ГВАРДЕЙСКИЙ УДАР

И. Смирнов, гвардии подполковник запаса ПОСЛЕ ПРОРЫВА

Замкнув кольцо блокады вокруг Ленинграда, фашисты создали на подступах к городу сильно укрепленную полосу обороны с глубоко эшелонированной и разветвленной системой бронированных дотов. На каждый километр фронта враг имел до 22 огневых точек, каждый квадратный метр площади реки Невы простреливался с 10–12 различных направлений. Бои по прорыву блокады показали, что для взламывания столь сильной обороны врага требуется не только тяжелая ствольная артиллерия, но и реактивная артиллерия большой мощности.

В нашей стране к этому времени были созданы тяжелые фугасные реактивные снаряды М-20 и М-30 и специальные рамные пусковые установки к ним. Еще в период подготовки к прорыву блокады Ленинграда начала формироваться 6-я тяжеломинометная бригада. В ее состав были включены 523, 524, 525, 575, 577 и 578-й отдельные гвардейские минометные дивизионы М-30. Первый был сформирован под Москвой и в сентябре 1942 года переправлен на баржах через Ладогу в осажденный Ленинград.

Управление, штаб и службы бригады были сформированы из моряков, ранее проходивших службу на кораблях Балтийского флота, участвовавших в боях на Невском «пятачке». Материальная часть бригады укомплектовывалась автомобилями ЗИС-З и ГАЗ-АА, у некоторых дивизионов были машины американского производства — «форды» и «шевроле». Командиром бригады назначили полковника Андрея Михайловича Лобанова. До этого он командовал в Крыму 8-м гвардейским минометным полком. Начальником политотдела бригады стал подполковник М. М. Федоров, начальником штаба — подполковник И. С. Белов, помощником начальника штаба — капитан П. В. Требушенко.

Первый боевой порядок бригада заняла по правому берегу Невы, на север от Невской Дубровки. Здесь были заблаговременно подготовлены огневые позиции.

Я прибыл в бригаду в конце декабря 1942 года, после окончания 1-го Московского Краснознаменного минометно-артиллерийского училища имени Красина, которое тогда находилось на Урале, в городе Миассе. Вместе с другими выпускниками училища по Дороге жизни, проложенной через Ладогу, мы попали в Ленинград и оказались на Фонтанке, 90, где тогда помещался штаб артиллерии фронта. Со мной был мой друг младший лейтенант Илья Коваленко, с которым я до училища вместе воевал тоже в составе ГМЧ на Северо-Западном фронте. Коваленко начинал кадровую службу в Кронштадте комендором, затем его направили в Морской отдельный гвардейский минометный дивизион, с которым он оказался весной 1942 года на реке Ловати под Старой Руссой.

В Ленинград я попал впервые, но много о нем читал и слышал, поэтому очень хотелось ближе узнать этот героический город. По праву старожила Коваленко знакомил нас, своих однокурсников, с городом. Был морозный, туманный день. Meтроном монотонно отсчитывал секунды. Мы спешили, так как завтра с утра должны были отправиться в часть, под Токсово. Город, хотя и блокадный, был очень красив. Мы побывали на Дворцовой площади, на Невском проспекте, добрались к Смольному. При этом несколько раз попадали в район обстрела.

На следующий день я прибыл в 523-й отдельный гвардейский минометный дивизион, которым тогда командовал капитан Черниевский. Меня назначили заместителем командира батареи. Так в 19 лет я встал в ряды защитников Ленинграда и с этого дня считаю себя ленинградцем.

Когда я начал знакомиться с личным составом батареи, то прежде всего обратил внимание на то, что бойцы здесь были из Сибири, с Урала, с Волги, словом, со всех концов страны. Встречались москвичи, немало было и ленинградцев. Так, электротехник батареи гвардии лейтенант Л. В. Дубровицкая оказалась ленинградской спортсменкой, воспитанницей института имени Лесгафта.

В те дни, после прорыва блокады Ленинграда, гитлеровцы всеми силами стремились восстановить разорванное кольцо вокруг города. Чтобы сорвать планы врага, в феврале 1943 года Военный совет фронта принял решение нанести удар из района Колпина на Красный Бор — Тосно соединениями 55-й армии. К 1 февраля бригада сосредоточилась в поселке Рыбацкое для обеспечения боевых действий 55-й армии на рубеже Красный Бор — Ям-Ижора — Чернышеве.

На участке Красного Бора противник держал оборону силами 250-й «Голубой дивизии» испанцев. Используя особенности местности, в том числе узкие овраги между железными дорогами, враг сумел создать очень сильно укрепленную полосу. Подступы к переднему краю и Колпину хорошо им просматривались.

Здесь, в непосредственной близости от Колпина, вдоль железной дороги Ленинград — Москва, дивизионы нашей бригады и приступили к подготовке огневых позиций. Условия для этого были исключительно трудны. Местность голая, простреливаемая. На машинах в позиционный район не проехать, а на вооружении у нас находились тяжелые рамные пусковые установки М-30. Из-за их небольшой дальности стрельбы (не более 2800 метров) подготовка к выполнению боевого задания проводилась прямо под носом у противника. На занятие огневых позиций и подготовку к залпу отводилось всего двое суток. Работать приходилось только ночью. На огневые позиции — на расстояние более 1000 м — гвардейцам пришлось на руках перенести 288 пусковых установок, 1152 снаряда, вес каждого с ящиком составлял 95 кг. И все это делалось под непрерывным артиллерийским, минометным, пулеметным огнем.

В ночь с 9 на 10 февраля 1943 года на тщательно замаскированных огневых позициях оставались только командиры батарей, младшие электротехники и по 2–3 человека из расчетов. Остальной личный состав был укрыт в каменном здании школы.

Утром началась артиллерийская подготовка. Мы дали залп, но во 2-й батарее, которой командовал лейтенант Владимир Скотников, в рамах остались снаряды. Тогда по приказу комбата группа управления выскочила из окопа и бросилась к оставшимся снарядам, чтобы выпустить и их. Комбат Скотников наблюдал, как электрики, руководимые младшим лейтенантом Степановым, выпускают по одному снаряду. В это время недалеко от Скотникова разорвалась мина, и осколок ударил его в грудь. Его отправили в госпиталь, а мне пришлось принять командование над батареей. С нею я и прошел от Невы до Одера.

После артиллерийской подготовки наша пехота в яростном рукопашном бою выбила противника с занимаемых позиций, овладела высотами и частью населенного пункта Красный Бор. Вскоре враг был отброшен и от Колпина.

В ходе боя командование 55-й армии произвело перегруппировку с целью развития дальнейшего успеха в направлении Тосна. В связи с этим подразделения нашей бригады заняли новые огневые позиции, теперь уже под Красным Бором. Проезд на автомобилях сюда возможен был только по железнодорожным насыпям. А они были все изрыты траншеями, искорежены воронками. Кроме того, некоторые участки пути были заминированы. Пришлось строить новую дорогу. Строительство длилось две ночи и велось под непрерывным артиллерийским, минометным и пулеметным огнем.

На третью ночь подразделения бригады заняли боевой порядок на скатах высот и в оврагах под Красным Бором. Наши огневые позиции подвергались непрерывному обстрелу противником, связь часто рвалась, выходили из строя электропровода пуска.

Бойцы моей батареи разместились в землянке, доставшейся от испанцев из «Голубой дивизии». Она была с выходом в сторону противника. Едва мы ее заняли, как на нашу огневую позицию обрушился шквал вражеского огня. Все вокруг гудело. Несколько реактивных снарядов сорвалось с наших рам. Это произошло в тот момент, когда рядом с ящиком снарядов разорвался немецкий снаряд. Горячим осколком пробило ракетную часть, в результате чего воспламенился пороховой заряд и снаряды, самопроизвольно срываясь с направляющей ящика, начинали быстро скользить по земле с ревом и пламенем, ежесекундно меняя направление при встрече с кочками и другими неровностями и взрываясь. Отдельные снаряды устремлялись ввысь, точно с трамплина. Этот огневой налет нас кое-чему научил. В дальнейшем мы вворачивали взрыватели в головную часть и снимали колпачки непосредственно перед залпом по специальным командам: «Ввернуть взрыватели!» и «Снять колпачки!». За колпачки отвечал командир группы. Он сдавал их по счету командиру батареи в доказательство того, что снаряды были выпущены приведенными в окончательно снаряженный вид.

Весь февраль и первую половину марта подразделения нашей бригады находились на огневых позициях под Красным Бором, обеспечивая наступательные действия стрелковых частей. В марте от каждого дивизиона были выделены «кочующие батареи». Это было новое в тактике ведения огня ГМЧ для систем тяжелого калибра. Мне пришлось командовать одной из них, производить пуски отдельными снарядами, залпы отдельными установками, а также и батарейные залпы по строгому графику, разработанному штабом бригады и согласованному с нашей пехотой. В те дни приходилось встречаться и обмениваться опытом с командирами других «кочующих батарей»: лейтенантом В. А. Красных, лейтенантом H. А. Чашиным.

Пробовали мы стрелять и снарядами М-28. Эти снаряды и легкие металлические пусковые рамы к ним изготовлялись тогда в осажденном Ленинграде. Дальность стрельбы этих 280-миллиметровых снарядов была всего 1,1–1,5 км (с различными баллистическими данными). Головная часть снаряда заливалась взрывчатым веществом, чувствительным к детонации, особенно при минусовой температуре воздуха. Огневые позиции приходилось занимать в боевых порядках самых передовых стрелковых подразделений с таким расчетом, чтобы огневой удар наносить в глубину обороны противника. Это было весьма рискованно, так как неприятель стремился всячески засечь наши позиции и постоянно обстреливал их из всех видов оружия.

27 апреля 1943 года бригада вошла в состав 1-й гвардейской минометной дивизии, командиром которой был генерал-майор В. Г. Соловьев, начальником штаба — полковник В. Д. Петров. В составе этой дивизии бригада продолжала боевые действия до октября 1944 года.

7 мая 1943 года представители Военного совета Ленинградского фронта вручили нашей бригаде боевое гвардейское знамя, которое с честью было пронесено гвардейцами от Ленинграда до Берлина. Знамя принял командир бригады гвардии полковник А. М. Лобанов. Он опустился на колено, поцеловал знамя и вместе с нами, стоящими в строю, произнес слова гвардейской клятвы на верность партии, народу.

Те незабываемые минуты до сих пор стоят у меня перед глазами. Тогда мне посчастливилось быть в строю при вручении гвардейского знамени, затем я присутствовал при вручении бригаде боевых орденов и, наконец, находился в строю бригады в день ее расформирования. Вместе со всеми я тогда поцеловал знамя, потом сопровождал его в Москву, где сдавал знамя в Центральный музей Советской Армии, а боевые ордена бригады — в Секретариат Президиума Верховного Совета СССР.

Все эти события свято хранятся в памяти оставшихся в живых гвардейцев бригады.

…После завершения боевых действий под Красным Бором в нашей бригаде произошли некоторые изменения. Вместо 6 дивизионов стало 4. Если раньше мы загружали на пусковую установку 4 снаряда ТС-30, то теперь, удлинив прижимные стяжки, закрепляющие ящики в раме, стали загружать на установку 8 снарядов (в два яруса). Огневая мощь батарей и дивизионов увеличилась в 2 раза, и поэтому сокращение бригады на 2 дивизиона не только не уменьшило ее силы, а наоборот, за счет двухъярусной загрузки ее мощь даже повысилась.

В мае 1943 года бригада передислоцировалась в Лесное, в полосу боевых действий 67-й армии, где 22 июля начались наступательные бои на Синявинском выступе. Нам тогда приходилось производить по нескольку залпов, не меняя огневых позиций, и мы видели, как на Синявинских высотах бушевало море огня от наших залпов. В артиллерийской подготовке в составе 1-й гвардейской минометной дивизии участвовали 2, 5 и 6-я бригады М-30, а также несколько полков М-13.

В этих боях особенно отличились дивизионы нашей бригады, которыми командовали офицеры В. Т. Москалев и А. Г. Рыжановский. Здесь, в условиях лесисто-болотистой местности, бойцы проложили дороги из жердей и фашинника. Проходившие по ним тяжело груженные боеприпасами машины нередко проваливались в топь. Тогда приходилось разгружать их от боеприпасов, вытаскивать из грязи и вновь пробиваться в район огневых позиций. Когда машины добирались до намеченного рубежа, гвардейцам приходилось почти километр волоком по болоту тащить ящики со снарядами. И это надо было делать и днем, и ночью, под артиллерийским обстрелом и бомбежками. Руки солдат были в кровавых мозолях, с сорванной кожей.

Поистине героическим был тогда труд водителей машин. Совершая рейсы в Шлиссельбург за снарядами и обратно на огневую, каждый из них в одиночку выгружал и разгружал свою машину, и так до тех пор, пока буквально не падал от изнеможения.

В те дни мы подчас завидовали личному составу гвардейских минометных полков М-13, где установки были смонтированы на автомобилях. «Им-то что, — говорили наши ребята. — Они зарядились, выехали на огневую позицию, „пропели“ „Катюшу“ и — марш в тыл на зарядку боеприпасами. Их немцы и засечь-то не успевают, а если и открывают огонь, то уже по пустому месту. А мы, пока подготовим залп своих тяжелых систем, измучимся, да и уйти быстро не всегда удается». Бои под Синявином продолжались до 6 сентября 1943 года. В них тогда особенно отличились наши электротехники: Сергей Захаров, Михаил Степанов, Василий Есаков, Александр Суханов, Лариса Дубровицкая, Иван Сикорский, военфельдшер Лев Левицкий и санинструктор Анна Кубракова (Тищенко).

А вообще надо сказать, что в тех боях не было различия, кто командир, а кто рядовой. Всем без исключения приходилось делать общее дело — готовить залпы. Немало наших боевых друзей при этом пали смертью героев. Тогда остававшиеся в строю мелом писали на снарядах: «За Кувшинова», «За Крестьянинова» — и посылали эти снаряды на позиции немецких захватчиков.

В дни боев я сдружился с командиром 3-й батареи старшим лейтенантом Сашей Алексеевым — гвардейского роста, молодым, красивым парнем. Мы и огневые выбирали вместе, и фланги наших батарей бывали рядом. Как-то в начале августа мы с ним стояли у землянки на бруствере окопа, любуясь рассветом над Синявинскими высотами. Наши батареи были готовы к залпу. Над болотами клубился густой туман, было сыро, прохладно. Наша артиллерия молчит, немцы постреливают, нервничают. Проревел «ишак» (так мы прозвали немецкий шестиствольный миномет), выпустил по нам свои реактивные мины. Наблюдаем их взрывы. В низине хорошо слышен каждый разрыв, и видно было, как на его месте поднимался огненный пузырь, напоминающий те мыльные пузыри, какие пускали мы в детстве. При первых лучах солнца эти пузыри, поднимаясь выше тумана, играли всеми цветами радуги. Красивое зрелище. Любуемся им и рассуждаем: вот как запустим своих «головастиков», так, наверно, почище этих пузыри будут: из земли, металла да фашистских костей.

Внезапно несколько вражеских мин разорвались на нашей огневой. Мы с Сашей не успели спрыгнуть в окоп, как вокруг нас засвистели осколки. У Саши в это утро за борт шинели была засунута тяжелая книга. Любил он читать. После обстрела, закурив, снова увидел я у него книгу, спрашиваю: «Что ты читаешь?» Отвечает: «Перечитываю „Войну и мир“ Л. Толстого». Достает книгу, подает мне. Я беру ее и замечаю, что она пробита. Открываю и вижу в книге горячий осколок. Взглянул на шинель Саши, а на ней дырка в том месте, где лежала книга. Возвратив книгу вместе с осколком, посоветовал Саше сберечь их до конца войны как память об этом утре…

…В ходе Синявинской операции было перемолото несколько гитлеровских дивизий и уничтожено большое количество вражеской боевой техники. В конце операции от нашей бригады были выделены «кочующие батареи», которые еще некоторое время продолжали боевые действия.

В один из сентябрьских дней 1943 года в штаб бригады, находившийся в это время на левом берегу Невы, у поселка Мартино, были вызваны отличившиеся в боях гвардейцы для получения правительственных наград. Капитан П. В. Требушенко — отличный строевик, строгий и требовательный командир, построил под обрывом берега прибывших, четко доложил о них вышедшему из блиндажа командиру бригады. Полковник стал вручать ордена и медали, благодарил каждого награжденного за верную службу Родине, пожимал руку.

Вот из строя вызвали рядовую Антонину Петрову. С левого фланга шагнула вперед совсем еще юная семнадцатилетняя девушка. Все мы знали ее, прославленную связистку, которая по телефону передавала нам на огневые команду «Огонь», строго следила за дисциплиной связи, не допуская лишних разговоров, и все время держала в повиновении наших дежурных телефонистов. Особенно отличилась она в синявинских боях, неоднократно под огнем противника восстанавливая нарушенную связь.

Чеканя шаг, Тоня вышла из строя и подошла к комбригу. Но когда он вручил ей медаль «За боевые заслуги», Тоня растерялась и вместо уставного ответа «Служу Советскому Союзу», краснея, ответила: «Спасибо». Комбриг нахмурился и сказал: «Коряво, „малая“. Что же тебя не научили, как надо отвечать?.. Ну, ничего, научишься. Еще время есть до следующей награды». И добавил: «Носи на здоровье…»

…Накал боев на Синявинском выступе несколько спал лишь в октябре 1943 года. Тогда наша бригада полностью сосредоточилась в Лесном и стала приводить в порядок боевую технику. 8 октября командующий артиллерией Ленинградского фронта генерал Г. Ф. Одинцов перед строем бригады вручал нам медали «За оборону Ленинграда». А 16 ноября за образцовое выполнение боевых заданий командования в Синявинской операции Указом Президиума Верховного Совета СССР бригада была награждена орденом боевого Красного Знамени. Тогда на знамени бригады засверкал первый орден.

…Наступил декабрь 1943 года. Бригада получила приказ занять боевой порядок под Пулковом. Это была подготовка к боям за окончательное снятие блокады Ленинграда. В целях скрытности подготовки операции личный состав не занимал оборудованные огневые позиции до ночи на 13 января 1944 года. В эту ночь был занят боевой порядок, боевые установки наведены на цели, все замаскировано.

15 января 2300 орудий и минометов 42-й армии, а также реактивная артиллерия обрушили огонь по 17-километровому участку обороны противника. Наша бригада произвела залп в 9 часов 30 минут. Стояло туманное с легким морозцем утро. Туман был настолько густым, что в 15–20 шагах уже было трудно что-то рассмотреть. Несколько раз подавались команды: «Внимание», «Ввернуть взрыватели», «Отставить», «Ввернуть взрыватели» — и так далее. Мы уже думали, что не придется сегодня нам стрелять, нервничали. Тем более что справа, со стороны Ораниенбаума, со вчерашнего дня была слышна артиллерийская канонада.

Но вот туман стал редеть, одна за другой стали поступать команды на готовность залпа, и наконец поступила долгожданная команда: «Залпом, огонь!» В тот же момент в гром артиллерийской подготовки включила свой голос и 6-я бригада. Это был наш вклад в дело окончательного разгрома фашистов под Ленинградом.

В развернувшихся затем схватках за Пулковские высоты смертью храбрых пали многие наши гвардейцы. В их числе был и мой боевой друг командир батареи капитан Саша Алексеев.

В ночь на 16 января подразделения бригады в колоннах вышли из деревни Виттолово, продвигаясь за наступающими частями 42-й армии. 17 и 18 января шли упорные бои за овладение мощным красносельским узлом обороны противника. Мы участвовали в штурме Красного Села, вели огонь по огневым точкам отчаянно сопротивлявшегося врага. 19 января Красное Село было взято. За успешные боевые действия по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом 24 соединениям и частям фронта было присвоено почетное наименование Красносельских. В их числе была и 1-я гвардейская минометная дивизия, в состав которой входила наша бригада. В тот же день Москва салютовала доблестным войскам Ленинградского фронта, завершившим разгром петергофско-стрельнинской группировки противника.

А мы в это время уже снова шли вперед вместе с нашими наступающими частями, на Гатчину. На подступах к ней противник особенно старался удержать населенный пункт Тайцы, так как отсюда он готовил контратаку. Необходимо было сорвать его замысел и уничтожить накапливающуюся вражескую группировку. Особенно отличился тогда дивизион гвардии майора В. Т. Москалева. Оказавшись ближе всех к вражеской обороне, он с ходу развернулся, быстро изготовился и залпом накрыл большое скопление гитлеровцев. Путь для дальнейшего наступления через Тайцы на Гатчину был открыт. 26 января она была с боем взята. Продолжая обеспечивать боевые действия 42-й армии, бригада двигалась теперь в направлении на Волосово, Веймарн, Старополье, Сланцы.

…Мы продолжали наступать. Настроение у нас было отличное: ведь мы все дальше гнали захватчиков…


Е. П. Аксенов, подполковник-инженер запаса РАДИ УСПЕХА В БОЮ

Никогда не забуду солнечный майский день 1943 года. В этот день я приехал во фронтовой, блокадный Ленинград.

Семь лет назад, еще будучи студентом, я приезжал сюда по туристской путевке всего на несколько дней, и чудесный город навсегда покорил мое сердце. Потом, когда началась война, много читал и слышал о жестоких испытаниях, выпавших на долю ленинградцев, об их стойкости. Великий город на Неве стал мне еще ближе и дороже.

Теперь — новая встреча, очевидно надолго. Почти два года шла война, и приехал я сюда, разумеется, не туристом. В кармане моей гимнастерки лежало направление, где было написано, что я назначаюсь заместителем начальника оперативной группы гвардейских минометных частей Ленинградского фронта.

Город строг и суров. Разрушенные дома, завалы, траншеи. Во всем — зловещие следы войны, близость фронта. Блокада была уже прорвана, но враг еще стоял у стен Ленинграда. С волнением вглядывался я в лица ленинградцев. Голод, блокада наложили свой отпечаток. Но нет, не сломили этих людей неслыханные страдания. Меня поразило их спокойное мужество. В облике почти каждого жителя осажденного города чувствовалась решимость биться до конца. Ни тени уныния, ни страха.

Сразу, как прибыл в Ленинград, я включился в напряженную боевую работу оперативной группы ГМЧ. На прием дел, раскачку времени не было. На ходу знакомился с подчиненными, с обстановкой в частях, состоянием боевой техники.

