Гвардия тревоги

Глава 12 Воздушные колечки с творожной начинкой

Борька смотрел боевик. На экране все взрывалось и рушилось и какие-то люди с лицами-кирпичами палили от бедра из толстых, как сардельки, базук. Тимке такие фильмы нравились. Они бодрили.

— Тимыч, — угрюмо глядя на экран, позвал Борька. — Подь сюда. Разговор есть.

— Чего? — откликнулся Тимка. — Некогда мне, Борь. Дела. Давай потом, а?

— Сейчас, — мотнул головой Борька.

В тёлевизоре боевик сменила реклама. Ухоженные женщины с улыбками усталых кукол стирали белье новым стиральным порошком и осторожно, маленькой ложечкой, пробовали нежное творожное суфле.

Тимка присел на корточки. Вертевшийся под ногами Дружок тут же с готовностью перевернулся на спину. Тимка принялся чесать собачье брюхо. Песик прикрыл от удовольствия глаза и начал тихо похрюкивать. По розовой коже и в редкой шерсти через брюхо наискосок шустро бегали темные, похожие на семена блохи.

— Во что ты ввязался, Тимыч? — спросил Борька. — Ты еще мелкий, я тебя предупредить хочу…

— Поздно, Борька, пить боржом, когда печень отвалилась, — сказал Тимка.

— Погоди, погоди… — Борька привстал на диване. — Я тебе объясню. Ну ладно, допустим, сейчас ты им для чего-то нужен. Но ты же не понимаешь, что они с тобой потом сделают, когда надобность закончится…

— Не боись, понимаю, — возразил Тимка. — Только это еще поглядим, как выйдет…

— Тимыч! Чего ты один против них?!

— А я не один, — твердо сказал Тимка.

— Кто ж с тобой? — неподдельно удивился брат.

— А черт его знает, Борька! — честно ответил Тимка. — Только кажется мне, что это что-то такое… вроде снега или ветра. Кто ж против них?

— А-а-а, — разочарованно протянул Борька. — Фигню гонишь… А я-то подумал… — он подмигнул брату. — Неужели это та жирная свинюшка, с которой ты третьего дня у парадной стоял…

Тимка вскочил. Дружок испуганно взвизгнул и откатился под стол.

— Ты, торчок недоделанный… — задохнувшись, начал Тимка, обращаясь к брату. В дальнейшей его речи все без исключения слова были непечатными.

Борька поднялся с дивана, желая отстоять свой авторитет. Тимка отскочил к креслу, в руке его незаметно появилась наполовину полная водочная бутылка из папашиной заначки.

— Не подходи, Борька, убью, — тихо сказал он. — И про Тайку больше не сметь…

— Псих недоделанный, — буркнул Борька. — Сдохнешь сам — так тебе и надо. Пусть твоя хрюшка о тебе поплачет. Я лично — не стану.

На экране возобновился боевик. Теперь те же люди свисали с разных сторон из дверей летящего вертолета и безостановочно палили во все, что попадало в их поле зрения. Внизу за вертолетом гнались три черные хищные машины, из которых тоже стреляли непонятно куда. «Классный фильм! — подумал Тимка, надевая кроссовки. — Жалко, не удастся до конца досмотреть…»

Зина в длинной футболке сидела по-турецки на старом диване и сбивала в тарелке яичные белки. Марина затеяла печь пироги и сейчас у стола раскладывала на противень свернутые восьмерками слойки с корицей.

— Маринка, как ты приехала, я уже на пять килограмм потолстела, — укоризненно заметила Зина. — И не есть не могу: уж больно вкусно все…

— Зиночка, что ты говоришь, на тебе и не заметно ничего,¹— всплеснула руками Марина. — И вообще, должно же у женщины быть тело, не одни же кости…

— Да ты знаешь, я на этом не зацикливаюсь, просто скоро ни в одни штаны не влезу. Представь только, какой расход — все новое покупать…

— Прости, Зиночка. Ну хочешь, я не буду пироги… — Марина подняла над столом полные белые руки, обсыпанные мукой. Руки были похожи на крылья большой птицы.

— Не дури! Что за привычка вечно под других подстраиваться! Делай, как сама хочешь и знаешь. И Таиска твои пироги обожает… Кстати, Марин, ты не думала, что, может, ее надо какому-нибудь врачу показать… Невропатологу, что ли?

— Зачем это?! — испугалась Марина. — Таечка здоровая девочка!

— Ну что ж она у тебя, как чуть что, так сразу реветь начинает? Хоть в телевизоре, хоть в школе, хоть в книге какая неувязка — тут же слезы градом. Нормально это? Может, травки успокоительные ей какие пропишут…

— Зиночка, да ведь я такая же была. Это у нее наследственное, как полнота…

— Да брось ты, Маринка! Мы же вместе с тобой росли, родители меня то и дело с тобой, маленькой, оставляли. Я же помню все. Не была ты никогда такой плаксой! Могла, конечно, пореветь, если коленку там расшибешь или обидит кто, игрушку отнимет, но чтобы вот так — по поводу и без повода…

— Все было не так, — тихо сказала Марина. — Если я плакала, ты меня дразнила плаксой-ваксой и за косички дергала. Вот я и пряталась от тебя в туалете, а там и…

— Да ну! — удивилась Зина. — Надо же! А я думала, что у тебя все детство понос был. Или запор. Даже матери говорила: чего это Маринка столько времени в сортире сидит и…

— Не сводить ли ее к врачу? — язвительно продолжила Марина. На одно мгновение стало заметно, что сестры похожи между собой. — Ты всегда искала короткое решение, Зиночка. И, надо отдать тебе должное, обычно находила его. А я… я, если птенчика дохлого видела, так потом целый день могла плакать… Хотя и понимала, что ничего этим не изменю. И Таечка, наверное, такая же…

— Мне кажется, что она более деятельная, — заметила Зина. — Реветь-то ревет, но своего не упустит.

