— Я есть итальяно… Ты меня понимаешь? Ты зови меня синьора Тереза. Хорошо? Либо донна Тереза.
Итальянка не могла и минуты помолчать. Сыпала и сыпала словами и все добивалась внимания от Янга: «Ты меня понимаешь?»
— Ты никогда не был в Рома? Нет? О, повера бомбино, бедное дитя!.. Это лучший в мире город! Какие там палаццо! Таких красивых зданий ты нигде больше не увидишь! Ну, почему ты все молчишь? Ты такой малинконико, грустный… Надо быть оттимисто! У вас тут такая природа, такой океан!
Синьора Тереза на каждом шагу восклицала: «Ой!» да «Ой!» — все чему-то удивлялась. Янг мысленно так и прозвал ее: «мадам Ой».
— Ой, мамма миа! Где у вас полдень? Там?! Ой, так у вас солнце не туда идет! Не слева направо, а справа налево! И оно у вас… Ну да, немножко на север, не над самой головой!
Янг шел впереди синьоры Терезы, нес на руках ее Тото, черную смешную косматую собачку. Из-под длинных косм Тото выглядывали спокойные и веселые глазки. За передними лопатками и по груди он был по-особому обвязан ремешком.
Когда Тото отдохнул, Янг, накрутив конец ремешка на кулак, опустил собачонку на землю. Тото побежал вперед, старательно мотая розовым язычком и тяжело дыша: душно! Каждый угол дома, каждый столб или пальму он обнюхивал, задирал ножку. Мадам Ой предупреждающе поднимала палец: не мешай, а то будет нервный.
Янг знал только таких собак, которые водились на Биргусе, и тех бродяг, которых видел возле храма. А такое диво, как Тото, видел впервые. Да и женщины такой не видел: платье белое, прозрачное, плечи совсем голые, на голове большая белая шляпа, а над белой шляпой еще одна шляпа в два раза больше — японский зонтик от солнца. Зонтик синьора держала в левой руке, а в правой пустой косматый мешок и большую сумку, похожую на кошелек. А поскольку у итальянки не было третьей руки, чтобы вести Тото, так она наняла Янга сразу, как только вышла из отеля «Белая орхидея» погулять, познакомиться со Свийттауном. Янг как раз тогда спешил с Абдуллой в порт, друг обещал поучить его коммерции — торговому делу.
«Освободишься — приходи туда!» — прокричал на прощание Абдулла и подмигнул Янгу: мол, не теряйся, от этой тетечки можно добиться неплохого приварка.
— Янг, почему ты молчишь? — прервала донна Тереза его воспоминания. — У тебя есть мама?
— Нет.
— Мадонна миа… А падре, папа?
— Тоже нет… — вздохнул Янг. «Малахольная какая-то… Чего она лезет в душу? Хочет, чтобы я разревелся на всю улицу?»
— Ой, ой! Я сразу почувствовала интуито, что у тебя что-то не так. Бель бамбино — пригожий мальчик, и такая трагедия. Так что, ты так и живешь один?
— Так и живу. Брат у меня есть, на Рае работает.
— О, Рай! Вечером я тоже еду на Рай. Целый месяц там пробуду!
Заходили в очередной магазин, и синьора Тереза широко раскрытыми глазами разглядывала черные деревянные маски с ощеренными зубами и вытаращенными глазами, примеряла бусы: «Кораллё! Кораллё!», шляпы из пальмовых листьев. Разных бус, в том числе и из черного коралла, она уже купила несколько. Совала в сумку и бамбуковые салфетки, ослепительные раковины, торчали из сумки и две маски. Продавец, видя, что она не собирается покупать у него бусы, подсунул ей игрушечный башмачок. Нажал в нем что-то, и из башмачка высунулся чертик, дико, будто у него болел от смеха живот, захохотал, башмачок задрыгал, задвигался по прилавку.
— Мадонна миа! Диаволо! Беру. Сколько стоит?
Синьора Тереза платила не торгуясь, и ее, конечно же, обманывали, беря с нее вдвое, втрое дороже. Скоро сумка ее наполнилась всякими ненужными вещами.
Дошли до базара, и донна Тереза остановилась, словно закаменела. Сколько рядов торговок! И возле каждой горы всяких овощей и удивительных, не виданных ранее плодов. Грейпфруты — с детскую голову, гроздья бананов — только вдвоем донести…
— Тутти-фрутти! Тутти-фрутти!.. — шептала она и почти дрожала от восторга. Сорвалась вдруг с места: — Коко! Коко! Какие огромные! Янг, давай выпьем сока из этого кокоса, я слышала, что это очень вкусно!
Она выбрала два самых крупных и зрелых кокосовых ореха и подала продавцу, чтоб вскрыл их. Но тот сказал, что в таких уже не будет сока, в них твердое ядро, и выбрал орехи сам, ловко срубил с них маковки, подал.
А дальше пошло-поехало. Итальянка набрасывалась на бананы, сырые и жареные, закрывала глаза от удовольствия: «Грандиозо!» Угощала и Янга: «Премиё! Премиё!» Пару кокосовых орехов и фунта четыре бананов запихнула в мешок и дала его нести Янгу. Попробовала она и папайю, рамбутан, мангис, дуку, опять совала кое-что в мешок, и тот разбухал и разбухал. «Тебе не тяжело, миленький?» — спрашивала каждый раз и тут же забывала об этом. Соблазнил ее один продавец и дурианом. Донна Тереза, хоть и сморщила от неприятного запаха нос, отважно куснула белую мякоть ломтика, пососала косточку. И застыла с гадливой гримасой, раскрыв рот и крепко зажмурившись. Сплюнула под ноги, начала ногтями очищать язык, вытирать и его и пальцы платочком, потом отшвырнула платок в сторону: «Ой, коко! Коко!» Янг догадался, принес раскрытый молодой кокосовый орех, чтоб прополоскала рот. Вокруг уже хохотали: «Синьора, надо съесть весь плод, тогда почувствуете настоящий вкус!» — «У меня вкуснее, купите еще и у меня!» Сбежались мальчишки, гладили Тото по голове, дергали за хвостик. А тот парень, что дал ей попробовать дуриана, разрезал его на куски и со смаком, с величайшим наслаждением выскребывал мякоть ножом, запихивал в рот, словно делал живую рекламу фантастическому плоду.
— Это издевательство над человеком! Даже мой Тото не станет есть такую мерзость! Это малина с чесноком, перцем и клопами!
Чем сильней она возмущалась, тем громче хохотали зрители и продавцы. Под этот хохот они и ушли.
Не прошли и половины базара, как в мешок уже ничего нельзя было втолкнуть, а сама синьора так напробовалась всяких «тутти-фрутти», что ей стало совсем плохо. Отдала Янгу и сумку.
— Аванти, Янг! Вперед! В отель! — и часто зацокала каблуками.
— Ну вот… Поко а поко[7] и пришел! — услышал Янг за своей спиной голос синьоры Терезы и вздрогнул. Изнемог уже, стоя на солнцепеке у дверей отеля, а Тото лег на бок и вытянул все четыре лапы, будто собрался издыхать. Внутрь, в вестибюль войти с собакой он не осмеливался. — Какой ты браво, молодец! Иди же скорей! — голос синьоры звучал уже веселей.
Вошел в вестибюль и сразу протянул мадам Ой и собачий поводок, и сумку, и мешок.
— О, нет, нет! В номер, пожалуйста! Я тебя очень прошу!
А когда вошли в номер, добавила:
— Грацие, милый! Большое спасибо! Но ты не покидай меня. Мне так грустно одной, я у вас чувствую себя сиротой, как и ты. Я пропаду без тебя! И Тото пропадет! Ты только погляди, как он печалится, плачет… А к шести часам мы должны быть в порту, в половине седьмого теплоход отправляется на Рай. Я тебе уже за все сразу заплачу. Слушай, а может, ты со мной и на Рай поедешь? И мне и Тото так нужна близкая душа!
— У меня нет денег на билет, — ответил Янг, едва скрывая радость: неужели так просто ему удастся попасть на Рай? Даже прямо сегодня?
— Грацие а дио! Слава богу, у меня еще есть чем заплатить за удовольствие. А ты мне доставляешь одни только удовольствия. Побудешь моим пажем.
Что такое паж, Янг не знал, но лег на диван с удовлетворением. Тото примостился рядом. Немного дремали, немного наблюдали за синьорой Терезой. А та ходила по комнате, по спальне полураздетая, не стесняясь Янга, готовилась принять ванну. Плюхалась в ванне долго, потом вышла, намотав на голову полотенце в виде чалмы. Халатик ее был очень коротенький, будто не на нее сшитый. Она грациозно подсела к телефону, закинула ногу на ногу, заказала в номер обед.
Почти все, что привез официант, скормила Янгу: «Ты такой магро… худой!» — и Тото, а сама выпила всего две малюсеньких рюмочки вина.
Синьора присела в спальне к туалетному столику с трюмо, принялась прихорашиваться, а Янг лежал в комнате на диване, забавлялся с Тото и думал, что может и неплохо побыть этим самым… как его… пажем?
Потом он ходил искать такси для синьоры, потому что на обычной трехколесной моторной коляске с тентом, управляемой рикшей, все чемоданы и чемоданчики, баулы, коробки и сумки донны Терезы отвезти в порт было невозможно.
В порту, пока шофер помогал мадам Ой управиться с вещами и оформить проезд для Янга, сам Янг в последний раз прогуливал собаку и отчаянно вертел головой во все стороны, Абдуллы нигде не было видно! Подозвал к себе мальчика-лоточника, немного уже знакомого, спросил, знает ли он Абдуллу.
— А кто его не знает! — ответил тот и присел — погладить удивительную собаку.
Янг попросил передать Абдулле, что он сегодня перебирается на Рай.
— Понял? Пусть ищет меня в дельфинарии, у брата.
Мальчик кивнул, подергал Тото за косматое ухо и исчез в толпе.
Теплоход был небольшой. Сразу, как взойдешь на борт с трапа, можно либо спуститься в носовой или кормовой салоны, либо подняться на палубу — на переднюю или заднюю площадку. На обеих площадках стояли решетчатые скамьи, многие пассажиры-туристы облюбовали себе места там. Один седой и худой европеец стоял на носу теплохода, как орел, дышал, обдуваемый свежим ветром, с таким удовольствием — даже ноздри раздувались. Все были одеты просто, по-дорожному, и трудно было отличить миллионера от не миллионера.
Теплоход загудел, застучал мотором сразу, как только подняли трап. От причала отползал задом и медленно, чадя черным дымом. На рейде развернулся и взял курс на Рай.
Синьора Тереза сидела возле своих вещей в кормовом салоне и все пересчитывала их по пальцам, все не могла проверить, сколько у нее было и сколько мест осталось: одиннадцать или тринадцать? Янг, взяв на руки Тото, разгуливал по теплоходу. Из кормового салона перебрался было в носовой, потом вылез на переднюю площадку. Там в лицо бил упругий ветер, и надо было сильно жмуриться, чтоб он не высекал слезы из глаз. Опершись на поручни и свесив голову, видел, как взвихривается дугою пенистый ус, лижет щеку теплохода. Встречные волны разбивались о нос, брызги взлетали выше поручней. За кормой кружились чайки, садились на широкий бурунный след, хватали оглушенных рыб.
Постоял и возле капитанской рубки, разглядывая сквозь широкое стекло, как мужчина в морской фуражке, но без кителя, в одной белой рубашке с короткими рукавами, покручивает рулевое колесо-штурвал. Как хотелось Янгу быть на его месте, покрутить этот штурвал! Почувствовать самому, как махина теплохода слушается тебя: «Лево руля! Право руля!» Или хотя бы постоять рядом с капитаном, поглядеть сквозь это стекло вперед, и то был бы счастлив. Наверное, очень потешный был у него вид, потому что капитан сочувственно подмигнул ему и улыбнулся. А может, не ему, а Тото? У того был очень комичный вид, язык, высунутый чуть ли не на пядь, мотался, как плохо привязанный.
Янг хотел и сам усмехнуться доброму капитану, но увидел нечто странное: в рубку вошел еще один человек, молодой китаец. Капитан, не оборачиваясь, что-то сказал ему, видимо, думал, что это свой — помощник или машинист. Как вдруг капитан вздрогнул, лицо его вытянулось и посерело. Торопливо, словно уколовшись, взглянул на свой бок, под руку, и снова стал глядеть вперед. Губы капитана дрожали, лоб покрыли капли пота — как жемчужины. «Что с ним? Может, плохо стало?..» — Янг тоже бросил взгляд туда, на правый бок капитана. Там было темно, и Янг придвинулся ближе к стеклу. Увидел: китаец тыкал капитану в бок револьвером с какой-то трубкой-насадкой — может, глушителем? Китаец держал револьвер в левой руке, а правой с силой обрывал какие-то провода и антенны…
У Янга от страха присохли к палубе ноги. Он видел: капитан отрицательно качает головой — не соглашается на какое-то требование китайца. Тихо щелкнул выстрел, потом другой — по радиопередатчику. Курортники ничего не услышали. Янг успел еще заметить: китаец не дает капитану упасть, подталкивает к штурвалу, чтоб поворачивал туда, куда надо было бандиту.
В это время со скамьи вскочил молодой человек, приблизился к Янгу, схватил его за локоть и повел перед собой в кормовой салон, столкнул по ступенькам вниз. Падая, Янг крепко ударился, но тотчас вскочил на ноги, оглянулся. Тот, что спустил его по ступенькам, вместо пальца приложил к губам дуло пистолета — «Тс-с-с!». В это время открылась дверь из машинного отделения, показался машинист или помощник капитана, рванул дверь рубки со словами: «Отклоняемся от курса! Что случилось?» Навстречу ему из рубки два раза выстрелили, помощник схватился за живот и упал под ноги молодому бандиту. Тот оттолкнул убитого от себя и стал возле дверей машинного отделения, следя, чтоб больше оттуда никто не вышел.
Янг присоединился к синьоре и оторопело глядел, что будет дальше. В салоне уже судорожно всхлипывали-стонали от страха. "Мадонна миа! Мадонна миа! Такая траджико морте[8]! И нас… могут… морте…" — шептала синьора Тереза.
Тем временем в дверях машинного отделения показалась еще одна голова — матроса, и бандит, торчавший у двери, ударил его рукояткой пистолета по голове, и тот осел, исчез с глаз. Тогда бандит стал спихивать в те двери, вниз, и убитого. А в салоне в это время плакали женщины. С одной сделалась истерика: судорожно всхлипывая и рыдая, она вскрикивала: «Мамочка моя! Деточки мои!» Мужчины пытались громко протестовать, мол, будут жаловаться, как только теплоход… Однако стоило грабителю, стоявшему у дверей, грозно шевельнуть пистолетом, чтоб все тотчас умолкли.
— Сидеть и не шевелиться! Вещей не трогать! Стреляю без предупреждения! — и тут же стрельнул по сумке одной дамы, которая пыталась пододвинуть ее ближе к себе: — Я же сказал не шевелиться!
Из капитанской рубки вышел первый бандит, подался в носовой салон, где началась какая-то заварушка, послышались те же угрозы: «Не вставать! Не шевелиться! Пристрелю на месте!»
В окно салона Янгу видно было, как тает на горизонте остров Главный, как маячат вдалеке рыбацкие моторные и парусные баркасы и джонки. Рыбаки занимались своим делом, и ни один не подозревал, что делается на теплоходе.
«Куда мы плывем? Куда приказали держать курс? Надолго ли хватит сил у раненого капитана?» — тревожился Янг.
«Отвезут подальше в сторону, ограбят и потопят… Подорвут вместе с кораблем! А тут и путей морских нет, никто не будет искать…» — шептались в салоне.
А теплоход все плыл и плыл в сторону Голубого острова, и даже самых высоких деревьев Главного уже не было видно — растаяли в дымке.
Откуда взялся черный катер с пулеметом на носу, Янг не заметил. Глянул в иллюминатор тогда, когда другие пассажиры усердно завертели головами, пристально следя за маневрами катера. А тот сделал один круг около теплохода, будто брал его в петлю, сделал другой. Люди, стоявшие возле пулемета на катере и вдоль бортов с оружием в руках, махали этим оружием капитану, чтоб застопорил ход. И теплоход вскоре остановился, тихонько закачался на волнах. Черный катер тотчас подплыл к правому борту, с катера на теплоход полетели веревки с четырехлапыми крюками на концах. Пираты подтянули и пришвартовали свой катер вплотную, ловко, как коты, перебрались на теплоход. Каждый держал в руках мешок из пленки и оружие — пистолет или автомат, все мгновенно рассыпались по салонам и палубам. Пираты не все были с виду китайцами, были и похожие на малайцев.
В короткой суете, когда было отвлечено внимание того, что стоял у двери в машинное отделение, донна Тереза успела сорвать с пальца один перстень с бриллиантом, бросить его в кошелек, а кошелек сунуть под Тото в изгиб Янгова локтя.
И тут снова прогремел выстрел — пальнул тот, что стоял у дверей машинного отделения. Женщина, начавшая заранее вынимать из уха золотую сережку, ойкнула и схватилась за руку — из-под пальцев заструилась кровь.
— Сидеть смирно! Не шевелиться, пока до вас не дойдет очередь! — прокричал бандит.
Пираты управлялись быстро. У кого перстенек не снимался, силой сдирали чуть ли не с кожей. У одной женщины так рванули сережку, что по шее потекла кровь. В мешки летели перстни, кулоны, колье, браслеты, крестики с цепочками, жемчужные ожерелья, деньги. Выворачивались сумки, даже некоторые чемоданы, баулы и коробки, но в тряпках долго не копались, и самих тряпок не забирали. И без них мешки наполнялись быстро. Янг с ужасом ждал приближения пиратов, кошелек жег руку.
— Икскьюз ми! Миль пардон, мадам! — от почтительного тона пиратов по спине бежали мурашки.
Янг видел только глаза, глаза, глаза… Вытаращенные, полные страха глаза пассажиров. Даже всхлипов больше не было слышно, лишь полузадушенное «гмг… гумг…» — люди боялись открыть рот. У многих были вставлены золотые зубы или коронки — хоть бы их не вырвали!
Синьора Тереза сняла с себя украшения быстро, за что заслужила глумливую благодарность-поклон: «Мерси боку! Сенкью вери мач!» Янга пират согнал с места, думал, что-нибудь спрятано под ним. А под собаку поглядеть не догадался!
Минут через десять грабеж окончился, отовсюду послышались выкрики пиратов: «Все! Закругляйтесь, черепахи! Отчаливаем!» Потом — топот ног, скрежет снимаемых крюков… Густой рев мотора черного катера.
Кто-то запоздало завопил-закричал:
— Радио! Быстрее по радио передать, полицию вызвать!
— Разбито уоки-токи, прострелено! — ответил ему другой голос.
Из машинного отделения вылез перепуганный матрос с засохшими потеками крови на лбу. Открыл капитанскую рубку… Капитана возле штурвала не было, лежал на полу.
— Врача надо! Нет ли среди вас врача?! — кричал матрос, вытаскивая из рубки капитана. «Врача! Врача!» — повторили его просьбу многие голоса, даже наверху, на передней площадке.
Врач нашелся — женщина. Она быстро спускалась по ступенькам с передней палубы, а за нею шел толстенький человечек, наверное муж, просил: «Элен, не надо! Не ходи, какое тебе дело до всего этого? Может, они еще вернутся!» Но врач шла за матросом в кормовой салон, куда тот перенес капитана и положил на скамью. Женщина-врач, бросив сумку на руки толстяку, молча лила на свои ладони духи или одеколон, мыла им руки: «Разденьте его!» Перед нею расступились, пропуская к капитану, и опять скучились, и потому поглядеть, что она будет делать с раненым, Янг не смог. Если бы собаки не было на руках.
Матрос выбрался из толпы, стал к штурвалу. Теплоход набрал скорость, лег на нужный курс.
— Янг? Где ты, Янг? — испуганно кричала синьора Тереза, и ему пришлось выйти из толпы. — Садись, миленький, вот сюда! И никуда не уходи, а то я с ума сойду! — приподняла Тото и вынула из-под него кошелек. — Мои диамантэ… бриллиантэ… Золотые вещи… Еще немного, и эти бандиты сделали бы меня нищей. Вы спасли меня от разорения! — она поцеловала Тото в нос, а Янга в щеку… — Даже не верится, что спаслись от смерти… — И она с опозданием заплакала-зарыдала.
— Ты же, гляди, приходи назад! Навести брата, передай ему мой привет — и возвращайся! Сколько брату лет — всего двадцать? Как жаль, а мне за тридцать… Только ты об этом никому не говори, хорошо? Запомни номер комнаты — триста семнадцать… Отель «Морская лилия…». На вот тебе на мороженое… — синьора Тереза дала ему три доллара. — Потом я рассчитаюсь с тобой лучше… О, я тебя не обижу! Я тебе сделаю такой подарок — тебе и не снился такой! — соблазняла «мадам Ой», она не очень верила, что Янг вернется к ней. — А риведерчи, миленький!
Первые, самим заработанные деньги… Янг почувствовал себя совсем взрослым и самостоятельным.
Пока бежал в дельфинарий, мороженое покупал два раза. Никогда в жизни не пробовал его — вкусное!
Кого ни спрашивал, все знали, как пройти к дельфинарию, все показывали дорогу правильно. Но подошел к воротам и увидел, что они связаны цепью, на которой висит замок.
Постоял, печально поглядел сквозь решетку на то, что было на территории дельфинария. А видел только густые кусты и деревья — парк. Сквозь листву чуть-чуть виднелись круглые бока какого-то не очень высокого строения с оконцами-иллюминаторами.
И в это время дверь проходной заскрипела, из нее вышел человек с ружьем за спиной, еще не очень старый.
— Ты кого тут высматриваешь? Все давно закрыто… Утром приходи, — сказал человек.
— Где-то тут брат… Сказал — ищи меня в дельфинарий… Радж.
— Ах, Ра-адж?! Так бы и сказал… Нету его, в город ушел. Ты можешь войти, подождать, если хочешь. — Человек вошел в проходную, начал отпирать наружную дверь. — Ну, чего переступаешь с ноги на ногу? Боишься меня?
— Я не боюсь, — Янг вошел, и человек снова запер двери.
— Я сторожем тут… Хочешь — пойдем со мною, я обход территории начинаю. Заодно и расскажу, что знаю… Меня Малу зовут, просто Малу. Радж у нас фигу-ура… Во! — показал он большой палец. — Не то что некоторые… Вот я, скажем, кто? Простой сторож. А Радж меня за человека считает, не так, как некоторые. Потому я его и люблю… Ты надолго к Раджу? Насовсем?! А как ты сюда добрался? Один или с отцом?
Пришлось немного рассказать Малу свою историю.
— Ай-ай… А Радж мне ничего не говорил. Вижу только — печальный, очень печальный, переживает все. А не говорит.
Сначала ходили по зеленой зоне, по аллеям. То тут, то там попадались павлины — расхаживали по дорожкам и лужайкам, тянули длинные хвосты, пробовали взлететь на дерево. Один распустил хвост — и Янг замер на месте. Такой красоты сроду не видел.
— Райские птицы… Райские на острове Рай… — зашептал в восторге.
— Не-е, райские не такие. У тех перья всеми цветами радуги переливаются, а больше перьев розово-оранжево-золотистых. Если повезет, то увидишь.
Подошли к тому круглому строению, что увидел из-за ворот. Необычные круглые окна, точно иллюминаторы на корабле. Заглянул в одно из них и ахнул: в доме воды было налито почти до самого верха. И чего там только не плавало! И рыбы всяких размеров и цветов, и небольшие черепахи, лангусты ползали, под камнем свернулся спрут.
— А черепахи тиною заросли! Водоросли на себе таскают, маскировку, — не выдержал Янг.
— У нас и большая черепаха есть, слоновая называется, — сказал Малу. — Говорят, ей сто лет.
Старая черепаха жила в загончике под фикусом. Вровень с землей там была вкопана и ванночка с водой. Черепаха как раз сидела над ванночкой, широко расставив ноги, и стонала. Возле ее слезящихся глаз роились мухи. «Бедная!» — пожалел ее Янг.
Интересно, такие ли приплывали на их Биргус откладывать яйца? Не раз с мальчишками и Натачей ходили с корзинками собирать их. Места кладок легко можно было найти по неуклюжей маскировке, по следам, которые оставляли черепахи, снова карабкаясь в море. Ребятишки никогда не забирали всю кладку, брали только по пятнадцать — двадцать яиц. А их у каждой черепахи, говорят, бывает до сотни штук. Остальные закрывали песком, чертили крест — знак, что тут нельзя больше брать. Какие богатые яичницы жарили в те дни матери! И сами ели вволю, и даже свиньям скармливали… Когда наставало время вылупливаться молодому потомству, на берег выходили и старые и малые, дежурили возле каждого гнезда, отгоняли фрегатов, кайров, чаек, не давали хватать детенышей. Зеленые, похожие на лягушек, они выбирались из-под песка и — дай бог ноги! — торопились к прибою. Будто сами знали, что их спасение в воде…
— Вот и дошли, — прервал его воспоминания Малу.
Янг вздохнул: родина, милая родина, никогда уже не удастся увидеть ее!
— Вот, гляди! Это трибуны, человек двести пятьдесят — триста вмещают… А это бассейн… А вон дельфины плывут, увидели нас…
Янг не верил своим глазам: вот эти серо-синие сытенькие тела и есть самые настоящие дельфины?! И так близко?!
— Клювы повысовывали из воды, разглядывают нас! Ха-ха, на бортик головы кладут! А они выскочить не могут? — присел возле бетонного барьера Янг, протянув под красно-желтые перила руку, желая достать до дельфина.
— Они только вон на тот помост под вышкой выскакивают. Это входит в программу представления. Прикажет Судир, покажет рукой — они выскакивают и ложатся как бревна.
— А они не кусаются? Столько зубов острых, и все одинаковые, жевательных нет.
— Не кусаются, можно потрогать за рострум, погладить.
— У них клювы тоже кожею обтянуты, не голые! А тело какое гладенькое, точно отполированное! И не теплое, а холодное! А Радж говорил, что они теплокровные животные.
— Теплые. Но попробуй дощупайся до тепла, на них жира, как на свинье.
— Ой, и маленький есть! Во, во, улыбается нам! Как дитя улыбается во сне! А из глаз вода течет… Может, он так плачет?
— Никто не знает, когда они смеются, когда плачут. А этого малыша зовут Боби. Была еще малышка, Джейн, — погибла. Отойдем, а то еще увидит Судир, крику не оберешься. Не любит он, если посторонний забавляется с дельфинами. Он сегодня еще не ушел… Вон, слышишь? Голоса в «резиденции».
Обходили бассейн вдоль трибуны, а Янг разглядывал дом на том берегу. Странный дом, есть только торцевая стена, а боковых почти нет, крутые скаты крыши под розовым шифером начинаются совсем низко от земли. На уровне второго этажа на скатах крыши торчат, похожие на собачьи будки, окна.
— Вон там Радж живет, сбоку, где средние двери, — показал Малу. — Там такая кладовая-склад, он в кладовой и живет. — Помолчал и добавил: — Что-то Судир сегодня долго тут…
И только успел он это проговорить, как распахнулась дверь под вышкой. К нижнему помосту, на который выскакивают из бассейна дельфины, вышел европеец в синей кепочке с длинным козырьком, следом за ним — Судир. Он был на голову ниже белого, смуглый и костлявый.
Что-то дрогнуло у Янга в груди. В высоком крупном человеке он узнал Пита. Того самого Пита, который с напарником шарил на озере Горного острова, искал золото.
— Ты чего сжался? Судир не видал, как ты гладил дельфинов, не бойся.
— Я… так… А куда в городе пошел Радж?
Малу не успел ответить, его в эту минуту громко окликнул Судир:
— Эй, ты! Выпусти мистера Уилсона.
Малу не понравилось это «Эй, ты!», будто у него не было имени. Вздохнул.
— Янг, ты это… Можешь подождать Раджа тут, а нет, так пойдем со мной. Чаем угощу… Ты пил когда-нибудь настоящий чай? — Малу, говоря это, ждал, пока мистер Пит Уилсон перейдет на своих длинных ходулях мостик.
— Радж не сказал, куда пойдет? — снова спросил Янг, не ответив на предложение сторожа.
— Где-то в ресторане или в баре твой Радж. К нему земляк заходил. С земляком и ушел.
— А кто… земляк? Не называл его?
— Почему же… Знакомил меня: Пуол, или как его…
— Пуо-о-ол?! Сюда уже добрался? — Янга словно по голове чем-то стукнуло.
Он кинулся по кустам к забору. Ловко, как обезьяна, вскарабкался на него. Миг — и был уже на той стороне.
Что-то кричал ему вдогонку Малу, но Янгу было не до него.
Пуол. Пакостник и гад, он ведь не просто так перебрался сюда. Что-то уже надумал, Янг нутром чувствует, что над братом нависла опасность. Какая? Да какая бы ни была, а Раджа надо предупредить. Только куда сначала кинуться?
Не каждый рыбак, кто в мокрых штанах. Пуол убеждался в этом все больше и больше. Какой он наивный, какой глупец! Хотел с тенниской заявиться в дельфинарий, к Раджу, показать ему, ненароком спросить — не знает ли, чья она? Он же всех сотрудников там знает. Радж Синх… Радж Синх… «Р.С.», «R.S.». Могла и ему принадлежать тенниска. Не раз видел на нем такую — с эмблемой дельфинария… «Проклятая, проклятая, проклятая…» — даже зубами заскрежетал. Тенниска уже так жгла живот, что выдержать было трудно.
Едва полицейские высадили его в порту Рая и даже издевательски помахали на прощанье, Пуол направился к переполненной мусором бочке из-под бензина, от которой несло смрадом. Распугал скопище котов, огляделся по сторонам и сунул тенниску под мусор.
«Нельзя Раджу показывать. Сразу вызовет подозрение, насторожит: „Откуда она у тебя? Кто передал?“ Я же не могу сказать, что „Белая змея“ да а что сам нашел, не поверит…»
«В дельфинарий не один Радж работает. Инициалы могут совпасть полностью. Скажем, какой-нибудь Сулейман Раджа или Радхакришна. Или еще как… Укокошишь не того, а задание так и останется невыполненным. Тогда пощады от Чжана не жди…»
«Если бы как-то начать разговор на эту тему… про тенниску. Спросить, не терял ли кто… И при каких обстоятельствах это случилось…»
«Приглашу Раджа в ресторан, напою. У пьяного можно что хочешь выпытать. Ну, а если окажется, что это его тенниска? Как поднять руку… убить? Вместе росли, вместе ходили. Да и оружия у меня никакого нет, даже складной нож отобрали… Идти бы по какому-нибудь пустырю ночью… И камнем — трах! Но не такой Радж простачок, чтоб завести его куда-либо… Напоить, напоить под завязку! С пьяным легче справиться. Его и утопить можно. Скажу, пойдем купаться, охладиться надо после ресторана. И… Кто докажет потом, помогли утонуть или сам утонул. А можно и ссору затеять, напившись, придраться к чему-то, разозлить его. И… бутылкой по кумполу! Пьяная драка, с кем не бывает. Если и схватит полиция — выручат… своего. Тот офицер выручит… Скажу: позвоните по телефону 11-00-22, не то будете иметь неприятности… А как фамилия офицера? Вот балда, фамилии не спросил. Хотя — он мог и не сказать ее».
