Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

Глава XV. СОТРУДНИКИ Г. Н. ПОТАНИНА В ПУТЕШЕСТВИЯХ

Путешественники, изучающие далекие страны,, редко являются совершенно одинокими, сопровождаемыми только слугами и рабочими, набираемыми из местного населения. В большинстве случаев в состав экспедиций, кроме ее начальника и главы, входят еще сотрудники той или другой специальности, благодаря работе которых результаты путешествия дополняются и увеличиваются.

В мало изученных странах для путешественника работы так много, что он один справиться с нею не может. Для составления хорошей карты необходимо вести все время маршрутную съемку местности, периодически определять географические координаты, т. е. широту и долготу некоторых пунктов (городов, селений, скрещений дорог, переправ через реки и пр.), чтобы составляемая карта могла быть присоединена к существующим соседних стран и правильно нанесена на сетку меридианов и параллелей. Затем необходимо изучать фауну и флору страны, т. е. ее животных и растения, а для этого составлять коллекции, охотиться за животными, снимать шкурки, препарировать скелеты, искать насекомых, моллюсков, собирать и сушить растения. Эти зоологические и ботанические сборы и наблюдения требуют столько времени и внимания, что один человек выполнить те и другие полностью не может. Столько же времени и сил нужно уделить на геологические наблюдения — составление коллекции горных пород, слагающих местность, изучение условий их залегания и отношения друг к другу, чтобы составить геологическую карту и выяснить строение исследованной страны. Население последней также требует внимания и изучения; его быт, жилище, одежда, язык, верования, обряды, предания, народный эпос, весь строй его жизни и экономические сношения и условия должны быть обследованы и записаны. Если в стране имеются могилы, памятники, вообще какие-нибудь признаки более древнего населения, они, в свою очередь, требуют специального изучения, часто связанного с раскопками. Такого же специального изучения требуют пути сообщения, гидрографическая сеть, т. е. реки и озера, климат данной страны и т. д.

Вот почему в состав экспедиций в большинстве случаев входит несколько человек, между которыми и распределяется работа; от их подготовленности и усердия зависит общий итог научных достижений путешествия.

Г. Н. Потанин никогда не путешествовал в одиночестве. Во всех экспедициях во Внутреннюю Азию, кроме последней, его сопровождала жена — Александра Викторовна, которая помогала ему в метеорологических наблюдениях, в сборе и сушке растений, в сборе мелких животных и в наблюдениях над бытом народностей. Почти во всех экспедициях принимал участие геодезист-топограф, который вел маршрутную съемку и определение широт и долгот. В нескольких экспедициях большую роль играл охотник М. М. Березовский, на долю которого выпадала часть наблюдений и коллектированья по зоологии. Археолог Адрианов во второй монгольской экспедиции, два студента в последней Хинганской принимали участие в работах. Присоединение геолога, имевшего самостоятельные задачи и маршруты, к последнему китайскому путешествию, которое из-за смерти жены Потанин преждевременно закончил, дало в результате особые исследования, не связанные с работами Потанина.

Наконец, переводчики, проводники и спутники из местных жителей, как Сантан-джимба, санчуанцы, тангуты, хара-егуры, тоже так или иначе вносили свою долю в результаты экспедиции.

Настоящая глава и посвящена характеристике главнейших сотрудников Г. Н. Потанина. Среди них на первое место нужно поставить его жену Александру Викторовну. Она была одной из тех русских женщин, которые во второй половине XIX века сопровождали своих мужей в далеких путешествиях, делили с ними все труды и опасности и помогали в работе[41].

