Глава 10

Чарлз вздохнул и уставился на полог постели. Светало. Надо сходить поплавать, подумал Чарлз. Следовало отправиться к озеру сразу после того, как ушла Эмма. Охладил бы разгоряченную кровь, так, глядишь, удалось бы поспать. Вместо того он всю ночь проворочался, тело никак не желало успокоиться. Пришлось прижать подушкой самую беспокойную его часть.

И все-таки, должно быть, он ненадолго уснул, потому что ему привиделся чудеснейший из снов. Хотя что может быть чудеснее, чем тяжесть полной, мягкой груди Эммы в его ладонях? Разве только вкус ее сосков. Когда он дотрагивался до них, она дрожала. Интересно, она закричала бы, осмелься он их поцеловать?

Чарлз закрыл глаза и улыбнулся. Он отдал бы полжизни, чтобы поцеловать ее груди, зарыться лицом в ложбинку между ними, пробежать рукой по округлой лодыжке, подняться выше, чтобы приласкать молочно-белую кожу бедер. А вот и чудесная темная поросль, что так дразнила его вчера. Поцеловать ее там…

Он сбросил подушку на пол. Самое время идти к озеру.

Чарлз спустил ноги на пол, натянул брюки, застегнув их на все пуговицы, надел через голову рубаху.

Жаль, что он вел себя как джентльмен. Иначе Эмма давно оказалась бы в его постели. Он мог заполучить ее совсем легко. Еще несколько поцелуев, несколько страстных касаний… Отпусти он руки – и губы – в увлекательное путешествие по ее телу… Чарлз закрыл глаза, представляя себе ее шелковистую влажность.

А ведь можно было довести дело до конца, не посягая на ее девственность. Доставить себе такое удовольствие. И, кто знает, он мог бы научить ее, как доставить удовольствие ему.

Только бы озеро оказалось достаточно холодным.

Чарлз выскользнул в коридор. Ему не хотелось никого будить. А то станут потом гадать – с чего это вдруг маркизу заблагорассудилось бродить в неурочный час? А ведь этот час он мог бы провести так чудесно в теплой постели Эммы.

Почему она его оттолкнула? Ясно ведь – ей были приятны его ласки. Может, она испугалась? Может, по этой причине отказывается выйти за него замуж?

Нужно помочь ей успокоить девичий страх.

Надо ее немного подразнить. Случайно дотрагиваться до нее, держаться как можно ближе, слегка прижиматься во время разговора. Чарлз ухмыльнулся. И еще можно прятать вещицы из ее комнаты.

Но каким же образом ее щетка оказалась среди бумаг на письменном столе? Он пожал плечами. Странно. И как нельзя более кстати. Так что да здравствуют странности! Пусть случаются почаще.


Эмма провела щеткой по волосам и вспомнила, как это делал Чарлз. В его руках щетка была не предметом туалета, а… Она не находила слова. Все, что он вытворял, было неописуемо, Эмма вспоминала его руки, распутывающие кудри, широкие, ладони, успокаивающие кожу головы, пальцы… Она судорожно вздохнула.

Затем положила щетку и спрятала в ладонях пылающее лицо. Его пальцы касались ее груди. Более того, ласкали ее… Она запретила себе думать об этом. Но забыть свои ощущения не могла. Тело не могло забыть.

По крайней мере, на ней была ночная рубашка.

А если бы не было? Его пальцы ласкали бы обнаженную кожу…

Эмма глубоко вздохнула и стала обмахиваться ладонью. Всю ночь она проворочалась в постели, сбивая в ком простыни. Никак не могла устроиться поудобнее. Ее тело стало невероятно чувствительным. Лучше бы Чарлз открыл эту проклятую дверь и завершил начатое. Не важно, чем бы это закончилось.

Мистер Стокли говорил о жажде. Эмма истерически рассмеялась. То, что испытывала она, нельзя было назвать жаждой. Это была лихорадка, болезнь, безумие. Исцелить ее мог лишь тот, кто спал в смежной комнате.

Может, ей самой распахнуть эту дверь и сказать «да»? Она станет его женой, если он утихомирит пожар в крови, который сам же и разжег?

Она будет счастлива подчиниться.

И потом, что в этом плохого? Вероятно, именно так зачинают детей. Но она же любит детей. И ему нужен наследник. Так что оба получат то, что хотят.

А потом он уедет в Лондон.