— Дай-то бог, — вздохнула Марина и вернулась к своим пирогам.

Тимка, свободно развалившись, сидел на плюшевом угловом диване и подозрительно смотрел на дощечку, на которой лежали продолговатые рисовые штуки с оранжевыми и темно-зелеными прожилками. Именно здесь, в кислородном суши-баре на углу проспекта Бакунина и Херсонской улицы, должна была состояться встреча. Яйцеголовый с Квадратом явились раньше и заказали еду. Тимка пришел вежливо — опоздав на пять минут. Главных фигур еще не было.

— Попробуй, Сатирик, не бойся, это вкусно! — подначил Яйцеголовый.

Квадрат сидел на стуле напротив, брал суши пальцами за бока и проглатывал их, как фокусник живых цыплят.

— Да что-то уж очень на дерьмо похоже, — с сомнением сказал Тимка. — Лежит такое, аккуратное…

— Дикий ты человек, Сатирик! — обиделся за суши Яйцеголовый. — Это национальная японская еда. Больших денег, между прочим, стоит.

— Да я же и не говорю, что оно — русское… — мирно согласился Тимка и помолчав добавил. — Подожду еще минут десять и пойду… Дела…

— Будешь сидеть, сколько надо, хоть до утра! — рявкнул Квадрат. Тимка не обратил на его рык никакого внимания.

— Ты бы уж, Сатирик, не слишком выеживался-то… — почти ласково попросил Яйцеголовый. — А то, понимаешь, может и боком выйти…

Из двух вошедших в бар людей Тимка узнал одного — того, которого уже видел в прошлый раз. Другой казался незнакомым. В этот раз боссы держались менее отчужденно — уселись рядом на диван, заказали себе по кислородному коктейлю. Старший, ловко управляясь с палочками, скушал два суши.

— И мне тоже этого, с трубочкой и пузырями, — оживившись, попросил Тимка.

Квадрат и Яйцеголовый пили пиво. Младший из боссов уточнил заказ.

— Ну, рассказывай, Тимофей, — велел старший, когда заказ принесли.

— Я все понял, — ухмыляясь, сказал Тимка. — Вам всем надоело толкать наркоту и прочее такое, и потому вы решили перевоспитаться и заняться добрыми делами. Это правильно, потому что, как объяснил мне один иеговист, Просветление может настигнуть любого и в любой момент. Сейчас я вам расскажу, как это у них устроено, и вы, конечно, тоже так сможете…

Оба босса, не перебивая, выслушали Тимкин рассказ про говорящие игрушки и прочую помощь униженным и оскорбленным. Квадрат и Яйцеголовый ерзали на стульях, ничего не понимая. Отчаянная наглость Сатирика вызывала у них раздражение, смешанное с восхищенным удивлением.

— Новое поколение, — сказал один босс другому, когда Тимка закончил.

— Плоды демократического воспитания, — подтвердил другой. — Свобода, будь она неладна.

— Ничего, судя по всему происходящему в последнее время, недолго осталось. Скоро опять гайки закрутят, — обнадежил первый и обратился к Тимке: — Где центр? Кто и как всем этим управляет?

— Одна моя знакомая девочка думает, что они инопланетяне и на Земле на практике, — сказал Тимка. — И тогда центр может быть на другой планете или в параллельном мире. Там же им и зачеты ставят… А откуда вы вообще про них узнали-то?

— Мнение твоей девочки меня не интересует, — терпеливо сказал старший. — А что касается того, откуда мы узнали, так ты что, только себя умным и наблюдательным считаешь? Поверь мне, другие тоже умеют смотреть, думать и анализировать. Но теперь скажи, умный и наблюдательный: что думаешь про них ты сам?

— Я думаю, что они сами по себе, ну как Чип и Дейл — белки из мультфильма, — твердо сказал Тимка.

— Скажи, Гоша, — сдержанно засмеялся младший из боссов, обращаясь к Квадрату. — Те люди, которые тебе в тот раз за Сатирика морду начистили, они что, правда на белок были похожи?

Квадрат перестал есть и угрожающе заворчал.

— Двигаются они прикольно, быстрее всяких, которых в кино показывают. Даже глазом заметить трудно, — сказал Яйцеголовый. — Сатирик, тебе еще этот фокус не объяснили?

Тимка отрицательно помотал головой.

— Вот видишь, получается, — не похожи, — почти ласково сказал старший, аккуратно промокнул губы сложенной салфеткой и доброжелательно добавил: — Но, впрочем, это уже значения не имеет. В любом случае, спасибо тебе, Тимофей. Ты нас здорово выручил. Телефон можешь оставить себе на память. Если ты больше не хочешь ничего поесть или выпить…

— А-а-а?.. — растерялся Тимка, который понял, что его прогоняют.

— Ваши дела с Гошей и компанией, разумеется, остаются в силе, — уверил старший босс. — Я уже слышал, что ты хоть и самый юный, но едва ли не самый перспективный дилер нашей сети. Ищущий новых путей и с творческим подходом. Мы с Константином желаем тебе удачи и успехов. Правда, Константин?

