Грезы Мануэлы

8

Сильвина вдруг почувствовала себя неловко. Тусклое освещение и атмосфера этого ресторанчика сами по себе наводили на нее уныние и тоску. Про себя она отметила, что Эмилио уже изрядно выпил и его пьяный и наглый взгляд все чаще останавливался на глубоком вырезе ее платья.

«Нужно возвращаться домой», — думала она, но еще надеялась, что Эмилио скажет ей наконец что-нибудь важное. Но Эмилио, как видно, было не до этого.

— Эй, официант! — громко позвал он.

Из глубины зала возник все тот же худощавый, застенчивый, с прилизанными волосами официант.

— Может, достаточно? — осторожно заметила Сильвина.

Эмилио взял у официанта бокал и опять стал пристально рассматривать Сильвину.

— Твое здоровье! — вяло промолвил он, поднимая бокал.

Сильвину передернуло от этих слов, но она смолчала.

— Я еще прекрасно могу вести машину, — отпив глоток виски, заметил Эмилио. — Тебя это волнует?

— Нет, меня это не волнует, — безразлично ответила Сильвина.

— А что тебя волнует?

— Не знаю.

Эмилио поставил недопитый бокал на стол и закурил. Сильвина думала о том, куда же улетучились его вежливость и галантность.

— Знаешь, — задумчиво сказал Эмилио, — я подумал, какая сейчас температура в горах. Там ведь лежит снег, верно?

Сильвина не шелохнулась. Она поняла, к чему клонит Эмилио.

— Хотя они наверняка сидят сейчас возле камина, в обнимку, — развязным тоном продолжил Эмилио. — Или наслаждаются пейзажами и вдыхают великолепный воздух… Это прекрасно!

— Не знаю, — пожав плечами, ответила Сильвина. — Зачем тебе представлять эту сцену?

— А ты хочешь сказать, что не думаешь о них?

— Нет.

— Не думаешь? — зло повторил Эмилио. В глазах его была ненависть.

— Нет, — опять ответила Сильвина.

Эмилио затушил окурок и придвинулся поближе. От него сильно разило спиртным.

— Не думаешь, что они спят вместе, что целуются, что занимаются любовью?

— Ну, это уж слишком! — вспылила Сильвина. — Я прошу тебя, хватит об этом.

Но Эмилио не унимался, глаза его горели.

— Мы тоже с тобой могли бы заняться любовью…

— Ты в этом уверен? — язвительно улыбаясь, спросила его Сильвина.

Эмилио еще ближе придвинулся к ней и схватил за руку. Сильвина брезгливо отодвинулась.

— А почему нет? — на ухо ей прошептал Эмилио. — Ведь мы от природы мужчина и женщина и между нами может возникнуть желание.

Сильвина уперлась рукой в его грудь и отстранилась.

— Ты совсем с ума сошел! — зло выкрикнула она.

Но Эмилио не унимался, он обнял ее за плечи и сильно прижал к своей груди.

— Сильвина, из нас получились бы прекрасные любовники. Ты и я. Давай, соглашайся.

— Пожалуйста, прекрати! — задыхаясь, воскликнула Сильвина. — Хватит! Что с тобой?!

Эмилио вдруг отпустил ее и сел на место.

— Не приближайся ко мне больше, я прошу, — сказала Сильвина. В глазах ее был испуг.

Эмилио опять попытался схватить ее за руку, но она вовремя отдернула ее.

— Ты с ума сошел! Ведешь себя, как животное.

— Сильвина, успокойся, — уже примирительным тоном сказал Эмилио. — Поверь мне, это больше не повторится, прости меня.

Сильвина смахнула со лба упавшую прядь и осмотрелась. Слава Богу, на них никто не обратил внимания.

— Ладно, — сказала она. — Мне пора уходить.

Эмилио изменился в лице и даже приподнялся со стула.

— Я обещаю, что не причиню тебе вреда. Если хочешь, отвезу тебя домой.

Сильвина недоверчиво посмотрела на него. Прямо на глазах Эмилио опять превращался в добропорядочного человека.

— Ладно, — согласилась она и постаралась улыбнуться. Эмилио ответил ей тем же.

— Я обещаю, что не сделаю тебе ничего плохого, — постарался заверить он. — Сейчас мы пойдем к моей машине.

— Я согласна, — уже совсем успокоившись, ответила ему Сильвина.

Вечером Исабель вышла на небольшую террасу. Отсюда, сверху, виден был весь город, сейчас он манил мириадами своих огней.

«Интересно, что на сегодня придумает Фернандо?» — мелькнуло в голове у Исабель. Она с наслаждением вдыхала вечернюю свежесть. Настроение у Исабель было отличное, и хотелось петь. Она даже не заметила, как к ней подошел Фернандо.

— Какое ясное небо! — восхищенно заметил он.

Исабель вслед за ним взглянула на небо.

— Да, действительно красиво. Ой! Смотри, какая звезда!

— Это наша с тобой звезда, — серьезно сказал Фернандо.

Исабель улыбнулась и поцеловала его в щеку. Фернандо нежно обнял ее за плечи, и они оба посмотрели вдаль. Этот город стал для них родным.

— Жить здесь, учиться и даже не вспоминать, что была другая жизнь, — задумчиво сказала Исабель.

Фернандо покрепче прижал ее к себе.

— Ты тоскуешь по тому времени?

Исабель высвободилась из его объятий и повернулась к Фернандо лицом.

— Нет, — ответила она. — Кроме того, все мне уже кажется таким далеким…

Фернандо нахмурился и опять прижал Исабель к своей груди.

— А ведь это было совсем недавно, — сказал он нежным голосом. — Именно здесь мы с тобой познакомились. Ты тогда на меня и внимания не обращала.

— Ты меня сейчас в этом упрекаешь? — шутливо спросила Исабель и надула губки.

— Нет, — заулыбался Фернандо, — просто хорошие воспоминания.

Он сейчас действительно вспомнил то время, когда впервые увидел Исабель. Надо же! Ведь он мог сбить ее машиной… Он припомнил их знакомство в самолете, и на душе у него стало светло.

— Я люблю тебя! — ласково сказал он Исабель.

Та в ответ подняла на него свои прекрасные лучистые глаза.

— Ты говоришь мне это каждое мгновение, дорогой.

— Тебе это мешает или причиняет неудобства?

— Нет, что ты! Я тебе верю.

В это время раздался стук в дверь. Исабель вопросительно посмотрела на Фернандо. Тот пожал плечами.

— Кто это может быть?

— Не знаю.

— Ты шутишь.

Фернандо заулыбался.

— Ты догадалась. Несут ужин. Сейчас мы поужинаем и куда-нибудь отправимся.

— Куда же?

— А куда ты сама захочешь.

— Согласна! — воскликнула Исабель и бросилась Фернандо на шею. Тот бережно отстранил ее и повел в комнату.

Распрощавшись с Эмилио, Сильвина быстро вошла в дом. Она чувствовала, что Эмилио смотрит ей вслед, но ни разу не обернулась. «Пусть посмотрит, — решила она. — Нечего больше связываться с такими типами». Было слышно, как взревел мотор и машина отъехала от дома.

Сильвина сразу же решила рассказать все о случившемся Терезе и поэтому, быстро прошмыгнув в свою комнату, села к телефону.

— Алло! Я слушаю, — послышался в трубке сонный голос Терезы.

— Это я, Сильвина. Ты уже спишь?

— Да, — нехотя ответила Тереза.

Сильвина уже пожалела, что разбудила подругу, но ей очень хотелось поговорить.

— Ты прости меня, Тереза, ко мне необходимо поговорить с тобой.

— По какому поводу? — все еще сонным голосом спросила Тереза.

— Я сегодня встречалась с Эмилио…

— Ах, вон оно что! — оживилась подруга. — Ну и что он тебе говорил?

— Я разочарована в нем.

— Почему же?

— Он пел себя как-то странно. Все время переводил разговор на Фернандо и Исабель, а в конце концов напился и стал приставать ко мне. Как ты думаешь, почему?

— Ах! — раздался в трубке сонный голос Терезы. — Эмилио всегда нравились красивые девушки. Давай лучше встретимся завтра и поговорим, ладно?

Сильвина тяжело вздохнула.

— Ладно. Извини, что разбудила тебя.

— Ничего. Давай встретимся ровно в одиннадцать, согласна?

— Да, договорились.

Сильвина положила трубку и начала готовиться ко сну. Ее обуревали противоречивые мысли. Было жаль, что так и не удалось поговорить с Терезой. Придется ждать завтрашнего утра. Сильвина разделась и встала на колени помолиться. Сегодня слова молитвы задевали какие-то струны в ее душе, заставляли покачиваться в такт, когда она шепотом повторяла: «Помилуй меня, Господи!», «Господи, будь милостив ко всем грешным!». Сильвина закрыла глаза. Голос ее то креп, то замирал, убаюкивая, утешая.

