Гримерка Буратино

Глава 2

Тяжело работать торговым представителем, когда тебе идёт пятьдесят шестой год. Мозг работает, знаете ли, с нагрузкой. И немаленькой. И непривычно. Начальство ведь всё молодое да продвинутое. Требуют-с креативности, прыжков выше головы и из штанов-с. А мне-то всё надо ж записать, чтобы не выпустить из виду провизию какую-нибудь. Или там харч какой-то там заморский. Или ещё чего особо диетическое, быстро портящееся. Маета им со мной. А виноваты сами. Не надо было меня брать в штат. Я для них как динозавр древний обретался, типа околоофисного прикола. А тут проблема семейного плана у меня нарисовались. Это я о том, что надо было лично получить пенсию отца на почте. Родитель, которому через две недели должно было стукнуть восемьдесят пять, умотал на родину водку пьянствовать на каком-то там юбилее свояка. Я тут не жалуюсь, даже вот компьютер малехо освоил. Я не лазутчик там по каким-то сайтам с «клубничкой», социальным сетям и в «танчики» ни разу не играл. Меня больше военная история привлекала с многообразными наворотами из альтернативной истории. И по новой работе бумажки освоил в электронном виде. Но вот эта пенсия, блин. Не ко времени, не по времени. По ситуации пришлось звонить начальству.

— Сударь, мне нужно с утра получить пенсию отца на почте. Я задержусь. И двадцатилетний соплестун, подумав, даёт полтора часа на получение. Это типа из милости. Сердитый, ставлю свою «ласточку» — Audi A6, во дворе почты, и иду решать проблему. Через час согласований выпроваживают на улицу служебного входа, подождать. Жду. Злюсь, чего скрывать. Реалии раздражают. Потрёпанный почтовый Уазик, потрепанные стены почты и дверь, к которой прислонился спиной. Цейтнот по времени, но погода на загляденье, октябрь радует нежарким солнышком.

И тут тебе нате. На глаза наехал мрак. Все органы восприятия действительности замолчали. Руки-ноги не ощущались, как и всё остальное. Непонятный чёрный, беззвучный фон. И был покой, но внутренние часики не тикали. А потом пошла двухмерная картинка. На глазное дно подали полную жменю разноцветных точек, линий, спиралей, как у проигрывателя Windows (обложка альбома «Алхимия», случайный выбор). Это можно увидеть на своих ПК. Мутота, одним словом. «Алхимия» прокрутила небольшую часть своей программы, и высветило надпись по-русски — «Переезд мозгов», потом чуть ниже: «Тело предоставлено корпорацией „Ссанище Космо-Кю Ltd“ + полено пинии — пять штук». И снова темнота. По голове стукнуло болью, коротко, но мощно. Мне показалось, что голову раскатали катком, собрали серое жидкое вещество в совковую лопату, и куда-то это пульнули. Потом сказали сами себе: «Фух, вроде туда». — Вот это он отпочковался! — затем произнесли несколько детских голосков. Покой заметался по тесной клетушке черепа и потерялся от тиканья часов внутренней нелогичности. И тут же в черепушку полезли Буратины. Спинной мозг матерился, потому что всё сооружение под названием — человеческое тело с добавками — стояло на подрагивающих ногах и слушало такой вот разговор деревянных человечков. А глазки тупо лупали, хлоп-хлоп.

— Вау, какой заборчик!

— Какой забор? Это же плетень!

— Вау, домик!

— Казачий курень это, а не домик!

— Вау, виноградник, яблочки! Кажется, мы что-то пропустили!?

— Перестаньте говорить «вау»!

— Ладно! Ой, церковь!!

— Это собор… Дальше молчание, а глаза отчетливо разглядели высоченное здание собора, стоящее в метрах двести справа, новые стены и крышу почты, чистый асфальт. И… чистое небо.

— Вау, а тут ещё и лето, — предпоследний возглас, — как у папы Карло!