Интересно, происходит ли зачатие с первого же раза? Или придется пробовать не раз и не два? Много раз? Тогда, может, Чарлз задержится в Найтсдейле. Девочки будут рады.

А она?

Она же хотела любви!

Эмма бросила взгляд на щетку на туалетном столике Мысли путались. Пожалуй, надо взять Принни и совершить утреннюю прогулку. Изабелл тогда сможет поспать подольше. Это Эмме не спалось.

Она оделась, взяла хорошую шляпку и осторожно двинулась по коридору к спальне девочек. Принни решил сегодня спать у них. Эмма подозревала, что Клер выманивает у кухарки лакомые косточки и украдкой проносит к себе в комнату.

Собака спала на кровати Клер.

– Принни! – шепотом позвала она. Пес навострил уши и поднял голову. – Идем гулять!

Когти собаки клацнули по полу. Клер не проснулась.

Эмма надела на Принни поводок. Пусть пока погуляет с ним, а потом, когда истратит часть сил и они уже будут далеко от дома, можно будет его отпустить. Наконец она решила, что пора это сделать, и освободила собаку, Принни бросился вперед в погоню за белкой.

Может быть, Мэг тоже бродит сейчас по имению, собирая образцы? Бывало, она очень рано уходила в свои экспедиции.

Эмма остановилась на полянке и оглянулась назад, на дом. Солнце только-только осветило каменные стены, зажгло ослепительным огнем окна. Эмме всегда нравился строгий фасад дома, У соседей было совсем не то. Уэстбруки в течение многих столетий пристраивали к дому крыло за крылом, как заблагорассудится. Теперь их дом можно было счесть кошмаром архитектора. Замок Олвордов производил впечатление темницы.

Стоит ей выйти за Чарлза, и она сделается хозяйкой Найтсдейла.

Эмма шла по тропинке, ведущей к озеру.

Ей нравилась экономка, миссис Ламберт. Они бы отлично поладили. Она любила Клер с Изабелл. Мэг была бы рядом, так что можно было бы по-прежнему за ней присматривать. И конечно, рядом был бы отец.

О чем она мечтает больше всего? Дом, дети – все это не в счет. Ей нужен лишь Чарлз. Любит ли он ее или просто она очень кстати подвернулась под руку? Простое решение неотложного вопроса. Брак, затеянный по соображениям удобства. Смирится ли она с таким положением вещей?

Нет. От Чарлза ей нужно гораздо больше: вся его нежность и любовь, его страстные ласки.

Она же будет висеть на нем, стоит ему приехать погостить в Найтсдейл. Тосковать, когда он уедет в Лондон.

Впереди послышалось тявканье собаки.

– Принни!

Тявканье сделалось яростнее. Неужели он обнаружил Мэг? Может, ей нужна помощь? Эмма подхватила юбки и побежала.

Она слышала Принни, но не видела, где он. Наверное, за теми кустами впереди. Эмма пригнулась, чтобы пролезть под веткой, потом протиснулась между двумя большими кустами.

– Принни…

Она встала как вкопанная.

– Доброе утро, мисс Петерсон.

Эмма поспешно закрыла глаза, плотно сжав веки. Потом решилась посмотреть. Видение не исчезло. Под деревом на берегу озера стоял маркиз Найтсдейл, голый, как в день своего появления на свет. Ну, не совсем голый. Вокруг бедер он повязал полотенце. Но это самое полотенце Принни пытался с него стащить.

Во рту у девушки вдруг пересохло. Она достаточно налюбовалась им в ту ночь, когда он пришел в детскую прогонять привидение. Впрочем, тогда он был завернут в простыню. Сегодня ее взгляду открылось намного больше: сильная шея, широкие плечи. Когда он вцепился руками в полотенце, вздыбились могучие мышцы. Грудь покрывали золотистые волоски, спускаясь к животу и ниже. Интересно куда? Ниже начиналось полотенце. К счастью. Да, ей повезло, что полотенце закрывало то, что было ниже.

Принни вновь совершил атаку на полотенце, и оно немного сползло.

– Будьте так любезны, дорогая, попытайтесь отозвать пса. Или вы хотите увидеть меня целиком? Разумеется, я не возражаю. Желание дамы превыше всего. Так я отдаю Принни полотенце?

