Лицо Сары Тауне было болезненно бледным. Перед ней, положив руки на прилавок магазина, стоял лавочник Айра Арнольд. Судебный исполнитель Бак Льюис рассматривал новенькую хрустящую двадцатидолларовую банкноту.
— Пожалуй, ты прав, Айра, — с сомнением в голосе говорил Льюис, — конечно же, это неподписанная банкнота, а значит — незаконная. Но, похоже, миссис Тауне не знала об этом, иначе она бы не пыталась разменять ее.
Айра Арнольд никогда не отличался любезностью.
— Так я ей и поверил, — раздраженно проговорил он. — Люди пускаются на разные хитрости, сами знаете.
Сара Тауне подняла голову — вид у нее был усталый. Она нашла эти деньги в брючном кармане Пайка — неужели он связан с грабителями? Эта мысль испугала ее, хотя она и отказывалась в это поверить.
— За все, что я покупаю, я всегда плачу честно, — твердо заявила она. — И я вам ничего не должна, не так ли?
— Вроде бы ничего! — презрительно фыркнул Арнольд. — Но я знаю таких, как вы! Мотаются по стране да высматривают, чем бы поживиться!
— Если бы мой Пайк был здесь, вы бы так со мной не разговаривали! — вскипела Сара Тауне.
— Айра, надо бы повежливее, — спокойно заметил Льюис. — Никто из нас здесь не родился, и за многие годы тут перебывало множество людей. Это относится и к тебе, Айра. Я ведь знавал твоего отца в Сент-Луисе. Да и тебя тоже. В те дни вы были почти нищие.
Арнольд, разозлившись, метнул на Льюиса яростный взгляд. Льюис повернулся к Саре.
— А где вы взяли эту банкноту, мэм? Только не пугайтесь. Здесь, в Качине, не принято обижать женщин.
Не обращая внимание на презрительное фырканье Айры Арнольда, он повторил свой вопрос:
— Откуда у вас эта банкнота?
— Я нашла ее в старых брюках Пайка! — выпалила Сара. — И откуда бы они ни появились, это честные деньги!
— Послушайте, но ведь на банкноте нет подписи, — ухмыльнулся Арнольд. — Честные деньги! Все знают, что это одна из тех банкнот, что были украдены во время налета на дилижанс.
Бак Льюис взглянул на лавочника с плохо скрытой враждебностью.
Льюис был избран на эту должность при поддержке полдюжины горожан, одним из которых был и Айра Арнольд. Тем не менее ему очень не нравился этот лавочник; но он восхищался выдержкой и мужеством этой женщины с натруженными руками и в поношенной одежде. Она обладала чистой душой, он видел это и оценил ее по достоинству.
— Можно я взгляну на банкноту? — Льюис обернулся на звук этого голоса. Он тут же узнал его и почувствовал облегчение. Авторитет полковника Тредвея был высок, и уж, конечно, он перевесит мнение Айры Арнольда.
Льюис протянул полковнику банкноту. Тредвей взглянул на нее, перевернул.
— Да, она не подписана, — сказал он. — Имеется ли описание банкнот, украденных из дилижанса? Иначе каким же еще образом подобная банкнота появилась в обращении?
— Ну, что я говорил?! — воскликнул Арнольд. — Мужа той женщины сейчас разыскивают. Его и еще этого Камерона — или как там его зовут. Жаль, что их всех не перестреляли!
— Я ничего не знаю об этом, — проговорил Тредвей. — Но эта женщина, конечно же, не сделала ничего дурного. Мне кажется, Льюис, вам следует обратиться в почтовую компанию и выяснить, какие деньги перевозил тот дилижанс. Если там были неподписанные банкноты, что вполне логично, то это может оказаться очень важным ключом. Разумеется, эта женщина ни в чем не виновата. Но если она нашла деньги в брюках мужа, то, без сомнения, наши подозрения верны и ее муж — один из тех бандитов, которых разыскивают.
— Хорошо, проверю, — кивнул Льюис, — и немедленно.
