Ходячие мертвецы: дорога до Вудбери

- Мне нравится, - говорит Джош.

- Но у нас есть предложение получше, - говорит мужчина.

- Например?

- Город, огороженный стенами, недалеко отсюда, люди вроде нас с тобой, пытающиеся построить место, где можно было бы жить.

- Продолжай.

- Больше не придётся бежать. Мы обезопасили часть города. Не так много... пока. Мы отстроили стены. Теплицы, чтобы выращивать еду. И у нас определённо найдётся место для пятерых людей.

Джош ничего не говорит. Он смотрит на Лилли, но не может прочитать её реакцию. Она выглядит измученной, испуганной, запутавшейся. Он смотрит на остальных. Замечает, что Боб задумался. Скотт уставился в пол. Меган злобно смотрит на злоумышленников сквозь прядь волнистых волос.

- Подумай об этом, дружище, - продолжает Мартинес, - Мы могли бы поделить то, что здесь осталось и разойтись или объединить усилия. Нам нужны хорошие, крепкие парни. Если бы я хотел вас ограбить, пришить, в конце концов ... разве я уже не сделал бы это? У меня нет причин создавать проблему. Пойдем с нами, Гамильтон. Что скажешь? Там на дороге нет ничего, кроме ещё большего дерьма и приближающейся зимы. Ну что скажешь, парень?

Джош долго смотрит на Мартинеса, прежде чем, наконец, сказать, - Дай нам секунду.

* * *

Они собираются вместе за кассами.

- Чувак, ты, мать твою, издеваешься, - говорит Меган Джошу низким, напряженным шёпотом. Остальные толпятся вокруг здоровяка. - Ты собираешься поехать куда-то с этими отморозками?

Джош облизывает губы.

- Я не знаю... Чем больше я смотрю на этих парней, тем больше мне кажется, что они напуганы и встревожены так же, как и мы.

Лилли вмешивается в разговор.

- Мы могли бы просто посмотреть на это место, увидеть, как оно устроено.

Боб смотрит на Джоша.

- По сравнению с тем, чтобы спать в палатках на холодной земле с горячей дюжиной голов? Насколько хреновым оно может быть?

Меган почти рычит.

- Это только мне кажется, или вы, ребята, совсем потеряли свои блядские мозги?

- Меган, я не знаю, - говорит Скотт, - Я только думаю, а что нам терять?

- Заткнись, Скотт.

Ладно, послушайте, - говорит Джош, поднимая свою гигантскую руку и, тем самым, прекращая всякий спор. - Я не вижу ничего плохого в том, чтобы поехать с ними, посмотреть на их город. Мы будем держать оружие при себе, а ухо востро, и решим окончательно, когда увидим это место, - он смотрит на Боба, затем на Лилли. - По рукам?

Лилли делает глубокий вздох. Затем кивает Джошу.

- Да... по рукам.

- Ужас, - жалуется Меган, следуя за остальными к выходу.

* * *

Проходит ещё час, и благодаря совместным усилиям обеих групп, им удаётся ещё раз обойти весь торговый центр и найти необходимые для города предметы. Они обыскивают садоводческий и строительный отделы, чтобы собрать пиломатериалы, удобрения, почву, семена, молотки и гвозди. Лилли ощущает, что между двумя группами установилось хрупкое перемирие. Она постоянно следит за Мартинесом уголком глаза, и замечает, что в их сбродной группе существует негласная иерархия. Мартинес, безусловно, здесь главный, он направляет остальных простыми жестами и кивками.

К тому времени, как они возвращаются к фургону Боба, двум «городским» автомобилям и безбортовому грузовику, набитым до отказа, сумерки уже сгущаются. Мартинес, садясь в грузовик, просит Боба следовать за ними... и конвой отправляется в путь. Они держат путь от пыльной парковки у Уолмарта к шоссе, ведущему в город. Лилли сидит на заднем сидении, глядя в лобовое стекло, облепленное раздавленными мошками и жучками, а Боб внимательно следует за грузовиком. Они проезжают груды обломков и мусора и густые леса по обе стороны от сельской дороги, в которых сгущаются тени. Северный ветер устилает дорогу пеленой мокрого снега. В серебристо-стальных сумерках, Лилли едва может разглядеть движущиеся впереди автомобили, она на секунду замечает Мартинеса в боковом зеркале, его татуированная рука покоится на открытом окне. Лилли, возможно, показалось, но она готова поклясться, что видела, как Мартинес, повернувшись к своим товарищам, сказал что-то непристойное, и все они разразились смехом. Их смех напоминает истерику.

ЧАСТЬ 2

Так кончается мир

Дурная слава нас переживает, а добрая уходит с нами в гроб.

Уильям Шекспир

Глава 8

Конвой делает две остановки по пути в ограждённый город на стыке 18 и 109 шоссе, где вооруженный часовой на мгновение переглядывается с Мартинесом, прежде чем разрешить им проехать. Человеческие останки свалены в кучу в соседней канаве, они всё ещё тлеют в импровизированном погребальном костре. Путники делают вторую остановку на блокпосте возле придорожного знака. К этому моменту дождь превратился в мокрый снег, устилающий щебневую дорогу под порывами ветра - очень редкое явление для штата Джорджия в начале декабря.

- Похоже, оружия у них предостаточно, - комментирует Джош с водительского места, пока ждёт двух мужчин в оливково-серых камуфляжных костюмах с винтовками М1 в руках, переговаривающихся с Мартинесом на расстоянии трёх автомобилей от их Доджа Рэм. Тени, отбрасываемые фарами автомобиля, скрывают лица людей, разговаривающих вдалеке, снег кружится, стеклоочистители выбивают угрюмый ритм. Лилли и Боб остаются встревоженными и молчаливыми, пока наблюдают за разговором.

Опустилась кромешная тьма, отсутствие единой энергосистемы и плохая погода придают городским очертаниям средневековый образ. Пламя горит повсюду в облитых бензином бочках, и признаки недавней стычки портят пейзаж поросших лесом опушек и сосновых рощ, окружающих город. Вдалеке выжженные крыши, пробитые градом пуль прицепы и оборванные линии электропередач отражают ряд последних происшествий. Джош замечает, что Лилли внимательно рассматривает ржавый зеленый знак, различимый в свете фар. Это указатель, установленный в белой песчаной почве.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВУДБЕРИ

НАСЕЛЕНИЕ 1102

Лилли поворачивается к Джошу и произносит:

- Как тебе это нравится?

- Они всё еще договариваются. Думаю, нас ждут новые указания.

Впереди, в светящихся пылинках снега, падающих в свете фар, Мартинес отворачивается от собеседника, поднимает воротник и тащится обратно к пикапу. Он идёт целенаправленно, но всё ещё с той дружелюбной улыбкой, затмевающей его смуглые черты лица. Он поднимает воротник от холода и приближается к окну Джоша. Джош опускает стекло.

- В чём дело?

Мартинес улыбается.

- Вам придётся сдать огнестрельное оружие на некоторое время.

Джош смотрит на него.

- Сожалею, брат, но этого не произойдёт.

Компанейская улыбка сохраняется на его лице.

- Правила города ... вы знаете, как это бывает.

Джош медленно качает головой.

- Так не пойдёт.

Мартинес глубокомысленно поджимает губы, затем его улыбка становится шире.

- Не скажу, что обвиняю вас за то, что попали в подобную ситуацию. Вот что. Может, пока оставите оружие в фургоне?

Джош вздыхает:

- Думаю, это мы можем.

- И вы не против припрятать револьверы? С глаз долой?

- Это мы можем.

- Отлично... если хотите небольшую экскурсию, я мог бы проехаться с вами. Найдётся лишнее местечко?

Джош поворачивается и кивает Бобу. Пожав плечами, пожилой человек отстёгивает ремень безопасности и выходит, затем разворачивается и втискивается на заднее сидение рядом с Лилли. Мартинес подходит со стороны пассажира и садится в машину. Он пахнет дымом и машинным маслом.

- Не торопись, брат, - говорит он, вытирая мокрое от снега лицо и указывая на фургон перед ними. - Просто следуй за парнишкой в минивене.

Джош слегка нажимает на педаль газа, и они следуют за минивеном через блокпост.

* * *

Они преодолевают ряд железнодорожных путей и въезжают в город с юго-востока. Лилли и Боб молча сидят на заднем сидении, пока Джош бегло изучает пространство впереди автомобиля. Справа от него на автостоянке, заваленной телами умерших и битым стеклом, установлен покорёженный дорожный знак с названием супермаркета "Пигли-Вигли". Фундамент продуктового магазина просел с одной стороны, как будто его взорвали динамитом. Высокое ограждение, местами разбитое, проходит вдоль дороги, известной как шоссе Вудбери или Главная улица. Ужасная масса человеческих останков и скрученные, выжженные куски металла усеивают белую песчаную поверхность земли, практически светящуюся в снежной мгле - жуткое зрелище, напоминающее заброшенную зону боевых действий в центре Джорджии.

- У нас была довольно неприятная перепалка со стадом кусачих несколько недель назад. Мартинес закуривает сигарету и приоткрывает своё окно. Завитки дыма просачиваются из окна в снежную стужу и исчезают как призраки. – Ситуация вышла из-под контроля на некоторое время, но, к счастью, хладнокровие наших людей взяло верх. Мы собираемся как следует подчистить это место в ближайшее время.

Джош следует за минивеном в крутой поворот и затем съезжает на более узкий участок дороги. Дальше, в полумраке, за завесой мокрого снега, становится различимым сердце Вудбери. Четыре квартала представляют собой старинные кирпичные здания и линии электропередач, торговый район, деревянные и квартирные дома. Многое из всего этого окружено заборами и недостроенными зданиями, которые, судя по всему, стали недавним дополнением. Джош помнит, когда они называли эти места "широкими пятнами на дороге".

По своей протяжённости Вудбери, кажется, насчитывает полдюжины кварталов во всех направлениях, общественные места и площади охватывают значительную часть лесистых водно-болотных угодий на западе и севере города. Из труб на крышах домов, вентиляционных решёток, вытяжек генератора, печей и каминов произрастают клубы густого чёрного дыма. Большинство уличных фонарей не горят, но некоторые всё ещё светятся в темноте, по-видимому, работающие на аварийном освещении. По мере того, как конвой приближается к центру города, Джош замечает, что минивен останавливается у края строительной площадки.

- Мы строили стену в течение нескольких месяцев, - объясняет Мартинес, - и довольно быстро мы полностью обезопасили два квартала и планируем расширить стену дальше, в направлении нашего движения.

- Неплохая мысль, - бормочет Джош, почти под нос, пока размышляет о массивной высокой стене из брёвен и досок, с прилаженными к ней автомобильной обшивкой и листами ДСП, по крайней мере, четыре с половиной метра высотой, сооружённой вдоль кромки Джонс Милл Роуд. Части баррикады ещё хранят в себе шрамы от недавних нападений ходячих. И даже в заснеженной темноте, следы когтей и пуль, заплатанные участки стены и пятна крови, чёрные, как дёготь, взывают к Джошу. Это место пропитано скрытым насилием, словно напоминание о Диком Западе.

Джош останавливает грузовик, когд задние двери минивена открываются, и один из младотурков выпрыгивает наружу, чтобы подойти к стыку в стене. Он открывает откидную часть конструкции, распахивая ворота достаточно широко, чтобы оба автомобиля могли проехать. Минивен с грохотом преодолевает зазор в стене и Джош следует за ним.

- У нас тут около пятидесяти человек, - продолжает Мартинес, делая глубокую затяжку и выдыхая дым наружу. - Вон там, справа, своего рода продовольственный центр. Мы храним там все наши припасы, воду в бутылках и медикаменты.

По мере того, как они продвигаются вперед, Джош видит старую облезлую вывеску сельскохозяйственного магазина. Его витрина укреплена металлической решёткой и опалубкой, двое вооруженных охранников, стоящих перед входом, курят сигареты. Пока они медленно катятся вперёд, углубляясь глубже в безопасную зону, ворота за ними закрываются. Другие горожане толпятся вокруг на дощатых настилах и у дверей, наблюдая за конвоем. За тёплыми шарфами и платками на их лицах кроется тревога. Никто не смотрит особенно доброжелательно и не проявляет гостеприимства.

- Здесь есть врач, медицинский центр и ещё много чего. - Мартинес бросает окурок в окно. - Мы надеемся расширить стену, по крайней мере, ещё на один квартал к концу недели.

- Вы неплохо устроились, - комментирует Боб с заднего сиденья, его слезящиеся глаза жадно поглощают пейзаж за окном. - Могу я спросить, что это такое, чёрт возьми?

Джош видит верхнюю часть массивного здания в нескольких кварталах за пределами стены, на которую Боб теперь указывает своим жирным пальцем. В туманной темноте оно выглядит как летающая тарелка, приземлившаяся в центре поля за пределами городской площади. Грунтовые дороги огибают здание, и приглушённый свет мерцает на снегу у его кромки.

- Когда-то тут был гоночный трек, - Мартинес усмехается. В зелёном свечении приборной панели его ухмылка выглядит по-волчьи зловещей. – Деревенские любят гонки.

- Когда-то был? - Спрашивает Джош, особенно выделяя первое слово.

- Босс вынес новый закон на прошлой неделе - больше никаких гонок. Шум привлекал ходячих.

- И где же ваш босс?

Ухмылка на лице Мартинеса превращается в нечто неразборчивое.

- Не волнуйся, брат. Ты очень скоро с ним встретишься.

Джош устремляет взгляд на Лилли, которая деловито грызёт ногти.

- Не уверен, что мы задержимся тут надолго.

- Это вам решать, - Мартинес уклончиво пожимает плечами. Он натягивает на пальцы пару обрезанных кожаных перчаток. Однако имейте в виду те взаимные выгоды, о которых я говорил.

- Непременно.

- Все квартиры уже заселены, но у нас ещё есть места в центре города, где можно остановиться.

- Приятно слышать.

- Как только мы достроим стену, вы сможете выбрать собственное место для проживания.

Джош ничего не отвечает. Ухмылка внезапно исчезает с лица Мартинеса. В тусклом зелёном свете он выглядит так, будто воспоминания о лучших днях, быть может о семье, а может и о чём-то болезненном, поглощают его.

- Я говорю о месте, где стоят мягкие кровати, можно уединиться... с зелёной лужайкой и изгородью.

Наступает неловкое молчание.

- Позволь спросить, Мартинес.

- Валяй.

- Как ты здесь оказался?