Штаб оперативной группы размещался в знакомом каждому ленинградцу большом желтом здании Областного военкомата на Фонтанке, в центре города. Тесными нитями он был связан со всеми участками Ленинградского фронта, где действовали «катюши».

Был я тогда еще молодым человеком, но уже имел боевой опыт. Инженер-механик по образованию (институт окончил перед войной), прошел ускоренную офицерскую подготовку и полтора года воевал в гвардейских минометных частях Калининского фронта.

Начальника оперативной группы генерал-майора С. В. Васильева я знал еще по Калининскому фронту. Это был опытный, боевой генерал, к тому же сердечный, обаятельный человек. Найти с ним общий язык было нетрудно.

Как заместитель Васильева по технической части, я и подчиненные мне офицеры обеспечивали части боевыми машинами, следили за их состоянием, эксплуатацией. Много приходилось заниматься ремонтом боевой техники. Вначале у нас не было своей ремонтной базы. Выручал завод имени Карла Маркса. В его цехах мы с помощью рабочих завода восстанавливали машины, пострадавшие в бою.

Несложный ремонт проводился в полевых условиях. Если неисправной оказывалась автомашина, боевую установку перемонтировали на новую.

Но основные наши усилия направлялись на обеспечение частей всем необходимым для боя, в первую очередь реактивными снарядами.

Это станет понятным из простого расчета: только для одного залпа дивизии гвардейских минометов требуется около 3,5 тысячи снарядов М-31. А на грузовую автомашину можно было погрузить лишь 20–22 таких снаряда. Не трудно подсчитать, какое огромное число рейсов должны были совершить водители автомашин, сколько требовалось для этого горючего, людей для погрузки и разгрузки снарядов. Только для одного залпа одного соединения! Ну, а если для множества залпов и для нескольких соединений?

Ленинградский фронт в 1943 году вел активные боевые действия, притягивая значительные силы врага, в частности в Синявинской операции. Главной же задачей фронта оставалась подготовка к решающим боям за окончательное освобождение Ленинграда, в которых гвардейским минометным частям отводилась значительная роль. Подготовка к историческому сражению началась еще осенью 1943 года, а накопление реактивных снарядов — еще раньше, летом.

После прорыва блокады стала действовать новая ветка железной дороги, проложенная вдоль южного берега Ладожского озера. По ней Ленинград получал все необходимое для жизни и боя, в том числе и реактивные снаряды. Доставлялись они с большой предосторожностью. В каждом железнодорожном составе было не более десяти вагонов с реактивными снарядами — старались их рассредоточить.

Железная дорога подвергалась непрерывным вражеским бомбежкам и обстрелам. Особенно опасным был узкий коридор длиной в 8 километров на левом берегу Невы. Грохот проходивших поездов каждый раз вызывал неистовый огонь фашистов. Наши составы старались проскочить опасную зону в темное время, не замеченными врагом.

Доставка снарядов в части на автомашинах также велась с наступлением темноты. Требовалась большая находчивость, умение ориентироваться в ночной обстановке, чтобы миновать простреливаемые врагами места, доставить груз в сохранности.

Наиболее сложно было обеспечивать гвардейские минометные части 2-й ударной армии, которая находилась на Ораниенбаумском плацдарме. Все снабжение ее шло через залив, главным образом, с пирса Лисьего Носа.

Представителем возглавляемого мной отдела в гвардейских частях 2-й ударной армии был старший лейтенант Алексей Панков. О нем мне хочется сказать особо. Этот двадцатидвухлетний офицер, коренной ленинградец, хорошо знал дело, выполнял свои обязанности с молодым задором и энтузиазмом. Он почти постоянно находился в частях, на передовых позициях.

Панков окончил артиллерийско-техническое училище уже во время войны. И отличился в первом же бою. Во время залпа взорвался снаряд, загорелась «катюша». Возникла опасность для других боевых установок. В любую минуту могли взорваться в горящей машине остальные снаряды. К тому же немцы открыли прицельный огонь по огненному зареву. Панков, оказавшийся рядом, бросился выносить снаряды, гасить пламя. Один снаряд заклинило, он его в считанные минуты разрядил.

Во время подготовки к январским боям 1944 года и в ходе наступления Алексей Владимирович вдумчиво и умело помогал командирам гвардейских минометных частей и подразделений решать оперативные вопросы. Ему приходилось заниматься скрытной установкой боевых машин в ночь перед штурмом, выбором мест для полевых складов, чтобы приблизить снаряды к идущим вперед частям, и т. д. Однажды на одном из участков боя не хватило взрывателей к реактивным снарядам. «Катюшам» пришлось замолчать. Панков на машине пробился в Ленинград сквозь встречный могучий поток наступающих войск. В тот же день он доставил взрыватели на передовую.

Такими же, как Панков, энергичными, отважными, знающими были и другие офицеры моего отдела — капитан М. Мальцев, воентехник I ранга И. Чечетин, старшие лейтенанты В. Антонов и Н. Орлов. Они находились постоянно в тех подразделениях, в которых складывалась наиболее сложная боевая обстановка. Благодаря таким офицерам в оперативной группе всегда знали положение дел во всех гвардейских минометных частях, могли действенно им помогать в выполнении боевых задач.

Следует сказать, что оперативное руководство нашими частями было тогда нелегким делом. Реактивная артиллерия была в то время новым оружием, не во всех вопросах для нас самих была полная ясность, не все моменты предусмотрены инструкциями, да и самих подробных инструкций еще не было создано. Нам, молодым тогда командирам, приходилось самим решать на ходу множество возникающих вопросов. Часто сама практика, сама боевая жизнь подсказывала, чем следует заниматься.

Как-то при перебазировании полка машина со снарядами попала в кювет. Стали ее разгружать. Чтобы легче носить тяжелые снаряды, их вынимали из ящиков. Один солдат споткнулся, уронил снаряд, а тот оказался с ввернутым взрывателем. Произошел взрыв, погибли люди. Пришлось срочно составлять инструкцию о порядке перебазирования частей. Строжайше предписывалось, чтобы при переезде ни в коем случае не вынимать снаряды из ящиков. Кстати — о снарядах. Снаряды не только присылались с Большой земли. Часть их изготовлялась в Ленинграде заводами Кировским, Ижорским, имени Калинина и др.

В Ленинграде было освоено изготовление своего типа снаряда — М-28. Он мог запускаться с простых деревянных полозьев-ящиков, которые изготовляла одна из мебельных фабрик. Правда, снаряд этот — детище осажденного города — не лишен был и недостатков; например, у него была меньшая дальность полета. Но было и колоссальное преимущество — делали его здесь же, под боком у фронта, его не надо было ниоткуда везти. Вот почему каждый лишний такой снаряд был, что называется, на вес золота.

Однажды меня вызвал прибывший на наш фронт командующий гвардейскими минометными частями Советской Армии генерал-лейтенант П. А. Дегтярев.

— Вы знаете, что на Н-ском заводе (он назвал его номер) скопилось много снарядов?

Конечно, я знал об этом, неоднократно бывал на заводе.

— Это, товарищ генерал, забракованные снаряды, — объяснил я. — У работников завода руки не доходят, чтобы просмотреть их, исправить.

— А почему бы нам самим это не сделать?

Такая мысль мне и раньше приходила в голову, но я не решался, как говорится, высказать ее вслух, — требовался транспорт, люди. Но раз об этом заговорил сам командующий…

— Снаряды следует вывезти, — заключил генерал. — Сколько вам для этого нужно времени?

— Двое суток.

Генерал согласился. И мне теперь надо было действовать быстро.

Гвардейским минометным частям, расположенным поближе к городу, было предписано к утру следующего дня выделить по 8 автомашин с людьми.

Чуть свет подъезжая к заводу, я увидел неподвижную колонну грузовиков и множество солдат. За сутки все бракованные снаряды доставили на склад ГМЧ. Опытные офицеры внимательно проверили их, выявили, какие у них повреждения. Было установлено, что у некоторых не обнаруживалось лопастей или было отколото взрывчатое вещество, а то и просто забита резьба. Снаряды рассортировывали, заменяли части, подчищали. Результаты превзошли ожидания: 95 % снарядов вернули к жизни, отправили в части.

И в дальнейшем, посещая наш фронт, генерал Дегтярев всегда интересовался состоянием «снарядных дел». Он дотошно вникал в детали, помогал находить новые резервы боеприпасов, что для блокадного города было так важно.

Генерал Дегтярев побывал на складе ГМЧ, который размещался в поселке Шувалове, в помещении бывшего овощехранилища. Он проверил, как хранятся снаряды, и остался доволен.

В связи с этим мне очень хочется рассказать о начальнике склада — капитане Василии Ивановиче Князеве. С глубоким уважением вспоминаю я этого высокого, плечистого сибиряка с простым, добрым крестьянским лицом. Удивительно хорошо было с ним работать. Не было случая, чтобы Князев не выполнил в срок какое-либо распоряжение, «отвертелся» бы от канительного дела. Честность, добросовестность, инициатива отличали все его действия.

Вверенное Князеву бесценное богатство — боеприпасы для «катюш» всего фронта — хранилось в безупречном порядке. Хозяйство Князева было поистине беспокойное. Днем и ночью прибывали вагоны со снарядами. И отсюда же непрерывным потоком отправлялись машины с дорогим грузом на все участки фронта.

Вагоны никогда не задерживались на складе сверх установленного срока, хотя график их разгрузки был предельно жестким. Грузовики всегда вовремя отправлялись в ответственный рейс. Людей на складе было мало, но трудились они самоотверженно.

Князев — превосходный организатор. Пожалуй, самая сильная его черта — уменье сплотить людей, направить их энергию на выполнение поставленных командованием задач. Василий Иванович по-отечески заботился о подчиненных, об их быте, питании. И они отвечали ему сердечной солдатской любовью.

Стоило Князеву сказать: «Надо, ребята…» — и сколько бы до этого «надо» ни трудились, люди забывали об усталости, отдавались делу с полным напряжением сил.

В горячие часы Князев и сам таскал ящики со снарядами, а своих подчиненных подбадривал шуткой.

Вспоминаю такой эпизод. Необходимо доставить на Ораниенбаумский плацдарм большую партию снарядов. Для этого выделили в наше распоряжение несколько барж. Стояли они у набережной Малой Невки, берега которой в этом месте были совершенно не приспособлены к погрузочным работам. Снега выпало мало, на дорогах гололед.

Погрузить баржи надо было в течение одного дня силами и средствами склада. Задача казалась непосильной.

Подсчитали вместе с Князевым все возможности, сняли на погрузку хозяйственников, писарей, весь личный состав склада. Все автомашины проверили, привели в полную исправность. Стоило хоть одной на короткое время выйти из строя — не уложились бы в срок.

Составили четкий график, организовали непрерывный подвоз снарядов на набережную по «челночной системе». Ни одна минута не была потеряна при подаче ящиков на баржи. Своими силами изготовили простейшее оборудование для облегчения погрузки. Трудно, например, опускать ящики на дно баржи, — приспособили деревянные спуски.

Любо было смотреть, как трудятся люди.

Ровно в 24.00 буксиры с баржами отправились в путь. К утру они благополучно прибыли на место.

Князев был отважным офицером. Не раз я видел, как он хладнокровно и решительно действовал под огнем врага.

…Фашисты бомбили станцию Веймарн. Горели вагоны со снаряжением и боеприпасами, рвались снаряды. Князев со своими солдатами, пренебрегая опасностью, вытаскивали из огня все, что можно сохранить, спасали снаряды.

Многое сейчас вспоминается о тех далеких днях. И то, какой страх наводили на врага своими сокрушительными залпами наши боевые установки. И то, с какой любовью говорили бойцы всех родов войск о легендарных «катюшах». И то, какую заботу о наших частях проявляли командование фронта и Ленинградская партийная организация.

В трудный час я нередко по поручению командующего ГМЧ отправлялся в Смольный. Не было случая, чтобы заботы реактивных частей оставались без внимания, чтобы их нужды не удовлетворялись.

Простое русское имя Катюша, которым народ назвал новое грозное советское оружие, открывало двери и сердца всех, к кому мы обращались.

Все понимали, что значит в бою залп реактивных минометов.


В. И. Савельев, кандидат военных наук ПОЛК НАЗВАЛИ КРАСНОСЕЛЬСКИМ

Ранним утром 3 января 1944 года меня вызвали в штаб 54-го отдельного гвардейского минометного дивизиона 38-го гвардейского минометного полка. Он располагался в одном из домов на Международном (ныне Московском) проспекте, примерно напротив здания, где сейчас находится Московский райком КПСС.

Через 10–15 минут я переступил порог штабной комнаты, куда уже прибыли командиры батарей старшие лейтенанты А. В. Карпов и И. И. Сергеев, а также командиры других подразделений. Здесь же были начальник штаба дивизиона старший лейтенант А. В. Зверев и заместитель командира дивизиона по политической части капитан И. П. Котов.

Командир дивизиона капитан В. Ф. Растроста, убедившись в том, что все вызванные собрались, начал совещание со слов: «Товарищи офицеры, день, которого мы с нетерпением так долго ждали, наступил. Нам предстоит совместно с другими частями разгромить немецких оккупантов под Ленинградом и освободить Ленинградскую область от врага!»

А затем он познакомил нас с задачей, поставленной дивизиону, и определил роль и место каждого подразделения в ее выполнении. Дивизион, действуя в составе полка, должен был в период артиллерийской подготовки подавить живую силу и огневые средства в опорных пунктах, артиллерийские и минометные батареи фашистов перед участком прорыва 30-го гвардейского стрелкового корпуса и в ходе наступления поддержать боевые действия частей 64-й гвардейской стрелковой дивизии.

Началась тщательная и всесторонняя подготовка к боям.

Мне, как начальнику разведки дивизиона, пришлось заниматься организацией разведки расположения противника, и в первую очередь районов, по которым планировались наши огневые удары.

В течение 4–6 января был выбран и оборудован наблюдательный пункт на северо-восточных скатах Пулковских высот. Местность была покрыта густой сетью траншей, ходов сообщения и отсечных позиций. На поверхности вместо могучих и стройных сосен, ранее растущих здесь, одиноко и сиротливо торчали обгорелые стволы. Этот пейзаж дополняло множество воронок — следов вражеской артиллерийской «обработки» района нашей обороны.

С 7 января началось изучение вражеской группировки. В порядке взаимодействия к нам поступала информация о противнике от общевойсковых штабов 30-го гвардейского стрелкового корпуса и штабов артиллерийских частей. Анализируя получаемые материалы и сопоставляя их с данными своей разведки, мы пришли к выводу, что на направлении наступления наших войск враг создал сильную оборону с мощными долговременными сооружениями. Глубина главной полосы составляла 4–6 км. Передний край прикрывался проволочными заграждениями и минными полями. Каждый узел сопротивления и опорный пункт этой полосы имел большее количество орудийных и пулеметных дзотов, а на важнейших направлениях были сооружены доты. Плотность дзотов и дотов в первой полосе обороны достигала 8 — 12 на километр фронта, из них до 10 % были железобетонными. В 6—10 км от главной полосы обороны проходила вторая, которая состояла из отдельных опорных пунктов. Для создания узлов сопротивления и опорных пунктов гитлеровцы использовали все населенные пункты на переднем крае и в ближайшей глубине. Особенно мощные узлы сопротивления были созданы в районах Урицка, Красного Села, Большой Виттоловки, а также Вороньей горы.

Пока разведчики занимались своим делом, огневые взводы под руководством лейтенантов И. Н. Шахрая и А. М. Лукошина оборудовали позиции для боевых машин и хранилища для боеприпасов. Эта работа проводилась обычно в ночное время со строгим соблюдением мер маскировки. К 8 января, несмотря на трудный болотистый грунт, удалось отрыть неглубокие капониры для боевых машин, оборудовать укрытия (погребки) для хранения снарядов и подъездные пути к огневым позициям.

Значительное место в подготовке к боевым действиям занимала партийно-политическая работа, направленная на создание наступательного духа у личного состава, воспитание готовности до конца выполнить свой священный долг перед партией и Родиной.

Неизгладимый след в памяти оставила встреча с рабочими и служащими ленинградского механического завода «Главхлеб», организованная по инициативе партийной и комсомольской организации полка.

Это предприятие шефствовало над нашей частью с июня 1942 года; располагалось оно на Обводном канале, напротив завода «Красный треугольник».

В период блокады механический завод вместо оборудования для хлебопекарной промышленности выпускал мины различных калибров. К началу 1944 года здесь в основном трудились женщины и подростки, не имеющие достаточного производственного опыта, но все они горели страстным желанием в трудную годину сделать все возможное для победы.

Вспоминается такой случай. В декабре 1943 года мне с группой солдат и сержантов довелось побывать на заводе и познакомиться с работой ряда цехов. Войдя в цех, где изготовляли корпуса мин, мы были поражены увиденным. В огромном, душном и плохо освещенном помещении теснились прижавшиеся друг к другу станки, на которых работали в основном девушки и ребята. Я заметил, что за одним из ближайших к нам станков деловито распоряжается хрупкая девушка с большими выразительными глазами на бледном и очень миловидном лице. Ее небольшую фигуру плотно облегал халат, голова была аккуратно повязана косынкой.

— Константин Иванович, — обратился я к сопровождающему нас директору завода, — кто это?

— Это наша самая юная стахановка — Лиля Качалова, — последовал ответ.

— Сколько же ей лет?

— Недавно исполнилось четырнадцать!

— Всего четырнадцать! А как же она справляется с таким сложным делом?

— Справляется отлично. Задание перевыполняет в полтора раза, а в прошедшем месяце выполнила план даже на сто шестьдесят два процента.

А вот обратите внимание на девушку, которая трудится справа от Лили. Это Аня Брыль. Она выполняет план, как правило, на сто шестьдесят — сто восемьдесят процентов. И так работает большинство наших молодых рабочих, — завершил разговор Константин Иванович.

Посетив цехи и побеседовав с рабочими, мы воочию убедились, что ни отсутствие необходимых условий труда, ни холод, ни постоянное недоедание — ничто не смогло сломить воли мужественных тружеников завода.

К трудностям общего порядка надо добавить систематическую бомбежку и непрерывный артиллерийский обстрел территории завода. Были дни, когда в расположении завода разрывалось до десятка тяжелых снарядов, неоднократно отмечались случаи прямого попадания в цехи, мастерские, склады и служебные помещения. Все это часто приводило к трагическим последствиям. Однако ничто не смогло нарушить установленного ритма работы предприятия.

Встречаясь ранее с рабочими завода, я всегда чувствовал себя как бы в долгу перед ними: казалось, что в их глазах затаился немой укор нам — воинам Ленинградского фронта. Никогда не забуду, как однажды меня остановил пожилой рабочий и прямо задал вопрос:

— Когда же вы погоните фашистов, долго ли они еще будут зверствовать?

И если раньше мы отвечали на это в общем виде, что, дескать, настанет пора и они получат по заслугам, то в декабрьский приезд на завод с полным основанием можно было заверить своих шефов в том, что час возмездия скоро настанет.

На встрече от имени гвардейцев-минометчиков выступил капитан И. П. Котов. Он рассказал о боевом подъеме, царившем среди гвардейцев, и заверил коллектив завода в том, что каждый солдат и офицер нашей части сделает все для выполнения своего воинского долга и разгрома фашистов у стен Ленинграда. С наказом к личному составу части обратился директор завода К. И. Константинов.

В период подготовки к боям день ото дня росла численность партийной организации дивизиона, которая к началу операции увеличилась на несколько десятков человек. Лучшие из лучших воинов вступали в партию, считая за честь идти в бой коммунистами.

В комплексе мероприятий партийно-политической работы особо памятны митинги, посвященные задачам личного состава по снятию блокады, которые прошли в дивизионах 3 января, а также доведение до личного состава обращения Военного совета фронта к воинам перед началом наступления.

В душе затаилась надежда встретить кого-нибудь из своих однокашников и друзей. Хотя я отлично понимал, что это маловероятно, что это только мечты! Но так хотелось увидеть знакомое лицо, почувствовать еще больше неразделимую связь с городом, который для меня олицетворял Родину!

Из писем родных и близких мне было известно, что многие мои сверстники воюют под Ленинградом, а некоторые из них сложили свои головы за наш священный город. Одним из них был комсомольский вожак 6-й специальной артиллерийской школы мой друг Леня Уткин.

Организатор школьных вечеров, отличный спортсмен и бессменный руководитель ученического оркестра, он пользовался непререкаемым авторитетом у ребят.

В 1943 году старший лейтенант Уткин героически погиб в боях под Колпином.

А вот и мой дом под номером 56. К счастью, он стоит по-прежнему целым и невредимым. На сердце стало как-то легче, спокойнее. Вечерело. Я посмотрел на часы. Пора было возвращаться в часть, теперь мой дом был там, среди товарищей по оружию.

10 января командир полка подполковник Г. И. Алымов вызвал к себе на наблюдательный пункт командиров дивизионов с докладами о готовности к наступлению.

Наблюдательный пункт находился на высоте с отметкой 66,6, между первой и второй траншеями нашей обороны, на расстоянии 250–300 м от переднего края противника и представлял собой блиндаж с двумя накатами. В центре его на уровне глаз была амбразура для наблюдения за полем боя, справа от нее стоял походный стол, слева находились нары для отдыха.

Путь к наблюдательному пункту оказался нелегким: маршрут движения непрерывно обстреливался артиллерией и прочесывался сильным пулеметным огнем. Пришлось местами передвигаться перебежками, а иногда и по-пластунски.

…Первым докладывал капитан В. Ф. Растроста, а за ним остальные командиры дивизионов.

Из этих докладов складывалось впечатление, что все вопросы решены детально, что предусмотрены все варианты действий в зависимости от возможных условий обстановки. Как бы в подтверждение этому, заслушав последним командира 56-го огмд капитана А. П. Новикова, командир полка подытожил:

— Вот теперь я убежден в том, что к бою мы готовы. Могу лишь подчеркнуть необходимость проявлять больше инициативы, стремительно идти вперед с пехотой, прокладывать ей путь.

Уверенность подполковника передавалась и нам, офицерам, присутствующим на наблюдательном пункте. Каждый из нас хорошо знал, что Алымов не очень-то щедр на похвалу, никогда не делает необоснованных выводов и скоропалительных заверений.