Жаркость одолела меня. Летний пыл аккуратно наложился на нервные тревоги и как итог — страх как на новом месте. Адреналина тело выделило много. Во рту стало сухо, а лицо взмокло. Вот в голове было пусто, а… должно быть масло. Сердце в галоп. Стал вытирать пот. Тут-то мысли и полетели по трещавшей голове: — А где кепка? А где очки? Это не мои руки! Куда я туго попал? Боль в затылке усилилась. Осознание того, что попал куда-то не в тот вариант оперостепи, сдвинуло, что-то деревянно-рациональное. Липкий налёт испуга остался, но вылезло любопытство. — Оно такое! Ещё раз осмотрелся. Здание почты начала 21 века безмятежно так находилось рядом с казачьими куренями и собором, скорей всего, начала 20 века. 12 октября так славно вписалось в конец июля — начало августа, судя по винограду и яблокам. И это всё не сходилось с тем, что привык видеть, мешали помехи. — Рация помехует, — выплыло. Любопытство подтолкнуло посмотреть ещё раз на руки. Долго смотрел, Буратины помогали: — Ну, это же не мои руки! А вот глаза без очков значит уже твои? Та, это сон! Вон и звука нет. Сглотнул — появился звук. Множество. Множество звуков непечатно — режущего содержания.

— Пи-пи, Роман! Пи-пи-пи, Рома! Пи-пи-пи. Помоги, мля! Это если с цензурой. Сердце от этих нежных буковок настроилась на безмятежность. — Уох! Лепота… Буратины напряглись и попрятались. Освободили в голове участки мозга, отвечающие за мышление. Спустя некоторое время там лязгнуло и прояснилось, а в животе появился кусок льда. Минутная лепота заморозилась. Пазл с надписью — «Переезд мозгов» — это было копирование меня родного там, и внедрение в этого Рому здесь. Аккуратно взяли и насильно впихнули. Поэтому и голова безбожно болит в затылке, и слуха не было, и боковое зрение в мерёжках. — Занесло. Ох, занесло! И далеко, и надолго. Каковы шансы на успех? Оно покажет… Нечто твердило о нетвёрдости тела и духа в течение некоторого времени. — Терпи, смирись, бойся своих желаний — они сбываются, — шептал второй невнятный голосок. Глупость, какая-то получалась вселенская. Но не слишком ли сужаю границы? Предчувствую, что деревенею, а ватные статуи ходят и ходят вокруг. Брр. Разум пребывал в неопределенностях, а в теле был чёрствый лёд. Точнее, сверху сухо, дальше лёд. И мозг затребовал воды, хотя бы из-под крана. — Ла-ла-ладно, ввяжемся, а там посмотрим. Зовут же. И дай бог терпения.

Зов этот и погнал на приключения. Я даже осязал это, как шило, э, в низах. Мою природную осторожность предали. Буратины это сделали. Отлип от двери и вошёл в тамбурок, держась за стены руками. Там царил полумрак и глаза, после улицы, видели нечётко, а вот нос уловил химические запахи. Пахло масляной краской и ещё чем-то медицинским. Сделал пару шажков и остановился на пороге в коридор. На этом месте и зрение стало пособником этих деревяшек.

— Так, вот те раз. Коридор был новым. То есть после капитального ремонта.

— Вот те два. На новом линолеуме сидел человек. Правую руку он протягивал мне, а левой зажимал нос, из которого лила кровь.

— Вот те три. Человека этого не знал и не видал ни разу.