Александра Викторовна родилась 25 января 1843 г. в семье священника Виктора Николаевича Лаврского, который окончил Московскую духовную семинарию, затем преподавал в Астраханской семинарии, был протоиереем в г. Горбатове и долгое время в Нижнем-Новгороде, где умер в 1861 г. Мать Александры Викторовны также происходила из духовного звания. В детстве Шура была болезненным, нервным ребенком. Семейная обстановка была невеселая; отец, молчаливый и мрачный, был поглощен делами и мало занимался семьей; мать, озабоченная то семьей, то родными, отдавалась молитве и хозяйству. Александра росла одинокой, так как брат Валериан был много старше ее, а ее другие два брата — Константин и Леон — моложе. Она рано начала помогать матери в хозяйстве, а образование получила домашнее,— женских гимназий и даже епархиальных училищ в те годы еще не было. Старший брат возбудил в ней интерес к естествознанию, которым сам увлекался; они вместе занимались физическими опытами, собиранием коллекций и гербария. Знакомая отца, помещица Юрьева, не имея детей, полюбила Александру и часто увозила ее к себе погостить, занималась с ней французским языком и снабжала книгами для чтения. Младший брат Константин был товарищем детских игр, а позже, поступив в университет, делился в письмах к Александре впечатлениями новой среды и новых интересов, которыми жило студенчество.

В 1861 г., по смерти отца, Александра, в возрасте 18 лет, сделалась по обычаю в среде духовенства «невестой с местом», т. е. место священника в приходе города, которое занимал ее отец, могло быть занято только лицом, которое женится на дочери. Такое грубое насилие и принудительное соединение судьбы двух лиц из-за места возмутили Александру, и она упросила своего брата Валериана, уже бывшего священником, занять место отца, а сама осталась жить у него и открыла домашнюю школу. В 1866 г. в Нижнем открылось женское епархиальное училище, и Александра Викторовна поступила туда воспитательницей; жизнь ее пошла однообразно и тихо за рукоделием и чтением книг. Она была застенчивая и замкнутая, но в ней жила беспокойная мысль и горячая жажда знаний. Она была общей любимицей учениц, а у сослуживцев пользовалась уважением как чрезвычайно прямой, честный и отзывчивый на все хорошее человек.

В этом училище Александра Викторовна прослужила восемь лет и уже начала терять надежду на перемену своей жизни, когда судьба свела ее с Потаниным; последний жил в ссылке в г. Никольске Вологодской губ., и туда же был сослан ее брат Константин Лаврский из Казани, инициатор устройства студенческой столовой и редактор либеральной «Камско-Волжской газеты». Александра Викторовна приехала со своей матерью из Нижнего, чтобы повидаться с братом, который сдружился с Потаниным. Гости прожили в Никольске неделю у Лаврского, и Потанин почти каждый день бывал у них.

Иногда все уходили за город в лес, и горожанка Александра Викторовна восхищалась близостью к природе и завидовала ссыльным; она считала себя узницей в худших условиях в стенах епархиального училища.

После отъезда гостей началась, как мы уже упоминали, деловая переписка между Лаврской и Потаниным по поводу организации последним метеорологических наблюдений в Никольске; постепенно она перешла в интимную и закончилась тем, что Александра Викторовна с матерью и сестрой приехала опять в Никольск и вышла замуж за Григория Николаевича. Она осталась у него до конца срока его ссылки, а затем переехала с ним в Петербург и готовилась принять участие в первом путешествии в Монголию в 1876 г.

По отзыву писателя Ядринцева, друга Потанина, Александра Викторовна в то время была высокой сухощавой блондинкой с подстриженными волосами и тонким, певучим голосом. Она была скромная, застенчивая, одевалась очень просто; в обществе была молчалива, мнения и суждения ее были сдержанны, но метки и остроумны. Она отличалась тонкой наблюдательностью, давала весьма удачные характеристики и определяла людей сразу. Эти качества оказались очень ценными для путешественницы; ее знание жизни и проницательность имели большое значение для Потанина, отличавшегося недостатком практичности и чрезвычайной доверчивостью.

В путешествиях Александра Викторовна обнаружила замечательную выносливость и неутомимость, хотя перед первой экспедицией казалась слабой и малокровной. В ее слабом теле оказался большой запас нервной энергии, воли и способности преодолевать трудности. Она ездила на равных условиях с членами экспедиции мужчинами, качаясь целый день на верблюде или сидела в седле на лошади, которая шла шагом под палящим солнцем, под дождем или в морозные дни под холодным ветром. Вечером ночевала в общей палатке или юрте, согреваясь у огонька, довольствуясь скудной и грубой походной пищей, и спала на земле на тонком войлоке. При ночевках в юртах кочевников ей приходилось мириться с их нечистоплотностью, с насекомыми, с немытым котлом для супа и чая, с чашкой, которую не моют, а вылизывают. На китайских постоялых дворах она ночевала на жестком и горячем кане рядом с мужчинами, иногда вместе с погонщиками и носильщиками, в тесноте, тяжелом воздухе и шуме, довольствовалась пищей китайца. А в этих условиях после дневного перехода, откладывая отдых, нужно было помогать мужу в ведении дневника, в записи наблюдений, в приведение в порядок собранных за день коллекций, аккуратном раскладывании растений в листы гербария или перекладывании их в сухую бумагу.

