Грот Посейдона

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

У Изабеллы было достаточно времени на то, чтобы принять решение, пока она сидела на балконе поздно вечером и смотрела на сад. Одна, как и сегодня утром за завтраком.

Идти или не идти на банкет в честь дня рождения Альберто Винчини… И хотя это ее страшило, она решила пойти.

Она была уверена в том, что заявление, которое она собиралась там сделать, будет иметь большой отклик в мировой прессе.

Томассо несколько раз предупредил ее, что воинствующие республиканцы могут использовать ее появление в своих политических играх. Да она и сама прекрасно понимала, что подумает ее дедушка, когда увидит репортажи по телевидению и статьи в газетах.

Но отступить она не могла — мешали чувства, которые она испытывала к Доминику Винчини. Он принял одностороннее решение об их будущем, и она хотела, чтобы он понял, как мало ее волнуют политические пристрастия их семей.

И хорошо бы застигнуть его врасплох. Чтобы он действовал по зову сердца, не раздумывая.

Собираясь на банкет, Изабелла специально выбрала простые золотые серьги.

— Вы наденете к ним ожерелье, Ваше Высочество? — спросила Миа, укладывая ее последнюю прядь в замысловатую прическу.

— Нет, раз у меня в волосах будут цветы, — ответила Изабелла, следя за тем, как Миа прикрепляет три алые розы к ее медовым волосам.

В дверь резко постучали, и Изабелла повернула голову.

— Машина будет подана к палаццо через десять минут, — сказал Томассо от двери.

Изабелла кивнула и в последний раз взглянула на себя в зеркало.

— Спасибо, — улыбнулась она, посмотрев на Миа. — И тебе спасибо, Томассо. Сейчас спущусь.

Она вышла на балкон и взглянула на сад. Завтра Доминик вернется в Рим. Завтра. Значит, ей нужно сегодня получить ответы на все свои вопросы.

Томассо встретил ее внизу и проводил к машине.

— Вы готовы? — спросил он.

Она кивнула.

— Как и следовало ожидать, пресса проявляет повышенный интерес к тому, что вы появитесь на этом банкете. Вы все равно хотите войти через главный вход?

Изабелла выпрямилась.

— Это ни для кого не секрет, так что не будем осложнять работу репортерам.

Машина тронулась с места, и Изабелла приняла привычный официальный вид. Если ничего другого не получится, то она, по крайней мере, сделает все возможное, чтобы сгладить противоречия, существующие между Нироли и Монт-Авелланом.

Но она надеялась на большее.

Они выехали на основную дорогу и направились в сторону побережья.

— Вилла находится сразу за тем поворотом, Ваше Высочество, — произнес Томассо.

Машина замедлила ход, и Изабелла услышала возгласы репортеров, встрепенувшихся при ее появлении.

Внезапно страх охватил ее. И возбуждение тоже. Впервые в жизни она почувствовала, что может сама контролировать собственную судьбу и выйти наконец из тени своей семьи.

— Идемте.

Томассо вышел и открыл перед ней дверцу.

Изабелла сделала глубокий вдох и улыбнулась. Она держалась безупречно. Никто не смог бы догадаться, что делалось у нее на душе.

— Ваше Высочество, а королю Джорджио известно о том, что вы здесь? — прокричал кто-то из толпы.

Она встала, позируя перед камерами.

— Принцесса Изабелла! — кричали в толпе.

— Ваше Высочество, вам известно, что Альберто Винчини принял самое активное участие в борьбе за независимость Монт-Авеллана?

Изабелла повернулась и взглянула на женщину, чей голос был наиболее настойчивым. Она узнала эту журналистку.

— Здравствуйте, Джованна, — сказала Изабелла, вспомнив ее имя. — Нам хорошо известны печальные последствия этого старого конфликта. И мне кажется, должен приветствоваться любой шаг, ведущий к достижению взаимопонимания и миру между нашими народами.

