Груз для Слепого

Глава 10

Уже оказавшись вместе с Крапивиным в самолете, Глеб Сиверов решил не напрягать свой ум – лучше всего положиться на счастливое озарение. Он задремал и проснулся, когда АН-24 заходил на посадку. Псков встретил их лунной морозной ночью. Тут и следа не было от оттепели, царившей в Москве. Всего каких-то два градуса разницы в температуре, а уже искрится снег. Самолет замер, стюардесса не спешила объявить пассажирам выход.

Наконец динамик ожил, послышалось гудение, и сквозь него прорезался голос капитана корабля: «Двух представителей московской пожарной охраны просят пройти к выходу».

Крапивин оживился:

– Это нас, Глеб!

– Умнее ты ничего не придумал – московская пожарная охрана?

– Что в голову пришло, – пожал плечами Крапивин, – пожарная охрана – ПО – то же самое, что и правительственная охрана.

– Ладно, пошли, теперь уже все равно. Под неодобрительными взглядами других пассажиров, раздосадованных тем, что им придется еще томиться в душном салоне, Крапивин с Сиверовым пробились к открытой двери. Жиденький трап уже ждал их. Глеб с удовольствием вздохнул, вбирая в себя морозный воздух позднего вечера. Все летное поле оказалось засыпанным снегом по самую щиколотку.

– Тебе не кажется, Крапивин, что взлетно-посадочную полосу расчистили только из-за нас с тобой?

– Вполне может быть, – согласился полковник ФСБ, – теперь здесь садятся всего два самолета в день, да и те скоро отменят. Денег нет у народа летать.

– Не бойся, чартерные рейсы оставят. В Новгород не полетишь, а до Кипра – пожалуйста.

Ожидавшая их черная «волга» стояла немного в отдалении, чтобы не слишком рисоваться. Встречал гостей из Москвы один шофер. Он не знал, те ли это люди, которых он ждет, и на всякий случай оставался возле машины.

– Теперь можем немного перевести дыхание, – Крапивин не торопясь направился к автомобилю.

Глеб устроился на заднем сиденье, полковник сел рядом с шофером.

– Поехали.

– Есть.

«Значит, никаких инструкций по дороге не будет. Чертов конспиратор!» – раздосадовался Глеб.

Он отлично выспался во время полета и теперь жаждал общения.

Крапивин выразительно посмотрел на Сиверова, мол, подожди, поговорим позже, я этого шофера в упор не знаю.

Псков так и остался для Глеба цепочкой желтых огней на горизонте. Машина даже не заезжала в город. По заснеженному шоссе она мчалась на север, оставляя засыпающий город далеко за собой. Встречных машин вообще не попадалось, только снег, ночь да цвета слоновой кости диск луны, зависший над бесконечно длинной дорогой.

Вскоре шоссе обступил лес, вспыхнул синий указатель с белой надписью: «Ведомственная гостиница» Ни к какому ведомству принадлежит здание, ни какой-нибудь другой информации указатель не давал.

Шофер подъехал вплотную к самому крыльцу и выключил двигатель.

Крапивин весело произнес:

– Приехали, выбирайся.

Вытянутое вдоль опушки леса трехэтажное здание, облицованное синей блестящей керамической плиткой, простая стеклянная вывеска со скромной надписью «Гостиница». Два ряда темных погасших окон, и лишь на третьем этаже желтело электрическим светом несколько давно не мытых стекол. Грязь предохраняла от любопытных глаз почище тюля.

– Этот сарай принадлежит вашему ведомству? – спросил Глеб, открывая дверь и пропуская вперед полковника Крапивина.

Но тот оказался достаточно воспитанным, чтобы не пройти первым.

– Только после тебя, Глеб. И пожалуйста, не задавай пока никаких вопросов.

– Значит, принадлежит она не ФСБ, – процедил сквозь зубы Сиверов, ступая на вытоптанный, засыпанный сухим песком ковер в холле.

Полная женщина в массивных очках тут же отбросила на письменный стол газету.

«Ее уже предупредили о нашем приезде», – подумал Глеб, видя, в какое возбуждение пришла дежурная.

– Вы из Москвы? – задала она упреждающий вопрос, глядя на отъезжавшую от крыльца черную «волгу» с антенной радиотелефона на крыше.

– Да, у нас номер на третьем этаже.

Женщина не стала требовать ни заполнения карточек, ни предъявления документов – тут же положила на стойку ключ с массивным деревянным брелком в форме груши, таким огромным, чтобы ни у кого из постояльцев не возникало желания унести его в кармане. Следом за ключом на стойку лег аккуратно заклеенный конверт из плотной голубой бумаги.

Крапивин спрятал его за пазуху, при этом внутри конверта что-то забренчало.

– Номер тридцать три, – проговорила женщина и замолчала, дожидаясь, что же скажут ей постояльцы.

– Машину подогнали? – спросил Крапивин.

– На заднем дворе стоит.

– Отлично, – полковник оттеснил Глеба от стойки и зашептал ему прямо в ухо:

– Это тебе не столица, здесь нас еще уважают.