Помолившись за всех родных и друзей, Сильвина, перебирая белые четки, начала читать молитву Божьей Матери:

— Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

И как всегда в такие минуты, Сильвина почувствовала, что к ней приходит успокоение.

Тереза Салинос проснулась рано и сразу вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре с Сильвиной. «Может, ей перезвонить сейчас?» — подумала она, но вставать было лень. Тереза нежилась в постели и была довольна, что утро начинается так хорошо. В этот момент в дверь постучали.

— Да, входите! — отозвалась Тереза.

Дверь медленно отворилась и в спальню величественно, неся перед собой поднос, вошла Бернарда. Ее и без того полные щеки были надуты, а глаза хитро прищурены. Внешне она даже походила на жирную индейку.

— Извините, сеньорита Тереза, — низким голосом проговорила она.

— Да, Бернарда.

Тереза приподнялась на постели и с удивлением наблюдала за ней. Еще никогда она не приходила в спальню Терезы так рано.

— Извините, извините, — залепетала Бернарда. — Я позволила себе принести вам вот это.

Бернарда поставила на постель поднос и отступила в сторонку.

— Но я ничего не просила! — еще больше удивилась Тереза.

Лицо у Бернарды расплылось в широкой улыбке.

— Я знаю, — загадочно сказала она и, подойдя ближе, сняла с подноса салфетку. — Я сама осмелилась приготовить вам это. Ну, пожалуйста, попробуйте!

— Ай! — всплеснула руками Тереза. — Я глазам своим не верю! Профитроли! Настоящие!

— Да, это они, — подтвердила довольная Бернарда.

— Такие, как готовит Виталий? Не могу поверить!

Услышав имя Виталия, Бернарда перестала улыбаться, и по ее лицу пробежала тень обиды. Но вскоре она справилась с собой, и лицо ее приняло прежнее выражение.

Тереза взяла с подноса один профитроль и восхищенно проговорила:

— Они моя страсть! — и, попробовав, добавила: — Я еще никогда таких не ела!

Бернарда довольно закивала головой.

— Да, я случайно слышала, когда вы говорили о них с одной из своих подруг.

— Вы меня еще и подслушиваете? — шутливо спросила Тереза.

В глазах Бернарды сверкнули огоньки и тут же погасли.

— Нет, что вы, сеньорита! Как я смею!

Но Тереза не слушала ее.

— Это великолепно, Бернарда! Просто великолепно! Спасибо!

— Всегда буду рада вам услужить, сеньорита. Я научилась их готовить еще в детстве. Моя мама была отличной стряпухой, вот она-то меня и научила всем поварским премудростям.

— Ваша мама? — переспросила Тереза. — Видно, она была такой же прекрасной женщиной, как и вы.

— Да, сеньорита.

Тереза с удовольствием причмокивала губами.

— Это просто сказка, Бернарда! Я получила настоящее наслаждение.

Воспользовавшись хорошим расположением духа сеньоры, Бернарда подошла еще ближе и тихо проговорила:

— Сеньорита, мне бы хотелось сказать… Не знаю даже, с чего и начать, но я вижу, что вы в последнее время очень расстроены из-за отъезда Барнет?

Лицо у сеньориты Терезы стало серьезным.

— С чего вы взяли? — удивленно спросила она. — Я не хочу с вами об этом говорить.

Бернарда отступила на шаг и виновато спрятала руки за спину.

— Мне так неловко, сеньорита, поверьте. Я спросила у Барнет: не из-за меня ли она уходит? Она сказала, что нет. Просто устала от стольких лет работы и хочет отдохнуть.

— Ничего предосудительного в этом нет, — заметила сеньорита Тереза и вздохнула. — Я тоже очень устала.

— Съешьте еще, — предложила Бернарда.

Тереза опять улыбнулась:

— Я уже съела три или четыре, но дайте мне еще одну.

Бернарда снова подвинула к ней поднос.

— В холодильнике есть еще. Только скажите, и я принесу.

— Нет-нет, — запротестовала Тереза, — так ведь можно и поправиться. Огромное вам спасибо!

— Всегда к вашим услугам, сеньорита Тереза.

Бернарда ушла, плотно прикрыв за собой дверь, а Тереза опять откинулась на подушку и задумалась. Мысли ее путались. Она думала то о Бернарде, вздумавшей сделать ей такой утренний сюрприз, то о Фернандо, который сейчас вместе с Исабель находился в Штатах. Недавно она получила от него открытку с сообщением, что у них все хорошо и время они проводят прекрасно. Ох уж этот Фернандо! Исабель совершенно вскружила ему голову. И тут нечему удивляться. Фернандо с детства рос влюбчивым мальчиком, а Исабель слишком красива, чтобы он не смог в нее влюбиться.

Внизу в холле пробили часы. Их бой едва доносился до спальни Терезы, и она услышала его скорее каким-то внутренним чутьем, выработанным у нее с детства. И тут Тереза опять вспомнила о вчерашнем звонке Сильвины. Ведь сегодня утром у них назначена встреча. Тереза проворно вскочила с постели, в глазах ее проблеснуло затаенное любопытство.

Сильвина ждала Терезу в небольшом кафе. Она заказала себе коктейль и с интересом оглядывала всякого входящего. Тереза задерживалась. Утром они созвонились и еще раз уточнили место встречи. Но, как видно, Терезу задержали дома какие-то неотложные дела.

В кафе вошел высокий брюнет в белом костюме. Сильвина проводила его долгим взглядом. Он понравился ей, и она решила за ним понаблюдать. Брюнет уселся за стойку бара и сделал заказ. Своей внешностью он походил на клерка или работника крупного торгового дома. По всей видимости, он принадлежал к категории людей, которых называли раньше «барабанщиками». Но к нему подходило также и более позднее название, широко распространившееся в восьмидесятых годах. Но этого названия Сильвина никак не могла вспомнить. Брюнета можно было причислить к людям, одежда и манеры которых рассчитаны на то, чтобы вызывать восхищение впечатлительных молодых женщин.

Сильвине нравилось, как он одет, как он держит себя. Вообще незнакомец показался ей интересным. Она заметила все, что говорило в его пользу.

Сильвине и раньше приходилось встречаться с подобными типами. При встрече с молодой женщиной они начинали ухаживать за нею с добродушной фамильярностью, не лишенной, однако, оттенка галантности, и в большинстве случаев их ухаживания принимались снисходительно.

Если женщина обнаруживает вдруг склонность к кокетству, такие мужчины позволяют себе поправить на ней бантик, а заметив, что «клюнуло», тотчас начинают называть ее по имени. Любая из опытных женщин способна сразу же вычислить таких мужчин.

Кому-нибудь из женщин следовало бы написать философский трактат об одежде. Как бы женщина ни была молода, она знает толк в моде. Оценивая мужской костюм, женщина проводит при этом некую едва заметную грань, которая позволяет ей делить мужчин на привлекательных и не заслуживающих внимания. Индивидуум, опустившийся ниже этой грани, уже никогда не удостоится ее взгляда.

Кто-то тронул Сильвину за плечо, и она вздрогнула.

— Ах! Это ты, Тереза!

— Ты меня уже, наверное, заждалась. Извини.

Тереза присела напротив Сильвины. Выглядела она потрясающе. Ее карие глаза светились радостью и озорством.

— Нет, Тереза, я здесь не скучала, — ответила Сильвина и предложила: — Выпьем по коктейлю?

— Ах, давай! — хихикнув, согласилась Тереза и озорно взмахнула рукой.

Подружки громко рассмеялись. Тереза заметила, что подруга покосилась в сторону выхода.

— Что, ждешь еще кого-нибудь? Может, Эмилио?

— Нет, что ты! — воскликнула Сильвина. — Единственное, что я хочу, чтобы он не появился здесь.

Лицо у Терезы стало серьезным.

— А что случилось?

— Ой, и не спрашивай. Ты представить себе не можешь, какие номера проделывал вчера Эмилио.

— Что он сделал? Оскорбил тебя?

— Нет, гораздо хуже. Он приставал ко мне и предлагал переспать с ним…

Глаза у Терезы округлились от удивления.

— Надо же, я не могу поверить! Он мне казался таким вежливым, таким галантным.

— Он и есть такой, — сказала Сильвина. — После того, что случилось вчера, я долго думала и пришла к выводу, что он просто много выпил.

— Надо же! — возмутилась Тереза. — Насколько я знаю, он питал большие иллюзии относительно Исабель, хотя она ему ничего не обещала.

Сильвина занервничала и отвела взгляд в сторону.

— Это она сама тебе так говорила?

Тереза в душе пожалела, что вспомнила имя Исабель, но было уже поздно, и ей пришлось продолжить эту тему.

— Я не думаю, чтобы Исабель обманывала меня. Я понимаю, тебе это, конечно, неприятно, но…

— Ты получила какие-нибудь известия от них? — перебила ее Сильвина.

Тереза оживилась.

— Фернандо прислал мне восхитительную открытку.

— Я надеюсь, что у них все хорошо?

