Гвиневера: Королева Летних Звезд

ГЛАВА 5 ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ

Когда Артур предложил посадить наших воинов на коней, мы не были уверены, что это хорошо. Но за два года участники походов организовались в легкие, подвижные конные отряды, удачно противостоящие нашим врагам, которые делали короткие набеги, а затем скрывались. Воины отточили свое боевое мастерство и были рады представившейся возможности показать его горожанам. Поэтому весь Силчестер собрался в амфитеатре на второй день праздника. Несомненно, это было самое многолюдное собрание с тех времен, когда сюда съезжались римляне.

Ланселот, показав потрясающую верховую езду, подошел к нам и сел, не дожидаясь приглашения, рядом с Артуром. Я похвалила его езду и в ответ получила холодный высокомерный кивок, а потом он оперся подбородком на руку и стал внимательно следить за происходящим на арене.

Немного погодя он обратился к Артуру.

– Хорошо бы устраивать такие турниры регулярно, они помогут поддерживать форму и людям и лошадям зимой.

Артур заинтересовался этим предложением, а я в негодовании отвернулась, возмущенная тем, что этот человек, который так пренебрежительно относится ко мне, позволяет давать советы моему мужу, как равному себе.

– Можно подумать, что он первый рыцарь Артура, что он занял место Бедивера, – возмущалась я, пока Бригит расчесывала мне волосы перед обедом.

– Может, так и должно быть, – ответила ирландка, закручивая волосы и закалывая их у меня на затылке.

– Как ты можешь так говорить? Бедивер всегда был правой рукой Артура.

– А теперь у самого Бедивера нет руки.

– Но ты же говорила, что он поправляется! – с тревогой сказала я.

– Может быть, Бедивер и не умрет, если мы не допустим гангрены, – медленно сказала она. – Но он на волоске от смерти. Бедивер не сможет работать какое-то время, а Артуру помощник нужен уже сейчас.

Бригит заставила меня вернуться в прошлое. Мои волосы, густые и золотисто-рыжие, – это лучшее, что у меня есть, и Бригит тратила часы, чтобы держать их в порядке. Много лет назад она и ее кузен Кевин достались моему отцу как заложники от одной ирландской семьи, иммигрировавшей в Регед. Мы росли, как родные, и я привыкла полагаться на мудрость и спокойствие Бригит. Поэтому я обдумывала сказанное ею, пока она укладывала мои волосы.

Бедивер стал моим первым и самым близким другом, когда я приехала ко двору. Таким он был и для Артура. Они дружили еще с тех пор, когда вместе росли в доме сэра Эктора: Артур был выдумщиком новых затей, которые осуществлял Бедивер. Когда я стала женой Артура, они ввели меня в свою компанию.

Втроем мы проводили много часов, верхом объезжая конские пастбища, исследуя древние крепости, выстроенные на вершинах холмов, или, если шел дождь, лениво сидели у очага, играя в шашки и разговаривая. Мне никогда не приходило в голову, что что-нибудь может измениться.

Теперь все складывалось иначе: у Артура будет первый рыцарь, который проявляет ко мне неуважение.

– Надо дать Ланселоту возможность проявить себя, – посоветовала Бригит, надевая мне на голову золотой обруч, принадлежавший когда-то моей матери. – Не сомневаюсь, что он по-новому взглянет на многое, и хотя все должно пойти по-другому, это может быть совсем не плохо.

Я скорчила рожу, когда Бригит подала мне зеркало, и она рассмеялась.

– Что бы я делала без тебя? – усмехнулась я.

– Наверное, постоянно имела бы неприятности, – уколола она.

На следующее утро я пошла в специально отведенную для раненого Бедивера комнату, надеясь, что он пришел в себя. Его лицо с резкими чертами осунулось и исказилось, а веки едва заметно дрогнули, когда я села на скамью возле его постели. Живость и краски исчезли с лица раненого. Почувствовав сладкий запах мака, я поняла, что Бедиверу дали успокоительное. Я помолилась за него и тихонько вышла из комнаты.

Мне стало понятно, что для выздоровления Бедивера нужно время. Я проглотила комок в горле и напомнила себе, что Артуру нужен деятельный помощник, и неважно, нравится ли он мне.

В последующие дни я встречала Ланселота повсюду – в комнате совета, на конюшне, на огороде, когда проверяла посадки, – избежать встречи с ним не удавалось. Он ходил как кот, и, как оказалось, великолепно владел клинком, и мне очень хотелось спросить, не в святилище ли научился он этому искусству. Поговаривали, что в старые времена Морригана, великая богиня крови и смерти, в школе в центре Британии сама учила воинов искусству вести бой. Но Ланселот так настойчиво не замечал меня, что мне ничего не оставалось, как держаться с ним столь же холодно и не спрашивать ни о чем.