Сара Тауне взглянула на кучку денег, но тотчас отвернулась от прилавка. Что-то здесь было не так! Пайк обещал ей, он не мог… Или все же смог? Нет, она решительно отбросила эту мысль. Пайк умел держать свое слово, и кроме того — он слишком ее любил. И ничто не поколеблет ее веру в него.
Полковник Тредвей выглядел мрачным, но в душе ликовал. Все вышло как нельзя лучше! Никому и в голову не придет, что банкноту подложил он сам. Это был еще один шаг к цели — уничтожению ненавистной троицы Кзссиди — Тейлор — Тауне.
То, что банкноты не подписаны, он обнаружил сразу, как только вскрыл пачку. Но это не смутило его, так как помимо всего прочего он был еще и искусным каллиграфом и при случае мог великолепно подделать любую надпись.
Сара Тауне подошла к повозке и увидела Синди Блэр, которая только что вернулась с прогулки. Сара вкратце рассказала ей о случившемся.
— Но это невозможно! — вспыхнула Синди. — Что-то здесь не так! Они не могли участвовать в этом ограблении, даже если бы и захотели. Я иду к Льюису!
Однако, поразмыслив, она передумала. Не стоило идти к нему — это просто-напросто бесполезно. Надо было иметь на руках доказательства…
— Если у них нет этих денег, — а мы точно знаем, что нет, — то откуда взялась эта банкнота? — размышляла она вслух. — Возможен только один ответ — кто-то подложил ее!
Синди заглянула в повозку.
— Сара, покажи мне, где висели эти брюки.
Сара указала на деревянный крючок, прибитый так, что до него легко было дотянуться, стоя позади повозки. Синди принялась внимательно осматривать землю вокруг. Их следы были видны повсюду, но ничего подозрительного. Склонившись еще ниже, она немного отошла от повозки, и тут ее взгляд уперся в пару сапог. Глянув вверх, она увидела вопрошающие серые глаза на загорелом лице, изрезанном морщинами. Мужчина был в годах, но еще крепкий и сильный, с седыми прокуренными усами.
— Что-нибудь ищете, мэм?
Она замялась, не зная, что ответить. Однако этот пожилой мужчина произвел на нее приятное впечатление.
— Я ищу следы, — ответила она, затем рассказала о происшествии в лавке.
Старик внимательно слушал, временами поглядывая на Сару Тауне.
— Меня зовут Том Бернсайд, — представился он несколько минут спустя. — Я немного разбираюсь в следах. Может, доверите мне эту работу?
И он принялся осматривать землю, медленно продвигаясь концентрическими кругами все дальше от повозки. Вдруг он присел и стал разглядывать какой-то след — довольно четкий отпечаток нового сапога с носком, обращенным к повозке. Часть следа терялась в траве, однако общая картина была Тому ясна.
И действительно: два часа изысканий привели его к камням на берегу небольшой речушки, которая протекала неподалеку от города. Камни не хранили следов, поэтому любой мог прийти и уйти отсюда незамеченным. И все же сомнений быть не могло: кто-то кружил здесь, подкрадываясь к повозке. Этот кто-то, вероятно, и подбросил банкноту. Том решил пойти к Баку Льюису.
На дороге, ведущей к Браши-Кнолл, Тоут Браун неожиданно увидел Хопалонга Кэссиди. Ему не хотелось стрелять в него — Кэссиди был не один; но Браун получил четкие указания, цена на сей раз оказалась выше обычной. Он спустил курок.
Трудно переоценить роль случайностей в цепи событий. В данной ситуации случайностью оказался огромный слепень, прожужжавший над ухом Топпера — конь резко отпрянул в сторону. В следующее мгновение что-то обожгло Хопалонгу ухо и послышался грохот выстрела, усиленный эхом.
Погнав коня галопом под прикрытие деревьев, Хопалонг на скаку приложил руку к уху — рука была в крови. Он, повернувшись к Ригу, проворчал:
— Едва полголовы не снесло…
Оценив ситуацию, все трое затаились, выжидая. Вокруг была тишина.