Мартинес испускает протяжный вздох.

- Бог мне свидетель, я не помню.

- Как это?

Он снова пожимает плечами:

- Я был один, мою бывшую жену укусили, мой ребёнок исчез. Я думаю, мне было посрать на всё, кроме убийства ходячих. Я впал в ярость. Положил целую кучу этих уродливых ублюдков. Местные жители нашли меня в канаве неподалеку, я был без сознания. Они привели меня сюда. Клянусь Богом, что это всё, что я помню, - он поднимает голову, как будто заново обдумывая всё это. - Я рад, что они это сделали, особенно сейчас.

- Что ты имеешь в виду?

Мартинес смотрит на него.

- Это место не совершенно, но оно безопасно и станет ещё безопаснее. Благодаря усилиям того парня, который сейчас здесь за главного.

Глядя на него, Джош произносит:

- Он и есть тот "босс" о котором ты говорил?

- Именно.

- И ты говоришь, нам представится возможность увидеться с ним?

Мартинес поднимает руку в перчатке, как бы демонстрируя этим жестом, что нужно подождать. Он вытягивает небольшую рацию из нагрудного кармана фланелевой рубашки, нажимает на переключатель и говорит в микрофон:

- Хейнс, вези нас к зданию суда ... они ждут нас там.

Джош и Лилли обмениваются очередным тревожным взглядом, когда минивен перед ними сворачивает с главной дороги и направляется через городскую площадь к статуе Роберта Ли, охраняющего увитый плющом бельведер. Они приближаются к правительственному зданию в конце парка. Его каменные ступени и портик кажутся призрачно бледными в завуалированной снегом темноте.

* * *

Общественный зал располагается в задней части здания суда, в конце длинного, узкого коридора со стеклянными дверями, ведущими в частные офисы. Джош и его компания собираются в шумном конференц-зале, грязь и слякоть с их сапог капает на паркет. Они истощены и не в настроении для приветствий, но Мартинес говорит им набраться терпения. Снег кружится за высокими окнами, пока они ждут. Комната, согретая обогревателями и слабо освещённая фонарями, выглядит не лучшим образом. Осыпающаяся штукатурка на стенах делает помещение угрюмым и запущенным. Пол усеян опрокинутыми складными стульями и разбросанными документами. Джош замечает полосы крови на передней стене, рядом с рваным государственным флагом штата Джорджия. Генераторы бренчат в недрах здания, заставляя пол вибрировать. Они ждут немногим больше пяти минут: Джош меряет шагами пол, Лилли и остальные сидят на раскладных креслах. Звук тяжёлых ботинок эхом раздаётся в коридоре. Кто-то свистит, когда шаги приближаются.

- Добро пожаловать, друзья мои, добро пожаловать в Вудбери. - Голос, доносящийся из дверного проёма, низкий и гнусавый, наполнен лживым празднеством. Все поворачиваются в его сторону. Трое мужчин стоят в дверях с улыбками на лицах, которые не соответствуют их холодным, прищуренным взглядам. Человек в центре излучает странную энергию, что заставляет Лилли задуматься о павлинах и бойцовых рыбках.

- Нам тут всегда пригодятся хорошие люди, - говорит он и шагает в комнату.

Тощий и костлявый, в свитере мышиного цвета, с косматыми угольно-чёрными волосами, и только начавшими отрастать усами, которые он стал подстригать в стиле Фу Манчу, этот человек имеет странный нервный тик, который едва заметен лишь потому, что он часто моргает.

- Меня зовут Филлип Блейк, - говорит он, - это Брюс, а вот Гейб.

Двое других мужчин - оба старше - следуют по пятам человека, как сторожевые псы. Эти двое не так радушны: кроме тихого ворчания и пары кивков они не выказывают никакого приветствия. Мужчины стоят немного позади человека по имени Филипп. Слева - Гейб, мужчина европеоидной внешности, с толстой шеей и стрижкой морпеха. Справа - Брюс, чернокожий сурового вида с бритой головой. Каждый из этих людей держит по впечатляющей автоматической штурмовой винтовке на груди, пальцы покоятся на курке. На мгновение Лилли не может оторвать глаз от пушек.

- Сожалею, что приходится использовать тяжелую артиллерию, - говорит Филипп, указывая на вооружение позади него. - В прошлом месяце в городе произошёл небольшой инцидент, и мы все немного на взводе. Не можем рисковать сейчас. Слишком многое поставлено на карту. А ваши имена...?

Джош представляет свою группу по кругу, заканчивая Меган.

- Вы похожи на того, кого я знал когда-то, - сообщает Филипп Меган, его глаза внимательно изучают её. Лилли не нравится, как этот парень смотрит на её подругу. Это едва различимо, но очень беспокоит её.

- Я понимаю, - говорит Меган.

- А может на какую-нибудь знаменитость. Разве она не похожа на знаменитость, ребята?

У "ребят" нет своего мнения. Филипп щелкает пальцами:

- Та красотка из Титаника!

- Керри Уинслет? - предполагает тот, что Гейб.

- Ты безмозглый идиот, не Керри, а Кейт... Кейт... Кейт, мать её, Уинслет.

Меган кокетливо улыбается Филиппу.

- Мне говорили, что я похожа на Бонни Рейт.

- Мне нравится Бонни Рейт, - подхватывает Филипп. - Давайте дадим нашим друзьям рассказать о себе.

Джош решает высказаться.

- Так ты тот самый босс, о котором мы слышали?

Филипп поворачивается к Джошу.

- Пойман с поличным, - улыбается он и подходит к собеседнику, чтобы пожать руку. - Джош, не так ли?

Джош жмёт его руку. Выражение его лица остается неопределённым, вежливым, безразличным.

- Верно. Мы ценим то, что вы позволили нам остаться ненадолго. Не знаю, насколько мы задержимся.

Филипп улыбается ему.

- Вы только приехали, друзья мои. Расслабьтесь. Вы не найдёте места безопаснее. Поверьте мне.

Джош кивает.

- Похоже, вы держите ситуацию с ходячими под контролем.

- Мне нечего скрывать. Небольшие стада приходят раз в несколько недель. Пару недель назад у нас была плачевная ситуация, но сейчас мы строим стену вокруг города, чтобы обезопасить это место.

- Похоже на то.

- В основном мы используем бартерную систему, - Филипп Блейк оглядывает комнату, останавливая взгляд на каждом из новичков, как тренер оценивает новую команду

- Я знаю, что вы, ребята, срубили большой куш в Уолмарте сегодня.

- Так и есть.

- Вы можете взять всё, что нужно, в обмен на другие товары.

Джош смотрит на него.

- В обмен?

- Товары, услуги... Вы можете внести свой вклад любым удобным способом. Пока вы уважаете своих сограждан, не суёте нос в чужие дела, соблюдаете правила, сотрудничаете... вы можете оставаться сколько захотите, - он смотрит на Джоша.

- Джентльмен с вашей... физической одарённостью... мог бы пригодиться нам здесь.

Джош обдумывает услышанное.

- Так вы, выходит, избранная власть?

Филипп смотрит на своих охранников, те двое усмехаются, и Филипп разражается смехом. Он вытирает заслезившиеся глаза и качает головой.

- Я вроде как, что там была за фраза - «временный»? Временный Президент?

- Простите?

Филипп отмахивается.

- Не так давно это место было под башмаком у нескольких жадных до власти засранцев, слишком высокого мнения о себе. Я увидел необходимость в новом руководстве и вызвался добровольцем.

- Добровольцем?

Улыбка Филиппа исчезает.

- Я вызвался, друг. В такие времена как сейчас сильное руководство - необходимость. У нас тут семьи. Женщины и дети. Старики. Нужен кого-то, кто присмотрит за ними, кто-то... решительный. Понимаешь, о чём я говорю?

Джош кивает:

- Конечно.

Позади Филиппа, Гейб, всё ещё ухмыляясь, бормочет:

- Временный Президент... мне это нравится.

С другого конца комнаты, взгромоздившись на подоконник, в разговор вмешивается Скотт:

- Чувак, ты определённо выглядишь как президент... с этими своими охранниками.

Неловкое молчание давит на членов группы, когда смешок, подавленный обкуренным Скоттом, растворяется в воздухе. Филипп поворачивается, чтобы взглянуть на укурка в другом конце комнаты.

- Как, говоришь, тебя зовут, весельчак?

- Скотт Мун.

- Что ж, Скотт Мун, насчёт президента не уверен. Никогда не видел себя в этой роли, - очередная холодная улыбка. - В лучшем случае буду Губернатором.

* * *

Они проводят эту ночь в спортивном зале местной средней школы. Устаревшее кирпичное здание, расположенное вне безопасной зоны, стоит на краю огромной спортивной площадки, изрытой неглубокими могилами. Заборы местами повреждены недавним нападением ходячих. Лакированный пол баскетбольной площадки спортивного зала заставлен импровизированными койками. В воздухе пахнет мочой, потом и дезинфицирующим средством.

Для Лилли эта ночь тянется целую вечность. В зловонных коридорах и подворотнях, соединяющих тёмные классы, всю ночь раздаётся скрип и завывание ветра, люди ворочаются в полумраке спортивного зала, кашляют, испускают свистящие вздохи, бормочут в лихорадке. Каждые несколько минут вскрикивает ребёнок. Лилли смотрит в одну точку перед собой, Джош прерывисто дышит в полусонном состоянии. Лилли замечает, как он, вздрогнув, просыпается от кошмара. Лилли придвигается к нему и протягивает руку. Джош принимает её.

* * *

На следующее утро пять новичков садятся в кучку вокруг кровати Джоша, мертвенно-бледный солнечный свет ниспадает сквозь мелкие пылинки на больных и раненых, сгорбившихся на своих скудных, запачканных простынях. Лилли вспоминаются лагеря и импровизированные морги времён Гражданской Войны.

- Это только мне кажется, - говорит она тихо своим попутчикам, - или у этого места правда странная атмосфера?

- Есть немного, - отвечает Джош.

Меган зевает и потягивается:

- А по-моему это место убаюкивает Боба.

- И то верно, - соглашается Скотт. - Не каждый день удаётся поспать на засранной кровати в вонючем спортзале.

Боб смотрит на Джоша.

- Должен признать, капитан... ты мог бы и высказаться против того, чтобы оставаться здесь надолго.

Джош зашнуровывает ботинки, натягивает куртку.

- Не нравится мне это место.

- Что у тебя на уме?

- Не знаю, думаю, в скором времени надо убираться отсюда.

- Я согласна с Джошем, - говорит Лилли, - что-то в этом городе тревожит меня.

- А что вам не нравится? - Меган проводит пальцами по волосам, распутывая локоны, - Здесь безопасно, у них есть припасы и оружие.

Джош задумчиво вытирает рот рукавом.

- Слушайте, я не могу говорить вам, ребята, что делать. Просто будьте осторожны. Присматривайте друг за другом.

- Примем к сведению, - произносит Боб.

- Боб, думаю, некоторое время лучше запирать фургон.

- Согласен.

- Держи свой Магнум под рукой.

- Понял.

- И мы все должны знать, где находится фургон. На всякий случай.

Все соглашаются. Они также решают разделиться тем утром и исследовать остальную часть города в свете дня. Они договариваются встретиться днём в школе и обсудить - уехать им или остаться.

* * *

Резкий дневной свет ослепляет Лилли и Джоша, когда они выходят из здания школы, поднимая воротники, чтобы защититься от ветра. Снег растаял, и погода сделалась ветреной. В желудке у Лилли урчит.

- Ты не против позавтракать? – предлагает она Джошу.

- В грузовике есть кое-что из Уолмарта, если ты не против снова давиться вяленой говядиной и консервами.

Лилли вздрагивает.

- Смотреть больше не могу на эти консервированные спагетти.

- У меня есть идея. - Джош нащупывает внутренний карман на груди фланелевой куртки. - Пошли... я угощаю.

Они поворачивают на запад и продолжают свой путь вниз по главной улице. В неприятном сером дневном свете проявляется всё уродство этого города. Большая часть витрин магазинов пуста, заколочена досками или ограждена решётками, на тротуаре следы торможения и пятна бензина. На окнах и дорожных знаках следы пулевых отверстий. Прохожие придерживаются друг друга. Тут и там на мокрой земле видны проплешины грязно-белого песка. Кажется, весь этот город построен на песке.

Никто не решается поприветствовать Лилли и Джоша, когда они выходят за пределы безопасной зоны. В этот час большинство людей за стеной переносят строительные материалы или коробки с провизией, и они, кажется, спешат вернуться обратно. В воздухе повисла угрюмая, тюремная атмосфера. Городские районы отделены друг от друга высокой проволочной сеткой. Рычание бульдозеров раздаётся на ветру. На восточном горизонте, человек с мощной винтовкой ходит вдоль верхнего края арены гоночного трека.

- Доброе утро, господа, - говорит Джош трём чудаковатым старикам, сидящим на бочках у сельскохозяйственного магазина и наблюдающим за Лилли и Джошем как грифы за добычей. Один из стариков - ссохшийся, бородатый тролль в рваном пальто и надвинутой на лоб шляпе, одаривает их улыбкой, полной гнилых зубов.

- Доброе, здоровяк. Вы же новички, не?

- Мы приехали прошлой ночью, - отвечает Джош.

- Счастливчики.

Трое плешивых стариков таинственно хихикают, будто эта шутка известна только им одним. Джош улыбается и делает вид, что шутка удалась.

- Я так понимаю, это продовольственный центр?

- Можно и так сказать, - очередной скользкий смешок. - Присматривай за своей женщиной.

- Непременно, - говорит Джош, сжимая ладонь Лилли. Они поднимаются по лестнице и заходят внутрь. Они оказываются перед длинным, узким розничным магазином, освещённым тусклым светом, пахнущим скипидаром и виноградным суслом. Ряды стеллажей загромождены ящиками до потолка: ткани, туалетная бумага, канистры с водой, постельное бельё, и коробки с неизвестным содержимым. Единственный покупатель - пожилая женщина в пуховом платке - замечает Джоша и семенит мимо него, спеша к двери и отводя глаза. Прохладный воздух резонирует с искусственным теплом обогревателей, в воздухе ощущается напряжённость. В заднем углу магазина, среди мешков с семенами, сложенных к стропилам, установлен импровизированный прилавок. За него поместили человека в инвалидной коляске и приставили к нему двух вооружённых охранников. Джош подходит к прилавку.

- Как поживаете?

Человек в инвалидной коляске смотрит на него сквозь прищуренные веки.