Вспоминая сейчас об этом, нельзя не сказать еще несколько добрых слов о подполковнике Г. И. Алымове.

Большой боевой опыт, высокая эрудиция в военных вопросах, твердая воля и незаурядное мужество снискали уважение и любовь к нему всего личного состава части. Людей привлекало и то, что под внешней суровостью, немногословностью в разговоре и кажущейся замкнутостью этого человека скрывалась добрая и отзывчивая душа.

Приняв в конце 1942 года командование полком, Г. И. Алымов сделал многое для того, чтобы полк стал одной из лучших частей фронта. Под его руководством полк особенно отличился в боях при прорыве блокады Ленинграда, поддерживая действия 136-й стрелковой дивизии. В послевоенное время, знакомясь с материалами архива Министерства обороны, я имел возможность узнать, что за период этих боев полком было дано 3 полковых и 11 дивизионных залпов, в результате которых уничтожено до двух полков вражеской пехоты, 228-й артиллерийский полк гитлеровцев, а также разрушено 19 дзотов и 27 землянок с живой силой и отбито 12 контратак противника.

Однако вернемся к подготовке и началу наступления наших войск в январе 1944 года.

Под покровом ночи с 14 на 15 января огневые подразделения заняли позиции слева от Московского шоссе (километров на пять южнее Ленинграда). 15 января, в 9 часов 20 минут, началась мощная артиллерийская подготовка. И как было не раз прежде, первыми обрушили залпы на голову врага гвардейские минометы. К ним присоединилась остальная артиллерия. С наблюдательного пункта было хорошо видно, как справа и слева от позиций дивизиона прокатилась волна вспышек-выстрелов. Со стороны Ленинграда глухо и мощно били орудия морской артиллерии. Все слилось в единый, непрерывно усиливающийся могучий гул выстрелов и разрывов. Завершилась артиллерийская подготовка также мощным ударом гвардейских минометных частей.

Более полутора часов наша артиллерия крушила немецкую оборону, перепахивала траншеи, разрушала доты и дзоты. Куски разорванной проволоки, глыбы железобетона взлетали к небу, взрывались минные поля.

Огонь наших подразделений точно накрыл опорные пункты и дзоты, на местах которых теперь дымились воронки да виднелись остатки вооружения и обломки деревянных конструкций.

Позже, прибыв с донесением в штаб полка, я встретился с первым помощником начальника штаба капитаном Н. П. Сутулой. На его традиционный вопрос: «Как идут дела у вас?» — я доложил: «Дела идут хорошо. Фашисты драпают. Но вот боеприпасов у нас маловато».

— Командир об этом знает, и мы, со своей стороны, принимаем все меры для своевременного обеспечения дивизионов снарядами, — сказал Николай Павлович. — А, кстати, знаешь ли ты, сколько вообще было выпущено снарядов нашей армией в период артподготовки?

— Откуда же мне знать!

— Представь себе, артиллерия только одной сорок второй армии израсходовала около двухсот двадцати тысяч снарядов!

Но это было позже. А сейчас, после завершения артподготовки, все находившиеся на наблюдательном пункте прильнули к биноклям. Я занял место у стереотрубы и отчетливо видел, как под прикрытием огня артиллерии передовые подразделения 64-й гвардейской стрелковой дивизии генерала И. Д. Романцова ворвались в первую траншею и стали проникать в глубь вражеской обороны. Однако противник, опираясь на сохранившиеся в глубине и на флангах наступающих войск опорные пункты и бросаясь в яростные контратаки, пытался сдержать натиск гвардейцев. Особенно упорное сопротивление он оказал в районе мощного узла обороны — деревни Финское Койворово.

Для поражения обороняющегося противника в этом опорном пункте по решению командования привлекалось несколько гвардейских минометных частей. В связи с этим во второй половине дня дивизиону была поставлена задача сменить огневые позиции и подготовить огонь по Финскому Койворову. По заданию командира дивизиона я в этот момент находился на огневой позиции.

С получением приказа огневые взводы под руководством старшего лейтенанта И. И. Сергеева быстро вышли в назначенный район и начали развертываться в боевой порядок.

И тут со стороны Красного Села и Вороньей горы противник открыл ураганный огонь по нашим позициям. Дело в том, что наше командование, стремясь возможно эффективнее использовать удары гвардейских минометов прежде всего по резервам, вынуждено было приблизить их боевые порядки к переднему краю, иногда в районы, расположенные на открытой местности и хорошо просматриваемые с господствующих высот, которые еще находились в руках врага. Так было и в нашем случае. Противник нас прекрасно видел, отлично понимал, какую опасность представляют для него грозные «катюши», и поэтому использовал все имеющиеся средства для борьбы с ними.

Невзирая на все усиливающийся артиллерийский огонь, боевые машины гвардейцев продолжали выходить на позиции. По всему чувствовалось нарастание накала боя: перед огневыми позициями минометчиков с ходу развернулись батареи дивизионной артиллерии, по дороге на Красное Село прошли танки, усилила огонь наша дальнобойная артиллерия, начали выдвижение вперед резервы и вторые эшелоны соединений и частей 30-го гвардейского стрелкового корпуса.

С командного пункта на огневую позицию поступила команда: «По пехоте гранатой, взрыватель осколочный, буссоль… Готовность доложить!» Личный состав расчетов бросился по своим местам и стал приводить машины в боевое положение.

В сложившейся обстановке привести к бою боевые машины оказалось не простым делом. Даже процесс заряжания машин был крайне трудным. Под артиллерийским огнем личному составу расчетов приходилось подносить к машинам на расстояние 50–70 м тяжелые снаряды, каждый из которых весил более 42 кг. Чтобы ускорить дело, в работу включились механики-водители боевых машин, водители транспортных машин, артмастера и вообще все, кто оказался под рукой.

В этом бою мое внимание привлек высокий, богатырского сложения механик-водитель старшина А. И. Портнов. Взвалив на каждое плечо по снаряду, он ускоренным шагом пересекал позицию и быстро доставлял свою ношу к боевым машинам, а затем бегом возвращался к ящикам с боеприпасами. И так повторялось несколько раз!

Тем временем интенсивность огня противника усилилась: десятки снарядов рвались непосредственно на позициях и вблизи от них, со свистом проносились осколки, срезая на своем пути и без того редкие израненные деревья. Всю позицию заволокло дымом, воздух наполнился гарью и специфическим запахом тола. Осколками снарядов и взрывными волнами была повреждена боевая машина, которой командовал младший сержант А. Г. Лекомцев. Командир и несколько номеров были контужены, а рядовой И. Ф. Емельянов тяжело ранен в голову. Однако никто не оставил своего поста. Все, кто мог, вместе с командиром расчета пытались устранить повреждения и восстановить вышедшие из строя агрегаты и узлы.

На помощь расчету немедленно устремились техник-лейтенант В. М. Иванов и артиллерийский мастер старший сержант С. Д. Скотников.

— Всем отойти от машины! — скомандовал техник-лейтенант. — Скотников! Отключи питание.

Отдав необходимые распоряжения, сам Василий Михайлович забрался на направляющие машины и, не обращая внимания на грозящую опасность (ведь на направляющих находились снаряды, которые могли от прямого попадания в любую минуту взорваться), искусно орудуя инструментом, устранил обнаруженные повреждения. Через несколько минут установка была готова к стрельбе.

В результате взрыва опрокинулась и загорелась другая боевая машина. Много мужества и самоотверженности пришлось проявить ее расчету, чтобы ликвидировать возникшую опасность. Особенно отличился старший сержант А. Ф. Борисов. Несмотря на полученные ожоги и непрекращающийся обстрел, он ловко подогнал машину-тягач к лежащей на боку установке и с помощью троса и крюка поставил ее «на ноги».

А с командного пункта все настойчивее раздавалось:

— Ускорить готовность!.. Доложить о готовности!

Наконец грянул залп! Самым примечательным было то, что в нем благодаря мужеству личного состава смогла участвовать большая часть боевых машин подразделения.

Задача была выполнена своевременно. Наступили сумерки, и противник, отчаявшись сломить волю гвардейцев, почти прекратил обстрел огневой позиции, только отдельные разрывы напоминали о том, что происходило здесь несколько минут тому назад.

Затихли выстрелы и с нашей стороны. Наступило, как обычно бывает после напряженного дневного боя, временное затишье. Последовала команда на перемещение боевых порядков в другой район. Надо было готовиться к решению новых боевых задач.

Так закончился первый день боевых действии гвардейцев-минометчиков на Пулковских высотах, день, вселивший в наши сердца большие надежды. Каждый солдат и офицер чувствовал, что еще немного усилий, еще несколько ударов по врагу — и тот будет окончательно отброшен от Ленинграда.

Первые дни наступательных боевых действий ознаменовались массовым героизмом воинов всех родов войск. Именно в эти дни в нашем дивизионе появились первые кавалеры ордена Славы. Одним из них был комсорг дивизиона сержант И. В. Герасимов. 15 января, находясь в составе разведки, он проник в тыл отходящих подразделений противника с целью захвата «языка». В завязавшейся ожесточенной схватке Герасимов лично уничтожил нескольких солдат и, несмотря на полученное ранение, взял в плен двух гитлеровцев. Доставленные в штаб пленные дали ценные для нашего командования сведения.

18 января с новой силой разгорелись бои на подступах к мощному узлу противника в районе Красного Села. Гитлеровцы, стремясь избежать окружения своей петергофско-стрельнинской группировки, начали отводить часть сил на Красное Село для усиления красносельского гарнизона.

Однако полностью осуществить свой замысел врагу не удалось. На пути отходящей группировки противника встали несколько частей 30-го стрелкового корпуса, в том числе и 38-й гвардейский минометный полк.

Непосредственный участник этих событий начальник разведки полка старший лейтенант Ф. А. Голуб позже рассказывал мне, что первыми обнаружили вражеские колонны разведчики нашей части Ф. В. Хрипунов и Ф. И. Иванов и сразу доложили подполковнику Г. И. Алымову. Тотчас им была поставлена задача командирам дивизионов на подготовку огня. Буквально считанные минуты потребовались огневым взводам для нанесения удара. Колонны фашистов были точно накрыты шквальным огнем «катюш». Разгром врага завершили появившиеся со стороны Финского залива девятки Илов, полившие свинцовым дождем метавшихся в панике гитлеровцев.

Когда вместе с наступающими частями мы достигли этого района, то увидели сотни вражеских трупов, десятки уничтоженных машин и бронетранспортеров, а также несколько разбитых орудий.

К утру 19 января воины 63-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием полковника А. Ф. Щеглова (ныне генерал армии), преодолевая сопротивление противника, комбинированным ударом с двух сторон овладели Вороньей горой. Успех боев на Вороньей горе ускорил и взятие Красного Села, которое являлось ключевой позицией в обороне противника.

За Красносельский узел сопротивления вели бои части 64-й гвардейской стрелковой дивизии. К исходу 18 января завязались бои непосредственно за Красное Село, но ураганный огонь из дзотов и дотов сдерживал наступательный порыв наших войск. Тщетны оказались и попытки артиллерии создать бреши в обороне противника.

Стало очевидным, что без преодоления системы долговременных сооружений врага невозможно без больших потерь овладеть красносельским опорным пунктом.

Вспоминаю, как командир стрелкового полка обратился к офицерам поддерживающих частей с вопросом:

— Что же, братцы, будем делать? Если не уничтожим доты и дзоты, наступление сорвется!

— Товарищ полковник, — сказал майор-артиллерист, — прежде чем уничтожить эти цели, надо знать их точное расположение. Вот этого нам как раз сейчас и не хватает.

— Какое будет ваше предложение?

— Предложение одно — срочно выслать общевойсковую разведку и включить в ее состав артиллеристов и гвардейцев-минометчиков.

— Хорошо, давайте с разведки и начнем!

После этого группе полковых разведчиков, куда вошли и разведчики нашего дивизиона старший сержант А. Д. Платонов, сержант П. Т. Аверин и рядовой К. Н. Салеев, была поставлена задача — под прикрытием темноты проникнуть в Красное Село и разведать систему огня и сооружений на его северо-восточной окраине. Разведчики отправились в путь. Противник, как бы чувствуя неладное, непрерывно освещал местность, вел пулеметный огонь из многих точек и осуществлял методический артиллерийский обстрел наших боевых порядков.

С наблюдательного пункта было видно, как, используя интервалы между разрывами снарядов и перерывами в освещении местности ракетами, цепочка разведчиков перебежками вплотную подошла к крайним строениям города и скрылась из виду.

Прошел час, другой, и вдруг в тылу врага раздались звуки выстрелов. Все мы, наблюдавшие за действиями разведки, отлично понимали, что означает эта беспорядочная стрельба. Откровенно говоря, никто уже не рассчитывал увидеть отважных разведчиков целыми и невредимыми. Но, к нашей общей радости, поздно ночью разведгруппа вернулась в расположение части, успешно выполнив задание. Она добыла важные данные, благодаря чему представилась возможность эффективно спланировать огонь по наиболее уязвимым местам вражеской обороны.

В ночь на 19 января несколько батарей 1-й гвардейской минометной дивизии прямо под носом у противника развернули свои рамы. Особо трудным оказалось обеспечить своевременную доставку снарядов на огневые позиции. Утопая в глубоком снегу, спотыкаясь на разбитых участках дороги, тяжело дыша и часто останавливаясь для отдыха, номера парами подносили из позиции тяжелые ящики со снарядами (каждый снаряд весил более 90 кг).

Наблюдая эту картину, я не выдержал и спросил одного из офицеров:

— Неужели нельзя было подвезти боеприпасы на машинах?

— К сожалению, нельзя, — последовал ответ, — из-за распутицы машины сюда не подойдут.

Надо еще учитывать и другое: маскировку наших позиций. До противника рукой подать!

Залпы тяжелых гвардейских минометов в сочетании с ударами «катюш» и огнем артиллерии расчистили путь нашим наступающим частям. В дело вступили танковые бригады подполковника В. Л. Проценко. Подойдя к северо-восточной окраине Красного Села, они развернулись в боевой порядок и перешли в атаку.

Очень активно в этот момент действовала авиация. Илы непрерывно висели над полем боя, поражая огневые средства и пехоту фашистов. Особенно запомнились яростные атаки одного из звеньев штурмовиков, которым (как мы узнали после) командовал лейтенант К. Д. Мамыкин. Самолеты в полном смысле слова утюжили позиции врага, действуя на бреющем полете и на низких высотах.

В этих боях отличился помощник командира огневого взвода нашего дивизиона старший сержант В. П. Антипов. Во время штурма Красного Села он заменил выбывшего из строя командира взвода и обеспечил своевременное открытие огня по противнику. Об этом замечательном человеке и прекрасном командире хотелось бы рассказать более подробно. Небольшого роста, широкоплечий, с добродушным, открытым лицом, он располагал к себе буквально с первого взгляда. Отличительными чертами его характера были откровенность, душевность и отзывчивость. Приходилось порой удивляться, как необычно просто и быстро он находил общий язык с подчиненными, как умел в нужную минуту поднять настроение людей и вдохновить на подвиг. В общем, как обычно говорят, он был душой подразделения. Вспоминаю, как в один из дней, когда расчеты отдыхали около боевых машин в импровизированных шалашах, прибыв на огневую позицию, я услышал какие-то неясные звуки, доносившиеся со стороны первого расчета. Подхожу ближе и уже отчетливо различаю знакомую мелодию одной из русских песен. Вхожу, а вернее вползаю, в шалаш и наблюдаю следующую картину. В середине шалаша сидит Антипов и приятным тенором вполголоса запевает: «Меж высоких хлебов затерялося небогатое наше село…» Солдаты же, прижавшись друг к другу, расположились вокруг запевалы и дружно подхватывают.

Около 12 часов 19 января разрозненные группы фашистов, засевшие в отдельных домах и подвалах, были ликвидированы. Судьба вражеской группировки, обороняющейся в Красном Селе, была решена.

В честь воинов, освободивших Красное Село и Ропшу, в столице нашей Родины вечером 19 января был произведен салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

В приказе Верховного главнокомандующего личному составу частей, отличившихся в боях за Красное Село, в том числе и нашей части, была объявлена благодарность. Спустя несколько дней до нас дошла радостная весть о том, что наш полк удостоился почетного наименования Красносельского.

В разгаре боев не было возможности собраться всем вместе и поделиться общей радостью. На наблюдательных пунктах, на огневых позициях в минуты временного затишья стихийно возникали митинги и собрания, где каждому хотелось высказать свои чувства, излить душу.

В штабе дивизиона подвели итоги боевой деятельности за эти дни. Они оказались значительными: за пять дней боев дивизионом было дано 23 залпа, израсходовано 1126 снарядов и уничтожено до пяти батальонов противника, а также подавлено семь батарей и разрушено несколько дзотов. Это был первый наш вклад в общее дело окончательного разгрома врага под Ленинградом.

27 января войска 42-й армии развернули наступление в юго-западном направлении, где на их пути находился крупный населенный пункт и мощный узел сопротивления Волосово. 90-я стрелковая дивизия попыталась с ходу овладеть Волосовом, но эта попытка успеха не имела. Тогда эту задачу возложили на 11-ю стрелковую дивизию 122-го стрелкового корпуса. Командир дивизии решил, прикрывшись частью сил с севера, главными силами нанести одновременный удар с запада и востока и разгромить противника, обороняющегося в Волосове.

Я в этот период вместе с разведчиками находился в боевых порядках одного из стрелковых полков дивизии, наступавшего с запада. Ведя наблюдение за полем боя, мы обнаружили несколько батарей и скопление живой силы противника. Мешкать было нельзя. Вызываю по радио командира дивизиона, передаю ему координаты целей и прошу немедленно открыть огонь. К моему удивлению, капитан В. Ф. Растроста, коротко ответив: «Вас понял, продолжайте вести разведку», — огня открывать не стал. Откуда мне было знать тогда, что к этому моменту поддержка 11-й стрелковой дивизии была возложена на 321-й гвардейский минометный полк, а нашему полку предстояло решать другую задачу?

Во второй половине ночи после дружного залпа 321-го гвардейского минометного полка и огня артиллерии части 11-й стрелковой дивизии внезапно для противника ворвались в Волосово и к утру полностью очистили его от фашистов. На поле боя противник оставил около 50 орудий, 20 пулеметов, 7 танков и другую боевую технику.

В конце января дивизиону была поставлена новая и необычная задача — совершить стремительный марш на Гдовское направление и поддержать соединения 122-го стрелкового корпуса в разгроме противника, обороняющегося на восточном побережье Чудского озера.

Марш начался в ночь на 1 февраля. Двигались по маршруту: Терпилицы, Заручье, Кислино, Рудно, Сланцы, Гдов. Условия марша были тяжелые: дороги, как правило, разбиты, почти все мосты на маршруте движения разрушены.

Самым впечатляющим событием в ходе выдвижения на новый рубеж оказалась встреча с партизанами бригады Героя Советского Союза К. Д. Карицкого.

Первых представителей народных мстителей наш дивизион встретил у переправы через реку Лугу. Наши передовые части только что перешли реку, и на долю партизан выпала задача обеспечить охрану коммуникаций и оказать помощь войскам в быстром продвижении вперед.

Помнится, одним из первых нас приветствовал юноша-партизан с гранатой за поясом, с винчестером в руках, в шапке с красным околышком. Вся его фигура, собранная и подтянутая, производила впечатление и внушала к нему уважение.

Здесь произошла необычная и трогательная встреча фельдшера дивизиона младшего лейтенанта медслужбы А. Б. Быстрова со своим двоюродным братом Витей Шиловым — 14-летним ленинградским школьником.

В середине июня Витя выехал из Ленинграда в район Гдова к родственникам на отдых, где его и застала война. Еще до подхода гитлеровцев к этим местам Витя ушел в лес и вступил в один из создаваемых партизанских отрядов. К 1944 году это был уже опытный партизанский разведчик. Неоднократно он засылался в тыл к противнику и всегда добывал нужные сведения. За свои подвиги юный разведчик был награжден медалью «Партизану Великой Отечественной войны» I степени. Встретив брата, он обратился к командованию полка с просьбой принять его в славные ряды гвардейцев-минометчиков. Эту просьбу поддержал и начальник Вити по партизанскому отряду. Так появился у нас сын полка. Витя с честью оправдывал оказанное ему доверие: он принимал самое активное участие в боевых действиях части, и его ратный труд был отмечен еще рядом правительственных наград.

В ходе марша на коротких привалах, особенно в уцелевших населенных пунктах, воинов обычно окружали жители. Завязывался разговор.

В одной из деревень к нам подошел седой как лунь старик и тихим голосом вымолвил:

— Добрый день, сынки!

— Здорово, отец! — дружно приветствовали его бойцы.

— Бегут гады, — сказал старик, махнув рукой в сторону фронта, — хватит, напились нашей кровушки!

— Что, тяжко было? — обратился к старику старший лейтенант И. Н. Шахрай.

— Какое там тяжко! Совсем невмоготу было. Есть нечего — все гады отобрали. А тут еще работа каторжная на торфоразработках, лесозаготовках, на дороге. Но мы не сидели сложа руки, от мала до велика делали все возможное, чтобы помочь партизанам.

Да, советские люди даже в невероятно жестоких условиях оккупации находили в себе силы не покориться врагу и сохранить веру в светлое будущее.

Запомнилась деревня Кислино — один из центров партизанского края. Из рассказов местных жителей мы узнали, что гитлеровцы в течение двух лет так и не смогли установить в этом районе свой порядок. Здесь в каждой деревне партизаны имели своих людей, осуществлявших руководство сельским хозяйством и политической жизнью, здесь жили по своим, советским законам, сюда, хотя и с большим опозданием, но почти регулярно поступала газета «Ленинградская правда».

11—14 февраля 108-й и 123-й стрелковые корпуса 42-й армии вели боевые действия по разгрому фашистских войск на восточном берегу Чудского озера. И как много столетий тому назад, когда немецкие псы-рыцари были здесь разбиты наголову русскими дружинами Александра Невского, так и в феврале 1944 года гитлеровские оккупанты потерпели сокрушительное поражение и Чудское озеро вновь стало нашим.

