Хидэёси. Строитель современной Японии

Глава II РОЖДЕНИЕ ДАЙМЁ

Если сопоставить их с самурайским кодексом, отношения между Токити и его господином Нобунага были странными. В самом деле, в них не найти ни той субординации, признанной в обмен на покровительство, которая была характерной для феодализма, ни глубокого благоговения в сочетании с признательностью, из-за которых в Китае, согласно конфуцианским нормам, связь учителя с учеником была сильнее, чем у отца с сыном, и в ситуациях сложного нравственного выбора ей даже следовало отдавать предпочтение. Здесь, напротив, не было ни смиренного вассала, ни почтительного ученика: Токити никогда не сомневался в своем превосходстве, он умел дать своему сюзерену важный козырь в бешеной схватке за власть, темп и ожесточенность которой из года в год усиливались. Сохранилось множество анекдотов, каждый из которых иллюстрирует какую-то грань его характера, в отношении. которого даже непонятно, принадлежит ли он герою романа или историческому персонажу — в жизни порой происходят более странные вещи, чем можно выдумать.

Токити смело защищался от клеветы, этого неизменного недуга всех дворов. Как-то раз один полководец обвинил его в краже маленького ножа (когаи), какие всегда носили продетыми в гарду меча; оскорбление было тем тяжелей, что спорный предмет был подарком самого Нобунага. Не пожелав тщетно и по-дурацки кричать о своей невиновности, Токити занялся поиском виновного, разоблачил его, и Нобунага изгнал клеветника, посоветовав сделаться самураем-паломником (муся-сюгёдзя), — пусть странствует ло провинциям, чтобы совершенствоваться как в духовной медитации, так и в военном искусстве! Ловкий способ избавиться от докучливого человека.

Токити также умел показать себя здравым политиком — ценное качество, которым не обладал его господин. В то же время, когда улаживалось дело с ножичком, из земли Исэ, пробыв там несколько недель, вернулись шпионы Нобунага. Они принесли заманчивые вести: Исэ трепещет от страха перед Нобунага, неопределенного, смутного, все готовы сдаться без сопротивления при первом угрожающем жесте — слова, звучащие приятной музыкой для ушей любого великого завоевателя. А вот Токити увидел в них лишь основание удвоить осторожность. Он выступил против всякой ненужной военной акции, подчеркнул, как дорого будет стоить наступательная война, мало оправданная в ближайшее время, и как они рискуют, если неосмотрительно обнаружат свою базу ради наступления, исход которого, что бы ни говорили шпионы, остается сомнительным. Правда это или легенда, умело выдуманная, чтобы подчеркнуть различия между обоими персонажами в дальнейшем и объяснить необыкновенный взлет карьеры молодого человека? А также чтобы показать, что он меньше, чем его господин, был вовлечен в адский вихрь крови, которая всегда призывает кровь? Для воина от природы Токити всегда проявлял изрядную сдержанность; он любил переговоры и с наслаждением готовился к этим состязаниям в изворотливости. Нобунага умрет из-за неумеренной страсти, к насилию, часто совершаемому с пренебрежением ко всякому кодексу чести или, точнее, вне всякого кодекса чести — тех правил, которые восхищают нас сегодня, но которые были разработаны только гораздо позже, в эпоху Эдо, когда, как ни парадоксально, на самом деле воины уже не имели ни права, ни возможности сражаться по серьезным поводам.

В деле Исэ доводы Токити в конечном счете убедили Нобунага. Но как лишить войска выступления — и грабежа, — к которым они уже приготовились? Значит, надо было найти жертву, место приложения сил: ей стала крепость Ивакура (в Овари, в современной префектуре Анти), создававшая помехи тем, кто базировался в Киёсу. Это годилось, чтобы успокоить людей, но надо было еще и спасти честь; тогда Нобунага распространил слух, что план похода на Исэ, во многом раскрытый шпионами, в обилии водившимися у него, как и других местах, был разработан лишь затем, чтобы обмануть врага и разоблачить предателей, которыми, конечно, кишит Киёсу.

Лютый страх перед изменой! Он вызвал к жизни бесконечное множество историй, в большей или меньшей степени имевших правдивую основу (несмотря на театральное утрирование ситуаций), к которым относится и история учителя боевого искусства Уэдзима Мондо.

