ХОЛМ ДЕМОНОВ Часть первая Невеста для вурдалака

ГЛАВА ПЯТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Ковер-самолет летел над унылыми полями, окружавшими замок князя Григория — трудно было поверить, что когда-то, всего лишь пару веков назад, тут зеленела знаменитая Белая Пуща, от которой стараниями последнего правителя осталось одно название.

— А лошадок-то мы оставили, — вдруг вспомнил майор Селезень. — Да еще и золотую карету.

— Хорошо хоть сами выбрались, — возразила Чаликова.

— Все ж таки казенный инвентарь, — хозяйственно вздохнул майор. И, переменив тему, добавил: — А погодка-то, знаете, не шибко летная...

Действительно, погода, столь благоприятная в дни путешествия от Царь-Города до замка князя Григория, теперь не слишком баловала наших путешественников: моросил мелкий дождик, на который можно было бы не обращать внимания, если бы не резкие порывы ветра, превращавшие каждую капельку в острую мокрую иголку.

— Ничего, зато быстрее доберемся, — зевнул Чумичка. — И вот еще что... Я вам должен сказать что-то очень важное.

— Насчет князя Григория? — заинтересовалась госпожа Хелена.

— Нет, насчет вас. Дело в том, что Рыжий отдал мне указание, когда все будет сделано, превратить вас всех — ну, в общем, во что-нибудь.

— Погоди, Чумичка, ты ничего не путаешь? — изумленно переспросил Василий.

— Ничего я не путаю. Я спросил у Рыжего: "В кого превращать?". А он ответил: "Ну, можешь превратить Дубова в дуб, Селезня в селезня, баронессу в барана, а Чаликову — в чайку". Но вы так по-человечески отнеслись ко мне, что я просто не могу...

Это сообщение повергло пассажиров в настоящий шок. Первым прервал молчание майор Селезень:

— А я сразу понял, что за птица этот Рыжий! — Но не до такой же степени, — вздохнула Надя.

— И что нам теперь делать? — задался практическим вопросом Василий.

— Не бойтесь — долетим, а там что-нибудь придумаем, — беспечно махнул рукой Чумичка. — А теперь я хочу немного вздремнуть.

— Ну еще бы: мы хоть за решеткой, а выспались, а тебя покойник совсем залюбил! — ляпнул майор. — Что называется, до смерти.

— В случае чего разбудите. — С этими словами Чумичка улегся посреди ковра и, положив голову на "мумию" Каширского, тут же захрапел.

— Ну что ж, — после недолгого молчания сказал Василий, — теперь все окончательно встало на свои места.

— В каком смысле? — удивилась баронесса.

— В том смысле, что события последних дней четко выстраиваются в единую версию. Уверен, что если и не полностью, то на девяносто девять процентов она соответствует действительности.

— Это та версия, что вам подсказал пастушок Васятка? — припомнил майор. — Да, именно та.

— И что, о намерении Рыжего нас погубить он тоже предупреждал? — удивилась баронесса.

— Нет, но этот факт вполне вписывается в общую схему. — Василий поглубже запахнул на себе кафтан. — Попытаюсь обрисовать картину, как я ее вижу. Международное положение Кислоярского царства очень шатко и ненадежно — его постоянно держит в напряжении сосед, князь Григорий. Ситуация усугубляется еще и тем, что многие влиятельные сановники Царь-Города являются тайными, а то и явными сторонниками князя Григория и видят в нем орудие против царя Дормидонта, а если точнее — против, назовем его так, обновленческого курса, который пытаются проводить Рыжий и его люди. Что касаемо собственно Рыжего, то его положение еще более шаткое и ненадежное — он в своей деятельности опирается только на благосклонность царя и, что немаловажно, его дочки царевны Танюшки.

— Извините, Васенька, что перебиваю вашу дедуктивную мысль, — сказала Надя, — но я сейчас вспомнила одну вещь. Когда я была в Боярской думе, то услышала там много всякой брани в адрес Рыжего, но даже самые заядлые хулители, обвинявшие его чуть ли не в скотоложестве, не могли упрекнуть его в воровстве и мздоимстве. Мне кажется, что это о чем-то говорит.

— И не удивительно! — заявил майор. — Может, потому они Рыжего так и ненавидят, что он не ворует, как все они.

— Да, — кивнула Надя, — но тут получается несостыковка: с одной стороны, Рыжий — честный и бескорыстный человек, который пытается вывести закосневшее в средневековщине Кислоярское царство, как сказали бы у нас, на европейский путь развития, а с другой стороны...

— С волками жить — по-волчьи выть, — афористично заметил Селезень. А баронесса фон Ачкасофф добавила:

— Как пишут в учебниках истории, такой-то — яркая и противоречивая личность. И дальнейшее можно не объяснять.

— Так же как "Кислоярск — город контрастов", — съехидничал майор.

— Да, госпожа баронесса, вы правы. Чуть позже мы дойдем и до причин, почему он велел Чумичке так с нами поступить, но пока продолжу начатую мысль, — сказал Василий. — Итак, Рыжий, умело балансируя между царем и оппозицией, проводит свою линию, и вдруг сваливается новая напасть. Представьте — какой-то авантюрист, шулер с наполеоновскими замашками, — Дубов небрежно кивнул в сторону Каширского, который по-прежнему лежал без сознания, — подстрекает князя Григория жениться на царевне, а в случае отказа пойти войной на Царь-Город. Для Рыжего это — полный крах, конец его карьеры, а главное — конец всех его "европейских" начинаний. Он лихорадочно ищет способ нейтрализовать Каширского, а если получится, то и князя Григория. И тут в Царь-Городе появляемся мы — тоже преследующие Каширского, хотя и по другим причинам. И он решил избавиться от него нашими руками...

— А вам не кажется, Вася, — вновь вклинилась Чаликова в логические построения сыщика, — что мы явились в Царь-Город, так сказать, очень уж кстати?

— Дайте срок, Наденька, поговорим и об этом, — ответил детектив. — А теперь попытаемся по-новому взглянуть на наше собственное пребывание в Царь-Городе с первых же минут. Как вы помните, все началось с того, что нас арестовали на входе в город, и один из стрельцов произнес при этом знаменательную фразу: "Все ясно, это те самые". Стало быть, о нашем появлении уже было известно и, подозреваю, как раз от того мужичка в лаптях, которого мы встретили рано утром на дороге.

— Как, этот живописный деревенский старичок — агент Рыжего? — изумилась Чаликова.

— Очень возможно, — кивнул Василий. — Не исключено, что он живет в той избушке, которую уважаемая баронесса отнесла к новгородскому стилю тринадцатого века, и наблюдает за окрестностями Горохового городища... В общем, нас задержали и отправили в темницу. И тут появляется Рыжий — полная противоположность грубоватым охранникам: освобождает нас из темницы, поселяет у себя в тереме, оказывает самый теплый прием и полное содействие во всех наших планах...

— Погодите, Василий Николаич, — перебила госпожа Хелена, — а откуда он узнал, что мы — это мы? Вы же никому до Рыжего не рассказывали, что гоняетесь за Каширским!