Младший из боссов поспешно кивнул. По-видимому, даже он (не говоря уж о Яйцеголовом и Квадрате) не совсем улавливал суть происходящего.

— А что же вы с этим?.. — Тимка нервно схватил с тарелки один из роллов и проглотил не жуя и не чувствуя вкуса — тянул время.

— Ты имеешь в виду своих новых друзей и эту детскую АГ-организацию по творению добрых дел? Ну, ты же сам сказал: обдумаем все как следует и начнем перевоспитываться, — душевно улыбнулся босс. — Как же иначе?

Тимка молча допил коктейль, поднялся с дивана и, не попрощавшись, вышел из бара.

Старший из боссов продолжал улыбаться.

— Ну что ж, все вышло, как я и предполагал, — подытожил он, обращаясь к оставшимся. — Наш идиотик перешел на их сторону и теперь запросто, без своего ведома, приведет нас куда надо. И в центр управления всей этой детской благотворительной ахинеей и, главное, к компьютерным программам этого центра или что там у них такое… Гоша и Виталий — ваше дело организовать за ним хвост и постоянно докладывать по телефону, который я вам сейчас назову. Да не вздумайте использовать своих торчков. Для этого дела мне нужны абсолютно вменяемые люди. Осечек быть не должно.

— Послушай, Александр, но откуда ты знал?.. — заинтересовался младший босс.

— Константин, у тебя было трудное застойное детство золотого мальчика из семьи номенклатурщиков, — печально и назидательно, пряча улыбку, сказал Александр. — И потому ты хронически недооцениваешь людей. Люди — лучше, чем ты о них думаешь. Опираться на человеческие пороки — корысть, страх и так далее, — это низший уровень управления людской биомассой. Высший уровень опирается на достоинства. Если хочешь чего-нибудь достичь, запомни: каждый богатый дегенерат в глубине души мечтает выступить в роли благородного рыцаря. А каждый нищий дегенерат — в роли благородного разбойника (потому что, в отличие от богатого дегенерата, ему сначала нужно раздобыть деньги на проявления этого самого благородства). Думаю, не надо объяснять присутствующим, к какому из упомянутых классов относится наш славный Тимофей…

То есть все будет по-честному: он, движимый лучшими чувствами, переметнулся от нас, злобных и неблагородных, а мы обведем его вокруг пальца и решим тем самым свои задачи…

— Ловко, — согласился Константин.

— Учись ценить хорошее в людях, — вздохнул Александр. — Своего ума нет, так ты бы хоть книжки читал или фильмы смотрел, ей-богу, — «Крестный отец», «Баллада о Робин Гуде», «Достояние республики»…

В конце большой перемены Тая, что-то энергично жуя, подошла к Тимке. Проглотила, перехватила голодный Тимкин взгляд, достала из сумки еще одну слойку с джемом, протянула мальчику:

— На, съешь. Учти, от сердца отрываю.

— От желудка, не путай, — поправил Тимка, широко разинул мелкозубастую пасть и откусил от булки сразу треть. — Ничего страшного, если похудеешь немного.

Тая тяжело вздохнула.

— Тим, у меня сегодня с Дмитриевским решительный разговор. Пойдем со мной, а?

— Морду придется бить? — деловито поинтересовался Тимка, выразительно поддергивая растянутые рукава свитера.

— Да нет, ты что! — Тая замахала руками, как старый вентилятор, и скорчила возмущенную гримасу. — Ты, Тимка, прямо бандит какой-то из фильмов про перестройку! Я же совсем не про то! Ты мне нужен просто для моральной поддержки.

— Для моральной поддержки. Ага, — сказал Тимка несколько обескураженно. — А о чем базар-то?

— Он хочет, чтобы я в Москву ехала. На олимпиаду.

— Ну, правильно хочет. Надо ехать. Вдруг выиграешь? На деньги подымешься. Или что там за приз-то?

— Тим, ты ничего не понимаешь. Я не могу ее выиграть.

— Ну и не выиграешь, тоже ничего. Москву поглядишь, пожрешь там на халяву, в гостинице поживешь. Там ботаники кругом, вроде Дмитриевского, это я понимаю, но тебе же не детей с ними крестить. Я бы лично согласился, несмотря на ботаников.

— Тим, я не могу туда ехать, — Тая закусила губу.

— Не можешь — не надо, — тут же согласился Тимка. — Только не реви.

— Вот! — Тая подняла указательный палец. — Я тебя потому и прошу со мной пойти. А не то, ты же меня знаешь, я сразу реветь начну, и — какой тогда разговор!

— Ладно, пойду, — согласился Тимка и плотоядно переиначил по-своему: — Ты реветь начнешь, а тут я Дмитриевскому — сразу в морду!

— Дурак! — Тая вынула из сумки учебник по физике и стукнула им Тимку по голове. — Если Новицкая с Димой в кино ходила, так это ничего еще не значит…

— Сама дура! — Тимка запихнул в рот остатки булочки, вырвал у Таи учебник. — Толстая притом!

Попытался стукнуть девочку. Тая увернулась с неожиданной ловкостью, отскочила, показала Тимке язык. Круглая рожица с прищуренными глазками и высунутым розовым языком была так уморительно забавна, что Тимка не выдержал и захохотал. Тут же подавился булкой и закашлялся. Тая встревожилась, подбежала, застучала по тощей Тимкиной спине.