Тереза недоуменно уставилась на Сильвину. Она догадывалась, о чем та сейчас думает.

— Да, Сильвина, — ответила она после небольшой заминки, — у них все хорошо. Я думаю, что подробности тебя не интересуют.

Сильвина сделала вид, что ей это абсолютно безразлично. Ей не хотелось показывать, что она чувствует на самом деле. Сильвина постаралась ответить Терезе как можно вежливее:

— Нет, подробности меня не интересуют, дорогая Тереза. В настоящее время у меня другие интересы. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, например о Хуанхо…

— Хуанхо? — удивленно спросила Тереза. — У тебя есть о нем какие-то сведения?

Сильвина улыбнулась. Она поняла, что задела Терезу за живое, и, чтобы насолить ей, решила прекратить этот разговор.

— Ой! — воскликнула она. — По-видимому, нам не следует говорить и на эту тему. Давай будем лучше пить и веселиться, пить и веселиться!

Она подняла свой бокал и весело посмотрела на ошарашенную Терезу.

В то время, когда Тереза и Сильвина веселились в кафе, в дверь дома Салиносов позвонили. Бернарда в это время хозяйничала на кухне.

— Иди открой! — приказала она молодой служанке.

Служанка, на ходу вытирая мокрые руки о фартук, побежала открывать. Бернарда хотела было сделать ей замечание, но передумала. У нее были другие, более важные дела.

На пороге стояла пожилая дама, одетая в серый костюм. Она вошла в дом и осмотрелась.

— Что вам угодно, сеньора? — спросила ее служанка.

— Я хочу встретиться с сеньорой Терезой Салинос.

Дама говорила медленно, делая акцент на каждом слове. Такой тон несколько смутил служанку.

— Весьма сожалею, мадам, — ответила она, — но сеньоры Терезы сейчас нет дома.

Дама недовольно поморщилась, однако уходить не торопилась.

— Значит, Тереза ушла? — спросила она.

— Да, сеньора, она сказала, что ее не будет до вечера.

— Очень жаль, — сказала дама. — Тогда передайте, пожалуйста, Барнет, что я хочу ее видеть. Я хочу спросить у нее кое-что.

— Что случилось? — раздался голос Бернарды, которая вышла из кухни, недовольная долгим отсутствием служанки. — Барнет больше не служит в этом доме.

— Как не служит? — удивилась дама.

— После долгих лет работы она решила отправиться на покой, который давно заслужила, — сказала Бернарда и добавила: — Могу ли я еще быть чем-нибудь полезной сеньоре?

— Нет, спасибо, — ответила дама. — Вечером я позвоню Терезе.

Бернарда сделала знак служанке проводить гостью, а сама отправилась к себе наверх.

Не успела служанка закрыть за дамой дверь, как опять позвонили. На этот раз это был адвокат Пинтос. Он осторожно протиснулся в дверь и льстиво улыбнулся.

— Добрый день! — сказал адвокат и направился сразу к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Добрый день! — ответила ему служанка и поспешила предупредить гостя: — Но сеньоры нет дома, она еще не вернулась.

— Не вернулась? — переспросил адвокат.

— Да. Она будет только к вечеру.

Адвокат Пинтос присел на диван, вынул платок и стал тщательно протирать свои очки.

— Тогда, вероятно, ее экономка дома, — наконец проговорил он. — Могу я ее видеть?

— Одну минуту, — попросила служанка и поспешила на кухню, но, не обнаружив там Бернарды, вернулась. — Я не могу ее найти, — сказала она адвокату. — Подождите здесь, пожалуйста.

— Да, конечно, — невозмутимо ответил адвокат.

Бернарда сидела за широким столом и просматривала счета, которые следовало оплатить. Она была возмущена. Ну и транжиры эти Салиносы! Она отложила счета в сторону и тяжело вздохнула. В последнее время ей нездоровилось. На свои болезни она редко обращала внимание, все ее заботы были обращены на Исабель. Бернарда была убеждена, что только она сумеет устроить дочери достойную жизнь и уберечь от врагов.

Дверь в кабинет отворила служанка.

— Разрешите, сеньора Бернарда? — тихим голосом спросила она.

— Что случилось?

— Пришел адвокат Пинтос.

Услышав это имя, Бернарда побледнела, и сердце ее учащенно забилось. Однако она сумела справиться с охватившим ее волнением и спокойным голосом произнесла:

— Пусть войдет.

Адвоката Пинтоса приглашать не пришлось. Он сам отворил дверь в кабинет.

— Моя уважаемая Бернарда, как я рад вас видеть! — ехидно произнес он.

— Оставь нас одних, — приказала Бернарда служанке.

— С вашего позволения, — откланялась та.

Адвокат подошел к столу и бесцеремонно уселся на него. Затем он развел руками и с насмешкой спросил:

— Какой отличный дом, не правда ли?

Бернарда с трудом сдержала себя, чтобы не нагрубить этому наглецу.

— Зачем вы пришли? — спросила она.

— А вы не догадываетесь?

— Нет, если спрашиваю.

Адвокат скрестил руки на груди и сказал уже более доверительно:

— Я пришел поговорить.

— О чем же?

— Сейчас, когда у вас снова есть деньги, — начал адвокат Пинтос, — мне кажется, что мы могли бы договориться по целому ряду проблем. — Он сделал небольшую паузу и спросил: — А вам не кажется?

— Не знаю.

Бернарда испугалась. Она подумала, что этот проходимец опять что-то откопал и теперь жди от него неприятностей, если не чего-нибудь большего…

— Как это сложно, — тем временем продолжал адвокат, — как это сложно, Бернарда, когда такой сеньоре, как вы, приходится разъяснять все подробности. Но кое-что я уже вам объяснил…

Адвокат Пинтос своими немигающими глазами смотрел на Бернарду в упор, и его взгляд напоминал змеиный. Но Бернарда не чувствовала себя жертвой и все тем же спокойным голосом ответила:

— Я прекрасно все поняла.

Адвокат улыбнулся. Он опять вынул платок и принялся протирать свои очки. Он проделывал это с такой тщательностью, как будто ничего более важного для него в этот момент не было.

— Замечательно, — продолжил он. — Теперь повторите мне слово в слово все, что я вам сказал. Тогда мне станет ясно, что вы все поняли.

— Вы хотите только этого? — спросила Бернарда, улыбнувшись.

— Да, пока хотя бы это.

Бернарда опять улыбнулась и отошла к окну. Ей не хотелось смотреть адвокату прямо в глаза.

— Я вас слушаю, — настаивал адвокат Пинтос.

— Вы сказали, что сейчас, когда мы богаты, мы должны снова поговорить.

— Вот именно! — отозвался адвокат.

Бернарда решила сказать все прямо, без обиняков.

— Меня давно не удивляет ваше поведение, адвокат Пинтос, — смело начала Бернарда. — Все, что связано с вами, не может удивить. Более того, нам с вами нечего обсуждать. Ни вы, ни я — не богатые люди.

Адвокат удивленно уставился на Бернарду. Было видно, что такого решительного отпора он не ожидал.

— Нет, но… — промямлил он. — Но семья Салинос — могущественная семья.

Бернарду передернуло.

— Салиносы богатые люди, но это не вы и не я.

Адвокат улыбнулся. Он понял, что настало время для решающей атаки.

— Исабель богата, — как бы невзначай проговорил он.

— Исабель принадлежит к семье Салинос, и ее богатство не должно вас интересовать! — возмутилась Бернарда.

Адвокат с сожалением покачал головой:

— Вы ошибаетесь, Бернарда…

— Может быть, — сказала Бернарда. — Но я немного больше, чем просто служанка.

— Немного больше, чем просто служанка? Какая прелесть! Вы действительно прелесть, потому, похоже, забыли свою собственную историю, историю Исабель.

— Что?! — чуть не выкрикнула Бернарда.

— А самое смешное то, — продолжал адвокат, — что я тоже знаю эту историю.

Бернарда нервно заходила по кабинету. Ее охватил страх, страх за Исабель. «Этот паршивец затеял какое-то гнусное дело, — подумала она. — Но нет, я не буду сдаваться. Он не сможет навредить Исабель».

— История Исабель в ее официальных документах, — категорично заявила она. — И с этими документами ни вы, ни кто-нибудь другой ничего не может сделать. Они хранятся в надежном месте, и никто не сможет туда проникнуть.

Адвокат ухмыльнулся и покачал головой, в насмешку как будто соглашаясь с Бернардой.

— Я думаю, — в запальчивости продолжала Бернарда, — что мне не нужно напоминать вам, на что я могу пойти, защищая Исабель, мою дочь…

Адвокат вскочил со стола. Лицо его выражало злорадство.

— Ах! Как вы сейчас сказали, Бернарда? Вашу дочь?

Внутри у Бернарды все похолодело.

— Замолчите! — в ужасе воскликнула она.

Адвокат подошел поближе и схватил Бернарду за локоть.

