Халтура

ПРИКРЫТИЕ (Перевод К. Егоровой)

Повесть, изданная «Сабтерранеан пресс».

Действие происходит между событиями «Маленького одолжения» и «Продажной шкуры».

Писать эту историю было действительно весело. На протяжении нескольких лет я хотел рассказать чуть больше о Томасе и его мире, однако у Гарри все не было подходящего повода встретиться с ними. Вампиры «Архивов Дрездена», в особенности питомцы Белой Коллегии, считают себя нацией изгнанников, объединенных общими заботами и опасными врагами. Возникшая на подобной основе культура недоступна посторонним. Если бы Гарри пробрался «внутрь» ее, это нарушило бы целостность Белой Коллегии — мы-против-них — и испортило всю идею.

Поэтому когда «Сабтерранеан» предложили мне выпустить повесть, проиллюстрированную самим Майком Мигнолой, я с готовностью согласился. Вызов состоял в том, чтобы показать Томаса с его видением мира, отличным от видения Гарри. Более того, я хотел столкнуть братьев таким образом, чтобы их доверие и взаимное уважение сохранились, однако им пришлось противостоять друг другу.

Мне также пришлось задействовать некоторые детали заднего плана мира Дрездена. Я очень люблю Войну Забвения, но, как и в случае с Белой Коллегией, сама ее природа не позволяла Дрездену как-то связаться с ней. Повесть стала идеальным местом для воплощения данного кусочка Вселенной, и я очень рад, что наконец-то смогу показать все это моим читателям.

Давайте проясним кое-что с самого начала.

Я не Гарри Дрезден.

Гарри — чародей. Настоящий, взаправдашний чародей. Гэндальф на колесах, в большом кожаном плаще, с банкой «Ред булла» в руке и «магнумом» сорок четвертого калибра в кармане. Он наплюет на Бога и на черта, если решит, что так нужно, и в бездну последствия, — однако мой младший братишка каким-то образом умудряется оставаться достойным человеком.

Будь я проклят, если знаю, как ему это удается.

Правда, я и так проклят.

Меня зовут Томас Рейт, и я монстр.

Компьютер в моем крошечном кабинете потребовал внимания. Я настроил его играть национальный гимн нацистской Германии всякий раз, когда приходит е-мэйл от кого-то из членов семьи. Разумеется, не от Гарри, моего сводного брата. Гарри и е-мэйлы сочетаются, как Роберт Дауни-младший и трезвость. Я имею в виду других родственников.

Монстров.

Закончив уборку рабочего места, я посмотрел на часы — пять минут до следующей записи. Окинул быстрым взглядом бутик, улыбнулся постоянной клиентке, шутливо побранил работавшего с ней молодого стилиста, прошел по залу. Свернул за угол, спустился по узкой лестнице и преодолел десять футов вызывающего клаустрофобию коридора, ведущего в мой кабинет. Сел за стол и вызвал ноутбук к жизни. Антивирусная программа просканировала почту и вновь запищала, провозглашая ее безопасной, — столь тихий звук человеческое ухо не услышало бы с конца коридора, не говоря уже о лестнице.

Письмо от «admin@whitecourt.com» было пустым, но заголовок гласил: Re: Заб.в. ни. е.

Супер.

Именно этого мне и не хватало.

Я никогда особо не радовался «семейным» письмам, даже если темой было что-нибудь скучное, например деловые вопросы касательно войны между Коллегиями вампиров и Белым Советом чародеев. Но Лара связывалась со мной только по плохим поводам.

А что может быть хуже Забвения?

Номер Лары хранился в памяти моего мобильного. Я позвонил ей.

— Брат мой, — промурлыкала моя старшая сестрица сладким голосом. Этот голос всегда вызывал у меня всякие мысли — действительно мерзкие мысли, хотя до воплощения дело не доходило. — Теперь ты мне почти не звонишь.

— Я никогда тебе не звонил, Лара. Точка. — Я проигнорировал вкрадчивый соблазн в ее голосе. Она совсем недавно питалась — или занималась этим в данный момент. — Чего ты хочешь?

— Ты получил мой е-мэйл?

— Да.

— Есть один проект, который может тебя заинтересовать.

— Почему?

— Взгляни на него, — ответила она. — И поймешь.

Предположительно линия была безопасной, но мы оба знали, что это за безопасность. Никто не стал бы обсуждать детали по телефону — и уж точно не упомянул бы слово «Забвение». Слишком много венаторов обнаружили — в последний момент, — что у врага очень острый слух и что война быстро приходит в дома тех, кто не следит за своим языком.

Прошло почти восемь лет с тех пор, как я участвовал в Войне Забвения. Думаю, я знал, что мне не удастся отлынивать вечно. Лара, второй и, не считая меня, единственный венатор Белой Коллегии, в основном занималась своими нынешними обязанностями — а именно коротала дни, манипулируя нашим отцом, словно марионеткой на психических ниточках, и управляя Белой Коллегией из теней за его троном. Само собой, если что-то случится, она захочет, чтобы с этим разобрался я.

— Я занят, — сказал я ей.

— Уходом за домашними зверюшками? — поинтересовалась она. — Подстригаешь им шерсть? Ищешь блох? Приоритеты, брат мой.

Больше всего Лара бесит меня, когда права.

— Где ты хочешь встретиться?

Она тепло, негромко рассмеялась:

— Томми, Томми, мне льстит, что ты хочешь быть со мной, но у меня нет времени на игры. Я отправлю посыльного со всем необходимым и… М-р-р-р-р-р. — Она чувственно замурлыкала от удовольствия. — Ты знаешь, каковы ставки. Не задавай слишком много вопросов, брат мой. И не пытайся использовать свою маленькую красивую головку для чего-то полезного. Возвращайся домой. Поговори с посыльным. Сделай работу. Или мы с тобой очень… ах-х-х-х… — Ее дыхание участилось. — Очень серьезно поссоримся.

На заднем плане я слышал другие приглушенные звуки, другой голос. Женский. Может, два. Большая часть моих родственников не слишком, так скажем, разборчива по части питания.

— Должен признать, закулисные игры изменили тебя не в лучшую сторону, Лара, — сказал я. — Но ты и раньше была сучкой.

Не дожидаясь ответа, я повесил трубку и поднялся по лестнице размышляя. Всегда следует хорошенько подумать, прежде чем тебе на голову свалится очередная зубодробительная проблема. Тогда в ключевой момент, когда на принятие решения останется полсекунды, можно пропустить прелюдию и сразу перейти к ошибке.

Имея дело с существами вроде моей сестры, нельзя принимать все за чистую монету. Лара что-то затеяла. И это что-то требовало заставить меня поторапливаться. Она хотела, чтобы я ринулся вперед сломя голову. А если это действительно так, возможно, следовало поступить иначе.

Кроме того, я не хотел, чтобы Лара решила, будто я готов бежать к ней по мановению пальца. И сам не хотел привыкать подчиняться ей. Это был первый шаг в ловушку, которая поймала бы меня в более прочные сети. Как сестрица поступила с нашим отцом.

А еще у меня есть бизнес.

И я голоден.

Мишель Марион, старшая дочь почетного сенатора Мариона великого штата Иллинойс, прибыла для стрижки на несколько минут раньше назначенного срока. Мои клиенты почти всегда так поступают — особенно молодые. Мишель была брюнеткой, хотя по ней этого и не скажешь. Правду знал только ее парикмахер.

— Томас! — улыбаясь, воскликнула она, сделав ударение на последний слог. — Что ты сотворил со своими волосами?

Я подстригся покороче после того, как приличный участок волос выжгла огненная стрела фейри-убийцы, однако не следует делиться такими подробностями со своими клиентами, особенно если они считают тебя утонченным французским стилистом.

— Дорогая, — сказал я, беря Мишель за руки и целуя в каждую щеку.