Полутемная лестница, пахнущая влажной тряпкой и хлоркой, вывела полковника Крапивина и Глеба Сиверова на третий этаж. Длинный коридор, редкие дежурные лампочки под литым, раскрашенным в золото и серебро гипсовым потолком, безвкусный салатный карниз, отлитый руками местных шабашников.

– Прямо-таки Лувр! – восхитился Глеб, разглядывая безыскусные украшения.

– Ты что? – возмутился Крапивин. – Они здесь и слова такого не знают! Это на местном наречии называется «по-богатому».

– Красиво жить не запретишь, – кисловато усмехнулся Глеб.

– Красиво – не запретишь, богато – можно.

– Надеюсь, номер у нас без излишеств? Крапивин виновато развел руками.

– Люкс. Лучший номер во всей гостинице.

– Представляю себе.

– Фантазии не хватит.

– Чуть больше золота, чуть меньше серебра. В кроватях лежит пара жирных бабенок.

– Не угадал – худых. Здесь есть нечего. В общем, самая обычная гостиница.

– Что-то постояльцев в ней не густо.

– Кого ты сюда заманишь? – рассмеялся полковник ФСБ. – Строили ее для дальнобойщиков из Совтрансавто. Ни ресторанов здесь, ни девушек, один единственный автобус ходит в Псков два раза в день – развозит персонал. Место тихое и уединенное.

– Тебе бы, Крапивин, рекламным агентом работать, а не в спецслужбе.

Табличка с двумя тройками оказалась прикрученной к двери в самом конце коридора. Хорошо смазанный замок легко открылся. Мужчины шагнули в недавно проветренный номер, загорелась хрустальная люстра под низким потолком. Глеб оказался прав: здесь тоже царило буйство провинциальной фантазии. Те же гипсовые плиты, раскрашенные золотом и серебром, на стенах ковры, мягкая мебель, в советские времена способная поразить воображение, теперь же – не привлекательнее прошлогоднего, недавно появившегося из-под снега окурка «Примы». В высокой керамической вазе у подножия буфета топорщился целый сноп озерного камыша. За стеклом поблескивал хрусталь, громоздились тарелки с надписью «Ресторан».

– Что поделаешь – люкс!

– Не нравится, иди жить в коридор.

Полковник Крапивин, не раздеваясь, опустился в мягкое кресло и, не прикасаясь к обуви руками, сбросил ботинки. Закурил. Немного подумав, забросил ноги на журнальный столик и обратился к Глебу:

– Располагайся, мы дома.

Глеб щелкнул кнопкой телевизора. Замерцал экран, номер наполнила музыка.

– Что в конверте? – поинтересовался Глеб. Крапивин бросил конверт на стол и предложил:

– Вскрывай.

– В конвертах обычно вручают деньги.

– Не только.

– Еще в них пересылают миниатюрные бомбы, чтобы оторвало пару пальцев.

– ..и девушек поздравляют с днем первой менструации…

– Замечание не по адресу.

– Тогда – поллюции.

– Полиции, – поправил Крапивина Глеб, – полиции нравов, – и вскрыл конверт.

В руках у Сиверова оказалась тонкая пачка долларов, бумага, свидетельствующая о том, что Людгардас Дебилюнас приобрел их в одном из питерских банков, связка ключей с брелком, который украшал фирменный знак БМВ. Международные права, техталоны, техпаспорт.

Глеб отодвинул все это богатство на край стола и, вытащив из бумажника паспорта, внимательно принялся изучать их – фотографии Людгардаса Дебилюнаса.

– Да, ты, конечно, от души расстарался. Ну и морду нашел! Свиного рыла не хватает, а так, все остальное, можно считать, в порядке.

– Сейчас твою морду подправим, родная мать не отличит, – полковник Крапивин легко сбросил пальто и прямо в носках отправился в ванную. – Чего расселся, – крикнул он Глебу, – пошли.

В просторной ванной комнате висело зеркало в фигурной пластмассовой раме. Крапивин уже расставлял на полочке привезенные с собой флаконы.

– Люблю я это дело, – приговаривал полковник, – сразу молодость вспоминаю. Я до армии актером хотел стать, даже в театр работать устроился – помощником гримера.

Сиверов поискал глазами, где бы сесть. Стульев в номере не было, а кресло не прошло бы в узкую дверь. Пришлось опустить крышку унитаза и сесть на него.

– Зря штаны не спустил.

– А я – по-богатому, не снимая, новые себе куплю, крутые.

– Сбрасывай рубашку, сейчас мы тебе благородную седину подправим.

Сиверову пришлось склониться над биде, а полковник, размотав гофрированный шланг душа, включил горячую воду. Затем запахло парикмахерской. Едкая жидкость полилась на волосы Глебу. Крапивин ловко замотал ему голову полотенцем и засек время.

– Через пять минут снимешь.

Этого времени хватило, чтобы выкурить сигарету. Вновь в биде полилась вода, на этот раз окрашенная черным. Зажужжал фен. Полковник Крапивин артистически работал расческой. Театральный гример из него получился бы неплохой.

– Можешь смотреть, – наконец разрешил он.

– Не испугаюсь?

Крапивин пожал плечами.

– Случалось и хуже.