— О! Мне совсем не верится, что вы способны так нервничать. Вы ведь сильная женщина и можете угрожать мужчине даже пистолетом!

Бернарда попыталась вырваться, но адвокат крепко держал ее. Сам он весь налился кровью, вены вспухли.

— Я могу заставить вас, Бернарда, нервничать всего лишь словами. Ни больше, ни меньше. Слово — это очень сильное оружие. Стоит только мне рассказать, что Исабель ваша дочь, — и вы будете уничтожены, Бернарда.

Бернарде наконец удалось разжать цепкие пальцы адвоката. Она проворно отошла от него и уселась в мягкое кресло напротив.

— Адвокат Пинтос, — уже спокойным голосом сказала она, — даже если вам и удастся запугать меня скандалом, вы не сможете изменить судьбу моей дочери. Официально все оформлено правильно.

Адвокат удивленно всплеснул руками.

— Невероятно, Бернарда! Это невероятно! Вы настолько потеряли контроль над собой, что сами опять сказали: «Моя дочь». Признайтесь, что вы тоже поняли, что потеряли контроль над собой?

— Нет, я чувствую себя уверенно, — возразила Бернарда.

— Ну что ж, тогда вам следует позаботиться о своей дочери. Вы понимаете, Бернарда?..

Бернарда молчала. Она выжидала и думала над тем, что ей сейчас предпринять: пойти адвокату на уступки или воспротивиться.

— Ах, Бернарда, Бернарда! — не унимался адвокат. — Нам совсем не обязательно быть врагами. Мы могли бы прийти, ну, скажем, к соглашению между вами и мной.

— Какому соглашению?

— Это мне уже нравится. Мы могли бы все обговорить…

— Что же вам мешает?

— О, очень многое… Я уверен, что говорю с матерью Исабель, единственным человеком, который способен понять, что мы находимся на грани. Ведь в вашей жизни есть вещи, о которых никто до сих пор ничего не знает, а также темные пятна, которые долгое время оставались сокрытыми. Если о них узнают — разразится скандал.

— Вы мерзкий тип! — вспылила Бернарда. — Вы просто ничтожество!

Адвокат улыбнулся и сделал вид, что не услышал сказанного.

— Я хочу вам сказать, Бернарда, что вы должны помнить и не забывать свое положение. Вы ведь просто служанка. Если узнают, что Исабель ваша дочь… Представьте это себе, и вы поймете… Или, может быть, вы забыли, что я многие годы был адвокатом мадам Герреро? Я не случайный человек.

Бернарда поморщилась от отвращения. Она решила побыстрее закончить этот неприятный разговор и громко прервала адвоката:

— Хватит! Хватит, наконец! Чего вы хотите, и что вам от меня нужно?

Адвокат Пинтос бросил на Бернарду торжествующий взгляд. Он уже был уверен, что сломил сопротивление этой упрямой сеньоры.

— Очень немного, — вкрадчиво произнес он. — Я хочу быть богатым человеком.

У Бернарды от отчаяния чуть не навернулись слезы. Большим усилием воли она сдержала их.

— Я знаю, вы никогда не оставите меня в покое, адвокат, никогда!

Пинтос постарался на этот раз быть поласковей. Втайне он считал себя непревзойденным знатоком женской психологии и был уверен в своих способностях.

— Поверьте, Бернарда, я не собираюсь беспокоить вас. Единственное, чего я хочу, так это чтобы некоторые дела сеньора Салиноса, которые ведут другие адвокаты, были переданы мне. Согласитесь, ведь это очень мало по сравнению с тем, что получила от жизни Исабель. Так что я хочу очень немногого. Вы видите плохую сторону только в адвокате Пинтосе и не видите лжи и обмана в остальных. Например, в самой себе, в своей дочери Исабель…

— Замолчите, ради Бога! — возмутилась Бернарда.

— Извините меня, — ласково сказал адвокат, — я не хотел это говорить, Бернарда. Слова вырвались сами собой. Я прошу вас замолвить за меня словечко перед Исабель и сеньором Салиносом, чтобы я мог компенсировать все, что потерял со смертью мадам Герреро. Я хочу получить работу, которая соответствовала бы моей квалификации. Согласитесь, ведь это всегда лучше, чем заниматься вымогательством.

— Я даже не знаю, как мне это сделать, — задумчиво произнесла Бернарда.

— У вас все получится, — обнадежил адвокат. Его жесты выражали нетерпение. — Я научу вас, как им лучше представить меня.

— Не знаю, что мне с вами делать, адвокат.

Пинтос нахмурился.

— Я вам, Бернарда, скажу одно: или вы мне помогаете, или разразится скандал.

Бернарда резко встала и подошла к столу. Этим она хотела дать понять адвокату, что их разговор окончен. Но Пинтос не торопился уходить.

— Великолепно! — промолвил он. — Служанка помогает адвокату. Это очень редкий случай. Я даже больше скажу: вам лучше всегда оставаться служанкой, а не подозрительной сеньорой Бернардой, о которой все вдруг заговорят, что она, возможно, является настоящей матерью Исабель.

— Да замолчите вы, наконец! — остановила его Бернарда.

Адвокат виновато склонил в ее сторону голову.

— Вы правы. Иногда в порыве энтузиазма я могу перейти всякие границы.

Он поклонился и направился к двери.

— Обождите минутку, — остановила его Бернарда.

— Я слушаю вас.

— Хочу предупредить, чтобы вы вели себя осторожно в отношении Исабель, иначе у меня может возникнуть желание убить вас. Только бы не случилось ничего плохого с моей дочерью! Я постараюсь помочь вам. А теперь уходите!

Мерседес сидела с детьми в саду. Она была чуть выше среднего роста, очень хороша собой, настоящая красавица, но лицо строгое, суровое; безукоризненно стройная фигура с тонкой талией ничуть не расплылась, не отяжелела. На ней было серое платье, спереди его прикрывал широчайший накрахмаленный белый фартук, завязанный на спине аккуратнейшим, жестким от крахмала бантом. С раннего утра и до вечера жизнь ее протекала с детьми.

Она посмотрела на Мануэлу и Руди, гуляющих в саду.

— Мануэла, я тебе позволила с утра надеть лучшее платье с одним условием — чтобы ты его не запачкала. Посмотри на себя! Какая ты грязнуля!

Мерседес нахмурилась, углы красиво очерченных губ опустились.

— Она не виновата, — вступился за нее Руди. — Она поспорила с Марианной из-за куклы. Они хотели посмотреть, как действуют ноги и руки. Я им обещал, что мы поправим дело, и кукла будет опять как новенькая.

— Дай посмотрю. — Мерседес протянула руку.

Она не была щедра на слова, больше молчала. О чем она думала, не знал никто, даже ее муж Коррадо; держать в строгости детей она предоставляла ему, и все, что он велел, исполняла беспрекословно и безропотно, разве только случится что-то уж вовсе необычное.

Внимательно осмотрев куклу, Мерседес положила ее на траву и взглянула на Мануэлу.

— Завтра утром я постираю кукле платье и сделаю новую прическу. А сегодня вечером, после ужина, Руди может приклеить ей волосы и вымыть ее.

Слова эти прозвучали не то чтобы как утешение, скорее как приказ. Мануэла кивнула, неуверенно улыбнулась, ей сейчас ужасно хотелось, чтобы мать улыбнулась. Мануэла чувствовала — есть у нее с матерью что-то общее, что разнит их обеих от отца и всех остальных.

— Мама, можно я посмотрю, как Руди будет учиться ездить верхом?

Мерседес улыбнулась.

— Да, конечно, доченька. Я тоже пойду с вами, если только Руди будет не против.

— Нет, я не против, — сконфуженно проговорил Руди. — Но я еще не очень хорошо умею ездить.

— Ничего страшного. Нам обеим будет очень любопытно понаблюдать за тобой.

— Да, мама, — согласилась с нею Мануэла.

Мерседес поднялась с травы, и они втроем зашагали к конюшне. Дети шли впереди и разговаривали между собой. Мерседес задумалась.

Удивительный край эта Аргентина. Есть в нем величие и красота. Почва совсем красная, цвета свежепролитой крови, и там, где земля не отдыхает под паром, сахарный тростник на ее фоне особенно хорош, длинные и узкие ярко-зеленые листья колышутся в пятнадцати — двадцати футах над землей на красноватых стеблях толщиной в руку. Коррадо с восторгом объяснял ей: нигде больше тростник не растет такой высоченный и такой богатый, не дает столько сахара. Слой этой красной почвы толстый, до ста футов, и состав ее самый питательный, в точности такой, как надо, и дождя всегда хватает, вот и тростник растет самый лучший.

Руди неуверенно и неумело взобрался в седло. Лошадь под ним, почувствовав неопытного седока, загарцевала. Конюху стоило немалого труда успокоить ее.

Мерседес и Мануэла наблюдали за этой сценой издали.

— Ты довольна? — спросила у дочери Мерседес.

— Да, мама, — ответила та и засмеялась.