Когда наша кожа соприкоснулась, внутри у меня зашевелился Голод. На мгновение демон проник в нее, и она вздрогнула, ее сердце забилось быстрее, зрачки расширились. Голод сообщил мне о Мишель обычные сведения. Хотя она и казалась милой, хрупкой и доброй, подавленные темные желания превращали ее в легкую жертву. Вцепившиеся в затылок пальцы, напряженное мужское тело — вот стандартные фантазии Мишель. Она бы не задумываясь последовала за мной вниз. Я мог бы отвести ее туда. Мог удовлетворить ее желания, утолить Голод, забрать ее жизнь и наполнить себя. Мог оставить свою метку в ее сознании и душе, чтобы впредь она по собственной воле приходила ко мне, мечтая отдаться снова, и снова, и…

До самой смерти.

Я затолкнул Голод подальше в гниющую помойку, выполнявшую функции моей души, улыбнулся Мишель, надевая образ, словно итальянскую кожаную перчатку, и с акцентом произнес:

— Мне было скучно, отчаянно скучно, дорогая. Я почти решил сбрить их наголо, чтобы всех шокировать.

По-прежнему раскрасневшаяся от возбуждения, вызванного прикосновением моего демона, девушка рассмеялась.

— Только попробуй!

— Не волнуйся, — успокоил я ее, подхватив под руку и ведя к своему рабочему месту. — Мужчины, которым нравятся такие вещи, не в моем вкусе.

Она снова рассмеялась, и я болтал с ней ни о чем, пока не откинул ее кресло к раковине и не начал мыть волосы.

Как всегда ненасытный, Голод рванулся вперед — и я позволил ему питаться.

Глаза Мишель слегка остекленели в процессе мытья волос — очень медленного, очень тщательного, с полноценным массажем кожи головы. Я почувствовал, как ее сознание соскальзывает в ленивую фантазию, в то время как слабое тепло ауры девушки скапливается на кончиках моих пальцев и проникает в меня.

Голод кричал, что хочет еще, еще, что этого недостаточно. Но я не слушал. Питаться — это… восхитительно. Однако я мог навредить Мишель. Мог даже убить ее. Поэтому я продолжал совершать размеренные мягкие круговые движения, едва пробуя жизненную силу девушки на вкус. Она счастливо вздохнула, ее фантазии растворились в легкой эйфории, а я вздрогнул от желания поддаться Голоду и взять больше.

В некоторые дни мне сложнее сдерживаться. Но я все равно сдерживаюсь. Это все, что у меня осталось.

Мишель ушла где-то час спустя, с подстриженными и подкрашенными волосами, блаженно расслабленная, румяная, довольная и напевающая себе под нос. Я смотрел ей вслед, а мой Голод рычал и метался в клетке, которую я построил в своих мыслях, разъяренный тем, что жертва ускользнула. Я понял, что напрягся, готовый уже шагнуть вперед, готовый последовать за ней в какое-нибудь тихое место…

Отвернувшись, я принялся за рутинную уборку рабочего места. Не сегодня. Однажды Голод вновь победит и будет питаться, питаться, пока внутри не останется лишь он один, а я не исчезну.

Но не сегодня.

Я оставил салон в надежных руках моих работников и направился к машине, белому «хаммеру», огромному, дорогому и чертовски показушному. А также одному из самых крепких автомобилей, доступных гражданским лицам. Упавшая стена дома — или гигантское демоническое насекомое — причинит ему лишь незначительные повреждения, и да, я убедился в этом на личном опыте. Как и в том, что действительно крутая тачка под рукой — отличная идея, когда у тебя столько врагов, сколько у меня, а именно, мои собственные плюс почти все враги моего братишки.

Прежде чем сесть за руль, я проверил двигатель, ходовую часть и салон на предмет взрывчатки. Одной из причин, по которым Лара могла хотеть заставить меня торопиться, заключалась в том, чтобы я кинулся в машину, повернул ключ — и разлетелся крошечными ошметками по всему Чикаго.

Я вызвал список композиций в MP3-плейере — преимущественно Коул Портер и Моцарт, с вкраплениями «Вайолент феммс» — и двинулся к себе домой, надеясь, что Ларины затеи не подразумевают метаний по всем уголкам земного шара… на этот раз. Хотя наш вампирский род в отличие от прочих спокойно относится к солнечному свету, текущей воде и тому подобным вещам, места, в которых мне пришлось побывать из-за Забвения, нельзя назвать туристическими.

Я живу в модном дорогом многоквартирном доме на чикагском Золотом побережье. Не совсем мне по вкусу, зато по вкусу французскому стилисту Тоу-у-массу. Вампиры с детства осваивают искусство маскировки и внимательного отношения к деталям. Мой дом охраняется, однако посыльный Лары будет ждать меня в квартире. У моей сестрицы есть для этого ресурсы.

Прежде чем вылезти из машины, я вытащил из-под сиденья кривой нож-кукри в ножнах, затем сунул за пояс кожаных брюк пистолет «дезерт игл», прикрыв рукоятку курткой. Через десять минут после начала работы с Мишель я понял, что велеть мне дожидаться посыльного в собственной квартире — отличный способ заставить меня расслабиться и подослать убийцу.

Я подошел к своей двери, зажал нож в зубах и достал пистолет, направив его в землю. Затем, встав как можно дальше и левее, отпер дверь и распахнул ее. Выстрелов не последовало. Я выждал еще секунду, не двигаясь и прислушиваясь, и уловил две вещи: низкий стук возбужденного сердца и запах ее шампуня.

Ее шампуня.

Бросив оружие, я метнулся через порог, навстречу Жюстине. Она обхватила меня руками, я обнял ее в ответ, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что необходимо сдерживать силу, если я не хочу навредить ей. Она прижалась ко мне всем телом, словно хотела слиться со мной. Тихо, со всхлипом рассмеялась и уткнулась лицом в мою рубашку.

Она казалась такой прекрасной — мягкой, и теплой, и живой.

Долгое время мы просто стояли обнявшись.

Мое тело воспрянуло от желания, а секундой позже Голод взвыл от безумной похоти.

Жюстина. Наш олененок, наш бокал вина, наша, наша, наша. Сколько ночей она кричала под нами, сколько мягких вздохов, сколько прикосновений — сколько насыщенной, теплой, сумасшедшей жизни, влившейся в нас.

Я не стал слушать демона, но, пытаясь заблокировать его, бездумно провел рукой по ее волосам.

Боль, боль столь ужасная, столь невообразимо жгучая, что я не в состоянии описать ее, пронзила мои пальцы, словно под мягкостью волос скрывались высоковольтные провода под напряжением. Я зашипел и рефлекторно отдернул руку.

Солнечный свет, святая вода, чеснок и кресты не особо тревожат инкуба Белой Коллегии. Но прикосновение того, кто искренне любит и любим, — другое дело.

Я посмотрел на свою ладонь. Она уже покрылась волдырями.

Жюстина отпрянула от меня, ее красивое лицо исказила тревога.

— Прости, — сказала она. — Прости, я не подумала.

Я покачал головой и тихо ответил:

— Все в порядке.

Затем отошел от нее, а демон внутри вопил от разочарования.

Она прикусила губу и неуверенно посмотрела на меня.

Мы с Жюстиной давно не виделись. Я забыл, какая она красивая. Черты ее лица неуловимо изменились. Стали тоньше, завершеннее, четче. Возможно, я слишком привык иметь дело с бессмертными — или почти бессмертными — созданиями. Забываешь, что может произойти с человеком за пару лет.

Конечно, ее темные волосы исчезли. Нет, они были такими же густыми, длинными и вьющимися, как прежде, но теперь стали серебристо-белыми. Это сделал с ней я — я питался ею, иссушил ее почти до смерти, чуть не вырвал жизнь из ее тела, чтобы насытить свой Голод.

Вспомнив о том удовольствии, я закрыл глаза и поежился. Я чуть не убил свою любимую, и воспоминание об этом возбуждало почти так же, как прикосновение к ней. Открыв глаза, я встретил взгляд Жюстины — уверенный, и спокойный, и знающий.

— Желание само по себе не делает из тебя монстра, — очень мягко сказала она. — Значение имеет лишь то, что ты делаешь со своими желаниями.