— Кто же стрелял? Кто-то из Братьев? — спросил наконец Тейлор.
Кэссиди покачал головой.
— Помнишь, Риг, в тебя кто-то целился? Возможно, это тот парень.
— А какое ему до нас дело? — недоумевал Тейлор. — Что-то не пойму я…
— Если мои догадки верны, то он действует по заданию Тредвея. Возможно, тогда он пытался остановить тебя, чтобы ты не докопался, где находится ранчо Пита Мелфорда. А сейчас он охотится за всеми нами. Есть желающие поискать его в зарослях? — Хопалонг, приложив руку к уху, с улыбкой взглянул на друзей. — Вот и мне не хочется. Давайте-ка лучше выбираться отсюда, и поскорее.
Тоут Браун перебрался в другое укрытие. Все-таки он задел Кэссиди. Во всяком случае ранил. Он хорошо это видел. Укрытие надежное, а если они попытаются найти его, то им придется оставить лошадей и взбираться сюда пешком. Он наверняка уложит одного из них, а может, и всех.
Тоут терпеливо ждал, но, похоже, напрасно. Может, они залегли ниже? Теперь он не решался приблизиться к дороге, надо либо ждать, либо уходить. Тоут негромко выругался. Он поднялся на ноги, и тут вдруг у него возникло странное ощущение — он чувствовал, что за ним наблюдают. Положив палец на курок, Тоут осмотрелся, затем стал осторожно спускаться вниз по склону, к тому месту, где была привязана его лошадь.
Внезапно он услышал шуршание в кустах, замер, прислушиваясь… Позади хрустнула ветка. Браун вглядывался в листву деревьев, кустарников, так ничего и не увидел, хотя явно ощущал на себе чей-то взгляд. Переведя дух, он сделал шаг вперед и вдруг почувствовал вокруг себя какое-то движение, невидимое, но ощутимое… Вот тень, промелькнувшая слева, шепот справа, в кустах, позади… Покрывало? Или человек в широком плаще с капюшоном? Там, под деревьями…
Тоут Браун не был суеверен, ему не раз приходилось слышать истории о привидениях, которые якобы бродят в окрестностях Сипапу, но он только посмеивался над этими россказнями. Слышал и рассказы о странных обитателях Вавилонских пастбищ, но не верил ни одному из них. Но сейчас он словно прирос к земле; он в испуге озирался, пытаясь понять, что же вокруг него происходит. И вдруг все стихло; снова наступила та же абсолютная, зловещая тишина.
Браун двинулся вперед, ступая как можно мягче, опасливо озираясь… Может, он сходит с ума? Что же с ним происходит? Приближаясь к тому месту, где он оставил лошадь, Тоут прибавил шагу. Последний выступ скалы и кусты он огибал уже почти бегом. И вдруг остановился, глядя перед собой широко раскрытыми глазами, — лошадь исчезла!
Значит, она выдернула кол, к которому была привязана? Тоут осмотрел землю. Можно проследить… Но следов лошади он не обнаружил. Словно ее и не было вовсе…
Да, это скверное место! Тоут торопливо осматривал соседние кусты, но поиски Оказались безуспешными. Тяжело дыша, он остановился, утирая пот со лба. Ушла! Или это они увели его лошадь? Но кто — они? Что за люди?
Его мучила жажда. Какой же он идиот — оставить флягу в седле! Обдумав сложившуюся ситуацию, Тоут понял, что дальнейшие поиски ни к чему не приведут. Он пойдет в сторону Чимни-Крик. Если повернуться спиной к скале и идти вперед, то выйдешь прямо к реке — она где-то недалеко. Но отправившись в обратный путь, он мысленно представил себе каньон. Он обследовал его по всей протяженности, но нигде не вспомнил места, пригодного для спуска.
Неужели он не найдет такое место?
И тут его осенило. Он пойдет в Сипапу! Как он сразу не додумался? Там должен быть Билл Сакс со своими людьми, и им можно что-нибудь наплести — например, его сбросила лошадь… Так что ничего страшного. И Браун прибавил шагу. До Сипапу было от силы миль пять.