Расспрашивал, где дельфинарий. Купил билет на последнее представление. Перед началом ходил по территории, разглядывал малый бассейн с рыбами и черепахами — и не видел того, что разглядывал.
Направился к трибунам главной арены. Ходил там, посматривал по сторонам, приглядывался к тем, кто подходил и занимал свои места. Ему казалось, что среди зрителей есть полицейский агент, следит за ним. А что есть люди от «Белой змеи» — не сомневался. Видел худенького, похожего на заморыша, парня по ту сторону бассейна, он принес лоток с нарезанными тунцами, поставил возле помоста на том берегу. Дельфины сразу закружили, заныряли возле того места, полезли головами на борт бассейна, ожидая подачки. «Как голодные собаки…» — подумал Пуол. Приблизился к горбатому мостику из толстых бамбучин, перекинутого аркой через воду. Вход на него был загорожен низенькими, на всю ширину мостика, воротцами. Мимо прошел невысокий человек с дипломатом в руке, обжег Пуола пронзительным взглядом черных глаз, и у него даже под ложечкой похолодело. Мужчина открыл воротца рывком, как хозяин, тут же и закрыл за собой, быстро скрывшись в дверях под вышкой. За каналом в кустах промелькнул еще один человек, но он не был похож на Раджа.
Не появился Радж и во время представления с дельфинами. Прислуживал человеку с пронзительными глазами тот тощий парень.
Пуол сел на свое место и больше следил за публикой, чем смотрел на дельфинов. Завидовал он этим богатеям-туристам лютой завистью. Не мог Пуол так беззаботно, как они, восхищаться всякими штучками дельфинов, хлопать в ладоши, как артистам.
Ему не сиделось, будто на скамье под ним были острые ракушки или его кололи снизу лиановой колючкой, хотелось все время оглядываться, внезапно поймать один из тех взглядов, что кололи затылок. Но не поймал ни разу. Зрителям было не до него, их занимали только дельфины.
Едва дрессировщик раздал сувениры, выкрикивая номера рядов и мест, Пуол вскочил, заторопился. Наступая людям на пятки, обошел бассейн.
— Эй, друг! Подойди сюда! — позвал он худенького парня, а сам начал открывать красные воротца на мостик.
— Сюда нельзя. Что вы хотите? — Парень подошел, закрыл воротца, запер на задвижку.
— Тебя как зовут?
— А вас?
— Ты мне еще своего имени не сказал, а уже…
— Гуго. А что?
— Очень красивое имя. Мне надо Раджа увидеть. Мы земляки, друзья.
— Он еще не скоро вернется. Полез под воду с туристами.
— Как это… под воду?
— Ну как — с аквалангом…
— Жаль… А ты что тут делаешь?
— Хватает чего, — Гуго хотел уйти.
— Подожди! Где можно достать такую тенниску с эмблемой, как у тебя.
— Нигде. Это нам мистер Крафт выдает как форменную одежду. Будете тут работать, даст и вам.
— Да не выкай ты! Мы же почти одногодки… А что, тут есть места свободные?
— Если бы были!
— А много тут людей работает?
— Сколько надо.
— А есть ли у кого-нибудь по две, по три таких тенниски?
— Может, и есть, если не износил.
— А у тебя? Ты не продашь мне?
— Нет у меня. Вот пристал. Иди, представление закончилось.
— Я не пристаю. Ты можешь мне посоветовать, к кому обратиться? Чтоб тенниску купить… Ну, одного я уже знаю — Радж Синх. Даже двоих — и тебя…
— Ну, Судир еще, Судир Рам. Потом…
— Гу-го-о! — послышался из-под вышки зычный, точно металлический, голос. — Мерзавец, где ты пропал?
— Судир зовет… — прошептал побелевшими губами Гуго.
Он побежал на крик, а Пуол постоял, чувствуя слабость в руках и ногах. "Судир Рам… Рам Судир… Это же те самые инициалы — «Р.С.», «R.S.». Вот тебе и нашел… А что, если этот «R.S.» не Радж, а Судир? Или, может, даже третий и четвертый есть? И опять похолодело в груди, вспомнился его змеиный взгляд. Нет, с ним он не хотел бы иметь дело.
«Сволочи! Все сволочи! Даете задание, так давали бы и чем его выполнять! Дали бы пистолет, так я из-за угла всех бы тут перестрелял… Быть не может, чтобы не попался тот, кто нужен! И, главное, издалека убивать не страшно — вроде как и не ты…»
Пошел побродить по городу, рассчитывая вернуться часа через два.
Рай ему понравился больше, чем Свийттаун. Столько беззаботного люда с раскрытыми ртами. Не будешь сам разиней, так можно и хорошо поживиться. И он заглянул в бумажник, который успел вытащить из заднего кармана шортов одного туриста. Ого! Под сотню долларов… И какие-то документы в другом отделении.
Снова подходил к дельфинарию и чувствовал не счастье удачи, а знакомый холодок в груди. «За каким чертом он зацепил того Гуго, полез с расспросами о тенниске. Может, сбегал к Раджу… Или к той змее… Разболтал все. Радж будет уже настороженным. Как с ним повести себя сначала, о чем говорить?»
Первым, кого Радж увидел, выбравшись из воды на мыс Когтя, был Гуго. Парень, наверное, растерялся, увидев три одинаковые фигуры в черных с желтыми полосами по бокам гидрокостюмах с оранжевыми баллонами за спиной. Все почти одновременно встали из воды. Заколебался, к кому кинуться? И только когда Радж стянул с лица маску, подбежал к нему, ухватился за акваланг — помочь снять, донести до дельфинария.
— Ты не мне… Вот ей помоги, если хочешь, — Радж кивнул на самого маленького подводного путешественника — девушку. Руки у нее были заняты, в каждой держала по обломку коралла, белого и розового. Костюм ей был велик, и на ногах разбухли, обвисли складки — набрала воды.
Гуго помог девушке снять с себя акваланг, надел его ремни на левую руку, подождал, пока Радж отстегнет и снимет с ног ласты. А в это время третий путешественник помог своей напарнице освободиться от ластов, и все пошли к главной арене. Молодая пара шла к зданию первой, ноги они ставили еще неуверенно. Спутник девушки шагал сгорбившись, не снимая акваланга, в руках нес свои и малышкины ласты и маски, палки с заостренными металлическими шпеньками — пики от акул. Все молчали. Раджу знакомо было это ошеломление, растерянность подводных путешественников. Они все еще мысленно были там, в глубинах моря, никак не могли опомниться от того невероятного, что увидели и почувствовали под водой.
— Душ — первые двери слева, не забыли? — напомнил Радж по-английски. Молодые люди не оборачиваясь покивали головами в знак согласия.
— Откуда они? — тихонько спросил Гуго, идя рядом с Раджем.
— Австралийцы. Медовый месяц в путешествии проводят… — так же тихо ответил Радж и громко добавил по-английски: — Акваланги оставьте на скамье, костюмы — в душевой.
— Гу-уд, — на этот раз турист коротко взглянул на Раджа.
Прошли еще немного молча, голый песок кончился, начались кусты и деревья, от дорожки их отделяли дуги из бамбуковых прутьев, воткнутых концами в землю.
— Ты уже все сделал? — спросил Радж, сбрасывая акваланг на скамью возле зелени. Таких скамеек было три, каждая скрывалась под навесом магнолий, в солнцепек тут было уютно.
— Еще дельфинов докормить надо и «резиденцию» Судира убрать. Большим господином стал, требует, чтоб я каждый день у него вытирал пыль, как в кабинете Крафта… Закрылся с каким-то американцем или англичанином. Рюмки звенели…
— Ого! На него это не похоже.
— Я подметал под вышкою, так прогнал. То ли чтоб не пылил, то ли чтоб не подслушал ничего… Ага, чуть не забыл: про тебя земляк спрашивал. Сошел с трибуны, должно быть, смотрел представление. Не понравился он мне: глазки бегают, как у вора, головою вертит.
— Пуол?!
— Не назвал себя, а мое имя спросил. Все интересовался, кто тут работает, кого как зовут. Спрашивал, по сколько теннисок мы имеем с эмблемою, можно ли где-нибудь купить.
— Интересовался теннисками?! Вот оно что… И кто бы мог подумать!.. Неужели он… — удивился вслух.
— Ты о чем? — в глазах Гуго отразилось недоумение, даже испуг.
— Ничего, ничего… Это я, наверное, устал сегодня. Еле выгнал туристов на берег. Воздух кончается, а им все мало: еще это, еще то, еще вот сюда… — Радж расстегнул на груди «молнию», распахнул рубашку-камзол, вытянул руки: — Помоги снять.
Гуго стягивал камзол, рукава закатывались, выворачивались наверх желтым.
— Никак не представляю, как костюм помогает под водой. В него же все равно набирается вода.
— Немного набирается. Но та, что набирается, нагревается от тела, а свежая почти не поступает. Совсем без костюма окоченеешь, — сказал Радж.
— Чем ты моешь внутри? Я так порошком… Может, помочь тебе?
— Я сам… Ты акваланги только разбери. Не говорил земляк этот — придет еще?
— Не говорил. Наверно, придет.
Гуго разобрал на скамье акваланги, разложил части.
— Ну, спасибо, братец, — Раджу хотелось побыть одному, подумать обо всем. Но Гуго не уходил.
— Знаешь… — приглушил он голос до шепота. — Я немного слышал, о чем Судир с тем говорил. Про дельфинов говорили… Но по-английски, так я мало понял. Гость что-то назовет, какую-то цифру, а Судир: «Ноу, ноу, ноу…» — и свою цифру называет. Торговались о чем-то… А еще, знаешь, откуда хорошо слышно, что в резиденции делается? Из душевой, оттуда, где шкафчики стоят.
Радж успел сказать: «Инте-ересно!..» — и увидел, что с той стороны к бассейну подходят Малу и Пуол, у землячка в руках какой-то газетный сверток. Гуго прошептал: «Тот самый…» — и пошел к дельфинам — докармливать.
Радж отстегнул с правой голени ножны с крисом, начал быстро скатывать с себя штаны, присел на скамью. Пока Малу и Пуол перебирались через горбатый мостик, он стоял уже в одних плавках. Малу поднял руку, приветствуя Раджа, и повернул к Гуго.
— Здоров был, друг мой! — словно бы обрадовался Раджу Пуол, протягивая руку.
— Здравствуй, — сдержанно подал руку и Радж, проницательно заглянув ему в глаза. Пуол сразу отвел взгляд, посмотрел на Гуго. И снова повернулся к Раджу, сделал приветливое выражение лица:
— Хорошо у тебя тут. Работка по блату!
— А что ты понимаешь в моей работе, что знаешь о ней? Ничего… Так с выводами не спеши.
— По блату, по блату… Мне бы такую работку! Ты бы закинул за меня словечко перед мистером… мистером… как его…
— Крафтом… Нечего закидывать, брать он никого не собирается. Говори сразу, чего хочешь, а то у меня еще много работы.
— Перестань морщиться, как сушеная копра… А может, у тебя зубы болят? Забыл разве, что мы друзьями были?
— Не криви душой. Никогда мы друзьями не были.
— А я к тебе со всей душой… Всегда! Нам и теперь надо держаться друг друга. Хоть и не на Биргусе мы, пораскидало нас, как ветром… Давай зайдем куда-нибудь, посидим, поговорим про житье-бытье.
— Разбогател?
— Г-гы… И плохой кузнец может выковать хорошую вещь, — он развернул газету и похлопал бумажником по ладони. — Для друга мне ничего не жалко.
— На краденые я не привык.
— Фу, слова у тебя какие-то… Просто помог одному толстосуму потратить деньги. Тут у вас такие возможности — у-у-у!.. Так и ты помоги мне от этих денег избавиться, а то у одного силы не хватит.
— Мягкая у тебя циновка, а спать — бока намнешь, — Радж не верил в его добрые намерения. — Садись, — показал он на скамью, — и жди. Мне надо еще помыть костюмы, повесить сушить. — Радж пошел со своим гидрокостюмом в душевую. Уже из душевой в дверное окошко увидел, как Пуол тут же кинулся к ножнам с кинжалом. «Аг-га…» — бормотнул Радж. А Пуол вытянул кинжал, взвесил в руке, полюбовался лезвием и, с лязгом загнав на место, осторожно положил на скамью, сел рядом, нога на ногу, раскинул руки по спинке, задрав подбородок вверх…
Радж отступил, пропуская австралийцев, которые уже сполоснулись и переоделись: «Пожалуйста! Не стоит благодарности! Надумаете, приходите опять — будем рады!» — проговорил он на прощание.
Пуол нетерпеливо вертелся на месте. Время от времени Радж подходил к двери поглядеть, как он себя ведет. И видел, что нервы у земляка на взводе: то стукает пальцами по спинке скамьи, то дрыгает ногой, то похаживает возле скамьи: три шага в одну сторону, три — в другую. Радж прокричал из-за двери: «Ну вот, кончаю!»
Радж вышел, костюмы раскинул по кустам. Части механизмов и баллоны перенес в свою кладовку, разложил на полках сохнуть, сменил плавки, надел праздничные штаны. Хотел и рубашку надеть праздничную, все-таки придется идти в ресторан или бар, но вдруг усмехнулся про себя и натянул на плечи старенькую тенниску с эмблемой дельфинария. Тенниска застряла немного на спине, скаталась, вывернулась изнанка с вылинявшими буквами «R.S.». Так и пошел с сандалетами в руках к Пуолу.
— Обтяни! — повернулся к нему спиной.
— Ага… Сейчас… — Пуол дрожащими руками задергал низ тенниски. Радж усмехнулся и пошел в душ ополоснуть от песка ноги, обуться. На Пуола будто и не глядел, но краем глаза видел, как вытянулось и посерело его лицо.
В дверную щель из душевой еще раз взглянул на Пуола. Земляк то садился, то вскакивал на ноги, потом сел, вытер рукою лоб, вздохнул полной грудью — и раз, и другой, будто задыхался.
«Вот ты и раскрылся, голубчик… Теперь я знаю, что ты за птица…» Но из душевой Радж вышел спокойно, нарочно подошел к лавке: «Ах, забыл!» — забрал ножны с крисом, отнес в кладовку. Вышел, запер дверь на замок.
— Я к вашим услугам, сэр! — и бросил в карман ключ.
Они шли рядом. На улице толпилось много народу, было любимое курортниками время вечернего моциона, самый разгар работы ночных торговцев. Поэтому идти рядом было трудно, часто прохожие разъединяли их, словно клиньями, в разные стороны. Ни Раджу, ни Пуолу не хотелось оказаться позади или впереди. Пуол оживленно размахивал руками. Оба были неестественно возбуждены, и никто бы не мог подумать, что это шли уже два смертельных врага. Поединок между ними мог вспыхнуть каждое мгновение, и только он мог положить конец охватившему их напряжению.
Пуол говорил и говорил и жестикулировал так, будто отмахивался от москитов, либо показывал кому-то дорогу, или расталкивал людей в стороны. И все для того, чтобы приглушить бдительность Раджа, чтоб тот расслабился, отбросил свои подозрения.
А Радж уже успокоился, был в полной готовности нанести молниеносный удар любым способом — ногою, кулаком, ребром ладони, локтем, головой. Следил краем глаза за Пуолом: кажется, в его карманах ничего нет, большой бумажник несет завернутым в рваную газету. А хоть бы и было что, Радж уверен — с Пуолом справится. «Разве только яду какого-либо сыпанет в питье… Придется быть настороже, от стола не отпускать. Место, где сядем, выберу сам. Может, даже в „Летучую рыбу“ заведу… Будем сидеть, а тут вдруг Амара: „Здоровы были!“ Вот Пуол закрутится…»
Сзади послышался свист, гиканье. Оглянулись: посреди улицы мчались двое рикш, у одного коляска двухколесная с оглобельками, у другого трехколесная с педалями. В той и другой коляске качались, размахивая бутылками, солдаты-янки. Тот рикша, что бежал в оглобельках, был в длинных трусах и сандалетах, другой — в белых брюках, он крутил педали стоя, босиком, почти лежа на руле. Американцы вскакивали и падали на сиденье задирая ноги, снова вскакивали, криком и свистом подбадривая своих «коней», и сами гоготали, как мустанги в прериях… «Быстрей! Дохляк, быстрей! Приз! Премия победителю!..»
По тротуарам и вслед за колясками бежали люди, забавлялись необычным зрелищем, ждали, чем кончится это соревнование. Пуол и Радж, подхваченные толпой, тоже побежали. Но каждый по-своему выражал свои чувства. Пуол готов был сам гикать и улюлюкать, а Раджа душил гнев: «Потеху устроили… Они просто издеваются над нами!.. Неужели никто не видит в этом унижения?! О, глупые бечи, и как они согласились на это?!»
Рикши влетели на площадь, народ сыпанул в стороны, чтоб не попасть под колеса. Коляски помчались вокруг фонтана. В какой-то момент Радж и Пуол оказались как раз напротив них. У того, что бежал, шлепая сандалетами, тело блестело от пота, руки с оглобельками были вывернуты и оттянуты назад, будто его начали поднимать на дыбы, глаза вытаращены, рот раскрыт, казалось даже, в нем мотался язык. У того, кто изо всех сил нажимал на педали, спустились до самых локтей плечики грязной, мокрой от пота майки, щербатый старческий рот тоже был ощерен. Педали визжали так, будто коляска вот-вот рассыплется на части, а рядом с ней рухнет и сам ее хозяин. Рикши сделали почти два круга около фонтана. Тот, что вез коляску за оглобельки, начал уже опережать старика. И тут случилось то, что, видимо, и должно было случиться: быстрота по кругу перешла за критический рубеж, а может, солдат качнулся в сторону. Двуколка перевернулась, американец упал, как мешок с песком, проехав по асфальту ухом. Рикша выскочил из оглобель, точно конь из упряжки, испуганно глядя, как крутится и никак не может остановиться верхнее колесо его коляски. А второй велорикша, чтоб не налететь на оглобельки, свернул к фонтану. Казалось, он тут же крутнул назад, но было поздно: задним колесом задел за борт фонтана. Пассажир плюхнулся в воду…
Одни из зрителей хохотали, другие помогали «купальщику» выбраться из бассейна. Вокруг обеих колясок столпились люди. Американец с ободранным ухом бил своего рикшу, кровянил его лицо. Стоявшие ближе уже хватали янки за руку, но он ревел, как бык, отмахивался от всех: «Не подходи-и!»
Радж растолкал людей, пробился к американцу. Пуол не заметил из-за чужих спин, какое молниеносное движение он сделал, но янки сразу осел под ноги толпы.
— Вяжите!.. Вяжите руки! — кричал Радж.
И, видимо, нашлось чем вязать, нашлось кому. Когда подбежали полицейские, пронзительно свистя, янки уже лежал со связанными руками, ободранным ухом вверх. Катался головой по асфальту, скрежетал зубами:
— Пекла хочу! Пе-екла! К черту ваш рай! Пе-пекла!
Радж сам нашел Пуола, как только выбрался из толпы.
— Пойдем… Сейчас тут начнут расспрашивать, записывать, пусть разбираются… Пассажиры, наверно, из тех вояк, что высадились на Биргусе… Думают, что у нас всюду джунгли и все дозволено. У-ух! — Радж с силою сжал зубы, на щеках дернулись желваки.
— А я и не вмешивался бы! Пусть хоть поубивают друг друга, — сказал Пуол.
— Так они же наших бьют, а не друг друга! Глупые бечи, наперегонки пустились, заработать хотели… Я б их повозил, вояк этих. Десятому заказали бы!
— Сколько мы будем ходить? И кабаре было по дороге, и дансинг — прошли… Давай вот сюда, в «Летучую рыбу», — показал Пуол.
— Мне все равно, — согласился Радж.
Он не узнал бара: когда заходил сюда с Амарой, зал был почти в три раза меньше. Теперь же раздвинули в стороны подвижную, перепончатую, как крыло летучей мыши, черную перегородку, и зал открылся во всей своей величине и красе, в дальнем его конце было сине от сигаретного дыма, множество разноцветных гирлянд китайских фонариков не так светили, как создавали таинственный полумрак. И в этом полумраке возле сцены-подиума дергались-танцевали иностранцы в ярких распашонках. На сцене тряслись и оркестранты, то вынимая, то вставляя в трубы сурдинки. Невероятные коленца с микрофоном у рта выделывал певец-мулат.
За стойкой буфета отражались в зеркале многочисленные бутылки. За прилавком ловко взмахивал какой-то посудиной, тряс и опрокидывал ее толстый буфетчик в белой куртке, наливал потом в фужеры коктейль. Слева на прилавке шипел автомат для приготовления кофе, дробненько звенели поставленные на нем маленькие чашечки. Радж понял: в тот раз у оркестра был выходной день или не работала кухня, потому и посетителей было мало, все теснились возле буфета.
«Интересно, где Амара, почему не показывается?»
Где-то в глубине зала справа был еще один буфет и ход на кухню, ибо туда и оттуда сновали официанты с подносами. Темп у них был такой, что от их спин, казалось, валил пар. Было время собирать «урожай», поэтому и проворство в обслуживании легко было понять. Пока Пуол, разинув рот, разглядывал бутылки за стойкой, Радж прошел дальше в зал, остановил официанта. Просьбу подкрепил долларом, и тот быстро организовал столик и пообещал больше никого к ним не сажать.
Сели друг против друга, Радж пододвинул Пуолу меню: если он платит, то пусть и музыку заказывает… И тут короткая передышка и относительная тишина кончились. На сцене снова задергались, заиграли музыканты. Снова целовал микрофон, пританцовывал и хлопал в ладоши мулат. Из-за столов вставали парочки, некоторые мужчины приглашали дам из-за чужих столиков. Все вливались в движущуюся толпу, дергали руками и ногами, изгибались и тряслись. Пуол что-то сказал, пожав плечами, и Радж наклонился к нему через стол.
— Разобраться не могу! У тебя больше опыта, давай ты!
— Что будешь пить? Я предлагаю вино.
— Давай что-нибудь покрепче — душа горит! — Пуол вынул из-за пазухи бумажник, лихо хлопнул им по ладони, потом положил перед собой на стол и еще раз похлопал рукой по нему: «Знай наших!»
Когда к ним подошел официант, Радж сказал несколько фраз по-английски, и тот зачастил: «Понял, курите пока что…» — и положил на стол дорогую пачку сигарет, спички. Пуол с любопытством потянулся к ним.
Радж не курил и вообще тяжело переносил табачный дым. С прокуренными легкими, кашлем под водой нечего делать. Он страдальчески втягивал носом переполненный дымом воздух. «Почему не включат кондиционеры?» Застучало в висках. Немного одуревший от содома и дыма, он уже равнодушно думал об опасности, медленно обводя взглядом столики. За правым — хоть он и был заставлен питьем и закусками, никого не было — все танцевали. За левым сидели трое мужчин и одна женщина. Все в годах, видимо, вдвое старше Раджа. Женщина сидела к нему лицом. Прическа у нее мудреная, от этой прически лицо ее казалось квадратным и каким-то глуповатым. Женщина еще не загорела, наверное, только что приехала в тропики. Напротив нее сидел худощавый мужчина с высоко подстриженным затылком. «Выправка военная, хоть и в штатском…» — отметил Радж. Справа от него, в профиль к Раджу, сидел громила-боксер, тоже, судя по выправке, военный. Из-за человека с коротко подстриженным затылком время от времени нагибался к женщине еще один, среднего роста крепыш (не муж ли ее?).
«Хоть бы окна пооткрывали…» — думал Радж. И тут, словно прекратился горный обвал, умолк оркестр, даже дышать стало легче. Танцоры начали расходиться к своим столикам, некоторые мужчины целовали дамам ручки, церемонно кланялись. Но таких были единицы, большинство с грохотом падали на свои места за столиками, тяжело дыша и обмахиваясь платочками или веерами.
Соседи слева как бы обрадовались, что можно договорить недосказанное, стали оживленно перебрасываться фразами, как и прежде, наклоняясь друг к другу и до середины стола, будто им все еще мешал грохот оркестра. Говорили по-английски, упоминая в своей речи Биргус.
— Нет, общего мало! Хотя какое-то сходство и можно увидеть. Тысячи атоллов похожи один на другой, — говорил «боксер». — Особенно похожи лагуны.
— На Биргусе она меньше… Может, даже вдвое меньше. Но выгода в том, что и Диего-Гарсия и Биргус размещены одинаково: они самые южные в архипелагах, ниже их — открытый океан. Удобно!
— А я считаю, что покупка не совсем удачная, — сказал крепыш. — Во-первых, остров намного меньше и лагуна меньше. Во-вторых, очень близко другие острова. Самолетам придется делать развороты над соседними островами, заходя на посадку. Да и таких взлетных полос не построишь, как на Диего.
— И не надо! Главное — остров наш, лагуна. Я, когда первый раз приезжал на Диего-Гарсия, тоже не мог поверить, что можно будет столько всего сделать, — с нажимом говорил «боксер». — Диего в плане треугольный, а Биргус — как панцирь черепахи. И лагуна у Диего с севера, а не с юга, как на Биргусе… На Диего в проходе в лагуну три небольших островка. Между ними хорошие проливы. А на Биргусе пришлось взрывать, очищать проход от рифов. И в середине лагуну пришлось почистить. Зато такая стоянка для субмарин будет — люкс! И всего за полмиллиона долларов, для нас это раз плюнуть.
Снова заиграл оркестр, теперь нечто мелодичное и спокойное. Но разобрать, что говорилось за соседним столиком, было уже трудно. Толстяк и женщина сблизили головы и зашептались о чем-то своем, время от времени бросая тревожный взгляд на бумажник, лежавший возле Пуола.
Певец не пел, сидел на краю сцены и лениво тянул из горлышка бутылки какой-то напиток. Он был бледный, точно болел чахоткой, и казался очень усталым; пил из бутылки и полоскал при этом горло. По всему видно было, что ему страшно надоели эти концерты — одно и то же каждый вечер.
Официант принес заказ: два штофа, тарелки. Сам наполнил бокалы: Пуолу — «Рашн водка», Раджу — «Мартини».
Пуол точно проснулся от каких-то гнетущих дум, уставился на свой бокал, потом взглянул на Раджа. Хотел запротестовать, что будут пить не на равных условиях, но Радж опередил его:
— Не гипнотизируй бокалы… У меня еще дела.
Пуол взял свой бокал, рука его дрожала. Понесли бокалы к губам не чокаясь. Пуол отхлебнул и сразу вытаращил глаза, поперхнулся и закашлял… И пока он кашлял, посинев и отвернувшись от стола (водка попала не туда), из-за соседнего столика поднялся взволнованный толстяк с «гаваной» в руках. Уже стоя, откусил кончик, сплюнул на пол и подошел к их столу.
— Разрешите воспользоваться вашими спичками, — пробормотал он, не выпуская сигару изо рта, и потянулся к спичкам, не ожидая ответа.
Пуол все еще кашлял и сипел, не в силах вымолвить слова, и Радж кивнул сам, разрешая. Радж видел, что такой же коробок спичек лежит и на том столе, из-за которого встал толстяк, там прикуривали от них уже не раз. Радж снова перевел взгляд на толстяка и заметил, что у того дрожат руки, огонек не попадает на кончик сигары. И не удивительно: толстяк смотрел не на огонек, а на бумажник! Будто ощупывал глазами, обследовал его. Прикурил наконец, кивком поблагодарил — и сел за свой стол. Пуол, хотя и перестал кашлять, отворачиваться от стола, не заметил, куда смотрел толстяк, какое выражение лица и какой взгляд были у него.
— Ты что мне заказал? — просипел Пуол. — Ты меня отравить хочешь?! — говорил он как бы в шутку, но с угрозой.
— А что — понравилось? — сделал невинное лицо Радж. Глядел на переносье Пуола, а боковым зрением видел, что за соседним столом толстяк с женой шепчутся. Женщина встала, быстро пошла к выходу.
«Аг-га… Пуол сейчас пожнет то, что посеял. Бумажник опознали…» — Радж даже немного обрадовался: так дураку и надо.
«Что делать? Могут принять за соучастника кражи… Ждать развязки или придумать какой-нибудь повод и покинуть Пуола? Но тогда он может подумать, что я испугался его».
Встал, направился к окну, сам открыл его, толкнув обе половинки. Возвращаясь, подумал: «Может, поискать Амару или пригласить кого-либо на танец?» Ни сидеть рядом с Пуолом за столом, ни говорить с ним не хотелось. Но оркестр умолк.
Пуолу тоже не сиделось.
— Брось забавляться «мартини». Хоть разок вот этого… — потянулся он со штофом водки к его бокалу. Плеснул, Радж не успел отставить. — Хо-хо! Коктейль «Белый медведь…». Я и себе так сделаю… — Пуол в обе руки взял по штофу, плеснул в свой бокал из одного, из другого. И не успел поставить штофы на скатерть, как за его спиной выросли двое полицейских — незаметно подошли вдоль стены от окна. Пуол увидел, как чужая рука потянулась к бумажнику, и сам цапнул его. — Вы что?! — вскочил он.
Но другой полицейский нажал рукой на его плечо:
— Сиди, молодой человек!
— Этот бумажник — ваш? — спросил первый полицейский, оттопыривая толстую губу.
— А чей же еще! — снова хотел вскочить Пуол, но второй полицейский снова нажал на его плечо.
А к столу уже вплотную подошли, чуть животами не налегли толстые мужчина и женщина.
— Врет он. Это вор!
— Ага. У моего мужа бумажник вытащил!
— Перечислите, что было в бумажнике, — обратился к толстяку полицейский.
Тот назвал сумму. «Но их может уже и не быть!» — добавил он, спохватившись. Назвал документы, которые были в бумажнике, на чье имя выписаны. «Их тоже может не быть, мог выкинуть где-нибудь!» — Пока толстяк говорил это, женщина протянула руку к Пуолу, вцепилась в волосы: «Ворюга! Мафиози!» Полицейскому, стоявшему позади Пуола, пришлось уже защищать его, разнимать пальцы женщины: «Мада-а-ам! Мадам!» Толстогубый полицейский между тем потрошил бумажник, раскладывая на столе то, что было в нем. Толстяк вскрикивал: «Паспорт цел! И водительские права!.. И билеты на самолет… И страховой полис! И чековая книжка!» Он протягивал руки к тому, что раскладывалось, но сразу отдергивал, будто обжигался или боялся оставить отпечатки пальцев, и все вытирал мокрый лоб и залысину большим клетчатым платком:
— Ну вот… И черт с ним! Отпустите! — говорил по лицейскому.
— Не отпускайте! — почти визжала женщина. — Это одна шайка! Они заодно! — показала она на Раджа.
— Пройдемте, господа, в полицейский участок. И вы тоже с нами! — приказал Раджу первый полицейский.
