В РОССЫПЯХ «СОБОЛИНОЙ ПАДИ»
После отъезда Савченко все рабочие присматривались к новому руководителю участка Петру Викторовичу Васильеву, с сожалением вспоминая о горном мастере: «Мужик был на месте. Зачем его дернули на «Кабардинку»? Ведь тот участок к закрытию идет и на судьбу золота артели не влияет. А здесь только-только золото пошло, да и перспективы хорошие. Такого грамотного инженера надо было на «Соболинке» еще с годик подержать или хотя бы до конца сезона». Они хорошо знали, что многое зависит от руководителя, тем более когда участок отрезан от большой земли топкими Беднотинскими болотами. Хорошо, что еще зимой, по зимнику, были завезены продукты питания, запчасти, горючее с расчетом автономной жизни до следующей глубокой осени. До той поры, когда многочисленные большие и маленькие ключи вместе с болотом покроются ледяным панцирем, а снег выровняет все болотные неровности. Вот тогда вся эта большая территория превратится в ровное поле, езжай куда глаза глядят. Опять заработает зимник. Большегрузные машины будут день и ночь завозить грузы для очередного промывочного сезона.
А пока начался лишь второй летний месяц. Мало еще кто скучал по семье, писал домой письма. Люди уже свыклись с работой, и каждый делал свое дело. По полигону круглосуточно двигались бульдозеры, грохот от падающих камней отзывался протяжным эхом по всей болотине, уходя куда-то далеко в лес, к самому Самаргинскому перевалу. К шуму добавлялся звук от струй воды. Под давлением, сбрасываемым мощными насосами, она ударялась о железные направляющие. Жители участка уже привыкли к этой обстановке и порой даже не обращали внимания на монотонность ударов камней, рев двигателей, блеск яркого света прожекторов на промывочном приборе.
Петр Викторович целыми днями бродил по полигону, как бы присматриваясь к новой обстановке. Иной раз подходил к бульдозеристу или бригадиру, что-то спрашивал и опять продолжал ходить, внимательно наблюдая, как вал породы под рев двигателей и скрежет блестящих лопат бульдозеров беспрерывно движется к промывочному прибору и падает на большие металлические колосники, попадая под струи воды от гидромонитора. Первое время полигонная обстановка както завораживала его своей простотой и открытостью. Стоя в самом дальнем углу полигона, на небольшой возвышенности, с которой весь участок смотрелся как на ладони, он любовался природой. Кругом густой лес, а здесь высокие болотные кочки в цветах с необыкновенным запахом. Ему порой представлялось, что это маленький дендрарий, где природа собрала все цветущие таежные растения. Всматриваясь в роскошные заросли, он видел, как пчелы собирали нектар с изумительно красивых соцветий. Ему становилось жаль, что, отдав нектар и получив опыление, они завянут и лужайка станет таким же неухоженным куском полигона. Но это будет потом. А пока, посмотрев на деловую суету, Васильев каждый день после обхода, снимая грубую робу, заходил сюда расслабиться и почувствовать себя как за высоким закрытым забором дачи. Он воображал густо усаженные и куртины и деревья, обвитые зелеными побегами дикого винограда. С каждым днем ему все больше нравился не только этот кусочек полигона, но и вся окружающая местность, дающая золото. Васильев думал: «Пока все хорошо, а как дальше жить будем, поразмыслить надо. Первые дни скука заедала, а сейчас, вроде, привыкать начал».
Люди с участка понимали состояние нового начальника участка и во время перекуров поговаривали: «Васильев у нас новый человек. Пускай присмотрится, чтобы правильные решения принимать. Пусть разберется с полигоном. Скоро облазит всю округу и за нашего брата возьмется. А может, еще и целичок найдет, побогаче того, который Савченко отработал. Ладно, поживем - увидим. Пока все идет по накатанной дорожке прежнего руководства».
Петр Викторович еще никогда в жизни не бывал в такой глухой тайге. Он после окончания горного института прошел много должностей на предприятиях Артемовского угольного бассейна. Последние годы работал главным инженером шахты «Южная». Рано ушел на пенсию по подземному стажу, но накопленный опыт давал возможность еще работать на высоких должностях. Поэтому сосед Самохвалов, с которым много лет назад вместе трудился, пригласил его на освобождающееся место начальника вновь открытого, перспективного золотодобывающего участка. Других предложений не было, и Васильев согласился. И вот он здесь, среди нагромождений сопок, заросших лесом и колючим кустарником, у самой подошвы сопки, в болоте, прорезанном семью большими и малыми ключами. Местность почти не продувается ветром, постоянная сырость, масса мошкары и комаров, от которых нет спасения ни днем ни ночью. Васильеву говорили: не зря, мол, артельщикам такие деньги платят, ведь они отданы на съедение этому комариному кошмару. «Но коль там люди работают и живут, то место-то обжитое», - думал он про себя, отбывая на новый участок производства. При отъезде жена положила несколько накомарников, которыми пользуются пчеловоды, но они, оказалось, совсем не спасают от мошкары, нет от нее никаких преград. Ему было не до сна, он выходил ночью из балка, подставляя тело слабому дуновению ветра. Прихваченные противокомариные мази не спасали, а, наоборот, будто притягивали полчища насекомых.
Единственное спасение Васильев нашел в том, что иной раз перед сном, для его крепости, выпивал стакан водки из запасов, привезенных с собой. Выпив, залегал под двойную простыню и засыпал как убитый. Утром, когда все собирались к балку начальника получить указания к работе на наступающий день, он не мог еще четко сориентироваться и ждал, когда рабочие уйдут на полигон. После этого, ни с кем не разговаривая, выходил на улицу, медленно, как бы считая шаги, шел к промывочному прибору и смотрел на шлюз, куда постоянно падала порода. Издалека приемный шлюз был похож на оконечность шахтной транспортерной ленты, подающей уголь с большой глубины шахты, с огромными вращающимися подъемными колесами. Стоило на несколько шагов отойти в сторону, как открывалась картина, похожая на ту, что была видна из окна его бывшего кабинета на угольной шахте. Там находился железнодорожный тупик. Из окна было хорошо видно, как из накопителя уголь ссыпался в железнодорожный вагон, и это вроде как улучшало настроение. Васильев мог долго смотреть на этот нескончаемый падающий поток породы, который как бы подчеркивал заключительный процесс работы крупной шахты.
Наблюдая из окна своего кабинета такую картину, он даже забывал о текущих делах. Только телефонные звонки напоминали, что нужно опять отходить от окна, садиться за стол, выслушивать различную информацию, отвечать на кем-то поставленные вопросы, и главный инженер опять попадал в водоворот с неполадками и успехами в большом шахтном хозяйстве.
А сейчас он подолгу стоял напротив монитора, где в железные направляющие с грохотом непрерывно сыпалась порода, напоминая погрузку угля на шахте (только там через окна не было слышно шума падающего угля и непрерывно работающих бульдозеров). Потом переходил на другое место и его взгляд останавливался на вершине находящейся почти рядом Михеевской сопки, густо поросшей черным пихтачом со сломанными ветром верхушками. Она представлялась ему каким-то большим шахтным механизмом с поднятой вверх самоопрокидывающейся вагонеткой из-под породы.
Справа от полигона проходили, расширяясь вверх по распадку, нескончаемые болотные заросли. Он шел, перешагивая через валуны и разорванные бульдозерами куски торфяников. Настроение менялось, возникало чувство одиночества и какой-то необъяснимой грусти. Вернувшись с утреннего осмотра, Васильев начинал принимать отчеты от горного мастера, геолога, бригадира. Все говорили о кубах промытой породы, о количестве работающей техники на полигоне, о добыче золота. Эти слова за его короткий срок пребывания на полигоне быстро стали приедаться и усугубляли скучное однообразие, царившее на золотоносном участке. Внутреннее разочарование вызывало у Васильева жалость к себе: и зачем только он согласился поехать на этот не обустроенный кусок земли среди болот и сопок в центре Сихотэ-Алиня!…
- Когда я первый раз пошел на съем золота, - рассказывал Васильев горному мастеру Топоркову, - то думал - там на промприборе такая улавливающая аппаратура стоит, что ни одна золотая пылинка никуда не денется. Михаил Ефимович Волков и с ним два доводчика с пустым ведром, перед тем как на эстакаду для съема подняться, из каких-то черных нагрудных сумок вытащили большие барабанные наганы. Загнали патроны в крутящиеся барабаны и снова засунули оружие в сумки. Весь инструмент у них - жестяное ведро, два деревянных скребка да блестящий хирургический пинцет. Волков сорвал с бронированной крышки, как он называет ее, колоды, которая весит килограмм пятьдесят, две пломбы и большой амбарный замок, открыл. Там находилось несколько банных цветных ковриков да трафарет из толстой стали для осадки золота. На них желтая масса под лучами фонариков всеми цветами радуги переливается из-за поднятой решетки. Поверх ковриков - большие и маленькие кусочки разноцветной породы, а что помельче - такой яркой желтизной светятся. Вот бы это богатство сфотографировать да внукам показать, где их дед работает: рядом с большим золотом ходит, не зря комариную свору кормит! Я хотел кое-что спросить у рядом стоящего Волкова, а он палец к губам поднес и показывает: говорить нельзя, мол, у колоды находимся, каждый молча свое дело делает. «Зачем такие дикие порядки, овеянные ненужной таинственностью? - удивился я мысленно.
- Глупость какая-то!». Потом хозяин доводчиков рассказывал, что такие традиции с незапамятных времен идут и сколько им сот лет, никто не знает. Почти два ведра песка и мелкой породы набрали - ну, думаю, опять на золото напоролись, куда и девать столько! Собрали всю желтизну, молчком аккуратно коврики и трафарет на место положили, закрыли тяжелую крышку и несколько пломб навесили. На выходе около лестницы вдруг остановились. Пробщик Грищенко, самый пожилой из всех, но еще крепкий старик, стал колоду крестить. Потом все повернулись и через плечо, не глядя куда (назад смотреть нельзя!), мелкие монетки бросили и только тогда стали спускаться. Мне как-то не по себе стало, даже сердце от недоумения защемило. Я еще подумал: неужели нужно такие обряды проводить после каждого съема золота? Это ж так утомительно: Но мужикам-то виднее, уж коль так заведено еще нашими предками. Это, наверно, как-то с природой связано, с таежными порядками, а то и с колдовством. Я уж у Волкова не стал спрашивать, как-то неудобно, а белой вороной тоже становиться негоже.
Молча пошли к доводочной, а тут, как назло, мошкара оживилась, лицо заедает, прямо в глаза норовит поглубже залезть. А доводчики даже рукавицами не отмахиваются, вот что значит новый человек появился, вся эта тварь на него нападает. Открыли несколько номерных замков. Оказывается, у Волкова на шее висит кожаная сумочка, а в ней связка разных ключей, штук пятьдесят. Он мне, как новому руководителю, объяснил: чтобы открыть бронированную дверь доводочной, нужен пароль, который только он знает, а также надо одновременно использовать три ключа. Чтобы открыть двери кассы артели, нужно еще четыре ключа и знать номерной код. Волков сказал: «Даже если я их потеряю, а вы найдете, то попробуйте выбрать, какие три ключа в единой замочной системе сработают, для этого вам понадобится много времени, да и пароля вы не знаете. Вот так охраняется артельное золото. Я эти ключи на ощупь знаю, ночью без фонарика обойдусь». Мужики-доводчики стали в предбаннике раздеваться, каждый свой шкафчик имеет. Надели белоснежные халаты, белые перчатки, домашние красивые тапочки. Конечно, кругом чистота, только какие-то запахи неприятные. Мне тоже белую одежду дали. Волков высыпал содержимое ведра на алюминиевый стол, начищенный до блеска. Доводчики тем временем достали ступу. Начали работу. И что ты думаешь? В итоге оказалось всего сто двадцать грамм шлихового золота, остальное - слюда и до блеска мытая разноцветная пустая порода. А я-то уже подумал, когда к доводочной шли: столько золота под лучами фонариков разными цветами играло, что не иначе как опять на золотую жилу наскочили, которую Савченко второпях не успел выхватить. Оказывается, золото просто так под ногами не валяется. За ту ночную смену шестьсот кубометров породы через промприбор прошло. Это, считай, двадцать железнодорожных вагонов. Столько мы на шахте за сутки угля добывали. Этим углем можно так котельную загрузить, что почти на всю зиму хватит. А здесь золота всего с наперсток. Какая несправедливость! День и ночь копали-копали - и только наперсток. Вот это добыча!
Я хотел намытый золотой песок двумя пальцами взять, так Волков деревянным скребком по пальцам дал, да так чувствительно, что аж в душе обидно стало. Оказывается, его руками брать нельзя, это плохая примета, особенно для горного инженера. Но ведь я-то не знал - всю жизнь с углем проработал. А там-то и брать нечего. Они его даже в сковороду класть не стали, решили подождать, когда побольше накопится. Доводчики оставляли меня, чтобы я посмотрел до конца процесс доводки, увидел, как с раскаленной сковородкой они работают, какие реактивы в раскаленное золото добавляют. Но под руками готовых шлихов мало было, а ждать мне уже было некогда. Договорились, что в следующий раз они мне все свои секреты покажут. Да интересу такого уже нет, все сразу понятно стало: нет главного, за чем шли, - золота.
Времени прошло еще мало, я уже стал кое-что понимать, но некоторые вопросы остались. Когда мы спускались с промприбора, я невольно подумал: как Савченко с Багрянцевым смогли такую эстакаду шлиховым золотом забить, что его до сих пор обработать не могут? А сколько еще золота вместе с породой водой смыло?
- Да нет, Петр Викторович, что касается того золота, то мужики все собрали и в доводочную унесли, почти сутки таскали. Они даже землю, куда капало золото, лопатами срезали вместе с травой и под крышу доводочной сносили, где оно и сейчас под черным рубероидом лежит. А вообще случаи такого большого золота бывают очень редко, - сказал горный мастер. - Я вот четвертый сезон отработал, а такого зрелища не видел. А что касается особенностей при съемке золота, так уж заведено, чтобы все знали: с золотом дело имеешь. Оружие всегда наготове для тех, кто задумал бы напасть на участок с целью захвата золота. Пусть знает, что так просто оно ему не достанется, обязательно пулю в лоб получит. Коврики, о которых вы говорили, не банные. Они специально для этих целей изготовляются. Пока ничего другого не придумано, без них ни колода, ни промприбор с его большими и малыми галереями нормально работать не могут.
Ну а что касается старых традиций, то их на любом участке почитают, правда, все по-разному. Бывает, что и на колени перед колодой встают, а бывает, что перед тем, как к колоде подойдут, чисто бреются, во все новое одеваются и прямо из бани на съем золота идут. Кто монеты через плечо бросает, кто большие пуговицы. Обязательно кто-то должен колоду перекрестить. Даже во времена, когда боролись с церковью, артельщики на глазах у больших начальников крестились, и им за это ничего не было, хотя это и не приветствовалось. Дают ли пользу такие старые обряды нашему делу - сказать трудно, но только никакого вреда они не приносят. А можно сказать, что некоторых от соблазна оберегают, а это уже хорошо.
Золотое дело деликатное, требует к себе особого внимания тех, кто с ним работает, своими мастеровыми руками как бы путь в жизнь ему дает. Очень важно понимать, что природа дала возможность его из глубин земли достать, а нам нужно его так очистить, чтобы, отправившись в большую дорогу, оно не один десяток лет приносило пользу. Если говорить по-простому, Петр Викторович, так когда контейнер с золотом, килограммов на пятьдесят, с участка отправляешь, то становится как-то грустно. Ведь все люди участка к нему руку приложили. Из таких болот его достали, оно становится сгустком пота, нервов, труда, терпения, не считая материальных затрат. Сейчас вы можете меня не понять, а когда через ваши руки пройдет один-два контейнера, вот тогда вы совсем по-другому думать будете, даже гордость появится за свою работу. Такое ощущение возникнет, будто вы помолодели после общения с золотом. Я всегда считал, и никто меня в этом не переубедит, что золото завораживает не только своей красотой, но также обладает лечебным излучением, только мало это изучено.
- Твои бы слова да к концу сезона - вот бы помолодеть на десяток лет, - засмеялся Васильев. - Ну ладно, рассказы твои, Алексей Павлович, интересны, но дело надо делать. Пора подбить все золотые заначки и точно знать, чем мы располагаем. Значит, договорились, что сегодня-завтра вы подобьете все резервные ресурсы. Если Волков будет сопротивляться и не покажет, что у него под полом лежит, - сам мне об этом рассказывал, - скажи, что тогда я сам приду и все повытаскиваю, все равно расчеты сделать надо. А то до конца сезона дотянем - потом куда его? В вещмешок не положишь, в кассу просто так сдавать жалко. Если такая жара еще простоит, то все болота подсохнут и любая машина пройти сможет, а там, неровен час, майор Гавриков с проверкой нагрянет. А кто отвечать будет? Можешь и Волкову сказать, чтобы и он подумал над этим вопросом. Не только я отвечать буду, а пойдем в паре с главным доводчиком. Видишь, как геолог говорит: «Мы не выдерживаем суточного объема промывки». Я спросил, когда за двести грамм перевалим, а он такую мину состроил, а вопрос как бы мне переадресовал, мол, все от вас зависит, это он про объемы промывки. Он и так худой, а тут, по-моему, еще худее стал. Видать, мужик гонористый. Ты его лучше знаешь, объяснись с ним в свободное время. Негоже типам из Новосибирска тут командовать. Если понадобится, бросим клич - и в Артеме найдутся специалисты и похлеще, да и поумнее его. Хотя спорить с этим занудой не надо, попытайся по-хорошему с ним общий язык найти.
