язвительно хмыкнул святоша. — Забудь об этом, у него шансов нет. А если ты не перестанешь испытывать мое терпение, я доставлю тебя без сознания.

Я резко остановился. Странная догадка зашевелилась у меня в голове.

— Что значит — «доставлю»?

Инквизитор, ушедший чуть вперед, резко развернулся, поднимая пыль с мостовой, и отцепил шпагу с ножнами от пояса. Его ехидный взгляд сделался серьезным, и я понял, что сейчас случится что-то очень плохое. Уж не знаю, что было бы для меня хуже — битва с некромантом, будучи в полной готовности, или драка с инквизитором, в одной рубашке и льняных штанах.

Резким, скользящим движением святоша подался вперед и махнул шпагой в ножнах сверху вниз, целя мне в голову. Я пригнулся и отскочил вбок, все еще не понимая, что за фарисейское[5] представление тут происходит. Он хотел только отключить меня, это очевидно, — иначе бил бы шпагой наверняка. Зачем я ему был нужен? Вопрос оставался открытым.

Размышления во время драки — не лучшая затея. Только я отвлекся на мгновение, как крепежный сустав на ножнах звякнул прямо у меня перед носом. Изогнувшись, я ушел от удара, но у меня сильно закружилась голова. Потеряв равновесие, я упал на бок и едва успел откатиться от очередного удара. В глазах все плясало — давала знать о себе потеря крови. Но на горе инквизитора, он сам подлатал меня, так что хоть немного я мог сопротивляться.

Зайдя прямо передо мной, инквизитор резко пригнулся и прыгнул мне за спину. Если бы я вставал, то тут же получил бы удар по затылку, откатись я — тоже, но вместо этого я сделал то, что первым пришло мне в голову. Когда полы грязного плаща проносились надо мной по воздуху, я захватил их, изо всех сил сжал правой рукой и дернул что есть силы. Инквизитор упал на меня, вскрикнув от неожиданности. Он упал спиной как раз на мой бок, чем я и не преминул воспользоваться. Правой рукой я обхватил его за шею и накрепко прижал, а левой начал наносить удары по голове. Я бил до тех пор, пока его усилия вырваться не прекратились. Для верности я ударил еще два или три раза. Он отпустил мою руку, которой я сжимал его, и обмяк. Его шляпа упала мне на лицо, я резко оттолкнул тело и отскочил. Инквизитор не шелохнулся. Я поднялся и на трясущихся ногах подошел к нему. Убийство инквизитора — тягчайшее преступление. И за него мне светила только смерть. Я огляделся в поисках случайных свидетелей. Улицы были абсолютно пусты. Перевернув тело на спину, я приложил руку к его груди. Он дышал. Я с облегчением подумал, что смертная казнь отменяется. Взамен меня кинут в темницу за нападение на представителя духовенства и старшего по сану. Но это будет потом.

Я поднял с земли шпагу — пусть побудет пока у меня. Затем оттащил инквизитора к каменному заграждению неподалеку и из обрывков плаща сделал несложные путы, которыми обвязал ноги и руки инквизитора. Теперь пришел черед получить ответы на мои вопросы.

Неслабо же я его приложил, подумалось мне. Откуда только силы взялись! Правый глаз инквизитора опухал, а из разбитого носа — и как я попал по нему? — стекала тонкая ленточка крови, пачкая вычурный воротник. Я пару раз хлопнул инквизитора по щекам. Тот с трудом разлепил глаза. Он внимательно посмотрел на меня и вдруг усмехнулся.

— Вы поглядите, какой прыткий охотничек. — Он попытался пошевелиться, но путы не дали ему такой возможности. Я ткнул его рукоятью шпаги в живот, пресекая дальнейшие попытки дергаться.

— Ты хоть понимаешь, молокосос, что тебе за это будет? — скривившись от боли, прошипел инквизитор.

— Примерно догадываюсь, — я попытался сделать безразличное лицо, — но это меня сейчас интересует меньше всего.

— А что же интересует тебя больше, мой мальчик? — съехидничал инквизитор и снова попытался пошевелиться. На сей раз удар пришелся ближе к паху.