Не ответив, я повернулся и запер дверь, затем подобрал оружие. Настоящий джентльмен не оставит его валяться на полу. Кроме того, оружие не сочеталось с обстановкой. Уголком глаза я изучал Жюстину, рассматривал ее одежду — элегантный деловой костюм, подходящий для личного помощника Лары.

Или для корпоративного посыльного.

— Пустая ночь! — злобно выругался я, внезапно придя в ярость.

Жюстина моргнула:

— Что такое?

— Лара! — выплюнул я. — Что она сказала тебе?

Жюстина медленно покачала головой, нахмурившись, словно пытаясь прочесть мои мысли.

— Сказала кратко обрисовать тебе ситуацию, о которой ты должен знать. Велела ничего не записывать. Пришлось все запомнить и приехать, захватив с собой лишь несколько фотографий. — Она положила тонкую руку на стоявший на кофейном столике портфель.

Я пристально посмотрел на Жюстину. Затем медленно опустился в одно из кресел в гостиной. Оно было неудобным, зато очень, очень дорогим.

— Передай мне все, что она сказала, — попросил я. — Дословно.

Жюстина одарила меня долгим взглядом, нахмурилась еще сильнее.

— Почему?

Потому что знать некоторые вещи, просто иметь представление об их существовании, опасно. Потому что Жюстина снабжала меня информацией о действиях Лары, которую я, в свою очередь, передавал Гарри, а через него — Белому Совету. Если Лара обнаружила это, она вполне могла втянуть Жюстину в Войну Забвения. И если моя сестра это сделала, я ее убью.

— Ты должна поверить мне, любимая, — негромко произнес я. — Но я не могу рассказать тебе.

— Но почему ты не можешь рассказать?

Этот вопрос — один из самых трудных в том, что касается Войны Забвения.

— Жюстина. — Я раскинул руки. — Пожалуйста. Поверь мне.

Жюстина прищурилась, настороженно размышляя, и я слегка опешил. Не привык видеть подобное выражение на ее лице.

Ну разумеется. Я привык к одурманенному пресыщению после того, как утолил Голод, и к пылающему желанию, когда преследовал ее, и к сокрушительному экстазу, когда овладевал ею…

Я зажмурился, сделал глубокий вдох и затолкал демона поглубже.

— Мой бедный Томас, — тихо сказала Жюстина. Она сидела за столом напротив меня, ее темные глаза источали сочувствие. — Когда мы были вместе, я не понимала, насколько это тяжело для тебя. Твой демон намного сильнее их демонов. Сильнее любого из них, не считая ее.

— Значение имеет лишь то, поддамся я или нет, — ответил я резче, чем собирался. — То есть все это не имеет значения. Расскажи мне, Жюстина. Пожалуйста.

Она обхватила себя руками, прикусив нижнюю губу.

— Рассказывать почти нечего. Она велела сообщить тебе, что по обычным каналам получила известие о том, что в город прибыла Леди Черной реки. — Жюстина открыла портфель. — И что ты поймешь, с кем имеешь дело. — Она достала большую фотографию и подтолкнула через стол ко мне. Изображение оказалось, зернистым, но достаточно крупным, чтобы различить решительную молодую женщину, садящуюся в такси в аэропорту О'Хара. Судя по отпечатанному на фотографии времени, сделана она была сегодня утром.

— Да, — негромко произнес я. — Я ее знаю. Я считал ее мертвой.

— Лара сказала, что эта женщина захватила ребенка, — продолжила Жюстина. — Хотя не объяснила, откуда ей это известно. А еще сказала, что целью является поиск того, кто принесет ее делу большую пользу.

Когда Жюстина достала вторую фотографию, мой желудок болезненно заныл.

Эта фотография была простой: коридор, дверь с окном из матированного стекла, на двери — неброская черная табличка:

Дверь была закрыта, однако я мог различить высокий женский силуэт, стоявший лицом к еще более высокой худощавой мужской фигуре.

Судя по дате, фотографию сделали меньше двух часов назад.

Итак.

Лара все-таки пыталась сделать мне одолжение. Она защитила Жюстину общими словами. А я медлил, подстригая волосы и потворствуя своему Голоду и подозрениям, в то время как Стигийские Сестры втянули моего брата в замысел вернуть одну из своих кошмарных дам.

Жюстина никогда не была глупой. Даже находясь под моим влиянием, она полностью отдавала себе отчет в том, что делает.

— У него проблемы, да?

— И он об этом даже не подозревает, — тихо сказал я.

Она задумчиво поджала губы:

— А ты не можешь ему рассказать. Как и мне.

Я беспомощно посмотрел на нее.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

Я натянул кожаные перчатки и, подойдя к ней, нежно сжал ее руки. Затем повернулся к двери.

— Если он думает, что помогает ей, а ты вмешаешься, он не поймет, — сказала Жюстина. — Как ты объяснишь ему это, Томас?

Ненавижу быть венатором.

— Я не буду объяснять, — тихо ответил я.

Затем мы с демоном вышли из квартиры, чтобы продолжить многовековую тайную войну и помочь моему брату.

Оставалось только надеяться, что два этих занятия не окажутся взаимоисключающими.

Жюстину ждал водитель, ездивший вокруг квартала. Она вызвала его. Держа за руку, я проводил ее до лифта. Мы молчали. Но когда приехал лифт, она улыбнулась мне и поцеловала мои пальцы сквозь перчатку.

Затем она исчезла.

Технически выражаясь, внутри меня всегда существует огромная дыра — там живет Голод.

Поэтому я сказал себе, что разницы никакой нет, и вернулся в квартиру, чтобы поработать.

Исключительно для очистки совести я попробовал позвонить Гарри домой и в офис, однако дома никто не взял трубку, а в офисе включился автоответчик. Я оставил сообщение, что должен поговорить с ним, но сомневался, что когда Гарри его получит, от него будет какой-либо прок. Поморщившись, я достал из кармана мобильный телефон и положил на кухонный стол. Не было смысла таскать его с собой. Технологии плохо сочетаются с магией. Двадцать — тридцать минут в компании недовольного жизнью Гарри прикончат мобильник — а если он начнет швыряться заклинаниями, времени уйдет и того меньше.

Мои собственные способности не представляли для мобильника особой угрозы, но когда я сплету поисковое заклятие, чтобы обнаружить братца, прием все равно пойдет к чертям.

Гарри весьма поэтично относится к магии. Вечно твердит о том, как она рождается из твоих чувств и что это глубинное воплощение природы твоей души, а поверх вываливает полубожественную-полубезумную философию значимости ответственного отношения к магии, слепленную из высказываний святых и супергероев комиксов. Если дать ему волю, он может трепаться об этом круглосуточно.

Возможно, в случае Гарри это не лишено смысла. Однако в случае всех прочих о магии нужно знать только одно: это умение. Любой может освоить его, в той или иной степени. Немногие способны достичь действительно высокого уровня. Это требует постоянной практики и спокойствия, от этого устаешь, у тебя болит голова и начинаются мышечные спазмы, а все окружающие, включая домашних питомцев, жаждут поделиться с тобой своим мнением по поводу того, где именно ты ошибаешься.

Гарри — мастер своего дела, как если бы, скажем, получил докторскую степень в МТИ, Гарварде или Йеле либо магистерскую в Оксфорде. Я же по сравнению с ним шесть месяцев отходил в техникум — то есть пропустил напыщенный треп и сосредоточился на полезных, работающих вещах.

Я потратил на пару минут больше, чем потратил бы Гарри, но использовал серебряный амулет-подвеску, который мама подарила мне в пять лет на день рождения, чтобы создать связь с амулетом Гарри, потрепанной копией моего.

Ранняя весна в Чикаго — время психически неуравновешенной погоды. Эта весна выдалась мягкой, и к тому времени как я сотворил поисковое заклятие, чтобы найти своего маленького братишку, наступил приятный свежий вечер.