- Мне кажется, вы, Петр Викторович, немного ошибаетесь в своих первых оценках. Он хороший геолог, да и все мужики с участка - стоящие артельщики, ведь мы одну задачу выполняем: намыть побольше золота и в конце сезона побольше зарплату получить. Никому же не хочется за просто так в болотах комаров кормить.
- Здесь ты прав, Алексей Павлович, но за все я отвечаю. Мне стыдно каждый день по рации отчитываться о наперстке намытого золота, вся артель это слышит. Или мы по-умному распорядимся подпольным резервом, или нужно золото Савченко показывать, а как его сактировать, толком не знаю… Ведь даже геолог говорит, что левый борт неперспективный, а разрабатывать правый он пока воздерживается, не по всем вопросам, дескать, ответы получены, направление золота изучают. Нерешительный он какой-то. Савченко тогда сам все расчеты сделал и, пока геолог спал в балке, целичок копнул и за одну ночь полцентнера золота взял. А если бы послушал геолога, то неизвестно, что сейчас было бы. Романенко нас с тобой за нос водит, а доказать правильность мы с тобой не можем.
Горный мастер рассмеялся:
- Так тогда бы мы с вами это золото взяли. Если говорить по-честному, то оно для нас лежало, и в артели об этом знали, проект-то мы привезли. Что же получается - нас просто кинули. А кто? Савченко с геологом!
- У меня, Алексей Павлович, насчет Савченко такие же соображения. Только сейчас мы об этом говорим как бы просто к слову, а геолог, видимо, не хочет такого целичка нам отвалить, напрасно. Ну, считай, для первого раза мы про свои позиции откровенно поговорили. Теперь мне как начальнику участка ясно, с кем я имею дело. Мне очень приятно, что я не ошибся в своих выводах. У вас еще сто раз обо мне мнение изменится, ведь только начинаем совместно работать.
Горный мастер встал с лавки, но Васильев его остановил и предложил:
- Алексей Павлович, давай ко мне за загородку перейдем да по рюмочке водочки за откровенный разговор пропустим.
- Может, не надо? Мне еще мужиков в ночную смену на полигон отправлять, они могут запах водки учуять, а это не к лицу горному мастеру.
- А у меня орешки есть, весь запах как рукой снимают. Даже ГАИ со своими трубками определить не смогут. Ну давай, Алексей Павлович, не стесняйся, заходи, холодненькой опробуем.
…Ночную бригаду отправлял бригадир Багрянцев, а они только утром, когда уже произошла пересменка, вышли из балка начальника участка. Горный мастер отправился на полигон, Васильев - на лужайку около свинарника, откуда было хорошо видно работающий промприбор. На то место, которое всегда будет напоминать ему работу шахты:
- Дачка-5, я Дачка-1, ответьте, кто на связи?
- Дачка-1, я Дачка-5, на связи Васильев.
Радиоперекличку проводил председатель артели Самохвалов
Анатолий Ильич.
- Ну как дела, Петр Викторович? Какая сводка?
- Дачка-1, докладываю. За сутки ноль-четыре. Объем промывки пятьсот. В смене десять бульдозеров, две «Беларуси» работают на разведочных траншеях по правому борту. Пробы положительные. Сегодня на зачистке первого блочка пять единиц, остальные - на вскрыше третьего блока. Люди в порядке, больных нет. Продукты есть, горючего достаточно. Вопросов пока нет.
- Дачка-5! Петр Викторович, проконтролируй, чтобы мужики нижнюю часть блочка хорошо клычками зачистили, там обязательно килограммов пять золота лежит. Поручи Багрянцеву, он знает, как это делается, пускай сам личнопроследит. За сутки ноль-четыре - уже неплохо. Наши специалисты считают, что объем промывки можно увеличить до восьмисот кубометров. Ресурсы для этого у вас есть. Вот тогда и будет то, что мы хотим от вас ежедневно получать. До свидания. Успехов!
На радиоперекличке в этот раз были почти все руководители участка, даже главный съемщик, на удивление, присутствовал, сидел почти рядом с начальником участка. Не пришел только геолог, его опять стала беспокоить старая болезнь, открылась язва желудка. Вместо него прибыл сменный пробник Савочкин. Васильев, как бы подводя итоги переклички, заметил:
- У нас подобрался хороший, сработанный коллектив, и этим можно гордиться. Нам нужно довести суточный намыв золота до одного килограмма.
Всех, кто находился в комнате и слышал разговор с руководителем артели, удивило, о каком третьем блочке говорил Петр Викторович, когда еще первый только наполовину отработали. Как можно было соглашаться на килограмм, когда еще пятисот ни разу не достигли!? О какой зачистке коренников, когда там еще восемь тысяч кубов породы промыть надо?! На участке двенадцать тракторов, но на самом же деле десять - и то редкое явление. Три-четыре машины всегда в ремонте. Все решили, что доклад кто-то подготовил, начальник участка его зачитал, не проверяя. Младшие руководители не все поняли, что докладывалось на радиоперекличке, но, как заведено, когда приходит новый начальник участка, ему оказывается содействие и поддержка со стороны работников. На это и надеялся Васильев, понимая, что ему многое сойдет с рук и со стороны правления артели, и со стороны его подчиненных. Тем более, что отрезан от Большой земли, а это не только возлагало серьезную ответственность, но и давало возможность кое-что скрыть. Специалисты артели принимали и фиксировали результаты, доложенные Васильевым по рации, но достоверность проверить не могли.
Участок все больше и больше уходил от того производственного настроя, который был заведен при Савченко. Многие стали проявлять недовольство. Да, мол, целик забрали, а что дальше? Суточные намывы золота не превышали ста пятидесяти граммов. Потух азарт, влекущий людей взять как можно больше золота, да и, кстати сказать, с их мнением особо никто уже не считался. Все ждали от начальника какого-то нового решения: коль он сам так плохо отзывается о своем предшественнике, то наверняка у него есть решения умнее и значительнее, чем у Савченко. Надеялись, что через несколько дней он соберет всех и скажет: «Я уже больше месяца с вами проработал, облазил весь полигон, просмотрел всю документацию, проконсультировался со специалистами, и вот что мы решили». Но этого не происходило.
Все реже и реже начальник участка стал появляться на раскомандировках, все прочно в свои руки взял горный мастер Топорков. Рабочие даже удивлялись, что в шесть часов люди уже на ногах, а начальник только к восьми просыпается. Васильев оставил за собой только обязанность докладывать по рации о происходящем на участке. Он сам готовил доклад, придумывая производственные успехи. Его отдаление от производственного процесса стало еще больше после разговора с главным доводчиком Волковым:
- Контакт есть, понимание тоже. С такой суточной отчетностью он согласен, -Топорков достал замасленную записную книжку и показал выведенную Волковым надпись: - С пятнадцатого июля в сутки по пятьсот грамм и выше.
Васильев не стал слушать до конца то, что горный мастер хотел сказать по ранее оговоренным вопросам. Ознакомившись с записями, он уточнил:
- До какого времени этих запасов хватит?
- Как до какого? - удивился Алексей Павлович. - До конца сезона, и еще немного останется.
- Нет-нет. Ничего оставлять на следующий сезон не будем. Пускай эта разница в моем резерве будет, а я сориентируюсь и по обстановке буду постепенно добавлять. Считай, что мы втроем договорились, больше никому ни слова. Скажи Волкову, что я с пониманием отнесся к его предложению. Теперь ежемесячно у него будет идти один и четыре трудодня. У меня, как у начальника, - один и пять, а у тебя, Алексей Павлович, - один и три. Ты не возражаешь?
- Нет. Это нормально. У меня больше чем один и два никогда не было, а это получается как бы прогрессивка.
Васильев закурил и с усмешкой сказал:
- Как ни говори, а деньги - главный двигатель, это сила, и сильней них ничего нет. Общество другого еще не придумало.
Время шло. На участке все было по-прежнему. По докладам, которые передавались руководству артели, все было отлично, план выполнялся, а иной раз даже перевыполнялся. Петр Викторович успокоился, заважничал, с лица ушла тоска и уныние. Всем своим недоступным видом он демонстрировал окружающим, что стал настоящим руководителем и хозяином положения.
Однажды после сытного обеда Васильев вызвал Топоркова. Когда тот явился, Петр Викторович, смотря прямо в глаза своему подчиненному, спросил:
- Алексей Павлович, ты мне скажи, а нужна ли нам, в такой обстановке, ночная смена? Так надоел ночной гул моторов, грохот камней, мой балок рядом с промывочной находится. Зачем ради каких-то двухсот граммов такой ночной шум поднимать? Лучше днем как следует работу организуем, а ночью мужикам отдых дадим.
- Я не могу, Петр Викторович, сразу влет на такой вопрос ответить. Не мы вводили такой строгий круглосуточный распорядок. В уставе артели записано, что работа двухсменная, по двенадцать часов, без выходных. К этому распорядку все привыкли. До конца сезона два месяца. Скоро руководство артели такой напряг создаст, ведь уже концовка вырисовывается. Будет задание по золоту выполнено или нет - все внимание будет направлено на то, сколько золота еще можно взять. Начнется переброска техники, людей. Если руководство артели умело и грамотно сманеврирует ресурсами, то и результат хороший будет. Сегодня в сутки артель намывает до пяти-семи килограммов золота. Обороты набраны, теперь их удержать надо, вот руководители и мечутся день и ночь по участкам, выгребая все, что там осталось. Идут на все, несмотря на затраты, лишь бы золото взять. Как мы на этом фоне смотреться будем? Ведь вы, как и я, уже два месяца здесь отработали. По меркам артели вы уже не новичок, обстановку на участке и всей артели хорошо знаете, информацию по рации каждый день слышите.
Васильев встал, стал нервно ходить по кабинету. Было видно, что ему не понравился ответ Топоркова. Он подошел к окну, немного подумал, потом произнес:
- Хорошо, по рации мы ежедневно слышим позывные:
«Дачка-2», «Дачка-3», «Дачка-4», «Распашное», «Кедровая»,
«Обогатительная фабрика», а нас трогать почти не стали. Видимо, дела наши не являются решающими. С другой стороны, мы находимся за восемьсот километров от артели, в этой глухомани отрезаны от Большой земли, у руководства артели ничего не просим. Суточную добычу золота с нарастающим даем. Объемы промывки горной массы - увеличиваем. Геологоразведочными траншеями занимаемся. Что еще моему соседу по дому нужно? Самохвалов - хозяин артели и опытный человек. Он бывший шахтер, начальник транспортного участка, хорошо видит: было восемьдесят грамм золота в сутки, а стало пятьсот-шестьсот. Если бы я был председателем артели, то сказал бы: «Да живите вы как знаете в ваших болотах, вам там виднее, только план выполняйте». Мы здесь сами себе генералы, как установим, так и будет. Разве я неправильно рассуждаю, Алексей Павлович?
- Правильно-то правильно, но как-то не заведено в артели всего по нескольку часов работать. Каждый приехал за большим рублем. Но раз вы так решили, то будем сокращать рабочий день, потом на одну смену перейдем. Трудно это будет, народ привык по полной программе пахать. Он ведь не знает нашего замысла.
- Вот видишь, как мы с тобой до истины дошли, хотя и не сразу. А сейчас, как говорят военные, «война войной, а обед - по расписанию». Проходи, Алексей Павлович, за перегородку, я сейчас стаканчики и орешки приготовлю. Примем стаканчик на грудь - и обедать. Ты не забудь, скоро у меня день рождения, круглая дата. Домой не поеду, тут отмечать буду. Председатель обещал приехать.
Какая-то необъяснимая скука пришла в маленький таежный поселок старателей. Начались августовские дожди. Дорога до парома стала непроходимой даже пешком. Бульдозерист Демченко на своем «сто тридцатом» поехал в ближайший поселок за мукой и солью. Около бывшей деревни Николаевки раньше пробивался маленький сонный ключ, а стал почти озером. Демченко, на что опытный механизатор, думал - проскочит, но вбухался в воду по самую выхлопную трубу. Сам пытался выбраться, но ничего не получилось. Тогда он разделся догола и почти вплавь добрался до берега. Откуда вода взялась, вроде тайфуна не было. Всю ночь бульдозер на тросах тянули, еле к утренней пересменке успели. Сейчас лежат мужики, отсыпаются.
Петр Викторович в тот же день снял людей с техники, работающей на вскрышных работах. Пилы и топоры в зубы - и мост через Дарьин ключ строить. Леса хватит, только пили да бревна покрепче укладывай. Это на восемь километров путь сокращает до ближайшей деревни. По мосту раз-два - и ты в Ильичевке. Говорят, здесь раньше шахта была. Она бы и сейчас уголь давала, но посчитали, что выгодней из Павловки его завозить. Теперь все шахтеры безработные. А ведь в деревне есть и медпункт, почта, клуб, танцплощадка, раньше сюда молодежь на танцы из других деревень приезжала. Автобусы по графику ходят. Стоит до Ильичевки добраться, а там все села шоссейкой связаны. Направо - Корсаково, налево - Кабарга.
В один из вечеров работники первой смены сидели около балка, курили и разговаривали.
- Ну, нам эти дороги пока не нужны, мы ими еще нескоро пользоваться будем. До конца сезона еще почти два месяца, - рассуждали они.
Собеседники соглашались:
- Сами себя в болотине запрудили. Вон геолог все лето животом маялся, а доктора вызвать невозможно. Ему по рации врач из Артема медицинские советы давал: то чаги попить, то отвар дубовой коры. Или женьшеня пожевать. Все эти пожелания так в балке начальника участка и оставались, с этой болезнью нужно бороться с помощью лекарств, вон как на других участках, есть все необходимые медикаменты. Хоть геолог и говорил, что знает свою болезнь и кое-какие таблетки у него с собой имеются, но этого, наверно, было мало. За последнее время он сильно похудел, аж черный сам стал. Да еще постоянные ссоры с начальником участка, само собой, не прибавляют здоровья. Сильно не понимают они друг друга, все что-то делят. А что делить-то, полигон один, да и цели у них должны быть одни. Видимо, какие-то внутренние причины, глубоко сидящие в душах, пытаются столкнуть их между собой. На последней планерке при всех Петр Викторович заявил: «Без такого геолога обойдусь; если понадобится, то столько геологов у меня будет, что в очереди около моего балка стоять будут». Конечно, такие разговоры ни к чему хорошему не приведут. Зря еще не окрепший начальник делает такие заявления и ссорится с геологом. Ведь геолог - это глаза, через которые видно, где золото лежит и куда уходит. Это он целичок нашел, да еще пытается по правому борту в глубину заглянуть. Все разведочными траншеями порезал, сам в охотничьих сапогах по пояс в грязи ходит. А сколько хорошего для участка сделал - и вдруг стал плохим и ненужным! Разве такое бывает? Все мужики с участка его уважают. Они в паре с Савченко такие чудеса творили, до сих пор доводчики со шлихами не могут разобраться. Правильно говорил Савченко, когда уезжал на повышение: «Может, что не так делал, ошибался, кого зря обидел - извините. Я горный мастер и приехал сюда не рыбу ловить и на зверя охотиться, а вместе с геологом золото найти и достать его столько, сколько осилить сможем». У него и сейчас на «Кабардинке» дела идут неплохо, уже третий промприбор монтируют, хотя участок уже на выработку шел. Сам председатель им доволен, всегда другим специалистам его в пример по рации приводит.
- Ленька Никифоров, бульдозерист второй смены, такую историю рассказал. Идет Васильев по полигону, прямо на его бульдозер. Тот торфяники медленно толкает, так как два бортовых зуба полетело. Подошел Петр Викторович к машине и спрашивает: «Почему медленно и с таким треском на вскрыше работаешь? В чем дело?». Ленька отвечает, что полетели два зуба на бортовой, а на складе замены нет, помогите. Так что вы думаете? Начальник участка взялся за мотню своих широких брюк и показывает: на, смотри, у меня нет. А потом как стал матом ругаться, кричать; попадись под руку монтировка или камень - точно бы Леньку ударил. «Будешь у меня еще что-нибудь просить, на тариф посажу, дорогу к бульдозеру забудешь. Ленька - артельщик со стажем, не привык, чтобы с ним так разговаривали, возьми да скажи: «Раз такое дело, то отправляйте меня на Большую землю». Тогда Васильев еще поближе к нему подошел, распространяя такой запах водки, что хоть закусывай, и почти на самое ухо процедил: «Будь моя воля, я бы уже давно половину из вас отправил, да, жаль, мост не построен». Ленька быстренько прыгнул в бульдозер и на первой скорости с торфяника уехал. Вот какой человек Васильев, вот где нутро человека раскрывается!