– Нет! – Эмма бросилась вперед, чтобы схватить собаку за ошейник. Взяла его на поводок, но уговорить пса уйти без трофея оказалось невозможно. Эмма изо всех сил старалась смотреть на Принни, а не на голые ноги Чарлза. – Принни, какой ты нехороший! – пропищала она. Только не смотреть на голые ноги маркиза! – Принни, пошли домой!

Пес зарычал. У него были свои планы.

– Простите, милорд, – сказала она, глядя снизу вверх, так как сидела на корточках возле пса. – Просто Принни… Ой, что это? – Она уставилась на полотенце, под которым явно что-то вспухало. – У вас вывих?

– Что?

– Милорд, тут что-то не то. Посмотрите! – Она протянула руку к загадочному объекту.

– Не трогайте!

Эмма отпрянула назад.

– Не нужно кричать. Вам очень больно?

Он покраснел – покраснело все, что было открыто ее взору.

– Да. Мне ужасно больно. Я умру в ближайшие пять секунд, если вы немедленно не отвернетесь и не закроете глаза.

Голос звучал прерывисто. Она взглянула ему в лицо. Напряженная гримаса, стиснутые зубы.

– Могу я чем-то помочь?

– Можете. Именно вы можете меня исцелить, но не сегодня. А сейчас вы отвернетесь, закроете глаза руками и будете стоять так, пока я не разрешу смотреть. И не подглядывать! Понятно?

– Я вам не солдат.

– Черт, делайте, что вам говорят, мисс Петерсон! Ну пожалуйста. Будьте так добры.

– Хорошо.

Эмма не хотела приносить ему дополнительные страдания, но ей не понравилось, что на нее кричат. Тем не менее, она решила извинить его, раз ему больно. Эмма отвернулась, но закрыть глаза руками не получилось – иначе пришлось бы выпустить собачий поводок.

– Милорд, – начала она, невольно оборачиваясь.

– Мисс Петерсон!

– Но… Ох!

Пес вырвался из рук и бросился прочь, волоча за собой злосчастное полотенце. Эмма закрыла лицо руками.


Чарлз пытался натянуть брюки, с тоской глядя на озерную гладь. Надо бы снова окунуться в ледяную воду. После того как Эмма разглядывала его… Это было словно медленная пытка. А она даже не понимала, что с ним творится. Что на самом деле видит. Он с радостью объяснил бы ей. Затащить бы ее в свою постель. Кое-как ему наконец удалось застегнуть чертовы брюки.

Надо поскорее на ней жениться, иначе он сойдет с ума.

– Милорд, не следует разгуливать голышом.

– Мисс Петерсон, вы говорите как образцовая гувернантка. – Он застегнул последнюю пуговицу. – А вы подсматривали?

– Нет! – жалобно воскликнула ока. – Но вас могут увидеть!

– Да, уже увидели. – Чарлз натянул через голову рубашку.

– Именно. Возможно, где-то неподалеку ходит Мэг, собирает растения. Что, если б она на вас наткнулась? Или мисс Оулдстон. Или мисс Пелем. Или…

– Или дамы-патронессы. Милая, да лондонские леди полдня проводят в постели. А когда все-таки решают встать, не бегут сломя, голову на прогулку. Им надо напиться шоколаду, навести красоту. Может, даже позавтракать. Мне не грозит встреча с какой-нибудь мисс. Солнце едва встало.

– Тогда Мэг…

– Когда я уходил, Мэг была на кухне, разговаривала с кухаркой. Я предупредил ее, что собираюсь поплавать.

Чарлз улыбнулся, вспомнив понимающую усмешку Мэг. Он был уверен – Мэг догадалась, зачем ему вздумалось бежать на озеро с утра пораньше. Решительно эта девушка смыслит больше, чем ее наивная сестра.

– Можете смотреть, Эмма. Теперь я выгляжу вполне прилично.

Эмма повернулась. Ее взгляд задержался на застежке брюк.

– Уверены, что с вами все в порядке, милорд? – Она снова протянула руку, словно собираясь до него дотронуться. Чарлз ждал. Но она одумалась и отдернула руку. – Да, кажется, прошло. Но что-то было не так. Вы заметили? – Эмма покраснела и расправила плечи. – Знаю, не мое дело задавать вопросы личного характера. Но мне казалось, вы так страдаете! Вы показывались хирургу?

– Помилосердствуйте, женщина. Повторяю, со мной все в порядке. И я докажу вам, как только вы согласитесь стать моей женой. – Он вдруг обнял ее. – Но если вы не прекратите донимать меня подобным образом, придется доказывать раньше.