— Дайте срок, баронесса, поговорим и об этом, — с некоторой досадой повторил Василий. — Сейчас речь о другом. Отдадим должное Рыжему — он показал себя тонким психологом: едва познакомившись с каждым из нас, сумел найти струнки, на которых весьма успешно сыграл с пользой для себя и для государства. Например, вам, Александр Иваныч, он предложил ознакомиться с Царь-Городским воинством. Почувствовав вашу страсть к порядку, он рассчитал верно — когда вы увидели недостатки здешних вооруженных сил, тут же взялись за их реформирование с учетом многовекового опыта военной науки, который здесь, разумеется, неизвестен. В вашем случае, уважаемая баронесса, он уловил страсть к исторической науке и архивному делу, ради которой вы готовы иногда, гм, на весьма сомнительные шаги, и очень ненавязчиво подбросил вам нужные документы, порочащие всех, кроме самого Рыжего. Вас, Наденька, он сходу отправил в Боярскую думу — именно затем, чтобы показать умственный и моральный уровень здешнего политического истеблишмента, на фоне которого сам Рыжий выглядел мудрым и благородным государственным мужем, достойным всяческого доверия. А в моем случае... — Детектив задумался.

— В вашем случае, Вася, тоже все просто, — пришла ему на помощь Чаликова. — Именно вам первому Рыжий предложил эту поездку к князю Григорию. И наверняка он, зная ваше благородство чувств, напирал не столько на государственные интересы, сколько на необходимость спасти честь царевны, не так ли?

— Ну, в общем-то так, — согласился Дубов. — А теперь перейдем к главной загадке — убийству князя Владимира. Когда я рассказал все, что знал, нашему другу Васятке, то он сразу же уверенно заявил, что князь Владимир — это человек Рыжего, и что именно Рыжий подстроил его убийство. Сначала я решил, что Васятка, пожалуй, хватанул через край, но потом, по зрелому рассуждению, понял, что здесь он весьма близок к истине.

— Почему вы так решили? — спросил майор.

— Видите ли, если рассматривать смерть князя Владимира не в отрыве от ситуации в государстве, а наоборот, в контексте, то вырисовывается довольно интересная картина. Как мы уже знаем, высшие круги Царь-Городского общества представляют из себя весьма разношерстную публику: там есть и противники, даже враги Рыжего, есть и его сторонники, но немало колеблющихся — таких, кто понимает необходимость перемен, но не всегда поддерживает те методы, которыми они проводятся. И что происходит в тех случаях, когда большинство в Боярской Думе склоняется к оппозиции? Вы, Наденька, сами были свидетелем такому случаю: князь Владимир начинает поливать бояр из жбана, боярин Андрей, потрясая кооперативным крестом, непотребными словами бранит власть придержащих, и колеблющиеся бояре, просто чтобы не оказаться в одной компании с этими господами, поддерживают даже те проекты Рыжего, с которыми не вполне согласны. Я припоминаю вашу фразу: "Что это — глупость, или?.." Так вот — самое настоящее "или". И я к своему стыду должен признать, что простой пастушок Васятка это сообразил гораздо быстрее, чем я — профессиональный сыщик, многократно сталкивавшийся на практике с самыми разными формами провокации.

— Да, но Васятка сказал еще, что убийство князя Владимира подстроил Рыжий, — напомнила баронесса.

— А вот в этом я как раз не уверен, — раздумчиво покачал головой Дубов. — Здесь что-то уж слишком много нелогичностей. Ну, то, что князь Владимир и боярин Андрей учинили в Думе — это понятно, чтобы уронить ее престиж в глазах гостьи, но кто заставлял князя Владимира прилюдно приставать к госпоже Чаликовой и назначать ей свидание под крыльцом? Может быть, конечно, сам Рыжий, но для чего — чтобы потом убить? Не вижу смысла, ведь Рыжему совсем ни к чему скандал вокруг своего имени. Предположим, что назначение рандеву Чаликовой — это самодеятельность князя Владимира. Кто же его в таком случае убил и зачем? — Василий недоуменно пожал плечами.

— Способ убийства, — подсказала Надя и покосилась в сторону Каширского, по-прежнему не подающего признаков разумной жизни.

— Да, способ убийства, — кивнул детектив. — Он полностью соответствует тому, каким пользовался зомби Николай Рогатин. Но, во-первых, Рогатин сейчас в Москве, а во-вторых он давно уже никакой не зомби. Что из этого следует? — Дубов оглядел спутников. — Возможно, что князя Владимира убили таким способом, чтобы списать убийство на Каширского. Но вряд ли — обычному человеку не под силу так засунуть предмет в глотку жертвы. Более вероятно другое — у Каширского в "параллельной реальности" есть другой зомби, которого он и использует по мере надобности.

— Да, но какой смысл Каширскому убивать князя Владимира? — удивился майор.

— А вспомните, как он это делал в Кислоярске и Прилаптийске, — ответил Василий. — Сам Каширский уезжал из города, а его сообщница Глухарева натравливала зомби на жертву. Здесь как будто то же самое — в момент убийства князя Владимира господин Каширский был уже в Белой Пуще или на пути к ней. А есть ли у него "ассистент" в Царь-Городе — не знаю. Так что, возможно, прав был Рыжий, когда предположил, что князя Владимира задушили по ошибке — вместо него. Иначе говоря — "его не должны были убить", как выразился боярин Андрей.

— Да, больше похоже, что Каширский мог организовать убийство своего врага Рыжего, но зомби просто "промахнулся", — заметила баронесса. — А может, и нет...

— В общем, тайна убийства пока остается тайной, — констатировала Надя.

— А погодка, однако, расшалилась, — заметил майор Селезень, кутаясь в "воеводничий" кафтан. — Знаете, когда ветер сам по себе или дождь сам по себе — то это еще терпимо, но когда то и другое в комплексе...

— Может, опустимся и переждем внизу? — предложила баронесса.

— Нет-нет, я против, — возразила Чаликова. — Сами мы ковер-самолет не приземлим, а его будить жалко... — Надя кивнула в сторону Чумички, который все так же храпел, не обращая ни малейшего внимания на непогоду.

Тем временем князь-григорьевское редколесье перешло в дремучие хвойные леса Кислоярского царства, и ковер-самолет заскользил над верхушками елей, как по бескрайнему зеленому ковру, приподнимаясь вверх, если елка на пути попадалась слишком высокая.

— Автопилот! — уважительно заметил по этому поводу майор Селезень.

Вскоре, несмотря на стену дождя, путники заметили, что им навстречу летит другой летательный объект, а по мере приближения определились и его формы: большая ступа с метлой, используемой в качестве пульта управления. За пультом восседала старая знакомая — чернобровая трактирщица, она же по совместительству Баба Яга. Приблизившись к ковру-самолету, ведьма принялась на большой скорости описывать вокруг него крутые виражи, явно намереваясь взять на таран. При этом она злорадно выкрикивала:

— Ну что, гости дорогие, не ждали? Ничего, милые, от меня не улетите, я вас все равно изжарю и Горыныча попотчую!

— Может, отдать ей Каширского? — вполголоса предложила баронесса.

— Ни за что! — возмутился Василий. — Его ожидает следствие и судебный процесс.

Тем временем майор извлек из-под кафтана скатерть-самобранку, осторожно, чтобы не унесло ветром, разложил ее прямо на поверхности ковра и скомандовал:

— Самобранка, накройся!

Тут же на скатерти появились разные аппетитные деликатесы, однако майор схватил пустую кружку и недолго думая, запустил ею в ведьму. Та едва успела увернуться.

— Ах вот вы как! — разъярилась воздушная пиратка и, сделав резкий вираж, двинулась прямо на ковер. И когда она уже была готова огреть Селезня метлой по голове, Надя схватила жбан с медовухой и, совсем как покойный князь Владимир, выплеснула содержимое прямо в лицо Бабе Яге. Та дико заверещала, и ступа, лишившись управления, резко полетела вниз, скрывшись между еловых веток.