Уэдзима Мондо прибыл в Киёсу как будто случайно (по крайней мере, так утверждал он), в тот самый момент, когда Нобунага с изумлением обнаружил, что побасенка о шпионах, пущенная в ход, чтобы с честью выпутаться из ситуации с несостоявшимся походом на Исэ, оказалась правдой: в Киёсу было множество шпионов, работавших на разных хозяев. Изгнать их или истребить было недостаточно: следовало снова приняться за физическую и моральную подготовку войск, несомненно имевших слишком мало боевого опыта, при помощи учебных поединков и больших охот, составлявших основу их обучения, и набрать новых учителей — самых лучших.

Уэдзима Мондо был самураем без господина (ронин), уроженцем Центральной Японии — Тюгоку. Его появление, как нельзя более своевременное, вызвало, конечно, подозрения у Токити: он сам принадлежал к племени авантюристов и интуитивно умел судить о людях. Конечно, изящные манеры Мондо, который якобы прибыл из дикой горной местности, показались ему странными. Тем не менее. в ближайшее время ничего беспокоящего не случилось — Нобунага старался особо не рисковать. Как было принято при дворах даймё, вассалы при нем сменялись, причем число бдительных стражей все росло, и никто не мог оказаться с ним наедине.

Тогда, чтобы прояснить дело, Токити в свою очередь нанял шпиона, причем уроженца родной деревни — то есть надежного человека, — и отдал его на службу к Мондо. Военная хитрость «Обезьяны» удалась сверх всякого ожидания, и дело закончилось блестящим успехом Токити в поединке с изменником. Видимо, Токити, по крайней мере так утверждает легенда, продемонстрировал физическую силу, хотя в любых случаях предпочитал работать головой — судя по портретам, она у него была крепче, чем мышцы. Но обстоятельства потребуют от него активно использовать как ту, так и другие.

Действительно, эти интриги, зарождавшиеся в мирке Киёсу, не должны заслонять от нас тех, что плелись снаружи. Выигрышей не бывает, всякая победа содержит в себе зародыши скорого поражения. Так, Нобунага пока что наслаждался своим недавним триумфом в борьбе с Имагава, пришедшимся на 1558 год; должно быть, он забыл, что последние питают сильное желание отомстить, тем более опасное, что Ёсимото, глава клана, строил политику как тонкий стратег — он внешне стал изображать себя сторонником сёгуна, этой светской руки правительства, резиденция которого находилась в Киото, а его шаткая власть, казалось, вот-вот рухнет. Ловкий ход в ответ на обидные истории, которые рассказывались о Ёсимото на улицах: в них он выглядел смешным, гарцующим среди десятков тысяч солдат, но быстро обращающимся в бегство под ударами малочисленных отрядов насмешника Нобунага. Вернет ли ему честь авторитет сёгуна, которого он намерен защищать? Снова столкновение (1560 г.), и снова победа Нобунага, хотя его противник опять-таки имел существенное превосходство. Но на сей раз последнему не повезло: Ёсимото, глава рода Имагава, попал в засаду и погиб; его войска, увидев голову своего злосчастного предводителя, которую Токити велел отрубить и отнести в их лагерь, пришли в расстройство и начали отступать.

Физическая война, психологическая война: эти феодальные битвы отражали не столько социальные конфликты — таковые существовали, но редко выливались в схватки на поле боя, — сколько столкновения личностей и амбиций, очень похожих по своей природе. Все зависело от личностей. Когда один из этих людей вдруг умирал, на шахматной доске обязательств или союзов все могло прийти в движение, как ртуть, так же как любая большая власть, сосредоточенная в одних руках, в силу закона равновесия стремится к саморазрушению за счет компенсирующих разрывов союза: союзники переходят от более могущественного к менее сильному, но больше обещающему.

К тому же первостепенное значение имел личный престиж вождя. Личность Ёсимото, к примеру, выходила далеко за ординарные рамки, несмотря на превратности жизни, которую увенчала рыцарская смерть. Когда его не стало, многие из его вассалов отказались присягать его сыну, не проявляя к нему достаточного уважения. Некоторые предложили свои услуги иным господам, другие сочли, что настал подходящий момент утвердиться самим, и просто-напросто заперлись в своих крепостях, как Токугава Иэясу в своем замке Окадзаки. На самом деле еще ничто не было решено, все могло измениться со дня на день — требовались предприимчивые умы.