Я держал серебряный амулет в правой руке, обернув цепочку вокруг костяшек пальцев и оставив несколько дюймов над подвеской свободными. Амулет мерно раскачивался вперед-назад в одном и том же направлении, словно под действием крошечного гироскопа, вне зависимости от того, куда я поворачивался. Я заплатил целое состояние за парковку «хаммера» — и не зря потратил деньги. Сейчас я шел за амулетом и направляющим его заклятием через Миллениум-парк.

Миллениум-парк — это редкость, действительно красивый парк в центре большого города. Расположенные вокруг него здания напоминают рисунки Эшера,[14] а также плоды свободного экспериментирования студентов младших курсов архитектурного института, однако в них есть свой безумный шарм. Несмотря на поздний час, в парке бурлила жизнь. Каток работал до десяти вечера, и через несколько дней его закрывали на лето. Родители и дети кружили по льду. Парочки катались, держась за руки. Полицейские в форме дежурили неподалеку, чтобы с добрыми жителями Чикаго не случилось беды.

Я заметил Гарри, пробиравшегося по краю катка. Он удалялся от меня. Его голова и плечи, как у профессионального баскетболиста, возвышались над толпой, а широкий черный плащ выглядел весьма зловеще. Опустив голову, Гарри сосредоточился на чем-то в своих руках — возможно, собственном поисковом заклятии. Я поспешил к катку, чтобы приступить к слежке.

И двадцать секунд спустя осознал, что меня самого преследуют.

Кем бы они ни были, Стигийки не сообщили им, что придется иметь дело с вампиром. Они не держались по ветру, и легкий бриз принес мне запахи пары дюжин людей, находившихся поблизости, зловоние нескольких мусорных баков, ароматы тележек торговцев различными вкусностями — и отчетливую вонь тухлого мяса и старого пота (едва приглушенную щедрыми порциями дезодоранта), принадлежавшую двум упырям.

Плохо. Как и я, упыри вполне могут сойти за людей. Это дешевая наемная мускульная сила в сверхъестественном мире. Без сомнения, Стигийки вызвали их на случай вмешательства со стороны венаторов.

С одним упырем я бы справился без проблем. Хотя их трудно убить и они сильны, быстры и на редкость злобны, ничего нового здесь нет. Однако два — совсем другое дело. Если у них есть хоть зачатки мозга, мне будет очень трудно, а то и невозможно разобраться с ними без ущерба для себя.

Да, головорезы-наемники редко славятся своими мыслительными способностями, но сейчас не время строить предположения. Я ускорил шаг, пытаясь догнать Гарри и делая вид, что не заметил упырей.

Гарри свернул в сторону и направился к Павильону. Это огромное сооружение всегда напоминало мне средневековый монгольский шлем. Гигантская шляпа Аттилы, превращенная в здание, где устраивали регулярные концерты для добрых жителей Чикаго. Однако сегодня Павильон был темен и пуст. И наверняка заперт, но замки никогда не представляли проблемы для моего брата. Он подошел к двери в боковой стене, открыл ее и исчез внутри.

Я поспешил за ним и позвал его, но нас разделяло не меньше пятидесяти ярдов, и он меня не услышал.

Зато услышали упыри. Один из них рявкнул что-то своему спутнику, и преследователи перешли на бег.

Я оказался быстрее. Добежал до двери, и мы с демоном захлопнули ее за собой — достаточно сильно, чтобы покорежить металл.

— Гарри! — крикнул я. — Гарри, нам нужно поговорить!

Упыри врезались в дверь и попытались открыть ее. С первой попытки ничего не получилось, но они явно вознамерились вломиться в здание. Простой металл их надолго не задержит.

Внутри было пусто и совершенно темно, если не считать очень слабого, словно многократно отраженного зеленоватого свечения, источник которого находился за несколько помещений от меня. Однако мой демон обладал прекрасным зрением, и я торопливо двинулся вперед, ориентируясь на тусклый свет.

Один из упырей сорвал дверь с петель. Металл протестующе взвизгнул. Упырь ворвался внутрь, рыча, и тембр его голоса менялся вместе с формой тела: монстр утрачивал человеческий облик, становясь более опасным охотником, преследовавшим жертву.

Я свернул за угол, побежал к высокой фигуре в темном плаще, стоявшей в конце коридора и озаренной зеленым свечением, — и через несколько шагов осознал, что поисковое заклинание меня подвело.

Я выхватил из-под куртки пистолет и открыл огонь. Фигура пригнулась, подняла руку, и пули, отскочив, рассыпались по бетонному полу. Магическая защита, Стигийская. Вновь поднятая рука — и ко мне летит огненная сфера. Я пригнулся, но заклятие повторило мое движение и накрыло меня.

Последовала вспышка яркого света, и на мгновение я ощутил жар, которому предстояло перейти в агонию. Но вместо этого я испытал приступ головокружения, после чего вновь оказался на ногах, как раз в тот момент, когда первый упырь — кисти удлинившихся рук превратились в гротескные клешни, лицо стало клыкастой мордой — выскочил из-за угла и прыгнул на меня.

Я захватил кукри. Это оружие верно служило гуркам[15] на протяжении нескольких веков, и неспроста. При правильном использовании кривой нож размером с небольшой меч способен отсекать конечности и головы даже в руках относительно маленьких и слабых смертных.

В руках вампира он способен завалить Бармаглота.

Первый упырь нанес удар клешней — быстрый, но недостаточно. Я свалил монстра на пол и подсек подколенные сухожилия, а когда он попытался сбежать, разрядил ему в спину обойму, расщепив позвоночник. Оказавшись в моей лиге, упырь мог сразу же пустить себе пулю в лоб. Результат был бы тот же.

Затем я метнул кукри — демон обеспечил мне силу и точность, — и нож расколол череп второго монстра, словно гнилую тыкву. Вот вам еще один способ быстро прикончить упыря.

Потом я вставил в пистолет новую обойму и нацелил его на дальний конец коридора, где вновь появилась темная фигура, державшая в руке слабо светившийся зеленый кристалл. Черные волосы откинуты от ничего не выражающего неподвижного лица, глаза — как у рептилии.

Стигийка.

— Балера, не так ли? — спросил я. Второй упырь по инерции приземлился рядом со мной и теперь раскинулся на спине — рукоятка ножа торчит из середины лица, содержимое черепа выставлено на всеобщее обозрение. Одна из ног до сих пор подергивалась. — Или Джанера?

— Для нас это не имеет значения, — ответила она. Ее голос был пустым, совершенно безжизненным. Все равно что электрическое пианино шестидесятых по сравнению с настоящим роялем. — Тебе не победить, венатор. Lexicon Malos возродится. А теперь уходи. Дождись новой битвы.

Я наклонился и вытащил покрытый кровью нож из мертвого упыря. Затем уверенными, неторопливыми шагами двинулся к Стигийке.

— То же самое мне советовали две другие Стигийские Сестрицы. Пока ничего хорошего из этого не вышло.

Я просчитывал выстрел. Любой недоучка, способный создать щит против пуль, считает себя крутым. Однако для этого необходимо сосредоточиться, и щиты действуют не во всех направлениях. Отрикошетившая пуля может обогнуть щит — а кроме того, если я заставлю Стигийку сконцентрироваться на пистолете, вдруг она не догадается, что я собираюсь использовать нож?

За ее спиной находилась хорошая, гладкая, отполированная металлическая поверхность, крышка нагревательного элемента, или пульта управления освещением, или чего-то подобного. На вид сталь была достаточно тяжелой, чтобы удовлетворять моим целям. Если пуля — хотя бы несколько раздробленных фрагментов — попадет Стигийке в спину, это ее отвлечет.

— Давай не будем усложнять, — предложил я. — Стой спокойно, улыбайся, и твои сестрички смогут похоронить тебя в открытом гробу.

Ее нижняя губа скользнула вниз, обнажив зубы. Не слишком похоже на улыбку.

— Зато твои, — промурлыкала она, — ни за что тебя не узнают.

Я шагнул вперед, готовый выстрелить, и краем глаза заметил собственное отражение в металле за спиной Стигийки.

Это был не я.

Этот мужчина не был мной.