В этих боях дивизион, действуя в составе полка, произвел несколько залпов, обеспечивая продвижение пехоте к танкам. Так завершился один из важнейших этапов участия подразделений 38-го гвардейского минометного полка в боях по снятию блокады Ленинграда и освобождению Ленинградской области. Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант артиллерии Г. Ф. Одинцов, отмечая заслуги полка, в телеграмме на имя командира части сообщал: «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3.3.1944 года ваш полк награжден орденом боевого Красного Знамени. Полк заслужил этого награждения боевыми делами под Ленинградом, являясь ведущим полком среди ГМЧ фронта!..»

Это был второй орден Красного Знамени на знамени нашего полка.

После наступательных боев на Гдовском направлении и Нарвском плацдарме полк расположился в деревне Радовели, недалеко от Нарвы. Все мы понимали, что передышка — дело временное. Никто не сомневался в том, что скоро начнется новое наступление и наша часть будет действовать на направлении главного удара — на Таллин. Мы стояли как раз на прямой, соединяющей Нарву со столицей Эстонии.

Неожиданно полк получил распоряжение двигаться не на запад, а на юг, в район Тарту. Люди терялись в догадках, но на вопрос «почему?» ответа не находили.

— Да что тут гадать на кофейной гуще, — сокрушаясь, горячился командир взвода лейтенант Сергей Муратов. — Все ясно: решили дать отдохнуть, посылают туда, где потише.

— Ну это ты брось, — прервал всегда рассудительный лейтенант Алексей Лукошкин. — Еще не было такого, чтобы наши «катюши» на задворках в тени отсиживались.

На войне много не рассуждают. На войне выполняют приказ. Недолгие сборы — и дивизионы полка двинулись в путь. Еще по-летнему тепло грело солнце. Шли вдоль берега Чудского озера. Колонны машин быстро спускались на юг. Ничто не мешало продвижению вперед. И только у самого города Гдова в небе появилась знакомая всем «рама» со свастикой на крыльях. Это был вражеский разведчик.

Гитлеровцы, не зная точно замысла нашего командования, понимали, что перемещение это делается неспроста. Вскоре появились и «гости». Наши зенитчики открыли огонь по «юнкерсам», не давая им возможности нанести прицельный бомбовый удар по колоннам машин.

Фашистские стервятники, развернувшись, ушли за горизонт над Чудским озером. И вдруг гул моторов послышался с противоположной стороны: «юнкерсы», совершив нехитрый маневр, появились над лесом. Зенитчики вновь встретили их плотным огнем.

Несколько бомб упали совсем рядом с колонной нашего дивизиона. Несколько человек ранило. Загорелась транспортная машина. Водитель рядовой Д. М. Нестеров свернул в кювет. В кузове находились боеприпасы. Казалось, вот-вот произойдет взрыв. Забыв о смертельной опасности, Нестеров вступил в борьбу с огнем, сбивая языки пламени куском брезента. На помощь подоспели солдаты батареи, пожар удалось погасить.

Только скрылись «юнкерсы» — подала голос вражеская артиллерия. Гитлеровцы вели огонь с противоположного берега Чудского озера, но мы продолжали движение.

Вскоре одна за другой колонны подошли к узкому перешейку, где Чудское озеро сливается с Псковским. Часть полка была переброшена на паромах на противоположный берег, занятый нашими войсками. Другая часть — в основном транспортные машины — своим ходом обогнула Псковское озеро и подошла к поселку Ахья. Здесь подразделения снова встретились и продолжили путь на Тарту.

Четырехсоткилометровый марш был позади. Полк пришел как нельзя более вовремя. В этом районе шли тяжелые бои.

Девятого сентября подполковник Г. И. Алымов вызвал в штаб командиров дивизионов. Все собрались в здании всемирно известного Тартуского университета. Здесь была определена задача полку, суть которой заключалась в том, чтобы поддержать огнем «катюш» 116-й корпус генерала Фетисова, а затем и сменивший его 108-й стрелковый корпус. 17 сентября, в 7 часов 30 минут, трехминутным огневым налетом началась артиллерийская подготовка, в которой участвовал и наш полк. Затем в течение 27 минут артиллерия вела в основном методический огонь, разрушая оборонительные сооружения противника.

Всех, кто находился на наблюдательных пунктах, поразило то, что артиллерия противника все это время молчала. Видимо, гитлеровцы не хотели дать себя обнаружить, раскрыть свои огневые средства. Наконец они не выдержали и открыли ответный огонь по нашим позициям. Это позволило разведчикам уточнить расположение вражеских батарей, после чего на них был обрушен настоящий шквал огня. Под действием сокрушительных залпов «катюш» и ударов артиллерии фашисты замолчали.

В 8 часов утра последовал второй, еще более мощный налет по врагу изо всех артиллерийско-минометных средств. В 8 часов 20 минут под звуки Гимна Советского Союза и раскаты солдатского «ура!» бойцы атаковали первую вражескую траншею.

Наш 54-й гвардейский минометный дивизион действовал в составе созданной по приказу Маршала Советского Союза Л. А. Говорова подвижной танковой группы, насчитывавшей 85 танков, 24 самоходно-артиллерийские установки, 25 орудий. Мы должны были прорвать оборону противника и, продвигаясь по его тылам в сторону города Тапа, сковать резервы гитлеровцев, действовавших на направлении главного удара наших войск.

Для нас, гвардейцев-минометчиков, такая операция была более чем необычной. «Катюши» со дня своего создания еще ни разу не вели боевых действий в тылу врага.

Ответственность была высока. Это понимали все, от солдата до офицера. Готовили технику, готовили людей. Офицеры изучали местность, по которой придется пройти, данные нашей разведки о противнике, способы ведения огня в необычных условиях. Повсюду проводились беседы. Особенно неутомим был наш комиссар, замполит дивизиона Иван Котов.

Начальник политотдела первой танковой бригады полковник Заяц собрал политработников всех подразделений, входящих в состав подвижной группы. От нас на совещание прибыл парторг дивизиона младший лейтенант Павел Мурмо. Собравшимся разъяснили характер действий танкового десанта, порядок ведения огня с ходу, рассказали, как нужно обеспечивать взаимодействие в бою.

Перед самым рейдом в тыл неприятеля в дивизионе состоялся митинг. На нем выступали командиры и солдаты. Лучше всех, пожалуй, мысли и чаяния гвардейцев выразил тогда рядовой Сычев.

— Нелегка наша задача, — говорил он, — но мы готовы выполнить приказ Родины, не пожалеем своей жизни, чтобы освободить Советскую Эстонию от фашистских полчищ, от этих извергов, которые измываются над нашими советскими людьми. Мы отомстим врагу за погибших боевых товарищей. Кровь за кровь, смерть за смерть!

Подвижную группу было решено ввести севернее города Тарту, в районе поселка Волди. Нужно было преодолеть оборонительные линии, проволочные заграждения, минные поля, огневые точки, врытые в землю танки и самоходные установки. По опорному пункту врага ударили «катюши» и артиллерия. Казалось, взрывы снарядов и мин перепахали все на пути прорыва. Однако 108-й стрелковый корпус, в полосе действий которого находилась подвижная группа, продвинулся за полдня всего лишь до окраины поселка Кассинурме. Здесь танковый десант пробил оборону гитлеровцев и начал самостоятельный рейд по тылам противника в направлении Йыгева, Ракке, Ярви-Яни, Тапа.

Во время прорыва наши разведчики во главе со старшим сержантом Сергеем Егонянцем захватили в плен солдата 4-й роты 1149-го пехотного полка. Допрашивали его в кузове движущейся машины. Гитлеровец оказался хорошо осведомленным о том, где и какие части расположены на пути к Тапу. Полученные сведения были переданы командиру подвижной группы и сыграли немаловажную роль в дальнейшем продвижении танкового десанта.

Так вместе с танками начался рейд «катюш» по тылам фашистов. Впереди шла головная походная застава. Следом за ней авангард — танковый батальон бригады во главе с полковником Проценко. По распоряжению комбрига представители разведок всех приданных частей и подразделений примостились на броне командирского танка и отсюда осуществляли связь со своими штабами.

Нападения ждали откуда угодно, поэтому подвижная группа двигалась как единое целое. По первому сигналу и «катюши», и самоходные установки, и орудия могли открыть огонь, принять бой. Боевые машины дивизиона были расчехлены, на направляющих лежали реактивные снаряды.

Разведчики дивизиона гвардейских минометчиков еще в боях под Ленинградом зачастую бывали на переднем крае и оттуда вели корректировку огня своих батарей. На этот раз в составе головной походной заставы шли самые смелые и самые опытные разведчики — старший сержант С. Егонянц, ефрейтор К. Салеев и младший сержант Н. Грачев. Я держал с ними постоянную связь и все, что они передавали мне, тут же сообщал командиру дивизиона.

Мы проезжали один населенный пункт за другим. Уже позади Ракке, Ярви-Яни. Пока что стычек с фашистами не возникало. Однако на подступах к Тапу головную походную заставу встретили пулеметные очереди.

Быстро развернулись танковые батальоны, а следом за ними и все остальные части и подразделения. Враг открыл огонь по танкам из противотанковых орудий, надежно укрытых каменными домами. Каждый дом, каждый подвал был настоящей крепостью. Особенно губительным для нас был минометный огонь. Появились раненые. Нужно было заставить замолчать неприятельские минометные батареи. Но как? Их позиции скрыты. А бить наугад — толку мало. И вдруг я услышал по рации голос младшего сержанта Николая Грачева:

— Слева от центральной улицы, за красным каменным домом, позиция фашистских минометов.

Я тут же передал данные начальнику штаба дивизиона капитану А. В. Звереву. Казалось, расчеты только и ждали этого. Грянул залп из всех двенадцати реактивных установок. Вражеские минометы замолчали.

В атаку двинулась первая танковая бригада. Ее вел сам командир, полковник Проценко. По данным воздушной разведки он знал, что на вокзале стоят эшелоны, которые направлялись на Таллин. Нужно было во что бы то ни стало отрезать им дорогу. Танки, ведя огонь на ходу, быстро продвигались по улицам к железнодорожному вокзалу. Паровозы были уже под парами, когда на путях появились советские танки. Ни один эшелон так и не сумел покинуть Тапу.

Стрельба уже стихла, когда разведчик ефрейтор К. Салеев сообщил, что вдоль западной окраины города движутся машины с гитлеровцами. Видимо, это были остатки находившихся в Тапу частей, пытавшихся удрать в Таллин. Доложили командиру подвижной группы, который приказал В. Ф. Растросте дать залп дивизионом по отходящему противнику.

Прошло всего несколько минут после команды «К бою!», и со всех сторон послышалось:

— Первая готова! Вторая готова! Батарея готова!

И тут же властное, короткое:

— Огонь!

Ухнули на едином выдохе все установки дивизиона. Огненные молнии настигли фашистов. На месте двигавшихся машин поднялись клубы огня и дыма. Вряд ли что могло уцелеть в этом пылающем смерче. Командир группы поблагодарил гвардейцев за точный, сокрушительный удар по врагу.

От Тапу до Таллина, как говорится, подать рукой. Гвардейцы горели желанием участвовать в освобождении столицы братской республики. И вновь нашим желаниям не суждено было сбыться. В ночь на 21 сентября командующий войсками Ленинградского фронта поставил перед подвижной группой полковника Проценко новую задачу. Мы повернули на юго-запад. Теперь наш путь лежал к портовому городу Пярну. И снова, преодолевая отчаянное сопротивление гитлеровцев, двигались мы по эстонской земле через города и села.

В районе поселка Тюри подвижная группа вынуждена была остановиться. Танки подошли к небольшой реке Пярну. Саперы сразу же приступили к наведению переправы. И вдруг с другого берега раздались выстрелы. Фашисты открыли огонь из всех видов оружия. Проценко приказал майору Растросте уничтожить огневые точки противника. Эту задачу поставили перед командиром установки сержантом А. Лекомцевым.

Гвардейцы дружно выкатили установку на прямую наводку. Потребовался всего один залп, чтобы заставить замолчать гитлеровцев. Саперы за короткий срок подготовили переправу. И снова путь на Пярну.

Пройдя поселок Пярну-Ягуни, подвижная группа достигла пригорода Пярну. Чтобы попасть в город, нужно было преодолеть водную преграду. Рассветало. Кругом тишина. Полковник Проценко собрал командиров частей и подразделений. Держали совет, что делать. Двигаться через мост рискованно: он наверняка заминирован. В таком случае без тщательной разведки обойтись нельзя. Отдав приказ дивизиону развернуться и быть готовым дать залп, командир бригады вызвал меня к себе.

— Необходимо разведать, что делается в городе, — сказал он. — Подберите группу и отправляйтесь. Обо всем, что заметите, сразу же сообщайте. До города доберетесь на лодках.

Группа была создана почти целиком из разведчиков нашего дивизиона. Людей я хорошо знал и надеялся на них. Мы погрузились в лодку и тихо погребли к городу. Стоявшая вокруг тишина настораживала: а вдруг у самого берега засада? Но до берега мы добрались не сразу — лодки уткнулись в плывун. Нас отделяло от земли метров двадцать пять, не более. Эта полоска воды была полностью забита плывущими бревнами. По ним и предстояло добраться до берега. Сделать это оказалось не так-то просто. Мы то и дело оказывались в воде. С трудом выбирались из нее и снова оказывались в холодной купели.

Наконец выбрались на берег. Огляделись — ни души! Тишина жуткая. И вдруг из-за угла одного дома показался мужчина с белым платком в руках. За ним как-то боязливо шла группа жителей города. Мы знали, что гитлеровцы вели пропаганду среди населения: дескать, русские уничтожают всех от мала до велика. Когда «парламентеры» подошли поближе, я спросил, что это значит.

Мужчина ответил, что они, горожане, просят, чтобы пощадили и без того разрушенный город, чтобы не обстреливали его напрасно, потому как фашисты почти все разбежались. Остались небольшие разрозненные группы.

Выслушав «парламентеров», мы направились к центру города. Едва мы вышли из переулка на главную улицу, как застучали автоматные очереди. Пришлось принять бой.

Вскоре к городу подошли части 108-го стрелкового корпуса. Жители тепло, со слезами на глазах, встретили своих освободителей. Рейд гвардейцев-минометчиков в составе подвижной танковой группы завершился.

Очень бы хотелось, чтобы жители знали, кто освободил их город.


М. В. Кудрявцев, полковник, кандидат военных наук РОДИНА САЛЮТУЕТ ГЕРОЯМ

20 октября 1943 года, простившись с друзьями из 20-го гвардейского минометного полка, я ехал в штаб оперативной группы гвардейских минометных частей Ленинградского фронта для прохождения дальнейшей службы.

Дорога от Рабочего поселка № 8 вела к Ново-Ладожскому каналу. Слышна была артиллерийская канонадa: фашистская артиллерия под Синявином продолжала обстреливать не только боевые порядки наших войск, но и железнодорожные составы, следовавшие в Ленинград по вновь построенной после прорыва блокады железной дороге.

Контрбатарейщики 67-й армии хорошо знали свое дело: как только вражеские батареи начинали стрельбу, на них немедленно обрушивался точный огонь нашей артиллерии.

Слева и справа от дороги видны были воронки — следы бомбежек и артиллерийских обстрелов. Мой путь лежал по земле, обильно политой кровью воинов двух фронтов, осуществивших в январе 1943 года прорыв блокады Ленинграда.

Наш 20-й гвардейский минометный полк, в котором я в то время служил, мощными, сокрушительными залами своих орудий громил живую силу и огневые средства фашистской 227-й пехотной дивизии на направлении Гайтолово — Синявино. За образцовое выполнение боевых задач в операции по прорыву блокады полк был награжден орденом Красного Знамени. Многие офицеры, сержанты и солдаты были удостоены правительственных наград.

Теперь я следовал к новому месту службы. Товарищеская атмосфера проводов, напутствий не покидала меня. Нелегко было расставаться с однополчанами, с которыми участвовал в тяжелых боях в марте — мае 1942 года по прорыву фронта окружения 2-й ударной армии под Мясным Бором, в наступательных боях в августе-сентябре 1942 года и в прорыве блокады Ленинграда в январе 1943 года, в тяжелых боях под Синявином летом 1943 года.

…Машину трясло на ухабах и колдобинах. Вот уже и Пороховые. Ленинград непривычно пустынный, печальный и в то же время величественный и прекрасный. Проезжая по шоссе Революции, я вспомнил клятву питерских рабочих в дни, когда городу было присвоено имя великого Ленина: «Быть ленинградцем — значит быть стойким, бессменным часовым пролетарской революции». Защищать такой город — великая честь.

К штабу оперативной группы гвардейских минометных частей, который размещался на третьем этаже в доме 90 по набережной Фонтанки, я подъехал поздно вечерам.

Поднимаясь по лестнице, я встретился с капитаном И. Фунштейном — офицером оперативного отделения штаба.

— Мы тебя уже давно ждем, — едва поздоровавшись, скороговоркой выпалил он, — работы невпроворот, — и пригласил следовать за ним.

В большой комнате было пустынно. Энергичным жестом Фунштейн показал на свободный стол:

— Занимай, он без хозяина.

В дверях показался высокий, стройный полковник. Это и был начальник штаба оперативной группы гвардейских минометных частей Сергей Александрович Бардин. Получив разрешение, я направился в его кабинет для доклада.

Выслушав доклад, полковник пригласил меня сесть. В это время начался артиллерийский обстрел. Продолжая внимательно читать мое предписание о назначении на новую должность, Бардин пояснил:

— Артиллерийские обстрелы города происходят систематически. Примерно в девятнадцать ноль-ноль и в двадцать три ноль-ноль. Когда особенно многолюдно возле Большого драматического театра, фашисты обстреливают здание театра. Все недолетевшие снаряды попадают к нам. Несколько дней тому назад один снаряд угодил в столовую, где питаются офицеры штаба. Тяжело ранена официантка, пострадало здание.

Отложив мое предписание в сторону, он подробно рассказал о характере предстоящей работы, о коллективе офицеров штаба.

Мне предстояло работать в составе только что созданного инспекторского отделения штаба группы, возглавляемого гвардии майором Дмитрием Митрофановичем Комиссаровым, ветераном Ленинградского фронта, тоже только что назначенным на эту должность.

— В состав штаба включены также отделения: кадров, шифровальной службы, интендантского снабжения, связи. Все это, — заключил начальник штаба, — должно способствовать более качественному решению задач по управлению гвардейскими минометными частями.

На следующий день состоялось мое знакомство с начальником оперативного отделения майором И. С. Беловым. Под его руководством предстояло участвовать в разработке оперативно-тактической летучки для предстоящего сбора командиров, начальников политотделов и штабов гвардейских минометных частей, который должен был проводить начальник оперативной группы гвардейских минометных частей Ленинградского фронта гвардии генерал-майор артиллерии Степан Васильевич Васильев.

Разработка летучки велась с учетом реальной обстановки Пулково-Лужского направления. В ходе разработки материалов я близко познакомился с гвардии капитаном Евгением Михайловичем Роговым, тоже новичком в штабе. Его огромная работоспособность, высокая подготовленность по оперативно-тактическим вопросам произвели на меня сильное впечатление. Работал я с большим желанием, старался порученную мне работу сделать как можно лучше. Не все сразу получалось. Я это хорошо понимал и старался перенять все лучшее у Евгения Михайловича. Материалы были разработаны в срок.

На сборе учились не только командиры, начальники политотделов и штабов, но и офицеры штаба оперативной группы ГМЧ. Учились целесообразному применению огня и маневра гвардейских минометных частей в общей системе огня и маневра артиллерии при решении задач артиллерийского наступления, оценке противника, целей, планируемых для поражения залпами гвардейских минометных частей, определению огневых возможностей и учета их при планировании огня, выбору огневых позиций в условиях лесисто-болотистой местности с учетом необходимой дальности стрельбы по целям определенной конфигурации. Нужно было осуществлять выбор огневых позиций так, чтобы цель поражалась основной частью эллипса рассеивания.

— Одной из задач, которую надо решить в бою, — указывал на сборе генерал С. В. Васильев, — является задача умелого выбора целей для гвардейских минометных частей и подготовки точного их огня.

Для меня, тогда еще молодого офицера, участие в подготовке материалов и в самом сборе явилось настоящей школой военной науки. В ходе сборов произошло деловое знакомство с руководящим составом гвардейских минометных частей Ленинградского фронта.

Уже в ноябре 1943 года по утвержденному плану осуществлялась проверка хода боевой подготовки и выполнения указаний начальника оперативной группы ГМЧ в гвардейских минометных частях фронта. Во всех штабах частей шла кропотливая учеба, подготовка к предстоящей операции. Офицерский состав учился умению планировать огонь и организовывать управление своими подразделениями. Хорошую подготовленность показали части, которыми командовали гвардии полковник А. М. Лобанов, гвардии подполковники Н. Д. Силин, П. Н. Дегтярев, А. В. Овчинников.

В летних и осенних боях 1943 года войска Ленинградского фронта активными действиями сорвали намерения фашистских войск вновь выйти к южному берегу Ладожского озера и восстановить блокаду Ленинграда.

Теперь по указанию Ставки Верховного главнокомандования готовилась операция по окончательному разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом и полному снятию блокады города.

На основе ориентировки о предстоящей операции начальник Оперативной группы ГМЧ фронта доложил командующему войсками Ленинградского фронта генерал-полковнику Л. А. Говорову и командующему артиллерией генерал-лейтенанту артиллерии Г. Ф. Одинцову предложения по боевому применению гвардейских минометных частей в предстоящей операции, а именно: распределение их по армиям, количество и место залпов в артиллерийском наступлении, расход и обеспечение боеприпасами и возможный маневр частями в ходе ведения боевых действий.

Для участия в операции на направлении глазного удара фронта — в полосе действия 42-й армии — привлекались все имевшиеся во фронте гвардейские минометные бригады и четыре гвардейских минометных полка; на направлении действий 2-й ударной армии с Ораниенбаумского плацдарма — три гвардейских минометных полка.

Планирование боевого применения гвардейских минометных частей на предстоящую операцию учитывало и их перегруппировку на направления наступления 42-й и 2-й ударной армий, оказание помощи штабам артиллерии армий в создании группировки гвардейских минометных частей, планирование их огня, организации управления, обеспечения боеприпасами. Для перевозки, например, расчетов через Финский залив приходилось сначала выяснять возможности транспортных средств Балтийского флота, условия погрузки, а затем производить расчеты.