— А почему ты смеешься?

— Смотри на Руди, — Мануэла указала рукой.

— Ничего, — заметила Мерседес, — он скоро научится.

— Научится?

— Конечно, дочка.

Мануэла недоверчиво посмотрела на мать.

— Ведь это так трудно. Ты уверена, что он обязательно научится?

— Да. Разве ты не видишь? Он ведь старается. Главное — иметь желание научиться, а у Руди этого желания предостаточно.

— Если Руди станет таким же, как папа, — серьезно сказала Мануэла, — научится обращаться с лошадьми, я выйду за него замуж.

Слова дочери рассмешили Мерседес.

— Да, дорогая, ты права. Давай поддержим Руди. Молодец, Руди! Очень хорошо! Ты можешь поаплодировать ему.

— Очень хорошо, Руди! — закричала девочка. — Завтра мы поедем вместе!

«Наивная девчонка», — подумала Мерседес и вспомнила, какой она сама была в детстве, в молодости. Как наивно верила в безоблачную и полную счастья жизнь впереди. Она верила людям. Вспомнила свое первое знакомство с Коррадо. Он еще не был ее мужем. До встречи с ним Мерседес уже хотела иметь ребенка, и сколько ей пришлось ради этого вынести… Незавидная у женщин доля…

Ее первым мужчиной был Виктор. Они познакомились случайно и много потом путешествовали вместе. Но Мерседес никогда не забудет первую ночь близости с ним. Он не очень ей нравился, да она в ту пору еще и не знала, что такое любовь.

Во время первого их путешествия они остановились в какой-то гостинице, Виктор задержался в баре, и Мерседес легла спать одна. Летняя южная ночь внезапна, как удар грома: кажется, не успело сесть солнце — и вмиг все заливает густой теплой патокой непроглядная темень. Когда Виктор вернулся, Мерседес уже погасила свет и лежала в постели, натянув одеяло до подбородка. Виктор со смехом протянул руку, сдернул одеяло и швырнул его на пол.

— Не замерзнем, Мерсик! Укрываться нам ни к чему.

Она слышала, как он ходит по комнате, видела смутный силуэт — он раздевался — и прошептала:

— Я положила твою пижаму на туалетный столик.

— Пижаму? В такую жару? Неужто ты надела ночную рубашку?

— Да.

— Так сними. Все равно эта дрянь только помешает.

Мерседес кое-как высвободилась из длинной ночной рубашки; слава Богу, совсем темно, и Виктор ее не видит. Но он прав, гораздо прохладней лежать без всего, ветерок из раскрытых окон слегка овевает кожу. Только неприятно, что в той же постели будет еще одно горячее тело.

Виктор сел на кровать. Пружины скрипнули; влажная кожа коснулась ее плеча, и Мерседес вздрогнула. Виктор повернулся на бок, притянул ее к себе и стал целовать. Сперва она покорно лежала в его объятиях, стараясь не замечать его раскрытых жадных губ и неприлично назойливого языка, потом попыталась высвободиться: не желает она обниматься в такую жару, не нужны ей его поцелуи, не нужен ей Виктор. Сейчас все совсем не так, как было при их первой встрече, и она чувствует — сейчас он нисколько не думает о ней, коротко обрезанные острые ногти впились в нее… Чего он хочет? Испуг перешел в безмерный ужас, не только тело ее оказалось беспомощно перед его силой и упорством, сейчас он словно и не помнит, что она живой человек.

— Надо поосторожнее, — выдохнул он. — Ляг, как надо, пора. Да не так! Ты что, вовсе ничего не понимаешь?

«Нет, Виктор, я ничего не понимаю, — хотелось ей закричать. — Это отвратительно, это непристойно, что ты со мной делаешь, уж наверное, это против всех законов божеских и человеческих!»

Он навалился на нее всем телом, одной рукой давил на нее, другой так вцепился ей в волосы, что она не могла шевельнуть головой. Вздрагивая от чуждого, неведомого, она пыталась подчиниться Виктору. Даже сквозь туман страха и усталости Мерседес ощущала — надвигается неодолимое, неотвратимое, потом у нее вырвался громкий, протяжный крик.

— Тише ты! — глухо простонал Виктор, выпустил ее волосы и поспешно зажал ей рот ладонью. — Ты что, хочешь всю гостиницу переполошить, черт возьми? Подумают, я тебя режу! Лежи смирно, больно будет, сколько полагается, и все.

Как безумная, она отбивалась от чего-то жестокого, непонятного, но Виктор придавил ее всей тяжестью, ладонью заглушил ее крики, пытка все длилась, длилась без конца. Виктор не пробудил волнения в ее теле, и она чисто физически совершенно не готова была к происходящему, а Виктор не унимался и все чаще, все громче, со свистом дышал сквозь стиснутые зубы; и вдруг что-то изменилось, он затих, вздрогнул всем телом, передернулся, трудно глотнул. И наконец-то оставил ее, задыхаясь, вытянулся рядом на спине, и жгучая боль стала глуше.

— В следующий раз тебе уже не будет худо, — еле выговорил Виктор. — Женщине всегда больно в первый раз.

«Так что же ты мне заранее не сказал!» — в ярости хотела бы выкрикнуть Мерседес, но не хватило сил вымолвить хоть слово, всем своим существом она жаждала одного — умереть. Не только от боли, но от того, что поняла: для Виктора она сама — ничто, всего лишь приспособление для его удовольствия.

Во второй раз боль была ничуть не меньше, и в третий тоже; Виктор злился, он воображал, что некоторое неудобство чудом пройдет после первого же раза. Он не мог понять, с какой стати она отбивается и кричит; в сердцах он повернулся к ней спиной и уснул. А Мерседес лежала, и слезы катились по вискам.

Ему-то явно не больно. И потому она ненавидит, да, ненавидит и все это, и его самого.

Она совсем измучилась, пыткой было малейшее движение. Мерседес с трудом повернулась на правый бок, спиной к Виктору, зарылась лицом в подушку и заплакала. Сон не шел, а вот Виктор спал крепким сном, от ее робких, осторожных движений даже не изменился ни разу ритм его спокойного дыхания. Спал он очень тихо, не храпел, не ворочался, и Мерседес, дожидаясь позднего рассвета, думала: если б достаточно было просто лежать рядом в постели, она бы, пожалуй, ничего не имела против такого мужа. А потом рассвело — так же внезапно и нерадостно, как с вечера стемнело.

Проснулся Виктор, повернулся к ней.

— Ты не спишь?

— Нет, — дрожащим голосом ответила она.

Мерседес почувствовала, что он целует ей плечо, но она так устала, что не стала сопротивляться.

— А ну, Мерсик, дай-ка на тебя поглядеть, — скомандовал он и положил ей руку на бедро. — Будь паинькой, повернись ко мне.

Сейчас ей было уже все равно; морщась, она повернулась на другой бок и подняла на Виктора угасшие глаза.

— Мне не нравится имя Мерсик. — На такой протест он притянул ее к себе и припал губами к груди. Тело Мерседес терпело, а мысли были далеко; хорошо хоть, что он не повторяет вчерашнего и нет той боли, больно просто потому, что все ноет от каждого движения. Мужчин невозможно понять, что за удовольствие они в этом находят. Это отвратительно, какая-то насмешка над любовью. Еще тогда она сказала себе: не надейся, Мерседес, что все это завершится появлением ребенка.

Руди тем временем уже закончил свою тренировку и вернулся к Мануэле. Мерседес, глядя на них, подумала, что ей нужно постараться каким-то образом уберечь от такого морального бесчестия дочь. Нужно будет ей как-то все подробно объяснить. Ведь даже сейчас, живя с Коррадо, Мерседес ощущает в душе последствия той первой ночи.

Весь день прошел у Мерседес под впечатлением воспоминаний. Ей еще рано разговаривать о таких важных проблемах с дочерью, и поэтому вечером она заглянула в ее спальню с единственной целью: уложить спать.

Мануэла лежала в постели и играла с куклой.

— Тебе уже пора спать, — сказала Мерседес.

Мануэла не обратила на ее слова никакого внимания и попросила:

— Давай поговорим с тобой, мамочка!

— Давай. О чем же?

Лицо у Мануэлы сделалось серьезным.

— Как ты думаешь, настанет день, когда папа сможет мной гордиться?

— Конечно же, дорогая.

— Ты ведь любишь нашего папу?

— Конечно, Мануэла! Разве ты в этом сомневаешься?

Мануэла улыбнулась и погладила Мерседес по руке.

— А почему у вас больше нет детей?

Мерседес задумалась. Нужно было все же объяснить дочери.

— Мы с папой думаем, — сказала она, — что так будет лучше. Кроме того, моя и папина любовь полностью принадлежит только тебе.

— Да, но…

— Что — но?

— Мне бы хотелось еще иметь сестру или брата…

— У тебя ведь есть Руди и Марианна, — нашлась Мерседес.

