Хетты

1. Общие замечания

Мы видели, как разобщенные городские общины Анатолии постепенно сливались в некоторое подобие единства благодаря талантливой деятельности царей Хаттусы, сохранив все же до самого конца местные советы и многие из своих местных прав. Что касается религии, то каждой маленькой общине, по-видимому, удалось отстоять свою независимость, ибо централизация власти в Хаттусе была прежде всего делом военным и гражданским. Местные святилища сохранялись, их культы оставались нетронутыми. Политика царей заключалась, видимо, в том, чтобы, скорее, усиливать, и не умалять их значение, присваивая себе в то же время функции верховного жреца царства. В этом качестве царь учреждал ежегодный объезд страны, в ходе которого он посещал важнейшие культовые центры и лично правил главные обряды празднеств. Одна из главных обязанностей местных должностных лиц и правителей провинций заключалась в содержании храмов. Возрастающая стабильность и благоденствие царства весьма способствовали их процветанию.

В то же время централизация управления делала неизбежным некоторый синтез. Верховные акты государства должны подпадать под гарантию покровительства всех богов и богинь царства; поэтому писцы составили списки всех местных божеств, к которым полагалось взывать в договорах и царских указах. В процессе синкретизма сходные божества группировались или рассматривались как тождественные, и делались попытки построить упорядоченный пантеон. В то же время государство и монархия пребывали под покровительством особой группы великих божеств, поклонение которым происходило в сложных и торжественных столичных ритуалах.

Ряд табличек из Богазкёя изобилует свидетельствами об этом государственном культе, а религиозные концепции, на которых он был основан, становятся ясными из текстов молитв разных членов царской семьи и из тщательно разработанных инструкций жрецам и храмовым служителям. Существуют также чрезвычайно интересные мифологические поэмы, живо освещающие характеры упоминаемых в них божеств. Впрочем, это по большей части не те божества, которые фигурируют в государственной религии, а если те же самые, то бросаются в глаза странные несоответствия в ролях, которые они играют в разных контекстах. Поэтому представляется, что эти мифы берут свое начало в местных культах, но откуда именно нигде не сообщается. Равным образом мы ничего не знаем о связанных с ними ритуалах и церемониях. О других местных божествах и об их культовых центрах мы не знаем ничего, кроме их имен и названий.

Тут — то нам и помогают памятники. В отличие от табличек, памятники широко раскинуты по стране и содержат некоторые прямые свидетельства о местных культах. Если таблички дают нам только имена божеств и названия их культовых центров, то памятники изображают типы божеств, относящихся к той или иной местности. Божества обычно различаются: а) по виду оружия или другого предмета, который они держат в правой руке; б) по символу в левой руке; в) по крыльям или другим добавлениям; г) наконец, по священному животному, на котором они нередко стоят. Главным минусом памятников как свидетельств является то, что они по большей части относятся уже ко времени падения хеттской империи, когда синкретическим тенденциям уступило большинство не только местных, но и столичных культов. Материал, предоставленный науке такими памятниками, следует использовать осторожно. Из немногих достоверно относящихся к периоду империи, и притом превосходящих все остальные по значению, следует выделить большое святилище в скалах Язылыкая (что по-турецки значит «Исписанная Скала») в двух милях от Богазкёя. Здесь естественный уступ скалы образует крытую нишу, на стенах которой изображены боги и богини хеттского царства; выпуклый рельеф изображает две процессии, сходящиеся в середине стены против входа. Это памятник государственной религии. Многие из божеств несут символы, и, хотя выветривание скал делает их опознание чрезвычайно затруднительным, недавние успехи в понимании иероглифического письма позволили установить ошеломляющий факт: в XIII в. до н. э. богословы хеттской столицы усвоили хурритский пантеон. Обстоятельства и суть этой эволюции обсуждаются ниже.

2. Местные культы

Характерным богом хеттской Анатолии был бог Грозы, ибо, в отличие от выжженных долин Месопотамии, Анатолия — страна туч и бурь. Имеется множество местных памятников, изображающих это божество в различных видах, а из текстов мы узнаем, что с его культом было связано очень большое число городов. Сирийское искусство часто изображает его так: он стоит один, в руках у него топор и символическая молния; в самой Анатолии его изображают правящим примитив — колесницей, которую быки тащат по вершинам гор. Бык — его священное животное, которое может в одиночку стоять на алтаре в качестве культового символа бога, что мы и видим на ортостатах в Аладжа — Хююке (см. и фото 2). Бог Грозы, стоящий на быке, ставший хорошо известным по всей Римской империи под именем Юпитера Долихена, по-видимому, возник в ходе более позднего развития образа.

В мифологии бог Грозы фигурирует как убийца змеи Иллуянки. Этот миф обсуждается ниже.

Самые знаменитые храмы бога Грозы были найдены районе Тавра и на равнине Северной Сирии; а это была та область хеттской империи, в которой преобладающую часть населения составляли хурриты. Соответственно мы здесь повсюду находим культ хурритского бога Грозы Тешуба и его супруги Хепат.

В хурритском пантеоне богиня Хепат (или Хепит) почти равна по значению своему мужу Тешубу. Обоим соместно поклонялись в Алеппо, Самухе (может быть, Цалатья?), Кумманни (вероятно, классическая Комана Каппадокийская), Уде (классическая Гида), Хурме и Апцисне. Хепат изображается в виде величественной жещины, иногда стоящей на льве, ее священном животном, но без прочих специальных атрибутов. Э. Кумманни она занимает первое место; знаменательно, что Комана была столицей богини Ма — Беллоны. Но кумманийская богиня в хеттских текстах как будто не имеет воинственных черт. Возможно, она приобрела их позднее в результате синкретизма.

Хурриты наделили эту божественную пару сыном по имени Шаррума, или Шарма. Этот бог был довольно убедительно отождествлен с божеством, символом которого в изобразительном искусстве была пара человеческих ног; он дважды изображен в Язылыкая; один раз непосредственно следующим за своей матерью в процессии богинь, другой раз в малой галерее, сбоку от главного алтаря; здесь он показан крупным планом и держит в своих объятиях царя Тудхалию IV (см. фото 13 в галерее). В текстах он упоминается главным образом в связи с Удой и Кумманни.