Как раз Токити в высшей степени и обладал такими организационными способностями. Он знал, что может с выгодой использовать этих недовольных людей; они выглядели склонными к дезорганизации; а он, наоборот, задумал создать с их помощью федерацию, сделав центром этого огромного феодального владения — крупнейшего из существовавших доселе — столицу, Киото. Эта детская мечта выросла вместе с ним и укоренилась в сердце уже сложившегося человека. Сын народа, Токити никогда не сможет обходиться без Киото. Он не обладал законной властью, приобретенной по праву рождения; он родился в провинции и все еще имел невысокий ранг; ему нужно было достичь успеха, который бы выглядел блестящим, и получить признание со стороны двора — это несомненно было политической необходимостью и еще в большей степени императивом характера, выражением верности Старому порядку, вне которого он не мыслил спасения: маленький мальчик из Накамура никогда не покинет на произвол судьбы роскошных аристократов и сделает все, чтобы вернуть им утраченный блеск и поднять их на высоту собственной безмерности.

Но как поступить в данный момент? Существовала, конечно, идея Ёсимото, которого убили прежде, чем он смог выступить в качестве защитника сёгуна, но тем не менее придумал ловкий ход, который Токити охотно сделал бы сам, если бы не безвестность его происхождения. Поэтому, не имея возможности действовать самостоятельно, он стал посредником. Он инициировал не очень обычный союзный договор, который подписали семьи Ода и Токугава — его господин Нобунага и Иэясу, человек его поколения. Этот договор, хитроумная смесь корыстных притязаний и стремления к романтическим эффектам, упоминавший клятвы, с какими заключали союз князья древнего Китая, скрепил странную сделку.

А именно: первая из обеих договаривающихся сторон, которая возьмет под контроль столицу — военным путем или путем соглашения, неважно, — и добьется покровительства со стороны императора, потребует от второй подчинения и верности, каковые та немедля подтвердит.

В общем, нечто вроде спортивного состязания или суда Божьего в масштабе страны. Во всяком случае, поразительная выдумка, настоящий дипломатический подвиг в эпоху, когда феодалы не обременяли себя обещаниями и мало уважали данное слово, если не были вынуждены его соблюдать. Но те, кто подписывал договор Токити, уверенно принимали на себя обязательства — обращение к императору могло только благоприятно сказаться на их делах. В те бурные времена в Японии существовал только один авторитет, чисто моральный, — авторитет императора: тот уже давно не правил, но воплощал душу нации, и потому лишь он мог предоставить высшее признание, воплощавшееся в должности сёгуна, если она станет вакантной.

Однако кто мог на нее претендовать? Представители родов Асикага, тогдашние обладатели этого титула, а также Токугава — вспомним Иэясу, — Мацудайра, Нитта, Такэда, Сасаки, Акамацу, Китабатакэ, словом, все, что в Японии считалось самурайской знатью, которую Токити встречал на полях сражений в своем лагере или в лагере противников. Не у всех, однако, шансы были равными: одним удача улыбалась, а от других отворачивалась. Так, если исходить из прежних назначений (и семья Минамо-то, и семья Асикага происходили от императора Сэйва, царствовавшего в 859–876 гг.), обычай мог быть благосклонным к Токугава, которые тоже были отдаленными потомками императора Сэйва, но не давал никаких шансов тем, кто не мог похвастаться ни одним венценосным предком, так что, вследствие одного из тех парадоксов, какие порождают великие восстания, самые активные самураи Японии — Нобунага и Токити — исключались из числа вероятных преемников сёгуна. Нобунага, стараясь спасти лицо, рассказывал тем, кто хотел его слушать, историю, которую несомненно выдумал его дед, а потом повторял отец: Ода из Киёсу якобы происходили от Тайра-но Сукэмори, клан которого в XI и XII вв. вел беспощадную борьбу с Минамото, в конечном счете победившими, — то есть песнь о паладинах былых времен, где нашлось место и несправедливости! На самом деле до XV в. не обнаруживается и следов рода Ода, и только в 1530-х годах появляются Ода из Киёсу, которых следует отличать от других Ода, в XV в. служивших Сиба — правителям провинции Овари. Конечно, в течение последних ста лет это была видная семья, но престижных предков-самураев у нее не было! Что до Токити, его скромное происхождение исключало для него всякую надежду. Недостаток родовитости отныне был главным фактором, способствовавшим союзу двух этих личностей, которые объединяли свою энергию и изобретательность, с тем чтобы противостоять общему року.

Чрезвычайнее обилие кандидатов — их противников, равных перед лицом обычая, если не силой, создавало запутанную ситуацию с постоянным соперничеством и с союзами, которые быстро заключались и столь же быстро распадались: представление о верности до самой смерти, столь трогательное в рыцарской литературе и столь часто встречавшееся у простых самураев, намного меньше значило для важных господ, едва лишь определенное экономическое могущество давало им мало-мальскую независимость.

