Грязный Гарри

8

ЖЕНЩИНЫ ЧУВСТВУЮТ СИЛУ МОЕЙ ЧУВСТВЕННОСТИ. ЭТО КАЧЕСТВО ИНТРИГУЕТ И ВОЗБУЖДАЕТ ИХ. СКОРПИОНЫ СЕКСУАЛЬНЫ… ОНИ УДОВЛЕТВОРЯЮТ ЖЕНЩИН. ЖЕНЩИНЫ ЗНАЮТ ЭТО… ЭТО ИНСТИНКТ.

— Привет, — окликнул он девицу. — Тебе не хочется пройтись ко мне домой?

Девица не обратила на него никакого внимания. Она продефилировала мимо бара, ягодицы вызывающе двигались под тонкими алыми брючками. Грудь её была обнажена, могучие, припудренные соски ярко рдели. Грудь подпрыгивала и раскачивалась на ходу.

— Сука, — прошипел человек в пену на своем пиве.

Он пил медленно, растягивая удовольствие. На сцене, возвышающейся над баром, девица давала представление в постели. Она была абсолютно голой, кожа её под лучами цветных фонарей отливала розово-лиловым. Свет становился то розовым, то оранжевым, то зеленым. Соски в ярком свете казались черными. Привлекая внимание мужчин, она совершала ритуальные движения ногами, изображая любовь на краю матраса.

— Сука…

Человек ощущал напряженность и жар во всем теле. Маленький бар "Северное взморье" был переполнен. Люди облокачивались на него и тянулись через плечи за своими кружками пива. Они выдыхали на него сигаретный дым и оглушали непристойными разговорами.

Допив пиво, он стал проталкиваться через толпу к выходу и краем глаза заметил человека, вставшего из-за стола и последовавшего за ним: высокий сухопарый тип в серых слаксах и кожаной куртке.

Сукин сын!

Его трясло от еле сдерживаемой ярости.

Покинув бар и слившись с толпой, спешащей по Гринвич, он знал, что человек следует только за ним, сохраняя одну и ту же дистанцию… никогда не приближаясь… никогда не отставая… Постоянно и всегда за ним. Он пересек Гринвич, невзирая на поток машин, и стал проклинать себя за то, что Гарри Френсис Кэллаген жив. Грубейшая ошибка, что он затеял игру с ублюдком. Он не должен был этого делать. Он не должен был с ним разговаривать. Ни единого слова. Нужно было ждать в зарослях папоротника у креста, и когда Гарри Френсис Кэллаген прибыл, разрядить полный магазин патронов прямо в него. Нужно было расколоть его, как орех.

Свинья!

Он нырнул в переулок, но не пошел и полквартала, как услышал шаги позади. От Кэллагена нелегко было избавиться. Он пытался это делать уже неделю, с тех пор, как вышел из больницы. Каждый вечер все повторялось снова и снова. Куда бы он ни направился, Кэллаген тащился за ним, как хвост бумажного змея.

Человек остановился у киоска с соками и купил апельсиновый. Было 11. 15. Нужно было решать проблему Гарри Фрэнсиса Кэллагена, решать раз и навсегда. Конечно, ему бы не этого хотелось, но план был позаковыристей. Скорпионы — тонкие интеллектуальные личности.

Он помедлил перед входом в кинотеатр, рассматривая фотографии на рекламном стенде. Обнаженная пара разлеглась на овальной софе, их тела в известных местах прикрывались только узенькими черными полосками.

"Свободная любовь! Шведская извращенность во всей её ослепительности. Вы встретитесь с непревзойденным Куртом Раллингом".

Он отдал кассиру пятидолларовую купюру и прошел внутрь, миновал вестибюль и через левую дверь вошел в зрительный зал. Фильм уже шел, но он даже не взглянул на экран, а быстро прошел по верхнему ряду, помедлил перед правой дверью и затем снова вышел в вестибюль. Мелькнули серые слаксы и коричневая кожаная куртка, исчезающие в проеме другой двери, и человек ухмыльнулся. Он продолжал ухмыляться, когда у входа в кинотеатр остановил такси и поспешно нырнул внутрь.

С водителем он рассчитался на Кэтти Бейсон. Тот с опаской оглядел темную пустынную улицу, ряды прогнивших заброшенных пакгаузов.

— Вы действительно хотите здесь выйти, мистер?

— Я должен кое-кого встретить. Мистера Гарри Кэллагена. Он велел встретить его на углу Кэтти Бейсон и Берри стрит.

— Ну хорошо, вы как раз тут. Но это чертово место для встречи. Вас подождать поблизости на случай, если он не явится?

— Он явится. Он служит в полиции. И всегда пунктуален.

— Смотрите сами, приятель.