Другим выдающимся божеством хурритов была богиня Сауска, отождествляемая с Иштар и обычно так и упоминаемая в текстах. Хурритской Иштар поклонялись в Самухе и в ряде других городов в районе Тавра. Царь Хаттусили III взял ее себе в покровительницы, а так называемая «Автобиография» царя посвящена ей. Богиню изображали в виде фигуры с крыльями, стоящей на льве, и ее можно узнать в крылатой богине на некоторых печатях и иных памятниках. Она имеет двух прислужниц, Нинатту и Кулитту.

Существует много иных хурритских божеств, чьи культовые центры лежали вне хеттской орбиты; эти божества никогда не включались в хеттский пантеон. Такие месопотамские божества, как Ану и Анту, Энлиль и Нинлиль, Эа и Дамкина, были известны хеттам через хурритскую религию и часто упоминаются в текстах, но они, по-видимому, считались чужеземными.

К западу от страны хурритов, между южным краем соляного бассейна и подножием холмов Тавра, лежала группа значительных городов, из которых наиболее известный — Туванува, классическая Тиана. Здесь чтили бога Грозы, быть может, под иным именем, которого мы не знаем, ибо его супруга выступает уже не под именем Хебат, а под такими именами, как Сахассара, Хувассана, Тасими. Этот район был, по-видимому, центром поклонения богу хаттов Вурункатти (что означает «царь страны»), который фигурирует в текстах пои именем шумерского бога войны Забабы.

Отправляясь к северу от Туванувы, мы попадаем самое сердце хеттского царства, родину хаттов. Здесь великим религиозным центром была Аринна, священный город; местоположение города не установлено, но известно, что он находился на расстоянии однодневного перехода от столицы, Хаттусы. В Аринне главным божеством была богиня Солнца, Вурусему; бог Грозы, ее супруг, занимает второе место, и у них есть дочери Мецулла и Хулла и даже внучка Цинтухи. Дальше к востоку, по-видимому, находилось другое важное место поклонения богу Грозы, город Нерик. Бог Телепину, чье имя неотделимо от мифа об исчезнувшем боге (см. ниже), связан с четырьмя городами этого района. Он, видимо, был богом землепашцев, поскольку его отец, бог Грозы, говорит о нем: «Этот сын мой могуч; он боронит и пашет, он орошает поля и растит колос», поскольку Телепину играет главную роль в мифе, описывающем, как замирает жизнь вследствие его ухода, он, вероятно, был типичным «умирающим богом» и, подобно Адонису, Аттису и Осирису, олицетворял жизненные силы природы, которые представляются умирающими зимой и воскресающими весной. Однако, поскольку бог Грозы и бог Солнца играют в мифологии эту же роль, кажется более вероятным, что в этом качестве мог выступать любой из богов и что различные версии этого мифа возникали независимо в разных культовых центрах, посвященных тому или иному богу.

Рис. 2. Бог на олене. Стеотитовый рельеф

В Сариссе и Карахне и, быть может, еще где — нибудь существовал культ бога, встречающегося в текстах под титулом, по-видимому означающим «Покровительствующий дух» или «Провидение». Однако, если этот бог был отождествлен на памятниках правильно, его следует считать богом деревни; в самом деле, в одном из текстов он описывается как «дитя полей». Его священным животным был олень, и он изображается стоящим на олене с зайцем и соколом в руке. Этот культ был распространенным и, по-видимому, шел из глубокой древности, ибо фигурки оленей найдены в могилах, датируемых III тыс. до н. э. Существует еще немало хаттских божеств, но они для нас — лишь имена. Многочисленными были, по-видимому, боги гор.

О лувийском пантеоне мы знаем мало. Сайта, «царь», отождествлявшийся хеттами с Мардуком, был, вероятно, лувийским божеством; атрибуты его, впрочем, неясны. Датта был лувийским богом Грозы. Многочисленные имена божеств, оканчивающиеся на — аssаs, — assis и — imis, следует отнести к лувийскому языку, но это, вероятно, лишь титулы. Сайта продержался до греческого периода, превратившись в Сандона, и его культ отправлялся в Тарсусе.

Бог Тархунт должен быть отождествлен с этрусским Тархоном, имя которого лежит в основе имени Тарквиний; Тархунт был богом Грозы, хотя и неясно, какая категория людей почитала его. Он был главным божеством позднехетских царств, и поэтому хочется соотнести его с теми, кто говорил на «иероглифическом хеттском» языке; однако, как мы видели, местоположение родины этого народа само остается неясным. Тархунт вообще не фигурирует в хеттских религиозных текстах, хотя его имя входит как составная часть во многие личные имена, выглядящие лувийскими. Здесь следует также упомянуть богиню Кубабу, несмотря на то что в текстах о ней говорится весьма мало и место ее происхождения неясно; дело в том, что она, несомненно, прототип фригийской Кибебы — Кибелы.

В этом кратком очерке мы упомянули лишь главные божества основных культовых центров, чтобы избежать путаницы. Тексты буквально кишат именами божеств, и надо предполагать, что в каждом алтаре главные боги были окружены сонмом младших богов и богинь, о функциях и атрибутах которых у нас имеются лишь самые смутные представления.

3. Государственная религия

Из всего разнообразия местных культов жрецы Хаттусы создали официальный пантеон, ядром которого был культ, который отправлялся в находившемся неподалеку святилище Аринны. Богиня Солнца Аринны превозносилась как царица страны Хатти, царица Неба и Земли, владычица царей и цариц страны Хатти, руководящая правлением царя и царицы Хатти. Она стала верховной покровительницей хеттского государства и монархии, и царь всегда обращался в первую очередь к ней за помощью в битве или в годину народного бедствия.

Как она соотносилась с богом Солнца, по-видимому, никогда не было определено с достаточной четкостью. В мифологии этот бог выступает как царь боров и в большинстве перечней, сопровождавших договоры, занимает первое место. Подобно своему вавилонскому напарнику, он считался богом правды и справедливости, ибо именно солнце, совершая свой дневной путь, беспристрастно взирает на все дела человеческие. Царь Муваталли обращается к нему в молитве со следующими словами:

Ту же концепцию мы находим в гимне, обращенном явно к богине Солнца города Аринны, но как к мужскому божеству: «Ты вдохновенный вершитель справедливости, и неутомим ты в своем судилище». Почему говорится, что бог Солнца встает из моря? Высказывалось предположение, что эта фраза, возможно, служит указанием на то, что хеттский бог Солнца имеет не местное, анатолийское происхождение, а привнесен туда народом, жившим где-то на восточном побережье. В самом деле, имеется любопытная деталь: в одном из текстов описан бог Солнца с рыбами на голове, и существовал особый тип бога Солнца, известный как «бог Солнца воды». Имелся также бог Солнца (или, пожалуй, скорее богиня Солнца) подземного мира; считалось, что солнце проходит через этот мир на своем пуки с запада на восток в темное время суток.

