20 сентября
Хейвен-Сити, штат Орегон
Со дня моей смерти прошло пять лет.
Глядя в окно своего офиса, расположенного двумя этажами выше Мейн-стрит, я поднимаю стакан с «Джеком Дэниелсом» к серым небесам, нависшим над Хейвеном.
— Твое здоровье, Ник Холлеран. За тебя, сукин сын.
Напиток плавно стекает вниз, и знакомое тепло, обжигающее мое горло, лишь немного напоминает том тепле, которое я мог бы получить. Я не алкоголик, пью только по особым случаям. Все так говорят, верно? Но пятая годовщина собственной смерти? Это довольно необычно.
Спиртное — легкий костыль, на который можно опереться, а пьяный частный детектив — слишком идеальный образ. Может быть, когда-нибудь я и опущусь до ходячего клише, но не сегодня. Нужно держать себя в руках.
Мне не нужны черные тучи, глядящие на меня сверху, или это тягучее ощущение в воздухе, чтобы понять, что приближается гроза. Я чувствую запах, и речь не о погоде. Хейвен бурлит, и это заставляет меня нервничать.
Вздохнув, я возвращаюсь в свой тесный, мрачный офис. Как и я, он знавал лучшие времена. Подозрительные пятна, шелушение то тут, то там, полно дыр, да и мой кабинет ненамного лучше. Но, эй, это же дом.
В углу девочка-подросток, я зову ее Дарси, и она никогда меня не поправляла, стоит ко мне спиной и смотрит на… что-то, наверное. Когда я вернулся из больницы, она стояла между диваном и книжной полкой, на которой накопилось больше счетов, чем романов. Ее темные волосы с косичками спадали на ссутуленные плечи. Она могла стоять здесь годами, насколько понимаю — стараюсь не думать об этом, — и, видит Бог, ее одежда выглядит соответствующе. На ней цельнокроеное платье не из этого десятилетия.
Она так и не сказала мне ни слова. В первый день, когда увидел ее, я спросил, где ее родители, и повернул лицом к себе. Ее невидящий взгляд заставил меня отшатнуться назад к своему столу. На ее щеках запеклась кровь, рот висел открытым и вялым. Молча отвернувшись, она продолжила изучать стену и с тех пор больше не шевелилась.
Не многие могут видеть Дарси. Сейчас я стараюсь не обращать на нее внимания. Она — часть мебели, хотя, если честно, иногда — особенно в такие ночи — я замечаю, что наблюдаю за ней, гадая, что же с ней случилось.
— За пять лет дружбы, малышка, — говорю, поднимая бокал.
Она игнорирует меня. Конечно, игнорирует.
Это началось не с нее. В то первое утро, шатаясь, я вышел из больницы Святой Марии, ноги протестовали после нескольких недель бездействия, и оказался здесь, в офисе. Он находился ближе, чем моя квартира, и, по правде говоря, я провел в этом, простите за выражение, аду гораздо больше времени. Улицы словно кишели людьми, как будто население Хейвена взорвалось в тот момент, когда меня выпустили из реанимации.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять. Какой там детектив, да? Давайте свалим вину на обезболивающие.
Куда бы я ни посмотрел, видел их. На тротуарах. Стоящих на улицах. Высунувшихся из окон. Призраки. Сотни призраков.
Серые тени, живые люди проходят мимо, даже сквозь них, не обращая внимания. Мертвые просто задерживаются, дрейфуя без цели. Я брел по Мейн-стрит, открыв рот. Я бы подумал, что тоже умер, если бы боль в груди и ноющая боль в ногах не напоминали мне об обратном. Некоторые призраки смотрели в мою сторону, другие занимались своими делами, которыми занимаются мертвые, а я? Я потащился прямо в свой кабинет.
«Я жив», — говорил я себе. Снова и снова.
Знал, что врачи устранили повреждения, нанесенные моему телу, но, возможно, пули сломали мой разум. От потери крови могут быть галлюцинации, верно? Или, может быть, это реакция на обезболивающие?