— Всего две вещи, ваше святейшество. Что за проклятый ритуал и как понимать вашу фразу про доставку?

Инквизитор откинул голову и смачно сглотнул, видимо, кровь.

— А с чего я должен тебе говорить? Все равно мы уже не жильцы. И все из-за твоей глупости.

Я щелкнул ножнами шпаги, и блик луны упал на лезвие.

— Так просвети же меня, глупца, отче. Может, еще не все потеряно.

Инквизитор посмотрел на меня, словно выжидая чего-то, и с вздохом заговорил.

— Начну с конца, — сказал он и еще раз сглотнул. — Доставить тебя я должен был в монастырь Святого Тибия. Там за тебя взялись бы дознаватели.

— Это еще с какого демона?

— Сам посуди. Одинокий гном пробирается по землям Империи. Времена неспокойные, у Кланов своих проблем достаточно. Что он тут делает? И с какой целью? Еще и нежить его преследует. Это меня крайне заинтересовало, когда я наткнулся на стайку упырей, кучкующихся на окраине леса. Они, видно, поджидали кого-то, а пока решили перекусить путником и устроили на дороге засаду. Да подавились. А гнома я увидел потом. Пару дней я следил за ним, но потом потерял. И только сегодня след привел меня в Герху. Я хотел лично допросить его, но видишь — не успел. Но раз гном, который за каким-то чудом ушел из Кланов, преследуемый целой сворой мертвых с сильным некромантом во главе, теперь ничего не расскажет, я решил утолить свое любопытство у тебя. Вы так мило встретились в таверне. Сразу было понятно, что ты с ним заодно. Как нутром чувствовал, что ты или еретик, или предатель. И как видишь, угадал.

— Беса с два, ты угадал, — остановил я его словоизлияния, — напыщенный болван. Говори о ритуале.

Инквизитор шумно шмыгнул носом. Кровь перестала идти, и он опустил голову.

— А что тебе о нем сказать? То, что тут скоро произойдет, — страшно. Я не видел такого никогда и надеялся не увидеть. Ривенхат — некромант, слушок о котором давно ходит среди высоких сановников церкви. Грязный ублюдок. Но сейчас он задумал нечто, переходящее все границы. — Инквизитор задумался на несколько секунд.

— Все приготовления у него уже завершены. Через час — а может и меньше — все люди в городе заснут крепким сном и больше не проснутся. Жизненная сила будет выкачана из них, а взамен Ривенхат вдохнет в них мерзкую нежить.

— Зачем ему это нужно?

— Чтобы пробудить Оракула. Алкмаарского Оракула.

Я с удивлением уставился на инквизитора. Похоже, он говорил серьезно. Но я даже краем уха не слышал ни о чем таком.

— Что за Оракул?

— О, молокосос, это старый и мерзкий ритуал. Его техникой не каждый лич владеет, а некромантов, могущих сотворить такое, и вовсе по пальцам пересчитать. Совершая огромное жертвоприношение и скомбинировав необходимые для него производные, Ривенхат попытается приоткрыть завесу будущего. Только вот производные у него странные — кровь демона, эльфа и человека. Да-да, и твоя. А гном ему нужен только потому, что лишь его крепкое тело способно выдержать в себе присутствие Оракула. Что он пытается узнать, мне неведомо. Но что я знаю точно — тут скоро будет ад. Все жители превратятся в нежить. А я даже не смогу предупредить об этом ближайший гарнизон, — и инквизитор наигранно печально вздохнул.

Вот и ответы. Верить или нет — выбора у меня не было.

— Неужели гному никак не помочь?

— Возможно, он переживет ритуал, — пожал плечами инквизитор, — да только ты его не переживешь.

— Это мы посмотрим. Слушай сюда, — я зло взглянул на него, — я убивать тебя не стану. Я не предатель и не еретик, что бы ты не думал там в своей высушенной фанатизмом башке. Я оставлю тебя здесь, шпагу положу рядом. Вязать тебя как следует у меня времени нет, и через несколько минут ты легко освободишься. Но не вздумай меня преследовать. Я иду за гномом.

