Груз для Слепого

Глава 5

За окном царила холодная февральская ночь, но Андрей Антонов не ложился спать. Время от времени он нервно прохаживался по дому, выходил в коридор, открывал входную дверь, жадно втягивал морозный воздух и смотрел на темное небо. Над деревьями проносился ветер, промерзшие ветви стучали, поскрипывали, ветер свистел и уносился дальше. Андрей Антонов послюнявил палец и поднял его вверх. Уже две недели ветер не менялся.

– Ну что ж, это хорошо, – произнес вслух Андрей, глядя на крупные снежинки, падающие на землю.

На крыше дома лежал толстый слой ослепительно-белого снега. Ветер переносил снежные потоки через конек, и огромный сугроб скопился возле забора. Из сугроба торчал лишь верхний край частокола.

Антонов потопал на крыльце, сбивая снег с меховых унтов, грязно выругался, глядя на снег, искрящийся в свете луны, на несколько секунд появившейся в разрывах темных снежных туч.

– Погода что надо, – заметил Андрей, словно бы убеждая самого себя, – нечего откладывать, придется идти на дело этой ночью. Ветер такой, что следы заметет сразу.

Это было на руку Антонову. Уже несколько лет он жил здесь, в небольшом уральском поселке, называвшемся Волчий лог. Не больше километра отделяло поселок от железной дороги. Вообще в этой местности все носило какие-то звериные названия: Медвежья сопка, Оленья тропа, Лисий овраг. Наверное, потому, что здесь жили в основном охотники.

Сам же Андрей Антонов был совершенно равнодушен к охоте, сопки и лес не любил. Родился он далеко от этих мест в старинном Ярославле, на берегу Волги. Но так распорядилась судьба, что оказался Андрей на Колыме – отсидел шесть лет строгого режима за разбойное нападение на инкассатора.

Заключение на зоне и работу на лесоповале скрашивала мечта о том, как кончится его срок, и он вернется на родину в Ярославль Почему-то родной город вспоминался Андрею неизменно солнечным, а волжская вода навсегда запечатлелась в памяти теплой и чистой.

Но мечтам Антонова не суждено было сбыться – судьба забросила его на южный Урал, в поселок Волчий лог, где Андрей прибился к одинокой женщине и вот уже пять лет жил на одном месте. Работать он не хотел, изредка промышляя случайными заказами. На зоне Антонов научился работать не только бензопилой «Дружба-2», но и всеми столярными инструментами. Наверное, сказались гены. И отец, и дед Андрея в свое время слыли в Ярославле настоящими мастерами-краснодеревщиками.

Лежа на тюремных нарах, Андрей частенько вспоминал запах стружек, олифы, лаков. Как-то понемногу, исподволь, он тоже принялся столярничать. Слава Богу, в тюрьме имелся небольшой цех по производству нехитрой мебели, были мастера, которые научили Антонова всему тому, что умели сами и чему в свое время он не захотел научиться у своего отца. И вор-грабитель открыл в себе талант столяра, Но Антонову не нравилось столярничать, жить этим ремеслом, ему вообще не нравилось работать. Он не любил деньги, добытые честным трудом, ему нравилось, когда деньги приходили легко, а значит, также легко и уходили. Ну а чем можно было заняться здесь, в поселке Волчий лог? Легких денег здесь не водилось.

Но не таким человеком был Андрей Антонов по кличке Кот, чтобы с утра до вечера строгать доски, пилить, склеивать, подгонять углы, затем шлифовать и покрывать готовые плоскости лаком. Он долго думал, размышлял. И может быть, ему самому никогда бы и не пришла в голову простая в своей гениальности мысль – грабить поезда, проходящие по железной дороге. Но подвернулся хороший человек, двоюродный брат Ксении – женщины, у которой Андрей Антонов прижился и спал с ней, не расписываясь. Звали того хорошего человека Петром.

Как-то вечерком, сидя за столом, распивая вторую бутылку водки и глядя в глаза Антонову, Петр осторожно предложил:

– Ты, Андрей, мужик здоровый, силы у тебя, как у медведя. Делом заняться можешь.

– Это точно, – похвалился Антонов и взяв стальную вилку, легко загнул ее вокруг указательного пальца.

Двоюродный брат Ксении попытался ее разогнуть. Лицо Петра сделалось багровым, на лбу выступили жилы. Но как он ни напрягался, как ни морщил лоб, разогнуть вилку так и не смог.

