Грязь

Джек и Эдди

Их вторая встреча напоминала первую. Они опять занимались любовью, но их любовь опять оставалась каким-то суррогатом. Эйхорд поймал себя на мысли, что недоволен, но какого черта? Ему нравилась эта женщина, к чему Джек никак не мог привыкнуть. За эти годы его любовный пыл заметно поостыл, и он привык воспринимать себя как видавшего виды мужчину средних лет. Не хватало ему на старости лет стать эдаким мартовским котом. Господи, неужели я влюбился в эту немолодую, в общем-то, женщину? В старушку, как он называл про себя Эдди, глядя на ее улыбку в мелких морщинках вокруг губ, на ее руки, которые хранили следы постоянной работы в воде. Он подшучивал над собой, а временами думал о себе с пренебрежением.

Эйхорд заставил себя поразмышлять о взрослении, старении и собственном несовершенстве. Думай о морщинах и не позволяй себе увлечься ее длинными густыми шелковистыми волосами, ее великолепными, просто потрясающими глазами или ногами, ради которых можно пойти на любое безрассудство! Не смотри на всю эту чепуху! Не замечай, ради всего святого, этот рот! Нет. Поддаться соблазну было бы серьезной ошибкой. Не надо увлекаться, если ты хочешь переболеть этим и выздороветь. Стряхни с себя эту субботнюю ночную лихорадку, старичок!

Он ограничился только ее руками. Все, что он мог себе позволить, — это подержать ее за руки, сдерживаясь, чтобы не целовать длинные тонкие пальцы прекрасной, так волнующей его женщины. Женщины, которая стойко несет не себе груз домашних забот. Этими руками она моет посуду и сейчас этими же руками делает то, к чему он не был приучен.

Эйхорд не считал себя монахом. Совсем нет. Но те женщины, с которыми он встречался раньше, были другого плана. Он привык к тому, что они хотели его и не скрывали этого. «Я тебя хочу» или «Я хочу почувствовать тебя в себе» — существовали разные вариации на эту тему. Эдди не стремилась к этому, считая, что пока еще слишком рано. Он пытался понять ее. Электричество пронизывало их — ток довольно высокого напряжения, и тем не менее ей все-таки удавалось контролировать ситуацию, держа себя и его в руках.

Конечно же, Эдди не находила в их действиях ничего предосудительного, а тем более неприятного. Напротив. Мысль о занятии сексом с этим мужчиной повергала ее в восторг. Она была подобна человеку, который любит поесть и ждет с нетерпением еще одного куска бананового пирога. Однако существовало нечто такое, что она и сама до конца не могла объяснить. Заниматься этим с ним, ее новым любовником и новым другом, сразу же после знакомства было чем-то вроде ступени к последней стадии интимности. Она сомневалась. Но, несмотря на свои сомнения, страстно хотела этого и чувствовала, что он тоже хочет. Ей необходимо было укрепить их отношения, которые развивались зигзагообразно, вспыхивая маленькими огоньками, горячими электрическими импульсами желания и взаимного внимания. И все это приближало другое время.

Эдди знала, как надо вести себя с мужчинами, и интуитивно чувствовала, что сейчас должна немного выждать, прежде чем отдаться ему полностью. Она поняла, что этот человек поможет им выжить. Знала, что он хочет ее всю. И чувствовала, что Эйхорд ничего не будет делать поспешно, чтобы не потерять то, что они уже обрели оба и что еще смогут найти. Он никогда ничего категорично не требовал. Она убедилась в этом и поэтому могла позволить себе расслабиться, что облегчило путь через барьеры, которые пока разделяли их.

Ей хотелось нравиться ему и внешне, но, увы, она была вдовой, и ее старые чулки плохо сидели на ней, несмотря на то, что она отрезала у них ступни и приклеила к телу вазелином.

На следующий вечер они опять были вместе, и Эдди возбудила его своим животом — но все это было не то! К концу недели она пошла в торговый центр и купила пачку нейлоновых чулок. В новых чулках она выглядела великолепно.