Местность между каньоном Чимни-Крик и пастбищами была покрыта не густыми зарослями, а небольшими рощицами, в основном осиновыми. Браун шел быстро, но вскоре почувствовал усталость. Ружье показалось слишком тяжелым. Он сделал петлю из сыромятного ремня и закинул его за спину. Идти стало легче, но время от времени ремень больно впивался в плечо, поэтому приходилось то и дело поправлять ружье.
Было очень жарко. Во рту пересохло, лицо пылало; Браун шел, огибая рощи, изредка останавливаясь и корректируя курс. Вскоре замедлил шаг, чтобы поберечь силы. Уже сгущались сумерки, когда наконец показались руины. С трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, он ускорил шаг, направляясь прямиком к лагерю Сакса.
Но там царила тишина, и вокруг ни души. Пепел костра уже остыл. Они ушли, ушли!
Но здесь ведь была вода! Здесь должна быть вода! Однако лихорадочные поиски ничего не дали. Колодец, из которого раньше брали воду, был засыпан. Он вышел к каньону и увидел воду — речку, протекавшую по дну пропасти. Но как туда спуститься?.. Ведь скала — почти отвесная…
В каком месте можно было спуститься к реке, Тоут не знал. Как и не знал, в каком направлении идти. И он сделал, как ему казалось, самый правильный выбор — пошел вниз по течению. Тоут больше не вспоминал о лошади. Сейчас главная забота — раздобыть воды.
Он шел, облизывая пересохшие губы, то и дело спотыкаясь. Внезапно пронзила ужасная мысль — ведь он может и не выбраться отсюда живым… Надо передохнуть, надо поберечь силы…
Хопалонг Кэссиди ехал молча, погруженный в свои мысли. Он пришел к выводу, что именно сейчас необходимо поговорить с Братьями. Возможно, они что-то знают, что-то очень для него важное… Он не раз слыхал о том, что недалеко от Браши-Кнолл проходит дорога, которая ведет вверх к пастбищам.
— Знаешь, — неожиданно сказал Пайк, — я очень беспокоюсь за Сару. Может, мне поехать в город? Я хочу убедиться, что с ними все в порядке.
Хопалонг остановился.
— Что ж, поезжай. И вообще мне лучше ехать к Братьям одному. Риг, ты тоже отправляйся в город. Пайку может понадобиться помощь, а мне нет.
— Ты уверен? — спросил Риг. — Мне бы, конечно, хотелось взглянуть на эти пастбища, но я тоже волнуюсь. Неизвестно, что может случиться с женщинами. Ведь они там совсем одни…
— Ладно, увидимся! — кивнул на прощанье Хопалонг. — Оружие применяйте только в крайнем случае. И берегитесь Сакса, это страшный человек.
Расставшись с друзьями, Хопалонг поехал по старой дороге, которой явно давно не пользовались. Он видел на ней лишь следы оленей и прочих животных. Уже начинало темнеть. Время от времени он с любопытством поглядывал на Браши-Кнолл, темную, зловещую, молчаливую.
Вскоре он выехал к развилке. Спешившись, внимательно осмотрел пыльную землю: на ней были видны следы сандалий, ведущие от Браши-Кнолл в сторону пастбищ. Он глянул вверх.
Тропка петляла по крутому склону, уже почти неразличимая во тьме.
— Ну, Топпер, давай попробуем, — прошептал он. — Ты ведь не раз ходил по горам.
Топпер послушно свернул на тропинку. Их окружала абсолютная тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием кожаного седла да мягкой поступью конских копыт по пыльной земле. Длинные сумеречные тени, отбрасываемые деревьями, росшими по обеим сторонам, ложились поперек тропинки. В какой-то момент Хопалонгу показалось, что он заметил какое-то движение в кустарнике, но в тот же миг видение исчезло.