— Вот те четыре. Не знал, как его зовут. — И как тут выкручиваться? Человек щёлкнул пальцами. Помогай, мол, раз уж припожаловал. Помог в меру сил. Здоровый мужик, чуть меня не свалил. Мужик прошёл к раковине, пять шагов сделать, стал смывать кровь. Смывал долго, потом попил водички, достал платок, намочил его и приложил к носу. Пока он всё это делал, я его разглядывал. Мужчина был выше среднего роста, плотного телосложения, крупная голова выбрита, нос прямой. Это увидел в профиль. Одет в коричневую кожаную куртку, серо-синий джемпер, синие джинсы и красно-коричневые туфли-дерби. Раздраенные мозги — шлялись там всякие непонятные — произвели таки первый правильный вывод: «Он меня знает как работника почты. Придётся от этого и плясать».

— Так, чел, дай воды попить — прошамкал. Человек повернул голову. Синие, насмешливые глаза осмотрели меня снизу доверху. — И что там смотреть? На ногах тоже красно-коричневые туфли — только лоферы. Джинсы голубого цвета, зелёный джемпер и оранжевая замшевая куртка. Весёленькое такое цветовое сочетание стиля денди.

— А тебе тоже нехило досталось. Вон аж зелёный стал. Ну, ты же на улице был. Я вздрогнул, у мужика был такой мощный голос, басил он так знатно, что изделия папы Карло пропищали: «Это Карабас-Барабас, ой-ой-ой, гони его, Михалыч, на улицу!» Аж этим деревяшкам поддался, чуть не проговорил, чтобы мужик шёл к паперти. Но быстро взял себя в руки. — Э, как меня непоёного повело агрессивно к возможному союзнику. Предполагаемый союзник в это время спросил: «А скажи-ка Рома, у тебя на глаза не наезжала этакая, хрень, — он пощёлкал опять пальцами. — Ну, такая тёмная?» Я коротко кивнул, подтверждая. И сделал шаг к раковине, давая понять, что тоже хочу пить. Тут и заметил возраст мужчины: «Так, лет пятьдесят, могучий казачина! Пацан ещё».

— Слушай, а что ты такой зелёный? Так, а это уже рецидив вопроса. Этого не любил.

— А ты, человек, иди на улицу, тоже позеленеешь. Обещаю. Вот так его я и мои Буратины морально и подготовили к подвигу. Он, болезный и пошёл. Приложился к водичке. Божественный нектар, право слово. В теле такая гибкость образовалась. Напился досыта, самочувствие резко улучшилось, до разлития в воздусях полного благолепия. А в голове только моя деревянность осталась. И видимо надолго. В коридоре почты и на улице было тихо. Вышел снова во двор. Ибо в здании стоял запах медикаментов. Голова ныла, но ноги держали тело. — Неплохо, после «впихивания-то». Плохо. Audi не нашёл. — Стал ты, дядя, безлошадным. Как бы ни так. С окраин мозга полезли отчего-то мародёрские повадки. Не гасил эти повадки. Зачем насиловать свою совесть. Ей и так доставалось.

Лето тут играло всеми красками, но жары не почувствовал. Чела обнаружил у машины. Автомобиль стоял у гаража, такая помесь УАЗ-буханки и Газели; грузопассажирский, полноприводный и зелёный по цвету. Подошёл поближе рассмотреть неведомую зверушку. Не зря подошёл. Машинка дала подсказку. К стеклу на месте водителя были прикреплены две картонки в пластике — талон ТО и водительское удостоверение на имя — Борисова Ивана Николаевича. — Хм, аббревиатура — БИН. С фото смотрела мордаха моего незнакомого коллеги. Подсказала, но сам вездеход оказался с секретом. На радиаторной решётке сверкал серебром, положенный на бок ромб из которого выбивались золотистые буквы — ЗиР. Номер был — П22 554ДК. Шофёр «монстра» снял с себя кожаную куртку и джемпер, открыл дверь, положил одежду на сиденье. Остался он в светлой безрукавке. Руки Николаевича, покрывали затейливые разноцветные татуировки. — Даа, филиал Третьяковки в деревне Большие Бзяки на статуе бога Зевса, бритого. Подумал и успокоился. — 100 % союзник был на лицо. Ибо он — Ваня. Даже так — Иван Какзакаменнойстеной. Это был итог мгновенного «узрения брата по общежитию».