— На, получай! — рыкнул Селезень и швырнул ей вослед блюдо с огромным осетром.

От шума проснулся Чумичка: — Ну, что тут опять?

— Да Бабу Ягу отваживали, — скромно сообщил майор.

— Она теперь зла на нас, как черт, — опасливо заметила баронесса. — Вдруг еще вернется и Змея Горыныча с собой притащит?

— Потому нам надо увеличить скорость, — предложил майор. — Как, Чумичка, это возможно?

— Попробуем, — ответил колдун и забормотал какие-то новые заклинания, отчего ковер полетел быстрее, хотя и ненамного.

— А интересно, они уже там обнаружили, что князь Григорий мертв? — задумчиво произнес Василий.

— Обнаружили, не обнаружили — какая разница, — заметила баронесса. — Не Григорий, так другой появится. Но если они уже нашли его растерзанный труп, то вполне могли снарядить за нами погоню.

— Например, отряд боевых самолетов, — не то всерьез, не то со скрытой иронией подпустил майор. — Так сказать, эскадрон ковров летучих...

— Кишка тонка, — ухмыльнулся Чумичка. — Ковров-то у них навалом, да пользоваться ими никто не умеет. А что до князя Григория, так нет ничего проще. — С этими словами Чумичка извлек из декольте блюдечко с золотым яблоком и попросил: — А ну-ка, золотое яблочко, покатись по блюдечку, покажи нам князя Григория!

И действительно, яблочко покатилось по краю блюдца, и на нем появилось изображение — сначала мутное, а потом все более различимое — лица князя Григория крупным планом.

— Классный телевизор! — восхитился майор Селезень.

Тем временем невидимая камера как бы отъехала и показала общий план — живой и здоровый, но с повязкой на шее, князь Григорий сидел за столом и что-то говорил своим подчиненным.

— Выходит, слухи о смерти князя Григория оказались несколько преувеличенными, — только и смог сказать Василий.

— Опять я дал маху, — печально произнес Чумичка. С этими словами он вновь привалился к Каширскому и захрапел.

Над ковром-самолетом повисло тяжелое молчание, перебиваемое лишь порывами все крепчавшего ветра и звуками дождя. Где-то в отдалении прогремел гром. Путники, каждый по-своему, думали об одном: о напастях, ожидающих в самом ближайшем будущем Кислоярское царство и лично царевну Татьяну Дормидонтовну со стороны злобного и мстительного князя Григория.

Неловкое молчание прервал Дубов:

— Господа, когда я рассказывал насчет Рыжего и убийства князя Владимира, вы мне время от времени задавали вопросы, на которые я отвечал в том смысле, что дайте срок, поговорим и об этом. Так вот, теперь давайте поговорим и об этом. Как вы знаете, наша удивительная эпопея началась с того, что мне позвонили по телефону и сообщили, что давно разыскиваемый мною маг и чародей Каширский скрывается на Гороховом городище. Теперь я с уверенностью могу сказать, что это был голос Рыжего!

— Как, Рыжего? — изумился майор. — Разве между параллельными мирами существует телефонная связь?

— Да нет, звонил Рыжий как раз из "нашего" мира. Он, так же как и его враг Каширский, знает о свойствах каменных столбов и время от времени путешествует из одной реальности в другую. И это многое объясняет. Прежде всего — приказ Чумичке избавиться от нас после завершения операции "Троянская невеста". Это вовсе не от неприязни к нам — просто Рыжий хотел сохранить "окно" на городище в тайне и не превращать его в проходной двор.

— Но для чего он звонил вам? — недоуменно спросил майор.

— Рыжий хотел избавиться от Каширского, — стал терпеливо объяснять Василий, — но сам не мог это сделать. Однако, бывая в "нашем" Кислоярске, он узнал и о художествах Каширского, и о моих попытках его поймать. Потому и позвонил мне, чтобы я "взял" Каширского на Гороховом городище. А если не удастся, то Рыжий готов был пойти и на то, чтобы я следом за Каширским отправился в "параллельный" мир и поймал его там. Естественно, домой он бы меня уже не отпустил. Но когда Рыжий узнал, что в Царь-Город я иду не один, а с целой компанией, он тут же несколько переиграл свои планы и постарался использовать создавшуюся ситуацию на все сто процентов. Единственное, чего он недоучел — так это наших отношений с Чумичкой.

— И что же нам теперь делать? — с некоторой растерянностью спросила Чаликова.

— Мы нанесем ответный удар! — с воодушевлением заявил Селезень.

— И у вас есть план, как это сделать? — поинтересовался Василий.

— Пока что нет. Но мы должны любое обстоятельство обернуть себе на пользу. Что мы, глупее Рыжего?

— Ну, не знаю, — с некоторой иронией заметила госпожа Хелена. — Вот, например, этот противный дождь и гроза. Ума не приложу, как вы думаете обратить их на пользу?

Тут, словно в ответ на слова баронессы, разразился оглушительный раскат грома, и ослепительная молния озарила небеса. От грохота проснулся Чумичка:

— Э, да нам пора опускаться.

— Что, уже прилетели? — удивилась Чаликова.

— В такую грозу летать опасно. — Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Чумичка принялся нашептывать очередную порцию заклинаний, и ковер-самолет стал медленно снижаться.

— Я же говорил — нелетная погода, — прокомментировал Селезень. — Вынужденная посадка. Пристегните ремни.

Немного покружив над полянкой посреди леса, ковер опустился на мокрую траву. Пассажиры с облегчением вздохнули — полет и вправду оказался очень уж беспокойным.

— Давайте тогда уж переоденемся, — предложила Чаликова, и они с Чумичкой удалились за большущую елку, где Надя отдала Чумичке его промокший кучерский кафтан, а сама облачилась в столь же влажные царевнины наряды.

— По моим подсчетам, мы уже на подступах к Царь-Городу,— заметил майор Селезень.

— Да, совсем недалеко, — подтвердил Чумичка. И пояснил: — Где-то поблизости загородный царский терем.

— Ну и что же нам теперь делать? — задалась практическим вопросом Чаликова.

— А что делать? — вздохнул Дубов. — Мое предложение такое: дождемся, когда гроза кончится, полетим к Гороховому городищу, построим шалаш и подождем до следующего полнолуния. А Чумичка возвратится в город и скажет Рыжему, что задание выполнено. Вот только с ним как быть? — Василий указал на Каширского. — Но, к сожалению, ничего лучшего я вам, господа, на данный момент предложить не могу.

— А как же "Джип"? — вдруг вспомнил Селезень. — Я им его дарить не намерен!

Однако Василий не успел ничего ответить, так как невдалеке послышались характерные звуки охотничьих рожков.

— Что это? — вздрогнула баронесса.

— Царская охота, — кратко пояснил Чумичка.

— В такую погоду?! — изумилась Чаликова.

— А что? — невозмутимо пробасил майор. — Ничего удивительного. Должно быть, в хорошую погоду Его Величество играет в свою любимую лапту, а в такую — охотится.

— Между прочим, это наш единственный шанс, — сказал Василий. — В каком смысле? — не поняла Надя. — Пробраться к царю и все ему объяснить.

— Рискованно, — покачала головой баронесса. — Хорошо если нам удастся его убедить, а если нет? Он ведь может нас просто "выдать с головой" Рыжему, и тогда спасения ждать неоткуда.

— А я считаю, что надо рискнуть, — заявил Селезень. — Василий Николаич прав — это единственный шанс вернуть "Джип".

— Да, но как это осуществить практически? — задумался Дубов. — Наверняка ведь к Дормидонту так просто не подойдешь — здесь кругом всякие охранники, стрелки, егеря или как они тут называются.

— Эх, жаль, не прихватил я из амбара парочку шапок-невидимок, — посетовал Чумичка. — Ну да ладно, чего-нибудь придумаем.

Дождь немного приумолк, и путники, волоча так и не пришедшего в сознание Каширского по земле, двинулись прямо через лес в ту сторону, откуда все явственнее доносились звуки рожков. Дубов и Чумичка тащили скатанный в рулон ковер-самолет и прочий волшебный скарб. Очень скоро за деревьями показалась поляна, посреди которой стоял шатер с крышей, но без стен, а внутри него на походных стульях восседал собственной персоной царь Дормидонт вместе со своими приближенными. Похоже, заняты они были не столько охотой, сколько бражкой и пенными медами.

— Александр Иваныч, дайте бинокль, — попросила Надя. — О, какая милая картина!

— Что вы там увидели, Наденька? — нетерпеливо спросил Дубов.

— Я хотела узнать, кто бражничает, то есть охотится вместе с царем, — объяснила Чаликова. — Ни Рыжего, ни Борьки я не заметила. Да и вообще знакомых лиц что-то не видно... — Надя еще раз глянула в бинокль. — А, ну вот и знакомое лицо — градоначальник князь Длиннорукий.

— По-моему, нам повезло, — радостно потер руки Василий. — Ведь князь — ярый враг Рыжего.

— Да, но при всем при том он весьма лояльно относится к князю Григорию, — возразила баронесса.

— Ничего, — вступил в беседу майор, — в данный момент наша стратегическая задача — нейтрализовать Рыжего. А пока князь Григорий будет залечивать раны, успеем отступить на исходную позицию.

— Чего-чего? — не поняла Надя.

— Ну, починим "Джип" и вернемся домой, — объяснил Селезень.

Чумичка тем временем что-то бормотал — вспоминал некие подзабытые заклинания. И, кажется, кое-что вспомнил:

— Иваныч, мы с тобой побудем медведями, пока Василий с Надеждой и госпожой баронессой пройдут к царю, — сказал он и, не дожидаясь согласия майора, сделал энергичный жест и что-то прошептал. Результатом этих манипуляций стали два медведя — один покрупнее, а другой помельче. Раздвигая ветки, оба проследовали к краю поляны. Два царских охотника, оказавшихся там в этот момент, взяли на изготовность рогатины, но неожиданно тот медведь, что покрупнее, бросился прямо на них, выхватил лапищами обе рогатины и огрел ими же охотников по головам, а затем проревел медвежьим голосом, но человеческими словесами:

— А животных убивать нехорошо. — После чего, немного подумав, добавил еще несколько слов неподцензурного звучания, услышав которые, оба охотника чуть не замертво свалились прямо на траву. Второй медведь убежал обратно в чащобу и вскоре вернулся оттуда вместе с Дубовым, баронессой и Чаликовой. Когда они оказались на поляне, меньший медведь сотворил лапами некое знамение и вернулся в облик Чумички, а его невоздержанный на язык сотоварищ вновь стал майором Селезнем.

Теперь путь оказался свободен, и все пятеро направились к царскому шатру. Вернее, шестеро — если считать еще и чародея Каширского, которого они тащили прямо по траве.

— Кто такие? — не очень-то ласково встретил их личный охранник Дормидонта, вскинув пику. Он сидел перед шатром на мокрой траве. Майор уже собрался было и его послать туда же, куда и царских охотников, но вмешался Василий:

— Мы к Государю. По важному делу.

Тут уж и сам Дормидонт Петрович оторвался от застолья и, грузно поднявшись из-за стола, ласково глянул на нежданных гостей:

— Ну, с чем пожаловали, понимаете ли? Э, да вы совсем продрогли с дорожки-то! Данилыч, налей им зелена вина.

— Нет-нет, нам теперь не до зелена вина, — торопливо заговорил Дубов. — Великий Государь, мы — члены той самой группы, что сопровождала лже-царевну до князя Григория. А вот, — Василий указал на Чаликову, — она сама.

Услышав такое, Дормидонт Петрович плюхнулся обратно в кресло. Остальные, кто был за столом, принялись мелко креститься, приговаривая: "Свят-свят-свят!".

Первым опомнился Дормидонт:

— Постойте, так ведь вы же покойники!

Почувствовав, что майор уже собирается, невзирая на лица, ответить, какие они покойники, Чаликова поспешно заговорила:

— Нет-нет, мы живы, хоть и были на волосок от смерти.

— Странно, а мне говорили, что вы погибли, защищая честь Государя и царевны. Я уж велел по вам панихидку во всех церквах отслужить, понимаешь...

— Кто вам это сказал? — вырвалось у баронессы.

— Как кто? Рыжий, конечно!

— Прохвост он, ваш Рыжий, — не удержался майор Селезень.

— Я всегда это говорил! — радостно встрял градоначальник князь Длиннорукий, — а ты мне, великий Государь, не верил!

— Погоди, Михалыч, не суетись, — осадил князя Дормидонт. — Давайте разберемся. Объясните мне, почему это Рыжий — прохвост?

— Потому что похоронил нас прежде времени, — заявил майор.

— Дормидонт Петрович, а Рыжий сообщил вам, откуда он узнал о нашей гибели? — вежливо спросила Чаликова.

Царь на минутку призадумался.

— Ну, он же ведь, знаете ли, все знает. А уж откуда...

— А дело было так, — сказал Дубов. — Рыжий отправил нас к князю Григорию и дал в сопровождающие своего колдуна, — Василий указал на Чумичку. — А после выполнения задания Чумичка, по плану Рыжего, должен был нас ликвидировать, и таким образом все лавры достались бы самому Рыжему. Но Чумичка оказался порядочнее, чем думал Рыжий, и не стал нас губить.

— Это правда? — строго спросил царь у Чумички.

— Истинно так, Государь, — кратко ответил колдун.

— Но задание мы все-таки выполнили, хотя бы частично, — заметил Василий и указал на Каширского. Незадачливый маг только теперь немного оклемался — он лежал, по-прежнему закутанный в простыню, и бессмысленно хлопал глазами.

— Кто таков? — поморщившись, спросил Дормидонт Петрович.

— Каширский, — не без гордости сообщил детектив. — Тот самый злодей-чародей, что посоветовал князю Григорию жениться на Танюшке... то есть на Татьяне Дормидонтовне.

— Так вы, сударыня, и есть моя Танюшка? — вдруг оборотился царь к Чаликовой. Та с легким реверансом кивнула, впрочем, не уточняя, что царевной была лишь до определенного момента, а затем уступила это почетное звание колдуну Чумичке.

— Погоди, великий Государь, — вдруг вмешался в беседу князь Длиннорукий, — а где ж тогда настоящая царевна?

— Рыжий сказывал — в надежном месте, — припомнил Дормидонт. — А кстати, где?

— Сейчас узнаем, — пробурчал Чумичка. — Дайте-ка сюда тарелочку...

Баронесса фон Ачкасофф, покопавшись в багаже, достала блюдечко с золотым яблоком. Чумичка разложил все это на столе прямо перед царем и велел:

— Яблочко золотое, покажи нам, где царевна!

Яблочко покатилось по тарелочке, и вскоре показало Танюшку, лежащую в полуобнаженном виде на широкой кровати. Но она была не одна — рядом с ней, жарко лаская царевнины груди, находился почти полностью обнаженный Рыжий. Интерьер комнаты, где происходила сия эротическая сцена, не оставлял сомнения, что греховные деяния имели место быть в тереме Рыжего.

— Ну, блин, прямо как у нас на ночном канале! — вполголоса пробормотал майор. Приближенные царя, незнакомые с достижениями современной цивилизации в лице ночного вещания, столпившись возле блюдечка, скабрезно хихикали, тщетно пытаясь придать своим лицам вид возмущенный и оскорбленный.

Дормидонт Петрович резко встал из-за стола, и смешки стихли.

— Поехали! — решительно заявил царь. — Ну ужо я ему задам!

— Задай-задай, — подпустил градоначальник, — пусть знает, невежа безродный, как с царской дочкою греховодить!

Царь гневно взглянул на Длиннорукого, отчего тот стал как будто ниже ростом. А слуги тем временем уже запрягали коней в царскую карету — такую же, на которой лже-царевна со свитой ездила к князю Григорию, но только не золотую, а серебряную.

— Господа, — немного успокоившись, обратился Дормидонт Петрович к сотрапезникам, — продолжайте охотиться, а я вас ненадолго оставлю. Вот подвезу наших друзей до городу, с Рыжим разберусь — и назад.

— Государь, можно мне с тобой? — вызвался князь Длиннорукий.

— Нет! — отрезал царь. И, смягчившись, добавил: — Тут, Михалыч, дело семейное, сами разберемся. — И с этими словами он размашистым шагом направился к карете. Путешественники, волоча за собой Каширского, поспешили следом.

Пока лихая тройка мчала царскую карету в Царь-Город, Дормидонт Петрович вел со своими попутчиками душевную беседу.

— Вот этот вот, значит, и есть тот самый Каширский? — переспросил царь, указывая на плененного чародея. — Хорош, нечего сказать! Так это ты, злыдень, уговорил князя Григория домогаться моей Танюшки?

Тут Каширский не то в полусознании, не то в полубреду, забормотал: — Даю вам установку...

— А пошел ты какать со своими установками, — проворчал Чумичка. Он сидел на боковой лавочке и не спускал глаз с Каширского, по-прежнему лежавшего завернутым в простыню прямо на полу кареты.

— Дормидонт Петрович, что вы намерены теперь предпринять? — осторожно спросил Дубов.

— А чего думать? — тут же откликнулся царь. — Танюшку — в Симеонов монастырь, а Рыжего — в темницу. Нет, ну потом я их конечно, прощу, может быть даже выдам Танюшку за Рыжего, от греха, понимаешь, подальше, но теперь — задам им по первое число! С кем, это самое, шутки шутить задумали!.. — С этими словами Дормидонт достал из-под царского кафтана фляжку и слегка отхлебнул.

— Совсем как наш Серапионыч, — шепнула Чаликова баронессе.

Похоже, что приложение к фляжке подействовало на монарха несколько умиротворяюще, и он, оборотившись к попутчикам, сказал:

— Хорошо, что вы все-таки, понимаешь, захватили этого шелапута Каширского. Так что просите, чего хотите.

Майор Селезень открыл рот, но Чаликова, сообразив, что он хочет замолвить словечко за свой любимый "Джип", поспешно заговорила сама:

— Государь, нам от вас ничего не нужно. Наоборот, я хотела бы попросить вас за Татьяну Дормидонтовну — не отправляйте ее в монастырь! А другая просьба — если посадите Рыжего в темницу, то не выпускайте его раньше чем через месяц.

— Почему именно через месяц? — вполголоса удивленно спросил майор у баронессы.

— Вы разве забыли — только через месяц, в следующее полнолуние, мы сможем отсюда выбраться, — так же тихо ответила госпожа Хелена.

Царь с любопытством глянул на Чаликову:

— Впервые вижу таких бескорыстных просителей. Ну что же, насчет Танюшки не обещаю, а насчет Рыжего — с удовольствием. Обычно когда я его наказываю, то прощаю через неделю, но уж на этот раз, понимаешь...

— И еще, — добавил Дубов, — распорядитесь, чтобы Каширского охраняли со всей строгостью и бдительностью — это очень хитрый и изворотливый тип.

— Я поставлю этот вопрос под свой личный надзор, — заверил Государь и даже топнул ногой, угодивши Каширскому царственным каблуком по срамному месту, отчего тот снова впал в забытье.

Конечно же, Каширский не всегда был темным магом и чародеем, способным влиять на судьбы государств и народов. Все началось много лет назад с невинного, казалось бы, увлечения гипнозом, телепатией и прочими таинственными явлениями, которые советская наука считала необъяснимыми и, следовательно, антинаучными.

В то время скромный участковый врач в областном центре средней величины, Каширский одним прекрасным днем отправился по вызову к некоей пациентке, при ближайшем рассмотрении оказавшейся весьма симпатичной и почти молодой женщиной. Дама разделась, доктор ее внимательно выслушал и нашел практически здоровой, после чего радушная хозяйка, забыв одеться, принялась потчевать гостя чаем, а тот ее — научно-популярными рассказами о гипнозе, экстрасенсах и чудесах биоэнергетики.

— И вообще, сударыня, у меня создалось впечатление, что наши с вами ауры совпадают, — заметил Каширский после второй чашки.

— Так давайте проверим! — радостно подхватила хозяйка и стала расстегивать на биоэнергетике-любителе верхнюю одежду...

Едва доктор и его пациентка с удовлетворением констатировали, что их ауры вполне совместимы, а биоритмы даже почти полностью идентичны, как во входных дверях противно заскрежетал ключ.

— Это муж! — вскричала хозяйка. — Боже мой, что сейчас будет...

Поняв, что отступать некуда, Каширский сконцентрировал всю биоэнергию, оставшуюся у него после совмещения аур, и, вытянув руки в сторону входящего в комнату супруга, заговорил придушенным голосом:

— Даю вам установку, что в комнате никого нет!

— Куда это она ушла? — удивился муж, глядя сквозь мелко дрожащую на кровати супругу. — Говорила, что вся такая больная...

— Да здесь я, дорогой мой, — проговорила хозяйка, поплотнее укрывшись одеялом.

— Кроме вашей супруги, — поспешно поправился Каширский.

— Странно, душенька, а мне показалось, что тебя нет, — удивленно вскинул брови супруг. Каширский же, накинув на себя что попало, незаметно выскочил из квартиры, пока не закончилось действие его "установки".

На следующий день к нему на прием пришел человек, в котором он узнал вчерашнего супруга.

— Ну все, мне крышка! — побледнел доктор, однако пригласил гостя присесть. — На что жалуетесь, пациент?

Пациент запустил руку в карман, а Каширский на всякий случай прикрылся стетоскопом. Однако супруг вытащил не пистолет, а цветастые трусы, в которых доктор узнал свои.

— Понимаете, доктор, мне кажется, что моя жена мне изменяет, — заговорил супруг. — И я даже вчера как будто видел ее любовника, но в то же время как бы и не видел. Я не знаю, как это объяснить, но вы, доктор, меня понимаете...

— Да-да, конечно же, — сочувственно закивал Каширский. — Это весьма распространенное явление. Так сказать, галлюцинации на почве беспричинной ревности.

— Но эти трусы...

— А это материализовавшаяся психологическая энергия ваших отрицательных эмоций, принявшая ту форму, которую ей придала ваша нездоровая фантазия, — логично объяснил Каширский. — Старайтесь доверять своей супруге, побольше дышите свежим воздухом, введите в свой рацион свежие овощи и фрукты — и все пройдет, уверяю вас!

Обнадеженный супруг покинул кабинет участкового, а Каширский подумал: "Черт побери, значит, и я на что-то способен!".

И вот с этого-то, казалось бы, почти что анекдотического случая, и начался тот извилистый путь, который в конце концов привел Каширского ко двору князя Григория.

Царская карета въехала в город и, процокав по мостовым, остановилась возле терема Рыжего. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Дормидонт и сопровождающие его лица поднялись на второй этаж, где располагалась спальня хозяина. Царь решительно распахнул дверь, а остальные тактично остались в коридорчике. Впрочем, через полупритворенную дверь им все было хорошо слышно, а кое-что и видно.

— Что это вы, понимаешь, удумали?! — гремел из спальни царственный голос Дормидонта Петровича. — Я тебе доверил дочерь мою, а ты...

— Государь, я люблю Татьяну Дормидонтовну и прошу вас ее руки, — донесся из спальни невозмутимый голос Рыжего.

— Батюшка, благослови нас! — заголосила Танюшка, после чего из спальни раздался невнятный стук.

— Это они на колени встали, — пояснил Дубов. Баронесса изловчилась заглянуть в спальню и убедилась в правоте Василия — Рыжий и Танюшка действительно стояли на коленях перед Дормидонтом Петровичем, но одеты (или, вернее, раздеты) были почти так же, как во время последнего яблочно-блюдечного телесеанса.

Однако, судя по всему, царь отнюдь не спешил благословить молодых на счастливый брак.

— Жаль, не прихватил я своего посоха, — зарычал Государь, — а то благословил бы вас так, что потом бы, понимаешь, бока год ныли! А тебя, дочка моя разлюбезная, выдам замуж за князя Длиннорукого...

— Только не это! — с ужасом завопила Танюшка. — Ведь он же старый и лысый!..

— Зато положительный человек, — уже несколько успокаиваясь, ответил царь. — И вообще, нечего рассуждать, когда царь велит. А ты, зятек соломенный, собирайся — засажу тебя на месяц в темницу.

— Как прикажешь, Государь, — совершенно спокойно и даже почти весело ответил Рыжий. Казалось, он был рад, что так легко отделался. — Позвольте только сдать текущие дела.

— Это верно, — согласился Дормидонт Петрович, — дела сдать нужно. Ну ничего, в темнице и сдашь.

— Мне хотелось бы, чтобы их принял Борька, — попросил Рыжий, надевая кафтан прямо поверх исподнего.

— Ну, Борька так Борька, — не стал спорить царь. — А кстати, знаешь ли ты, поганец, отчего я тебя так мягко наказал?

— На все ваша воля, царь-батюшка, — с низким поклоном молвил Рыжий.

— А вот и не моя. Госпожу Чаликову благодари, это она, чистая душа, за тебя попросила!

— Что?! — вскочил Рыжий. — Она жива?

— Жива, разумеется. И не токмо она. — Государь распахнул двери спальни. На пороге стояли Дубов, Чаликова, майор Селезень, баронесса Хелен фон Ачкасофф и Чумичка. При их виде Рыжий беззвучно раскрыл рот и стал медленно оседать на постель .

Вскоре Дормидонт Петрович покинул терем, прихватив с собой Рыжего, Каширского и Танюшку — первых двоих для доставки в темницу, а третью — не то в монастырь, не то под домашний арест. Удалился и Чумичка, и гости остались одни (если не считать немногочисленной прислуги) в доме Рыжего, где им предстояло провести почти месяц — до следующего полнолуния.

— По правде говоря, у меня сейчас одно-единственное желание — от всей души выспаться, — призналась Надя.

— Аналогично, — коротко добавил Селезень. Госпожа Хелена и Василий Дубов тоже откровенно позевывали — действительно, за последние несколько ночей нашим путникам поспать почти не довелось.

Все четверо разбрелись по своим горницам, но вволю отоспаться им не удалось и на сей раз — причиной преждевременного пробуждения стали крики и вопли, доносившиеся с улицы.

— Все ясно — народ выражает радость по поводу очередной опалы Рыжего, — спросонья пробормотал Василий, с трудом подымаясь с постели. Но в данном случае проницательный сыщик несколько промахнулся — ликование было вызвано не политическими, а скорее техническими причинами. По улице несколько человек богатырской внешности толкали майорский "Джип", а сзади валила городская толпа. В кабине важно восседал уже знакомый путникам Борька — тот самый, которому Рыжий, отправляясь в темницу, собирался сдать дела. "Дорвался до руля", неприязненно подумал Василий. "Джип" завели во двор, и толпа разочарованно разбрелась. А уже через несколько минут Дубов, Чаликова, майор и баронесса принимали в гостиной комнате Борьку и одного из "богатырей", которого преемник Рыжего представил как кузнеца и народного умельца Прова Викулыча.

— Вот, Александр Иваныч, тот человек, что починил вашу самоходную телегу, — сообщил Борька.

— Да там всегой-то одна какая-то хреновина полетела, на которой искорка проскакивает, дак я ее маненько подковал и взад присобачил, — почесывая огромную черную бороду, неожиданно высоким голоском промолвил Пров Викулыч. — Должна работать. — И, немного подумав, добавил: — Овродя бы.

— Ну так пойдем, Викулыч, посмотрим, в чем там дело, — обрадовано вскочил Селезень .

— Погодите малость, — удержал его Борька. — У меня к вам предложение от нашего Государя — стать одним из Царь-Городских воевод.

— Передайте Государю мою признательность, — прогудел майор уже из дверей, — но я предпочел бы остаться простым консультантом.

— Кем-кем? — не разобрал Борька.

— Ну, советником. — Дверь за Селезнем и Викулычем закрылась. Борька непринужденно уселся за стол:

— Государь просил передать, что вы можете жить здесь, сколько вам будет угодно.

— Мы не хотели бы злоупотреблять гостеприимством Государя, — дипломатично ответил Дубов, — и, скорее всего, через месяц покинем Царь-Город.

— Но, может быть, у вас имеются какие-то пожелания? — продолжал допытываться Борька.

— Единственное — неусыпно следите за Каширским. Не давайте ему ни малейшего шанса сбежать!

— Учтем, — тряхнул кудрями Борька. — Ну что ж, мне пора. Если что, обращайтесь прямо ко мне. — И преемник Рыжего резво покинул гостиную, едва не столкнувшись в дверях с майором Селезнем.

— Ну, Викулыч — молодец, — радостно загромыхал майор, — Починил машинку так, что любо-дорого! Можем ехать хоть сейчас.

— А бензина до городища хватит? — с сомнением спросила баронесса.

— Должно хватить, — уверенно ответил Александр Иваныч. — В крайнем случае горилкой заправим. Доберемся!

За ужином Василий сообщил:

— Я тут побывал в рабочем кабинете нашего радушного хозяина и, уж извините, это чисто профессиональное, немного покопался в его бумагах.

— Ну и как? — живо заинтересовалась баронесса.

— Там я нашел тетрадку с его личными записками — нечто вроде дневника. Но большая часть записей сделана на иностранных языках — кажется, на немецком и французском. Сам я ими, увы, не владею...

— Разберемся, — уверенно пробасил майор Селезень. — Хотя мне как офицеру претит рыться в чужих бумагах.

— Ничего, Александр Иваныч, это пятно на вашей офицерской чести мы возьмем на себя, — успокоила его Чаликова.

— Лично я как историк просто обязана копаться в чужих бумагах, — заметила баронесса. — Это мой профессиональный долг!

После ужина все прошли в кабинет Рыжего, и Василий продемонстрировал ученическую тетрадку, почти до половины исписанную мелким почерком — судя по всему, и тетрадь, и шариковую ручку, коей были сделаны записи, Рыжий приобрел во время одного из нелегальных визитов в тот мир, из которого прибыли Дубов и его спутники.

— Между прочим, это лучший способ шифровки, — заметила баронесса. — Насколько я понимаю, здесь иностранными языками никто не владеет.

— Только Рыжий, — задумчиво добавила Чаликова. — Странно...

— Тут записи последних нескольких дней, — пояснил Дубов. — Более ранние дневники он, должно быть, хранит в другом месте. Вот здесь, на первых страницах, текст, как я понял, по-французски. Может быть, кто-то из вас владеет этим языком?

— Я владею, — к общему изумлению заявил майор Селезень. И пояснил: — Когда-то я состоял при советском военном атташе в солнечном Кот д'Ивуаре, вот маленько и научился.

Взяв тетрадку, майор начал, то и дело останавливаясь и подбирая слова, переводить текст "с листа":

— "Часто я задаю себе вопрос — а правильно ли я поступаю, проводя в Кислоярском царстве реформы, имеющие целью вывести его из векового застоя и поднять на уровень современной европейской цивилизации? Оправдан ли такой эксперимент? Этот мир как бы застыл на уровне тринадцатого века и за несколько столетий не создал ничего нового ни в науке, ни в технике ни в искусстве, ни в общественном развитии — ни в чем. Нет, я, конечно, понимаю, что произвести за два десятка лет скачок через несколько веков — дело нереальное, но хоть что-то могу я сделать? Помню, какое сопротивление вызвала в обществе постройка городской канализации — а ведь люди довольны, что живут не в такой грязи, как раньше. То, что бояре ропщут — так я же прекрасно понимаю, что им не дает покоя моя личность и мое влияние на царя, какое им и не снилось, но канализацией-то господа бояре вовсю пользуются. Я пытаюсь на личном примере внести в мрачную архитектуру и неудобную планировку Царь-Городских изб и теремов нечто новое — изолированные комнаты, широкие окна, открытые веранды — и вижу, что людям это нравится и что если бы не проклятая вековая косность, то многие давно уже перестроили бы свои дома на новый лад. В какой-то момент я начинал думать, что это перст судьбы — то, что при царе Дормидонте появился такой человек, как я, способный привнести в здешнее общество прогрессивные плоды цивилизации и в то же время оградить его от побочных отрицательных явлений. Но вот я узнал, что между мирами путешествует и некто мосье Каширский. Поначалу я принимал его за обычного авантюриста, мага-недоучку, но когда боярин Андрей продемонстрировал подаренный Каширским пластмассовый крест от Кислоярских кооператоров, то стало ясно — государство в опасности. И тем более, что Каширский имеет какие-то дела с князем Григорием. А когда мне стало известно, что Каширский наследил и в том мире, я разработал план..." На этом французская запись обрывается, — сообщил Селезень, возвращая тетрадку Дубову, — а дальше по-русски.

— Ну, что за план придумал Рыжий, нам теперь ясно, — заметил Василий. — Я уже заметил, что в тетрадке есть записи и на русском языке, но особо в них вдаваться не стал.

— Ну так зачитайте, — предложила Надя. Дубов перевернул страницу и прочел:

— "Надо бы наконец-то определиться в моих отношениях с Т. — люблю ли я ее по-настоящему?.."

Однако в этот момент чтение было прервано самым неожиданным образом — из роскошного камина, главного украшения гостиной, раздался невообразимый грохот, и оттуда прямо на пол со страшным шумом вывалилась ступа с перепачканной в саже и копоти Бабой Ягой.

— Ба, кто к нам пожаловал! — обрадовался майор, которому уже порядком наскучило изучение дневников Рыжего.

— Что, не ждали? — радостно зашипела гостья и, выставив метлу вперед, двинулась на застывших в замешательстве обидчиков.

Поняв, что промедление смерти подобно, майор схватил со стола подсвечник и запустил им в Бабу Ягу, но та с гнусным хохотом ловко увернулась. Одним прыжком она оказалась перед Александром Иванычем, резко взметнулось помело, и могучее тело майора беспомощно плюхнулось на пол, по дороге разнеся в щепки добротную дубовую табуретку. Первый успех только раззадорил ведьму, и она прицелилась к следующей жертве — баронессе. Однако та, не дожидаясь нападения, схватила глиняный горшок — тот самый уникальный горшок, лично подаренный Рыжим — и осторожно, стараясь не разбить, напялила его на голову разбушевавшейся хулиганке. Из-под горшка доносились невнятные, но грозные вопли. Баба Яга сделала несколько неверных шагов и, зацепившись ногой за обломки табуретки, упала рядом с Селезнем. Исторический горшок, к ужасу баронессы, разбился на мелкие кусочки, и непрошеная гостья продолжила свои бесчинства. Поняв, что так просто ее не угомонить, Дубов с Чаликовой стали швырять в Бабу Ягу все, что попадалось под руку, но та ловко отбивала помелом летящие в нее предметы. Когда снаряды закончились, Василий затеял фехтовальный турнир на кочерге против метлы. Ловким приемом выбив у противницы ее деревянную шпагу, Дубов начал теснить ее обратно к камину, великодушно оставляя путь к отступлению восвояси. Но тут за спиной из руин поднялся майор Селезень и схватил Бабу Ягу за шею, да так, что позвонки затрещали.

И в этот момент дверь отворилась, и на пороге возник уже знакомый нам глава сыскного приказа Пал Палыч. Оглядев разгром, царящий в гостиной, он деликатно кашлянул:

— Я тут шел мимо, услышал шум — дай, думаю, зайду...

— Да нет, мы уже сами разобрались, — устало, но довольно пробасил майор.

— Угомоните их! — неожиданно заскулила ведьма. — Они меня изнасильничать хотели!

— Что? — возмутилась баронесса, а Селезень ухмыльнулся:

— Размечталась! Пускай твой Горыныч тебя приголубливает.

— В три головы, — хихикнула баронесса. — Новый вид любви!

— Ба, старая знакомая! — обрадовался Пал Палыч, как будто только теперь разглядев налетчицу. — Давно ли тебя, сударыня Ягорова, выслали за двенадцатую версту, а ты опять к нам в город пожаловала!

— Какая ж она сударыня? — удивилась Надя. — Это ведь форменная Баба Яга!

— Ну, не знаю, — ответил глава приказа, — может быть, теперь ее кличка Баба Яга, а по нашему ведомству она числится как вдова боярина Ягорова. Они с подругами бесчинства учиняли, подбивали народ на бунт против царя-батюшки... В тот раз она избежала острога благодаря высокому заступничеству, но уж теперь — шалишь! — Повернувшись к дверям, он крикнул: — Эй, молодцы!

В гостиную вошли двое стрельцов, один из которых предусмотрительно держал в руках кандалы. Несмотря на отчаянное сопротивление ведьмы Ягоровой, она была благополучно закована в железо и уведена.

— Погодите, чего-то я хотел сказать, да из-за этой проклятой бабы все из головы вылетело, — поскреб в затылке Пал Палыч. — Ну ладно, потом вспомню. Счастливо оставаться. — И с этими словами он покинул гостиную, оставив гостей в порванных одеждах посреди дикого разгрома.

— Эх, хорошо поразмялись, — расправил плечи майор, — а теперь можно и продолжить наши, хм, интеллектуальные занятия. — С этими словами он пощупал здоровенную шишку, вскочившую у него в самой середине лба, и приложил к ней медный подсвечник.

— Ну ладно, продолжим. — Василий поправил расхристанный кафтан, извлек из-под стола тетрадку, изрядно помятую в ходе схватки, и возобновил чтение:

— "Надо бы наконец-то определиться в моих отношениях с Т. — люблю ли я ее по-настоящему? Точно знаю одно — когда я начал за нею ухаживать, моей целью было получить доступ к ее высокопоставленному родителю. Конечно, не для личной выгоды, как про меня судачат недоброжелатели, а чтобы иметь возможность делать то, что я делаю. Но она-то полюбила меня по-настоящему! За что? Не знаю. Но с удивлением понимаю, что мое чувство к ней с каждым днем становится все глубже и сильнее. И это уже вне зависимости от того, кто ее батюшка и каковы мои с ним отношения. Может быть, я ее и полюбил за ту искренность и безоглядность, с которой она полюбила меня?". — Дубов отложил тетрадку. — А дальше идет запись по-немецки.

— Разрешите мне. — Надя взяла тетрадку и стала переводить: — "Сегодня хоронят князя Владимира. Это был мой самый верный друг и сторонник преобразований, а ему приходилось изображать моего злейшего врага и таким образом служить нашему делу".

— Значит, все-таки Васятка был прав, — заметил Дубов. — Ах, извините, Наденька. Продолжайте, пожалуйста.

— "Бояре кричат, что это я заманил князя Владимира к себе под крыльцо и там убил. Знали бы они, что я лишился самого близкого друга и соратника! Он столько сделал для нашего общего дела, а я даже не могу отдать ему последний долг — из соображений конспирации. Если бы герр Дубов успел до отъезда найти истинных убийц Владимира! А с отъездом откладывать нельзя, иначе будет поздно. Конечно, я понимаю, что поступаю со своими гостями, мягко говоря, нечестно, но что мне остается делать? Если бы Дубов прибыл сюда один, то я мог бы с ним как-то столковаться. Но вместе с ним еще три человека, в том числе фройляйн Чаликова, профессиональная журналистка, и если я их выпущу, то раньше или позже тайна станет всем известна, и через Горохово городище начнут ходить все, кому не лень. И сюда мощным потоком хлынет современная цивилизация. Казалось бы, я должен этому радоваться, но опасность очень уж велика, даже более того — под угрозой окажется само существование этого параллельного мира. У меня есть все основания считать, что здесь куда скорее примут отнюдь не "Мадонну" Рафаэля, не музыку Моцарта и не учение Льва Толстого, а алкоголь, наркотики и новейшие достижения военной индустрии. Чингисхан, вооруженный копьями и стрелами — тоже ничего хорошего, но Чингисхан с "Катюшами", истребителями и ядерной бомбой — это уже угроза всему человечеству. К тому же аппетиты князя Григория могут и не ограничиться Кислоярским царством..." Ну вот, на этом рукопись обрывается, — закрыла тетрадку Надя.

— Ну, что скажете, господа? — Василий обвел взглядом всех присутствующих.

— По-моему, его заметки не лишены здравого смысла, — задумчиво промолвила баронесса.

— А я все равно считаю, что это низость, — заявил майор. — Какими бы высокими идеями он не руководствовался.

— Темный колдун Чумичка оказался куда порядочнее и гуманнее этого "благодетеля и просветителя", — заметила Чаликова.

— И потом, насколько господин Рыжий честен даже перед самим собой? — задалась вопросом госпожа Хелена. — Мне кажется, его дневник не лишен некоторого фразерства...

— Прохиндей — он и есть прохиндей! — рубанул Селезень. — Будь он хоть самый распросвещенный.

— Постойте! — вдруг вскрикнула Надя. — Это писал... это писал человек из нашего времени!

— Ну разумеется, — чуть заметно улыбнулся Василий. — Я об этом догадывался уже давно, а дневник лишь рассеял последние сомнения.

— Может быть, дорогой Василий Николаич, вы еще и назовете его подлинное имя? — не без некоторой доли ехидства спросила баронесса.

— Охотно назову, — совершенно серьезно ответил Дубов. — Но будет лучше, дорогая баронесса, если его имя произнесете вы сами.

— Каким это образом? — изумилась баронесса.

— Хотя в следственной практике такие методы и не поощряются, но я вам задам парочку наводящих вопросов, — усмехнулся Василий. — Помните, баронесса, вы как-то говорили, что как будто где-то видели лицо Рыжего, но не можете вспомнить, где.

— Да, действительно, — подтвердила Хелен фон Ачкасофф. Дубов радостно потер руки:

— Так вот, вы могли его видеть не живьем, а на фотографии двадцати или более летней давности. В то время цветное фото еще не было распространено, а на черно-белом цвет волос не всегда соответствует действительности...

— Толя! — вскричала баронесса. — Толя Веревкин!

— Какой еще Толя Веревкин? — удивился майор.

— Тот самый студент из группы профессора Кунгурцева, который исчез на несколько дней на Гороховом городище, потом нашелся, а через некоторое время утонул в Финском заливе, — спокойно объяснил Дубов. — Я ничего не напутал?

— Да, так оно и было, — подтвердила госпожа Хелена. — Но теперь ясно, что он лишь инсценировал свою смерть, а сам перебрался сюда, в Царь-Город. — И тут баронесса переменилась в лице и со всей силы хлопнула себя кулачком по лбу. После чего вскочила и бросилась отплясывать нечто среднее между гопаком и канканом, отчего из нее посыпались рукописи и свитки.

— Крыша поехала! — радостно констатировал майор.

— Нет, это мы поехали! — завопила баронесса. — Мы можем хоть сейчас возвращаться домой!

— Не понял? — переспросил майор.

— А полнолуние как же? — удивилась Чаликова.

— Так ведь Толя Веревкин ходил туда-сюда, не дожидаясь никаких полнолуний, — радостно голосила баронесса, продолжая приплясывать. — Нам он сказал, что "окно" действует три дня в течение полнолуния, а сам пропадал неделю.

— Ну да, — отозвался Дубов, — а нам, выходит, просто голову заморочил, чтобы задержать в Царь-Городе.

— Ну так по коням! — взревел Селезень.

Майорский "Джип" несся по проселочной дороге на такой скорости, что случись тут инспектор ГАИ — и майор надолго лишился бы прав. Но гаишники здесь не случались. Встречные же селяне лишь истово крестились, а то и грозили кулаками вослед "чертовой телеге". Из-под мишленовских покрышек разбегались в разные стороны гуси и свиньи. Встречная телега с сеном, запряженная снулой лошадкой, при приближении "Джипа" лихо рванула с дороги. И лошадка внезапно выказала такую прыть, что сено полетело через придорожную канаву вместе с возницей. Дубов, стянув с себя красный кафтан с оторванным в последней потасовке рукавом, размахнулся и швырнул им в здоровенного борова, с недовольным хрюканьем покинувшего придорожную лужу. Баронесса, словно Свобода на баррикадах, размахивала какой-то здоровенной грамотой — видимо, ценным историческим документом. Но когда сей документ вырвался из ее ручек, она даже и не посмотрела ему вослед. А документ, порхая на облаке пыли, плавно крутясь, опустился к ногам некоего старичка, и тот живо подобрал его — видать, на самокрутки. Чаликова радостно обнимала Дубова и в порыве чувств хотела помочь ему вслед за кафтаном снять и остальные одежды. Глядя на них, и майор рванул на груди рубаху.

— Эх, прокачу! — радостно пробасил Селезень, и машина с развеселой компанией, подымая клубы пыли, влетела в сумеречный лес. Солнце опускалось за горизонт. До городища было рукой подать.