Наконец они добрались до места, откуда тропинка резко уходила вверх. Теперь под копытами Топпера был лишь голый камень, а тропка становилась все круче и круче. Они медленно поднимались в гору. Внизу под ними простирались обширные заросли чапарели и грушевых деревьев — простирались во всех направлениях от подножия Вавилонских пастбищ.
Но вот наконец они поднялись на пастбища. Воздух здесь был прохладный и чистый. Прямо перед ними лежало поросшее травой плато, на котором паслось несколько коров. Животные, словно удивленные их появлением, разом подняли головы.
Хопалонг направился в сторону соснового леса, который виднелся за пастбищем!
На небе зажглись звезды; яркие, огромные, они, казалось, висели над головой. Тропинка углубилась в лес, затем через минуту-другую резко повернула, и перед Хопалонгом предстал человек с фонарем в руке — крупный бородатый мужчина. Он молча пошел впереди Топпера. Выехав из леса, Хопалонг увидел темные поля, а вскоре и огоньки, светившиеся в окнах низких глинобитных хижин. Женский голос выводил какую-то мелодию.
В воздухе пахло сырой землей; на одном из полей он заметил воду, бежавшую по бороздам. Значит, Братья орошали свои поля. Значит, тут имелись источники воды, хотя трудно было в это поверить, глядя с равнины на эти скалистые горы.
Проводник с фонарем остановился у открытой двери. Его окружили несколько мужчин, один из которых подошел к Хопалонгу и сказал:
— Можете слезать.
Хопалонг соскочил на землю, стянул перчатки и засунул их за пояс. В воздухе разносился сладковатый аромат жимолости. Они вошли в дом и оказались в комнате; в дальнем ее конце сидели за столом трое мужчин. А на скамьях вдоль стен сидело еще человек двадцать. Большинство из них — бородатые. На всех были рясы из грубого домотканого полотна.
Мужчина, сидевший во главе стола, был седобород, но еще довольно крепок и силен. Взглянув на Хопалонга, он спросил:
— Зачем ты пришел сюда?
Хопалонг вкратце рассказал обо всем — о цели своего приезда в эти края, о том, как Тоут Браун целился в Тейлора, о том, что Синди Блэр и Тейлор приехали сюда, чтобы предъявить свои права на ранчо. Затем объяснил цель своего визита к ним.
— Я слыхал, вы многое видите, наблюдая за окрестностями, — сказал Хопалонг. — Если вы действительно что-то знаете об ограблении, вы могли бы нам помочь. Кто-нибудь из вас мог бы выступить в суде.
Старейшина отрицательно покачал головой.
— Это невозможно. Мы посвятили себя лучшей жизни и не участвуем в спорах и перепалках тех, кто живет там, внизу. Мы действительно наблюдаем за всем происходящим, но с единственной целью — охранить свою общину. Здесь, — он очертил рукой круг, — у нас есть все, что нужно для жизни. Мы на собственном опыте убедились, что живем сейчас лучше, чем люди на ранчо, внизу. У нас есть овцы, козы, коровы. Мы выращиваем овощи, зерно, фрукты — все, что нам необходимо. У нас есть запасы зерна на случай неурожая. Мы от вас не зависим.
— Но вы же справедливые люди, — заметил Хопалонг, — неужели вы будете спокойно взирать на то, как обворовывают родственницу Пита Медфорда? Ведь она никому не причинила вреда…
— Разумеется, мы знаем, что ранчо «ПМ» принадлежало Мелфорду. Но не знаем, что произошло после смерти Пита Мелфорда. А если бы даже и подозревали о чем-то… преступном, то все равно нас это не касается. Мы живем своей жизнью и вершим свое собственное правосудие.
— Человек, известный в городе под именем полковника Жюстина Тредвея, — продолжал Хопалонг, — появился здесь после разгрома шайки Бена Харди. Сейчас мы знаем, что двое из этой шайки были убиты в чапарели. Бену Харди удалось скрыться. А убил тех двоих Фэн Харлан. И мы установили, что Фэн Харлан и Жюстин Тредвей — один и тот же человек.