– Милорд!

Довольно разговоров! Пора перейти от слов к делу, давно уже пора.

Сначала Эмма вырывалась, потом прильнула к нему. Рот с готовностью открылся, стоило коснуться его губами. Она усвоила урок.

Он целовал медленно, со смаком. Спешить было некуда. Их укрывали кусты и озеро, и посетителей в столь ранний час ждать не приходилось. А если бы все-таки пришел кто-нибудь и мисс Петерсон была бы скомпрометирована? Хорошо, что у него серьезные намерения. Весьма серьезные.

Она замурлыкала, словно кошка. Чарлз привалился спиной к дереву, увлекая Эмму за собой. Потом он погладил ее грудь, и она напряглась, выгибая дугой спину. Большими пальцами он приласкал соски, и ее тело обмякло. Рука прошлась по ее спине, обняла ягодицы, прижимая их к тому самому месту, которое ужасно болело.

Жаль, нет здесь удобной кровати.

Эмма таяла. Тело налилось тяжестью, а ноги были словно вата. Она не могла стоять. Внизу живота образовалась болезненная пустота, и знакомая влага заструилась между ног. Может, она заболела? Действительно, ее всю лихорадит. Нужно отойти от Чарлза подальше, Стоит лишь взять волю в кулак.

А потом палец Чарлза коснулся ее соска, и она уже ничего не могла соображать. Лишь чувствовать. Боже, как она хотела почувствовать! Как ей необходимо было почувствовать его целиком!

Губы Чарлза ласкали ее подбородок. Она немного повернулась, откинула голову назад, на его плечо, предоставляя губам свободу действий. Пусть целует где хочет. Там, где хочется ей.

Он дотронулся до ее затылка. Эмма почувствовала, как накатывают теплые волны желания. Губы Чарлза скользнули вниз по шее, оставляя цепочку теплых влажных следов. Ей стало нечем дышать. Она застонала.

Ей было так хорошо. Груди набухли. Пусть бы он приласкал и их. Ей снова захотелось ощутить прикосновение его рук, как прошлой ночью. Она выгнула спину, прижимаясь к нему грудью, без слов умоляя приласкать ее тоже.

Он понял. Одна рука стала гладить ее лицо, шею, плечи. Другая плотнее обхватила бедра. Она почувствовала его ногу между своих ног. Чудесно!

– Вот так, любимая, Эмма, дорогая моя.

Его рука расстегнула ворот платья и стащила его вниз. Его пальцы – теплые пальцы – прикасались к ее коже. Ощущение было поразительным. То есть было бы таким, сохрани она способность чему-либо поражаться. Однако ей было не до того. Что за странная, лихорадочная жажда пожирает ее всю?

А потом губы Чарлза коснулись ее груди. Она запустила пальцы в волосы и прижала его голову к себе. Она упивалась движением его языка, губ. Мужская рука сжимала ее бедра, побуждая прислониться к нему еще ближе.

С ней начало твориться что-то неописуемое.

– Чарлз! – тоненько позвала она.

– Тише, Эмма. Все хорошо. Не волнуйся, дорогая. Я знаю, вы можете. Я здесь. С вами. Я вас не отпущу.

На нее накатывало безумие. Неистовство. Отчаяние.

С ней что-то происходило, Она была так напряжена! Чарлз целовал ее груди, то одну, то другую. Прохладный утренний воздух и солнце ласкали ее соски. Эмма была открыта навстречу всему миру, навстречу Чарлзу. Пусть ее увидят – ей было безразлично. Она была во власти одного желания. Тяжело дыша, она извивалась в его руках. Чарлз схватил ее бедра обеими руками, и она принялась тереться о его ногу.

Мало. Чего-то ей не хватало.

Чарлз прижал ее к себе, просунув руку между бедер. Пальцы сквозь ткань нащупали чувствительную точку и начали настойчиво массировать ее.

Эмма содрогнулась. Могучая волна подхватила ее, и Чарлз впился губами в ее рот, не давая закричать. Потом тело обмякло. Ей было не поднять даже головы. Эмма прижалась лицом к его груди, стараясь унять бешеный стук сердца.

– Вы были прекрасны, Эмма, – прошептал Чарлз. – Прекрасны.