Кэй переехал жить в красивый заброшенный дом Силчестера: любовь сенешаля к одиночеству была всем известна. Остальные участники похода жили с нами в доме у городской стены. Большой и удобный дом выстроили во времена Империи для имперской почты, а так как восстановление службы посыльных было мечтой Артура, дом оказался подходящим местом для нашего штаба.

Новые люди привыкли к нравам Братства, и настроение у них было прекрасное. Только Гавейн раздражался и выходил из себя, явно страдая из-за того, что Тристан победил Мархауса, а он сделать этого не сумел.

Он злился, как будто задели его честь, хотя на самом деле пострадала только его гордость. И словно по молчаливому согласию, никто не заговаривал на эту тему.

– По крайней мере, – заметил Артур, – у Триса хватает здравого смысла быть незаметным; наверное, он проводит время у постели раненого Бедивера.

Высоченный корнуэлец был прекрасным арфистом, и, казалось, сам получал удовольствие, развлекая больного. Как и у других воинов, его поклонниками были мальчики, но среди них выделялся один, замарашка-пастушок Талиесин, для которого Тристан стал кумиром не из-за того, что он был храбрым воином, а потому, что был прекрасным музыкантом.

Талиесин ходил за своим идеалом, как тень, счастливый от того, что ему доверяли носить за ним маленькую походную арфу, менять на ней порванную струну или пропитывать маслом блестящее дерево инструмента.

Он был спокойным мальчишкой, который внимательно наблюдал за происходящим вокруг, но был немногословен. Я не могла объяснить себе, был ли он застенчив по натуре, или просто испытывал благоговейный трепет, видя верховного короля.

Однажды утром я столкнулась с мальчиком, старательно вытиравшим арфу моим дамасским шарфом, который я, должно быть, оставила в зале накануне вечером. Я так удивилась, что не успела разозлиться.

– Сэр Тристан говорит, что арфа – это живое существо, госпожа, – благоговейно сказал Талиесин, не замечая, что воспользовался вещью королевы. – Как красивая женщина или всевышний бог, она требует, чтобы о ней заботились и относились к ней уважительно.

Я с изумлением слушала его, потому что у него был глубокий, вибрирующий голос, и говорил он со страстью, необычной для такого юнца. Я поняла, что его любовь к музыке была очень сильной и поэтому, говоря о музыке, он очень волновался.

– Музыку создали в начале мироздания, когда было только слово, и пели ее нимфы в священных источниках, – продолжал он, смешивая все религиозные представления. – Даже греки обожествляли арфиста, потому что по утрам он воспевает восход солнца, как птицы и другие существа. Когда под своими пальцами я чувствую струны арфы, музыка уносит меня куда-то далеко, и я становлюсь совершенно другим существом. – В голосе мальчика слышалась боль, как будто он пытался выразить то, о чем говорить нельзя. Потом, так же неожиданно, он заговорил, как любой другой десятилетний мальчишка. – Сэр Тристан говорит, что, когда я вырасту, я буду играть песни и воспевать историю.

В это время в комнату вошел Тристан, и Талиесин резко встал, приветствуя своего наставника. Легко поклонившись мне, они вдвоем отправились к Бедиверу.

Я подняла свой шарф, в удивлении покачивая головой и недоумевая про, себя, кто дал мальчишке кумбрийское имя, в переводе означающее «сияющее чело».

Приближалась зима, и мы выполняли все нужные ритуалы: утром в день Самхейна Артур принес в жертву богам белого быка, чтобы можно было начать забой животных, которых нельзя было оставлять на зиму из-за нехватки корма. Вечером над лугом повис дым костров, На которых готовили вяленое мясо, колбасы и окорока для кладовой. Я суетливо бегала, проверяя, как идут дела в прядильне, на кухне, на псарне и у больных. Ирландские волкодавы, которых семья Бригит подарила Артуру на свадьбу, выросли и стали огромными косматыми псами. Кабаль должна была к весне ощениться, и я носила ей с кухни объедки, Кабаль прославилась своей преданностью Артуру, и поэтому ее воспитывали как боевую собаку; собака вежливо помахивала хвостом и снисходительно принимала мои подношения, но никогда не позволяла мне забывать, что принадлежит Артуру, а не мне.