Затушив окурки, артельщики зашли в балок. Разложили постели и легли.
- Ну что, мужики, свет тушить будем?
- Да.
- А где Антошка Маслов? Вторые сутки не ночует.
- Наверно, опять в Ильичевку к девчатам подался.
Только это было сказано, как открылась дверь и вошел
Маслов.
- Что, потеряли меня? Я двое суток с пускачом возился. Кое как сегодня запустил. Полетел подшипник, а у меня запасных нет. Пошел на склад, там тоже нет, главный механик только руками разводит. Пришлось к ильичевским технарям ехать. Они с почти нового ЗИЛа мне все, что нужно, сняли. Видно, шахтенка уже на ноги не встанет, а ведь в месяц по тысяче тонн угля давала. Вся округа на ней сидела. Слава богу, все восстановил. Главное - промприбор в рабочем состоянии держать, а там - как начальник распорядится. Я уже вторую неделю не запускаюсь. Вчера подошел горный мастер и спрашивает: «Как ты смотришь, если мы шестичасовой рабочий день сделаем?
С семи утра и до часу первая смена, а с двух и до восьми вторая». Я пожал плечами и сказал, что в артелях такого еще не было. Ведь ребята за тысячи километров едут, денег заработать, а получится, что столько времени они на полатях лежать будут, да еще в летнее время. Отменять двенадцатичасовой режим работы - какая в этом необходимость? Народ на такой график настроился, и в уставе так прописано. А он мне: «Ты пока сильно не распространяйся, это пока только проекты». Смотрю, идет Багрянцев. Я к нему. Спрашиваю: «Товарищ бригадир, зачем график ломается?». Он мне стал про перестройку в стране толковать, мол, везде все старое ломается, по-новому строится. Тогда я ему: «Коль так, то сезон доработаю, а там хоть к черту на кулички, но на этот участок не вернусь». Вот вам и наш боевой бригадир, сразу под руководство подстроился. Если сократят рабочий день, то трудодень будет не единица, а только ноль пять. Да, такое хорошее начало - и такой поганый конец. А вчера до двух ночи в своей каморке с двигателем копался, вышел покурить, смотрю: нигде света нет, только у начальника окна вовсю горят. Ну, соображаю, мужик лег спать, свет забыл выключить. Пошел к балку, думаю, разбужу, а то до утра комарье все лицо искусает. Когда подошел поближе, в окно стало видно, что там Васильев, горный мастер и Савочкин в карты режутся. На столе полно водки, коньяк стоит, а закуски - аж глаза разбежались. Чего там только нет: икра красная, крабы, колбаса. Я даже замер, когда все это увидел, а уйти не могу, хоть и понимаю, что нехорошо в чужие окна заглядывать.
- Так вот где Савочкин себе пристанище нашел! А мы-то думаем: где же наш пробщик, почему в гости не заходит, анекдотов не рассказывает? А он, оказывается, в подмастерья к начальнику пошел! Каждый день на рации присутствует, как бы больного геолога заменяет. А когда приехал, так просил Василия Николаевича: возьми на работу, мол, истратился я, денег нет, да и крышу промотал, жить негде. К тому времени уже полсезона прошло, он в это время какое-то выдуманное золото чжурчженей искал, думал, лежит и его дожидается, но не нашел. Я тогда около балка Савченко был, почти весь разговор слышал. Тот ему сказал, что если серьезно работать собрался, то завтра выходи на работу, а жить будешь в балке с дизелистом. А он тогда взмолился, сказал, что даже на раскладушке будет спать, но только в своем старом балке, вместе с геологом. Конечно, можно было его тогда ко всем чертям послать, но геолог его пожалел, заступился, ведь два сезона вместе проработали. А он видишь как дело повернул. Как только Константин Максимович заболел, так сразу от него ушел, а начальник как бы его вместо геолога назначил. А какой с него геолог, он просто библиотекарь, разве никто не понимает, что от него пользы как с козла молока?!
Мужики так и не заснули, уж больно интересную новость моторист сообщил. Снова поднялись с полатей и пошли курить. На улице продолжали обсуждать изменение графика работы, это всех касалось:
- Я третий сезон в артель прилетаю, чтобы заработать. В этом году думал около двенадцати тысяч домой привезти: машина нужна, новый телевизор да детям обновка. Получается, зря планировал. Но ведь, никто не говорил, что на шестичасовой режим перейдем. Если бы об этом знал, то, наверно, в другое место нанялся бы, а свое бы получил.
- Ладно, давайте заканчивать, а то завтра рано вставать, не выспимся.
«…Вот я уже несколько дней хожу по полигону, и все время меня какие-то мрачные мысли одолевают, - размышлял Васильев. - Откуда мы золото брать будем? Вчера, в пять часов утра, снова на съеме золота присутствовал. Спросил, сколько же породы через промывку прошло, оказалось, что только триста двадцать кубометров, а задание семьсот. Значит, можно уверенно сказать, что двести пятьдесят-триста граммов золота в сутки - наш предел. Неужели это все?».
Этот же вопрос Васильев при первом удобном случае задал Багрянцеву:
- Вот вы, Василий Васильевич, работали вместе с Савченко, как вы планировали работу строить?
- А что ее строить? - удивился тот. - Ее уже один раз построили, а теперь все запланированное выполнять надо, и тогда все пойдет как по маслу. Вот проект горных работ на этот год, он у вас на углу стола лежал. Этот документ подготовлен группой специалистов артели совместно с проектировщиками из «Крайгеологии», в том числе учтены предложения и специалистов участка. Вот первый блочок, промывка двадцать пять тысяч кубометров, предполагаемое золото четырнадцать килограммов. Вот второй блочок, где мы сейчас вскрышу ведем, - семнадцать килограммов золота. Третий блок - двадцать два килограмма. Это правая сторона ключа, где золото взято. Сколько - точно пока никто не знает. Доводчики зашиваются, не могут шлихи до ума довести, а там у них еще более пятидесяти килограммов должно быть. Вот около ста килограммов золота, которое требует нашего активного вмешательства. Вот перспектива на следующий год, подписанная нашим геологом. Два блочка левого борта содержат примерно по сорок шесть килограммов, а это уже почти сто. Все рядом, на одном полигоне. Тем более, что водоотводные каналы пробиты, осушительные работы выполнены по всей сети скважин, как указывали геологи, акты приемки подписаны. А вот еще документ, как залегает золото и куда оно движется по всей территории полигона. Вот чертеж, сделанный нами, я его в конце июня подписал, по суточному извлечению золота из промытой породы. Вот расчеты по вскрышным работам, нагрузка на каждый бульдозер и количество горючего на единицу грунта. А это документ по расчету рабочей силы на один килограмм золота. Так что, Петр Викторович, вы полностью документами обеспечены. Не обижайтесь на геолога, что не ответил на ваш вопрос. Он, по-видимому, удивился, что начальник уже столько времени на участке, а этой горной азбуки не знает. А ведь я Топоркову все рассказал, по всем картам сверку сделал. Почему он вас не проинформировал, понятия не имею. Вы сами об этом у него спросите. Если вы у меня как у бригадира прямо спросите:
«Будет ли у нас золото?» - то я четко отвечу: да, само собой. Но только в том случае, если начальник участка, а тем более горный мастер будут строго придерживаться того, что здесь написано, и людей на выполнение этой работы будут ставить всех, а не распылять силы по разным блочкам да еще внеплановые работы изобретать. Участок на следующий год должен дать сто пятьдесят килограммов золота, это минимум. Реальная возможность - взять килограммов двести. Здесь работы лет на пять хватит, а это тонна. Дальше видно будет. Перспектива есть: вон какая болотина стоит в ожидании вскрышных работ.
Василий Васильевич встал из-за примитивного столика и стал ходить мелкими шажками от угла к окну и обратно; обдумав услышанное, сказал таким тоном, с такой интонацией, что было непонятно, то ли он спрашивает, то ли утверждает:
- Столько горючего жжем, столько людей держим, такую зарплату людям платим, день и ночь технику гоняем, а золота всего сто пятьдесят грамм, даже руке почувствовать нечего. Чтото я вас, Василий Васильевич, не понимаю. Когда вы с Савченко работали, даже не имея проекта, на целичок напали и не стали ста пятьюдесятью граммами довольствоваться. А меня сейчас на сухой паек сажаете. Разве эти несчастные граммы желтого порошка заслуживают таких материальных и человеческих затрат? Неужели в артели деньги не умеют считать, а вы, Василий Васильевич, об этом не говорите?
- Почему не говорю? Я, Петр Викторович, даже все на бумаге рассчитал, и она у вас на этажерке лежит, я давно ее туда положил.
Багрянцев взял с этажерки какие-то бумаги и положил перед Васильевым.
- Вот все расчеты, убедитесь сами, все экономистами подписано.
В это время в балок зашли Топорков и Савочкин.
- Вот-вот, вы как раз кстати, - оживился Петр Викторович. - А мы тут с Василием Васильевичем золото по полигону разыскиваем.
- А что его с Василием Васильевичем искать, мы и без него хорошо знаем, где оно лежит, да и вы сами, Петр Викторович, каждый день по полигону через эти блочки ходите. Я тут у мужиков недавно узнал, - раздеваясь, сказал Топорков, - что они с Савченко на том целичке золото почти без вскрыши взяли. Вот вам и затратный метод, он тогда хорошо на них сработал. Забрали они тогда все, хоть бы нам немного оставили.
- Да как это мы вам «хоть немного не оставили»?! - возмутился Василий Васильевич. - Ведь вам или, правильней сказать, нам все золото оставлено. Вы о чем говорите, Алексей Павлович? Вот только его количество пока доводчики объявить не могут, по вашему, кстати, указанию, эта информация еще не известна, а вы напрасно эту цифру скрываете. Артельщики участка ее давно знают. А, кстати, почему вы, Алексей Павлович, где-то у мужиков узнаете? Вот и проект лежит. Кому-кому, а вам-то известны эти цифры. Не надо вводить в заблуждение нового начальника участка, у него и так дел хватает. Он скоро сам хорошим артельщиком станет и все эти расчеты наизусть будет знать. А пока ему просто подсказывать кое-что надо. Вспомни, как мы с тобой на участке «Малая Падь» начинали бригадирами работать, ведь всегда мужики нам подсказывали, учили. Молчишь, Алексей Павлович, не хочешь рассказать, как мы по неопытности неотработанный блочок потеряли? Он под расклад пустой породы попал. Потом тридцать тысяч кубов вхолостую через промприбор прогнали, чтобы очистить то место и вскрышу произвести. Вот уже три года прошло, а я этот урок все вспоминаю. Когда артельщики про все узнали, то хотели в ключе искупать и ребра посчитать. Хорошо, что тогда там толковый начальник участка сидел и нас под свою защиту взял, от расправы спас. А так бы пришлось с участка удирать и в тайге прятаться. Артельщиков понять тоже можно, ведь они целый месяц по полигону пустую породу гоняли. Эти законы артели не просто так появились, их жизнь придумала, и они всегда действуют. Коль ты бригадир или горный инженер, да еще и зарплату неплохую имеешь, получай сполна, кивать не на кого.Люди тебе верят, а ты…
- Ну ладно, Василий, старые грехи вспоминать, - отозвался
Топорков, - всякое в нашей таежной жизни встречается.
Все повставали с мест. Васильев даже как-то расчувствовался, высыпал на стол несколько горстей лесных кедровых орешков.
- Ну, вроде все вопросы обсудили, да и разговор у нас полезный состоялся.
Багрянцев надел тужурку, со всеми попрощался и пошел к себе в балок.
Когда на участке увидели, что Василий Васильевич к начальнику пошел, а потом еще и Топорков с Савочкиным туда направились, то подумали, что сегодня в балке у начальника трам-тарарам будет. Перед этим в обед Савочкин с водителем Николаем Петренко из деревни какие-то коробки привезли, видимо, в магазине отоварились. Все у Васильева выгрузили. Топорков плотнику Никандрову дал команду срочно замок на дверь в балке начальника поставить, чтоб никто туда не заходил. Почти все, кто был свободен от работы, пришли к домику Багрянцева узнать, почему тот не остался на картежную игру и пришел трезвым.
- Ну, коль вы меня об этом спрашиваете, то я вам честно отвечу: на ночные картежные игры меня никто не приглашал. Они меня знают, особенно Топорков, мы с ним когда-то на «Кедровке» вместе работали, что мне эти веселые разговоры под пьяную лавочку ни к чему. Дела делать надо. Я им четко сказал, что золота не будет, пока мы так плохо работать будем. Когда Савченко уехал, мы с горным мастером все проекты и планы просмотрели на этот промывочный сезон. Все вроде бы понятно было. А теперь они снова спрашивают: «Где будем набирать план под золото?». Что меня удивило: как я тогда карты в трубочку свернул и папку с проектами завязал, так они с тех пор в том же виде, никем не тронутые, и лежат на этажерке, среди устаревших документов. Это уже плохо. Опять всякие претензии к Савченко выдумывают.
Кто-то из рабочих предложил:
- Василий Васильевич, вы хорошо знаете председателя артели, он ведь скоро здесь будет. Пожалуйста, вы от нашего имени, как бригадир, выскажите ему свою точку зрения, которую разделяют все работники участка.
Тут к группе собравшихся подошел бульдозерист Гриценко:
- Много говорить не надо, не надо мелочиться и отнимать время у председателя. Нужно ему прямо сказать: «Зачем такого негодного начальника вместе с Топорковым поставили?»!
- Нет-нет, - повысил тон Багрянцев, - этого делать нельзя. Рано еще поклеп на нового начальника возводить. Я на месте председателя к черту бы послал такого человека, который так говорит. Поживем - увидим, а пока горячиться не надо. Он же пока никаких окончательных решений не вынес. А про шестичасовой рабочий день только разговоры ходят, да и трудодень пока не рубится.
- А для чего мост построили? Чтобы в деревню ездить и водку привозить, - проговорил гидромониторщик из второй смены Геннадий Гурьянов. - Я ведь рядом с балком начальника нахожусь и вижу, что по ночам там творится. Мало того, что сами в деревню ездят, так еще ночью друзей сюда привозят и пьянки устраивают. Прошлой ночью поваренка чуть не побили, мол, запусти в столовую друзей участка и на стол закуску поставь. Их человек шесть было, все мордовороты, гости Савочкина из Ильичевки. Когда такое было - страшно ночью по участку пройти. Мы же в запретной зоне и не танцами приехали заниматься. Ведь это в плохое вылиться может, будут по ночам золото в балках искать, а нам только этого и не хватало! Эта шахтерская братия в глаза золото не видела и не знает, как оно охраняется. Мы самито его не видим. На днях, в три часа ночи, двое подошли прямо к моему монитору: покажи золото да расскажи, много ли его тут, в этих кочках. А можно его с той стороны болота копнуть? Ведь это золото наше, а вы, хапуги, на все готовое приехали. А сами глазами рыщут по земле, камешек побольше выглядывают, чтобы меня сразу наповал завалить. Не знали, что у меня пистолет за пазухой и ко мне подходить запрещено, особенно посторонним. Я глаза от страха выпучил и думаю: сейчас дизеля повырублю и в своей кладовке запрусь. Они огляделись и видят: наши артельские парни идут. Якобы со свинарника шли, свинья поросилась, хорошо - ко мне повернули перекурить. Тогда эти амбалы направились в балок дизелиста, мол, их там Савочкин ждет. Разве руководство не знает, что здесь по ночам творится? Так скоро участок в проходной двор превратится. И будут эти шахтеры по балкам шарахаться. Ссылаются на Савочкина с Топорковым. Видимо, не просто знакомые, а и интересы общие у них есть, а возможно, и у начальника участка. Вот если б Василий Васильевич об этом сказал да треснул как следует Топоркова: «Когда на участке порядок будет?». Ведь мужики вскрышу на глазок копают: ни чертежей, ни замеров. Никто отметок не соблюдает. Куда идем?
Багрянцев встал со скамейки и нехотя произнес:
- Геннадий, ты лишнее говоришь, не надо везде начальника винить. Он еще пока присматривается к делам. Возможно, ему все эти безобразия известны и скоро он примет решение. Но вот за то, что на полигоне порядка нет, я его не оправдываю, но и от нас многое зависит.