Человек подождал на углу до тех пор, пока таксист не развернулся и не ударил по газам. Когда исчезли вдали красные огни, он быстро пересек улицу и подошел к пакгаузу заброшенной, когда-то легендарной железной дороги. Обитая железом дверь скрипела на ржавых петлях. Он вошел внутрь и погрузился в густую тьму.

— Поздновато. Я уже собирался отчалить.

Глубокий голос шел, словно со дна шахты. Черная фигура возвышалась посреди пакгауза. Сквозь грязные окна на крыше на него падали скудные лучи света, не позволяя что-то различить в его облике, кроме размеров. Он был чуть ниже амбарных дверей, но только чуть-чуть.

— Я должен с ним покончить.

— С Кэллагеном? Не смеши меня.

— Но я же здесь.

Чернокожий что-то буркнул.

— Сколько принес?

— Две сотни.

Негр присвистнул.

— Ты так сильно этого хочешь, парень?

— Каждой своей клеточкой.

— Должен сказать, что я тебя не очень понимаю. Что-то, наверное, за этим кроется.

— Я не интересуюсь твоим мнением. Бери деньги, и покончим с этим.

— Как скажешь, парень. Это твое дело, — негр протянул огромную ладонь. — Клади сюда.

Человек подошел к негру и вложил в ладонь четыре пятидесятидолларовые банкноты. Негр рассмотрел каждую бумажку, поднимая её вверх под скудное освещение, удовлетворенно что-то проворчал и сунул в карман.

— Видишь ящик вон там? Подойди и сядь на него. Может, на нем тебе будет удобнее. Правильно? Нет смысла каждый раз хлопаться на этот сраный пол.

Гость прошел к ящику и уселся на него. Его глаза стянулись в крошечные голубые точки. Негр взял пару кожаных перчаток, заткнутых за пояс, и натянул их на могучие руки, любовно разглаживая палец за пальцем.

— В тебе действительно есть что-то такое, парень, — вздохнул он. — Ты как из этих чертовых книжек.

— Заткнись, — прошипел тот. — Ты получил свои вонючие деньги, так займись делом.

Негр медленно поклонился и двинулся к напряженно скорчившейся фигуре. Он подходил медленно, словно крадучись, подошвы поскрипывали по цементному полу.

— Я иду, Масса Джек… Я иду…

Его правая рука отошла назад, подобно взведенному ударнику револьвера, затем мелькнула молнией, двигаясь прямо от плеча. Плотный кожаный комок кулака ударил, словно молот, по тонкому белому носу. Послышался ужасный треск костей и бледное лицо дернулось в сторону, разбрызгивая кровь.

Гость не издал ни звука.

— Матерь Божья! — прошептал негр.

— Давай же, черный сукин сын!

— Ладно, парень, тебе виднее.

Он продолжал бить, с почти хирургической точностью выверяя удары: попеременные короткие удары слева и справа, так, что человек на ящике только валился из стороны в сторону и не разу не упал на пол. Только раз его подвел расчет: он двинул клиента в челюсть длинным крюком правой и не уравновесил его левой. Человека снесло с ящика и он тяжело рухнул на пол. Негр нагнулся, поднял его, словно мешок с тряпьем, и усадил обратно.

— Как дела, парень?

Человек что-то бормотал, но слова превращались в кровавое бульканье. Негр глубоко вздохнул и нанес удар снизу. Вымокший в крови кожаный кулак хлопнул, словно мокрым полотенцем. Затем он отступил, сидящая фигура сложилась вдвое и нырнула, чтобы распластаться у его ног.

— Этого хватит, парень?

Негр тяжело дышал. Ручьи пота бежали по телу. Мокрая рубашка плотно обтянула торс. Он весил 283 фунта, и мускулы занимали не весь объем.

— Продолжай…дерьмо…

Негр вздохнул.

— Две сотни есть две сотни. Так получи на все.

Он пнул скорчившуюся фигуру в ребра и стал пинать снова и снова. Это был вызов: его ботинки против костей этого типа. Он пинал, чтобы выиграть.

Визг пронизал пакгауз, рванув по нервам, как удар током. Негр отступил от извивающегося скорченного существа на полу и стащил промокшие насквозь перчатки.

— Деньги отработаны до последнего цента.

Он со вздохом нагнулся, поднял своего клиента и потащил к двери.

— Великолепно, — ворчал негр, оттаскивая кровавый мешок на середину улицы. — Ты должен быть доволен, ублюдок.