Радж встал, прикидывая, сколько стоит сделанный им заказ, вынул деньги. Полицейский поспешно собрал со стола все, что разложил на нем. И тут от окна послышался звонкий мальчишеский голос:
— Не трогайте Раджа! Радж ни в чем не виноват! — Янг прыгнул с подоконника, подбежал к столу.
— Ты?! — опешил Радж.
— Дядечки, он не виноват! — затормошил Янг полицейских за рукава. — Пуола берите! Он — гад!
Вокруг уже собралась толпа. Нервничал, суетясь, администратор, порываясь что-то сказать.
Пуол затравленно озирался, втянув голову в плечи:
— Сам ты гаденыш!.. Попомнишь еще меня!..
— Янг, ты уходи! Без тебя разберутся… В дельфинарии меня будешь искать… Уходи! — Радж успел обнять Янга и оттолкнуть от стола.
Толстогубый полицейский, однако, рассудил иначе.
— Мальчик, и ты с нами пойдешь. До выяснения всех обстоятельств.
— Правильно! — лезла под руки полицейским толстуха. — Всех! Под корень! Выпустите, а они нас укокошат!
Пока выходили, Радж успокаивал Янга, поглаживая по плечам. Когда пытался что-нибудь сказать, толстогубый приказывал молчать.
Вслед им гремела веселая музыка.
Никто не ожидал, что поднимется ураган, потому что время зимних циклонов и беспрестанных штормов окончилось в ноябре.
Янг, выпущенный из полицейского участка, шел к отелю, а листья пальм тревожно шелестели, по улицам носился вихрь. Почти не было слышно ночных птиц и цикад. Дышать было трудно, воздух стал таким густым, что его, казалось, можно было щупать пальцами. Шпиль на башне одного дома голубовато светился. В промежутках между домами на горизонте беспрерывно вспыхивали зарницы.
И все-таки, несмотря на удушливую атмосферу и все переживания, Янг успел заснуть. Рядом с его диваном в гостиной номера синьоры Терезы лежал Тото. Собачка долго беспокоилась, и Янг поглаживал ее да так и заснул, свесив руку на собачьи космы. Проснулся он от сильного удара грома, даже закрытые глаза слепили молнии. Тото повизгивал и лизал его руку. Сквозь вой и рев ветра, звон стекол в окнах, шум и плеск ливня слышны были рокот водяных валов на пляже, пушечные удары волн в районе пристани, треск деревьев в посадках.
— Мадонна миа, матер деи… — громко молилась в спальне донна Тереза. — Янг, мальчик мой, ты тут? — выкрикивала она меж словами молитвы.
— Тут, тут, — откликнулся Янг.
— Иди ко мне, а то я боюсь.
«Вот еще не хватало! Навязалась на мою голову…» — Янг нехотя пошел в спальню.
— Включи свет!
Янг щелкнул выключателем — свет не загорелся. Вернулся в гостиную и там щелкнул. Нет! То ли испортилось что-то, то ли подстанция отключила ток.
— Не горит, — снова вошел, стал у дверей Янг.
— Боже, боже… Не иначе, конец света. И часто у вас такой ужас?
— Часто.
— Ляг со мною, а?
Хорошо, что не горел свет. Но и при вспышках молнии Тереза, если бы не закрывала от страха глаза, могла бы увидеть, как покраснел Янг.
— Не-а! — крутнул головой. — Может, Тото к вам положить?
— Положи!
Янг отступил еще на шаг, лег на пластиковый пол — он казался холодным.
— Ты тут, Янг?! — испуганно воскликнула синьора.
— Тут, не бойтесь.
Порывы ветра не слабели, в окне спальни гудело и свистело, даже стонало, в стекла то хлестали потоки воды, то барабанили крупные капли. На пляже в рифах ревели водяные валы. Но молнии и грома, казалось, стало меньше, гроза откатилась дальше, куда-то под Биргус.
Задремывал Янг еще раза два или три, и снилось ему что-то страшное. На рассвете заснул крепко, но его разбудил Тото: начал скулить, лизать руки, проситься на улицу. Синьора Тереза спала как убитая.
— Ну, пойдем, пойдем… — неохотно встал Янг, открыл дверь.
В коридоре под стеклянными крышками горели на потолке необычные, из трубок, лампы, светили голубоватым светом. Возле каждой двери стояла, как на параде, обувь — по нескольку пар. Все туфли сверкали и были повернуты носками к стене. В номерах спали или не спали, а невидимый чистильщик делал свое дело всю ночь.
На улице было свежо, дышалось легко. Асфальт около «Морской лилии» был весь ноздреватым: курортницы изрешетили его острыми каблуками. Большие лужи повсюду курились, будто кто-то налил на асфальт кипятка. Мириады солнц вспыхивали на листьях деревьев, густые аллеи были затянуты туманом. У дворников было забот — хоть отбавляй: стягивали в кучи ветви, сгребали обломанные сучья, сбитую листву, грузили все в тачки.
Янг помчался наперегонки с собачкой, разбрызгивая лужи, пока не добежал до пляжа. Море было еще беспокойным: по ту сторону рифов поднимались мутно-зеленые валы, гребни их вздымались все выше, кудрявились пеной, обрушивались, разбиваясь о рифы. По эту сторону рифов все было белым от пены, бурлило и клокотало.
Янг побежал к дельфинарию. Тото уже осмелел после ночи, развеселился, с лаем носился вокруг него, догнав, старался схватить за голень. Янг по привычке глядел под ноги — может, что подвернется? И подвернулось: с поцарапанными стеклами дымчатые очки, несколько монет — целеньких, не стертых, их можно будет пустить в оборот. Сунул очки за пазуху, огляделся. Эх-ха, если бы полдня побегать по пляжу, можно было бы найти денег до черта! Но, должно быть, уборщики сами обежали уже не раз.
…Малу, видно, только что закончил утренний обход дельфинария, ибо как раз возвращался к проходной.
— О, ранняя пташка, — приветливо обратился он к Янгу. — Сейчас открою. Но Раджа нет! Как ушел вечером с дружком, земляком своим, так и не возвращался. А что — ты так и не нашел их?
— Не возвращался? — в голосе Янга было столько тревоги, что и Малу забеспокоился.
— Значит, ты не видел его… А я думал, загуляли где-то вместе.
Янгу ничего не хотелось рассказывать ему. Повернулся и пошел прочь опустив голову. Опять на пляж? К синьоре тоже не хотелось идти.
Плелся нога за ногу по пляжу, потом сел на решетчатый лежак, еще влажный после ночи, в пятнах подсохшего песка. Положил на колени руки, оперся на них подбородком. Невидящим взглядом уставился в пенящиеся буруны возле рифов. Как неуютно, каким одиноким почувствовал он себя на белом свете!
Что с Раджем? Неужели его долго не выпустят? А все из-за этого трижды проклятого Пуола.
А Янга вчера долго не держали. Расспросили, кто он и откуда, как оказался на острове, записали имя синьоры Терезы и номер апартаментов в отеле «Морская лилия» — может, будут проверять? Выходил из участка и встретил в коридоре Раджа, его как раз вели на допрос (Пуол сидел отдельно). Радж бодро улыбнулся Янгу: «Ищи меня там…» — сделал кивок в сторону дельфинария.
Сквозь рваные клочья облаков справа поблескивало еще нежаркое и невысокое солнце. Ветер был порывистым, и океан никак не хотел успокаиваться — бушевал с гулким рокотом и шумом.
Янгу на Рае не понравилось. Какой же это Рай, если нет такой спокойной, тихой лагуны, как на Биргусе! И песок на Рае не нравится. На Биргусе он белый-белый, даже слепит глаза на солнце, а тут какой-то сероватый и крупный.
В шуме волн слышалось Янгу, как шумят кокосы на берегу лагуны Биргуса, улавливал даже мелодию маминой песни. Ее часто пели женщины по вечерам, собравшись на посиделки.
Возле Янга отряхнулся мокрый Тото — Янг очнулся от брызг, попавших на него, притянул к себе собачку за ухо, погладил. Тото лизнул колено, руки, улегся на Янговы ступни.
— Глупенький… Тебя же могла волна смыть, назад не выбрался бы… Прости, что я немного забыл о тебе.
Тот сладко прищурил глаза, и Янг снова задумался. На этот раз мысленно увидел Натачу. Где она сейчас и что делает? Нашел ли Натачин отец хоть какую-нибудь работу? Удалось ли построить свою хибару на Горном — приют от непогоды? Не потеряла ли Натача Янговы вещи? Немного их осталось, совсем немного, самое ценное среди них — урна с прахом предков. Легко сохранять, если есть своя хата, не слоняешься по чужим углам. Удастся ли съездить когда-нибудь на Горный? И ее увидеть хочется, и урну забрать.
Как она тогда нежно и ласково, по-матерински смазывала его болячки — следы от пиявок и комариных укусов… Какими чуткими были ее пальчики! И как они тогда стеснялись друг друга, как смущались. Вспоминалось это сейчас, и будто ласковый огонек теплился в груди.
«Интересно, а есть ли тут „морские осы“? Надо будет у Раджа спросить… Видимо, нет, иначе столько курортников со всего света не съезжалось бы сюда».
Возле Биргуса их тоже нет, этих ядовитых медуз. Но рассказы о них живут. Таких чудовищ, наверное, сам дьявол придумал. Матрос Дуку рассказывал, как возле Австралии однажды купались люди и двое матросов попали на этих «ос-медуз». Совсем близко от берега были, а так и не выбрались, погибли. У этих медуз зонтики большие, а тонких и длинных щупалец около тысячи, и на каждом клетки-присоски с ядом. Одна ужалит, и достаточно — паралич, смерть. Их яд сильнее, чем кобры. В первое время, когда Дуку рассказывал про такие ужасы, боялись лезть в воду, боялись купаться в лагуне. И потом не раз пугали друг друга: «Осы плывут!» А Натача не боялась никаких ос, ныряла и кувыркалась в воде, как бесенок.
— Ай глэд ту си ю![9] — послышался вдруг над ухом родной голос. — Ты что тут делаешь?
— Радж! — Янг вскочил, уткнулся лицом брату в грудь, всхлипнул и подавил этот неожиданный всхлип.
— Перестань, все же хорошо. Пошли ко мне… У-у, а что это у тебя за зверь такой?
Шли обнявшись вдоль прибоя, и Янг рассказывал о своих приключениях на Главном острове. А когда сказал, что у них уже нет не только матери, но и отца, при каких обстоятельствах и где он скончался, то плакали вместе и не стыдились слез. Хорошо, что пляж был почти пустой, лишь кое-где улеглись несколько человек загорать. Потом и про Абдуллу рассказал, и про Пуола, в какую авантюру было втянул его землячок. Рассказал об итальянке с собачкой, о том, как удалось спрятать от пиратов ее драгоценности.
— А теперь она просит, чтобы я жил у нее. Собачку на прогулку водил. Обслуживал… — Янг сплюнул под ноги. Они шли быстро, песок шуршал и хрупал под ногами. Тото бегал кругами возле них, мотал розовым языком, с лаем кидался на чаек.
— И поживи… А что? На сколько времени она сюда приехала, не знаешь? — спросил Радж.
— Наверное, на месяц.
— Ну вот, видишь. Месяц поживешь в шикарных апартаментах. В нашем положении надо хвататься за всякую возможность, чтоб прожить. Хорошо было бы тебе постоянную работу подыскать. Или подыскать для Гуго… Парень у нас в дельфинарии есть, Гуго, хочет найти другую работу. Вот если б он устроился, я бы тебя сосватал на его место. Справлялся бы, у него не очень трудные обязанности…
— Ой, Радж, это было бы здорово! Я раз увидел дельфинов, погладил их — и полюбил на всю жизнь! Я с ними бы день и ночь занимался…
— Ну-у… день и ночь. Никому это не нужно. Да и Судир у нас такой — гоняет всех от дельфинов. Ты, значит, пока с итальянкою побудь, но ко мне прибегай каждый день. Будешь приглядываться к тому, что я делаю. Помогать. Может, когда и меня потребуется заменить на работе. Как называется такая порода собак?
— Я думал — пудель. А синьора говорит — терьер шотландский.
— Ты с маскою, трубкою и ластами плавал когда-нибудь? — спросил Радж.
— Нет! — и Янг с такой радостной надеждой посмотрел на Раджа, что брат усмехнулся, крепче прижал Янга к себе.
— Для начала освоишь маску с трубкой. А потом и за акваланг возьмемся.
— Ой, Радж… — от внезапно охватившего счастья Янг потерся ухом о его бок. И от волнения ничего не мог больше сказать. Это была самая большая, самая светлая его мечта, которую он лелеял в душе не один год. Сразу вспомнились все Раджевы рассказы о том, что он видел под водой, и даже голова закружилась. Скоро, скоро и он увидит все эти чудеса!
— Тебя насовсем отпустили из полиции?
— Насовсем. Пуол сказал, что я ни в чем не виноват, просто он пригласил меня как земляка в бар, хотел угостить. За кражу всю вину взял на себя. Не такой он уж и плохой, как оказалось.
— Радж, ты не знаешь его, хоть и росли вместе. Он гад и хитрец. Обманщик! У меня деньги выманил… Он что-то опять придумал!
— Поживем, увидим. А у него тоже хватит времени подумать, если посадят.
Радж чего-то не договаривал, какие-то мысли угнетали его. Некоторое время братья шли молча, у каждого в голове было свое.
Сторож Малу топтался возле ворот, ожидая смену. Глаза у него были красные, почти такие же, как у бомо Япа. Пропускал их в дверцы и покачнулся. «Пьяный? — поразился Янг. — Сдурел человек, день впереди, жара, а он… А может, ночью пил и теперь у него только похмелье?»
— Радж! Шустрый у тебя брат! У меня тоже такой сорванец есть — справиться не могу! Ты гляди за ним, а то влезет в какую-нибудь беду! — вдогонку братьям проговорил Малу.
— Ничего, он уже не маленький, — оглянулся Радж и привлек Янга к себе. У мальчика в груди защемило от волнения. Сейчас Янг беспредельно любил Раджа — ведь он теперь заменял ему отца и мать.
— Радж! — снова крикнул Малу. — Только что грузовик повез к главной арене песок. Я пропустил, хотя мне мистер Крафт ничего об этом не говорил… Ты ничего не слышал про песок?
— Нет! — ответил Радж, повернувшись к Малу. — Может, Абрахамс надумал что-то ремонтировать. И цемент тоже привезли?
— Не видел цемента. Один песок-ракушечник!
Вышли по аллее к трибунам и бассейну и сразу услышали короткое «бип-би-ип!» и гудение мотора. Из-за северного торца трибун задом выезжал небольшой грузовичок, он чуть ли не терся сдвоенным задним колесом о бетонный борт бассейна. Янг не видел таких машин — оранжевая, низенькая, кузов треугольный. И не дымит. Шофер, приоткрыв дверцу, смотрел на колеса, следил за тем, чтобы как можно ближе подъехать к борту с перилами. Янг, задержавшись возле перекидного мостика, увидел: из-за машины вышел невысокий человек в белой курте[10]. Не боясь, что грузовик может на него наехать, прижался к перилам и рукой подавал знаки шоферу: еще немного, еще…
— Стоп! — резко опустил руку вниз этот человек. — Вываливай!
Кузов самосвала повернулся на бок. Ш-шух!
— Что он — сдурел, этот Судир?! — повернулся к Янгу Радж. — Бассейн чистить надо, а он…
Белое облачко пыли плыло мимо кабины, и шофер, помахав рукой возле лица, словно разгоняя табачный дым, сел за руль. Машина проехала метра два вперед, и шофер снова вылез, с усилием держа в руках довольно большой фанерный ящик. Что-то тяжелое было в том ящике, ибо и Судир, взявшись за него, согнулся от тяжести.
Хлопнули дверцы, машина крутнула вокруг трибун и вылетела на аллею так, будто участвовала в гонках.
Судир, держа ящик перед собой, понес его к своей резиденции. Когда ставил ящик возле дверей, в нем звякнуло что-то металлическое. Открыл поспешно дверь и также поспешно исчез за нею с ящиком.
— Ну и ну… — покачал головой Радж. — Но нет ничего тайного, что не стало бы явным… Пошли, покажу свое пристанище.
Тото не спешил за ними: стал передними лапами на бортик и игриво лаял на дельфина, склоняя голову то так, то этак, будто слушал его скрип. Кажется, это был малыш Боби. Он тоже высунулся из воды и с любопытством разглядывал собаку.
— Пан, бог и воинский начальник, — говорил Радж, отпирая свою дверь. — Никто никогда не знает, что думает сделать Судир. Даже мистер Крафт не отваживается спрашивать его о планах.
Янгу понравилось Раджево убежище. Просто чудо, а не жилье! Точно каюта на фантастическом корабле… И чего только нет на стенах, на полках и стеллажах! Год бы глядел и всего не переглядел! О назначении некоторых вещей, очень мудреных, только догадывался. Акваланги! А вот длинная острая стрела-гарпун с зазубринами на конце… Зачем Радж прячет ее на полке? Переводил взгляд туда-сюда и вздыхал.
Радж сразу пошел в дальний правый угол, там стояло что-то похожее на мотор и на ту машину на колесах, что Янг видел с ребятами на понтоне, только эта намного меньше. Радж включил ее, она почти бесшумно заработала, лишь где-то посвистывал воздух.
— Японский компрессор! Электрический… Мы им воздух накачиваем в баллоны, — объяснял Радж. — Подноси, будем заряжать, — показал он на стеллажи, где лежали спаренные оранжевые баллоны с ремнями.
Янг ухватился за одну пару — ого-го! Едва с места стронул. Поглядел на Раджа — насмехается над ним, что ли?
Радж улыбнулся, но приветливо, дружески.
— Что, кишка тонка? Весь заправленный акваланг почти двадцать килограммов весит… Говорю затем, чтоб сразу понял: с аквалангом плавать — не детское дело. Чтобы не ныл без толку: «Когда с аквалангом?..» Маска с трубкой для тебя — в самый раз пока что. Осваивай и плавай… Акваланг изучишь постепенно, за это время и сам подрастешь, окрепнешь. А знаешь, этого веса акваланга в воде не ощущаешь! Наоборот, еще грузила к поясу привязываешь, иначе выталкивает наверх.
Поднес одну пару баллонов к Раджу и услышал, как во дворе жалобно заскулил Тото. Голос он подавал, когда скучал без хозяйки или без него, Янга, или же просился на прогулку. Янг выбежал из кладовки и увидел: Тото бегает возле мостика, принюхивается к их следам, а куда ведут следы, не понимает. Позвал его к себе, но собачка лишь виновато повиляла хвостиком, посмотрела на него из-под нависших косм, брехнула.
— Радж, я скоро вернусь! Тото, наверное, есть захотел, надо бежать кормить, — крикнул брату и побежал к мостику.
…Донна Тереза еще спала, и Янг даже чертыхнулся. Если б знал, то не спешил бы так. Спросил бы у Раджа, может, нашлась бы какая-нибудь лепешка для Тото… Но баловень этот вряд ли ел бы простую пищу.
Янг играл с собакой в гостиной, пока нечаянно не задел ногой маленький столик. И тут донна Тереза услышала их, вышла в ночной сорочке, нажала, зевая, какую-то кнопку у дверей. Пока пришел кельнер из ресторана, она смотрелась в большое зеркало у стены, массировала веки и морщинки в уголках глаз, горестно вздыхала. Потом, выжимая из тюбиков, мазала лицо чем-то белым и розовым и с таким страшным лицом-маскою сделала заказ на завтрак, не постеснялась молодого официанта.
«Эта европейка нас и за людей не считает…» — пришла в голову Янга совсем взрослая мысль.
Потом синьора надолго скрылась в ванной. Уже официант вкатил в номер двухэтажный столик на колесиках, сплошь заставленный тарелками, уже Янг и Тото очистили все тарелки, с некоторых даже соус вылизали, а синьора все не показывалась.
Крикнув ей, что пойдет с Тото гулять, Янг поспешил к дверям.
Возле кассы дельфинария стояла очередь. На стене строеньица, в котором помещались касса и проходная, висело объявление, что сегодня будут три представления, первое — в десять часов по местному времени. Мистер Крафт, наверное, рассчитал: море бурное, купаться туристы не будут, а загорать целый день никто не захочет, значит, станут искать других развлечений.
У ворот дельфинария с внутренней стороны похаживал другой сторож, негр. Лицо черное, блестит, нос широкий и плоский. Сторож по виду был злым, высоким и сильным, таким же великаном, как мифический герой Раксаса. Хоть и страшно было к нему обращаться, а пришлось просить, чтоб пропустил к Раджу, объяснять, кто он такой, Янг.
— Свой, значит, человек? — широко улыбнулся негр, ослепив Янга белизной зубов, и начал открывать ему калитку.
— Да, — улыбнулся и Янг, нельзя было не ответить на такую улыбку негра иначе. Взял на руки Тото, так как возле него присели две светловолосые девочки, начали совать собачке в рот размякшие шоколадки.
— Проходи и помни: брат моего друга — мой брат. Меня зовут Али… — негр пригнулся и тремя крупными пальцами осторожно отогнул Янгову руку, что прикрывала Тото сверху, потряс за ладонь, будто поздоровался. Это тоже развеселило Янга: чудак, видать, этот Али. И имя ему правильное дали родители[11]. Интересно, какая сила в его ручищах? Что было бы, если бы Али поздоровался как следует?
Радж встретил брата озабоченно.
— Ты еще ни разу не видел представления?
— Нет.
— Возле перекидного мостика скамья — это как бы директорская ложа. Садись там и гляди. Это напротив трибун, все хорошо видно, на утреннем представлении солнце сбоку будет светить — тоже хорошо. А у меня пока что дела.
Янг отошел, чтобы не мешать ему. Сел на скамью, собачку посадил к себе на колени, чтоб не лезла куда не надо. Но Тото все время беспокойно поглядывал на воду, в бассейне проплывали туда-сюда, выныривали и шумно выдыхали воздух дельфины.
«Ай-ай, точно как люди, когда долго пробудут под водой и всплывают…» — не переставал удивляться Янг. Он уже не обращал внимания на Тото, который дергался в руках, скреб ногами, стремясь вырваться на свободу. Янг следил только за дельфинами, особенно за маленьким Боби. Малыш чаще, чем взрослые дельфины, поднимал из воды голову. Приветливо раскрыв рот, он оглядывал трибуны, которые начали заполняться людьми, либо подплывал ближе и смотрел на… Тото!
— Боби, Боби, малышок ты мой… — ласково шептал Янг, хотел, чтоб дельфин смотрел на него.
Боби точно послушался, подплыл к самому берегу, положил голову на край борта. «Скир-р-р, трин-н-н, трин-н», — смотрел в глаза Янга, будто о чем-то спрашивал. И будто поняв, что контакт не состоится, снова уставился на Тото, заулыбался во весь рот. То косматое и черное, что дергалось в Янговых руках, интересовало его больше — как ребенка интересует новая игрушка. Глаза дельфиненка, казалось, умоляли: отпусти, дай сюда это косматое создание поиграть с ним, позабавляться в воде.
Янг уперся коленями в бетонный борт, присел. Собачку подсунул под красно-желтые перила — обнюхивайтесь, знакомьтесь. Боби широко раскрыл рот, полный воды. Длинные ряды белых и острых зубов показались Тото очень страшными. Он завизжал, задрыгал лапами — испугался, что Янг сунет его в эти страшные зубы. И тогда Боби линул водой изо рта на собачку — точно из кружки! От такой неожиданности испугался не только Тото, но и Янг — отхватил собачку, отскочил сам.
— Ха-ха-ха! — раздался хохот на скамьях. С трибун давно уже следили за Янгом и собачкой.
Зрители, которые уселись на свои места раньше, нетерпеливо разглядывали бассейн и то, что в нем делается. «Вон один! А вон еще два!» — восхищенно вскрикивали то там, то тут, увидев дельфинов. Дети хлопали в ладоши от радости.
Вот уже трибуны заполнились окончательно. Где-то на вышке подал голос невидимый репродуктор, полилась чарующая музыка. Из-за дома вышел с тазиком нарезанной рыбы Гуго, поставил его возле нижнего помоста. Мужской голос по-английски, а потом по-французски и по-испански что-то рассказывал о дельфинах. Потом в репродукторе щелкнуло, и снова полилась тихая музыка. Под вышкой — настежь, резко — открылась дверь, появился человек, закутанный по самый нос в широченный черный плащ. Сделал несколько шагов к бассейну и снова величественно замер. Замедленным жестом, точно какой-нибудь факир, сбросил плащ с плеч. Не оглядываясь, швырнул его за спину, и в тот же миг сзади оказался Гуго, поймал плащ на лету и исчез с ним в дверях. Человек остался в черном и таком гладком, что он даже лоснился, гидрокостюме, без шлема. «Тот самый Судир, дрессировщик! Туману напускает, чтоб сильнее поразить публику…» — подумал Янг. Пока лилась музыка, дельфины тоже, видимо, готовились к представлению, потому что движения их становились все более и более спокойными.
Судир вдруг резко поднял руку, будто рванул удочку из воды, и один дельфин прыгнул высоко вверх, дернул зубами за веревочку колокола, который свисал со второго помоста вышки. Ухнул назад с таким шумом, что вода из бассейна выплеснулась на берег, откатилась, снова плеснула, а возле мостика глухо застучала о берег легкая, из пенопласта, лодочка. И только теперь Янг увидел, что возле нее спускается в воду трубчато-металлическая лестничка.
Зрители зааплодировали, захлопал в ладоши и Янг, прижав Тото к себе левым локтем. А Судир взял из тазика кусок рыбы, бросил исполнителю номера. Какой из дельфинов прыгал, Янг не узнал: они все высунули из воды раскрытые рты.
Поперек бассейна на тросе висели три обруча, средний был немного ниже крайних. Судир сделал рукой знак, и Гуго, который оказался возле вышки, отвязал что-то или покрутил, и обручи опустились, стали в метре от воды.
Янга удивляло, что голоса Судира не было слышно, он, должно быть, командовал дельфинам жестами. Взмах руки — и три дельфина тотчас вынырнули возле обручей, поглядели на них, точно примериваясь, на какую высоту прыгать, и тут же исчезли под водой, чтобы разогнаться. Снова взмах руки, и три лоснящихся серо-синих тела, изогнувшись, прыгнули через обручи и сразу плавно ушли под воду. «Ай-яй-яй, — снова удивился Янг. — Какой точный расчет! Ни хвостом, ни плавниками ни один не зацепился!» На этот раз он зажал Тото между коленями и хлопал так, что даже ладони горели.
Потом дельфины прыгали через веревочку с надетыми на нее цветными трубками из бамбука. Первый раз Гуго закрепил веревочку на метр от воды, второй раз — метра на три. Прыгали через барьер не три, а два дельфина, но не узнать было, другие это или те же, что прыгали втроем. В раскрытые рты полетели куски рыбы, и это почему-то Янгу не понравилось, будто Судир принижал дельфинов до уровня собак. Маленький Боби тоже разевал рот возле Судира, но ему не попало ни одного кусочка. «У-у, скупердяй!» — обругал Судира Янг.
Дрессировщик бросил в воду похожий на кокосовый орех мячик. Дельфины наперегонки ринулись к нему, один из них схватил ртом мяч и, подплыв, бросил его в руки Судиру. Второй раз дельфин бросил мяч не в руки, а в баскетбольную сетку, тоже прикрепленную на средней площадке. И снова все зааплодировали, а Янг почувствовал, что сразу влюбился в дельфинов. Когда же Судир набросал в воду разноцветных колец, дельфины начали ловить их, надевать на рострумы и нести Судиру. Дважды бросал кольца Судир, и дважды один самый верткий дельфин ловил по два кольца и подавал дрессировщику. Боби вертелся рядом, недовольно скрипел: ему тоже хотелось хоть раз поймать кольцо, но из-за взрослых дельфинов не удавалось.
Янг забыл, что у него под рукою Тото. Стал возле перил и так захлопал в ладоши, что собачка дернулась и… выскользнула из-под руки, упала на трубу, скребнула по ней когтями, потом скользнула на край бетонного барьера и — бух в воду. Скрылась в ней с головой, вынырнула — голова стала маленькой, космы прилизаны, замолотила по воде лапами, доплыла до стены. Царапает ее когтями, а зацепиться не за что. Зрители аплодировали, кричали, некоторые повставали.
Янг, ничего с себя не снимая, переступил через перила и нырнул в бассейн вниз головой.
Вынырнул на середине бассейна, повернул назад, к собачке. Но быстрей возле Тото оказался Боби. Выставил из воды голову рядом с собачкой, раскрыл, словно в улыбке, рот: «Привет, дорогой!» Тото взвизгнул от страха, еще быстрее замолотил лапами, зацарапал стену, пытаясь вылезть из воды, — и падал вниз, нырял с головой. И тогда Боби, толкнув рострумом Тото в живот, приподнял его над водой. Собачка повисла, закачалась — перевешивал то хвост, то голова. Боби опустил ее ниже, потом снова толкнул вверх, как мячик. А тут и Янг доплыл, схватил левой рукой Тото за шкирку. Несколько взмахов рукой, и Янг оказался возле лодочки, что постукивала бортом о стену. Посадил в нее собачку, а сам — все равно вымок! — нырнул под Боби, скользнув спиной по его животу. Вынырнул, то же самое сделал Боби, поднырнул под Янга, проведя по его животу упругим плавником. Янг крутнулся, схватился левой рукой за спинной плавник, а Боби сильно заработал хвостом. Оба рядом быстро поплыли по бассейну.
— Стой! Кто такой? — кричал с берега Судир. — Гуго, почему в бассейне посторонние?
Никто ему не ответил.
Боби в это время повернул назад, и Янг захотел показать еще один фокус — сесть на Боби верхом. Но упругое, скользкое тело невозможно было удержать ногами, да и Боби был маловат для этого. «А на взрослом было бы как раз!» — успел подумать Янг, посмотрев в сторону Судира. Тот стоял бледный, с плотно стиснутыми губами и только загребал воздух правою рукой, будто выметал его, Янга, из бассейна: «Вон! Прочь!»
Рядом с Боби Янг поплыл к лодке. Ее как раз отвязал Гуго, наверно, хотел подтянуть ближе и забрать собачку. Тото в этот момент отряхивался — даже с ног падал. И тут случилась еще одна неожиданность: Боби выхватил зубами поводок из рук Гуго и поволок лодку на середину бассейна. На трибунах раздались смех и свист: такого интересного номера еще не приходилось видеть.
Янг, смущенный, вылез по лестнице из бассейна, начал сдирать с себя сандалеты и выливать из них воду. Ему тоже было смешно все это, и он засмеялся. Но если бы знал, что спутал всю программу представления и что Судир уже в бешенстве, то не смеялся бы.
У Боби хватило желания затянуть лодочку только на середину бассейна. Дальше не знал, что с нею делать, а может, решил, что пошутил и хватит. Радостно выскочил из воды, плюхнулся назад и поплыл к Янгу, выставив раскрытый рот — просил в награду рыбку. Не Янг, а Гуго подошел к тазику, взял кусок рыбы, кинул Боби.
