Гуситское революционное движение

Глава шестая Гуситское революционное движение — источник народных революционных традиций

Гуситское революционное движение послужило образцом и примером для трудящихся нашей страны, вдохновляло их в их вековой борьбе с эксплуататорами. В течение столетий красная чаша гуситских революционных знамен звала эксплуатируемых на борьбу. Красной нитью проходят через историю Чехии гуситские традиции, в которых черпали силу прогрессивные элементы и которые вызывали бешеную ярость реакционеров.

Чешские горожане XV века не забывали о национальных, патриотических принципах гуситства. Напоминанием о героизме гуситов звучало «Письмо старых чехов, подлинно любящих истину христову и чешский язык и их защищающих»[215]. Этот документ был написан в 1469 году, когда на Чехию снова нахлынули крестоносные армии и когда чешский народ под руководством Иржи Падебрада оборонялся от захватчиков-крестоносцев и нового («Зеленогорского») панского объединения. «В те годы, — говорится в «Письме», — вторгся в Чехию жестокий враг истины христовой, император Сигизмунд, тот, кто держал в своей мощной руке все соседние страны. И вел он бесчисленное войско, конное и пешее, он уповал на свою мощь и не сомневался в победе; тогда горсточка верных чехов со славной памяти братом Жижкой, безоружных и нагих, одетых только верой христовой и усиленных небесной помощью и святой кровью христовой, прогнала эти многочисленные войска и нанесла им поражение… О превосходный народ чешский, о доблестный чешский народ, о народ воинственный, не теряй же напрасно — так легко и так беззаботно — великие дары божьи, но поднимись вместе с нами, помоги нам защищать и отстаивать истину христову!»[216] Этот пламенный манифест, поднимавший чешский народ на отечественную войну против крестоносцев, основывается непосредственно на гуситских традициях. Пример гуситских «божьих бойцов» укреплял боевой дух чешского народа, придавал ему мужество.

С этим революционным пониманием гуситской традиции в XV веке не имеет ничего общего культ гуситства в официальной утраквистской церкви, старавшейся лишить гуситскую традицию ее революционного содержания. С той же точки зрения, то есть расценивая гуситство только как движение религиозно-реформационное, подходила к гуситской традиции протестантская церковь XVI века. Это была совершенно сознательная попытка извратить революционный смысл гуситской традиции.

Свою связь с гуситским революционным движением признала с самого своего возникновения и община «чешских братьев», куда входили представители крестьянства, проявлявшие таким образом свою тайную ненависть к феодальному порядку. Ян Благослав и Ян Амос Коменский, выдающиеся представители общины, с неизменной симпатией отзываются о выдающихся деятелях гуситского революционного движения, и притом не только о Яне Гусе, но и о самых революционных проповедниках-хилиастах. У Коменского, в его «Истории тяжелых обид, нанесенных чешской церкви»[217], мы в числе мучеников находим имя Мартина Гуски; а Тума Пржелоучский вспоминает о «клокотских мучениках». И то, что при самом своем возникновении община «чешских братьев» под покровом еретических воззрений таила идеи классовой борьбы, свидетельствует рассказ, содержащийся в «Истории» Благослава. Несколько человек, вышедших из общины, послали письмо королю Владиславу Ягеллончику (1471–1516 годы), заявив, будто бы «чешские братья» часто говорят о мести, то есть среди них растет возмущение против властей. Король ответил на это: «Уж не хотят ли они следовать примеру Жижки [буквально «жижковать». — Ред.]; мы обратим на это внимание и не допустим этого»[218], после чего он отдал приказ беспощадно преследовать братьев. На основании этого приказа пан Швамберк сжег в Боре шесть приверженцев общины. Характерно, что король прямо связывает попытку «чешских братьев» развязать войну против феодалов с движением гуситов. «Жижковать» — значило подобно народным революционным борцам с оружием в руках идти на борьбу против угнетателей.