- Не криви душой, Василий Васильевич, - громко заявил экскаваторщик Кирилл Масленников, - разве можно так работать. Как-то Топорков спрашивает: «Зачем траншею роешь?». Мне пришлось остановиться и ему, горному мастеру, второму человеку на участке, объяснять. Он ушел. Потом идет начальник, что-то не в духе, издалека вижу - весь опухший. Еще не подошел к экскаватору, а уже меня матом кроет: зачем копаешь, проход перегородил, когда он на осмотр третьего блочка идет. Я опять останавливаюсь, вылезаю, начинаю, как положено, докладывать, зачем траншею рою, а он, даже не дослушав, опять матом. Я ему говорю: «Вы решите с геологом, он-то лучше меня знает, зачем эти траншеи бьются. Вы всеми делами тут заведуете, вот и решайте, копать или не копать. Я-то тут причем, зачем вы меня матом ругаете, я же вам слова плохого не сказал, я что, нанес вред участку?». А он мне: «Будешь так со мной разговаривать - на Большую землю отправлю или на тариф посажу. А сейчас, пока я тут ходить буду и с мужиками разговаривать, вот этот участок траншеи должен быть зарыт!». Я тут же развернулся и траншею закопал. Разве раньше такое было? А вы все его жалеете! Мало он еще проработал, в артельную жизнь не вошел, а видишь, как нагло себя ведет. Я уже хотел осиновый кол для замера глубины траншеи в руки взять и так его огреть, чтоб он десятому заказал, что нельзя так с артельщиками унизительно разговаривать. Да кол был крепко привязан к станине, а тут и злость прошла. Пошел к геологу, но тот весь больной. Не стал его расстраивать. Вчера весь день как на иголках был, указаний, как сказал Васильев, ждал и сегодня жду, но пока ничего. А вы его защищаете! Василий Васильевич, мы всегда с уважением к вам относились, будьте объективны, мы ведь давно с вами работаем. Обязательно нужно рассказать председателю об этих безобразиях. Нам неудобно, посчитает еще, что мы через голову прыгаем. Вы ведь знаете, что мы не привыкли начальству вопросы задавать. Начальник поздоровается - и мы с ним приветливо, еще и улыбнемся, чтоб у всех настроение хорошее от встречи осталось. Если вы не скажете, то мы будем вынуждены сказать, иначе все так и останется, - возбужденный, с красным лицом, закончил Масленников.
- Ладно, ладно, успокойтесь. Я учту ваши пожелания и попробую при встрече, может, не все, но основное высказать по поводу того, что влияет на работу участка и, конечно, настроение людей.
Бригадир уже несколько раз говорил Васильеву и Топоркову, что участок уже через полмесяца может остановить промывку золота. «Вскрышные работы отстают. Домоем остатки первого блочка - и куда промприбор ставить будем? Второй и третий блоки не готовы. С них еще по восемь тысяч кубов скального грунта убрать нужно, а вскрыша всего по триста кубов в сутки дает. А нужно тысячу. Вот закончим первый и до конца сезона стоять будем, ждать, когда промприбор на третий передвинут. Каждое утро я Топоркова в этом убеждаю, а все бесполезно. Так еще в последний раз с обидой мне заявил: «Мы с начальником так постановили. У нас свои виды на решение этих вопросов. Технику поставите, куда мы посчитаем нужным. Я подписываю рапортички с ежесуточным распорядком, а вы исполняйте». Мы-то свои обязанности знаем. Зачем он так? Наступают последние два месяца промывочного сезона, сейчас каждый час дорог, каждая тонна промытого грунта будет на учете. Все начальники участков об этом знают и заранее готовятся к такой работе. Топорков тоже об этом знает. Почему же он начальнику об этом не говорит? Может, решил его подвести, а сам на его место метит? Хотя нет, он ведь знает, что без высшего образования в наше время начальником участка стать нельзя. А может, они еще какие цели преследуют? Васильев часто подчеркивает, что они с председателем соседи. Сначала говорил, что только по дому, а теперь - что живут на одной лестничной площадке. Как не нравится вся эта чехарда! Ведь всю эту липу при первой же проверке специалисты артели разоблачат, но станет уже поздно что-либо изменить. Как тогда докажешь, что неоднократно объяснял, что нужно работать строго в соответствии с планами и проектами? Кому-кому, а мне понятно, - говорил сам себе Багрянцев, - как новое руководство так быстро приспособилось жить за счет золота, добытого еще при Савченко. Но не понимают они, что чистого золота не бывает, оно всегда идет рядом с бедой, а та в одиночку не ходит.
До юбилея начальника оставалась неделя, весь участок готовился к торжественному обеду, к тому же председатель артели должен был приехать.
Конечно, все хотели перед ним выглядеть получше. Кто стирку завел, кто с метлой по двору пошел. Некоторые машины чистить стали, в мастерских убираться начали, не чурались любой работы. Только и разговаривали о скором приезде председателя. Как-то на душе легче становилось потому, что не забыл он отдаленных артельщиков в этих болотах.
Савочкин каждый день в деревню по новому мосту ездит, все что-то привозит, выгружает и снова уезжает. Решено новую мебель в балок начальника купить, вместе с большой дубовой кроватью и японским телевизором. Антенну для него мужики на шесть метров подняли. Начальник на каждой планерке напоминал, чтобы к приезду важного гостя все было готово. Полным ходом шла покраска промприбора. Все лавки в столовой покрасили в голубой цвет. Горный мастер вместе с бригадирами каждый день по полигону проходил, устраняя недостатки. Только за два дня до приезда председателя участок опять в нормальный ритм работы вошел. Стали заканчивать работы на первом блоке, не прекращая вскрытие второго. Золото мыть-то необходимо, хотя и председателя нужно хорошо встретить. Первый раз на участок приезжает, тем более, при новом начальнике «Соболинки». Это очень важно.
Петр Викторович после радиопереклички, на которую пригласил всех руководителей участка, решил провести планерку. Наверно, последнюю до приезда председателя. Все высказывались, хорошие предложения вносили.
Геолог тоже хотел высказаться, но его вопросы были другого направления, не связанные ни с приездом председателя, ни с проведением юбилея начальника. Когда Васильев в заключение сказал про рюмку, ему вовсе расхотелось что-то говорить, да и людей много было.
Но вот все, кроме Романенко, вышли, и, когда в комнате они остались одни, Константин Максимович сказал:
- Петр Викторович, хоть вы и не признаете меня геологом участка, я все-таки должен вам сказать, по-товарищески, хоть до вашего юбилея и осталось два дня. Я не хочу с вами ссориться. Зачем вы мост через Дарьин ключ так низко построили, неужели хотите весь полигон затопить вместе с техникой?
- Как затопить? Вы о чем говорите? - вскричал Васильев.
- Это мертвый ключ со стоячей, вонючей водой. Да и чем наши мужики хуже других? В болоте сидим, в лавку за солью не можем съездить, только на паром пешком ходим.
- Мы еще до вашего приезда обсуждали проект моста, но в таком виде, как вы навели, нельзя его строить. Этот маленький ключ - показатель водного баланса всех близлежащих болот, он весь сброс воды с них принимает, - облокотившись на новый полированный стол, настаивал геолог. - Его нельзя перекрывать, это чревато необратимыми последствиями. Коль по этой дороге председатель поедет, мы можем немного подождать. Но после его отъезда мост нужно срочно поднимать. Мы потом это обсудим. Обо всех остальных делах тоже потом поговорим, желудок у меня вроде бы успокоился, да и дел много накопилось.
Константин Максимович взял с подоконника свою большую кепку и пошел на выход. Васильев после разговора никак не мог успокоиться. Он то вставал из нового кресла, то снова в него садился. Смотрел в окно на скучный, почти безлюдный полигон, порезанный вдоль и поперек траншеями, на стоявший рядом промывочный прибор, почти наполовину покрашенный, с возившимся у верхней галереи гидромониторщиком Геннадием Гурьяновым.
Смотрел и размышлял: совсем недавно ушел с ответственной шахтерской должности, где перед ним всегда, днем и ночью, стоял вопрос, как спасти шахту от затопления. Он знал всю систему откачки воды из нижних горизонтов. Если происходило отключение шахты от электричества, то первый бил тревогу о спасении шахты. Оказывается, и здесь боятся затопления. Только там везде автоматика стояла, а здесь что? Не успели мост через Дарьин ключ построить, как тот, оказывается, может сыграть роковую роль для полигона. Краткая информация насторожила Васильева, но в то же время сильно смахивала на месть со стороны геолога за недавнюю критику на планерке по геологической службе участка и по геологу в частности. Сейчас Романенко хочет загнать начальника в угол, хотя и говорит, что не хочет ссориться, а вот эту не очень сладенькую пилюлю насчет затопления подбросил. Но доля правды в его словах есть. Горный мастер приказал ключ завалить грунтом, а поверху положить бревна, а надо было мост на опорных сваях строить. Неужели Топорков не знает нулевых отметок полигона и не в курсе вопросов по водному балансу окружающих болот?
Васильеву не давали покоя комары, хотя стояла жаркая погода. Мужики еще в Артеме говорили, что даже за большие деньги в тайгу не пойдут работать из-за комаров. Лето шло к концу, комары становились еще злей, и унять их не было никакой возможности. В пяти метрах от балка начинались болотные кочки с обильной растительностью, с них начиналось и комариное царство. А тут еще напряженка по поводу проведения юбилея. Сам председатель решил приехать и поздравить. Многое хотелось сделать к его приезду, ведь в первый раз предстоит встречать в роли начальника, как он говорит, перспективного золотодобывающего участка. Если раньше после выпитого стакана водки Васильев крепко засыпал, то теперь этого было явно мало. Часто ночью он просыпался весь в поту, тело горит сотнями укусов, никакая добавочка не спасает от бессонницы, а в голову всякие мысли лезут. Что там семья, как поживает, да уже и по внукам соскучился. Как приедет председатель, надо отпрашиваться, хотя в Артем и так ехать надо, отчет везти о проделанной за два с половиной месяца работе. Надо решить несколько производственных вопросов. Горный мастер знает свое дело, да и о бригадирах ничего плохого не скажешь. А вот с артельным порядком никак согласиться не могу. Зачем такая жесткая дисциплина среди мужиков, как будто на зоне? Выходных нет, нормального отдыха тоже, по участку все время ходят при такой жаре в пропотевших, жестких робах. Спят всего по пять-шесть часов. Точно в шесть утра уже мимо балка шарахаются да так горланят при этом. Хорошо, в отдельном балке живу, комары одолеют - стакан водки хлебнул, вроде полегче становится. Не иначе как запах спиртного их отгоняет, смотришь - два-три часа поспишь. А мужики по двадцать человек в одном балке живут, каково им, а ведь не жалуются, даже разговоров на эту тему не заводят.
Нет-нет, хорошо, что мост через Дарью бросили, отремонтировали бортовой ЗИЛок - езжайте в Ильичевку, расслабляйтесь, с девчатами потанцуйте, с семьями по межгороду поговорите. Давал деньги из артельной кассы на карманные расходы - не берут. Вот Савочкин почти каждый вечер в белой рубашке да два слесаря с банщиком, видимо, на танцы ездят, а когда возвращаются - не знаю, наверняка очень поздно. Надо будет как-нибудь проверить, а то заедут куда подальше, а машина-то старенькая и без номеров.
А что касается рабочего дня, двенадцать часов на полигоне, под палящим солнцем - так это же ужас! Развороченная горная порода до того нагревается, что в рукавицах удержать трудно. А мужики еще горячий чай, вприкуску с рафинадом, пьют. Никто на полигоне даже робу от жары не снимает: по технике безопасности не положено. Тому, кто такие инструкции пишет, руки бы поотбивать. Поставить бы подобного писаку, засупоненного в этакую душную робу, в сорокаградусную жару на центр полигона. Вот закрутился бы, наверно, сразу же в реку бы бросился прямо во всей амуниции. Почему же все рабочие, даже Топорков, хозяин полигона, бригадиры в один голос заявляют: «Так было, есть и будет. Так в уставе записано». Все работники с этим, под роспись, ознакомлены. Вот если бы мы с директором шахты сказали угольщикам: «Мы вам сокращаем рабочий день на два часа с сохранением заработка», да они нас бы прямо в зале раскомандировки от радости на руках до потолка подкинули. А здесь чего ни предложишь, все в штыки воспринимается. По документам посмотришь, все мужики с высшим или специальным образованием, а ничего не понимают. Ты ему слово, а он тебе десять в ответ, грамотные очень. Многие раньше в шахтах и карьерах работали. У всех стаж работы в артели не ниже трех лет, кроме двух близнецов из соседней деревни. Один дед, аж из-под Бреста, уже восемнадцатый сезон работает. Удивительно: ни споров, ни скандалов среди артельщиков не бывает. А как помогают друг другу! Кто запчасть принесет, кто болт выточит. Мужики знают, что может понадобиться в следующем сезоне, и, когда дома бывают, по знакомым, по большому блату у военных достают, а потом в вещмешках на участок везут, просто так отдают друг другу. Глянешь на бульдозер, за десять лет на нем живого места нет, а он нормально работает, все у него отремонтировано, где надо - новая запчасть стоит. Мало кто по вопросам техники обращается, да и главный механик свое дело знает. Иной раз вечером смотришь: около мастерской только остов от бульдозера стоит, остальное все, до винтика, разобрано. Утром на обход идешь - ничего нет. Только механик в больших очках какую-то толстую книгу читает. Спросишь: «А где техника?» - а он только рукой махнет в сторону полигона. Как это техника все выдерживает, все время с породой дело имея?
Опять промприбор камнями загремел, знать, тридцатиминутный перерыв, когда мужики чай пьют, закончился, значит сейчас два часа ночи. Опять загудели десять бульдозеров, заскрежетали по камням гусеницы, пошла подача породы. Даже когда было тихо, я проснулся, а теперь, в такой ночной грохот, точно не смогу заснуть».
«Вот только что было тихо, а теперь опять гул, - тосковал он. - Кто только выдумал эту вторую смену? Все, как только провожу председателя, сразу дам команду об ее отмене, хватит и светового дня. Если б мужики знали, сколько уже добытого золота в доводочной под полом лежит и что они заработали не один трудодень за смену, а минимум по два, то наверняка бы не возмущались. Поняли бы, что ночная смена совсем не нужна, что до первого ноября запасов хватит. Но как им об этом сказать? Ведь я не могу это открыто заявить. Маловат еще мой стаж и опыт как артельщика. Моя должность главного инженера на очень крупной шахте в счет не идет. Вон горный мастер, на что несобранный человек, а какие-то горные курсы закончил - и уже в почете. Всего четыре года в артели проработал, а все с ним считаются, по своим делам советуются».
Вспомнив про свои уже немолодые годы, Васильев заворочался в кровати. Никак не понять этих артельщиков! С какими простыми рабочими ни повстречаешься - все улыбаются, никаких жалоб нет. Может, мне кажется, что они меня недопонимают, ведь я только хорошего им хочу. А как это им доказать, нигде пока не написано. Некоторые личности, которые меня просто не переваривают, видеть не могут, всякие вопросы с подковыркой задают. Вот один говорит: «Если шесть или восемь часов работать будем, отправляйте меня на Большую землю. Я сюда работать приехал и хочу, чтобы трудодень сполна был отработан, за чужой счет деньги получать не хочу и не буду». А вчера в парилке был с бульдозеристом Трошкиным. Он, не стесняясь, спросил: «Как это - в рапортичке двенадцать, а фактически шесть часов в день проработал? Зачем мудрить? Как я потом деньги получать буду? Чем докажу, что я их честно заработал? Сегодня у нас один начальник, завтра другой, а режим работы на всех участках единый. Основа артельного дела - что накопаем, то и получим, не одним участком, а всей артелью». Послушал я его, послушал. Грамотный вроде мужик, а другую сторону этого дела понять не хочет. Хотя, конечно, он весь день за рычагами сидит, и нет у него времени под пол доводочной заглянуть и шлиховое золото подсчитать.
Ну ладно, поспать надо, но как все мысли из головы прогнать и сон пригласить? Правильно предложил горный мастер на юбилей художественную самодеятельность из Ильичевского клуба позвать. Пусть девчата попоют, все мужикам веселей будет. Как хотелось бы хоть маленький духовой оркестр послушать, это сразу в молодые годы возвращает. В Артеме частенько на площади шахтерский оркестр играл. Сколько людей приходило послушать, некоторые даже танцевали. Да и я бы не отказался станцевать вальс «Амурские волны». Да, с утра надо Савочкину сказать, чтобы договорился с клубными работниками о концерте. Пусть в конце вечера самодеятельность выступит. Как удачно получилось: мост построили, машина есть, все расходы участок на себя возьмет, ведь для всех стараюсь».
Проснулся Васильев на полу, а перед ним стоят Топорков и Савочкин, еще кто-то из механизаторов из-за перегородки заглядывает. Ведь разнарядка закончилась, мужики на полигон едут, а тут новость неожиданная - с геологом совсем беда.
Так и не пришлось им с Васильевым поговорить: ночью с Константином Максимычем, оказывается, стало совсем худо, и жившие с ним в одном балке деревенские парни Павловы, говоря, что главный терапевт районной больницы - хороший знакомый их матери Катерины, смотали в Ильичевку, связались по телефону с больницей, и оказалось, что этот доктор сегодня дежурит. Так что врач ждет больного, и сразу же геолога положат, место уже забронировано.
…Из-за Михеевской сопки послышался рев приближающегося «воздушного извозчика».