Газетчики всегда с сожалением расставались с источником информации, который живо интересовал публику, но начинал дышать на ладан. А этот источник был весьма перспективным с того момента, когда репортеры, присматривающие за больницей, передали первое сообщение. Броские фразы торопливо размещались в отделах происшествий:

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ — СКОРПИОН? ОН СОВЕРШИЛ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИЛИ НЕ ОН? ПОЛИЦИЯ В ЭТОМ УБЕЖДЕНА? КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК? ОН НЕ НАЗЫВАЕТ СВОЕГО ИМЕНИ. КТО ЭТОТ БЕЗЫМЯННЫЙ ОТЩЕПЕНЕЦ? В КАРТОТЕКАХ НЕТ ОТПЕЧАТКОВ, ЗАЯВЛЯЕТ ПОЛИЦИЯ. А УИЛЬЯМ Т. РОТКО ПОДТВЕРДИЛ, ЧТО ТЩАТЕЛЬНЫЙ ПОИСК ФБР НЕ ОБНАРУЖИЛ ОТПЕЧАТКОВ. МАТЕРИАЛОВ ДЛЯ ОБВИНЕНИЯ НЕТ, ОБЪЯВИЛ РОТКО И ПРЕДЛОЖИЛ ПОЛИЦИИ РАБОТАТЬ ЛУЧШЕ. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ДЕЙСТВИЙ ПОЛИЦИИ ВЫНУДИЛИ СЕНАТОРА ЭЛВИНА…

— Плотнее займись этим, Берт, — посоветовал редактор городской хроники газеты "Пост адвокат" лучшему своему репортеру. — Люди со "скорой помощи", его подобравшие, говорят, что он бормотал о копе, который его избил. Тут пахнет жареным. Выясни, что и как…

Утреннее солнце заливало коридор через высокие окна. Солнце и переносные софиты, которые телевизионщики держали наготове, заживо поджаривали каждого, кто теснился в узком пространстве между лифтом и кабинетом Денниса Дж. Купера, доктора медицины, директора больницы. Доктор Купер вышел из кабинета и зажмурился в ярком свете софитов и солнца, словно сова.

— В настоящее время мне нечего вам сообщить.

— Пожалуйста, доктор! Только один вопрос. Можете вы подтвердить, что человек был избит?

— У него множественные повреждения лица. Шесть ребер сломаны, два — в нескольких местах. Я могу только сказать, что он сильно травмирован. Но как или кем, утверждать не могу.

— Не можете ли вы разрешить прессе с ним побеседовать?

— Нет, не сейчас. Челюсти повреждены. Нет. Я не могу разрешить ему ни с кем говорить.

— Когда мы сможем это сделать?

— Сожалею, джентльмены. Я занятой человек. И сейчас не желаю делать никаких заявлений. Разрешите пройти. Пожалуйста, разрешите пройти.

— Держись наготове, Берт. Сиди под дверью. Что-то тут есть. Чем-то здесь пахнет.

Газетчики ждали до полудня, пока им разрешили провести короткое интервью с жертвой. Причем на выборной основе: один телевизионщик с камерой и один газетный репортер, который доложит всем о результатах.

Человек был забинтован с ног до головы. Те части лица, которые газетчик смог увидеть, распухли и выглядели кошмарно. Отекшие губы были цвета вспоротой печени. Двигались они с огромным трудом. Репортер присел на кровать бок о бок с пострадавшим. Телевизионщик с камерой — около двери, чтобы человек и репортер поместились в кадре. Оба вели себя тишайше, благоговея, как при отдании последних почестей.

— Ходит слух, что вы обвиняете полицию Сан Франциско в преследовании и жестокости. Это соответствует действительности, сэр?

Человек медленно задвигал губами. Его речь была смазана и неразборчива.

— Я клянусь… Что это правда. Бог мне судья.

— Но зачем им так поступать? Для чего?

— Я не знаю… Мне пытались приписать… дело Дикон. А теперь пытаются меня убить… Коп… преследует меня везде… выслеживает… бьет меня.

— Вы видели, кто это делал?

— Да… Встретил меня… в кино… на Стоктоне… Велел встретится с ним позже… В пакгаузе… Мол, очень важно.

— И вы пошли?

— Да сдуру вот доверился…

— И кто этот человек?

— Детектив… Отдел убийств… Здоровенный парень по фамилии Кэллаген.

В городской больнице Сан Франциско в тот солнечный день находился ещё один человек, судьба которого газетчиков не интересовала. Чико Гонсалес. Его длинное мускулистое тело в хорошей форме. В тенниске и спортивных шортах он стоял в физиотерапевтическом кабинете, изо всех сил пытаясь поднять левую руку выше собственного носа. Это пока не удавалось, но он уже был близок к успеху.

— Это было неплохо, Чико. Просто замечательно, — говорила терапевт молоденькая, хорошенькая негритяночка, двигавшаяся с легкой грацией теннисистки.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поработали, сжимая резиновый мяч, минут пятнадцать, и затем полчаса в бассейне. Хорошо?

— Ладно, — хмуро буркнул Чико. — Как скажете.

Норма Гонсалес, бойкая блондинка на восьмом месяце беременности, сидела в дальнем углу уютной светлой комнаты, вязала детский свитер и болтала с Гарри Кэллагеном.