В тот период, когда начиналась новая страница трагической истории Чехии, накануне Белой Горы[219], пример гуситов указывал чешскому народу путь вперед, укреплял его и побуждал к борьбе. Народная песня «Поднимайтесь, чехи, поднимайтесь», относящаяся к началу XVII века, вновь заставляет вспоминать о светлых днях истории Чехии:

Но напрасно песня била тревогу, напрасно кляла иезуитов, появление которых в Чехии знаменовало усиление феодальной реакции. Кормчие чешской политики, паны, думали только о том, как набить карманы, нисколько не заботясь об интересах чешского народа, который они презирали. Они могли привести Чехию только к Белой Горе. Победители при Белой Горе во главе с Фердинандом II начали поход против чешского народа, против всего, что только напоминало о революционном движении. Они боялись этого движения, которое могло бы подорвать установленный в Чехии режим угнетения (усиленный теми конфискациями имений чешского дворянства, которые осуществили завоеватели). Иезуиты — это орудие габсбургской реакции — взяли на себя задачу уничтожить в чешском народе всякое воспоминание о гуситском революционном движении. Уже в 1623 году было дано распоряжение разрушить каменное надгробие над могилой Яна Жижки в Чаславе. Иезуиты слагали насмешливые песни о гуситах и главным образом об их вожде.

Костры, на которых сжигали чешские книги (во время сожжения и пелись песни, подобные приведенной выше), свидетельствуют о неистребимом страхе реакции перед революционными традициями народа. Феодалы понимали, что пока в народе живы гуситские революционные традиции, его нельзя поработить. Вот почему они яростно уничтожали все, что только напоминало о гуситах. Они сжигали гуситскую литературу, изображали Яна Гуса и Яна Жижку как злодеев и извергов. Но чешский трудовой народ не дал погибнуть гуситским революционным традициям. В течение XVI–XVIII веков крестьяне, следуя примеру гуситов, неоднократно с оружием в руках выступали против эксплуататоров. Уже в 1627 году, в период мощного крестьянского восстания в Коуржимском и Чаславском краях, священник Матоуш Улицкий призывал народ проснуться и идти в бой с панами «по-жижковски» — по примеру героев-гуситов. В середине XVIII века в народе было распространено произведение, называвшееся «Сельская беседа после окончания семилетней войны», где речь шла о гуситских революционных традициях, хотя гуситы в ней прямо и не назывались.

Влияние гуситов сказалось совершенно очевидно и во время большого крестьянского восстания 1775 года, когда крестьяне 21 июля 1775 года пришли на могилу Прокопа Великого у Липан, чтобы оттуда отправиться в бой против эксплуататоров. Подобно гуситам, восставшие крестьяне боролись против эксплуататоров за создание общественного строя, основанного на лучших более справедливых началах.

Деятели чешского возрождения конца XVIII — начала XIX веков совершенно недвусмысленно выступали в защиту гуситов. Хотя они прямо и не называли гуситское революционное движение своим образцом — этому препятствовала строгая меттерниховская цензура, — тем не менее они открыто проявляли свои симпатии к гуситам и особенно ценили их высокий патриотизм. Замечательно, что первым чешским стихотворением, появившимся из-под пера Ант. Яр. Пухмайера, была «Ода Яну Жижке из Троцнова». Пухмайер, совершенно в духе распространенной в период возрождения общей концепции гуситства, концепции национальной борьбы Чехии с Германией (ведь рассматриваемый период это период зарождения чешской буржуазии), прославлял Жижку-патриота:

Основной темой стихотворения Пухмайера является борьба Жижки с немцами:

Чешская буржуазия в период своего выхода на историческую арену придерживалась гуситских революционных традиций, этого испытанного оружия в борьбе против немецкого императорского двора и немецкой буржуазии. И в 1848 году гуситский боевой рог созывал народ на борьбу. Понятно, что революции, которая продолжила бы дело гуситов, хотели прежде всего радикальные демократы, представители мелкой буржуазии. Эмануэль Арнольд написал «Историю гуситов с особым очерком деятельности Яна Жижки» и вел среди крестьян революционную агитацию, читая в деревнях отдельные главы из своей книги. Уже само изложение событий гуситского движения вдохновляло крестьянство на борьбу! В предисловии к своей книге Э. Арнольд прямо говорит о значении революции: «Если облака, разбросанные по небу, собираются вместе, начинается буря; точно так же, если объединятся разбросанные и распыленные национальные силы, находящиеся под гнетом бесправия и насилия, вспыхивает восстание. Хотя его голос и грозен, оно благотворно по своим последствиям, — подобно тому как буря очищает воздух, так и восстание очищает человеческий разум, устраняет беспорядки и злоупотребления и низвергает ложных идолов, чтобы на алтаре патриотизма могли расцвести права, свобода и чистая, неоскверненная чужеземцами народность [курсив мой. — Й. М.]. Мы немного рассказали нашим соотечественникам о том времени, когда со всех сторон над чешской страной собирались тучи, пока не поднялась буря, и когда чешский народ, как бы проснувшись ото сна, протер глаза и увидел, что уже давно пора одернуть немецких захватчиков, которые перешли границу прав, предоставляемых гостеприимством, и вели себя в стране, как господа; что пора не медля ни минуты, освободиться от пут иноземного владычества и разорвать их, как рвет тенета раненый лев.