— Но они мои кузены, — запротестовала Мануэла, — а мне бы хотелось иметь сестру, а не быть единственной дочерью.

Мерседес погладила дочь по головке, притянула ее к себе и крепко обняла.

— Мануэла, нет ничего плохого в том, что ты наша единственная дочь.

— Да, но мне будет трудно одной выполнить все, о чем мечтает наш папа. Поэтому я иногда думаю, что должна буду выйти замуж за Руди. Конечно, только тогда, когда он научится разбираться в лошадях. Это обрадует папу больше всего на свете!

— Ну хорошо, — усмехнувшись, сказала Мерседес. — Только я думаю, что в восемь лет есть много других предметов для размышлений. Рано тебе еще думать о замужестве.

— А почему, мама?

— Хотя бы потому, что уже поздно и завтра утром тебе нужно идти в колледж.

— Ай! Я не хочу, мама!

— Все, спокойной ночи!

Мерседес укрыла дочь одеялом и, выключив свет, удалилась.

Исабель быстро привыкла к жизни в Штатах, вернее, к внешним ее формам. Видя какую-нибудь вещь, Исабель тотчас спрашивала себя, пойдет ли ей это. Известно, что подобный метод мышления не является признаком мудрости или утонченности чувств. Красивый наряд всегда был для Исабель чем-то весьма убедительным — он говорил в свою пользу мягко и вкрадчиво. И только лишь когда желанные вещи оказывались у Исабель в руках или же на ней, она обретала способность думать о том, что надо отказаться от них.

Фернандо всячески укреплял в Исабель уверенность в правильности ее поступков и суждений, ослабляя таким образом ее способность к сопротивлению разным соблазнам. А добиться этого совсем не трудно, особенно когда наше мнение сходится с желанием.

В глубине души Исабель не была уверена, что по-настоящему влюблена в Фернандо. Она считала себя гораздо умнее его и смутно догадывалась, что ему многого недостает. Если бы не это обстоятельство, если бы она не могла оценивать его беспристрастно и не разгадала бы его, ее положение было бы гораздо хуже. Она всецело обожала бы его и была бы глубоко несчастной от страха, что не сумеет добиться его любви, что у него может пропасть интерес к ней, что он бросит ее и она останется без всякой опоры. А так Исабель лишь слегка тревожилась за свою дальнейшую судьбу, пытаясь завладеть Фернандо целиком, но потом стала спокойно выжидать. Она не была уверена, что он именно таков, и сама не знала, чего ей хотелось. В последнее время она все больше отдавалась мыслям о матери. Эти чувства полностью поглотили бы ее, если бы не появился Марио. Он поселился в соседнем номере гостиницы. Фернандо и Исабель в первый же день познакомились с Марио, и Исабель увидела перед собой человека намного умнее Фернандо. Нельзя было сказать, что Марио нравился Исабель, но он нашел в ее душе какую-то еще свободную и никем не занятую нишу.

Марио относился к женщинам с тем особым почтением, которое они так ценят. Марио не обнаруживал ни чрезмерного восхищения, не излишней смелости. Он чем-то напоминал ей Эмилио. Его обаяние усиливалось исключительной предупредительностью. Из его рассказов Исабель поняла, что он прошел хорошую школу, научившись завоевывать симпатии обеспеченных людей, крупных дельцов и людей искусства, умел очаровывать тех, кто ему нравился. Из хорошеньких женщин его более всего привлекали те, в ком он замечал некую утонченность чувств. Он был мягок, спокоен, уверен в себе, и, казалось, его единственное желание — угождать во всем даме.

Фернандо тоже вел себя так, когда игра стоила свеч, но он обладал слишком большим самомнением, чтобы выработать в себе ту изысканность, тот лоск, которые так привлекали в Марио. Фернандо был слишком жизнерадостен, слишком полон кипучей энергии и слишком самоуверен. Он, видно, раньше имел успех у женщин, не особенно изощренных в искусстве любви. Но он терпел жестокие поражения, когда ему случалось столкнуться с женщиной, более или менее опытной и обладающей природной утонченностью.

В Исабель Фернандо обнаружил много тонкости, но ни малейшего опыта в искусстве любви. Ему попросту повезло: случаи, так сказать, сам привел к нему Исабель. Несколькими годами позже, когда Исабель приобрела бы жизненный опыт и добилась пусть самого незначительного успеха, ему не удалось бы даже близко подойти к ней.

Исабель сидела на террасе и пила коктейль. Было утро. Оно выдалось ясное, воздух благоухал, а деревья и трава сверкали яркой зеленью после прошедшего накануне дождя.

Исабель сидела задумавшись, когда подошел Фернандо.

— Как всегда, вся в мечтах? — спросил он.

— Ну, не вся. Просто я думала.

Фернандо выглядел прекрасно. На нем был очень элегантный, с иголочки, костюм. Лацканы пиджака из превосходной ткани в меру приутюжены. На жилете в шотландскую клетку поблескивал двойной ряд круглых перламутровых пуговиц. Шелковый галстук, переливавшийся разными цветами, не был кричащим, но в то же время его нельзя было назвать неприметным.

— О чем ты думала? — спросил Фернандо, присев рядом. — Или это секрет?

— Нет никаких секретов.

— Не может быть, чтобы у человека не было секретов.

Исабель улыбнулась Фернандо той улыбкой, которой одаривают лишь из вежливости.

— Что ты, Фернандо, если они у меня и есть, то это такие секреты, которые я от тебя не скрываю.

— Прости меня! — Фернандо отсутствующим взглядом посмотрел вдаль. — Я предпочел бы, чтобы ты думала о своей матери, а не о секретах.

Исабель тяжело вздохнула.

— Все мои мысли только о моей матери и об отце. Пока мне не удается избавиться от них.

— Не унывай, — попытался успокоить Исабель Фернандо. — Любая мысль о матери уместна. К тому же твоя мать этого заслуживает.

— Да, моя мама заслужила, чтобы все мои мысли были о ней.

На некоторое время воцарилось молчание. Каждый думал о своем. Фернандо очень беспокоило состояние Исабель. Он полюбил ее с первого дня и готов был сделать для Исабель все. Он отдавался своей любви всецело, был ослеплен ею и, видно, поэтому не замечал или прощал некоторую отчужденность Исабель.

— Тебе никогда не приходила мысль, — вдруг спросил Фернандо, — что через несколько лет мы сможем приехать сюда не одни?

— Не один? — удивилась Исабель. — А с кем, с нашими друзьями?

— С нашими детьми, Исабель.

Эти слова вызвали у Исабель некоторое замешательство. Она не ожидала, что Фернандо будет говорить о детях, об их детях.

— Разве ты не думаешь о детях, Исабель?

— Да, конечно думаю, — нерешительно ответила Исабель и, помолчав, добавила: — Но я также думаю, что сейчас важно насладиться жизнью, а дети потребуют много времени.

— Хорошо, подождем, — согласился Фернандо. — Но только недолго. Я тебя уверяю, что и с детьми мы сможем насладиться жизнью так же, как сейчас. Нам ведь сейчас хорошо, верно?

— Да.

Фернандо приблизился к Исабель и обнял ее.

— А сейчас мы можем сходить на выставку. Ты не против?

— Я согласна, — ответила Исабель. — Но лучше пойдем вечером или ближе к вечеру, когда спадет эта невыносимая жара.

— Хорошо.

В этот же день вечером Фернандо застал Исабель перед зеркалом: она стояла и прихорашивалась.

— Ага! — шутливо воскликнул он, неожиданно входя. — Я начинаю думать, что ты становишься кокеткой.

— Ничего подобного, — улыбнувшись, ответила Исабель.

— Во всяком случае, ты чертовски хороша, — продолжал он, обнимая ее за талию. — Надень синее платье и пойдем в театр.

— Как в театр? — удивилась Исабель. — Ведь мы собирались пойти на выставку.

— Планы изменились, — виновато сказал Фернандо. — Выставка подождет, а сегодня мы пойдем с тобой в театр.

— С какой стати?

— Нас с тобой приглашает Марио.

— Право, не знаю, как и быть, — нерешительно сказала Исабель, вовсе не собираясь отказать Фернандо. — Этот Марио хороший парень.

— Да, — согласился Фернандо. — Нам неловко ему отказывать. Еще обидится. Он очень настаивал, чтобы мы непременно пошли с ним.

— А что сегодня будет в театре?

— Играет какой-то знаменитый музыкант. — Фернандо пожалел, что забыл фамилию музыканта. — Что скажешь на это?

— Ты лучше сам реши, Фернандо, — сдержанно произнесла Исабель.

— Тогда мы идем, — сказал Фернандо. Он тут же отправился к Марио сообщить ему, что они согласны.

— Как ты думаешь, сделать мне такую же прическу, как вчера? — спросила Исабель, когда Фернандо возвратился в номер; в руках она держала какие-то предметы туалета.

— Конечно, — отозвался Фернандо.