Большой круг вопросов, решаемых штабом Оперативной группы ГМЧ фронта при планировании, объяснялся тем, что в составе Ленинградского фронта штатных армейских оперативных групп ГМЧ не было. Офицерам штаба Оперативной группы ГМЧ фронта приходилось согласовывать значительное количество вопросов со штабами артиллерии армий и даже корпусов.

К концу декабря 1943 года все вопросы планирования были завершены. На совещании офицеров штаба гвардии полковник С. А. Бардин объявил распределение офицеров для выезда в войска. Обстановка требовала изыскания новых форм управления. Поэтому на совещании было объявлено о том, что управление гвардейскими минометными бригадами и четырьмя гвардейскими минометными полками, действующими на направлении главного удара фронта, в полосе 42-й армии, будет осуществляться начальником Оперативной группы ГМЧ фронта с помощью основного состава штаба группы.

Для управления полками, действующими в полосе 2-й ударной армии (с Ораниенбаумского плацдарма), создается группа во главе с заместителем начальника Оперативной группы ГМЧ фронта гвардии полковником А. И. Романовым. В состав ее назначались майор И. Скосогоренко, капитан И. Фунштейн, старший техник-лейтенант А. Панков и я. Решение вопросов обеспечения планомерной деятельности созданной группы возлагалось на командира 30-го гвардейского минометного полка. Этот полк, которым командовал гвардии подполковник Д. Хрущ, еще в октябре был перевезен на транспортных баржах через Финский залив на Ораниенбаумский плацдарм.

Перебросить назначенных офицеров штаба группы на плацдарм предполагали самолетом и морским транспортом. Вылет полковника А. И. Романова, с которым должен был лететь и я, намечался на 2–3 января 1944 года.

Из-за нелетной погоды мне и полковнику А. И. Романову удалось вылететь на Ораниенбаумский плацдарм только 5 января. Был сильный ветер. Наш маленький, легкий ПО-2 бросало из стороны в сторону. Но самолет, ведомый опытным летчиком — начальником штаба отряда, все же благополучно доставил нас на плацдарм.

Ораниенбаумский плацдарм до осени 1943 года оборонялся Приморской оперативной группой. Занимая фланговое положение, он постоянно угрожал войскам 18-й немецкой армии. Поэтому гитлеровцы неоднократно пытались его ликвидировать, но из попыток этих так ничего и не вышло.

Командование войсками Ленинградского фронта решило нанести второй сильный удар именно с этого плацдарма в направлении Гостилицы — Ропша, прорвать оборону противника и совместно с войсками, наносящими главный удар из района Пулкова на Ропшу, окружить и уничтожить войска 18-й армии. В последующем намечалось главными силами 2-й ударной армии развивать наступление в направлении Волосово — Кингисепп, а частью сил — на Гатчину. Здесь, на плацдарме, уже располагалось командование 2-й ударной армии. Командующим артиллерией был генерал-майор артиллерии Б. Б. Чернявский.

Для решения задач артиллерийского наступления во 2-й ударной армии на 10,5-километровом участке прорыва создавалась плотность 130 орудий и минометов на 1 км фронта прорыва. Продолжительность артиллерийской подготовки атаки устанавливалась 65 минут. За это время каждый из трех гвардейских минометных полков должен был произвести по четыре залпа снарядами М-20; первый — с началом артиллерийской подготовки и последний — в конце; два залпа — в середине артподготовки атаки.

В период огневой поддержки полки готовились к поражению пехоты и огневых средств противника двумя полковыми залпами через 30 и 45 минут после начала атаки, а спустя 70 минут — по одному дивизионному залпу от каждого полка.

Для артиллерийской поддержки атаки штабами артиллерии фронта и 2-й ударной армии был разработан новый метод ее проведения, соответствующий характеру обороны фашистских войск под Ленинградом.

Для лишения противника возможности маневрировать огнем и подкреплениями из глубины обороны было решено при поддержке атаки войск первого эшелона огневому воздействию подвергать те же цели, что поражались в период артиллерийской подготовки.

Снятие и перемещение огня в глубину перед атакующими стрелковыми подразделениями должно было производиться по сигналу их командиров. Как показал бой, при таком порядке действий артиллерии противник был ошеломлен, не смог установить момент перехода от артиллерийской подготовки к поддержке самой атаки, а его живая сила и огневые средства находились под постоянным огневым воздействием нашей артиллерии на всю глубину досягаемости ее огня.

В ночь на 14 января нами был занят наблюдательный пункт на горе Колокольня, рядом с пунктом командующего артиллерией армии. С этой высоты можно было наблюдать передний край и ближайшую глубину вражеской обороны.

В течение ночи, особенно на рассвете, разведка пристально следила за обороной противника. Штабы гвардейских минометных полков доносили об отсутствии каких-либо изменений в обороне фашистов.

14 января утро выдалось тихим. Гору Колокольня окутал густой туман. Наблюдать стало труднее. Проведена сверка времени. Получены доклады о готовности.

В 9 часов 35 минут огненные кометы «катюш» понеслись в сторону противника. Вслед за ними над всем Ораниенбаумским плацдармом и Финским заливом загрохотали сотни орудий: это открыли огонь артиллерия 2-й ударной армии и корабли Краснознаменного Балтийского флота.

От мощных ударов содрогалась земля, рушилась долговременная оборона немцев.

В 10 часов 40 минут соединения 43-го и 122-го стрелковых корпусов начали атаку. Враг сопротивлялся. Захватчики не ожидали удара такой силы с Ораниенбаумского плацдарма. Уже в первые часы операции их система огня и управление оказались нарушенными. Тяжелыми снарядами М-20 разрушались оборонительные сооружения, уничтожались огневые средства.

Пехота и танки продвигались вперед. За первые два дня наступления наши войска продвинулись на 6 км. В последующие дни, наращивая силу удара за счет ввода в бой вторых эшелонов корпусов, войска продолжали расширять прорыв по фронту и в глубину, создавая тем самым угрозу окружения противника в районе Красного Села, Ропши, Стрельны. Артиллерия непрерывным огнем сопровождала наступающие дивизии. По указанию командующего артиллерией генерал-майора Б. Б. Чернявского 17 января массированным огнем гвардейских минометных полков была поддержана атака подвижной группы армии, а 18 января — ввод в сражение второго эшелона армии — 108-го стрелкового корпуса. Залпы проводились снарядами М-13.

Гвардейские минометные дивизионы двигались вслед за наступающими пехотой и танками. 17 января все дивизионы были готовы к отражению контратак противника при попытке его вывести остатки петергофско-стрельнинской группировки из образовавшегося мешка.

Боеспособность полков обеспечивалась бесперебойным артиллерийским снабжением. Большая заслуга в этом принадлежала инженер-капитану Е. П. Аксенову и старшему технику-лейтенанту А. В. Панкову, умело организовавшим работу транспорта. А. Панков зачастую лично сопровождал на огневые позиции колонны автомашин с боеприпасами.

19 января войска 2-й ударной армии штурмом овладели мощным пунктом и важным узлом дорог Ропшей, а к исходу дня в районе Русско-Высоцкое соединились подвижные части 2-й ударной и 42-й армий. Для поражения живой силы и огневых средств противника в районе Ропши дважды производил залпы 30-й гмп.

Оборона немцев под Ленинградом была сокрушена. Хваленый «Северный вал» с мощными оборонительными сооружениями и большим количеством огневых средств, о неприступности которого так много шумела гитлеровская пропаганда, был прорван. Противник оставил на поле боя сотни убитых. Были захвачены орудия беззаботнинско-настоловской группировки, обстреливавшей Ленинград. На щитах фашистских орудий можно было видеть четкие записи установок для стрельбы по Кировскому заводу, порту, больницам, школам, театрам, трамвайным остановкам, площадям Ленинграда.

За 6 дней напряженных боев войска фронта продвинулись на 20 км и расширили прорыв на каждом из направлений на 40 км по фронту. Это была замечательная победа! За отличное выполнение заданий командования многим соединениям и частям были присвоены наименования городов и поселков, которые они освобождали. 30-му гвардейскому минометному полку было присвоено наименование Ропшинский.

19 января столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам Ленинградского фронта в честь одержанной победы.

Наступление продолжалось. Сломив сопротивление немцев, оборонявших подступы к железной дороге Нарва — Красногвардейск (Гатчина), войска 2-й ударной армии развернулись и начали наступление в направлении на Кингисепп.

При овладении нами 27 января 1944 года поселком Волосово фашисты предприняли отчаянную контратаку. Для поражения контратакующих частей был проведен маневр артиллерии, в том числе и гвардейских минометных полков. Для усиления наших частей из состава 42-й армии, действовавшей слева от нас, привлекался 20-й гмп. Массированный огонь артиллерии по контратакующей группировке противника слился воедино с залпами торжественного артиллерийского салюта в Ленинграде, возвестившего о том, что вражеская блокада окончательно ликвидирована, что немецко-фашистские войска разгромлены под Ленинградом.

После овладения Волосовом соединения армии перешли к преследованию, неприятеля. 1 февраля советские войска овладели городом Кингисеппом и, развивая успех, захватили два плацдарма на левом берегу реки Нарвы.

Нашей группе офицеров надлежало возвратиться в штаб оперативной группы ГМЧ фронта и принять участие в подготовке и осуществлении Выборгской операции. Для проведения ее в состав войск Ленинградского фронта прибывала артиллерия с других фронтов и из резерва Ставки Верховного главнокомандования. На меня возлагалась задача по организации встречи и размещения в выбранных районах 40-го и 70-го гвардейских минометных полков, которыми командовали гвардии подполковники А. Карась и И. Кузьменко.

70-й гмп поступал на усиление 23-й армии. Его командир в ходе разгрузки и сосредоточения полка на Карельском перешейке то и дело спрашивал: «А мы на главном направлении будем?» На ответ: «Все войска будут решать главную задачу — освобождать Карельский перешеек от противника», — он продолжал свое: «А другие прибывающие полки тоже здесь сосредоточиваются?»

Можно было понять стремление командира полка быть вместе с полком там, где будет решаться основная задача по разгрому противника на направлении главного удара наших войск. Гнать фашистов подальше от города Ленина — таково тогда было всеобщее желание.

Условия, в которых приходилось действовать нашим войскам, были крайне тяжелые. Озера и болота создавали многочисленные неудобства, затрудняющие развертывание войск и их изготовку к наступлению. Используя выгодные топографические факторы, вражеское командование подготовило ряд оборонительных полос (рубежей), создав глубоко эшелонированную прочную оборону: сеть оборонительных полос, ряд промежуточных и отсечных позиций, насыщенных большим количеством железобетонных и дерево-земляных сооружений. Каждая полоса состояла из ряда траншей, соединяющих дзоты, убежища, землянки и доты. Опорные пункты, расположенные на возвышающихся участках местности, имели круговую оборону с большим количеством противотанковых и противопехотных препятствий.

Прорыв таких укреплений планировался штабами особенно тщательно. Создавались сильные группировки войск. Из общего количества на фронте 39 дивизионов «катюш» 24 дивизиона сосредоточивались на проведение Выборгской операции, что позволило создать на 1 км участка прорыва плотность пусковых установок БМ-13 — 8, рам М-30 — 35.

Три полка из четырех и 1-я гвардейская минометная дивизия в составе трех бригад были сосредоточены на направлении главного удара фронта, наносимого 21-й армией вдоль Выборгского шоссе. На этом участке был размещен и 40-й гмп.

При создании группировки гвардейских минометных частей учитывалось, что каждый стрелковый корпус, наступающий на главном направлении 21-й армии, усиливался одним полком, который мог эффективно решать огневые задачи по поражению открыто расположенной пехоты противника в период поддержки и сопровождения наступающих войск.

В штабе оперативной группы ГМЧ составлялась карта огневых задач гвардейских минометных частей. На нее наносились также огневые позиции дивизионов. По такой карте можно было быстро проводить анализ всех запланированных для гвардейских минометных частей целей и проверять эффективность залпового огня.

Тщательно организовывалась и велась разведка. Запланированные для поражения цели засекались пунктами сопряженного наблюдения, организуемыми в масштабе части. В соответствии с выполненными расчетами по поражению целей осуществлялось накопление боеприпасов.

Для непосредственного управления гвардейскими минометными частями, привлекаемыми к участию в Выборгской операции, в конце мая штаб Оперативной группы ГМЧ развернул пункт управления на окраине Сертолово-2. Была установлена надежная проводная связь со всеми частями, штабом артиллерии фронта и штабами артиллерии 21-й и 23-й армий.

В ночь на 9 июня 1944 года группой офицеров штаба во главе с начальником Оперативной группы ГМЧ был занят НП. Он располагался вблизи пункта командующего артиллерией 21-й армии генерал-лейтенанта артиллерии М. С. Михалкина.

Утром 9 июня 1944 года внезапно для противника на всем фронте Карельского перешейка был открыт огонь из стрелкового оружия, винтовок, автоматов и пулеметов. Это вынудило фашистов выйти из убежищ и укрытий и занять места (как показывали впоследствии пленные) для отражения атаки наших войск.

Артиллерийские расчеты противника тоже изготовились к открытию огня.

Спустя 2–3 минуты наша артиллерия произвела мощный огневой налет по целям на переднем крае противника, в ближайшей глубине его обороны и по артиллерийским батареям. Огонь велся в течение 5–6 минут. В ходе ответного огня противника были вскрыты и уточнены дополнительные цели. После этого был открыт огонь на разрушение долговременных оборонительных сооружений противника. Стрельба велась как с закрытых, так и с открытых огневых позиций. Прямой наводкой били артиллерия крупных калибров, вплоть до 203-миллиметровых гаубиц и 406-миллиметровых морских систем. Успешно действовала и авиация. Гвардейские минометные части в огневом налете пока участия не принимали.

К вечеру 9 июня, с 18.00, началась разведка боем, в ходе которой уточнялись система огня противника, степень разрушения (подавления) оборонительных сооружений, захватывались пленные, по показаниям которых производилась корректировка планирования огня.

В течение ночи специально выделенная артиллерия вела методический огонь, цель которого была — помешать врагу производить восстановительные работы, не дать офицерам и солдатам противника возможности для отдыха.

Утром 10 июня залпами гвардейских минометных полков началась артиллерийская подготовка атаки. Первый залп был дан снарядами М-13.

После 5—6-минутного мощного налета артиллерии по всем вскрытым целям начался методический огонь с целью разрушения стыков траншей и оборонительных сооружений, проволочных заграждений, надолб, уничтожения огневых точек.

В 8 часов 10 минут гвардейские минометные полки и 1-я гвардейская минометная дивизия произвели залпы, а в 8.20 войска 21-й армии начали атаку.

Уже первые захваченные пленные подтверждали высокую точность огня артиллерии, в том числе и залпов «катюш».

В первый день войска прорвали первую оборонительную полосу на фронте до 20 км. В районе станции Белоостров войска продвинулись в глубину на 12–14 км, форсировав с ходу реку Сестру.

При форсировании реки Сестры особо отличился командир батареи 318-го гмп старший лейтенант Иван Антонович Хоменко, следовавший с передовыми подразделениями 63-й гвардейской стрелковой дивизии.

Войска 21-й армии, нанося существенные потери противнику, к исходу 12 июня вышли на отдельных направлениях ко второй полосе обороны, но прорвать ее с ходу не смогли.

По приказу командующего войсками фронта Маршала Советского Союза Л. А. Говорова была произведена перегруппировка войск. Скрытно с направления Средне-Выборгского шоссе в район Райволы перебрасывалась 1-я гвардейская минометная дивизия.

В 8.00 14 июня началась мощная 90-минутная артиллерийская подготовка атаки. С началом ее было произведено два полковых залпа гвардейских минометов. В конце артподготовки вместе с гвардейскими минометными полками давала залп вся 1-я гмд мощными снарядами.

В 9 часов 30 минут соединения 109-го и 108-го стрелковых корпусов начали прорыв и овладели мощным узлом сопротивления Кутерселька. Фашисты предприняли контратаку, стремясь не допустить расширения фронта прорыва и продвижения наших войск в направлении на Выборг.

Для отражения контратаки противника командующий артиллерией 21-й армии генерал-лейтенант артиллерии М. С. Михалкин привлек бригаду полковника П. И. Люзикова и отдельный истребительно-противотанковый дивизион. Были даны два дивизионных залпа БМ-13.

О генерале М. С. Михалкине в то время среди артиллеристов Ленинградского фронта утвердилось мнение, как «об огневом генерале главного направления». Действительно, Михаил Семенович возглавлял артиллерию 42-й армии, которая упорными боями сдержала натиск немцев под Пулковом. В 1941 году полковник М. С. Михалкин лично водил в атаку полки для восстановления утраченных позиций. В дальнейшем он продолжал руководить артиллерией 42-й армии, действовавшей на направлении главного удара фронта при снятии блокады Ленинграда. Теперь он возглавлял артиллерию 21-й армии, которой было суждено взломать долговременную оборону на Карельском перешейке. Решительные его действия по привлечению различных артиллерийских частей и подразделений гвардейских минометных полков позволили быстро открыть огонь по контратакующим частям и не дать фашистскому командованию осуществить контратаку на направлении обозначившегося нашего успеха.

В последующем в прорыв вводится 110-й стрелковый корпус (резерв фронта). Гвардейские минометные части наносят залпы снарядами М-13. Всего было произведено при вводе в сражение корпуса четыре дивизионных залпа.

20 июня 1944 года войска Ленинградского фронта освободили город Выборг. 70-му гвардейскому минометному полку было присвоено наименование Выборгский. Взятием Выборга и выходом наших войск к оборонительному рубежу противника, проходившему здесь вдоль озер Вуоксинской системы, фактически заканчивается Выборгская операция.

В результате ее проведения линия фронта на Карельском перешейке была отодвинута от Ленинграда более чем на 150 км. Командование фашистских войск вынуждено было предпринимать срочные меры для усиления разбитых соединений: перебрасывались соединения из Южной Карелии и из Эстонии.

Но войска Ленинградского фронта продолжали наступление к границе с Финляндией для овладения островной зоной в Выборгском заливе.

К 15 июля войска фронта продвинулись еще на 15–20 км, ликвидировали плацдарм на правом берегу реки Вуоксы и очистили в заливе от вражеских войск до полутора десятков островов.

Поражение вражеских войск на Карельском перешейке и в Южной Карелии привело к изменению военно-политической обстановки на всем северном участке советско-германского фронта и создало благоприятные условия для выхода Финляндии из войны и развертывания наступательных операций в сентябре-октябре 1944 года в Прибалтике и на Севере.


И. А. Хоменко, полковник, Герой Советского Союза ПРЯМОЙ НАВОДКОЙ

Накануне боев за Выборг 318-й гвардейский минометный полк был передислоцирован с Нарвского плацдарма в полосу наступления 21-й армии и сосредоточился в лесу, на направлении главного удара, вне досягаемости огня артиллерии противника.

Огневые позиции были выбраны на удалении 2–2,5 км от переднего края вражеской обороны, в низком редком сосняке с заблаговременно оборудованными укрытиями для установок, боеприпасов и личного состава. Взаимодействие с пехотой было организовано таким образом, что каждый командир-артиллерист (от командира батареи и выше) лично встретился с командиром того стрелкового подразделения (части), которое он будет поддерживать в ходе наступления.

Командир 1-го дивизиона гвардии майор А. А. Ильин был на наблюдательном пункте командира дивизии, наносившей удар вдоль шоссе Ленинград — Выборг, а я — с командиром полка, который наступал на главном направлении дивизии.

Прибыв к пехотинцам, я рассказал им о возможностях наших установок ГМЧ и наилучших способах их применения. Особенно подробно объяснил, за счет чего создается большой эффект ведения огня по открытой живой силе и технике.

Мой наблюдательный пункт располагался в 250 м от переднего края противника, рядом с НП командира полка, в 1,5–2 км от дороги Ленинград — Выборг.

В ночь перед наступлением моя батарея заняла огневую позицию и получила необходимое количество боеприпасов.

Перед проведением артподготовки во всех батареях дивизиона были проведены митинги, на которых воинам разъяснялось, что только успешным наступлением, мощным ударом по вражеской армии мы можем ускорить выход Финляндии из войны, возвратить Родине захваченные фашистами наши исконные земли и старинный русский город Выборг.

Особенно запомнилось мне выступление гвардии майора Никонова — участника гражданской войны. От имени всех воинов он заверил командование в том, что приказ Верховного главнокомандования будет выполнен.

Утром 10 июня 1944 года началась артиллерийская и авиационная подготовка, которая продолжалась 2 часа 20 минут. Батареи вели огонь по опорным пунктам в ближайшей глубине обороны противника.

После артиллерийской и авиационной подготовки пехота при поддержке артиллерии поднялась в атаку и вскоре овладела первой позицией. Но с продвижением в глубину вражеской обороны ожесточение боя нарастало. Фашисты цеплялись за каждый опорный пункт, пытаясь задержать наше наступление. Они вели сосредоточенный огонь и несколько раз переходили в контратаку, пытаясь любой ценой остановить решительный штурм наших бойцов. В боевых порядках батальонов первого эшелона я продвигался вместе с командиром стрелкового полка.

Части дивизии уже в первый день операции с ходу форсировали неширокую, но стремительную реку Сестру, прорвали фашистскую оборону и продвинулись в глубину на 14 км. В ходе наступления приходилось преодолевать сильное сопротивление. Во второй половине дня при приближении к реке командир стрелкового полка получил приказ захватить железобетонный мост через Сестру. Нужна была мощная поддержка огнем. Оценив создавшуюся обстановку, я решил, что наиболее эффективным будет огонь прямой наводкой одиночными установками.

Согласовав свои действия с командиром стрелкового полка, я запросил по радио командира дивизиона майора Ильина и попросил его утвердить эти намерения. Он одобрил наш план и выделил в мое распоряжение дополнительное количество снарядов.

Батарея была срочно приближена к переднему краю. Она располагалась почти рядом с НП. Это значительно улучшило управление: приказы командиру взвода и командирам боевых машин мною отдавались лично.

С целью не дать противнику безнаказанно отойти на противоположный берег, батарея произвела несколько залпов одиночными установками.

Как только завершился обстрел, пехота с криками «ура» при поддержке танков стремительно атаковала гитлеровцев, сломила их сопротивление и начала преследовать буквально по пятам.