Глеб поднялся с унитаза, подошел к зеркалу. Черные, как поздняя южная ночь, волосы, смотрелись вполне натурально.

– А теперь очки с фотохромами.

В маленьком чемоданчике полковника Крапивина, наверное, мог бы спрятаться реквизит среднего по размерам театра.

– Все равно не похож, – Глеб поворачивался к зеркалу то боком, то анфас.

– Не беспокойся.

Крапивин подошел к, нему сзади и поправил волосы.

– Нагни голову.

– Куда?

– Не мне же на грудь… Набок!

Глеб склонил голову, прижав ухо к правому плечу. Запахло клеем. И скоро на щеке Глеба красовался выгнутый полумесяцем шрам, точно такой же, как на фотографии, приклеенной в паспорте. Этот последний штрих достойно завершил дело.

– Вылитый Дебилюнас, – рассмеялся Крапивин, глядя на дело своих рук. – Литовец, мать твою.

– Вылитый-то вылитый, а литовского языка я не знаю, даже пары слов. Мама не научила.

– Никаких проблем! Ты же в Латвии, хватит с тебя русского и английского.

Сиверов сам с трудом узнавал себя, глядя в зеркало.

– Давай, думай, – напомнил ему Крапивин, – что тебе еще нужно. Я сразу же свяжусь и все привезут.

– Как я понимаю, оружие с собой не протащишь?

– Навряд ли, – наморщил лоб полковник. – В аэропорту я тебе ничем не могу помочь.

– А я только на твою помощь и рассчитывал, – рассмеялся Глеб.

– Ну так, что, надумал что-нибудь?

– Я и здесь отыщу все что мне нужно. Пошли.

– Кепку надень, – забеспокоился Крапивин. – И очки не снимай. Еще не хватало, чтобы дежурная запомнила тебя в новом обличий.

Глеб надвинул на глаза кепку, надел очки и прошел мимо дежурной так, что та заметила только его спину.

Машина, принадлежащая когда-то Людгардасу Дебилюнасу, оказалась стареньким БМВ темно-зеленого, почти болотного цвета. Новизной в автомобиле сияли только заднее и переднее стекла.

– Заменить пришлось, – сказал Крапивин, – когда стреляли – вдребезги разлетелись. Только представь себе, одна пуля пробила заднее стекло, голову и вышибла переднее – ветровое.

– Салон хоть от крови вымыли?

– Обижаешь, Глеб, наилучшим образом. Сиверов уселся за руль, завел машину, проверил показания приборов. Полный бак, аккумуляторы заряжены под завязку, давление масла в порядке. Среди кассет на самом видном месте лежала кассета с записью с музыки Вагнера.

– Приятно, когда помнят о твоих слабостях, – сказал Глеб, выбираясь из машины.

– Я все делаю от души.

Заснеженный двор. У дощатого забора протянулись веревки с задубевшим, словно отлитым из матово-белого стекла бельем. Глаза Глеба просияли, и он, утопая в снегу, двинулся к веревкам. Крапивин, застыв в удивлении, остался стоять возле машины.

– Ты что задумал, Глеб?

– Сейчас увидишь.

Сиверов снял с веревок пару новеньких деревянных прищепок и, сжимая их в кулаке, вернулся к автомобилю.

– Теперь, Крапивин, ты отыщешь мне с десяток канцелярских кнопок. Только смотри, не новомодных, не фирменных, а штампованных – из жести, пару проводков по метру каждый и пару кусков хозяйственного мыла.

– На хрена тебе все это сдалось?

– Если прошу, значит, нужно.

Глеб поправил кепку и вновь прошмыгнул мимо дежурной. Крапивина пришлось ждать недолго. Вскоре он вернулся с тремя кусками хозяйственного мыла, разноцветными проводками, коробкой отечественных канцелярских кнопок.

Глеб запаковал это сомнительное богатство в портфель и поинтересовался у Крапивина:

– Машина хоть не краденая?

– Разводная, чеченские бандиты за долги отписали, – отвечал полковник.

– Нигде в компьютерах не числится?

– Информация о том, что Дебилюнас убит, никуда не просочилась. Голову даю на отсечение.

– Тогда я укладываюсь спать.

Глеб перешел во вторую комнату номера и, не раздеваясь, улегся на широкой двуспальной кровати прямо посередине, всем своим видом показывая, что полковнику здесь места не найдется.

– На этом, Глеб, моя помощь заканчивается, – Крапивин присел на край прикроватной тумбочки.

– А что ты еще хотел сделать?

– Билеты я тебе не, взял, оформишь их сам.

– Понял уже.

– Не мог я рисковать, светить своих людей. Дело, сам понимаешь, серьезное…

– Можешь мне не объяснять. Только смотри, в Пулково ты должен встретить меня сам, со своими людьми.

– За мной дело не станет, – твердо пообещал полковник ФСБ.

– А теперь оставь меня одного, – попросил Сиверов. – Я привык спать в одной постели только с женщинами.

Полковник Крапивин пожелал доброй ночи и вышел из спальни.