— Рома, блин, где мы? — с боязнью пробасил Николаевич. Я спокойненько пожал плечами. Опасения плескались в глазах моего компаньона. — Боязнь я тебе сейчас собью.

— Слушай, э, мистер БИН, а не сходить ли нам в разведку-с?

— А ты, не Рома, ты — Рэмба, недоделанный, — мистер разобиделся, — Рэмба, недоделка деревянная… Смятения из глаз мистера испарились, там уже был гнев и молнии. — Точно — Зевс. Чуточку, Рома перебдел. Но, пользу ради.

— Николаевич, пойдём, осмотримся, а?

— Слабак! И дуге, обходя меня, болезного, Николаевич пошагал к воротам. — Еще раз перебдел! Поплёлся следом отпечатком. — Потеря лица, однако.

Разведка началась комично. На крылечко куреня, стоящего рядом с почтой, вышла казачка с жестяным тазом. Увидела нас, тазик выпал из рук, а казачка мелко-мелко закрестившись, скрылась. Глаза землячки бальзаковского возраста были напуганными.

— Оба-на, скрылась, — прогудел Николаич.

— И окапалась.

— А если с ружьём выйдет?

— А если найдёт! — Так-так. А не отверженный ли тут, Рома, а? А, включаем нейтральную… Оставив фланг неприкрытым, пошли дальше. Вышли на бульварную дорожку, осмотрелись. Людей видно не было, поэтому осматривали объекты. В том числе и местное Солнце. Солнце находилось в фазе обеда и сиесты. Справа и перед нами, постройки были старыми, столетней давности. Слева — парк с колесом обозрения и оградой, магазин «Мебель» и РДК из нашего времени. Бульвар с каштанами тоже был.

— А где кафешка? — Николаич показал рукой на место рядом с «Мебелью». — А это что? Рука являла на легковой автомобиль перед главным входом почты. Опять вопросы дуплетом. «Мебель» появилась года два назад. Там у меня. А машину, «Ниссан» Микра красного цвета, бросила какая-то леди местного разлива. Это вслух не говорил, только плечами пожимал. Дошли до Микры. Борисов стал разглядывать машину, я — фасады.

— Плохой из тебя разведчик, Рома, — прогудел Николаич, разглядывая машину спереди.

— Это почему же?

— Ты, Матроскин, на номер посмотри. Внимательно посмотри.

— Номер как номер. — Е470ЮТ, 161 регион и триколор. Меня больше заинтересовали вывески на почте и на соседнем здании. На почте — ЕВРАЗИЙСКАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ. ПОЧТОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ г. ЯСНЫЙ. На другом, уменьшенной и состаренной копии почты, значилось — ПОЧТА. ТЕЛЕГРАФЪ. ст. ЯСНАЯ. Ясный, Ясная, мне было ничего не ясно. И тут забава опять повторилась. Из двери старой почты вышли два, теперь уже, мужика. Увидели нас, открыли рты и обалдевшие упрятались за дверь, как и баба, мелко крестясь. — Так, судя по одежде мужиков и алфавиту, нас перекинуло в год эдак 1912. Мысль была чёткая и в барашках. Николаич сел в это время в «Ниссан». Машинка явственно так просела.

— Прихватизируем? — наклонился к окну со стороны пассажира.

— Чево? — Николаич это слово совсем не знал. Это если судить по лицу. — Какие тут люди счастливые живут. Почта свежая, машины почтовые новые. «Ваучеризации» не проходили! Что завидовать, ты прокололся, резидент — осадил внутренний голос. Так, это был первый косяк. Тьфу-тьфу. Ёжась от сомнений в провале себя любимого, залез в Микру.

— Чево добру пропадать! Пускай в гараже постоит. Николаич сказал — Николаич сделал. Правильный есть пацан, Николаич! — Виват первой мародерки, — подумал. Через три минуты Микра стояла закрытая на ключ в гараже.