Огонь прямой наводкой реактивными снарядами не только нанес большие потери врагу, но и оказал на него сильное психологическое воздействие. Фашисты отступали к мосту в одиночку и группами, на машинах и пешком, бросая технику, пытаясь как можно быстрее взорвать мост и занять оборону на западном берегу Сестры.

К решающему штурму моста большинство наших танков прекратили огонь, израсходовав имевшиеся у них снаряды. Создалось критическое положение. Обстановка требовала продолжать натиск на врага имеющимися силами, не дожидаясь подхода остальных танков, и, пользуясь паникой, на плечах отступающего противника ворваться на мост и захватить его. По данным разведки мы знали, что мост заминирован и подготовлен к взрыву. Это еще более усугубляло критичность обстановки и требовало решительных действий. К этому времени стрелковый полк, намного продвинувшись вперед, оторвался от основных сил дивизии. У командира полка и у меня созрел дерзкий план: посадить пехоту на танки для стремительного броска с целью захвата моста, а батарею PC вывести на прямую наводку и медленным (растянутым по времени до 1,5–2 минут вместо 15 секунд) залпом по живой силе и двум пушкам, оборонявшим мост, создать условия для успешного выполнения стрелковым полком задачи.

Буквально за считанные минуты была поставлена огневая задача командиру взвода, указаны точки прицеливания по пулеметам и пушкам противника, установлено время занятия открытой огневой позиции и открытия огня. Командиры боевых установок выбрали позиции, определили маршруты подхода, расчехлили установки, доложили о готовности. Состав боевых расчетов уменьшили наполовину во избежание лишних потерь. И вот настала минута штурма: вверх взвилась ракета. Тотчас к мосту устремились танки с десантом, а «катюши» быстро заняли позиции и открыли огонь.

Одна за другой замолкали огневые точки противника от меткого огня батареи. На противоположном берегу началась паника. В бинокль было хорошо видно, как падала сраженная осколками нашего залпа прислуга орудий, несла потери пехота. Раненые фашисты ползком старались укрыться в сосняке. Но большинство не могло подняться: здесь, на реке Сестре, они нашли свою смерть. Враг, не считаясь с тем, что часть его сил осталась на нашей стороне реки, взорвал мост. Многие из гитлеровцев были захвачены в плен. Но бой разгорался. Наша пехота вплавь форсировала реку и заняла плацдарм на противоположном берегу. В головных подразделениях были и разведчики батареи. В ходе форсирования нами реки противник выдвинул и развернул батарею, которая вела огонь по подразделениям стрелкового полка. Потребовалась быстрая подготовка залпа еще двух установок по этой батарее. Батарея врага была уничтожена. На плацдарм переправился и я.

Фашисты опомнились и начали яростно атаковать нас при поддержке танков и артиллерии. Вместе с разведчиками и связистами своей батареи с автоматами в руках в общем порыве с нашей пехотой мы вступили в бой для отражения контратаки. Бой был жарким. Были потери и у нас.

Вскоре к нам подошло подкрепление. Был наведен понтонный мост. По нему переправилась часть танков и две боевые установки батареи гвардии сержантов Хусаинова и Михайлова, которые быстро заняли огневые позиции в боевых порядках пехоты для стрельбы прямой наводкой.

Захват плацдарма на реке Сестре, а затем и разгром контратакующих подразделений противника создали выгодные условия для стремительного наступления советских частей на Выборг.

За боем наблюдал член Военного совета Ленинградского фронта генерал А. А. Кузнецов, который и приказал представить отличившихся к званию Героя Советского Союза.

Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 18 ноября 1944 года это высокое звание было присвоено и мне. Награду в Кремле 26 декабря 1944 года мне вручил О. Ю. Куусинен — заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Бой за Выборг мне запомнился на всю жизнь.


Э. И. Орловский, гвардии майор запаса НА КАРЕЛЬСКОМ ПЕРЕШЕЙКЕ

Вот уже много лет, когда в конце января мы, ленинградцы, празднуем день полного снятия блокады нашего славного города, я вспоминаю своего боевого друга Николая Ивановича Винникова, ставшего за подвиг, совершенный в боях на Карельском перешейке, Героем Советского Союза.

Я познакомился с Винниковым летом 1942 года. Знакомство началось с того, что ему и другим молодым командирам, которые прибыли к нам в 40-й гмп, я рассказывал о параде войск 7 ноября 1941 года, в котором мне, тогда еще курсанту артиллерийского училища, посчастливилось участвовать. Запомнилась мне живая реакция Винникова на все то, что я рассказывал, его желание узнать все подробности того исторического парада.

А было это так.

…Красная площадь. Раннее утро 7 ноября 1941 года. Идет снег. На площади выстроились войска. Среди них — мы, курсанты 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища имени Красина. Мы стояли против здания Исторического музея, там, где в мирное время на военных парадах всегда находились слушатели Военной академии имени М. В. Фрунзе. Они открывали традиционные военные парады на Красной площади. На сей раз честь открыть парад выпала нам, курсантам 1-го дивизиона училища, где впервые начали готовить специальные командные кадры для реактивной артиллерии. Это был необычный, поистине исторический парад — ведь тогда, в ноябре 1941 года, враг стоял у стен Москвы.

Замерли войска. На левом крыле Мавзолея В. И. Ленина — руководители партии и правительства, на правом — военачальники. Торжественно и величаво раздается мелодичный и волнующий бой главных часов Советского Союза — Кремлевских курантов. На белом скакуне из ворот Спасской башни Московского Кремля выехал принимающий парад Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный.

Приняв рапорт от командующего парадом генерала армии Артемьева, С. М. Буденный в первую очередь подъехал к нашей колонне и поздоровался:

— Здравствуйте, товарищи курсанты-артиллеристы!

— Здравия желаем, товарищ маршал!

— Поздравляю вас с праздником — годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции!

— Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! — понеслось над Краской площадью.

Маршал повернул своего скакуна вправо и стал поздравлять войска, стоявшие напротив Мавзолея.

И еще долго над Красной площадью стояло могучее солдатское «ура». А в воздухе над площадью все время слышался гул авиационных моторов. Это, несмотря на идущий снег, патрулировали наши самолеты.

Дана команда к маршу. Послышалась дробь военных барабанов, и мы, курсанты, возглавляемые начальником училища полковником Ю. П. Божановым, впоследствии маршалом артиллерии, четким шагом прошли мимо Мавзолея В. И. Ленина. За нами двинулись и остальные шеренги солдат. Многие из участников парада прямо с площади отправились на передовые позиции.

…В конце января 1942 года состоялся первый в Советском Союзе выпуск командиров, специально подготовленных для реактивной артиллерии. В марте 1942 года я был назначен командиром взвода управления только что созданного 40-го гвардейского минометного полка. И вот летом этого же года с новым пополнением в полк и прибыл Николай Иванович Винников, молодой лейтенант — ему на вид было не более 18 лет — среднего роста, худощавый, сероглазый, очень подвижный и энергичный. Он рассказал мне, что недавно окончил Пензенское минометное училище и рад, что попал в гвардейские минометные части, так как еще в Пензе, а потом в резерве очень много слышал о «катюшах».

Я принял в то время командование батареей. Н. И. Винников стал просить взять его к себе. Его назначили командиром взвода управления нашей батареи.

В дальнейшем Николай Винников был назначен командиром разведки дивизиона.

На этой должности ярко проявился его боевой талант. Много военных дорог мы прошли вместе. Полк перебрасывали с одного фронта на другой. В декабре 1943 года на 2-м Прибалтийском фронте меня назначили помощником начальника оперативного отдела Оперативной группы ГМЧ, а Николая Ивановича Винникова 2-м помощником начальника штаба 40-го гмп (начальник разведки полка). С болью в сердце я покинул свой 40-й гвардейский минометный полк, с которым прошел почти двухлетний боевой путь, и продолжал с волнением следить за его дальнейшей фронтовой судьбой. Там остались мои друзья.

5 мая 1944 года по приказу командующего ГМЧ Красной Армии 40-й гмп прибыл на Ленинградский фронт, войдя в оперативное подчинение командующего артиллерией 21-й армии фронта в районе станции Белоостров. К началу июня 1944 года Ленинградская область уже почти полностью была очищена от гитлеровцев, и только на северо-западе линия фронта проходила всего в 30 км от города.

Оккупировав Карельский перешеек, захватчики за три года создали здесь так называемый «Карельский вал» — мощную, сильно укрепленную в инженерном отношении линию обороны, за которой находился старинный русский город Выборг.

10 июня 1944 года, в 6 часов утра, гром гвардейских минометных частей и артиллерии Ленинградского фронта возвестил о начале сражения за Карельский перешеек, за освобождение города Выборга. 2 часа 20 минут длилась артиллерийская подготовка. 40-й гмп в этот день дал 5 полковых залпов, обеспечивая наступление стрелковых частей 21-й армии.

За первый день наши воины продвинулись на 6–8 км. В передовых цепях стрелковых рот и батальонов наступающих частей армии двигались и разведчики 40-го гмп. Гвардии старший лейтенант Николай Винников был всегда там, где нашим передовым стрелковым частям приходилось с большими боями преодолевать яростное сопротивление врага.

Ветеран полка Константин Иванович Сушан — ныне учитель в Москве и председатель совета ветеранов полка — свидетельствует: «Коля не раз и не два после очередной артобработки шел с разведчиками вперед. Разобьют валуны и укрепления, продвинутся на 300–500 метров, и надо огнем долбить снова. Я, как начальник артснабжения полка, с шоферами не успевал подвозить им снаряды».

Особенно отличились разведчики полка и их командир в боях за высоту 109,6, восточнее озера Пасторское (ныне Правдинское). Эта высота господствовала над местностью, и на ней находился командный пункт врага. Высота и местность вокруг нее представляли собой сильно укрепленный узел противника. Все попытки наших войск овладеть этой высотой завершались неудачами. Мы несли большие потери. Тогда Николай и его разведчики, точно разведав огневые точки гитлеровцев, определив местонахождение их наблюдательных пунктов, ходов сообщения, блиндажей, передали командиру полка гвардии подполковнику Андрею Григорьевичу Карасю — ныне генерал-лейтенанту артиллерии — обстановку и координаты целей и запросили массированного огня «катюш».

Николай Винников понимал, что реактивные снаряды дивизионного залпа будут разрываться очень близко и от наших передовых стрелковых цепей. Идти вплотную за разрывами реактивных снарядов рискованно из-за их большого рассеивания. Но обстановка требовала тесного взаимодействия со стрелками, и Николай Винников первый со своими разведчиками пошел вслед за разрывами реактивных снарядов в атаку, показывая стрелкам пример. Разведчики полка сержант Усанов, ефрейтор Исаев, рядовой Тарасов, радист сержант Акимов и другие пошли за своим командиром, с криком «ура» ринулись на штурм высоты 109,6. Они вырвались далеко вперед, захватили на высоте вражеский командно-наблюдательный пункт, очистили его от противника и, несмотря на неоднократные контратаки гитлеровцев, стали корректировать огонь своего полка. Вскоре подоспели наши части, успех был закреплен.

20 июня 1944 года, в день, когда советские войска освободили Выборг, 40-й гмп поддерживал наступление частей 6-го стрелкового корпуса 21-й армии севернее нынешнего села Вещево, недалеко от южного берега реки Вуоксы.

Особенно упорные бои разгорелись на участке между озерами. Николай передавал по радио координаты целей, просил огня и, как только разрывались ракеты, двигался вперед. Бойцы стрелковых частей видели, что молодой офицер, представитель подразделения «катюш», со своими разведчиками уверенно продвигается вперед, и старались не отставать от них.

20 июня 1944 года был последним днем в жизни отважного офицера. Осколок вражеской мины сразил бесстрашного разведчика коммуниста Николая Ивановича Винникова. Тогда ему шел всего двадцать первый год. Он ушел из жизни, не успев до конца ощутить ее красоту, но он знал, что такое Родина и как ее нужно любить и отстаивать во имя лучшей жизни на земле.

Сержант запаса Сергей Петрович Акимов, который от первого и до последнего дня был при Винникове радистом, вспоминает: «Он был среднего роста, строен, подвижен, с чистым истинно русским лицом, любил стихи, особенно Есенина и Блока. Не кичился своим званием перед младшими, особенно перед рядовыми. Отдавал свой паек в общий котел и ел из одного котелка со всеми. Всегда с шуткой и смехом. Мы его любили, а поэтому слушались беспрекословно. Он любил песни и сам пел. Любил цветы, даже самую маленькую травку всегда ласкал и распрямлял. Это был человек кристальной души».

Под оружейные залпы гвардейцев полка Николай Винников был похоронен вместе со своим разведчиком гвардии рядовым Трофимовым и еще 20 бойцами в братской могиле в километре от деревни Сувеное (ныне деревня Среднегорье). Впоследствии учащимся Выборгского производственно-технического училища № 6 — членам группы «Поиск» под руководством замечательного человека Серафимы Максимовны Усковой удалось установить, что эта братская могила в дальнейшем была перезахоронена на гражданском кладбище поселка Красносельский, Выборгского района, Ленинградской области, где совместно с Николаем Винниковым лежат еще 21 воин 40-го гвардейского минометного полка.

18 ноября 1944 года Указом Верховного Совета СССР Николаю Ивановичу Винникову было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза. 19 ноября 1944 года, в День артиллерии, Указ был опубликован в газете «Известия».

Вскоре в городе Нижнем Ломове, Пензенской области, матери героя Прасковье Андреевне была вручена Грамота Верховного Совета СССР «О присвоении Николаю Ивановичу Винникову звания Героя Советского Союза».

Долго мы, однополчане, не знали полной биографии погибшего друга. Благодаря более чем пятилетнему розыску юных следопытов Выборгского ПТУ № 6 «Поиск» и отряда пионеров 7–6 класса 198-й школы Калининского района г. Ленинграда она была восполнена.

Николай Иванович родился 20 июля 1923 года в деревне Внезапное, Викторовского сельсовета, Кореневского района, Курской области, в семье бухгалтера хлебоприемного пункта. После окончания 4-летней школы в своей деревне он поступил в семилетнюю школу деревни Викторово, которую успешно окончил и стал учиться в средней железнодорожной школе № 32 при станции Льгов-1, Московско-Киевской железной дороги, которую окончил в 1940 году с похвальной грамотой. В это время вся семья переехала в город Гродно, где Николай пытался поступить в военную летную школу, но его не приняли — мало лет.

Началась война. Коля обращается в Гродненский горвоенкомат, чтобы его взяли добровольцем на фронт, но ему отказали — он еще несовершеннолетний.

Семья эвакуировалась в город Ломов, Пензенской области. По дороге потерялись младшие сестры: Ира, ученица 5-го класса, и Дина, дошкольница, но позже они были найдены.

Отец и мать стали работать на пункте заготзерна в Ломове. В 1942 году умирает отец, а мать и сейчас проживает в этом городе у одной из дочерей.

По приезде в город Ломов Николай часто обращался в райвоенкомат с просьбой отправить его добровольцем на фронт, но получал неизменные отказы — нужно подрасти.

Наконец в декабре 1941 года райвоенкомат направляет его в Пензенское артиллерийское училище.

В училище Николай учился хорошо, его фотография украшала доску Почета. В начале июля 1942 года Н. И. Винников окончил училище и был откомандирован на Калининский фронт. В поезде, по пути на фронт, он отправил матери в Ломов открытку, в которой писал: «Домой вернусь героем». Он стал Героем Советского Союза, но не был с родными и с нами в радостный День Победы.

В память о Н. И. Винникове одна из улиц города Ломова носит его имя. Отряд пионеров 7–6 класса 198-й школы Калининского района г. Ленинграда также носит имя героя.

…После выхода нашей армии на Карельском перешейке к государственной границе СССР 40-й гмп был переброшен к восточным рубежам Эстонской Советской Социалистической Республики и принял участие в освобождении города Таллина, за что ему и было присвоено наименование Таллинский.

Летом 1944 года войска 2-го Прибалтийского фронта, в состав которого входила наша оперативная группа гмп под командованием генерал-лейтенанта артиллерии Алексея Ивановича Нестеренко, в районе Опочки перешли в наступление.

Противник под ударами войск Ленинградского, 1, 2 и 3-го Прибалтийских фронтов и Краснознаменного Балтийского флота откатывался все дальше на запад. Но он все еще продолжал огрызаться. Чтобы сломить оборону врага, требовалось внезапным ударом овладеть плацдармом на противоположном берегу реки Западной Двины (ныне Даугава). Дивизионы, полки и бригады гвардейских минометных частей фронта в течение двух суток в условиях бездорожья, главным образом в ночное время, были переброшены на фланг фронта на расстояние 200 км. Они, будучи в этой операции единственным средством артиллерийского усиления, совместно с дивизионной артиллерией внезапным мощным огнем поддержали переправу стрелковых частей и обеспечили захват плацдарма на реке. 13 октября 1944 года столица Латвийской Советской Социалистической Республики древний город Рига была освобождена. Боевые «катюши» вышли на берег Балтийского моря. 2-й Прибалтийский фронт влился в состав Ленинградского фронта. Командующий Ленинградским фронтом, Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза Леонид Александрович Говоров, использовав залповый огонь ГМЧ, в 6 часов вечера 8 мая 1945 года решительно повел войска Ленинградского фронта на последний штурм вражеской курляндской группировки.

В 10 часов 40 минут 9 мая в Палчи, где совсем недавно размещался штаб вражеской группы армий «Север», вступили наши подразделения. Затем шесть дней и ночей мы в числе других соединений войск Ленинградского фронта разоружали гитлеровцев.


Л. М. Воеводин, генерал-лейтенант артиллерии в отставке, Герой Советского Союза НА ВСЮ ЖИЗНЬ ВРЕЗАЛОСЬ В ПАМЯТЬ

По-видимому, никогда уже мне не забыть о своей первой встрече с «катюшами», заставившей меня изменить старой своей знакомой — ствольной артиллерии. Правда, мне приходилось слышать о новых минометных частях, но я любил свою гаубицу — пушку, с которой сдружился еще в боях на Халхин-Голе, и не помышлял об «измене», считая ее лучшим достижением тогдашней артиллерийской техники. Но тут судьба свела меня с ответственным работником аппарата ЦК партии Л. М. Гайдуковым, который предложил принять командование над «катюшами». Помню, что поначалу отказался я наотрез. А он мне: «Да погоди ты горячиться! Поедем-ка на испытательный полигон. Посмотришь, сам решишь». Я сдался, и мы отправились на испытание. То, что я увидел, буквально потрясло меня: это был смерч из огня и металла. Я был поражен до глубины души и сразу же влюбился в ставшую потом легендарной «катюшу». Тут же согласился с предложением Гайдукова и до сих пор горжусь тем, что командовал гвардейскими минометными частями до конца войны.

После первой встречи с «катюшами» я побывал в Ставке Верховного главнокомандования и получил назначение — вступить в командование группой гвардейских минометных частей на Южном фронте.

После боев на Южном и других фронтах весной 1943 года я прибыл на Волховский фронт, которым командовал тогда генерал армии К. А. Мерецков. Меня назначили командующим гвардейскими минометными частями фронта. Будет неправдой, если скажу, что я воспринял этот перевод на другой фронт с радостью. Поднялся первый раз на наблюдательный пункт, и сердце мое сжалось. Кругом видимости никакой, сплошные леса. А «катюшам» нужен простор. Сразу же вспомнились украинские степи. Все атаки и контратаки как на ладони. Вот где фашисты испытали на своей шкуре мощь нашего нового оружия! Там уже никуда не скрыться. А здесь… «Да, — думаю, — нелегко нам придется».

Гитлеровцы стремились любыми средствами снова сомкнуть кольцо вокруг города Ленина, смять узкий проход между Ладожским озером и Синявинскими высотами, ширина которого едва достигала 12 км. Этого допустить было нельзя. Пробитый героическими усилиями защитников Ленинграда в январе 1943 года, этот «коридор» нужно было сохранить во что бы то ни стало. По нему в город прибывали эшелоны с продовольствием, топливом, сырьем для промышленности, вооружением и боеприпасами для войск.

Нашим минометным частям в то время вручались гвардейские знамена. Повсюду шли митинги. Бойцы, командиры, преклонив колена перед гвардейским знаменем, клялись беспощадно громить врага. «Я буду сражаться за Ленинград, — говорил комсорг Амирамедов, — как за свои места, в которых вырос. За каждый разбитый дом в Ленинграде, за каждую пролитую слезу женщины я отомщу фашисту-мерзавцу».

Такие заверения звучали повсюду. Объезжая огневые позиции частей, я убеждался в едином стремлении бойцов-гвардейцев быстрее сокрушить врага. В районе Гайтолова стояли 18-й и 20-й гвардейские минометные полки, которые поддерживали 18, 374 и 120-ю стрелковые дивизии. Первым командовал прошедший, как говорится, огонь и воду полковник Алексей Андреевич Носырев, вторым — майор Александр Васильевич Овчинников, бесстрашный, грамотный офицер. Здесь же я познакомился и с командиром 319-го полка майором Асеевым, умным и опытным офицером. От Гайтолова линия фронта проходила северо-восточнее Тортолова, Мишкина, Поречья, юго-западнее Воронова и, наконец, севернее Ладви. Повсюду шли позиционные бои. Враг беспрерывно совершал артиллерийские налеты на позиции гвардейцев-минометчиков. То и дело в небе появлялись бомбардировщики Ю-88 и сбрасывали свой смертоносный груз на головы бойцов. Досаждали и шестиствольные фашистские минометы. Словом, тишины было мало.

В апреле 1943 года особенно тяжелые бои шли в районе знаменитой рощи «Круглая». Здесь гитлеровцы сконцентрировали крупные силы, надеясь прорвать нашу оборону, выйти к реке Круглой и соединиться с действующими там частями. Одна контратака следовала за другой. Отражая вражеские контратаки своим огнем, двое суток мужественно сражался дивизион 20-го полка под командованием майора С. Е. Белова. Фашисты обрушивали шквал раскаленного металла на позицию батареи старшего лейтенанта Кулакова. Не обращая внимания на разрывы снарядов, водители Белоус и Толкачев вывели установки на запасную позицию. Комбат, получив данные от майора Белова, дал два батарейных залпа по скоплению живой силы в районе рощи «Круглая» и уничтожил до батальона противника. За два дня дивизион Белова отразил шесть вражеских атак. Гитлеровцы понесли большие потери и, по существу, отказались от мысли прорвать оборону наших войск.