Он выглядел старше: грубое лицо, косматые седеющие волосы, неопрятная борода. Его челюсти и губы казались слегка распухшими, и я сразу узнал упыря, которому не удалось скрыть свою истинную натуру под человеческой личиной.

Я поднял левую руку с ножом, и отраженный упырь повторил мое движение.

Стигийка одарила меня очередной не-улыбкой и скрылась за углом.

Я потратил секунду на то, чтобы прийти в себя и кинуться за ней, но мог бы не торопиться. Когда я свернул за угол, тяжелая дверь захлопнулась и на ее поверхности заплясали мерцающие зеленоватые огоньки, а потом я остался в кромешной темноте. Когда дело доходит до чародейства, меня не назовешь элитным бойцом, однако даже я не стал бы пытаться выломать дверь, запертую Стигийской магией.

Я свирепо выругался.

Все это было ловушкой, и я шагнул прямиком в нее.

Вот в чем разница между тем, как использует магию Гарри, и тем, как использую ее я. Связь между нашими амулетами была достаточно сильной, и его умудренные чары выявили бы обман. Поэтому Стигийка применила некий маскирующий трюк, чтобы обмануть мое детсадовское поисковое заклятие, а потом создала иллюзию, придав себе облик моего брата и заманив меня в определенное место, чтобы… сделать то, что она со мной сделала.

Зачем менять мое лицо? Стигийские Сестры отлично владели опасной, даже смертельной магией. Почему она сделала это, вместо того чтобы, скажем, поджечь мне внутренности? Даже если бы мой демон был сыт и на пике силы, я бы вряд ли пережил подобное.

Теперь, когда схватка закончилась, я начал испытывать страх. Если бы Стигийка хотела моей смерти, я был бы уже мертв, и это знание отрезвляло, пугало. Однажды Гарри обвинил меня в излишней самоуверенности и безрассудстве — что, поверьте мне, вопиющая ложь. Однако в данном случае он, возможно, не ошибся бы.

И, потратив бездну энергии на бег, драку и сгибание стали голыми руками, вдобавок ко всему, я был голоден. Парк за этими стенами кишел счастливыми, глупыми коровами. Ничего не стоит отрезать одну от стада, нежного маленького теленочка, и…

Мне требовалось сосредоточиться и сконцентрироваться. Я работал без страховки. Еще одна глупая ошибка могла меня прикончить.

— Соберись, Томас! — рявкнул я самому себе. — Включи мозги!

Темнота в Павильоне была почти полной, но благодаря демону я мог в ней видеть. Упыри уже начали гнить. Через несколько часов они превратятся в зловонную слякоть. Мы достаточно углубились в здание, чтобы звуки выстрелов не разнеслись по округе, однако патрульные копы вскоре заметят сорванную дверь. Здесь нельзя оставаться.

Я нашел другой выход и поспешил к машине. Очевидно, поисковому заклятию доверять не следовало, а значит, придется разыскать Гарри другим способом. Кэррин Мёрфи из чикагской полиции наверняка могла выяснить, видел ли кто-то его машину, но у меня не было уверенности, что Гарри окажется в ней или хотя бы поблизости. И даже если я найду его, что он подумает, когда к нему подойдет незнакомец и, представившись братом, попросит оставить дело?

Нужно действовать по порядку, решил я. Сначала следует отыскать Гарри, иначе все прочее уже не будет иметь значения.

Я знал, кто мне поможет.

Гарри — один из лучших чародеев планеты — живет в подвале.

Его дом несколько потрепан, но просторен. Думаю, аренда стоит дешево. Квартирка в подвале небольшая, зато соседи тихие и пожилые. Кажется, ему это нравится. Я знаю его много лет — и до сих пор не могу поверить, что он здесь живет.

По правде сказать, полагаю, по этой причине его жилище не особо тревожат — враги Гарри тоже не могут в это поверить. Считают, что это приманка, которую он специально соорудил в очевидном месте, чтобы заманить их в ловушку и убить. А тех, что все-таки приходят, определенно ждет теплый прием. Защитные заклятия вокруг квартиры Гарри способны поджарить стадо бешеных бизонов.

Я отключил охрану с помощью кристалла, который он мне дал, отпер дверь и зашел внутрь. Как всегда, квартира была безупречно чистой — несколько лет назад Гарри помешался на аккуратности, хотя так и не объяснил мне причину.

Огромный лохматый серый пес, две сотни фунтов мускулов и шерсти плюс острые белые клыки, показался из крошечной кухонной ниши и зарычал на меня.

— Эй! — сказал я, поднимая руки. — Мыш, это я. Томас.

Рычание мгновенно оборвалось. Уши пса качнулись взад-вперед, он наклонил голову сначала на один бок, затем на другой, изучая меня, подергивая принюхивающимся носом.

— Кто-то наложил на меня иллюзию, — объяснил я. Гарри говорил, что этот пес особенный и понимает человеческую речь. До сих пор не знаю, шутил он или нет. Иногда в моем брате просыпается странное чувство юмора. Но спокойно поговорить с нервным животным всегда хорошая идея, а я определенно не хотел, чтобы Мыш счел меня угрозой. Он был собакой-стражем, и я видел, как он сражался с тварями, встречу с которыми не пережило бы ни одно смертное животное. Не говоря уже о том, чтобы взять над ними верх. — Слушай, друг, я думаю, у Гарри проблемы. Мне нужно поговорить с черепом.

Мыш приблизился и тщательно обнюхал меня. Затем фыркнул, направился к одному из лежавших на полу ковриков и оттащил его в сторону, открыв люк в подвал.

Я подошел к псу и взъерошил мех за ушами.

— Спасибо, друг.

Мыш вильнул хвостом.

Складная стремянка вела в лабораторию моего брата, о которой я всегда говорил с крайним благоговением, чтобы его позлить. Разложив лестницу, я полез вниз, но остановился, как только смог окинуть взглядом все помещение.

Не следует бродить по лаборатории чародея. Это плохая мысль.

Подвал был под завязку набит кошмарным, редким, дорогим и бессмысленным хламом. На одной из полок стояла свинцовая шкатулка, в которой Гарри хранил пыль из — Боже ты мой! — обедненного урана. На столе в середине комнаты красовалась восьмифутовая масштабная модель чикагских небоскребов. Подробная до безобразия, вплоть до крошечных деревьев, действительно напоминавших деревья, и делового здания, которое недавно снесли.

На самом деле, немного жутковато. Мой братец заимел себе куклу вуду для целого города.

У него также есть человеческий череп, который стоит на собственной деревянной подставке, между двух свечей, что сгорали и заменялись несчетное количество раз, в результате чего возникли крошечные вулканические глыбки цветного воска. По обеим сторонам от черепа сложены любовные романы. Там же лежат старый выпуск «Плейбоя» семидесятых годов с Бо Дерек на обложке и длинная алая ленточка.

— Эй, — позвал я. — Череп. Тебя ведь зовут Боб, верно?

Череп не шелохнулся.

Я бы выставил себя настоящим идиотом, если бы оказалось, что все это время Гарри врал мне про череп. Мой братец, чревовещатель.

— Эй, — снова позвал я. — Череп. Послушай, это я, Томас. Я знаю, что не похож на Томаса, но тем не менее. У Гарри проблемы, и мне нужна твоя помощь.

В одной из глазниц мелькнул крошечный оранжевый огонек. Затем он разгорелся, и к нему присоединился второй, в другой глазнице. Череп задергался на подставке, повернулся ко мне и сказал:

— Святой Бэтмен! Что с тобой стряслось?

Секунду я жевал нижнюю губу, размышляя, что ответить черепу. Я знал, что Боб выполнял функции помощника Гарри и технического консультанта по магическим вопросам и что он являлся неким духом, жившим в черепе, а не смертным существом. В то же время он был в долгу у Гарри, и все, что знал Боб, потенциально мог узнать и мой брат.

— Мне почти нечего рассказать тебе. Новая клиентка Гарри вовсе не та, за кого себя выдает. Я пытался предупредить его. Она заманила меня в ловушку и сотворила это с моим лицом. Думаю, чтобы помешать мне предупредить Гарри.