Я положил шпагу в паре шагов от связанного инквизитора и стал медленно отходить, изредка оборачиваясь. До того, как я скрылся за фасадом ближайшего дома, он не спускал с меня глаз.

Зайдя за дом, я попытался сориентироваться и понять, как же мне добраться до трактира. В нем были все мои вещи и мой эспадрон, а главное — там был Мишру. Я надеялся получить от него дельный совет.

Улица была совершенно пуста, спросить дорогу было не у кого. На стук в двери никто не отзывался. Либо жители Герхи отличаются крепким сном, либо ритуал уже начался. Медлить было совсем нельзя. Прикинув, что к главной площади должна вести любая прямая мостовая, я выбрал дорогу и пустился бежать.

Странное дело, задумался я, чувство страха и беспомощности совсем отступило, а кровопотеря совсем перестала давать о себе знать. Я словно наполнился уверенностью, и единственное, что меня беспокоило сейчас, — это впивавшиеся в босые ноги камни мостовой. Этому я был только рад — я смогу противопоставить Ривенхату хотя бы решимость, а это уже кое-что.

Я и не заметил, как вылетел на площадь, к разбитому фонтану. Свет в трактире все еще горел, но режущая слух тишина давала понять, что это совсем не нормально. Я подбежал к двери и распахнул ее.

Несколько человек лежали за столами, в проходе упала, не успев разнести выпивку, служанка. Хозяин повалился прямо за стойкой. Я подошел к одному из лежащих на скамье и потрогал его руку.

Холодная. Времени совсем нет.

Я взбежал по лестнице к своей комнате и несколько раз толкнул дверь, заклинившую обломками окон. Она поддалась, сквозь проем потянул ветерок. Куски оконных рам и балконной двери были разбросаны по комнате, большая часть балки лежала прямо на кровати и оставленном на ней камзоле. Стараясь как можно мягче ступать по осколкам стекла и щепкам, я вытащил камзол из-под балки и достал сапоги. Одеваясь, я приметил плащ, улетевший вместе со стулом к шкафу. Я поправил голенища, нацепил лежавший за кроватью эспадрон на пояс, осмотрел комнату в тщетных поисках мешка с вещами, но, плюнув на это за недостатком времени, подошел к шкафу. Я снял плащ со стула, щелкнул застежкой и открыл тяжелые створки шкафа.

Шляпы в нем не было.

Я сидел на бордюре, обрамляющем фонтан, и, обхватив голову руками, судорожно размышлял, что делать. Помощи ждать неоткуда. Друг, которого я считал почти непобедимым, в беде. Демон, способный помочь, пропал. Инквизитор ушел, да и протягивать руку помощи мне не собирался. Дела шли хуже некуда. Разве что я, наконец, нашел мешок со своими вещами — он висел на развороченном балконе. Как он туда попал, хоть убей, не пойму.

Я встал, и мне почему-то подумалось: какой глупостью было одеваться и вообще прихорашиваться. Никудышный из меня герой. Другой на моем месте просто схватил шпагу, да понесся крошить на кусочки некроманта и всю его ораву. Но нет — мне же нужен мой камзол, мой плащ, мои сапоги и мой эспадрон.

Хотя на самом деле это оружие используют только в ученичестве — оно как раз предназначено для неопытных фехтовальщиков. Лезвие эспадрона заострено только с одной стороны, баланс смещен к гарде. Им легко нанести резкий, рубящий удар, от которого такому же неопытному бойцу трудно защититься. И на рукояти эспадрона есть замечательная штука — «пять шаров» — эдакий кастет на случай тесной рукопашной. Идеальное оружие для сосунка. И хотя я давно уже не ученик, но расстаться со своей шпагой так и не смог.

Сильный подземный толчок привел меня в чувство. Я упал и, словно пробка, выскочил из своих пустых размышлений. Началось.

Все, Диестро, началось. У тебя больше нет времени ни хныкать, ни думать, что делать, ни сомневаться.

Нужно преломить «монету».