Присутствие женщины среди членов экспедиции всегда привлекало большое внимание местного населения, особенно в Китае, где женщина, не говоря уже об обычаях, стеснена в значительной степени и в свободе передвижения своими изуродованными ногами. Это особенное внимание часто было тягостно. Чтобы уменьшить его, пришлось отказаться от женского костюма, вообще не удобного для верховой езды, и носить полумужской.

Во время трудных переходов в горах Александра Викторовна получила жестокий ревматизм, особенно мучивший ее в последнее путешествие.

Случались и ночевки под открытым небом, например при больших безводных переходах через Гоби, когда останавливались на несколько часов, не разбивая палаток, а также зимой на снегу во время путешествия по Урянхайской земле. Бывали дни, когда в экспедициях кончались запасы хлеба и сухарей и приходилось прибегать к корням, выкапываемым из нор полевых мышей. Износившиеся европейские костюмы приходилось заменять туземными.

Особенно мучителен был описанный в XIII главе переезд через Монголию из Кяхты в Калган в начале последнего путешествия в тряском экипаже на переменных лошадях. После этой поездки у Александры Викторовны в Пекине начались приступы сердечной болезни, которая и свела ее в могилу в возрасте всего 50 лет. А длинный переезд в телеге из Пекина в Си-ань-фу по скверным дорогам зимой, с ночевками в холодных комнатах постоялых дворов, когда приходилось мерзнуть днем в телеге и вечером в комнате, согреваясь и отравляясь у жаровни с углем, не досыпая из-за того, что приходилось вставать в 3—4 часа утра в ожидании выезда, способствовал развитию этой болезни.

Помимо того, что Александра Викторовна постоянно помогала Григорию Николаевичу в работе и поддерживала в нем бодрое настроение, ее присутствие в составе нескольких экспедиций увеличивало их значение еще и потому, что она как женщина имела доступ в семейный быт местного населения, часто строго замкнутый для постороннего мужчины. Она бывала в гостях у жен монгольских князей и китайских чиновников, у китайских мусульман; наблюдала их быт и нравы, беседовала с ними и записывала свои наблюдения. Это дало ей материал для самостоятельных литературных работ, которые она писала во время перерывов между путешествиями и печатала в сибирских и центральных журналах и газетах. Ее отдельные очерки, содержавшие путевые впечатления, характеристики жизни и быта различных народностей Азии, описания празднеств в монастырях Монголии и городах Китая являются хорошим дополнением к отчетам Потанина, в которых этой стороне путешествия часто уделено мало внимания.

Александра Викторовна была первой русской женщиной, проникшей в глубь Центральной Азии и Китая; ее присутствие в составе экспедиций Потанина особенно оттеняло их мирный характер, в отличие от военного облика экспедиций Пржевальского и Певцова. Она не только помогала Григорию Николаевичу в его трудах и разделяла его лишения, но и служила ему огромной и ничем не заменимой поддержкой, удваивая, таким образом, его силы и энергию. Вот почему, несмотря на ослабевшее здоровье, несмотря на советы врача в начале последнего путешествия в Пекине, она не осталась там, а поехала дальше, чтобы не лишить своего мужа этой поддержки.

Географическое отделение Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, высоко ценившее заслуги Александры Викторовны как путешественницы, собрало и издало ее статьи, как бывшие в печати, так и рукописные, в виде отдельного сборника, дополненного ее подробной биографией и портретом. Этот сборник был напечатан в 1895 г., и мы пользовались им не раз при составлении нашего описания жизни и путешествий Г. Н. Потанина. В сборнике имеются очерки, касающиеся бурят, монголов, широнголов, китайцев, описание религиозных плясок в монастыре, театральных представлений и религиозных празднеств, быта монастырей Утая и Гумбума, странствования по Урянхаю и камланья шаманки, встречи с монгольскими князьями и их семьями, общая характеристика Тибета и подробная история бурятского мальчика, отданного в русскую школу в половине XIX века.