— Угу, — отозвался Боб. — А чего ты хочешь от меня?

— Помоги мне снять эту штуку с лица. А потом помоги найти Гарри, чтобы он бросил дело, пока не поздно.

— Ага. Ну конечно, — фыркнул Боб.

Я нахмурился.

— Что? Ты мне не веришь?

— Послушай, Томас, — снисходительно ответил череп. — Я признаю, что ты невыносимо крут. Ты красавчик, все девчонки твои, и ты прислал Гарри голых цыпочек в обрывках красной ленты, что меня лично восхитило до чрезвычайности, но как бы это сказать? Ты вампир. Причем из дома, который славится умением менять сознание.

Я заскрипел зубами:

— Ты думаешь, кто-то заставляет меня это делать?

— Я думаю, что, в сущности, у тебя нет секретов от твоего брата, — ответил Боб зевнув. — А кроме того, если Гарри взялся за дело, он его не бросит. Он как клещ, только ему трудней оторвать голову и он с меньшей вероятностью заразит тебя какой-нибудь дрянью.

— Это важно, Боб, — сказал я.

— Как и поиск пропавших детей, — заметил Боб. — По крайней мере для Гарри. Я поначалу думал, все дело в том, что их мамочки из благодарности прыгнут к нему в постель, но, похоже, это вопрос морали. Поиск детишек замыкает некий контур в его голове. Противостояние добра и зла.

Так вот что имела в виду Лара, когда сказала, что Стигийки захватили ребенка. Дерьмо. Теперь я понял их план.

И если я не остановлю их — не остановлю Гарри, — Война Забвения будет проиграна в одну ночь.

— Проклятие, — прорычал я. — Боб, мне нужна помощь. Мне нужно, чтобы ты это сделал.

— Извини, шеф, — ответил Боб. — Я на тебя не работаю. Гарри — другое дело.

— Но он в опасности! — сказал я.

— По твоим словам. Однако ты не сообщил мне никаких подробностей, а потому все это выглядит скользко.

— Если я сообщу тебе подробности, они могут выйти Гарри боком, и тогда грозящая ему опасность многократно возрастет.

Секунду Боб смотрел на меня, затем произнес:

— Перевожу тебя из макрелей в тунцы, мой скользкий друг.

— Ладно, — ответил я размышляя. Боб являлся духом. Подобные создания связаны словами и обещаниями, договорами, заключенными со смертными. — Ладно, давай так. Ты служишь Гарри, верно?

— Ага.

— Если я сообщу тебе информацию, — сказал я, — и, по твоему мнению, обладание ею сможет нанести ущерб благосостоянию Гарри, поклянись, что скроешь ее от него или кого-либо еще, кто тебя о ней спросит.

— Ладно, — ответил Боб с потрясающим скептицизмом.

— Если поклянешься, я расскажу тебе все, — продолжил я. — Если нет, не расскажу. И тогда произойдет нечто скверное.

Огоньки в глазницах черепа вспыхнули, словно от любопытства.

— Ладно, ладно, уговорил. Заключим сделку. Я клянусь тебе в этом, вампир.

Я сделал глубокий вдох и огляделся. Узнай другие венаторы, чем я занимаюсь, не задумываясь всадили бы мне пулю в голову.

— Ты когда-нибудь слышал о Войне Забвения?

— Нет, — уверенно ответил череп.

— И неудивительно, — сказал я. — Это война за память человечества.

— Э-э-э… — протянул Боб. — Что?

Я со вздохом провел затянутой в перчатку рукой по волосам.

— Смотри. Ты знаешь, что с годами большинство старых богов теряет силу или меняется, подстраиваясь под новые верования?

— Конечно, — ответил Боб. — Давненько никто не слышал о Первой церкви Мардука. Однако изображение Тиамат есть в «Справочнике монстров»,[16] да и сама она фигурирует в комиксе, так что, похоже, у нее все в порядке.

— Ну-у, хорошо, — сказал я. — Не вполне понимаю, о чем речь, но в общем и целом ты прав. Созданиям вроде Тиамат требуется определенное количество человеческой веры, чтобы создать связь с миром смертных.

Огоньки в глазницах засияли.

— А! — воскликнул череп. — Я понял! Если никто не помнит Бога, связь рвется! Он не может оставаться в мире смертных!

— Верно, — тихо ответил я. — И речь идет не только о языческих божествах. Речь о созданиях, для описания которых у современных людей нет ни слов, ни концепций. Демонах с такими аппетитами и яростью, что для того, чтобы справиться с ними, людям иногда требовалась помощь ранних богов. Речь о демонах, которых нужно остановить навсегда.

— Нельзя уничтожить изначальную духовную сущность. — Боб размышлял вслух. — Можно рассеять ее, но со временем она сформируется заново.

— Но их можно забыть, — сказал я. — Отрезать путь. Заставить их затеряться за пределами мира смертных и лишить силы. Их можно предать Забвению.

Боб присвистнул.

Что за чертовщина? Как? У него ведь нет губ.

— Круто, — сказал череп. — Это я о твоей войне. Чем больше людей ты привлечешь на свою сторону, тем шире распространится информация и сильнее станет связь демонов. Поэтому приходится строго контролировать посвященных. Приходится тщательно скрывать.

— Еще как тщательно, — кивнул я. — Насколько я знаю, во всем мире менее двух сотен венаторов. Однако мы организованы в ячейки. Мне лично известен лишь один венатор, помимо меня самого.

— Венаторы? — переспросил Боб. — Да этих сухих стручков не меньше пяти тысяч. Они помогали Совету в войне, помнишь?

Я отмахнулся:

— Ты говоришь о Венатори Умброрум.

— Ну да, — согласился Боб. — Охотниках за тенями.

— Это лишь один из возможных переводов их названия, — сказал я, — тот, который они сами считают правильным. Но точнее назвать их Тенями охотников. Они этого не знают, однако мы основали их орден. Дали им знания. Использовали их для сбора информации, чтобы они помогали нам следить за ситуацией. А кроме того, они выполняют роль маскировки, чтобы нашим врагам было чуть сложнее отыскать нас.

— Враги, ну да, — отозвался Боб. — В войне участвуют две стороны.

Я кивнул:

— Или больше. Многие… люди заинтересованы в старых демонах. Сейчас они слабы, однако по-прежнему способны открыть путь к власти. Культы, жрецы, общества, отдельные лунатики. Все они пытаются удержать демонов в этом мире. А мы пытаемся остановить их. — Я покачал головой. Война Забвения длится более пяти тысяч лет. Иногда десятилетия проходят без единой схватки. Иногда разражается хаос.

— И сколько демонов вы, парни, отрезали? — жизнерадостно поинтересовался Боб. Затем весело чирикнул: — Ах, ну да, вы ведь и сами не знаете, верно? Прикончил демона — забыл о нем.

— Да, — ответил я.

— Не слишком благодарный способ вести войну.

— Еще бы, — согласился я. — Это секретная информация, Боб. Простое обладание ею создает в сознании некий резонанс, который способен заметить тот, кто ищет ее. Если Гарри узнает о войне, а кто-либо с той стороны поймет, что он о ней знает…

— Плохие парни решат, что он венатор, и убьют его, — закончил Боб неожиданно серьезным голосом. — А венаторы решат, что он один из психов и представляет собой угрозу. Они либо прикончат его от греха подальше, либо убедят вступить в их ряды. А ведь он и так ведет войну.

— Именно, — сказал я.

— Нда-а, — изрек Боб. — Интересно, почему бы не сделать то же самое и со мной?

— Ты не смертный, — объяснил я. — Твои знания не привяжут никого к этому миру.

Череп вроде бы приободрился:

— Это точно. Расскажи мне о клиенте босса.

— Ты слышал о Постанском обществе? — спросил я.

— Кучка прибалтийских психов, — сразу же ответил Боб. — Отрезают от себя куски и замещают их нечеловеческими трансплантатами. От демонов, упырей и тому подобных. Лоскутное бессмертие.