– Дай-ка, – протянул свою крепкую ручищу. Андрей Антонов и без всякого видимого напряжения на лице выпрямил вилку, наколол на нее кусок соленого огурца и принялся с хрустом жевать.

– Вот так-то, своячок, – – сказал Андрей Антонов, наливая в стаканы водку.

Ксения подошла к своему сожителю и погладила его, как гладят большого пса – по загривку. Андрей Антонов на эту женскую ласку хищно улыбнулся, сощурил узкие глаза и подмигнул свояку:

– Бабы силу любят.

– Да-да, любят, – немного обиженно промямлил Петр.

– Так что ты хотел предложить? – пристально посмотрел в лицо захмелевшего свояка Антонов.

– Дело простое, – зашептал, подавшись вперед и опрокинув пустую кружку, Петр. – Ты, наверное, знаешь, что возле Медвежьей горы.., ну, возле этой лесистой сопки, железнодорожные составы еле тянутся. Ну, в гору же ехать тяжело…

– Конечно, знаю, – еще не понимая, к чему клонит Петр, поддакнул Антонов.

– Так вот, наше дело маленькое и нехитрое: подкрался к поезду, вскрыл вагон. А везти в вагонах могут что угодно, всякую всячину.

– Ну, вскрыл вагон, а дальше? – сжав запястье Петра своей сильной рукой, спросил Андрей Антонов.

– Дальше только и делай, что выбрасывай груз из вагона.

– Хорошо, выбросили груз, а потом?

– Потом собирай.

– Хорошо, собрали. А дальше?

– А дальше загрузим в коляску моего мотоцикла, отвезем в город и продадим.

– Тебя завтра же менты возьмут.

– А кто будет знать, что оно ворованное?

– Это мысль. Но ведь узнают же, где был ограблен поезд.

– Никто никогда не узнает. Я уже три года этим промышляю.

И только сейчас до пьяного Антонова дошло то, о чем ему толковал двоюродный брат Ксении.

«Вот почему он так богато живет Вот почему у него такой большой дом, мотоцикл, машина, две бензопилы, целых три отличных ружья, да и дом – полная чаша».

– Да-да, Андрей, все что я имею – с железной дороги.

– И не боишься, что тебя пристрелят?

– Кто пристрелит?

– На поездах бывает охрана.

– Не надо грабить те вагоны, где сидят солдаты.

– А как ты узнаешь?

– У меня глаз наметан, – потряс над столом сжатым кулаком Петр.

– Если у тебя самого так хорошо идут дела, то с чего ты мне вдруг предложил поучаствовать?

– Надоело смотреть, как вы с сестрой мучаетесь. И денег у вас нет, и на огороде ничего не растет, – Это дело, – вставая из-за стола, сказал Антонов. – А ну-ка, Ксения, принеси еще бутылку.

Та покорно выполнила просьбу, и на столе появилась третья бутылка водки. Антонов сорвал пробку, налил по полному стакану. Допив третью бутылку, мужчины порешили, что в следующий раз вдвоем пойдут на дело, пошмонают проезжающие поезда.

Со времени того разговора прошло три года. Много воды утекло с тех пор. Поначалу дела пошли у них как нельзя лучше. Раз или два в месяц ходили Андрей с Петром на железную дорогу, где успешно промышляли грабежом вагонов.

Место для подобного предприятия было тут идеальное. Поезда тянулись на подъем так медленно, что хоть пешком иди рядом с вагоном. Тем более, железная дорога дугой огибала сопку и машинист, естественно, не мог видеть, что происходит с вагонами.

Попадались вагоны с бензопилами, самым ходовым здесь товаром, с холодильниками и телевизорами, автомобильными покрышками. Но иногда не везло. Вскрываешь вагон, а там – большие станки. Вытащить их можно было только подъемным краном. Встречались гигантские коленвалы от военной техники, мешки, в которых везли какую-то химическую дрянь. И не знаешь, удобрение это или отрава.

Пару раз нарвались на стрельбу, но Бог миловал – до поры до времени удачливые грабители оставались в живых, приобретая опыт и учась осторожности.

– Мы с тобой, Андрей, настоящие партизаны. Наверное, так же во время войны партизаны грабили немецкие эшелоны.