- Твою мать, а ты здоровый, - комментирует он, его длинная всклоченная борода подёргивается в такт словам. Он носит выцветший армейский комбинезон, а повязка на голове держит его сальный, седой конский хвост. Его физиономия отражает полнейшую деградацию, от слезящихся покрасневших глаз до клювоподобного носа, покрытого язвами. Джош игнорирует его замечание.

- Мне просто любопытно, есть ли у вас какие-либо свежие продукты? Или, возможно, мы могли бы выменять несколько яиц?

Человек в инвалидной коляске пристально смотрит на него. Джош ощущает на себе подозрительные взгляды вооружённых охранников. Оба вооружённых мужчин молоды, на чернокожем - комбинезон цвета хаки.

- Что ты имеешь в виду?

- Дело в том, что мы с Мартинесом только что привезли кучу продуктов из супермаркета «Уолмарт»... так что мне интересно, сможем ли мы договориться.

- Это ты с Мартинесом договаривайся. У тебя есть что ещё мне предложить?

Джош начинает отвечать на вопрос старика и замолкает, когда замечает, что трое мужчин пялятся на Лилли. То, как они на неё смотрят, приводит его в бешенство.

- Сколько дашь за это? - говорит Джош наконец, снимая с манжеты часы, немного повозившись с пряжкой на ремешке. Он хватает спортивные часы и кладёт на прилавок. Это, конечно, не Rolex, но и не Timex. Хронограф стоил ему трёхсот баксов десять лет назад, когда его работа приносила приличные деньги. Человек в кресле смотрит под свой крючковатый нос на блестящие часы.

- Они что, прокляты?

- Это Movado, тянут баксов на пятьсот.

- Только не здесь.

- Слушай, дай нам передохнуть. Мы давимся этими консервами уже несколько недель.

Старик поднимает часы и рассматривает их с такой кислой миной, будто они измазаны дерьмом.

- Я дам тебе пятьдесят долларов. На эти деньги можно купить рис, бобы, шпик, и яичную смесь.

- Да ладно, старик. Пятьдесят баксов?

- В подсобке ещё есть белые персики, их собрали у дороги. Я дам тебе и их тоже. Это всё, что я могу сделать.

- Ну не знаю, - Джош поворачивается к Лилли, которая смотрит в ответ, пожимая плечами. Джош возвращается взглядом к мужчине в коляске. - Я не знаю, мужик.

- Вы продержитесь на этом неделю.

Джош вздыхает.

- Это Movado, мужик, произведение искусства.

- Слушай, я не собираюсь спорить с...

Позади охранников раздаётся низкий голос, прерывая человека в инвалидной коляске.

- Что, блядь, здесь происходит?

Все головы поворачиваются в сторону приближающейся фигуры, вытирающей окровавленные руки полотенцем. Высокий, худой, обветренный человек носит ужасно запятнанный фартук мясника, ткань пестрит кровью и серой мозговой жидкостью. Его загорелое лицо с точёными чертами, компенсируется голубыми глазами, с негодованием смотрящими на Джоша.

- Какие-то проблемы, Дэви?

- Всё в ажуре, Сэм, - говорит человек в инвалидной коляске, не отрывая глаз от Лилли. - Эти люди были несколько недовольны моим предложением, и они уже уходят.

- Подожди секунду, - Джош поднимает руки в сокрушённом жесте. - Мне очень жаль, если я тебя обидел, но я не имел в виду, что...

- Все предложения окончательны, - объявляет Сэм-Мясник, бросая своё ужасное полотенце на стойку и глядя на Джоша. - Если только...

Он делает вид, что передумал.

- Забудь об этом, не имеет значения.

Джош смотрит на мужчину.

- Если только что?

Человек в фартуке смотрит на остальных, затем задумчиво поджимает губы.

- Видишь ли... большинство людей вокруг только и занимаются тем, что отрабатывают свои долги, отстраивая стену, ремонтируя заборы, таская мешки с песком и тому подобное. Ты, определенно, получишь гораздо больше, предложив им рабочую силу. - Он смотрит на Лилли. - Конечно, есть разные виды услуг, которые человек может оказать, разные способы, чтобы получить гораздо больше денег. - Он усмехается. - Особенно, если ты женщина.

Лилли понимает, что все мужчины за прилавком смотрят на неё сейчас, похотливо ухмыляясь. Сперва, она застигнута врасплох и молча моргает. Затем она чувствует, как кровь отливает от её лица. У неё кружится голова. Ей хочется пнуть ногой стол или пулей вылететь из этой затхлой комнаты, опрокидывая полки и посылая их всех к чёрту. Но страх, лишивший её возможности говорить, её непримиримый противник, не даёт ей возможности пошевелиться, её ноги будто прибиты к полу. Она задаётся вопросом, что, чёрт возьми, с ней происходит. Как она умудрялась выживать до сих пор, не попадаясь ходячим? Она прошла через многое, а теперь не может совладать даже с парочкой озабоченных свиней? Джош прерывает молчание.

- Ладно, вы знаете... это ни к чему.

Лилли смотрит на здоровенного чернокожего и замечает, что его огромная квадратная челюсть напряглась. Она задаётся вопросом, что именно Джош имел в виду. Говорил ли он о том, что Лилли не придётся торговать своим телом или, что этим головорезам нет необходимости бросать столь оскорбительные, шовинистические комментарии в её сторону. На магазин обрушивается тишина. Сэм-Мясник переводит взгляд на Джоша.

- Не спеши судить, здоровяк. - Уголёк презрения тлеет в безрадостных голубых глазах мясника. Он вытирает липкие руки о фартук. - Маленькая леди с таким телом, могла бы плавать в стейках и яйцах в течение месяца.

Ухмылки на лицах других мужчин превращаются в смех. Но мясник едва улыбается. Его бесстрастный взгляд, кажется, зарывается вглубь Джоша с интенсивностью бура. Лилли чувствует, как её сердце колотится в груди. Она кладёт руку на пульсирующее плечо Джоша, чьи сухожилия скручены подобно телефонному кабелю.

- Да ладно, Джош, - говорит она, почти шёпотом. - Всё в порядке. Забирай свои часы и пойдём.

Джош уважительно улыбается смеющимся мужчинам.

- Стейк и яйца. Неплохо. Слушайте. Оставьте себе часы. Мы обменяем их на яйца, бобы и всё остальное.

- Иди и принеси им еду, - говорит мясник, не отводя холодного взгляда голубых глаз от Джоша.

Охранники на мгновение исчезают за прилавком, собирая продукты. Они возвращаются с ящиком, заполненным коричневыми бумажными свёртками с маслянистыми подтёками.

– Я ценю это, - мягко говорит Джош, принимая пищу. - Мы не будем отвлекать вас, ребята, от дел. Хорошего дня.

Джош провожает Лилли к двери, и девушка всё ещё ощущает на себе взгляды этих людей.

* * *

В тот же день, волнения на одном из пустырей на северном краю города привлекают внимание горожан. За заборной сеткой у лесистой рощи, серия отвратительных визгов эхом разлетается по ветру. Джош и Лилли слышат крики и мчатся по краю строительной зоны, чтобы увидеть, что происходит. К тому времени, как они достигают высокой кучи гравия и взбираются на её вершину, чтобы увидеть, что происходит вдалеке, три выстрела раздаются над верхушками деревьев в ста метрах от них. Джош и Лилли припадают к земле в свете умирающего солнца. Ветер бьёт в лицо, они вглядываются в груду строительного мусора и обращают внимание на пятерых человек возле бреши в заборе. Один из мужчин - Блейк, самопровозглашённый Губернатор, носит длинное пальто и держит в руке то, что кажется автоматическим пистолетом. Сцена, которую они наблюдают, потрескивает от напряжения.

На земле перед Блейком, запутавшийся в колючей проволоке и оборванной заборной сетке, лежит подросток, рваные раны от укусов кровоточат. Он царапает ногтями грязную землю, лихорадочно пытаясь выпутаться из забора и вернуться домой. В тени леса, непосредственно позади мальчика, трое мёртвых ходячих свалены в кучу, в их черепах зияют огнестрельные отверстия, и понимание того, что только что произошло, обрушивается на Лилли. На мальчика, по-видимому, сбежавшего, чтобы исследовать лес, напали. Теперь, тяжелораненый и инфицированный, мальчишка пытается вернуться в безопасную зону, он корчится от боли и ужаса на земле, в то время как Блейк бесстрастно возвышается над ним, смотря вниз с невозмутимым взглядом гробовщика. Лилли вздрагивает, когда раздаётся выстрел из девятимиллиметрового пистолета в руке Филиппа Блейка. Голова мальчика извергается кровавым месивом, тело обмякает.

* * *

- Мне не нравится это место, Джош, совсем не нравится. - Лилли сидит на заднем бампере их Доджа, потягивая чуть тёплый кофе из бумажного стаканчика. На вторую ночь их пребывания в Вудбери кромешная тьма уже окутала город, который поглотил Меган, Скотта и Боба как многоклеточный организм, питающийся их страхом и опасениями, ежедневно порождающий новые формы жизни. Городские правители выделили новичкам место, где они могли жить - студию над аптекой в конце Главной улицы - за пределами безопасной зоны, но достаточно высоко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Меган и Скотт уже перенесли туда большую часть своих вещей и даже выручили за свои постельные мешки достаточно денег, чтобы позволить себе косяк с марихуаной, выращенной в этих краях. Боб наткнулся на рабочую таверну в пределах безопасной зоны и уже обменял свою долю добытых в "Уолмарте" продуктов на несколько посещений таверны и небольшое пьяное общество.

- Я тоже не в восторге от этого места, куколка, - соглашается Джош, проходя мимо автофургона Боба. Его дыхание на холоде превращается в клубы пара. Его огромные руки, жирные от бекона, который он только что приготовил в походной печи фирмы Coleman, Джош вытирает о куртку. Они с Лилли старались держаться поближе к пикапу в течение всего дня, пытаясь решить, что делать дальше. - Но у нас сейчас не так много вариантов. Это место всё же лучше, чем открытая дорога.

- Серьёзно? - Лилли дрожит от холода и ещё сильнее укутывается в своё пальто. - Ты уверен?

- По крайней мере, мы в безопасности.

- В безопасности от чего? Заборы и сетки не уберегут нас от того, чего я страшусь.

- Я знаю, знаю. - Джош прикуривает дешёвую сигару и делает несколько затяжек. - Здесь приходится туго. Но в наши дни куда-бы ты не пошёл, везде приходится не сладко.

- Боже, - Лилли дрожит ещё сильнее и потягивает свой кофе. - Где же Боб?

- Зависает в пивной со своими старикашками.

- Господи Иисусе.

Джош подходит к Лилли и кладёт руку на её плечо, - Не волнуйся об этом, Лил. Мы передохнём, запасёмся необходимым... Я буду работать за еду... и мы уберёмся отсюда к концу недели. - Он бросает на землю окурок и садится рядом с ней. - Я не позволю чему-нибудь плохому случиться.

Она смотрит на него.

- Обещаешь?

- Обещаю, - он целует её в щеку. - Я буду защищать тебя, девочка. Всегда. Всегда...

Лилли целует его в ответ. Он обнимает её и целует в губы. Она обвивает руками его крепкую шею, и они поддаются страсти. Его огромные нежные руки касаются её поясницы, и их поцелуй превращается в нечто более горячее и отчаянное. Они переплетаются, и он умыкает её в пикап, в полумрак. Они оставляют багажник открытым. Безразличные ко всему кроме друг друга, они занимаются любовью. Это лучше, чем каждый из них мог вообразить. Лилли теряется в полумраке, бледный свет луны закрадывается в автомобиль. Задыхаясь, Джош позволяет всему своему одиночеству излиться в непреодолимом желании. Он сбрасывает с себя куртку и стягивает майку - в лунном свете цвет его кожи напоминает индиго. Лилли снимает бюстгальтер и ощущает мягкую тяжесть своих грудей. Её кожа покрывается мурашками до самого пупка, когда Джош осторожно входит в неё и даёт выход своим чувствам. Они лихорадочно занимаются любовью. Лилли забывает обо всём, даже о той жестокости, что творится за пределами их укромного уголка. Минута, час - время сейчас не имеет никакого значения - оно растворяется в тумане.

* * *

Позже они лежат среди кучи хлама в фургончике Боба, накрытые одеялом, которое спасает от холода. Их ноги переплетены, а голова Лилли покоится на сильном плече Джоша. Он покусывает мочку её уха и шепчет:

- Всё будет хорошо.

- Да, - бормочет она.

- Мы сделаем это.

- Непременно.

- Вместе.

- Ты был прав, - она кладёт правую руку на широкую грудь Джоша и смотрит в его печальные глаза. Девушка так странно себя чувствует. Весёлая, опьянённая любовью, - Я часто представляла себе этот момент.

- Я тоже.

Они позволяют тишине поглотить их, унося прочь, и лежат так некоторое время, не подозревая об опасностях, подстерегающих их... не ведают, что жестокий внешний мир уже затягивает свои силки. И самое главное - они не знают, что за ними наблюдают.

Глава 9

На третий день их пребывания в городе зарядили зимние дожди, накрывая Вудбери тёмно-серым покровом страдания. Начался декабрь, День благодарения пришёл и ушёл незаметно, и теперь сырость и стужа глубоко закрадываются в суставы людей. Песчаные дороги вдоль главной улицы превратились в подобие мокрой штукатурки, а канавы переполнены гнилью и сточными водами. Человеческая рука торчит из решётки канализации. Этим днём Джош решает обменять свой лучший кухонный нож - японский Шун - на чистое постельное бельё, полотенца и мыло. Он убеждает Лилли перенести свои вещи в квартиру над химчисткой, где можно было бы найти пару мочалок для тела и временное убежище, которое почти наверняка просторнее душного автофургона.

Лилли большую часть дня проводит в помещении, горячо исписывая рулон обёрточной бумаги личными заметками и планами побега. Джош пристально наблюдает за ней. Что-то тревожит его, нечто такое, что он не может сформулировать.

Скотт и Меган нигде не найти. Лилли подозревает, что Меган, которой порядком наскучило быть со Скоттом, продаётся за травку. В тот же день Боб Стуки находит пару родственных душ в недрах гоночного трека, где лабиринт шлакоблоков и прилегающих помещений образуют импровизированный лазарет.

В то время как шквал и проливной дождь над ними содрогают металлические балки и подпорки арены, посылая унылый, шипящий, непрекращающийся гул сквозь остов здания, мужчина преклонного возраста и молодая женщина проводят для Боба экскурсию по лазарету.