Подобное чувство верности не слишком стесняло и Токити — он уже продемонстрировал это, покинув своего благодетеля Юкицуна, а потом приняв участие в разгроме его сюзеренов, Имагава. Но он дорожил новым хозяином, с которым они очевидно дополняли друг друга. Нобунага был воякой до мозга костей и притом гениальным стратегом, но страдал кровожадной несдержанностью, которая могла привести к катастрофическим последствиям. Токити по мере того, как все больше входил в доверие, стал упорно добиваться, чтобы господин отказался от частных войн — нескончаемых вендетт, повод для которых возникал то и дело: либо утоление личной мести, либо помощь вассалу в качестве предлога. Тем не менее эти войны были характерной чертой времени, и, как ни парадоксально, благодаря одному из таких ненужных сражений Токити наконец получил признание своих талантов военачальника.

Дело началось во время осады замка Инабаяма в земле Мино, на той горной территории, которая закрывала горизонт к северу от земли Овари. Противник, вторгнувшись оттуда, мог обрушиться на Киёсу, помешать перемещениям войск Нобунага, не дать ему двинуться на столицу и, наконец, просто-напросто сбросить его в море. Долгое время ничто из этого не казалось ни неизбежным, ни даже вероятным: Инабаяма, старая (Х1П век) и известная крепость, считавшаяся неприступной, принадлежала роду Сайто, а именно тестю самого Нобунага — Тосимаса. Таким образом, удачный брак защитил Нобунага от любых серьезных угроз с севера. Это равновесие могло бы сохраниться, если бы Тосимаса, на свою беду, не вздумал завести сына: поскольку природа, казалось, не благоволит его желаниям, он усыновил молодого человека по имени Ёситацу. Торопливость была, конечно, излишней: через некоторое время у него родились два мальчика! Если у Тосимаса это вызвало радость, то у приемного сына — завистливый ужас: чтобы не оказаться у разбитого корыта, последний убил обоих юных «братьев», а также отца, который в противном случае, конечно, отомстил бы за детей; потом, приняв наследство, он водворился в Инабаяма как хозяин.

После того как Нобунага узнал об этом, ему нельзя было бездействовать: помимо того, что он должен был из семейной солидарности наказать убийцу, он не мог допустить, чтобы в Мино установилась власть, враждебная ему или, во всяком случае, свободная от обязывающих уз, какие связывали тестя и зятя (выдача дочери замуж во многих отношениях походила на передачу заложника). Тем не менее Токити снова советовал проявлять осторожность, пытался оттянуть дело и преуспел настолько, что Ёситацу, отцеубийца, умер прежде (в 1561 г.), чем Нобунага успел отреагировать. Последний пришел в ярость, сетуя, что навсегда утратил повод свершить необходимую кару; не медля более и не слушая мнений слишком хладнокровного советника, он обрушился на Мино с твердым намерением заставить злосчастную провинцию заплатить за преступление, а потом исчезновение одного из ее сеньоров. Удача как будто улыбалась ему: выйдя победителем из первых стычек с местными отрядами, он приступил к главному акту своей мести — осаде замка Инабаяма.

Он слишком быстро забыл, что не все вассалы его тестя имеют особые отношения лично с ним; многие из них, проницательные политики, отнюдь не поверили в гнев Нобунага, хотя и вполне реальный, и усмотрели за высокими чувствами скрытую амбицию, ловко используемый предлог, чтобы завоевать не только крепость Инабаяма, но и всю провинцию. Стратеги из рода Сайто быстро и толково организовали сопротивление — Нобунага, с одного фланга прижатый к реке, очень скоро оказался окруженным с другого, едва не попав в плен. Это красивая самурайская история, которая очерняет убийцу и славит талант семейства Сайто, оправдывая при этом вмешательство Нобунага. Есть и другая версия, обеляющая мнимого убийцу и его род, Токи: в соответствии с ней истинными виновниками драмы были Сайто, свалившие на злополучного приемного сына вину за убийство, которое совершили сами, и за вторжение армии, которую сами пригласили. Кстати, разве сами Сайто, всего-навсего потомки торговца растительным маслом, не стали даймё благодаря деньгам и пронырливости? Мы еще обратим внимание на гибкость социальных отношений и быстроту возможного социального подъема, на накал борьбы за влияние внутри крупных кланов, пренебрежение кровными связями, а часто и измену им в пользу интересов отдельных лиц; как бы то ни было, Нобунага правдами или неправдами оказался под стенами крепости Инабаяма, стараясь завоевать землю Мино и подвергая свою жизнь большой опасности. Тогда-то, как и во всем этом сценарии, на сцену выступил герой — Токити.