Однако, согласно официальному богословию, супругом богини Солнца Аринны был не бог Солнца, а бог Грозы Хатти, которого иногда называли небесным богом Грозы. Этот великий образ мог зародиться в местном культе, в Аринне, в Хаттусе или в Куссаре (в надписи Анитты он уже верховное божество), но он по самой сути — главный бог Грозы, чей культ, как мы уже видели, был широко распространен по всей Анатолии. Его называли «царь Небес, господин страны Хатти». Он также, подобно своей супруге, был богом битвы, неотделимым от военных удач и превратностей. Только он мог представлять народ в его сношениях с чужеземными странами. Так, например, считалось, что договор между Хаттусили III и Рамсесом II заключается для того чтобы «увековечить отношения, которые бог Солнца Египта и бог Грозы Хатти установили для Египта и страны Хатти».

В конце существования хеттской империи государственная религия подпала под сильное хурритское влияние. Здесь, несомненно, сыграли существенную роль выдающиеся качества такой личности, как царица Пудухепа. Она была царевной Кумманни в Киццуватне — одном из главных центров культа богини Хепат, и само имя царицы говорит о том, что она была посвящена этой богине (точное произношение имени богини неясно, так как написание колеблется между Хебат, Хепат и даже Хепит). Как раз в той молитве, которая приписывается супругу царицы Пудухепы, царю Хаттусили, богиня Хепат прямо отождествляется с богиней Солнца Аринны; это — акт синкретизма, никаких следов которого мы не встречаем до этой даты. С другой стороны, на царской печати, оттиск которой изображен в египетском варианте договора Хаттусили с Египтом, царица предстает в объятиях богини Солнца Аринны; эту тесную близость можно понять, допустив, что имя богини Солнца здесь употреблено вместо хурритской Хебат, покровительницы города, в котором родилась царица. Впрочем, один из ритуальных текстов позволяет думать, что между богиней Солнца и царицами Хатти признавалось существование особой связи. Вероятно, в то же время хурритский Тешуб был отождествлен с богом Грозы Хатти, а божественный сын Шарма — со своим напарником, богом Грозы Нерика и Циппаланды.

Правильно или нет мы датировали принятие хурритского культа, ясно, что наскальные рельефы в Язылыкая появились, когда этот процесс был уже завершен. Дело в том, что ведущая богиня этого пантеона носит имя Хепату, вырезанное четким иероглифическим письмом, и есть основания полагать, что фигурка ее сына, стоящего позади нее, обозначает Шарму. Возглавляющий процессию и стоящий напротив нее бог несет символы, означающие «небесный бог Грозы», но, принимая во внимания хурригское имя его супруги, можно с уверенностью сказать, что здесь подразумевался Тешуб. Это бородатый человек с палицей в правой руке; ступнями он попирает согнутые шеи двух существ, тела которых изображены так, чтобы было ясно, что это — обожествленные горы. Запряженная быками колесница, на которой в других памятниках бог изображен едущим по этим горам, в Язылыкая отсутствует, однако художник изобразил этих двух быков выглядывающими из-за ног бога Грозы и его супруги. А имена этих быков и двух гор нам известны: быки — это Сери и Хурри (в песне Улликумми их зовут Серису и Телла), а горы — Намни и Хацци. Это хурритские имена; по-хурритски Сери и Хурри означают соответственно день и ночь (Хурри — букв, «утро; восток»; Сери — вечер. — Примеч. ред.); Хацци — это гора Касиус вблизи Антиохии в Северной Сирии (которая была хурритской страной). Тогда получается, что этот образ бога Грозы в колеснице сам проистекает из хурритского источника.

Действительно, ныне доказано, что боги и богини главной галереи в Язылыкая принадлежат хурритскому пантеону. За центральной фигурой Тешуба там стоит такой же бородатый бог Грозы и держит символы «бога Грозы Хатти» (см. выше); за ним можно опознать следующие божества:

№ 40. Держит колос: бог зерна.

№ 39. Эа (месопотамский бог подземного моря и важное божество у хурритов).

№ 38. Сауска, хурритская Иштар.

№ 37, 36. Нинатта и Кулитта, служанки Иштар.

№ 35. Бог Луны, Кушух (сравни выше Шарри — Кушух).

№ 34. Небесный бог Солнца.

№ 32. Его символ, как установлено, олений рог: «Дух — покровитель».

№ 30. Подземное божество, чье хурритское имя, возможно, Хесуи.

№ 29–28. Группа, изображающая двух человекобыков, стоящих на символе Земли и подпирающих Небо.

За Хепат и Шармой следует длинная вереница женских фигур, символы которых сильно стерты; эти фигуры можно лишь предположительно отождествлять с хурритскими богинями. Блок со скульптурами, найденный в соседней деревне, ныне заполнил пробел между номерами 55 и 56 и показал, что № 56 — это еще одно изображение Сауски, природа которой была двойственной. Царь (№ 64), чья колоссальная фигура вырезана на контрфорсе напротив задней части камеры, — это Тудхалия, который, по-видимому, уже «стал богом», поскольку изображен попирающим горы.

Язылыкая. Скульптуры главной галереи

4. Храмы, культы и празднества

Хеттские места богослужения были разнообразны, начиная со скального святилища под открытым небом в Язылыкая и кончая сложными храмами циклопической кладки, найденными в Богазкёе. В некоторых городах, как уже упоминалось, храм был одновременно центром гражданского управления и хозяйственного аппарата; он, должно быть, вмещал огромный штат религиозных и гражданских должностных лиц. Противоположную крайность, как это видно из текстов, представляли собой места, где несколько святилищ обслуживались одним жрецом. Эти святилища, вероятно, имели очень скромные размеры.