— Да поди ты, Тайка! — с трудом продышавшись, сказал Тимка, утирая выступившие слезы. — Кого хочешь до кондрашки доведешь! Как это еще Дмитриевский с тобой занимался и не рехнулся вообще — ума не приложу. И зачем ему, чтобы ты с ним в Москву ехала? Может, он в тебя это…

Тая с визгом кинулась на Тимку. Тимка бросил учебник на пол и, прикрывая голову руками, побежал прочь. Положительная Тая, естественно, остановилась и подняла упавшую книгу.

— Папа, а кто сейчас производит компьютерные игры?

Михаил Дмитриевич подумал, вспоминая.

— Я думаю, специальные фирмы. И люди, которые на них работают.

— А если у кого-то есть новая компьютерная игра, то кому и как он мог бы ее продать?

— Я думаю, твой вопрос сейчас уже неактуален. Современные игры настолько сложны, что каждую из них наверняка производит целый коллектив программистов… Или ты имеешь в виду идею для новой игры?

— Нет, я имею в виду уже готовую игру… Ее можно продать?

— А почему это тебя вдруг заинтересовало? Ты решил попробовать себя в качестве… в качестве кого?

— По всей видимости, это называется дилер, — улыбнулся Дима. — Я понял, папа: ты ничего по этому поводу не знаешь. Извини за беспокойство.

— А теперь в кафе пойдем! — решительно сказал Тимка. — Тебе фильм-то как, понравился?

— Понравился, — кивнула Маша. — Стреляли мало, и разговаривали, и про любовь. Нормально.

— А мне нравится, когда стреляют, — сказал Тимка.

— Особенно из гранатометов или из базук. Обалденно получается. И еще если на машинах красиво гоняются, и они там везде летают, взрываются и все такое. Я, как 18 исполнится, обязательно себе машину куплю.

— И будешь на ней гоняться, летать и взрываться? — усмехнулась Маша.

— Да нет, зачем же? — возразил Тимка. — Это пускай в кино, им за то и деньги платят. Я… Я на ней путешествовать поеду. На озеро Байкал. Поедешь со мной?

Сказал — и испугался. Сейчас честная Маша ответит: «Спасибо, Тимофей, но с тобой что-то не хочется». И что тогда?

— Не скажу, потому что это еще нескоро, — улыбнулась девочка. — Сначала дожить надо, посмотреть, как все будет. Только почему именно на Байкал?

— Там красиво. Я на картинке в журнале видел. Зеленые елки, желтые маки и синие горы. Потому…

— А-а…

В кафе симпатичная девушка в брючках и в передничке принесла большое красивое меню, весело оглядела Тимку и заговорщицки ему подмигнула: держись, мол, парень! Тимка с уверенностью, которой вовсе не испытывал, подмигнул ей в ответ: все будет в шоколаде!

— Выбирай, что хочешь, — сказал Маше.

Маша выбрала себе апельсиновый сок и самое дешевое пирожное — песочное.

Тимка не стал спорить, просто заказал еще вдобавок салат «Цезарь» и самый красивый и дорогой десерт — из фруктов, сбитых сливок, ванильного крема и шоколада. Он знал, что девчонки любят сладкое.

Себе Тимка взял кофе, горячий салат из курицы и шоколадный кекс. Хотел было заказать пива, но по лицу девушки-официантки понял: не даст.

Маша внимательно выслушала Тимкин заказ, внимательно поглядела на мальчика, но спорить тоже не стала. «Вот и славно! — с облегчением подумал Тимка. — Умная все-таки девчонка. Тайка бы наверняка истерику устроила».

— Откуда у тебя столько денег, Тимка? — спросила Маша, маленькой ложечкой доставая клубнику из высокого бокала с десертом.

— Не боись, не украл, — усмехнулся Тимка. — Заработал честным трудом.

— Правда заработал? — в янтарных глазах Маши плеснулись искренние уважение и интерес — бальзам на Тимкину израненную душу. — А как это можно, скажи, Тимофей? Что надо делать? Я вот, например, смогла бы?

Тимка вздрогнул и опустил глаза.

— Нет, Маша, — хрипло сказал он. — Ты это не смогла бы. Никаким разом. Поверь мне. Но… зачем тебе?

Тимка спросил и тут же смутился от своих слов. Что это он спрашивает, как училка начальных классов?! Зачем девочке деньги? — нашел вопрос! Разумеется, на всякие их, девчоночьи, необходимые штуки, которых у родителей просить не станешь. Тем более, что их — три сестры, и все школьницы, а старшая — такая… такая, что вообще…

Но Маше, по всей видимости, Тимкин вопрос вовсе не показался странным.

— Я, ты знаешь, занимаюсь конным спортом. Мне это всегда нравилось, я бы хотела и дальше. Но там, знаешь, все такое дорогое… Я Дине сейчас за уроки и за лошадь не плачу, а как бы на конюшне отрабатываю. Но это ведь не так на так, я же понимаю, да и у самой Дины лишнего нет, она все, что зарабатывает, на лошадей тратит… И еще я бы свое седло хотела, и еще… Мне сейчас Ася кое-что купила — хлыстик, шапочку жокейскую, сапоги, так это такие деньги, мне стыдно просто, понимаешь…

— А у Аси-то деньги откуда? Она ж тоже еще в школе учится, — спросил Тимка и покраснел, сообразив, что и этот вопрос может оказаться весьма двусмысленным.

Но для Маши Новицкой двусмысленностей, кажется, не существовало в природе.