- Должен отметить, что Элис училась здесь на младшую медсестру, - комментирует мужчина в очках с тонкой проволочной оправой и запятнанном медицинском халате, в то время как Боб и молодая женщина следуют за ним в загромождённую комнату для осмотра пациентов. Его зовут Стивенс, он выглядит опрятным, умным и сдержанным человеком, и кажется Бобу неуместным в этом диком городе. Младшая медсестра, так же в поношенном халате, выглядит моложе своих лет. Её тусклые светлые волосы, заплетённые в тугую косу, обрамляют девичье лицо.

- Я всё ещё учусь, - говорит девушка, следуя за мужчинами в тускло освещённую комнату, пол которой глухо вибрирует от центрального генератора.

- Я застряла где-то на середине второго курса школы медсестёр.

- Вы оба знаете намного больше, чем я, - признаёт Боб. - Я всего лишь старый специалист.

- В прошлом месяце у неё было боевое крещение, Бог свидетель, - говорит доктор, останавливаясь у разбитого рентгеновского аппарата.

- Дела тут некоторое время шли довольно оживлённо.

Боб оглядывает комнату, замечает пятна крови и следы хаотической сортировки больных и раненых и спрашивает, что произошло. Врач и медсестра обмениваются тревожными взглядами.

- Смена власти.

- Прошу прощения?

Доктор вздыхает.

- В местах, подобных этому, происходит своего рода естественный отбор. Выживают только настоящие психопаты. Это неправильно.

Он снова вздыхает, а затем улыбается Бобу.

- И всё же хорошо иметь врачей под боком.

Боб вытирает рот рукавом.

- Не знаю, насколько полезным я буду, но, вынужден признать, было бы замечательно хоть раз получить определённые навыки у настоящего врача.

Боб подходит к одному из старых, разбитых медицинских аппаратов.

- Я смотрю, у вас тут старенький "Сименс". Мне доводилось перевозить такие в Афганистане.

- Ах да, что ж, у нас тут, конечно, не Бельвью, но всё самое необходимое мы притащили из ближайших клиник... есть инфузионные насосы, капельницы, парочка мониторов, ЭКГ, ЭЭГ... хотя запасы лекарств на исходе.

Боб рассказывает им о лекарственных препаратах, которые он нашёл в торговом центре Уолмарт.

- Вы можете брать всё, что понадобится, - говорит он, - У меня есть пара запасных аптечек, заполненных самым необходимым. Бинты, повязки, они вам пригодятся.

- Это здорово, Боб. Откуда ты?

- Я родился в Виксберге, жил в Смирне, когда всё началось. А вы, ребята?

- Атланта, - отвечает Стивенс, - У меня была небольшая практика в Брукхэйвене, пока всё не полетело к чертям.

- Я тоже из Атланты, - присоединяется к разговору девушка, - Собиралась поехать в школу штата Джорджия.

Стивенс добродушно улыбается.

- Ты сегодня пил, Боб?

- Что?

Стивенс указывает в сторону серебристой фляжки, частично выглядывающей из заднего кармана брюк Боба.

- Ты сегодня пил?

Пристыженный Боб удручённо опускает голову.

- Да, сэр.

- Ты пьёшь каждый день, Боб?

- Да, сэр.

- Крепкие напитки?

- Да, сэр.

- Боб, я не хочу ставить тебя в неловкое положение, - доктор похлопывает его по плечу, - Это не моё дело, я не пытаюсь осудить тебя. Но могу я узнать, сколько ты употребляешь в день?

Грудь Боба сжимается от чувства унижения. Элис из уважения на мгновение отводит глаза. Боб сглатывает комок в горле.

- Не имею ни малейшего понятия. Иногда пару литров, иногда больше, если повезёт достать. - Боб поднимает взгляд на стройного доктора в очках, - Я пойму, если ты не хочешь, чтобы я крутился возле тебя…

- Боб, остынь. Ты не понимаешь. Я думаю, это прекрасно.

- Что?

- Продолжай пить. Пей, сколько влезет.

- Прости, что?

- Не возражаешь, если я сделаю глоток?

Боб медленно достает фляжку, не отрывая взгляда от доктора.

- Весьма признателен. - Стивенс берёт фляжку, кивает в знак благодарности и делает глоток. Он вытирает губы и протягивает её Элис. Девушка отмахивается.

- Нет, спасибо. Для меня ещё рановато.

Стивенс делает ещё один глоток и возвращает фляжку обратно.

- Если останешься здесь надолго, тебе понадобится выпивка.

Боб молча убирает фляжку в задний карман. Стивенс снова улыбается, и есть что-то душераздирающее за этой улыбкой.

- Это мой рецепт, Боб. Будь настолько пьян, насколько это возможно.

* * *

На противоположной стороне гоночного трека, под северной частью арены, жилистый, съёжившийся от холода человек показывается из-за незаметной металлической двери и устремляет взгляд в небо. На мгновение дождь прекращается, оставляя за собой низкий полог чёрных облаков. Поджарый мужчина держит в руках небольшой свёрток, завёрнутый в потёртое шерстяное одеяло цвета пожухлой травы и перевязанный сверху лоскутом сыромятной кожи. Он пересекает улицу и идёт вниз по тротуару, его волосы цвета вороньего крыла мокрые от дождя и собраны в конский хвост. По мере того, как он идёт, его неестественно встревоженный взгляд охватывает всё вокруг, практически одновременно, подмечая всё, что происходит поблизости. В последние дни эмоции, преследующие его, отступили, голос в его голове молчит. Он чувствует себя сильным. Этот город стал для него смыслом существования, топливом, которое поддерживает в нём жизнь. Он собирается повернуть за угол на пересечении Главной улицы, когда замечает фигуру боковым зрением. Пожилой человек, пьяница, прибывший пару дней назад с чернокожим парнем и парой девиц, выходит из склада на южном конце гоночного трека. Обветренный пожилой мужчина останавливается на секунду, чтобы приложиться к фляжке, выражение его лица по мере того, как он делает глоток и съёживается от тепла, растекающегося по телу, отчётливо видно гибкому и крепкому мужчине за целый квартал. Старик передёргивается, когда алкоголь стекает в его глотку, и это выражение лица кажется человеку странно знакомым. Эта гримаса, полная стыда и отчаяния, заставляет мужчину испытать странное и сентиментальное, почти нежное чувство. Старик запихивает фляжку обратно в карман и семенит по главной улице характерной походкой - наполовину хромой, наполовину захмелевшей, - к какой большинство бездомных приспосабливается за многие годы выживания на улицах. Поджарый мужчина следует за ним. Несколько минут спустя, не в силах удержаться, он окликивает пьяницу.

- Эй, мужик!

* * *

Боб Стуки слышит скрипучий, с лёгким южным акцентом голос, раздающийся эхом на мягком ветру, но не может понять, откуда он доносится. Он останавливается на углу Главной улицы и оглядывается по сторонам. Сегодня город по большей части безлюден, дождь разогнал его обитателей по домам.

- Ты Боб, верно? - Доносится до него голос, на этот раз ближе, и Боб, наконец, замечает человека, приближающегося сзади.

- О, привет... как жизнь?

Человек неспеша подходит к нему с натянутой улыбкой.

- Отлично, Боб, спасибо.

Пряди угольно-чёрных волос спадают на его угловатое лицо, в руках он держит свёрток, через который просачивается жидкость, оставляя следы на тротуаре. Люди в городке называют его "Губернатором". Это имя прочно приклеилось к нему, и оно отлично ему подходит.

- Как тебе в нашей маленькой деревушке?

- Замечательно.

- Ты встречался с доктором Стивенсом?

- Да, сэр. Отличный малый.

- Зови меня "Губернатор". - Его улыбка становится мягче.

- Кажется, здесь все меня так называют. И что за чертовщина? Звучит забавно.

- Стало быть, Губернатор, - говорит Боб и переводит взгляд на свёрток в руках мужчины. Со свёртка стекает кровь. Боб быстро отводит взгляд, встревоженный тем, что увидел, но внешне проявляя безразличие.

- Похоже, дождь закончился.

На лице мужчины остается отпечаток улыбки.

- Идём со мной, Боб.

- Хорошо.

Они идут вниз по потрескавшемуся тротуару по направлению к стене, временно установленной между торговыми рядами и внешними улицами. Удары пневматического молотка раздаются в воздухе. Стена продолжает расти вдоль южной окраины торгового района.

- Ты напоминаешь мне кого-то, - говорит Губернатор после затянувшейся паузы.

- Держу пари, не Кейт Уинслетт.

Боб выпил достаточно, чтобы развязался язык. Он посмеивается про себя, пока плетётся за Губернатором, - И не Бонни Рэйтт.

- Туше, Боб, - Губернатор бросает взгляд на свёрток и замечает капельки крови, оставляющие маленькие, размером с монету, следы на тротуаре.

- Ну и наследил же я.

Боб отводит взгляд и пытается сменить тему.

- Разве вас не беспокоит, что весь этот шум привлекает ходячих?

- У нас тут всё под контролем, Боб, не беспокойся об этом. На окраине леса выставлены часовые, и мы стараемся свести шум к минимуму.

- Приятно слышать… проблемы здесь решаются довольно быстро.

- Мы стараемся, Боб.

- Я сказал доктору Стивенсу, что он может воспользоваться любыми медикаментами из моих личных запасов.

- Ты тоже врач?

Боб рассказывает мужчине об Афганистане, о том, как подлатывал морских пехотинцев и как ушёл в почётную отставку.

- У тебя есть дети, Боб?

- Нет, сэр… большую часть жизни со мной была только Бренда, моя старушка. У нас был небольшой трейлер в пригороде Смирны, мы неплохо жили.

- Ты разглядываешь мой небольшой свёрток, не так ли, Боб?

- Нет, сэр… что бы это ни было, меня это не касается.

- Где твоя жена?

Боб замедляет шаг, будто само воспоминание о Бренде Стуки тяготит его.

- Я потерял её сразу после того, как началась вся эта дьявольщина. Когда на нас напали ходячие.

- Сожалею.

Они приближаются к воротам в стене. Губернатор останавливается, несколько раз стучит и ворота открываются. Ветер поднимает и кружит осеннюю листву, когда мужчина с силой открывает ворота, кивает в знак приветствия Губернатору и пропускает их.

- Мой дом дальше, вверх по дороге, - говорит Губернатор, кивком головы указывая в направлении восточной части города, - Небольшой двухэтажный жилой дом… заходи как-нибудь, я угощу тебя выпивкой.

- Усадьба Губернатора? — отшучивается, не удержавшись, Боб. Нервы и выпивка дают о себе знать, - Вам разве не нужно принять парочку законов?

Губернатор останавливается, оборачивается и улыбается Бобу.

- Я только что понял, кого ты мне напоминаешь.

* * *

В этот короткий миг, стоя в пасмурном дневном свете, худощавый мужчина, который с этого момента будет называть себя Губернатором, ощущает сейсмический сдвиг в своём мозгу. Он стоит там, глядя на обветренного, испещрённого морщинами, пропитого старика из Смирны, так похожего на Эда Блейка, отца Губернатора. Эд Блейк был точно такой же курносый, с густыми бровями и глубокими морщинами вокруг покрасневших глаз. Ему нравилось выпивать. И у него было такое же чувство юмора.

Эд Блейк любил наспех сочинять саркастические остроты, задевающие за живое, с тем же пьяным удовольствием. Он также любил раздавать пощёчины членам своей семьи тыльной стороной здоровой мозолистой руки.

Неожиданно другая сторона личности Губернатора, казалось глубоко похороненная, всплывает на поверхность на волне сентиментальной тоски, которая практически заставляет его испытывать головокружение, когда он вспоминает Эда Блейка в лучшие времена - простого деревенского рабочего, который боролся со своими демонами достаточно долго, чтобы стать любящим отцом.

- Ты напоминаешь мне кого-то, кого я знал давным-давно, - наконец говорит Губернатор, его голос смягчается, когда он смотрит в глаза Боба Стуки, - Пойдём выпьем чего-нибудь.

Весь остаток пути через безопасную зону мужчины разговаривают спокойно, открыто, как старые друзья. В какой-то момент Губернатор спрашивает Боба, что произошло с его женой.

- То место, где мы жили, тот дом на колёсах...

Боб говорит медленно, тяжело, пока ковыляет вдоль дороги, вспоминая те тёмные дни.

- В тот день всё вокруг заполонили ходячие. Я пытался раздобыть кое-какие продукты, когда это случилось… К тому времени, как я вернулся, они уже проникли в наш дом.

Он замолкает. Губернатор просто идёт дальше, молча ожидая продолжения.

- Они вгрызались в неё, разрывая на части. Я убил столько ходячих, сколько смог… и… думаю, они отгрызли достаточно, чтобы она вернулась.

Очередная мучительная пауза. Боб облизывает пересохшие губы. Губернатор замечает, что мужчина отчаянно нуждается в выпивке, ему нужно лекарство, чтобы похоронить в себе воспоминания.

- Я не смог заставить себя прикончить её.

Эти слова слетают с его губ со сдавленным хрипом. На глаза наворачиваются слёзы.

- Я не горжусь тем, что оставил её. Уверен, она добралась до кого-нибудь после этого. Её рука и нижняя часть тела были довольно сильно изувечены, но она всё ещё могла идти. Смерть людей, до которых она добралась, на моей совести. Боб замолкает.

- Иногда отпустить кого-то невыносимо тяжело, - наконец решается произнести Губернатор, бросив взгляд на жуткий свёрток в своих руках. Кровь понемногу перестала сочиться, загустела и стала похожей на дешёвый портвейн, смешанный с чёрной патокой. В этот момент Губернатор замечает, что Боб обратил внимание на каплю крови и морщит лоб от пришедшей в голову мысли. Он выглядит почти трезвым. Боб указывает на жуткий свёрток.

- Вы держите там кого-то... кого-то превратившегося?

- А ты не глуп, не так ли, Боб?

Боб задумчиво вытирает рукавом рот.

- Я никогда не думал о том, чтобы кормить Бренду.

- Пойдём, Боб. Я хочу показать тебе кое-что.

Они доходят до двухэтажного кирпичного дома в конце района, и Боб следует за Губернатором внутрь.

* * *

- Держись позади меня, Боб.

Губернатор вставляет ключ в засов двери в конце прихожей второго этажа.

Замок щёлкает и из-за двери доносится утробное рычание.