– Мы же их под откос не пускаем. – шутил Антонов, Брат Ксении в ответ лишь ржал, как породистый жеребец.

– Если понадобится – пустим. Тротил у меня есть – как-то раз нарвался на военный эшелон. Дело было в кромешной тьме, думал – куски мыла и выбросил несколько ящиков. Немного, так, чтобы жене на полгода хватило. А потом рассмотрел, вижу, в каждом куске мыла дырка сделана. Тут до меня и дошло, что я тротил упер с эшелона.

– А эшелон точно военный был?

– Да черт его в темноте разберет! Помню, вагонов было пять десятков и тянулся он еле-еле, как улитка по ветке.

– Самое сложное в нашем деле – угадать, что лежит в вагоне. Но в этом мы с тобой специалисты.

– Нам везет, почти никогда не ошибаемся.

– До поры до времени. Не зарекайся, – одернул Петра Антонов.

Предупреждение оказалось не напрасным. Как-то, чуть больше года назад, темной грозовой летней ночью свояки в очередной раз пошли на дело. Состав медленно полз в гору. Пропустив локомотив и три вагона, Андрей свистнул, и они с Петром двинулись к составу. Медленно проплывали перед их лицами двери вагонов, на которых висели пломбы.

– Этот брать не стоит. Этот тоже. А вот этот мы сейчас ковырнем, – сказал Петр и принялся орудовать фомкой.

Он шел рядом с вагоном, чуть быстрее обычного и наконец дверь отошла в сторону. Петр влез в вагон. И в это мгновение загремели выстрелы, сливаясь со стуком колес на стыках рельсов. Петр дико закричал, вывалился из вагона, скатившись в кусты. Антонов тут же бросился к своему напарнику. Тот корчился, на губах выступила кровавая пена, глаза лезли из орбит.

– Убили.., меня убили.., я умираю…

Андрей не спешил помочь. Он прижался к земле рядом со свояком, опасаясь следующих выстрелов. Немного осмелел Антонов только лишь тогда, когда рядом с ним прогрохотал последний вагон с красным фонарем. Охранники, на которых нарвался Петр, не стали останавливать поезд.

– Помоги… – шептал Петр.

Андрей наконец-то поднялся в полный рост и посмотрел, что же случилось с Петром. Тот лежал на колких камнях, запрокинув голову, прижав руки к окровавленному животу. Между пальцев сочилась густая кровь. Он тяжело дышал.

– Эка тебя зацепило, – пробормотал Андрей. Петр медленно отвел трясущиеся руки от живота и задрал свитер вместе с окровавленной майкой. На животе зияли четыре пулевых отверстия. Из них, клокоча, как из прорванной трубы, лилась кровь. Петр снова прижал руки к животу, словно так он мог остановить кровотечение. Испуг и растерянность у Антонова быстро прошли. Он понял: нужно что-то делать, нужно спасать свояка.

– Лежи здесь и не шевелись! – крикнул Андрей. В глазах Петра зажглась надежда.

– Пить… – прошептал он.

– Тебе нельзя. Сейчас быстро сбегаю в поселок за Ксенией, возьму лошадь и отвезем тебя к фельдшеру.

– Быстрей.., быстрей… – бормотал, теряя сознание, Петр, его лицо даже в темноте казалось белым, а кровь – черной.

Ломая кусты, царапаясь о ветки, не разбирая дороги, Андрей Антонов помчался к видневшемуся вдали поселку. Всего лишь каких-то два огонька горели в ночи. Он знал: это светится окно в доме Ксении и горит единственный на весь поселок фонарь возле маленького магазинчика, открывавшегося два раза в неделю. Андрею показалось, что бежал он до поселка несколько минут. Это время промелькнуло в его памяти как короткий, вагонов из пяти, железнодорожный состав.

Антонов вбежал в дом. Перепуганная Ксения поднялась из-за стола. Она не ждала такого раннего появления своего сожителя. Увидев перекошенное от страха лицо Андрея, Ксения вскрикнула и все поняла.

Она всплеснула руками:

– – Что? Петр!

– Запрягай коня, Петра ранили!

– Боже мой! – запричитала женщина, выбегая на улицу.

Вдвоем с Ксенией они быстро заложили телегу и, даже не думая о том, заметит ли их кто-нибудь из соседей, не заботясь о предосторожностях, стегая коня, помчались в ночь к железной дороге. Но как ни гнали они коня, вырывая друг у друга вожжи, все же Ксения и Андрей опоздали. Да и невозможно было успеть, потому что Петр, потеряв сознание сразу после ухода Андрея, так в себя и не пришел.