— А как же король Джорджио? — настойчиво спросил седовласый репортер.

— Он всегда выступал за добрососедские отношения с Монт-Авелланом.

Это, по крайней мере, правда. О том, что он предпочитал мир на своих условиях, говорить здесь было не обязательно.

Сильвана вошла в маленькую летнюю гостиную и прикрыла за собой дверь.

— Изабелла делает удивительные вещи. Я видела ее в действии последние несколько дней, но то, что она делает сегодня, просто феноменально.

Доминик поднял глаза от книги.

— Не понимаю, почему ты удивлена.

— И это говорит человек, утверждавший, что ее главное качество — умение безукоризненно носить платья от дизайнера… если я правильно помню!

Ничего не ответив, Доминик провел рукой по лицу. До того, как он встретил Изабеллу, он, безусловно, недооценивал то, что она делала и какой вклад вносила в дело мира.

— Папа невероятно рад тому, что она пришла! — воскликнула Сильвана. — Он считает это исключительно своей заслугой.

— Так и есть.

— Так ли? — Сильвана подняла бровь. — А я полагала, что кого-то другого.

Доминик не поднимал глаз от книги. Сильвана хотела, чтобы в его жизни сбылась волшебная сказка, но реальный мир не был таким добрым, как нам хочется.

— Папа представил ее практически каждому из гостей, — продолжала рассказывать Сильвана. — Она пожала столько рук, что, наверное, у нее уже болят пальцы. — Сестра замолчала. — А почему ты здесь сидишь и не идешь к ней?

— Ты не понимаешь…

— Прекрасно понимаю. — Сильвана встала. — Правда заключается в том, что ты смертельно боишься того, что жизнь продолжается и в ней есть человек, который слишком хорош для тебя!

С этими словами она вышла, хлопнув дверью.

Доминик закрыл книгу и подошел к окну. До него донеслись музыка и смех.

Даже к Иоланде он не испытывал такого… непреодолимого влечения, как к Изабелле.

И эти чувства его пугали. Он недостоин такой женщины, как Изабелла Нирольская. И она постепенно это поймет, и в один прекрасный день бросит его, а второй потери ему не пережить.

Принцесса одинока. Ее будущее остается неопределенным. Скорее всего она испытывает к нему жалость. Он потер висок. Нет, только не жалость. Он не мог слышать этого слова.

Дверь неожиданно распахнулась, и он подумал, что вернулась Сильвана. Но на пороге стояла Изабелла. Выронив книгу, он уставился на нее.

Она была так красива…

Это была какая-то неземная красота. И он понял: что бы она ни делала, куда бы ни поехала, он будет любить ее до конца своих дней.

Изабелла вошла и тихо прикрыла за собой дверь.

— Сильвана сказала, что я найду вас здесь. По ее словам, лучшего места, чтобы уединиться, не найти.

— A вам нужно уединиться?

Она улыбнулась.

— Хотя бы ненадолго. Я уже устала быть принцессой Нирольской.

— Люди приветливы к вам?

— Очень. Но начались танцы, и все труднее говорить «нет».

Доминик нагнулся, чтобы поднять книгу с пола.

— А вы вынуждены говорить «нет»?

— Приходится. Там нет никого, с кем бы мне хотелось танцевать.

Доминик представил, как замечательно было бы танцевать с ней, прижимать ее к себе. Он горел желанием подойти к ней, взять ее лицо в свои ладони и сказать, что все хорошо, что он любит ее и хочет, чтобы они были вместе.

Но такое невозможно! Достаточно взглянуть на себя в зеркало, чтобы это понять.

— А вы были здесь весь вечер? — тихо спросила Изабелла.

Он решил сказать ей правду.

— Я пришел сюда, когда услышал, что вы приехали.

Доминик знал, что причинил ей боль… но сделал это умышленно. Она должна была сама увидеть, что из их влечения друг к другу ничего не выйдет. Он хотел, чтобы она сама порвала их отношения, ему было бы так легче смириться с их безнадежностью.