Михаил Михайлович Березовский, сотрудник всех экспедиций Потанина во Внутреннюю Азию, кроме последней, был уроженцем Сибири, но учился в гимназии в Петербурге. По окончании ее поступил в Медицинскую академию и в Технологический институт, но в обоих оставался недолго и курса не кончил. Он был затем преподавателем в войсковом казачьем училище в Уральске, после чего одно время пытался организовать в Смоленской губернии завод растительного масла, но потерпел в этом неудачу. В начале 1876 г., узнав о том, что организуется экспедиция в Монголию, он явился к Потанину и предложил свои услуги, заявив, что умеет ковать железо, кроить и шить одежду, варить обед и стрелять, так что может снабжать экспедицию дичью. Такие разносторонние качества человека побудили Потанина принять его с целью приспособить к коллекционированию по зоологии. Сам Потанин стрелять не умел, так что его личные зоологические сборы были бы ограничены пресмыкающимися, земноводными, рыбами, моллюсками и насекомыми.

Березовский быстро научился у чучельщика Коломийцева, участника первой монгольской экспедиции Потанина, снимать и препарировать шкурки млекопитающих и птиц для коллекций, а кроме того был полезен и в других отношениях; он был мастер на все руки, умел варить, жарить и печь, чинить одежду и обувь, седла и сбрую. Постепенно он сделался не только прекрасным чучельщиком, но и орнитологом и вел наблюдения над жизнью птиц в местностях, изучавшихся экспедицией. Он определил под руководством зоолога Богданова всю коллекцию птиц, собранную им во время монгольских экспедиций. Во время следующего путешествия Потанина на окраину Тибета Березовский часто отделялся от экспедиции на целые месяцы, чтобы изучить птиц и коллекционировать в определенном районе долгое время, а не мимоходом, и провел еще целый год в Китае после выезда Потанина, изучая фауну птиц в горной системе Цзин-линь-шаня и нагорья Амдо. Птиц, вывезенных из этого путешествия, он описал совместно с орнитологом Бианки в особом труде.

В следующую экспедицию Потанина в Китай Березовский выехал годом раньше, в 1891 г., и коллекционировал в системе Цзин-линь-шаня, в провинции Сычуань и на окраине Тибета, продолжая работу и после ликвидации экспедиции (в связи со смертью Александры Викторовны) до конца 1894 г. В г. Хойсяне он организовал метеорологическую станцию, а во время разъездов вел маршрутную съемку и определения широт и долгот.

Березовский обладал прекрасной памятью и большой наблюдательностью. Проводя время большей частью в одиночестве, среди туземцев, он прекрасно выучил китайский язык, а живя подолгу в бельгийских миссиях, хорошо усвоил и французский. Свой костюм он сменил на китайский и вполне довольствовался китайской пищей; он говорил, что китайцы единственный народ на земле, который сумел создать истинно народную демократическую кухню — здоровую, сытную и дешевую.

В 1887 г., возвращаясь из экспедиции после годичного пребывания в Хой-сяне, он решил совершить проезд из провинции Гань-су в Пекин на лодке по Желтой реке. Этот путь был к тому же дешевле сухопутного. Группа китайцев, сплавлявшая по реке какой-то товар из Ланьчжоу в Куку-хото, приняла Березовского в свою компанию на лодку; он спал и ел вместе со своими спутниками. По окончании этого путешествия он говорил, что оно обошлось ему баснословно дешево.

Березовский не был женат; во время промежутков между экспедициями он жил одиноко в меблированных комнатах в Петербурге и большею частью сам готовил себе пищу. По возвращении из последней экспедиции в Китай он также жил в Петербурге, обрабатывая материалы по орнитологии Восточной Азии в Зоологическом музее Академии наук. В 1910 г. Потанин застал его в Петербурге, в доме литераторов на Карповке, где жили на иждивении литературного фонда престарелые и хронически больные писатели. Березовский поправлялся после кровоизлияния в мозг, но вскоре после этого умер, по всей вероятности, при повторении этой болезни.