Мужские руки сжали ее бедра, затем пригладили волосы. Она все еще вздрагивала от пережитого, закрыв глаза. Ей не хотелось двигаться. Стоять бы так вечно. Возле этого чудесного озера, обнимая маркиза Найтсдейла, с платьем, спущенным к талии. Открытая взорам любого, кому заблагорассудится пройти по дороге.

Она вдруг ойкнула, отскочила от Чарлза и со всех ног бросилась к дому, натягивая на бегу платье.


– Что ты сделал с Эммой, Чарлз?

– О чем вы, тетя? Что я мог сделать с Эммой?

Чарлз поднял голову от бумаг. Этим утром тетя выбрала наряд фиолетового и яблочно-зеленого цветов. Он задался вопросом – не в первый раз, – как тетина портниха осмеливается раз за разом совершать преступление против хорошего вкуса?

– Она отказывается выходить из своей комнаты. Говорит, ей нездоровится.

– Вот как? А при чем здесь я?

Тетя Беатрис наклонилась над столом, сверля его глазами:

– Сегодня утром Лавиния Бегли сказала, что видела, как Эмма сломя голову бежала от озера. Что-то там было не в порядке с ее платьем. А потом, пару минут спустя, появился ты, ведя на поводке Принни.

Чарлз боялся, что покраснеет и выдаст себя.

– У мисс Петерсон вышла… неприятность с платьем. Я взял у нее собаку, чтобы она могла немедленно вернуться домой и переодеться.

Тетя Беа фыркнула:

– Или, возможно, она вернулась, чтобы одеться. Что именно случилось с ее платьем?

– Боюсь, не могу вам сказать.

– Не можешь сказать? Скорее, не хочешь.

– Тетя, надеюсь, ты не думаешь, что я допустил вольность в обращении с мисс Петерсон?

Вольность? Да, он вел себя нахально до неприличия.

– У меня самые чистые намерения.

– Спустись на землю. Я тебя ни в чем не обвиняю. Хочешь ухаживать за девушкой – пожалуйста, делай, что считаешь нужным. Не забудь только сначала надеть ей на палец колечко, прежде чем начнешь ее раздевать.

– Тетя!

– Бога ради, Чарлз! Не строй из себя девственника, или ты и впрямь невинен?

– Не твое дело, тетя. Ты сама-то хоть раз в жизни…

Чарлз осекся. Тетя Беа покраснела, что было совсем ей не к лицу, учитывая цвета ее наряда.

– Вот это, – сказала она, – точно не твое дело.

– Согласен. Меня это не касается.

Ему вспомнилось… О тетке ходили кое-какие слухи. Впрочем, зачем вспоминать? К тому же, если у нее и был любовник, у парня, видимо, не все в порядке со зрением. Хотя дамы все равно снимают платье, когда дело доходит до главного… Не стоит об этом думать!

– Зато Эмма наверняка девственница. – Тетка многозначительно замолчала, вскинув бровь. – Девственница ли? То есть все еще? Ты ведь не…

– Нет!

– Хорошо. Полагаю, однако, ты что-то с ней сделал. – Она пожала плечами. – Сейчас молодые девушки столь впечатлительны! Может быть, ты поцеловал ее слишком крепко, хотя, принимая во внимание беспорядок в одежде…

Тетя Беа внимательно смотрела на племянника. Тот сохранял невозмутимый вид.

– Хм… что бы там ни произошло, мисс Петерсон очень расстроилась. Пойди наверх и извинись. Веди себя почтительно. Тщательно выбирай слова. На балу я хочу объявить о вашей помолвке.


Поднимаясь по лестнице, Чарлз подумал, что утром действительно позволил страсти выйти за пределы дозволенного. Он не мог ошибаться – их поцелуй в экипаже был для Эммы первым в жизни. Да и какой это был поцелуй – мимолетный, невинный. Впрочем, с Эммой не могло быть ничего мимолетного. Что, однако, не оправдывало его поведения на озере. Он явно зашел слишком далеко на пути соблазна. Чарлз постучал.

– Эмма?

– Уходите.

Он оглянулся по сторонам. Так и есть, его с интересом разглядывают обе мисс Фартингтон. Чарлз поклонился и вошел в свою спальню. Постучал в общую дверь.

– Эмма!

– Уходите.

– Милая, нам надо поговорить! – Он толкнул дверь – она не поддалась. – Вы чем-то загородили дверь, Эмма?