— Ты Асю видел? — спросила она. — Ну так вот. Она еще в прошлом году, в семнадцать лет, конкурс красоты выиграла. Потом в рекламе снималась и на подиуме пробовала, но там как-то не получилось пока, потому что как бы несовершеннолетняя и интриги. Но это после все и так, для денег как раз. Главное для нее — это танцы. Ты не видел, как она танцует… У нее теперь даже свой менеджер есть, Игорь, — она мне рассказывала! — с гордостью добавила Маша.

— Менеджер? — усомнился Тимка.

— Да! — твердо сказала Маша. — Только так. Ася такая всегда была… она если чего решила, так добьется любой ценой…

— Эт правильно, — одобрил Тимка и доел шоколадный кекс.

Потом они еще некоторое время степенно обсуждали будущую карьеру Аси, музыку и кинофильмы. Тимка заказал себе еще кофе (хотя во рту уже жгло от горечи), а Маше — еще сока и чизкейк. Девушка-официантка исподтишка показала Тимке большой палец. Тимка криво улыбнулся ей в ответ.

«Интересно, — думал он. — Почему с толстой Тайкой Коровиной я могу говорить о чем угодно, а с Машей никак не получается?.. Зато Тайка как раз расшаркивается с Дмитриевским… Чего же это все такое, а?»

— Ты чего такой печальный? — спросила Тая.

Дима поморщился от досады. Он всегда тщательно следил за выражением своего лица, но, несмотря на это, Тая Коровина каким-то непостижимым образом всегда угадывала его настроение.

Отнекиваться показалось глупым.

— Эмиль все никак не поправляется, — сказал Дима. — Ему уже и операцию сделали, а лучше не становится.

— А кто это — Эмиль? — спросил Тимка. Тая смотрела испытующе, наклонив голову.

— Один маленький мальчик, — ответил Дима. — В этой школе учится в первом классе.

— В первом? — переспросил Тимка. — Да, не повезло. Но, может, еще ничего… Маленькие — они живучие. Почти как собаки.

Дима пожал плечами. Тимкина логика не достигла его разума.

Тая и Дима сидели на подоконнике полуподвального окна, около входа в бомбоубежище, давно приспособленное для хранения всякого школьного барахла. Дима держал в руках сборник задач по геометрии, как будто это был его верный друг. Тая жевала чипсы с сыром, которые доставала из большого пакета. У стены, возле самой двери, стоял физкультурный козел с отломанной ногой. Верхом на нем сидел Тимка Игнатьев.

— Дима, я хочу тебе твердо сказать, что в Москву я не поеду, — заявила Тая. — Хочешь чипсов?

— Не хочу. Твердо сказать — это замечательно. А Тимофея зачем привела?

— Тим, а ты хочешь?

— Я хочу, — сказал Тимка, сунул руку в пакет и загреб сразу целую пригоршню.

— Тимка мне нужен для моральной поддержки. С ним мне легче сосредоточиться.

— Для поддержки? А разве я на тебя нападаю?

— Нет, но я все равно не поеду.

— Да чего ты к ней пристал, Дмитриевский? Не хочет, пускай не едет, тебе же головняка меньше. Ты же туда чего? — задачки едешь решать. Есть там Тайка, нету Тайки — тебе должно быть глубоко фиолетово…

— А если она мне тоже… нужна для моральной поддержки? — спросил Дима. — Вот как ей — ты? Если я без нее тоже не смогу как следует сосредоточиться… на решении задач?

Тая, видимо, растерялась. Завертела круглой головой и быстро, как кролик, зажевала чипсы. Тимка пришел ей на помощь.

— Да ты же, Дмитриевский, сам из Москвы приехал! — вспомнил он. — Это твой родной город. Какая ж тебе, к чертям собачьим, поддержка! У тебя же там наверняка кореша-ботаники остались. Все в очках и с задачниками под мышкой…

Тая тем временем пришла в себя.

— И с тобой Михаил Дмитриевич поедет. Туда же, на последний тур, — с сопровождающим. В правилах было написано. А мне Александра Сергеевна сказала…

— Ну да, в Москве от отца только и дождешься, — вздохнул Дима. — Его самого поддерживать придется. Он и вообще ехать отказывался. Но не ехать же мне на олимпиаду по математике с бабушкой — это вообще курам на смех. Я бы, конечно, и один мог, но…

— Мне кажется, что Александре Сергеевне это понравилось бы — съездить в Москву на олимпиаду, — задумчиво сказала Тая. — Она бы обязательно взяла с собой Фаину…

— И фикус, — усмехнулся Дима. — То-то была бы картинка!

— А чего с твоим отцом-то? — спросил Тимка.

— Ничего особенного, — сказал Дима. — Просто в Москве моя мать от него сбежала к другому, который побогаче и от мира сего, а детей они поделили по-честному. Я достался папе, потому что у меня математические способности и за мной ухода меньше.

— Ничего себе! — присвистнул Тимка. — А матери с любовником кто достался?

— Матери достался мой младший брат. Он сейчас в третьем классе.

— Ага. А как же вы тут, в Питере…

— Просто отец тогда быстренько, чтобы поменьше переживать, сбежал из Москвы в Питер, к своей матери. К тому же его здесь пригласили в Политехнический институт, преподавать. Я в своей гимназии даже год не успел закончить, так у них все завертелось. Сдавал экзамены экстерном…

— Да уж. А мать-то у тебя вообще кто? Небось, домохозяйка?

