Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I

Глава 29. Этот достопочтенный не желает твоей смерти 18+

В ту ночь, не в силах уснуть, Мо Жань, заложив руки за голову, лежал в своей постели на Пике Сышэн и смотрел на поперечную балку крыши.

События прошлого разворачивались в его голове одно за другим, пока все эти осколки не сложились в прекрасное и немного отрешенное холодное лицо Чу Ваньнина.

На самом деле Мо Жань никогда не понимал, что он чувствует к этому человеку.

Первый раз он увидел его под цветущим деревом перед Пагодой Тунтянь. Этот красивый незнакомец единственный из двадцати старейшин не носил сверкающие серебристо-голубые доспехи Пика Сышэн, а был одет в свободные белые одежды с широкими рукавами.

В тот день, склонив голову, он задумчиво рассматривал бронированный коготь на руке. Его сосредоточенный и нежный профиль мгновенно завладел вниманием Мо Жаня. Ему нравился этот человек, который был похож на белого кота, купающегося в золотом солнечном свете.

Мо Жань смотрел на него издалека и не мог отвести взгляда. Его первое впечатление о Чу Ваньнине было прекрасным.

Но это впечатление быстро растаяло под натиском суровой действительности, когда он снова и снова терпел его холодность, пренебрежительное отношение, жестокие наказания и бесконечные взыскания. Острые зубы и когти этого белого кота впивались в его тело, оставляя кровоточащие раны.

В тот день, когда дядя вытащил его из огненного моря, жизнь Мо Жаня висела на волоске. Выбравшись из этого ада, он так надеялся, что, когда поднимется на Пик Сышэн, у него появится Учитель, который будет относиться к нему с состраданием и искренней заботой.

Но как он ни старался угодить ему, Чу Ваньнин словно ничего не замечал. Наоборот, за малейшие промахи безжалостно хлестал его. Почти каждое учение заканчивалось тем, что Мо Жань выходил от Учителя весь в крови. А позже он случайно узнал, как сильно Чу Ваньнин презирает его:

— От природы дурной характер не поддается[29.1] исправлению[29.2].

Это так оценил его тот мужчина в белоснежных одеждах, которого он сам выбрал под цветущим яблоневым деревом?

Когда-то он смотрел на Чу Ваньнина как на холодную луну в небе, искренне почитая и обожая его. Но кем он сам был для этой холодной луны?

Ученик, которого навязали ему против его воли. Испорченный до мозга костей никчемный подлец. Выросший в борделе грязный шелудивый пес.

Мо Жань всегда делал вид, что ему все равно, высмеивая отношение к нему учителя, но постепенно он начал ненавидеть Чу Ваньнина. Чувство обиды росло с каждым днем. Мо Жань ненавидел и не желал отступить, каждый день продолжая провоцировать Учителя.

Даже если тот отказывался принять его, он все равно не оставлял попыток привлечь его внимание и заслужить похвалу или хотя бы удивить чем-то. В то время, если бы Ши Мэй сказал «молодец», он бы взлетел в небо от счастья. Но если бы Чу Ваньнин сказал ему просто «неплохо», Мо Жань не задумываясь отдал бы свою жизнь.

Но Учитель никогда не хвалил его.

Несмотря на все его старания и успехи, этот холодный человек всегда поворачивался к нему спиной и никогда не одаривал его ничем большим, чем легкий кивок.

Мо Жань сходил с ума.

Одному богу известно, как сильно ему тогда хотелось обхватить лицо Чу Ваньнина руками и заставить его обернуться и посмотреть на него. Ему было жизненно необходимо, чтобы Учитель взглянул на него и взял назад свое «от природы дурной характер не поддается исправлению».

Но он мог только без всякой надежды опуститься на колени перед Чу Ваньнином, как прибившаяся к его дому бродячая собака, поклониться и подчеркнуто уважительно сказать:

— Этот ученик будет помнить науку Учителя.

Перед Чу Ваньнином Мо Вэйюй был ничтожен до мозга костей.

Даже если он был «молодым господином» для всего Пика Сышэн, для Учителя он был дешевкой, не стоившей ничего. И наступил момент, когда Мо Жань наконец понял, что ему никогда не удастся понравиться такому человеку, как Чу Ваньнин.

В дальнейшем многое произошло в его жизни.

Мо Жань захватил Пик Сышэн и стал первым и единственным, не имеющим себе равных, императором мира совершенствующихся. Перед темным знаменем Мо Вэйюя все дрожали от страха, не осмеливаясь произнести его имя громче, чем тихим шепотом. Никто не помнил его грязного прошлого и низкого происхождения.

Отныне остался только Тасянь-Цзюнь[29.3].

Наступающий на бессмертных Император, которого ненавидели все. Чудовищный Мо Вэйюй, «будь он проклят навеки без права на возрождение и искупление»!

Тасянь-Цзюнь, Мо Вэйюй, Тасянь-Цзюнь, Мо Вэйюй, Тасянь-Цзюнь…

…Наступающий… на бессмертных… Император.

Но что с того, что они боялись? Пик Сышэн дрожал от рокота голосов, кричащих в унисон его имя, когда тысячи людей простерлись перед Дворцом Ушань, почтительно склонив головы перед этим достопочтенным:

— Да здравствует Наступающий на бессмертных Император! Во веки веков не упадет его звезда!

Он чувствовал себя невероятно прекрасно. Вплоть до того момента, пока его взгляд не выхватил из толпы лицо Чу Ваньнина.

К тому времени он уже разрушил духовное ядро Чу Ваньнина и в день своего триумфа распял его перед Дворцом Ушань. Мо Жань превратил своего учителя в бесправного пленника под ступенями лестницы, по которой сам он поднялся на вершину мира.

Мо Жань уже твердо решил, что сегодня казнит его, но он не хотел, чтобы Чу Ваньнин умер быстро и легко, поэтому сковал его по рукам и ногам и сделал небольшой прокол в сонной артерии, наложив заклятие, чтобы рана не закрывалась. Капля за каплей кровь Чу Ваньнина падала на каменный пол, и жизнь постепенно покидала его тело.

Над головой сияло солнце. Церемония коронации продолжалась уже довольно долго, и очень скоро Чу Ваньнин должен был умереть от потери крови. Со смертью этого человека Мо Жань навсегда освободится от своего грязного прошлого. Именно поэтому он приурочил его смерть ко дню своей коронации и полного триумфа.

В тот момент, когда Мо Вэйюй станет хозяином всего этого мира, Чу Ваньнин превратится в безжизненный труп. Тогда все плохое, что случилось с ним в прошлом, будет стерто и развеяно по ветру.

Идеальный план.

Но почему даже у врат смерти этот человек оставался таким равнодушным? Все таким же прекрасным и холодным... Его лицо было совершенно обескровлено, но выражение оставалось бесстрастным и невозмутимым. Когда Чу Ваньнин встретился глазами с Тасянь-Цзюнем, в его взгляде не было ни преклонения, ни страха.

Только отвращение, презрение и... Мо Жань подумал, что он сошел с ума или, может, это Чу Ваньнин обезумел, но почему в его взгляде была эта жалость...

Чу Ваньнин, жалей себя! Это ты на грани смерти, повержен и раздавлен! Удивительно, как можешь ты жалеть того, кто поднялся выше всех смертных и бессмертных, того, кто теперь обладает безграничной властью. Да как ты… да как... ты... смеешь!

Гнев, накопившийся за десять с лишним лет, окончательно свел Мо Жаня с ума. Прямо там, в Зале Даньсинь, хотя к тому времени он уже переименовал Дворец Ушань, перед тысячами людей, собравшихся отдать ему почести, окруженный громом их приветствий и лести, он резко вскочил. Черные одежды развевались подобно крыльям, когда он спускался вниз по ступенькам.

И перед всеми этими людьми он схватил Чу Ваньнина за челюсть и его лицо исказила приторно-сладкая злая улыбка.

— Учитель, сегодня очень счастливый день для твоего ученика, почему ты все еще недоволен?

Тысячи людей замолчали, и Пик Сышэн мгновенно погрузился в гробовую тишину.

Выражение лица Чу Ваньнина было холодным как лед. Он с достоинством ответил ему:

— У меня нет такого ученика, как ты.

Мо Жань расхохотался. Словно стервятник, эхо его безумного смеха закружило над дворцом, распугав стаю перелетных птиц.

— Учитель так бессердечен, что этот достопочтенный разочарован, — громко смеясь, выдохнул он ему в лицо. — Говоришь, у тебя нет такого ученика, как я? Но кто тогда научил меня совершенствованию? Кто научил меня боевым искусствам? И эта безжалостность и жестокость — кто научил меня им?! Шрамы от кнута по всему моему телу, которые не исчезли по сей день… Позволь спросить тебя, Учитель, кто дал мне их?!

Он перестал улыбаться. Голос резко стал злобным, а в глазах появился холодный блеск.

— Чу Ваньнин! Приняв такого ученика как я, ты потерял человеческое лицо? Почему? Мое происхождение слишком низкое или моя кровь слишком грязная? Позволь мне спросить тебя, Чу Ваньнин, я спрашиваю тебя… что же значит «от природы дурной характер не поддается исправлению»?

Обезумев от ярости, он перешел на крик:

— Ты никогда не видел во мне своего ученика и никогда не считался со мной! Но я... когда-то я действительно выбрал тебя своим наставником! Я на самом деле слишком почитал и любил тебя! И как ты относился ко мне?! Почему никогда не удостоил меня ни единым словом похвалы? Почему, что бы я ни делал, как бы ни старался, никогда не получал от тебя и капли одобрения?!

Чу Ваньнин содрогнулся всем телом, лицо его стало еще бледнее. Глаза феникса слегка расширились, когда он посмотрел прямо на Мо Жаня. Его губы шевелились, словно он хотел что-то сказать, но у него ничего не получалось.

Все, кто когда-то жил с ними на Пике Сышэн, теперь ушли. Последние двое, оставшиеся здесь с тех давно минувших дней, сейчас безотрывно смотрели друг на друга.

В этой неловкой тишине Мо Жань, казалось, наконец взял себя в руки. Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, на его лице вновь появилась та отвратительная улыбка, которая заставляла людей дрожать от ужаса.

— Наставник, разве ты не презираешь меня, разве не считаешь меня ничтожеством? — с неестественной теплотой в голосе спросил он.

Сделав паузу, Тасянь-Цзюнь окинул взглядом тысячи людей, преклонивших колени перед его дворцом. Они припали к земле, как стая собак, признавая его право сильного.

Мо Жань улыбнулся:

— Что ты скажешь сейчас? Прежде чем ты умрешь, позволь спросить еще раз: кто в этом мире самый низкий, а кто самый уважаемый? Кто на кого наступил? Кто в итоге победил, а кто проиграл?

Ресницы Чу Ваньнина были опущены, как будто он все еще не пришел в себя после исповеди Мо Жаня. Мо Жань схватил его за подбородок и с силой приподнял лицо, желая услышать ответ.

И застыл.

Это был первый раз в его жизни, когда он увидел выражение сожаления на лице Чу Ваньнина.

Это выражение было совершенно незнакомо ему. Мо Жань вдруг ослабил хватку, словно обжегшись.

— Ты...

Лицо Чу Ваньнина как будто исказила душевная боль. Он выглядел так, словно молча переносил какую-то пытку. Будто нестерпимая боль дробила его кости и разрывала органы.

Его голос был тихим.

Он плыл по ветру, и его мог слышать только Мо Вэйюй.

— Прости, Мо Жань. Учитель был неправ...

Внезапно мир замер. Шум ветра, шелест листьев, звук развевающихся одежд, дыхание тысяч людей — все исчезло. Только Чу Ваньнин, который, подняв голову, смотрел ему в лицо. Это было единственное, что было ясным сейчас во всем мире. Это было все, что он мог видеть.

В то время он должен был испытать множество чувств. Ликование, самодовольство, эйфория. Но ничего из этого не было.

В тот момент у него в его голове была только одна странная мысль. Только одна! Когда он успел так вырасти… что стал гораздо выше Чу Ваньнина?

И правда, прошло слишком много времени. И изменилось слишком многое.

Губы Мо Жаня неуверенно зашевелились, когда он выдохнул:

— Что... ты... только что... сказал?

Чу Ваньнин только улыбнулся. Эту улыбку Мо Жань помнил и знал, но в то же время он не узнавал ее совсем. И в этой паре глаз феникса он увидел отражение своего лица, искаженного недоверчивым изумлением.

А затем эти глаза медленно закрылись, и Чу Ваньнин упал навзничь. Мо Жань в то же мгновение подхватил его за плечи. Его безумный, сердитый рык был похож на рев раненого зверя.

— Чу Ваньнин! Чу Ваньнин, что ты сказал? Скажи это еще раз!

Человек в его объятиях не ответил. Его губы были бледны, как цветы груши. Это красивое лицо всегда выглядело таким отстраненным, но сейчас, за несколько мгновений до смерти, на нем застыла немного грустная легкая улыбка. Этот легкий изгиб уголков губ разбудил воспоминания Мо Жаня об улыбке, которая так очаровала его в день их первой встречи перед Пагодой Тунтянь.

Эта ласковая и нежная улыбка.

— Чу Ваньнин!

Эта мягкость была разрушена, алые цветы крабовой яблони увяли и рассыпались по всей земле.

Он наконец получил то, чего хотел. Растоптал жизнь Учителя своими ногами, когда поднимался на вершину мира. Но что это было сейчас? Что это было?! Ненависть в его груди стала еще сильнее, причиняя невыносимую боль. Что, черт возьми, ЭТО было?

Слабый черный туман собрался в руке Мо Жаня, когда он быстро положил ладонь на пересечение духовных меридианов Чу Ваньнина, запечатывая последние искры жизни.

— Ты надеялся умереть вот так? — Мо Жань вперился злым взглядом в обескровленное лицо. — Я еще не закончил с тобой, Чу Ваньнин! Ты все еще должен мне, и я не свел с тобой все счеты! Я еще не закончил с тобой! Я, блять, еще не закончил! И если ты не повторишь мне это, я сокрушу Сюэ Мэна и Дворец Тасюэ в горах Куньлунь, а потом захвачу всех людей, которых ты так хотел защитить, и раздавлю! Я разорву их в клочья! Так что тебе лучше подумать еще раз!

К черту церемонию коронации, к черту тысячи людей, все еще стоящих на коленях. Он изменил свое решение. Он больше не хотел, чтобы Чу Ваньнин умер. Он ненавидел его, но хотел, чтобы Чу Ваньнин жил... ЖИЛ...

Одним движением Мо Вэйюй подхватил на руки человека, потерявшего слишком много крови, и, использовав цингун, запрыгнул на высокий нависающий карниз. С развевающейся за спиной мантией он был похож на одинокого орла, распростершего свои крылья над жертвой. Он быстро перелетал с крыши на крышу, направляясь к горе Наньфэн, прямо к Павильону Алого Лотоса, где когда-то жил Чу Ваньнин.

Это место всегда славилось обилием духовной энергии и многочисленными лекарственными травами. Он собирался вернуть Чу Ваньнина. Этот человек должен жить, чтобы Мо Жань мог ненавидеть его. Если он умрет, разве у него останутся причины, чтобы испытывать это чувство? Не сошел ли он с ума, в самом деле, задумав убить Чу Ваньнина собственными руками?

Если бы Чу Ваньнин умер, что осталось бы у него в этом мире?..

Лежа в постели, он ощущал на языке вкус прошлых воспоминаний.

Была уже поздняя ночь, но Мо Жань никак не мог уснуть. Он встал, умыл лицо, оделся и с фонарем в руке направился в сторону Зала Яньло.