— Он очень быстро поправляется, — лгал Гарри.

— Он мог бы посильней стараться… Ведь он всегда был таким активным.

— Это требует времени.

— Он слишком терпелив, я полагаю.

Она на миг нагнулась над своим вязанием, а затем ровно и спокойно сказала:

— Он собирается уйти в отставку.

— Скажите ему, чтоб он спал спокойно и не волновался по этому поводу. Он хороший человек, и я люблю его.

Она взглянула снизу вверх на Гарри, лицо её было печальным.

— Я тоже, мистер Кэллаген. Это моя вина, что он увольняется. Я думала, что смогу с этим смириться, но не смогла.

— Не переживайте.

Она резко покачала головой.

— Нет. Нужно что-то особое, чтобы быть женой полицейского. У меня этого нет. Я бы хотела, чтобы он нашел спокойную интеллигентную работу. Я не могу смотреть, как он уходит из дому, и каждый день переживать и сомневаться: увижу ли я его опять — живым. Не знаю… Может, я не права? И только я так думаю? Это не сводило с ума вашу жену?

— Когда-то сводило.

— Вы имеете в виду, что она привыкла?

— Она погибла в автокатастрофе, прежде чем смогла решить, что и как. Мы были женаты очень недолго.

Она взглянула на него, затем опустила глаза на клубок пыльной голубой шерсти, лежавший на коленях.

— Я очень сожалею.

— Ничего. Все нормально. Это было очень, очень давно.

Он покосился на часы.

— Ладно, мне пора. Скажите Чико от меня, что он поступает правильно. Я его ни в чем не виню. Это жизнь.

Она облегченно и благодарно улыбнулась.

— А почему вы остаетесь служить, мистер Кэллаген?

Гарри покачал головой.

— Не знаю. Я действительно не знаю.

Вечерний выпуск газет и четырехчасовые телевизионные новости совпали по времени. В мэрии они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Поднялась суета. Телефоны звонили беспрерывно. Когда разразилась эта буря, Гарри Кэллаген и Френк Ди Джорджо делили в буфете сэндвич с арахисовым маслом. Скрипучий голос по внутренней связи потребовал Гарри явиться к шефу.

В кабинете было душно, и Гарри расстегнул пальто, прежде чем сесть. Шеф принялся критически его разглядывать, в его бледно-голубых глазах светилось непреклонность и жесткость.

— Чем вы занимаетесь в свободное время, Гарри?

Гарри, не дрогнув, встретил суровый взгляд шефа.

— Следил за подозреваемым по делу Дикон.

— Бывшим подозреваемым, Гарри.

— Ладно, я следил за бывшим подозреваемым по делу Дикон.

— Знаешь, что случилось с ним прошлым вечером?

— Слышал, его кто-то избил.

— Он обвиняет тебя.

— Пусть он обвиняет кого угодно, но я его даже пальцем не тронул.

— Ты его видел прошлым вечером? Он тебя видел?

— Да. Он меня видел. Я потерял его в кинотеатре порнографических фильмов в Стоктоне. Кассир заявила, что видела, как он выходил и остановил такси. Я в этот момент входил в зал.

Шеф постучал карандашом по столу.

— Это правда, Гарри. Он взял такси до Кэтти Бейсон и Берри стрит. Согласно сообщениям газет, таксист вспомнил: пассажир рассказал ему, что едет на встречу с полицейским по фамилии Кэллаген. Ты встречался с ним, Гарри?

— Нет. Я же говорил, что он от меня ускользнул.

Карандаш продолжал выбивать мерную дробь.

— Начальство в бешенстве… и мэр тоже.

— Они что, действительно верят, что я избил парня?

— Нет… Я не думаю, что они в это верят. Но пресса разыгрывает свою партию, и в спектакль вовлечено множество политических сил. Ты же знаешь, до выборов осталось два месяца. Что действительно волнует окружного прокурора, так это шумиха о нарушении прав личности. Ты преследовал парня и не можешь этого отрицать.

— Даже не пытаюсь.

— Бреслер это одобрял?

— Я не спрашиваю у лейтенанта, что мне делать в свободное время.

Шеф сжал губы и покачался в кресле.

— Я так и думал. Просто Гарри Кэллаген проворачивает свои маленькие делишки.

— Хотите забрать мою звезду?

— Нет. Едва ли это пойдет на пользу. Все что я хочу, положить этому конец и запретить надзор над невинным человеком.

Гарри фыркнул.

— Это как раз то, чего он добивался.

Шеф повернулся к столу и швырнул карандаш на блокнот.

— Что тебя заставляет так думать?

— Причина в том, что он снова собирается совершить убийство. Я это чувствую. Он напряжен, как сжатая пружина. Он собирается убить снова. Единственный вопрос: кого, где… и как.