— Нет, она, вообще-то, скрипачка, в оркестре играет.

— Ах, вот как!

Отставленная от разговора Тая сочно хлюпнула курносым носом.

— Тайка! Не сметь реветь! — прикрикнул Тимка.

— А у меня, между прочим, отец вообще умер! — трагическим тоном сказала девочка.

Дима церемонно склонил голову. «Сейчас выразит соболезнования», — подумала Тая.

— А от чего помер-то? — спросил Тимка. — Нестарый же еще мужик должен был быть. Пил, что ли?

— Нет, — Тая помотала головой. — Пил он как раз мало и редко, меньше, чем другие. Папа был военный, по званию — подполковник. И все делал как надо, по уставу. И с недостатками боролся. У других и у себя тоже… Он от инфаркта умер. Все отказывался скорую вызывать, говорил: «Чепуха, само пройдет…» Врачи потом говорили: «Не исключено, что, если бы не упустили время, больного можно было спасти…»

— Ну пореви, пореви… — сдался Тимка.

— А вот и не буду! — Тая упрямо выпятила нижнюю губу. — Мама тоже там, в Сибири, не смогла, как и у тебя папа, Дима. Мы нашу квартиру продали и сюда приехали, к тете Зине, маминой старшей сестре. Тут нам повезло — купили комнату в той же квартире, в которой она живет… А только я по Сибири все равно скучаю… И по подружкам своим…

— Да-а… — раздумчиво произнес Тимка. — Всякое в нашей жизни бывает… Тебя вот, Дмитриевский, мать бросила, а у тебя, Тайка, отец умер. Зато поглядите, как мне-то, Тимке Игнатьеву, подфартило — у меня и папаша жив-здоров, никуда не пропал, каждый день домой на рогах приходит, и мамаша на месте — кормит, поит, пилит, — и даже старший брат, чтоб ему провалиться, имеется в наличии… Сечете, какой я офигенно счастливый?!

В завершение тирады Тимка длинно и нецензурно выругался. Тая и Дима одинаково поморщились.

— Что, самые умные, да? Самые чистенькие?! — окрысился Тимка и тут же усмехнулся. — А вот скажи, Дмитриевский, ты сахар в чае какой рукой размешиваешь, правой или левой?

— Правой, — ответил Дима и уточнил: — Я вообще правша.

— Вот и дурак выходишь! — засмеялся Тимка. — Зачем же чай рукой мешать? Горячо ведь! У нормальных людей для этого ложечка имеется!

Этот небольшой зал на окраине Веселого поселка Тимка отыскал почти наобум, по случайным обмолвкам Яйцеголового, но теперь был своей находкой ужасно доволен. Трудно наверняка сказать, что было раньше в этом обшарпанном помещении — овощехранилище, гараж для какой-нибудь специальной техники или что-то еще. Теперь же неизвестные Тимке, но наверняка весьма предприимчивые люди оборудовали посередине высокого зала что-то вроде огороженного канатами ринга, повесили под ребристым потолком сильные лампы, похожие на прожектора, и поставили рядами впаянные в бетон скамейки. В обычные дни зал стоял пустым и заброшенным, а железные двери были заперты на огромный висячий замок. Но регулярно, в известное заинтересованным людям время, в данном помещении происходили всяческие бои совсем без правил. Собачьи, мужские и даже женские. Кто и как распространял билеты на подобные зрелища, Тимка не знал. И существовали ли вообще эти билеты? Его самого пускал охранник за отдельную плату. И дальше не трогали. Все, кому надо, знали, что щуплый парнишка в «зенитовском» шарфе пришел сюда не глазеть, а работать. Бизнес есть бизнес.

Бизнес на любителях острых развлечений получался весьма выгодным. Завсегдатаев Тимка уже знал в лицо и по кличкам. Да и они легко его узнавали. Во время выступления бойцов зрители, не особенно торгуясь, брали все: и «минералку», и «скорость», и «желтых кенгуру», и «синих птичек», и даже дорогие «белые Версаче».

Если удавалось разузнать программу заранее, Тимка предпочитал ходить на мужские бои. Женщины, подскакивающие в грязи, лупящие друг друга по мордасам и тягающие друг друга за волосы, казались ему противными до тошноты. А боевых псов было откровенно жалко — людям устроители все-таки не позволяли убивать друг друга до смерти, а на собак и это правило не распространялось. Другое дело мужики — на них Тимка обычно не обращал внимания, стараясь только кожей улавливать самые напряженные моменты схваток, в которые его «товар» уходил успешнее всего.

Завсегдатаев боев Тимка скучливо презирал, тем самым оправдывая теоретические построения старшего наркобосса Александра, который призывал своего младшего товарища думать о людях лучше. Одно дело продавать «минералку», «колеса» или даже траву школьникам. Это, если как следует подумать, очень даже нехорошо. Тимка этого и не делает. И не станет делать никогда. Совсем другое дело — вот эти, которые орут под синим светом прожекторов, раззявив зубастые пасти и вылупив зенки на то, как специально обученные собаки разрывают друг друга на кровавые клочки. Этим можно. Этих не жалко.

Позиция «благородного разбойника» в действии. Браво, Александр!

По природе своей Тимка был азартен. В тотализатор, который, разумеется, присутствовал в зале, он, конечно, не играл. Да кто бы ему и позволил! Но сам для себя, бегло взглянув на соперников перед началом боя, Тимка каждый раз загадывал на кого-нибудь из них и искренне радовался, если выигрывал именно «его» боец. При этом, не отдавая себе отчета, он обычно желал победы тому из противников, кто по тем или иным признакам выглядел более слабым.