Путешествуя больше отдельно от экспедиции и оставаясь целые месяцы в одном и том же районе или даже селении, в одиночестве среди местного населения, Березовский имел возможность делать много наблюдений относительно образа жизни, быта, нравов и обычаев разных племен Западного Китая и восточной окраины Тибета, т. е. собрать богатый географический и, особенно этнографический, материал. К сожалению, он этого не сделал, свои наблюдения не использовал и кроме определения птиц во время монгольских путешествий и описания (совместно с Бианки) птиц первого китайского путешествия никаких научных трудов не оставил. Он не любил писать, всякое писание было для него мукой. Потанин однажды застал его в Петербурге за письменной работой — составлением небольшого отчета о своей коллекции птиц. Весь пол его комнаты был покрыт листами исписанной бумаги. Написав лист, Березовский перечитывал его, находил, что что-нибудь передано не точно, не ясно, не наглядно, бросал этот лист на пол и начинал новый, в котором оказывался такой же дефект в другом месте. Так он исписал десятки листов, пока не добился вполне удовлетворившего его результата, к которому не только в письменной работе, но и во всякой другой он всегда стремился.

Сотрудничество Березовского в двух китайских экспедициях Потанина .принесло им мало непосредственной пользы, так как он большею частью путешествовал отдельно от остальных. Гораздо полезнее для первой монгольской экспедиции был топограф П. А. Рафаилов и для первой китайской — геодезист А. И. Скасси. Они ехали все время вместе с Потаниным, вели маршрутную съемку, определяли широты и долготы, давали в результате карты всей пройденной местности и делили с остальными членами экспедиции все трудности и невзгоды.

Потанин в своих воспоминаниях ничего не говорит о Рафаилове и не много слов посвящает Августу Ивановичу Скасси. Этот хорошо образованный геодезист до китайской экспедиции уже с 1870 г. выполнил большие съемочные работы в ,Туркестане и на Памире и был опытным Путешественником. Он, несомненно, много помогал Потанину в организации каравана и руководстве его движением: во всяком случае, Потанин, как мы видели, отметил, что успешным переходом через Гоби от реки Эдзин-гол на север без всяких потерь экспедиция была обязана Скасси, его распорядительности и опытности в заготовке сена и воды и в распределении времени между движением и- отдыхом в пустыне.

В противоположность Березовскому, Скасси и в Китае упорно хотел сохранить свой облик культурного европейца. Он долго путешествовал в своем костюме и ставил заплатку на заплатку на свои изношенные сапоги, не желая сменить их на китайские башмаки. Так как ему пришлось делать визиты китайским мандаринам, он, чтобы скрыть эти заплаты, оставался во время этих визитов в новеньких калошах, т. е. совершал большое неприличие с европейской точки зрения. В конце концов и ему пришлось надеть плисовые китайские сапоги, затем сшить себе брюки из тибетского красного сукна и, наконец, даже надеть китайскую шубу.

В последней китайской экспедиции Потанина участвовал Будда Рабданович Рабданов, бурят из Агинской степи в Восточном Забайкалье. Он окончил три класса гимназии в Чите и говорил хорошо по-русски, особенно охотно декламировал стихи русских поэтов. Он служил переводчиком бурятского языка при областном правлении. С буддизмом он познакомился из бесед с ламами и сделался убежденным буддистом. До своего участия в экспедиции Потанина он побывал в Монголии, совершив поездку в монастырь Табын богдо-сумэ в средней части Большого Хингана. В экспедиции Потанина он согласился принять участие в качестве переводчика без всякого вознаграждения, только ради того, чтобы познакомится со страной, в которой господствующей религией является буддизм.

В Пекине он имел возможность увидеть богдыхана во время проезда последнего в какой-то храм в центре города. Хотя при этом Рабданову, смешавшемуся с тысячной толпой, выдерживавшей напор полицейских, намяли бока и он получил три удара бичом по спине, он все же испытал полное удовлетворение, увидев эту живую святыню буддистов, почитавшуюся четырьмястами миллионов душ.