В ходе боев особенно отличились разведчики минометных частей. Они все время были на передовой, в самом пекле боя, и по рации сообщали, где находится противник. Это были поистине бесстрашные люди. По всему фронту шла слава о связисте-разведчике Романе Вишкевиче. Двадцать раз вражеские мины рвали связь, и двадцать раз под огнем он восстанавливал ее. Он так и погиб, соединяя концы проводов.

Как и под Ленинградом, мы широко использовали здесь «кочующие установки». Они полностью оправдали себя. Находясь в обороне, гитлеровцы копили силы для нового наступления. И вот тут-то наши «катюши» начинали свои маневры вдоль фронта. Они были неуловимы. Едва фашисты нащупывали огневую позицию, как установка исчезала и появлялась в другом, заранее выбранном месте. Мастерство минометчиков было поистине великолепно. Помню, как лично вручал я орден Красного Знамени старшему сержанту Евстифееву, расчет которого умудрился в течение получаса произвести пять залпов. Только за один день гвардейцы этого расчета прямой наводкой уничтожили несколько танков, две минометные батареи, до роты солдат противника.

«Кочующие установки» держали врага в постоянном напряжении. Они появлялись там, где их никто не ожидал, и нередко прямой наводкой били по переднему краю. Такая тактика изматывала неприятеля, приносила ему большие потери в живой силе и технике, уничтожала его огневые точки.

В начале июля фашисты, подтянув свежие силы, нанесли мощный удар по нашей обороне юго-западнее Ладожского озера. Наступление началось ранним дождливым утром. Главный удар их был направлен на деревню Гайтолово. Медленно, подминая мелкий кустарник, двигались серо-зеленые танки. Свыше шестидесяти бронированных машин, ведя огонь на ходу, приближались к нашему переднему краю. Следом шла пехота.

Советские солдаты, находясь в залитых водой окопах, понимали, что сдержать стальную лавину будет нелегко, что бой предстоит тяжелый. И вдруг пасмурное небо расчертили огненные молнии. Это заговорили «катюши» 12-й гвардейской минометной бригады, которой командовал Сергей Андреевич Кутании. Из окопов наши бойцы видели, что творилось вокруг фашистских танков. Все окуталось дымом и пламенем. Настоящий кромешный ад. Машины останавливались, из них выскакивали гитлеровцы и в страхе бежали куда попало. Но везде их настигала смерть.

Вражеское наступление было сорвано. После этого боя советские бойцы прониклись такой любовью к родным «катюшам», что, когда рядом разворачивались гвардейские минометные дивизионы, у них поднималось настроение. Заслышав в воздухе их свистящее «дыхание», они улыбались, и кто-нибудь обязательно говорил: «Ну, держись, фашист проклятый, сейчас угостит тебя наша „катюша“. Это тебе за все!» И удары гвардейцев действительно сокрушали все укрепления гитлеровцев. Не было им спасения ни в блиндажах, ни в дзотах, ни в окопах и укрытиях.

Во второй половине июля 1943 года намечалось наступление наших войск в районе Мги. Мгинская операция готовилась самым тщательным образом. В неприятельский тыл отправлялись разведчики, чтобы захватить «языка» и выявить группировку сил противника. Все на фронте знали, что, когда «катюши» открывали огонь, враг, как правило, прятался в укрытия. Это и было использовано при поддержке разведгруппы. Мы давали два-три залпа по переднему краю противника, загоняли фашистов в землю, и за это время разведчики успевали проникнуть в тыл к гитлеровцам, вели там наблюдение, захватывали «языка» и возвращались обратно.

Наступление началось в районе деревни Вороново. Передний край неприятельской обороны был сильно укреплен. Оборонительные линии проходили сразу же за крутым берегом реки Поречье, высота которого достигала в некоторых местах 7 м. Далее, за проволочным заграждением, шло минное поле, за ним — фронтовая траншея шириной до 1,5 м, по обе стороны которой на участке в 280 м насчитывалось четырнадцать пулеметных, семь минометных и три противотанковые огневые точки, не считая врытых в землю танков. Здесь же была отрыта двадцать одна ячейка для стрелков. Траншеи соединялись ходами сообщения, которые тянулись от фронта в тыл, до самой деревни. Между ними гитлеровцы установили дзоты, укрытия и блиндажи. В глубину на 100–200 м были расположены противотанковые заграждения, состоящие из завалов и надолб. Система огня перекрестная, а местность вокруг хорошо пристреляна.

Взломать такую оборону — дело нелегкое, поэтому пехота очень надеялась на помощь «катюш». В районе деревни Вороново действовал 29-й гвардейский полк, которым командовал майор Григорий Антонович Мисник, и 7-я гвардейская бригада под командованием талантливого офицера Михаила Григорьевича Григорьева.

Наступило утро 22 июля. Моросил мелкий дождь. Все батареи заняли свои огневые позиции, ждали только сигнала. 5 часов 45 минут. Пасмурное небо озарилось огненными всполохами. Это 7-я бригада дала залп из всех своих установок. Вторя ей, пять залпов сделал 29-й полк. Загрохотали орудия нашей артиллерии. Артподготовка длилась два с половиной часа. После этого стрелковые дивизии (286, 256 и 364-я) двинулись в наступление и в яростном рукопашном бою захватили первую и вторую полосы обороны противника. Наши реактивные снаряды сделали свое дело — взломали укрепления врага. На пути пехоты не осталось ни одного неразрушенного дзота. Земля вокруг была буквально перепахана взрывами мин.

Начались тяжелые бои на так называемом Мгинско-Синявинском плацдарме. В районе Тортолово — Поречье в бой вступила 12-я гвардейская минометная бригада. Восточнее Любани действовала 10-я гвардейская минометная бригада. С ее командиром полковником Юрием Александровичем Каморным мы воевали еще на Центральном фронте. И вот теперь встретились здесь, под Ленинградом, да еще в такие жаркие деньки.

Сейчас просто невозможно себе представить, откуда тогда у людей брались силы. Гвардейцы не спали по нескольку суток. А если и спали, то урывками, между боями, прямо под открытым небом. Их буквально шатало от неимоверной усталости. Но звучала команда «К бою!», и все становились на свои места. И, как всегда, разили врага без промаха. Пример мужества и бесстрашия показывали разведчики. Начальник разведки старший лейтенант Григорий Трюхан шел в цепи наступающих и передавал сведения о целях командиру. Каждый залп дивизиона точно накрывал врага. И вдруг рация замолкла. Напрасно капитан Глухов охрипшим голосом вызывал Трюхана. Он молчал. А без него дивизион слеп. Глухов представил себе, как трудно приходится пехоте без их помощи, как, осмелев, фашисты ринулись в контратаку. И вдруг…

— Я — Сосна, я — Сосна…

— Григорий! — радостно закричал Глухов. — Жив, дружище! Как там у тебя?.. Что с тобой?

В ответ послышалось:

— Прицел…

— Прицел, — повторил командир дивизиона. — Огонь!

И снова звучал в наушниках рации голос Григория Трюхана, и снова летели на головы фашистов мины. Так было до наступления темноты. А через некоторое время на наблюдательный пункт принесли израненного начальника разведки. Позже я вручил отважному офицеру орден Красного Знамени.

В те дни легенды ходили о смелом разведчике Симохине. Когда темнело, он уходил в тыл противника, а на рассвете возвращался. По карте Симохин показывал, где расположены вражеские минометные батареи, огневые точки, машины, танки. И «катюши» били без промаха.

Однажды Симохин, как всегда, перешел линию фронта, разведал расположение противника и, возвращаясь обратно, увидел вдруг огонек. «Блиндаж», — мелькнула мысль. Отважный разведчик подобрался ближе. Часового не было. Он бросил в приоткрытую дверь одну за другой две гранаты. Держа наготове автомат, вбежал в блиндаж. Оставшиеся в живых пять фашистов подняли руки вверх. Всех их под утро Симохин привел на позицию батареи. Они дополнили данные смелого разведчика.

С диким ожесточением сражались фашисты на подступах к деревне Поречье. Боясь «катюш» больше смерти, они буквально охотились за ними. Нащупав огневую позицию, не жалели огня. Но гвардейцы, проявляя выдержку и бесстрашие, не обращая внимания на свистящие осколки, выпускали по врагу снаряд за снарядом.

В эти дни на моих глазах настоящий подвиг совершил командир дивизиона майор Григорий Круподер. Неожиданно перед наступающими частями 374-й стрелковой дивизии появился вражеский бронепоезд. Он открыл огонь из всех своих огневых средств. Советские бойцы вынуждены были залечь. И тогда майор Круподер приказал дивизиону стать на прямую наводку. Едва гвардейцы начали разворачиваться, как на них посыпался град снарядов. Однако никто не помышлял об укрытии. Все были заняты одним: быстрее подготовить установки к бою.

Вдруг комдив почувствовал, как чем-то тяжелым его ударило по ноге. Острая боль разлилась по всему телу. Нога стала тяжелой и непослушной. «Ранен!» — мелькнула мысль, но он продолжал командовать. Первой подготовилась к бою батарея капитана Глухоманюка.

— Огонь! — скомандовал Круподер.

— Огонь! — повторил комбат.

И через несколько секунд до гвардейцев донеслось могучее русское «ура!». Пехотинцы, увидев, что от бронепоезда остались только груды искореженного металла, поднялись в атаку. Враг был опрокинут. А гвардейцы собрались около установки, командиром которой был Алексей Бородинов — душа и гордость батареи, кавалер многих боевых орденов. В этом бою он пал смертью храбрых. Его сын, младший сержант Иван Бородинов, видя, как упал сраженный осколком отец, не раздумывая, принял командование на себя. Гвардейцы на могиле боевого друга поклялись отомстить врагу. И они сдержали слово. Только в боях за Поречье эта батарея уничтожила свыше 200 гитлеровцев и 10 минометных батарей врага.

Незабываем подвиг гвардейцев батареи лейтенанта Алексея Дорожкина. Фашисты засекли огневую позицию. Между установками рвались снаряды. Уже убито несколько человек из расчетов. Сам командир тяжело ранен. Но гвардейцы стоят: они должны в условленное время дать залп по вражеской цели.

Ждет команды раненный в руку Дмитрий Проценко. Все подготовлено и у Александра Окатова. Готов выполнить приказ сержант Косов, у которого оторваны пальцы правой руки. Наконец охрипшим, чуть слабеющим голосом комбат выкрикивает: «Огонь!» Со свистящим придыханием мины уносятся в сторону гитлеровского опорного пункта. Боевой приказ выполнен.

В эти суровые летние дни 1943 года особо отличилась также батарея, которой командовал старший лейтенант Николай Бакумов. Ему было поручено занять огневую позицию и дать залп по опорному пункту Тортолово. Гитлеровцы обнаружили движущиеся «катюши» и повели по ним пристрельный огонь. Мины разрывались в нескольких шагах от установок. Появились раненые. Но батарея продолжала идти полным ходом в указанный район. Потребовалось всего 28 минут, чтобы она развернула свои боевые порядки. И тут Бакумова осколком ранило в голову. Отважный офицер, перевязав себе рану, продолжал командовать. Батарея сделала два залпа и подавила вражеские огневые точки.

Менять позиции гвардейцам приходилось довольно часто. Обычно делалось это под покровом ночи. Дороги проходили через болота, машины застревали в пути. Люди брали на плечи рамы, сошники, стойки и снаряды и бесшумно двигались в кромешной темноте. На помощь им приходили пехотинцы. Установки своевременно доставлялись на позиции и изготовлялись к бою.

Вот короткое, скупое донесение в штаб 12-й гвардейской минометной бригады:

«Лейтенант Демишев вел батарею по железнодорожной насыпи. Нужно было свернуть вправо, чтоб попасть на огневую позицию. Но кругом болото, дороги никакой, тьма непроглядная. Выручила пехота: на руках машины перенесли по болоту. Гвардейцы подготовили установки к бою. А на рассвете вдруг посыпались мины. Гитлеровцы, видимо, выследили батарею. От разрывов снарядов засыпало лейтенанта Демишева и нескольких солдат. Выбравшись из-под земли, комбат обнаружил, что Чепелев и Серебрянников тяжело ранены, Наумов контужен. От прямых попаданий покосились установки. КП разрушен. Из обрушенного блиндажа вытащили 18 человек пехотинцев. Из них пять офицеров.

Под огнем противника приступили к наведению порядка на позиции. В небе появились „юнкерсы“. Сбросили бомбы. Несмотря ни на что, гвардейцы продолжали работать. Загорелись ящики. Языки пламени поползли к боеприпасам. Это грозило взрывом. Рискуя жизнью, младший сержант Алейников бросился к горящим ящикам. Пожар ликвидировали. Установки вновь подготовили к бою. Заряжающим стал даже санинструктор Джураев. Наконец батарея сделала два залпа по огневым точкам гитлеровцев. Сразу же поднялась в атаку пехота и с ходу освободила станцию Синявино».

Бывало так, что гвардейцы не отходили от установок по двое суток. И к ним на позицию приходили повара и кормили людей горячей пищей. Но больше, чем еду, ждали они машины с боеприпасами. Водители не знали ни сна, ни отдыха. Все время в пути, все время под обстрелом врага.

Однажды гитлеровцы засекли четыре машины, груженные боеприпасами, и открыли по ним огонь. Водитель Григорий Никитаев видел, как остановилась сначала головная машина, а затем и те две, которые шли следом за ним. Никитаев объехал ведущего и, маневрируя, вывел свой грузовик из-под огня. Затем бегом бросился на выручку товарищам. Все три водителя были тяжело ранены. Никитаев сумел не только отвезти их в медсанбат, но и доставил на позицию боеприпасы.

…В середине августа наступление приостановилось. За время Мгинской операции только одной 12-й гвардейской минометной бригадой с 22 июля по 15 августа 1943 года было выпущено 12 753 мины (вес каждой 110 кг), уничтожены 101 дзот, 44 огневые точки, 16 минометных батарей. В этих боях нами широко применялись многократные мощные налеты по врагу. Полковые и бригадные залпы крушили оборону противника, разрушали блиндажи и укрытия, уничтожали живую силу и технику гитлеровцев. Всего гвардейские минометные части Волховского фронта выпустили более 110 тысяч реактивных снарядов разного калибра. Большую помощь оказывал нам Ленинград, где был хорошо налажен выпуск ракет М-30 и М-31. Они буквально вспахивали оборонительные линии противника.

Полки и бригады за сокрушительные удары по врагу не раз получали благодарности от командиров дивизий и командующих армиями. Там, где появлялись наши «катюши», всегда начиналось успешное отражение атак противника, а при хорошем взаимодействии со стрелковыми частями и продвижение наших войск. Именно за Мгинскую операцию 319-й гвардейский минометный полк и 7-я гвардейская минометная бригада были награждены орденами Красного Знамени. Большое число командиров дивизионов и батарей, командиров установок, заряжающих, водителей и разведчиков стали кавалерами многих орденов и медалей. Лично мне был вручен орден Кутузова II степени.

Осенью 1943 года, в период оборонительных боев, гитлеровцы вели беспрерывный обстрел наших огневых позиций. Гвардейцам вновь пришлось зарыться в землю. Вырывали широкие окопы для установок и узкие — для боеприпасов. Готовили основные и запасные огневые позиции на двух-трех направлениях. Вспомнили тактику «кочующих установок». Позиции для них выбирали в стороне от основных огневых позиций батарей. Цели для нанесения удара давали разведчики.

«Кочующие „катюши“» появлялись в самых неожиданных для врага местах. Однажды лейтенант Таскаев выбрал огневую позицию прямо на льду озера, в километре от первой траншеи гитлеровцев. Ночью, стараясь не шуметь, гвардейцы подготовили к бою свои установки. Ранним утром, чуть забрезжил рассвет, «катюши» ударили прямой наводкой по переднему краю противника. Пока фашисты опомнились, водители Таразанов, Шигарев и Широков успели отвести машины на безопасное расстояние и скрыться в лесу.

В дни, когда гвардейские минометные части не участвовали в боях, солдаты занимались боевой подготовкой. Они совершенствовали мастерство ведения огня с открытых и закрытых позиций, учились готовить установку к бою в наикратчайший срок. В свободное время политработники читали лекции, проводили беседы, рассказывали об успехах Красной Армии на других фронтах, о героических подвигах гвардейцев-минометчиков.

Приближался новый, 1944 год. Бойцы чувствовали, что скоро начнется наступление. Повсюду проходили собрания, на которых принимали в партию лучших солдат, сержантов и офицеров. Проводились митинги, выступали артисты ленинградских театров, показывались фильмы «Она защищает Родину», «Чапаев», «Александр Невский».

Согласно плану нового наступления основной удар наносила 59-я армия в направлений Новгорода. Утром 14 января началась продолжавшаяся почти два часа артиллерийская подготовка. Тысячи мин на голову врага обрушили гвардейские минометы. 12-я гвардейская минометная бригада под командованием полковника Сергея Александровича. Кутанина произвела залп. 1189 мин буквально стерли с лица земли оборонительные линии противника. 310-я стрелковая дивизия пошла в наступление и с ходу овладела Тайцами, Тюгицами, Подберезьем. Минометчики все время шли за пехотой.

10-я гвардейская минометная бригада вступила в бой южнее Любани. Здесь же, севернее деревни Ладвы, действовал 29-й полк. Батарея старшего лейтенанта Владимира Лебедева, опередив пехоту, вышла к лесной речке. Ночью комбат организовал переправу, и гвардейцы первыми появились в Любани. Рядом с местной больницей они оборудовали позицию и отразили несколько контратак, пока не подоспели основные силы.

За образцовые боевые действия по освобождению города Любани 29-му гвардейскому минометному полку подполковника Д. А. Мисника приказом Верховного главнокомандующего было присвоено почетное наименование — Любанский. В дальнейшем путь полка, который поддерживал наступление 282-й стрелковой дивизии, проходил через деревни Паншино, Усадище, Тарповичи, Морозино, Данев Луг, Долгово и, наконец, через Новгород. За это время было сделано 30 полковых и 364 дивизионных и батарейных залпа, уничтожено 13 100 вражеских солдат и офицеров, 100 огневых точек, 14 танков и 2 эшелона.

Гвардейцы полка на каждом шагу проявляли мужество и отвагу. В одном из боев батарея капитана Михаила Леканцева попала под сильный обстрел противника. Старший сержант Андрей Дмитриев, видя, как после разрыва снаряда упал командир огневого взвода лейтенант Федор Васильев, бросился к офицеру и вынес раненого из-под огня. Затем вернулся, занял место командира и стал управлять огнем. Залпами «катюш» было уничтожено до батальона гитлеровцев и две противотанковые пушки.

Наступление развивалось по всему фронту. Чаще всего разведчики, а нередко и сами командиры батарей и дивизионов находились в цепи атакующих. Так, при освобождении станции Волосово 120-й стрелковой дивизией комбат 20-го гвардейского минометного полка капитан Александров сидел в танке и радировал с передовой на огневую позицию. Своими залпами «катюши» сумели подавить на пути продвижения почти все огневые точки испанской «Голубой дивизии». В направлении Вороново — Тортолово — Мга — Новгород действовал 18-й гвардейский минометный полк. Батареи и дивизионы блеснули искусством маневра и подготовки установок к бою. Осенняя учеба и боевой опыт не прошли даром. Их удары подавляли огневые точки противника. Особенно большие потери гитлеровцы несли в районе Мги. Продвигаясь вперед, пехота на своем пути почти не встречала ни дзотов, ни минометных батарей. Все они были уничтожены залпами наших «катюш». За успешное освобождение поселка полку приказом Главкома было присвоено почетное наименование — Мгинский.

Гитлеровцы поспешно отступали по всему фронту. 59-я армия вышла на рубеж обороны Новгорода. К югу оборонительная линия врага проходила до западного берега озера Ильмень, к северу — до рек Волхов и Малый Волховец и состояла из сильно укрепленных опорных пунктов. Начался штурм вражеских укреплений. Гвардейские минометные части не отставали от пехоты. В одном из боев минометчики ворвались во вражеский блиндаж и увидели страшную картину: на полу лежали обгорелые трупы. Оказывается, фашисты согнали сюда тяжелораненых пленных, облили их бензином и подожгли.

Эта весть быстро облетела гвардейцев. Они поклялись беспощадно мстить врагу. С юга, поддерживая огнем пехоту, рвался к Новгороду 319-й полк, награжденный за участие в Мгинской операции орденом Красного Знамени. По тонкому льду реки Волхова и озера Ильмень двигались машины. Первым, не обращая внимания на разрывы мин и снарядов, вел свою установку, обходя проруби, младший сержант Павел Плюхин. Некоторые машины проваливались и уходили под лед. Но батареи, несмотря ни на что, двигались вперед. Только вперед!

Противоположного берега Волхова наши «катюши» достигли в тот момент, когда фашистские танки выходили во фланг одному из стрелковых полков. Быстро развернувшись, гвардейцы дали по ним несколько залпов. Большинство бронированных чудовищ, окутанные огнем и дымом, остановились, другие, развернувшись, поспешно отступили. Все дивизионы и батареи полка обрушили свои залпы на оборонительные сооружения противника, мешавшие нашей пехоте войти в старинный русский город Новгород. Особенно отличились в те дни комбаты лейтенанты Корякин и Кабахидзе, командир дивизиона старший лейтенант Кутин и бойцы их подразделений.

20 января 1944 года вместе с пехотой гвардейцы вошли в Новгород. Жители города со слезами на глазах встречали воинов Красной Армии. Москва салютовала освободителям. А на следующее утро, 21 января, по радио был оглашен приказ Главкома о присвоении 319-му гвардейскому Краснознаменному минометному полку майора А. И. Асеева почетного наименования — Новгородский, всему личному составу была объявлена благодарность.

12-я и 10-я гвардейские минометные бригады поддерживали стрелковые части, наступавшие на Новгород с севера. Гитлеровцы благодаря хорошо оборудованным опорным пунктам сумели организовать здесь упорное сопротивление. Бои за первую позицию приняли затяжной характер. Разрубить этот узел и расчистить путь пехоте должны были «катюши». Опытные комбриги полковники Сергей Алексеевич Кутании и Юрий Александрович Каморный блестяще справились с этой задачей.