В этот раз Тимка загадал на низенького крепыша. Соперник был выше его почти на голову, к тому же явно старше, и все это вместе казалось откровенно нечестным. «Пусть победит коротышка!» — не колеблясь, решил Тимка. Бойцы до начала боя носили маски и выступали под кличками, которые и объявлял на ринге судья. Соперник крепыша носил претенциозную кличку Терминатор. Тимка усмехнулся. Крепыш назывался Гвардеец. Кличка Тимке понравилась.

— Гвардия, вперед!!! — приветственно проорал он _в общем реве и стал, прижимая к себе сумку, привычно пробираться в задние ряды, где сидела молодая и потому особенно нуждающаяся в стимуляции публика.

Терминатор явно пришел в бои без правил из борцов. Сразу после команды «бокс» он, как кабан, кинулся на противника, стремясь схватить его и бросить на пол. Гвардеец пытался избежать сближения, бил по ногам и в корпус — чем явно выдавал свое боксерское происхождение. После первого падения в партер Терминатор валял противника как хотел. Уже в первом раунде понимающие люди и те, кто привык к более цивилизованным поединкам, ждали, что секунданты Гвардейца выбросят полотенце или рефери объявит технический нокаут. Не произошло ни того, ни другого.

В перерыве коротышка выглядел вяло, хотя помощники всячески старались привести его в чувство. Кровь стекала по скуле, один глаз заплыл, губы безобразно распухли, по-обезьяньи длинные руки безжизненно висели. Терминатор в своем углу картинно поворачивался и всячески демонстрировал бодрость поклонникам и тем, кто поставил на него деньги. Поклонники зверино ревели.

Торговый день у Тимки выдался один из лучших. Товара почти не осталось, а деньги уютно лежали в застегнутом на две молнии набрюшнике.

— Гвардия не сдается! — бодро, во всю силу легких выкрикнул Тимка, подобравшись поближе к рингу. Ему искренне хотелось удачи для коротышки.

Как-то расслышав Тимкин крик в общем вое, Гвардеец приоткрыл один глаз и взглянул на мальчика.

— Вадим!!! — присмотревшись, потрясенно ахнул Тимка. — Что ты здесь делаешь?!!

— А ты? — едва шевельнув губами, спросил коротышка.

Тимка опустил глаза, сжал кулаки и вонзил грязные отросшие ногти в ладони. Его и без того некрасивую физиономию перекосила мучительная гримаса.

— Я понял, — негромко сказал он, уверенный в том, что Вадим слышит и понимает его. — Ты здесь для денег. А деньги — для Аси. Чтоб доказать ей и с ней быть. Как я для Маши… Я продаю здесь «минералку», Вадим. Ты знаешь, что это такое? Я знаю: за каждый выигранный бой — два куска. Но он же тебя изувечит, Вадим! Он старше лет на десять! Нельзя! Откажись…

— Пошел вон, щенок! — рявкнул на Тимку секундант Вадима.

Вадим медленно покачал головой.

— Эти деньги не для Аси, Тимка. Она сама… Деньги для Роберта…

— Какого еще Роберта?! — пронзительно заверещал Тимка и умоляюще сложил руки перед грудью. — Вадик, миленький, я тебя прошу, откажись сейчас, скажи им, что не можешь…

— Да я сейчас тебе, паскуде малолетней, башку откручу!

Секундант или тренер, свирепо вращая глазами, полез под канат. Тимка поспешно сиганул в сторону.

Во втором раунде в партере Вадим ударил расслабившегося и уверенного в скорой победе Терминатора головой в «солнечное сплетение» (соотношение ростовых показателей делало такой удар весьма перспективным), вырубил его на несколько секунд, вскочил, прыгнул сверху и провел болевой залом. Судья признал безусловную победу Гвардейца. Тимка пытался пробиться к Вадиму, но служащие боев его не пропустили.

Когда Тимка рысью бежал через пустырь к автобусной остановке, его остановили двое парней в низко надвинутых черных шапочках. Показали нож, зафиксировали, быстрым движением распахнули куртку, перерезали ремень набрюшника и забрали его себе. Потом швырнули в раскисший снег с грязью и лениво, больше для порядка, пару раз двинули в бок мягкими носками зимних кроссовок.

— Это чтоб не выеживался попусту! — шепотом пробормотал на прощание один из парней. — Скромнее быть надо!

Тимке показалось, что он узнал голос Яйцеголового, но окончательной уверенности не было. Как не было и денег, большую часть которых следовало отдать не позднее следующей недели.

В Москве Тае понравились Красная площадь и воздушные колечки с творожной начинкой. Они продавались почти в каждом ларьке. Рыжий очкарик, который смешно всем представлялся: Кац Марк (его потом так все и звали, не сокращая ни имя, ни фамилию), покупал ей колечки по первому требованию и вообще исполнял все желания Таи. При этом никогда не терял бодрости, во всем видел хорошее и смотрел на мир широко открытыми рыжими глазами. Почти в самом начале знакомства он торжественно заявил Тае, что ему лично очень нравятся полные девочки и совершенно не нравятся худые. При этом сам Кац Марк был длинным, худым и подвижным, как рыжие мокрицы, живущие под ванной в питерской квартире тети Зины.