– Да.

Голос ее звучал приглушенно, словно она плакала.

– Дорогая, вам не нужно меня бояться. Позвольте войти. Обещаю, мы поговорим, и все. Я и пальцем вас не трону, ничем не обижу. – Тишина была ему ответом. Чарлз решил, что это обнадеживающий знак. – Эмма, вам наверняка хочется кое-что спросить. Вы поняли, что произошло на озере?

– Нет! – Усталый жалобный голос. Затем сдавленный всхлип. У Чарлза возникло такое чувство, будто сердце его вот-вот выпрыгнет из груди.

– Разрешите мне войти, Эмма, Мы сможем спокойно поговорить. Вы же не хотите, чтобы кто-то подслушал наш разговор, не так ли?

– Нет, – Теперь Эмма была явно напугана. Он услышал, как она подошла к двери и отодвинула что-то тяжелое! Дверь распахнулась. Бедняжка, ее глаза опухли от слез.

– Эмма! – Чарлз нарушил обещание, едва успев войти. Он ловко обогнул комод, которым она пыталась загородить дверь, и осторожно привлек к себе. – Эмма, радость моя. Простите, что обидел вас. Я не хотел.

Она вздохнула, склонив голову к его груди.

– Ну же, успокойтесь. – Он сел в кресло у камина, усадив девушку себе на колени. Голова легла ему на плечо, и он принялся гладить ее волосы, как гладил бы Изабелл или Клер.

Ему нравилось чувствовать приятную тяжесть ее тела. Поразительно – он не испытывал желания. То есть испытывал, конечно, но… не так, как раньше. Было такое чувство, будто выходишь на террасу посреди бала и до тебя доносится музыка оркестра, играющего на балконе. Чудесная, волшебная музыка, но откуда-то издали…

Чарлз чувствовал умиротворение, покой. Он прижался щекой к ее головке, поцеловал макушку, наслаждаясь сладким ароматом.

– Что вы делали со мной? – шепнула Эмма ему в плечо.

– Занимался с вами любовью, милая.

Он почувствовал, как она напряглась.

– Значит, я… неужели… я в положении?

Он мог бы счесть это забавным, если бы не был так расстроен.

– Нет, Эмма. Вы не беременны.

– Точно?

– Совершенно точно, дорогая. Вы никоим образом не могли зачать.

– Но со мной было… что-то очень странное. – Она снова заговорила шепотом. Ему пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать слова. – Я чувствовала, что схожу с ума. Меня охватило… желание. Мне до смерти хотелось, чтобы вы… Не знаю, как сказать. Чтобы вы… наполнили меня.

Чарлз судорожно вздохнул. Страсть вновь пробудилась. Как бы не рухнули его чистые намерения. Ведь он точно знал, как ее можно наполнить.

– Вы прижимались к моей груди. Словно младенец… А потом… что-то разорвалось во мне. Я. задрожала, все стало горячим… А потом у меня не осталось сил.

– Да, – он едва владел собой, – да, вы чувствовали себя несколько необычно. А вам понравилось, милая?

Она молчала, а Чарлз боялся, что у него разорвется сердце.

– Да, – наконец шепнула она. – Мне понравилось.

Он вздохнул и обнял ее крепче.

– Рад слышать.

– Но откуда вы знаете, что я не в положении?

– Потому что…

Что он мог сказать? Вряд ли она готова узнать подробности.

– Милая, потому что со мной, в свою очередь, тоже должно кое-что произойти. Только тогда получится ребенок. Но сегодня этого не было.

– Ох, – она взглянула ему в лицо, – вам жаль, что этого не случилось?

Черт, он просто должен ее поцеловать. Он коснулся губами ее лба.

– Немного жаль, дорогая, потому что это приятно. Но пока не время.

Она опустила голову, и он не успел поцеловать ее в губы. Эмма принялась теребить пуговицу на его жилете.

– Значит, вы делали детей раньше?

– Нет! – Чарлз был уверен – ни одна из его подружек не осчастливила его отцовством.

– Тогда откуда вы знаете, что это приятно?

Чарлз был близок к отчаянию.

– Знаю, и все. Поверьте на слово, Эмма. Мужчины знают такие вещи.

– Похоже, вы со мной нечестны.

– Неправда. Но скажите, вы простите мне то, что произошло утром?

Эмма кивнула:

– Думаю, да. Но у меня есть еще один вопрос.