«Ты – как этот бретонец», – раздраженно думала я о собаке.

Бедивер уже достаточно окреп, перебрался в наш дом и, сидя у очага, пытался играть на арфе с помощью металлической рукавицы с крючками, заменявшей ему руку… Иногда он часами сидел молча, наблюдая за огнем, но я никогда не слышала, чтобы Бедивер жаловался на свою судьбу. Когда появлялась Бригит, его настроение заметно улучшалось, и я радовалась их дружбе и втайне думала, что они могут составить неплохую пару.

Однажды серым дождливым днем мир рухнул на Бедивера, и после того, как он рассказал мне, что случилось, я пустилась на поиски Бригит.

– Почему? – спросила я, найдя ее в нашей спальне. – Я не понимаю, почему ты ему отказала?

Бригит вздрогнула и повернулась ко мне, глядя на меня непонимающе.

– Ты что? Ты сама хотела сбежать из дома, когда тебе не позволяли выбрать жениха! Как же ты можешь не понимать меня? – Ее возмущение заставило меня замолчать. – Гвен, неужели ты думаешь, что только твои мечты остались несбыточными? Ты не единственная женщина, которая вынуждена была отказаться от собственных желаний во имя более важных потребностей. Если бы на то была моя воля, я бы осталась в Ирландии и ушла жить в монастырь, когда моя семья переехала в Регед… Я сказала тебе об этом во время нашей первой встречи. Я поклялась в верности Христу, а не смертному мужчине, и до того самого дня, когда я войду в храм Господний, я не буду обнадеживать никого, как бы дорог для меня ни был этот мужчина!

Бригит всхлипнула и закусила губу, чтобы удержать слезы. Я обняла, ее и держала в своих объятиях так же крепко, как держала меня она раньше, когда я плакала.

– Он хороший человек, – вздохнула она, когда слезы утихли. – Один из самых замечательных на всем белом свете. И я бы отдала все, чтобы он влюбился в кого-нибудь еще. Это неважно, язычник он или христианин, здоровый или калека… я просто не хочу выходить замуж, и было бы несправедливо, если бы я притворялась. Я не гожусь в жены ни ему, ни кому-нибудь другому. Можешь ли ты это понять? – В глазах у нее были боль и мольба.

– Помолчи, помолчи… я, конечно, понимаю, – прошептала я, пытаясь найти слова ей в утешение. – Я просто не знала о твоей мечте. Я хотела сказать… Бригит, ты, в самом деле, хочешь уйти в монастырь? Я не помню, чтобы ты говорила об этом, и решила, что ты перестала об этом думать. Никогда не иметь ребенка, никогда не прижать к себе малыша, никогда не стать матерью? Я не могу представить себе такой жизни.

– Вот видишь! – Бригит расправила плечи и улыбнулась мне. – У тебя есть собственные мечты, потаенные, о которых ты никому не говоришь. Я не припоминаю, чтобы ты говорила, что хочешь детей, однако, судя по твоим словам, ты уверена, что когда-нибудь это произойдет, и ты станешь матерью. Ты смирилась со своей судьбой, которая предлагает тебе быть королевой, женой и матерью, а я смирилась с тем, что стану Христовой невестой. Пусть Господь пошлет нам обеим терпения, чтобы дождаться свершения наших мечтаний.

Я медленно кивнула, понимая, что Бригит облекла в слова чувства, которые жили внутри меня. Раньше я никогда не задумывалась о том, что могу стать матерью, считая, что это когда-нибудь произойдет, если я замужем. А теперь, когда я никак не могла забеременеть, я стала думать об этом все чаще. Но я ни с кем не делилась своими мыслями.

Поэтому я признала, что Бригит имеет право на свое мнение, и перестала бранить ее за Бедивера, хотя в душе жалела.

Уже позднее, когда мартовские бури обрушились на землю, я шла однажды с кухни и почти налетела на Талиесина. Сидя на скамье у двери, он наигрывал такую скорбную мелодию, что я остановилась и посмотрела на него внимательнее.

– В чем дело, малыш? – спросила я, пытаясь припомнить, где оставила свой шарф.

Мальчик проглотил слезы и робко взглянул на меня.

– Это из-за сэра Тристана, госпожа. Король отправляет его обратно в Корнуолл, и скоро я останусь без учителя.

– Но есть же еще Ридерик.

– Конечно, – вздохнул Талиесин. – Но он хорошо запоминает события и истории, которые только что рассказаны. А мне хочется слагать песни, посвященные богам, а для этого мне нужен другой учитель.