Для Джека их встречи многое значили. Он понимал, что не надо торопить события, — она ведь недавно потеряла мужа. Он знал, что у Эдди не было бисексуальных наклонностей. Она любила себя, как все мы себя любим, кроме того, он чувствовал, что связь с мужчиной для нее значила немало.

Эйхорд убедился, что Эдди не лесбиянка, не монашка и не фригидна. Он поддразнивал ее тем, что она напоминает ему трисексуальную Эрму Бомбек, которая обычно усиливала его чувства, потому что обладала какой-то странной сексуальной сверхъестественностью, — результат слишком частого просмотра программ Донахью. Эдди была многозначна, всенаправлена, несмотря на очевидное нежелание получить удовольствие с Джеком нормальным путем. Она излучала мощные сигналы желания, которые кончались его онанизмом или нормальным оргазмом.

— Теперь ты знаешь меня, — говорил он Эдди полушутя. — Я совратил тебя, но по-дружески.

Джек очень хотел, чтобы эта женщина его поцеловала. Он постоянно уверял себя, что огонь внутри нее разгорается. Потом с некоторой долей вины понял, что он просто болван, готовый думать, что любая женщина такого типа, если она не нимфоманка и не фригидна, непременно должна быть королевой секса с планеты Уран.

Эйхорд задумался над значением всего происходящего, и семенная жидкость одинокого мужчины потекла по его ноге. Он ощущал себя падающим в яму с высокой скользкой стены. Это его беспокоило. Но не настолько, чтобы он мог остановиться в своих отношениях с Эдди, хотя чувство вины его несколько сдерживало.

Сейчас он направлялся на север от Чикаго. Девять часов скучной бумажной волокиты позади. Работа, странная новая любовь, материалы по серии убийств… — все это разом свалилось на него. Увидев огромное поле, с которого уже убрали урожай, Джек бесцельно побрел по тропинке вдоль межи, вдыхая воздух всем объемом легких.

Он затратил минут десять, чтобы добраться до конца поля, но не спешил. Ему хотелось немного подумать, проветрить свои мозги. Он никогда раньше не переживал так много в одно и то же время. Он знал, что должен выследить этого маньяка-убийцу. Это был один уровень его размышлений. А на другом уровне Джек не мог не думать об Эдди. Что за женщина! Он просто по уши влюбился в нее!

Он почувствовал себя лучше и вернулся к машине. Что-то заставило его забеспокоиться. Что-то, просигналившее красным флажком в его подсознании: эй, посмотри туда! Это был незаметный предмет — небольшой куст, росший на поле, точнее, небольшой клочок бумаги, сгоревшей дотла, зацепившийся за ветки куста. Он был черным, размером примерно с мячик, странной, неправильной формы, что и привлекло внимание Джека.

Что же это напоминает?

Эйхорд уже уселся на сиденье и вставил ключ зажигания, как вдруг его осенило и он покрылся холодным потом. Очертание пепла имело контуры человеческого сердца. Он вспомнил буддиста из Сайгона, решившегося на самосожжение, пепел сгоревшего сердца размером с бейсбольный мяч, черный символ жестокости и несправедливости. И это слово крутилось в его голове — самосожжение.

В ту ночь они наконец обрели друг друга. И это была первая ночь их настоящей любви. Сначала все было как всегда. Джек обнимал Эдди и ощущал ее родное тело. Он положил ее на спину, не переставая целовать, погрузил свои пальцы в ее роскошные волосы и вдруг ощутил, что она впервые прильнула к его груди. И вместо того чтобы перевернуть его на спину как обычно, все сильнее прижимала Джека к себе. И прежде чем он понял, что происходит, он уже вошел в нее. Они впервые стали любовниками. Это было, как пожар, который угрожал их спалить.