Старейшина резко вскинул голову, и по комнате прокатился сдержанный гул. Трое, сидевшие за столом, склонив друг к другу головы, о чем-то вполголоса совещались. Остальные шепотом переговаривались.
— Объясни, пожалуйста, на чем основываются твои подозрения? — спросил наконец седобородый.
Хопалонг повторил часть своего рассказа, добавив при этом то, что ему удалось узнать от Пайка и Бернсайда. Настроение Братьев явно изменилось. Они попросили подробнее рассказать о хижине в зарослях, где Хопалонг обнаружил скелеты бандитов, а также обо всем, связанном с «Бокс Т». Они расспрашивали о Саксе и Тредвее, заинтересовались личностью Тоута Брауна.
Наконец Хопалонг поднялся, собираясь уходить. Наклонившись над столом, старейшина сказал:
— Мы можем помочь тебе. Мы пришлем человека, который подтвердит, что ранчо «ПМ» принадлежало Питу Мелфорду. Но большего не проси.
Опять появился человек с фонарем, который проводил Хопалонга до самого низа.
— Меня просили передать вам, — сказал проводник на прощанье, — чтобы вы никому не рассказывали о том, что видели. Мы не любим гостей.
Отъехав на несколько миль от тропинки, Хопалонг остановился передохнуть. Он был сильно озадачен — почему Братья так заинтересовались Тредвеем? В своих расспросах они неизменно возвращались к этому человеку.
Несколько раз за ночь он просыпался и каждый раз видел огни на Браши-Кнолл — огни, которые могли быть только сигналами… Но кому?
Эвенас наблюдал, как последний из гостей поднимается в свой номер. Он уже принял решение — дальше откладывать нельзя. Когда-то он заявил Хопалонгу, что непременно разбогатеет, и притом в самое ближайшее время. Это время пришло.
Оглядевшись, Эвенас опустился на колени возле тайника, однако медлил. Нет, не стоит… А впрочем… Он снял зеленое защитное стекло и положил его на стол позади прилавка; затем вынул из ящика двухствольный крупнокалиберный револьвер и опустил его в карман пальто.
Эвенас вышел на улицу и, обогнув гостиницу, направился к конюшне. Едва он вскочил на лошадь, как его охватили сомнения. Полковник обладает железной волей, и доказательство тому — вся его жизнь; кто ему не подчинится, того ждут большие неприятности. Но неужели Тредвей решится? Ведь сейчас здесь Кэссиди и Синди Блэр. Эвенас прекрасно понимал, что полковник куда лучше его владеет оружием, поэтому пошел на хитрость. В вестибюле гостиницы он подобрал старую Газету, свернул ее трубочкой и проделал в нужном месте отверстие для пальца. Развернув газету, он вложил в нее револьвер и снова свернул. Теперь он спокойно мог нести этот вполне невинный газетный сверток, держа при этом палец на спусковом крючке.
Но несмотря на тщательные приготовления, уверенность начала покидать его. Эвенас вспоминал лицо полковника — волевой подбородок, холодные глаза… Сам же он далеко не смельчак — на этот счет он не питал иллюзий.
Дорога в этот час была пустынной; он не встретил ни одной живой души.
Вот появились огни «Бокс Т»; приглядываясь к ним, Эвенас придерживал одной рукой шляпу. В бараке, где жили работники, тоже горел свет. А он-то надеялся, что работников на ранчо не будет. Из амбара вышел человек, вскочил на лошадь и умчался прочь. Облизывая пересохшие губы, Эвенас смотрел на освещенные окна. Наконец-то пришел долгожданный миг. Он ждал его больше года. А после — привольная жизнь! Ко ему понадобится все его мужество, чтобы встретиться с Тредвеем лицом к лицу. Стиснув зубы, Эвенас двинулся вперед, сжимая правой рукой револьвер в газете и держа палец на спусковом крючке. Он дал себе слово, что разбогатеет, и он его сдержит. Направив лошадь вниз, по склону холма, он не сводил глаз с дома. Ему было страшно. Соскочив с лошади, Эвенас привязал ее к перилам, подошел к двери. С минуту постоял, пытаясь унять волнение, и поднял руку — постучать. В освещенном окне он видел Тредвея; тот сидел за столом и что-то писал. Эвенас осторожно подергал ручку двери. Дверь легко поддалась, открылась.