Потом я столкнулся с ним, он ждал у моего офиса, и понял, что в Хейвене по улицам ходят не только призраки.
Он был одет во все черное и в плащ, из-под капюшона выглядывало мрачное, стоическое лицо, на котором преобладали кости, а не кожа. Черные ямы глаз, в которые я не мог заставить себя заглянуть. Этот парень походил на неживого Клинта Иствуда.
Харон, паромщик, хранитель душ. Да, тот самый, из легенды. Чувак, который перевозит мертвых через реку Стикс. Анубис. Мрачный жнец. Дуллахан. Все это один и тот же ублюдок, и имя этого ублюдка — Харон.
Я немного перефразировал, но именно так он представился мне. Как отреагировал?
— Я ведь не умер, — проговорил ему.
Открою вам секрет. Этот сукин сын вызвал такой холод в моих костях, какого я никогда не чувствовал, ни до, ни после. И это включая мою кровь, хлынувшую через три одинаковых отверстия. Свет, казалось, огибал его, притягивая мои глаза к нему и только к нему. Время перестало иметь значение, пока я ждал, когда он заговорит снова. Может быть, на это ушли годы, и мир просто затаил дыхание в ожидании.
Конечно, я ненавидел стоять перед ним. Ненавидел до глубины души.
— Так и должно быть, — сообщил Харон, оскалив зубы как скелет. — Твоя судьба изменилась. Самое досадное, когда судьба не следует курсу.
— Конечно, — пробормотал я, оглядывая тротуар. — Нет ничего хуже.
Обычные люди проходили мимо, не обращая внимания. Так же, как и я, раньше. Несколько человек посмотрели на меня косо, и я их понял. Они не могли видеть его, поэтому казалось, я разговариваю сам с собой.
Харон наклонился ко мне, и кое-что прошептал. Бог свидетель, я знаю, что он это сделал, и от этих слов моя кровь похолодела, легкие сдулись, а сердце сжалось на долю секунды. Затем слова вылетели у меня из головы. Просто исчезли.
Временами я лежу без сна, пытаясь вспомнить, что он сказал.
С тех пор я вижу его время от времени, и эти слова грозят расцвести в моем сознании. Но они не появляются. Они всегда там, вне пределов досягаемости, за кончиками моих чертовых пальцев. Как я уже сказал, он — ублюдок.
— До встречи, — вздохнул паромщик. Больше похоже на предсмертный хрип.
Я взбежал по лестнице в свой кабинет, ноги протестовали при каждом шаге, нашарил ключ в замке и захлопнул за собой дверь, отчаянно желая чего-то нормального. Чего-то знакомого. Я судорожно глотнул воздуха, наполняя им легкие, потом мне пришла в голову идея получше. Бутылка виски на моем столе манила меня, пела мое имя. Я подошел к ней, боясь взглянуть куда-нибудь еще, и наполнил стакан. Я не пил уже несколько недель. Подумал, что заслужил выпивку.
Я рухнул на сиденье и тут увидел ее. Дарси. Кожа и одежда все серое и замыленное, стоит в углу, уставившись в стену.
Остальное вы знаете.
Когда мое сердце перестало пытаться сломать грудную клетку, я отступил в свое кресло, держа виски в дрожащей руке.
— Призраки ходят по улицам, — пробормотал я, залпом выпив свой напиток и наливая еще один стакан, — здесь тоже. Добро пожаловать в Ад, Ник.
Когда ты прав с этим сложно спорить. Каждый день я отправлялся на знакомство с новым Хейвеном, в котором оказался. Мои навыки частного детектива пригодились. Люди подобные мне существовали, но пришлось поискать, чтобы их обнаружить. Наш «талант» — это не то, о чем мы любим кричать. Те, кто болтают, попадают в больницу или еще хуже. Но вот забавная вещь. Те, кто громко заявляет о своих сверхъестественных способностях, свободны и легко обнаруживаются во всех самых странных уголках Интернета.
Шарлатаны, как я их называю. Кому бы, черт возьми, говорить, да?
Я разыскал людей вроде Гарри и Мэв — хороших людей, которые знали правду и не дали мне сойти с ума, — и такие места, как бар «Стикс», где я мог научиться. Они помогли мне увидеть Ад таким, какой он есть, и найти свое место в нем.
Спасибо всем счастливым звездам, что мне это удалось. Ад — опасное место для такого любопытного типа, как я.
Забавно. На тихоокеанский северо-западе проживает самое большое количество атеистов в США. Раньше я был «агрессивным неверующим» — должен поблагодарить свою маму за то, что она приклеила мне этот ярлык.
Теперь можно сказать, что я фанатик. Загробная жизнь существует. Рай находится там, наверху, и ждет некоторых из нас, когда мы умрем. Дело в том, что ад не находится под нашими ногами. Может быть, там девять кругов, как писал Данте, но я знаю точно: Ад — это Земля.
Я вижу их везде, куда бы ни пошел. Призраки, демоны и все остальное, о чем я читал в Библии или сказках. Некоторые знают, что они здесь, и могут влиять на живых. Другие не могут или просто не хотят.
Разве это не мифы и легенды из книг, спросите вы? Нет, они настоящие. Все. Включая снежного человека. Хотя вживую его ноги не выглядят такими большими.
Вздохнув, я потираю узлы шрамов под рубашкой и отворачиваюсь от единственного гостя на праздновании моей годовщины, возвращаясь к окну и улицам Хейвена внизу. Тучи разошлись, и дождь обрушивается на землю.
Призраки не возражают.
«Scentless Apprentice» «Нирваны» вырывается из динамиков на моем столе. Злая, старая песня, но эй, пять лет назад я обманул смерть, надул себя и лишился награды. Я могу быть злым, если захочу. Отбивая ритм, проматываю назад и включаю песню снова, когда она заканчивается.
Слушайте, я из Орегона. Музыка гранж у меня в крови, и мне нравится вспоминать свои подростковые годы. В конце концов, во мне осталось немного стереотипов. Разве не у всех так?
На улице темнеет. Дождь кружится в воздухе, гонимый то в одну, то в другую сторону осенним ветром. Внизу, на тротуаре, мой взгляд натыкается на женщину в черной маске с надвинутым капюшоном. Она останавливается и смотрит на мое окно, прежде чем скрыться в подъезде. Я снова наполняю рот виски.
Подайте на меня в суд, но сегодня пятница.
Я продолжал работать в качестве частного детектива. Почему бы и нет? Что еще мне делать? У меня куча счетов, которые нужно оплачивать, как и у любой другой живой души, хотя в последнее время мои дела больше связаны с паранормальными явлениями. Вы можете задаться вопросом, почему я все еще здесь, теперь, когда знаю правду. Почему бы не покончить с этим, не исчезнуть через большие, старые жемчужные ворота наверху?
Так и есть — я хочу подняться наверх, когда умру. Но я не могу убить себя. Я слишком много видел, чтобы понять, что священники и фанатики правы насчет самоубийства. Поэтому я помогаю людям, поддерживаю свою репутацию и пытаюсь найти ответ на величайшие вопросы: Почему человечество оказалось в Аду? Так было всегда? Или мы сделали что-то, чтобы заслужить свою судьбу?
Пока у меня нет никаких ответов.
Шаги за дверью моего кабинета говорят о том, что женщина с улицы вот-вот войдет. Она колеблется. Они всегда так делают. Я выключаю «Нирвану», готовый полностью уделить внимание моему новому клиенту.
Бросаю взгляд на Дарси. Не думаю, что она поклонница гранжа. Она никогда не жаловалась, но, клянусь, ее плечи немного опускаются, когда я слушаю эту музыку. Каждый раз, когда кто-то входит в мой кабинет, невольно задумываюсь, смогут ли они тоже ее увидеть.
Дверь распахивается, и входит она. Высокая, худая, одетая в дорогое пальто, капюшон которого, несмотря на дождь, все еще надвинут. Он закрывает ее волосы и большую часть лица. Глаза, сверкающие, как полированная бронза, смотрят на меня над маской.
На ней длинные перчатки, как будто сейчас разгар пандемии. Она останавливается рядом с призраком в углу, и на секунду я задерживаю дыхание.
— Ник Холлеран? — уточнила она, из-за маски голос звучит приглушенно.
— Вы же в курсе, что вспышек уже давно не случалось? — говорю я, указывая на кресло напротив моего стола. — Не волнуйтесь, сиденье находится на расстоянии не менее двух метров, и я протираю его между клиентами. Старые привычки умирают с трудом, да?
Ее глаза сужаются от моего замечания, но она все равно садится. Уставившись на меня, она снимает перчатки. Кожа под ними загрубевшая и поврежденная, как будто кислота содрала плоть с ее рук. Затем она снимает маску, и хотя я наполовину ожидаю того, что увижу, мое сердце замирает.
Шрам проходит от уха до уха, прямо через уголки ее рта. Губы выглядят изжеванными, искромсанными, как будто ее насильно кормили стеклом. Я смотрю в ее прекрасные глаза, а она, не дрогнув, смотрит в ответ, сидя в своем кресле. Несмотря на шрамы, в ней есть сила, холодная, как железо, и такая же твердая.
А может, это из-за шрамов?
— Вы уже закончили со своей привычкой строить из себя умника? — спрашивает она, и я мельком замечаю места, где у нее не хватает зубов.
Ее шрамы не из-за несчастного случая. Кто-то мучил эту женщину, использовал ее плоть как холст.
Я киваю. Определенно закончил.
— А вы?
— Это может подождать. Потом поймете, почему. Я хочу, чтобы сначала вы меня выслушали.
Я смотрю на экран своего компьютера. Открыто письмо от источника из полицейского департамента Хейвена, мое последнее поступление с висяками и необъяснимым дерьмом из архивов полиции Хейвена. У меня все еще имеются знакомые, которые присылают мне дела. Эти дела кажутся им слишком странными, чтобы реально тратить на них силы.
Но не все так радужно. В полиции есть несколько человек, для которых я лишь заноза в заднице.
Что-то в моей гостье вызывает у меня интерес. Схватив бутылку «Джек Дэниелс», я наполняю свой стакан и наливаю немного в другой для нее. Она слабо улыбается мне, от чего ее шрамы натягиваются сильнее, и делает глоток.
— Чем я могу вам помочь? — спрашиваю, держа стакан в руке, не отпивая.
С годами заметил, что другие люди расслабляются, если кажется, что я присоединяюсь к ним, а эта женщина выглядит так, будто ей не помешало бы что-нибудь выпить. Так что я держу стакан и даю ей выпить. Не хочу напиваться.
Даже если это моя годовщина.
— Кто-то следит за мной, — отвечает она ровно. Откидывает капюшон, и ее волосы, густые и пышные, рассыпаются волной шоколадного цвета до талии.
— Я больше не берусь за такие дела, — отвечаю я. Тянусь за сигаретой, но раздумываю. Курение может подождать. Пока что. — Пробовали обратиться в полицию?
— Я не могу этого сделать, — поджимает она губы.
Что-то скрывается здесь, на поверхности, и тянет меня к себе. Это заставляет волосы на моей шее щетиниться под воротником. Ко мне не часто заходят — в основном предпочитаю работаю по рекомендациям, а когда приходят, я обычно отказываю. Те, кто меня разыскивает, ищут то, что я не могу им дать.
Есть люди, которые занимаются обычными делами, но, насколько могу судить, я единственный, кто специализируется на паранормальных явлениях. Полиция обращается ко мне, когда исчерпаны все возможности, не то чтобы ребята из участка называли их паранормальными делами. Я не работал ни над одним обычным делом с тех пор, как парень, за слежку за которым мне заплатили, оставил три дырки в моей груди и бросил меня умирать. Но…
— Есть идеи, почему кто-то решил за вами следить?
Она делает еще глоток.
— Я могу придумать дюжину причин, но это меня не волнует. Меня беспокоит «кто».
— Подождите, — говорю я, откинувшись в кресле. — Вы не «обеспокоены» тем, что за вами следят?
— Нет. — Она снова дарит мне эту натянутую улыбку. — Это ожидаемо. Я всегда старалась соблюдать осторожность, и умею отрываться от слежки. Плохой хвост — хорошая компания, говорят. Но не в этот раз. Они следуют за мной везде, и сюда тоже пытались.
Я закатываю глаза и кручусь на стуле, бросая взгляд в окно. Я уже должен бы привыкнуть к загадкам. Для парня, который работает с призраками и демонами, я получаю свою долю загадочных ответов. Некоторые из тех, кого я встречал, заставляют спиритические доски показаться вполне красноречивыми.
Внизу, на тротуаре, мужчина без всякого притворства смотрит в мое окно.
— Да будь я проклят, — бормочу, поворачиваясь к ней и вскидывая большой палец через плечо. — Похоже, вы правы. Ваш преследователь на улице. Либо он неаккуратен, либо вы проглядели «хвост».
Она вскакивает на ноги и подходит к окну, хватается за подоконник и сужает глаза. Я смотрю, как она прочесывает взглядом тротуар, совершенно не замечая парня, на которого я указал.
— Где? — вырывается у нее. — Я его не вижу.
— Там, — отвечаю, указывая вниз на фигуру.
Потом я понимаю свою ошибку.
Дождь не мешает ему. Наоборот, кажется, что вода падает вокруг и сквозь него. Я прищуриваюсь. Не могу разглядеть его лицо — дымка дождя и расстояние скрывают его, — но кожа и одежда на нем выглядят лишенными цвета, как дешевая ткань, которую стирали слишком много раз. Если бы у меня имелся образец, я бы назвала его оттенок «Дарси».
Женщина возвращается на свое место и скрещивает ноги, выглядя как кошка, получившая сливки и еще немного сверху. Выражение триумфа на ее лице не соответствует шрамам по всему телу.
— Значит, то, что я слышала о вас, правда, — говорит она.
Теперь моя очередь сделать глоток.
— Как вы думаете, кто вас преследует? — я постукиваю пальцем по столу, расстроенный ее уловкой.
Она могла просто спросить, правда ли это.
— Мой муж.
— Когда он умер?
— Четыре недели назад, — отвечает она без тени огорчения, — и с тех пор он преследует меня. В первую неделю я его не замечала, просто холодок. Знаете, какое чувство возникает, когда кто-то смотрит на тебя? Потом присутствие усилилось. Я не могу это объяснить, но теперь чувствую его повсюду. Это меня пугает.
Повисла тишина, нарушаемая только стуком капель в окно. Какая-то мысль бьется о мой мозг, но я не хочу ее слушать.
— Хм, — вздыхаю, просто чтобы что-то сказать. Я знаю, что есть вопрос, который нужно задать, но мой язык заплетается и отказывается.
— Это правда, что говорят? Что духи остаются, когда у них есть незавершенные дела?
Она показывает на свой стакан узловатым пальцем, интересуясь обоими видами духов. Я наполняю его. И свой тоже.
— Вроде того.
Мое восхищение этой женщиной растет вместе с моей заинтересованностью, и они объединяются, чтобы подавить мой гнев. Она провела свое исследование, и подтверждение подозрений не заставило ее запаниковать, даже на мгновение. Тем не менее, по напряжению вокруг ее глаз понимаю, что это лишь видимость. Она напугана.
Тем не менее, из нее получился бы отличный частный детектив и чертовски хороший игрок в покер.
— Они остаются, если у них есть цель, но как только цель достигнута, исчезают. Других нужно заставить исчезнуть, если они стали зловредными. А есть и те, кто просто… слоняется без дела.
— Спрашивайте, мистер Холлеран. Я же вижу, что вопрос вертится у вас на языке.
— Как ваше имя? — решаюсь я и чувствую, как в груди разгораются три цветка боли.
Он умер четыре недели назад. Человек, который убил меня.
— Мое имя Мишель Уилер.
— Уилер? — переспрашиваю я. Пулевые ранения прижали меня к спинке стула.
— Да, мой муж Дин Уилер.
Прошло пять лет, а я снова смотрю в тот переулок, решая, что делать дальше. Дин Уилер направился сюда и до сих пор не вернулся. Внутренний голос говорит мне, что следовать за ним — плохая идея; другой напоминает, что мне должны заплатить. Как идиот, я послушал второй и сразу направился внутрь. Только это оказался тупик.
Я поворачиваюсь, а он стоит, направив на меня пистолет. Предохранитель снят, курок взведен. У меня свело живот. Похоже мне не повезло.
— Кто тебя нанял? — спрашивает он, делая шаг вперед.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — отвечаю я, подняв руки над головой. — Я зашел сюда, чтобы отлить.
И снова деньги сделали из меня мудака. Мои клиенты предлагали мне солидную сумму за фотографии каждого движения Уилера, лишь бы я сделал их быстро. Спешка всегда приводит к небрежной работе.
— Последняя ошибка, которую ты когда-либо совершишь, друг.
Уилер нажимает на курок, и дуло вспыхивает. Выстрел эхом разносится по переулку еще до того, как он заканчивает свою фразу. Я опускаю взгляд и вижу, как кровь растекается по моей белой рубашке. Понимаю, что теперь она испорчена. Я чувствую вкус железа, но не чувствую боли.
Менее чем через секунду раздается еще один выстрел, и мое тело содрогается от удара. На этот раз мгновенная боль, и я падаю на спину в мусор.
Слезы текут из глаз, и я благодарю Бога, что ночь ясная. Я могу видеть звезды. Уилер стоит надо мной и улыбается. Он направляет пистолет мне в грудь и стреляет в третий раз.
Мишель Уилер наблюдает за мной, поднося к губам стакан с виски. Я никогда не видел эту женщину, когда работал над делом Уилера, хотя слышал ее имя. Простая работа, или я так думал. Я нарушил правила и заплатил за это огромную цену.
Или так бы и было, если бы не Роза — случайная прохожая, которая зажала кровь во мне и набрала 911. Я не разговаривал с ней слишком давно. В душе поднимается чувство вины, и я с рычанием запихиваю его туда, откуда оно пришло.
Поворачиваюсь к окну. Лицо призрака теперь ясно. Пустые глаза Дина Уилера смотрят на меня. Страх нашептывает мне. «Он там, смотрит на тебя. Человек, который тебя убил».
Я одергиваю себя, встряхиваю головой, отбрасывая воспоминания и возвращая свои мысли к текущему вопросу.
— Вы знает, что ваш муж стрелял в меня? — интересуюсь я.
Это не общеизвестный факт. Когда я пришел в сознание, заявил копам, что это просто неудачное ограбление. Дин Уилер был замешан в организованной преступности Хейвена. Причем основательно. Даже в том состоянии, в котором меня оставил Уилер, мои работодатели, конкурирующая преступная семья, не хотели бы, чтобы я проболтался.
Они прислали мне бутылку двадцатилетнего виски, букет и чек на десять тысяч долларов за оказанные услуги. Я его не обналичил. Хотя виски выпил.
Уилер никогда не пытался добить меня. Видимо, я для него не представлял особой ценности. Жук, раздавленный под ногами; он знал, что я не заговорю. Признаюсь, месть приходила мне в голову, но это грех. Я видел рай или хотя бы его кусочек, и хочу занять там место, когда уйду.
— Он застрелил много людей, — ответила она, ставя стакан на мой стол. — И ему всегда все сходило с рук. Понимаете, почему я исключила полицию, кроме того, что они не поверят или не смогут его остановить? Мне нужно, чтобы вы выяснили, почему его призрак преследует меня. Вы сможете это сделать?
— Зависит от обстоятельств, — отвечаю, глядя в окно и обдумывая свои следующие слова.
Я наполовину ожидаю увидеть Дина Уилера, маячащего позади меня в отражении. Но его там нет, и его дух исчез с тротуара. Некоторые мертвые осознают это сразу, другие — по мере взросления. Похоже, Уилер — Крепнущий, способный понять, что он есть, и действовать самостоятельно. А это плохо.
— Почему ваш муж решил вас преследовать?
— Давайте посмотрим. — Мишель наклоняется вперед и кладет свои скрюченные руки на стол передо мной. Экспонат А. — Он мучил меня, и даже хуже. При жизни он стремился владеть мной. Жестокость моего мужа ужасала, и я была не единственной. Почему теперь, когда он мертв, все должно измениться? Вы, как никто другой, должны знать, что иногда смерть ничего не меняет.
Она ждет ответа, глядя таким яростным взглядом. Наплевав на вежливость, достаю сигарету и не спеша прикуриваю. Первая затяжка восхитительна, как прилив горячего шелка в мои легкие. Этот гребаный сладкий никотин останавливает дрожь в моих пальцах, едва попадая в кровь. Я чувствую тепло. Спокойствие. Ясность. Закрываю глаза и позволяю дыму немного задержаться во рту. Выпускаю его из себя, и он стелется по моей верхней губе, как кончик любящего пальца.
— Послушайте, — я наблюдаю, как дым серой лентой закручивается вокруг потолочного вентилятора. — Все может стать еще хуже. Если он причинял вам боль раньше, то теперь вы можете стать его незаконченным делом. Дин может остаться обычным призраком, безобидным. Но если он окрепнет, то есть его личность вернется, и он сможет влиять на живых, вы не будете в безопасности. Если вы правы, что овладение вами — конечная цель, то у него есть только один способ достичь этого, а именно — если вы будете с ним и в загробной жизни. Мы не можем позволить этому случиться.
Я удивляюсь своему рвению. Я не могу выкинуть из головы образ Дина, стреляющего в меня, и эта искалеченная, но не сломленная женщина передо мной разжигает гнев, который я считал, уже умерил.
— Нет времени, вот что вы хотите сказать, — говорит она, кусая свою разорванную губу. — Вы мне поможете?
— Это даже не вопрос. Я помогу вам, но нам придется действовать быстро. Возможно, Уилер здесь по другой причине, и я должен выяснить, в чем она заключается. Есть способы убедить его уйти, но это муторно, и это крайняя мера. В любом случае, мне понадобятся материалы, которые не так-то просто достать.
«Спешка приводит к небрежной работе, Ник».
Да, но если мы будем тянуть время, то в скором времени оба станем трупами.
— Деньги — не проблема, — вздыхает она.
Я замечаю, как опускаются плечи Мишель, когда напряжение покидает ее тело. Сейчас она меня убедила. Трудная часть позади. Тем не менее, в этом деле есть нечто большее, чем она говорит. Меня это просто не волнует. Все, что я вижу, это Уилер, стреляющий в меня в том переулке.
— Не для всех, леди, — говорю я, протягивая листок и ручку. — У меня еще один клиент, но оставьте мне свой сотовый. У меня к вам еще будут вопросы. Где я смогу вас найти?
Мишель сжимает ручку в четырех пальцах — ее покалеченные руки похожи на когти — и царапает свой номер, затем передает ее мне. Она снова удерживает мой взгляд.
Опять эти сияющие глаза.
— Дома. Мне больше некуда идти. Мы скоро поговорим, мистер Холлеран.
Она берет мою карточку из стопки на столе и уходит, не оглядываясь. Я смотрю в окно, закуривая сигарету. Смотрю, как она идет по тротуару, капюшон, маска и перчатки на месте.
Мы с Дарси снова остались одни. Она ни на секунду не переставала смотреть на стену. Слушает ли она мои разговоры? Слышит ли она их вообще? Волнует ли ее то, что происходит за этим пространством?
У меня нет другого клиента. Я хотел, чтобы Мишель ушла, чтобы составить план. Я сказал, что возьмусь за ее дело. Выдуманный клиент даст мне отсрочку на день или два, чтобы я мог сам расследовать смерть Дина Уилера.
Даже без того, что он с ней сделал, как я могу отказаться? Это личное.