Уже никуда не спеша, с мрачными лицами, они отвезли тело Петра в поселок. На удивление никто не стал донимать их расспросами. Порешили в поселке, что Петра подстрелил какой-нибудь заезжий браконьер. Такое здесь случалось.

После того, как похоронили Петра, Андрей на какое-то время затаился. Ему казалось, что теперь-то уж на этом крутом подъеме железнодорожники примут меры безопасности. Если раньше о пропаже узнавали в лучшем случае на узловой станции, до которой отсюда было километров сто пятьдесят, то этот прокол свояков-грабителей, стоивший Петру жизни, точно обозначил место, где грабят поезда. Но, наверное, Андрей Антонов родился под счастливой звездой. В вагоне, на который они польстились, находился армейский груз, который охраняли военные. Солдаты, наверное, и сами испугались – никому не сказали о нападении, побоялись, что застрелили грабителя, не сделав предупредительного выстрела, а может никто у них и не спрашивал. Скорее всего, рассудил Антонов, солдатам из охраны оставалось служить пару месяцев и никому из них не хотелось связываться с военной прокуратурой. Дембель для служивого дороже всего на свете и ради того, чтобы вовремя уйти домой, можно помолчать об автоматной очереди глухой ночью на перегоне у Медвежьей сопки.

Вспоминать о том происшествии Антонов не любил. Ему всегда становилось тягостно – случилось с Петром, может случиться и с ним. Но почему-то этой зимней студеной ночью его мысли вновь вернулись к прошлому. Андрей вошел в дом, посмотрел на стену, где однообразно покачивался маятник старых ходиков с тремя медведями, нарисованными на жестянке, недовольно поморщился, налил себе полстакана водки и закусил куском вяленого мяса.

Ксения посмотрела на своего сожителя:

«Ну что, пойдешь?» – спросила она взглядом.

– Да хрен его знает, – пожал Андрей широкими Плечами.

– Может.., не ходи сегодня, – попросила Ксения.

– Не ходи… А жить на что будем?

– Как-нибудь перебьемся, слава Богу, погреб забит товаром, это бы продать.

– Ночь больно хорошая, – пробормотал, облизывая губы, Антонов.

– В такую ночь хороший хозяин собаку во двор не выгонит, – настаивала Ксения.

– Собаку, может, и не выгонит, а сам пойдет. Хорошая ночь, чувствую, повезет сегодня.

– Дай Бог, – в глазах женщины мелькнул испуг, но она пересилила себя, подошла к Андрею и хотела обнять его за плечи.

Андрей стряхнул ее руку.

– Не лезь ко мне, а то действительно останусь дома.

– А как.., случится? Ведь один идешь…

– Предлагаешь тебя с собой взять?

– Я не пойду, раньше не ходила и теперь не пойду. Не бабское это дело, что-то сердце шалит, – и Ксения прижала ладонь к груди.

– Вот и сиди дома. Без тебя управлюсь, не маленький.

Андрею Антонову было сорок пять. Для своих лет выглядел он прекрасно: широкие плечи, крепкая шея, сильные руки, загорелое, обветренное лицо. Даже водка его не брала. Ксения была довольна, что у нее такой мужик. А то, что он бывший уголовник, да и сейчас промышляет грабежом, се волновало мало. В их поселке многие мужики раз или два сидели в тюрьме. Здесь, на Урале, к уголовникам относились хорошо, даже считалось, что тот не мужик, кто не тянул срок. Да и поселок, в котором они жили, в свое время основали зеки, отпущенные на волю.

– Я пошел, – сказал Андрей Антонов. Он взял со шкафа обрез двустволки, сунул его за пояс стволами вниз. В правый карман меховой куртки всыпал горсть патронов. Нож с длинным лезвием исчез за голенищем унтов.

– Присядем на дорожку, – сказал Антонов. Он сел и потянулся к бутылке. Ксения перехватила руку Андрея и сама плеснула на дно граненого стакана совсем немного – граммов пятьдесят.

– Будь осторожен, – поднимаясь со стула, прошептала женщина, и когда Антонов направился к двери, она незаметно перекрестила своего сожителя.