Васильев, услышав шум вертолета, выбрался из балка, а потом почти побежал к доводочной. Съемщики тоже вышли посмотреть на вертолет. Петр Викторович, не останавливаясь, проскочил в доводочную, торопливо подошел к отборочному столу, впопыхах схватил пробирку со шлиховым золотом, граммов сто-сто двадцать, и, ничего не сказав Волкову, стремглав выскочил.
Доводчики подумали, что Васильев хочет замер плотности шлихов провести в артельной лаборатории, передать туда пробирку с председателем. А документы после оформит, хотя так и не положено. Ну да улетит Анатолий Ильич - потом во всем разберемся.
Как только из вертолета вышел Самохвалов, винт увеличил обороты и воздушная машина мгновенно пошла на подъем, в сторону Дмитриевского перевала, увозя с собой вахтенную смену геологов, чтобы спустя час вернуться за председателем.
Анатолий Ильич передал встречающему горному мастеру большой сверток, похожий на чемодан, тепло со всеми поздоровался, затем повернулся к начальнику участка, и они, расцеловавшись, пошли в балок Васильева.
Все мужики глазели на неожиданно теплую встречу председателя и начальника участка. Они поняли, что это приятель Васильева и что их дружба крепка, коль Самохвалов лично прилетел для поздравления:
Стояла первая половина сентября, осень все уверенней вступала в свои права. Даже в самых густых зарослях лесных распадков уже ощущалось ее дыхание. Кое-где на зеленом фоне вспыхивали яркими пятнами желтые, оранжевые или красные кроны отдельных деревьев. Природа, как бы прощаясь с летом, выставляла напоказ все разноцветье осенней палитры. Впереди предстояла долгая зима, и лес хотел подольше покрасоваться в своем ярком осеннем убранстве, чтобы люди и лесные обитатели смогли вдоволь налюбоваться его красотой.
Ключи и болота тоже оделись в осенний наряд. Низкорослый кустарник с большими, как ладонь, листьями обрел за несколько ночей огненно-яркий колер и красные ягоды, и еще сильнее выделяясь на фоне желто-коричневой болотной растительности, обнажились высоко торчащие болотные кочки. Их верхушки местами были покрыты слабой растительностью: длинными побегами уже нежесткой осоки, склонившимися почти до самых черных торфяников, и густыми зарослями камыша.
Утки поодиночке или небольшими стаями вначале целыми днями кружили над участком, как бы радуясь людям и благодаря их за мирное сосуществование на болотных просторах. Потом собирались в большие стаи и направлялись на юг, совсем низко пролетая над полигоном. Птицы не боялись ни людей, ни шума техники, садились прямо рядом с работающим бульдозером, на отстойник, заполненный светло-желтой водой от промывки золота. Осенняя красота тайги, птичий гомон на болотах поднимали настроение артельщиков, уставших от однообразия жизни.
Болотные заросли рядом с территорией участка были обозначены глубокими траншеями, которые механизаторы успели выкопать еще ранней весной по мерзлоте. Они собирали воду со всей округи. Это стало неприятной неожиданностью для большого количества браконьеров, которые ежегодно приезжали в эти края и бесконтрольно били болотную дичь. Еще на подступах к болотам они замечали сделанные из стали запретные знаки: огромные, круглые. Издалека была видна надпись: «Стой! Запретная зона. Стреляют». Слово «стреляют» как-то отрезвляюще действовало на браконьеров всех мастей. Стоя с дробовиками перед знаком, они на чем свет стоит ругали военных: «Опять ракеты «С-20» поставили! Не могли повыше место облюбовать! Зачем надо было в болотину лезть?!». С досады израсходовав весь боезапас по знакам, некоторые уезжали обратно. Другие, поставив палатку, готовились на зорьке пострелять уток. С высоты сопок они с удивлением наблюдали, как по полигону движутся, как им казалось, танки - и вот-вот начнется стрельба на поражение по закрытым целям. Опять матерились, палили в воздух, а затем тушили костры и разъезжались по домам. Вот почему так много уток и другой болотной дичи сохранилось в этих заповедных местах.
Васильев, уезжавший почти на десять дней с отчетом в артель, а заодно и повидать семью, вернувшись, не узнал своего участка. Прохаживаясь вместе с горным мастером Топорковым, он говорил:
- Алексей Павлович, ты посмотри на удивление: когда я уезжал - все зеленое было, а сейчас все в желто-красных тонах. Неужели за каких-то десять дней осень нагрянула? А болотото, болото каким темным стало! Ты глянь, Алексей Павлович: кочки совсем обнажились, почти в рост человека стоят. Да такие черные, как будто и травы на них летом не было. Как все быстро меняется! Когда уезжал из Артема, все там в летнем цвету стояло. У меня на даче еще помидоры зрели, да и огурцы еще вовсю зеленые, как раз на засолку. Жена ждет, пока холода наберутся да хруст появится. Вот это огурчики! Зимой баночку откроешь - как свежие. А на зубах такой хруст, как будто огурец во рту на отдельные хрусталинки рассыпается.
- Ну а как дела в артели? С Самохваловым, наверное, встречался? - спросил горный мастер.
- Пока еще рано подводить итоги работы артели, но, как мне сказал председатель, которого я на ужин дважды приглашал, - ведь живем-то рядом, - сейчас в сутки намыв золота составляет почти десять килограмм. Анатолий Ильич говорит, что этого недостаточно, еще не все ресурсы введены в действие. На днях будет дана команда по отправке людей на северные участки вместе с техникой, так как там пятнадцатого октября заканчивается сезон, уже начались заморозки. А после этого вся техника с севера пойдет на юг, на четыре участка, где погода дает возможность до пятнадцатого ноября вести работы полным ходом. Ручьи схватываются на юге пятнадцатого-двадцатого ноября. Вот такой расклад. До тонны добытого золота не хватает около двухсот килограммов. Я упросил председателя нас не трогать, заверил его, что мы выйдем на килограмм золота в сутки. Он просил все-таки отправить несколько бульдозеристов на «Распашное», но это будет подтверждено командой по рации.
- Пока вы, Петр Викторович, ехали, команда от главного инженера артели уже поступила. Запросили двух бульдозеристов и одного сменного мониторщика. Я вас ждал, кого скажете - того и отправим. А как отчет прошел?
- Да так, вроде все нормально. Принимал главный геолог Павлюченко. Такой придирчивый мужик, вроде нашего геолога. Уперся в одну цифру, и два дня одно и то же перемалывали. Да, кстати, Алексей Павлович, как могло получиться, что мы золота показали столько, что все четыре проектных блочка должны быть отработаны? Мы что, считать разучились? Почему под показанное золото промывка не идет? Ведь мы сами подсчитали с каждого куба 0,35 грамм золота. Вот и прибрось: тридцать семь килограммов добыли, а сколько промыли, а где вскрыша? Почему несоответствие с добытым золотом? Я уже и так ему доказывал, и по-другому, а цифры не сходятся. Но, поскольку я в кресле начальника всего три месяца сижу, дал он нам поблажку, принял отчет, но с условием: на первое октября все надо привести в соответствие с расчетными данными по добытому золоту. А то и горный округ может вмешаться и лишнее золото забрать да и зарплату нашу порешить. У меня создалось впечатление, что главный геолог говорит словами нашего «худого», как бы он в больнице до телефона не добрался. И в то же время смахивает на наш последний разговор с Багрянцевым, когда он бумагами перед тобой тряс, а меня стал винить в некомпетентности в проектных делах. Похоже, где-то мы с тобой просчитались.
- А с чего это просчитались? - возмутился Топорков. - Мне понятно, чего управленческие геологи хотят. Они пытаются в своих подсчетах докопаться до полного соответствия проектным работам и отчитаться перед геологами, что те не ошиблись и извлечение золота идет по заданной ими программе. А те в Москву отчитаются и денежки немалые получат да премиальных солидные суммы. Знаю я эту шатию-братию, палец им в рот не клади - по локоть отхватят. Не зря государство отказывается их содержать, они ведь в нахлебников превратились.
Но Петр Викторович уже не слушал Топоркова. Мысль о том, как правильно рассчитать объем выполненных работ в соответствии с извлеченным золотом, не давала покоя. Топорков почему-то уходил от решения этих проблем, от истинной оценки случившегося. «Видимо, прав был тогда бригадир Багрянцев, доказывая, что горный мастер не смог до конца разобраться в делах и совершенно неправильно ориентировал меня как руководителя участка», - думал Васильев.
- Алексей Павлович, так как нам исправить эту разницу? - уже с раздражением спросил он.
- А чего исправлять? Я-то думал, у вас хорошие отношения с председателем. Вы еще в прошлый раз, когда он прилетал на вертолете, долго сидели вдвоем в балке. Я полагал, вы обо всем договорились. Я даже доводчикам команду дал, чтобы они замки в доводочной разблокировали. Думал, вы с минуты на минуту зайдете туда с председателем да под пол заглянете. А вы почему-то этого не сделали. И сейчас дважды встречались за столом, неужели было трудно намекнуть, что у нас в подполье килограмм пятьдесят золота, как с ним быть. А он уже опытный в этих делах - сам разберется. А вы и здесь ушами прохлопали. Я был уверен в ваших приятельских взаимоотношениях с председателем, да и вы мне об этом все время твердили. Но оказывается, что главного вопроса вы так и не решили. А ведь это ваш вопрос, Петр Викторович, и никто не имеет права в него вмешиваться. Вы здесь хозяин, и вам решать, как золотом распорядиться. Вы же знаете, что я даже не имею права в доводочную заходить, разве только с вашим поручением, а доводчики четко вашу команду выполняют.
- Да-да, - вздохнув, согласился Васильев.
Топорков присел и раскрыл на коленях зеленую папку с вмонтированной в нее импортной счетной машинкой.
- Ну вот, Петр Викторович, смотрите, если вы договоритесь с председателем ежесуточно давать килограмм намытого золота, то мне остается подписать рапортичку для бригадира промыть три тысячи двести кубометров песков под один килограмм золота в сутки, произвести вскрышные работы с опережением, то есть четыре тысячи в сутки. Вот что значит показать в оперативной отчетности, будто мы намыли обещанный килограмм. Кто нам поверит? И как нас после этого специалисты артели назовут? Ладно, Петр Викторович, поехали дальше.
Топорков опять стал что-то считать на машинке.
- Мы в отчете показали, что уже добыто тридцать шесть килограммов металла, и еще до конца сезона нам нужно показать сорок килограммов, итого семьдесят шесть. А наш худой геолог, вернувшись из больницы, с усмешкой задаст нам вопрос: откуда это вы его взяли? Где объемы выполненных горных работ? Это так же, как в шахте, маркшейдеры каждый месяц контрольные замеры в угольных лавах делают, а у нас эту роль геологи выполняют. Давайте сейчас посмотрим.
Топорков какую-то бумажку из папки вытащил и тут же столбиком подсчитывать стал:
- Итого получается, что мы должны по итогам на октябрь четыре блочка отработать и еще парочку непроектных прихватить. А мы еще и одного до конца не добили.
Васильев присел на корточки рядом с Топорковым.
- Что же это получается? Сколько же мы с блочка своего золота взяли?
- А вот видите, Петр Викторович, пока четырнадцать килограмм, - ответил Алексей Павлович и аккуратно обвел эту цифру черным карандашом. - И, возможно, если будем пропускать по четыреста кубов в сутки, возьмем еще четыре килограмма. А это значит, что геологи занизили планку извлечения почти в два раза. Вот мы, Петр Викторович, и разобрались, где мухи, а где котлеты. А тут, когда вас не было, меня артельщики в оборот взяли, всей дневной сменой пришли. «Объясни, - спрашивают, - почему в июле и в августе по 0,75 трудодня написали?». Я пытался объяснить, что промывкой не занимались десять дней в июле и двенадцать в августе, а эти дни как ремонт техники оформили. А мужики в один голос: «Почему без нашего ведома рапортички по зарплате увезли? Такого на нашем участке еще никогда не было. Ведь механизмы в исправности. Это вы вместе с Васильевым остановили технику. На чужом золоте сидите и наш хлеб забираете!». Я пытался объяснить, но бесполезно. Сказал: «Приедет начальник - разберемся». Как душа чуяла, не надо было разговора заводить об отмене ночной смены. Мы сами себя в угол загнали. А этот маленький мужичок, бульдозерист, который на разбитой бортовой торфяники по полигону толкает, выскочил и чуть ли не с кулаками на меня набросился. Говорит:
«Если я плохо работаю - отправьте на Большую землю. Чего до сих пор не отправили? А тебя, Топорков, в конце сезона вообще порешить надо!». Мне-то уж известно, Петр Викторович, что значит у артельщиков «порешить». Никому бы не желал этого.
Правда, большинство его не поддержало. За спецовку его от меня оттащили, а то неизвестно, чем бы все это закончилось. Хотя некоторые явно злорадствовали. Например, мониторщик Сазонов стоял и ехидно улыбался. Видать, происходящее его очень забавляло. Думаю, Петр Викторович, по промытым пескам мы сможем разобраться и привести все в соответствие. А вот наладить отношения с артельщиками в конце сезона будет не так-то просто. Я ведь убеждал: не надо мудрить со сменами, не надо трудодень артельщикам резать. А вы все-таки по-своему сделали. Вроде бы мужиков пожалели, а оно видите во что вылилось. А работягам лишний отдых не нужен, они знают, зачем в тайгу приехали, и сейчас каждый за пазухой обиду держит. Объясните, мол, за что мои деньги забрали, почему золото под полом держите, где правда. Не мне с ними объясняться, да и не в курсе, что вы там удумали.
- В чем-то ты прав, но и паниковать не следует. И не таких видели, и с этими горлопанами разберемся. Готовь документы на первую отправку на «Распашное». Пускай теперь там митингуют, а мы и без них обойдемся. Надо на своем стоять. Ведь сколько времени промприбор не работал: то подшипников не было, то сальники погорели. А теперь хотят, чтобы я делал приписки, - нет, этого не будет. Объяви всем, что, согласно команде из артели, отправляем людей на «Распашное».
Вечером Васильев в своем балке собрал всех руководителей участка. Не было только главного доводчика и геолога. Он кратко рассказал, как обстоят дела в артели, о встрече с председателем.
- А теперь поговорим о наших делах. Десять дней меня не было на участке, за меня горный мастер оставался. И вот сегодня, изучив обстановку и поговорив с ним, я узнал, что участок практически прекратил работу. Оказывается, промывка песков в сутки упала до трехсот кубометров, а вскрыша второго и третьего эксплуатационных блоков вообще остановилась. Из одиннадцати рабочих бульдозеров пять на полигоне, а остальные стены мастерской подпирают. Прошел по балкам - людей нет, в мастерской никто ремонтом не занимается. А где же народ, куда разбежался? Из сорока человек только десять на полигоне. А ведь у нас две полноценные бригады, по двадцать человек в смене. Я ко всем обращаюсь, но в первую очередь к бригадирам, механику участка, горному мастеру. Что случилось, что произошло в эти дни? Кто дал команду остановить добычу?
Все руководители молчали, опустив головы. Только бригадир Багрянцев поднялся с дивана и сказал:
- Петр Викторович, вы же сами хотели одну смену убрать и Топоркову команду дали. Вот так и сделали. Горный мастер даже суточное задание определить не может. Только пальцем в сторону полигона тычет. Я к нему с вопросом по вскрыше, а он мне говорит: «У нас с Петром Викторовичем свои виды на эти работы. Пока вскрышу прекращай и бросай все силы на первый блочок». А чтобы промыть его, минимум декада нужна. А там и морозы начнутся. Да и среди людей уж больно много всяких ненужных разговоров бродит. Вы же знаете, что мы должны придерживаться проекта горных работ. Меня удивляет, Петр Викторович: как вы смогли отчет по горным делам сдать? Ведь в документах Топоркова ничего не увязано. Вы уже три месяца проработали на нашем участке, а что сделано за этот период? Да ничего. Рабочие возмущаются, что 0,75 трудодня за последние два месяца всему участку проставили. А если откровенно сказать, то мы и полтрудодня не заработали. Как сезон закрывать - ума не приложу. Болота подморозит. Специалисты из горного округа нагрянут, замеры сделают, а кто отвечать будет? С Топоркова как с гуся вода. Все, что сегодня вы по рации сообщаете о намытом золоте, никакими объемами не подтверждается. Значит, золото незаконное и пойдет в доход государству. А какими глазами на рабочих смотреть? Или в тайгу бежать надо, не дожидаясь конца сезона. А то ведь мужики не станут церемониться. Спросят, каким местом думали.
- Хватит нас пугать, - прервал бригадира начальник участка.
- Мы люди привычные, и не такое в жизни видели. Давайте по существу. Почему народ разболтался? Когда уезжал, все было нормально. Приехал - участок не узнать. Еще и Топоркова мужики за горло берут - отдай трудак! А где его взять, если не работали? Нашли крайнего - горного мастера! Я документы подписал и в бухгалтерию сдал для начисления. Кому непонятно, пусть ко мне подойдет. Постараюсь доходчиво объяснить. И пусть попробует ваш механизатор меня за горло взять. Я сам на него управу найду и на Большую землю отправлю. А что под полом лежит - пусть цело будет.