— Значит так, у лялек игрушка есть. Пойдём, Рома, порадуем девочек. — Давай, гонец радостных известей, сам «радуй». Мне вот как то совсем не хотелось. Вошли опять в здание почты, Борисов закрыл на засов служебный вход. У меня перед глазами промелькнула какая-то схема, но запомнил только несколько ядовито-зелёных стрелочек. — Это что ещё? И сколько их там, кстати, этих лялек? Хотелось узнать, только видеть хотелось, как-то так издали, этот ликующий момент. Так вот раздумывая, я как зомби поплёлся за насвистующим Николаичем. Почему зомби? Потому что они не потеют. Вроде как не потеют. Шёл и рассматривал коридоры, двери, окна. — Неплохой они тут ремонт замутили. Панели из МДФ, абрикосового цвета краска, а пол имел ровную поверхность без всяких выступов, труб и порожков. Николаич дойдя до двери операционного зала насвистывать, перестал, видно осознал, что новости будут, не очень благосклонно оценены и восприняты. — А потом, наиболее вероятно, будет женская истерика, слёзы и другие нерукотворные явления. Этим моментом, ты, Лжерома и должен воспользоваться. Только спокойнее надо, с лицом так сказать, сфинкса. Такая вот перспектива будущих событий, стала вырисовываться, пока правда без конкретики. А если чуть-чуть конкретнее, то чего-то не хватало. Какая-то неправильность была, это к гадалке не ходи. — А на лялек, коллег этого Ромы, надо всё же взглянуть. — Вот. И потянуло его в прайд! Эта фраза была не моя. Папой Карлой клянусь. За это время, что предполагал, мы, минуя оперзал в абрикосовых тонах, дошли до двери с табличкой: «Комната отдыха». Николаич раззявил дверь и, оставив её открытой, потопал к столу. Я остановился на пороге. — И это мой прайд? За накрытым белой скатертью овальным столом сидели три женщины, лицом к нам. Одна, постарше, две — моложе её лет на двадцать. — Так, одна майор, а те ефрейторши! Симпотные дамы. Тётя-майор, с волевым лицом, привыкшая «повелевать» женским коллективом, носила на голове замысловатую причёску цвета «рубин RF5». — Устав видно это позволял. А молодые были блондинками, натуральными, короткострижеными. — Хорошо сидят. Чай кушают. Осмотрел комнату. Холодильник «Indesit», кухонный стол-тумба, микроволновка «Rolsen», музыкальный центр и тульский самовар.

— Сидим, чай кушаем? — моими словами спросил дамочек Николаич.

— Ты же знаешь, Борисов, на почте с часа до двух перерыв. Война войной, а обед по расписанию, — «рубиновая» отозвалась.

Шарах! Кодовое слово прозвучало! «Перерыв». Развернулся и двинул, откуда пришёл.

— Рома, ты куда, мля? — Борисов озаботился.