Пять храмов, раскопанных в Богазкёе и поразительно сходных по планировке, дают нам сведения об устройстве хеттских храмов (см. рис. 4). Так же как в Вавилоне и на Крите, множество маленьких помещений группируются вокруг мощеного двора, площадь которого варьируется в пределах от двухсот до пятисот квадратных метров. На этом, однако, сходство с вавилонскими храмами кончается. Целла, святая святых вавилонского храма, непосредственно соединялась с двором промежуточной передней, так что собравшиеся во дворе могли ясно видеть статую бога в ее нише, в середине дальней стены целлы, через два открытых проема. В хеттском же храме вход в целлу находился не в стене напротив культовой статуи, а в одной из смежных стен; вместо непосредственного доступа в целлу ход был через две маленькие комнаты слева, так что молящемуся приходилось поворачиваться налево после входа в алтарь, чтобы стать лицом к статуе, стоявшей в дальнем конце. Есть некоторые указания на то, что в храмах верхнего города божество тем не менее можно было увидеть со двора через внутренние оконца в промежуточной стене. Однако в нижнем храме, даже если бы у него были такие окошки, алтарь смещён так сильно к боку строения, что культовая статуя ни в коем случае не могла быть видна со двора; поэтому мы должны заключить что, во всяком случае, в таком храме поклонение божеству было делом немногих избранных, имевших доступ в саму целлу; прочие же участники ритуала, собравшиеся во дворе, могли принять в поклонении лишь отдаленное участие. Другая весьма характерная черта этих хеттских храмов, установленная археологами, ведшими раскопки, заключается в том, что внешние стены прорезались глубокими окнами, доходившими почти до уровня пола; вавилонские же храмы, напротив, были обращены внутрь, в сторону своих дворов, и дневной свет проникал в помещения храмов лишь через маленькие, проделанные в самом верху стен отверстия. В четырех хеттских храмах тот конец целлы, у которого стояла статуя, выступал наружу относительно внешней стены прилегающих помещений и освещался через два окна на каждой из боковых сторон выступающей части (или через одно окно, если выступала только одна сторона); при этом статую, стоявшую между боковыми окнами, заливал яркий свет.

Рис. 4. Планы храмов Богазкёя

О назначении других помещений можно только догадываться. В большом храме нижнего города (№ 1) целла расположена в своего рода притворе, стоящем вне ряда других помещений храма; целла выделяется также тем, что построена из гранита, тогда как основная часть здания вокруг внутреннего двора выполнена из известняка. по-видимому, последняя заключала главным образом помещения аппарата управления; это вполне возможно, так как весь храм был окружен кольцом неодинаковых узких помещений, в которых находились большие сосуды для хранения запасов; очевидно, эти помещения были складами. Что касается храмов в верхнем городе, то трудно сказать, были ли в них административные помещения: конструкция этих храмов кажется более однородной, а храм № 5 имеет второй алтарь с северной стороны двора.

Ориентация этих храмов относительно сторон света беспорядочна. Храм № 1 обращен к северо — востоку, № 2 — к югу, № 3 и № 4 — к северу, а № 5 — к востоку.

Божество изображалось в виде статуи на пьедестале. Из всех предметов, найденных до сих пор, лишь один можно, пожалуй, считать культовой статуей — это каменная стела, найденная на склоне холма близ Фасиллара, где она была брошена; она изображает бородатого бога, стоящего на двух, львах. Однако описаний таких статуй много; видно, что большинство из них погибло, так как статуи были сделаны из драгоценного металла или из дерева, покрытого металлом. Небесный бог Грозы был изображен в виде золотой статуи с палицей в правой руке и с золотым символом «блага» в левой (вероятно, это был тот треугольник, который встречается в центре некоторых печатей); бог стоит на двух мужских фигурах, изображающих богов гор (так же на скальных рельефах в Язылыкая). Серебряная статуя Забабы изображает стоящего мужчину: «в правой руке он держит палицу, в левой — щит, под ним стоит лев, ниже льва — пьедестал, покрытый серебром». «Иштар» (вероятно, особый тип этой богини) была изображена в виде сидящей фигуры с крыльями, выступающими из-под лопаток; в правой руке она держит золотую чашу, в левой — символ «блага». Она помещена на пьедестал, покоящийся на спине крылатого льва или грифона; по обе стороны стоят фигуры сопровождающих ее богинь, Нинатты и Кулитты.

Рис. 5. Реконструкция внутреннего двора храма 5

В святилищах первые божества были представлены символами или фетишами. Бог Грозы часто изображался в виде быка, как показывает рельеф, найденный в Аладжа — Хюкже (см. рис. 6). Сопровождающие его боги гор представали в виде палицы или другого оружия, на которых тем или иным способом изображалось это божество (сравни с богом — мечом в малой галерее Язылыкая, рис. 9). Весьма обычным предметом культа был камень «хуваси». Это была стела или «массеба», на которой высекалась надпись, а иногда и фигура бога; эта стела вставлялась в цоколь постамента (см. фото 15 в галерее). Другим непременным предметом убранства храма был «истанана», что текстуально совпадает с аккадским «аширту» и поэтому сравнивается с ханаанским «ашера»; но он, видимо, играет скорее роль стола или алтаря. Обстановка алтаря и даже различные части самой структуры здания считались священными и ассоциировались с главенствующим божеством во время жертвоприношений.

Рис. 6. Аладжа — Хююк. Царь поклоняется быку — символу бога Грозы

Храм был домом бога, а жрецы были его домашними слугами. Насколько можно усмотреть из текстов, эта простая концепция лежала в основе всего храмового ритуала хеттов. Ежедневной обязанностью служащих храма были заботы о «телесных нуждах» бога. Все выполнялось в строго установленном порядке: бога надо было умыть, одеть, снабдить едой и питьем и развлекать танцами и музыкой. Эта ежедневная рутина считалась самоочевидной, и упоминания о ней встречаются редко. «Они умывают бога во внутреннем помещении, умащивают его и одевают в прекрасные одежды». «О бог Грозы города Циппаланды, живое воплощение главы богов, ешь и насыщайся, пей и утоляй жажду». Одним из самых ценных текстов в этой связи является табличка с наставлениями жрецам и служителям храма; впрочем, упор делается не на сами церемонии, а на то, как их следует проводить. Лица, отправляющие церемонии, должны быть безупречно опрятными и ритуально чистыми. Если им случилось соприкоснуться с чем-либо нечистым или они спали с женщиной, они не должны приближаться к богу, пока не совершат необходимый обряд очищения. Еда и питье, посвященные богу, ни в коем случае не должны быть использованы по другому назначению или достаться светским лицам.

Храмовые порядки требовали, чтобы служитель храма возвращался к ночи, хотя он имел право пробыть вечер в городе; проведшего с женой ночь предавали смерти. Существовали даже правила, касавшиеся противопожарных мер и ночной охраны.

