Гусёнок-Заплаткин

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ

Кузьмич ушел, а я остался лежать на столе. Обеденный перерыв мне пришелся по душе. Еще бы! Никто тебя не трогает, не клеет, не растягивает, не надувает, не выпускает из тебя воздух, ты спокойно лежишь на столе и ничего не делаешь.

Все было бы хорошо, если бы не жар, который я почувствовал спустя некоторое время.

Мой левый бок жгло все сильнее и сильнее, а я лежал и терпел.

Я терпел до тех пор, пока не кончился обеденный перерыв. Когда Кузьма Кузьмич, напевая хрипловатым голосом свою любимую песню, вернулся, в комнате уже начало попахивать жженой резиной.

Перестав петь, Кузьмич потянул носом, охнул, схватил меня за лапы и опустил в воду, бормоча:

— Ах ты, оказия какая! Забыл выключить… — Он сказал что-то еще, но я не расслышал.

Высушив меня, Кузьма Кузьмич первым делом закрасил опаленный бок, в котором я все еще продолжал чувствовать легкое жжение и боль.

— Все гусь, были бы перья… — сказал Кузьмич мрачно.

Это была последняя поговорка, которую я услышал от него. Очевидно, он сильно расстроился, потому что перестал напевать, и раскрашивал меня молча, то и дело вздыхая.