Однако ему было больно видеть выражение ее глаз.

— Изабелла… — со стоном произнес он, вложив в это слово всю свою страсть.

— Пожалуйста, пойдемте к гостям, потанцуйте со мной.

— Это невозможно. У многих с собой мобильные телефоны с фотоаппаратами, и они не откажут себе в удовольствии снять это.

Она снова тронула золотую сережку.

— Мы могли бы просто разговаривать.

Его охватили противоречивые чувства.

— И все будут пялить на нас глаза и судачить.

Повернувшись к ней спиной, он посмотрел в окно. Сильвана искусно подсветила свой сад, и все было необыкновенно романтично, особенно в сочетании с музыкой в исполнении главного оркестра Монт-Авеллана.

Больше всего в жизни ему хотелось пойти с ней туда. Он хотел держать ее за руку, и чтобы все знали, что она принадлежит ему. Ему!

— Они и так это делают. Похоже, всем нравится мое платье.

Ее платье и правда было потрясающим. Но эта женщина не для него. Люситта права.

— Вы могли бы пойти и разделить со мной эту ношу. — Она пошла к нему. — Люди все равно будут судачить. Вы не сможете остановить их. — Она надолго замолчала. — Пожалуйста, не прячьтесь ото всех.

— Я не прячусь.

— Доминик…

Он не выдержал.

— Отправляйтесь к гостям, если хотите, только без меня. Я устал видеть, как люди стараются отводить взгляд от моей шеи. — Он обернулся. — Мне противно видеть шок в их глазах, отвращение и жалость. Ну как вы это не поймете!

Изабелла все ближе подходила к нему.

Она остановилась в нескольких сантиметрах от него. В ее взгляде были одновременно решимость и страх. Неожиданно она подняла руку и нежно провела большим пальцем по одному шраму, потом по другому.

Доминик вздрогнул. Она подошла еще ближе. Он чувствовал ее дыхание на своей коже. Ее пальцы скользнули по его поврежденной ожогом шее.

— Мне все равно, что они скажут. Я хотела бы, чтобы этого никогда не случилось с тобой, — сказала она севшим голосом. — Но у тебя появились эти шрамы, потому что ты любил свою жену и дочку так сильно, что подверг свою жизнь риску.

Она произнесла это почти шепотом и стояла так близко, что он видел каждую ее ресничку.

Она взглянула ему прямо в глаза.

— В этих шрамах нет ничего некрасивого.

Его душа кричала от боли.

— Ты нужен мне. Потанцуй со мной.

Это была не просьба. Скорее — вызов. Изабелла ждала его ответа.

Он знал, что должен устоять… но не смог.

Он протянул к ней руки и обнял ее, еще не успев понять, как это случилось.

— Изабелла…

И тут она поцеловала его, но не в щеку, а в шею. Он ощутил ее влажные теплые губы на самом ненавистном участке своего тела.

Он не позволял себе плакать с тех пор, как умерла его мать, но сейчас был близок к этому.

Изабелла Фиерецца готова была успокоить его. Она добровольно переступила черту…

Было так легко поддаться своим чувствам.

Но во всей Европе не было женщины, которую бы фотографировали так много. Вся ее жизнь была на виду у всех.

Ей была нужна жизнь, которую он не мог ей дать.

Он погрузил лицо в ее волосы, вдыхая их аромат. Все его тело откликнулось на ее запах. Он почувствовал, что она затаила дыхание.

— Изабелла!

О господи. Изабелла. Как бы он хотел, чтобы все было по-другому.

Изабелла подняла глаза и улыбнулась, и от его намерений ничего не осталось. Он любил ее и бессилен был сопротивляться.

Завтра ему уезжать. Он будет страдать каждый раз, увидев ее снимок, прочитав ее имя…

Но сегодня она будет принадлежать ему.

— Только не говори потом, что тебе не следовало бы делать это, — выдохнула она и поцеловала его.