Бог, однако, был не только владельцем храма, но также хозяином и господином своего народа, и в этом качестве ему полагались в знак уважения самые различные приношения. Любой человек в любое время мог приносить умилостивительные жертвы, и они часто составляли часть магического ритуала исцеления. Первые плоды и годовалые животные были специальной данью, посвященной богу; считалось, что особо щедрые жертвы помогут снискать его расположение. Едва ли не все, что производилось в стране, могло служить приношением богу, и часто невозможно отличить такие приношения от той еды и питья, которые входили в его регулярные трапезы. Животные должны были быть без изъяна, и их ценность повышалась, если они еще не случивались. При соблюдении этих условий даже такие традиционно «нечистые» животные, как собака и свинья, порою приносились в жертву, хотя, естественно, быки, овцы и козы составляли более обычные виды жертвоприношений. При этом жертвенным животным перерезали горло, чтобы пролилась кровь; по этой причине слово, означавшее принесение животного в жертву, совпадало со словом, означавшим приношение питья или возлияние, заключавшееся в выливании питья на землю. Хлеб и сыр «преломлялись»; подробные детали этой процедуры еще неясны.

Мы с удивлением находим примеры встречавшихся время от времени человеческих жертвоприношений, в частности в очистительном обряде, совершавшемся после военного поражения и напоминавшем обряд, описанный в Ветхом завете (Бытие XV. 9—18):

В другом отрывке текста военнопленный фигурирует в списке подлежащих жертвоприношению наряду с кабанчиком и собакой. Такие варварские ритуалы принадлежат «народной» религии и не входят в государственный культ; они, однако, отмечаются и описываются в архивах без всяких признаков неодобрения.

Существует много упоминаний о периодических религиозных празднествах, которые были явно многочисленны и весьма разнообразны. Цитированная выше табличка содержит упоминание о восемнадцати празднествах; некоторые из них приурочены ко временам года, значение других еще не выяснено. Жрецам приказывается «соблюдать сроки празднеств» и не праздновать весенний праздник осенью, а осенний праздник весной и не откладывать празднество, если человек, обязанный провести его, заявляет, что «мне предстоит убрать урожай или отправиться в путешествие или делать еще какое-нибудь дело». Этот список празднеств содержит только те, которые происходили в Хаттусе; сравнение текстов показывает, что каждый культовый центр имел свой собственный календарь празднеств; впрочем, детали в большинстве случаев нам неизвестны.

Один из главных праздников хеттского календаря назывался пуруллия, вероятно от хаттского слова пурулли, означавшего «(праздник) земли» с хеттским суффиксом родительного падежа. На этом празднестве, по-видимому, разыгрывался «миф об убийстве дракона», рассматриваемый ниже. О важности этого празднества можно судить по тому, что царь Мурсили II считал необходимым возвращаться в Хаттусу, прерывая свой военный поход для того, чтобы принять участие в церемонии.

Такое весеннее празднество, во время которого представлялась или разыгрывалась сцена сражения бога со Змеем Иллуянкой, по-видимому, относилось к хорошо известному типу сезонных празднеств, первичный смысл которых заключался в придании земле новых сил после зимнего застоя; ритуальная битва символизировала торжество жизни над смертью или добра над злом. Хтонический смысл празднества явствует не только из его названия, но также из того, что оно посвящено Лельвани, которая была богиней Земли, и из того, что это празднество было связано с мавзолеем.

В одном хеттском тексте есть беглое упоминание о собрании богов, на котором «решаются судьбы», а это наводит на мысль о том, что хетты праздновали Новый год, так же как и вавилоняне; на таком празднестве разыгрывалась сцена собрания богов. Поскольку хеттский календарный год начинается, по-видимому, с весны, луруллия, может быть, и был самим новогодним празднеством; прямых свидетельств об этом, однако, нет.

Когда царь лично участвовал в празднестве, изготовлялась табличка с предписаниями, в которых праздничная церемония описывалась в мельчайших деталях. Многие из этих табличек сохранились, равно как и несколько табличек, в которых царь не упоминается в качестве центральной фигуры, хотя часто невозможно определить, о каком празднике идет речь, ибо название ритуала (колофон) отбито. Один из таких не идентифицированных текстов вполне может быть искомым перечнем предписаний к празднику пуруллия, ибо существует обломок, содержащий колофон этого ритуала, но больше ничего нет. Таблички, у которых сохранились колофоны, относятся к праздникам стужи (или зимы), к праздникам месяца, к празднику сторожки у ворот, праздникам камня хуваси многих богов, но главным образом к празднику растения антахшум, опять — таки в честь ряда богов. Антахшум — это съедобное растение, вероятно выраставшее весной, ибо это празднество, а может быть, только это, приходилось на весну. Описание празднества занимает целую серию больших табличек и существует в ряде мало различающихся копий, имущественная часть праздника заключается в жертвоприношениях и возлияниях, обращенных к большинству богов и богинь царства и к различным частям храма. Эти жертвы описываются с утомительными длиннотами и касаются множества различных видов снеди, включая растение антахшум; в этих описаниях интересны главным образом перечни упоминаемых божеств, а не монотонные подробности церемониальных процедур.

Обряды большинства этих праздников, по-видимому, были существенно сходными, так что мы почти вправе говорить о едином «царском ритуале». Значительная часть перечней с предписаниями неизменно предваряется описаниями нарядов царя, шествия к храму, проводов царской четы и других сановников на полагающиеся им места. Нижеследующие отрывки иллюстрируют стиль этих документов:

Уникальная церемония имела место, по-видимому, осенью в городе Гурсамасса (местонахождение этого города не установлено) в честь бога Ярри. Культовая статуя выносилась к камню хуваси, и там ее ублажали чествованием и пением, а также разыгрывали представление, описанное следующим образом:

Предполагают, что эта условная битва увековечивает некую историческую битву, происшедшую неподалеку; впрочем, такие ритуальные сражения нередко фигурируют в фольклоре.

Другая интересная церемония описывается в одном отрывочном документе.

Все это напоминает шествие вавилонян к дому акиту во время новогоднего праздника; впрочем, вероятно, это случайное сходство.

Описание подобных ритуалов занимает значительное место в хеттском архиве, но, к несчастью, многие из описаний сохранились лишь в отрывках или могут быть прочтены лишь частично. Вышеприведенных примеров поэтому достаточно, чтобы дать некоторое представление о разнообразии текстов подобного рода.