Что-то хотел сказать механик участка, даже с места поднялся. Но слишком эмоциональное выступление Васильева, по-видимому, остановило его. Он махнул рукой, тихо ругнулся себе под нос и сел на место. А потом вообще потерял интерес к разговору, демонстративно развернувшись в сторону выхода.
Долго еще доказывали мужики свою правду, но так ничего и не решили. В конце концов Васильев решил прекратить этот разговор и сообщил, что на следующий день в два часа на пароме будет стоять артельный автобус, который заберет двух бульдозеристов, Храмцова и Вилкова, и мониторщика Сазонова. По распоряжению председателя артели они должны подключиться к работе как дополнительные силы на участке «Распашное». А бригадиру проследить, чтобы в указанный срок люди были отправлены на паром.
После собрания все пошли в столовую ужинать. Петр Викторович, оставшись один в балке, уселся в удобное кресло, чтобы спокойно проанализировать события последних дней. Дела горного участка были удручающе запутаны, и это наводило его на грустные мысли. Тем более, что не забылся еще неприятный разговор с геологом артели, который, будучи удивлен неподготовленностью начальника горного участка к беседе с ним, в течение двух дней буквально вымотал ему всю душу, добиваясь хоть какого-то соответствия выполненных горных работ с довольно большим объемом извлеченного золота. Васильев понимал, в какую сложную ситуацию он попал, доверившись горному мастеру, хотя и осознавал, что во многом виноват сам. Зачем ему надо было скрывать золото, добытое еще при Савченко? Да, действительно, была у него мысль за счет этого как-то улучшить показатели участка, не приложив никаких усилий: не жарясь на солнце, не бороздя день и ночь полигон бульдозерами. Только из того ничего не вышло, лишь смуту среди мужиков посеял. Васильева удивляло, как крепки артельные традиции. Когда он впервые ехал на участок, то не представлял всей сложности будущей работы. Она казалась ему простой и даже примитивной. Поначалу даже странно было, как легко ему, бывшему главному инженеру шахты, руководить таким маленьким хозяйством. Всего-то один полигон, сорок человек да десяток бульдозеров. И все рядом, все хорошо просматривается, и окружающая природа глаз радует. В действительности ведение горных работ на участке должно полностью соответствовать проекту, в котором все рассчитано до кубометра промытой породы. «Зачем я настоял по 0,75 трудодня мужикам поставить? - думал Васильев.
- Ведь на прежней работе я за тысячный коллектив отвечал, все шахтное хозяйство на мне было, а получал всего четыре тысячи рублей в месяц. А тут какой-то бульдозерист на старой громыхающей машине зарабатывает в три раза больше. Теперь придется как-то выкручиваться в оставшиеся до конца сезона полтора месяца. Никак не выходит из головы геолог артели с его картами и чертежами. Уж больно сурово он со мной обошелся. И к нашему геологу я зря не прислушался. Ведь он меня несколько раз предупреждал насчет объемов. А я пошел на поводу у горного мастера, не на тех людей ставку сделал. Только после разговора с геологом артели я это понял».
Скрип открывающейся двери прервал его тягостные раздумья. Вошел повар-стажер Кравченко:
- Петр Викторович, почему вы ужинать не идете? Я уже дважды все разогревал, а вас нет и нет. Да и темно уже стало. А вы видели, - показал он в окно, - опять браконьеры нас со всех сторон обложили, прожекторами светят да костры на сопках всю ночь жгут. А вчера вертолет прилетел. Видимо, генералы хотели уток на вечернем перелете пострелять. Вертолет прямо над болотом завис, а садиться не стал. Наверное, они не знали, что здесь золото добывают. Два круга над полигоном сделал и в сторону Ильичевки ушел. Когда после обеда я посмотрел в бинокль, то увидел, что наверху сопки Горелой, где наши дорогу перекопали, стоят два БТРа. И несколько человек в гражданской одежде лопатами закапывают нашу траншею. И даже на ночь там остались.
- А ты слышал выстрелы или лай собак? - оживился Васильев.
- Нет. Хотя от бульдозеров и дизелей такой шум стоит, что за двадцать метров ничего не слышно. Я за свою жизнь такого скопления уток ни разу не видел. Вот бы дробовичок! На весь участок дичи хватило бы. Эх, как бы я ее приготовил! Все мастерство свое вложил бы.
- Ладно-ладно, - отмахнулся начальник участка. - Вот выберем время, возьмем наганы да пойдем уток стрелять. Глядишь, с десяток уложим.
- Да и ходить далеко не надо, - поддержал Кравченко. - Прямо около моста через Дарью в камышах кучкуются. И из нагана не промажешь. Правда, у меня он не пристрелянный, в тайнике под сухофруктами лежит. Но как надумаете охотиться, так я с вами. Они ведь совсем близко подпускают.
- Молодец, что зашел. Пойдем, накормишь ужином. Да после сразу спать, а то завтра рано вставать.
- А мне еще рано ложиться. Ночная смена на два часа ужин заказала. Как ребята с танцев на ЗИЛе вернутся, так я на нем на полигон поеду. Видите, у меня еще не все дела на сегодня сделаны.
Начальник участка быстро поужинал, поблагодарил поваренка и ушел в свой балок. Во всех балках погас свет, только где-то в орешнике, рядом с третьим балком, неугомонные мужики курили и громко смеялись. Да в ремонтной мастерской гремел токарный станок: то взвизгивал на больших оборотах, то гудел на малых. Не иначе как мужики гусеничные болты точили. Бульдозеристы давно ушли спать, оставив свои разобранные машины стоять в два ряда у входа в мастерскую. Остовы «130-х» были установлены на ясеневых пнях, а все «внутренности» разложены на синих байковых портянках. Вот и токарь выключил станок и уже собирался гасить свет в мастерской, когда через узкую боковую дверь втиснулся дизелист. Он пришел узнать про какую-то гайку. Токарь полез под верстак и достал нужную деталь.
- Да-да, - сказал дизелист. - Это именно то, что мне надо.
- Ну что, перекурим, Степан Васильевич? Да и на отдых пойдем. Ну как у тебя наш «народный геолог» поживает?
- Да что о нем говорить. Он сейчас большим человеком стал, только с руководством общается. Все время занят, начальство ему задания дает, а он парень безотказный, целыми днями старые пробы лопатит. Сидит за столом при ярком свете и золотинки в пробах пересчитывает. Видимо, ошибка произошла в показаниях по золоту и потребовалось заново все проверить. Он еще весенние пробы ко мне в балок принес и все заново в разноцветные целлофановые пакетики разложил. Да так аккуратно, будто на выставку готовил. Вот и сейчас работает, даже в клуб не поехал, до сих пор золотинки считает. К субботе все траншейные дела закончит и вместе с Никитиным да Петраковым - на танцы в Ильичевку. Говорят, он там в клубе на барабане играет и на трубе. И, конечно, видных девчат там много. И переписываться по почте не надо, да и свободного времени побольше остается. Только часа в два ночи в субботу вернется. Я уже привык: пока он с Ильичевки не приедет, заснуть не могу.
- Так у него семья есть или он, как шатун, по лесам шарахается?
- Да как сказать, сколько он в моем балке живет, никогда об этом разговор не заводил. А мне как-то неудобно спрашивать. Да и мужик он молодой, еще успеет сто раз жениться. И хотя он не злоупотребляет спиртным, в последнее время я заметил, стал возвращаться навеселе, да еще с деревенскими друзьями. А ведь все-таки у нас запретная зона. Мы-то знаем, что здесь делается, а парни с деревни представления не имеют, что в этих болотах лежит и как оно охраняется.
Да скоро домой. Я уже болты стал откладывать. Как день - так новый болт на подоконнике. Смотришь - и время быстрее идет. Ведь уже восемнадцать лет подряд езжу. На следующий год не знаю, удастся ли сюда добраться. Может, в Бресте к военным работать пойду, они меня всегда слесарить приглашают. Ну что, я пошел? До завтра.
Резкие частые удары железа о висевшую около столовой крупную орудийную гильзу разорвали ночную тишину и заставили всех спавших артельщиков вскочить и выбежать по тревоге на улицу. Отблески ярких языков пламени осветили маленький поселок старателей. Горел балок начальника участка. Чьи-то тени мелькали в свете огня, кто-то уже пытался тушить пожар. Другие, не разобравшись в случившемся, толпой побежали к пылающему домику, но громкий крик с тыльной его стороны остановил их. «Не подходите близко! Всем отойти назад! Еще назад! Берегитесь, горят резиновые колеса! Сейчас рванет! Всем разойтись по балкам! Дайте воду! - кричал горный мастер Топорков. - Включайте монитор, заводите двигатели!».
Где-то сбоку, совсем рядом с доводочной, раздалось несколько одиночных выстрелов. Кто-то бил ломом по боковой железной стенке охваченного пламенем жилища. Послышались громкие автоматные очереди со стороны нефтебазы. Трассирующие пули веером прошлись над участком. Неужели загорелось горючее? Народ в исподнем метался вокруг балков, забегал в столовую, ища воду, которую уже вылили. В соседних помещениях лопались стекла, со звоном падая на землю.
Со стороны Михеевской сопки вдруг со свистом взлетели две ярко-желтые ракеты и зависли над территорией поселка, раскачиваясь и медленно опускаясь вниз. При их свете было видно, как с полигона с ярко горящими фарами двигались все пять бульдозеров ночной смены, выполняя собственную задачу. При всех нештатных ситуациях они обязаны срочно покинуть полигон и прикрыть своими стальными боками доводочную, где хранится золото. Это для них доводчики сделали три выстрела. Четыре машины в кольцо взяли доводочную, а пятая, отъехав на несколько метров, развернулась и перекрыла въездную заболоченную дорогу. Вооруженные механизаторы, загнав патроны в патронники пистолетов, залегли за бульдозеры и, ожидая нападения, заняли круговую оборону.
В толпе слышались крики: «Где Васильев? Васильев горит, спасайте его!». Горный мастер вместе с бригадиром, держа в руках несработавшие старые огнетушители, размахивали руками и подавали какие-то команды. Мощная струя монитора не доставала до горевшего балка, но хорошо поливала рядом стоящие, не давая им воспламениться. Все бегали, кричали и мешали друг другу. «Это браконьеры специально нас подпалили, - возмущались артельщики. - Доставай оружие, мы им сейчас покажем, где раки зимуют».
- Кто стрелял, кто стрелял? Не трогать артельное оружие! - суетился Топорков, хватая за руки раздетых людей.
- Откуда стреляли из автомата? - кричал бригадир. - Откуда ракеты взялись?
Растерянные мужики показывали в сторону нефтебазы и Михеевской сопки.
Постепенно огонь стал угасать, а затем и вовсе прекратился. Из-под низа балка, где крепились колесные пары, повалил черный едкий дым. Послышался громкий щелчок лопнувших резиновых шин, и дымящийся домик с треском завалился на бок.
Пожар закончился, но монитор продолжал подавать воду куда-то в темноту. Багрянцев знаками показал мониторщику, чтобы тот остановил дизель. Стало тише, и испуганные люди медленно начали расходиться по своим полатям.
Двери погоревшего балка были открыты, и смельчаки уже успели побывать внутри. Оказалось, там огня не было. Только стекла от высокой температуры полопались. А бумаги на столе даже не вспыхнули. Кровать и раскладушка стояли разобраны, видимо, Васильев был не один. «Но где он сейчас? Неужели еще из деревни не вернулся?» - гадали мужики, стоя напротив балка. Топорков в одних синих трусах и рубашке, сильно жестикулируя, давал какие-то указания бригадиру, все время показывая в сторону мокрых балков. Едкий дым вместе с паром медленно стелился почти у самой холодной земли. Слабые воздушные потоки выталкивали его на вершины черных болотных кочек да камышовых зарослей, в сторону Михеевской сопки.
Дневная смена готовилась к поездке на полигон. Мужики обсуждали ночной пожар. Кто винил браконьеров, кто - генералов, которые вечером прилетали на вертолете, чтобы пострелять уток. Но мужики так и не решили, кто же палил со стороны болот, с того места, где еще зимой были закопаны емкости с горючим. Если бы они рванули, то сгорели бы все, вместе с техникой и добытым золотом. Еще один вопрос не давал покоя артельщикам. Как получилось, что две осветительные ракеты оказались прямо над участком? Как будто кто-то ждал, сидя на самой вершине сопки, когда же начнется это огненное действо, кому-то хотелось понаблюдать под звуки ударов железа о бронзовую гильзу, как люди мечутся, спасая свои жизни и артельное имущество. И, конечно, всем хотелось знать, куда исчез начальник участка и кто с ним спал в балке. Они и не догадывались, что еще ночью, после того, как пожар был потушен и горный мастер отправил всех мужиков спать, Васильев вышел из болотных зарослей, заглянул к себе, взял верхнюю одежду и вместе с Топорковым пошел в домик к дизелисту. А Савочкина переселили в жилище отсутствующего геолога.
Обмениваясь мнениями на перекурах, мужики на какое-то время успокаивались и возвращались каждый к своему делу. Горный мастер еще рано утром распорядился поддомкратить покосившийся балок начальника участка, подставить под него ясеневые подпорки, заменить сгоревшую проводку, застеклить рамы. Жизнь на участке постепенно возвращалась в привычное русло.
Багрянцев расписал расстановку людей первой смены, обошел все блоки полигона, побывал на промприборе, переговорил с гидромониторщиком и пошел на доклад к начальнику участка. За примитивным столом дизелиста примостился грустный Васильев, и почти на проходе на свежевыкрашенной в голубой цвет лавке сидел Топорков. Багрянцев только собрался присесть рядом с горным мастером, как Васильев его спросил:
- Ну как, людей к парому отправил?
Бригадир суетливо снял пиджак и, замявшись, ответил:
- Я вчера на вечерней планерке не стал говорить, народу много было, а утром мы не сразу увиделись. Я решил мужиков не отправлять, самим эти люди нужны. А то золото копать некому. Но если вы настаиваете на своем решении, то завтра я с этими механизаторами на перекладных доберусь до базы артели, а там куда направят - туда и поедем дорабатывать сезон.
Багрянцев уже собрался уходить, как услышал тихий голос начальника участка:
- Так ведь это не мое указание, а главного инженера артели.
Но начальник участка и горный мастер совсем о другом сейчас думали. Приход Багрянцева прервал их разговор о ночном пожаре. Поэтому Петр Викторович даже не придал особого значения тому, что бригадир, не выполнив указание начальства, не отправил людей на «Распашное» и что утренняя съемка золота составила почти пятьсот граммов. Его сейчас даже не очень волновало, что ночью кто-то стрелял с болот трассирующими пулями, с того места, где закопаны емкости с горючим, и что со стороны Михеевской сопки были выпущены две осветительные ракеты прямо по жилой зоне участка. Страх и даже ужас владел до сих пор сознанием Васильева. Как только он смотрел в маленькое окошко балка дизелиста, взгляд упирался в черный от копоти перекошенный домик, и события прошедшей ночи вновь мелькали перед его глазами. Они с горным мастером остались живы только благодаря Топоркову, который спал рядом на раскладушке и первым услышал треск горящего рубероида. А потом вмиг балок охватили красные языки пламени, и стало совсем светло. «Хорошо, что Топорков спит чутко, - думал Васильев. - Он и разбудил меня криками «Пожар! Горим!». Домик уже наполнился едким дымом, было трудно дышать, еще пара минут - и мы бы навсегда остались в этой раскаленной клетке. А так пусть почти голяком, но успели выскочить. Топорков сразу тревогу поднял, а я в болотных камышах укрылся и оттуда наблюдал за происходящим.
- А что ты думаешь насчет ночного пожара? - спросил Васильев бригадира.
- А что здесь думать? По-моему, все и так ясно. Это умышленный поджог, мужики так свое недовольство нами высказали. Другого пути они, очевидно, не нашли. Но расчет был, я уверен, только немного попугать. Хорошо, что обошлось без жертв и народ вроде успокоился. Да, нам всем есть над чем подумать. Я и себя имею в виду. Единственно непонятно, кого мужики таким образом наказать хотели - то ли вас, Петр Викторович, то ли вас, Алексей Павлович. А удивляться тут нечему, это специфика артельной жизни. Хотя раньше такого почти не встречалось. Но последние годы с рабочими все меньше считаются, и они вынуждены за факелы браться. Этот бунт для того, чтобы руководитель понял, что все от них зависит и мешать им работать не надо. Они сюда зарабатывать приехали.
Выслушав бригадира, Топорков полез под стол, вытащил оттуда горелое кремниевое кресало и положил его рядом с Багрянцевым.
- Ну и зачем, Алексей Павлович, ты мне эту штуку подсовываешь, будто я этого добра на участке ни разу не видел?
- Говорят, это сделал наш токарь Деревянко. Дизелист видел, как изготавливался инструмент, и, когда поздно вечером он вернулся из токарки в свой балок, рассказал Савочкину. А тот шепнул на ухо Алексею Павловичу, - сказал Васильев.