Исабель облегченно вздохнула. Просто провести вечер в обществе Фернандо и Марио было самым приятным из всех вариантов, какие были ей предложены в этот день.

Она оделась и причесалась с особой тщательностью, а Фернандо надел свой черный смокинг.

— Однако! — воскликнул Марио, когда Исабель и Фернандо показались в вестибюле театра. — Вы сегодня очаровательны!

Исабель вздрогнула, почувствовав на себе его восхищенный взгляд.

— Пойдемте! — сказал он и двинулся вперед, показывая дорогу.

Театр блистал нарядами. Это была живая иллюстрация к старому выражению «разодеться в пух и прах».

— Вы когда-нибудь были в этом театре? — спросил Марио.

— Нет, никогда, — ответила Исабель.

— О, он бесподобен, бесподобен!

И он стал рассыпаться в похвалах по адресу актеров и музыкантов, повторяя избитые фразы людей своего круга.

— Откуда вы их всех знаете? — удивилась Исабель.

— Я? — переспросил Марио. — Для этого нужно любить театр. — Он сделал особое ударение на слове «театр».

— Как мило! — отозвалась восхищенная Исабель. — У нас в Буэнос-Айресе тоже есть прекрасные театры. Вы бывали там?

— Нет, — ответил Марио. — Но надеюсь там побывать, если вы с Фернандо меня пригласите.

— Приезжайте, — отозвался молчавший все время Фернандо. — Мы будем рады принять вас у себя.

Марио отправил Фернандо за программкой и снова принялся рассказывать Исабель о театре.

Исабель была несказанно довольна роскошным убранством лож, элегантным видом своего друга. В его манерах присутствовали только любезность и вежливость.

Фернандо тоже принимал участие в разговоре, но по сравнению с Марио казался весьма недалеким. Их новый друг развлекал и его, и Исабель, и теперь она отчетливо понимала, насколько Марио выше Фернандо.

— Я получила огромное удовольствие, — сказала Исабель после концерта.

— Я тоже, — поддержал ее Фернандо.

Они оба улыбались и смотрели на Марио с благодарностью.

— А вы избавили меня от скучного вечера, — ответил Марио. — Спокойной ночи!

Он взял маленькую ручку Исабель и поцеловал ее.

— Еще раз благодарю вас! — сказала ему Исабель.

Бернарда поднялась с постели рано. Ночь пролетела быстро и незаметно. Можно сказать, что Бернарда совсем не спала, так, задремала несколько раз и все время пробуждалась от какого-то неприятного предчувствия.

Бернарда скоренько умылась, причесалась и надела свое повседневное платье. Она носила его уже несколько лет и так освоилась с этим нарядом, что не хотела менять ни на какой другой, пускай даже и новый.

После встречи и разговора с адвокатом Пинтосом Бернарда впала в отчаяние, но потом, поразмыслив, решила быть хитрее и выждать некоторое время, посмотреть, как дальше будут развиваться события.

Было еще очень рано, и потому Бернарда не торопилась идти в дом. Хозяева и прислуга еще спали. Она подошла к бельевому шкафу, открыла его и, пошарив рукой в ворохе белья, вытащила темно-синюю лакированную шкатулку. Держа ее в руке, она что-то задумчиво пробормотала себе под нос и, шаркая по полу ногами, подошла к стоявшему у окна стулу и села на него. Руки ее от волнения дрожали, сердце, казалось, вырвется из груди. Бернарда вспомнила об Исабель, и все ее мысли были только о ней.

Бернарда сняла с шеи цепочку с ключиком и открыла шкатулку. Вынув оттуда два каких-то документа, она бегло пробежала по ним глазами и опять задумалась.

— Оба документа совершенно законны, — сказала она вслух. — Но один из них — фальшивый. Вероятно, мне следовало бы уничтожить настоящий… Но нет, я не могу, не могу это сделать. Я не могу уничтожить единственное доказательство, подтверждающее, что Исабель моя дочь.

Бернарда вдруг заплакала. Слезы текли по ее щекам, и она не пыталась их утереть. Сидя на стуле, она начала раскачиваться из стороны в сторону и, мотая головой, приговаривала:

— Почему, Господи! Ну почему я не могу решиться и разом покончить со всем этим? Исабель должна носить имя и фамилию Герреро. Она и есть Герреро. Ведь от этого зависит ее счастье. Эти документы никогда не должны попасть в чужие руки, и когда-нибудь я уничтожу их. Но сейчас я не могу…

Горе, постигшее Исабель, сделало ее одухотвореннее. Она, как ей раньше представлялось, горячо любила Фернандо, но смерть матери оборвала что-то в самом ее существе. Исчезли ее жизнерадостность, бодрость, энергия и веселость. Казалось, потускнел и потерял свою теплоту даже цвет ее пышных волос. Лицо заострилось, приобрело что-то аскетическое, в голубых глазах сквозили глубокие темные крапинки, восхитительный цвет кожи словно померк. Но если в ней уже не было прежней живости, которая поразила Фернандо в первую их встречу, то красота ее стала более зрелой, а неизбывная печаль придала ее натуре глубину и значительность.

— Как ты сегодня себя чувствуешь, Исабель? — спросил ее Фернандо.

— Спасибо, дорогой, у меня все прекрасно!

— Хочешь, мы побродим сегодня по городу, зайдем в ресторан?

— Мне бы не хотелось, Фернандо. Если ты хочешь, то иди один, а я посижу сегодня дома.

Она говорила ласково, но без всякого воодушевления. Фернандо заметил, что голос у нее стал более глубоким и звучным. Он понимал ее горе и старался быть с нею деликатнее.

— Тебе здесь нравится, Исабель? — спросил он тихо.

— Да, мне здесь хорошо.

— Думаю, нам стоит выехать за город. Ты не будешь против? Не люблю бродить один. Я покажу тебе много интересного.

— Ну, раз так, я охотно пойду с тобой. — Она слабо сжала ему руку. — Мы будем с тобой всегда вместе.

— Да, Исабель.

Она выпустила его руку и устремила невидящий взгляд куда-то вдаль.

Они запаслись провизией и всем необходимым и отправились за город пешком. Благо жили они на окраине и идти было недалеко. Они прошли мимо нескольких выкрашенных в белый цвет домиков, мимо протестантской церкви и вышли на узкую дорогу, которая вела на запад.

— Еще далеко? — устало спросила Исабель.

— Не знаю, — ответил Фернандо. — Мы должны найти удобное и красивое местечко.

Исабель убрала несколько прядей своих светлых волос под белую шляпку; крутой поворот дороги заставил ее прижаться к плечу Фернандо. Чтобы помочь ей удержать равновесие, он взял ее под локоть.

Скоро они очутились в сосновом лесу, где под ногами сухо потрескивали иглы хвои, потом вышли на желтовато-серые пески пустошей. Затем они набрели на прекрасную дубовую рощу и решили остановиться там.

Исабель села на раскладной стул, который Фернандо прихватил с собой. Она держала в руках книгу, но не читала ее.

Когда наступило время обеда, они спрятались в прохладной тени и Исабель вынула еду из корзинки. День был безветренный. К еле ощутимому запаху дубовых листьев примешивался аромат водяных лилий, долетавший с соседнего болотца. Исабель доставала из корзинки и подавала Фернандо бутерброды с сыром. Фернандо глядел на Исабель и думал о том, что никогда не видел женщины прекраснее ее. Толстые ломти желтого сыра были очень аппетитны, вкусно было все, но есть Фернандо не мог. В нем просыпался новый, неутолимый голод. Он, как зачарованный, смотрел на нежную кожу Исабель, ее точеное лицо, задумчивые глаза, полные, свежие губы, которые теперь немного поблекли, но скоро, он знал, расцветут снова.

Возвращаясь домой, они часто останавливались у озер, чтобы полюбоваться отраженными в воде красками заката. Перламутровые облака были похожи на крылья бабочки, на воздушные замки, на какие-то сказочные одеяния. Осень была уже не за горами, солнце садилось очень рано, и супруги Салинос поспешили домой.

Фернандо обожал в Исабель буквально все: ее хрупкую, изящную фигуру, затянутую в белое платье, ее красивую шляпку, которую она надевала, идя в город, аромат ее тела, который чувствовал всякий раз, как она наклонялась к нему, манеру шевелить губами, когда она быстро говорила, испытующий взгляд ее темно-голубых глаз, прикосновение ее трепещущей руки, ее грудной низкий голос, который потрясал все его существо, блестящую белизну ее кожи, рождавшую в нем нестерпимое желание жадно прильнуть к ней губами.

Он понял теперь, что много лет жил неполной жизнью, что в нем погибло столько нерастраченной нежности и его иссохшие уста не могли припасть к чистому и студеному роднику любви. Он был счастлив только тогда, когда Исабель была рядом с ним; ее присутствие как бы овевало его лаской. Порой он чувствовал, что не может выдержать больше ни минуты, что сейчас вскочит с места и схватит, прижмет ее к себе что есть силы, припадет своими горячими губами к ее прохладному рту.