- Я был бы признателен, если бы ты сохранил то, что увидишь, в секрете, Боб.

- Само собой. Мой рот на замке.

Боб следует за Губернатором в двухэтажное здание, провонявшее запахом протухшего мяса и дезинфицирующего средства: мебель обветшала, окна закрашены чёрной краской. Громадное зеркало в вестибюле обклеено газетами и перемотано клейкой лентой. Зеркало в ванной, видимой через приоткрытую дверь, отсутствует. Над раковиной висит лишь бледная овальная рама. Все зеркала в этом помещении были сняты.

- Она для меня всё, - говорит Губернатор.

Боб следует за человеком через гостиную, вниз по короткому коридору и через дверной проём в тесную прачечную, где труп маленькой девочки прикован цепью к болту, ввинченному в стену.

- О, Боже! - Боб сохраняет дистанцию.

Мёртвая девочка по-прежнему в платье с передником и двумя заплетёнными косичками, как если бы она собиралась в церковь на воскресную службу, озлобленно рычит и брыкается, натягивая удерживающую её цепь. Боб делает шаг назад.

- О, боже.

- Успокойся, Боб.

Губернатор становится на колени перед маленьким зомби и кладет свёрток на пол. Девочка клацает в воздухе почерневшими зубами. Губернатор разворачивает свёрток с человеческой головой, в его черепе зияет отверстие от огнестрельного выстрела.

- Боже мой, - Боб замечает, что одна сторона человеческой головы, кишащая червями, покрыта коротко подстриженными волосами, как если бы эта голова принадлежала солдату или морскому пехотинцу.

- Это Пенни... моя единственная дочь, - объясняет Губернатор, подталкивая отрубленную голову ближе к прикованному трупу, - Мы родом из маленького городка под названием Уэйнсборо. Мать Пенни, моя очаровательная жена Сара, погибла в автокатастрофе ещё до того, как всё началось.

Ребёнок кормится. Одновременно потрясённый и прикованный к полу, Боб с порога наблюдает, как маленький зомби с чавканьем поглощает мягкую материю черепной коробки, будто выковыривая мясо из омара. Губернатор внимательно следит за тем, как ест его дитя. Причмокивающие звуки наполняют комнату.

- Мой брат Брайан, я и несколько моих друзей отправились на поиски лучшей жизни для Пенни. Мы держали путь на запад, но вынуждены были на какое-то время задержаться в Атланте. Там мы познакомились с некоторыми людьми и потеряли несколько человек. Затем мы продолжили свой путь.

Маленький труп успокаивается, прислонившись к стене, и зарывается крошечными, скользкими и окрашенными от крови пальчиками в опустошённый череп в поисках остатков. Голос Губернатора становится на октаву ниже.

- В саду недалеко отсюда мы столкнулись с шайкой подонков.

На мгновение он колеблется, его голос дрожит, но глаза не наполняются слезами.

- Я доверил Пенни своему брату, пока разбирался с той шайкой... и одно привело к другому.

Боб не может двинуться с места. Он онемел в этой душной комнате с запачканными стенами, голыми трубами и плесенью на полу. Он смотрит на эту крошечную мерзость, её измазанное серым мозговым веществом лицо, сухожилия, свисающие с её маленьких тюльпанообразных губ, выпученные белые глаза, которые то и дело закатываются, когда она отклоняется назад.

- Мой брат облажался и из-за этого мой ребёнок погиб, - объясняет Губернатор, опустив голову и прижав подбородок к груди. Его голос наполняется эмоциями, - Брайан был слаб, и это всё, что я могу сказать. Но я не мог позволить ей уйти.

Он смотрит на Боба мокрыми от слёз глазами.

- Я знаю, ты можешь понять меня, Боб. Я не мог отпустить свою девочку.

Боб может понять. Его грудь сжимается от горя из-за потери Бренды.

- Я виню себя в смерти Пенни и в том, какой она вернулась обратно. - Губернатор смотрит в пол. - Я кормил её объедками, и мы продолжали двигаться на запад. К тому времени, как мы добрались до Вудбери, мой брат Брайан уже обезумел от чувства вины.

То, что когда-то было маленькой девочкой, роняет череп, как будто отбрасывая раковину от устрицы. Она осматривает комнату своими молочно-белыми глазами, как будто пробуждаясь ото сна.

- Я должен был прикончить Брайана как больную собаку, - произносит Губернатор почти про себя. Он делает шаг навстречу тому, что раньше было ребёнком. Его голос теряет всякую выразительность. - Иногда я всё еще вижу в ней свою Пенни... когда она вот так спокойна.

Боб сглатывает. Противоречивые эмоции вихрем поднимаются внутри него - отвращение, печаль, страх, глубокая тоска, даже сочувствие к этому невменяемому существу, и он опускает голову.

- Вы многое пережили.

- Посмотри на неё, Боб. - Губернатор кивает в сторону маленького зомби. Дитя-существо наклоняет голову, раздражённо глядя на Губернатора. Существо моргает. Слабый след Пенни Блейк теплится за его глазами.

- Моя малышка всё ещё там. Правда, дорогая?

Губернатор подходит к прикованному существу, становится на колени и гладит его мертвенно бледную щёку. Боб замирает, пытается сказать:

- Будьте осторожны, вы же не хотите...

- Вот она, моя красавица. - Губернатор гладит её спутанные волосы. Крошечный зомби моргает. Бледное лицо меняется, глаза сужаются, почерневшие губы обнажают гнилые зубы ребёнка. Боб делает шаг вперёд.

- Берегитесь...

Пенни щёлкает челюстями в сантиметре от незащищённой плоти на запястье Губернатора, тот отстраняется как раз вовремя.

- Ух!

Маленький зомби натягивает цепь, встаёт на ноги и хватает воздух... Губернатор успевает отпрянуть. Он говорит по-детски нежно:

- Хитрый кролик... папочка почти попался!

Боба мутит. Он ощущает, как желудочный сок подступает к глотке, угрожая вырваться наружу.

- Боб, сделай одолжение и подай мне тот свёрток, в котором лежала голова.

- Что?

- Сделай одолжение и достань из того свёртка кое-что ещё.

Боб, сдерживая приступ тошноты, поворачивается, находит свёрток на полу и заглядывает внутрь. Бледный человеческий палец, по-видимому мужской, лежит на дне в сгустке засохшей крови. Сквозь волоски, покрывающие палец от сустава до рваной раны, виднеется маленькое узелковое утолщение на белой кости. Боб ощущает слабость внутри, как если бы вдруг ослаб туго затянутый вокруг талии ремень, достаёт из кармана платок, наклоняется и извлекает палец.

- Почему бы тебе не оказать честь, друг мой, - предлагает Губернатор, гордо стоящий над щёлкающим челюстями ребёнка-зомби и держа руки на бёдрах.

Бобу кажется, будто его тело движется само по себе, по своим собственным намерениям.

- Да... конечно.

- Смелее.

Боб стоит в паре сантиметров от маленькой Пенни. Та злобно рычит на него и брызжет слюной, лязгая цепью. Держа палец на вытянутой руке, Боб скармливает его Пенни. Маленький труп поглощает угощение, падая на колени, и обеими руками запихивая палец в голодный крошечный рот. Тошнотворные чавкающие звуки заполняют прачечную. Мужчины стоят бок о бок, наблюдая. Губернатор кладёт руку на плечо своего нового друга.

* * *

К концу недели стена достигла конца третьего квартала. Она была отстроена вдоль Джонс Милл Роуд вплоть до почтового здания с заколоченными досками окнами и исписанными граффити стенами. Вдоль кирпичной стены, прилегающей к автостоянке, какой-то шутник с парой лет колледжа за спиной краской из баллончика написал на стене фразу "ТАК КОНЧАЕТСЯ МИР: ПОГЛОЩЁННЫЙ НЕ ПЛАМЕНЕМ, НО МЕРТВЕЦАМИ" - постоянное напоминание об общественном крахе и падении государства, какими мы их знали.

В субботу Джош Ли Гамильтон вместе с рабочей бригадой перевозит тележки, нагруженные всяким хламом, с одного конца тротуара на другой, работая за еду, чтобы прокормить себя и Лилли. У него больше не осталось ничего, что можно было бы обменять на еду, и последние несколько дней Джош выполнял чёрную работу, начиная от мытья унитазов до свежевания тушек животных, которые впоследствии отправляются в коптильню. Но он с удовольствием работает ради Лилли.

Джош так влюбился в эту девушку, что каждую ночь позволяет себе тихо плакать в пустынном полумраке заброшенной квартиры после того, как Лилли засыпает в его объятиях. Джош ловит себя на парадоксальной мысли, что он сумел найти свою любовь посреди обломков этого мира. Переполненный какой-то безрассудной надеждой и мечтательными мыслями, являющимися побочным эффектом первых настоящих интимных отношений в его жизни, Джош едва замечает отсутствие других членов группы. Их небольшая компания, кажется, растворилась в воздухе.

Время от времени по ночам Джош замечает Меган, прокрадывающуюся вдоль балюстрады жилых домов, полуголую и одурманенную наркотиком. Джон понятия не имеет, встречается ли она по-прежнему со Скоттом. По правде говоря, Скотт куда-то исчез. Никто не знает, где он может быть, и, как ни прискорбно, всем по большому счёту плевать. У Меган, судя по всему, дела идут оживлённо. Из пятидесяти или около того жителей Вудбери меньше десятка являются женщинами и лишь четверо из них способны зачать ребёнка.

Гораздо больше его тревожит благосклонность городского правителя к Бобу. Очевидно, что Губернатор, а Джош доверяет этому социопату как лидеру ровно настолько, насколько доверил бы ходячему тренировать детскую сборную по бейсболу, заинтересовал старого Боба и балует его хорошим виски, барбитуратами и социальным статусом.

Однако в субботу днём​ Джош выбрасывает все эти мысли из головы, пока разгружает поддоны с сайдингом на краю временно установленной стены. Другие рабочие перемещаются вдоль баррикады, приколачивая к ней доски. Некоторые из них используют молотки, другие - пневматические пистолеты, подключённые к генераторам, работающим на бензине. Шум вызывает беспокойство, даже становится неконтролируемым.

- Просто сложи мешки с песком вон там, брат, - кивком указывает Мартинес, будто обращаясь к соседу. На бедре он носит винтовку М1. На нём фирменная бандана и камуфляжная майка без рукавов. Мартинес всё так же приветлив, и это сбивает Джоша с толку. Он кажется ему самым уравновешенным из всей городской шайки, но планка здесь не так высока. Будучи ответственным за смену часовых на стене, Мартинес быстро нашёл общий язык с Губернатором, хотя эти двое, кажется, понимают друг друга с полуслова.

- Просто постарайся сделать это как можно тише, бро, - добавляет он, подмигнув, - если это вообще возможно.

- Я понял, - кивает Джош и начинает разгружать листы ДСП размером четыре на шесть метров. Его короткая куртка насквозь пропиталась потом и липнет к спине и шее. Зимнее полуденное солнце уже высоко в небе, и Джош заканчивает укладку в считанные минуты. К нему подходит Мартинес.

- Почему бы тебе не разгрузить ещё один паллет до обеда?

- Вас понял, - отвечает Джош и тянет за собой пустую тележку, затем разворачивается и вешает куртку на столб у забора, оставляя в кармане короткоствольный тридцати-восьми калиберный полицейский револьвер. Джош время от времени забывает, что револьвер спрятан в кармане куртки. С того момента, как Джош приехал в Вудбери, ему не приходилось пользоваться пистолетом - это место неплохо охраняется.

По сути, за последнюю неделю ходячие появлялись лишь несколько раз вблизи леса и на окружных дорогах, и их нападения были легко и быстро подавлены хорошо вооружёнными часовыми. По словам Мартинеса, городские власти обнаружили оружейный склад Национальной Гвардии недалеко от Вудбери - целый арсенал всевозможного оружия, которому Губернатор нашёл достойное применение. По правде говоря, для Губернатора нападение ходячих - меньшее из всех зол. Численность населения Вудбери стремительно падает под гнётом постапокалиптической жизни. Терпение людей на пределе. Люди начинают набрасываться друг на друга.

Джош преодолевает расстояние в два жилых здания между строительной площадкой и складом менее чем за пять минут, размышляя о Лилли и их совместном будущем. Поглощённый этими мыслями, он не слышит запаха, окружающего его по мере того, как он приближается к деревянному зданию на краю железной дороги. Когда-то этот склад стоял возле здания вокзала на пересечении Чаттугской и Чикамогской железных дорог. На протяжении двадцатого столетия фермеры, выращивающие табак, поставляли свою продукцию в Фейетвилль по этой железной дороге. Джош устало тащится вдоль длинного узкого здания и оставляет тележку возле порога. Здание достигает, по меньшей мере, десяти метров в высоту, его вальмовая крыша изрядно пострадала от многочисленных дождей. Штукатурка на стенах потрескалась, стены здания пришли в запущение. Единственное окно у двери разбито и заколочено досками. Это место напоминает заброшенный музей, реликвию старого Юга. Рабочие использовали это здание, как склад для хранения древесины и стройматериалов.

- Джош!

Джош останавливается перед входом, когда из-за спины раздаётся знакомый голос. Он оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть Лилли, несущуюся ему навстречу в своём вызывающем наряде. На ней широкополая шляпа, разноцветный шарф и куртка с мехом койота, которую она выменяла в городе у пожилой женщины. За улыбкой на её стройном личике скрывается усталость.

- Девочка моя, ты загляденье, - говорит Джош, хватая её и осторожно заключая в свои крепкие объятия. Она обнимает его в ответ, не столько страстно, сколько платонически, и Джош в очередной раз задумывается, не слишком ли он торопит её. Или, возможно, их занятия любовью испортили и без того сложные отношения между ними. А возможно, он не оправдал её ожиданий. Она, кажется, слегка сдерживает свои чувства. Только слегка… Джош избавляется от этих мыслей. Это, должно быть, стресс.

- Мы можем поговорить? - произносит она, глядя на него угрюмым, безрадостным взглядом.

- Конечно... не хочешь помочь мне?

- После тебя, - говорит она, указывая на вход. Джош поворачивает ручку и открывает дверь. Запах гнилой плоти, смешанный с затхлой заплесневелой тьмой в складском помещении, чувствуется не сразу. Они также не замечают брешь между двумя гипсокартоновыми перегородками в конце склада, и тот факт, что задняя часть здания опасно примыкает к лесным дебрям. Здание простирается, по крайней мере, на тридцать метров вглубь темноты, оплетённое паутиной и испещрённое облезлыми и поржавевшими перилами цвета грязной земли.

