Гуру глазами ученика

ЖУРНАЛИСТ ИЗ ЧИКАГО

В деревне, в нескольких милях от нашего ашрама, в средней школе преподавал молодой пандит по имени Бишма Рей. Иногда по субботним дням он приводил в наш уединённый приют нескольких своих учеников, потому что гуру нравилось слушать, как они отвечают свои уроки. Наш учитель по обыкновению сидел в тени развалин арки, а мальчики, которым было от 10 до 14 лет, стояли перед ним и отвечали на разные вопросы по истории, географии и математике.

В одну из суббот пандит Рей принёс с собой большую свёрнутую в трубку карту на клеёнке; её повесили на низенькой стене рядом с аркой, и ученики пятого класса в ответ на заданные вопросы показывали, где находятся разные города и страны. Это доставляло особое удовольствие нашему гуру; он улыбался и одобрительно кивал головой всякий раз, когда кто-нибудь из мальчиков правильно показывал какое-нибудь место на карте.

Это было похоже на игру. Один из младших мальчиков, одетый в полосатую рубашку из миткаля, особенно быстро отвечал на вопросы. «А где, сын мой, — улыбаясь, спрашивал гуру, — находится Чикаго?» Я помню, как этот малыш вскакивал на ноги, кланялся гуру и своему преподавателю и, подбежав к карте, прижимал маленький пальчик к нужной точке. Гуру сиял: «Очень хорошо, в самом деле очень хорошо, и раз уж ты так точно всё знаешь, я думаю, тебе лучше пробежать с полмили по дороге и встретить американского джентльмена из Чикаго, который заблудился, пытаясь отыскать ашрам».

Парнишка умчался с такой скоростью, какую только могли развить его короткие толстые ножки; остальные мальчики, видя, как явно счастлив гуру, решили, что и им тоже позволительно улыбнуться.

Затем наш гуру заговорил об этом американце с пандитом Реем: «Он идёт к нам с рекомендательным письмом от редактора калькуттской газеты «Forward»[22]. Очень хорошая газета, я читаю её иногда, когда у меня бывает свободное время. Этого американца в его стране называют журналистом, и он может оказаться очень интересным человеком».

Гуру повернулся к маленьким мальчикам: «Ну, детки мои, не вздумайте потешаться над нашим другом-журналистом или устраивать ему какие-нибудь каверзы, потому что он считает себя очень важной персоной». С десяти маленьких физиономий тотчас же исчезли всякие следы улыбок, и мальчишки тихо уселись в ряд, как древние йоги, а их учитель, пандит Рей, одобрительно кивнул им. Потом наш гуру повернулся ко мне и сказал: «Наду, сын мой, принеси мой гребень и выходную жёлтую одежду; я должен выглядеть как можно лучше, потому что собираюсь фотографироваться».

Я поспешил принести учителю то, что он просил, но все мы были весьма удивлены и взволнованы, ведь гуру никогда не позволял себя фотографировать.

Учитель любезно разрешил мне расчесать и заплести его волосы, и я как раз заканчивал несколько длинных кос, когда на узкой тропинке, ведущей к ашраму, появился американский журналист. Малыш Бабу в своей полосатой миткалевой рубашке торжественно шествовал впереди, неся перед собой обеими руками шляпу американца так, словно это была корона империи. Гуру взглянул на эту картину поверх очков в золотой оправе, но выражение его лица не изменилось.

В одной руке американский господин нёс небольшой несессер, а в другой — портативную пишущую машинку. Вокруг его шеи были перекинуты несколько ремешков, на которых висели фотокамеры и ещё какие-то маленькие футляры. Он был низкого роста, полный, почти лысый, а лицо было таким загорелым, как будто он проводил много времени на открытом воздухе. У него был проницательный взгляд; быстро оглядевшись, он направился прямиком к гуру. Шагах в десяти от нашего учителя он остановился и, сложив свои вещи, сунул руку во внутренний карман пиджака, чтобы достать рекомендательное письмо.

И в это время гуру заговорил: «Приветствую вас в ашраме Кайласвасту, г-н Миллер; не утруждайте себя поисками рекомендательного письма, вы оставили его в ящике комода в Калькутте. Это письмо от моего дорогого друга Субрахманьи Даса из калькуттской «Forward», и в нём содержится просьба оказать вам всяческую помощь, какую я только смогу, в подготовке книги, которую вы пишете о святых людях Индии. Надеюсь, мы сможем сделать так, чтобы вам было удобно в нашей скромной обстановке».

Он повернулся к мальчугану, всё ещё державшему шляпу: «Бабу, сын мой, покажи господину Миллеру на карте Чикаго. Очень хорошо, а теперь вопрос потруднее: ты можешь найти Питтсбург? Посмотрите, господин Миллер, палец Бабу как раз указывает место вашего рождения».

Господин Миллер был явно озадачен. Позже гуру сказал мне, что американских журналистов, представляющих собой весьма своеобразных людей, всегда надо сбивать с толку. Однако очень скоро господин Миллер уже чувствовал себя вполне непринуждённо. Мы отвели ему лучшую комнату, и я представил его многим ученикам и пандиту Рею.

Я заметил, что американский журналист всё время с некоторым беспокойством поглядывает на послеполуденное солнце, и мне пришло в голову, что он хочет сфотографировать гуру в первый же день. Так как учитель заранее дал своё согласие, то я помогал устанавливать штатив и налаживать фотокамеру. Гуру велел мне принести две священные реликвии и небольшое изображение Кришны, которые я положил на землю рядом с учителем во время фотографирования.

Г-н Миллер знал своё дело, и гуру был в высшей степени любезен, но когда позднее в Калькутте проявили фотоплёнки, на них были видны только реликвии, остальная часть фотографий оказалась совершенно пустой.

Впоследствии в разговоре со мной учитель заметил, что спорить с американским журналистом было бы невежливо, поэтому гуру позаботился о решении проблемы по-своему.