5. Представления о богах и ворожба

Для человека, принадлежавшего к любому из древних обществ, было аксиомой, что все явления природы, то есть все важное, что в ней совершалось и, по видимости, находилось вне человеческой власти, в действительности управлялось могущественными, но человекоподобными силами. Идея о том, что мир подразделен на отдельные части, каждая из которых находится под управлением особого божества, естественно рождалась из человеческой практики; этому, безусловно, способствовало рано осознанное наблюдение: не существовало двух сообществ, поклонявшихся совершенно одинаковым богам. Каждый город имел свой храм, и в каждом храме пребывало существо, которое, как правило, нельзя было увидеть и которое, несомненно, обитало на этом самом месте с незапамятных времен. Хеттский сочинитель выразил это такими словами:

Боги, стало быть, были невидимы и бессмертны. Но в остальном — в их нуждах, интересах, отношениях с их почитателями — они представлялись абсолютно схожими с людьми. Далее этого представления о богах еще не шли. Для хеттов было характерно то, что они без колебаний приписывали своим богам и богиням такое поведение, которое, с нашей точки зрения, надо было бы признять неприличным или по крайней мере недостойным. Бог для его почитателей был тем же, чем господин был для его рабов (см. выше). Его полагалось кормить, обслуживать, умиротворять и льстить ему. Но даже при всем этом нельзя было уповать, что он будет всегда на страже интересов своих слуг; часть своего времени он проводит в развлечениях, или в путешествиях, или во сне, либо — занимается другими делами, и в что время мольбы его почитателей о помощи оказываются тщетными (как это случилось с пророками Ваала на горе Кармел). Даже тогда, когда он выполнял свои обязанности, его действия порой не отличались мудростью и могли повлечь за собой непредвиденные последствия; в таких случаях его верный слуга должен был указывать ему на это, и можно было ожидать, что бог исправит свою ошибку. Хеттский царь, может быть, и признавал неисправимую греховность людей; но всегда могло случиться, что несчастье, постигшее человека или весь народ, было не следствием наказания за грех, а произошло лишь в результате божественного недосмотра. Всегда имелись демоны и злые духи, которые только и ждали случая, чтобы воспользоваться утратой бдительности покровителя.

Здесь царь откровенно заявляет богам, что такой недосмотр с их стороны в конце концов вредит им же, поскольку боги лишаются услуг своих почитателей.

Если же несчастье постигает людей в наказание за грехи, то оно не прекратится, пока люди не исповедуются в грехе и не искупят его. Впрочем, наказанный может и не сознавать, что грех был совершен; действительно, хетты верили, что грехи отцов навлекали кару на детей, и грех, о котором идет речь, мог быть совершен в предшествующем поколении. В подобных обстоятельствах бог обязан сначала сообщить наказанному о том, что это за грех, а потом уж требовать искупления. Это сообщение может быть получено в прямой форме, из уст человека, впавшего в экстаз, или из сновидения; экстаз и сновидение считались видами божественной одержимости. Однако более надежным, хотя и более трудоемким, способом узнать божью волю было гадание, осуществлявшееся одним из трех способов: экстиспиция (изучение внутренностей жертвенного животного), авгурство (гадание по полету птиц) и, наконец, способ, вероятно представлявший собой своего рода бросание жребия; это была специальность некоторых женщин — ворожей, которых называли попросту «старые женщины».

Искусство гадания хетты унаследовали от передававшихся из поколения в поколение учений вавилонских провидцев. Считалось, что боги слали своим почитателям весть о судьбе, уготованной им, в виде знаков и предзнаменований (ими могли быть практически любые явления, выходящие из обыденного ряда). В особенности это относилось к виду внутренностей жертвенного животного. Определенная конфигурация печени и других потрохов, некоторые особенности полета птиц и иные явления считались благоприятными, другие — неблагоприятными (принципы, на которых зиждились эти суждения, в большинстве случаев остаются малопонятными). Хетты, как и другие древние народы, всегда сообразовывались с предзнаменованиями, собираясь предпринять военный поход или другое важное дело. Они прибегали к этому традиционному обычаю также и для того, чтобы выяснить причину божьего гнева. Благоприятное предзнаменование рассматривалось как эквивалент «да», а неблагоприятное — как «нет» (или наоборот, смотря по смыслу вопроса). По этому же принципу вопросы задавались и оракулу, и с помощью невероятно долгого процесса исключения можно было с точностью установить, какой же грех требовал искупления. Приведем пример такого расспроса:

Они написали мне (т. е отправляющему службу жрецу) из дворца, (говоря): «Оракул объявил, что Иштар, находящаяся в своем храме в Ниневии, сердится». Мы обратились к жрецам, и они сказали: «Один из певцов украл золотой кубок, и он не был возвращен; золотая туника Амурру, которую носит бог, износилась; колесница сломана; обычно из дворца приносили в дар… но на этот раз дара не было; во время празднования ашрахиташши обычно дарили богу сикль серебра, красную шерсть, синюю шерсть и один… а теперь отпраздновали ашрахиташши и не подарили сикль серебра, красную шерсть, синюю шерсть и… праздник аиару обычно праздновали ежегодно, а теперь им пренебрегли» Эти ли грехи причина божьего гнева? Тогда пусть знамение будет неблагоприятным. Далее следуют подробности исследования, изложенные профессиональным жаргоном. (Результат:) неблагоприятный.

Если в этом причина и более ни в чем, пусть знамение будет благоприятным. (Результат:) благоприятный.

Если бы последнее знамение было неблагоприятным, расспрос продолжался бы как угодно долго, до получения благоприятного ответа.

В другой раз недовольным оказался бог Хурианципа. Спросили жрецов, и они ответили: «…праздником пренебрегли; ситтар (солнечный диск?) не был украшен». Оракул объявил, что бог был этим недоволен, но дело не только в этом. «Раз этот ответ снова оказался неблагоприятным, то не сердится ли бог на то, что жертва богу была принесена слишком поздно? Если да, то пусть знамения будут неблагоприятными». (Результат:) неблагоприятные.

Если это — единственная причина, то пусть знамения будут благоприятными. (Результат:) неблагоприятные. Тогда мы снова обратились к служителям храме, и они сказали: «В храм зашла собака, и опрокинула стол, и сбросила жертвенный хлеб. На это ли сердится бог?» (Результат:) неблагоприятный.