- Что у тебя на уме, детка? - Джош пересекает обуглившийся пол и направляется к груде деревянной обшивки. Панели длиной четыре-на-шесть выглядят так, будто их притащили из коровника, выемки в древесине окрашены яркой красной краской и забиты грязью.

- Надо двигаться дальше Джош, убираться подальше от этого города... пока не случилось что-то ужасное.

- Потерпи немного, Лилли.

- Нет, Джош, я серьёзно. Послушай...

Она дёргает его за руку и притягивает к себе, так, что они оказываются лицом к лицу.

- Меня не волнует, если Меган, Скотт и Боб останутся ... мы должны покинуть это место. С виду здесь всё такое уютное и семейное, но оно гниёт изнутри.

- Я знаю... мне всего-лишь нужно...

Он замолкает, когда замечает боковым зрением размытую тень, проскользнувшую позади заколоченного окна.

- О Боже, Джош, ты...

- Держись за мной, - говорит он, осозновая, что происходит.

Он чувствует запах, проникающий из заплесневелого ангара, слышит низкое гортанное рычание, доносящееся из задней части здания, и видит полоску дневного света сквозь щель в углу. Но что самое худшее, Джош осознает, что оставил свой револьвер в куртке.

Глава 10

Тут же эхом раздаётся звук выстрела со стороны склада. Лилли вздрагивает в темноте, а Джош поворачивается в сторону сваленного в кучу хлама на звук разбившегося окна, рядом с входной дверью. Троица рычащих зомби, выдавившая заколоченное окно усилием их общего веса, пытается пробраться в амбар. Двое мужчин и женщина, с глубокими порезами на лицах, с зияющими в щеках дырами, обнажающими дёсны и пожелтевшие зубы, бросаются в темноту. Злобное рычание заполняет здание.

У Джоша есть время только на то, чтобы зафиксировать этот момент, когда он слышит шаркающие шаги, приближающиеся к нему из задней части тёмного сарая. Он оборачивается и видит, как к нему приближается огромный ходячий в комбинезоне, вероятнее всего бывший фермер. Кишечник мертвеца болтается как слизистые чётки, ноги волочатся по пыли, и он пьяно наталкивается на штабеля ящиков и груду старых рельс.

- ЛИЛЛИ, ДЕРЖИСЬ ПОЗАДИ МЕНЯ!

Джош наклоняется к куче брошенной мебели и поднимает огромную доску, держа её перед собой как щит. Лилли прижимается к его спине. От ужаса у неё учащается дыхание. Джош поднимает доску и направляется к крупному ходячему с ускорением среднего полузащитника, направляющегося в защиту, чтобы сбить квотербека. Ходячий издает влажный стон, когда Джош опускает на него доску. Сила удара отбрасывает огромный труп на сожжённый пол. Джош опускает доску на существо. Лилли падает сверху. Под весом их тел гигант замирает на полу, его мёртвые конечности, корчатся под доской, почерневшие пальцы, торчащие по сторонам, цепляются за воздух. Снаружи, в шуме ветра, слышится аварийный сигнал.

- ТВОЮ МАТЬ!

Джош на мгновение теряет контроль и с силой несколько раз обрушивает доску на голову огромного мёртвого фермера. Лилли отскакивает от Джоша, когда он начинает сокрушать череп зомби своим ботинком. Джош подпрыгивает на доске, из-под которой исходят ревущие вопли, гнев искажает его лицо. Мозговая жидкость струёй брызжет из-под доски, когда раздаётся треск ломающихся костей черепной коробки и фермер замирает. Огромный поток чёрной жидкости разливается по полу, и Лилли в ужасе пятится назад. Внезапно с улицы перед амбаром раздаётся знакомый голос, спокойный и собранный, несмотря на всю его звучность.

- ПРИГНИТЕСЬ, РЕБЯТА! НА ПОЛ, БЫСТРЕЕ!!

Нутром Джош узнаёт голос Мартинеса, и, одновременно, помнит, что ещё трое ходячих приближаются к передней части амбара. Джош спрыгивает с доски, разворачивается и видит трёх ходячих, приближающихся к Лилли, тянущихся к ней содрогающимися безжизненными руками. Лилли кричит. Джош бросается к ней, осматриваясь в поисках оружия. На полу только металлолом и опилки. Лилли с криком пятится назад, и её крик сливается с раскатистым, уверенным воплем снаружи.

- НА ПОЛ, РЕБЯТА! НА ПОЛ, СЕЙЧАС!!

Джош мгновенно понимает его, хватает Лилли и дергает её вниз на покрытый золой пол. Три мертвеца приближаются к ним, их зияющие рты и стекающие слюни теперь так близко, что Джош может чувствовать отвратительный смрад их зловонного дыхания. Стрельба из автомата выбивает на гипсокартоне жемчужное ожерелье отверстий, сквозь каждое отверстие пробивается дневной свет, освещая переднюю стену. Автоматная очередь решетит тела трёх трупов, заставляя их танцевать жуткий танец Ватусси в темноте. Нестерпимый шум сокрушает тишину. Щепки и ошмётки штукатурки, гильзы и куски гниющей плоти дождём сыпятся на Джоша и Лилли, прикрывающих руками свои головы. Джош краем глаза улавливает жуткий танец ходячих, они дёргаются и извиваются в аритмии барабанной дроби. Нити яркого света пронизывают тьму. Черепа взрываются. Разлетаются куски плоти. Мёртвые тела сдуваются и падают одно за другим. Шквал продолжается. Тонкие отверстия наполняют амбар нитями ослепляющего солнечного света.

* * *

Опускается тишина. За пределами амбара, до Джоша доносится приглушённый звон пустых гильз, падающих на тротуар. Он слышит слабый щелчок затвора и напряжённые коллективные вздохи, доносимые ветром. Проходит несколько минут. Он поворачивается к Лилли, которая лежит рядом, прижимаясь к нему, сжимая складки его рубашки. Она выглядит почти неподвижной, её лицо прижато к полу. Джош обнимает и притягвает её к себе, гладит по спине.

- С тобой всё в порядке?

- Сказочно... просто прекрасно, - она, кажется, очнулась от ужаса, глядя на растёкшуюся лужу черепной жидкости. Пронизанные и выпотрошенные тела лежат всего в нескольких сантиметрах от них. Лилли садится. Джош поднимается, помогает ей встать на ноги и начинает что-то говорить, когда скрип старого дерева привлекает его внимание к входу. Дверь, от которой осталась лишь верхняя её половина, сквозящая пулевыми отверстиями, со скрипом открывается. В дверном проёме показывается Мартинес. Он говорит торопливо, целенаправленно.

- Вы двое в порядке?

- В порядке, - говорит ему Джош, а затем слышит шум на расстоянии. Разгневанные голоса множатся на ветру. Приглушённый треск.

- Нам нужно ещё кое-что уладить, - говорит Мартинес. - Если с вами всё в порядке.

- Всё хорошо.

С кратким кивком, Мартинес направляется к двери и исчезает в пасмурном дневном свете.

* * *

В двух кварталах к востоку от железной дороги, недалеко от баррикады, завязалась потасовка. Драки стали обычным делом в новом Вудбери. Две недели назад несколько охранников мясника подрались за право обладать весьма замусоленным выпуском журнала «Едва Совершеннолетние». Доктору Стивенсу пришлось в тот же день вправить челюсть одному из бойцов и обработать фингал под глазом второго. В основном эти драки происходят отчасти тайно, в помещении или поздно вечером, и по самым банальным причинам, какие только можно представить: кто-то не так посмотрел на кого-то, кто-то рассказал оскорбительный анекдот, кто-то просто раздражает кого-то. Последние несколько недель, Губернатор был озабочен растущим числом мелких потасовок.

Но до сегодняшнего дня, большинство этих несерьёзных стычек были частным делом. Сегодня последняя драка вспыхнула средь бела дня, прямо возле продовольственного центра, перед, по меньшей мере, двадцатью зрителями... и толпа, кажется, подогревает атмосферу схватки. Сначала зрители смотрят с отвращением, как два молодых борца бьют друг друга голыми кулаками на холодном ветру, их грубые удары, полные враждебности и ярости, их глаза, пылающие от гнева. Но вскоре что-то в толпе меняется. Злые крики обращаются в возгласы и улюлюканье. В глазах зрителей искрится жажда крови. Напряжение от такого зрелища находит проявление в гневных криках, подобных смеху гиены, психотических возгласах, и поднятых вверх кулаках.

Мартинез и его ребята прибывают в самый разгар боя. Дин Горман, деревенский парень из Огасты в рваных джинсах и с татуировками в стиле хэви металл, извивается под Джонни Прюиттом, толстяком и тупым укурком из Джонсборо. Прюитт, имевший смелость раскритиковать футбольную команду Огаста Стейт Ягуарс, сейчас валяется на земле тяжело дыша.

- Эй! А ну успокойтесь! - Мартинес подходит с северной стороны улицы, на бедре у него M1, ещё тёплый от разборки на складе у железнодорожной станции. Трое охранников с винтовками на груди следуют за ним по пятам. Когда Мартинес переходит улицу, ему становится трудно разглядеть бойцов за толпой зрителей. Всё, что можно разглядеть - это облако пыли, молотящие кулаки, и взбудораженные зрители.

- ЭЙ!!!

В центре круга, окружённого зрителями, Дин Горман впечатывает стальной носок рабочего ботинка в рёбра Джонни Прюитта. Толстяк корчится от боли и катается по земле в агонии. Толпа насмехается. Горман прыгает на парня, но Прюитт уворачивается, всадив колено в пах Гормана. Зрители воют. Горман падает, хватаясь за своё хозяйство, и Прюитт набрасывается на него с серией боковых ударов по лицу. Кровь брызжет на песок из носа Гормана, оставляя тёмные подтёки.

Мартинес пробивает себе путь к потасовке сквозь столпившихся зевак.

- Мартинес! Подожди!

Мартинес чувствует, как на его запястье сомкнулась чья-то рука, он оборачивается и видит Губернатора.

- Подожди секунду, - говорит себе под нос жилистый человек с искрой интереса, сверкающей в его глубоко посаженных глазах. Его усы стали тёмными и густыми, придавая его лицу хищный вид. Он носит длинный чёрный плащ-пыльник поверх рубашки, джинсы и высокие чёрные сапоги. Волосы, собранные в конский хвост величественно развиваются на ветру. Он похож на чокнутого паладина девятнадцатого века или мнимого вооружённого бандита и сутенёра. - Я хочу кое-что увидеть.

Мартинес опускает оружие и кивком указывает в сторону происходящего:

- Просто волновался, что чья-нибудь задница серьёзно пострадает.

К тому моменту Большой Джонни Прюитт смыкает свои пухлые пальцы на горле Дина Гормана, и Горман начинает задыхаться и бледнеть. За считанные секунды дикая схватка становится смертельной. Прюитт не отпускает. Толпа взрывается уродливыми, бессмысленными возгласами. Горман цепляется и бьётся в конвульсиях. Ему не хватает воздуха, его лицо приобретает цвет баклажана. Его глаза выпучены, он брызжет кровавой слюной.

- Не беспокойся, дружище, - бормочет Губернатор, внимательно наблюдая за выпученными глазами Гормана.

Именно тогда Мартинес понимает, что Губернатор не смотрит на схватку как таковую. Его взгляд скользит по стоящим полукругом кричащим зрителям, Губернатор наблюдает за наблюдателями. Он, кажется, пожирает глазами каждое лицо, вслушивается в каждый вой, каждый крик и возглас.

Между тем, Дин Горман начинает оседать на землю, в мёртвой хватке колбасных пальцев Джонни Прюитта. Лицо Гормана приобретает оттенок сухого цемента. Его глаза закатываются и он перестаёт сопротивляться.

- Ладно, достаточно... отцепи его, - говорит Губернатор Мартинесу.

- РАССТУПИТЕСЬ!

Мартинес пробивается сквозь толпу с винтовкой, зажатой обеими руками. Большой толстый Джонни Прюитт наконец отпускает горло Гормана под дулом М1, и Горман начинает дёргаться в конвульсиях.

- Приведи Стивенса, - поручает Мартинес одному из своих охранников.

Толпа, по-прежнему взбудораженная действом, испускает коллективный стон. Некоторые ворчат, а некоторые неодобрительно свистят, разочарованные прерванным зрелищем. Стоя в стороне, Губернатор берёт всё это на заметку. Когда зрители начинают расходиться, блуждать, качая головами, Губернатор подходит к Мартинесу, до сих пор стоящему над корчащимся Горманом. Мартинез смотрит на Губернатора.

- Он будет жить.

- Отлично, - Губернатор смотрит вниз на молодого человека на земле. - Думаю, я знаю, что делать с солдатами.

* * *

В то же время, под нижними уровнями гоночного трека, в темноте импровизированной тюремной камеры, четверо мужчин шепчутся друг с другом.

- Это никогда не сработает, - произносит скептически первый мужчина, сидя в углу в боксерских трусах, насквозь пропитанных мочой, глядя на тени других заключённых, собравшихся вокруг него на полу.

- Заткнись, Мэннинг, - шипит второй человек, Баркер, двадцатипятилетний, тонкий как шпала юноша. Он с негодованием смотрит на своих товарищей сквозь длинные пряди жирных волос. Баркер когда-то был любимцем майора Гэвина в Кэмп Элленвуд, штат Джорджия, за особые заслуги переведённый в двести двадцать первый батальон военной разведки. Теперь, благодаря этому психу, Филиппу Блейку, Гэвин мёртв, и Баркер стал рваным, полуобнаженным, пресмыкающимся комком, существующем благодаря холодной овсянке и червивому хлебу в подвале каких-то богом забытых катакомб.

Четверо солдат находятся под "домашним арестом "здесь более трех недель, с тех пор, как Филипп Блейк хладнокровно застрелил их командира, Гэвина, прямо перед десятками горожан. Теперь единственное, что у них есть - это голод, неудержимая ярость и тот факт, что Баркер прикован к шлакоблочной стене слева от запертой входной двери, того места, с которого, вероятно, можно наброситься на человека, вошедшего в камеру... такого, как Блейк, например, который регулярно спускается сюда, чтобы вытащить узников, одного за другим и заставить их встретиться со своей адской участью.