Он боготворил не одну только красоту Исабель, но все ее существо, каждое ее движение, ее спокойную поступь, ее удивительное самообладание, ее воспитанность, сквозившую в каждом жесте.

Фернандо даже не подозревал, как одинок он был все это время. Он понял, что за всю жизнь ни одна женщина, кроме Исабель, не одарила его такими нежными словами, такими ласковыми, любящими взглядами. Только Исабель умела так тихонько дотронуться до его лица, прижаться губами к его губам, которых только что коснулись ее ласковые пальцы.

Он понял, что ни одна женщина не любила его. Когда он любил Сильвину, это было еще не так ужасно, потому что в ту пору — пору юности — он стремился отдать самого себя. А теперь, когда пришла зрелая мужская любовь, он хотел не только давать, но и брать в равной мере. Он знал, что, если Исабель не утолит охватившую его жажду, жизнь будет невыносима.

Фернандо только теперь понял, что без любви многое в нем было мертво, знай он это раньше, он, не рассуждая, влюбился бы в первую встречную женщину. Любовь — главное в жизни, только в любви человек может испытать счастье бытия.

Теперь он был даже рад, что расстался с Сильвином. Как мелка и поверхностна была любовь в то время, как богата она теперь! Если бы он женился на Сильвине, ему никогда бы не довелось узнать меру истинной любви. Он никогда не полюбил бы Исабель! Впервые он отдал себе отчет в том, что Сильвина была ветреным, легкомысленным ребенком, лишенным всякой чуткости и духовных достоинств. Один час, проведенный с Исабель, стоит целой жизни с Сильвиной. Жизнь отныне пойдет хорошо; он будет трудиться, будет любить, они будут счастливы. Жизнь каждого человека имеет свою цель, свой идеал, и надо терпеливо трудиться, чтобы достичь его.

Вопреки своей пылкой натуре и любовному опьянению, Фернандо не давал себе воли. Еще в пору их знакомства, когда они с Исабель вели наедине разговоры о разных пустяках, ему часто хотелось воскликнуть: «Послушай, оставим все это притворство! Я хочу подхватить тебя на руки и целовать твои губы, целовать, целовать без конца. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и не покидала меня никогда! Мы принадлежим друг другу, мы одиноки и нужны друг другу, нужны бесконечно!»

Но каким-то чудом он брал себя в руки и сдерживал. Он не мог тогда ни с того ни с сего заговорить о своей любви — это было бы слишком дерзко. Исабель никогда не давала ему никакого повода для этого. Она упорно избегала всяческих разговоров о любви. Он догадывался, что она это делает специально, и долго не мог решиться на признание.

Теперь Фернандо счастлив: он любит и любим. Путь, лежащий за плечами, был тернист, но он привел его к Исабель, и в этом было оправдание и надежда всей его жизни.

Адвокат Пинтос сидел в своем кабинете за массивным дубовым столом. Он только что вернулся от Бернарды и все еще был возбужден. С Пинтосом в кабинете находился Виктор. Адвокат встретил его по дороге и пригласил к себе для разговора. Заложив руки за спину, Виктор прохаживался по кабинету.

— Ох уж эта сеньора Бернарда! — воскликнул адвокат. — Крепкий орешек.

Виктор, остановившись у окна, заметил:

— Я думаю, мы тоже должны быть потверже.

— Потверже, говоришь? — переспросил адвокат. — Не знаю, не знаю… Быть здесь твердым или провернуть наше дело более дипломатично?

— По-моему, адвокат, — не унимался Виктор, — я вам уже доказал, что могу быть твердым.

— Да, — согласился адвокат. — Но в этом деле твердость, пожалуй, не нужна.

— А как же тогда мы будем действовать?

— Действовать мы будем хитро, Виктор. Что за дурачок такой живет у Салиносов?

— Какой?

— Молодой такой, кажется, протеже Терезы — сестры Фернандо Салиноса.

— А-а! — вспомнил Виктор. — Я видел его пару раз в баре. Этот сумасшедший напивается там до умопомрачения.

— Так, значит, он алкоголик?! — оживился адвокат.

— Да. К тому же, насколько мне известно, он принимает наркотики.

— Наркотики? Это уже серьезно!

— Да, наркотики. Мне известно, что он покупает их у одного моего знакомого.

Адвокат Пинтос возбужденно забарабанил пальцами по столу.

— Скажи мне, Виктор, как его зовут? У него есть имя?

— Конечно, — рассмеялся Виктор. — Этого дурачка зовут Хуанхо.

— Прекрасное имя — Хуанхо!

— Да, адвокат. А что вы от него хотите?

Адвокат перестал смеяться и заговорил уже серьезно.

— Слушай, Виктор, — сказал он. — Этот несчастный должен нам помочь.

— Каким образом? — спросил Виктор.

— У меня родился план. Этот Хуанхо будет работать на нас. Ты, Виктор, станешь представительным, деловым человеком.

— Ничего не понимаю.

— А что здесь понимать? Ты пойдешь в бар, где он часто бывает, представишься ему деловым человеком, угостишь как следует и при случае предложишь наркотики.

— Бесплатно?

— На первое время можно и бесплатно. Зато потом мы возьмем с него сполна.

Виктор недоуменно пожал плечами и опять заходил по кабинету.

— Я не понимаю, зачем нам этот парень?

Адвокат рассмеялся.

— Этот дурачок должен нам помочь. Ведь он живет в семье Салинос?

— Да.

— Так вот, он для нас будет добывать необходимую информацию.

— В обмен на наркотики?

— Да, Виктор. Твоя задача — как следует обработать его, и тогда он будет в наших руках.

— Понял! — весело сказал Виктор и от удовольствия потер руки.

В этот же день к вечеру Виктор заглянул в бар, где он раньше встречал Хуанхо. Бар размещался в небольшом подвальчике, и поэтому посетителей можно было пересчитать по пальцам.

Виктор не ошибся. Как только он вошел, то сразу заметил того, кто ему был нужен. Не привлекая внимания, Виктор заказал себе кружку пива и сел в сторонке понаблюдать.

Хуанхо сидел в нескольких метрах от Виктора и был уже пьян. Взлохмаченная голова его была опущена, и он сидел, уставившись в пустую кружку. Вдруг Хуанхо вскинул голову и пьяными глазами посмотрел по сторонам.

— Дай мне еще одну кружку! — потребовал он.

Через мгновение явился владелец бара и сочувственно посмотрел на Хуанхо.

— Знаешь, сколько ты уже не платишь? — спросил он.

— Я заплачу, заплачу завтра, — оправдывался Хуанхо. — Только налейте мне еще.

— Сожалею, — ответил бармен. — Но в последний раз платил я. А я не так богат, как те, что сюда ходят. Я здесь только работаю и не могу платить за всех.

— Хорошо-хорошо, — оправдывался Хуанхо. — Я обязательно заплачу вам завтра.

Бармен повернулся и ушел.

«Видно, мне пора!» — подумал Виктор и подсел за столик к Хуанхо.

— Привет, приятель! — сказал Виктор. — У тебя проблемы, да?

Хуанхо поднял на него пьяные, пустые глаза, а затем отвернулся.

— Я давно за тобой наблюдаю, — не отставал Виктор. — Я подумал: у этого парня проблемы.

— У меня нет проблем, — отозвался Хуанхо.

— У каждого человека есть проблемы. У кого их нет?

— Что вы хотите? — раздраженно спросил Хуанхо.

— Помочь. Только помочь.

— Чем же?

— Если у человека проблемы, то долг каждого доброго христианина прийти к нему на помощь.

— Мне помощь не нужна, — опять отозвался Хуанхо.

Виктор повернулся и позвал официанта:

— Эй! Официант, подойди сюда!

— Что вам угодно? — спросил тот.

— Принеси, что заказывал этот парень.

— Нет-нет, — закрутил головой официант.

— Не смотри на меня так. Успокойся, я плачу, — заверил его Виктор. — С сегодняшнего дня все счета этого юноши оплачиваю я, ясно?

— Простите, но кто вы такой?

— Это не важно. Но, возможно, мне кое-что нужно от тебя или от кого-то другого. И, возможно, у меня есть кое-что для тебя или для кого-нибудь другого…

— В таком случае, — сказал Хуанхо, — почему бы вам не поискать этого другого вместо меня? У меня для вас ничего нет.

— Есть, — уверенно сказал Виктор. — У тебя есть потребности и тебе необходимо кое-что, что стоит больших денег.

Виктор заговорщически подмигнул Хуанхо, и тот понял, о чем идет речь.

— Что вы мне хотите предложить?

Виктор протянул под столом Хуанхо небольшой сверток.

— Возьми, — сказал он шепотом. — Этим я могу помочь. Это наркотики.

Хуанхо выхватил пакет и, не веря в то, что произошло, выскочил из бара на улицу. Моросил мелкий дождь, но молодой человек не замечал этого. Он ничего не видел и не понимал, куда идет.