Хороший парень

Глава первая
«ШУМИМ, БРАТЦЫ, ШУМИМ»

Если говорить начистоту, Яшка невзлюбил Надю с первого взгляда.

Кажется, она появилась не то в понедельник, не то во вторник в первой половине дня, когда все машины были в разгоне. Кроме Яшки, Глеба Бояркова и маленького вихрастого Саньки Чижова, прозванного Чижиком, в гараже тогда никого не было.

Боярков и Чижик, сидя друг против друга за столом, в ожидании вызова листали от нечего делать прошлогодние иллюстрированные журналы, а Яшка, как обычно, дремал в широком потёртом кресле.

У этого дерматинового кресла была своя история.

Когда-то оно знавало и лучшие времена — в нём сиживал сам директор завода Павел Савельевич Дынник. Но потом директорский кабинет обставили мебелью посолиднее, и Яшка, пользовавшийся расположением Дынника, с его молчаливого согласия перетащил отслужившее директору кресло в гараж. Яшка любил жить с комфортом.

Вот и сейчас, развалившись в кресле, Яшка от безделья и зноя совсем размяк.

Стояла невыносимая июльская жара, и, хотя распахнутые настежь ворота гаража не закрывались ни днём, ни ночью, там приторно пахло перегретой резиной, бензином и маслом.

Ну и жарища! У Яшки не было сил бороться с ленью. Он клевал носом и поминутно вздрагивал, борясь со сном. Кое-как ему удалось сосредоточиться и восстановить в памяти все перипетии последнего футбольного матча, который заводская команда выиграла с минимальным счётом: один — ноль. А потом матч был бесцветным. Яшка, подавив вздох, постарался думать о сидящих за его спиной Бояркове и Чижике.

Над Чижиком Яшка обычно подтрунивал не без удовольствия.

Да, Чижик Интересно, сколько ему лет? Шестнадцать, семнадцать? В его возрасте Яшка уже крепко стоял на ногах. А Чижик ещё совсем птенец, работает без году неделю. Ему бы за партой сидеть, а он тоже подался в шофёры. Должно быть, не без причин.

Яшка был немногим старше Чижика, но смотрел на него свысока. Он давно замечал, что Чижик старается ему во всём подражать и, по совести, Яшке это было даже приятно. Однако на людях он делал вид, будто Чижик ему надоел хуже горькой редьки. Не раз он говорил Чижику: «И чего ты за мной увязался?

Нечего тебе ходить за мной по пятам. Ведь я тебя ничему путному не научу». А тот только смущался и помалкивал.

Чижик. Чижик-пыжик Повторяя па все лады его прозвище, Яшка хитрил. Он просто пытался отвлечься от своих докучливых мыслей. К каким только уловкам он ни прибегал, чтобы отогнать эти мысли. Но всё тщетно.

И почему это, скажите па милость, у человека нет ни минуты покоя?

Теперь, когда всё было уже позади, Яшка н сам не понимал, зачем ему понадобилось заварить такую кашу. Всё это время он возил директора завода. Был с Дынником, можно сказать, чуть ли не запанибрата и мог делать всё. что хотел. Не жизнь, а сказка. О другом и мечтать не надо было. Недаром все ему, Яшке, завидовали. И вдруг он подаёт заявление, чтобы его перевели на старую полуторку. Даже не па трёхтонку, а на полуторку! Спрашивается, почему? С какой стати? А кто его знает!.. Просто ему надоело возить директора, и баста.

Яшка даже себе не хотел признаться, что это решение возникло у него после того, как он совершенно случайно узнал, что за глаза его на заводе пренебрежительно называют «кучером».

С этого всё и началось.

Чтоб над ним смеялись? Этому не бывать! Кучером он, Яшка, никогда не был. И не будет. Пусть не думают, что он работает на «Победе» исключительно из-за каких-то там благ. Лично ему на все эти привилегии наплевать.

А Дынник, как и следовало ожидать, отказался принять от него заявление о переводе. Директор, ясное дело, привык к Яшке и не хотел его отпустить. Зачем, спрашивается, ему искать другого шофёра, если Яшка его вполне устраивает?

И всё же директору пришлось уступить. Он, Яшка, упёрся и сумел настоять на своём. Добился, что директор в конце концов подписал приказ. Ведь у Яшки тогда и в мыслях не было, что через день, когда этот приказ вывесят возле проходной для всеобщего обозрения, он пожалеет о своём опрометчивом поступке.