Огорчение мальчика было столь сильным, что я обещала помочь ему. Потом я разбирала ящик, в котором хранились специи, недоумевая, зачем Артуру понадобилось отправлять Тристана домой.

– Похоже, что после многих лет поисков король Корнуолла нашел королевскую семью, которая отдаст ему в жены малолетнюю дочку.

Сообщение Динадана удивило всех нас. Марк всегда добивался исполнения собственных желаний – он был физически сильным мужчиной и никогда не мог обуздать свои аппетиты. Его намерение жениться на девочке, едва достигшей половой зрелости, было предметом долгих обсуждений в течение многих лет. Мужчины отпускали шуточки на этот счет, а женщины хмурились, жалея ребенка, которого он выберет.

Поговаривали даже обо мне, когда мне только исполнилось тринадцать, но придворные Марка были христианами, и я ухитрилась доказать, что не гожусь ему в жены из-за своих языческих верований.

Ланселот сидел по другую сторону очага, натирая жиром пару башмаков, и посматривал на меня из полумрака.

Я начинала привыкать к его холодности по отношению ко мне, но бывали моменты, когда я замечала его сходство с Кевином.

– Кто эта девочка? – спросил он.

– Изольда, дочь короля Ирландии и племянница сэра Мархауса, – ответил Тристан угрюмо.

Я пыталась отгадать, знает ли Марк, кто убил ирландского борца.

– Я надеюсь, что ирландцы ничего не знают, – продолжал Тристан, медленно сводя брови. – Потому что именно меня посылает Марк, чтобы привезти девушку на свадьбу.

Отвращение к поручению отражалось на лице воина. Тристан не был силен в дипломатии, не умел двурушничать и, не отличался особой сообразительностью, поэтому я надеялась, что он возьмет с собой Динадана, который избавит его от неприятностей.

– Ну, что же, – сказал Артур, – не нужно болтать о том, что это ты поработал мечом. В конце концов, это было сделано от моего имени.

Больше об этом не говорили. Но тем же вечером, позднее, когда мы собирались ложиться спать, Артур снова завел разговор о битве с Мархаусом:

– Даже если они узнают, что смерть Мархауса – это дело рук Триса, мне кажется, что ирландцы не отменят свадьбу. Этот брак делает Марка их союзником, и, может быть, они надеются в будущем настроить короля Марка против меня.

– Разве они могут так поступить? – спросила я, вытаскивая из волос шпильки и заколки-пряжки.

– Кто знает, как поведет себя Марк? – Артур со вздохом снял башмаки. – Наверное, он самый ненадежный союзник во всей Британии.

Я кивнула, вспомнив, что именно Марк не пришел на помощь герцогу своего королевства, когда Утер отправился с походом на Тинтагель.

– Нам будет очень не хватать Тристана – продолжал мой муж. – Он поддерживал раненого Бедивера и даже предложил, чтобы Бедивер отправился в Регед и поучился музыке у вашего барда. Как ты думаешь, захочет ли Эдвин взять себе ученика?

Это никогда не приходило мне в голову, хотя все говорили, что Эдвин лучший бард Британии. Может быть, состарившись, он захочет обучать других своему мастерству? Моему отцу всегда нравился Бедивер, и не было сомнений в том, что Глэдис, Кети и другие домочадцы будут хорошо о нем заботиться. Если мы пошлем с ним Талиесина, мальчик тоже сможет учиться у Эдвина, и он будет полезен Бедиверу, пока тот не научится управляться со своей новой рукой с крючками.

Итак, когда погода улучшилась и дороги стали проходимыми, мы попрощались с Тристаном и Динаданом, которые отправились на юг, в Корнуолл, а двух наших честолюбивых музыкантов мы отправили на север, в Регед, с пожеланиями любви и добра моей семье.

Прошло уже два года, как я не видела своего отца, и мне хотелось бы поехать с Бедивером, но нас ждали на свадьбу Марка в Касл-Доре. Я передала с Тристаном и Динаданом все свои новости, сообщив, что у нас с Артуром все хорошо. Единственное, чего я не могла сказать им, это то, что я не беременна. Несмотря на все наши старания в постели, мои молитвы и талисман из омелы, который дала мне Кети, мои месячные приходили регулярно.

Этим летом, сказала я самой себе… этим летом я должна попросить помощи у старухи, которая знает специальное заклинание. Между тем шли приготовления к отъезду в Корнуолл, потому что мы собирались отправляться туда сразу после Белтейна и взять с собой всех домочадцев.

Это был наш первый королевский выезд, который организовала я сама.