- Информация дизелиста пока не проверена, - тихим голосом, оглядываясь по сторонам, добавил Топорков.
- Вот мы сидим и думаем, - продолжал начальник участка, - кому сообщить о случившемся. Пусть соответствующие органы разбираются. Возможно, такие же штуки где-то среди болот закопаны и своего часа дожидаются. Сегодня они один балок подпалили, а завтра что? Хорошо, мы спаслись, а в другой раз могут быть жертвы. Не дай Бог под нефтебазу такую штуку подсунут - все сгорим. Бежать-то некуда, кругом болота.
Васильев присмотрелся к механическому кресалу. Оно было похоже на инструмент из старой колхозной кузницы, куда он бегал в детстве к деду Севастьяну. Пацаном Петр любил смотреть, как похожим приспособлением его дед вынимал из горна раскаленные куски толстой проволоки и клал их на наковальню. Но сейчас в зажиме была не проволока, а большой черный камень. Васильев с какой-то опаской пододвинул это черное горелое железо с неприятным запахом дыма поближе к Топоркову.
- Я согласен, - сказал Багрянцев, - на любые меры по поиску поджигателей и суровому их наказанию. Но это не улучшит ситуацию. Вы думаете, районные власти будут искать среди наших мужиков того, кто с этими железками занимается? Да они приедут сюда, посмотрят, посмеются и скажут: «Кто здесь людьми руководит, тот пусть и разбирается». А после разговоры по всему краю пойдут, и майор Гавриков мигом на участок прискачет. Вот тебе, Алексей Павлович, в третьем балке спать положено. У тебя там четырнадцать человек, и ты за порядок отвечаешь. Я с механиком во втором живу, у нас немного побольше народу. Я знаю, какие настроения у моих людей, ведь все на виду. Поэтому я даю гарантию, что люди, с которыми я живу в одном балке, не могли этого сделать. А про твоих сокоечников, о чем люди между собой говорят и что они там затевают, ты, Алексей Павлович, должен знать и порядок обеспечить. А вы, Петр Викторович, не превращайте свой балок в дискуссионный клуб. И водкой не балуйтесь, ведь это самый страшный разрушитель, и мужик на все пойдет, а месть - это очень опасно в наших условиях!
- Так что, мне теперь в этой глухомани в полной изоляции находиться?
- Вместе с нами. Ведь люди тоже не дураки. Они все наши секреты разгадывают и не хуже нас с вами в обстановке разбираются. Они и промолчать могут, и сделать вид, что не слышат, как мы их матом кроем. Но они должны быть уверены, что начальник их не обидит и, когда им будет тяжело, всегда поможет. Вместе артельную кару несут, из одной миски щи хлебают. Вы ведь не думаете, что это одиночка сделал. Конечно, исполнитель был один, но он знал, что за его спиной почти все мужики участка. Они не из-за какой-то мелочи решились на этот шаг, а из-за серьезной преграды, которая им мешает жить и нормально работать. Это и объединило их всех, они действовали, не опасаясь друг друга. Хорошо еще, дверь тросом на морской узел не завязали. А то без автогена и не открыли бы. Так что это было предупреждение. Они просчитали, что жертв не будет, что вы успеете выскочить. Но, может быть, у них и про запас кое-что еще приготовлено, только лучше об этом не думать. И так сна нет, все тяжелые ночные думы одолевают Какая-то хворь по участку прошлась.
Стук в дверь и голос дизелиста прервал речь Багрянцева:
- Можно войти?
- Да-да, заходите, Степан Васильевич, вы здесь хозяин, а мы гости, - поднимаясь с лавки, ответил Васильев. - Мы вашим порядкам должны подчиняться.
- Да какие уж у меня порядки. Одно надо учитывать, что мне по ночам вставать приходится. Дизелек мой уже старенький, и гоняем мы его сверх нормы. Порой начинает капризничать, а что ему нужно - сразу не определишь. Мы с ним в паре уже десять лет отработали, два капремонта прошли. Свет везде есть, агрегаты работают исправно, жизнь на участке идет своим ходом.
Алексей Павлович с укоризной посмотрел на начальника участка: надо было сначала кресало со стола убрать, а потом только дизелиста приглашать.
- Ну присаживайтесь к столу, - предложил Васильев вошедшему.
- А этот черный инструмент, видимо, ночной поджигатель впопыхах оставил, - догадался Степан Васильевич, указывая на черное кресало. - Значит, его хозяин не стал забирать с места поджога. Обычно такую штуку сразу на шнуре из огня вытаскивают, чтобы было непонятно, отчего пожар случился. Такие поджигатели всегда в артели были, и поймать их почти невозможно. Разве что он сам с повинной придет, покается. Хорошо, в нашем случае пожар прошел без особых потерь: и артельщики свое недовольство показали, и жертв не было.
Просто попугали, тем самым давая понять, что в следующий раз опасность может оказаться посерьезней. Могут и двери заблокировать. Тогда не выберешься, окна ведь зарешечены. Балок-то железный, он не сгорит. А вот колеса резиновые подпалить, так от них едкий удушливый дым в щели просочится. Вот как сегодня ночью было.
Багрянцев взял со стола кресало и протянул его дизелисту.
- Посмотри, Степан Васильевич, не наших ли мастеров работа.
- Нет, такие сейчас не делают. Это из старых артельных запасов. Был у нас начальник участка, грамотный инженер, фронтовик. Как только он должность принял, сразу стал свои порядки наводить. Причем очень жестко и порой даже грубо. Любил говорить: «Сукины дети, лучше надо работать, чтоб побольше грошей получать». Вечно недовольным ходил и сильно матерился. Видно, привычка с фронта осталась. Так вот, артельщики вдруг узнали, будто он каждое замечание записывает, а потом как штраф из зарплаты удерживает. Задумались: за сезон таких замечаний уйма, так и домой не с чем поехать будет. Вот ночью пожар и устроили. А потом мужики стояли вокруг горящего балка и ждали, пока начальник выбежит, ведь грех на душу никто брать не хотел. А он почему-то все не появлялся. И вот, когда у всех нервы были на пределе и уже раздавались крики: «Что стоим? Спасать начальника надо!» - он, приплясывая гопака, вышел на крыльцо, забористо выругался и крикнул мужикам: «Вы, сукины дети, все у меня вот здесь записаны». В его поднятой над головой руке мужики увидели совершенно целую заборную книгу. А он как ни в чем не бывало спокойно пошел в другой балок и спать улегся. Даже с пожаром не стал разбираться. Мужики не успокоились, написали записку с угрозами. А надо сказать, начальник очень хорошо играл на гармони, благо на участке была одна старенькая. Так вот, он утром на раскомандировке послание с угрозами прочитал, дал команду принести ему гармошку и говорит: «Ну что, сукины дети, раз вам мало гопака, тогда я на крыльце горевшего балка вам «На сопках Маньчжурии» сыграю, а вы тогда веселитесь, танцуйте». Гармошка потом долго у него стояла на видном месте, но больше его никто не поджигал. Мужики после разобрались и поняли, что погорячились. Начальник хоть и был человеком суровым, но хорошо знал горное дело и болел за участок. И заработки были хорошие, и никого рублем он не наказывал. Так артельщики, чтобы исправить свою ошибку и как-то наладить отношения, в конце сезона отправили к нему двух поджигателей. Он их выслушал и сказал: «Вот что значит толковые люди, сами с повинной пришли, сук-кины дети! За это я вас приглашаю на следующий год еще один сезон вместе отработать. Через огонь прошли, а до медных труб через год доберемся». И добавил с улыбкой: «А я ведь сразу поджигателей разгадал, сук-кины дети!». Но больше на него уже никто не обижался.
Или вот за день до прилета председателя, - продолжал Степан Васильевич, - меня срочно в доводочную вызвали. Я подумал, что, наверно, опять замочная автоматика полетела. Бегом туда. Оказывается, нет, с замками все в порядке. Главный хранитель золота открыл крышку в центре помещения, а там какое-то подземелье. Он показывает в дыру: «Нужно срочно туда свет провести». Нужно так нужно. Он поставил лестницу, я спустился, в темноте сделал замеры, вылез, провода подготовил, мужиков предупредил, чтобы за дизелем последили, и быстренько назад. Несмотря на темноту, все провода подсоединил хорошо и выключатель на видное место вывел. Думаю, дай-ка я лампочку вкручу, вдруг где-то не контачит, так и до пожара недалеко. И что вы думаете, как лампочка загорелась, я увидел, что на золоте стою. Меня чуть удар не хватил: золотое подземелье! Ноги подкосились, руки перестали слушаться, сам в полной растерянности в грязных сапогах посередине стою, а вокруг меня на полу золото всеми цветами переливается, а чуть выше десятки самородков лежат на черной материи. Волков подбежал и сверху кричит:
- Ну что, все сделал? Тогда быстренько-быстренько, Степан
Васильевич, покиньте наше помещение. А то сейчас плотник Кузьминский придет, будем два кедровых сруба заводить, размеры еще вчера сняли. А завтра председатель приедет принимать по акту золото, которое еще от Савченко осталось.
Я от волнения еле добрался до своего кутка. Ну, думаю, не зря дизель круглые сутки гоняю, толк есть. Хотя болота наши Беднотинские на вид непривлекательны, зато золота много хранят. Но о том, что я видел в доводочной, никому не сказал, да и Волков, прощаясь, палец к губам поднес, мол, смотри не болтай. Вам-то я как начальникам рассказываю, да и время уже прошло. Только вы ему все равно не говорите, что я вам тайну раскрыл.
А на днях я узнал, что за июль и август мне в бухгалтерии артели 0,75 трудодня поставили. За что ж такая немилость? Я к главному механику: «Вячеслав Константинович, как же так получилось? Ведь я уже много лет из Бреста через всю страну за трудоднем езжу». А он мне отвечает: «По моим рапортичкам у тебя трудодень, а в конторе артели правку сделали. Якобы много дней промприбор не работал». Ну а дизель-то день и ночь работает! У меня ведь не только промприбор, а еще и слесарня, токарня, столовая, холодильники, нефтебаза, освещение. Механик пожал плечами и на полигон быстренько ушел. Оказывается, всем мужикам участка трудодень урезали. И это при полном подземелье золота и кучи самородков! Да там его всем нам на пять лет вперед на зарплату хватит! Разве можно так артельщика бить по живому? Вот она где, душевная обида! Нельзя таких людей в конторе держать. И эта обида у каждого до сих пор кровью сочится, и, если бы меня после всего этого кто-нибудь попросил: «Степан Васильич, сделай хорошее кресало, чтоб этих бюрократов попугать как следует», - я бы за ночь такое отгрохал, чтоб и без бензина у них под ними земля горела.
Ильичевка жила своей тихой жизнью. Особенно это стало заметно, когда закрылась шахта. В один день большинство жителей села стали безработными. Они и не пытались искать работу, жаловаться на руководство или что-то у кого-то просить. Все находились в одном положении, и это как-то успокаивало безработный сельский люд. Зато на собственных огородах царило оживление. Все, от малого до великого, с раннего утра занимались уборкой урожая. У сельчан единственная надежда была на те сотки земли, что лежали сразу за их домами, на картошку, капусту, огурцы. Все ждали, что вот-вот ситуация прояснится. При встречах мужики говорили между собой: «Ничего, зиму продержимся, а к весне, возможно, и по долгам получим, ведь уже скоро год, как зарплаты не было. Да и оборудование в шахте осталось. Если бы шахту под воду пускали, то все механизмы подняли бы на-гора, это ж столько миллионов под землей лежит. А коль пока не подняли, то, наверно, шахтенка скоро опять заработает. Сейчас потребители с деньгами появились, значит, трудное время пережили. Энергетики должны тогда рубильник включить. Да, надо за уголек браться».
В общем, жизнь не замирала. Как и раньше, работали магазины, кафе, почта, школа. Вечерами молодежь в клуб на дискотеку ходила. Танцы почти до утра. Тем более, что был, хоть и маленький, шахтерский духовой оркестр. Да тут еще и гости с горного участка «Соболиная Падь» в село зачастили. И все какое-то начальство, инженеры вместе с главным геологом. Они приезжали часам к десяти вечера на стареньком бортовом автомобиле, загоняли его подальше в кустарник и шли на танцы. Выпивали с местными парнями, ухаживали за девчатами. Только глубокой ночью возвращались на участок.
Они и посеяли слухи о богатствах Беднотинских болот. Кто поначалу говорил, что там оловянщики из Корсакова обо сновались, а кто убеждал, что мрамор добывают из Михеевской сопки. А оказывается, как авторитетно заявил сам «главный геолог» Савочкин, в той глухомани, где ни троп, ни дорог, а одни только черные, как уголь, торфяники и все залито затхлой водой, среди кочек и камышей золотишко нашли.
Старики рассказывали, что когда-то в селе Николаевке барин богатый жил, всю округу держал в кулаке. У него была красавица дочь Дарья. В соседнем селе, Межречье, у нее жених жил. Однажды зимой, перед самой свадьбой, барин с семьей к жениху в гости поехал по топям. На несчастье, пара гнедых вместе с кошевкой в незамерзшие мари ушла. Все, кроме дочки, спаслись. А Дарью безвозвратно в болотные топи засосало. Почему и назвали место «Дарьин ключ». Мрачная эта история придавала еще большую таинственность гиблым Беднотинским болотам, и мало было охотников ходить туда за голубикой и черемшой - уж больно черноты много.
Когда новый люд на танцах стал появляться да про большое золото рассказывать, то, конечно, все сразу об этом заговорили.
«Вот что значит - городской народ! У нас под боком, где только голубика и черемша росла, они, только приехав, сразу такое богатство нашли. Что значит - специалисты, особенно этот щупленький интеллигентик Савочкин, дело знают. Не то, что наши мужики, которые вечно с полотенцем в кармане да с домашним тормозком по деревне шатаются и без зарплаты месяцами сидят», - часто рассуждали женщины, собираясь в магазине, где брали под запись хлеб, сахар и соль. Деревенские парни тоже с уважением относились к золотопромышленникам, даже разрешали своим сельским девчатам танцевать с ними. Артельщики, в свою очередь, в долгу не оставались и щедро угощали ребят спиртным. Рассказывали разные удивительные истории из своей приисковой жизни. Конечно, всех интересовало прежде всего золото, какое оно, как выглядит, но никто не предлагал купить или продать его. Девчата в один голос просили гостей с горного участка показать золото: «Хоть раз в жизни, одним глазком, какое же оно, золото, в природе. Не может такого быть, чтобы его из наших болот доставали!».
Такой неподдельный интерес, неожиданно появившийся у селян к золоту, придавал большую значимость приезжим. Их авторитет среди веселящейся молодежи рос как на дрожжах. Они охотно вступали в беседу, отвечали на все интересующие селян вопросы. Все ильичевцы воспылали желанием хоть недолго постоять поближе к гостям. Девчонки-десятиклассницы считали за честь станцевать с заезжим специалистом с «Соболинки». Они ласково улыбались под звуки музыки, многообещающе заглядывая в мужественные глаза золотопромышленников. А те настолько интересно и увлекательно рассказывали о своей необычной работе, что местным красавицам тоже не терпелось посмотреть на золото с Беднотинских болот - неужто в этих самых местах, где Дарья погибла?
Среди приезжих прежде всего выделялся, конечно, пробщик Савочкин. В модном костюме, при галстуке, когда он в очередной раз знакомился с девушкой, то солидно представлялся: «Главный геолог прииска:». Своих друзей он тоже в должностях не обижал. Костю Храмцова, слесаря, он представлял сменным инженером. Валентина Яковлева, плотника, - инженером промывочных приборов, старшим по промывке драгметалла. Все, кто приезжал с ним на танцы, пересекая Дарьин ключ, получали новые специальности. Даже стажер-поваренок Кравченко слыл заведующим лаборатории по извлечению золота.
Еще в конце августа Савочкин, при посещении танцев, преподнес двум совсем молоденьким, симпатичным девчатам по пакетику с желтым порошком. «На добрую память в знак моего к вам расположения», - гордо заявил «народный геолог». Те отблагодарили его жаркими поцелуями. «Возможно, это послужит дальнейшему, настоящему сближению с ними», - мечтал Валерий, сидя под ярким светом в балке дизелиста и выбирая из богатых, еще ве с енних, проб золотинки, для разбавления жаренного в сливочном масле песка. Он уже наметил, каким, самым красивым, девушкам вручит «золотые» презенты в следующую субботу. Наверно, те еще совсем юные школьницы уже похвастались перед подругами подарком «главного геолога». Хотелось знать, какая будет реакция у влюбленных в него по уши девчонок. Но он возжелал большего - чтобы перед ним, как перед крупным специалистом по золоту, образованным и очень симпатичным парнем, не могла устоять ни одна деревенская красавица.