— Роман Михайлович, вы куда? Это уже кто-то из ефрейторш. — Мля, мля, сам там млякай, если слов не хватает. Это я «чуваку» Борисову. Гран мерси за подсказку, молодая военная! Значит — Михалыч. Отчество — таки в масть!! Пальцы на руках стало пощипывать. Это тоже был хороший знак. — Оживаю! Тело дошло до двери с надписью: «Страховой отдел», из левого кармана джинсов достало связку ключей и с третьей попытки открыло дверь из нержавейки. — Кажется, сработала остаточная память туловища. Внутренний взор показал детальный план здания. Ну, ту схему с ядовито-зелёными стрелками. И это было прелестно. Огляделся. И кабинет был хорош. Новая мебель, новый сейф, ЖК-монитор, компьютерное кресло, телефон. — Сейф надо бы себе куда-нибудь перевести…. Ну и мысли… Чё лекарствами так воняет? Нам жеж пора делать идентификацию, Роман Михайлович! Из правого внутреннего кармана куртки достал паспорт. — Вот только присядем и начнём-с! Уселся в кресло. На обложке увидел — Паспорт гражданина Евразийской конфедерации. Без комментариев. Перелистнул. — Вау. Борн Роман Михайлович, 11 ноября 1976 года рождения, город Ясный Донского края. Без комментариев, это про Донской край. — А ещё Борн был — Р(э)МБо!! Хо! С фото смотрело симпатичное стебайло зеленоглазого ухоженного мужика. — Омолодили. Ты, Михалыч, тут — пижонистый молодой! Страничка регистрации: Донской край, город Ясный, улица Солнечная 83 корпус А. Военнообязанный. Жена — Бестен Матильда Александровна, 1980 года рождения, в браке 13 лет. Имеется дочь — Лолита Андреевна Борн. — Хо-хо! Весёленькое дело. Жена — Матильда, дочь — Лолита, тёща наверно — Изабелла, а тесть — Саша. Стоп, а почему дочь — Андреевна? Пролистал паспорт назад. Свадьба была на два месяца позже рождения Лолиты. — Имеем «скелет в шкафу» — подвёл промежуточный итог. Личная жизнь Романа была путанной. Почесал затылок. Левой рукой взял календарный штемпель, посмотрел число — 12.10.2012. 8-00. Даты совпадали. Приподнялся и выгреб из всех карманов вещи Ромы, снял часы. — Произведём по-быстрому осмотр вещей этого, как его там, метросексуала города Ясного. Если судить по вещам. А в наличии были: бензиновая зажигалка «Zippo», пластиковые карты — Visa Gold и MasterCard Евразийского Банка Развития, пачка сигарет «Burzhuy», деньги, мобильник Nokia 89, блокнот, водительское удостоверение, какие-то бумажки и часы Rolex Daytona. — Ролекс? Да ты Рома — Суперпижон! А дома, небось, стоит Porsche Cayenne. И возишь ты, Рома, свою Матильду по парижам, вместе с тёщей и Лолитой. А Саша дома сидит на хозяйстве. — Ха-ха. Не потешно. Часики то, тик-так. Посмотрел на часы, Ролекс показывал — 13–39.

— Делом надо заниматься, делом, товарищ Борн! Но в делах возникла заминка — тактического свойства. Бросаться «под танки» не хотелось. — А стратегически получается, что вначале был перенос, созерцательность и испуг. Затем функции мозга включили обработку сенсорной информации, поступающей от органов чувств, координацию, управление движениями, положительные и отрицательные эмоции, внимание и память. Далее — планирование, принятие решений, И мозг врубает высшую функцию — мышление. От испуга, нам — лекарство под нос… — Михалыч, не умничай, — чей-то насмешливый голос в голове. Последовал провал в памяти.

И мысли о дальнейших действиях стали приходить по очереди, да по одной.