Глеб лежал с широко открытыми глазами, глядя на поблескивающий серебром и золотом потолок, на искрившиеся подвески люстры. Он чувствовал: все пройдет хорошо и удачно, без сучка и задоринки. Сиверов уже успел распланировать операцию от начала и до конца. Места для неожиданности почти не оставалось, и проблема теперь заключалась только в безукоризненном техническом исполнении.

Лишь только первые лучи солнца заглянули в окно номера «люкс», Крапивин постучал в дверь.

– Глеб…

– Я не сплю.

– Тем более, вставай, – Я уже встал.

Мужчины молча собрались, прошли мимо дремавшей на топчане дежурной.

Глеб уже сидел за рулем темно-зеленого БМВ, прогревая двигатель, когда Крапивин сказал ему:

– Ну, ни пуха ни пера.

– К черту! – послал его Сиверов, зло захлопывая дверцу.

– Встретимся в Пулково! – крикнул полковник, вскидывая на прощание руку и прикладывая пятерню к лобовому стеклу.

Глеб сидел за рулем в тонких кожаных перчатках. Ни к чему оставлять свои отпечатки пальцев. Не жалея машину, он включил заднюю передачу и, газанув, развернулся на месте. А затем его вжало в спинку кресла. БМВ стремительно набирал скорость. Мелькнув, пронесся мимо, пропал сзади придорожный лес. Дорога вела к границе с Латвией. Сиверов спешил не зря. Ему нужно было попасть в рижский аэропорт не позже, чем к обеду.

На границе Глеба не поджидало никаких неприятностей. Дольше всех рассматривал фотографию в паспорте российский пограничник, но шрам и его убедил в абсолютной схожести Глеба Сиверова и покойного Людгардаса Дебилюнаса. Машина шла ровно. Механики из ФСБ постарались, отрегулировали се на славу. Печка разливала тепло в салоне, в динамках звучала музыка Вагнера.

По хорошей дороге и ехать приятно, Глеб шел на пределе дозволенного. Если было бы можно, он разогнал бы автомобиль до технического максимума. Только зачем искушать судьбу, нарываться на полицию…

В аэропорту тоже особых проблем не возникло. Билет на четырехчасовой рейс до Стокгольма оказался в руках Глеба ровно через пять минут после того, как он подошел к окошечку кассы. На всякий случай Сиверов забрал из машины кассету с записью Вагнера – вдруг бывший хозяин машины терпеть не мог классики? Вряд ли торговец наркотиками отличался изысканностью вкуса.

В ожидании объявления рейса Глеб прошелся по залу терминала. Больше всего его умилил столик с вывеской «Товары в дорогу». Среди детективов, бульварных романов, упаковок с разноцветными, всех цветов радуги, презервативами, капиллярных ручек отыскался и совсем уж экзотический экземпляр – пневматический пистолет. Бери и тут же отправляйся с ним в кармане на паспортный контроль.

Не соблазнившись такой покупкой, Глеб направился в бар, где и просидел за чашкой кофе оставшееся время. Когда на табло вспыхнули зеленые буквы, извещавшие о начале регистрации, Глеб, взяв свой кожаный портфель, отправился к стойке. Он аккуратно заполнил декларацию печатными буквами.

«Графологу придется попотеть», – усмехнулся Сиверов.

Глеб благополучно миновал все кордоны, отделявшие его от вместительного накопителя, в котором находилось уже человек пять, наивно полагавших, что сегодняшним вечером они попадут в Стокгольм Сиверов устроился в красном кожаном кресле и, взяв со столика латвийскую газету, принялся проглядывать фотографии – прочитать статьи он мог, а вот понять смысл прочитанного – нет. Наконец-то можно было снять перчатки – здесь отпечатки пальцев никто искать не станет Пассажиры потихоньку прибывали Глеб, не опасаясь, что кто-нибудь заметит, как он пристально разглядывает вновь прибывших, внимательно изучал их. Его глаза надежно скрывались под очками с фотохромными линзами, на которые для надежности было нанесено металлическое напыление.

«Неужели Крапивин просчитался?» – забеспокоился Глеб Сиверов Среди пассажиров не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал братьев Петуховых. Солидные отцы семейств, их жены, пара старушек с внучатами: родители наверняка отправились в более теплые края, а стариков и малолеток, чтобы им не было обидно, решили вознаградить полетом в Скандинавию – поближе и подешевле.

И тут Сиверов облегченно вздохнул. Последними миновали барьер, преграждавший вход в накопитель, двое С первого взгляда, даже если бы Глеб раньше и не видел их фотографий, было понятно – братья. Наглые, мордатые, оба с коротко стриженными усами. Темно-малиновые пиджаки с золотыми пуговицами, по-военному блестящие дорогие ботинки. Наверняка владельцам этих ботинок не пришлось и шага ступить по снегу.

Машина встречала их у крыльца дома и высадила у самого входа в аэропорт.

– Артур и Станислав Петуховы, – проговорил себе под нос Сиверов.

«Держатся они молодцом, не нервничают. На их месте я вел бы себя так же. А чего им беспокоиться? Груз везут не в своем багаже, а спрятанным в обшивке самолета. Если что – с них и взятки гладки».