Впрочем, что сделано, то сделано; прошлого не вернёшь. Полуторка, само собой, не «Победа», но и на ней Яшка не пропадёт. Есть и у полуторки свои достоинства. По крайней мере, не придётся работать без выходных. Открутил свои восемь часов — и будьте здоровы. А это, если призадуматься, тоже что-нибудь да значит Яшка старался уверить себя, что поступил правильно. Он и без директорских милостей проживёт. А если он и интересуется теперь, кто же будет возить директора, так только, как говорится, из «здорового любопытства». Вообще же ему, Яшке, всё равно.

Так он убеждал себя. Но ему было далеко не безразлично, кого назначат шофёром на директорскую машину. Яшкино равнодушие было напускным; о своём преемнике он без досады и ревности думать не мог.

Притворно зевнув, он откинулся на спинку кресла, затем извлёк из кармана открытую пачку «Беломора» и небрежным щелчком выбил из неё папиросу. Закурил, вытянул ноги в щегольских хромовых сапожках.

«Пожалуй, можно ещё малость посидеть в холодке, — сказал он себе. — До обеденного перерыва минут сорок, не меньше».

Яшка давно взял себе за правило всё делать красиво, с шиком. Поэтому, лениво попыхивая папиросой, он с почти артистической небрежностью смотрел, щурясь, сквозь дым.

Заводской двор был залит нестерпимо ярким светом. Над ним провисало низкое белесоватое небо, стиснутое закопчёнными брандмауэрами цехов. В воздухе было парко, как перед грозой.

Обычно двор, поросший кое-где жухлой травой, был пуст. Его недавно привели в порядок — вывезли ржавый утиль, залили дорожки асфальтом, и лишь в самом конце двора мирно лежала на боку, зияя чёрными дырами дымогарных труб, красная слоновья туша парового котла.

Но вот мимо ворот гаража прошли, волоча за собой лист железа, сутулые хлопцы в выцветших майках, с виду — котельщики, а потом, когда эти хлопцы скрылись из глаз, возле парового котла появилась какая-то девушка в простеньком голубом платье.

С минуту, словно привыкая к солнечному свету, девушка была неподвижна. Затем она приложила ладонь к глазам, осмотрелась и решительными шагами направилась к гаражу.

У Яшки почему-то ёкнуло сердце.

Пожалуй, для беспокойства у него не могло быть оснований. Он впервые видел эту девушку и не знал, кто она такая. Но предчувствие Что поделаешь, если у тебя появляется вдруг такое чувство, будто эта девушка появилась неспроста? Что ей нужно в гараже? Уж не её ли собираются посадить на «Победу»? Этого ещё недоставало! Нашли подходящую замену, нечего сказать Ему стало обидно. Ему уже казалось, что никакого заявления о переводе на полуторку он директору не подавал и что это Дынник сам решил от него отделаться.

Что ж, пусть Директор есть директор. Но он, Яшка, этого ему не простит.

И Яшка сильнее заёрзал в кресле, продолжая глазами следить за девушкой, которая шла по двору. Вот она приближается. Входит в гараж. Спокойно, будничным голосом спрашивает, где кабинет начальника транспортного цеха Теперь никаких сомнений быть не могло.

— Я ищу товарища Касаткина.

— Ах, Касаткина — медленно произнёс Яшка, стараясь выиграть время. — Касаткин Действительно, есть такой. Только он числится у нас завгаром.

Продолжая щуриться, Яшка повернулся к девушке. «Посмотрим, что ты за птичка, — подумал он затаивая дыхание. — Посмотрим»

— Это не имеет значения, как он — Не имеет значения? Вы в этом уверены? — Яшка осклабился. — Начальник цеха и завгар — это не одно и то же. Надо, барышня, понимать. у вас числится, — сказала девушка, теряя терпение. — Мне нужен товарищ Касаткин.

Разумеется, Яшка умышленно назвал девушку барышней. Он глубоко, с деланным сожалением — и живут же, дескать, такие непонятливые на свете! — вздохнул и, чувствуя, что Боярков и Чижик, отложив журналы, за ним наблюдают, решил их позабавить. Пусть видят, как он ловко дурачит эту барышню.

Яшка готовился дать решительное сражение и выплюнул окурок. Но девушка не смутилась.

— Поднимите окурок, — сказала она с презрением. — Кстати, вы не на бульваре с барышнями, а в гараже.

И отвернулась.