— Водки б с тобой русский Борн выпить, — спустя некоторое время. Водки не было — был коньяк. Большая бутылка «Hennessy» стояла за спиной в глубине открытой полки с табличкой — Степной. Даже не удивился, когда повернулся на стуле и увидел её. Нагло, борзо, но конспирация — 99,9 %. Потому что искали бы там проверяющие в последнюю очередь. Взял её, родимую, левой рукой. — А почему я всё беру левой рукой? Что я тут стал левшой? Или Рома — левша? — Чё тут думать, прыгай, давай! — А это кто там вякает? А по сопатке! — Гля, ещё не выпил, а уже — ты меня уважаешь? Это так себя отвлекал. Таким вот «мужским» разговором. — Э, да, а почему 0,9 литра в бутылке? Дракону не доливают молочка! Буду жаловаться! В ООН!! — Пей уже давай! Это — продолжение. Свинтил пробку. — Будем считать это приёмом лекарства. Для всех, не жадничай только. Ромакаквкусно! Недурственно, даа! Сделал три глотка, потом рассовал по карманам вынутые вещи, достал из сейфа ключи от оружейки и пошёл вооружаться. — А то, как голый на ярмарке. Сработал инстинкт предков иметь немалую дубину. Дубинки-пистолеты тут имели место, и совпадали с местным менталитетом о свободном владении короткоствольного нарезного оружия. Бутылку коньяка взял с собой. Через минуту, открывал оружейную комнату и уже был под «мухой», как-то быстро этанол оказался в головном мозгу. — А должен быть там через шесть минут. Это какой-то неправильный коньяк, а вот профессор Удолин рекомендовал пить только хорошее пойло для «хождений» по астралу и другим землям. Боль в затылке прошла. — И то дело. На стол для чистки пистолетов поставил коньяк, взял следующие ключи. Клац, клац, клац, сработала сирена сигнальной системы. Отключил сирену. Когда открывал сейф с пистолетами, пожаловали «гости». Николаич и дамы, семейства «кудахчущие». Что им там говорил — скорее всего, не говорил — Борисов о переносе во времени, но испугались они уже тут, от моей наглой «милитаризации». Николаич тормознулся у бутылки, а вперёд вылезла возмущённая майорша. От возмущения она даже говорить не смогла, а Николаич — смог.

— Ты смотри, у Борна даже бухло превосходит наше! — Какое превосходство Борна? Мы ж ещё в первой серии!

— Борн, зачем ты открыл оружейку и берёшь пистолеты? — и у «рубиноволосой» прорезался голос, — ой. Ты ещё и ПЬЁШЬ на рабочем месте!! Какое безобразие! Борн, что ты задумал делать? Что ты, молчишь? Я сейчас же звоню в милицию!! Так вот возмущалась Эльза Густавовна Самойлова, зам. начальника почты. Это на бейджике прочитал, на её белой блузке.

— Та хоть в Кремль звони, Эльза, работа у нас сегодня отменяется, — запузырил Николаич. — Кажется, мы влипли, по самое не балуй.

— Ему кажется! Если, кажется креститься надо! — бушевала Эльза Густавовна. — А я всё-таки позвоню! — Не тормози, позвони! Хоть родителям, хоть на Луну и, шефу обязательно. Эльза, дама за сорок, и стала звонить начальству, потом в милицию, потом родным. Потом к ней присоединились прочие. Николаевич даже бутылку отставил. Попробовал тоже позвонить. Городская и мобильная сеть не присутствовала напрочь. И у лялек принялась обозначаться лёгкая истерика. — Надо давать «лекарство». Я указательным пальцем показал на бутылку, а потом на дамочек. Потом показал четыре пальца. Николаевич понял правильно, из ящика стола, влёт, появились четыре стаканчика. — Они что и в оружейке пьют? Про себя возмутился. Николаич быстренько расплескал коньяк по рюмашкам.

— Зачем? — спросила Эльза. — И куда это мы влипли? Борисов, отвечай, а то этот Борн… Партизаны, и пи-пи-пи-пи-пи. Вот! Николаич аж одобрительно крякнул. Глаза у Лиэль Александровны Самойловой, инженера — дочка Эльзы! — и Зоси Витальевны Лескиной, оператора склада, стали ещё больше от удивления. Их ФИО на бейджиках прочитал.

— Мама!

— Что, мама? Эти, мужики, и опять — пи-пи-пи!