Огонь, целый факел, запылал в их сердцах. Эйхорд попробовал поцеловать ее, а она его, поцеловать по-настоящему, и получилось так, будто они целуются впервые. Все было впервые. Они старались слиться друг с другом, их движения усиливались, их губы соединялись, а огонь разгорался все жарче — настоящий сноп огня! Он обжигал их, и они кричали от страсти. Он кончил. Это произошло так быстро, или ей так показалось, но, когда он кончил, она все продолжала стонать: «О нет, о-о, пожалуйста!» Она крепко обняла его и снова начала двигаться, тихонько всхлипывая, издавая животные звуки. И опять все началось сначала. Она вспотела, и он слышал ее страстный шепот: «О Господи, этот огонь такой жаркий!»

Джек понял, что совершенно выдохся. Он не мог даже пошевелиться — из него высосали все соки. Никогда такого не случалось в истории его любви — никогда. Ни с кем, нигде, никогда. Он был опустошен. В сладкой агонии он легко перевернулся и взглянул на нее: теперь она смотрелась как-то по-другому. Он будто увидел ее впервые. Он смотрел на ее тело. Господи, подумал он, во мне ты не будешь сомневаться! Нет, Господи! Потому что ты сотворил деревья и цветы, ручьи и радуги, ты поработал и над ней, позволь мне тебе сказать. Боже! И кого ты создал — что за женщина!

Это было чем-то вроде молитвы, которую он придумал, взирая на это лежащее под ним чудо. Господи, все, кто испытал это, не могут быть плохими. Что за женщина! Он впервые увидел эти ноги, сияющую выпуклость живота, чудотворно слепленные груди, совершенную шею. Она перевернулась на живот и вздохнула, и Эйхорд увидел прекрасную попу — лучшую из тех, что когда-либо видел… Он ощутил себя завоевателем.

Джек заговорил, пытаясь облечь в слова свои чувства, его голос ломался:

— Знаешь?

— Что?

— У тебя прекрасный — о да! — самый прекрасный задик на свете. Ты знаешь об этом?

— Я рада, что ты так считаешь, — прошептала она в ответ. — Я никогда об этом не думала.

— Это значит, что мужчины никогда не говорили тебе, что у тебя сказочная попа, — сказал он.

— Нет, не говорили. Но, скажу по правде, я догадывалась, что у меня с этим все в порядке. Разве нет? — поддразнила она.

— Угу. Нормальная попа, ты как думаешь?

— Да, нормальная. Ничего особенного. Ничего такого, чем можно восхищаться. Просто нормальная.

Она улыбнулась.

— Если это так, — продолжал он сипло, — то и в «Эльдорадо» тоже было все нормально. Я имею в виду классический Зал Славы.

— О сэр, вы ввели меня в краску, — прошептала она, все еще лежа на животе.

— Да. Я определенно это заметил. Я знаю, где нам надо сегодня пообедать, красавица, — сказал он.

— Где?

— Ну-у-у… — ответил он, переворачивая Эдди опять на спину. И все началось заново. Она произносила те горячие слова, которые сводили его с ума. И вновь огонь в них стал разгораться. Угольки выдали обжигающее пламя. И он начал двигаться, углубляясь в нее. Они стали мокрыми от пота и потока любви в диком белом горячечном порыве.

В это трудно было поверить. Он опять не мог пошевельнуться, хотя теперь не чувствовал, что из него выжаты все соки. Но он был опустошен, обескровлен, мертв и погребен; Эдди гладила его плоть. Джек чувствовал, что она улыбается. Он рассмеялся, и они обняли друг друга.

Юмор как-то не вязался с этой обстановкой. И они вдруг почувствовали какую-то вину, неестественность происходящего, неловкость, упадок сил. Они перестали обниматься и только смотрели друг на друга, остужая свои тела, прилипшие к простыне. Неожиданно Джек уловил какое-то слабое движение. Он положил руку на ее набухшие соски, и, еще не осознав это, они опять погрузились в кружащий голову, опьяняющий жар любви. Они двигались размеренно, скрипели пружины кровати. Он помогал руками ее движениям в темноте, обнаруживая потаенные сокровища в руинах огня, и потом она взорвалась, как вулкан, обливая его расплавленной лавой, обжигая скатывающимся с поясницы потом. Он застонал от удовольствия.