Глеб Сиверов просчитался. Артур Петухов, бывший российский гражданин, бывший военный все-таки нервничал. Он тут же направился к стойке бара и заказал себе сто граммов коньяка. Брат пить не стал, а принялся внимательно разглядывать всех собравшихся в накопителе. Его почти не интересовали старушки, женщины, дети, подозрительно он смотрел исключительно на мужчин, дольше других разглядывая Глеба Тот сидел, поставив на колени кожаный портфель, и время от времени бросал на Станислава Петухова незаметные взгляды, наклонив голову так, будто читал газету.

«Здоровые, сволочи, – подумал Глеб о братьях Петуховых – С первого взгляда понятно: жалость, порядочность для таких – пустые слова».

Объявили посадку. В накопителе началось движение. Глеб пропустил впереди себя разношерстную заждавшуюся толпу и двинулся следом за братьями Петуховыми. Те оказались немногословными.

– Хрень какая, – говорил Артур, брезгливо поглядывая на семенившую впереди него старушку с внучкой, будучи уверенным в том, что она ни слова не понимает по-русски.

– Плесень, – отвечал Станислав, покрепче сжимая ручку кейса-атташе. – Туда же прется.

Артур все-таки дождался, когда выйдет на улицу, и, прикрыв правую ноздрю пальцем, зычно сморкнулся в мокрый снег.

Гармошка, по которой пассажиры должны были заходить в самолет прямо из терминала, бездействуя, распростерлась в воздухе над головами идущих пешком к самолету людей.

– Тоже мне, Европа долбаная! – возмущался Артур, освобождая от соплей вторую ноздрю.

– Лабусы… – коротко отреагировал Станислав, поддерживая тему.

Глеб пока молчал, решив отыграться на братьях немного попозже.

У трапа самолета вновь последовала проверка документов. Но и тут обошлось без приключений. Место у Сиверова оказалось не очень удачным – в самой середине салона. Оно было подходящим для путешествия, но не для того дела, которое задумал Глеб.

Лишь только Сиверов успел устроиться у иллюминатора, радуясь тому, что выход в проход ему открыт, как выяснилось, что старушка с внучкой перепутали места, и стюардесса латышского экипажа неназойливо потребовала от них занять кресла, указанные в билете.

– Вам будет лучше у окна, – Глеб уступил свое место и занял крайнее, поближе к проходу.

– Вы так любезны.

Братья Петуховы сидели в начале салона перед откидным столиком. Когда трап отъехал и дверь закрылась, Глеб обернулся: хвост самолета пуст, никого из охраны на задних креслах не было. Советские времена прошли, и кэгэбиста с пистолетом в последнем ряду не оказалось.

Ожидать взлета почти не пришлось. После короткого объявления самолет вырулил на посадочную полосу и, разогнавшись, взмыл в затянутое легкими облаками небо. Сиверов дождался, пока лайнер наберет высоту, отстегнул ремень и, проследовав в хвост самолета, заперся в туалете. Глеб не спеша отбросил клапан портфеля, вытащил сверток. Содержимое свертка он разложил на узкой полочке перед зеркальцем – куски мыла, проводки, прищепки, канцелярские кнопки.

– Прямо напасть какая-то, – пробормотал Глеб, – снова придется сидеть на унитазе.

Проковыряв штопором перочинного ножика гнезда в кусках хозяйственного мыла, он вставил туда по половинке металлического корпуса шариковой ручки, укрепил внутри них проводки, замазал мыльными крошками. После чего приступил к самой ответственной части – изготовлению бутафорского взрывного устройства: сжал деревянную прищепку между большим и указательным пальцем, разведя зажимы в стороны, а затем прикрепил к каждой из половинок по канцелярской кнопке с прикрученными к ней проводками. Полязгал прищепкой – кнопки весело стучали, соприкасаясь одна с другой. Куски мыла Глеб аккуратно завернул в желтую бумагу, стянув ее скотчем, и тщательно вымыл руки, склонившись над умывальником. Приспособления легли в прозрачный полиэтиленовый мешок.

С портфелем в руках Глеб вернулся на свое место. Полет проходил без каких-либо накладок. Сиверов посмотрел на часы: минут через пять пора начинать, самолет окажется на самом коротком расстоянии от настоящей цели полета – Санкт-Петербурга.

Старушка старательно что-то рассказывала своей внучке по-латышски. Глеб пытался выловить в словесном потоке знакомые ему слова, но все равно смысл от него ускользал. Братья Петуховы – Артур и Станислав – успели, пока Глеб возился в туалете, поставить на столик бутылку коньяка и выпить около половины содержимого. Пили они из небольших пластиковых стаканчиков, закусывая принесенными стюардессой бутербродами. Лица у обоих раскраснелись, на лоснящихся губах появились самодовольные улыбки, братья и не подозревали, какой подвох готовит им Глеб Сиверов.

«Наверное, пьют за удачу, – подумал Глеб, расстегивая замки портфеля. – Сейчас морды у вас станут кислыми, как незрелые лимоны. Небось уже в мыслях разделили обещанные вам деньги, придумали, кто и что на них купит. Думаете, ребята, вас ждет безбедная старость в окружении длинноногих красавиц? Ошибаетесь, парни, ждут вас тюремные нары и длительное сексуальное воздержание».