Подняв воротник куртки и завязав ушанку под подбородком, с фомкой в правой руке Андрей, тяжело ступая по снегу, двинулся в сторону железной дороги – туда, откуда слышался перестук колес и натужные гудки. Даже не глядя на часы, Антонов догадался: это идет пассажирский Челябинск – Москва. Естественно, пассажирские поезда он никогда не грабил, его уделом были товарные.

Снег скрипел под ногами, ветер гнал поземку. Через полчаса Андрей уже оказался у железной дороги. Он разогрелся во время ходьбы, расстегнул две верхних пуговицы своей теплой куртки.

«Скоро должен пойти товарняк, – прислушиваясь к ночной тишине, к завыванию ветра, к скрипу деревьев подумал Антонов. – Быстрее бы, а то окоченеть можно».

Он прижался спиной к толстому стволу ели – так меньше дуло – сложил ракушкой ладони и закурил папиросу, пряча огонек в кулак?. Дым приятно щекотал ноздри.

«Сегодня мне должно повезти», – глядя в черноту неба, подумал Андрей.

Вновь накатило воспоминание: темная летняя ночь, предсмертные хрипы и стоны Петра. Это случилось совсем рядом, в каких-нибудь двухстах метрах от дерева, под которым сейчас прятался Андрей.

«Петр, Петр… Хорошо было работать вдвоем. Но и одному неплохо, ни с кем не надо делиться, да и свидетелей нет. Хотя мужик-то он был надежный».

Послышался далекий гудок. Андрей застегнул одну пуговицу, погасил окурок о шершавый ствол ели и насторожился, подобрался, готовый в любой момент рвануться к составу. Хотя, по его расчетам, до подхода товарного оставалось еще с полчаса, но расслабляться было нельзя: звучит перестук колес – берись за работу.

Прошло минут десять, и из-за поворота показался луч прожектора. Конечно же, Андрей Антонов по кличке Кот даже и предположить не мог, что поезд, огни которого он увидел, везет странный груз с коротким названием ЕАС-792. Он так же не мог предположить, что из пяти вагонов, прицепленных к локомотиву, четыре – пустые и только один почтовый вагон представляет собой нечто ценное.

Поезд медленно полз в гору. Андрей Антонов сплюнул под ноги и вразвалку двинулся по насыпи рядом с составом. Сначала он хотел пропустить первый почтовый вагон, уж слишком близко тот был от локомотива, но потом передумал – от добра добра не ищут. И заспешил. На двери красовались целых три пломбы. Окна бытовки выходили на другую сторону, да и шторы оказались опущенными…

Сержант Котов и сержант Башлаков продолжали играть в карты «на интерес». Они были так увлечены, что не услышали, как взвизгнула проволока на двери багажного отсека. Но затем звук все-таки привлек внимание сержанта Башлакова. Олег снял сдвинутую на затылок шапку и прислушался, поводя головой из стороны в сторону.

– Ты чего, Олег? Тебе сдавать, – сказал Котов, перетасовывая колоду.

– Погоди, какой-то странный звук. Слышал?

– Да рельсы скрипнули, а, может, ветка какая по вагону ударила…

– Какие к черту ветки!

– Всякие. Может, дерево упало, может, еще что. Едем – и едем.

– Да нет, тут что-то не так… – Башлаков поднялся, его рука потянулась к короткому «АК».

– Да сядь ты! Проигрываешь, вот и придумываешь всякую хрень. Ты еще скажи, что на нас напали.

Но в этот момент и до сержанта Котова донесся странный скрежещущий звук.

– Во бля! – бросил Котов, хватая свой автомат и оттягивая затвор.

Охранники несколько мгновений медлили, в растерянности глядя друг на друга.

– Разбуди-ка майора, – шепотом приказал Котов. Башлаков заспешил в дальний конец вагона – туда, где, накрывшись бушлатом, дремал майор Борщев. Олег подошел к командиру и тронул его за плечо.

– Товарищ майор! Товарищ майор! Глаза Борщева мгновенно открылись, словно бы он и не спал.

– Чего тебе? – прошептал майор.

– Там какие-то непонятки.

– Какие, на хрен, непонятки? – пробормотал майор, опуская ноги на пол.

– Странные звуки.

– Приснилось тебе, что ли?

– Да нет, мы вдвоем слышали.