И так далее. Среди табличек хеттских архивов одни из самых многочисленных и больших по размеру (и притом хуже всего написанных) — это таблички с записями подобных обращений к оракулу. Они составляют любопытный памятник бесполезно растраченной изобретательности.

6. Магия

Магия так же древна, как сам род человеческий; она так же широко распространен, как и сами люди. Ее часто рассматривают в одном ряду с религией, но это вряд ли правомерно, ибо магия соответствует более примитивному уровню мышления. Древний человек, ущемленный отсутствием или недоступностью объекта, которым он хотел бы распоряжаться, инстинктивно воспроизводил, в виде некой мимикрии, желаемые действия над чем-то, что заменяло этот объект. Из этого опыта выросла вера в действенность «аналогических» методов, которые мы называем магией. Она зиждется на изощренной символике, при которой в ритуальных действиях могут использоваться самые различные замещающие объекты: от «волоска из шкуры собаки, которая тебя укусила», до чего — нибудь, имеющего самую поверхностную общность с объектом, например случайного сходства названия. Отрицательные результаты всегда легко объяснялись вмешательством обратной магии. Поэтому было бы удивительно, если бы вера в магию не была у сельского населения Анатолии во II тыс. до н. э. такой же составной частью мышления, какой она была, как это нам хорошо известно, в Вавилоне и в Ассирии.

Действительно, описания магических действ составляют значительную часть сохранившейся хеттской литературы; по законам страны черная магия даже признавалась преступлением, входящим в ту же категорию, что и нападения и побои. Магией пользовались для изгнания болезни и для восстановления нарушенных функций. При помощи магии боролись с самыми различными бедами и несчастьями — с раздорами в семье, злыми духами в доме, скудностью урожая на полях и в виноградниках, с мором в армии. Магия позволяла наслать проклятие на врагов, принести удачу друзьям, усилить клятву, прокляв ее потенциального нарушителя, привлечь к себе отсутствующих и забывчивых (включая богов). Было бы утомительно пытаться подробно перечислить все множество приемов, использовавшихся в этих действах; все они основаны на принципе аналогии. Достаточно привести несколько примеров.

Вот выдержки из описания действ для восстановления нарушенных половых функций мужчины или женщины:

(Болящий) затыкает себе уши черной шерстью…. и надевает черную одежду… Затем после совершения ряда действий старая женщина разрывает сверху донизу черную рубашку, которую он (или она) надели, и снимает с его (или ее) ног черные гетры (?) и вынимает из его (или ее) ушей черные шерстяные затычки и говорит: «Теперь я освобождаю его (или ее) от темноты и окоченения, причиненных нечистотой, той нечистотой, от которой он (или она) потемнели и окоченели; я удаляю грех». Затем она снимает черную одежду, надетую им (или ею), и складывает ее в одном месте.

После этого она бросает в реку черную рубашку, гетры и все остальное, с чем соприкасался больной. В других текстах все такие вещи зарывают в яму, вырытую в земле, и закрепляют их там колышками.

Я даю больному в руки зеркало и веретено, и он проходит «под воротами», и, когда он выходит из-под ворот, я отбираю у него зеркало и веретено, вручаю ему лук и говорю ему: «Гляди! Я отняла у тебя женственность и вернула тебе мужественность; ты отбросил женские повадки и [вернул себе] мужские повадки».

(Старая женщина) хватается за рог плодовитой коровы и говорит: «Бог Солнца, господин мой, как эта корова плодовита и находится в изобильном хлеву и наполняет хлев быками и коровами, так и эта болящая пусть будет плодовита, и пусть она наполнит свой дом сынами и дочерьми, внуками и правнуками, потомками в одном за другим поколениях».

Она поднимает над ним (или ней) фигурки из воска и бараньего жира и говорит: «Какие бы люди ни сделали этого человека нечистым, я теперь держу в руках две наделенные чудесной силой фигурки». Затем она раздавливает их и говорит: «Какие бы злые люди ни сделали его (или ее) нечистым, да будут они раздавлены точно так же».

Подобным же образом произносится проклятие над клятвопреступником:

Он дает им в руки воск и бараний жир, а затем бросает воск и жир в огонь и говорит: «Как этот воск тает, как этот жир топится, так и тот, кто нарушает клятву и совершает измену (?) против царя Хатти, пусть растает, как воск, и растопится, как бараний жир».

Следующий пример обряда «козла отпущения» взят из ритуального действа, предпринимаемого против мора в военном лагере:

Они приводят осла и гонят его в сторону вражеской страны и говорят так: «Ты, о Ярри, наслал зло на эту страну и на ее лагерь; но пусть этот осел заберет это зло и перенесет его в страну врага».

Из этих отрывков видно, что магия стремится слиться с религией; заклятие, первоначально действовавшее само по себе, усиливается молитвой, обращенной к богу; это мог быть бог Солнца, как бог очищения, или, в случае мора, бог Ярри, в чьем ведении были эпидемии.

Наоборот, магия могла привлекаться на помощь религии, когда опасались, что бога не было на месте и он мог не услышать молитвы. Это характерно для молений типа мугессар. Сначала бога умоляют вернуться домой и благословить свой народ; затем для него выкладывают «пути», помещая на них мед, масло и другие вкусные вещи, чтобы привлечь его. Для этого же курят ладаном. В некоторых случаях бога «протаскивают» по «пути», возможно в виде его изображения, хотя смысл этого места в тексте не совсем ясен. «Миф об исчезнувшем боге» составляет часть сходного ритуала; в целом эта история оглашается, по-видимому, для того, чтобы события, о которых идет речь, осуществились на самом деле, в частности чтобы бог возвратился. Затем сразу же описываются выкладывание «пути», и другие магические действа.

Противоположностью этой магии привлечения является отпугивающая магия: фигуры свирепых животных зарываются в основания домов (или помещаются еще куда — либо), чтобы отпугивать зло. Так, в ритуале изгнания духов из царского дворца они делают маленькую собачку из сала и помещают ее на пороге дома и говорят: «Ты маленькая собачка при столе царской четы. Так же как ты днем не пускаешь посторонних людей во двор, так не впускай и ночью злую силу».