Я кивнул:

— Стигийские Сестры делают то же самое, только со своей психикой, а не с физическим телом. Отрезают части человеческой личности, которые им не нужны, и заменяют обрывками нечеловеческих сознаний.

— Миленько, — ухмыльнулся Боб. — Женский клуб, говоришь? Горячие девчонки?

— Поскольку это способствует делу, то в большинстве своем да, — ответил я. — Они посвящают себя служению нескольким старым богиням-демоницам, которых пытаются удержать в мире посредством издания книги обрядов под названием Lexicon Malos.

— Итак, — сказал череп, — горячая штучка приходит в офис к Гарри. Он пускает слюни, ведет себя как идиот и не соглашается на ее предложение заняться сомнительными с точки зрения морали вещами прямо здесь и сейчас.

— Ну-у… — протянул я. — Не уверен, что…

— Будучи придурошным героем, он говорит ей: не тревожьтесь, я отыщу вашу душещипательную приманку, то есть потерянного ребенка. Однако вместе с ребенком он найдет и ритуальную книгу.

— А будучи преданным стражем Белого Совета… — продолжил я.

Боб фыркнул:

— Он притащит к ним эту книгу с опасными ритуалами на каждый день. И Совет сделает с ней то же, что с «Некрономиконом».

Я кивнул:

— Опубликует ее, поскольку решит, что если ритуалы станут доступны каждому кретину, их сила рассредоточится и уже не будет представлять угрозы.

— Вот только настоящую опасность представляют вовсе не ритуалы, а знание о лежащих в их основе сущностях, — закончил Боб.

— И нам уже не удастся от них избавиться — как от фейри.

— Вы пытались избавиться от фейри? — с неожиданной тоской спросил Боб.

— Да, венаторы пытались, — сказал я. — Однако парни на букву «г» свели наши усилия на нет.

— Парни на букву «г»? Что, государственные агенты? — поинтересовался Боб. — Вроде людей в черном?

— Вроде Гутенберга и Гриммов, — ответил я.

На мгновение Боб прищурил свои огоньки, очевидно, задумавшись.

— Эта Стигийская красотка. Она заманила тебя в ловушку. Она знала, кто ты и что собираешься сделать.

— Мы с Сестрами уже встречались. Они со мной знакомы. — Я покачал головой. — Ума не приложу, почему она сотворила это с моим лицом, вместо того чтобы убить.

— Потому что Дрезден бы это почувствовал, — уверенно сказал Боб.

— Что?

— Убийство при помощи магии оставляет запах, и даже пролитый на землю дезодорант не поможет скрыть его. Если бы Гарри ощутил запашок черной магии, сестрице не удалось бы притвориться несчастной девицей.

— Но он все равно узнает, что она практик.

— Только если дотронется до нее, — возразил Боб. — И даже в этом случае, если ее сознание сильно отличается от нормального, у нее измененная аура. Кроме того, ощутить в клиенте искорку магического потенциала — не то же самое, что понять, что он с головы до ног забрызган сверхъестественной кровью.

— Я тебя понял. Поэтому она изменила мое лицо.

— С технической точки зрения она его не меняла, — ответил череп. — Это иллюзия, под которой кроешься настоящий ты. Вопрос в том, для чего вообще ей это понадобилось.

Я нахмурился.

— Чтобы остановить меня, — сказал я размышляя. На разгадку замысла Стигийки не потребовалось много времени, и я скрипнул зубами от злости. — Пустая ночь! Она сказала Гарри, что преступление совершил некий злодей. Продемонстрировала фотографию мерзавца, похитившего бедное дитя. — Я показал на свое лицо. — А потом превратила меня в него.

— Проклятие, — восхищенно произнес Боб. — Вот это подлость. В последнее время Гарри заводится с пол-оборота. Может не дать тебе шанса объясниться, когда увидит.

Я вздохнул:

— Судя по моему сегодняшнему везению, так оно и будет. Ты поможешь или нет?

— Ответь мне еще на один вопрос, — сказал череп, уже тише.

— Ладно.

— Почему? — спросил он. — Почему вампиры участвуют в этом? Почему те, кто питается людьми, заинтересованы в сохранении человечества от прожорливых демонических богов?

Я фыркнул.

— Ждешь рассказа о том, что в глубине души мы все мечтаем быть героями? Что нечто глубоко внутри жаждет искупления и человечности? — Я покачал головой и улыбнулся, продемонстрировав зубы. — Хочешь знать настоящую причину? Потому что мы не любим конкуренцию.

— Ну наконец-то! — Боб закатил огоньки. — Мотив, который я могу понять. Хорошо.

— Хорошо?

Череп повернулся на своей подставке, чтобы оказаться лицом к столу.

— Я покажу тебе, как найти Гарри. Однако сначала мы займемся твоим лицом. Дай-ка взглянуть на него поближе.

В голове у меня сверкнула мнемоническая молния, и я понял, что улыбаюсь.

— Нет, — сказал я.

Череп слегка наклонился набок, разглядывая меня.

— Нет?

— Нет. У меня есть идея получше.

Боб попытался объяснить, почему его поисковое заклятие сработает, когда мое провалилось, но через пять секунд технических деталей я начал слышать «бла-бла-бла».

Да, я не чародей. Я — простой юзер. Мне плевать, почему оно действует. Лишь бы действовало.

Стигийка устроила свое маленькое представление на складе в Хаммонде. Когда я нагнал моего брата, они с ней прятались в переулке напротив склада, изучая место. Стигийка играла роль напуганной нервной дамочки, желающей как можно скорее вернуть свое чадо себе под крылышко. Она была неплохой актрисой, учитывая, как мало человеческого в ней осталось. Возможно, ее возраст составлял пару веков. Достаточно времени, чтобы попрактиковаться.

Я поднялся по боковой стене здания по соседству со складом и тоже огляделся. Строение охраняли два упыря в коричневой форме частных охранников. Они регулярно обходили склад изнутри и снаружи, однако не додумались посмотреть на крышу, где засел я. Склад представлял собой пятиэтажное здание из голого кирпича без пожарной лестницы. Действительно, к чему задирать голову?

Я перебрался к задней стене склада, где Гарри со Стигийкой не могли меня заметить, дождался, пока оба марширующих упыря скроются из виду, а затем перепрыгнул сорок футов, отделявших мою крышу от соседней. Приземлился почти бесшумно и на несколько секунд замер, проверяя, не поднимется ли тревога.

Не поднялась. Меня не заметили.

Я принялся ждать.

Гарри начал действовать между тремя и четырьмя часами утра, когда охранники обычно испытывают наибольшую скуку и усталость, а также приходят к заключению, что сегодня ничего интересного уже не произойдет, — и когда на улице минимальное количество случайных свидетелей и невинных прохожих. Я услышал звучный баритон моего брата, выкрикивавшего заклинания на фальшивой латыни. Последовала вспышка света, прогремел гром, и что-то со скоростью пушечного ядра врезалось в листовой металл.

Минус один упырь. Гарри испытывает к ним почти священную ненависть. Если первый удар не прикончил монстра, братец потом с ним разберется. Второй упырь вскрикнул — значит, начал перекидываться.

Теперь, когда всеобщее внимание было занято атакой на парадную дверь, я проник в здание через световой люк.

Изнутри склад был завален скопившимся за долгие годы хламом — преимущественно останками грузовых контейнеров, стопками поддонов и разбитыми ящиками. Расчищенный в центре бетонный пол покрывали нарисованные кровью оккультные символы. Символы окружали стол, очевидно, изображавший алтарь. На столе лежал привязанный за руки и за ноги мальчик лет девяти, с пятнистым от слез лицом. Он кричал и дергался, но веревки крепко держали его.

Снова крикнул Гарри. Вспышка алого света — и оба выходивших на улицу окна взорвались вовнутрь. Что-то крайне напоминавшее оторванную руку пролетело мимо распахнутой двери.