В тот январский день сыпал густой снег. Все вокруг бело. Всем дивизионам и батареям назначено время бригадного залпа. У нас не было тыла. Комбриги, комбаты, комдивы и я — все были на передовой. На многие огневые позиции гитлеровцы обрушили шквал огня. Но «катюши» молчали — ждали назначенного часа. У каждой бригады своя цель, свой опорный пункт, которые должны быть разрушены до основания.

Люди не обращали внимания на разрывы снарядов и мин. На огневой позиции батареи, которой командовал старший лейтенант Федорук, разорвавшийся снаряд сбил мины с трех установок. Под огнем гвардейцы бросились устанавливать их на место. Казалось, залп будет сорван. Несколько человек уже ранено, но никто не уходил в укрытие. И гвардейцы успели. В назначенный час голос батареи присоединился к мощному гулу установок всей 12-й бригады.

Новгородско-Лужская операция завершилась успешно. Она сыграла важную роль в снятии войсками Ленинградского и Волховского фронтов блокады города Ленина. Ее ударной силой была наша славная артиллерия и легендарные «катюши».


П. А. Дегтярев, генерал-лейтенант артиллерии в отставке ПОРУЧЕНИЕ СТАВКИ

Великая Отечественная война застала меня в стенах Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского, в которую я был принят слушателем после участия в хасанских событиях.

В первые дни войны я был вызван из академии в Центральный Комитет ВКП(б) и назначен военным комиссаром артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления Красной Армии (ГАУКА), где впервые узнал о новом, реактивном оружии.

В начале сентября 1941 года меня пригласили в Кремль к Верховному главнокомандующему. Там после короткой беседы объявили, что мне доверено быть членом Военного совета гвардейских минометных частей Ставки Верховного главнокомандования. Командующим этими частями назначен большой специалист по новой технике военный инженер 1-го ранга В. В. Аборенков, а другими членами Военного совета — секретарь Московского комитета ВКП(б) Н. П. Фирюбин и заведующий отделом ЦК ВКП(б) Л. М. Гайдуков.

— Они должны заниматься, — сказали мне в ЦК, — организацией массового производства реактивного вооружения — боевых установок и реактивных снарядов, а также кадрами для этого производства и формируемых гвардейских минометных частей, а вы — боевым применением их.

Меня предупредили также, чтобы я и другие руководящие работники ГМЧ начали изучение новой техники, а также способов ее применения в бою. В заключение мне сообщили, что на фронтах Великой Отечественной войны успешно бьют врага несколько батарей, вооруженных новым оружием, что с фронтов, в том числе и от ленинградцев, поступили восторженные отзывы о действии реактивной артиллерии.

Было известно, что первая на Ленинградском фронте реактивная батарея, затем развернутые на ее базе отдельный дивизион, а в дальнейшем минометный полк с успехом выполняли возложенные на них боевые задачи, оказали большую помощь пехоте в отражении многочисленных атак вражеских войск.

В Центральном Комитете партии неоднократно подчеркивали, что гвардейцы должны быть особенно стойкими в обороне и отважными в любом наступательном бою, что, как бы ни была тяжела сложившаяся обстановка, секретная реактивная техника ни в коем случае не должна попасть в руки врага.

Военный совет гвардейских минометных частей Красной Армии, оказывая необходимую помощь Ленинградскому и Волховскому фронтам, был очень рад, что ленинградцы в своем осажденном городе организовали производство боевых установок и реактивных снарядов, а также сформировали и вооружили реактивным оружием несколько гвардейских минометных полков, что было очень важно.

Войска Ленинградского фронта уже в 1942 году наряду с крупной группировкой артиллерии Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота поддерживали 5-я гвардейская тяжелая минометная бригада первоначально в составе 12 дивизионов, а также 38-й, а затем 320-й и 321-й гвардейские минометные полки.

Гвардейские минометные части в первые годы войны, как правило, в начальной стадии артиллерийской подготовки производили мощный огневой удар по узлам сопротивления противника, а когда атакующая пехота поднималась в атаку, их огневой удар повторялся. По такой же тактике планировалось применение гвардейских минометных частей при организации прорыва блокады Ленинграда.

Большое внимание обращалось также на готовность гвардейских минометных полков к отражению контратак пехоты и танков врага.

В середине января 1943 года я прибыл со Сталинградского фронта в Ставку Верховного Главнокомандования, где получил приказ вылететь на Волховский и Ленинградский фронты для передачи опыта боевого применения реактивного оружия в ходе Сталинградской битвы и оказания возможной помощи гвардейским минометным частям этих фронтов в обеспечении прорыва обороны противника.

Задача была ответственная и почетная. Рано утром я вылетел из Москвы на скоростном (по тем временам) бомбардировщике СБ. Однако при подходе к Волховскому фронту наш самолет был атакован истребителями противника, поврежден и при вынужденной посадке в район фронтового аэродрома «Хвойное» скапотировал и перевернулся. Весь экипаж и я получили ранения и оказались во фронтовом госпитале в городе Тихвине, откуда меня через несколько дней на самолете командующего авиацией дальнего действия генерала А. Е. Голованова (впоследствии маршала авиации) переправили в московский госпиталь. Поэтому мне, к сожалению, не удалось принять непосредственного участия в одной из важнейших операций наших войск — прорыве блокады Ленинграда.

Но надо сказать, что все запланированное Ставкой для гвардейских минометных частей Ленинградского и Волховского фронтов было ими выполнено, успех на первом этапе наступления нашей пехоты в значительной степени обеспечен огнем артиллерии фронта и Балтийского флота, а также 5-й гвардейской минометной бригады и трех гвардейских минометных полков, действовавших в трудных условиях зимы и лесисто-болотистой местности.

Наступление ударной группировки войск Волховского фронта навстречу ленинградцам началось 12 января 1943 года. 2-я ударная армия имела задачу прорвать сильно развитую оборону противника на участке поселков Липка — Гайтолово, уничтожить шлиссельбургскую группировку врага и, развивая наступление, соединиться с войсками Ленинградского фронта. Чтобы помочь 2-й ударной армии и прикрыть ее левый фланг, частью сил прорывала фашистскую оборону 8-я армия Волховского фронта.

Действия войск 2-й ударной армии поддерживали наряду с сильной группировкой артиллерии 10-я и 12-я гвардейские тяжелые минометные бригады, 509-й и 512-й отдельные гвардейские минометные дивизионы, вооруженные станками БАЛ-30 для стрельбы реактивными снарядами калибра 300 мм, а также 20, 29 и 318-й гвардейские минометные полки БМ-13. Части и соединения 8-й армии поддерживал 30-й гвардейский минометный ПОЛК.

Огневые задачи гвардейским минометным полкам ставились командирами дивизий, которые они поддерживали, а гвардейским тяжелым бригадам и отдельным дивизионам задачи на разрушение и уничтожение наиболее мощных узлов и опорных пунктов полевой обороны врага, особенно мешавших наступлению наших войск, ставили командующий артиллерией 2-й ударной армии и начальник Оперативной группы гвардейских минометных частей Волховского фронта генерал-майор П. Н. Кулешов, ныне маршал артиллерии.

Совместными усилиями войска ударных группировок Ленинградского и Волховского фронтов при поддержке артиллерии и гвардейских минометных частей и соединений, ломая упорное сопротивление врага, прорвали его сильно развитую и длительное время сооружаемую оборону, 16 января соединились и с поворотом на юг образовали общий фронт, продолжая наступательные действия.

Между Ладожским озером и линией фронта образовался «коридор» шириной 8—11 км, который сразу же был использован нами для обеспечения Ленинграда всем необходимым.

В конце января 1943 года наступление наших войск было остановлено в связи с возросшим вражеским сопротивлением, опиравшимся на сильные узлы и опорные пункты обороны и систематически контратакующие танки.

Противник перед войсками 67-й армии Ленинградского фронта занимал оборону на рубеже: поселок Синявино — Рабочий поселок № 6 — треугольник железных дорог — 1-й Городок. В руках неприятеля оказались господствующие высоты и лучшие условия местности для маневра войск, и особенно его танков. Во второй половине июля 1943 года, после отражения вражеского наступления на Курской дуге, нас с генералом Л. М. Гайдуковым вызвали в Кремль, в Ставку. В приемной мы встретили командующего авиацией дальнего действия генерал-полковника авиации А. Е. Голованова, который также был вызван к Верховному главнокомандующему. Приняли нас всех троих и рассказали, что противник, занимая выгодные позиции по Синявинским высотам, систематически пытается ликвидировать «коридор», по которому идет почти все снабжение войск Ленинградского фронта и населения города, и вновь ввергнуть героический Ленинград в тиски блокады. Нас кратко проинформировали об успешно развивающемся наступлении наших войск в центре советско-германского фронта и поставили перед нами три задачи:

1) во что бы то ни стало не допустить ликвидации «коридора» и восстановления вражеской блокады Ленинграда. Всей мощью гвардейских частей и соединений, а также ударами авиации дальнего действия срывать неприятельские атаки и подготовку к ним;

2) мощными ударами гвардейских минометных частей и авиации дальнего действия разрушить сильный стратегический узел вражеской обороны Келково — Мга — Синявино и помочь войскам Ленинградского и Волховского фронтов овладеть им;

3) не допустить снятия войск противника с Ленинградского и Волховского фронтов для переброски их на направления, где трещит вражеская оборона и успешно наступают наши другие фронты, и, напротив, стремиться даже привлечь на себя дополнительные силы врага.

— Если потребуется, — сказали в Ставке, — сожгите все на Синявинских высотах своими реактивными снарядами и бомбами, но не допустите восстановления врагом блокады Ленинграда.

Генералу А. Е. Голованову и мне было приказано базироваться на Ленинградском фронте, а генералу Л. М. Гайдукову — на Волховском, держать между собою постоянную связь и обратить особое внимание на организацию взаимодействия между фронтами.

К вечеру этого же дня мы с генералом А. Е. Головановым благополучно приземлились на аэродроме Волховского фронта в районе «Хвойного». На подходе к аэродрому нас встретили две пары фронтовых истребителей, а на аэродроме — командующий Волховским фронтом, впоследствии Маршал Советского Союза К. А. Мерецков и член Военного совета фронта генерал Т. Ф. Штыков, которые уже знали о нашем вылете из Москвы. Рано утром следующего дня мы с генералом А. Е. Головановым на автомашинах отправились на Ленинградский фронт по освобожденному в январе «коридору». В штабе фронта мы встретились с командующим генералом Л. А. Говоровым, членами Военного совета А. А. Ждановым и А. А. Кузнецовым, начальником штаба генералом Д. И. Гусевым, командующим артиллерией генерал-лейтенантом Г. Ф. Одинцовым и начальником Оперативной группы гвардейских минометных частей Ленинградского фронта генерал-майором артиллерии С. В. Васильевым. Рассказали им о задачах, поставленных Верховным главнокомандующим. В дальнейшей работе нам часто приходилось общаться с этими замечательными людьми — военачальниками и крупными работниками нашей партии.

Задачи июльско-августовской (с 22 июля по 22 августа 1943 года) наступательной операции Ленинградского фронта были возложены на 67-ю армию, усиленную значительными силами и средствами фронта. Она наносила главный удар и должна была прорвать оборону противника на участке Арбузово — треугольник железных дорог — Синявино, уничтожить противостоящего противника и последовательно овладеть его опорными пунктами обороны: Арбузовом, высотой 22,0, совхозом «Торфяник», Синявином. Затем прорвать второй оборонительный рубеж противника по реке Мойке, форсировать ее, овладеть опорными пунктами Лобановом, высотой 52,3, Келколовом и выйти на рубеж реки Мги. Овладев районом Синявина, немедленно и прочно закрепиться[23].

Сильная и развитая в глубину оборона противника была организована на трех оборонительных рубежах. Первый и второй рубежи соединялись между собой пятью отсечными позициями. Армейские резервы противника были сосредоточены в районах Мги и Тосна. Противник имел сильные артиллерийские группировки, в том числе большую группу тяжелой артиллерии, производившую систематический обстрел города, занимал выгодные позиции для наблюдения и маневра.

Третий оборонительный рубеж был оборудован на реке Мге. В центре рубежа находился сильный артиллерийский противотанковый келколовский узел — ключ всей обороны противника на втором и третьем рубежах. Действия наземных войск активно поддерживались вражеской авиацией.

Наши войска находились в очень тяжелых условиях: торфяно-болотистая местность, почти полное отсутствие дорог и возможностей для маневра войск, в том числе и танков. Противником просматривался весь боевой порядок и расположение тылов наших войск вплоть до Ладожского озера. Таким образом, все передвижения людей и материальных средств, необходимых для боя, происходили на виду у врага, и, по существу, наши наступательные действия не могли быть внезапными для противника.

22 июля 1943 года после сильной артиллерийской подготовки и ударов фронтовой и дальней авиации при поддержке танков войска 67-й армии прорвали передний край обороны противника на участке Арбузово — совхоз «Торфяник» и продвинулись в глубину до 1,5 км. Однако в результате контратак пехоты и танков противника они вынуждены были отойти на исходные позиции. В дальнейшем части 67-й армии девять раз (25, 26 и 30 июля, 1, 4, 13, 18, 19 и 21 августа 1943 года) переходили в наступление, пытаясь прорвать фашистскую оборону и овладеть келколовским узлом обороны, но успеха не имели и в основном отходили на занимаемые до атаки рубежи. Примерно те же результаты имели и наступавшие войска Волховского фронта. Почти после каждой неудачной атаки и отступления наших войск в контратаку переходили вражеские войска, стремясь сбросить нас в Ладожское озеро. Но и атаки врага неизменно отбивались с большими потерями для него, а попытки восстановить блокаду срывались. На какое-то время возникло зыбкое равновесие сил на этом участке фронта.

Действия 67-й армии Ленинградского фронта в июльско-августовской операции поддерживали наряду с крупной группировкой артиллерии фронта и Краснознаменного Балтийского флота 1-я гвардейская минометная дивизия М-30 в составе трех гвардейских минометных бригад (2, 5 и 6-й). Дивизией командовал генерал-майор артиллерии В. Г. Соловьев, начальником штаба был полковник В. Д. Петров. Действия армии поддерживали также пять гвардейских минометных полков БМ-13 (20, 30, 38, 313 и 321-й). 321-й гвардейский минометный полк был расположен на стыке 67-й и 55-й армий и привлекался для ведения флангового огня при отражении атак и контратак противника в районе Арбузово — совхоз «Торфяник».

Не менее крупная группировка гвардейских минометных частей и соединений, действия которых координировал генерал-майор Л. М. Гайдуков, поддерживала наступательные действия войск Волховского фронта.

Перед гвардейскими минометными частями и соединениями были поставлены следующие огневые задачи:

— разрушение опорных пунктов и узлов сопротивления, уничтожение и деморализация живой силы противника, находящейся в этих сооружениях, огнем 1-й гвардейской минометной дивизии и гвардейских минометных полков М-13. Огонь должен быть внезапным и подготовленным скрытно;

— уничтожение и подавление минометных батарей противника массированным огнем гвардейских минометных полков;

— непосредственное сопровождение наступающих частей огнем и колесами, для чего привлекались специально выделенные батареи и боевые установки БМ-13, находившиеся в боевых порядках наступавших войск;

— срыв подготавливаемых контратак в местах сосредоточения и отражение атак и контратак пехоты и танков противника;

— изнурение живой силы противника, воспрепятствование восстановительным работам в разрушенных опорных пунктах и узлах сопротивления противника и подходу его резервов к переднему краю обороны.

Для выполнения этих задач привлекались отдельные «кочующие установки» БМ-13 и огневые группы станков М-30. Стрельба велась снарядами М-13 и М-28 преимущественно ночью с заранее подготовленных огневых позиций. Наблюдение и управление огнем осуществлялось непосредственно из передовых окопов нашей пехоты. Боевые задачи гвардейским минометным частям и соединениям ставились общевойсковыми и артиллерийскими начальниками. Связь организовывалась телефонная и по радио, дублировалась офицерами связи.

Наблюдательные пункты оборудовались часто на деревьях, а передовые наблюдательные пункты располагались в передовых окопах пехоты.

Инженерное оборудование боевых порядков частей было очень сложным, глубоко закапываться в землю оказалось невозможным: все выкопанное немедленно заливала вода. Аппарели для боевых установок, как правило, приходилось делать насыпными, боеприпасы хранились в специальных деревянных срубах. Подвоз боеприпасов был возможен только ночью.

За период с 22 июля по 27 августа 1943 года пять гвардейских минометных полков и 1-я гвардейская минометная дивизия произвели 27 бригадных, 37 полковых, 312 дивизионных, 192 батарейных залпа и 784 залпа огневыми группами и одиночными установками. Было израсходовано 29 058 тяжелых реактивных снарядов (М-31, М-30 и М-28) и более 54 000 реактивных снарядов М-13 и М-20[24].

Пятью гвардейскими минометными полками, поддерживающими боевые действия 67-й армии Ленинградского фронта, было отбито за это время более 164 атак и контратак пехоты и танков врага, стремившегося восстановить блокаду Ленинграда.

С тем же напряжением выполняли боевые задания гвардейские минометные части Волховского фронта, действовавшие в не менее трудных условиях лесисто-болотистой местности.

Днем и особенно ночью бомбили врага самолеты авиации дальнего действия, сбрасывая на его головы бомбы крупного калибра. Активно работала мощная артиллерийская группа Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота.

Синявинские высоты были буквально перепаханы разрывами бомб и снарядов. Большие потери понес противник в живой силе и технике. Это лишило фашистские войска возможности вновь выйти к Ладоге и восстановить блокаду города. Тем самым советские войска выполнили первую, главную задачу, поставленную Ставкой Верховного главнокомандования: большие силы и средства врага были прикованы к этому участку советско-германского фронта. Противник не только не мог снимать отсюда войска на другие фронты, но все время вынужден был подбрасывать и вводить в бой резервы и пополнять войска танками, артиллерией и другой военной техникой. Так что и вторая задача, поставленная Ставкой, была выполнена, чем существенно оказана помощь другим нашим наступавшим фронтам. Невыполненной, по существу, осталась лишь одна задача — не удалось полностью разгромить врага и овладеть его мощным келколово-мгинским узлом обороны.

В начале сентября 1943 года последовала директива Ставки о прекращении наступательных действий в районе Келколово — Синявино и об организации прочной обороны наших войск, исключающей восстановление блокады города на Неве. Началась подготовка к новой операции Ленинградского фронта на другом участке, успех наступления на котором сулил и выполнение задачи, не решенной нами. Будучи вызваны в Москву, мы с генералом Л. М. Гайдуковым продолжали внимательно следить за событиями, происходившими на Ленинградском фронте.

Замечательное наступление двух армий Ленинградского фронта, начавшееся 14 января 1944 года навстречу друг другу, является одной из классических операций советских войск, хорошо подготовленной и осуществленной. Одна армия фронта наступала с Ораниенбаумского плацдарма, куда искусно и скрытно были завезены по воде необходимые силы и средства, обеспечивающие прорыв обороны противника и развитие наступления, в том числе гвардейские минометные части.

Противник не ожидал появления «катюш» на плацдарме, и их огонь оказался для него внезапным и ошеломляющим. Об этом свидетельствовали показания солдат и офицеров противника, захваченных в плен в ходе наступления.

Оборона врага была прорвана. Войска 2-й ударной и 42-й армий к намеченному сроку соединились в районе города Ропши. Этим завершился первый, важнейший этап операции войск Ленинградского фронта, в результате которого окончательно и бесповоротно с Ленинграда снималась изнурительная блокада врага. Это был первый политический и стратегический результат совершенной операции, которая успешно развивалась дальше как зимняя операция трех наших фронтов: Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского.

Гвардейские минометные бригады и полки явились в этой операции мощной ударной силой, которая ломала отчаянное сопротивление гитлеровцев, наносила врагу невосполнимые потери в живой силе и технике.

За напряженный ратный труд и умелое выполнение боевых заданий командования в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в этой операции Указом Президиума Верховного Совета СССР 1-я гвардейская минометная дивизия и ее 2, 5 и 6-я гвардейские минометные бригады были награждены орденами Красного Знамени. За особые заслуги в освобождении от захватчиков города Красное Село приказом Верховного главнокомандующего дивизии было присвоено почетное наименование — Красносельская, а 2, 5 и 6-й бригадам — почетное наименование Ленинградских.

Орденами Красного Знамени были награждены 18, 20, 30, 38, 318, 320, 321 и 322-й гвардейские минометные полки, а приказами Верховного главнокомандующего за особые отличия в освобождении от врага советских городов почетные наименования были присвоены: 18-му гвардейскому минометному полку — Мгинский, 30-му гмп — Ропшинский, 38-му и 320-му полкам — Красносельские и 321-му гвардейскому минометному полку — Пушкинский.

Одновременно с Ленинградским фронтом в наступление с целью разгрома противостоящей группировки противника и освобождения от врага старинного русского города Новгорода перешли войска Волховского фронта. Активными наступательными действиями против 16-й армии противника им помогали войска 2-го Прибалтийского фронта. Действия всех трех фронтов были взаимно увязаны и развивались успешно. В составе 2-го Прибалтийского фронта наступление поддерживала одна гвардейская минометная бригада, вооруженная станками БМ-30, пять гвардейских минометных полков с установками БМ-13, гвардейский минометный полк БМ-8-48. Начальником Оперативной группы гвардейских минометных частей фронта был один из опытнейших ракетчиков генерал-лейтенант А. И. Нестеренко.

Гвардейские минометные части и соединения помогли войскам всех трех фронтов разрушить, надежно подавить и прорвать сильную и глубоко эшелонированную оборону противника, окружить и уничтожить ряд его крупных группировок. В дальнейшем гвардейские минометные части и соединения активно поддерживали наступательные действия войск Ленинградского фронта в Нарвской операции, в освобождении от врага советских городов Нарвы, Пскова, Таллина, Эстонской Советской Социалистической Республики и входивших в ее состав островов. Три гвардейские минометные бригады (6-я из состава 1-й гвардейской минометной дивизии, 3-я и 19-я бригады, прибывшие из резерва Ставки) и пять гвардейских минометных полков (29-й и 318-й гмп фронтов, а также 24, 40 и 70-й гмп из резерва Ставки Верховного главнокомандования), будучи вовремя сосредоточены, обеспечили успешный прорыв обороны противника на Карельском перешейке, помогли войскам фронта освободить город Выборг и ускорить выход из войны Финляндии.


Загрузка...