Насколько успешно действовал народ, покажет последующее изложение. Опыт показал, что в Чехии, как всегда и всюду, простой народ следует за даровитыми начальниками. Однако эти начальники дали только толчок движению, которое давно уже зародилось в народе и только проявилось под воздействием тех людей.

У нас есть мужи, известные всей нашей родине, но не понятые до сих пор, а часто и неправильно судимые. И сразу невольно вспоминаешь о Яне Жижке, неустрашимом вожде чешского народа, и о Прокопе Великом.

Пусть эта книга ободрит чехов, чтобы они отвратили сердце свое от иноземного, пусть она поможет Чехии стать на путь национального величия и мужества»[224].

Другой представитель радикальных демократов, Карел Сабина, также сознательно связал свою революционную деятельность с борьбой гуситов, назвав свой журнал, проникнутый идеями социализма, «Табором» (1848 год). На пражских баррикадах чешский народ бился с тем же врагом, против которого боролись когда-то гуситы, — против феодалов. В устах этих бойцов, сражавшихся на баррикадах, торжественно звучали строки «Песни свободы», написанной для революционного собрания «Согласие» молодым композитором Бедржихом Сметаной на слова И. Колара. Эта песня вновь воспевала героическую борьбу гуситов:

Так первое музыкальное произведение Сметаны было посвящено гуситам. Это новое доказательство того, какими примерами вдохновлялись бойцы пражских баррикад; в в гуситском революционном движении они черпали силы, выдающиеся деятели этого движения были для них образцом.

Совершенно естественно, что чешскому рабочему классу, самим ходом исторического развития призванному уничтожить эксплуатацию человека человеком, в период его борьбы против капитализма особенно дороги гуситские революционные традиции. Если буржуазия, оказавшись у власти, постепенно изменила свое, некогда восторженное отношение к гуситству, если буржуазная историография старалась лишить гуситское движение его революционного содержания, а следовательно, оклеветать и фальсифицировать его, то рабочий класс не забыл революционные традиции гуситов. Рабочие, как и все трудящиеся, с радостью приветствовали исторические романы А. Ирасека («Между течениями» и «Против всех»), где дано яркое изображение гуситских войн. Эти романы раскрыли широким народным массам значение гуситского революционного движения. Чем больше буржуазная историография клеветала на гуситов, тем чаще народ обращался к историческим романам Ирасека. Помогая народу правильно понять гуситство, Ирасек выполнял ту задачу, которую должна была бы выполнить историография.

Но и непосредственно — устами своих прямых представителей — пролетариат сказал решающее слово в оценке гуситского революционного движения, значения гуситских революционных традиций для рабочего движения. Уже само чешское название собраний — табор лиду — взято у гуситов; народные собрания протеста против угнетения сначала назывались митингами, позже им дали название «таборов», и это, конечно, не случайно. Из воспоминаний пионера рабочего движения Ладислава Запотоцкого мы знаем, что он собирался прочитать лекцию о народном вожде, революционере Яне Желивском. Однако уже само название лекции всполошило австрийскую полицию, которая расценила ее как «подстрекательство»; лекция была запрещена. Рабочие газеты неоднократно указывали, что чешский пролетариат идет на борьбу с капиталистами, вдохновленный примером гуситского революционного движения. И когда 1 мая 1890 года чешский пролетариат, в ознаменование дня международной солидарности рабочего класса, впервые вышел на улицу, Ян Неруда писал, что в гуле шагов тысяч рабочих ему слышится гул гуситских боев, что это выходит на арену новый, молодой общественный класс, наследник славных революционных традиций. «Красные значки, красные галстуки… Я впервые видел его на улице — этот темнокрасный цвет мирового социалистического движения; я вздрогнул. Удивительно! Удивительно! — те же цвета — черный на темнокрасном фоне, — которые развевались над головами гуситов, борцов за религиозную свободу, развеваются сегодня над головой борцов за полное гражданское равенство!»[226] Ян Неруда почувствовал историческое значение выступления на сцену рабочего класса в Чехии и правильно связал его с гуситскими революционными традициями.