Артур, запустив руку под рубашку, почесал волосатую грудь, затем поднес пальцы к самому лицу, приоткрыл рот, разглядывая ногти. Прежде чем взяться за стаканчик, ему пришлось вытащить забившиеся под ногти два черных кучерявых волоска. Новая порция коньяка мигом исчезла в его горле.

Глеб мельком взглянул на часы.

«Все, пора!»

Он опустил руку в портфель, нащупал прищепку и сжал ее хвост. Две половинки разошлись в стороны, разведя канцелярские кнопки. Свободной рукой Глеб нажал у себя над головой кнопку вызова стюардессы. Зажглась лампочка, послышался чуть слышный гудок.

«Кого пошлет мне судьба?»

Миловидная девушка, вихляя бедрами, проследовала вдоль рядов сидений, неотрывно глядя на горящую лампочку вызова. Она посчитала, что ее вызвала старушка, склонилась к пассажирке и что-то спросила по-латышски, продолжая улыбаться безжизненной, словно отлитой из стекла, улыбкой. Старушка затрясла головой.

Глеб левой рукой отвел от своего лица тонкую золотую цепочку, свисавшую с шеи стюардессы, и мягко, вкрадчивым голосом произнес:

– Красавица, вы по-русски понимаете? Стюардесса, продолжая опираться двумя руками на спинки соседних рядов сидений, не без гордости сообщила с легким акцентом:

– Я даже говорить могу. Вы меня вызывали?

– А теперь посмотрите сюда, – Глеб вытащил левой рукой из портфеля пакет с кусками мыла, завернутыми в желтую бумагу.

Половинки корпуса шариковой ручки даже искушенному взгляду могли представиться взрывателями. Тонкие яркие проводки – красный и зеленый – тянулись к деревянной прищепке. Стюардесса медленно провела взглядом по этим проводкам и замерла, неотрывно глядя на две канцелярские кнопки, между которыми оставался зазор около сантиметра. Глеб для наглядности слегка пошевелил пальцами, в которых сжимал хвост прищепки.

– Красавица, догадываешься, что это такое?

– Да, – наконец-то улыбка исчезла с оживших губ девушки.

– Если со мной что-нибудь случится, если кто-нибудь неосторожно толкнет меня под локоть – пальцы разожмутся. Кнопки – щелк! Коснутся одна другой – и цепь замкнется. И ба-бах!

И в этот момент, впервые за все время полета, старушка замолчала, замерев с открытым для произнесения следующей фразы ртом.

– Что вы хотите? – от испуга акцент у стюардессы улетучился начисто.

– Передайте командиру, что самолет должен немедленно изменить курс.

– Куда летим? – чуть слышно выдохнула девушка.

– В Питер, в Пулково.

– Куда? – не поверив собственным ушам, переспросила стюардесса.

Глеб медленно приблизил прищепку к ее лицу, словно собирался схватить стюардессу этим нехитрым приспособлением за нос.

– В Пулково.

– Зачем?

– Так надо. И побеспокойся, красавица, о том, чтобы никто не мешал мне.

– Я попытаюсь, я поговорю с командиром…

– Не поговори, а заставь его это сделать. Ты же не хочешь, чтобы самолет разлетелся в воздухе на мелкие-мелкие кусочки?

Стюардесса, бледная как полотно, медленно пошла по проходу. Когда девушка, своим отсутствующим видом живо напомнившая Глебу Сиверову лунатика, поравнялась со столиком, за которым сидели братья Петуховы, Артур окликнул ее, потрясая в воздухе опустевшей бутылкой коньяка:

– Выпить принеси.

Девушка остановилась, замерла, словно у нее кончился завод.

– Ты что, не слышишь? – Артур лениво вынул из нагрудного кармана малинового пиджака двадцатидолларовую бумажку и хрустнул ею, переломив пополам.

Стюардесса с ужасом в неподвижных глазах подняла руку и указала большим пальцем через плечо на Глеба Сиверова, сидевшего с прищепкой в руках, после чего шагнула за занавеску.

Артур Петухов, ничего не поняв, пожал плечами и бросил брату:

– Что она, сука, по-русски не понимает?

– Прикидывается, – уверенно ответил Станислав.

– Я и говорю – сука.

Глеб напряженно ожидал дальнейшего развития событий. Никто из сидевших в салоне, исключая внезапно замолчавшую старушку, не понимал, что происходит.

«Сейчас самолет должен изменить курс, повернуть на восток».

Глеб вслушивался в свои ощущения: когда же, наконец, самолет накренится, выполняя маневр? Не может быть, чтобы командир рискнул не выполнить его требования. Это же какая ответственность! Глеб попробовал представить себя на месте командира:

«В Питер, так в Питер. Пусть разбираются на месте».

Другого решения быть не могло. Самолет вздрогнул минут через пять. Глеб видел через иллюминатор, как повернулись закрылки.

«Сработало!» – обрадовался он.

Вновь появилась стюардесса. Теперь ее взгляд сделался более осмысленным. Она пробежала мимо братьев Петуховых, пытавшихся привлечь ее внимание на этот раз уже сорока долларами, и остановилась напротив Глеба Сиверова, не рискуя, правда, подходить к нему слишком близко.