Всем своим видом она как бы давала понять, что не намерена терять время попусту, и Яшке, который собирался заявить, что здесь действительно гараж, а не вагон для некурящих, пришлось промолчать. А тут ещё, откуда ни возьмись, перед ним вырос лысый зав-гар Касаткин, которого Яшка терпеть не мог, и, поговорив о чём-то с девушкой, крикнул Яшке, чтобы он подготовил машину «21-05» к сдаче.

— А чего её готовить-то? — спросил Яшка. — Вот она стоит. Телега как телега. Все четыре колеса — Нет, так у нас не пойдёт, — сказал Касаткин. — Надо составить актик. По всей форме — Ладно, — неохотно согласился Яшка. — Составим. Только, — он взглянул на часы, — после обеда. Успеется. Не горит.

И он, не глядя на Касаткина, подчёркнуто медленно поднялся с кресла.

Дескать, вопрос ясен и обсуждению не подлежит.

Его движения были намеренно ленивы: одёрнул гимнастёрку, подтянул голенища и, скользнув взглядом по лицу Чижика, который подался вперёд, чтобы хоть сейчас последовать за Яшкой в огонь и воду, отвернулся от него к Бояркову и позвал:

— Глеб! Слушай, как насчёт того, чтобы пойти в столовую подзаправиться? Не возражаешь? Тогда давай собирайся.

Когда кого-нибудь из заводских шофёров спрашивали о Бояркове, они, пожимая плечами, отвечали: «Мрачный тип».

Так его называли не только потому, что он всё делал медленно, нехотя и имел привычку низко надвигать кепочку на свои угрюмые, навыкате, бесцветные глаза, но главным образом потому, что Глеб Боярков был убеждённый «левак», «калымщик», открыто промышлявший на пригородных шоссе и не брезгавший даже тем, чтобы торговать из-под полы горючим и запасными частями. Ну, а это, даже по мнению тех шофёров, которые не отличались святостью и при случае сами были не прочь заработать мимоходом лишнюю пятёрку, всё-таки было уже самым последним делом.

Хмурый, с низким лбом и сросшимися на переносье бровями, Боярков вразвалочку последовал за Яшкой, подметая своим широченным клёшем асфальт.

Теперь, когда он вышагивал рядом с Яшкой, ещё сильнее бросалась в глаза его необыкновенная худоба. Боярков был высок и сутул. Его впалую грудь обтягивала синяя фланелевка с замками-молниями на многочисленных карманах, в которой, сколько Яшка помнил его, Глеб расхаживал и зимой и летом. Он не помышлял даже о том, чтобы купить себе приличный костюм, хотя у него постоянно водились деньжата.

Одним словом, Боярков был полной противоположностью весельчаку и щёголю Яшке. У них ничего не было общего, и они не дружили. Но не всё ли равно, кому излить душу? Всё-таки Боярков был шофёр и мог Яшку понять, тогда как Чижика Яшка шофёром ещё не считал. К тому же уйти из гаража вместе с Боярковым значило, по мнению Яшки, показать свою независимость и этой барышне и Касаткину. Пусть завгар не воображает, что если Яшка перестал возить директора, то им теперь можно уже помыкать.

К заводской столовой дорога вела мимо эллинга, на котором лежали развороченные пароходы и баржи.

Войдя в столовую, Яшка осмотрелся. Во всю длину двухсветного зала в пять рядов стояли покрытые клеёнкой квадратные столики, напоминавшие клетки шахматной доски. Между ними кое-где виднелись пыльно-серые пальмы в тяжёлых дубовых кадках* Как обычно, столовая полнилась низким гулом. Пробегали официантки в белых кружевных наколках и с деревянными подносами в руках. Сегодня большим спросом пользовались окрошка и зелёный борщ.

Отыскав свободный столик, Яшка по-приятельски кивнул хорошенькой официантке и повернулся к Глебу:

— Присаживайся.

Вскоре официантка принесла бутылку пива и хлеб, и Боярков, выбрав горбушку, поспешил намазать её горчицей. Он был слишком нетерпелив, чтобы спокойно ждать первого, тогда как Яшка в ожидании борща весело переговаривался с ребятами, сидевшими за соседним столиком, то и дело произнося свою любимую поговорку:

«Шумим, братцы, шумим».

За обедом Яшка говорил не умолкая. Ничего, спешить некуда. А что касается этой девушки, которая явилась с чемоданчиком и в шёлковом платье, то она Не успела оформиться на работу, а уже заводит свои порядки! «Поднимите окурок»!