Еще отец Сиребий рассказывал: «монета» — это не только символ, регалия, и не только способ узнать о смерти носителя. Это еще спасительный, последний шанс. Каждая «монета», каждый оберег, говорил он, благословлена Небесным Отцом и дает право обратиться к нему за помощью. Конечно, каждый верующий, возносящий искреннюю молитву, получает помощь и поддержку Небесного Отца. Но «монета» даст тебе право воспользоваться великой магией, доступной только высшим жрецам. Магией, способной спасти множество жизней.

Конечно, тут есть еще и обратная сторона «монеты». Решка. Тот, кто воспользуется ею, навсегда изгоняется из рядов церкви. Это как бы означает, что своими силами ты справиться не можешь, вот и иди отсель, нам такие не нужны. Дурацкое правило, конечно, но выбирать не приходилось. В конце концов, я в духовенство пошел не по своей воле. Вот и катись оно к Бетрезену.

Под ногами начал нарастать гул, земля затряслась мелкой дрожью, и с окрестных домов посыпалась каменная крошка. Я достал «монету», зажал ее обеими руками и начал читать молитву, которой, как я считал, никогда не воспользуюсь.

Исповедь у Адского Огня.

Все вокруг словно подернулось зыбкой дымкой, и молочно-белый, густой туман стал быстро устилать улицы города. Из окрестных домов доносились крики, прерывистые стоны и громкое, неразборчивое бормотание. На улицы выходило то, что когда-то было людьми, а теперь только оболочкой, подчинявшейся безмолвным приказам. Несколько жителей направились ко мне с искаженными гримасой боли и ненависти лицами. Я прикрыл глаза и только усилил молитву.

Яркий луч света прорезал тьму и упал к моим ногам, разогнав туман. Сияние обволокло меня, укутало и шепнуло что-то неуловимо доброе и хорошее. Я улыбнулся ни с того ни с сего. Окружившая меня стеной нежить разлетелась в разные стороны, как от удара огромной силы, когда я опустил руки, и белый ореол коснулся мертвецов. «Монета» на моей груди была расплавлена ровно посередине, раскаленный металл падал на рубаху и попадал за воротник, но боли не было. Я усмехнулся еще раз и вынул эспадрон из ножен.

Я бежал к церкви, надеясь успеть еще что-то изменить. Земля под ногами ходила ходуном, в тумане бродили призрачные фигуры, а из домов тянулись эфемерные нити, почти на грани видимости, сходящиеся там, куда я направлялся.

Церковь уже показалась в тумане, когда из мглы вынырнул алчущий. Мерзкий кадавр, поднятый проклятыми силами со дна могильников, сейчас мне есть что тебе показать. Я лишь раз взмахнул эспадроном, а сила, льющаяся в меня, разом разнесла иссушенное тело. Я остановился у дверей церкви. Глупая улыбка все никак не сходила с лица. Я чувствовал безудержные потоки силы, льющиеся по моим жилам. Каждый уголок тела был заполнен ею, ее было так много, что она изливалась в пространство. Неужели так чувствуют себя боги?..

Я перехватил эспадрон в левую руку. Ей фехтовать было удобнее, поскольку обожженная правая иногда плохо меня слушалась. Вдохнув в легкие побольше воздуха и извинившись мысленно перед Небесным Отцом за мои сомнения в нем, я изо всех сил ударил ногой по дверям.

Тяжелые двери слетели с петель и упали, в церковь брызнул свет. Круг, в котором сидел Агилмунд светился мертвенно-синим, призрачные нити сходились в теле гнома, словно впиваясь в него. На кресте, где висел я, теперь было распято полуразрубленное тело мэра. За алтарем стоял молодой мужчина, едва ли старше меня, в ритуальной мантии, отделанной серебряными узорами. Я еще отметил, что у него была роскошная, длинная шевелюра. Некроманты очень часто бреют голову, чтобы при работе с трупами кусочки гнилой плоти не попадали на волосы. Часть нитей сходились у него в руках, и он составлял из них какие-то вычурные узоры, постоянно проделывая замысловатые пассы. Когда я ворвался в церковь, некромант остановил свои движения и, с улыбкой посмотрев на меня, произнес:

— Наконец и вы пришли, Диестро де Лали!