В такой магии нет ничего таинственного и оккультного; это просто пережиток первобытного суеверия в более просвещенном веке. Формула каждого ритуала была выработана специальным человеком, иногда происходившим из отдаленной части империи, так что магическая литература хеттов имела скорее характер фольклора, чем систематического корпуса ритуалов. «Старые женщины» (фамильярный термин, несомненно заимствованный из деревенского языка) были носителями простейших магических формул; лишь в тех случаях, когда магический ритуал сочетался с религиозными элементами, в дело вступали жрецы, авгуры и провидцы (т. е. лица, обученные специальным дисциплинам). Мы не знаем, существовала ли какая-либо школа магов или жрецов — заклинателей, связанная с государственным культом и пользовавшаяся особым престижем; возможно, что коллекция текстов служила материалом для основания такой школы. Как бы то ни было, в действенности магии никто не сомневался, и хетты в этом отношении были детьми своего века.

7. Похоронные обряды

Среди табличек из Богазкёя есть ряд фрагментов, принадлежавших серии, в которой содержалось описание ритуала похорон царя или царицы. Церемония длилась по крайней мере тринадцать дней, а может быть, и дольше, хотя действия, производившиеся над самим телом, вероятно, заканчивались в первые два дня. При раскопках 1936 г. был найден хорошо сохранившийся текст, описывающий второй день обряда. Из текста ясно следует, что в течение предшествующих дня и ночи совершалась кремация тела; действительно, фрагмент текста, относящегося к первому дню, упоминает об «огне» и «сжигании». Текст, описывающий второй день, начинается так:

Затем следуют некоторые магические действия, выполняемые «старой женщиной» и ее «напарницей»; табличка в этом месте повреждена, и ее содержание остается неразборчивым и темным. Далее текст продолжается так:

Остальное в этой табличке — фрагменты, а текст, касающийся следующих дней, утрачен. Описания восьмого, двенадцатого и тринадцатого дня, по-видимому, связаны с ритуалами и жертвами общего характера.

В 1911 г. д-р Винклер нашел во впадине скалы близ дороги, ведущей в Язылыкая, ряд больших горшков (пифосов), уложенных парами, горловина к горловине; внутри их находилось по нескольку меньших сосудов, содержащих кремационную золу. Это, однако, единственные когда-либо найденные в местах хеттских поселений II тыс. остатки кремации (в 1952 г. д-р Биттель обнаружил, что хетты в течение ряда веков использовали в качестве места захоронения еще один скальный выступ по дороге в Язылыкая. В этом месте найдено семьдесят два захоронения, из них — пятьдесят кремаций; зола находилась в глиняных сосудах различных размеров и формы. Таким образом, кремация, оказывается, практиковалась хеттами с ранних дней их истории, и ничто не указывает, что кремированные покойники принадлежали к высшему классу общества. Не приходится более говорить, что кремация била признаком, позволяющим отделить властителей от подвластных. Кроме того, если и существует какая-то связь между хеттским ритуалом и гомеровскими поэмами, то она должна быть обязана скорее общности традиции, чем заимствованию — Примеч. автора во 2–м издании книги). С другой стороны, как в Алишаре, так и в Богазкёе были многочисленные захоронения, в которых тела уложены либо в паре пифосов, обращенных горловинами друг к другу, как при кремации, либо просто в земляной могиле. В Богазкёе земляные могилы обычно располагались в самих домах. Все эти погребения, да и сами кремации тоже, видимо, были погребениями простых людей, тогда как ритуалы, описанные в текстах, относились к похоронам царя или царицы. Здесь на первый взгляд мы сталкиваемся с различием культур правящей и подвластной частей народа, различием, установленным для последней фазы хеттской империи (ибо так датируется ритуальный текст). Однако это различие культур, по-видимому, не связано с социальным расслоением, которое, как мы видели, было очень сильно выражено в Древнем царстве. Действительно, цари Древнего царства не подвергались кремации, как это следует из заключительных фраз речи Хаттусили I (см. ниже): «Омой мое тело, как подобает; прижми меня к своей груди и у своей груди похорони меня в земле».

Все это становится еще более интересным, если сравнить вышеизложенные церемонии с описанием похорон Патрокла и Гектора в «Илиаде» Гомера (XXIII. 233–262 и XXIV. 783 и до конца) (в английском оригинале этой книги цитируется подстрочный перевод с греческого на английский А.Т. Муррея (издание классических текстов Лэба). Мы цитируем стихотворный перевод Гнедича. — Примеч. пер.).

Похороны Патрокла

Похороны Гектора

Хеттский и гомеровский ритуалы имеют следующие общие черты: 1) тело сжигается; 2) погребальный костер тушат, заливая его напитками; 3) кости окунают в масло или обкладывают жиром; 4) кости заворачивают в льняную ткань или в дорогие одежды; 5) их кладут в каменное помещение (это не относится к похоронам Патрскла); 6) совершают тризну.

С другой стороны, хеттский и гомеровский ритуалы различаются следующими чертами: 1) гомеровские воины кладут кости, обложенные туком, в золотую урну, не упоминаемую в хеттском ритуале; 2) в хеттском ритуале кости кладут на стул или скамеечку; 3) хеттский «Каменный дом», по-видимому, представляет собой готовое целое, тогда как гомеровские воины насыпают холм над могилой; 4) для хеттской церемонии характерны магические обряды, а для гомеровской — атлетические игры.

Может сложиться впечатление, что сходных черт, если сопоставить их с различиями, недостаточно, чтобы доказать заимствование или общую традицию. В самом деле, если уж тело сжигают, то с костями приходится что-то предпринимать, и это порождает серию операций типа описанных выше. Однако представляется не очень правдоподобным, что хеттская царская семья вдруг ввела практику кремации, не войдя до этого в контакт с народом, имевшим обычай кремировать своих покойников; таким образом, стоит подумать о том, как это могло бы произойти.

Археологические данные с очевидностью свидетельствуют о том, что микенцы не кремировали своих покойников; кремация появляется в Греции лишь с окончанием микенской цивилизации. Приписывая эту практику ахейским героям, Гомер мог поэтому показаться повинным в анахронизме. Однако Троя VI, которая могла быть Троей гомеровских войн и современницей хеттской империи, изобилует следами кремации, и вполне возможно, что ахейские герои переняли эту практику от троянцев как пристойный способ упокоить своих мертвых в чужой стране. Так ли это было или не так, но уже само существование кремации в Трое VI показывает, откуда этот похоронный обряд мог проникнуть к хеттам; это также подводит основание под гомеровский рассказ о ритуале кремации.