Боярков, наверное, слышал? Вот до чего они дожили: этак гараж скоро превратится в комнату матери и ребёнка или даже в «каплю молока».

— Ты со мной согласен? — спросил Яшка.

Боярков, не отличавшийся многословием, ответил:

— Угу — Ничего, мы ей обломаем крылышки, — пообещал Яшка. — Видали мы таких! Как думаешь, Глеб, она приезжая? До сих пор я её нигде не встречал. Да, кто-то нам удружил На мгновение Глеб оживился.

— А она, между прочим, того н-ничего — выдавил он из себя.

— Кто? — не понял Яшка, занятый собственными мыслями.

— Эта деваха — Нет, она не в моём вкусе, — сказал Яшка. — Не люблю таких. Гонору много. И вообще ей, по-моему, сухофруктов не хватает; этой как её изюминки, что ли. Самая обыкновенная барышня, да И нечего ей совать кирпатый носик не в свои дела.

Боярков не возражал. Он медленно жевал и прислушивался к Яшкиным словам, стараясь уловить их смысл, и одновременно думал о том, что сегодня же — это как пить дать — пригласит эту деваху на танцы. Он был уверен, что всё произойдёт именно так, как он задумал. Осечки быть не может. Он — это все знают — парень при деньгах, а какая деваха, скажите на милость, откажется культурно провести время? И, отвечая своим мыслям, Боярков не удержался, неожиданно для себя вслух произнёс:

— Блеск!

Прошло по крайней мере часа полтора, прежде чем Яшка решил, что может, не роняя своего авторитета в глазах Касаткина, вернуться в гараж. Дерматиновое кресло стояло на прежнем месте, ожидая хозяина, но Яшка даже не взглянул на него, а прошёл к конторке, отгороженной фанерой и стеклом, за которым виднелась сплющенная с боков лысая голова завгара Касаткина. Чижика в гараже уже не было.

Когда Яшка появился, завгар обедал всухомятку. Перед ним на газете лежали чёрствые бутерброды и малосольный огурец. Он искоса посмотрел на Яшку, ковырявшего спичкой в зубах, и отодвинул от себя еду.

Яшка уселся на свободный стул и пожелал Касаткину приятного аппетита.

— М-да, длинный у тебя перерыв, — сказал Касаткин, морщась на каждом слове.

— Что вы!.. — Яшка изобразил удивление. — Я так торопился, что пиво оставил.

Почти целую бутылку.

— Так-таки и оставил? — с сомнением спросил Касаткин, невольно сожалея об этой бутылке. — В общем, ты, Яшка, эти свои штучки брось. По-дружески советую. М-да А теперь идём к машине.

Светло-серая «Победа» холодно посверкивала никелем в дальнем полутёмном углу гаража. Это была обычная серийная машина. И всё-таки Яшка мог бы её узнать среди сотни да что там сотни — среди тысячи других автомашин. Ведь это была его, Яшкина, «Победа», хотя и считалось, что она принадлежит заводу и закреплена за директором. Раньше, зная Яшкин характер, никто из шофёров не решался даже близко к ней подойти. А теперь без Яшкиного разрешения в этой машине копалась, присвечивая себе электрической лампочкой, какая-то девушка, надевшая поверх шёлкового платья чистенький комбинезон. Что она может, понимать в моторах? Разве она способна оценить такую классную машину?

Яшка остановился в двух шагах от «Победы» и враждебно смотрел на девушку, которую Касаткин назвал Надей.

«И чего она там копается, чего ищет? — думал он, наблюдая за тем, как девушка возится с инструментом. — А Касаткин силён, ничего не скажешь. Уже называет её по имени. Кстати, не он ли её устроил на завод? Очень даже возможно. Наверняка порекомендовал её директору. Только зачем Касаткин засучил рукава? Как будто завгар не знает, что ещё не родился человек, который обнаружит в Яшкиной машине хоть какую-нибудь неисправность. Уж на что автоинспектора народ дошлый, но и те ни разу не могли к Яшке придраться. Так что напрасно старается Касаткин вместе с этой барышней».

Процедура осмотра при таких темпах грозила затянуться до самого вечера. По вполне понятным причинам Яшке эта перспектива не улыбалась. Равнодушно смотреть, как кто-то калечит его машину? Ну нет! Его нервы были напряжены до предела. Яшка выпрямился и, решив, что пора кончать, спросил, обращаясь куда-то в пространство между Касаткиным и Надей:

— Ну как, ко мне претензии будут?