Я замер как вкопанный. Как Ривенхат может меня знать?

— Для завершения тут не хватало только наследника проклятого рода! — продолжил он и вновь зашевелил пальцами.

Улыбка сошла с лица. Только старый Сиребий знал, какому роду я принадлежу. Как я ненавидел тогда своего поганого дядю! Ублюдка Юбера убили, мою мать, его сестру, заточили в столице. А меня, маленького отпрыска династии предателей, отправили замаливать все злодеяния, совершенные вероломным Юбером. И если бы не моя чувствительность к злу, которую заметил отец Сиребий, я так бы и сидел в келье.

Хотя, глядя на улыбающееся лицо Ривенхата, это казалось мне не такой уж плохой идеей.

Я не ответил некроманту. Молча я метнулся к алтарю, но Ривенхат только сделал неуловимый жест, как меня отбросило к скамьям. Божественный ореол вокруг меня начал меркнуть.

— Я бы убил тебя тут же, — снова заговорил маг, — твоя кровь у нас уже есть. Пусть ее пришлось немного разбавить, — он кивнул в сторону трупа на кресте, — но этого вполне хватит. Мне нужно только установить контакт с императорской кровью… — уже забормотал он, словно отвлекшись.

Я встал из завала лавок.

— Разве я похож на Императора? — крикнул я.

— Ну так де Лали ведь дальние родственники Демосфена. А тебе разве твои друзья из монастыря не сказали? И старик Сиребий не говорил? — Ривенхат издевательски улыбался.

Я сжал губы и снова бросился на некроманта. Он только повторил свой жест, и я снова очутился в куче обломков.

— Дурачок. Ты был бы уже давно мертв, не дай я одному большому демону одного маленького обещания.

Я вскочил из мешанины досок:

— Какому еще демону?

Ривенхат опустил руки, и нити на его пальцах оборвались. Земля страшно содрогнулась. С потолка посыпались куски кровли, кресты с трупами упали. Я еле смог удержаться на ногах. Церковь рушилась.

Некромант нагнулся за чем-то у алтаря в тот момент, как я бросился к нему. Он резко развернулся и бросил в меня шляпу. Шляпу?

Мою шляпу.

Я прикрылся, когда шляпа попала в меня. Кроваво-красные брызги разлетелись во все стороны, как только Она коснулась руки. Я откатился и снова вскочил на ноги. Она?

Да, именно Она. В нескольких шагах от меня парила исполинская, демоническая фигура Баронессы. Ее крылья — ночь пожарищ, были широко распростерты и курились серными испарениями. Большое, мускулистое тело, покрытое чешуей и роговицей, словно светилось изнутри проклятым огнем. Только красивое лицо обманчиво мило улыбалось, но в красных глазах я уже читал свой приговор. Когда ее закрученные спиралью рога задевали потолок, из-под них вылетали желтые искорки.

— Ах! — Ее искаженные, будто сотканные звуками множества голосов слова гудели в содрогающейся и разваливающейся церкви. — Наконец-то!

— Мишру, сука! Неужели это ты? — зло выкрикнул я.

— Вот мы и встретились лицом к лицу! Как хорошо, что ты меня сразу узнал, милый! — Последние слова она выкрикнула так, что у меня загудело в голове.

Воздух вокруг баронессы задрожал, и она бросилась на меня.

Я словно прирос к полу. Я уже видел, как она разрывает меня своими огненными когтями. Страх охватил меня, подкрадываясь к самому сердцу. Меня била дрожь, дрожал пол подо мной, весь мир трясся от страха.

Но во мне еще была капелька тепла и искорка силы. Я изо всех сил раздувал ее, разжигая огонь ярости в душе. Гнев разорвал путы, и я снова видел, как надвигается на меня багряная демонесса. Белое пламя охватило меня.

— Я женщин не бил никогда! — крикнул я, отбрасывая эспадрон и прыгая Мишру навстречу. — Но ты же не женщина!