Рабочий класс смело шел по стопам гуситов в борьбе против капитализма. Когда в 1921 году во-главе пролетариата встала Коммунистическая партия Чехословакии, она высоко подняла знамя гуситских традиций как символ непримиримой классовой борьбы. Необходимо было спасти революционное наследие гуситства от извращения и фальсификаций. После 1918 года и особенно после поражения рабочего класса в декабре 1920 года чешская буржуазия превратила Чехословацкую республику в государство, служащее интересам капиталистов. Чехословацкая «демократия» была в действительности диктатурой буржуазии, направленной прежде всего против организованного авангарда рабочего класса — Коммунистической партии Чехословакии. Страшась революционного натиска трудящихся масс, буржуазия начала поход против всего, что напоминало ей о революции. Она хотела уничтожить жившие в народе гуситские революционные традиции; о гуситах народу говорили либо как о пассивных и безвредных мечтателях, либо как о религиозных фанатиках, которых за их «буйство» постигла вполне заслуженная кара. Если еще в 1918 году Т. Г. Масарик демагогически выдвигал лозунг: «Табор — наша программа», то вскоре он совершенно открыто порвал с революционными традициями, заявив, что чешский народ должен следовать примеру не бесстрашных революционеров, а Петра Хельчицкого. Правда, Петр Хельчицкий теоретически выдвигал требование глубоких социальных реформ, на практике, однако, он энергично выступал против таборитов, против тех революционных сил, которые боролись за решительное изменение феодального общественного строя. Призыв отказа от мира и «умерщвления плоти» придавал взглядам Хельчицкого реакционный характер, поскольку распространение подобного рода взглядов в массах могло только ослабить их революционный дух. Клемент Готвальд писал по этому поводу: «А президент Масарик — отличный буржуазный идеолог. Он очень хорошо знает, в чем нуждается буржуазия, чтобы сохранить свое господство. Вспомним только лозунг: «Табор — наша программа!» Этот лозунг был выдвинут после переворота, в период, когда нужно — было отвлечь трудящихся от социальной революции. Поэтому внимание народа отвлекали к событиям, происшедшим за пятьсот лет до нашего времени, причем гуситство толковали только как религиозную революцию. Потом наступил черед Хельчицкого и «чешских братьев». Это был период, когда буржуазия укрепляла свои пошатнувшиеся позиции за счет широких слоев трудящихся, когда она, отнимая у пролетариата одно завоевание за другим, создавала свой аппарат порабощения»[227]. Отрицая революционные традиции, буржуазия выдвинула культ «государственности», ясно обнаруживая тем самым свое стремление укрепить позиции господствующего класса за счет трудящихся масс. Председатель Совета министров, аграрий Ф. Удржал, в своей речи в Таборе в 1929 году отрекся от революционных идей гуситства, заявив, что главным достоинством таборитов было «не то, что они восставали против панов, а то, что они слушались своих полководцев». Президент Масарик присоединился к такому «пониманию» Табора.

В этот период Коммунистическая партия Чехословакии была не только оплотом и авангардом рабочего класса, но и верным стражем гуситских революционных традиций. Вскоре после основания партии Карел Крейбих написал работу о Таборе, в которой от имени Коммунистической партии Чехословакии выразил свои симпатии к традициям гуситства. Достаточно просмотреть коммунистические газеты и журналы, чтобы убедиться, что борьба «божьих бойцов» стала неотделимой частью классовой борьбы чехословацкого пролетариата. В период тяжелого кризиса, когда путем забастовок и демонстраций пролетариат вел упорную борьбу за хлеб и работу, Йосеф Гакен написал обширную статью, в которой указывал на пример таборитов: «Представители нынешнего реакционного режима отказываются даже от искаженного ими облика гусизма. Они выдвигают новые образцы — ханжу Вацлава, Карла IV, «отца родины», при котором простой народ голодал, пана Иржи из Подебрад, контрреволюционер а, ликвидировавшего гуситскую революцию, а для словаков — какого-то Прибину. Одни господа! Народу навязывают новых буржуазных святых. Нет, паны и эксплуататоры не пример для трудящегося народа! Он должен идти по стопам тех людей, которые восставали против каких бы то ни было эксплуататоров. Табор — наша программа!»[228] Коммунистические публицисты били тревогу, предупреждая против козней капиталистов и международной реакции, которая под знаком свастики готовилась напасть на рабочий класс, напасть на Советский Союз, оплот мирового пролетариата. Ян Шверма писал в 1936 году: «Мы вспоминаем сегодня славные победы Табора. Мы вспоминаем их, чтобы учиться на их примере. Мы черпаем силу, читая эти славные страницы нашей истории, написанные кровью наших предков. Сегодня нам также грозит опасность, сегодня чешский народ также накануне грозных испытаний. Тень креста снова упала на наш народ, на нашу страну — тень свастики, символа международной контрреволюции, призрак гибели, смерти и порабощения стал над страной. Снова на наших глазах создается панский союз, панский союз современности, — союз капиталистов, банкиров, аграрных магнатов. Объединение чешских панов, которые сговариваются с международной контрреволюцией, которые и сегодня готовы предать чешский народ, предать республику и, ради спасения своего имущества, своего господства, своего класса, объединиться под знаком свастики с носителями свастики… Но знамя Табора не может пасть! Мы, чешские трудящиеся, помним о наших предках. Сегодня, накануне роковых испытаний, мы еще усерднее, чем когда бы то ни было, учимся по заветам Табора. Перед лицом опасности грозящих извне сил контрреволюции, сегодня мы высоко поднимаем знамя доблестного Табора. И, вопреки всем врагам, мы гордо провозглашаем: Табор — наша программа! Наша программа — программа чешской бедноты, чешских рабочих и крестьян!»[229] Так от имени всех трудящихся говорил Ян Шверма в период, когда над страной нависла нацистская угроза. Столь высокую оценку дала Коммунистическая партия Чехословакии революционной борьбе таборитов. И в 1938 году, когда мюнхенцы внутри страны и вне ее плели паутину интриг и предательств, чтобы лишить народ Чехословакии свободы и независимости, Курт Конрад, предупреждая народ об опасности, зовя его к борьбе, снова обратился к славным страницам нашей истории.