Он увидел, что девушка отложила гаечный ключ и вытерла руки паклей. Отвечая не столько Яшке, сколько на вопрошающий взгляд Касаткина, она сказала:

— Машина содержалась в относительном порядке.

Только в относительном? Яшке захотелось выругаться. Скрипнув зубами, он с улыбочкой спросил:

— А маленькие претензии, значит, всё-таки есть?

— Конечно. — Она была спокойна и выдержала его взгляд. — Придётся отрегулировать сцепление.

— Это почему же, если не секрет?

— И, кроме того, — сказала она, не удостоив Яшку ответом, — коренной подшипник коленчатого вала стучит. Хотите послушать?

— С удовольствием.

Она смерила его взглядом с головы до ног и села за руль. Мотор заработал. И тут Яшка неожиданно для себя явственно услышал, как дробно и мелко стучит проклятый подшипник. «Действительно, — подумал Яшка, — и как это я проморгал?»

А девушка, заглушив мотор, высунулась и сказала:

— Впрочем, это не имеет значения. Акт я согласна подписать. Вы, товарищ Касаткин, не возражаете?

Яшкиного согласия она не спрашивала. Оно подразумевалось само собой. Она словно делала ему одолжение. А он Что он мог ответить? Ему не оставалось уже ничего другого, как скрепя сердце пройти вместе с девушкой в конторку к завгару и там, не глядя, размашисто подписать составленный Касаткиным в трёх экземплярах приёмо-передаточный акт.

Сунув в карман один экземпляр акта, Яшка быстро вышел из конторки завгара.

Было два часа пополудни.

Он опустился в кресло и закурил. Никогда ещё время не тянулось так медленно. Всё вокруг, казалось, застыло в плотном тусклом мареве, осевшем на землю, и Яшка, которого доконала жара, то и дело посматривал на часы. Скорее бы кончилась эта пытка!

Наконец, ровно в четыре часа, послышался сиплый гудок. Был он, по-обыкновению, басовит и тревожен. Его низкий, сдавленный звук до тех пор стлался над зданиями цехов, пока оттуда не повалил народ. И сразу весь двор перед гаражом зарябил промасленными спецовками, комбинезонами и брезентовыми куртками.

Люди шли к проходной.

Слесари, котельщики, кузнецы, плотники, электросварщики, фрезеровщики, токари Шли через двор медленно, не спеша, усталой походкой людей, выполнивших свой долг. И только ученики ремесленного училища, проходившие на заводе производственную практику, как угорелые гонялись друг за другом по двору: то там, то тут мелькали их фуражки и белые бляхи на форменных поясах.

Прошло ещё минут пятнадцать. Когда в гараж из последнего рейса вернулся Чижик, Яшка поднялся. Можно было идти домой, но он почему-то медлил. Окликнул Чижика:

— Саня, у меня горло пересохло! Принеси воды.

— Сейчас, — с готовностью ответил Чижик, обрадованный тем, что Яшка соизволил обратить на него внимание.

Сорвавшись с места, он метнулся к баллону с газированной водой.

— Благодарствую, — сказал Яшка.

Он взял из рук Чижика холодный, покрытый мелкими пузырьками стакан и сделал несколько глотков. Он чего-то напряжённо ждал, не отдавая себе отчёта в этом.

И тут он увидел Надю. Шла она легко, размахивая чемоданчиком, и было видно, что она удивилась, когда перед нею появился Глеб Боярков.

— Момент

Надя остановилась.

— Мы танцуем? — глядя сверху вниз, спросил Боярков.

— Конечно, — ответила Надя.

— Порядок — Боярков поправил кепочку. — Люблю сговорчивых Ровно в девять.

Встретимся в саду. Вопрос ясен?.. Уполне?..

Боярков говорил отрывисто. Ему нелегко было произнести подряд столько слов.

Но Глеб не интересовал Яшку. Он напряжённо ждал, что ответит Надя.

— Уполне, — подражая Бояркову, произнесла Надя.- — Только с вами, молодой человек, я танцевать не собираюсь. Вопрос ясен?

К явному удовольствию Яшки, Глеб не нашёлся что ответить. Пока он, моргая, старался понять, что случилось, Надя ушла. В последний раз мелькнуло её голубое платье в конце двора.