– Какой же? – У него упало сердце, когда он увидел, как она закрывает лицо ладонями. Наверное, вопрос будет не из легких.

– Вы сказали, что занимались со мной любовью.

– Да.

– Значит ли это, что вы меня любите?

Чарлза словно с размаху ударили в живот.


Эмма была страшно напугана и смущена. Ей становилось стыдно, когда она припоминала, как вела себя у озера, и страшно, когда подумала, что беременна. Она ведь не замужем. Как же она станет воспитывать ребенка? Где жить? Какой позор! Для отца и Мэг это будет ударом. И разочарованием.

Страшно даже вообразить, что скажет отец.

Она закрыла на замок дверь, ведущую в коридор. К двери в комнату Чарлза придвинула комод. Она не хотела больше видеть Чарлза. Эмма прижала руки к пылающим щекам. О Боже! Он видел ее голые груди. Целовал, ласкал. Эмма зажмурилась. Он касался ее, а она извивалась в его объятиях, как… Она не знала, как это назвать. У нее совсем не было опыта, тем более такого…

Даже вспоминать произошедшее на озере не стоило, а ведь она только и делала, что думала об этом. В те минуты, когда не рыдала из-за страха, что беременна.

Только и думала о Чарлзе. Просто наваждение какое-то, одержимость. Стоило закрыть глаза, как он представал перед ней, словно образ, выжженный на веках. Она видела его в утреннем свете, похожего на греческого бога: с могучими плечами, сильными руками, широкой грудью, загорелой кожей.

А стоило обхватить себя руками, и Эмма вновь чувствовала, как мужские руки скользят по ее телу. Гладят бедра, грудь. Она ощущала прикосновение его губ, языка, жадные движения рта. А потом влажную, ноющую пустоту между ног. Разгоряченная плоть вновь обретала небывалую чувствительность.

Что же это такое? Это не предвкушение, которое снедало ее в оранжерее. И не «порывы», как сказал мистер Стокли. Безумие – иначе не назовешь.

Потому, когда Чарлз постучал в ее дверь, она не знала, чего боится больше – что он войдет или что уйдет. Когда же она увидела его в дверях, то так и не смогла решить, кто он для нее – спасение или проклятие. Не важно. Он ей нужен!

Эмма чуть не закричала от радости, когда он обнял ее и привлек к себе. Уткнувшись лицом в грудь, она вдыхала его запах. Чистый запах льняного белья и мыла, и еще чего-то очень мужского.

Он был уверен в себе. Его руки и голос гладили и успокаивали ее, отчего растаял тугой ком страха, замешанного на стыде.

Это был Чарлз! Мальчик, которого обожала маленькая Эмма. Это он осушил слезы, когда она плакала возле речки в лесу. Это о нем грезила юная Эмма, когда его не было рядом. Это он стал первым мужчиной, которого она поцеловала. Единственным, кто сумел дотронуться до нее.

Когда Чарлз усадил ее к себе на колени, Эмма быстро согрелась, почувствовав себя в безопасности. Ее уже не смущало то, что произошло на озере. Ну, может быть, совсем чуть-чуть. Ее щека лежала на его твердом плече, а руки гладили ее волосы. Где-то глубоко внутри гулко забилась жилка.

– Что вы со мной делали? – спросила она.

Он ответил:

– Занимался с вами, любовью, мила».

Эмма замерла. Эти самые слова однажды произнесла миссис Ламберт, распекая подгулявшую горничную: «Ах, девочка, значит, он занимался с тобой любовью? А потом бросил? Теперь жди расплаты, когда через несколько месяцев окажешься с ревущим младенцем на руках».

– Значит, я… я в положении?

– Нет, Эмма, вы не беременны.

Он был так уверен! Он должен знать наверняка, мужчины разбираются в таких вещах.

У нее гора свалилась с плеч. И тогда она набралась смелости рассказать, что чувствовала там, на озере, когда позволила безумию взять верх. Он не удивился. Вероятно, для него это было обычным делом. Он делал это с другими женщинами. Много раз.

Какой ужас! У нее защемило сердце. И тогда она решилась задать главный вопрос:

– Вы сказали, что занимались со мной любовью.

– Да.

– Значит ли это, что вы меня любите?

Его молчание было красноречивым. Эмма выразила свои чувства не менее ясно. Она дала ему пощечину.

Загрузка...