— Гуго! — голос Судира сорвался на какой-то рык. Глаза горели от ярости.
Тем временем взрослые дельфины окружили лодочку, толкали ее носами. Тото, опершись передними лапами на бортик, боязливо поглядывал на них, повизгивал. Дельфины тоже не знали, что делать с лодочкой, такого номера они не разучивали, да и Судир не подавал никакой команды.
Янг снова перешагнул через перила, присел и, оттолкнувшись, взмахнул руками. Описав дугу, вошел в воду красиво, без всплеска и брызг. Вынырнул возле лодочки, и Тото завизжал громче, заволновался, перебирая передними лапками. Янг схватил лодочку за поводок, прибуксировал к лестничке, подал его Гуго. Зажав Тото под мышкой, вылез из бассейна.
Зрители были довольны. Следующие номера, которые показывал Судир, уже совсем не захватывали людей. Дельфин тянет за поводок лодку с Судиром. Вот чудо, да это же самое делал Боби, только вез не человека, а собачку. Судир плывет, уцепившись за плавник дельфина? И это было, Янг проделывал такое. Судир опирается руками на спины двух дельфинов, и все вместе летят, будто три соединенные торпеды? Это интересно, этому номеру можно похлопать. Даже Янг похлопал в ладоши, снова зажав между коленями Тото.
Дельфины примчали Судира к лестничке, и он медленно вышел из бассейна — черный, лоснящийся. «Нате!» — бросил дельфинам в раскрытые рты по куску рыбы.
Легкая музыка, что сопровождала все номера, затихла, а программа представления не была выполнена: Янг с собачкой и Боби заняли несколько минут. Поэтому последний номер шел уже без музыки. Дельфины по знаку Судира выскакивали на нижний помост, укладывались друг на друга, как поленья дров. Даже Боби несколько раз прыгнул, чтоб пристроиться хоть с краешку, но каждый раз соскальзывал в воду — мало было места.
Всем дельфинам в раскрытые рты Судир сунул по рыбине, а на малыша даже не взглянул. Дельфины медленно соскальзывали-сваливались в воду, отплывали. Зрители немного поаплодировали и этому номеру, и Судир, поклонившись, протянул руку к средней площадке вышки, взял микрофон.
— Программа закончена. По моим наблюдениям, примерно и в то же время активно вели себя многие зрители. Трем лучшим сейчас будут вручены сувениры… — Судир взял со средней площадки прозрачный многоугольный ящичек-вертушку, повертел ручку, открыл крышку, вынул свернутый в трубочку листок.
— Третий ряд, двенадцатое место! — выкрикнул он, развернув листок. Вынул еще два листка: — Седьмой ряд, четвертое! Двенадцатый — десятое!
Когда все, кто сидел под названными номерами, обошли бассейн, миновали мостик, Судир вручил им сувениры — пластмассовых дельфинчиков на подставках.
— Желаем всем приятного отдыха на Рае! Будем рады еще раз встретиться с вами! — эти слова он повторил по-английски и по-французски.
Все начали вставать и выбираться из-за скамеек, а дельфины продолжали кружить возле нижнего помоста, ждали угощения. То один, то другой выскакивали на площадку, шевелили хвостами, разевали рты. Вскочил и Боби, и Янг не выдержал, подбежал к тазику, взял рыбину и дал дельфиненку. С довольной мордой малыш съехал с помоста в воду, какое-то время его не было видно, потом он снова вскочил на помост, раскрыл рот. Поглядывая на Янга хитренько, скрипел и хрюкал, шевелил плавниками. «Ах ты, маленький дуралей!» Янг присел возле него, почесал под плавниками, погладил по голове, подергал в стороны клюв-рострум. Боби довольно скрипел, пытался сжать зубами его руку.
Занявшись Боби, Янг не видел, как Судир позвал в свою комнату Гуго. Услышал только глухой удар и вскрик парня, затем второй удар. Гуго вывалился из двери спиной, дверь с грохотом стукнулась о стену. Вставал парень медленно, скорчившись и прижимая руки к животу. Поплелся через мостик, задыхаясь от боли и слез.
— Гуго! Гуго! — дважды окликнул его Янг, вскочив на ноги. Но парень даже не оглянулся, направился в аллею.
— А ты кто такой? Зайди-ка сюда! — Судир стоял в дверях еще в гидрокостюме, не мигая уставившись на Янга. — Погово-о-о-рим… — последнее слово он произнес с нажимом.
Янг сделал два шага, успел только прочитать над дверью непонятные слова «Ex agua omnia»[12], как послышался голос Раджа:
— Янг, ты где? Давай сюда, я уже освободился…
Оторвал ноги от земли, побежал на голос брата. На Судира даже не оглянулся.
Когда Янг сказал Раджу, чем закончилось представление, тот кинулся к Судировым дверям, стучал в них кулаком, дергал за ручку — он не открывал. «Садист! Палач!» — крикнул Радж Судиру и вернулся в свою кладовку.
До второго представления оставалось полчаса. Никто не знал, состоится ли оно, хотя билеты распродали полностью. Судир из резиденции не выходил.
Искали Гуго, и Абрахамс, и Янг, обежали всю территорию дельфинария — нет! Али, сверкая белыми, казалось даже голубоватыми, зубами, сказал, что через проходную Гуго не проходил, это не мышь, Али заметил бы. На это Янг только усмехнулся: нужна ему проходная — в любом месте можно перелезть через забор.
— Ах, бедный малый… Ах, несчастный… Ушел, совсем ушел. Да и кто может выдержать издевательства этого чудовища! — Абрахамс озирался, боясь, чтобы Судир не услышал его.
Пришли опять к дому, к дверям резиденции.
— Господин Судир! Мистер Судир, мистер Крафт зовет! — Абрахамс не знал, как лучше вызвать фанаберистого дрессировщика. Постучал в дверь, сначала тихо, а потом и сильней. — Скоренько, а то Крафт гневаются!
— Пошел к черту! — выругался Судир. Но через минуту все же открыл дверь. Был он без гидрокостюма, с мокрыми, точно слипшимися волосами, на бедрах намотано махровое полотенце.
— Меня нет! Ясно вам? Заболел! — и грохнул дверью так, что жалобно отозвался колокол на средней площадке вышки. Янг в это время лазил по трибунам, среди скамеек, искал красивые «фантики» от конфет и поглядывал через бассейн на Абрахамса и на дверь.
Абрахамс вздохнул всей грудью, развел руками, отчаянно хлопнул ими себе по бедрам. Посмотрел на Янга.
— Мальчик, не в службу, а в дружбу — повыбирай бумажки и всякий мусор из-под лавок. Вон там урна. — Когда увидел, что Янг послушался, забегал среди скамеек проворней, прокричал: — А рыбу ты сможешь подготовить дельфинам? Хотя тут большого умения не требуется. Прибежишь сюда, и я покажу, где, что и как.
— Вот-вот! — распахнулась дверь резиденции. — У вас появился новый дрессировщик, с ним и имейте дело! — Судир стоял, перегнувшись на одну сторону, и держал в руке бутылку. — Он на все руки мастер! И Гуго и меня заменит! — И снова хлопнул дверью, закрылся.
Абрахамс, ахая, трусцой припустился вокруг дома к другому торцу. Пойдет докладывать Крафту.
У Янга было веселое настроение. Ну, не смех ли? Грозный незаменимый Судир капризничает, как избалованный ребенок. Очень хочется ему, чтобы его умоляли, упрашивали. Конечно, Янг напортил Судиру во время представления, даже очень. Но чтобы из-за такой мелочи отбить печенку Гуго?!
«Кричит, что я и Гуго заменю, и его… А что? И заменю! Мне бы немного подучиться, самому с дельфинами позаниматься… Я не задирал бы так нос, как он…» — Янг в этот момент искренне верил, что такое может быть.
— Где… где он, этот душегуб? — появился из-за дома задыхающийся мистер Крафт. — Он меня пустит с торбой по миру! Он за все мои муки, за все доброе… инфарктом наградит! — Однако в дверь резиденции постучал вежливо: — Мистер Судир! Нам надо поговорить!
Подошел Абрахамс с испуганным выражением лица, показался Радж, вытирая тряпьем руки. Янг тоже направился к ним с Тото на руках.
— Мистер Судир! Бросьте сосать виски: у нас сегодня еще два представления… Вам мальчик поможет!
Янг подошел как раз в тот момент, когда дверь резиденции открылась. Судир стоял в белых брюках, в тенниске с эмблемой дельфинария. Мокрые волосы гладко зачесаны назад. Янг шагнул ближе к брату.
Судир был строгим и суровым, будто и не он несколько минут назад имел такой растрепанный вид, не его сгибала на сторону бутылка. Видать, что-то надумал, потому что в руках держал такие кольца, которые бросал дельфинам во время представления. Ни на кого не смотрел, выделил только взглядом Янга, кивнул на бассейн и веером швырнул туда кольца: «Аппорт!» — показал рукой на воду.
Янг молниеносно сунул Тото в руки Раджу.
— Стой! — крикнул Радж. — Ты же не собака, чтоб поноску приносить!
Но Янг только пятками сверкнул, бултыхнулся в бассейн. Вот оно, желтое кольцо, уже и руку к нему протянул. Да вдруг оно подскочило, как живое, и… оказалось надетым на рострум-клюв дельфина. Некогда было разглядывать, какой из дельфинов оказался таким ловким, рванул сажонками к другому кольцу, розовому. Успел схватить! Остальные похватали дельфины, хотя никто не давал команды подбирать их…
— Будем так и делать этот номер: человек соревнуется с дельфинами — кто скорей. — Судир говорил твердо, видимо решился на это окончательно.
— Я согласен! — Янг чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Если бы не считал, что надо в этот момент выглядеть солидно, то прошелся бы на руках, как Абдулла.
— Ну вот и хорошо! О'кей, сынки! Готовьтесь, через пятнадцать минут будем впускать людей, — Крафт с облегчением вытер лоб и толстую шею носовым платком.
— Так-то оно так, — вмешался Радж, — да не совсем так. Гуго не занимался с дельфинами в бассейне. Если Янгу выполнять все обязанности Гуго да еще и в представлении участвовать, то можно и ноги протянуть. А зарплату мистер Крафт ведь не прибавит?
— Ноу, ноу! Пусть мистер Судир доплачивает. Янг делает облегчение ему, а не дельфинарию.
— Почему же не дельфинарию? — сдержанно, однако искоса сверкнул глазами Судир. — Мы можем и совсем новые номера придумать, не только старые совершенствовать. «Спасение дельфинами мальчика!», «Верхом на дельфине!», «Дельфины и дети!». Можно шикарную рекламу придумать, народ валом повалит. Думаю, что и вам выгода будет немалая.
— Посмотрим, посмотрим… — пробормотал Крафт и пошел.
— Дядя! Мистер Крафт! — не выдержал Янг. — А вы дадите мне такую тенниску, как у Раджа, — с эмблемой дельфинария? — у Янга даже сердце замерло: что он ответит?
— Тенниску? Ну, тенниску, если не вернется Гуго, придется дать. — Крафт оглянулся, и что-то наподобие улыбки тронуло его губы.
— Тогда я согласен на всё-ё-о! — Янг задрал руки вверх и потряс ими.
— Дурень! Молокосос! — сердито плюнул Радж. Повернулся, чтобы идти к себе в кладовку, и остановился. — Иди сними с себя все, надо перемыть, пусть сохнет. В трусиках будешь выступать. А ты, уважаемый новоиспеченный мистер, — обратился он к Судиру, — будешь относиться к нему как можно вежливее. Тронешь хоть пальцем — не поздоровится.
«Пусть ругает, как хочет… Зато с Раджем буду! В дельфинарии буду работать!» — Янг стоял, одурев от счастья, и только носом шмыгал. Сейчас он совсем забыл, что его счастье выросло на несчастье другого.
Об этом напомнил Радж, сорвав с него в душе одежду да еще и шлепнув по тому месту, откуда ноги растут. И совсем не больно было, Янгу хотелось смеяться и дурачиться. Ах, Радж! Не может понять, сколько пережил он за все дни после изгнания, как извелась, наплакалась его душа от горя и одиночества. И вот теперь, когда все так чудесно складывается, вдруг снова надо переживать из-за того, что ты — не по своей воле! — занимаешь место другого.
— Под вечер сходим в порт. Гуго живет на лодке, в плавучем поселке… Найдем!.. Поговорим, что он думает делать дальше. А теперь — беги! — Радж еще раз хотел шлепнуть Янга, но он выскочил как ошпаренный.
И завертелся, как собака за своим хвостом. Судир сразу решил включить его в программу представления вместо себя. Порепетировали транспортировку лодки с Янгом — это далось совсем легко, потом — заплыв на двух дельфинах, вернее — дельфинках Еве и Доре. Не совсем получалось, не было такой синхронности, как тогда, когда плыл, опираясь на них, Судир. Но ничего, все придет со временем. А не получится на двоих, то научится седлать одного и плыть.
Судир так и не надевал гидрокостюма во время представления, стоял на нижнем помосте в белых брюках и тенниске и подавал команды. Он был доволен Янгом, только не показывал этого… А в конце дневного представления, когда мокрый и возбужденный Янг еще спихивал с помоста шалуна Боби, а тот все влезал и влезал обратно, подставлял живот и плавники, чтоб его гладили и почесывали, от зрителей отделились две женщины, пошли к перекидному мостику. Одна, маленькая китаянка, в брюках с широкими штанинами, несла пышный букет цветов, другая — высокая, в широкополой шляпе и белом платье — бумажный сверток в руке. Судир пошел им навстречу, на мостик, принял букет, поцеловал китаянке ручку, вынул из букета голубой конверт, поцеловал и его. Потом помахал письмом вслед китаянке и скрылся в резиденции. А женщина в широкополой шляпе еще издали заговорила, протянув руки к Янгу: "Повэро бамбино, повэро бамбино[13]. Я не знала, что ты такой маэстро!" А подойдя ближе, сказала:
— Грандиозо, милый… — и погладила мокрую голову Янга.
Донна Тереза! И она была на представлении… А он же совсем забыл о ее существовании. Забыл и про Тото, который, услышав голос синьоры, начал скулить и визжать, рваться с привязи (Янг привязал его к скамье напротив входа в Раджеву кладовку).
— Ой, вы совсем забыли про обед! Скоренько приходите с Тото! А пока что вот вам подкрепление, — сунула пакет ему в руки. — Бутербродики, колбаска… Да не задерживайтесь очень, а то у меня сегодня запланировано еще одно мероприятие.
— Мы вечером съедим и обед и ужин, сейчас не успеем. Да вы не беспокойтесь, собачка не голодна.
— Мираколо! Это просто ужасно! У Тото может испортиться желудок… Ты уж, миленький, покорми его, хорошо? Ну — чао! Я люблю вас обоих… Ой — я побежала! — синьора помахала им пальчиками.
Янг дернул за ручку дверей.
— Что дальше делать, мистер?..
Судир лежал на диване, закинув ногу на ногу и разглядывая листок, спохватился, спрятал его в голубой конверт, а конверт сунул под магнитофон на столе.
— Что?.. Прежде всего надо стучать, когда входишь. А еще лучше совсем не заходить и никуда не совать носа, когда тебя не просят. Понял?
— Умгу.
— А вообще я тобою сегодня доволен… Хоть ты мне и много попортил крови… Думаю, мы с тобою поладим, так? — Янг на это пожал плечами, и Судир продолжал: — Ты думаешь, почему у нас с Гуго конфликты были? Непригоден он для этого дела, не любит его. У тебя все горит в руках, а у него — тлеет. Есть разница? Ты отдохни с полчаса, и попробуем еще покататься на дельфинах… Ну и… все сначала начнется, все сначала! Такая карусель.
Янг осторожно прикрыл за собой дверь.
«Доволен…» Конечно же, будет доволен! Стоять на помосте в сухом и чистом и только команды подавать или париться в гидрокостюме, лезть в воду, нырять для потехи других с дельфинами… Есть разница! Крафт правду сказал: большое облегчение Янг делает для Судира.
Шли с Раджем в район порта знакомой дорогой, через центр. Радж намеренно предложил этот маршрут, хотя по набережной было ближе. Хотел по пути зайти в какую-нибудь лавочку купить Янгу новые штаны — отметить первый его рабочий день. Старые уже доброго слова не стоили: начал Радж выжимать их после стирки — разлезлись на клочки. Оказывается, едва держались, просвечивали уже. Так и не надевал их больше. Шел в трусиках.
У Янга заплетались ноги, собачка чуть не вываливалась из рук. Наработался, оказывается, в первый день под завязку. Да и не выспался прошлой ночью из-за грозы.
— Радж, а что такое маэстро?
— Опытный специалист, мастер, талант в полном смысле этого слова. А что?
— Ничего… — Янг усмехнулся про себя. Ну, до мастера ему расти да расти, может, всей жизни не хватит.
К тому же, как совместить то, что ему хочется быть капитаном дальнего плавания, с нынешним желанием? Что лучше? Трудно разобраться, когда тебе неполных двенадцать. А так не бывает, чтоб совмещать одно с другим.
Не хотелось сейчас Янгу думать, где он возьмет деньги на школу, потом на такой колледж, чтоб выучиться на капитана?
Штаны купили на площади, даже с пластиковым ремешком. Янг тут же надел их и стал почти как барчук. Радж в шутку нажал большим пальцем на его нос — вверх, будто он так задрался у него от радости. Янг растроганно потерся о его грудь лбом.
Искать Гуго пришлось долго, бродить в лодочном поселке, расспрашивать. Лодки стояли у берега на приколе рядами, много их было привязано и у крайнего, восточного мола. Некоторые держались на якоре самостоятельно, другие были пришвартованы к другим лодкам, но все жались как можно глубже в заводь между бетонным молом и пирсом-набережной, в укромное место. Это мало спасало, ночная буря у многих будок-надстроек посрывала крыши, повалила стены, и лодочный городок выглядел так, будто тут похозяйничал хищный зверь-великан. Тут и там слышался стук молотков, скрежет пилок. Люди снова налаживали себе приют… Радж с Янгом перебирались с лодки на лодку по мостикам-доскам или по бортам, расширенным досками, которые походили на кладки. Хватаясь руками за шаткие стены и крыши, переступали с борта на борт, а лодки раскачивались и оседали, между бортами плескалась вода.
Наконец нашли Гуго, он тоже ремонтировал свою крышу. Лицо парня болезненно морщилось, белки глаз пожелтели. Говорил с ними и слабо усмехался, жаловался на боль в правом боку — должно быть, Судир повредил печень. Надо было бы сходить к врачу, но где взять деньги на визит, а потом и на лекарства? Может, затихнет боль, перестанет… И пока говорил с Раджем и Янгом, младшие братья его и сестры, кто немного одетый, кто совсем голый, лезли к нему на руки, на колени, и он только мягко отстранял их или, скривившись от боли, ссаживал с колен, но не прогонял.
— Нечем и угостить вас… простите, — печально посмотрел на Раджа и Янга.
— Радж… — начал Янг, и тот понял, что надо говорить все-таки о главном, ради чего пришли.
— Возьмите вот… — Радж вынул из кармана пакетик цукатов, отдал малышам. — Гуго, а ты поправляйся и приходи назад. А пока что Янг тебя заменит.
— Я не вернусь… Приду только за расчетом — и все.
— Ты прости… Я виноват, это из-за меня попало тебе… — язык не слушался Янга: так гадко он еще никогда себя не чувствовал.
— При чем тут ты! Я давно собирался уйти от Судира. И надо было уйти, пока не искалечил… Ну, а это была последняя капля.
— А как же ты будешь жить? — вздохнул Радж.
— Не пропаду. Вот поправлюсь немного, буду с отцом в порт ходить. А если сдохну, то это даже лучше, чем работать на Судира.
— Я своего слова назад не беру: если найду где работу, сразу же сообщу тебе. Ну — держись! — Пожали ему руку, похлопали по плечам. Гуго нагнулся, чтобы скрыть слезы.
— Спасибо вам… Вы — как братья мне.
Прощались, не зная того, что еще раз, уже в темноте, придется пробираться на эту лодку, нести добрую весть: в «Летучей рыбе» увидели Амару, и тот сказал, что его берут официантом, а о месте посудомойщика он договорился для Гуго: Амара тоже помнил давнишнюю просьбу Раджа.
Хорошо, что кто-то прошел под окном с транзистором, а то Янг проспал бы до полудня. Торопливо вскочил, сунул под мышку Тото — и к дверям. Завтрака некогда было ждать. «Я-я-янг, это ты-ы?» — вяло пробормотала спросонья донна Тереза и перевернулась на другой бок.
Сегодня у Янга первый полный рабочий день, надо спешить.
Но как ни спешил, пришел к проходной вместе с мистером Крафтом. Совсем не фанаберистый этот мистер Крафт: первый поздоровался, по-отцовски положил на плечо Янга руку, пропустил перед собой в проходную. На почтительный поклон Малу тоже кивнул.
— Ключи! — коротко кивнул он Малу, и тот засуетился, зазвякал своими ключами, отпирая небольшой висячий шкафчик, где под стеклом были развешаны ключи. — Будешь этому парню вместо Гуго выдавать ключи… — Пока Крафт говорил, Малу умудрился дружески подмигнуть Янгу. — Вот эти — от входных дверей, эти — от моего кабинета… — продолжал Крафт. — До моего прихода ключи снова должны висеть на месте. Там работа небольшая. Абрахамс мог бы тебе все рассказать, но лучше скажу я. Маленькую уборку сделаешь… Танцуя сделаешь, вместо физзарядки. Пойдем, я покажу, что можно переставлять, протирать, а чего трогать нельзя… Шах-мах — и ты свободен, занимайся своим делом.
Они шли по аллее, где под пальмами и кустами стоял еще туман, и Крафт не переставая говорил:
— И свободен… В душе тоже будешь убирать, мыть… Абрахамс скажет — как и чем мыть, дезинфицировать. И свободен… На трибунах уберешь после представления — и свободен… Абрахамс учил, как рыбу подготавливать? Ну вот… И свободен.
«Ага… — думал Янг с горькой усмешкой, — и лежи, отдыхай. А еще ведь репетиции, представления… И свободен, и отдыхай! Влез в кабалу… Во сколько же это мне надо вставать, во сколько прибегать, чтоб до его прихода все сделать и повесить ключи на место? А когда же учиться с маской плавать, с аквалангом? Еще эта собака свалилась на мою голову…»
По скрипучей и зыбкой лестнице (ступеньки просто стонали под тяжестью Крафта) мистер взбирался первым. Сопел и говорил:
— У нас есть еще малый бассейн — с рыбами и черепахами. Если бы ты согласился порой и там поплавать, было бы просто о'кей! На буксире у черепахи, а? Публике нравятся необычайные штучки.
— А Гуго там плавал?
— Нет. Мне кажется, что Гуго даже плавать не умеет. Ни разу его в воде не видел. — Крафт отомкнул входную дверь, толкнул ее. — Ну вот, видишь — мини-коридорчик, два раза мокрой тряпкой махнешь — и хорошо, — помахал перед собой рукою, будто показывал, как убирать. — А вот в кабинете… — сделал два шага, всунул ключ в другую дверь, потянул ее на себя, — а вот в кабинете…
На полу у двери лежал голубой конверт, такой же, какой Янг видел у Судира. На нем были написаны печатными буквами два слова: «Джеральду Крафту». Мистер, кряхтя, нагнулся, поднял конверт, повертел в пальцах. Почтового штемпеля на конверте не было. Янг обошел Крафта и увидел, что лицо его встревожено, а рука с конвертом мелко дрожит.
— Ага, так о чем я говорил? — спохватился мистер Крафт. Руку с конвертом опустил вниз.
— Про кабинет. А только я хочу сразу сказать, что в малом бассейне я плавать не буду. Да и Радж не разрешит. — Янг решил спрятаться за брата. Дай этому мистеру палец, так он отхватит и руку.
— Ну — мы об этом еще поговорим. И с Раджем тоже поговорим… Протирать тут будешь пол, стол, стулья, табурет, лампу, телефон, настольный вентилятор, сейф, подоконники. На столе ничего не переставляй, не меняй местами. Корзину с мусором можешь выносить не каждый день, все бумаги из нее обязательно сжечь. Читать ничего не надо, тебя ничто не должно интересовать.
— Я такой конверт вчера у Судира видел. Ему какая-то китаянка вместе с цветами поднесла, — неожиданно для себя сказал Янг. Тото рвался из рук, скулил, ему хотелось побегать.
— Такой или этот самый? Что было на нем написано?
— Не заметил.
— Такие конверты можно купить на каждом углу, в каждой гостинице. И на каждом какой-нибудь призыв. Тут: "Наркотикам — бой! Спасем нацию от «белой смерти». Во-от… Сегодня можешь тут не убирать, а завтра — попрошу. Все, что потребуется для этого, спрашивай у Абрахамса. Ну — я тебя не задерживаю… — мистер Крафт снова уставился на конверт.
Янг шмыгнул за дверь. Сев бочком, съехал по перилам и сразу пустил Тото погулять.
Услышал, что возле резиденции Судира шум. Узнав голоса Раджа и Судира, пошел туда.
— Ты магнитофон не брал? — голос Судира был злым.
— Когда-а?! Зачем?! Вчера мы с Янгом ушли раньше тебя. Ты еще собирался с аквалангом на глубину лезть… И не забывай, я тебя скорей могу обвинить в чем хочешь: это ты имеешь ключ от моей кладовки, а не я от твоей, — говорил Радж тоже раздраженно.
— Не заходи! Следы затопчешь… — Судир расставил ноги в дверях, загородил рукой вход. У его ног стоял черный дипломат, с которым он обычно приходил на работу.
Радж все-таки заглянул в резиденцию поверх Судировой руки. Янг тоже просунул голову в дверь — ниже его руки. И правда, внутри все было разворочено, дельфинчики разбросаны как попало.
— И кто тут что искал? Хотелось бы мне знать… И неужели ты не слышал никакого шума? — поинтересовался Судир.
— Я спал, — отрезал Радж. — А что еще пропало?
— Не знаю. Дельфинчики, кажется, все… Магнитофон на столе стоял, на виду — его нет. Хорошо, что дипломат не оставил на ночь. Я к тебе его занесу, пусть пока что в кладовке побудет… Пойдем к Крафту, надо звонить в полицию… И пусть представление отменят. — Судир цапнул Янга за лицо и грубо оттолкнул. Янг чуть зубами не вцепился за палец, ладонь Судира смердела каким-то лекарством.
Янг первым добежал до дверей Крафта, без стука нажал на ручку…
Мистер, багровый, налитый кровью, сидел в единственном мягком кресле перед своим столом. Голова откинута на спинку, рот слегка приоткрыт. На коленях лежал вскрытый голубой конверт, а под опущенной к полу, будто неживой, рукой — небольшой листок. На их шаги и стук двери он никак не отреагировал, даже не шевельнулся.
Радж первым оказался возле мистера Крафта, потрогал за плечо, шире расстегнул рубашку, взялся за пульс.
— А-а, это ты, Радж… — раздвинул дрожащие веки Крафт. Они были красные, водянисто-набрякшие. — Там… Там… — правая рука слегка шевельнулась, указательный палец показывал куда-то на стол. Крафт снова смежил веки, задышал прерывисто, со стоном.
Судир зашел за стол, открыл правый ящик, зазвякав чем-то металлическим и стеклянным. Вот уже руки Судира над столом, в них собранный шприц с иглой. Взяв в ящике какую-то ампулу, обломил головку, набрал из нее в шприц лекарства. Делал все уверенно, точно доктор. Выдернул из розетки электрический шнур от лампы.
— На, перетяни ему руку выше локтя… Сильно! — скомандовал Раджу. — И лучше левую… На подлокотник ее положи!
Вена на сгибе локтя ниже повязки набухла, стала как веревка. Судир косо поднес к ней иглу шприца. Еще как будто и не уколол, а уже в шприц брызнула из вены кровь. Янг быстренько отвел глаза: стало нехорошо. Взгляд упал на тот листок, что лежал возле кресла слева. Поднял…
Что-то напечатано на машинке по-английски. И тут Радж перестал держать шнур, размотал его, взял у Янга листок.
Читал про себя, беззвучно шевеля губами.
— Выкуп требуют… — сказал громко. — Двадцать тысяч долларов. Деньги привезти не позже, чем через неделю со дня получения предупреждения. Подпись: «Уайт вайпе»… «Белая змея».
— Ум-м, — мистер Крафт снова открыл глаза. — Я же им платил уже… в прошлом году… десять тысяч… Только забыл, какая подпись была в первом листке. Две дабл ю или дабл ю и ви.
На это никто не ответил ни слова. Судир звякал, разбирая над ящиком шприц, и будто не слышал Крафта. Наконец громко стукнул ладонью по ящику, загоняя его на место.
— Я же им плати-ил… Люди, что же это делается?! — с болью простонал Крафт.
— Триада? — спросил Судир. — Она шутить не любит. Лучше их не раздражать.
— А-а, дьявол им в глотку! Где я возьму такие деньги? — Крафт слегка шевельнулся, взглянул на Судира, будто тот мог подсказать.
— Где — это вам думать. Мы же не в курсе ваших финансовых дел.
— Мистер Судир, не заходите больше в ту мастерскую за сувенирами… и скажите им, пусть больше не делают. Надо экономить.
— Наоборот, будем вручать не по три, а по пять после каждого представления. Я сказал, чтоб увеличили выпуск. А начнем экономить на центах, потеряем доллары.
— Ум-м-м… — мистер Крафт закрыл глаза.
— И у меня беда. Кто-то похозяйничал ночью, обокрал. Магнитофон пропал с рабочей лентой, все шмотки перевернуты. Может, одна шайка-лейка действует? Надо звонить в полицию! — проговорил Судир.
Мистер Крафт мычал, не открывая глаза.
«А может, Судир и подкинул это письмо? И сам у себя украл магнитофон, чтоб отвести подозрение? — Янг посмотрел на Раджа: думает ли так и он? Но по лицу брата ничего нельзя было определить, и Янг сам испугался своей мысли. — Так что же тогда получается? Кто же такой после всего этого Судир?»
— Письмо пришло не по почте. Подсунули под дверь сегодня ночью… — сказал Крафт бесцветным голосом. — Никто из вас не заметил чего-либо подозрительного?..
«Нет», — все отрицательно покачали головами.
— Дверь в коридор не взломали, отомкнули. Пользовались, должно быть, отмычками. У сторожа и спрашивать нечего, он никому ключи не давал. Кроме Гуго и меня, никому не имел права, и теперь будет только Янгу давать… Мистер Судир, а что за письмо вам подали вчера с букетом? — неожиданно спросил Крафт.
Судир полоснул Янга ненавидящим взглядом.
— Мало ли какие записки могут передавать женщины мужчинам! Или наоборот… Даже болтливый индюк не рассказывает своих интимных секретов индюшке, — сухо сказал он.