Его сапоги неслышно ступали по великолепному индейскому ковру; Эвенас пересек прихожую, направляясь к кабинету. У двери он остановился, собираясь с духом. Тредвей вздрогнул, поднял голову, ощутив чье-то присутствие.
Дверь открылась, и полковник увидел своего клерка, болезненно бледного, взволнованного.
— Чего тебе? Кто тебя впустил?
— Я… просто вошел. — Эвенас уставился на Тредвея, спокойного и самоуверенного. В душе у Эвенаса вспыхнула ненависть — ненависть к надменному жестокому хозяину. Тредвей — вор и убийца, а какое спокойствие, какая самоуверенность!
Но он нарушит это спокойствие. Теперь он, Эвенас, будет боссом. Эта мысль наполнила его душу торжеством. Он сделал шаг вперед — сверток в правой руке — и произнес:
— Тредвей, мне нужно пять тысяч долларов сейчас и двадцать тысяч к концу недели.
Глаза Тредвея сузились. С того мгновения, как он увидел этого позднего визитера, он задавал себе вопрос: «Что ему надо?» Этот человек — мелкий воришка, и если не следить за ним, то вполне мог стянуть несколько монет из кассы или какую-нибудь мелочевку из номера гостиницы. Но шантаж, угрозы — для этого он слишком мелок. На губах Тредвея заиграла улыбка, ироничная улыбка, так как Тредвей вдруг вспомнил, что, помимо краденых неподписанных банкнотов, у него в доме найдется долларов триста — не более.
Эта улыбка привела Эвенаса в замешательство, вызвав новую вспышку гнева. Он поднял руку с газетным свертком, и Тредвей впервые обратил на него внимание. И тотчас понял, что ему грозит. Понял — и усмехнулся. Эвенас напоминал ему подрастающего котенка, который задирает старого кота.
— Я не шучу! — Злость придала Эвенасу смелости. Он сделал еще несколько шагов вперед. — Мне нужны пять тысяч долларов. И немедленно!
— Но ты забыл сообщить мне, — спокойно произнес Тредвей, не отрывая ледяного взгляда от лица Эвенаса, — что я получу взамен этих пяти тысяч? И почему я должен их тебе дать? Ведь это вымогательство, не так ли?
— Называй как хочешь. — Эвенас ухмыльнулся. — Я знаю, кто ты. Я знаю и про Мелфорда и про «ПМ». Этого будет достаточно для того, чтобы тебя повесили. Меня не интересуют твои дела. Мне нужны деньги.
— Понятно, — усмехнулся Тредвей. Неужели этот придурок вообразил, что у него получится? Но сам факт, что кто-то вздумал шантажировать его, Тредвея… — И что я получу взамен? — Он снова усмехнулся.
Эвенас пожал плечами.
— Я не скажу Льюису то, что знаю. И Хопалонгу Кэссиди не скажу.
При упоминании Кэссиди глаза Тредвея сверкнули.
— Так ты и его знаешь?
— Весь город знает, кто он. Но только я знаю, кто такой Пайк Тауне.
— Пайк Тауне? — Тредвей впервые слышал это имя. На лице его появилось озадаченное выражение.
— Пайк Тауне помогает Кэссиди в зарослях. И еще с ними Риг Тейлор.
— Ты сказал, что знаешь, кто он. Ну и что? Он меня не интересует. — Тредвей не сводил взгляда с Эвенаса. Он решил, что убьет клерка, хотя и не сразу. Ему хотелось, чтобы тот понял все безрассудство своего поступка и пожалел о том, что надумал явиться сюда. А потом его можно пристрелить.