Итак, дадим слово грезе, которая сама столь насыщена историей. Токити был недалеко, но в отношениях между «Обезьяной» и ее господином не все ладилось. Действительно, несколько часов назад Токити, вопреки всем обычаям и обыкновениям, приличествующим человеку его ранга, поднял знамя пяти ярких цветов: зеленого, желтого, красного, белого и черного. Нобунага приказал немедленно его опустить, но Токити, не убирая знамени, изготовил еще одно. Яростное изумление Нобунага, спокойные объяснения Токити. Грядет гроза — силы Сайто переходят в наступление. Токити взмахивает своим знаменем; в ответ у самого подножья замка поднимается несколько других таких же. Паника среди людей Сайто, которые, бросив Нобунага, спешат в крепость, полагая, что она окружена. На самом деле угрозу крепости изображали всего несколько знаменосцев Токити, потом скрывшихся. Сайто не понимали, где искать исчезнувшего врага. Пользуясь замешательством противника, Токити в безопасных условиях соединил свои отряды с отрядами соратников, Сакума и Сибата, и обеспечил отступление войск Нобунага в правильном порядке. Последний наконец понял, в чем состояла хитрость Токити, и в награду разрешил ему сохранить цвета, спасшие все войско, — так Токити, все состояние которого составляло знамя, поднялся над уровнем простого самурая.

Благополучно вернувшись в Киёсу, Нобунага тем не менее не отказался от планов завоевания земли Мино. Он даже счел этот момент подходящим, чтобы закрепить за собой приобретенное, попросив подтверждение у официального лица — а хоть бы и у номинального сёгуна, Асикага Ёситэру, который на самом деле был опорой весьма скверной, слабой и ненадежной. Тем не менее получить такую поддержку значило бы уже оказаться одной ногой в столице. Все эти феодальные волки так любили запах почестей, их музыку, преследуя в их облике недостижимую мечту о легитимности, не зависящей от переменчивой воинской судьбы! Вот почему Нобунага был переполнен радостью, когда, наконец принятый сёгуном, покидал Киото, куда специально ездил, — еще более уверенный в себе и еще более, чем когда-либо, горящий желанием аннексировать землю Мино.

Однако география не всегда благоволила двору. Чтобы вступить в Мино, надо было пересечь широкую реку, режим которой был непостоянным и часто непредсказуемым и место переправы через которую к тому же защищала мощная крепость на противоположном берегу. Стратеги Нобунага придумали контрмеру — построить со стороны земель Овари другое укрепление, которое бы стало плацдармом для армии вторжения. Воплощение этой идеи было делом непростым, потому что владения Нобунага фактически не доходили до реки — подойти к воде означало пройти по неконтролируемой территории.

Однако один командир, Сакума, выступил туда, взяв 8 тысяч человек — 5 тысяч рабочих и 3 тысячи солдат. Они беспрепятственно дошли до места и начали строительство; но сторонники Мино — несколько солдат и много вооруженных крестьян, как все тогдашние крестьяне способные прийти на помощь своему сеньору, — ночью разрушили то, что было построено днем. Так повторялось до бесконечности, пока обескураженный Сакума не вернулся в Киёсу. Эстафету от него принял Сибата, но потерпел такую же неудачу. Теперь настала очередь Токити.

На вопрос, сколько человек он намерен взять, он неожиданно ответил: «Ни одного. Чтобы построить крепость на вражеской территории, лучше всего использовать людей врага». Как это сделать? Есть ресурсы — бандиты с большой дороги, которые рыщут в окрестностях, в том числе Хатисука Короку, которому он когда-то послужил во время тяжелой юности. Или он использовал только убедительное могущество денег? Без ведома властителей Мино все составные части крепости были вырублены, подготовлены, доставлены в место постройки — для этого понадобилась всего неделя. Так в 1562 г. появился форт Суномата.

Нобунага назначил Токити командиром этого форта, который возвели таким образом под носом у врага; чтобы поддержать его ранг, он предоставил ему годовой доход и дал новое имя, более подходящее к его новому положению, которым мы отныне и будем его называть, потому что именно под этим именем его запомнила история, — Хидэёси.

Покинув тем самым когорту анонимов, «Обезьяна» отныне имела оба атрибута, без которых нельзя быть даймё: замок, во всяком случае, нечто вроде крепости, и личное имя, имевшее эпическое звучание, — имя «Хидэёси» напоминает о его таланте и внушает представление о «Возвышенном Успехе».