Я смотрел, пока не увидел его — Lexicon Malos, том в кожаном переплете, похожий на старинный рукописный журнал. Оккультные шизоиды вроде Стигиек обожают такие внушительные гримуары. Он покоился на небольшом пьедестале возле стола. Мигающая неоновая надпись «ЗАМЕТЬ МЕНЯ» отсутствовала, но и без нее получилось неплохо. Перебирая руками, я прополз по стальным потолочным балкам к шедшему вдоль стены брусу, соскользнул по нему на пол и поспешил к алтарю. Раскрыл нейлоновый рюкзак, сунул в него Lexicon Malos, застегнул и продел руки в лямки.

Я мог бы скрыться в тот момент. Полагаю, это было бы самым разумным решением. Книга изъята — операция Стигийки провалена. Разумеется, она с сестричками непременно попробует организовать подобное в будущем, однако на время мы их остановим.

Но сучка втянула в эту историю моего брата.

«На время» меня не устраивало.

Гарри вошел через парадную дверь, за ним плелась трепещущая в притворном ужасе Стигийка. Мой брат, высокий, костлявый, с резкими чертами лица и внешностью головореза, был в своем стандартном чародейском наряде — черном кожаном плаще. В левой руке он держал резной посох, в правой — короткую резную палочку, кончик которой светился зловещим красно-оранжевым огнем.

Я ждал их.

Я накинул на плечи темно-красное одеяло, чтобы создать видимость драматичного церемониального облачения. Встал над ребенком, взял в руку обнаружившийся на алтаре устрашающий нож, откинул назад голову и растянул губы иллюзорного обличья в ухмылке.

— Что ж! — прогремел я что есть силы. — Вы победили моих прислужников!

— Ты, должно быть, шутишь, — отозвался мой брат, разглядывая меня со смесью удивления и неприкрытого презрения. — Только гляньте на это убожество! Видал я школьные пьесы получше!

— Молчи! — проревел я, нацелив на него нож. Мои глаза не отрывались от Стигийки, которая потрясенно таращилась на меня. Хе-хе. Так тебе и надо, крошка. Впредь не будешь придумывать истории о воображаемых мерзавцах — они имеют обыкновение воплощаться в жизнь. — Кто смеет прерывать мой…

— Знаешь что? — сказал Гарри. — Forzare!

Его посох рванулся вперед, и невидимый грузовик врезался в меня на скорости тридцать миль в час.

Я отлетел назад и ударился о стопку поддонов.

Пробив их насквозь.

Было больно.

Затем я ударился о стену.

Она устояла.

Стало еще больнее.

Я приземлился в полубессознательном состоянии и при помощи демона поднялся на ноги. Не беда, сказал я себе. Все равно я собирался отойти на эту позицию… только не так стремительно.

В двух футах слева от меня располагался складской распределительный щит. Я протянул руку и выключил свет.

— Пригнитесь! — крикнул Гарри женщине, которая, как он думал, нуждалась в его защите. — Не двигайтесь!

Мы с демоном почти мгновенно приспособились к темноте. Стигийка тоже не растерялась. Она где-то добыла кинжал с волнистым лезвием и теперь молча направлялась ко мне, решительно прищурив глаза.

Когда до нее оставалось десять футов, я кинул бутафорский нож. Она уклонилась, и оружие пронеслось мимо, выбив искры из дальней стены. Кинжал Стигийки метнулся ко мне, но я ударил ее ребром ладони в предплечье и отвел лезвие, успевшее лишь оцарапать кожу. Затем я нанес несколько резких ударов, заставив Стигийку отступить на шаг, после чего извлек из-под красного одеяла кукри, целясь ей в голову. Не попал, и попытка выцарапать ей глаза другой рукой также провалилась.

Где-то на заднем плане Гарри выполнял свои прямые обязанности. Засветив амулет, он освобождал привязанного к алтарю ребенка. Я почувствовал, как мои губы растягиваются в яростной ухмылке.

— Доволен собой? — прошипела змееглазая Стигийка. — Мы это исправим. — И она завизжала: — Отпусти меня! Не прикасайся ко мне!

Гарри, закинувший мальчика на плечо, развернулся на голос, поднял свою палочку и поспешил к нам.

— Беги, венатор! — прошипела Стигийка. — Кровь Древних Матерей уже течет в твоих жилах. Наслаждайся последними часами своей жизни.

Рана на руке, крошечная царапина от кинжала, внезапно похолодела.

Гарри не получит книгу. Ребенок спасен.

Я бежал.

Рана была отравлена.

Без моего демона я не продержался бы и часа. Даже с его помощью пришлось нелегко. Боль была ужасная, мое тело источало пот, в то время как сам я дрожал от холода. Голод обычно способен победить любую инородную субстанцию, однако мой демон плохо питался, а я всю ночь активно его использовал. У него почти не осталось энергии, чтобы справиться с ядом.

Было трудно, но я продержался три часа.

Столько времени мне понадобилось, чтобы выследить Стигийку и застать ее одну.

Мой кукри промахнулся мимо ее головы — но не волос. И хотя мои скрюченные пальцы не попали в глаза, они успели подхватить отрезанные волоски, прежде чем те опустились на пол. Поисковое заклятие, которому меня научил череп, оказалось достаточно эффективным, чтобы разыскать Стигийку, несмотря на все принятые ею защитные меры.

Когда она вошла в свой номер в отеле, я отставал от нее лишь на полдюйма. Она не знала, что я здесь, пока мои губы не коснулись ее затылка и я не высвободил демона.

Она вскрикнула от неожиданности, когда мой Голод, столь долго томившийся без пищи, ворвался в ее плоть. Пусть у нее были сознание и мысли десятка сверхъестественных тварей, ее жизненные силы остались человеческими, а тело — женским и, как я сказал черепу, весьма привлекательным.

Пять или шесть секунд она пыталась сопротивляться, пока ее нервная система не отдалась моему Голоду, пока первый оргазм не исторг из ее горла стон, полный экстаза, жажды и отчаяния.

— Ш-ш-ш, — прошептал я, нежно кусая мочку ее уха, блуждая руками по ее телу. — Больно не будет. Обещаю.

Она вновь отчаянно вскрикнула, ее тело начало двигаться, поддавшись желанию, и мои собственные принципы мигнули и погасли перед первобытной, смертоносной страстью Голода.

Большую часть жизни я провел, борясь с темной стороной своей натуры.

Большую.

Но не всю.

Я уложил Стигийку на пол и скормил моему демону.

Лара поможет мне избавиться от тела.

Долгий, долгий душ и очищающая сила восходящего солнца смыли иллюзию, скрывавшую мое истинное лицо.

На следующий день я зашел в офис к брату.

— Как дела? — спросил я у него.

Нахмурившись, он покачал головой:

— Знаешь что? Я трачу такое количество времени на рытье земли для Совета и Стражей, что вскоре забуду, как быть частным сыщиком.

— Почему это?

— О, вчера я столкнулся с отменным придурком, — сказал он. — Похититель. Видел бы ты его. Настоящий шут.

— Угу, — отозвался я.

— И каким-то образом ему удалось скрыться от меня. — Гарри снова покачал головой. — То есть я спас ребенка, но мерзавец сбежал.

— Наверное, ты стареешь.

Он кинул на меня хмурый взгляд.

— Более того, выяснилось, что нанявшая меня цыпочка — даже не его мать. Она меня провела. Ребенок пропал три дня назад, и его настоящие родители хотели, чтобы копы арестовали меня. И это после того, как я спас его с проклятого жертвенного алтаря! Ну ладно, глупого, убогого алтаря — но ведь жертвенного!

— А где цыпочка? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — сердито ответил Гарри. — Исчезла. Кинула меня. И вряд ли родители ребенка заплатят мне за расследование и освобождение. Уж скорее президентом станет либертарианец.

— Вот они, риски независимого бизнесмена, — заметил я. — Ты голоден?

— А ты платишь?

— Я плачу.

Он встал.

— Я голоден. — Надел свой плащ и, качая головой, пошел со мной к двери. — Знаешь, Томас, иногда я чувствую, что меня совершенно не ценят.

— Ну надо же. И на что это похоже? — улыбнулся я.