— Не интересует? Так я и поверил, — усмехнулся Эвенас. — Пайк Тауне — это Бен Харди.
— Что? — Глаза Тредвея округлились. — Да ты сошел с ума! Бен Харди был убит… — И тут он понял, что выдал себя. Он откинулся на спинку стула, рука его легла на рукоять кольта в кобуре, висевшей с внутренней стороны стола.
— Нет, его не убили. — Эвенас навалился на стол. — Он жив. Бен Харди жив, и он знает, кто ты. Как ты думаешь, о чем он с тобой хочет потолковать?
Лицо Тредвея оставалось непроницаемым, однако мозг его лихорадочно работал. Неужели и в самом деле Харди? И вдруг сомнения его развеялись. Ну да, конечно, Бен! А с ним шутки плохи… Уж если он вернулся сюда, то не без причины. И он работает с Кэссиди! Что бы это могло значить?
— Живей, полковник! — крикнул Эвенас. — Мне нужны деньги. Улики против тебя я припрятал в надежном месте, они очень пригодятся Кэссиди и Льюису, Не говоря уже о Харди.
Теперь уже уверенный в успехе своего предприятия, Эвенас все же трусил. Почему он так боится этого человека? Впрочем, чего его бояться? Ведь он припер его к стенке…
— Ладно, — кивнул Тредвей. — Но пяти тысяч у меня здесь нет. Ты разве не допускаешь такого?
Эвенас действительно об этом не подумал. И сейчас ругал себя последними словами — свалять такого дурака! Он был уверен, что, когда приедет к Тредвею, ему никто не помешает. Но что у Тредвея не окажется денег…
— Мне надо съездить в город за деньгами, — невозмутимо продолжал Тредвей. — Пять тысяч — немалая сумма. Я обычно держу при себе не более пятисот долларов.
Эвенасу меньше всего хотелось ехать в город, в сопровождении этого человека. Тредвей может улизнуть от него в темноте. А если это произойдет, то одному Богу известно, чего потом от него ждать. Нет, не такой уж он, Эвенас, дурак!
— Ладно, давай те пятьсот, что есть, и чек на остальную сумму. А в банке скажешь, что я делаю для тебя покупки. Да напиши на мое имя доверенность, чтобы не возникло заминки.
— Хорошо, — согласился Тредвей. Он стал медленно подниматься, опираясь рукой о стол. Выпрямившись во весь рост, он неожиданно схватил керосиновую лампу и бросил ее в Эвенаса. Ударившись об угол книжной полки, лампа разбилась, залив руки и одежду Эвенаса керосином: осколки попали ему в лицо. Выронив сверток с револьвером, клерк отпрянул, яростно протирая глаза. Одежда его вспыхнула. Он отчаянно закричал. Тем временем Тредвей зашел Эвенасу за спину и ударил его по голове рукояткой револьвера. Клерк упал. Тредвей схватил со стула индейский коврик и погасил огонь. Затем сходил в соседнюю комнату за другой лампой и поставил ее на стол. Положив револьвер в свой карман, Тредвей обыскал карманы Эвенаса. Потом схватил его за ворот и выволок из дома.
Когда Тредвей оседлал лошадь и вернулся к крыльцу, Эвенас зашевелился. Тредвей ткнул его сапогом под ребра.
— Ты, идиот слюнявый! — проговорил он презрительно. — Додумался — шантажировать меня…
Эвенас застонал, с трудом поднимаясь на ноги. Тредвей встряхнул его за шиворот.
— Садись на лошадь, придурок! — приказал он. — Поторапливайся!
— Я не могу, — со слезами на глазах простонал Эвенас. — Руки… и лицо… Мне нужен доктор.
Тредвей подтолкнул его.
— Садись в седло или пристрелю! Мне нужны эти бумаги. Немедленно! Не будет тебе никакого врача, пока не отдашь бумаги!
Полуослепший Эвенас вскарабкался в седло. Лицо его горело, словно обожженное раскаленным железом. О деньгах он уже думать забыл. Только бы скорей унять эту адскую боль!