«Пусть все знают, кто такой Савочкин! Сами будут за мной гоняться, по очереди к Дарьиному ключу ходить. Вот тогда, за цветной пакетик, без музыки на болотных кочках танцевать будут», - фантазировал он. Да, Савочкин был очень доволен собой. С тех пор как он открыл для себя дискотеку в Ильичевке, Валерий даже забросил свои романы по переписке. А по деревне поползли слухи, что двум девятиклассницам, Светлане Колюжной и Наде Громовой, какие-то взрослые мужчины, крупные специалисты-геологи, в знак любви на танцах подарили пакетики с золотом и добивались их взаимности. Эти слухи дошли до ушей родителей, повергнув в ужас матерей девчонок. Мать Светы, допросив с пристрастием дочь и убедившись, что слухи не врут, схватилась за голову и побежала сначала посоветоваться к соседке, а потом и к участковому пошла. «Помогите, Михаил Никитович: Светку мужики с Беднотинских болот сманивают, бесплатно золото дают. Может, это какая банда действует? Ведь за золото всех перестреляют!».
А когда к капитану милиции пришла и Надина мать да еще принесла пакетик с блестящим порошком, участковый не на шутку встревожился. За многие годы его работы в Ильичевке такого крупного инцидента не случалось. Ну, бывало, парни, перепив, подерутся, или у кого погреб обчистят или сонных курс насеста на жареху загребут. А тут золото! И вещественные доказательства налицо.
- Девчат на танцы не пускать, а мы выясним, откуда и какое золотишко в нашей деревне взялось. И прошу ни с кем не говорить об этом, а то неприятностей накличете. Ведь хаты деревянные, полыхнут так, что только фундаменты останутся. Эти парни боевые, на все пойдут, коль в руках золото. Мне о них уже рассказывали. А я с районом посоветуюсь, подмога нужна. Таких голыми руками не возьмешь. А своим девчонкам всыпьте как следует. Им еще нет и шестнадцати, а они уже с бородатыми мужиками в любовь играют! Когда это подобное бесстыдство было в нашей деревне?!
Женщины ушли, а участковый, капитан милиции Уступов Михаил Никитович, - на телефон и своему руководству доложил, что у него на столе лежит пакетик с золотом, видимо, с Беднотинских болот. Его там так много, что артельные мужики на танцах девчатам дарят. А от подарка до продажи один шаг. Возможно, и этим промышляют. Надо разобраться. В субботу опять танцы, и щедрые гости, как пить дать, опять приедут с золотом. Надо брать их с поличным. Да и участок не лишне взять в кольцо. Возможно, оттуда золото по старой дороге вывозится.
- Ну это уже наши проблемы, и мы сами разберемся, как это хищение золота прекратить, - ответил начальник на другом конце провода. О драгметалле в деревне ни слова, будь на своей квартире и поменьше на народе показывайся, чтобы нам эту шайку не спугнуть. Сейчас край подключим.
Пошли всякие звонки участковому. Даже краевые силовики с удивлением спрашивали: правда ли, что государственное золото раздается? «Да, именно так, - отвечал Уступов. - У меня уже вещественные доказательства есть, и фамилии известны. Осталось только их арестовать. Это в основном горные инженеры, все начальники».
Так началась эта масштабная операция. На протяжении всей недели милиция готовилась к задержанию банды с золотом. Управление КГБ шире смотрело на этот вопрос: нужно произвести аресты руководителей и, как говорил чекистский генерал, закупорить артельщиков в этих болотах. Чтобы даже мышь с участка не сбежала. «Если понадобится, войска поднимем, дороги все перекроем. Надо быть начеку, ведь артельщики вооружены. День и ночь напролет участок сторожите, только не спугните и стрельбу не открывайте!». Опытные криминалисты выехали в районный центр, облет участка на вертолете совершили. Ночью на сопке, в густом орешнике, замаскировали два БТРа, на случай бегства артельщиков с золотом. Устроили засады и в других местах. Правда, у артельщиков на днях пожар случился. Но руководители операции решили, что он ложный и под этот шумок готовится ограбление участка. И даже выстрелы из автоматов светящимися пулями с Михеевской сопки произвели, пару ракет осветительных запустили, чтобы на участке поняли, что в сопках кто-то есть, и подумали, прежде чем грабить.
…Настроение у Савочкина и его друзей было преотличное. Проехав через мост Дарьиного ключа, Валерий, как и раньше, распорядился остановить машину. Сегодня среди его попутчиков было много новичков, почти половина дневной смены. Как и он, в клубе они должны появиться под вымышленными именами и с чужими должностями, чтобы местные знали: это не просто работяги с горного участка, а золотодобытчики, все инженеры, техники, руководители золотых разработок на Беднотинских болотах.
После короткого инструктажа Савочкина машина продолжила движение. Подъехали прямо к клубу. Было ровно 22 часа. Раньше редко случалось приезжать в такое время, прямо к началу танцев. Обычно что-то на участке задерживало.
«Как удачно сегодня получилось! Только веселье началось - и мы тут как тут», - разговаривали между собой парни. Сельская молодежь была знакома с артельщиками, хотя половина из них появилась в клубе впервые. Девушки, радуясь приходу гостей, улыбались, приветливо махали руками и громко говорили друг другу: «Золотари приехали. Сегодня уж потанцуем. А какие парни! Все красавцы как на подбор. И запах от них приятный, наверно, французский одеколон. Да все инженеры, все руководители». Деревенские парни весело здоровались и вместе с приезжими дружно шли в бар принимать угощение от щедрых «золотарей». Они садились на модные высокие вращающиеся стулья, чьи сидения из-за коричневого цвета и выпуклой формы напоминали болотные кочки. Заказывали немного спиртного, разнообразные закуски, а потом со смехом рассказывали деревенские новости. Для старателей все было интересно после нескольких месяцев безвылазного пребывания на сером полигоне посреди скучных болот и сопок.
Подкрепившись в баре, все пошли в фойе, где громко играла музыка и танцевала молодежь. Всеобщий интерес вызывал маленький духовой оркестр, в котором на барабане играл Савочкин, на кларнете - сварщик участка Николай Митрохин, а на электрогитаре - банщик Виталий Крамор. Сыграв несколько мелодий под аплодисменты публики, парни шли танцевать, а местные музыканты занимали их место.
Савочкин, танцуя с симпатичной девушкой, пристально вглядывался в толпу, в надежде отыскать тех совсем еще зеленых девчонок, с которыми он познакомился еще в конце августа и которым за особые, как говорится, любезности вручил по цветному целлофановому пакетику с набором золотинок и жаренного со сливочным маслом желтого песка. Но их почемуто не было. «Наверно, куда-то временно уехали из деревни, - думал местный «Дон Жуан». - Были бы здесь - непременно бы пришли. Ведь какие были душевные многообещающие разговоры, а после вручения пакетиков даже горячие поцелуи в знак признательности! Но ничего, возможно, в воскресенье появятся». Он уже приметил нескольких других девушек, которые ему очень понравились. Это ради них «главный геолог» сидел ночью под ярким светом абажура в балке дизелиста и готовил разноцветные пакетики пробщика.
Время перевалило за полночь, танцы в разгаре, и Савочкин, смирившись с мыслью, что его старые знакомые уже не придут, решил поближе познакомиться с другими девчатами. Он пригласил на танец яркую крупную блондинку. Почему-то ему, не отличавшемуся ростом, нравились высокие женщины. Волосы Татьяны были от природы золотистые, светло-русого цвета. Видимо, мода обесцвечивать волосы перекисью еще не дошла до этой отдаленной деревушки. А Савочкин очень ценил натуральность и естественность. Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу и о чем-то тихо беседуя. Валерий ангажировал девушку на следующий танец, та согласилась. «Я чувствую, что очень нравлюсь этой блондинке, - решил про себя Савочкин. - Может, она даже влюбилась в меня. Поэтому стоит в перерыве отвести ее в самый конец фойе, где мало людей, и преподнести памятный золотой подарок от имени главного геолога прииска». Как бы между прочим, не прерывая разговора, Валерий полез в боковой карман модных брюк и достал пакетик:
- Вот, Татьяна, возьмите на память от меня золотой подарочек. Видите, как он горит, всеми цветами переливается. Ваша естественная красота похожа на природную красоту золота. Вы мне очень нравитесь, - и, продолжая расточать комплименты, протянул девушке зелененький пакетик.
Как только она его взяла, совершенно неожиданно появились два незнакомых молодых крепыша и попросили парочку подняться на второй этаж клуба. Там никого не было, а лестницу наверх перекрыли красной лентой, запрещающей проход веселой публике.
Савочкин подумал, что эти парни хотят выяснить с ним отношения по поводу его новой симпатичной знакомой. Такие разговоры уже случались, но всегда заканчивались мирно. Однако когда он поднялся почти до второго этажа, то, оглянувшись, увидел, что его друзей-артельщиков тоже ведут туда крепкие парни. Потом всех гостей развели по отдельным комнатам.
Что бы это значило? Савочкин заволновался. Потом он вообще запаниковал, когда один из сопровождающих резко отвел руки пробщика назад и защелкнул на запястьях наручники. Увидев это, новая знакомая испугалась и заплакала. Они молча зашли в комнату. Незнакомые парни оказались оперуполномоченными из краевой милиции. Предъявив красные корочки, они стали оформлять протокол передачи похищенного золота. Обыскав Савочкина, не нашли никаких документов, удостоверяющих его личность, но зато изъяли два аналогичных пакета с желтым порошком.
- Мы знаем, что вы - главный геолог участка Валерий Савочкин, - заявили они растерявшемуся «Дон Жуану», а тот не посмел при девушке правильно назвать свою должность. А потом, когда подписавшую протокол Татьяну отпустили, его уже никто ни о чем не спрашивал:
Путаница началась, когда мужики, числившиеся у милиционеров инженерами, начальниками лабораторий и прочими специалистами, стали называть свои настоящие должности. Оперативники, удивившись, махнули рукой: «Ладно, потом разберемся».
Танцы мгновенно закончились. Перепуганная публика стала быстро разбегаться. К клубу подъехали районный прокурор и следователи. Подошел стоявший в стороне автобус, битком набитый вооруженными милиционерами.
Они прохаживались возле клуба, курили, всем своим видом показывая, что их много и они вооружены, чтобы у артельщиков даже мысли не появлялось о каком-либо сопротивлении.
А в клубе шел допрос. У десяти работников участка производили личный досмотр и брали показания на предмет хищения золота. Вывернули их карманы, взяли у них отпечатки пальцев, забирали галстуки, ремни, шнурки. Фотограф с большой слепящей лампой переходил из комнаты в комнату, снимая задержанных в фас и профиль. Районный прокурор заходил к арестованным, представлялся и называл следователя - человека в гражданской одежде, который тут же зачитывал постановление об аресте за попытку хищения золота в особо крупных размерах. Каждый старатель по-своему доказывал свою невиновность, но все твердили одно и то же: «Какое золото?! Какое хищение в крупных размерах?! Ведь мы просто на танцы приехали!». Но их никто не слушал, и работники прокуратуры переходили к следующему артельщику. Обойдя всех, они собрались в комнате, где находился Савочкин. Три пакетика желтых траншейных проб лежали на столе, и все, кто входил, внимательно вглядывались через цветной целлофан в поблескивающие в порошке золотинки и тихо выражали удивление, как можно такое богатство отдавать каким-то сельским девкам просто за так, а потому с нескрываемой злостью, даже ненавистью смотрели на Савочкина и задавали вопросы. Особенно кипятился упитанный, солидный следователь в чине полковника.
- Где живешь? - допытывался он.
- В балке, - ответил Савочкин.
- Что еще за балок? - удивился полковник.
- А это вроде собачьей конуры, только крыша повыше.
- А где твое оружие? - наседал следователь.
- В балке, - с усмешкой ответствовал Савочкин.
- Вот забубнил - «в балке, в балке». Мы тебя спрашиваем: где лежит твое оружие и ворованное золото? Куда спрятал? Так мы тебе и поверили, что ты на танцы в деревню с золотом приехал без оружия! Чем занимаешься на этих болотах? - строго спрашивал задержанного «главного геолога» разгневанный полковник.
- Золотом, - невозмутимо отвечал Савочкин, и это приводило криминалиста в еще большую ярость.
Подходили другие начальники, смотрели на порошок, не дотрагиваясь до пакета, чтобы не смазать отпечатки пальцев, и тоже недоумевали:
- Зачем так золото раздавать? Мог бы зубникам отдать - все польза была бы.
Прокурор задал вопрос:
- Ты перед тем, как золото с участка вынести, взвешивал его?
- А зачем его взвешивать? - исподлобья глянул на прокурора
Савочкин. - Насыпал в пакет да и склеил.
- Вот до чего дошли, - громко возмутился прокурор. - Золото налево-направо раздают и даже не взвешивают! А ведь оно не ваше личное, а государственное, и за это все отвечать придется.
- Ну что ж, - со вздохом пожал плечами Савочкин, - раз надо - ответим.
Пробщик понимал, что замять это дело, к которому привлечено уже такое большое количество людей: милиционеров, следователей, прокуроров, - невозможно. Он был готов рассказать всю правду, убедить этих людей, что в пакетиках практически драгметалла нет, а находится жаренный на сливочном масле песок и несколько микроскопических золотых крошек. И Савочкин сделал бы это, если б с ним говорили один на один. Но тон допроса отбивал всякую охоту к откровенности. Уж очень ему не хотелось опозориться перед своими деревенскими друзьями.
Да и следователи на откровенный разговор с Савочкиным идти уже не желали.
- Хорошо, я все расскажу, как оно есть, - подумав, сказал пробщик. - Но только не здесь. В этих стенах я больше никаких показаний давать не буду.
- Ты посмотри, какой умный! Кому это ты условия ставишь?! Ну-ка встать! Расселся, как в баре! - рассвирепел прокурор.
В комнату, где держали Савочкина, заходили большие милицейские чины тоже посмотреть на цветные пакетики. Они спрашивали у прокурора:
- Григорий Васильевич, что будем с этими артельщиками делать?
- Что делать? - переспросил прокурор. - Сначала нужно установить их настоящие фамилии и должности. А то какая-то путаница. Сначала говорили, что начальники, а теперь в повара да банщики записываются. И, обратите внимание, их внешний вид вызывает сомнение, действительно ли они с этих болот. Мне участковый докладывал, что какие-то дремучие бородатые мужики в грязных спецовках и болотных сапогах, с наганами наперевес в Ильичевском клубе отираются. А на этих поглядите: одеты с иголочки, одеколоном благоухают - совсем другая публика. Как бы не те это лица, которых мы уже давно всем районом разыскиваем. Производите опросы, все записывайте, изымайте имущество, обязательно по описи. У каждого при себе деньги. Оформляйте как положено, а подъедет генерал - будем дальше думать. И постоянно держите связь с оцеплением. Пока никому не выдвигаться, а то можно напороться на артельное оружие, там тоже начеку. Слышали, Савочкин сказал: оружие в балке. А может, в этом балке еще кое-что посерьезнее есть, поэтому пока стоять на месте, тем более, что уже почти рассвело.
Все новые люди входили в клуб, делали обход кабинетов и исчезали. Опять какой-то полковник подошел к прокурору.
Они вышли из комнаты, где находился Савочкин, и негромко о чем-то поговорили в коридоре. После этого старший чин с коротким автоматом приказал своим людям готовиться к выдвижению по полной выкладке. Савочкина в наручниках без дальнейших разговоров увезли, как потом стало известно, в краевой следственный изолятор. Остальных под конвоем для опознания отправили на участок.
Когда подъезжали к Дарьину ключу, рядом с горелым балком садился вертолет. Это прилетел вызванный высоким начальством, поднятый по тревоге председатель артели с группой специалистов. Прокурор принял решение наложить арест на добытое золото и провести следственные мероприятия по факту хищения драгоценного металла в крупных размерах. Руководство подтвердило, что задержанные действительно являются артельщиками данного участка. А «соболинцы» долго смеялись, узнав, что банщик называл себя горным инженером, поваренок - заведующим лабораторией, а Савочкин - главным геологом прииска. После установления настоящих фамилий всех отправили по своим балкам. Оцепление было снято. А в ходе обыска и следствия выяснилось, что начальник участка взял из доводочной стограммовую пробирку со шлиховым золотом и не вернул ее. Позже она была найдена в квартире Васильева - тот часто, хвастаясь, показывал ее родственникам и друзьям. Эта пробирка занимала почетное место в длинном перечне личных заслуг бывшего шахтера, а ныне золотодобытчика с Беднотинских болот.
Савочкин с траншейными пробами еще находился в краевом центре. Он не боялся уголовного преследования, был уверен, что, когда он во всем признается, его освободят. Все остальное читателям известно. Конечно, жалко, что стольких мужиков посадили. Ведь никто из них коммерческих целей не преследовал.
До ареста группы доводчиков золота оставалось два дня. Начальника участка взяли под стражу через неделю. А на восьмые сутки разразился тайфун Коти, и, как предсказывал Романенко, участок оказался затопленным.
Порой горька за промысел расплата:
Вдруг к бездне подведет тебя черта.
Но не всегда грозит бедою злато,
Когда рука старателя чиста.
Л. Павлов.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги