…Я постепенно познаю…

Скомпрометировано имя Волка,

Съел внучку с бабушкой — таков его удел,

А выстрелы и псы ему вдогонку

За то, что зайца съесть еще хотел.

Детей пугают им еще с пеленок.

За что? За то, что горд? За то, что смел?

Чтоб в будущем какой-нибудь подонок

От страха застрелить его посмел.

Волк — оппозиция, он зверь, а не собака,

Но право у людей отстреливать волков,

Но право у людей на них ходить в атаку

И бить их в окружении флажков.

Не трогайте волков, лес — только их

планета.

Друг друга поедайте в городах,

Друг друга предавайте в кабинетах,

Но на волков не списывайте страх.

Пусть сказки переходят век от века,

Пусть будут детки снова их читать,

Я волком называю — человека,

Чтоб человеком — волка называть.

Если б знали его предки,

Что за рвом, водой, за сеткой

Мечется их родич редкий,

Наступая на объедки,

Что в пижамках его детки,

Что бросают им конфетки,

Что полоски, как пометки,

Тени черной, страшной клетки.

Лоснится шпротой тело длинное,

Всосав в трубу, крольчонка схавала,

Витками, как по полю минному,

Ползет змея, как почерк дьявола.

Ползет наземное лохнесское,

Как шланг намокший, бесконечное.

Ползет красивое и мерзкое,

Нас искушающее, вечное.

Не олень он и не страус,

А какой-то странный сплав,

Он абстракция, он хаос,

Он ошибка, он жираф.

Он такая же ошибка,

Как павлин, как осьминог,

Как комар, собака, рыбка,

Как Гоген и как Ван Гог.

У природы в подсознаньи

Много есть еще идей,

И к нему придет признанье,

Как ко многим из людей.

Жираф —

Эйфелева башня,

Облака над головой,

А ему совсем не страшно,

Он — великий и немой.

Нет, на спине верблюда неспроста

Волнистый путь от шеи до хвоста,

Теперь, бредя по огненной пустыне,

Где нет оврагов, гор, где ни куста,

Он вспоминает те прохладные места

И ночи ждет, когда земля остынет.

Нет, он не торт,

Не шоколадный.

На двух ногах,

Живой, громадный,

Забыв достоинство и честь,

Перед хлыстом стоит,

нескладный

В попонке цирковой,

нарядной

За то, чтоб только дали есть.

Мартышка, малышка,

Что чешешь подмышки?

Что попочку чешешь,

Затылок и лоб?

Скажи, за какие такие делишки

Аж в клетку тебя засадить кто-то смог?

С тобой мы похожи,

Наивные рожи,

И глазки, и ушки, и пальцы, и рот.

Чесался б я тоже,

Кто знает, быть может,

Всё мог сделать Боже наоборот!

Только ноги, только шея,

Остальное — ерунда,

Остальное только тело,

То, куда идет еда.

Тычет воду длинным клювом,

Точно шлангом со штыком,

И рыбешек и лягушек

Поглощает целиком.

Ну, а к вечеру устанет,

Одну ногу подожмет

И застынет одиноко,

Словно рыцарь Дон Кихот.

В небо цапля не взлетает

Уже много, много лет.

Небеса не принимают

Этот странный силуэт.

А он рискнул,

А он заговорил,

И всё, что слышал,

Взял и повторил.

Что б нам услышать

То, что говорим,

Когда, чего не ведая,

творим.

Зачем же так?

Природе вопреки.

Но если он — дурак,

Мы — дважды дураки.

Через муки, риск, усилья

Пробивался к свету кокон,

Чтобы шелковые крылья

Изумляли наше око.

Замерев в нектарной смеси,

Как циркачка на канате,

Сохраняют равновесье

Крылья бархатного платья.

Жизнь длиною в одни сутки

Несравнима с нашим веком,

Посидеть на незабудке

Невозможно человеку.

Так, порхая в одиночку,

Лепестки цветков целуя,

Она каждому цветочку

Передаст пыльцу живую.

Он на рассвете всех будил,

И дураков, и дурочек,

Он гордо по двору ходил,

Осматривая курочек.

Пройдет походкой боевой —

И куры все повалены,

А перья белые его

Как будто накрахмалены.

Он забирался на забор

И пел, как Лева Лещенко,

И гребешок, как помидор,

Был без единой трещинки.

Он Петя был и Петушок,

И ласкова бородушка.

Но вдруг топор, удар и шок,

И истекает кровушка.

А ноги вроде и бегут,

И снова кукареку дал,

Да, видно, это Страшный суд,

Когда бежать уж некуда.

И петь пока что ни к чему —

Застыну аккуратненько.

Зачем достался я ему,

Хозяину-стервятнику?

Кот мой свернулся калачиком,

Глазки блеснули во тьме,

Это работают датчики

Где-то в кошачьем уме.

Ушки стоят, как локаторы,

Слушают тайную тьму.

Всё, что в его трансформаторе,

Он не отдаст никому!

Мышка — тайна, мышка — рок,

Глазки — маленькие дробки,

Мышка — черный утюжок,

Хвостик-шнур торчит из попки.

Мышка маслица лизнула

И шмыгнула под крыльцо,

Мышка хвостиком махнула

И разбила яйцо.

Яйцо было крутое

И упало со стола,

А потом уж золотое

Кура-рябушка снесла.

Была мышь не из мультяшки,

Была мышка из сеней,

Нет, не эту бедолажку

Зарисовывал Дисней.

Твердо знает эта мышка,

Что на свете с давних пор

Мышеловка — это вышка,

Это смертный приговор.

Есть у крота секрет,

Известный лишь ему,

Он вечно ищет свет,

Предпочитая тьму.

Мухи под люстрой играли в салочки:

Кто-то играл, кто-то думал о браке.

Она — плела ему петли-удавочки,

Он ей делал фашистские знаки.

Был этот безумный роман неминуем.

Он сел на нее и летал так бесстыже.

Росчерк движений непредсказуем.

Влево, вправо, вниз, еще ниже.

Присели на стенку, как бухнулись в койку,

Чего он шептал ей, известно лишь Богу.

На локоть привстал я, махнул мухобойкой

И хлопнулся снова в кровать, как в берлогу.

И пара распалась, он снова — под люстру,

Она же мне мстила — жужжала над ухом.

Ее я не трогал. Мне было так грустно.

Завидую мухам. Завидую мухам.

Кто обманывает рыбу,

Прерывает птицы пенье,

Тащит волоком оленя

Без стыда и униженья?

Кто свалил медведя глыбу.