Майор вразвалку, накинув на плечи бушлат, двинулся к двери, ведущей в багажное отделение. У двери он остановился. Борщеву не хотелось срывать пломбы, да и ничего подозрительного он не слышал. Сорвешь – потом составляй акт, придется объяснять, отчитываться… Этого Борщев не любил. Он стоял минуты три-четыре, приложив ухо к холодному пластику.

– Ну что, товарищ майор? – поинтересовался Олег Башлаков.

Майор пожал широченными плечами.

– Хрен его знает. Я ничего не слышу.

– Да вот, – приподнял указательный палец Олег Башлаков, – неужели не слышите?

До слуха майора тоже донесся странный звук – одновременно скрежет и звон металла. Борщев расстегнул кобуру, вытащил пистолет, снял его с предохранителя, мягко оттянул затвор, досылая патрон в ствол. Два сержанта тоже взяли автоматы наизготовку, хотя толком не могли понять, каким образом кто-то на ходу мог появиться в вагоне.

– Может, крысы? – прошептал Василий Котов. – Может, закрепили плохо? Такой подъем, ящики и поехали.

– Нет, нет, что-то не так, – пробормотал майор Борщев, но все еще медлил, не решаясь вскрыть дверь.

…В багажном отсеке вагона уже хозяйничал Андрей Антонов Он знал, что в его распоряжении десять – двенадцать минут, не более. Поезд, добравшись до перевала, буквально помчится вниз. Там уже опасно прыгать, можно сломать шею.

Андрей нажал кнопку фонарика, висевшего на ремне, и желтый луч осветил почти пустой вагон.

«Да здесь ни черта нет, – подумал Антонов и пошарил фонариком по вагону. Луч высветил шесть темно-зеленых ящиков у дальней стены. – Это уже кое-что… – отметил Андрей. – Хотелось бы знать, чем они набиты?»

Мягко ступая в меховых унтах, он двинулся к грузу ЕАС-792. Такого количества пломб видавшему виды грабителю никогда не доводилось видеть.

«Интересно, что же там внутри?»

От желания поскорее засадить фомку под крышку и заглянуть вовнутрь ящика у Антонова буквально руки зачесались. Он так увлекся, что не услышал странный шорох за дверью. Единственное, что занимало мысли Андрея, так это то, что в зеленых ящиках с многочисленными надписями, отбитыми под трафарет, скорее всего хранится стрелковое оружие – автоматы, карабины или разобранные пулеметы. В принципе, тоже хороший товар, хотя и опасный.

Фомка быстро сорвала пломбы. Затем Антонов сунул ее под крышку, навалился. Жалобно взвизгнули гвозди, и крышка приподнялась. Андрей подцепил ее рукой и сорвал, посветив фонариком в темное чрево ящика. Там тускло поблескивали металлические цилиндры со сверкающими табличками.

«Что за ерунда? Что за баллоны?»

Антонов запустил руку в ящик и попытался поднять один из цилиндров. Тот оказался невероятно тяжелым.

«Наверное, снаряды какие-то… На хрен они мне нужны?»

Но он уже не мог остановиться. Хоть что-нибудь, но должен был взять. Грабить другие вагоны не оставалось времени. Близился перевал.

– Теперь слышите, товарищ майор?

– Теперь слышу, – ответил Борщев, прижавшись спиной к перегородке. – Значит так, я тихо открываю дверь, – едва слышно шептал майор Борщев, – влетаю в вагон, а вы меня прикроете.

Сержант Котов и сержант Башлаков согласно кивнули. Они стали наизготовку у двери. Майор Борщев сорвал пломбу, положил левую руку на дверную ручку, правой сжимая пистолет. Медленно повернул ручку вниз и, толкнув ее вперед, влетел в темноту грузового отделения. Он сразу же увидел светлеющий прямоугольник распахнутых дверей и, даже не успев ощутить холода, крикнул:

– Стоять! Стреляю!

Но тут его оглушил раскатистый выстрел…

Майор упал на пол и покатился.

Слух у грабителя Антонова по кличке Кот был отменный. Он слышал шорох за дверью, видел, как медленно повернулась ручка, и за эти короткие мгновения успел вытащить из-за пояса обрез и взвести курки. Как только дверь распахнулась и в темноту багажного отделения влетел человек с криком «Стоять, стреляю!» Антонов сразу же нажал на два курка одновременно.