Девушка зашептала:

– Ваше требование выполнено. Мы связались с землей, Питер готов принять нас. Что-нибудь еще? – она говорила так, словно была официанткой, обслуживавшей посетителя.

Глеба это немного повеселило.

– Передайте на землю, что остальные свои требования я выдвину, когда самолет окажется в аэропорту.

Артур Петухов поднялся и двинулся по проходу к стюардессе.

«Этого еще не хватало!» – подумал Глеб Сиверов, глядя на приближающегося мужчину.

– Ты что, за человека меня не считаешь? – Артур схватил стюардессу за плечо и тут же замер, уставившись на Глеба Сиверова.

Тот сидел с наглой ухмылкой на губах, покачивая прищепкой с тянущимися от нее разноцветными проводками. Петухов прищурился, тут же сопоставив в уме происшедшее за последние десять минут – самолет повернул, стюардесса в трансе, и – на коленях у Глеба прозрачный полиэтиленовый пакет со взрывчаткой.

Военному объяснять принцип действия самодельного взрывного устройства не понадобилось, он обо всем догадался сам.

– Что такое? – строго спросил Артур. Стюардесса мелко затряслась, в глазах ее блеснули слезы, но она не вымолвила ни слова.

– Объясни ему, – бросил Глеб стюардессе.

– Он.., он… – запинаясь, начала говорить стюардесса, – угрожает взорвать самолет…

– Куда летим? – хрипло спросил Артур Петухов.

– В Питер, в Пулково…

Глеб явно недооценил Артура Петухова. Тот протрезвел почти мгновенно, с невероятной ловкостью выхватил из кармана нож. Щелкнуло откидное лезвие. Стюардесса и вскрикнуть не успела, как Артур уже прижал се к своей груди и приставил остро заточенное лезвие к горлу.

– Сука, – просипел Артур, – забудь о Питере, самолет летит в Стокгольм! Понял?

– Отпусти ее, – глухо произнес Сиверов.

– Если мы сейчас же не ляжем на прежний курс, я воткну нож ей в горло.

– Втыкай, – спокойно ответил Сиверов, – но самолет курс не изменит.

– Раз, – проговорил Артур, – два…

– Я могу взорвать не только ее, но и всех остальных, включая тебя.

На счет «три» Петухов резко дернул руку. Стюардесса завизжала, из неглубокого пореза на шее струйкой потекла кровь.

Глеб колебался. Он сам ничем не рисковал, продолжая утверждать, что может взорвать самолет. Командир без сомнения изберет путь меньших потерь, приземлится в Питере, даже если Петухов старший зарежет стюардессу.

Сиверов тяжело вздохнул – чужая кровь на этот раз не входила в его планы. В салоне послышались испуганные крики, вот-вот могла начаться паника. Станислав, уже разобравшийся, что к чему, бросился за занавеску и принялся колотить руками и ногами в кабину пилотов. Те не открывали.

– Я снова считаю до трех, – предупредил Артур, покрепче прижимая к себе девушку. – Но на этот раз нож войдет поглубже. Раз…

Глеб напрягся. Петухов уже собрался сказать «два». Стюардесса округлившимися от ужаса глазами смотрела на Сиверова, умоляя его: «Спаси».

– Подержите, – Глеб сунул в пальцы растерявшейся старушке прищепку и бросил ей на колени пакет с мылом.

– Два… – прозвучал голос Артура.

Сиверов, даже не пытаясь подняться со своего кресла, ухватившись за подлокотники, отжался и резко ударил Петухова ногой в челюсть. Но и в этом стремительном броске Глеб продолжал держать в поле зрения сверкающее лезвие ножа. Рука Петухова дрогнула, но так и не успела сделать рокового движения. Глеб перехватил запястье Артура и рванул нож на себя. Пальцы Сиверова, испачканные в крови, соскользнули. Лезвие полоснуло по ладони. Глеб, не давая Петухову опомниться, ударил его в плечо и, схватив стюардессу за лацканы пиджака, отбросил ее назад, за себя. Благородство обошлось ему дорого. Лезвие ножа вспороло воздух возле самого его лица. Темные очки отлетели в проход.

Размахивая ножом. Петухов медленно отступал, не поворачиваясь, не оглядываясь.

– Подойди, сука.., подойди, – шипел он, выбирая удобный момент для нападения.

Глебу приходилось быть настороже. Кто-нибудь из пассажиров мог попытаться напасть на него сзади, все-таки террористом был он, а не Петухов. Сделав еще один шаг назад, Артур остановился и, грозно заревев, бросился на Сиверова. Разминуться в узком проходе не было никакой возможности.

Глеб нырнул под Петухова, резко присев. Артур зацепился за него и с грохотом полетел в проход. Глеб набросился на него сзади, попытался заломить руку за спину, но Петухов сопротивлялся отчаянно.

Брат Артура – Станислав – уже бросил молотить в дверь кабины пилотов, поняв бессмысленность этого занятия, и бежал по проходу с пустой бутылкой в руках. Послышался звон разбиваемого на ходу стекла. Теперь в руках у Станислава сверкала сколотыми гранями «розочка» – горлышко, ощерившееся короной стеклянных зубьев.