Чу Ваньнин определенно опять небрежно перевязал свои раны, прежде чем отправиться туда для принятия наказания коленопреклонения. Мо Жань знал, каким невыносимо упрямым и непреклонным он был. Его Учитель никогда даже на йоту не задумывался о том, что его тело может выдержать далеко не все. А Сюэ Мэн не мог остановить его, даже если бы попытался.

Конечно же, снаружи Зала Яньло горела маленькая лампа и свечной воск медленно капал на подсвечник.

Прямой, как сосна, Чу Ваньнин стоял на коленях спиной к двери.

Мо Жань даже немного пожалел о том, что пришел сюда, когда увидел эту фигуру. Сейчас середина ночи, и что он делает? Прибежал сюда, чтобы увидеть Чу Ваньнина? Он сошел с ума?

Но он уже был здесь, и было бы глупо просто развернуться и уйти.

Мо Жань на мгновение задумался и решил пойти на компромисс: он не уйдет, но и не войдет. Юноша поставил фонарь у ног. Стоя у окна снаружи, он оперся локтями о раму, подпер ладонями щеки и издали уставился на Чу Ваньнина.

Медные колокольчики, свисавшие с углов крыши, издавали нежный звон, сладкий аромат цветов и растений наполнял ночной воздух.

Стоящего у окна и стоящего на коленях разделяло ярко-красное решетчатое окно и заполненное тишиной пространство зала.

Если бы это было до перерождения, Мо Жань, используя свой императорский статус, мог бы войти в зал и приказать Чу Ваньнину прекратить обдумывать свои ошибки, подняться с колен и вернуться к себе для отдыха. Если бы Чу Ваньнин отказался, у него появилась бы возможность сломить его сопротивление и силой унести домой.

Но сейчас у него не было ни статуса, ни способностей.

Он даже не был таким высоким, как Чу Ваньнин. В голове Мо Жаня был полный раздрай. Он тайно наблюдал за этим человеком, а тот ничего не замечал. Он не видел лица Чу Ваньнина, но и тот не видел его лица.

Так белый кот всю ночь стоял на коленях и не оборачивался. А тупая псина стояла всю ночь и никуда не уходила.

Автору есть что сказать:

Жил-был маленький щенок. Он был грязным и глупым, поэтому никто не любил и не хотел его. Все, что он мог — это бродить здесь и там.

Однажды маленького щенка нашел дядя и отнес в свое гнездо. Новый дом был теплый и просторный, и маленький щенок был очень рад этому. Особенно ему нравился большой белый кот, который спал, свернувшись калачиком на подушке. Он выглядел таким нежным и мягким, что щенок взвыл от восторга и радостно упал под белый пушистый бок.

Однако когда он проснулся, то узнал, что большой белый кот совсем не такой нежный и мягкий, как рисовало его воображение. Он всегда следил за щенком ледяным взглядом, игнорируя его тявканье. Когда кот был недоволен, он даже не думал убрать когти, прежде чем ударить щенка по морде.

Постепенно маленький щенок вырос, а большой белый кот превратился в маленького белого кота прямо у него на глазах.

Тогда большой хаски решил преподать урок этому злому коту и укусил его за горло, а потом гордо наступил на белоснежную шерсть лапой.

Множество раз получив взбучку от кота, пес привык думать, что кот был тверд и холоден как камень, но когда он наступил на него, то понял, что белое тело было очень мягким и уязвимым. Хаски не мог не вспомнить ту ночь, когда щенком впервые вошел в свое новое гнездо, и как, уткнувшись в шелковистую теплую шерстку этого кота, сладко уснул.

Однако он не мог знать, что случилось в ту ночь, когда белый кот открыл свои круглые глаза.

«Откуда взялась эта тварюшка? Какая грязная…»

Белый кот задумался. А потом воспользовался своим шипастым розовым языком и аккуратно вылизал шерстку щенка.

Щенок пошевелился, когда почувствовал как его вычищает розовый язычок кота, но его разум был затуманен, поэтому потом пес решил, что это был просто сон. В этом сне его бродячая жизнь наконец подошла к концу, а рядом был белый кот, который заботился о нем и был добр к нему.