Развертывая клеветническую кампанию против республики, нацистский центральный орган «Фелькишер беобахтер» злобно клеветал на гуситское революционное движение — нацистов и представителей чешской буржуазии объединяла общая ненависть ко всему прогрессивному и революционному. Нацистские газеты называли гуситов «бандой поджигателей и разбойников», которая пять веков назад «грабила всю Центральную Европу», сравнивая при этом гуситов с коммунистами. Курт Конрад разоблачил нацистскую ложь, показав, что движение, охватившее Чехию пять веков назад, именно потому захватило также и немецкое эксплуатируемое население, бедноту, что оно корнями уходило в самое сердце чешского народа. Из гуситских войск была создана международная армия, которая вела борьбу, носившую характер международной борьбы. «Гуситская революция была одновременно и национально-чешской революцией, и в этой своей национальности она глубоко социальна»[230]. «Руде право», мобилизовавшее весь наш народ на борьбу против фашизма и капитулянтства, не раз обращалось к истории гуситского революционного движения как к примеру мужества, источнику вдохновения. Коммунистическая печать в мрачный период, наступивший после Мюнхена, показала, что жива революционная гуситская традиция. «Она живет в нарождающемся единстве всего нашего народа, объединяющегося под знаменем защиты республики, народа, которого в борьбе с международной реакцией ждут столь же славные победы, как и те, что одерживал старый чешский Табор»[231]. Когда мюнхенцы осуществили свое позорное дело и продали Гитлеру народ Чехословакии, Коммунистическая партия Чехословакии вела подпольную борьбу против нацистских оккупантов. И в этой борьбе партию вдохновляли гуситские революционные традиции. Клемент Готвальд взял в качестве названия одной из своих речей, переданных из Москвы по радио, гуситский лозунг: «Врага не бойтесь, на число не глядите!». В речи при открытии Ирасековских торжеств 10 ноября 1948 года Клемент Готвальд указал, что борьба против оккупантов находится в глубокой исторической связи со строительством Народно-Демократической Чехословацкой Республики: «Наши борцы за свободу против немецких оккупантов шли по стопам Табора. В духе традиций Табора и национального возрождения мы строим и наше народное государство»[232].

Гуситская революционная традиция в течение веков вдохновляла трудящихся в их борьбе за лучшее и более справедливое общество. Победа рабочего класса в мае 1945 года и разгром контрреволюционного путча, нового панского союза в феврале 1948 года означали победу тех же революционных традиций. Клемент Готвальд указал на это в программной речи на заседании национального учредительного собрания 10 марта 1948 года: «Вы, миллионы и миллионы простых граждан городов и деревень, спасли нашу страну от новых Липан, а тем самым и от новой Белой Горы. Современный панский союз разгромлен, и решающее слово принадлежит ныне национальным и государственным потомкам подлинных таборитов, наследникам магистра Яна Гуса, Яна Жижки из Троцнова, Прокопа Голого и Рогача из Дубы»[233].