— Мне за тебя так свезло, так свезло, — захлебываясь, объяснял он. — Я-то сам всего три задачи и решил…

— Так и что толку? Здесь-то, в Москве, что ты, что я — ничего, считай, не решили… — недоумевала Тая.

— Я одну из четырех точно-таки сделал, — поправил Кац Марк. — Да ведь и не в том дело! Мне еще за ту, городскую олимпиаду родители обещали ноутбук купить. Свой собственный. Если в следующий тур пройду. И я таки только благодаря тебе и прошел, и они таки мне его купили! А теперь мне хоть и вовсе трава не расти!

— Да я ж тебе рассказывала, — уставая от бодрой экспрессии Кац Марка, вздыхала Тая. — Это не я все решила, а Дима Дмитриевский…

— Да мне-то ты бумажку дала! — возражал Кац Марк. — А Дмитриевский твой меня и остальных вообще мелко видит, ходит, как будто игрушка заводная, и на ходу задачи решает…

— У него здесь, в Москве, семейные сложности, — вступилась за Диму Тая.

— А скажи мне: у кого их таки нет? — философски вздохнул рыжий. — Вот у меня семья восемь человек, не включая лежачую в отключке прабабушку, думаешь, все просто, да?

— Неужели восемь?! — ахнула девочка. — С прабабушкой — девять? С ума сойти!.. Пожалуй, ты прав, у всех что-то есть, — подумав, вынуждена была согласиться Тая и закручинилась, вспомнив о своих собственных сложностях.

— Не переживай, прорвемся! — засмеялся Кац Марк («У него даже смех рыжий!» — подумала Тая). — Хочешь еще колечко с творогом?

На торжественном собрании, которое состоялось в последний день их недельного пребывания в Москве, на сцену вышли три представителя трех иностранных фирм. Красиво одетая женщина-администратор представила гостей и объявила об окончании международного математического конкурса. Высокий японец в строгом костюме держал в руках запечатанный конверт. Толстый американец улыбался огромной ослепительной улыбкой. Серьезный немец оглядывал зал из конца в конец и, казалось, подсчитывал в уме его объем. Постепенно все затихли, только журналисты щелкали фотоаппаратами и стрекотали видеокамерами. В наступившей тишине японец медленно разорвал конверт, вынул оттуда сложенный лист бумаги и протянул его американцу. Американец заглянул в листок, потом вскинул руку с ним вверх и весело захохотал, как будто чему-то обрадовавшись.

— Дорогие мои! — на ломаном, но вполне понятном русском языке крикнул он. — Сейчас мы будет приветствовать победителев! Первое место: Дмитри Дмитриевски! Санкт-Питерсбург!

Зал взорвался аплодисментами. Тая заплакала от счастья и спрятала лицо на груди Марины, тоже очень растроганной успехом Таечкиного одноклассника. Кац Марк рядом с ними вскочил, показывал «викторию» и от души вопил «ура!». Где-то в середине зала питерская группа поддержки размахивала сине-белым флагом «Зенита». Веселый американец в восторге дирижировал происходящим. Японец едва заметно морщился.

Дима, прямой и бледный, в строгом костюме с галстуком, заколотом старинной булавкой с рубином, вышел на сцену. Американец затряс ему руку так, как будто хотел ее оторвать, и сунул небольшую, но, по-видимому, довольно тяжелую статуэтку — приз. Потом обнял мальчика и гулко похлопал по спине. Немец вручил Диме целую пачку каких-то дипломов и сертификатов, пытаясь быстро что-то объяснить. Переводчик шагнула вперед, но Дима поблагодарил и сделал отрицательный жест: «Я понимаю». Японец смотрел на Димино бесстрастное лицо с явным одобрением.

— Жалко, что Александры Сергеевны здесь нет, — вслух сказала Тая. — Интересно, а его мама и брат пришли?

— Ну конечно, пришли! — с уверенностью сказала Марина. — Как же иначе?

— А то! — подтвердил Кац Марк. — Был бы я такой умный, так мои бы все явились, в полном составе. Даже годовалую Сонечку принесли бы и тетю Цилю из Германии вызвали — чтоб смотрели и гордились!

Тая ничего больше не сказала.

Во время фуршета, несмотря на подначки Кац Марка («Ты его таки будешь поздравлять или нет?!»), она смотрела на Диму издали. Вокруг него и двух других мальчиков, занявших второе и третье места, толпились журналисты, какие-то девочки и взрослые люди. Поздравляли, завали вопросы, фотографировали…

Неожиданно Дима сам выбрался из тесного кольца, закрутил головой и, заметив в толпе огненную шевелюру Кац Марка, двинулся в их сторону. Тая смотрела в пол.

Дима вежливо поклонился Марине, поздоровался с рыжим мальчиком и его родителями, а потом вручил Тае огромный, похожий на декоративное колесо букет в гофрированной обертке.

— Наша с тобой традиция, понимаешь ли, — сказал Дима, щелкнул каблуками и улыбнулся совершенно по-человечески.

Вслед этому жесту подоспевшие фотографы защелкали своими фотоаппаратами. Низенькая толстенькая девочка с ярким румянцем и большим, едва ли не в половину ее роста, букетом в руках смотрелась презабавно. Особенно рядом с аристократического вида мальчиком-победителем, который и вручил ей свой букет. Пикантно, пикантно…

— Спасибо тебе, Дима, — сказала Тая, спрятала лицо в душно пахнущие цветы и заплакала.

Ей было совершенно ясно, что Димина мама на торжество сына не пришла. Иначе он, несомненно, вручил бы букет ей.