Громыхнул двойной выстрел Из коротких стволов вырывалось пламя Мощный заряд картечи не позволил Борщеву нажать на спусковой крючок своего табельного оружия. Майора спасло лишь то, что в вагоне было темно и поезд шел на подъем. Стрелявший не смог сориентироваться. Целил он явно в грудь, но, может, вагон качнуло, или просто у грабителя дрогнула рука…

И сразу же автоматная очередь прошла над головой Антонова. Стрелял Олег Башлаков, стрелял вслепую, не видя в темноте, что творится в багажном отделении.

Единственной мыслью было не зацепить майора, поэтому он стрелял почти в потолок.

Антонов, как дикий зверь, метнулся в проем открытой двери и нырнул в него так, словно бы прыгал в воду, наперед зная, что его встретит мягкий снег. Странный поезд с пятью почтовыми вагонами продолжал движение. Еще две короткие очереди выпустил Олег Башлаков прежде, чем решился вбежать в темноту багажного отделения.

А вот бывший десантник Василий Котов сразу же метнулся к открытой двери. Он видел, что кто-то успел выскользнуть из вагона. Сержант уперся спиной в дверной косяк и принялся стрелять в темноту – туда, где по его предположениям мог находиться грабитель.

Андрею Антонову повезло. Наверное, действительно он родился под счастливой звездой. Он не ударился ни о камень, которых здесь было множество, ни о ствол дерева, а мягко, как в перину, вошел в огромный сугроб, скрывшись в нем с головой. Андрей лежал, боясь вздохнуть, сердце бешено колотилось. Правая рука продолжала сжимать ложе обреза. Холодный снег забился в рот, в нос, но этот снег не казался Антонову холодным, так как мгновенно таял на разгоряченном лице.

Почти четверть часа лежал грабитель по кличке Кот в снежном сугробе, боясь выбраться наружу. Ему чудились шаги, какие-то крики, слышался мат. Поезд уже давным-давно отгрохотал, растаяв в темноте за перевалом.

Наконец Антонов решился выбраться. Еще лежа в сугробе, он ощупал себя, в первую очередь проведя ладонью по животу.

«Нет, вроде бы не зацепили. Хотя от смерти я был на волосок. Интересно, на что я нарвался? Да ну их к чертовой матери!» – сплюнул он в сердцах и как огромный пес принялся отряхиваться.

На всякий случай Андрей вынул из стволов гильзы и загнал два новых патрона, а стреляные спрятал в левый карман своей меховой куртки. Фомка осталась в вагоне, одна из рукавиц тоже.

«Интересно, что же там было? Попал я в человека или нет? Тот мудак упал, наверное, я его все-таки зацепил. Может, даже и убил, – не без гордости, но со страхом подумал Антонов. – Надо будет рвать когти из поселка, уехать на пару месяцев. Если я пристрелил охранника, то завтра же здесь будет милиция. Вот не повезло! Такое хлебное место! Но ничего, отсижусь где-нибудь, Ксения будет привозить еду, и до весны, пока все забудется, меня никто не увидит. Жалко рукавицу забыл, да и фомка исправно служила, привык к ней. Легкая, крепкая… Сколько я ею вагонов вскрыл, сколько замков сорвал, сколько денег она мне заработала! Ну и черт с ней!»

Антонов развернулся, посмотрел на небо, с которого сыпал снег, послушал шум ветра в вершинах елей и обрадованный тем, что начинается метель, побрел, по пояс увязая в снег, к одному ему известной тропинке, ведущей к поселку.

Когда сержант Котов зажег в багажном отсеке свет, взглядам сбежавшихся на выстрелы охранников предстал истекающий кровью майор Борщев. Табельное оружие валялось в стороне, а майор скрежетал зубами от боли. Под ним на рифленом полу темнела лужа крови, вытекшая из простреленной ноги.

– Картечью стрелял, сука! – выругался Борщев. – А ведь мог и в живот всадить или чуть ниже. От этой мысли майору стало не по себе. Лазарев бросился к своему сослуживцу.

– Держись, Борис, держись, сейчас мы тебя перенесем на кровать.

– Осторожно, товарищ капитан. Котов подхватил майора под мышки, и они вместе с Лазаревым перетащили раненого в отделение для персонала. Там, разрезав ножом штанину, подчиненные Борщева увидели, что вся икра левой ноги майора иссечена картечью. Тут же жгут лег выше колена, в ногу сделали обезболивающий укол. Майор Борщев, окончательно придя в себя, щелкнул пальцами, приказывая сержанту Кудинову:

– Ваня, там у меня в сумке фляга, тащи ее сюда. Кудинов быстро нашел литровую флягу в брезентовом чехле, свернул пробку и потянул носом.