- Он не глуп, Баркер, - третий человек по имени Стинсон хрипит из противоположного угла. Этот человек старше, более плотно сложен, славный старик с испорченными зубами, однажды управлявший реквизиционным отделом на станции Национальной гвардии.

- Я согласен со Стинсоном, - говорит Томми Зорн у задней стены, резко садясь на пол в нижнем белье, его худощавое тело покрыто кожной сыпью. Зорн когда-то работал курьером на станции Национальной гвардии. - Он сразу же нас раскусит.

- Нет, если мы будем осторожны, - возражает Баркер.

- И кто, чёрт возьми, будет играть роль мертвеца?

- Неважно, я буду тем, кто надерёт ему задницу, когда он войдёт.

- Баркер, я думаю, что это место заставило тебя слететь с катушек. Серьезно. Вы хотите, в конечном итоге, закончить как Гэвин? Как Грили, и Джонсон, и...

- ТЫ, ТРУСЛИВЫЙ ЧЛЕНОСОС! МЫ ВСЕ ЗАКОНЧИМ КАК ОНИ, ЕСЛИ НИЧЕГО НЕ ПРЕДПРИМЕМ!!

Его пронзительный голос, натянутый как высоковольтные провода, мгновенно прекращает разговор подобно переключателю. В течение продолжительного времени, четверо гвардейцев сидят в темноте, не говоря ни слова.

Наконец, Баркер говорит:

- Всё, что нам нужно, это чтобы один из вас, придурков, притворился мёртвым. Это всё, о чём я прошу. Я оглушу его, когда он войдёт.

- Проблема в том, как сделать это убедительно, - говорит Мэннинг.

- Обмажься дерьмом.

- Очень правдоподобно...

- Пусти кровь, обмажь ею лицо и дай засохнуть, я не знаю. Три глаза, пока не покраснеют. Ты хочешь выбраться отсюда или нет?

Остальные молчат.

- Вы грёбаные солдаты, мать вашу. Хотите гнить здесь, как личинки?

Очередное молчание, и затем в темноте раздаётся голос Стинсона:

- Ладно, я сделаю это.

* * *

Боб следует за Губернатором через чёрный ход в конце гоночного трека, вниз в узкий пролёт по железной лестнице, а затем по узкому коридору. Их шаги эхом раздаются в тусклом свете. Свет аварийных решётчатых фонарей, работающих от генератора, мерцает над головой.

- Наконец до меня дошло, Боб, - говорит Губернатор, перебирая связку отмычек, прикреплённых к его поясу на длинной цепи. - Это место нуждается... в развлечениях.

- Развлечениях?

- У греков был свой театр, Боб... У римлян цирки.

Боб понятия не имеет, о чём говорит человек, но он покорно идёт следом, вытирая сухие губы. Ему срочно нужно выпить. Он расстёгивает оливково-серую куртку, жемчужины пота блестят на лбу, обветренном в этих затхлых и сырых витиеватых тоннелях под гоночным треком. Они открывают запертую дверь, и Боб может поклясться, что слышит приглушённые стоны оживших мертвецов. Запах гниющей плоти смешался с сыростью коридора. Желудок Боба сжимается. Губернатор приводит его к металлической двери с узким окном в конце коридора. Тень от разбитого окна тянется вниз.

- Необходимо сделать горожан счастливыми, - бормочет Губернатор, останавливаясь у двери и подбирая нужный ключ. - Послушными, управляемыми... податливыми.

Боб ждёт, пока Губернатор вставляет толстый металлический ключ в дверной засов. Но как раз в тот момент, когда Губернатор собирается открыть замок, он поворачивается и смотрит на Боба.

- Недавно в городе были проблемы с Национальной гвардией, они думали, что они смогут управлять людьми, помыкать ими... думали, что смогут создать для себя небольшое царство.

Озадаченный, испытывающий головокружение и тошноту, Боб только кивает и ничего не говорит.

- Я держу некоторых из них здесь взаперти, - Губернатор подмигивает, как будто рассказывает ребёнку, где спрятал печенье. - Их было семь, - Губернатор вздыхает. - Сейчас их только четверо. Я разобрался с ними как мисс Грант разобралась в том фильме с Ричмондом.

- Разобрался с ними?

Вдруг Губернатор вздыхает, и виновато смотрит в пол.

- Они послужили высшей цели, Боб. Для моего ребёнка... для Пенни.

С внезапным порывом тошноты Боб понимает, что Губернатор имеет в виду.

- Так или иначе... - Губернатор поворачивается к двери. - Я знал, что они на что-нибудь сгодятся... но теперь я понимаю их истинное предназначение, - Губернатор улыбается. - Гладиаторы, Боб. Для всеобщего блага.

Именно тогда происходит сразу несколько вещей: Губернатор поворачивается и открывает замок, одновременно щёлкая выключателем... и за защитным стеклом вдруг начинает мерцать ряд люминесцентных ламп, освещая бетонную камеру. Огромный человек, одетый только в рваное мужское нижнее бельё, лежит на полу, подёргиваясь, весь в крови, его чёрный рот открыт, обнажая зубы в отвратительной гримасе.

- Какая досада, - говорит Губернатор, - Похоже, один из них превратился.

За запертой дверью камеры раздаётся приглушённый шум - другие заключенные кричат, дергаясь на своих цепях, умоляя, чтобы их спасли от недавно обратившегося кусачего. Губернатор тянется к складке своего плаща и достаёт из-за пояса Кольт 0,45 калибра. Он проверяет магазин и бормочет:

- Оставайся здесь, Боб. Это займёт всего секунду.

Он открывает замок и заходит внутрь, и в этот момент мужчина набрасывается на него из-за двери. Баркер издаёт истошный крик, когда нападает на Губернатора сзади. Цепь, прикреплённая к лодыжке Баркера, поддаётся, достигнув своего предела, и вырывает металлический болт из стены. Застигнутый врасплох, Губернатор, с открытым от удивления ртом, спотыкается и роняет на пол свой Кольт. Пистолет с грохотом падает, отлетая на несколько метров.

Боб с криком кидается к дверному проёму, когда Баркер вцепляется в лодыжки Губернатора, впиваясь своими грязными нестриженными ногтями в его плоть. Баркер пытается схватить связку ключей, но кольцо плотно закреплено на бедре Губернатора. Губернатор с рёвом ползёт к упавшему пистолету. Остальные мужчины кричат, когда Баркер теряет над собой контроль и, всё ещё хватаясь за лодыжки Губернатора, с диким яростным воплем и жаждой убийства впивается зубами в мягкую плоть его Ахиллесовой пяты, и Губернатор воет от боли. Боб словно парализованный, как громом поражённый, наблюдает из-за полуоткрытой двери. Баркер прокусывает кожу до крови. Губернатор брыкается и ногами пинает заключенного, пытаясь дотянуться до пистолета. Другие люди пытаются освободиться, выкрикивают нечленораздельные предупреждения, в то время как Баркер зубами и ногтями разрывает плоть Губернатора. Губернатор пытается дотянуться до пистолета, который находится в нескольких сантиметрах от него... пока, наконец, его длинные, жилистые пальцы не хватаются за рукоятку Кольта. Одним быстрым движением Губернатор переворачивается на спину, наставляет полуавтоматический пистолет на лицо Баркера и нажимает на курок. Череда мощных приглушённых выстрелов раздаётся в камере. Баркера отбрасывает назад, как тряпичную куклу, которую дёрнули за шнурок. Мелкая дробь буравит его лицо, выходя из задней части черепа и оставляя за собой шлейф густой крови. Тёмно-малиновая жидкость брызжет на бетонную стену рядом с дверью, часть её попадает на Боба, который тут же отстраняется назад. На другом конце камеры другие заключённые издают несколько нечленораздельных воплей, кричат с неистовой мольбой, когда Губернатор поднимается на ноги.

- Пожалуйста, пожалуйста, я не обратился, НЕ ОБРАТИЛСЯ! - На другом конце комнаты здоровяк Стинсон опускается на пол, прикрывая окровавленное лицо и крича. Его дрожащие губы измазаны плесенью со стен и маслом с дверных петель.

- Это была уловка! Уловка!

Губернатор вынимает пустой магазин из кольта и роняет его на пол. Тяжело и часто дыша, он достаёт новую обойму из заднего кармана и вставляет в рукоятку. Он взводит курок и спокойно наставляет дуло пистолета на Стинсона, сообщая здоровяку.

- Как по мне, так ты выглядишь как долбаный кусачий.

Стинсон прикрывает своё лицо.

- Это была идея Баркера, глупая идея, пожалуйста, я не хотел так поступать, Баркер был психом, пожалуйста... ПОЖАЛУЙСТА!

Губернатор выпускает полдюжины пуль, заставляя всех вокруг вздрогнуть от раздавшихся выстрелов. Дальняя стена озаряется залпом выстрелов прямо над головой Стинсона, извергая облака пыли и штукатурки, производя невыносимый шум и оглушительный шквал, осыпая всё вокруг искрами и пулями, отлетающими рикошетом от потолка. Единственная лампа на потолке взрывается, рассыпаясь дождём стеклянных осколков, и заставляя всех прижаться к полу. Наконец Губернатор успокаивается и стоит так, переводя дыхание, моргая, и обращаясь к стоящему в дверях Бобу:

- Мы получили здесь ценный урок, Боб.

В другом конце комнаты на полу сидит Стинсон, обмочившийся, униженный, но всё ещё живой. Он закрыл лицо руками и тихонько плачет. Губернатор хромает к здоровяку, оставляя за собой тонкий след кровавых капель.

- Видишь ли, Боб... то, что разгорается внутри этих мальчиков, заставляет их вытворять подобное глупое дерьмо и это сделает их суперзвездами на арене.

Стинсон с соплями на лице смотрит теперь, как Губернатор нависает над ним.

- Они не понимают этого, Боб, - Губернатор нацеливает дуло в лицо Стинсона. - Но они только что прошли первое испытание гладиаторской школы. Губернатор пристально смотрит на Стинсона, - Открой рот.

От всхлипываний и страха Стинсон начинает заикаться и, тяжело дыша, выдавливает:

- Да брось, пожааааалуйста...

- Открой рот.

Стинсону удаётся это сделать. А в другом конце комнаты стоящий в дверном проёме Боб отворачивается в сторону.

- Вот видишь, Боб, - говорит Губернатор, медленно погружая ствол пистолета в рот здоровяка. В комнате наступает гробовая тишина, а другие мужчины в ужасе наблюдают за ними.

- Послушание... мужество... глупость. Разве не это девиз бойскаутов?

Без предупреждения Губернатор снимает палец с курка, отпускает лицо плачущего человека, вынимает пистолет, разворачивается и хромает к выходу.

- Как там говорил Эд Салливан...? Это будет грандиозное зрелище!

Напряжённость улетучивается из комнаты, сменяясь звенящей в ушах тишиной.

- Боб, сделай мне одолжение, - бормочет Губернатор, проходя мимо изрешечённого пулевыми отверстиями тела Старшего Командора-Сержанта Трея Баркера на выходе из камеры, - Приберись тут... но не отвози этого членососа в крематорий. Доставь его в лазарет.

Он подмигивает Бобу.

- Там я позабочусь о нём.

* * *

На следующий день рано утром, перед рассветом, Меган Лафферти, обнажённая и замёрзшая от холода, лежит на спине в темноте на сломанной кровати в одной из убогих однокомнатных квартир - личных покоях какого-то солдата, чьё имя она даже не может вспомнить. Дэнни? Даниэль? Меган вчера была слишком накуренной, чтобы удержать в голове его имя. Теперь тощий молодой человек с татуировкой кобры между лопаток ритмично двигается внутри неё, заставляя кровать скрипеть. Меган старательно думает о другом, уставившись в потолок, разглядывая дохлых мух, скопившихся в светильнике над головой, пытаясь выдержать ужасное, болезненное и липкое ощущение пульсирующего внутри неё полового члена.

В комнате имеется койка, ветхий комод, поеденные молью шторы над открытым окном, за которыми время от времени свистит декабрьский ветер, и груды, груды ящиков, заполненных продовольствием. Некоторые из этих товаров он пообещал Меган в обмен на секс. Она замечает верёвку с рваными мясистыми предметами, намотанную на крючок у двери, которые она сначала принимает за сухоцветы. При ближайшем рассмотрении, однако, цветы проявляются в темноте, и оказываются человеческими ушами, скорее всего, трофеями с убитых ходячих. Меган пытается подавить в голове последние слова Лилли, которые она произнесла только вчера вечером у горящей бензиновой бочки:

- Это моё тело, подруга, и это чертовски отчаянные времена, - заключила Меган, пытаясь оправдать своё поведение.

Лилли ответила с отвращением:

- Я бы предпочла голодать, чем делать это за еду. - И тогда Лилли официально разорвала их дружбу, раз и навсегда: - Теперь мне всё равно, Меган, с меня хватит, всё кончено, я не хочу иметь с тобой больше ничего общего.

Теперь эти слова эхом повторяются в бесконечной пустоте в душе Меган. Эта воронка была в её душе многие годы, гигантская расщелина печали, бездонная пропасть ненависти к себе появилась, когда она была молодой. Она никогда не могла заполнить эту скважину боли, и теперь мир, отмеченный злым роком, накрыл её, как нагноение покрывает рану. Она закрывает глаза и представляет, как тонет в глубоком, тёмном океане, когда неожиданно слышит шум. Её глаза резко открываются. Звук, несомненно, исходит из-за окна. Слабый, но ещё отчетливо слышный в ветреной тишине предрассветного декабрьского воздуха, этот шум эхом разносится над крышами домов: две пары стоп, движущиеся украдкой, двое горожан тайком пробирающиеся в темноте. К этому моменту, парню с коброй наскучило их наркоманское совокупление, и он соскользнул с тела Меган. От него несёт высохшей спермой и мочой, у него воняет изо рта и он начинает храпеть, как только его голова касается подушки. Меган поднимается с постели, стараясь не разбудить бессознательного клиента. Она бесшумно ступает по прохладному полу к окну и выглядывает наружу.

Город дремлет в сером мраке. На фоне тусклого света вырисовываются вентиляционные трубы и дымоходы на крышах зданий. Две фигуры, едва заметные в темноте, ползут к дальнему углу западной ограды, клубы пара от их дыхания различимы в холодном утреннем свете. Одна из фигур возвышается над другой. Меган узнает в них Джоша Ли Гамильтона и Лилли. Две призрачные фигуры останавливаются у края баррикады в ста пятидесяти метрах. Волны меланхолии пронизывают Меган. Когда пара исчезает за забором, чувство потери заставляет Меган упасть колени, и она молча плачет в зловонной темноте так долго, что, кажется, проходит целая вечность.

