– Ребята! Что это вы! Застряли! Все – к Сашке! – Вера влетает под крышу к Нестору с Герой.
Ее дыхания хватает только на короткие словесные перебежки. Запыхалась. На бледном лице, которое совсем теряется, если надеть что-нибудь яркое (Вера таких ошибок не совершает), выступает легкий, невульгарный румянец. Пастельные краски заиграли, как от света восходящего солнца. Если б голос не звучал так громко, приказно, то вспомнились бы женщины Борисова-Мусатова. Но в пластике Веры нет и капли того отрешенного спокойствия, которое разлито в его картинах.
– Я в уборную, а вы спускайтесь! Нас ждут! – выкрикивает она уже из ванной, неплотно прикрыв за собой тонкую, звукопроницаемую дверь. – Сашка тут совсем рядом поселился. Оформляет хоромы… кого-то из ваших нуворишей!
Гера краснеет, когда начинает журчать сильная, нетерпеливая струя. Громко кашляет и – в коридор.
А Нестор медлит. Хм, бесстыдство в ней осталось… Интересно…
Спускаются медленно, гуськом.
Старший – позади, вспоминая намеченные звонки и сравнивая их более-менее предсказуемый результат с непредсказуемым богемным времяпрепровождением.
Младший забегает вперед. Он ничего не оценивает – он чувствует, что хочет быть там, где Нестор. Столько, сколько получится.
Внизу, в просторном фойе, уже притушен свет. Полутьма недвусмысленно намекает, что пора и честь знать. Пора освободить помещение.
Образовался неприкаянный беспорядок. Люди стоят кучками и поодиночке – как посуда на большом столе после попойки. Вяловато гудят, устало посматривают по сторонам.
И вдруг из темного жерла, за которым остались картины и объекты, выскакивает растрепанный бледный блондин, втискивается между Нестором и Герой, не задев ни того ни другого, и хрипло, но внятно произносит, как будто констатирует:
– Убийца.
Всем слышно.
Намечается немая сцена.
– Нестик, кто этот сумасшедший?! – орет Вера, перепрыгивая через две ступеньки. Третью не заметила.
Кожаная подошва ее туфли по инерции скользит вниз, и художница рухнула бы носом в пол, если б не Нестор. Он как раз отвернулся, чтобы не стоять на линии огня, который рвется из глаз Василия, и поэтому успевает подхватить нетяжелое падающее тело.
Все ахают, окружают потерпевшую и ее спасителя. Одно событие вытесняет, уничтожает другое. Закон жизни.
Кто и почему обозвал Нестора страшным словом – гадать не стали.
Никто даже и не заметил, как Василий выбрался из людской кучи на загазованную Сретенку.