– Это что, спирт?

– Он, он, родимый, – сказал майор Борщев и взглядом показал, чтобы сержант налил полкружки.

Тот выполнил приказ. Командир трясущейся рукой взял алюминиевую кружку и, не переводя дыхания, выпил. Ему немного полегчало, правда, тяжело было понять от чего – то ли от обезболивающего укола, то ли от стакана спирта.

– Капитан, посмотри, что с грузом.

Капитан Лазарев уже побывал в багажном отделении.

– Верхний ящик вскрыт, Борис. Но, по-моему, из него ничего не пропало.

– А что в нем?

– Не знаю, – пожал плечами Лазарев, – таких штук я никогда не видел. То ли снаряды, то ли баллоны.

– Что на них написано?

– Какие-то сокращения. Химия, наверное.

– А я-то думал, золото везем, – криво морщась от боли, проговорил майор Борщев.

– Может, и золото, – хмыкнул Лазарев, – но самое противное то, Борис, что ящик вскрыт и пломбы сорваны:

– Да куда уж спрячешься, – майор указал на простреленную ногу сквозь тугой бинт проступали пятна крови, – так или иначе придется объясняться. Свяжитесь по рации, отметьте на карте место и время.

– Будет сделано, – кинул на ходу Лазарев, направляясь к столу, на котором стояла рация.

Борщев лежал на нижней полке и смотрел в потолок.

– Как чувствовал, что с этим долбанным грузом будут неприятности.

– Слава Богу, живы, – попытался подбодрить командира Олег Башлаков.

– Жив-то жив, а разборок будет, ты и представить себе не можешь.

– Так ведь ничего не пропало, товарищ майор, все на месте.

– Может, и плохо, что все на месте, – явно путаясь в собственных мыслях, пробормотал майор Борщев. – И почему я сразу не начал стрелять?

– Там же было темно, товарищ майор, как у негра в жопе.

– Да, не додумались, – как бы размышляя, протянул майор, – надо было вскрыть дверь и одновременно включить свет.

– Конечно, товарищ майор, – согласился сержант Котов, – если бы мы поступили так, то наверняка Башлаков его пристрелил бы.

– Об этом никому ни слова. Ехать еще далеко и по дороге мы решим, что и кому говорить, как объяснить происшедшее.

– Да, товарищ майор. Что делать сейчас? Лазарев уже вернулся от рации.

– Я передал, что у нас неприятности.

– И что? – посмотрел на своего починенного майор Борщев.

– Перешли на открытый текст.

– Однако!

– Их интересовало лишь одно – пропало что-нибудь из груза или нет.

– А ты что сказал?

– Я сказал, что не знаю, сколько баллонов было в ящике. Они спросили: «Три?» Я ответил, что три.

– Помоги-ка мне встать.

Капитан Лазарев помог Борщеву подняться, и тот, припадая на простреленную ногу, двинулся, придерживаясь за стены, в багажное отделение.

– Дайте хоть глянуть, за что меня подстрелили. Он долго стоял, склонившись над ящиком, рассматривая поблескивавшие цилиндры. Затем изучил металлическую табличку, прикрученную никелированными шурупами, прочел длинную надпись, состоявшую из букв, цифр и косых скобок.

– Как ты думаешь, что это?

– Я думаю, это контейнеры, – прошептал Лазарев, – а в середине какая-то страшная химическая начинка.

– Думаешь, нервно-паралитический газ?

Лазарев кивнул:

– Да, что-то похожее. Хорошо, что не повредили контейнеры, когда стреляли. Если бы прострелили, мы бы все уже были трупами.

– А может, там платина или уран?

– Нет, нет, – возразил капитан, – если бы там находились радиоактивные вещества, к каждому контейнеру был бы приделан счетчик и стоял бы специальный значок. Это химия, что-нибудь из химического оружия.

– Ладно. Опусти крышку и пошли отсюда. Не нашего это ума дело. Слава Богу, вовремя спохватились.

– Могли бы и предупредить, – Лазарев опустил крышку.

– Побыстрее бы избавиться от этой дряни…