— Эльза, не мельтеши, выпей коньячка, пока Борн угощает, — басовито посоветовал Николаич. Самойлова-старшая послушалась. — А не дружат ли они — Борисов и Эльза — случайно, организмами? Это про себя. Потом звякнули, стукаясь, стаканы. Выпили без меня. — Им — «лекарство», мне — перебор. Голова перестала болеть и ладно. После этого дела Борисов толкнул короткую речь, куда это мы попали во время обеда. Затем «ой», «ай», «ох» чередовались с другими буквами великого и могучего. Матерная была у нас дискуссия. Я, кстати, не участвовал, а потом Эльза все-таки смирилась. Мы поделили пистолеты, взял себе ИЖ-71, Николаич забрал два других. Он ещё натянул на себя бронежилет «Казак — 9 Фи» оливкового цвета, пистолеты и запасные магазины всунул в карман на груди БЖ. Я пристроил ИЖ слева на поясе в кобуре «Эфа-3». Закрыли оружейку, потом служебный вход, потом было: мальчики — налево, девочки — направо. Далее я с Зосей покурил, и после этого все влезли в «ЗиР». Пятиместный. — Что это интересно за аббревиатура такая — ЗиР? Завод имени кого? Расположился справа от Николаича, мысленно перекрестился, и мы выехали со двора. Целью поездки решили избрать наши домашние адреса. Разведка продолжилась.

— На кой хрил мне эта станица, хочу домой! — капризно сказала Эльза.

— Да кто же спорит, сударыня. Сначала ко мне, потом к Борну, а потом и к вам, на хутор, сердешные, — обозначил план действий Николаевич. Поехал он бессовестно, по встречной, ибо транспорта вокруг не наблюдалось. Ляльки щебетали на заднем сиденье. «Лекарство» задействовалось. Доехали до РДК, дорогу «перегородило» асфальтированное шоссе; шло оно от канала до речки Чепрак, как потом выяснилось. — А не Солнечная ли это улица? — вопрос, на который не знал ответа. Шоссе пересекли, притормозив, успел ещё рассмотреть здание казарменного типа напротив ДК, свежеокрашенное.

— Кажется, с утра здесь был субботник! — поделился Николаич.

— Здесь или вообще? — заинтересовалась раскрасневшаяся Эльза.

— Или как! — Николаич вёл «ЗиР» и комментировал: — Смотрите, везде заборы и наличники покрашены, сорняки убраны, вон флаги царские вывесили. Или праздник будет или начальство ждут. План работ выполнили, теперь, небось, у них сиеста. Казачков и, правда, видно не было.

Машина проехала длинный квартал. Дальше у нас должен был быть рынок, магазины, ДК «Орион», районная администрация и стадион. Но был только, сверкающий сусальным золотом куполов, ещё один собор, ну и домики казаков. Дом, где жил Николаич, здесь отсутствовал. — Так: 0–1 в пользу казаков. Ляльки притихли. Искоса глянул на Николаича. Борисов сбледнул, желваки играли на скулах, зубы были крепко сжаты. — Проняло, казачину. Неподецки. Борисов щёлкнул пальцами, и Эльза подала ему прихваченный коньяк, погладила по плечу, повздыхала. — Кто интересно меня будет гладить, если у Романа дом тоже не обнаружиться? Николаич приложился к бутылке, грамм так на сто. — Наверно правильно, усиленная доза для снятия стресса. Не помешает. Николаич закрыл бутылку и отдал её Эльзе. Потом в упор глянул на меня.

— Ладно, трогай, погорелец. Команда, хоть и в мягкой форме сказанная, была всё-таки понятной командой для Борисова.

— Ладно, Борн, проехали, поехали к тебе. Проехали четыре квартала и свернули на асфальт. — Всё-таки это — Солнечная улица. Видимо тоже бледанул, Эльза и меня стала гладить. — Может она экстрасенс, чутко-отзывчивый, — ещё подумал. — Так, и что мы тут имеем? Ага, вон спутниковая антенна, зелёный забор, а вон оно — Дерево. Дерево? Откуда это? Тьфу ты, дом! — Так крыша над головой в городе, э, в станице у меня есть. Борисов свернул в это время к похожему, по месту, образцу и фасону, моему подворью. Вытер испарину со лба. — 1–1. Тайм — аут.