* * *

- Слезай, куколка, - шепчет Джош, пристально глядя как Лилли балансирует на гребне забора, одна нога чуть спереди, другая на выступе позади неё. Джош краем глаза следит за задремавшим на сиденье бульдозера ночным сторожем в сотне метров к востоку, обзор охраннику загораживает массивный дуб.

- Лови, - Лилли неуклюже снимает рюкзак с плеча и бросает его через забор Джошу. Джош ловит его. Сумка весит не менее десяти килограммов. В ней полицейский пистолет 0,38 калибра, отбойный молоток с изогнутой ручкой, отвёртка, пара шоколадных батончиков и две пластиковые бутылки с водой из-под крана.

- Будь осторожна.

Лилли слезает и приземляется на твёрдую землю за оградой. Они не теряют времени на то, чтобы долго бродить по городской периферии. Солнце встаёт, и они хотят оказаться вне поля зрения ночной охраны как можно скорее, прежде чем Мартинес и его люди проснутся и вернутся на свои посты. Джошу не нравится то, что происходит в Вудбери. Кажется, что его услуги становятся всё менее и менее ценными с точки зрения торговли. Вчера он разгрузил, по меньшей мере, три тонны панелей для ограждения и до сих пор Сэм Мясник утверждает, что Джош у него в долгу, что он, воспользовавшись бартерной системой, работает недостаточно усердно, чтобы отплатить за весь тот бекон и фрукты, которые получил. Появляется всё больше оснований для Джоша и Лилли, чтобы улизнуть из города и посмотреть, не смогут ли они добыть свои собственные запасы.

- Держись рядом, малышка, - говорит Джош и ведёт Лилли вдоль кромки леса. В то время как солнце поднимается выше, они держатся в тени, огибая край огромного кладбища слева от них. Древние ивы склоняются над памятниками времён Гражданской войны, призрачный предрассветный свет придаёт этому месту жутковатый, запущенный вид. Многие надгробия опрокинуты, некоторые могилы раскопаны. От этого кладбища у Джоша мурашки по коже, он поторапливает Лилли, и они спешат к пересечению Главной улицы и Каньон Драйв. Они поворачивают на север и направляются к ореховой роще за пределами города.

- Ищи указатели вдоль дороги, - говорит Джош, когда они начинают подниматься по пологому склону лесистого холма. - Или почтовые ящики. Или любой другой признак частной дороги.

- Что будем делать, если не найдем ничего, кроме деревьев?

- Должен быть дом ... или что-то в этом роде, - Джош постоянно всматривается в деревья по обе стороны узкой асфальтированной дороги. Рассвет уже наступил, но лес по обе стороны от Каньон Драйв по-прежнему остаётся тёмным и беспокойным, отбрасывая тени качающихся деревьев. Звуки сливаются друг с другом, и скользящие на ветру листья звучат как шаги за деревьями. Джош останавливается, роется в рюкзаке, достаёт из него пистолет и проверяет патронник.

- Что-то не так? - Лилли бросает взгляд на оружие, затем в сторону леса. - Ты что-то слышал?

- Всё в порядке, куколка, - он засовывает пистолет за пояс и продолжает подниматься в гору. - Пока мы двигаемся, не привлекая внимания... всё будет в порядке.

Они преодолевают ещё полкилометра в тишине, следуя друг за другом, оставаясь крайне внимательными, каждые несколько минут обращая свой взгляд на качающиеся ветви деревьев и тени в лесной чаще. Ходячие оставили Вудбери в покое после инцидента на железнодорожном складе, но Джош чувствует, что они вскоре появятся снова. Он начинает нервничать по поводу того, что они настолько отдалились от города в тот момент, когда замечает первый признак цивилизованной жизни. Огромный жестяной почтовый ящик, напоминающий небольшую хибарку, стоит в конце безымянной частной дороги. Только буквы Л. ХАНТ раскрывают личность его владельца, числа 20034 напечатаны на ржавом рябом металле. В пятидесяти метрах от первого почтового ящика они находят ещё несколько таких же, более десятка, по шесть штук с каждой стороны дороги. Джош начинает ощущать, что они сорвали куш. Он достаёт отбойный молоток с котомкой и передаёт его Лилли.

- Держи это под рукой, детка. Мы продолжим идти по дороге, в сторону всех этих почтовых ящиков.

- Я прямо за тобой, - говорит она и следует за здоровяком по извилистой гравийной дороге.

Уродливое на первый взгляд, это место становится различимым как мираж в утреннем свете. Обоснованное на поляне за деревьями, оно как будто появилось из космоса. Если бы дома были расположены вдоль подобной аллеи в Коннектикуте или Беверли-Хиллз, оно бы не казалось настолько неуместным, но здесь, в этой ветхой сельской преисподней, это место поражает Джоша. Трёхэтажный ветхий заброшенный особняк, окружённый поросшим сорняками газоном, представляет собой современное архитектурное чудо с консолями, выступающими балюстрадами и покатой черепичной крышей. Особняк выглядит как один из утраченных шедевров Фрэнка Ллойда Райта. Громадный бассейн, полный опавших листьев, частично виден на заднем дворе. Массивный балкон пришёл в упущение, с ограждения свисают сосульки, а грязный снег устилает пол.

- Должно быть, летний дом какого-нибудь магната, - предполагает Джош.

Они следуют вверх по дороге в сторону леса и находят больше заброшенных домов. Один из них выглядит как викторианский музей, с гигантскими башнями, которые возвышаются над орешником, словно какой-то мавританский дворец. Ещё один практически полностью сделан из стекла, с верандой с потрясающим видом на холм. Каждый роскошный дом имеет свой собственный бассейн, тренажерный зал, гараж на шесть автомобилей и широкую лужайку. В каждом доме темно, заперты двери, заколочены окна. Каждый дом мёртв и необитаем как мавзолей. Лилли останавливается перед тёмным стеклянным творением и смотрит вверх на балконы.

- Как думаешь, мы сможем попасть внутрь?

Джош усмехается:

- Дай-ка мне этот молоток, куколка... и отойди подальше.

* * *

Они находят настоящий клад полезных вещей, за исключением испорченных продуктов, а также признаки недавних взломов, вероятно, любопытство Губернатора и его головорезов. В некоторых домах они находят ещё не разграбленные кладовые, барные стойки и шкафы с чистыми постельными принадлежностями. Они находят мастерские с бόльшим количеством инструментов, чем в небольшом хозяйственном магазине. Они находят оружие и алкоголь, бензин и медикаменты. Они удивляются тому, что Губернатор и его люди ещё не обчистили эти места. Но самое приятное - это полное отсутствие ходячих.

Позже, Лилли стоит в фойе безупречного особняка, разглядывая замысловатые светильники в стиле Тиффани.

- Ты думаешь о том же, о чём и я?

- Не знаю, подруга, а о чём ты думаешь?

Она смотрит на него.

- Мы могли бы жить в одном из этих домов, Джош.

- Я не знаю.

Она оглядывается.

- Держаться друг друга, вести себя осторожно.

Джош думает об этом.

- Возможно, нам стоит повременить. Прикинуться дурачками ненадолго, посмотреть, не знает ли об этом месте кто-то ещё.

- В этом весь смысл, Джош, они здесь уже были... они не станут возвращаться.

Он вздыхает.

- Дай мне подумать об этом, малышка. Может быть, поговорить с Бобом.

* * *

После обыска гаражей, они находят несколько роскошных автомобилей, укрытых брезентом, и начинают строить планы на будущее, обсуждают возможность отправиться в путь. Как только они получат возможность поговорить с Бобом, сразу примут решение.

Они возвращаются в город в тот же вечер, незаметно проскользнув через ограждение вдоль южной границы баррикад. Они никому не рассказывают о своей находке. К сожалению, ни Джош, ни Лилли не заметили одного критического недостатка в найденном ими роскошном анклаве. Большинство задних дворов тянутся на тридцать метров к краю крутого обрыва, за которым скалистый склон погружается в глубокий каньон. Внизу, в высушенной зимними ветрами долине каньона, вдоль бывшего русла реки, опутанные ветками и лозой, по крайней мере, сто мертвецов бесцельно бродят туда-сюда, натыкаясь друг на друга. Как только существ привлечёт шум или запах человека, им понадобится меньше сорока восьми часов, чтобы сантиметр за сантиметром доползти до основания склона.

Глава 11

- Я всё ещё не понимаю, почему мы не можем просто пожить здесь некоторое время, - настаивает Лилли на следующий день, плюхаясь на маслянистый кожаный диван, расположенный напротив массивного окна внутри одного из особняков. Окно установлено в задней части дома на первом этаже, с видом на круглый бассейн на заднем дворе, который теперь накрыт брезентом со снежной коркой. Зимний ветер сотрясает окна, град барабанит по стеклу.

- Я не говорю, что это невозможно, - отвечает Джош с другого конца комнаты, где он, стоя у серванта, отбирает посуду и приборы из чистого серебра и кладёт их в вещевой мешок. На второй день знакомства с анклавом, к тому времени, как вечерние сумерки уже начали сгущаться, они успели собрать достаточно запасов, чтобы обустроить свой собственный дом. Они спрятали кое-что за стеной Вудбери, в сараях и амбарах. Они укрыли оружие, инструменты и консервы в автофургоне Боба, и решили раздобыть ещё один автомобиль в рабочем состоянии.

Джош вздыхает, идёт к дивану и садится рядом с Лилли.

- Я всё ещё не уверен, что это место безопасно, - говорит он.

- Да ладно... чувак ... эти дома как крепости, владельцы отстроили и обезопасили их на совесть. Я не смогу пережить ещё одну ночь в этом жутком городе.

Джош печально смотрит на неё.

- Детка, обещаю... ещё один день, и мы покончим со всем этим дерьмом.

- Правда? Ты правда так думаешь?

- Я уверен в этом, малышка. Кто-то наверняка выяснит, что пошло не так ... какой-нибудь умник из центра по контролю и профилактике заболеваний придумает противоядие, и мертвецы перестанут выбираться из своих могил.

Лилли трёт уставшие глаза.

- Хотела бы я, чтобы у меня была та же уверенность.

Джош касается её руки.

- Всё пройдёт, крошка. Моя мама всегда говорила: «Единственное, в чём ты можешь быть уверен в этом мире, это то, что ты никогда не останешься прежним. Всё меняется», - он смотрит на неё и улыбается. - Единственное, что никогда не изменится, детка, так это мои чувства к тебе.

Они сидят так мгновение, прислушиваясь к скрипам половиц и завываниям ветра, кружащего мокрый снег за окном, когда что-то проскальзывает снаружи, на заднем дворе. Несколько десятков голов медленно показываются вдалеке за оврагом, вереница гниющих лиц, незамеченная Лилли и Джошем - они сидят спиной к окну, в то время как стая зомби выходит из-за тени оврага.

Не обращая внимания на надвигающуюся угрозу, потерявшись в мыслях, Лилли кладёт голову на крепкое плечо Джоша. Она ощущает угрызения совести. Каждый день она чувствует, что Джош всё сильнее влюбляется в неё, то, как он прикасается к ней, как его глаза загораются каждое утро, когда они просыпаются на холодном полу второго этажа их квартиры. Часть Лилли жаждет такой привязанности и близости ... но часть её всё ещё чувствует себя отстранённой, обособленной, виноватой в том, что она позволила этим отношениям произрасти из страха, из соображений удобства. Она испытывает чувство долга перед Джошем. Но это не основа для отношений. То, что она делает, неправильно. Она обязана сказать ему правду.

- Джош ...

Она поднимает на него взгляд.

- Я должна сказать тебе... ты один из самых замечательных людей, которых я когда-либо встречала.

Он усмехается, не замечая печальных ноток в её голосе:

- И ты чертовски хороша собой.

Снаружи, теперь хорошо различимые сквозь заднее окно, по меньшей мере пятьдесят существ хватаются ногтями за уступ, пробираясь к лужайке, их когтистые пальцы впиваются в торф, они урывками тащат свои мертвые тела вперед. Некоторые из них с трудом поднимаются на ноги и продираются сквозь чащу к застекленному зданию с жадно зияющими ртами. Впереди всей группы плетётся мертвый старик, чьё лицо испещрено старческими болезнями, он одет в больничную рубаху, его длинные седые волосы торчат в разные стороны как листья молочая.

Внутри богато обустроенного особняка, за прочными оконными стеклами, не подозревая о приближающейся угрозе, Лилли растягивает слова:

- Ты был так добр ко мне, Джош Ли... Я не знаю, как долго я бы продержалась самостоятельно... и за это я всегда буду тебе благодарна.

Джош наклоняет к ней голову, его улыбка исчезает.

- Почему у меня вдруг возникло чувство, что здесь есть какое-то «но»?

Лилли задумчиво облизывает губы.

- Эта чума, эта эпидемия, что бы это ни было... это заставляет людей делать вещи... которые они ни за что не стали бы делать в любое другое время.

На загорелом лице Джоша отражается непонимание:

- О чём ты, куколка? Что-то тревожит тебя.

- Я просто хочу сказать... может быть... Я не знаю... может быть, я позволила тому, что происходит между нами, зайти слишком далеко.

Джош смотрит на неё какое-то время, и, кажется, пытается нащупать смысл её слов. Он откашливается.

- Не уверен, что понимаю.

К этому моменту ходячие уже заполонили двор. Неслышимые сквозь толстое стекло, их атональные хоровые рычания и стоны заглушаются барабанной дробью мокрого снега о крышу особняка. Многочисленная армия ходячих приближается к дому. Некоторые из них - пожилой длинноволосый пациент, прихрамывающая женщина без челюсти, пара обугленных трупов - подобрались к дому ближе, чем на двадцать метров. Несколько монстров тупо спотыкаются о край бассейна, проваливаясь под окутанный снегом брезент, другие следуют за своими лидерами с кровожадностью, исходящей из выпученных белёсых глаз.

- Не пойми меня неправильно, - нарушает Лилли тишину величественного стеклянного здания. - Я всегда буду любить тебя, Джош... всегда. Ты замечательный. Просто... мир, в котором мы живём, всё, что творится вокруг. Всё так запутанно. Я не хочу сделать тебе больно. Никогда.

Его глаза увлажнились.

- Подожди. Постой. Ты хочешь сказать, что не была бы со мной, если бы не нынешние времена?