Путь из Си-ань-фу в Сы-чуань Потанин и его жена совершили на носилках, а молодые члены экспедиции должны были ехать поверх вьюков на мулах. Рабданов был довольно тучен, и этот способ передвижения ему не улыбался; он предпочел весь этот путь сделать пешком, что оказалось полезным для его здоровья.

В Сы-чуани, как упомянуто в главе XIII, Потанин вместе с Рабдановым посетили священную гору О-мей-шань. Рабданов так увлекся буддийским богослужением, что потихоньку встал ночью, ушел в храм, где происходило ночное «моление за человечество», и принял в нем живое участие, расхаживая по храму с руками, поднятыми к небу, и с заунывным пением «о-ми-то-фо».

После экспедиции Рабданов посетил Петербург в качестве делегата по земельному вопросу от забайкальских бурят; пользуясь досугом, он составил там собрание бурятских пословиц. Позже он вместе с бурятом Доржиевым, прожившим в Лхассе около 20 лет, побывал в Париже, где в музее Гинэ они организовали буддийское богослужение, о котором писали газеты. Рабданов был удовлетворен тем, что пропаганда буддийского учения достигла французской столицы. Ко всем, владевшим пером, он обращался с просьбой пропагандировать это учение.

Сантан-джимба, монгол-широнгол из местности Сан-чуань в провинции Гань-су, играл большую роль в первом путешествии Потанина на окраину Тибета. Как было отмечено в главе X, он был опытный путешественник, разъезжавший с миссионерами по юго-восточной Монголии, сопровождавший Гюка и Габэ в их экспедиции из Пекина в Лхассу и потом еще двух иностранцев — через Монголию в Кяхту. В караване Потанина Сантан-джимба ввиду его возраста уже не нес определенной работы, а скорее являлся советчиком, руководителем рабочих при вьючке, уходе за животными, устройстве лагеря. Особенно большую пользу он приносил как человек, получивший во время предшествующих экспедиций большой опыт по сношениям с китайскими властями. Он способствовал престижу русской экспедиции тем, что держал себя при сношениях с китайскими чиновниками с достоинством, без всякого подобострастия и низкопоклонства.

Присутствие этого почтенного старика в составе экспедиции обусловливало еще то, что местные жители — монголы в Ордосе, широнголы в Сан-чуани, тангуты в Амдо не боялись наниматься рабочими в караван иностранца, заморского чорта, и уезжать с ним на целые месяцы далеко от своей родины.

Хара-егур Лобсын, участник трех экспедиций Потанина, являлся одним из тех бездомных людей, которые привыкли бродить из монастыря в монастырь на поклонение святым. До экспедиции он побывал уже в какой-то священной местности в бассейне реки Ян-цзе, к югу от городов Да-цзянь-лу и Литана, название которой, как он говорил, в переводе значит «Куриная нога». Потанин нанял его в рабочие в районе поселений мирных тангутов, шира- и хара-егуров в северной цепи Нань-шаня, и он прошел с караваном по Эдзин-голу, через Гоби и Хангай в Кяхту. Отсюда он должен был вернуться на родину, вместе с другими рабочими каравана, нанятыми в Нань- шане, но в Урге заболел, отстал от товарищей, вернулся в Кяхту и жил там. Когда Потанин прибыл в этот город, в начале второй экспедиции в Китай, Лобсын явился к нему и просил взять его опять на службу. Он проделал всю эту экспедицию до Да-цзянь-лу на окраине Тибета, вернулся вместе с Рабдановым в Кяхту и поселился в Агинской степи Восточного Забайкалья в доме отца Рабданова. Когда Потанин организовал в этой степи свой караван для экспедиции в Хинган, Лобсын опять предложил свои услуги и был взят как верный и услужливый человек. Кроме родного тюркского языка он знал монгольский, китайский и тибетский и понимал русскую речь. Он отличался также необыкновенно острым зрением единственного глаза (другой был покрыт бельмом) и с большого расстояния определял точно юрту, скот, камень, дерево. По цвету степи и окраске трав он издали определял свойства воды в озере, которое виднелось впереди, пресное оно или соленое, а также определял по цвету трав проходимость болота. В степи он умел очень быстро находить потерянную вещь и был особенно полезен в последнем путешествии.