Глеб, не прерывая борьбы, дождался, когда Станислав окажется вблизи от него с занесенной для смертельного удара «розочкой», резко перевернулся на спину и лежа ударил младшего Петухова ногой в пах. Тот пошатнулся. Не теряя времени, Глеб подхватил падающее тело и ногами перебросил Станислава через себя. Вновь послышался звон стекла – «розочка» раскололась. Сиверов уже стоял в проходе с занесенной для удара рукой.

Он тут же свалил ударом в челюсть поднявшегося было Артура. Тот, взмахнув руками, рухнул на старушку. Прищепка вылетела у нее из пальцев, кнопки звучно лязгнули.

Стюардесса, наблюдавшая за этим со стороны, с ужасом зажмурила глаза и обхватила голову руками. Во внезапно наступившей тишине Глебу показалось, что он слышит, как тикает бесшумный механизм кварцевых часов на его руке.

Пакет медленно соскользнул с колен старушки. В проход вывалился кусок мыла, завернутый в желтую бумагу Глеб ребром ладони ударил по шее Артура и повалил его на пытавшегося подняться Станислава.

Наконец ему удалось завладеть ножом.

Короткий резкий удар лезвием в плечо Артуру, затем – в бедро Станиславу и – на всякий случай – рукояткой между глаз старшему брату и в затылок младшему Не теряя времени, не давая никому опомниться, Сиверов связал братьям руки за спиной брючными ремнями самих же Петуховых, бросил одного и второго в кресла, туго затянул им поперек животов предохранительные пояса.

«Ничего, кровью не истекут, обойдется» – подумал Глеб, разглядывая окровавленное лезвие ножа.

Со стороны кабины появился один из помощников пилота с пистолетом в руке. Инструкции инструкциями, но допустить, чтобы здесь, в салоне, убили стюардессу, полный сил мужчина не мог.

– Стоять! – громко крикнул он, поднимая в вытянутых руках пистолет. – Брось нож!

Теперь бравировать тем, что у него взрывчатка, Глеб не мог. Мысли работали лихорадочно.

«Стрелять этот отчаянный идиот в салоне не станет, он-то представляет себе, что может получиться из-за одной маленькой дырочки в обшивке. А значит, попробует подобраться ко мне поближе».

. Глеб перевел взгляд на стюардессу, прижавшуюся к переборке Ее обескровленные губы шептали то ли слова молитвы, то ли просто тряслись от страха. Левой рукой девушка зажимала небольшой порез на шее. Из-под пальцев сочилась кровь.

– Брось нож! – уже теряя над собой контроль, истерично закричал помощник пилота.

«Черт его знает, – подумал Сиверов, – а как палец у придурка дрогнет?»

Глеб схватил девушку за руку, вытащил ее на середину прохода.

– Стреляй!

Глазами, налитыми злостью, помощник пилота смотрел на Глеба.

– Брось пистолет! – приказал Сиверов.

Тот не повиновался.

«Неужели ему и этого мало?» – подумал Глеб, прижал к себе стюардессу и сделал то же самое, что несколькими минутами раньше – Артур Петухов.

Лезвие ножа оказалось у горла стюардессы.

– Курс на Пулково, и без глупостей! Наконец-то ствол черного пистолета медленно опустился к полу.

– Тебе не поздоровится! – сквозь зубы пробормотал помощник пилота, возвращаясь в кабину.

Старушка с внучкой на коленях жалась к иллюминатору, в ужасе глядя на пакет с желтыми брикетиками. Глеб чуть ослабил хватку.

– Дура, не дергайся! – прошептал он на ухо девушке. – Ничего я тебе не сделаю. Сядем – выпущу из самолета первой.

– Я не хотела… – прошептала та.

Глеб, медленно пятясь, отступил к двери туалета, втолкнул стюардессу в тесную кабинку и, прикрыв за собой дверь, поднял фиксатор. Девушка испуганно огляделась, все еще не веря, что жива.

– Сядь! – прикрикнул на нее Глеб. Та послушно опустилась на закрытый крышкой унитаз.

– Что со мной будет? – пролепетала она. Глеб подошел к умывальнику и принялся мыть руки и отмывать от крови лезвие ножа.

– Больно? – глядя через плечо на стюардессу, спросил Сиверов.

Девушка как раз приложила к порезу кружевной носовой платок.

– Нет, я даже не почувствовала, – отозвалась она. Глеб поискал глазами, вскрыл шкафчик с красным крестом на дверце, разорвал обертку бинта, протянул стюардессе.

– Приложи, ничего страшного. Если сворачиваемость крови нормальная, скоро остановится.

Девушка с сомнением смотрела на Глеба. Она никак не могла решить, кто перед ней – террорист, угонщик самолета или человек, спасший ей жизнь.

– Сиди и отдыхай, – Глеб устроился на полу и стал рассматривать выкидной нож, щелкая кнопкой.

Л затем выглянул в узкую щель. Фиксатор позволял лишь чуть-чуть отодвинуть собирающуюся в гармошку дверь. В салоне царили тишина и спокойствие.