— Да, но… Простите… Позвоните полиции сами, меня еще ноги плохо держат. А про записку от «Белой змеи» не говорите, а то могут и не приехать. Я знаю их — трус на трусе… О, если б это было в старой доброй Англии! Можно было бы весь Скотланд-Ярд на ноги поднять.
Судир зашел за стол, переставил телефон поудобней. А пока переставлял и набирал номер, говорил:
— За успех нынешних представлений я не ручаюсь. Дельфины привыкли к музыкальному сопровождению. Может, стоит отменить хотя бы утреннее и провести лишний раз репетицию?
— Отменять будем только тогда, когда, не дай бог, не останется ни одного живого дельфина. Я же не могу снимать шляпу, как нищий, стоять у ворот… Мистер Судир, вам придется самому сказать пару слов о дельфинах. Что именно — не мне вас учить.
Янг первым выскользнул из кабинета. Надо было срочно готовить рыбу. Где тот копуша Абрахамс ходит, подвез ли хоть свежую?
Янг заметил: Судир доволен. Но и встревожен: почему дельфины так легко идут на контакт с Янгом, а с ним — туго, не помогает порой и рыба? Может, дельфины просто любят детей — как своих, так и человеческих?
Ева, он узнавал ее по трем белым полоскам-царапинам на левом боку за грудным плавником, ластилась к нему, как собака. Может, вспоминала в этот момент свою дочку Джейн? Может, дитя человека в чем-то заменяло малышку? Когда Янг долго оставался под водой, ныряла и она, рострумом осторожно, но решительно подталкивала под живот, под грудь, чтобы скорей всплывал. И она, и Дора, и Бэла, даже могучий Дик (у него с правой стороны в нижней челюсти зуб сидел не в ряду, а как бы отступил на шаг к языку, а с левой стороны четыре зуба были съедены до пеньков) любили тереться об Янга, брать его за голень зубами, проводить ими туда-сюда, словно чесать. Когда первый раз так сделала Ева, Янг от испуга рванул ногу, и на голени остались красные полосы от зубов. Самки почувствовали запах крови, встревожились, защебетали, как воробьи. Может, другие самки упрекали Еву в неосторожности, и она оправдывалась, мол, Янг сам виноват, не надо было так впадать в панику. Нащебетавшись, Ева подплыла к Янгу, дала почесать себя под плавниками, сама терлась щекой о его бок — будто просила прощения. Остальные самки дружелюбно плавали вокруг, высовывали из воды головы, улыбались во весь рот. Тут же и Дик плавал, и нисколько не волновался за свой гарем, не ревновал к Янгу.
Боби, когда Янг давал ему целую небольшую рыбку, не нырял, чтобы съесть ее, а брал осторожно за хвостик и подбрасывал так, что рыбка делала тройное сальто и падала в рот. Наигравшись, нахвалившись своим умением, Боби съедал рыбку — конечно, под водой.
Малыш видел, что во время представления Судир дает взрослым дельфинам рыбу только тогда, когда те правильно сделают какой-нибудь трюк. И он ловил в воде то листок, то кусок медузы, нес Судиру или Янгу, раскрывал рот: «Дайте и мне!» Раз Боби принес медузу Янгу, а Янг взамен ничего не дал. Боби нырнул и так плеснул хвостом возле его лица, что на Янга обрушился поток воды. Вынырнув после этого, малыш насмешливо глядел, как Янг откашливается.
В промежутках между первым и вторым представлением Янг почти все время плескался с дельфинами (Судир на это молча соглашался). Приучил малыша к сигналу-свисту. Стоило сделать два длинных и два коротких свистка, а потом еще две пары коротких (по ритму как бы слова: «Ты где, Боби? Плы-ви сю-да»), и дельфиненок летел стрелой.
Посиневший, как дельфин, проголодавшийся, выбирался Янг из бассейна и только тогда вспоминал, что надо было взять маску с трубкой, тренироваться с нею. Радж отогревал его горячим кофе, запасы провизии у Раджа катастрофически уменьшались, на аппетит Янг не жаловался. Хорошо, что донна Тереза снова, не дождавшись их в отеле, сделала визит в дельфинарий. Пакет с едой на этот раз был значительно больше. Умиленно смотрела, как они уничтожают котлеты и колбаски, особенно Тото: «Бедная собачка, как ты похудела… Совсем испортишь желудок, а тут, наверное, ветеринара нет. Янг, мальчик мой, ты все-таки старайся приводить Тото на обед. И утром корми обязательно, я сделаю кое-какие запасы в холодильнике. Бери, не стесняйся…»
Янг вспомнил белый шкафчик-холодильник в спальне у стены в номере отеля. Не заглядывал в него еще ни разу, а следовало бы.
— Донна Тереза, не могу я у вас больше! Я уже на службе… Поищите себе кого другого, — начал Янг просить, чтобы она отпустила его.
Но синьора и слушать не хотела.
— Как — другого? Ой, что ты говоришь — чужого взять, с улицы?! Тото привык к тебе! У него может случиться нервный стресс! Испортится желудок, испортится характер… И у меня будет стресс! Я тебя полюбила. Мне будет очень горько, если ты нас покинешь! Даже и не думай, слышишь?
И ушла. А Янг смотрел ей вслед, и ему хотелось плюнуть от злости. Тото чудесный, потешный, он сам привык к нему… Но ведь дельфины! У него появились дельфины! Одного Боби, толстенького, будто сделанного из лоснящейся резины и надутого воздухом, Янг не променяет на десять собачек. Тем более таких изнеженных, как Тото, беспомощных… Вот у Мансура была собака так собака! Никто с ней не нянчился, не брал на руки, разве только, когда она была щенком. Бегала где хотела, дружила со всеми мальчишками, любила купаться, умела хорошо плавать. Мансур как-то пошутил, что скоро выучит ее плавать саженками. «Ха-ха, собаку — саженками?!» Мансурова собака всегда первая встречала рыбаков на берегу лагуны, по ее поведению биргусовцы узнавали, все ли хорошо у рыбаков и какой улов. И рыбаки любили ее, сразу начинали угощать рыбой…
Где хоть Тото? А-а, заснул в тенечке под кустом… Ну, пусть поспит… Жаль, Раджа нет, пошел с туристами в подводную экскурсию, море уже немного успокоилось.
Второе представление давно закончилось, а третьего не будет. Совсем расстроился Судир: полицейский-сыщик, который приходил расследовать кражу, сказал, что пусть не надеется на скорый и окончательный результат. Расследование — дело тонкое.
Судир, выпроводив полицейского, забрал из кладовки Раджа дипломат, перенес к себе в резиденцию. Потом надел гидрокостюм, акваланг и ушел под воду в бассейн. Что он там делает — неизвестно, но дельфины кружат над ним, ныряют и всплывают, громко отдуваются.
Янг собрал бумагу на трибунах, нашел в тайнике ключ от Раджевой кладовки. Отомкнул, взял с полки маску с трубкой, ласты, снова запер дверь и спрятал ключ. Радж показал уже, как пользоваться маской и трубкой — теоретически показывал, не опускаясь в воду. А теперь Янг будет тренироваться практически. Не святые горшки обжигают, овладеет и он этими штуками.
Надел ласты, застегнул ремешки и сам над собой засмеялся: ну и шлепало маленькое! Если бы еще рот до ушей, на лягушонка был бы похож. Наклонился над бортом бассейна, зачерпнул горсть воды, промыл стекло маски изнутри. Надел на нос и глаза, подсунул под ремешок дыхательную трубку, загнутый конец повернул так, чтоб удобно было брать в рот загубник. «Судир возле северного края бассейна… Ну, а я тут буду, возле мостика, и в рукаве. Хватит места и ему и мне…»
Шагнул за перила — бултых!
Вода с бульканьем заполнила трубку. Вынырнул, выставил трубку, сильно дунул, выдувая из нее воду. Сразу вдохнул воздух — и чуть не захлебнулся: захватил трубкой воды. Дико кашляя, задыхаясь, сорвал с себя маску, схватился за железные ступеньки, что вели из бассейна. Вот дьявольщина… Легкие разрывались от судорожного кашля, болело горло.
Янга упрямству научила жизнь: иначе ничего не добьешься. Отдышался, снова приладил маску с трубкой и поплыл уже тихо, опустив в воду только лицо.
В воде серый полумрак, муть. Никогда он не думал, что в бассейне и в рукаве до самой плотины вода такая грязная. Бедные дельфины, как им хочется из этой мути на простор, на волю, в чистоту и прозрачность. А люди поймали их, держат в соленой луже себе на потеху… Абрахамс сказал, что все время работает помпа, подает свежую воду, вода понемногу заменяется. Но чтоб такой слабый был результат?!
Только возле лесенки из бассейна насыпан свежий песок. А так дно всюду затянуто илом и тиною, завелась даже какая-то грязная лопушистая растительность. А когда-то ведь, наверное, был чистый бетон. Валяются куски кирпича, камни, осколки бутылок.
А что это за темная торпеда летит навстречу ему? Рыло-клюв так и целится прямо в лицо, темнеют глазки, сильно работает вверх-вниз хвост… В каком-то полуметре «торпеда» резко взмывает вверх, засветив белым животом. Янг поднимает из воды лицо и узнает веселую морду Боби. Дельфиненок, казалось, внимательно, с насмешкой вглядывается в стекло, вот-вот подмигнет: «Не спрячешься, брат… Под любой маской узнаю…»
Они плывут рядом к северному, правому краю бассейна, где ныряют, кружат, шумно отдуваются дельфины. Что там делается на дне? Янга разбирает любопытство, он хочет подглядеть за Судиром.
Впереди в глубине видны расплывчатые длинные беспокойные тени дельфинов. С каждым гребком руки они становятся яснее, вон и Судир в черном костюме с желтыми баллонами за спиной. На поясе у него торба, он то и дело достает из нее кусок рыбы, сует в рот то одному, то другому дельфину. Но дает и другое — плоские ручки железных совков-черпаков. Задние борта черпаков круто заламываются вверх, упираются дельфинам в шею. Спереди у черпаков зубцы. То один, то другой дельфин старается вбить черпак зубцами в кучу, хоть немного набрать песку. Но песок тут же смывается с черпака. Вверх летят пузырьки, тучи мути медленно расползаются в стороны… Янг немного заплыл в правый рукав и застыл на воде, едва пошевеливая руками и ногами. Судир от него внизу и правей, и Янгу видно, как тот лезет рукой в торбу, вытягивает по куску рыбы и сует в рот тем, у кого получается лучше, больше остается песку в совке. А лучше получается у Доры и Бэлы, а не у Евы.
Боби покидает Янга, ныряет к ногам Судира, у того лежит на ластах как дополнительный груз-якорь еще один черпак. Боби шалит, хватает его зубами то за дужку, то за бортик, тащит в сторону. Судир отбирает черпак, шлепает малыша по боку и сует дужку совка в рот Дику. Но тот резко трясет головой, и черпак отлетает за кучу песка. Судир больше не пристает к нему. Зато Бэлу, которая зачерпнула чуть ли не полный совок песку, похлопал, погладил по голове, повернул рострумом к противоположному концу бассейна, туда, где мостик, повел за плавник за собой. Янг едва успел поглубже отплыть в рукав, а потом поплыл вслед за ними. Не отстать от Судира и Бэлы было легко, порой даже приходилось притормаживать, чтобы не налететь на них. А может, Бэла потому медленно плыла, что мешал черпак?
Судир и Бэла доплыли почти до перекидного мостика. Дрессировщик неуклюже полез по лестничке из бассейна, комично выворачивая ноги, чтоб становиться на ступеньки пятками. Колени его еще были в воде, а он уже отвернулся от стены и дважды щелкнул пальцами над самкой. Сдвинул маску на лоб, вынул изо рта загубник. Бэла показала голову из воды, брызнула из дыхала фонтанчиком. А приподнять совок так, чтоб он полностью повис над водой, не смогла: не хватало силы или не понимала, чего от нее хотят. Челюсти расслабились, совок перекосился, и песок сполз-смылся с него. Судир не забрал у Бэлы совок, а только подправил так, чтоб дужка приходилась посередине рострума. «Репете, Бэла! Репете!» — Судир резко махнул рукой в северный конец бассейна. Бэла утонула, пропала с глаз… И тут Судир обратил внимание на Янга.
— Ты долго будешь мне нервы на шпульку наматывать?! Да я тебе… уши… — поспешно надвинул маску, взял в рот загубник, ринулся в воду.
Янгу почему-то стало смешно, он боялся, как бы из-за этого снова не вдохнуть воды. Втянул воздух и нырнул навстречу Судиру, под него, прошел у самого дна. С баллонами Судиру было не так ловко в воде… Возле лестнички Янг мгновенно сорвал с ног ласты и увидел, что на дне валяется брошенный Бэлою черпак. А может, это был не тот? Сунул под дужку руку, ласты в ту же руку — топ-топ по лестничке вверх. Всплыл Судир, погрозил ему кулаком.
— Дядя Судир! А вы будьте там, отправляйте дельфинов с грузом, а я буду принимать их тут! — прокричал Янг и взвесил в руках тяжелый совок из толстой жести.
Но Судир не услышал или не захотел услышать, еще раз погрозил кулаком и жестом приказал ему бросить совок. Янг размахнулся — плюх! — нате, берите… И пошел к Тото.
«Дрожит от злости!.. А чего дрожать? Вдвоем в два раза быстрее выдрессировали бы».
Собачка млела от удовольствия, лежала, вытянув все четыре лапы, подергивала спросонья ухом, прогоняя надоедливую муху.
А Раджа еще нет… Не спросил, сколько времени занимает каждая подводная прогулка. Сходить разве на мыс Когтя? Там подводники заходят в воду, там начало маршрута. Подергал Тото за ухо: «Пошли…»
«Эх, Абдулла! Мало дней прошло, а я уже заскучал без тебя… О, если бы ты был тут! И Радж уже со мной, и дельфины, и Тото, а тебя никто не заменит. Ни с кем так не поговоришь… Где ты теперь, Абдулла?»
Слева, где вместо ограды были тыльные стены пристанских пакгаузов и складов, разрослись кусты, заросли плюща и лиан забирались на стены и крыши. И вот, когда Янг мысленно воскликнул: «Где ты теперь, Абдулла?» — на одной пологонаклонной крыше из зелени высунулась давно не стриженная голова мальчика, показались длинная шея и голые плечи. Янг еще не узнавал друга, а тот уже свистнул по-разбойничьи, вверх взлетели, точно крылья, две руки.
— Ге-ге-ей!!! — завопил, затанцевал он на месте. — Хо-хо, Янг!
Это был Абдулла — возник, как в сказке. А говорят, что чудес не бывает!
Абдулла утонул в чаще зарослей, начал спускаться вниз.
Минута, другая — и вот он, весь в царапинах, со свежими рубцами на голой груди, руках, животе, в одних старых штанах, босой кинулся Янгу навстречу, и они крепко обнялись.
— Ты с неба свалился? Я только-только подумал…
— Не с неба — с крыши! — рот Абдуллы на худом лице растянулся в улыбке до ушей. — Оттуда, сверху, так удобно наблюдать за всеми! Там и спать можно, только бы под бок чего подстелить.
— Как это тебе удалось? На Рай как попал?
— Упросился на грузовоз… Всю дорогу машину драил в трюме, а на пристани помогал разгружаться. Не очень-то за так привезут.
— Родича бросил, значит.
— Он меня бросил — фьюить! — Абдулла крутнул указательным пальцем, будто хотел просверлить небо. — Лег спать и не проснулся… А меня на другой день после похорон за шкирку и на улицу… Нового лифтера взяли и каморку дядину под лестницей отдали ему. Теперь я вольный как ветер, хоть в пираты нанимайся.
— Не надо в пираты… Видел я их — бах-бах, — и нет человека. На моих глазах одного матроса убили, а женщину ранили. Грабили нас, когда плыли на Рай.
— Ну-у?!
— Вот тебе и ну… Расскажу потом.
— А я видел твоего брата и еще двоих с ним. Вон там заходили в море, с желтыми баллонами… Сами черные, в масках — бр-р-р, как марсиане. Я ждал, пока вылезут, чтоб о тебе расспросить.
— А тут и я сам.
— А тут и ты! Да еще с собакой… Такую я уже где-то видел.
— Помнишь ту итальянку? Что попросила поднести собачку?
— Ну.
— Так вот с того времени и забавляюсь с Тото. Итальянку Терезой зовут… Ой — слушай! Я же могу тебя сосватать на свое место! Я ведь в дельфинарии работаю, у меня работы — во! — чиркнул Янг большим пальцем под подбородком.
— Не гожусь я в собачьи пастухи. Да я сразу продам его туристам.
— Абдуллок! Абдуллячка! Ты же не знаешь, что это такое — за пастуха. Будешь жить в первоклассном отеле, в одном номере с нею и собакой. Жратвы — от пуза, и чего только душа пожелает! А работы — всего только собачку прогуливать и кое-когда прислуживать донне Терезе.
— Рай на Рае?
— Ну!
— Так чего же сам отказываешься?
— Сказано — в дельфинарии я! Может быть, на постоянную даже взяли. А с Тото мне надо развязаться, а то он мешает. Соглашайся, а?
— Гм…
— Ты не гмыкай, господин нашелся! Лучше и не придумаешь. Будешь как сыр в масле кататься, а там — что будет, то будет.
— Гм…
— А, чтоб тебе… Абдурак ты, а не Абдулла. Вот дождемся Раджа, поможем ему костюмы и акваланги в порядок привести, и я тебя поведу. Возьмет донна! С моей рекомендацией — возьмет!
— А тебя кто рекомендовал ей?
— Никто. Сама нашла меня. Я ей понравился. Честность на моем лице прочитала. Ясно? А у тебя на лице…
— Ну-ну…
— Ты жуликоватый хлопец… — смягчил Янг свое определение. — У тебя в каждом глазу по чертенку прыгает, так и жди, что номер какой выкинешь.
— Хо-хо!
— Абдурахманчик, мне столько всего надо тебе рассказать!
— Вон… вылезают уже!
Ребята наперегонки бросились к берегу.
…Утомленный Радж сидел на скамейке, обсыхал после душа. Рядом был вскинут на спинку скамьи вывернутый наизнанку гидрокостюм. Янг и Абдулла плескались в душе, мылись сами и обмывали изнутри, прополаскивали еще два гидрокостюма. Но больше, как видно, баловались и брызгались, потому что умирали от визга и смеха.
В руке у Раджа был листок, список желающих сделать подводную прогулку. Против каждой фамилии стоял номер костюма, рост. Двое первых уже отплавали. Третий и четвертый сейчас придут.
Третьим в списке стоял Пуол…
У Пуола было такое душевное состояние… Нет, не приподнятое, скорее всего его жгло злое, дьявольское вдохновение. До сих пор все как-то обходилось. В разные переплеты попадал, был даже на волосок от смерти — выпутался. И в руках полиции дважды побывал — «х-хе!» — вывернулся!
Выпустили его из райской полиции только на другой день. Шел по улицам медленно, нога за ногу, пока снова не оказался на площади с фонтаном. В голове было пусто, никак не мог придумать, что делать дальше, как приступиться к Раджу. Остановился возле сборного щита-рекламы, вернее, трех щитов, составлявших треугольник. На всех трех щитах висели одинаковые плакаты. Через десять дней морской праздник, выборы «мисс Рай». И портрет прошлогодней «мисс Рай». Голова — фотоснимок, а туловище пририсовано художником, будто сидит она кокетливо боком на дельфине, а тот мчится в брызгах воды. Чудо-дева «мисс Рай» показывает в улыбке все тридцать два зуба, таращится прямо в глаза тому, кто ее разглядывает, и помахивает ручкой.
«Бетель, бетель! Кому бетель? Лучшего бетеля не найдете на всем архипелаге!» — останавливается возле плаката какой-то раньше времени постаревший невысокенький лоточник-коробейник. На нем жесткий, точно из железа, фартук — от самых подмышек и чуть ли не до земли. Не фартук, а витрина и лоток одновременно, на нем нашиты сотни треугольных карманчиков рядами, из каждого карманчика торчит черенок листика. Свернут листок бетеля мудрено, как цигарка, в нем есть все компоненты — зерно ореховой пальмы, кусочек негашеной извести, а хвостик проткнут так, что будто скрепляет весь сверточек, — бери за хвостик и в рот. «Попробуй, молодой человек! Ты такого еще никогда не пробовал! — пристал к нему продавец и шепнул: — Всего два доллара!» Судя по такой большой цене, в жвачку было что-то добавлено, не порошок ли героина. Пока Пуол искал в карманах монеты, чтоб набрать нужную сумму мелочью, тот бормотнул сквозь зубы: «Привет от Чжана… Интересуется успехами… Срок продлевается еще на двое суток, кончатся эти двое суток в двадцать часов. Не сделаешь что надо — смерть… Бетель! Кому бетель! Пожуешь — и рая не надо!»
Пуол отошел от него, чувствуя, как от страха дрожат руки, а в животе стало дурно. Контроль, оказывается, есть, про Пуола не забыли. Будь проклят тот день, когда он ступил на стежку этих гангстеров! Будь они все прокляты!
Сунул в рот листок бетеля, начал жевать. Рот заполнила шипучая розовая слюна, ощущался и тошнотный привкус, как от той цигарки, что курил в подвале, затошнило, хотелось вырвать — выплюнул жвачку под пальму…
Слонялся целый день, живот подвело с голодухи, но почему-то едва вспоминал про еду, во рту становилось нехорошо и тошнило. Уже вечером в каком-то выносном кафе подсел на улице за столик. Прикрываясь забытою кем-то газетой «Фридом», подчистил с тарелок все недоеденное, ненавидя себя за такое унижение. Решил: заберется в дельфинарий, проверит резиденцию Судира — дрессировщика. Не найдется ли у него тенниска с такой же меткой — «R.S.»? От результатов проверки будет зависеть дальнейший ход событий.
И забрался — далеко за полночь, дверь открыл согнутой проволокой. Тенниску нашел, только никакой метки не обнаружил. Посвечивал себе украдкой каким-то тяжелым, должно быть подводным, электрическим фонарем. Чтобы не было видно света из окна, почти залезал под диван. «Нет тех букв…» И стало легче, но и тревожнее: будто приблизился к роковой черте. Сгреб со стола магнитофон, тяжелый, стационарный, завернул в простыню, закинул за спину. Хотел взять несколько пластмассовых дельфинчиков на граненых подставках и усмехнулся! Кому нужны эти цацки!
Прихватил еще только фонарь — и ходу.
Назад пробирался тем же путем — через забор.
Днем, когда вокруг фонтана забурлил «блэк мэкит» — черный рынок, магнитофон загнал какому-то перекупщику. Правда, дешево, за пятьдесят долларов — лишь бы избавиться от этой игрушки. У него же выменял на фонарь кинжал. Конечно, не такой шикарный, как у Раджа, но острый. Это уже оружие, а с оружием он все же смелее…
На пристани в примитивной харчевне снова наелся от пуза. До пятнадцати часов спал под кустом в сквере возле «Кракена». А потом пошел в дельфинарий покупать билет на подводную прогулку.
— Никто из вас не болен? Кашля, насморка нет? — задал Радж дежурные вопросы. — Ну, хорошо… — он придирчиво начал оглядывать экипировку Пуола и четвертого экскурсанта, некоего Грехема из американского штата Калифорния. Хорошо ли прилажены на спине баллоны аквалангов, туго ли застегнуты поясные и брассовые ремни, не будут ли сковывать маневра, хорошо ли прилажены пояса с грузилами, показывают ли манометры 150 атмосфер давления в баллонах, открыты ли запорные вентили и завинчены ли вентили резерва? Пловцы-новички стояли у самой воды, волны прибоя, пенясь, набегали на ласты. Янгу и Абдулле, который держал на коленях Тото, экскурсанты были видны сзади и немного сбоку. Радж стоял дальше, по икры в воде, и казался на целую голову ниже Пуола и на две — Грехема. Удивительно спокойное было у Раджа лицо.
— Глубже семи-десяти метров опускаться не будем. Специальной тренировки вы же не имеете? — продолжал Радж. — Нет. И с аквалангами никогда не плавали? Тоже нет… Чтобы вернуться на берег живыми, прошу строго выполнять все мои требования. Не отплывать от меня больше, чем на два метра. Вы… — показал на Пуола, — будете от меня справа, вы — слева (оба согласно покивали головами). — Перчаток в наших костюмах нет, поэтому ничего под водой голой рукою не трогать и не брать, хоть и будет большое искушение. Если захотите иметь раковину или кусок коралла, купите в киоске возле дельфинария. Были случаи, что экскурсанты не слушались моих предупреждений, и получали ожоги и уколы, которые долго не заживали… Когда покажу рукою: «Подъем!» — сразу же подниматься. Но — не быстрей пузырьков выдыхаемого воздуха… Мы старались подобрать гидрокостюмы по фигуре, но идеально подобрать нельзя. Вот почему, как только погрузимся по шею, обомнемся хорошенько, чтобы не было под костюмом воздуха, — легче будет опускаться и меньше сделается складок. А я еще раз осмотрю шланги, всякие соединения — герметичны ли, чтоб не было утечки воздуха. Потом опустим в воду лицо, проверим, хорошо ли прилегают маски. А самое главное — вот что… — Радж прокашлялся, будто собирался крикнуть или взять чистую ноту.
Янг засучил ногами по песку, сбивая его в кучи: от восхищения. А Абдулла все гладил и ласкал Тото, приучал к себе.
— А главное — не забывайте под водой дышать… — Пуол и Грехем хмыкнули, а Янг громко засмеялся. Но Радж сказал: — Это не так смешно, как кажется. Дышать под водой значительно трудней, чем тут. Давление на грудную клетку будет возрастать еще почти на одну атмосферу. Не волноваться, не суетиться, не делать резких движений… Дышать спокойно, медленно, делать глубокие вдохи и выдохи, хотя и будете чувствовать некоторое сопротивление. Чтоб вас это не тревожило, не пугало… Если же будете делать короткие, слабые вдохи-выдохи, нужную порцию чистого воздуха можете не получить, будете гонять туда-сюда углекислый газ и самоотравляться… Если же дыхание все-таки собьется, станет беспорядочным, поверхностным, всплывать не спешите, а то можете и не успеть. Лучше спокойно лечь на дно, постараться выровнять дыхание несколькими протяжными, глубокими вдохами и выдохами…
Радж видел, что от его поучений и инструкций Пуол не только не успокаивался, а все больше волновался и нервничал. Беспокойно переступал с ноги на ногу, а потом отставил правую, а колено дрожит, дрожит… Во рту, наверное, пересохло, ибо Пуол вертел головой и облизывал губы. Радж, хоть и чувствовал, что безбожно затягивает инструктаж, делал это сознательно: хотелось, чтоб землячка пробрало до печенок.
— При погружении могут заболеть перепонки — от перепада давления. Выдохните воздух через нос в маску, сделайте несколько глотательных движений, в ушах будто что-то хлопнет, давление выровняется… Кто летал на самолете, тому это должно быть знакомо. Говорят, ощущение почти одинаковое… Дальше… Хоть у вас и пояса с грузилами, сначала опускаться будет трудно. Однако это надо преодолеть, не допустить, чтоб вас выбросило на поверхность вверх ногами. Итак — промываем маску водой изнутри, чтоб стекло не запотело…
Пуол и незнакомый Грехем шагнули глубже в воду, кося глазами на Раджа — как он делает? — смочили стеклышки.
— Обратите внимание на загубник… Он хоть и называется загубник, но вот эти штучки должны попасть за зубы… Не бойтесь брать в рот, все продезинфицировано. Когда зажмешь вот так, держится хорошо… — Радж оттопырил верхнюю губу, показав чуть ли не все зубы, вставил загубник, сжал губы, сделал глубокий вдох и выдох и вынул. — Ну, освоили? Еще раз вставьте и выньте… Получается? Ну вот вы и готовы к погружению… Забыл сказать: гидрокостюмы у нас «мокрого» типа. Это значит, вода будет кое-где просачиваться, но она нагреется от тела, а новая уже не будет поступать… Вопросы есть? Под водою их может появиться много, да, к сожалению, я не могу там ответить. Это не прогулка по саду со «спикером» в руках… Жаль, что никто из вас прежде не сделал прогулки на «Нептуне» — лодке с прозрачным дном. С нее хорошо все видно, и я смог бы ответить на многие вопросы. Обычно перед подводной прогулкой у меня спрашивают, есть ли тут акулы. Отвечаю: есть, особенно за рифами, но пока что нападения на людей не было. Однако будем бдительны, будем глядеть в три пары глаз — береженого и бог бережет. Так?
«Подводники» в ответ на это только вытирали лбы, поеживались (солнце пекло еще сильно, а костюмы черные), топтались на месте, словно у них занемели ноги.
— Повторяю, дальше двух метров от меня не отплывать… Возьмите в руки вот эти пики… — показал Радж на штоки, что торчали возле них в песке. — Если нападут акулы, станем спинами друг к другу… Отобьемся, не бойтесь! Ну, погружаемся, сначала до шеи.
Радж вырвал из песка свой шток, вложил загубник в рот, натянул маску и начал задом отступать в воду. Пуол и Грехем тоже проделали эти манипуляции, повернулись лицом к суше и пошли, неуклюже переставляя ноги. Янг успел отметить, как побледнело Пуолово лицо.
Радж последний раз вынул загубник изо рта, хотя вода доставала уже до шеи и при накатах накрывала брызгами с головой.
— Обжимайтесь… Обжались? Перебирайте под водой ногами, как при плавании кролем. А можете и обеими разом — по-дельфиньи. Руки лучше держать вперед или назад вдоль туловища… — Радж снова взял загубник в рот и первый погрузился с головой.
Над ним забурлили, вырываясь, воздушные пузырьки — один, второй, третий… Равномерно, как надо, дышит Радж. Янг и Абдулла подбежали к прибою, потом вошли по колено в воду, глядели, забыв обо всем. Пузырьки бурлили и там, где ушли под воду Грехем с Пуолом. Белые гребни на волнах наката стремились стереть их, погасить, а они появлялись вновь и вновь, словно небольшие подводные вулканы.
Не осознанная еще до конца тревога сжала сердце Янга.
— Абдулла… Никуда не денется мадам Ой… Будем ждать Раджа. — Янг загородил ногой путь отступления крабу-сигнальщику, схватил его за панцирь, вынес на сухой песок и сел. Абдулла печально опустился рядом. Тревога Янга начала передаваться и ему.
Забавлялись с крабом без особого интереса, мысли их были там, под водой. Немного развеселил их Тото, хотел обнюхать краба, а тот мигом выставил и тотчас спрятал глазки-телескопы, цапнул клешней собачку за нос. Той большой, фиолетовой клешней, какой любит кивать, подманивать к себе.
Вперед, вперед… Вот тут еще раз оглянуться на одного и другого: как дышат, как плывут? Грехем почти нормально, видимо, есть опыт. А Пуол отстает, неловко загребает ногами — не плавал в ластах, выдыхает чаще, чем нужно… Постоял перед ними почти вертикально, перебирая ластами, — и головою вглубь, ногами вверх. Надо сначала поразить подводных путешественников глубиной, показать пропасть-теснину, мрачную и страшную. Она слева от пристани. Вода в ней туманно синеет, а потом чернеет. Пусть заглянут туда, почувствуют, чем дышит бездна… Маршрут так и рассчитан, чтобы впечатления напластовывались по контрасту.
Тело уже уравновесилось, будто совсем потеряло вес, каждой клеточкой испытывал наслаждение… Сколько раз такое было, и все до мелочей знакомо на маршруте, а быть равнодушным не удается. Радж точно птица-великан над лесом, а под ним несметное множество разноцветных мелких птиц, даже стрекоз и мотыльков, и эти птицы-рыбки, стрекозы и мотыльки почти не обращают на людей внимания, занимаются своими делами. Правда, когда тень от человека подступает к рыбам, они резко сворачивают в сторону. И рук боятся: казалось бы, очень просто погладить какую-нибудь, взять за хвост. Как бы не так! За каждым твоим движением подводные жители следят пристально.
Про заросли тоже не всегда скажешь, растение это или животное. Кусты, деревца, букеты, наросты… Стерлись все переходные приметы, очертания и формы вычурно-фантастические, в глубине — расплываются в мягком зеленовато-синем свете. Оранжевые лилии плавно шевелят кружевными перышками-щупальцами, то каждым отдельно, то изгибаются все разом, будто поддаваясь подводному течению. А вон ритмично дышит-пульсирует что-то голубое, похожее на гриб с венчиком щупальцев. Актиния… Возле нее раскинулось как бы засохшее дерево с тонкими ветками — черный коралл… Дорогая штука…
Каждый выступчик, каждая ямка, камень-риф чем-то или кем-то заняты, заселены, и каждое существо можно разглядывать бесконечно. Радж выбирает более ровную площадку, опускается на дно, принимает вертикальное положение. Пусть и попутчики спустятся, полюбуются вдоволь… На краю этой площадки между двух выступов скалы раковина тридакны — вся в коралловых наростах, каких-то растениях, сморщенная и некрасивая. Края раковины в узорчатых изломах, моллюск все время то сжимает створки, то отпускает, и тогда между ними показывается что-то студенистое, розовато-синее… Туристы гоняются за такими раковинами, эта тридакна почти единственная, оставшаяся здесь, и Радж ее охраняет. Ей еще расти да расти, сейчас она похожа на небольшое корытце, а может вырасти до двух-трех метров.
Полюбовались? Призыв-взмах рукой, и Радж направляется к скале-рифу. По пути зависает еще над одним «восточным базаром». Тут как бы выставка разноцветных бочек, мешков с копрой, торбочек и карманчиков, кувшинов и горшков, кубков, груш, свечей… У каждого «изделия» разной толщины стенки, разные размеры отверстий сверху. Все это — губки. Между «торговыми рядами» губок, медленно выпячивая и подтягивая колюче-острые щупальца, ползут звезды.
Риф всегда огибали со стороны пляжа. Вернее, группу рифов, потому что вокруг того, что торчал над водой, прилепилось еще несколько недоростков. Под водой они похожи на китайские или японские пагоды-храмы с многоэтажными крышами и площадками под ними, нишами, заполненными всякой живностью.
На обратном пути, сделав полную петлю вокруг облюбованного рифа, еще раз останавливаются возле «восточного базара», даже опускаются на дно полюбоваться им. Оттуда последний круг по мелководью — и на берег. Все путешествие займет около часа, часа и пятнадцати минут.
Радж огибает риф медленно. Пусть смотрят, пусть любуются. Поворачивал голову туда-сюда, следил, чтобы туристы не уплывали в сторону, не лезли в щели между рифами. Можно засесть, зацепиться аквалангом, что-нибудь порвать, испортить или самому пораниться, защемить ногу с ластом. Ласт не сдерется, не потеряется, ласты прикреплены ремешками. Но… чего ни бывает! Еще раз притормозил, огляделся… Вот Грехем, а где Пуол? Грехем подплывает к Раджу, тоже оглядывается. Радж делает ему знак рукой: «Подожди меня на месте!», а сам возвращается за риф, словно откручивает виток назад. Так и есть, защемился ласт в расколине… Подергивает, потом нагибается и что-то делает, видимо, хочет отстегнуть. Ну, это напрасно, не так легко потом его под водою надеть. Выдохи у Пуола короткие, частые…
Радж планирует вниз, к самой ноге Пуола, хочет хорошенько разглядеть, что там… Пуол выпрямляется, показывает вниз, на ласт… На короткое время спина Раджа оказалась ниже пояса Пуола. Радж ничего не успевает разглядеть: мелькнула на рифе тень Пуоловой руки, уловилось колыхание воды. Крутнул голову влево, вверх — и тут же выбросил навстречу полусогнутую левую руку. Пуолова рука с крисом скользнула по ней, отлетая в сторону. Кинжал, задев немного плечо Раджа, выпал. Краем глаза Радж увидел: скатывается с выступа на выступ рифа, распугивая рыбок и взметая муть. Разогнулся, а его руки со сведенными пальцами уже возле шеи — нацеливается выдернуть загубник или сдавить Раджу горло… За стеклом маски — выпученные безумные глаза Пуола… Нырнул под его руки, а правая уже в стремительном полете: удар в челюсть. Стремительность движения относительная, под водой все делается в замедленном темпе, сдерживает плотность воды. Голова у Пуола дернулась, откидываясь назад, загубник выпал изо рта. А до поверхности пять метров!
Машет безладно руками, отбивается — не подступиться. Приловчился, схватил его сзади за баллоны — скорей наверх! Из-за рифов на большой скорости выплывает Грехем, догоняет и цепляется за локоть Пуола, помогает. Скорей, скорей… Пуол дергается, руки раздирают грудь… скорей… Вот и совсем перестал дергать руками и ногами, потерял сознание.
Вынырнули, повернули Пуола лицом вверх и под руки — на берег.
Меньше всего хотелось Раджу его утопить. Правда, когда увидел Пуола в списке, а потом и самого с ножом на поясе, понял, что поединок неминуем. Схватки с ним под водой не боялся, даже подумалось, что в критический момент вырвет у него загубник — сразу присмиреет. А теперь, когда без желания случилось именно так, забеспокоился: хоть бы все обошлось благополучно. Пусть бы жил, пусть бы коптил небо, паскуда…
Навстречу бросились Янг и Абдулла, помогли стянуть с Пуола акваланг и ласты.
— Радж, у тебя кровь капает с плеча! — испуганно воскликнул Янг.
— Ничего, ничего… — Радж, положив Пуола грудью на свое колено, выдавливал из легких воду.
Пришлось и искусственное дыхание делать Пуолу, оживлять. Когда тот наконец очнулся, давясь диким кашлем, долго еще был бледным и синим, как мертвец.
— Янг… Отдышится — отведешь земляка в душевую, — Радж смахивал со лба пот и глядел на Пуола не только с отвращением, но и с жалостью. — Примешь от него акваланг и гидрокостюм. И пусть катится на все четыре стороны. А вы, Грехем, простите, что так вышло. Психоз… Под водой и не такое случается… Можем с вами продолжить прогулку… если хотите… — Возможно, Радж ждал, что тот откажется. Но как бы не так!
— Да!.. От каждого капиталовложения должна быть прибыль, польза или удовольствие, — и Грехем первым вошел в воду, на ходу беря в рот загубник и натягивая маску.
Радж поднял руку, помахал. Может, хотел подбодрить Янга и Абдуллу или сказать, что долго не задержится.
— Ну как они… бутылконосы[14]? Поддаются?
— По-разному.
— Подвигается дело?
— Медленно. Но подвигается.
— Мы могли бы и аквалангистов нанять. Но там есть глубина до семидесяти метров. Эхолотом проверяли. И мрак вековечный…
— Мистер Пит, а дельфинам не нужен свет. Они в полной темноте могут работать. Сонар у них, ультразвуковая локация… Посылают сигналы, серии сигналов на разных частотах, ловят их отражения. И полная картина в голове, все видно, что перед ними делается, какие предметы, даже из чего сделаны.
— Тот же принцип эхолокации… Я понимаю, мистер Судир.
— Они своими сонарами и хеморецепторами могут даже отличить железо, скажем, от меди.
— О?! То, что надо.
Владелец чужого незнакомого голоса чего-то не договаривал. А может, сказал тихо? Радж еще больше напряг слух.
Верно сказал Гуго: все слышно, будто встроен какой-то специальный канал для подслушивания. Или стена имеет такое необыкновенное акустическое свойство не глушить голоса, а еще больше усиливать? Интересно, а оттуда тоже слышно, что делается в душевой? Видимо, нет, иначе Судир больше осторожничал бы при разговорах.
Радж, сполоснув гидрокостюм под пресным дождиком, протирал его пористой резиновой мочалкой, чтоб удалить воду. Невольно снова прислушался. Понял пока что одно: разговор касается дельфинов. Что это за мистер Пит, которого так интересуют дельфины?
Голос Судира:
— Надо сделать более легкими черпаки. Может, даже не из железа, чтоб и крепкие были и легкие.
— Дюралюминий подошел бы. Но его так быстро не достанешь.
— Может, дюралюминий, а может, еще какой-либо сплав. За счет уменьшения веса черпалок можно больше набирать породы, грунта… Насчет конструкции… В целом хорошо, но заднюю стенку, что прижимается к подбородку, лучше делать не ровной, а с вырезом — по форме шеи. Плотней будет прилегать, меньше высыпаться, смываться песок при транспортировке. А то при максимальной скорости песок будет струиться с боков. Пока доставит до места, мало чего в черпаке останется… А они еще не понимают, что я от них требую не пустой ковш донести, а с грунтом.
— Проблемы, проблемы… Черт бы их побрал! А когда вы сможете показать, что они уже могут делать?
— Самое меньшее — через неделю. А то и через две.
— Ч-черт… Каждый день на вес золота.
— Набирать, зачерпывать уже почти все могут… Кроме Боби, малыша. Но этого же мало. Надо, чтоб и зачерпнул и вынес наверх, отдал в руки. Человек наверху будет забирать полные, давать в зубы пустые черпаки, отправлять назад. Да, вот еще что: хорошо было бы дужки покрыть пластиком. Дельфины не любят голое железо в рот брать.
— Хорошо… А в какой момент им награду вручать, приохочивать?
— Потом я все расскажу. Лучше всего, конечно, когда вынесет и вручит полный черпак. Я так и приучаю их — чем полней, тем большая награда.
— А сколько за день они съедают?
— Когда как. Дику и двадцати кило мало… Самки меньше едят: десять — пятнадцать килограммов рыбы. Но когда будут работать, то количество потраченной энергии резко возрастет, значит, и рыбы надо больше. Скумбрию очень любят.
— Обжоры… А так не может случиться, что принесет он, скажем, раз десять, нахватается, нажрется — и будьте здоровы? Не захочет больше и глядеть в ту сторону.
— Все может быть. Приказать им работать по десять часов в сутки мы не сможем. Все — на добровольных началах. Во время представления мы не кормим их вволю. Вечером докармливаем, кому мало…
— А если, скажем, так: аквалангист на дне зачерпывает и дает в зубы — неси! Только транспортировку оставить на дельфинов.
— Это было бы проще. Но вы же сами говорили, что там есть и семьдесят метров глубины.
— Не всюду, но есть.
— Человек долго не выдержит такой глубины. А потом надо будет декомпрессию проходить, скоренько не поднимешься наверх.
— Ч-черт…
— Это если б, скажем, аквалангисты жили в подводном доме, не надо было возвращаться за каждым баллоном на поверхность…
— Подводный дом! Вы забываете про затраты… Да и времени сколько пройдет, пока закажешь да сделают, пока сюда доставят, смонтируют. Не-ет, это для нас фантастика… Никто не даст заем под такую авантюру. А вдруг кокос пустой и не прорастет?
— А мне думается, если б ничего не было там, вы бы не крутились около того острова.
— Какого острова? Вы что?
— Горного.
— Не фантазируйте.
— Я знаю больше, чем вы думаете. Горного?
— Гм-м… одно скажу: в этом архипелаге.
— На Горном, можете не изворачиваться. Мои люди выследили вас, мистер Пит. Скрываетесь под вывеской. «Ocean science and Enqineerinq»[15] — OSE. Знаю также, что это американское общество и занимается оно добычей алмазов у берега Южной Африки. Владеет также концессиями по разработке площадей континентального шельфа возле берегов Австралии, Таиланда, Малайзии, Аляски. Не слышал я, чтобы султан Муту разрешил вам заниматься этими делами и на нашей территории. Значит… Значит, вы тут контрабандным путем! Но выдаете себя не за тех, кем являетесь. Вывод делайте сами, чем будет все пахнуть, если вас обнаружат.
— Вы нас шантажируете? Угрожаете?
— Избави бог. Я веду с вами деловой разговор. Дальше… Я все-таки постараюсь дознаться, кто вы такие на самом деле. Это во-первых. А во-вторых, OSE ищет только алмазы. А у вас, судя по намекам, не алмазами пахнет, а… золотом. Так? Так, так, успокойтесь, мистер Пит. Так вот, третье: у вас нет другого выхода, как взять меня в долю!
Наступило молчание. Видимо, мистер Пит, прижатый к стене, собирался с мыслями.
— Но мы ведь так не договаривались, мистер Судир!.. В прошлый раз мы не о такой оплате услуг говорили! И вы уже взяли у нас задаток.
— В прошлый раз было так, а теперь иначе. Во-первых, научить дельфинов тому, чего вы хотите, не так просто. Я пока что не нахожу аналогов в мировой практике. Во-вторых, в прошлую нашу встречу я еще ничего не знал про вас, речь шла вслепую. В-третьих, втайне от мистера Крафта мы не сможем этого сделать. Значит, еще и его придется взять в долю. Если дело повернулось таким образом, то давайте заниматься бизнесом честно.
— Честно! — иронически хмыкнул мистер Пит. — И это вы называете честным приемом — брать за горло?
— Не преувеличивайте. Вы делаете свой бизнес, я — свой.
— Но мы же еще не уверены, найдем ли там что или нет!
— Так чего же вам волноваться? Вы ничем не рискуете. Вам пустой кокос и мне пустой.
— Я должен посоветоваться с моими компаньонами.
— Советуйтесь, мне спешить некуда. Одно только поймите: если я тоже буду заинтересован в деле, то и работа с дельфинами приобретет для меня новый интерес. Могут и сроки сократиться.
— Я посоветуюсь… Я сообщу… на днях… Что и как… — растерянно пробормотал Пит.
— Всего наилучшего, мистер Уилсон. Своим компаньонам передайте от меня привет… А сторожу на проходной скажите, что я просил пускать вас ко мне в любое время дня. — В последних словах Судира слышались спесь и нахальство хозяина положения.
— А он меня уже хорошо знает, — бросил Пит.
Послышался легкий скрип Судировой двери, еще через минуту — шаги на перекидном мостике из бамбуковых бревнышек.
Ушел, значит, Пит. А Судир? Меньше всего Радж хотел бы сейчас видеть Судира. А он может ткнуть нос сюда, ибо еще не мыл свой гидрокостюм, не приносил баллоны на заправку. Что делать, увидев его? Промолчать? А хватит ли выдержки, услышав такое, такие переговоры? А если не выдержит, то что сказать?
Что творится на свете!.. Сначала Пуол с сегодняшним нападением, а тут и Судир… Хороша штучка, этот Судир! Если бы такой свинье да еще рога, как у буйвола, то наделал бы дел.
Послушаешь Судира, так получается, будто он хозяин дельфинария, а не Крафт. Как он сможет с этим Питом использовать дельфинов за стенами дельфинария? Временно повезут их туда, а потом вернут обратно, или как? А может, Крафт в курсе дела, может, и он хочет иметь побочный заработок? Как тогда будет с дельфинарием? Временно отменят представления?
«А что я могу Крафту рассказать? В чем я могу обвинить Судира? Как смогу доказать, что у него злые намерения? В любой момент он может отказаться от своих слов и от Пита: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. А об экспериментах с черпаками скажет: хочу научить дельфинов чистить бассейн. Плохого ничего, одна польза для дельфинария, для Крафта. Ну и, конечно, для науки. Во всем мире проводят опыты с дельфинами. Вон в США даже учат дельфинов атаковать с минами вражеские корабли…»
Радж услышал, как снова скрипнула дверь Судировой резиденции. Ушел наконец, даже гидрокостюм не отдал вымыть. Долго же он сегодня сидел тут!
Нервное напряжение спало. Радж почувствовал страшную усталость, руки и ноги просто не слушались. А надо же еще перевязать плечо: в недоброе место пырнул Пуол, повязка не держится. И надо было бы заклеить костюм. Сквозь дыру будет слишком много воды попадать в него.
Но, добравшись до кладовки, лишь кое-как развесил костюмы на натянутой проволоке, на стеллажах, мимоходом глянул в осколок зеркала на дверном косяке. Ого, какие красные глаза у него сегодня, налились кровью. Отдыхать надо, больше надо отдыхать…
Откинул топчан от стены. Повалился на него не раздеваясь. Последним проблеском мысли было: «Янг… в отеле будет ночевать или вернется?»
Прошло несколько дней.
Еще никогда Янг не жил в таком напряжении. С него требовали, как со взрослого, и он работал, как взрослый. И ни на кого не обижался, никому не жаловался. Энергии тратил много, и Радж удивлялся его аппетиту. По вечерам, хотя Радж и заставлял учить английский язык, порой не дослушав, что втолковывали ему, — засыпал. Однажды Радж спросил у него несколько новых слов — не знал.
— Ты мне не называл их! — возмущался Янг.
— Называл. Ты спал, а я все повторял и повторял их. Думал, сквозь сон запомнишь. Я читал — так изучают иностранные языки. Ложатся спать, а магнитофон с записью урока крутится, долбит по мозгам.
— Ерунда все это.
— Может, и ерунда, если у тебя никакого знака в голове не осталось, — согласился Радж.
Янг старался управляться со своими обязанностями, кроме участия в представлениях, как можно быстрей, чтобы еще и Раджу помочь приводить в порядок акваланги и костюмы. Каждое утро приносил в резиденцию Судира сухой и чистый гидрокостюм, заправленный как следует акваланг. И не понимал, почему Радж, видя все это, злится? Так же и при Гуго было. И Гуго приводил в порядок Судиров гидрокостюм, приносил проверенный и заправленный акваланг. Не так часто было? Так теперь же Судир каждый день подолгу, почти дотемна, дрессирует дельфинов, учит носить черпаки, зачерпывать ими песок. А это ведь так интересно!
Дважды Янг вместе с туристами плавал на «Нептуне», смотрел в прозрачное днище под воду, слушал рассказ Раджа на английском языке и радовался: все понимает! В голове складывались чудесные сказки про подводное царство и морского царя Нептуна, имя которого носит этот большой шлюп.
Несколько раз им удалось поплавать с масками и трубками вдвоем, бок о бок. И Радж время от времени вынимал изо рта загубник и объяснял то, что видели на дне. Снова забирал в рот загубник, и — оп-ля! — ныряли вместе, на миг показывая над водой, как утки, свои зады.
Абдулла за это время дважды видел программу представления. Его теперь трудно было узнать: и лицо покруглело (даже, казалось, рот уменьшился), и одежду новую ему донна Тереза справила. Часто торчал и на берегу, наблюдая, как плавают Янг и Радж. От зависти к братьям бранил и муштровал ни в чем не повинного Тото: «Навязался на мою голову!»
— Терпи, душа, в рай попадешь! — кричал ему Радж.
— Я и так в Рае! — отвечал Абдулла и сам уже кричал с берега: — Янг! Янг! И ты, Радж… Знаете, что сегодня было? Скандало грандиозо! Я обувь переставил под дверями! В отеле! Одни мужские туфли, наверное сорок седьмого размера, перенес через три номера и поставил под дверь синьоры Терезы… Ха-ха! Что там было-о-о! Жена из того номера прибегала к Терезе, в волосы вцепилась… Многие пары перессорились — страх и ужас! Собираются на развод подавать, разъезжаются в разные отели!
Янг и Радж чуть не утонули, смеясь. Повынимали изо рта трубки, вылезли на берег.
— А чтоб тебе… — в изнеможении упали на песок, стараясь отдышаться.
— А что? Я им, буржуям проклятым, еще и не такое подстроил бы! — хвалился Абдулла.
— Обалдуй ты, а не Абдулла! Ты хоть понимаешь, что натворил? — укорял Янг. — Черт не возьмет эти пары, помирятся. А вот чистильщика могут прогнать с работы. Хозяин отеля решит, что он виноват.
— Я этого не хотел… — притих Абдулла.
Однажды настал момент, когда сбылась мечта Янга.
— Ну, так и быть, — сказал Радж. — Теоретически ты подковался, акваланг знаешь. Так и быть — полезем под воду… Костюма, правда, на тебя не подберешь… Но не замерзнешь и голый: глубоко не полезем, долго плавать не будем. Гууд?
— Йес, сэр! Сэнкью вэри мач! — Янг заволновался, задышал чаще.
— Дыхание! Не забывай про дыхание! — защемил пальцами его нос Радж.
Брат помог ему надеть пояс с грузилом, надеть плечевые ремни, застегнуть поясной. Уже на самом берегу проверил, хорошо ли обул и закрепил ласты. Сам, как всегда, на голень пристегнул крис, взял в руку шток с острым наконечником.
Янг уже нагляделся под воду и через днище «Нептуна», и плавая с трубкой и маской. А все же когда оказался с аквалангом под водой, был потрясен до глубины души, его будто ударили в самое сердце… Если бы можно было говорить под водой, то не смог бы и слова вымолвить. Он онемел, как малый ребенок, которому хочется до всего дотронуться, а то и потянуть в рот. Сказка, чудесная сказка!.. Едва шевелил ногами, а руки держал перед собой, как лунатик.
Каждый листик, каждый стебелек сочились бесчисленными очередями воздушных пузырьков. Сверкающих, будто серебряных: па-па-па-па-па… Пузырьки ударяются о тело, о руки, слегка щекочут, ползут за спину и вверх, вверх, разбиваются о поверхность воды.
Вывел из оцепенения Радж, нажав на плечо: «Дальше, дальше».
Поплыли к каньону-бездне, он точно стрела вел к берегу, к причалу. На самое «острие» этой стрелы навалены бетонные кубы — глыбы, чтоб не так размывало берег.
Радж и Янг плыли возле самой бездны. Янгу казалось, что в этой бездне колышатся, снуют туда-сюда чудовища с огненными глазами и огромными ртами и эти чудовища способны проглотить не только людей, а даже и лодки. Видны были расплывчатые контуры бетонных глыб. Они обросли уже водорослями, губками, актиниями…
Вдруг Радж что-то увидел среди бетонных глыб, махнул Янгу рукой — опускаемся, и начал планировать туда. Янгу казалось, что он распознает там силуэт человеческого тела, головы не видно, опущена вниз, а туловище и ноги всплывают, шевелятся…
Опустились — и сомнений не осталось: человек, труп человека. Возле него кружат, как воронье, рыбы. Человек одет и обут, еще не старый. Кусок проволоки впился в шею, концы ее привязаны к монтажной петле куба. За эти железные арматурные петли когда-то кран поднимал кубы и сбрасывал в море. Янг боялся смотреть в лицо утопленника, боялся стронуться с места, а Радж сделал круг около трупа и показал рукой — наверх.
Когда всплыли, стали на ноги на мелком, Радж освободился от загубника и маски. Покачиваясь от ударов волны прибоя, сказал:
— Это Пуол… По всем приметам — Пуол… Лицо уже разъели крабы, но узнать можно. Надо заявить полиции… — А когда выбрались на берег, горько вздохнул и плюнул: — Допрыгался, землячок… Завели кривые дорожки!
Пока дозвонились из проходной в полицию (кабинет Крафта был закрыт), пока появились двое полицейских и медэксперт, прошел не один час.
А потом пришлось Раджу и одному полицейскому, который умел хорошо плавать, прикреплять акваланги и опускаться на дно, доставать Пуола. Другой полицейский и медэксперт оставались на берегу, пытались допросить Янга. Но что он мог рассказать? При осмотре трупа была обнаружена в левом боку рана — как раз напротив сердца. Медэксперт вынул из раны лезвие ножа, сантиметров двенадцать длиной. Есть такие ножи: нажмешь кнопку — стреляет лезвием, на расстоянии десяти метров может убить человека.
Радж стянул мокрое от пота кимоно и, переодеваясь, молча внимательно поглядывал на Амару: ну как — понравилось? Ждал восторга, одобрения, ждал слов: «Буду и я проситься к Ромешу…» Но Амара ничего не говорил, молча ходил из угла в угол темного, с одной подслеповатой лампочкой «предбанника», поджимал губы и думал. Радж встал с низенькой, во всю длину стены скамьи, начал складывать и запихивать кимоно в сумку. И немного сердился: для Амары же старался, упрашивал Ромеша пустить на занятия постороннего.
— Ну так что? — наконец не выдержал Радж, еще раз взглянув на Амару. — Учти, что Ромеш скоро будет набирать новую группу.
— И рад бы в рай, да грехи не пускают, — вздохнул Амара.
— Если ты про оплату, так не думай. Упросим, чтоб платить в рассрочку.
— Нет, Радж. Просто времени нет. У меня всего один выходной вечер в неделю — по понедельникам. А Ромеш проводит занятия два раза. Если б хоть не по вечерам надо было ходить, а в первой половине дня… Но из-за одного меня он не будет переносить занятия.
— Хо! Так он же как раз и будет набирать дневную группу.
— Ну так что из этого? Все равно мы не сможем быть вместе. Ты вечером, а я днем, да еще в разные дни.
Наконец вышли из сырого и душного подвала. Пять ступенек вверх, и они на улице. Радж первым выбрался наверх и, ожидая, то поглядывал вниз на Амару, то вверх на ящерку, которая оседлала оплетенную проволокой лампочку у входа и ловила мошек и мотыльков, летевших на свет. Ящерка чавкала громко, со всхлипами, видно, проголодалась за день.
— Ромеш говорит, что прогресс народа и вообще человечества зависит только от физического совершенства человека, — сказал Радж, будто пробный камень бросил. Как отреагирует Амара?
— Совершенство… Физическое… Что толку от него? — Амара плотно прикрыл дверь, выбрался наверх. — Если бы хоть учились борьбе по-настоящему, а то… ни разу никто не стукнул как следует.
— Ни как следует, ни даже слегка… За это штрафные очки насчитываются. Только имитация удара, только имитация! Удар сокрушительный, может, даже смертельный, но сумей остановить кулак, или ребро ладони, или ногу в сантиметре от противника, сумей успеть отбить контрудар и тут же снова свой удар. Для этого надо быть хорошо натренированным физически, владеть приемами в совершенстве, иметь точный расчет и острый взгляд… Это тебе кажется, что мы только размахиваем руками или ногами, принимаем стойки и позы. Сто потов выливается… Положи один на другой несколько кирпичей, а хороший каратист ударит ребром ладони, и все разлетятся. Такова сила удара. Может, ты читал, а может, нет… В Англии был случай… Муниципалитет хотел снести один старый кирпичный дом. Так поручил это каратистам. Те за два дня голыми руками и ногами размолотили его вдребезги.
— Не агитируй. Лучше я тебя поагитирую… Найт-клаб «Кракен» знаешь?
— Ну.
— Был хоть раз в нем?
— Не приходилось. На такой шик денежки нужны. Да и… не тянет меня в этот притон. Там одни богачи развратничают.
— Чудак… Чтобы попасть туда, не обязательно иметь толстый карман. К тому же… — Амара огляделся вокруг. Никто поблизости не шел, только впереди, где улица вливалась в ярко освещенную цветными огнями площадь с фонтаном, было многолюдно. — Да к тому же… Лучшего прикрытия, конспиративного места и не придумаешь. Ни один шпик не додумается заглянуть туда.
— Прикрытия — для чего?
— Потом узнаешь. Ты за меня просил у Ромеша, а я за тебя — там. Поручился я за тебя… В десять часов там занятия, еще успеем. Шире шаг!
— Не пойду, пока не скажешь, что там такое, — нарочно заупрямился Радж, хотя и был уже заинтригован. С удивлением приглядывался к Амаре. Думал, что хорошо знал его — друг все-таки. А оказывается — не очень. За прошедшее время Амара очень изменился. Строже стало лицо, исчезла юношеская припухлость губ, наивное выражение в глазах. К нему интересно было приглядываться: вот какой земляк у него есть.
— Ну хорошо, — сказал немного погодя Амара. — Вот пройдем площадь, чтоб народу не было… — А когда выбрались на улицу, что вела к «Кракену», сказал: — Это — революционный кружок. Называется «Молодая земля». Изучается в нем теория и практика революции, читаются лекции по современному марксизму-ленинизму.
— Так там одни коммунисты, агенты Москвы! — шепотом воскликнул Радж и тоже огляделся по сторонам.
— Не видел я там агентов Москвы. А коммунисты, наверное, есть. Но много там и не коммунистов, так сказать, широкий фронт… И запомни, товарищ анархист и стихийный бунтовщик, это тебе не кинжалом ударить в бок янки на Биргусе. Все в мире намного сложнее, нужна огромная подготовительная работа, самая строгая конспирация… Коммунистическая партия у нас на архипелаге запрещена, находится в подполье. Возможно, что по инициативе коммунистов этот кружок и организовался, но за это их надо не в штыки встречать, а сказать спасибо и в ножки поклониться. Мало стихийно, так сказать, просто ненавидеть эксплуататоров, продажных капиталистов. Надо еще знать пути и способы, как можно весь порядок изменить на лучший, чтобы сам народ управлял страной, чтобы все богатства страны всему народу принадлежали, а не кучке богатеев.
— Все. Сагитировал, веди… О таком кружке, такой организации я давно мечтал. А можно будет еще кое-кого привести? Там у Ромеша немало хороших ребят.
— Нет-нет, даже намека не делай. Присмотрись хорошенько, изучи, а потом будет видно. Если поинтересуется кто, почему зачастил в «Кракен», думаю, найдешь, что сказать.
— Найду, не беспокойся. Не подведу.
— Беспокоиться надо. Но если бы я тебя не знал, то ты от меня ни слова про «Кракен» не услышал бы. А я даже порекомендовал тебя!
— Спасибо… — обнял Радж за плечи Амару. — Раз на то пошло, то и я тебе одну тайну расскажу. И ты должен посоветовать, что делать, ты же человек умный.
И Радж рассказал, как Судир учит дельфинов управляться с черпаками, копать грунт, переносить его. Про Пита Уилсона, который зачастил в дельфинарий к Судиру. При упоминании имени Пита Амара оживился, хотел что-то сказать. Но на вопрос Раджа: «Ты что? Ты знаешь его?» — только сказал поспешно: «Ничего, ничего… Досказывай до конца, я — потом». Радж подробно пересказал подслушанный в душевой разговор Пита с Судиром.
— Вот и помоги разобраться, в чем тут дело. Где на Горном может быть место, куда хотят отвезти дельфинов? Это раз. Во-вторых, неужели правда, что научная экспедиция там фальшивая, а под ее маркой скрываются самые настоящие авантюристы? Третье: неужели и правда они что-то там нашли и хотят с помощью дельфинов добывать?
Они дошли уже до «Кракена». Все окна найт-клаба светились, переливалась на нем разноцветная реклама, бросала пестрые пятна на людей, спешивших в ночной клуб, на кусты и деревья. Лица Раджа и Амары то вспыхивали краснотой, то синели и зеленели под светом рекламы.
— Пройдемся еще разок вокруг «Кракена», успеем, — Амара взял Раджа под руку, как девушку. — Так вот, братец, знаю я твоего Пита. Мы с Янгом его видели… Тогда еще, когда мы на Горном искали свободные земли. В горах там есть озеро, в бывшем кратере вулкана… Так этот мистер Пит с напарником изрыли все ручьи и ручейки, что в озеро впадают. Все промывали породу, разглядывали осадок. Я хорошо слышал, мы тогда с Янгом в засаде сидели — про золото у них шла речь. Если бы я так знал английский язык, как ты, то, может, и больше бы чего понял. Если бы ничего не нашли, то так не крутились бы. Они с трубками и масками плавали в озере, брали из него пробы. А на берегу моря у них лагерь разбит и дощатый забор вокруг, плотный. Думаю, что это тот самый, который и Судировы агенты вынюхали — OSE. Я помню, были там такие буквы на вывеске. Они и море там пригородили к лагерю, буйки поставили за двести метров от берега — запрещенную зону создали. Думаю, что они и в море лазят по дну, копаются… И знаешь что? В озеро много ручьев и речек впадает, а из него — ни одной. А уровень воды не поднимается… Значит, есть сток в море, только подводный… Может, они хотят дельфинов в озере использовать? Но туда и порожняком трудно добраться, а не только с дельфинами.
— Озеро отпадает. Афалины — чисто морские животные, они не смогут жить в пресной воде. Я думаю, что их хотят все-таки в море использовать. Ты приглядывался, между буйками не натянута сеть?
— Кажется, нет. Разве только под водой.
— Чтоб удержать дельфинов, нужна крепкая сеть до самого дна и чтоб еще над поверхностью торчала. Они легко могут ее перескочить. Пит с Судиром толковали о полной темноте… В темноте дельфины будут работать. Значит, на большой глубине, вдоль берега. А сеть… сеть могут еще натянуть.
— Твоя правда, товарищ Синх.
— Эх, товарищ Бессмертный!.. Если бы заглянуть туда… Подкрасться под водой тайком и…
— Думаю, что если там пахнет золотом, то они и охрану организовали.
— Вдвоем?
— Это мы только на озере двоих видели. За забором в лагере еще одного, моториста. А там же и вагончик на колесах, и палатки. Сколько внутри их людей, никто не знает.
— Интересно, в курсе ли всех этих замыслов мистер Крафт? И не знаю, что мне делать: говорить ему про подслушанный разговор или нет… Судир с компанией могут такую свинью ему подложить.
— Ты совместно с ним владеешь акциями дельфинария?
— Смеешься?
— А вот Судир, по всему видать, не в таком настроении. Этот готов урвать где только можно. И не переживает за Крафта.
— Так что делать, спрашиваю?
— Подождем, посмотрим, что из этого получится.
— А про Пуола ты ничего не слышал? Убили его… Мы с Янгом нашли под водою. Проволокой привязан… Должно быть, с китайскою триадой снюхался. Не угодил чем-то, вот и убрали с дороги. Он ведь и за мною охотился, Пуол этот.
— Ну?
— Вот тебе и ну. Есть что рассказать.
— Мы опаздываем… Побежали скорей!
Это не было похоже ни на лекцию, ни на беседу. Скорее всего на диспут о жизни и ее проблемах…
Слушатели сидели за сдвинутыми столами, на которых стояли простые закуски и легкое питье. Всего было человек двадцать, и парни пристроились с краю, у входа. За столом у торца сидел проповедник, как назвал его про себя Радж. Квадратный, голова круглая, как шар, выбритая до блеска, даже свет с двух бра со стены отражался от темени. Накинуть бы шафрановую тогу — как раз буддийский монах. На стене, кроме бра, ничего не висело, за спиной проповедника возвышалась дощатая перегородка. Слева от Раджа была стеклянная стена, сквозь нее видно было, как на арене шесть полуголых, в розовых трико гёрлз, взявшись под руки, дружно вскидывают ноги под джазовую музыку. Их освещают цветные вспышки прожекторов, установленных на самом верху огромного амфитеатра, почти велотрека. Там, где должны были стоять скамьи вокруг арены, уступами сделаны широкие ярусы со столиками, чтоб хорошо просматривалось все, что делается на арене. К гулякам и выпивохам за столиками подкатывали на коньках-роликах официантки, молниеносно меняли закуски и бутылки, так же стремительно отъезжали. Летели, наверное, с вжиканьем и гулом, но этого тут не было слышно. Радж даже заметил, как сыпались на поворотах из-под роликов искры. Где-то сидел оркестр, извергал мелодию за мелодией, но музыка сюда, в кабинет, долетала слабо, и все, что говорил проповедник, который «пикировался» с присутствующими, слышалось ясно. Внимание Раджа рассеивалось, ошеломленный всем увиденным, он не мог сосредоточиться на том, что говорилось, тихонько поворачивал голову: хотелось следить и за ареной. А остальные слушатели ни разу не взглянули в сторону арены.
— Ты думаешь, нас видно из зала? — шепнул Амара Раджу. — Стекло с фокусами: нажимают какую-то кнопку, и мы их видим, а они нас нет, стекло блестит, как ртуть. Чудеса!
Радж кивнул: да, тут много чудес.
— …А скажите, как это так получается: когда бандит грабит людей, его ловят и сажают в тюрьму, когда же весь народ, всю страну грабит, его сажают на трон? — услышал Радж очередную реплику-вопрос.
— Своя рука — владыка, — поддержал другой слушатель.
Проповедник отвечал, и был в его ответах сплав восточного фольклора с мудростью «Тирукурала»[16], о котором Радж слышал еще в детстве.
— Не народ посадил султана на трон, вы же знаете. А люди от рождения все одинаковы, равны… Величие и ценность человека зависит от того, что он сделал. Настоящего руководителя, как говорит Тирувалувару, выделяет среди других бесстрашие, великодушие, мудрость и энергия.
Слушатели оживились и кое-кто хохотнул. Очень уж далекими были эти классические черты характера от тех, какими владел султан Муту!
— Скажу еще: один владыка без народа ничто. А одной рукой даже в ладоши не похлопаешь, — продолжал проповедник.
— Сидит как чирий, и ничего ему не сделаешь.
— Ага! Близок пуп, да не укусишь!
— А не похожи ли мы со своим кружком на сверчка, который хочет лягнуть осла? — сыпались реплики.
— Народ может терпеть до поры. Даже Будда терпел до трех раз. Но чтобы что-то сделать, нужна подготовка: даже жаба, не подготовившись, не прыгнет. Прежде чем вырвать кол, надо его раскачать. Если вы хотите разжечь большой костер, надо начать с маленького. Прежде чем лечить болезнь, надо хорошо знать ее. И еще: вылечиться самим. От наивности, забитости, неграмотности, невежества. Только те, что владеют знаниями, могут называться зрячими, а на лицах невежд вместо глаз болячки. Лежа животом на циновке, плавать не научишься. В революционную практику надо вводить теорию, а теорию обогащать практикой. Топор без топорища — не топор. Так и теория с практикой взаимосвязаны. Дернешь за лиану — все джунгли встревожишь… Сразу много хотеть — ничего не иметь… Каждый великий путь начинается с первого шага… Избегайте нерешительности в достижении цели… Человек рожден для действий. Тот, кто бездействует, потерян для народа… Трудно победить народ на его собственной земле, если даже у него нет могучих крепостей и других преимуществ… Будь подобен цапле, которая поджимает крылья и ждет подходящей минуты, чтобы взлететь, но действуй с ее решительностью, если наступит время действия… Если ты не имеешь друзей и видишь перед собой двух врагов, одного из них сделай своим союзником…
Радж чувствовал, что у него голова пухнет от всех этих премудростей. Разве они имеют отношение к марксизму-ленинизму? Но тут, в этом странном кабинете, в этой необычной обстановке, от такого непростого проповедника можно было услышать и не такое.
Между тем руководитель занятий закончил разговор о житье-бытье и объявил:
— А теперь начнем знакомиться с книгою Владимира Ленина «Государство и революция». Написал эту мудрую книгу руководитель русской революции в 1917 году, когда как раз и ставился вопрос о государстве и отношении к нему пролетариата. Поэтому понятно, почему Ленин дал такой подзаголовок или уточнение названия своего труда: «Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции».
И всю свою лекцию-рассказ руководитель кружка излагал, прохаживаясь возле длинного стола то в одну, то в другую сторону. Слушатели, преимущественно такого же возраста, как Радж, поворачивали вслед за проповедником головы, внимательно следили за выражением его лица, глаз, будто это помогало понять то, о чем тот говорил. Раджу казалось, что он в школе, а руководитель кружка — учитель, что вот-вот он кого-нибудь из особенно старательных учеников погладит по голове. Тревожная теплая волна затопила сердце Раджа, под горло подкатил давящий комок. Он потупился, начал прокашливаться: «Что со мной?» А нервное напряжение последних дней стало спадать, и надо было собраться с силами, чтоб не расплакаться навзрыд. «Неужели это то, о чем мечтал, на что надеялся? Есть еще в моем народе животворная сила, есть!.. — и взяло зло на себя: — А я размазня… Размазня! Надо готовить себя к борьбе по-настоящему, быть готовым для будущих решительных схваток… А я растрогался, раскис — очень уж изболелась душа… Амару будут упрекать — что за слабака привел?»
— Кажется, никто не делал никаких записей. Если ненароком что записалось, тут же, не вставая с места, сожгите. Все должно быть в голове и в сердце! — сказал напоследок руководитель. — Все уходите, а руководящей тройке и новичку остаться для разговора. Познакомимся ближе, ху из ху[17].
Из комнаты можно было попасть в служебный коридор, к нему вела отдельная винтовая лестница. Некоторые заспешили к ней, а кое-кто еще напоследок наливал себе прохладного оранжаду, утолял жажду и потом торопливо шел к выходу.
Члены тройки кружка и руководитель подсели к Раджу и Амаре. Начались расспросы.
А за стеклянной стеной бурлило безудержное веселье. В разных позах между столами медленно двигались парочки, не столько танцевали, сколько выламывались. Полно парочек было и на арене, где уже кончилось представление. Один верзила с официанткой на руках встал в прожекторный круг, и Радж заметил, как кокетливо обнимала женщина партнера за шею, как игриво подрыгивала ножками в белых ботинках с коньками-роликами. И никому не было дела до того, что говорилось в этом стеклянном кабинете, наплевать им было на то, что под их безумный мир, чтоб его взорвать, уже готовится мина замедленного действия.
Наступил день рождения Янга — ему исполнилось двенадцать лет. Радж упросил мистера Крафта дать им с Янгом хоть один день отгула. Полмесяца Радж работал без выходных дней, да и Янгу, хоть он и недавно начал работать, не мешает отдохнуть. А в дельфинарии можно сделать санитарный день: пусть Абрахамс включит переносную ассенизационную помпу и хоть немного вычистит со дна грязь, а потом полностью обновит воду в бассейне.
Крафт хоть и немало повздыхал — каждый день простоя приносит потери, — вынужден был согласиться на просьбу. Чистить бассейн надо, а то дельфины могут заболеть.
Раджу нужен был отгул еще и потому, что на душе все время было тревожно. Урна с прахом предков где-то на Горном у Натачи или ее родителей, и недопустимо, чтоб это так долго продолжалось. Пусть ноет незаживающая рана при мысли, что он не знает, где остался лежать прах матери, прах отца, так еще и урну с прахом дедов чуть не потеряли. А это же великий грех! И хорошо было бы добыть хоть горстку земли с Биргуса. Остров же теперь тоже покойник, и хотелось бы хоть что-нибудь иметь с него.
В порт из Горного каждый день приплывали рыбаки. Остров Рай был лакомкой, ненасытным, прожорливым чревом, ему ежедневно требовалось много рыбы. И не только рыбы. Свежих омаров, лангустов и крабов, устриц, креветок, галатурий, каракатиц, кальмаров, акульих хвостов, плавников и печени, молодых мантов, черепах, икры морских ежей… Трудно перечислить все, что могло взбрести в голову толстосумам. И хозяева ресторанов из кожи вон лезли, чтоб удовлетворить, ублаготворить, угодить. Если чего-либо вдруг не оказывалось, то посетителям-завсегдатаям обещали приготовить кушанье на завтра. Лишь бы пришли, лишь бы не отказались от их стола! Амара, рассказывая обо всем этом Раджу, только посмеивался над чудачествами буржуев. А Радж слушал и чуть ли зубами не скрежетал: обжираются, безумствуют, а многие из них жалеют для бедняка куска сушеного тунца, который можно жевать весь день да так и не разжевать.
Радж сразу зашагал с Янгом в порт, к причалу. Там каждый день продавали морскую живность прямо с лодок. Им повезло: увидели земляка — дядьку Дживу, Пуолова отца. Может, и не узнали бы его, давно небритого, в одной набедренной ветхой повязке, согнувшегося над ящиками с рыбой на дне большой моторки. Но он сам окликнул их.
И обрадовались земляку, и смутились. Придется сообщить про Пуола. А как говорить и обо всем ли рассказывать?
— Может, что слышали про моего рестанта? — как раз про Пуола и спросил Джива. — Ушел из дома и никакой весточки… Мать места себе не находит… Я говорю ей: черт его не возьмет, успокойся! Может, уже где-то и работу хорошую нашел. А она: ой, чует беду мое сердце, ой, ноет-горит мое сердце!
Янг быстренько прошептал Раджу: «Пуол обокрал отца, все выкупные доллары забрал. И Джива проклял его». Радж шепнул в ответ: «Ничего не знаем про Пуола, понял?» В ответ Янг только глазами блеснул: нет, такого не понять. Как можно промолчать про Пуола, когда он успел так въесться в печенки и ему, и Раджу? Да и видели же его! Видели под водой, разъеденного крабами!
— Не слышали, к сожалению. Говорил, правда, кто-то, будто видел его на Главном острове. Одет как барчук, палочкой помахивает… — Радж говорил это и прятал глаза: не мастер был врать.
— Эй? Дай-то бог… Может, когда станет хорошо жить, и нас порой вспомнит, подбросит какой цент. А я вот в рыбаки записался на старости лет.
— Это ваша посудина?
— Нет, нанял меня добрый человек. Помощник его погиб… Ногу акула откусила, пока привезли на берег, изошел кровью… Вот сколько потерпит меня хозяин — не знаю. Может взять более молодого, здорового.
— А мы уже хотели попросить, чтоб подбросили нас к Горному, — Радж окинул взглядом другие лодки и людей возле каждой.
— С хозяином поговорите, он ушел покупателя искать. Не явился наш оптовый покупатель сегодня… Но ведь вам не к кому ехать — ни отца, ни матери… Была семья — и нет семьи…
— Мы пройдемся немного, а через несколько минут подойдем, — Радж подтолкнул в спину Янга, ибо он все пытался что-то сказать.
Хотелось укрыться в тень, так стремительно поднималось солнце и начинало немилосердно припекать.
— Про Натачу с отцом сразу надо было спросить, — напомнил Янг. — Может, их нет на Горном, и мы зря поедем.
— Умник… Я и сам спросил бы об этом, если б кто другой попался, а не Джива. Заморочил он мне голову… Ох-ха, не выдержать просто. Такое ощущение, будто я чем-то виноват перед ним. А в чем моя… наша вина? Пусть бы не совал голову в петлю. — Радж поправился: — Не лез куда не надо.
Пока ходили, толкались среди людей, Радж несколько раз внезапно и резко оглядывался, будто хотел обнаружить какого-то преследователя.
— Ты чего? — каждый раз спрашивал Янг, и Радж отвечал: «Ничего, ничего…» Но Янг видел, что это не так просто, Радж чего-то остерегается.
И правда, все дни после того, как нашли труп Пуола, Радж испытывал тревогу. Порой ему казалось, что за ним следят чьи-то поганые глаза, что кто-то считает каждый его шаг. Понимал, что если Пуол имел задание прикончить его, но не удалось, то триада не может так легко отступиться. Задание перешло к кому-то другому. Кто он, этот другой? Если начнет охотиться за ним, в каком обличье явится? А может, появился уже?
Вернулись к моторке. Джива начал выгружать на причал ящики с рыбой. Делал это из последних сил, худой живот от напряжения даже проваливался. Хозяин лодки, жилистый японец в шортах и распашонке (на лбу белая повязка с разлапистыми иероглифами) осторожно вытряхивал из одного ящика рыбу в глубокую миску или котел, подвешенный на цепочке к коромыслу. На другом конце рычага такая же миска с гирями. Перекупщик, японец или китаец, но без повязки и в длинных штанах, пренебрежительно поджимал губы: «Ну и мелочь! И где вы такую набрали? И что — во всех ящиках такая?» — «Нет-нет, там крупнее, и ящики там большие…» — «Да какие они большие? Не будем все перевешивать, остальное так прикинем. А то протухнет, пока будем церемониться…» — «Так те же в полтора раза больше! По два доллара минимум надо за те добавить…» — «Высыпай назад… Связался я тут с вами. А у рыбы уже во… жабры побелели…» — «Где побелели? Где?! Розовенькие, на рассвете выловлена!» В конце концов этот бесконечный торг был закончен, вся рыба пересыпана в ящики, что стояли на электрокарах. Хозяин рыбы и покупатель хлопнули ладонь о ладонь, японец с повязкою быстро пересчитал деньги и жестом предложил Янгу и Раджу сесть в лодку. Должно быть, Джива уже сказал ему о пассажирах.
Радж охотно ухватился за мокрый, в рыбьей чешуе ящик, чтобы помочь Дживе перенести их в лодку. Но тот пугливо запротестовал:
— Я сам, я сам… Испачкаешься! Ты стал таким большим человеком, Радж, тебе уже нельзя браться за такую черную работу! Вот тут садитесь, на лавку, я чистый мешок вам подстелю… Благодарение Вишну, и мой Пуол в люди вышел… Хозяин, вы слышите? Они мне такую хорошую новость сегодня сказали! Моего Пуола видели в дорогом костюме, с галстуком… Из сверкающей машины вылезал, в руках портфель держал и трость позолоченную.
— Да, теперь и палкой до его носа не достанешь, — насмешливо бормотнул японец и начал заводить мотор. — Знаем таких выскочек, знаем… У самого такой. Родителей потом и знать не хотят, стыдятся.
Мотор сильно затарахтел, и теперь не было слышно, что еще говорил японец. А то, что повторял, усмехаясь, отец Пуола, разбирали или догадывались о смысле по губам:
— Нет, мой не такой… Мой — ого! Он еще маленьким был, а я уже говорил жене: «О, этот вырвикишка далеко пойдет!» И видите — правда. Даст бог еще женится на богатой…
Моторка делала резкий крен то вправо, то влево, пока выбиралась на простор, и приходилось хвататься за борт, чтоб не вывалиться. А Джива продолжал хвалиться Пуолом: какой красивый… какой смелый… какой способный в грамоте.
— Да чушь все это! — точно с привязи сорвался Янг. — И Пуола уже нет больше! Его убила и утопила в море триада! Мы видели, как полиция его доставала!
Радж схватил его одной рукой за затылок, другой зажал рот, но Янг вырывался и мычал, кричал, пока не выкричался. А Джива привалился спиной к ящику, начал хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Радж оттолкнул от себя Янга — «Д-ур-рень!» Бросился к Дживе, зачерпнул ладонью воды, плеснул ему на лицо.
Наконец Джива начал глядеть нормально, но дышал со стоном.
— Что с ним? — прокричал с кормы японец, держа руку за спиной на рычаге руля. — Живой хоть? Не дай бог, еще один покойник будет на лодке, тогда придется лодку менять. Злой дух поселился в ней.
— Ничего, хозяин… Простите меня, хозяин… — Джива постарался сесть. А Радж вернулся, балансируя руками, на свое место. Лодка уже вышла в открытое море, и волны тихонько плескали через борта, пришлось и ему и Янгу взяться за жестяные банки, вычерпывать между шпангоутами воду. — Хозяин, вы слышите? Мне уже совсем хорошо… Я еще крепкий, вы меня не прогоняйте. Я еще все могу делать… — И не выдержал, заплакал, трясясь всем телом и горбясь.
Янгу было больно и стыдно, хоть за борт кидайся.
Натачу с отцом нашли километрах в пяти от Компонга, на кокосовой плантации. Это километра четыре по той дороге, по какой шли на болото искать свободные земли, и еще влево с километр. Издалека почуяли запах дыма и сладковато-приторный дух горячей, только что из печи копры. Увидели на краю плантации и поветь из пальмовых и банановых листьев — длинную, не такие шалашики, какие делали у них на Биргусе над ямками-жаровнями. Возле повети стояла двуколка, запряженная осликом. Усатый парень в шляпе сбрасывал с повозки подвезенные орехи.
Подошли ближе и узнали: первый мужчина за повозкой Амат, Натачин отец. Берет по ореху и долбит им об острый, вбитый в землю кол, очищает с ореха волокнистую кожуру — копру. Голенькие орехи, без рубашек, с костяным звуком падают под ноги другому мужчине. А тот взмахивает широким и длинным ножом-парангом — рубит очищенные орехи пополам, бросает половинки к повети.
Поздоровались горячо, Амат и Радж даже обнялись, причем Амат комично оттопыривал ладони, клейкие от скорлупы — чтоб не испачкать одежду гостя. А с Янгом Амат поздоровался иначе — прижался лбом к его лбу, будто хотел сделать «буки-буки», боднуть рогами, потом выставил пальцы буквой "V" и уколол ими Янга в живот. Хорошее настроение было у Амата!
— Дядя, а где Натача? — спросил Янг, увертываясь, спасая свой живот.
— А вон, под кустами. Там и мать… Копру выколупывают.
Янг оставил Раджа разговаривать с Аматом, который снова схватил орех и начал бить его об кол, а сам повернул за поветь.
Натача с матерью сидели под развесистым кустом бугенвиллей и выковыривали из еще горячих половинок скорлупы сухие рыжие сморщенные куски ядра — ту самую копру. Натача и так темная негритка, да еще измазалась… Янг не выдержал, расхохотался.
— О-ой, Я-янг?! — будто пропела Натача. — Ты что, с неба свалился? — и засветилась вся, застеснялась. — Мама, гляди, а Янг вырос! Ей-богу, даже усики обозначились.
Тут уж Янг застыдился: ну да, еще что выдумала. А вслух сказал:
— Мне сегодня двенадцать лет исполнилось.
И лучше бы не говорил: эта вертушка вскочила на ноги и… чмок Янга в щеку, чмок в… Нет, в другую щеку не успела поцеловать, Янг отшатнулся — и еще больше застыдился.
— Я поздравляю тебя!.. Мы с мамой поздравляем. Только подарить тебе нечего. На, хоть копры погрызи… Может, еще не завтракал сегодня.
— Когда это было… Но я не хочу есть, — сказал Янг, а сам подставил пригоршни, взял Натачино угощение. Опустился возле них на траву, понемногу успокаиваясь. Не думал, что его так взволнует встреча с Натачей.
— Ну, рассказывай, Янг, где вы теперь и что делаете, — ласково попросила Према, Натачина мать. — А мы вот, видишь, где оказались. Шалаши тут построили из веток — недалеко. Малыши там спят… А начнутся дожди, так не знаю, как будет. Но спасибо Вишну, хоть это место нашли. Платят только отцу нашему и вон тому мужчине, что раскалывает орехи на половинки… Ну и сборщикам. А мы уже так тут помогаем отцу, потому что запарка у них. Надо и орехи подготавливать для сушки, и за огнем следить, и ворошить, чтоб просушивались лучше, и выковыривать из скорлупы, запаковывать в мешки. От тонны копры платят, а на тонну орехов надо тысяч семь-восемь. Без рук остаться можно.
Янг слушал пригожую Натачину мать и думал, что имя Према[18] очень подходит ей. Украдкой любовался и Натачей, сравнивал их лица и видел, что Натача как две капли воды похожа на мать. Он чувствовал, что после Раджа они самые близкие и дорогие для него люди. На вопросы отвечал медленно, старался говорить солидно, как взрослый. Даже похвастал, что теперь работает в дельфинарии и дрессировщик Судир не может без него обойтись. Натача искренне хохотала над фокусами Боби, она уже заочно полюбила этого хитренького дельфиненка.
— Иди уж, дочушка, отдохни немного, побегай с Янгом, — отпустила их Према.
Натача обрадовалась.
— Пить хочешь? — спросила у Янга: увидела, с каким трудом он сжимает губы, ворочает языком, жуя копру. И, не дожидаясь ответа, схватила в зубы свой нож, задрала голову: на какую пальму залезть? Ага, вот на эту, слегка наклонившуюся… И бросилась через кусты к пальмам. Вскоре Янг увидел ее поверх кустов — девочка карабкалась на пальму ловко, как обезьяна. Через несколько минут о землю застукали орехи. А потом и сама она явилась с кучей орехов на руках — запыхавшаяся, глаза горят.
— Колено вон… ободрала, — не нашел что сказать Янг.
— А-ат… — равнодушно отмахнулась она и побежала с орехами к рабочему с парангом в руках. — Срубите им маковки!
Тот срубил, а Натача раздала — Раджу, отцу… самому рубщику… А три вскрытых ореха принесла под кусты, протянула самый большой Янгу.
— Дочушка, ты так больше не делай. Не дай бог плантатор увидит… Распоряжаешься, как на своей плантации.
— Так что ж нам — изнывать от жажды? Да не обеднеет он из-за шести орехов! — отмахнулась Натача. Дождалась, пока Янг не высосал свой орех, схватила его за руку: — Побежали!
— Подожди, — остановил ее Янг. — Я погляжу, как у вас тут сделано… — И повернул под поветь.
Пока глядели, Натачина мать вырыла под кустом довольно большую ямку, принесла все выпитые орехи и присыпала землей и листьями. Так будет спокойней.
Янг увидел, что принцип сушилки такой же, как и у них на Биргусе. Только тут размах другой — не сравнишь… Не какая-то ямка с углями, перекрытая бамбуковыми палками, а длинная канава… На ее дне горит сухая скорлупа орехов, один жар, дыма почти нет, над канавою не помост из палок, а железная решетка из толстой проволоки. За один раз можно разложить чуть ли не тонну орехов.
— Ну, побежали, — повернулся Янг к девочке. — А куда?
— Куда глаза глядят!
Как это чудесно — бежать куда глаза глядят! И они побежали сначала вдоль кокосовой плантации, путаясь в зарослях травы и кустов. Где попадались синие цветы бугенвиллей или красные махровые гибискусы с длинными пестиками, похожими на ершики для мытья бутылок, Натача срывала их и втыкала в свои кудряшки. К концу прогулки голова ее напоминала удивительный чарующий букет. Немного поплутали в кустах, потом разобрались, где они, и повернули назад. Сердце Янгово трепетало от умиления и любви — такой красивой Натачу он никогда еще не видел.
Натачино светло-розовое платье на груди зашнуровывалось и завязывалось бантиком. Но пока лазили по кустам, он развязался, и кончик белого витого шнурка болтался при ходьбе.
— Давай я тебе завяжу… — сказал Янг и, не ожидая согласия, принялся завязывать. Бантик получился похожим на цветок из трех лепестков. Склонив голову набок, Янг полюбовался: он чувствовал себя счастливым, хотя еще не понимал, что с ним происходит.
— Нравится?
— Да, — улыбнулась Натача. — Научи и меня…
Янг научил ее завязывать бантик цветком.
В порыве откровенности он рассказал ей, как они с Абдуллой решили обследовать с аквалангом озеро на Горном, поискать на дне золотых самородков. Удивился, что Натача не только не загорелась этим, как когда-то Абдулла, а даже немного испугалась.
— Янг, это же очень опасно! А вдруг с аквалангом что-нибудь случится? С вами же Раджа не будет, не будете знать, что делать, утонете.
— Я один полезу, Абдулла будет наверху. И я уже знаю, как с аквалангом управляться.
— А вдруг те, что искали золото, нападут? Они ведь, наверно, вооружены! Они перестреляют вас!
— Я тебя не приглашаю, если боишься. А найдем самородки, то и с тобой поделимся.
— Нет, я пойду! — твердо заявила Натача. — Вы же там без меня ничего не сделаете. Либо попадете в беду, знаю вас. Я вам обеды буду варить.
— Ты думаешь, мы месяц там пробудем? День — не больше. Мы ведь работаем, а у мистера Крафта не очень-то вырвешься.
— Все равно без меня вам не обойтись. Что надо подготовить, взять с собою? Не станете же вы со своего Рая тащить?
— Нужно старое ведро и чтоб в его дне были пробиты гвоздем дырки. А еще лучше — цинковый тазик.
Натача спросила:
— А когда вы приедете? Я же тут все не найду, надо будет в Компонг наведаться. Я там и спрячу, в Компонге, что достану. Оттуда ближе будет нести.
— Не знаю, когда приедем. Буду стараться побыстрей.
Янг даже и представить не мог, что все произойдет очень скоро. Не мог представить и того, что случится в дельфинарии.
Они еще издалека увидели: у ворот дельфинария стоит запряженный мулами большой, крытый брезентом фургон. Спереди на брезенте — белое пятно, на нем нарисованы красный крест и красный полумесяц. Даже не полумесяц, а так — словно очищенный банан. Мулы дружно щиплют из туго набитой сетки траву, сетка тяжело покачивается на дышле. Из ворот вышел полицейский, за ним мужчина в белом халате, о чем-то поговорили, оглядываясь на ворота. Мужчина вытянул из фургона сложенные носилки — два бамбуковых шеста с прикрепленным к ним брезентом, взял их наперевес и понес в ворота, полицейский двинулся за ним.
Радж сунул в руки Янга тяжелую сумку, ускорил шаг. Янг поспешил вслед.
За воротами у проходной увидели немало народу. Немного на отшибе, на вынесенном из проходной табурете, сидит, точно арестованный, Абрахамс — руки на коленях, голова горестно опущена. За его спиной, опираясь на метлы, как на ружья, точно в почетной страже, стоят две женщины-дворничихи. Янг видел их впервые, должно быть, они убирают зеленую зону дельфинария.
Ближе к проходной двое полицейских, у их ног — саквояжи. Один, в мундире, что-то записывает в блокнот, другой, в штатском, похоже начальник, что-то диктует и время от времени поглядывает на двери проходной. Там двое мужчин в белом держатся за торчком поставленные носилки и заглядывают внутрь строения.
— Что случилось? — Радж недоуменно обводит всех глазами, задерживает взгляд на полицейских и Абрахамсе. Полицейские незнакомые, не те, что приезжали за Пуолом.
Штатский, не обращая внимания на Раджа, продолжал размеренно диктовать результаты осмотра места происшествия.
— Ой, Радж!.. Ой, Радж! — будто ждал парней, чтобы пожаловаться, Абрахамс. — Несчастный Малу! Бедные дельфины! О, что мне скажет мистер Крафт?! Я же ему служил верой и правдой!.. Лучше бы мне на свет не родиться!
— Помолчите вы! — с нажимом бросил Абрахамсу штатский. — А вы чего тут рот раскрыли? Театр нашли… А-а, вы Радж Синх? Упоминали тут такого… Стойте, коли явились, и молчите. Дойдет очередь и до вас.
Янг нагнулся под руку мужчины в белом, заглянул в проходную. На полу лежал кто-то скорчившись. В него целился фотоаппаратом то так, то этак лысенький староватый малаец, время от времени ослепительно сверкала вспышка.
Выбирая место для очередного снимка, лысенький все подергивал и откидывал от себя назад тяжелую сумку с батареей. Был в проходной и доктор, стоял в глубине спиной к выходу и звякал инструментами в сумке. Янг снова взглянул на лежащего и в ярком свете вспышки разглядел его сине-черное лицо. Янгу стало нехорошо, он перевел взгляд на стол, где стояла начатая бутылка вина «Дрымз сейл» («Парус мечты»), валялись куски лепешки и вареного мяса. Фотограф два раза щелкнул-заснял и то, что было на столе, два раза — застекленный стенд с ключами, и повернул к выходу. Зашагал к двери и доктор, собиравший свою сумку.
— Можете забирать, — бросил он санитарам с носилками.
Янг отступил в сторону, уцепился за руку Раджа.
— Господин офицер, по всем приметам — отравление, — коротко сказал доктор тому, что был в штатской одежде. — Яд быстродействующий, смерть наступила часа четыре назад. Отрава была в вине… Впрочем, патологоанатомическое исследование покажет.
Санитары пронесли носилки с трупом. Лицо умершего не было прикрыто.
— Малу?! — воскликнули Радж и Янг. Узнали в конце концов сторожа.
Доктор тем временем угощал сигаретами фотографа, полицейских. Радж узнал его: тот самый, что был в дельфинарии, когда погибла Джейн, из клиники Энтони Рестона.
Офицер вошел в проходную, сгреб на бумагу то, что лежало на столе, а бутылку вынес, засунув в горлышко мизинец.
— Пробкой надо заткнуть. Пусть и содержимое бутылки исследуют, и дактилоскопические снимки сделают, — сказал полицейский-писарь.
Офицер с бутылкой отдал ему в руки бумажный сверток с едой, а сам вернулся в проходную поискать пробку. И нашел, вынес бутылку уже иначе — указательным пальцем правой руки держал под донце, а таким же пальцем левой руки нажимал на пробку. И сверток и бутылку спрятали в саквояж, стоявший у ног.
— Ну, как вы себя чувствуете? — обратился офицер к Абрахамсу. — Сможете повести нас к бассейну?
— А я, может, там уже не нужен? — спросил доктор и как бы пошутил: — Надеюсь, больше трупов не будет? Протокол судмедэкспертизы я вам завезу.
— Всего доброго, — бросил офицер, отпуская его.
Абрахамс стоял возле табуретки на дрожащих подгибающихся ногах, охал и громко говорил:
— А я же ни в чем не виноват… За что же вы меня как арестанта держите? Я ведь первый увидел, что дельфинов нет. Приплыл с рыбою к шлюзу, гляжу: а что это дельфины не плещутся, не встречают меня? Всякий раз чуют рыбу, волнуются, на хвост становятся, за шлюз заглядывают, на берег клювы кладут… А тут тихо-тихо… — Абрахамс говорил все это, видимо, для Раджа, будто искал у него поддержки и спасения, потому что полицейские слушали невнимательно, с иронией. Наверное, не первый раз уже рассказывал. — Бегу к Малу… Ноги — как ватные… Что же это такое, как это он не укараулил дельфинов? Я же не думал, что их украли, думал — кто-нибудь шлюз открыл, а они и поубегали… Прибегаю, а там Малу лежит неживой. Я ведь первым позвонил вам, а за что же вы меня заарестовали? Почему никуда не пускаете? У меня же рыбы стоит полная лодка, протухнет на солнце. Может, кто еще купил бы… хоть не всю… И то меньший убыток был бы.
— Помолчи, старик. Снявши голову, по волосам не плачут, — бросил офицер. — Топай быстрей… Вот как будем тебя допрашивать для протокола, тогда и расскажешь все по порядочку.
— Али пришел! — звонко выкрикнул Янг, оглянувшись, и поставил сумку. — На смену пришел, а Малу нету…
Все остановились, поглядели в сторону проходной. На лицах полицейских даже усмешки заиграли при виде того, как Али растерянно топчется возле проходной, разводит руками и, наконец, кричит им: «Э-эй!»
Офицер приказал Раджу:
— Бегом туда и назад… Скажи, чтоб никуда не отлучался с поста. С ним еще будет особый разговор.
Радж быстро сбегал к проходной и сразу присоединился к группе. Все шли медленно, поджидая его.
— А мистер Крафт где? — спросил у Абрахамса второй полицейский. — Вы же говорили, что в такую пору он обычно и является.
— На Главный поехал, в Свийттаун. Дела у него… Обещал сегодня вернуться, а когда — кто знает?
— Ясно. Помолчи, старик.
— Боже, я же молчу как рыба.
Подошли к перекидному мостику, остановились, водя взглядом по бассейну, по берегам, по трибунам.
— Что изменилось в сравнении со вчерашним днем? — спросил старший полицейский у Абрахамса.
Заведующий хозяйством завертел головой, глядя то в одну, то в другую сторону, пожал плечами. Радж и Янг тоже смотрели во все глаза. Одно новое заметили: за мостиком справа, на берегу рукава, стоит на четырех колесах передвижная помпа. Один толстый, едва двумя ладонями охватить, гофрированный рукав опущен в воду, другой, более длинный, отведен в сторону и перекинут за шлюз. Но это новое ни о чем особенном не говорило.
— Ничего, ей-богу, ничего… — промолвил наконец Абрахамс. — Я только там, где стоит ялик, на берегу, видел много следов на песке.
Пошли через мостик, откинув воротца. От мостика влево по берегу и возле резиденции Судира — асфальт. А вправо — песок-ракушечник с галькой, такое покрытие было и на площадке возле душа, и возле Раджевой кладовки и третьих дверей, где находился склад Абрахамса, и на дорожках между газонами с кустами. Похоже, можно было узнать на песке возле мостика и на дорожке, что вела за шлюз, мужские следы.
Прошлись берегом вдоль перил, под вышкой. Прошлись — и тоже ничего подозрительного не заметили. Возвращались назад, и Радж обратил внимание на то, что край помоста как бы в крови — засохшей, побурелой. Начали присматриваться внимательней и полицейские, увидели бурые пятна и на асфальте и на песке. Офицер показал жестом, чтобы и пятна и следы не затаптывали, и фотограф начал сверкать вспышками лампы. Повернули на дорожку вправо и заметили, что следы стали глубже (песок был мягче), а в одном месте даже вывернута бамбуковая дужка в ограде-заборчике. Видать, люди шли с грузом. Фотограф еще несколько раз сверкнул вспышкой, снял и вывернутую дужку.
— Чтоб понести дельфина, сколько человек надо? — спросил штатский у Раджа. Решил, наверное, что он больше других разбирается в этом деле.
— Маленького Боби вдвоем можно поднять. А такого, как Дик, и вчетвером не донести, — ответил Радж.
— Сколько они могут прожить без воды? — снова спросил тот.
— Несколько часов. Но поливать надо… А лучше всего их перевозить в больших ваннах с водой.
Возле ялика с рыбой фотограф завертелся еще проворнее. Тут и следов заметили больше, обнаружили даже вмятины от двух сходней, их клали на расстоянии шага одни от других, чтоб можно было подниматься на борт сразу группой.
— Какая тут глубина? Катер может подойти? — спросил офицер, вытянув шею над водой.
— Может. Наш «Нептун» сюда заходит, — разом ответили Абрахамс и Радж.
— Значит, подплыли на катере… Дельфинов несли по двум сходням. Одного поранили, когда вылавливали. А как вы их ловите — сетями? — старший полицейский спросил это у Абрахамса.
— Да… Только надо очень осторожно с ними, а то и утопить можно, — охотно объяснял Абрахамс.
— Я думаю, их не сетью вылавливали, — сказал Радж. — Сетью не очень легко… Их просто брали одного за другим с помоста. Они у нас любят на помост выскакивать. Есть даже такой трюк: выскакивают, укладываются, как поленья дров. Ну, а им за это рыбку дают. Кто-то знал об этом или видел и использовал такой шанс.
— А они кого попало слушаются? Любой может приказать, поманить? — спросил тот, что писал.
— Лучше всего слушаются Судира, дрессировщика, — ответил Радж.
— Боби сам любит вылезать, без команды, — вмешался в разговор Янг. — Увидит меня и первый — шмыг на помост, раскрывает рот… — голос Янга задрожал, ему вдруг до слез жалко стало Боби. Так мало поплавали вместе — и на тебе, злые люди их разлучили. «Бедный Боби. Где он теперь? Живой ли? Чья это кровь была на помосте и на дорожке?»
— Так вы сказали, что слышали, как ночью стучал мотор? — обратился офицер к одной дворничихе.
Женщины тихонько шли следом за всеми.
— Да!.. Я возле малой арены была. И слышала, как раз в этой стороне — ду-ду-ду-ду, — оживилась та.
— Чего же вы не подошли, не поинтересовались? — не выдержал тот, что вел протокол.
— Я подумала… Да тут же много чего носится по воде, может, кто-то и заблудился.
— Дворники дежурят каждую ночь? — спросил у Абрахамса офицер.
— Нет, изредка. Они дежурят только в те ночи, когда нет на месте Раджа. А в эту ночь его не было, отпросился с мальчиком на сутки. — Абрахамс начал понемногу приходить в себя, соображать кое-что.
— Во сколько часов приходит на работу дрессировщик… Судир, или как его? — расспрашивал офицер.
— Да, Судир. Должен подойти уже. Вчера он только заглянул в дельфинарий и ушел. А сегодня же нормальный рабочий день, — сказал Абрахамс и спохватился: — Хотя какой же он нормальный? Боже, боже…
— Примерная картина уже выясняется… Никому никуда не отлучаться, будем еще разбираться с каждым в отдельности, — повернулся офицер, собираясь уходить. — Свободное помещение у вас есть? — обратился он к Абрахамсу.
— Нет. Кабинет Крафта заперт, я не могу без него пустить вас туда. И Судира еще нет… А у Раджа кладовка, склад, там даже стола хорошего нет.
— Ладно, старик… Мы в проходной пристроимся. Начнем с вас, мистер Абрахамс.
— Матерь божья, святая дева Мария… Не обойди меня своей милостью, — зашептал молитву Абрахамс. — А я ведь думал, что уже все!
Лежали под кустами напротив проходной, тянули время. Женщины устроились отдельно, развязали узелки с едой. Али, черный и длинный, как бессонная ночь, молча курил. С расспросами к Раджу не лез, ведь никто не знал, как тут все произошло, Радж — тем более: был далеко отсюда, на Горном.
А вот где был Судир? Похаживает нервно по дорожке возле проходной, хотя старается иметь вид независимый и гордый. Хотел он сходить в свою резиденцию, посмотреть, может, там опять что-нибудь украли, но полицейские не разрешили.
Абрахамса мучили допросом еще около часа. Вышел из проходной мокрый как мышь, поплелся будто не на своих ногах в сторону главной арены. Наверное, думал о рыбе.
— Вас хоть не били? — спросил Радж вдогонку громким шепотом.
— Не-ет… Боже, как все пережить, — говорил старик, уходя. — Что мне мистер Крафт скажет?
Позвали Судира, а не Раджа и не ту женщину, что дежурила ночью возле малой арены.
— Радж, а как теперь будет? — Янг лежал затылком на его ноге, держа руку на сумке — в ней урна с прахом предков, несколько орехов. — Дельфинарий закроется?
— Не знаю. Если не найдут дельфинов, то все может быть. А может, Крафт новых раздобудет.
— А где они продаются?
— Не знаю. Этих, что пропали, наловили… Может, опять найдет людей, чтоб ловили.
— За деньги?
— А кто тебе за так сделает что-нибудь?
— А вдруг у Крафта не хватит на это денег? Он ведь чуть сознание не потерял, когда записку от триады получил… Говорил — нечем платить выкуп.
— Отстань! Прилип… Пусть об этом у Крафта и болит голова, а не у меня.
Но у Раджа она уже болела. В такой ситуации легко остаться без работы. Одними надводными и подводными прогулками Крафт не станет заниматься, скажет — невыгодно. А куда в таком случае деваться? Идти искать место посудомойщика? Страшная эта кража и странная. Воры знали, что в эту ночь в дельфинарии не будет Раджа. Кто им подсказал это? Только тот, кто знал определенно. А определенно знать мог только тот, кто работает в дельфинарии. Подсказать или даже участвовать в краже мог только заинтересованный человек, а то и подкупленный… Абрахамс отпадает, Малу мертвый — отравили вином. «Ага, еще штришок! Тот, кто угощал сторожа, знал его слабость. Да от чужого, незнакомого, Малу и не взял бы бутылку, он еще не дошел до такого состояния…»
Чем больше Радж думал, тем больше напрашивался вывод: во всем этом замешан Судир. Одни его упражнения с дельфинами у любого могут вызвать подозрение. А разговоры с Питом? Даже из того, что подслушал, можно сделать вывод: подозревать можно и Судира. «Нет прямых доказательств? Пусть добывают эти доказательства… На то они и полицейские, следователи… А если у меня спросят, кого подозреваете, что отвечать? А скажу то, что знаю определенно».
— Радж, а если полицейские и меня будут спрашивать, что мне говорить? — перебил его мысли Янг.
— А что ты можешь сказать? Ты ничего не знаешь… Понимаешь? Ничего… Ты в дельфинарии недавно. А эти сутки мы провели на Горном. У кого были, с кем плыли, можешь говорить. Это ты знаешь. У нас полное алиби, не бойся.
— А у Судира нет этого алиби?
— Судир пусть сам выкручивается. Главное — лишнего не болтать.
К удивлению, Судира держали на допросе не очень долго. Вышел, постоял у дверей, ища взглядом Раджа. А увидев, с ненавистью прищурил глаза.
— Ты что это наплел на меня? Ты видел, что я командовал, чтоб дельфины выскакивали на помост? Чтоб их брали готовеньких?
— Радж Синх, зайдите! — выкрикнул полицейский, приоткрыв дверь.
Радж пошел прямо на Судира, шел и говорил:
— Это я видел на репетициях, а не сегодня ночью. На представлениях… И я сказал, что тебя дельфины слушаются больше, чем кого-либо. Разве это неправда?
Судир гмыкнул, поджал и без того тонкие губы. Но отступил влево, дал дорогу Раджу. Радж не видел, как медленно опустился на траву Янг, он уже готов был броситься на помощь брату, если начнется драка.
Полицейские сидели за маленьким столиком возле окна, носом к носу. Больше табуреток не было, да никто и не собирался приглашать его сесть. Радж стоял под шкафчиком с ключами, заложив руки за спину, как арестованный.
— Я должен сделать заявление, протест, — сказал он решительно. — Для протокола… Я не утверждал, что Судир участвовал в краже, помогал брать дельфинов. И прошу в этом на меня не ссылаться.
— А разве я на тебя ссылался? — невинно спросил офицер. Посмотрел на Раджа снизу вверх, но все равно получилось как бы сверху. Верхние веки полицейского опустились так, что, казалось, закрывали и зрачки. — Мы установили… почти установили, что у мистера Судира алиби. Он дал адрес, где провел эту ночь, осталось только проверить, — сказал тот, что вел протокол.
— Лучше скажи, что ты знаешь про Пита Уилсона, — как бы мимоходом бросил офицер.
Радж вздрогнул. «Вот оно как… Я колеблюсь, говорить ли, а они уже знают. Судир сам сказал?»
— Я его хорошо не видел. Голос слышал… По голосу мог бы узнать. Этот человек несколько раз приходил к Судиру. Должно быть, по просьбе Пита, Судир в последнее время учил дельфинов черпать песок со дна, переносить его в другое место. Из разговора их… нечаянно подслушал… я понял, что дельфинов хотят использовать где-то на большой глубине возле Горного, что-то поискать с их помощью.
— Это все готовилось с ведома мистера Крафта? — спросил офицер. Он умел выделять главное.
— Не знаю. Судир будто бы собирался ввести в курс дела Крафта. Такой намек я слышал в разговоре Судира с Питом.
— Этот ваш Малу… Он хорошо знал Пита? — подкинул вопрос тот, что писал.
— Думаю, что знал. Он ведь несколько раз пропускал его к Судиру.
— Так, так… Значит, Пит мог выведать про ситуацию в дельфинарии от Малу. От Пита он мог и бутылку с вином получить… — рассуждал сам с собою офицер, глядя в низкий потолок проходной.
«Не поладил Судир с Питом… Сам сказал о нем полицейским. Хочет все подозрения навести на него? А какая Судиру от этого корысть? Без корысти он ведь ничего не делает…» — думал Радж.
— Мы знаем, что ты с братом был на Горном, вернулся только утром, — сказал тот, что писал протокол. — С кем ехал туда и назад, у кого был там?
Радж рассказал все.
— Как вы думаете, кража магнитофона у Судира, кража дельфинов и подкинутое Крафту письмо не имеют связи? — офицер заговорил с Раджем на «вы». — Судир сказал, что вы читали ту записку. Не помните, какой в ней был указан срок выплаты? Может, прошел уже этот срок? Угроз в записке никаких не было?
— Были, кажется, угрозы… — Радж сказал, что знал, опять удивляясь: «Судир и про записку им сказал?! Крафт боялся и заикнуться о ней, чтобы не разозлить триаду». — Вам лучше с Крафтом об этом поговорить, — добавил осторожно.
— Поговорим с Крафтом, поговорим… Ну, хорошо, можете идти.
Полицейские вызвали к себе Али и ту женщину, что дежурила ночью. Долго их не держали, должно быть, заполняли протокол для формы.
Быстренько и сами выбрались из дельфинария. Вид у них был озабоченный.
Слух о событиях в дельфинарии каким-то образом распространился по пляжам, по всему городу. Толпа любопытных возле кассы и проходной становилась гуще и гуще. Все вдруг загорелись пламенной любовью к дельфинам, обсуждали новость на разные лады. На представления с дельфинами билетов не продавали, и желающих прогуляться на «Нептуне» или сделать подводную прогулку стало намного больше. Раджу пришлось идти в кассу и приводить все в какой-то порядок — не мог же он разорваться на куски. Решил так: сначала он сводит две пары на подводную прогулку, потом повозит желающих на «Нептуне». После обеда три пары под воду и одна прогулка на шлюпе. Всех остальных — на другой день.
— Уважаемый мистер Судир, съездил бы и ты разок на «Нептуне», — пошел к нему Радж, когда увидел, что Судир с аквалангом и ластами тоже появился на мысе Когтя. — Или взял бы двоих на подводную прогулку… Вот этих, я уже их проинструктировал.
— Это не моя обязанность, — сухо бросил Судир, сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. Как раз за рифами делал разворот глиссер спасательной службы, и там его услышали. Глиссер начал лавировать между рифами, медленно приближаясь к берегу. Матрос подал Судиру руку.
Другой, что сидел за рулем, хотя Радж видел его сбоку, показался знакомым. Кажется, это был тот усач, что кричал: «Ты куда?», когда Радж плыл на ялике искать в западном секторе подводный грот.
Объявленный график был очень уплотнен. Еще ни разу Радж не имел такой нагрузки. Янг успел убрать кладовку, освободить в углу и украсить ветками место для урны, поставить туда сосуд. Подобрал костюмы для очередной пары, подзарядил баллоны аквалангов, а минут за десять до окончания первой прогулки повел очередную пару, уже в костюмах, с аквалангами и ластами в руках, на мыс Когтя. Нес Раджу новые баллоны и фляжку с горячим кофе. Нес и повторял экскурсантам почти все, что усвоил из Раджевых инструкций. Меньше останется Раджу разговоров перед погружением.
— За кофе — молодец, — похвалил Радж Янга, — и за все молодец. А этих веди в душевую, приведи в порядок их костюмы. Да вы присядьте, господа… — обратился к новеньким. — …и послушайте, что я вам скажу… — Радж растянулся на горячем песке, греясь.
— Я им уже все рассказал! Веди сразу в воду, — не выдержал Янг.
— Я коротко, основное, — не отступил Радж от своего правила.
Янг отвел тех, что отплавали, в душ, прополоскал их костюмы, старательно протер изнутри губкою и полотенцем — быстрей просохнут, вынес раскинуть на скамье. И тут услышал стук весел за шлюзом. «Абрахамс вернулся!» — побежал по дорожке к нему.
Абрахамс уже вытягивал ялик на песок, и это у него никак не получалось. Он как будто все силы растерял сегодня. Янг подбежал, ухватился за трос, помог.
— Ничего почти не продал. Раздал так — не выбрасывать же рыбу в море… — будто пожаловался он. — Пусть люди используют.
А Янг уже не слышал его, во все глаза глядел на ялик, щупал борта, обошел кругом, помял в руках нейлоновый трос. То, что надо! Легкий ялик, удобный, и двоим не тесно. На нем и в море можно идти.
— Дяденька, я его вымою, хорошо?
— Пожалуйста, сынок… А у меня сегодня совсем руки опустились. — Абрахамс, не забирая весел, пошел к главной арене, устало переставляя ноги. — Полицейских уже нет? — огляделся, как бы спохватившись.
— Нет.
Ах, с каким удовольствием Янг еще и еще раз осматривал ялик! Даже дыхание задерживал, замирал на месте и только головой вертел, как петух, приглядываясь. Под ногами земля горела, и не потому, что солнце раскалило песок: время, о котором мечтали с Абдуллой, настает! Не надо придумывать, как от работы освободиться — дельфинов нет! Не надо горевать, на чем добраться — на ялике, только на ялике! Не было счастья — несчастье помогло…
Бегом в кладовку, схватил ведро и тряпку, бегом назад. Ялик на берег втянули вдвоем с Абрахамсом, а назад на мелководье Янг стянул один. Поставил на бок, подпер веслом… И на ялик будто водопад обрушился — так парень заработал ведром.
Тут и нашел его Абдулла. Он уже знал про дельфинов и хотел погоревать вместе с Янгом. Но увидел ялик, руки сами собой расслабились, Тото соскользнул на землю. Глаза загорелись — понял все без объяснений.
— Когда?! — горячо бросил только одно слово.
— Не зна-аю… — протяжно ответил Янг, и так многозначительно, что Абдулла скумекал: на этих днях, а может, и раньше.
— А эти латки не отклеятся? — Абдулла, сдерживая радость, показал на бывшие пробоины в днище.
— Нет, — ответил Янг, хотя у самого такой уверенности не было.
— Слушай! Мы и собаку с собой возьмем… Я отпрошусь у Терезы переночевать у тебя в дельфинарии. И выпрошу у нее тройной сухой паек. Понадобится, верно?
— Еще как!
— А я за эти дни такого наелся! Даже желудок испортился… Донна-мадонна бумажку блестящую из ресторана запросила, меню называется. Там всяких блюд понаписано — за год не запомнишь! Ха-ха, не я ей прислуживаю, а она возле меня выкручивается: «Выбирай, миленький! Ну что бы ты хотел съесть, миленький?» А я, как барчук, закрою глаза, ткну пальцем: «Подать это и это!» Ха-ха, а ресторанщики и прут-волокут. У этой Терезы, должно быть, денег — куры не клюют… Ага, ты ел такое? Моллюски в кокосовом молоке… Отбивная из акулы, запеченная в середине плода хлебного дерева… Вареные биргусы с салатом и овощами… Жареные бананы в тертом кокосе с сахаром и изюмом?
— Хватит! У меня уже спазмы в животе, — не выдержал Янг.
— Хо, не надо было бросать такое место! Да я тебе назвал только то, что Тото не хотел есть. А сколько было такого, что и собаке по вкусу, и для моей утробы подходяще.
— А ты же не хотел идти в собаководы.
— Клепки не хватало. Дай бог здоровья и Тото и итальянке.
По дорожке меж кустов и газонов быстро шел к ним Абрахамс.
— Радж еще под водой? — издали спросил он у ребят. — Святой Езус, там Крафт явился. С головой у него что-то… Сидит как китайский божок, ничего не говорит. Бледный как смерть.
Раджа слегка водило в стороны, хотя он и старался ставить ноги как можно шире. Казалось, что качается земля, а тяжесть акваланга за спиной гнула книзу. Даже ласты и маска в левой руке казались свинцовыми, как грузила на поясе. Думал, что будет иметь хоть короткую передышку перед прогулкой на «Нептуне» (кому прогулка, а кому работа), а тут Абрахамс пристал: сходи да сходи в дежурку, Али не знает, что делать с Крафтом.
«А что говорить Крафту, как утешать? Как себя держать?» — донимали мысли.
Хотя Янг и помог, принял амуницию у подводников, привел ее в порядок, прошло минут пятнадцать. А надо же было и самому сполоснуться.
Когда наконец появился возле проходной, Крафта в дежурке не было. Из кустов вышел на аллею Али, в руке держал стакан.
— Я в тенек перевел его, — заговорил Али громким шепотом. — Беча привез, едва из коляски вывели… Идет как зачумленный, ничего не видит, расставил руки… Беча с него деньги требует, а он точно не слышит, не понимает. Пришлось мне рассчитаться… Пододвигаю табуретку, а он и сесть не умеет — топчется, шатается… Сажаю его, и то, и это говорю — молчит. Похоже, что полицейские встретили его на берегу, наговорили всякого.
Радж молча пошел к Крафту. Тот сидел, прислонившись спиной к волосатой пальме, руки на коленях, смотрит прямо перед собой. Лицо бледное, щеки обвисли, как пустые мешочки.
Радж нагнулся к нему, потрогал за плечо.
— Мистер Джерри, вы меня слышите? Это я, Радж!
Никакой реакции. Тогда он тряхнул за плечо крепче, и Крафт перевел на него глаза. Взгляд был еще неосмысленный.
— Я Ситу, кассиршу, в аптеку за нашатырем послал, — подступил ближе и Али. — Дадим понюхать.
Радж послушал у Крафта пульс. Сердце билось замедленно, неритмично, а тогда, в кабинете, когда получил письмо от триады, стучало как барабан.
— Радж… побудь… — вдруг подал голос Крафт. — Ближе стань… Скажи, это все — правда?
— К сожалению, да.
Крафт протяжно, сипло вздохнул.
— Ты работаешь — молодец… А Судир — тут?
— Уехал куда-то на катере. С аквалангом.
— Возьми меня под руку… Помоги дойти до кабинета.
Радж вел Крафта по аллее и молчал.
— Это конец, Радж… Я ведь до сих пор еще не выплатил проценты под кредиты. Двадцать лет сам кредит выплачивал, назанимал, пока строили дельфинарий… И никто отсрочки не даст… Думал, к концу года рассчитаюсь, хоть немного скоплю денег к старости. А тут триада ножом в бок… Снова залез в долги, ездил откупаться от этих бандитов. А теперь… с дельфинами такое… А дочки-перестарки в Лондоне приданого потребуют, о замужестве мечтают… — Крафт горько, сквозь всхлип хихикнул. Остановился, достал платок, начал вытирать глаза, лоб. — Ты прости старика. Я один тут, ни родных, ни друзей… Даже поговорить откровенно не с кем.
— Вам Судир говорил, для чего он учил дельфинов?
— Вчера только, перед моим отъездом… Так и так, концессионеры из штатов хотят нанять дельфинов для исследовательских работ под водой… И будто бы это выгодно, дельфины заработают в полтора раза больше, чем в дельфинарии за то же время… Говорю: подумать надо… А теперь что хочешь думай.
— Полицейские говорят: у него алиби, Судир не имеет отношения к краже.
— Дай бог слышанное видеть.
— Не надо забывать принцип кошки, мистер Крафт. Она, как ни падает, все на лапы приземляется.
— Радж, меня положили на лопатки, мне некуда дальше падать.
— Вы сказали, что снова взяли заем.
— Взял. Краткосрочный, на три года… Под двадцать процентов годовых! С ума сойти можно… А чем отдавать буду?
— Возьмите еще. Все равно дельфинов надо покупать.
— Думаете, тех не найдут?
— А что, обещали найти?
— Сказали, постараемся…
— Стараются… Магнитофон тоже обещали найти. Где он?
Крафт горько вздохнул. Они остановились возле бассейна. Крафт снял шляпу, как перед покойником, сгорбился.
— Люди уже идут с билетами… На прогулку надо везти.
— Да. Ты иди. Мне уже лучше. Появится Судир — зайдите вместе.
Вечером в кабинете Крафта были не только Радж и Судир. Пригласил он и Абрахамса, и Али. А Янг сам пришел, хоть его и не приглашали. Все сели на стульях, что стояли у стен, только Судир развалился в мягком кресле перед столом Крафта. Сидели и молча смотрели на Крафта.
— Господа… Я всегда относился к вам хорошо, — начал Крафт, вздохнув. — Мне не хочется думать, что кто-то мной недоволен или таит на меня злобу… Я демократ по натуре. Я сам, если хотите знать, начинал когда-то торговцем-лоточником. А сейчас и моя, и ваша жизнь зависит от дельфинария… С этого момента я буду считать вас в составе совета руководства дельфинарием. Так давайте и думать вместе, что делать… Чтоб не продали дельфинарии с молотка.
Но поговорить, подумать не успели: послышался скрип лестницы под чьими-то тяжелыми шагами. Потом в коридорчике раздался голос дворничихи, не той, которую допрашивали полицейские: «Вот сюда… Здеся они…»
Без стука вошел высокий горбоносый человек в штатской одежде, за ним — тот офицер, что вел расследование утром. Горбоносый показался Янгу знакомым… Ну да, это ведь он допрашивал и его, и того японца-метиса в Свийттауне! Видать, полиция из Рая вызвала помощь с Главного. Наверное, горбоносый — большой специалист по борьбе с триадой и контрабандой наркотиков?
Горбоносый, сделав несколько шагов к столу, пожал Крафту руку. Еще и руки его не отпустив, оглядел всех присутствующих:
— У вас совещание? Инструктаж? Я хотел бы поговорить только с вами… Долго не задержу — с полчаса.
— Пожалуйста, пожалуйста… Господа, все на полчаса свободны.
Однако ждать и томиться пришлось почти час, пока посетители ушли.
По лестнице снова поднялись в кабинет.
— Господа… Я вынужден сказать вам… — пальцы у Крафта мелко дрожали. — Полиция оперативно побывала на Горном в лагере Пита Уилсона. Нет в том лагере никаких дельфинов, никаких загородок в море. Мистер Пит искренне огорчен и шлет нам свое сочувствие. Он не виноват ни в чем… Поиски будут продолжаться.
Судир слушал это и криво усмехался.