В воздухе я оттолкнул тянущиеся ко мне руки и, схватившись за рог Баронессы, нанес страшный удар коленом ей в лицо. Красивая маска разлетелась во все стороны огненными осколками, пламя ударило из разбитой головы, но сделать мне ничего не могло.

— Ты шляпа! — кричал я в ярости, отпустив ее рог и перелетая падающее тело.

Пока я разбирался со своим неверным спутником, Ривенхат подошел к телу Агилмунда. Порошок в глазах и рту гнома начал тлеть, и безжизненное до этого момента тело взметнулось в воздух. Порошок осыпался, и обожженный рот стал что-то тихо шептать. Некромант напряженно вслушивался в тот момент, когда я приземлился позади алтаря.

— Твоя очередь! — крикнул я ему. Он обернулся и с удивлением посмотрел на тело Баронессы. Губы гнома перестали двигаться.

— Моя, — кивнул он, и его пустые одеяния повалились на пол. Тело Агилмунда упало рядом.

Я подскочил к тому месту, где только что стоял Ривенхат. Рядом с распластавшимся гномом лежала только ряса.

Я со злостью пнул ее и поднял Агилмунда на руки. Его закрытые веки и область вокруг глаз и рта были сильно обожжены, широкая грудь не вздымалась в такт дыханию.

Белого пламени, оплетающего меня, еще должно было хватить.

Крыша церкви начала прогибаться над нами в тот момент, когда он наконец-то сделал вдох.

— И зачем было все это устраивать?

— Это всего лишь сделка. С нежитью мы их уже заключали не раз. Новорожденный нужен Бетрезену для своих целей, а Мортис — для своих. Но где он появится, нам обоим нужно было узнать. А для этого нужна была кровь. И демосфеновского рода также. Я должна была выжать тебя еще тогда, в пещере. Но, видимо, сильно недооценила вашего Небесного Отца. А когда ты заточил меня в шляпу, все, что я могла сделать, это пытаться столкнуть тебя с Ривенхатом. И как видишь — удачно.

— Это все понятно, — я сидел в траве, глядя на дымящиеся руины Герхи, залитые рассветным солнцем, — но зачем было притворяться мужчиной… или демоном-мужчиной. Тьфу!

Агилмунд, лежащий рядом на моем плаще, беспокойно пошевелился и открыл глаза.

— Можешь еще поспать, — сказал я гному, — после того как я вернул тебя с того света, да еще и залечил выжженные глаза, тебе необходим долгий отдых.

— Ну уж нет! — гном потянулся. — Зная то, что мне насовал в голову этот проклятый Оракул! Рождение нового Бога! Да не где-нибудь, а в Невендааре! Такого еще не бывало! Как я могу спокойно спать, пока Ривенхат рыщет по Империи в его поисках! С ума сойти! Теперь у меня еще более серьезный повод попасть в столицу.

— Да уж, и правда, с ума сойти. — Я посмотрел на Мишру, лежащую у моих ног. Я едва успел снова запечатать ее, издыхающую, в шляпу, до того как церковь рухнула. Я надеялся на ее помощь в поисках некроманта, и у меня даже была пара мыслей, как развязать ей язык.

— Вставай, лодырь! — Агилмунд хлопнул меня по спине. — В дорогу!

— Эй-эй! Это ты отдыхал, маленький подлец! А я всю ночь рассекал по городу!

— И что, неужели устал?

Я встал, нацепил шляпу и плащ.

— Что будем делать, Аги? Идти в столицу искать Ривенхата или Новорожденного?

— Сначала — в харчевню! — ответил гном и бодро зашагал по дороге, прочь от руин города.

Я оглянулся. Тонкие струйки дыма поднимались над стенами. Скоро город сгорит, но жителям уже все равно. Я не смог помочь никому из них. Я, может, и де Лали, но… Но зато мне была дарована возможность спасти хотя бы одну жизнь.

Солнце блеснуло на половинках «монеты», все еще висящих у меня на шее. Я снял их, с благодарностью положил отдыхать в придорожную траву и поплелся вслед за гномом, уже напевавшим свою любимую дорожную песню.